А.С. Пушкин
      Полное собрание сочинений с критикой
      СТИХОТВОРЕНИЯ 1817
      К КАВЕРИНУ.
      Забудь, любезный мой Каверин, Минутной резвости нескромные стихи.
      Люблю я первый, будь уверен,
      Твои гусарские грехи. Прослыть апостолом Зенонова ученья, Быть может, хорошо - но ни тебе, ни мне.
      Я знаю, что страстей волненья
      И шалости, и заблужденья Пристали наших дней блистательной весне.
      Пускай умно, хотя неосторожно,
      Дурачиться мы станем иногда
      Пока без лишнего стыда
      Дурачиться нам будет можно.
      Всему пора, всему свой миг,
      Вс° чередой идет определенной:
      Смешон и ветреный старик,
      Смешон и юноша степенный. Насытясь жизнию у юных дней в гостях, Простимся навсегда с Веселием шумливым, С Венерой пылкою, и с Вакхом прихотливым,
      Вздохнем об них, как о друзьях, И Старость удивим поклоном молчаливым.
      Теперь в беспечности живи, Люби друзей, храни об них воспоминанье,
      Молись и Кому и Любви,
      Минуту юности лови И черни презирай ревнивое роптанье. Она не ведает, что можно дружно жить С стихами, с картами, с Платоном и с бокалом, Что резвых шалостей под легким покрывалом И ум возвышенный и сердце можно скрыть.
      ЭЛЕГИЯ.
      Опять я ваш, о юные друзья! Туманные сокрылись дни разлуки: И брату вновь простерлись ваши руки, Ваш резвый круг увидел снова я. Вс° те же вы, но сердце уж не то же: Уже не вы ему всего дороже, Уж я не тот... невидимой стезей Ушла пора веселости беспечной, Ушла навек, и жизни скоротечной Луч утренний бледнеет надо мной. Веселие рассталося с душой. Отверженный судьбиною ревнивой, Улыбку, смех, и резвость, и покой Я вс° забыл: печали молчаливой Покров лежит над юною главой... Напрасно вы беседою шутливой И нежностью души красноречивой Мой тяжкой сон хотите перервать, Вс° кончилось, - и резвости счастливой В душе моей изгладилась печать. Чтоб удалить угрюмые страданья, Напрасно вы несете лиру мне; Минувших дней погаснули мечтанья, И умер глас в бесчувственной струне. Перед собой одну печаль я вижу! Мне страшен мир, мне скучен дневный свет; Пойду в леса, в которых жизни нет, Где мертвый мрак - я радость ненавижу; Во мне застыл ее минутный след. Опали вы, листы вчерашней розы! Не доцвели до месячных лучей. Умчались вы, дни радости моей! Умчались вы - невольно льются слезы, И вяну я на темном утре дней.
      О Дружество! предай меня забвенью; В безмолвии покорствую судьбам, Оставь меня сердечному мученью, Оставь меня пустыням и слезам.
      К МОЛОДОЙ ВДОВЕ.
      Лида, друг мой неизменный, Почему сквозь легкой сон Часто, негой утомленный, Слышу я твой тихой стон? Почему, в любви счастливой Видя страшную мечту, Взор недвижный, боязливый Устремляешь в темноту? Почему, когда вкушаю Быстрый обморок любви, Иногда я замечаю Слезы тайные твои? Ты рассеянно внимаешь Речи пламенной моей, Хладно руку пожимаешь, Хладен взор твоих очей... О бесценная подруга! Вечно ль слезы проливать, Вечно ль мертвого супруга Из могилы вызывать? Верь мне: узников могилы Там объемлет вечный сон; Им не мил уж голос милый, Не прискорбен скорби стон; Не для них - весенни розы, Сладость утра, шум пиров, Откровенной дружбы слезы И любовниц робкий зов... Рано друг твой незабвенный Вздохом смерти воздохнул И блаженством упоенный На груди твоей уснул. Спит увенчанный счастливец; Верь любви - невинны мы. Нет, разгневанный ревнивец Не придет из вечной тьмы; Тихой ночью гром не грянет, И завистливая тень Близ любовников не станет, Вызывая спящий день.
      БЕЗВЕРИЕ.
