Филлип Пульман
      Скрытный нож
      (= Чудесный нож)
      ОДИН. Кошка и грабовые деревья
      Уилл дёрнул маму за руку и сказал:
      - Идём, ну идём же...
      Но мама попятилась. Она всё ещё была напугана. Уилл внимательно оглядел улицу в вечернем свете, стройный ряд домов, каждый с крохотным садиком и прямоугольной оградой. В их окнах с одной стороны отражалось солнце, другая же сторона была в тени. Времени оставалось немного. Люди как раз сейчас ужинали, и скоро вокруг будут другие дети, наблюдающие, комментирующие и всё замечающие. Ждать было опасно, но всё, что он мог сделать - это, как обычно, убеждать маму.
      - Мам, давай зайдём и навестим миссис Купер, - сказал он. - Смотри, мы уже почти там.
      - Миссис Купер? - спросила она с сомнением.
      Но он уже звонил в дверь. Для этого ему пришлось поставить сумку на землю, потому что другой рукой он всё ещё держал мамину руку. В двенадцать лет его смущало, если его видели держащимся за маму, но он знал, что будет с ней, если он отпустит её руку.
      Дверь открылась, в проёме стояла фигура старой учительницы музыки, как всегда от нее пахло лавандой.
      - Кто это? Уильям? - сказала она. - Я не видела тебя уже больше года. Чего ты хочешь, дорогой?
      - Я очень прошу Вас впустить меня вместе с мамой, - твёрдо сказал он.
      Миссис Купер посмотрела на женщину с немытыми волосами и отсутствующей полуулыбкой, и на несчастного мальчика с горящими яростью глазами, плотно сжатыми губами и выступающей челюстью. А затем она увидела, что миссис Перри, мама Уилла, наложила макияж на один глаз, а на второй - забыла. И, похоже, что ни она, ни Уилл этого не заметили. Что-то было не так.
      - Ну... - сказала она, и отошла в сторону, чтобы освободить место в узкой прихожей.
      Уилл снова внимательно оглядел улицу, прежде чем закрыть дверь, и миссис Купер увидела, как крепко миссис Перри цеплялась за руку сына, и как нежно он ввел её в гостиную, где стояло пианино (разумеется, это была единственная ему знакомая комната); она заметила, что одежда миссис Перри слегка пахнет плесенью, как если бы она слишком долго пролежала в стиральной машине перед сушкой; и как похожи мать и сын, присевшие на диван в свете вечернего солнца, озарившем их лица - широкие скулы, большие глаза, прямые чёрные брови.
      - В чём дело, Уильям? - спросила старая леди. - В чём дело?
      - Мне надо оставить мою маму на несколько дней, - сказал он. - Ей будет трудно одной дома, нет, она не больна. Она просто запуталась, и немного беспокоится. За ней нетрудно будет присматривать. Ей просто нужен кто-то, кто будет к ней добр, и я думаю, что вам бы было не трудно приглядеть за ней.
      Женщина смотрела на своего сына, как если бы не понимала, что он говорит, и миссис Купер увидела ссадину на её щеке. Уилл не отрывал глаз от миссис Купер, и выражение его лица было отчаянным.
      - Это не обременит Вас, - продолжал он, - я принёс несколько пакетов с едой, вполне достаточно, я думаю. Я захватил и на Вашу долю. Она не будет возражать.
      - Но... я не знаю, могу ли я... Ей нужен врач?
      - Нет! Она не больна.
      - Но должен же быть кто-нибудь... Я имею в виду, какой-то знакомый, или какой-то родственник...
      - У нас нет родственников. Только мы. А знакомые слишком заняты.
      - А что насчёт социальных служб? Я не имею в виду, что отказываюсь, дорогой, но...
      - Нет! Нет. Ей всего лишь надо немного помогать. Я не смогу сделать этого некоторое время, но это ненадолго. Я собираюсь... Мне надо кое-что сделать. Но я скоро вернусь, и я снова возьму её домой, я обещаю. Вам не придётся долго за ней приглядывать.
      Мать смотрела на сына с таким доверием, и он обернулся и ободряюще улыбнулся ей с такой любовью, что миссис Купер не смогла отказать.
      - Хорошо, - сказала она, поворачиваясь к миссис Перри, - я уверена, что это ненадолго, на день или два. Вы можете занять комнату моей дочери, дорогая. Она в Австралии. Ей она больше не нужна.
      - Спасибо, - сказал Уилл, и встал, как будто торопился.
      - Но где будешь жить ты? - спросила миссис Купер.
      - Я буду у друга, - сказал он. - Я буду звонить так часто, как только смогу. У меня есть ваш номер. Всё будет в порядке.
      Его мать смотрела на него в замешательстве. Он наклонился и неуклюже поцеловал её.
      - Не волнуйся, - сказал он. - Миссис Купер присмотрит за тобой лучше, чем я, правда. А я позвоню и поговорю с тобой завтра.
      Они крепко обнялись, а затем Уилл ещё раз её поцеловал и нежно отвёл её руки от своей шеи, и подошёл к входной двери. Миссис Купер видела, что он был расстроен, его глаза блестели, но он повернулся, вспомнив о вежливости, и протянул руку.
      - До свидания, - сказал он, - и большое вам спасибо.
      - Уильям, - сказала она, - я хочу, чтобы ты рассказал мне, в чём дело...
      - Это довольно запутанно, - ответил он, - но она не обременит Вас, правда.
      Это было не совсем то, что она имела в виду, и они оба знали это; но каким-то образом Уилл контролировал эту ситуацию, какой бы она ни была. Старая леди подумала, что никогда ещё она не видела такого упрямого ребёнка.
      Он повернулся и ушёл, уже размышляя о пустом доме.
      Уилл жил со своей мамой возле кольца дороги в современном районе, где их дюжины таких же домов, их дом был, безусловно, самым дряхлым. Газон перед домом представлял собой всего лишь клок сорной травы; его мама посадила несколько кустиков в этом году, он они давно засохли без воды. Когда Уилл повернул за угол, их кошка, Мокси, поднялась со своего любимого места под ещё живой гортензией, и потянулась, прежде чем поприветствовать его тихим мяуканьем и ткнуться головой ему в ногу. Он поднял кошку и прошептал:
      - Они возвращались, Мокси? Ты их видела?
      В доме был тихо. В последнем вечернем свете мужчина через дорогу мыл свою машину, но он не обратил никакого внимания на Уилла, и Уилл не посмотрел на него. Чем меньше люди обращают на него внимания, тем лучше. Держа Мокси у груди, он открыл дверь и быстро зашёл внутрь. Затем он очень внимательно прислушался, прежде чем опустить кошку на пол. Прислушиваться было не к чему - дом был пуст.
      Он открыл консервы для Мокси и оставил её поужинать в кухне. Сколько ещё осталось времени до того, как Они вернутся? Он не мог ответить, поэтому лучше было действовать быстро. Он поднялся по лестнице и начал поиски.
      Он искал изношенный кейс для письменных принадлежностей, из зелёной кожи. Даже в самом обычном современном доме существовало удивительно много мест, где можно было спрятать что-то такого размера; для того, чтобы это хорошо спрятать, вовсе не нужны никакие секретные панели и огромные подвалы. Сначала Уилл обыскал мамину комнату, чувствуя стыд оттого, что роется в её нижнем белье, а затем систематически обыскал все остальные комнаты наверху, даже свою собственную. Мокси пришла посмотреть, что он делает, уселась неподалёку, чтобы составить ему компанию, и начала умываться. Он так и не нашёл кейса.
      Стемнело, и он проголодался. Он сделал себе тосты с тушеными бобами и уселся за кухонный стол, размышляя про оптимальный порядок обыска комнат нижнего этажа. Когда он заканчивал еду, зазвонил телефон. Уилл замер на месте, и его сердце заколотилось о ребра. Он сосчитал: двадцать шесть звонков, а затем всё затихло. Он поставил тарелку в раковину и продолжил обыск.
      Четыре часа спустя Уилл всё ещё не нашёл зелёный кожаный кейс. Уже была половина второго, и он устал. Он лёг на свою постель, полностью одетый, и немедленно заснул, и его сны были тревожными: ему снилось лицо его матери несчастное, испуганное, оно было всё время рядом, но почему-то недоступно.
      И, казалось бы, в ту же секунду (хотя на самом деле он проспал почти три часа), он проснулся, и одновременно осознал две вещи. Во-первых, он понял, где сейчас кейс. И, во-вторых, он понял, что на нижнем этаже Они, и Они как раз открыли кухонную дверь. Он убрал Мокси с дороги и тихо шикнул на её сонный протест. Затем он спустил ноги с кровати и надел ботинки, напрягая каждый нерв чтобы лучше слышать звуки снизу. Это были очень тихие звуки: поднятый и переставленный стул, короткий шёпот, скрип половицы.
      Передвигаясь тише, чем Они, он вышел из спальни и прокрался к запасной комнате у самого верха лестницы. Было не совсем темно, и в призрачно-сером предрассветном сумраке он разглядел старую швейную машину. Он обыскивал комнату всего лишь несколько часов назад, но он забыл про шкафчик в боку швейной машины, где хранились все выкройки и нитки.
      Он осторожно нащупал дверцу, всё время прислушиваясь. Они всё ещё ходили внизу, и он заметил тусклый отблеск света на косяке двери, видимо, от карманного фонарика. Затем он нашёл защёлку и открыл её с тихим щелчком, и там, как он и догадался, был зелёный кожаный кейс. Но что он мог сделать теперь? Он скорчился в полумраке, с сильно бьющимся сердцем, прислушиваясь изо всех сил.
      Внизу было двое мужчин. Он услышал, как один из них тихо сказал:
      - Быстрее. Я уже слышу молочника.
      - Но его здесь нет, - ответил второй голос. - Нам придётся посмотреть наверху.
      - Тогда давай. Но не задерживайся.
      Уилл обхватил себя руками, когда услышал тихий скрип ступеньки. Мужчина двигался почти беззвучно, но он не мог знать, что скрипнет именно эта ступенька. Затем была пауза. Очень тонкий луч фонарика скользнул по полу снаружи.
      Уилл увидел это в щель. Затем дверь начала открываться. Уилл подождал, пока силуэт мужчины не обрисовался в дверном проёме, а затем выскочил из темноты и швырнул весь свой вес мужчине в живот.
      Никто из них не заметил кошку.
      Когда мужчина достиг верхней ступеньки, Мокси тихонько вышла из спальни и встала с поднятым хвостом как раз за спиной у мужчины, готовая потереться о его ноги. Мужчина - тренированный, сильный и крепкий - смог бы справиться с Уиллом, но сзади была кошка, и когда он подался назад, он споткнулся об неё. С резким вздохом он скатился по лестнице и сильно ударился головой о столик внизу.
      Уилл услышал тошнотворный треск, но не остановился, чтобы задуматься о его причине.
      Крепко вцепившись в кейс, он перепрыгнул через перила, перелетел через дёргающееся в судорогах тело, приземлился у подножия лестницы, схватил со стола старую сумку, и выскочил через переднюю дверь наружу до того, как второй мужчина успел выйти из гостиной и увидеть, что произошло.
      Даже несмотря на свой страх и необходимость спешить Уилл успел удивиться, почему второй мужчина не кричал ему вслед, и не пытался преследовать. Однако скоро они будут за ним гнаться, со всеми своими машинами и сотовыми телефонами. Единственное, что ему оставалось - это бежать.
      Он увидел молочника, поворачивающего на своей электрической тележке; свет фар, бледный в тусклом свете, что уже заполнял небо. Уилл перепрыгнул через ограду в соседний сад, промчался по дорожке за домом, перескочил через ещё одну ограду, пересёк мокрую лужайку, опять перескочил через ограду, и вбежал в переплетение кустов и деревьев, которое отделяло их дома от главной дороги. Там он забрался под куст и лег, тяжело дыша и дрожа. Ещё было слишком рано выходить на дорогу: надо было подождать немного, пока не начнётся час пик.
      Он не мог выбросить из головы тот треск, с которым голова мужчины врезалась в столик, и то, под каким неправильным углом была изогнута его шея, и жуткое дёрганье его конечностей. Мужчина был мёртв. Он убил его.
      Уилл не мог выбросить это из головы, но он должен был это сделать. Ему было над чем подумать. Например, мама: будет ли она в безопасности там, где он её оставил? Миссис Купер никому не расскажет, ведь так? Даже если Уилл не вернётся, как он обещал? Потому что теперь он не мог вернуться, раз уж он убил кого-то.
      И Мокси. Кто будет кормить Мокси? Будет ли Мокси беспокоиться о том, куда они пропали? Попытается ли она последовать за ними?
      С каждой минутой становилось всё светлее. Уже было достаточно светло, чтобы проверить вещи в сумке: мамин кошелёк, последнее письмо от адвоката, дорожная карта южной Англии, шоколадные батончики, зубная паста, запасные носки и трусы. И зелёный кожаный кейс для бумаг.
      Всё было на месте. Всё шло по плану, правда.
      Если не считать того, что он убил человека.
      Уилл впервые понял, что его мама отличалась от остальных людей, и что ему надо было присматривать за ней, когда ему было семь лет. Они были в универсаме, и они играли в игру: они могли положить покупку в тележку, только если никто на них не смотрел. Работой Уилла было оглядываться вокруг и шептать "Давай!", и мама хватала банку или пакет с полки и тихонько укладывала в тележку. Когда покупки были в тележке, они были в безопасности, потому что становились невидимыми.
      Это была интересная игра, и она продолжалась довольно долго, потому что было утро субботы, и магазин был полон народа, но они хорошо работали вместе. Они доверяли друг другу. Уилл очень любил свою маму и часто говорил ей это, и она говорила ему то же самое.
      Так что, когда они подошли к кассе, Уилл был взволнован и счастлив, потому что они почти выиграли. А затем мама не могла найти кошелёк, и это тоже была часть игры, даже когда она сказала, что, наверное, враги украли его; но к этому времени Уилл уже устал, и был голоден, и мама больше не была довольна. Она была действительно испугана, и они ходили по магазину, ставя всё обратно на место, но теперь они были ещё осторожнее, потому что враги следили за ними через номер кредитной карточки, который они теперь знали, так как у них был мамин кошелёк...