      О вы, которые с язвительным упреком, Считая мрачное безверие пороком, Бежите в ужасе того, кто с первых лет Безумно погасил отрадный сердцу свет; Смирите гордости жестокой исступленье: Имеет он права на ваше снисхожденье, На слезы жалости; внемлите брата стон, Несчастный не злодей, собою страждет он. Кто в мире усладит души его мученья? Увы! он первого лишился утешенья! Взгляните на него - не там, где каждый день Тщеславие на всех наводит ложну тень, Но в тишине семьи, под кровлею родною, В беседе с дружеством иль темною мечтою. Найдите там его, где илистый ручей Проходит медленно среди нагих полей; Где сосен вековых таинственные сени, Шумя, на влажный мох склонили вечны тени. Взгляните - бродит он с увядшею душой, Своей ужасною томимый пустотой, То грусти слезы льет, то слезы сожаленья. Напрасно ищет он унынью развлеченья; Напрасно в пышности свободной простоты Природы перед ним открыты красоты; Напрасно вкруг себя печальный взор он водит: Ум ищет божества, а сердце не находит.
      Настигнет ли его глухих Судеб удар, Отъемлется ли вдруг минутный счастья дар, В любви ли, в дружестве обнимет он измену И их почувствует обманчивую цену: Лишенный всех опор отпадший веры сын Уж видит с ужасом, что в свете он один, И мощная рука к нему с дарами мира Не простирается из-за пределов мира...
      Несчастия, Страстей и Немощей сыны, Мы все на страшный гроб родясь осуждены. Всечасно бренных уз готово разрушенье; Наш век - неверный день, всечасное волненье. Когда, холодной тьмой объемля грозно нас, Завесу вечности колеблет смертный час, Ужасно чувствовать слезы последней Муку И с миром начинать безвестную разлуку! Тогда, беседуя с отвязанной душой, О Вера, ты стоишь у двери гробовой, Ты ночь могильную ей тихо освещаешь, И ободренную с Надеждой отпускаешь... Но, други! пережить ужаснее друзей! Лишь Вера в тишине отрадою своей Живит унывший дух и сердца ожиданье. "Настанет! - говорит,- назначено свиданье!"
      А он (слепой мудрец!), при гробе стонет он, С усладой бытия несчастный разлучен, Надежды сладкого не внемлет он привета, Подходит к гробу он, взывает... нет ответа!
      Видали ль вы его в безмолвных тех местах, Где кровных и друзей священный тлеет прах? Видали ль вы его над хладною могилой, Где нежной Делии таится пепел милый? К почившим позванный вечерней тишиной, К кресту приникнул он бесчувственной главой Стенанья изредка глухие раздаются, Он плачет - но не те потоки слез лиются, Которы сладостны для страждущих очей И сердцу дороги свободою своей; Но слез отчаянья, но слез ожесточенья. В молчаньи ужаса, в безумстве исступленья Дрожит, и между тем под сенью темных ив, У гроба матери колена преклонив, Там дева юная в печали безмятежной Возводит к небу взор болезненный и нежный, Одна, туманною луной озарена, Как ангел горести является она; Вздыхает медленно, могилу обнимает Вс° тихо вкруг его, а, кажется, внимает. Несчастный на нее в безмолвии глядит, Качает головой, трепещет и бежит, Спешит он далее, но вслед унынье бродит.
      Во храм ли вышнего с толпой он молча входит, Там умножает лишь тоску души своей. При пышном торжестве старинных алтарей, При гласе пастыря, при сладком хоров пенье, Тревожится его безверия мученье. Он бога тайного нигде, нигде не зрит, С померкшею душой святыне предстоит, Холодный ко всему и чуждый к умиленью С досадой тихому внимает он моленью. "Счастливцы! - мыслит он, - почто не можно мне Страстей бунтующих в смиренной тишине, Забыв о разуме и немощном и строгом, С одной лишь верою повергнуться пред богом!"
      Напрасный сердца крик! нет, нет! не суждено Ему блаженство знать! Безверие одно, По жизненной стезе во мраке вождь унылый, Влечет несчастного до хладных врат могилы. И что зовет его в пустыне гробовой Кто ведает? но там лишь видит он покой.
      К ДЕЛЬВИГУ.
      Блажен, кто с юных лет увидел пред собою Извивы темные двухолмной высоты, Кто жизни в тайный путь с невинною душою
      Пустился пленником мечты! Наперснику богов безвестны бури злые, Над ним их промысел, безмолвною порой Его баюкают Камены молодые И с перстом на устах хранят певца покой. Стыдливой Грации внимает он советы И, чувствуя в груди огонь еще младой, Восторженный поет на лире золотой.