      И Уилл сам пугался всё сильнее и сильнее. Он понял, как умно поступила его мама, сделав эту настоящую опасность частью игры, так, чтобы не испугать его, и теперь, когда он знал правду, он не должен был выглядеть испуганным, чтобы не взволновать её ещё больше. Так что маленький мальчик продолжал делать вид, что это всё ещё игра, так, чтобы маме не пришлось волноваться о том, что он был испуган, и они пошли домой без покупок, но зато в безопасности от врагов; а затем Уилл нашёл мамин кошелёк на столике в прихожей. А в понедельник они пошли в банк, и закрыли её счёт, и открыли новый, в другом банке, просто для уверенности. Так что опасность миновала.
      Но где-то в течение следующих нескольких месяцев Уилл медленно, хотя и нехотя, понял, что эти мамины враги были не вокруг них, а в её голове. Это не делало их менее реальными, или менее опасными и пугающими - это всего лишь означало, что он должен был защищать её ещё осторожней. И с того происшествия в универсаме, когда он впервые понял, что он должен притворяться, чтобы не беспокоить маму, часть его разума всегда была сосредоточена на маме и её волнениях. Он любил её так сильно, что готов был умереть, чтобы защитить её.
      Что же до отца, то он исчез задолго до того, как Уилл мог запомнить его. Уилл страстно интересовался своим отцом, и засыпал маму вопросами, на большинство из которых она не могла ответить.
      - Он был богат?
      - Куда он ушёл?
      - Почему он ушёл?
      - Он умер?
      - Он вернётся?
      - Какой он был?
      Последний вопрос был единственным, на который его мама могла ответить. Джон Перри был красивым мужчиной, храбрым и умным офицером Королевской морской пехоты, который ушёл из армии, чтобы стать исследователем и водить экспедиции в дальние уголки мира. Последнее более всего возбуждало Уилла. Исследователь был самым интересным отцом из всех возможных. После этого во всех его играх был невидимый партнёр: Уилл и его отец вместе прорубались сквозь джунгли, прикрывали глаза ладонями, вглядываясь в штормовое море с палубы их шхуны, держали факелы, пытаясь разобрать непонятные надписи на стенах заполненной летучими мышами пещеры... Они были лучшими друзьями, они спасали друг другу жизнь бессчётное количество раз, они вместе смеялись и разговаривали, сидя ночью у походного костра.
      Но чем старше он становился, тем больше он задумывался. Почему нигде не было фотографий его отца в тех или иных частях света, изучающего руины в джунглях или разъезжающего на арктических санях с бородатыми заснеженными мужчинами? Неужели ничего не сохранилось, никаких трофеев, сувениров и всяких диковинок, которые он наверняка привозил домой? Почему о нём ничего не было написано в книгах?
      Его мама не знала. Но она сказала одну вещь, которая накрепко засела у него в памяти.
      - Однажды, ты последуешь по стопам отца, - сказала она. - Ты тоже будешь великим человеком. Ты примешь его мантию.
      И хотя Уилл не знал, что это означает, он понял смысл этой фразы, и проникся гордостью и предчувствием цели. Все его игры обернутся правдой. Его отец был жив, потерявшийся где-то в глуши, и он спасёт его и примет его мантию... Стоило прожить тяжёлую жизнь, если у тебя была цель вроде этой.
      Так что он держал мамины страхи в тайне. Были времена, когда она была спокойней и разумней, и он позаботился о том, чтобы научиться у неё, как ходить в магазин, и готовить, и убирать в доме, так, чтобы он мог всё это делать, когда она была запутавшаяся и испуганная. И он научился скрываться, оставаясь незаметным в школе, и не привлекать внимания соседей, даже если его мама была настолько плоха и напугана, что еле могла говорить. Чего Уилл боялся больше всего на свете, так это того, что власти могут узнать о ней, и забрать её, и поместить его в какой-то другой дом к незнакомцам. Любые трудности были лучше этого. Потому что были времена, когда мамин разум прояснялся, и она снова была счастлива, и смеялась над своими страхами, и благословляла его за то, что он так хорошо за ней смотрел; и она была так добра, и так любила его, что он не мыслил о лучшем товарище, и не хотел ничего на свете, кроме как всегда жить с нею вместе.
      Но затем пришли эти люди.
      Они не были из полиции, и они не были работниками социальных служб, и они не были преступниками - во всяком случае, насколько Уилл мог судить. Они не сказали ему, чего они хотят, и, несмотря на все его усилия держать их подальше, они говорили только с его мамой. А её состояние было тогда очень неустойчивым.
      Но он подслушал их разговор за дверью, и услышал, как они спросили про его отца, и почувствовал, как учащается его дыхание. Эти люди хотели узнать, куда исчез Джон Перри, и не присылал ли он ей хоть что-нибудь, и когда она в последний раз о нём слышала, и не имел ли он связей с какими-нибудь иностранными посольствами. Уилл слышал, как его мама становилась всё более и более расстроенной, и, в конце концов, он вбежал в комнату и приказал им уйти.
      Он был так зол, что никто из них не засмеялся, хотя он был таким маленьким. Они легко могли ударить его, или просто прижать к полу одной рукой, но он не чувствовал страха и был разъярен до смерти. Так что они ушли.
      Этот эпизод только усилил его убеждённость: его отец в беде, и только он может ему помочь. Его игры больше не были детскими, и он больше не играл открыто. Всё это становилось правдой, и он должен был быть достоин этого. А вскоре Они вернулись, утверждая, что мама Уилла могла им что-то сказать. Они пришли, когда Уилл был в школе, и один из Них отвлекал её разговором внизу, в то время как второй обыскивал спальни. Она не поняла, что Они делали. Но Уилл вернулся рано, и обнаружил их, и опять накинулся на них, и Они опять ушли.
      Они, похоже, знали, что он не пойдёт в полицию, из страха потерять свою маму, и становились всё более и более настойчивыми. В конце концов, Они проникли в дом, когда Уилл вышел, чтобы забрать маму домой из парка. Ей было хуже, чем обычно, и она считала, что должна прикоснуться к каждой планке в каждой скамейке за прудом. Уилл помог ей, чтобы закончить это быстрее. Когда они вернулись домой, то увидели спину одного из Них, когда он исчезал за поворотом, а когда он вошёл внутрь, то обнаружил, что Они были в доме и обыскали большинство ящиков и комодов.
      Он знал, что Они искали. Зелёный кожаный кейс был самой ценной маминой вещью; он даже и не мечтал просмотреть его содержимое, и даже не знал, где он хранится. Но он знал, что в кейсе находились письма, и ещё он знал, что иногда мама их читала и плакала, и после этого она обычно говорила об отце. Так что Уилл предположил, что именно за этим Они и охотились, и он понимал, что должен с этим что-то сделать.
      Он решил сначала найти для мамы безопасное место. Он думал и думал, но у них не было друзей, которых можно было бы попросить, а все соседи уже и так что-то подозревали, и единственным человеком, которому он мог доверять, была миссис Купер. Когда бы его мама оказалась там, в безопасности, он собирался найти зелёный кейс, а затем он хотел отправиться в Оксфорд, где он надеялся найти ответы на некоторые свои вопросы. Но Они пришли слишком скоро.
      А теперь он убил одного из Них. А значит скоро полиция тоже будет его искать.
      Что же, он хорошо умел оставаться незаметным. Теперь ему придётся стараться быть еще более незаметным, чем когда-либо раньше, и держаться как можно дольше, пока либо он не найдёт своего отца, либо Они не найдут его. И если Они найдут его первыми, то его не волновало, скольких ещё из Них он убьёт.
      Позднее в тот же день, хотя это была уже скорее полночь, Уилл вышел из Оксфорда, в сорока милях от дома. Усталость пронизывала его до самых костей. Он голосовал на дороге, проехал на двух автобусах, шёл пешком, и достиг Оксфорда в шесть часов вечера, слишком поздно для того, что он хотел сделать. Он поел в "Королевских Бургерах" и сходил в кинотеатр, чтобы спрятаться (хотя про что был фильм, он забыл сразу же, как посмотрел его), и теперь он шёл по бесконечной дороге через пригород, направляясь на север.
      Никто пока его не заметил. Но он понимал, что лучше бы ему найти себе какой-то ночлег, потому что чем больше темнело, тем заметнее он становился. Проблема была в том, что в садах домов вдоль дороги не было места, чтобы спрятаться, и всё ещё не было и следа открытой местности.
      Он дошёл до большой транспортной развязки, где дорога, ведущая на север, пересекала Оксфордскую кольцевую. В это время ночи движение было очень слабым, и дорога была очень тихой, а все эти коттеджи были немного в стороне за широкой полосой травы по каждую сторону от дороги. Вдоль травы на краю дороги были посажены две линии грабовых деревьев, странно выглядевшие со своими абсолютно симметричными узколиственными кронами, больше похожие на детские рисунки, чем на настоящие деревья. В свете от фонарей вся эта сцена выглядела искусственной, как театральные декорации. Уилл совершенно отупел от усталости, и пока он думал - не пойти ли ему дальше на север или прилечь на траву под одним из этих деревьев и заснуть - он увидел кошку.
      Она была полосатая, как Мокси. Она вышла из садика на Оксфордской стороне дороги, той самой, где стоял Уилл. Он поставил сумку на землю и протянул ладонь, и кошка подошла потереться об неё головой, совсем как Мокси. Разумеется, так поступила бы любая кошка, но, тем не менее, Уилл ощутил такую тоску по дому, что слёзы навернулись ему на глаза.
      В конце концов, кошка отошла от него. Была ночь, и была территория, которую надо было патрулировать, и были мыши, на которых надо было охотиться. Она пересекла дорогу и подошла к кустам как раз за деревьями, и там она вдруг остановилась.
      Уилл, который всё ещё за ней наблюдал, увидел, как странно она повела себя. Она протянула лапку, чтобы дотронуться до чего-то в воздухе перед ней, чего-то невидимого для Уилла. Затем она отскочила назад - спина изогнута, шерсть дыбом, хвост трубой. Уилл был знаком с кошачьим поведением. Он наблюдал, уже более внимательно, как кошка опять приблизилась к тому же месту - всего лишь пустому участку травы между деревьями и садовыми кустами - и опять потрогала лапкой воздух. Она отскочила, но на этот раз не так далеко и не так испуганно. Через несколько секунд обнюхивания, похлопывания лапкой и шевеления усами, любопытство победило осторожность. Кошка шагнула вперёд - и пропала.
      Уилл моргнул. Затем он постоял, не двигаясь, прижимаясь к стволу ближайшего дерева, так как какой-то грузовик проехал по развязке и скользнул по нему своими фарами. Когда грузовик скрылся, он пересёк дорогу, не отрывая глаз от того места, которое исследовала кошка. Это было не так-то просто, потому что там не было ничего, за что можно было бы зацепиться взглядом, но когда он подошёл к этому месту вплотную и вгляделся, то он увидел нечто.
      По крайней мере, он видел это нечто глядя на него только с определенного места. Это было похоже на то, как если бы кто-то вырезал кусок из воздуха, на расстоянии метров двух от дороги, кусок, приблизительно квадратный по форме, и меньше метра в поперечнике. Даже если стоять рядом с ним, но сбоку, он был практически невидим, и он был абсолютно невидим сзади. Его можно было заметить только со стороны дороги, и даже оттуда было очень сложно его разглядеть, потому что всё, что там было видно, было практически тем же, что там было и на самом деле - кусок травы, освещённый уличным фонарём.
      Но Уилл знал, без всякого сомнения, что этот кусок травы на другой стороне находился в другом мире. Он не мог бы сказать, почему он был в этом уверен. Он знал это сразу же, знал так же точно, как то, что огонь жжётся, и что доброта - это хорошо. Он смотрел на нечто, бывшее совершенно чужим.
      И этого было достаточно, чтобы заставить его наклониться и посмотреть дальше. То, что он увидел, заставило его голову кружиться, а сердце биться быстрее, но он не сомневался: он пропихнул туда свою сумку, а затем пробрался туда сам, сквозь дыру в ткани этого мира в другой мир.
      Уилл увидел, что стоит под колонной деревьев. Но не грабов - эти деревья были высокими пальмами, и, как и в Оксфорде, они были посажены в линию вдоль травы. Но это был центр широкого бульвара, и по сторонам его выстроились кафе и маленькие магазинчики, все - ярко освещённые, открытые, абсолютно тихие и пустые, под небом, полным звёзд. Горячая ночь была наполнена ароматом цветов и солёным запахом моря.
      Уилл осторожно огляделся. За спиной полная луна освещала далёкую гряду больших зелёных холмов, и на склонах у их подножия были дома с богатыми садами, и открытый парк с кущами деревьев, и белый отблеск классической церкви. Прямо за ним в воздухе был вырез, такой же незаметный с этой стороны, как и с той, но он определённо был здесь. Он наклонился, чтобы посмотреть сквозь него, и увидел Оксфордскую дорогу, в своём собственном мире. Он повернулся, вздрогнув: чем бы ни был этот новый мир, он должен был быть лучше того, что он только что покинул. Ощущая какую-то лёгкость внутри головы, и чувствуя, что он спал и бодрствовал в одно и то же время, он встал и огляделся в поисках кошки.
      Её нигде не было видно. Без сомнения, она уже исследовала эти узкие улицы и садики за ресторанчиками, чьи огни выглядели столь привлекательно. Уилл поднял свою изодранную сумку и медленно пошёл через дорогу по направлению к ним, двигаясь очень осторожно на случай, если это всё вдруг исчезнет. В воздухе этого места было что-то средиземноморское, или, может быть, карибское. Уилл никогда не был за пределами Англии, и не мог сравнить это с чем бы то ни было из того, что он знал, но это было одно из тех мест, где люди выходили поздним вечером, чтобы поесть и выпить, танцевать и наслаждаться музыкой. За исключением того, что здесь никого не было, и тишина была оглушающей.