      О Дельвиг! счастливы поэты!
      Мой друг, и я певец! и мой смиренный путь В цветах украсила богиня песнопенья,
      И мне в младую боги грудь
      Влияли пламень вдохновенья. В младенчестве моем я чувствовать умел,
      Вс° жизнью вкруг меня дышало,
      Вс° резвый ум обворожало. И первую черту я быстро пролетел.
      С какою тихою красою
      Минуты детства протекли; Хвала, о боги! вам, вы мощною рукою От ярых гроз мирских невинность отвели.
      Но вс° прошло - и скрылись в темну даль
      Свобода, радость, восхищенье;
      Другим и юность наслажденье:
      Она мне мрачная печаль! Так рано зависти увидеть зрак кровавый И низкой клеветы во мгле сокрытый яд.
      Нет, нет! ни счастием, ни славой Не буду ослеплен. Пускай они манят На край погибели любимцев обольщенных.
      Исчез священный жар!
      Забвенью сладких песней дар
      И голос струн одушевленных!
      Во прах и лиру и венец! Пускай не будут знать, что некогда певец, Враждою, завистью на жертву обреченный,
      Погиб на утре лет.
      Как ранний на поляне цвет,
      Косой безвременно сраженный. И тихо проживу в безвестной тишине; Потомство грозное не вспомнит обо мне, И гроб несчастного, в пустыне мрачной, дикой, Забвенья порастет ползущей повиликой!
      СТАНСЫ.
      (ИЗ ВОЛЬТЕРА).
      Ты мне велишь пылать душою: Отдай же мне протекши дни, С моей вечернею зарею Мое ты утро съедини!
      Мой век невидимо проходит, Из круга Смехов и Харит Уж Время скрыться мне велит И за руку меня выводит
      Не даст оно пощады нам. Кто применяться не умеет Своим изменчивым годам, Тот их несчастья лишь имеет.
      Счастливцам резвым, молодым Оставим страсти заблужденья; Живем мы в мире два мгновенья Одно рассудку отдадим.
      Вы, услаждавшие печали Минутной младости моей, Любовь, мечтанья первых дней Ужель навек вы убежали?
      Нам должно дважды умирать: Проститься с сладостным мечтаньем Вот Смерть ужасная страданьем! Что значит после не дышать?
      На пасмурном моем закате, Среди пустынной темноты, Так сожалел я об утрате Обманов милыя мечты.
      Тогда на голос мой унылый Мне Дружба руку подала, Она Любви подобна милой В одной лишь нежности была.
      Я ей принес увядши розы Отрадных юношества дней, И вслед пошел, но лил я слезы Что мог итти вослед лишь ей!
      ПОСЛАНИЕ В. Л. ПУШКИНУ.
      Скажи, парнасский мой отец, Неужто верных муз любовник Не может нежный быть певец И вместе гвардии полковник? Ужели тот, кто иногда Жжет ладан Аполлону даром, За честь не смеет без стыда Жечь порох на войне с гусаром И, если можно, города? Беллона, Муза и Венера, Вот, кажется, святая вера Дней наших всякого певца. Я шлюсь на русского Буфлера И на Дениса храбреца, Но не на Глинку офицера, Довольно плоского певца; Не нужно мне его примера... Ты скажешь: "Перестань, болтун! Будь человек, а не драгун; Парады, караул, ученья Вс° это оды не внушит, А только душу иссушит, И к Марину для награжденья, Быть может, прямо за Коцит Пошлют читать его творенья. Послушай дяди, милый мой: Ступай себе к слепой Фемиде Иль к дипломатике косой! Кропай, мой друг, посланья к Лиде, Оставь военные грехи И в сладостях успокоенья Пиши сенатские решенья И пятистопные стихи; И не с гусарского корнета, Возьми пример с того поэта, С того, которого рука Нарисовала Ермака В снегах незнаемого света, И плен могучего Мегмета, И мужа модного рога, Который, милостию бога, Министр и сладостный певец, Был строгой чести образец, Как образец он будет слога". Вс° так, почтенный дядя мой, Почтен, кто глупости людской Решит запутанные споры; Умен, кто хитрости рукой Переплетает меж собой Дипломатические вздоры И правит нашею судьбой. Смешон, конечно, мирный воин, И эпиграммы самой злой В известных "Святках" он достоин. Но что прелестней и живей Войны, сражений и пожаров, Кровавых и пустых полей, Бивака, рыцарских ударов? И что завидней бранных дней Не слишком мудрых усачей, Но сердцем истинных гусароь Они живут в своих шатрах, Вдали забав и нег и граций, Как жил бессмертный трус Гораций В тибурских сумрачных лесах; Не знают света принужденья, Не ведают, что скука, страх; Дают обеды и сраженья, Поют и рубятся в боях. Счастлив, кто мил и страшен миру; О ком за песни, за дела Гремит правдивая хвала; Кто славил Марса и Темиру И бранную повесил лиру Меж верной сабли и седла. Но вы, враги трудов и славы, Питомцы Феба и забавы, Вы, мирной праздности друзья Шепну вам на-ухо: вы правы, И с вами соглашаюсь я! Бог создал для себя природу, Свой рай и счастие глупцам, Злословие, мужчин и моду, Конечно, для забавы дам, Заботы знатному народу, Дурачество для всех, - а нам Уединенье и свободу!