      На первом же углу, до которого он дошёл, стояло кафе, с маленькими зелёными столиками на мостовой, оцинкованным сверху баром и кофейным автоматом. На некоторых столиках стояли полупустые бокалы; в одной пепельнице лежала сигарета, истлевшая до самого фильтра; тарелка ризотто стояла рядом с корзинкой засохших рогаликов, твёрдых, как картон.
      Он достал бутылку лимонада из холодильника за баром, а затем, перед тем как бросить фунтовую монету в кассу, ему пришла в голову мысль. Закрыв кассу, он открыл её заново, догадавшись, что здешние деньги могут подсказать ему, где он находится. Валюта называлась корона, но это ему ничего не сказало.
      Он положил деньги обратно, и открыл бутылку открывалкой, привязанной к прилавку, прежде чем покинуть кафе и отправиться вниз по улице в сторону от бульвара. Небольшие магазины, овощные и хлебные, стояли вперемешку с ювелирными и цветочными, а завешенные бисерными занавесками двери вели в частные дома, где кованые железные балконы, полные цветов, нависали над узкой мостовой, и где тишина, будучи закрытой, была ещё более заметна.
      Улочки вели вниз, и довольно скоро они привели на широкую улицу, где пальмы поднимались высоко в воздух, а нижняя сторона их листьев блестела в свете фонарей.
      А на другой стороне улицы было море. Уилл смотрел на гавань, ограниченную слева каменным волноломом, а справа был мыс, на котором стояло большое здание, с каменными колоннами, широкими ступеньками и резными балконами, залитое светом прожекторов посреди кустов и деревьев. В гавани стояли на якоре одна или две вёсельные лодки, а за волноломом звёздный свет мерцал и переливался на спокойной поверхности моря.
      К этому моменту усталость почти исчезла. Уилл совершенно проснулся и умирал от любопытства. Время от времени, проходя по узким улочкам, он протягивал руку, чтобы прикоснуться к стене, или двери, или цветам в оконном ящике, и все они были убедительно настоящие. Теперь он хотел прикоснуться ко всему ландшафту, лежавшему перед ним, потому что это было слишком много для одних глаз. Он стоял неподвижно, глубоко, и почти испуганно дыша. Он вдруг понял, что всё ещё держит в руке ту бутылку, что взял из кафе. Он отпил из неё, и это было именно тем, чем и казалось - ледяным лимонадом, и это тоже было прекрасно, потому что ночной воздух был горячим.
      Он побрёл направо, мимо отелей с навесами над ярко освещёнными дверьми, с маленькими бунгало за ними, пока он не добрался до маленького мыса, и до сада на нём. Здание посреди деревьев, с покрытым фресками фасадом, освещённым прожекторами, было, по всей видимости, оперой. Повсюду между увешанными лампами олеандровыми деревьями разбегались и переплетались дорожки, но не было слышно ни одного звука: ни ночных птиц, ни насекомых, ничего, кроме шагов Уилла.
      Единственным звуком, который он мог услышать, был ритмичный, тихий плёск небольших волн на пляже за пальмами на краю сада. Уилл отправился туда. Сейчас был наполовину прилив, или, может быть, наполовину отлив, и несколько педальных прогулочных лодок были выстроены в ряд на белом песке за линией прилива. Каждые несколько секунд небольшая волна выплескивалась на берег, прежде чем медленно вернуться и исчезнуть под следующей. А где-то на расстоянии пятидесяти метров от берега из воды возвышалась платформа для прыжков в воду.
      Уилл присел рядом с одной их лодок и стряхнул с ног свои ботинки, дешёвые туфли, которые уже разваливались и сдавливали его горячие ступни. Он положил носки рядом с ними и погрузил свои пальцы глубоко в песок. Несколько секунд спустя он отшвырнул в сторону остальную свою одежду и вошёл в море. Вода была восхитительной температуры где-то между прохладной и тёплой. Он добрался до платформы и, подтянув себя вверх и усевшись на её размягчённую водой палубу, посмотрел на город.
      По правую руку была гавань, прикрытая со стороны моря волноломом. За ней, на расстоянии около мили, стоял маяк, выкрашенный в красно-белую полоску. А за маяком смутно возвышались далёкие откосы, а дальше за ними те самые огромные зелёные холмы, которые он заметил с того места, где впервые появился.
      Поближе были светящиеся деревья в саду какого-то казино, и городские улицы, и набережная с отелями, и ресторанчиками, и магазинчиками, залитая тёплым светом, и всё это совершенно безмолвное и пустое. И безопасное. Никто не смог бы последовать за ним сюда. Люди, которые обыскивали его дом, никогда не узнают, полиция никогда его не найдёт. Чтобы прятаться, у него был целый мир. Впервые с того момента, как он удрал из собственного дома этим утром, Уилл почувствовал себя в безопасности. Он опять хотел пить, да и есть тоже, ведь в последний раз он ел в другом мире.
      Он соскользнул в воду и медленно доплыл до пляжа, где натянул трусы, и взял в руки остальную одежду и сумку. Он выбросил пустую бутылку в первую же мусорную корзину на своём пути и отправился босиком по мостовой обратно к гавани. Когда его кожа немного подсохла, он надел джинсы и осмотрелся в поисках места, где можно было бы найти еду. Отели были слишком величественны. Он заглянул в первый же отель, но тот был таким большим, что ему стало неуютно, и продолжил свой путь вниз по набережной, пока не наткнулся на маленькое кафе, которое выглядело как раз тем, что нужно. Он не мог сказать почему: это кафе ничем особым не отличалось от дюжины других, с таким же увитым цветами балконом на втором этаже, и такими же столиками и стульями на мостовой, но это место словно приглашало его.
      Внутри был бар с фотографиями боксёров на стене, и подписанным плакатом широко улыбающегося аккордеониста. Там же была кухня, а дверь рядом с ней открывалась в узкий лестничный пролёт, покрытый коврами с изображением цветов.
      Он тихонько поднялся по узкой лестнице и открыл первую же дверь, на которую наткнулся. Это была комната с видом на набережную. Внутри было горячо и душно, и Уилл открыл стеклянную балконную дверь, чтобы впустить внутрь ночной воздух.
      Сама комната была маленькой и запущенной, и была уставлена слишком большой для неё мебелью, но она была чистой и удобной. Похоже, здесь жили гостеприимные люди. Здесь была небольшая полка с книгами, на столе лежал журнал, а на стенах висело несколько фотографий в рамках. Уилл вышел и заглянул в другие двери: небольшая ванная, и спальня с двойной кроватью.
      Мурашки пробежали по его коже, перед тем как он открыл последнюю дверь. Его сердце бешено забилось. Он не был уверен в том, что услышал что-то изнутри, но что-то подсказало ему, что комната не была пуста. Он подумал том, что странно, что этот день начался с того, что кто-то был снаружи тёмной комнаты, а он ждал внутри, а теперь, похоже, положение поменялось...
      Пока он стоял, размышляя, дверь резко распахнулась, и что-то метнулось на него, как дикое животное. Но его память предупредила его, и он стоял недостаточно близко для того, чтобы опрокинуться. Он отбивался изо всех сил: коленями, головой, кулаками против этого, его, её - девочки примерно его возраста, шипящей от ярости в изорванной грязной одежде и с тонкими голыми руками и ногами.
      В тот же самый момент она разглядела его и отскочила в сторону, скорчившись в углу тёмного пролёта, выглядя как кошка, загнанная в угол. А сзади неё, к его удивлению, действительно был кот: большой дикий кот, в холке ему по колено, шерсть дыбом, зубы оскалены, хвост трубой.
      Она положила ладонь коту на спину и облизнула сухие губы, наблюдая за каждым его движением.
      Уилл медленно встал.
      - Кто ты?
      - Лайра Среброязыкая, - ответила она.
      - Ты здесь живёшь?
      - Нет, - яростно ответила она.
      - Тогда что это за место? Что за город?
      - Я не знаю.
      - А откуда ты?
      - Из своего мира. Они соединены. Где твой демон?
      Его глаза расширились. Затем он увидел, как с котом произошло что-то удивительное: он запрыгнул к ней на руки, и пока он прыгал, он изменил форму. Теперь он был красно-коричневым горностаем с кремовой шеей и животом, и он глядел на Уилла так же яростно, как и сама девочка. А затем положение вещей вдруг резко изменилось, потому что он понял, что они, и девочка, и горностай, были ужасно испуганны, как если бы он был привидением.
      - У меня нет демона, - сказал он. - Я не знаю, что ты имеешь в виду... О! Это твой демон?
      Она медленно поднялась. Горностай обернулся вокруг её шеи, и его тёмные глаза не отрывались от лица Уилла.
      - Но ты жив, - сказала она неуверенным голосом. - Ты не... Ты не был...
      - Меня зовут Уилл Перри, - сказал он. - Я не понимаю, что ты имеешь в виду под демонами. В моём мире, демон означает... означает дьявол, что-то злое.
      - В твоём мире? Ты хочешь сказать, что это не твой мир?
      - Нет. Я просто нашёл... путь внутрь. Наверно, как и с твоим миром. Наверно, они все соединены.
      Она слегка расслабилась, но всё ещё внимательно за ним наблюдала, и он держался спокойно и тихо, как если бы она была незнакомой кошкой, с которой он старался подружиться.
      - Ты видела кого-нибудь в этом городе? - продолжил он.
      - Нет.
      - А как давно ты здесь?
      - Понятия не имею. Несколько дней. Не помню.
      - А зачем ты сюда пришла?
      - Я ищу Пыль, - ответила она.
      - Пыль? Что, золотую пыль? Что за пыль?
      Она сузила глаза и ничего не сказала. Он повернулся в сторону лестницы.
      - Я хочу есть, - сказал он. - Там есть какая-нибудь еда на кухне?
      - Понятия не имею, - ответила она, и последовала за ним, держась на расстоянии.
      На кухне Уилл нашёл куриную запеканку, лук и перец, но всё это давно уже в этой жаре испортилось. Он смёл всё это в мусорную корзину.
      - Так ты ничего не ела? - спросил он, открывая холодильник.
      Лайра подошла посмотреть.
      - Я не знала, что это всё здесь, - сказала она. - Ой! Оно холодное.
      Её демон опять изменился, и превратился в огромную, ярко раскрашенную бабочку, которая быстро исследовала холодильник и немедленно вернулась к ней на плечо.
      Бабочка медленно подняла и опустила свои крылья. Уилл почувствовал, что он не должен пялиться, хотя его голова гудела от странности всего этого.
      - Ты что, никогда раньше холодильника не видела? - спросил он.
      Он нашёл банку колы и передал ей, прежде чем вытащить лоток с яйцами. Она обхватила банку ладонями с явным удовольствием.
      - Выпей, - сказал он.
      Она посмотрела на него, нахмурившись. Она не знала, как открыть банку. Он отодрал крышку, и шипящий напиток выплеснулся наружу. Она лизнула его с явным подозрением, и её глаза широко распахнулись.
      - Это можно пить? - спросила она с надеждой и опасением в голосе.
      - Ну да. Похоже, у них тут тоже есть кола. Послушай, я сейчас сам немного отопью, чтобы убедить тебя, что это не яд.
      Он открыл вторую банку. Как только она увидела, как он пьёт, то сразу же последовала его примеру. Её определённо мучила жажда. Она пила так быстро, что пузырьки ударили ей в нос, и она фыркнула и громко рыгнула, и нахмурилась, когда он посмотрел на неё.
      - Я собираюсь приготовить омлет, - сказал он. - Хочешь?
      - Я не знаю, что такое омлет.
      - Что ж, смотри и увидишь. Или, если хочешь, тут есть банка тушеных бобов.
      - А что такое тушеные бобы?
      Он показал ей банку. Она поискала колечко на крышке, как на банке с колой.
      - Нет, тебе придётся использовать консервный нож, - сказал он. - Разве в твоём мире нет консервных ножей?
      - В моём мире на кухне работает прислуга, - презрительно ответила она.
      - Посмотри там в ящике.
      Пока она копалась в ножах и ложках, он разбил шесть яиц в миску и перемешал их вилкой.
      - Вот он, - сказал он, наблюдая за ней. - С красной ручкой. Давай сюда.
      Он проткнул крышку и показал ей, как открывать банку.
      - Теперь достань вон ту маленькую сковородку и вывали их, - сказал он ей.
      Она понюхала бобы, и снова выражение удовольствия, смешанного с подозрением, возникло в её глазах. Она вывалила содержимое банки на сковородку и облизнула палец, наблюдая, как Уилл посолил и поперчил яйца, и, отрезав кусок масла от брикета в холодильнике, положил его в железную кастрюлю. Он отправился в бар в поисках спичек, а когда он вернулся, увидел, как она погрузила свой грязный палец в миску со взбитыми яйцами и жадно облизнула его. Её демон, опять в форме кота, тоже засунул туда свою лапу, но отскочил, как только Уилл подошёл поближе.
      - Это ещё не готово, - сказал Уилл, забирая миску. - Когда ты в последний раз ела?
      - В доме отца в Свельбарде, - ответила она. - Много дней назад. Не знаю. А ещё я нашла тут хлеб и всё такое, и тоже поела.
      Он зажёг газ, растопил масло, вылил яйца в кастрюлю и дал им растечься по дну. Её глаза жадно следили за каждым его движением, за тем, как он перемешивал яйца, стараясь прожарить их равномерно. Она следила и за ним самим, глядя на его лицо, и работающие руки, и голые плечи, и его ноги. Когда омлет был готов, он сложил его вдвое и разрезал напополам.
      - Найди пару тарелок, - сказал он, и Лайра быстро последовала указанию.
      Она, похоже, была готова принимать указания, когда видела в них смысл, так что он сказал ей пойти и очистить столик перед кафе. Он вынес еду, и несколько ножей и вилок из буфета, и они несколько нервно уселись вместе за одним столиком. Она съела свою порцию меньше, чем за минуту, а затем ёрзала, раскачиваясь взад и вперёд на своём стуле и ощупывая пластиковые нити плетёного сиденья, пока он не закончил есть. Её демон опять превратился, и стал щеглом, и расхаживал по столу, выклёвывая невидимые крошки.
      Уилл ел медленно. Он отдал ей большую часть бобов, но, несмотря на это, он закончил есть гораздо позже неё. Гавань перед ними, огни вдоль пустого бульвара, звёзды в тёмном небе над головами - всё это как будто висело в огромной тишине, как если бы на свете ничего больше не существовало. И всё это время его внимание было сосредоточено на этой девочке. Она была небольшого роста и лёгкая, но жилистая, и она дралась как тигрица; его кулак оставил ссадину на её щеке, а она не обращала на неё внимания. Выражение её лица было странной смесью детскости - как когда она впервые попробовала колу, и глубокой, печальной осторожности. Её глаза были светло-голубыми, и она была бы пепельной блондинкой, если бы только помылась - потому что она была грязной, и от неё пахло, как если бы она не мылась несколько дней.
      - Лаура? Лара? - сказал Уилл.
      - Лайра.
      - Лайра... Среброязыкая?
      - Да.
      - Где твой мир? Как ты сюда попала?
      Она пожала плечами.
      - Я шла, - сказала она. - Всё было в тумане. Я не знала, куда я направляюсь. Во всяком случае, я знала, что ухожу из своего мира. Но я не видела этот мир, пока туман не рассеялся. Тогда я обнаружила, что я здесь.
      - Что ты там говорила про пыль?
      - Ну да, Пыль. Я собираюсь выяснить про неё. Но этот мир, похоже, пустой. Я была тут... понятия не имею, три дня, может, четыре. И здесь никого нет.
      - Но что ты хочешь выяснить про пыль?
      - Про особую Пыль, - коротко ответила она. - Разумеется, не про обычную пыль.
      Её демон опять изменился. В мгновение ока он из щегла превратился в крысу, сильную иссиня-чёрную крысу с красными глазами. Уилл посмотрел на демона широко раскрытыми глазами, и девочка перехватила его взгляд.
      - У тебя есть демон, - решительно сказала она. - Внутри тебя.
      Он не знал, что ответить.
      - У тебя он есть, - продолжила она. - Иначе ты бы не был человеком. Ты бы был... полумёртвым. Мы видели ребёнка, у которого отсекли демона. Ты не такой. Даже если ты не знаешь, что у тебя есть демон, он у тебя всё равно есть. Мы испугались сначала, когда тебя увидели. Как будто наткнулись на призрака, или что-то вроде. Но потом мы увидели, что ты совсем не такой.
      - Мы?
      - Мы с Пантелеймоном. Мы. Но ты, твой демон не отделён от тебя. Он и есть ты. Часть тебя. Вы оба части друг друга. В твоём мире что, нет никого вроде нас? Там все, такие как ты, со спрятанными демонами?
      Уилл посмотрел на них обоих, на худенькую светлоглазую девочку с её демоном в виде чёрной крысы, сидящим у неё на руках, и почувствовал себя совершенно одиноким.
      - Я устал, и я иду спать, - сказал он. - Ты собираешься оставаться в этом городе?
      - Понятия не имею. Я должна выяснить побольше о том, что я ищу. Здесь, в этом мире, должны быть какие-то Мудрецы. Должен быть кто-то, кто знает про это.
      - Может, не в этом мире. Но я пришёл сюда из места под названием Оксфорд. Там до чёрта мудрецов, если это то, что ты ищешь.
      - Оксфорд? - вскрикнула она. - Это же откуда я сама пришла!
      - Что, в твоём мире тоже есть Оксфорд? Ты явно не из моего мира.
      - Нет, - решительно сказала она. - Мы из разных миров. Но в моём мире тоже есть Оксфорд. Мы ведь оба с тобой говорим по-английски? Наверное, есть ещё такие вещи, которые совпадают. Как ты сюда попал? Это был мост, или что?
      - Просто что-то вроде окна в воздухе.
      - Покажи мне, - сказала она.
      Это был уже приказ, а не просьба. Он покачал головой.
      - Не сейчас, - сказал он. - Я хочу спать. Кроме того, сейчас уже ночь.
      - Тогда покажешь утром!
      - Хорошо, покажу. Но у меня есть свои дела. Тебе придётся самой искать своих мудрецов.
      - Не проблема, - ответила она. - Я знаю всё про Мудрецов.
      - Я готовил, - сказал он, - так что ты можешь вымыть тарелки.
      Лайра скептически посмотрела на него.
      - Вымыть тарелки? - насмешливо сказала она. - Да здесь кругом миллионы тарелок! Кроме того, я не прислуга. Я не буду их мыть.
      - Тогда я не покажу тебе окно в мой мир.
      - Я сама его найду.
      - Не найдёшь, это не так-то просто. Слушай, я не знаю, как долго мы можем оставаться в этом месте. Нам надо есть, поэтому мы будем есть то, что найдём, но мы будем прибирать за собой и соблюдать чистоту, потому что так надо. И ты вымоешь тарелки. Мы должны вести себя здесь правильно. А теперь я иду спать. Я займу вторую комнату. Увидимся утром.
      Он вошёл внутрь, достал из сумки зубную пасту и почистил пальцем зубы, затем упал на двуспальную кровать и заснул в ту же секунду.
      * * *
      Лайра подождала, пока не удостоверилась, что Уилл заснул, а затем отнесла тарелки на кухню и вымыла их под краном, энергично оттирая тряпкой, пока они не стали чистыми. Она проделала то же самое с ножами и вилками, но этого оказалось недостаточно, чтобы отмыть кастрюлю из-под омлета, так что она попробовала помочь делу куском жёлтого мыла, и упорно тёрла эту кастрюлю, пока она, наконец, не стала такой же чистой, какой и раньше. Затем она протёрла всё сухой тряпкой и аккуратно составила на посудную полку.
      Ей всё ещё хотелось пить, а, кроме того, ей хотелось опять попробовать открыть банку напитка, так что она взяла ещё одну колу и отнесла её наверх. Она постояла некоторое время за дверью комнаты Уилла, прислушиваясь, и, ничего не услышав, прошла на цыпочках в свою комнату и достала алетиометр из-под подушки. Ей не надо было быть близко к Уиллу, чтобы спросить о нём, но она всё равно хотела посмотреть, и как можно тише открыла дверь его комнаты, прежде чем зайти внутрь. Свет со стороны моря вливался прямо в комнату, и в мерцании, отражавшемся от потолка, она посмотрела на спящего мальчика. Он хмурился, и его лицо блестело от пота. Он был сильным и крепким, ещё, разумеется, не сформировавшимся как взрослый мужчина, ведь он был ненамного старше её, но однажды он будет очень сильным. Насколько проще было бы, будь его демон видимым! Она подумала, какую форму он бы принял, и была ли она уже фиксированной. Но какой бы ни была эта форма, она бы отражала натуру яростную, вежливую и несчастную.
      Она прокралась к окну. В свете уличных фонарей она аккуратно положила руки на алетиометр, и расслабила свой разум, сосредоточившись на вопросе. Стрелка начала рывками и паузами крутиться по циферблату, так быстро, что за ней почти невозможно было уследить.
      Она спросила: "Кто он? Друг или враг?"
      Алетиометр ответил: "Он убийца".
      Увидев ответ, она сразу же расслабилась. Он мог найти еду, и мог показать ей дорогу в Оксфорд, и всё это было полезно, но он, тем не менее, мог оказаться предателем или трусом. Убийца был достойным спутником. Она почувствовала себя рядом с ним в такой же безопасности, в какой чувствовала себя рядом с Йореком Барнисоном, бронированным медведем.
      Она задвинула занавеску, чтобы, когда взойдёт утреннее солнце, оно не светило ему в лицо, и тихонько вышла из комнаты.
      ДВА. Среди ведьм
      Ведьма Серафина Пеккала, которая спасла Лайру и других детей из экспериментальной станции Болвангар, и прилетевшая с ней на остров Свельбард, была глубоко обеспокоена.
      В атмосферных потоках, последовавших за побегом лорда Азраэля из его изгнания на Свельбарде, её и её компаньонок отнесло далеко от острова, за много миль над замёрзшим морем. Некоторые из них смогли удержаться около воздушного шара Ли Скорсби, техасского аэронавта, но Серафину унесло высоко в клубы пара, который вскоре пришёл из дыры, что эксперимент лорда Азраэля проделал в небе.
      Когда она смогла снова управлять своим полётом, её первая мысль была о Лайре, так как она ничего не знала ни про битву между фальшивым королём медведей и истинным, Йореком Барнисоном, ни про то, что случилось с Лайрой после этого.
      Так что она начала искать её, пролетая через облака золотистого воздуха на своей ветке облачной сосны, сопровождаемая своим демоном, Кайсой, снежным гусем. Они отправились назад, в сторону Свельбарда и немного на юг, летя в течение нескольких часов под небом, бурлящим странными оттенками и тенями. По странному, непривычному покалыванию света на своей коже Серафина Пеккала поняла, что этот свет пришёл из другого мира.
      Через некоторое время Кайса сказал: "Посмотри! Ведьмин демон, потерявшийся..."
      Серафина Пеккала посмотрела через клубы пара и увидела демона-крачку, кружащую и кричащую в провалах туманного света. Они развернулись и полетели к нему. Увидев их приближение, демон-крачка испуганно рванулся в сторону, но Серафина Пеккала подала знак дружбы, и он спустился к ним.
      Серафина Пеккала сказала: "Из какого ты клана?"
      - Из таймырского, - ответил тот. - Моя ведьма захвачена. Наши подруги были отогнаны! Я потерялся!
      - Кто захватил твою ведьму?
      - Женщина с демоном-обезьяной, из Болвангара... Помогите мне! Помогите нам! Я так напуган!
      - Ваш клан был в союзе с разрезателями детей?
      - Да, пока мы не выяснили, что они делали. После боя у Болвангара они прогнали нас, но моя ведьма была захвачена. Они держат её на корабле... Что я могу сделать? Она зовёт меня, а я не могу найти её! О, помогите, помогите мне!
      - Тихо, - сказал Кайса. - Слушай, там, внизу.
      Они спустились ниже, прислушиваясь чуткими ушами, и скоро Серафина Пеккала разобрала ритмичный звук газового двигателя, приглушённый туманом.
      - Они не могут вести корабль в таком тумане, - сказал Кайса. - Что они делают?
      - Это маленький двигатель, - сказала Серафина Пеккала, и в этот момент послышался ещё один звук, с другого направления: низкое, гневное завывание, как если бы некий морской монстр поднялся из глубин и затрубил во всю мощь. Звук продолжался несколько секунд, а затем резко замолк.
      - Судовая сирена, - сказала Серафина Пеккала.
      Они сделали круг над самой водой и поднялись снова, рыская из стороны в сторону в поисках звука двигателя. Неожиданно они нашли его - туман висел рваными клочьями, и ведьма взмыла вверх как раз вовремя, чтобы заметить паровой баркас, медленно проталкивающий свой нос через тяжёлый, влажный воздух.
      Они облетели баркас вокруг и сверху, сопровождаемые демоном-крачкой, который держался близко к ним, как ребёнок к матери, и увидели рулевого, слегка повернувшего рулевое колесо в ответ на новый рёв сирены. На носу был установлен фонарь, но он освещал только туман на несколько метров вперёд.
      Серафина Пеккала спросила потерявшегося демона: - Ты говорил, что какие-то ведьмы всё ещё помогают этим людям?
      - Думаю, да - несколько ведьм-ренегаток из-под Волгорска, если, конечно, они ещё не сбежали, как все остальные, - ответил он. - Что вы собираетесь делать? Вы найдёте мою ведьму?
      - Да. Но сейчас останься с Кайсой.
      Серафина Пеккала спланировала вниз к баркасу, оставив демонов вне поля зрения на высоте, и приемлилась на мостик прямо за спиной рулевого. Его демон-чайка вскрикнула, и тот повернулся посмотреть.
      - А вы что-то не торопились, - сказал он. - Летите вперёд и направьте нас к причальной стороне.
      Она немедленно снова взлетела. Всё сработало: им действительно всё ещё помогали какие-то ведьмы, и он принял её за одну из них. Причальная сторона - левая, вспомнила она, и фонарь на ней красный. Она полетела сквозь туман, пока вдруг не обнаружила расплывчатый свет всего лишь в сотне метров. Немедленно вернувшись, она зависла над мостиком, выкрикивая указания рулевому, который замедлил баркас и подвёл его прямо под корабельную причальную лестницу, свисавшую до самой воды. Рулевой крикнул, и какой-то моряк кинул сверху канат, а другой поспешно спустился по лестнице и закрепил его.
      Серафина Пеккала взлетела к бортику корабля и отступила в тень у спасательных лодок. Она не видела ни одной ведьмы, но они, возможно, патрулировали небо. Кайса знал, что надо делать.
      Внизу, пассажир покинул баркас и забирался по лестнице. Он был закутана в меха, а лицо закрыто капюшоном, но, когда он достиг палубы, золотая обезьяна легко заскочила на бортик и осмотрелась вокруг своими чёрными, излучающими злобу глазами. Серафина задержала дыхание: это была госпожа Коултер.
      Мужчина в тёмной одежде поспешно вышел на палубу, чтобы поприветствовать её, и огляделся, как если бы он ожидал увидеть кого-то ещё.
      - А лорд Норд... - начал он.
      Но госпожа Коултер перебила его: - Он отправился в другое место. Они начали пытку?
      - Да, госпожа Коултер, - ответил тот, - но...
      - Я приказала им подождать, - резко сказала она. - Они что, решили ослушаться приказа? Возможно, стоит поработать над укреплением дисциплины на этом корабле.
      Она отбросила назад свой капюшон. Серафина Пеккала ясно разглядела её лицо в жёлтом свете: гордое, страстное, и, с точки зрения ведьмы, такое молодое.
      - Где остальные ведьмы? - требовательным голосом спросила она.
      Мужчина с корабля ответил: - Все сбежали, госпожа. Улетели к себе домой.