      ПИСЬМО К ЛИДЕ.
      Лишь благосклонный мрак раскинет Над нами тихой свой покров, И время к полночи придвинет Стрелу медлительных часов, Когда не спит в тиши природы Одна счастливая любовь: Тогда моей темницы вновь Покину я немые своды... Летучих остальных минут Мне слишком тягостна потеря Но скоро Аргусы заснут, Замкам предательным поверя, И я в обители твоей... По скорой поступи моей, По сладострастному молчанью, По смелым, трепетным рукам, По воспаленному дыханью И жарким, ласковым устам Узнай любовника - настали Восторги, радости мои!.. О Лида, если б умирали С блаженства, неги и любви!
      КНЯЗЮ А. М. ГОРЧАКОВУ.
      Встречаюсь я с осьмнадцатой весной. В последний раз, быть может, я с тобой, Задумчиво внимая шум дубравный, Над озером иду рука с рукой. Где вы, лета беспечности недавней? С надеждами во цвете юных лет, Мой милый друг, мы входим в новый свет; Но там удел назначен нам не равный, И розно наш оставим в жизни след. Тебе рукой Фортуны своенравной Указан путь и счастливый, и славный, Моя стезя печальна и темна; И нежная краса тебе дана. И нравиться блестящий дар природы, И быстрый ум, и верный, милый нрав; Ты сотворен для сладостной свободы, Для радости, для славы, для забав. Они пришли, твои златые годы, Огня любви прелестная пора. Спеши любить и, счастливый вчера, Сегодня вновь будь счастлив осторожно; Амур велит: и завтра, если можно, Вновь миртами красавицу венчай... О, скольких слез, предвижу, ты виновник! Измены друг и ветреный любовник, Будь верен всем - пленяйся и пленяй.
      А мой удел... но пасмурным туманом Зачем же мне грядущее скрывать? Увы! нельзя мне вечным жить обманом И счастья тень, забывшись, обнимать. Вся жизнь моя - печальный мрак ненастья Две-три весны, младенцем, может быть, Я счастлив был, не понимая счастья; Они прошли, но можно ль их забыть? Они прошли, и скорбными глазами Смотря на путь, оставленный навек, На краткий путь, усыпанный цветами, Которым я так весело протек, Я слезы лью, я трачу век напрасно, Мучительным желанием горя.
      Твоя заря - заря весны прекрасной; Моя ж, мой друг, - осенняя заря. Я знал любовь, но не знавал надежды, Страдал один, в безмолвии любил. Безумный, сон покинул томны вежды, Но мрачные я грезы не забыл. Душа полна невольной, грустной думой: Мне кажется: на жизненном пиру Один с тоской явлюсь я, гость угрюмый, Явлюсь на час - и одинок умру. И не придет друг сердца незабвенный В последний миг мой томный взор сомкнуть, И не придет на холм уединенный В последний раз с любовию вздохнуть! Ужель моя пройдет пустынно младость? Иль мне чужда счастливая любовь? Ужель умру, не ведая, что радость? Зачем же жизнь дана мне от богов? Чего мне ждать? В рядах забытый воин, Среди толпы затерянный певец, Каких наград я в будущем достоин И счастия какой возьму венец?
      Но что?.. Стыжусь!.. Нет, ропот - униженье. Нет, праведно богов определенье! Ужель лишь мне не ведать ясных дней? Нет! и в слезах сокрыто наслажденье, И в жизни сей мне будет утешенье: Мой скромный дар и счастие друзей.