      - Но ведьма помогала управлять баркасом, - сказала госпожа Коултер. Куда она исчезла?
      Серафина подалась назад: очевидно, моряк на баркасе не был в курсе последних событий. Клерик удивлённо огляделся вокруг, но госпожа Коултер была слишком нетерпелива, и, бросив беглый взгляд вдоль палубы, она покачала головой и поспешила вместе со своим демоном в открытую дверь, отбрасывавшую жёлтый свет на туман. Мужчина последовал за ней.
      Серафина Пеккала огляделась, чтобы оценить свою позицию. Она была скрыта вентилятором на узкой части палубы, между бортиком и центральной надстройкой корабля; и на этом уровне, выглядывая вперёд из-под мостика и трубы, был салон с окнами (не иллюминаторами), глядящими в три стороны. Именно туда и зашли люди. Свет щедро разливался из окон на жемчужно блестящее от тумана ограждение борта, и тускло высвечивал мачту и закрытый холстом люк. Всё кругом было влажным, и уже начинало замерзать. Никто не мог заметить Серафину там, где она сейчас стояла, но если она хотела увидеть что-то ещё, ей следовало покинуть укрытие.
      Это было плохо. С сосновой веткой она могла убежать, а с луком и ножом она могла драться. Она спрятала ветку за вентилятор и прокралась по палубе к ближайшему окну. Однако оно было запотевшим настолько, что через него ничего нельзя было увидеть, и Серафина не смогла услышать ни одного голоса. Она опять отступила в тень.
      Была одна вещь, которую она могла сделать. Она не хотела, потому что это было слишком рискованно, и это обессилило бы её, но, похоже, у неё не было выбора. Это была своеобразная магия, которую она могла использовать для того, чтобы сделать себя незаметной. Не невидимой, разумеется - это была магия разума, нечто вроде искусственно удерживаемой скромности, которая могла сделать колдующего не обращающим на себя внимание. Удерживая это состояние на требуемом уровне, она могла пройти через комнату, полную людей, или около одинокого путника, и остаться незамеченной.
      Так что она настроила свой разум и сконцентрировалась изо всех сил на том, чтобы изменить свой вид и поведение так, чтобы совершенно не привлекать к себе внимание. Она проверила себя, выступив из своего укрытия перед моряком, направляющимся куда-то с межком инструментов. Тот обошёл её вокруг, даже не взглянув в лицо.
      Она была готова. Она подошла к двери в ярко освещённый салон и открыла её, обнаружив, что комната пуста. Оставив внешнюю дверь приоткрытой, чтобы в случае необходимости можно было убежать через неё, она увидела на противоположной стороне комнаты ещё одну дверь, которая открывалась на лестничный пролёт, ведущий вниз на нижнюю палубу. Спустившись, она оказалась в узком коридоре, вдоль которого шли всевозможные трубы, освещённом ямтарическими фонарями, и проходящем насквозь через весь корпус корабля. По обе стороны коридора были ряды дверей.
      Она тихо прошла вдоль коридора, прислушиваясь, пока не услышала голоса. Похоже, проходило какое-то совещание.
      Она открыла дверь и вошла.
      Около дюжины человек сидели вокруг большого стола. Один или двое из них подняли головы, когда она вошла, посмотрели на неё отсутствующим взглядом и немедленно забыли о её существовании. Она стояла около двери и наблюдала. На совещании председательствовал пожилой человек в мантии кардинала, и все остальные, похоже, были священнослужителями разных рангов, за исключением госпожи Коултер, которая была единственной присутствующей на совещании женщиной. Госпожа Коултер бросила свои меха на стул, и её щёки раскраснелись в тепле.
      Серафина Пеккала осторожно осмотрелась и увидела в комнате ещё кое-кого: узколицего мужчину с демоном-лягушкой, сидевшего за столом, заваленным книгами в кожаных переплётах и пожелтевшими листами бумаги. Сперва она подумала, что это был клерк или секретарь, но затем она увидела, что он делал: он пристально вглядывался в золотой инструмент, похожий на большие часы, или компас, останавливаясь каждую минуту, чтобы сделать ещё одну запись в своих бумагах. После этого он открывал одну из книг, методично просматривал оглавление, пролистывал страницы, записывал найденную информацию и снова возвращался к инструменту.
      Внимание Серафины вернулось к обсуждению за столом, так как она услышала слово "ведьма".
      - Она что-то знает про этого ребёнка, - сказал один из клириков. - Она призналась, что знает что-то. Все ведьмы знают что-то про неё.
      - Мне интересно, что знает госпожа Коултер, - сказал кардинал. - Нет ли чего-нибудь такого, что её следовало сообщить нам заранее?
      - Мне хотелось бы услышать более прямой вопрос, - ледяным тоном заявила госпожа Коултер. - Ваша Святость забывает, что я женщина, не столь привычная к тонкостям речи, как иерарх Церкви. Что, по-вашему, я должна была знать про девочку?
      Лицо кардинала было очень выразительным, но он ничего не сказал. На минуту повисло молчание, а затем один из клириков сказал извиняющимся тоном:
      - Видите ли, похоже, что есть какое-то пророчество. Оно затрагивает девочку, понимаете? И все признаки были выполнены. Начиная с событий, произошедших при её рождении. Бродяги знают что-то про неё - говоря о ней, они говорят про ведьмино масло и болотный огонь, очень странно, понимаете? Именно поэтому она успешно провела бродяг в Болвангар. И, кроме того, это невероятное событие с убийством короля медведей, Йофура Ракнисона... Это не обычный ребёнок. Отец Павел, возможно, сумеет сообжить нам больше...
      Он взглянул на узколицего мужчину с алетиометром, который моргнул, потёр глаза и посмотрел на госпожу Коултер.
      - Возможно, вам известно, что это - единственный оставшийся алетиометр, за исключением того, который достался девочке, - сказал он. - Все остальные были разысканы и уничтожены по приказу Магистериума. С помощью этого инструмента я выяснил, что девочка получила свой от Мастера Джорданского колледжа, и что она самостоятельно научилась читать его, и что она может использовать его без каких-бы то ни было книг и справочников. Если бы я мог не поверить алетиометру, я бы не поверил, потому что просто не могу понять, как можно его использовать без книг. Чтобы достичь минимального уровня понимания, требуются многие годы упорных занятий. Она впервые правильно прочитала его через несколько недель после получения, и к данному моменту владеет инструментом практически полностью. Она непохожа ни на одного Мудреца, которого я знаю.
      - Где она сейчас, отец Павел? - спросил кардинал.
      - В другом мире, - ответил отец Павел. - Уже слишком поздно.
      - Ведьма знает! - сказал ещё один человек, чья демон-крыса непрестанно грызла его карандаш. - У нас есть всё, кроме признания ведьмы! По-моему, надо провести ещё одну пытку!
      - Что это за пророчество? - требовательно спросила госпожа Коултер, которая раздражалась всё больше и больше. - Как вы смели утаить это от меня?
      Её власть над ними была очевидной. Золотая обезьяна осмотрела сидящих за столом, и никто из них не мог взглянуть её в лицо.
      Только кардинал не пошевелился. Его демон, попугай-ара, подняла ногу и почесала за головой.
      - Ведьма упомянула нечто экстраординарное, - сказал кардинал. - Я боюсь поверить в то, что, как мне кажется, это означает. Если это правда, то на нас возляжет ужаснейший долг, когда-либо ложившийся на человеческие плечи. Но я спрошу вас снова, госпожа Коултер - что вы знаете про девочку и её отца?
      Кровь отхлынула от лица госпожи Коултер, которое побелело от гнева.
      - Как вы смеете допрашивать меня? - выплюнула она. - И как вы смеете утаивать от меня то, что узнали от ведьмы? И, наконец, как смеете вы предполагать, что я утаиваю что-то от вас? Может, вы думаете, что я на её стороне? Или, может быть, на стороне её отца? Может быть, вы думаете, что меня стоило бы подвергнуть пытке, как эту ведьму. Что ж, мы все тут подчиняемся вам, Ваша Святость. Вам достаточно щёлкнуть пальцами, и меня разорвут на части. Но даже если впоследствии обыщете каждый клочок меня в поисках ответа, вы не найдёте ничего, потому что я ничего не знаю ни об этом пророчестве, ни о чём-нибудь ещё. Моё дитя, моё единственное дитя, зачатое в грехе и выношенное в позоре, но всё-таки моё дитя, и вы скрываете от меня то, что я имею полное право знать!
      - Пожалуйста, - нервно сказал один из клириков. - Пожалуйста, госпожа Коултер, ведьма ещё не заговорила, мы ещё узнаем от неё больше. Кардинал Старрок сам сказал, что она лишь намекнула на тайну.
      - А что, если она её не расскажет? - сказала госпожа Коултер. - Что тогда? Будем гадать, так ведь? Будем дрожать, сомневаться и гадать?
      Отец Павел ответил: - Нет, потому что именно этот вопрос я подготавливаю в данный момент для алетиометра. Мы узнаем ответ, либо от ведьмы, либо из книг.
      - И как долго это займёт?
      Тот устало поднял брови и сказал: - Значительное время. Это чрезвычайно сложный вопрос.
      - Но ведьма скажет нам сейчас, - сказала госпожа Коултер.
      И она встала на ноги. Как бы в трансе от её присутствия, большинство остальных также встали из-за своих мест. Только кардинал и отец Павел остались сидеть. Серафина Пеккала подалась назад, изо всех сил удерживая свою незаметность. Золотая обезьяна щерила свои зубы, и его мерцающий мех стоял дыбом на спине.
      Госпожа Коултер закинула его к себе на плечо.
      - Давайте пойдём и спросим её, - сказала она.
      Она повернулась и вышла в коридор. Мужчины поспешили последовать за ней, толпясь и проталкиваясь возле Серафины Пеккалы, которая едва успела быстро отступить в сторону, будучи слишком взволнованной. Последним вышел кардинал.
      Серафина выждала несколько секунд, успокаивая себя, так как её волнение начинало делать её видимой. Затем она проследовала за клириками дальше по коридору в другую, меньшую комнату, где все они столпились вокруг ужасной фигуры в центре: ведьма, плотно привязанная к стальному стулу, лицо перекошено в агонии, ноги перекручены и сломаны.
      Миссис Коултер стояла над ней. Серафина заняла позицию около двери, понимая, что долго она удерживать заклинание не сможет - это было слишком тяжело.
      - Расскажи нам про девочку, ведьма, - сказала госпожа Коултер.
      - Нет!
      - Тогда придёт боль.
      - Я испытала достаточно боли.
      - О, боль придёт. Наша Церковь обладает тысячелетним опытом. Мы можем тянуть твои страдания бесконечно. Расскажи нам про девочку, - сказала госпожа Коултер, и, протянув руку вниз, дёрнула один из пальцев ведьмы. Тот сломался с глухим щелчком.
      Ведьма закричала, и на целую секунду Серафина Пеккала стала заметной для всех, и один или два клирика удивлённо и испуганно взглянули на неё. Но затем она снова обрела контроль, и они повернулись к ведьме.
      Госпожа Коултер говорила, - Если ты не ответишь, я сломаю ещё один палец, а затем ещё один. Что ты знаешь про девочку? Скажи мне.
      - Хорошо! Пожалуйста, пожалуйста, не надо больше!
      - Тогда отвечай.
      Ещё один отвратительный щелчок, и на этот раз ведьма зашлась в хныкающих звуках. Серафина Пеккала едва могла сдерживать себя. Затем ведьма заговорила, захлёбываясь плачем:
      - Нет, нет! Я расскажу! Умоляю, не надо больше! Дитя, которое должно было прийти... Ведьмы знали, кто она такая, задолго до вас... Мы выяснили её имя...
      - Мы знаем её имя. Какое имя ты имеешь в виду?
      - Её истинное имя! Имя её судьбы!
      - Что это за имя? Скажи мне! - сказала госпожа Коултер.
      - Нет... нет...
      - И как? Выяснили как?
      - Это была проверка... Если она сможет выбрать правильную ветку облачной сосны среди многих, она будет тем ребёнком, которому должно прийти, и так и случилось в доме нашего советника в Троллесунде, когда девочка пришля с бродягами... Девочка с медведем...
      Её голос замер.
      Госпожа Коултер издала нетерпеливый возглас, за которым последовала громкая оплеуха и стон.
      - Но что с этим пророчеством про девочку? - продолжала госпожа Коултер, и её голос теперь был твёрд как сталь, и дрожал от ярости. - Что это за имя, которое прояснит её судьбу?
      Серафина Пеккала подошла поближе, лавируя между людьми, столпившимися вокруг ведьмы, и никто из них не обратил на неё внимания. Она должна покончить со страданиями этой ведьмы, и как можно быстрее, но напряжение, с которым она удерживала заклинание, было огромным. Она задрожала, снимая нож с пояса.
      Ведьма рыдала. - Она та, что приходила раньше, и вы с тех пор ненавидели и боялись её! Что ж, теперь она снова пришла, и вы не смогли найти её... Она была там, на Свельбарде - она была с лордом Азраэлем, и вы потеряли её. Она сбежала, и она станет...
      Но прежде, чем она смогла закончить, произошло непредвиденное.
      Через открытую дверь в комнату влетел демон-крачка, обезумевший от страха, упал на пол, и, забив своими сломанными крыльями, прыгнул на грудь пытаемой ведьмы, прижимаясь к ней, поглаживая, чирикая, плача, и ведьма дико закричала: - Йамбе-Акка! Приди ко мне, приди ко мне!
      Никто, кроме Серафины Пеккалы, не понял её. Йамбе-Акка была богиней, которая приходила к ведьмам, когда тем приходило время умереть.
      И Серафина была готова. Немедленно став видимой, она шагнула вперёд, радостно улыбаясь, ибо Йамбе-Акка была весёлой и её визиты были подарками радости. Ведьма увидела её и подняла своё залитое слезами лицо, и Серафина нагнулась, поцеловав его, и нежно воткнула свой нож ведьме в сердце. Демон-крачка посмотрел на неё мутными глазами и исчез.