      В АЛЬБОМ.
      Пройдет любовь, умрут желанья; Разлучит нас холодный свет; Кто вспомнит тайные свиданья, Мечты, восторги прежних лет?.. Позволь в листах воспоминанья Оставить им минутный след.
      В АЛЬБОМ ИЛЛИЧЕВСКОМУ.
      Мой друг! неславный я поэт, Хоть христианин православный. Душа бессмертна, слова нет, Моим стихам удел неравный И песни Музы своенравной, Забавы резвых, юных лет, Погибнут смертию забавной, И нас не тронет здешний свет!
      Ах! ведает мой добрый гений, Что предпочел бы я скорей Бессмертию души моей Бессмертие своих творений.
      Не властны мы в судьбе своей, По крайней мере, нет сомненья, Сей плод небрежный вдохновенья, Без подписи, в твоих руках На скромных дружества листках Уйдет от общего забвенья... Но пусть напрасен будет труд, Твоею дружбой оживленный Мои стихи пускай умрут Глас сердца, чувства неизменны Наверно их переживут!
      ТОВАРИЩАМ.
      Промчались годы заточенья Недолго, мирные друзья, Нам видеть кров уединенья И Царскосельские поля. Разлука ждет нас у порогу, Зовет нас дальний света шум, И каждый смотрит на дорогу С волненьем гордых, юных дум. Иной, под кивер спрятав ум, Уже в воинственном наряде Гусарской саблею махнул В крещенской утренней прохладе Красиво мерзнет на параде, А греться едет в караул; Другой, рожденный быть вельможей, Не честь, а почести любя, У плута знатного в прихожей Покорным плутом зрит себя; Лишь я, судьбе во всем послушный, Счастливой лени верный сын, Душой беспечный, равнодушный, Я тихо задремал один... Равны мне писари, уланы, Равны Законы, кивера, Не рвусь я грудью в капитаны И не ползу в ассесора: Друзья! немного снисхожденья Оставьте красный мне колпак, Пока его за прегрешенья Не променял я на шишак, Пока ленивому возможно, Не опасаясь грозных бед, Еще рукой неосторожной В июле распахнуть жилет.
      НАДПИСЬ НА СТЕНЕ БОЛЬНИЦЫ.
      Вот здесь лежит больной студент; Его судьба неумолима. Несите прочь медикамент: Болезнь любви неизлечима!
      В АЛЬБОМ ПУЩИНУ.
      Взглянув когда-нибудь на тайный сей листок,
      Исписанный когда-то мною, На-время улети в лицейский уголок
      Всесильной, сладостной мечтою. Ты вспомни быстрые минуты первых дней, Неволю мирную, шесть лет соединенья, Печали, радости, мечты души твоей, Размолвки дружества и сладость примиренья...
      Что было и не будет вновь...
      И с тихими тоски слезами
      Ты вспомни первую любовь. Мой друг, она прошла... но с первыми друзьями Не резвою мечтой союз твой заключен; Пред грозным временем, пред грозными судьбами,
      О милый, вечен он!
      КЮХЕЛЬБЕКЕРУ.
      В последний раз, в тиши уединенья,
      Моим стихам внимает наш Пенат!
      Лицейской жизни милый брат,
      Делю с тобой последние мгновенья! Итак, они прошли - лета соединенья; Итак, разорван он - наш братский верный круг!
      Прости!... хранимый тайным небом,
      Не разлучайся, милый друг,
      С фортуной, дружеством и Фебом,
      Узнай любовь - неведомую мне
      Любовь надежд, восторгов, упоенья:
      И дни твои полетом сновиденья
      Да пролетят в счастливой тишине! Прости.... где б ни был я: в огне ли смертной битвы, При мирных ли брегах родимого ручья,
      Святому братству верен я! И пусть.... (услышит ли Судьба мои молитвы?) Пусть будут счастливы все, все твои друзья!
      К ПОРТРЕТУ КАВЕРИНА.
      В нем пунша и войны кипит всегдашний жар, На Марсовых полях он грозный был воитель, Друзьям он верный друг, красавицам мучитель,
      И всюду он гусар.
      К ПИСЬМУ.
      В нем радости мои; когда померкну я, Пускай оно груди бесчувственной коснется:
      Быть может, милые друзья,
      Быть может сердце вновь забьется.
      СНОВИДЕНИЕ.