      А затем Серафине Пеккале пришлось пробиваться наружу.
      Мужчины всё ещё стояли в шоке, не веря своим глазам, но госпожа Коултер опомнилась практически немедленно.
      - Держите её! Не дайте ей уйти! - закричала она, но Серафина была уже у двери, со стрелой на натянутой тетиве. Она подняла лук и отпустила тетиву меньше, чем за секунду, и кардинал, захлебнувшись, в судорогах упал на пол.
      Наружу, вдоль коридора к лестнице, развернуться, натянуть, отпустить, и ещё один преследователь упал; но громкий, режущий уши звон уже заполнял корабль.
      Вверх по лестнице и на палубу. Двое моряков загораживали её путь, и она сказала: - Вниз! Пленница сбежала! Зовите помощь!
      Этого хватило, чтобы запутать их, и они замерли на секунду, что дало ей время проскочить мимо них и выхватить свою сосновую ветку из тайника за вентилятором.
      - Убейте её! - раздался сзади крик госпожи Коултер, и в тот же момент раздалось три выстрела, и пули, звякнув по металлу, просвистели мимо в туман, а Серафина, запрыгнув на ветку, взлетела вверх, подобно одной из своих стрел. Ещё через несколько секунд она была высоко в воздухе, в глубине тумана, в безопасности, и из призрачной мути к ней подлетел огромный снежный гусь.
      - Куда теперь? - спросил он.
      - Подальше отсюда, Кайса, - сказала она. - Я хочу избавиться от вони этих людей.
      На самом деле, она не знала куда лететь и что делать дальше. Но одну вещь она знала наверняка: рано или поздно, но одна из стрел из её колчана найдёт свою цель в горле госпожи Коултер.
      Они повернули на юг, в сторону от этого странного, нездешнего сияния в тумане, и, пока они летели, один вопрос всё больше беспокоил Серафину. Что делал лорд Азраэль? Потому что все события, перевернувшие мир, имели своей причиной его таинственные действия.
      Проблема была в том, что обычные источники её информации были естественными. Она могла выследить любое животное, словить любую рыбу, найти редчайшие ягоды; она могла прочитать знаки во внутренностях сосновой куницы, расшифровать мудрость, скрытую в чешуйках окуня, и увидеть пророчества в пыльце крокуса - но всё это были дети природы, и они сообщали ей лишь природные тайны.
      За информацией о лорде Азраэле, её надо было направиться в другуй сторону. В порте Троллесунд, их советник, доктор Ланцелиус поддерживал контакт с миром мужчин и женщин, и Серафина Пеккала ускорила свой полёт сквозь туман, чтобы выяснить, что тот может сообщить ей. Прежде, чем войти в его дом, она покружила круг над гаванью, где струи пара и тумана струились над ледяной водой, и понаблюдала, как лоцман ведёт большое судно с африканской регистрацией. Ещё несколько кораблей стояли на якоре на рейде. Она никогда не видела столько одновременно.
      Когда короткий день закончился, она слетела вниз и приземлилась в заднем дворике дома советника. Она постучала по окну, и доктор Ланцелиус сам открыл дверь, с пальцем, прижатым к губам.
      - Серафина Пеккала, мои приветствия, - сказал он. - Заходите быстрее, и добро пожаловать. - Он предложил ей кресло у камина, бросив взгляд между занавесками на улицу. - Не хотите ли вина?
      Она пригубила золотистое токайское и рассказала ему, что она увидела и услышала на корабле.
      - Вы думаете, они поняли, что она сказала про девочку? - спросил он.
      - Думаю, не полностью. Но они знают, что она важна. Что же до женщины, я боюсь её, доктор Ланцелиус. Думаю, я убью её, но всё-таки я боюсь её.
      - Да, - сказал он. - Я тоже.
      И Серафина выслушала его рассказ о слухах, распространившихся в последнее время в городе. А посреди всех слухов, некоторые факты были очевидны.
      - Говорят, что Магистериум собирает армию, величайшую из когда-либо существовавших. И ходят неприятные слухи про некоторых из солдат. Я слышал про Болвангар, и про что они там делали - отрезали демонов у детей, отвратительнейшая вещь, о которой я когда-либо слышал. Ну и, похоже, отряд солдат прошёл сходную операцию. Вы слышали такое слово, "зомби"? Они ничего не боятся, потому что у них нет разума. Некоторые находятся в городе прямо сейчас. Власти держат это в тайне, но информация просачивается, и люди напуганы.
      - Что с остальными ведьмовскими кланами? - спросила Серафина Пеккала. Какие новости есть от них?
      - Большинство вернулось назад, домой. Все ведьмы ждут, Серафина Пеккала, со страхом в груди, ждут, что случится дальше.
      - А что вы слышало про Церковь?
      - Они в полном замешательстве. Видите ли, они не знают, что лорд Азраэль собирается делать.
      - Как и я, - сказала она, - и я не могу даже вообразить, что это может быть. Что, по-вашему, он собирается делать, доктор Ланцелиус?
      Он нежно погладил голову своего демона-змеи большим пальцем.
      - Он Мудрец, - сказал он через некоторое время, - но мудрость никогда не была его главной страстью. Как и власть. Я встречался с ним однажды, и, по-моему, он своевольный и властный человек, но не думаю, что он стремится к власти... Я не знаю, Серафина Пеккала. Полагаю, его слуга мог бы рассказать вам что-нибудь. Его имя Торольд, и он был в изгнании вместе с лордом Азраэлем в его доме на Свельбарде. Возможно, стоит посетить его, выяснить, может ли он что-либо рассказать. Хотя возможно, что он отправился в другой мир вместе со своим хозяином.
      - Спасибо. Это хорошая мысль... Я сделаю это. И я отправлюсь немедленно.
      Она попрощалась с советником и взлетела через густеющую темноту к Кайсе, кружившему в облаках.
      Её путешествие на север было тяжелее, из-за того хаоса, что творился в мире вокруг неё. Все арктические народы были в панике, как и животные, не только из-за тумана и изменений магнитного поля, но ещё и из-за несезонного потрескивания льда и шевеления почвы. Похоже было, что сама земля, вечная мерзлота, медленно пробуждалась от долгого замёрзшего сна.
      Во всём этом хаосе, где потоки яркого света внезапно освещали колонны тумана и так же неожиданно исчезали, где стада оленей галопом скакали то на юг, то на запад, то на север, где плотные стаи северных гусей исчезали в туманном хаосе, направляясь вдоль магнитных линий, которые теперь изгибались и дрожали, Серафина Пеккала сидела на своей ветке облачной сосны и летела на север, к дому на возвышенности в пустынной части Свельбарда.
      Там она обнаружила слугу лорда Азраэля, Торольда, сражающегося с группой скальных трупоедов.
      Она заметила движение раньше, чем подлетела достаточно близко для того, чтобы понять, что происходит. Взмахивали кожистые крылья, твари летали во всех направлениях, и злобное йок-йок-йок отражалось звонким эхом от заснеженной земли. Одинокая фигура, закутанная в меха, стреляла из ружья в середину стаи, а его демон, собака, рычала и прыгала возле него, когда какая-либо тварь приближалась достаточно близко.
      Она не знала человека, но скальные трупоеды были несомненным врагом. Она облетела вокруг схватки и выпустила в их гущу дюжину стрел. С воплями и бормотанием, стая - слишком слабо организованная, чтобы зваться отрядом увидела нового противника, и в беспорядке бежала. Минутой позже небо было пустынно, и разочарованное йоканье, отразившись напоследок эхом, исчезло.
      Серафина спустилась во внутренний двор и приземлилась на залитом кровью снегу. Человек откинул назад свой капюшон, всё ещё настороженно держа винтовку, потому что ведьма могла быть другом, но могла быть и врагом, и она увидела пожилого человека, с выдающейся челюстью и пристально глядящими глазами.
      - Я друг Лайры, - сказала она. - Я надеюсь, что мы сможем поговорить. Смотрите - я кладу свой лук.
      - Где девочка? - спросил он.
      - В другом мире. Я заинтересована в её безопасности. И я должна знать, что делает лорд Азраэль.
      Он опустил винтовку и сказал, - Тогда заходите внутрь. Смотрите - я кладу свою винтовку.
      Обменявшись формальностями, они вошли в помещение. Кайса патрулировал высоко в небесах, в то время, как Торольд сварил кофе и выслушал о связи Серафины с Лайрой.
      - Она всегда была очень целеустремлённым ребёнком, - сказал он, когда они уселись за дубовый стол, освещённый нафтовой лампой. - Я видел её каждый год, или около того, когда его светлость посещал колледж. Она мне нравилась, учтите - с этим ничего нельзя было поделать. Но каково её место во всех этих событиях - я не знаю.
      - Что собирается делать лорд Азраэль?
      - Уж не думаете ли вы, что он мне сказал, Серафина Пеккала? Я - его слуга, и это всё. Я чищу его одежду, готовлю пищу, и держу дом в порядке. Может, я и узнал кое-что, случайно, за те годы, что я провёл вместе с его светлостью, но лишь по случайности. Он доверялся мне не больше, чем своей зубной щётке.
      - Тогда скажите мне, что вы узнали случайно, - настаивала она.
      Торольд был пожилой человек, но он был здоров и полон энергии, и он чувствовал себя польщённым вниманием этой молодой красивой ведьмы, как был бы польщён любой человек на его месте. Но он был достаточно умён, чтобы понимать, что её внимание направлено не на него, а на ту информацию, что он имел; и он был честен с самим собой, так что он не растягивал свой ответ для того, чтобы подольше задержать внимание ведьмы.
      - Я не могу вам точно сказать, что он делает, - сказал он, - все эти философские детали - они выше моего понимания. Но я могу сказать вам, что движет его светлостью, хотя он и не знает, что я это знаю. Я разглядел это в сотнях маленьких деталей. Поправьте меня, если я не прав, но боги ведьм ведь отличаются от нашего, так?
      - Да, это так.
      - Но вы знаете про нашего бога? Бога Церкви, того, которого зовут Всевышним?
      - Да, я знаю.
      - Так вот, лорд Азраэль никогда не мог смириться, так сказать, с доктринами Церкви. Я видел, какое отвращение появлялось на его лице, когда заходил разговор о причастиях, искуплениях, и всём таком. Серафина Пеккала, среди наших людей бросить вызов Церкви - смерть, но лорд Азраэль вскармливал идею восстания в своём сердце всё то время, что я его знал, за это я могу поручиться.
      - Восстания против Церкви?
      - В некотором роде, да. Было время, когда он подумывал о том, чтобы перейти от мыслей к действиям, но в конце концов он отказался от этой идеи.
      - Почему? Церковь была слишком сильна?
      - Нет, - сказал старый слуга, - это бы не остановило моего хозяина. Это может прозвучать для вас странно, Серафина Пеккала, но я знаю этого человека лучше, чем его могла знать любая жена, или даже мать. Он был моим хозяином, и я изучал его, в течение сорока лет. Я могу следовать за полётом его мысли не в большей степени, чем я могу летать сам, но я всегда могу видеть, в каком направлении он идёт, даже если я не могу последовать за ним. Нет, я думаю, что он отказался от восстания против Церкви не потому, что Церковь была слишком сильна, а потому, что она была слишком слаба, чтобы быть достойной внимания моего хозяина.
      - Но тогда... что он делает?
      - Я думаю, что он ведёт гораздо более великую войну. Я думаю, что он собирается восстать против самой высокой власти, которая только есть. Он ушёл, чтобы найти то место, где обитает Всевышний, и убить его. Это то, что я думаю. Мне страшно произнести это вслух, мадам. Мне страшно даже подумать об этом. Но это - единственное, что имеет смысл.
      В течение нескольких секунд Серафина сидела в тишине, усваивая то, что сказал Торольд.
      Прежде, чем она смогла заговорить, он продолжил.
      - Любой, кто захотел бы сделать что-то наподобие этого, навлёк бы на себя гнев Церкви. Само собой. Это было бы самым грандиозным богохульством, сказали бы они. Он бы предстал перед Судом Благочестия и приговорён к смерти раньше, чем вы успели бы моргнуть. Я никогда об этом не говорил прежде, и никогда не заговорю снова, я бы и с вами об этом не говорил, если бы вы не были ведьмой и вне власти Церкви; но это - имеет смысл. Всё остальное - не имеет. Он ушёл, чтобы найти Всевышнего и убить его.
      - Это возможно? - сказала Серафина.
      - В жизни лорда Азраэля полно невозможных вещей. Я не хотел бы сказать, что есть что-нибудь, что он не в состоянии сделать. Но даже с учётом этого, Серафина Пеккала, он совершенно сошёл с ума. Если уж даже ангелы не смогли этого сделать, то как простой человек может подумать об этом?
      - Ангелы? Какие ангелы?
      - Существа чистого духа. Церковь говорит, церковь учит, что некоторые ангелы восстали ещё прежде, чем был создан мир, и были низвергнуты с небес в ад. Они потерпели поражение, в этом суть. Они не смогли сделать этого. А у них была сила ангелов. Лорд Азраэль - всего лишь человек, с его человеческой силой, не более того. Но его амбиции безграничны. Он дерзает делать то, о чём другие не осмеливаются и подумать. И взгляните, что он уже сделал разорвал небо, открыв путь к иному миру. Кто ещё когда-либо делал подобное? Кто мог хотя бы подумать об этом? Так что, Серафина Пеккала, одна часть меня считает, что он просто безумен. Но другая часть... она считает, что лорд Азраэль - он не похож на остальных людей. Возможно... если то, что он собирается сделать, вообще возможно, то он - единственный, кто может сделать это. Никто иной.
      - А что будете делать вы, Торольд?
      - Я останусь здесь и буду ждать. Я буду охранять этот дом, пока он не вернётся и не отменит свой приказ, или пока я не умру. А теперь я задам вам тот же вопрос, мадам.
      - Я собираюсь убедиться, что ребёнок в безопасности, - сказала она. Возможно, мне ещё придётся оказаться здесь снова, Торольд. Мне будет приятно знать, что вы всё ещё будете здесь.
      - Я не уеду, - сказал он.
      Она отказалась от предложенной Торольдом еды, и попрощалась.
      Минутой спустя она присоединилась к своему демону-гусю, и оба они хранили молчание, пока они летели и петляли над покрытыми туманом горами. Она была глубоко обеспокоена, и не было необходимости искать причину: каждый мшистый берег, каждая ледяная лужа, каждая мошка на её родине тянули и призывали её обратно к себе. Она боялась за них, но она боялась и за себя, потому что теперь она должна была измениться. Это были человеческие дела, и тот вопрос, который она расследовала, тоже был человеческим; бог лорда Азраэля не был её богом. Возможно, она становилась человеком? Прекращала ли она быть ведьмой?
      Даже если и так, она не могла делать это в одиночку.
      - Теперь домой, - сказала она. - Мы должны поговорить с нашими сёстрами, Кайса. Эти события слишком велики для нас одних.
      И они устремились через клубящиеся облака тумана к озеру Энара и дому.
      * * *
      В укрытых в лесу пещерах около озера они нашли других ведьм из её клана, а также и Ли Скорсби. Аэронавт сумел удержать воздушный шар после аварии на Свельбарде, а ведьмы помогли ему добраться на их родину, где он уже начал восстанавливать повреждения, нанесённые корзине и шару.
      - Мадам, я счастлив видеть вас, - сказал он. - Есть какие-нибудь новости про девочку?
      - Ни одной, господин Скорсби. Присоединитесь ли вы к нашему совету этим вечером, и поможете ли нам обсудить, что делать?
      Техасец с удивлением моргнул, так как до сих пор, насколько известно, ни один человек не участвовал в совете ведьм.
      - Это будет великой честью, - сказал он. - Возможно, я тоже выдвину предложение или два.
      На протяжении всего дня прибывали ведьмы, подобно хлопьям чёрного снега на крыльях шторма, заполняя небеса стремительным порханием шёлка и свистом воздуха в иглах их веток небесной сосны. Люди, охотившиеся в промокших лесах, или ловившие рыбу посреди тающих плавучих льдин, слышали шелест высоко в небе сквозь туман, и, если бы небо было чистым, они могли бы увидеть летящих ведьм, похожих на клочья тьмы, подхваченные невидимым потоком.
      К вечеру сосны вокруг озера были освещены сотней костров, и самый большой костёр пылал перед пещерой собраний. К тому времени, как они поели, ведьмы уже собрались. Серафина Пеккала сидела в центре, в короне из маленьких алых цветов. По её левую руку сидел Ли Скорсби, по правую королева латвийских ведьм, по имени Рута Скади.
      Она прибыла лишь час назад, к большому удивлению Серафины. Серафина считала, что, для короткоживущей, госпожа Коултер прекрасна, но Рута Скади была не менее красива, чем госпожа Коултер, и, сверх того, обладала таинственной глубиной. Она поговорила с духами, и теперь шёл снег. Она была яркой и страстной, с большими чёрными глазами; говорили, что сам лорд Азраэль был её любовником. Она носила тяжёлые золотые серьги, на её чёрных вьющихся волосах была корона, а поверх них висели клыки снежных тигров. Демон Серафины, Кайса, узнал от демона Руты Скади, что она собственноручно убила тигров, чтобы наказать одно татарское племя, которое поклонялось им, но отказалось воздать её положенные почести, когда она посетила их земли. Лишившись богов, племя умоляло её позволить им тпеерь поклоняться ей, но она отвергла их с презрением, - зачем мне ваше поклонение? - спросила она. Такова была Рута Скади: красивая, гордая и безжалостная.
      Серафина не была уверена, зачем та явилась сюда, но поприветствовала королеву, и этикет требовал, чтобы та сидела от неё по правую руку. Когда все собрались, Серафина начала говорить.
      - Сёстры! Вы знаете, почему мы собрались вместе: мы должны решить, что делать в связи с этими новыми событиями. Вселенная расколота, а лорд Азраэль открыл путь из этого мира в другой. Должны ли мы озаботить себя этим делом, или же продолжать жить так, как и раньше, занимаясь своими собственными делами? Далее, есть ребёнок, девочка Лайра Белаква, ныне наречённая Среброязыкой королём Йореком Барнисоном. Она выбрала правильную ветку облачной сосны у дома доктора Ланцелиуса: она - то дитя, которого мы всегда ждали, и теперь она исчезла.
      - У нас двое гостей, которые расскажут нам, что они думают. Сперва мы выслушаем королеву Руту Скади.
      Рута Скади поднялась на ноги. Её белые руки блестели в свете костра, её глаза мерцали так ярко, что даже самые далеко сидящие ведьмы могли видеть игру эмоций на её лице.
      - Сёстры, - начала она, - позвольте сказать вам, что происходит, и с кем мы должны сражаться. Ибо война приближается. Я не знаю, кто присоединится к нам, но я знаю, с кем мы должны сражаться. Наш враг Магистериум, Церковь. Всю свою историю - не такую уж долгую в наших жизнях, но невероятно древнюю в человеческих - Церковь пыталась подавить и проконтролировать каждый естественный порыв. А если она не могла контролировать его, она его уничтожала. Некоторые из вас видели, что они делали в Болвангаре. И это было отвратительно, но это не единственное подобное место, и не едиственная подобная практика. Сёстры, вы знаете лишь Север - я путешествовала в южных землях. Там также есть церкви, и они так же урезают своих детей, как и люди из Болвангара - хотя и по иному, но не менее ужасно. Они отрезают половые органы, как у мальчиков, так и у девочек, чтобы те больше никогда ничего не чувствовали. Так поступает Церковь, и все церкви одинаковы: все они пытаются управлять, подавить и уничтожить все хорошие чувства. Так что если война придёт, и Церковь будет на одной стороне, мы должны быть на другой, независимо от того, насколько странными окажутся наши союзники.
      - Что я предлагаю, так это то, чтобы наши кланы объединились и отправились на север, исследовать этот новый мир, и узнали, что мы можем там обнаружить. Если девочка не может быть обнаружена в этом мире, то это потому, что она уже ушла вслед за лордом Азраэлем. А лорд Азраэль - ключ ко всему происходящему, поверьте мне. Он был однажды моим любовником, и я с радостью объединю наши с ним силы, ибо он ненавидит Церковь и всё, что та делает.
      - Это всё, что я хотела сказать.
      Рута Скади говорила страстно, и Серафина восхитилась её силой и её красотой. Когда латвийская королева села, Серафина повернулась к Ли Скорсби.
      - Мистер Скорсби - друг девочки, и, следовательно, наш друг, - сказала она. - Не поделитесь ли вы с нами своими мыслями, сэр?
      Техасец поднялся на ноги, худощавый и учтивый. Он выглядел так, как будто не понимал странности происходящего, хотя это было и не так. Его демон-зайчиха, Хестер, присела около его ног, распластав уши по спине и наполовину прикрыв свои золотые глаза.
      - Мадам, - сказал он, - я должен сначала поблагодарить вас всех за ту доброту, что вы проявили ко мне, и за помощь, предоставленную вами аэронавту, захваченному ветрами, пришедшими из иного мира. Я не буду долго испытывать ваше терпение.
      - Когда я путешествовал на север к Болвангару вместе с бродягами, девочка, Лайра, рассказала мне кое-что, что случилось в колледже, в котором она жила в Оксфорде. Лорд Азраэль показал остальным Мудрецам изуродованную голову человека по имени Станислав Грамман, и это, в некотором роде, убедило их выделить ему деньги на экспедицию на север для выяснения случившегося.
      - В тот момент, девочка была так уверена в том, что она видела, что я решил не слишком её расспрашивать. Но то, что она рассказала, пробудило какие-то воспоминания в моей памяти, хотя в тот момент я не мог ещё чётко понять, в чём дело. Я знал кое-что про этого доктора Граммана. И лишь когда мы летели сюда со Свельбарда я вспомнил, что это было. Один старый охотник с Тунгуски рассказал мне эту историю. Похоже, что Грамман знал о местонахождении какого-то предмета, который защищал любого, кто владел им. Я не хотел бы преуменьшить ту магию, что подвластна вам, но этот предмет, чем бы он ни был, имеет силу, превосхожящую всё, о чём я когда-либо слышал.
      - И я подумал, что мне стоит отложить своё возвращение в Техас из-за моего беспокойства об этой девочке, и найти доктора Граммана. Видите ли, я не думаю, что он мёртв. Я считаю, что лорд Азраэль обманывал тех Мудрецов.
      - Так что я отправлюсь на Новую Землю, где я в последний раз слышал о Граммане, и я собираюсь найти его. Я не могу видеть будущее, но я достаточно ясно вижу настоящее. И я с вами в этой войне, мадам, чего бы ни стоили мои пули. Но это - та задача, за которую я собираюсь взяться, мадам, - заключил он, поворачиваясь к Серафине Пеккале. - Я собираюсь найти Станислава Граммана и выяснить, что он знает, и, если я смогу найти тот предмет, про который ему известно, я отнесу его Лайре.
      Серафина сказала, - Вы были женаты, мистер Скорсби? У вас есть дети?
      - Нет, мадам, я меня нет детей, хоть я и хотел бы стать отцом. Но я понимаю ваш вопрос, и вы правы: этой маленькой девочке не очень-то повезло с настоящими родителями, и, возможно, я смогу возместить ей это. Кто-то должен это сделать, и я хотел бы.
      - Спасибо, мистер Скорсби, - сказала она.
      Она сняла свою корону, выдернула из неё один из маленьких малиновых цаетов, которые не увядали, пока она их носила, и оставались свежими, как только что сорванные.
      - Возьмите это с собой, - сказала она, - и когда вам понадобится моя помощь, сожмите его в ладони и позовите меня. Я услышу вас, где бы вы ни были.
      - Что ж, спасибо, мадам, - сказал он удивлённо. Он взял маленький цветок и бережно спрятал его в нагрудный карман.
      - И мы вызовем ветер, чтобы помочь вам добраться до Новой Земли, сказала ему Серафина Пеккала. - Теперь, сёстры, кто хотел бы высказаться?
      Так начался совет. Ведьмы признавали демократию, в некоторых пределах: каждая ведьма, даже самая молодая, имела право высказаться, но только королева имела право решать. Разговор продлился всю ночь, и многие страстные голоса предлагали начать войну немедленно, а другие настаивали на осторожности. Несколько мудрейших ведьм порекомендовали послать ведьм во все остальные кланы, с предложением объединиться вместе, впервые за всю историю.
      Рута Скади согласилась с этим предложением, и Серафина немедленно выслала гонцов. Что же до немедленных действий, Серафина подобрала двадцать лучших своих бойцов и приказала им приготовиться лететь вместе с ней на север, в новый мир, который открыл лорд Азраэль, в поисках Лайры.
      - А что вы, королева Рута Скади, - наконец, сказала Серафина. - Каковы ваши планы?
      - Я отправлюсь на поиски лорда Азраэля, и узнаю, что он делает, от него самого. И похоже, что путь, по которому он ушёл, также ведёт на север. Могу ли я проделать первую часть пути вместе с тобой, сестра?
      - Разумеется, сестра, - ответила Серафина, которая была рада, что та отправится с ними. На этом они и порешили.
      Но вскоре после того, как совет завершился, старая ведьма подошла к Серафине Пеккале и сказала: - Королева, вам стоит выслушать то, что скажет Юта Камайнен. Она молода и упряма, но это может оказаться важным.
      Молодая ведьма Юта Камайнен - молодая по стандартам ведьм, разумеется ей только-только исполнилось сто лет - выглядела упрямой и смущённой, а её демон-воробей был возбуждён, и непрестанно кружил вокруг неё, перелетая с плеча на руку и обратно. Щёки ведьмы были пухлыми и красными; её характер был резким и страстным. Серафина не очень хорошо её знала.
      - Королева, - сказала молодая ведьма, неспособная и дальше хранить молчание под взглядом Серафины, - я знаю человека по имени Станислав Грамман. Когда-то я любила его. Но теперь я ненавижу его настолько сильно, что, если я увижу его, я убью его. Я бы ничего не сказала, но моя сестра убедила меня сказать вам.
      Она с ненавистью взглянула на старую ведьму, которая посмотрела на неё в ответ с состраданием - она знала, что такое любовь.
      - Что же, - сказала Серафина, - если он всё ещё жив, ему придётся оставаться в живых до тех пор, пока мистер Скорсби не найдёт его. Тебе же лучше присоединиться к нам и отправиться в новый мир, и тогда не будет опасности, что ты убъёшь его слишком рано. Забудь его, Юта Камайнен. Любовь заставляет нас страдать. Но задача, стоящая сейчас перед нами, важнее, чем месть. Запомни это.
      - Да, королева, - скромно сказала молодая ведьма.
      И Серафина Пеккала, двадцать одна её спутница, и королева Рута Скади Латвийская приготовились улететь в новый мир, в котором ещё не летала ни одна ведьма.
      ТРИ. Мир Детей
      Лайра проснулась рано.
      Ей приснился страшный сон: ей дали вакуумную колбу, которую её отец, Лорд Азраэль, показывал Мастеру и Мудрецам Джорданского колледжа. Когда это происходило на самом деле, Лайра пряталась в шкафу и смотрела как Лорд Азраэль открыл колбу чтобы показать Мудрецам отрубленную голову Станислава Граммана, потерявшегося исследователя; но во сне Лайре нужно было открыть колбу самой, но ей не хотелось. Ей было страшно. Но ей нужно было сделать это, хотелось ей того или нет, и она чувствовала, открывая крышку и слыша, как воздух устремился в замороженный объём, как слабеют от ужаса её руки. Потом она сняла крышку, практически задыхаясь от страха, но, зная, что она должна - она должна сделать это. Но внутри было пусто. Головы не было. Бояться было нечего.