      Недавно, обольщен прелестным сновиденьем, В венце сияющем, царем я зрел себя;
      Мечталось, я любил тебя
      И сердце билось наслажденьем. Я страсть у ног твоих в восторгах изъяснял. Мечты! ах! отчего вы счастья не продлили? Но боги не всего теперь меня лишили:
      Я только - царство потерял.
      ОНА.
      "Печален ты: признайся, что с тобой". - Люблю, мой друг! - "Но кто ж тебя пленила?" - Она. - "Да кто ж? Глицера ль, Хлоя, Лила?" - О, нет! - "Кому ж ты жертвуешь душой?" - Ах! ей! - "Ты скромен, друг сердечный! Но почему ж ты столько огорчен? И кто виной? Супруг, отец, конечно..." - Не то, мой друг! - "Но что ж?" - Я ей не он.
      СТИХОТВОРЕНИЯ 1817
      Есть в России город Луга Петербургского округа; Хуже не было б сего Городишки на примете, Если б не было на свете Новоржева моего.
      * * *
      Простите, верные дубравы! Прости, беспечный мир полей, И легкокрылые забавы Столь быстро улетевших дней! Прости, Тригорское, где радость Меня встречала столько раз! На то ль узнал я вашу сладость, Чтоб навсегда покинуть вас? От вас беру воспоминанье. А сердце оставляю вам. Быть может (сладкое мечтанье!), Я к вашим возвращусь полям, Приду под липовые своды, На скат тригорского холма, Поклонник дружеской свободы, Веселья, граций и ума.
      * * *
      Орлов с Истоминой в постеле В убогой наготе лежал. Не отличился в жарком деле Непостоянный генерал. Не думав милого обидеть, Взяла Лаиса микроскоп И говорит: "Позволь увидеть, Чем ты меня, мой милый, <- ->".
      К ОГАРЕВОЙ, КОТОРОЙ МИТРОПОЛИТ ПРИСЛАЛ ПЛОДОВ ИЗ СВОЕГО САДУ.
      Митрополит, хвастун бесстыдный, Тебе прислав своих плодов, Хотел уверить нас, как видно, Что сам он бог своих садов.
      Возможно вс° тебе - Харита Улыбкой Дряхлость победит, С ума сведет митрополита И пыл желаний в нем родит.
      И он, твой встретив взор волшебный, Забудет о своем кресте И нежно станет петь молебны Твоей небесной красоте.
      ЭПИГРАММА. <НА КАРАМЗИНА>
      "Послушайте: я сказку вам начну Про Игоря и про его жену, Про Новгород и Царство Золотое, А может быть про Грозного царя..." - И, бабушка, затеяла пустое! Докончи нам "Илью-богатыря".
      ТУРГЕНЕВУ.
      Тургенев, верный покровитель Попов, евреев и скопцов, Но слишком счастливый гонитель И езуитов, и глупцов, И лености моей бесплодной, Всегда беспечной и свободной, Подруги благотворных снов! К чему смеяться надо мною, Когда я слабою рукою На лире с трепетом брожу И лишь изнеженные звуки Любви, сей милой сердцу муки, В струнах незвонких нахожу? Душой предавшись наслажденью, Я сладко, сладко задремал. Один лишь ты с глубокой ленью К трудам охоту сочетал; Один лишь ты, любовник страстный И Соломирской, и креста*, То ночью прыгаешь с прекрасной, То проповедуешь Христа. На свадьбах и в Библейской зале, Среди веселий и забот, Роняешь Лунину на бале, Подъемлешь трепетных сирот; Ленивец милый на Парнассе, Забыв любви своей печаль, С улыбкой дремлешь в Арзамасе И спишь у графа де-Лаваль; Нося мучительное бремя Пустых иль тяжких должностей, Один лишь ты находишь время Смеяться лености моей.
      Не вызывай меня ты боле К навек оставленным трудам. Ни к поэтической неволе, Ни к обработанным стихам. Что нужды, если и с ошибкой И слабо иногда пою? Пускай Нинета лишь улыбкой Любовь беспечную мою Воспламенит и успокоит! А труд и холоден и пуст: Поэма никогда не стоит Улыбки сладострастных уст.
      * Креста, сиречь не Анненского и не Владимирского - а честнаго и животворящаго.
      К ***.
      Не спрашивай, за чем унылой думой Среди забав я часто омрачен, За чем на вс° подъемлю взор угрюмый, За чем не мил мне сладкой жизни сон;
      Не спрашивай, за чем душой остылой Я разлюбил веселую любовь И никого не называю милой Кто раз любил, уж не полюбит вновь;
      Кто счастье знал, уж не узнает счастья. На краткой миг блаженство нам дано: От юности, от нег и сладострастья Останется уныние одно...
      * * *
      Краев чужих неопытный любитель И своего всегдашний обвинитель, Я говорил: в отечестве моем Где верный ум, где гений мы найдем? Где гражданин с душою благородной, Возвышенной и пламенно свободной? Где женщина - не с хладной красотой, Но с пламенной, пленительной, живой? Где разговор найду непринужденный, Блистательный, веселый, просвещенный? С кем можно быть не хладным, не пустым? Отечество почти я ненавидел Но я вчера Галлицыну увидел И примирен с отечеством моим.
      К НЕЙ.
      В печальной праздности я лиру забывал, Воображение в мечтах не разгоралось, С дарами юности мой гений отлетал, И сердце медленно хладело, закрывалось Вас вновь я призывал, о дни моей весны, Вы, пролетевшие под сенью тишины, Дни дружества, любви, надежд и грусти нежной, Когда, поэзии поклонник безмятежный, На лире счастливой я тихо воспевал Волнение любви, уныние разлуки
      И гул дубрав горам передавал
      Мои задумчивые звуки... Напрасно! Я влачил постыдной лени груз, В дремоту хладную невольно погружался, Бежал от радостей, бежал от милых муз И - слезы на глазах - со славою прощался!
      Но вдруг, как молнии стрела,
      Зажглась в увядшем сердце младость,
      Душа проснулась, ожила, Узнала вновь любви надежду, скорбь и радость. Вс° снова расцвело! Я жизнью трепетал;
      Природы вновь восторженный свидетель, Живее чувствовал, свободнее дышал,
      Сильней пленяла добродетель...
      Хвала любви, хвала богам! Вновь лиры сладостной раздался голос юный, И с звонким трепетом воскреснувшие струны
      Несу к твоим ногам!..
      ВОЛЬНОСТЬ. ОДА.
      Беги, сокройся от очей, Цитеры слабая царица! Где ты, где ты, гроза царей. Свободы гордая певица? Приди, сорви с меня венок, Разбей изнеженную лиру... Хочу воспеть Свободу миру, На тронах поразить порок.
      Открой мне благородный след Того возвышенного галла, Кому сама средь славных бед Ты гимны смелые внушала. Питомцы ветреной Судьбы, Тираны мира! трепещите! А вы, мужайтесь и внемлите, Восстаньте, падшие рабы!
      Увы! куда ни брошу взор Везде бичи, везде железы, Законов гибельный позор, Неволи немощные слезы: Везде неправедная Власть В сгущенной мгле предрассуждений Воссела - Рабства грозный Гений И Славы роковая страсть.
      Лишь там над царскою главой Народов не легло страданье, Где крепко с Вольностью святой Законов мощных сочетанье; Где всем простерт их твердый щит, Где сжатый верными руками Граждан над равными главами Их меч без выбора скользит
      И преступленье с высока Сражает праведным размахом; Где не подкупна их рука Ни алчной скупостью, ни страхом. Владыки! вам венец и трон Дает Закон - а не природа; Стоите выше вы народа, Но вечный выше вас Закон.
      И горе, горе племенам, Где дремлет он неосторожно, Где иль народу иль царям Законом властвовать возможно! Тебя в свидетели зову, О мученик ошибок славных, За предков в шуме бурь недавных Сложивший царскую главу.
      Восходит к смерти Людовик В виду безмолвного потомства, Главой развенчанной приник К кровавой плахе Вероломства. Молчит Закон - народ молчит, Падет преступная секира..... И се - злодейская порфира На галлах скованных лежит.
      Самовластительный Злодей! Тебя, твой трон я ненавижу, Твою погибель, смерть детей С жестокой радостию вижу. Читают на твоем челе Печать проклятия народы, Ты ужас мира, стыд природы; Упрек ты богу на земле.
      Когда на мрачную Неву Звезда полуночи сверкает, И беззаботную главу Спокойный сон отягощает, Глядит задумчивый певец На грозно спящий средь тумана Пустынный памятник тирана, Забвенью брошенный дворец
      И слышит Клии страшный глас За сими страшными стенами, Калигуллы последний час Он видит живо пред очами, Он видит - в лентах и звездах, Вином и злобой упоенны Идут убийцы потаенны, На лицах дерзость, в сердце страх.
      Молчит неверный часовой, Опущен молча мост подъемный, Врата отверсты в тьме ночной Рукой предательства наемной.... О стыд! о ужас наших дней! Как звери, вторглись янычары!... Падут бесславные удары... Погиб увенчанный злодей.
      И днесь учитесь, о цари: Ни наказанья, ни награды, Ни кров темниц, ни алтари Не верные для вас ограды. Склонитесь первые главой Под сень надежную Закона, И станут вечной стражей трона Народов вольность и покой.
      * * *
      Не угрожай ленивцу молодому. Безвременной кончины я не жду. В венке любви к приюту гробовому Не думав ни о чем, без робких слез иду.
      Я мало жил, я наслаждался мало... Но иногда цветы веселья рвал
      Я жизни видел лишь начало
      КРИВЦОВУ.
      Не пугай нас, милый друг, Гроба близким новосельем: Право, нам таким бездельем Заниматься недосуг. Пусть остылой жизни чашу Тянет медленно другой; Мы ж утратим юность нашу Вместе с жизнью дорогой; Каждый у своей гробницы Мы присядем на порог: У пафосския царицы Свежий выпросим венок, Лишний миг у верной лени, Круговой нальем сосуд И толпою наши тени К тихой Лете убегут. Смертный миг наш будет светел; И подруги шалунов Соберут их легкой пепел В урны праздные пиров.
      СТИХОТВОРЕНИЯ 1817 - апрель 1820
      ЛИЛЕ.
      Лила, Лила! я страдаю Безотрадною тоской, Я томлюсь, я умираю, Гасну пламенной душой; Но любовь моя напрасна: Ты смеешься надо мной. Смейся, Лила: ты прекрасна И бесчувственной красой.
      ИСТОРИЯ СТИХОТВОРЦА.
      Внимает он привычным ухом
      Свист; Марает он единым духом
      Лист; Потом всему терзает свету
      Слух; Потом печатает - и в Лету
      Бух!
      МАДРИГАЛ М....ОЙ.
      О вы, которые любовью не горели, Взгляните на нее - узнаете любовь. О вы, которые уж сердцем охладели, Взгляните на нее: полюбите вы вновь.
      ИМЯНИНЫ.
      Умножайте шум и радость; Пойте песни в добрый час: Дружба, Грация и Младость Имянинницы у нас. Между тем дитя крылато, Вас приветствуя, друзья, Втайне думает: когда-то Имянинник буду я!
      К. А. Б***.
      Что можем на скоро стихами молвить ей? Мне истина всего дороже. Подумать не успев, скажу: ты всех милей; Подумав, я скажу вс° то же.
      <В АЛЬБОМ СОСНИЦКОЙ.>
      Вы съединять могли с холодностью сердечной Чудесный жар пленительных очей. Кто любит вас, тот очень глуп, конечно; Но кто не любит вас, тот во сто раз глупей.
      < БАКУНИНОЙ. >
      Напрасно воспевать мне ваши имянины При всем усердии послушности моей; Вы не милее в день святой Екатерины За тем, что никогда не льзя быть вас милей.
      <НА АРАКЧЕЕВА>
      Всей России притеснитель, Губернаторов мучитель И Совета он учитель, А царю он - друг и брат. Полон злобы, полон мести, Без ума, без чувств, без чести, Кто ж он? Преданный без лести, Б<- - - -> грошевой солдат.
      <НА КН. А. Н. ГОЛИЦЫНА.>
      Вот Хвостовой покровитель, Вот холопская душа, Просвещения губитель, Покровитель Бантыша! Напирайте, бога ради, На него со всех сторон! Не попробовать ли сзади? Там всего слабее он.
      <НИМФОДОРЕ СЕМЕНОВОЙ.>
      Желал бы быть твоим, Семенова, покровом, Или собачкою постельною твоей,
      Или поручиком Барковым.
      Ах, он поручик! ах, злодей!
      ДОБРЫЙ СОВЕТ.
      Давайте пить и веселиться, Давайте жизнию играть, Пусть чернь слепая суетится, Не нам безумной подражать. Пусть наша ветреная младость Потонет в неге и в вине, Пусть изменяющая радость Нам улыбнется хоть во сне. Когда же юность легким дымом Умчит веселья юных дней, Тогда у старости отымем Вс°, что отымется у ней.