      Но она всё равно проснулась с криком и в поту, в жаркой маленькой спальне, выходящей на гавань. Через окно струился лунный свет, а она лежала в чужой кровати, сжимая чужую подушку, а Пантелеймон-горностай тыкался в неё носом, издавая успокаивающие звуки. О, она была так напугана! Это было тем более странно, что когда это происходило на самом деле, ей не терпелось увидеть голову Станислава Граммана, и она умоляла Лорда Азраэля открыть термос ещё раз и дать ей посмотреть, однако во сне она так испугалась.
      Когда наступило утро, она спросила алетиометр что обозначал сон, но он ответил только "Это сон о голове".
      Она подумала, не стоит ли разбудить странного мальчика, но он так крепко спал, что она решила этого не делать. Вместо этого она спустилась в кухню и попыталсь приготовить яичницу. Двадцать минут спустя она села за столик на тротуаре и с гордостью съела почерневшее, скрипящее на зубах блюдо, а Пантелеймон-воробей выклёвывал кусочки скорлупы
      Сзади раздались звуки и появился ещё окончательно не проснувшийся Уилл.
      - Я умею готовить яичницу, - сказала она, - могу приготовить и тебе немного.
      Он взглянул на её тарелку и сказал: "Нет, я съем хлопьев. В холодильнике осталось немного молока. Они не могли уйти давно, те кто здесь жили."
      Она смотрела как он насыпал хлопья в пиалужку и заливал их молоком такого она ещё никогда не видела.
      Он вынес пиалужку наружу и сказал: "Если ты не из этого мира, то где твой мир? Как ты попала сюда?"
      - По мосту. Мой отец сделал это мост, и я... перешла вслед за ним. Но он пошёл куда-то ещё. Я не знаю куда. Мне всё равно. Но когда я шла через мост, было много тумана, и я потерялась, по-моему. Я шла в тумане несколько дней, питаясь ягодами и всем, что находила. Потом туман рассеялся, и мы оказались вон на той скале.
      Она показала рукой назад. Уилл посмотрел вдоль берега, мимо маяка, и увидел, что берег поднимается длинной чередой скал, пропадающей в дымке вдали.
      - И мы увидели этот город, и спустились, но в городе никого не было. По крайней мере было что есть и где спать. Мы не знали что делать дальше.
      - Ты уверена, что это не часть твоего мира?
      - Конечно. Это не мой мир, я уверена.
      Уилл вспомнил свою собственную полную уверенность в том, что трава, видимая через окно в воздухе не принадлежит его миру и кивнул.
      - Значит, как минимум три мира соединены между собой, - сказал он.
      - Их миллионы и миллионы, - сказала Лайра. - Мне сказал другой демон. Он был демоном ведьмы. Никто не в силах сосчитать, сколько существует миров в одном и том же месте. И никто не мог перейти из одного в другой до того как мой отец создал этот мост.
      - А как же окно, которое я нашёл?
      - Не знаю. Может, миры начинают вдвигаться друг в друга.
      - А почему ты ищешь пыль?
      Она бесстрастно посмотрела на него: "Может быть когда-нибудь я скажу тебе" - сказала она.
      - Хорошо. Но как ты собираешься её искать?
      - Я собираюсь найти Мудреца, который знает о ней.
      - Что, просто мудреца?
      - Нет, теолога-экспериментатора, - сказала она. - В моём Оксфорде, были те, кто знали о ней. Ясно, что в твоём они тоже есть. Сначала я пойду в Джорданский колледж, потому что там самые умные Мудрецы.
      - Никогда не слышал об экспериментальной теологии, - сказал он.
      - Они всё знают об элементарных частицах и фундаментальных взаимодействиях, - объяснила она. - Ямтаромагнетизм и всё такое. Атомные штучки.
      - Чего-магнетизм?
      - Ямтаромагнетизм. От "ямтарический". Ну этот свет, - сказала она, указывая на декоративные фонари, - они ямтарические.
      - У нас они называются электрическими.
      - Электрический... похоже на электрум. Это типа камня, украшение, сделанное из пчелиного клея. Там ещё насекомые попадаются.
      - Ты имеешь в виду янтарь, - сказал он, и они вдвоём сказали - Ямтарь.
      И каждый увидел своё выражение на лице другого. Уилл долго помнил этот момент.
      - Ясно, электромагнетизм, - начал он, отвернувшись. - Вроде нашей физики, эта ваша экспериментальная теология. Тебе нужны учёные, а не теологи.
      - Ага, - сказала она устало, - я найду их.
      Было ясное утро, солнце мирно блестело на волнах гавани, и каждый из них мог заговорить, потому что оба просто лопались от вопросов, но тут они услышали голос со стороны набережной, от садика казино.
      Они оба посмотрели туда, вздрогнув. Это был детский голос, но никого видно не было.
      Уилл тихо сказал Лайре: "Как долго ты здесь, говоришь?"
      - Три дня, может четыре - я сбилась со счёта. Я никого не видела. Здесь никого нет. Я смотрела практически всюду.
      Однако кто-то был. Два ребёнка - девочка Лайриного возраста и мальчик помоложе, вышли из одной из улиц, выходящих к гавани. Оба были рыжеволосые и несли корзинки. Уилла с Лайрой они заметили, только подойдя метров на сто.
      Пантелеймон стал из щегла мышкой и юркнул по руке Лайры ей в кармашек. Он увидел что у этих детей как и у Уилла демонов не было.
      Дети подошли поближе и сели за соседний столик.
      - Вы из Цигейзы? - спросила девочка.
      Уилл помотал головой.
      - Из СантЭлии?
      - Нет, - сказала Лайра, - мы из другого места.
      Девочка кивнула. Это был разумный ответ.
      - Что происходит? - спросил Уилл. - Где взрослые?
      Глаза девочки сузились. "А в ваш город Призраки не приходили?" спросила она.
      - Нет, - ответил Уилл. - Мы только что пришли сюда. Мы не знаем о Призраках. Как называется этот город?
      - Цигейза, - подозрительно сказала девочка, - полностью Циттагейза.
      - Циттагейза, - повторила Лайра, - Цигейза. Почему ушли взрослые?
      - Из-за Призраков, - сказала девочка устало и презрительно. - Как тебя зовут?
      - Лайра. А он Уилл. А тебя как?
      - Анжелика. А моего брата - Паоло.
      - Откуда вы пришли?
      - С холмов. Был туман и шторм, и все были напуганы, поэтому мы все убежали в холмы. Потом, когда туман рассеялся, взрослые через подзорные трубы увидели, что в городе Призраки, и они не могут вернуться. Но детям Призраки не страшны. Спускаются и другие дети. Они будут здесь позже - мы первые.
      - Мы и Тулио, - гордо сказал маленький Паоло.
      - Кто такой Тулио?
      Анжелика была в ярости: Паоло не следовало его упоминать, но теперь тайна раскрыта.
      - Наш старший брат, - сказала она. - Он не с нами, он прячется пока... Он просто прячется.
      - Ему надо... - начал Паоло, но сестра сильно пихнула его, и он сразу заткнулся, сжимая дрожащие губы.
      - Что ты сказала о городе? - Сказал Уилл. - В нём полно Призраков?
      - Да, Цигейза, СантЭлия, все города. Призраки идут туда, где есть люди. Вы откуда?
      - Винчестер, - ответил Уилл.
      - Никогда не слышала. Там нет Призраков?
      - Нет. Я и здесь ни одного не вижу.
      - Естественно, - злорадно сказала она, - ты же не взрослый! Когда мы вырастем, мы сможем видеть Призраков.
      - Я не боюсь Призраков, - сказал маленький мальчик, выставив вперёд грязный подбородок. - Убивайте негодяев.
      - Взрослые не собираются возвращаться? - спросила Лайра.
      - Собираются, через несколько дней, - ответила Анжелика. - Когда Призраки уйдут куда-нибудь ещё. Нам нравится, когда приходят Призраки, потому что мы можем бегать по городу и делать что хотим.
      - Но что Призраки делают взрослым? - спросил Уилл.
      - Ну, когда Призрак поймает взрослого на это неприятно смотреть. Они выедают из них душу. Я не хочу становиться взрослой. Сначала они знают, что это происходит, и они бояться, кричат и кричат. Они пытаются смотреть в другую сторону и притворяются, что ничего не происходит, но это не правда. Уже слишком поздно. И им никто не поможет - они сами по себе. Потом они бледнеют и прекращают двигаться. Они ещё живы, но как будто выедены изнутри. Когда смотришь им в глаза, видишь затылок. Там пусто.
      Девочка повернулась к брату и втерла ему нос его же рукавом.
      - Мы с Паоло собираемся пойти за мороженым, - сказала она. - Хотите с нами?
      - Нет, - сказал Уилл. - У нас есть другое дело.
      - Тогда пока, - сказала она, а Паоло сказал - Убивайте Призраков!
      - Пока, - сказала Лайра.
      Когда Анжелика с братом ушли, Пантелеймон высунулся из кармана Лайры, взъерошенный и ясноглазый.
      - Они не знают о том окне, которое ты нашёл, - сказал он Уиллу.
      Он первый раз заговорил с Уиллом, и Уилл был удивлён этим больше чем чем-либо виденным им до этого. Лайра расхохоталась.
      - Он... он говорящий! Что, все демоны разговаривают? - спросил Уилл.
      - Ну конечно разговаривают, - сказала Лайра. - Ты что, думал он просто ручной зверёк?
      Уилл взъерошил волосы и моргнул. Потом помотал головой. - Нет, - сказал он, обращаясь к Пантелеймону, - я думаю, ты прав. Они о нём не знают.
      - Значит мы должны будем быть осторожными, когда будем лезть через него, - сказал Пантелеймон.
      Разговаривать с мышью было странно всего несколько мгновений. Потом это стало не более странным, чем разговор по телефону, потому что, на самом деле, он разговаривал с Лайрой. Но мышь была отдельно: в выражении его мордочки было что-то от Лайры, но что-то и своё тоже. Было сложно понять что именно, когда вокруг происходило столько странного одновременно. Уилл попытался сконцентрироваться.
      - Сначала надо найти тебе другую одежду, - сказал он Лайре, - до того как ты пойдёшь в мой Оксфорд.
      - Но почему? - спросила она упрямо.
      - Потому что ты не можешь разговаривать с людьми из моёго мира в таком виде. Они не подпустят тебя к себе. Ты должна выглядеть как будто ты оттуда. Ты должна замаскироваться. Понимаешь, я знаю. Я занимался этим годами. Тебе лучше послушаться меня, или тебя поймают, а если они узнают откуда ты, и про окно, и про всё остальное... Этот мир - хорошее укрытие. Понимаешь, я... мне надо спрятаться от кое-каких людей. Это - лучшее укрытие, которое я только мог себе представить, и я не хочу, чтобы о нём узнали. Поэтому я не хочу, чтобы ты выдала его, выглядя не к месту. У меня в Оксфорде есть свои дела, и если ты меня выдашь, я убью тебя.
      Лайра сглотнула. Алетиометр никогда не врал: этот мальчик был убийцей, и, если он убивал раньше, то он может убить и её тоже. Она кивнула, соглашаясь.
      - Хорошо, - сказала она.
      Пантелеймон стал лемуром, и смотрел на Уилла огромными смущающими глазами. Уилл пристально посмотрел на него, и демон опять стал мышкой и забрался к Лайре в карман.
      - Хорошо, - сказал Уилл. - Так, пока мы здесь, мы будем говорить этим детям, что мы из их мира. Хорошо, что взрослых нет. Мы сможем приходить и уходить, и никто не заметит. Но в моём мире ты будешь вести себя так, как я скажу. Для начала ты должна помыться. Ты должна выглядеть чистой, или будешь выделяться. Мы должны быть замаскированы, куда бы мы ни пошли. Мы должны выглядеть настолько натурально, чтобы люди нас даже не замечали. Поэтому начни с мытья головы. В ванной есть шампунь. Потом пойдём искать другую одежду.
      - Но я не знаю как, - сказала она. - Я никогда не мыла голову. В Джорданском колледже её мыла экономка, а потом мне не приходилось этого делать.
      - Тебе придётся самой додуматься как это делать, - сказал он, - помойся целиком. В моём мире люди чистые.
      - Хм, - сказала Лайра и пошла наверх. Через её плечо на Уилла смотрела свирепая крысиная морда, но он спокойно смотрел в ответ.
      Часть его хотела побродить в это тихое солнечное утро по городу, часть дрожала от беспокойства за его мать, а часть всё ещё была в шоке от убийства, совершённого им. И надо всем этим нависала задача, стоящая перед ним. Но пока он ждал Лайру надо было чем-то заняться, и он вытер столы на кухне, вымыл пол и вынес мусор в контейнер, который нашёл в переулке снаружи.
      Потом он достал зелёный кожаный бювар из своей большой сумки, и жадно посмотрел на неё. Как только он покажет Лайре как попасть через окно в его Оксфорд, он вернётся назад и посмотрит, что внутри; но пока он засунул бювар под матрас на той кровати где он спал. В этом мире бювар был в безопасности.
      Когда Лайра спустилась, чистая и мокрая, они пошли искать для неё одежду. Они нашли универмаг, такой же запущенный, как и везде, с одеждой, которая показалась Уиллу несколько старомодной, но им удалось найти Лайре клетчатую юбку и зелёную блузку без рукавов, с кармашком для Пантелеймона. Джинсы она надеть отказалась, отказалась даже поверить Уиллу, что большинство девочек их носит.
      - Это брюки, - сказала она. - Я - девочка. Не будь дураком.
      Он пожал плечами; клетчатая юбка выглядела незаметно, а это главное. Когда они уходили, Уилл положил несколько монет в кассу на прилавке.
      - Что ты делаешь? - спросила она.
      - Плачу. За вещи надо платить. А что, в твоём мире за вещи не платят?
      - В этом, по крайней мере, не платят! Я ручаюсь - эти дети ни за что не платят.
      - Они могут и не платить, но я плачу.
      - Если ты будешь вести себя как взрослый, Призраки схватят тебя, сказала она, но она не знала, может ли она его дразнить, или должна его бояться.
      Днём Уиллу было видно, какими старыми были здания в центре города, и насколько они были разрушены. Ямы на дороге никто не чинил, окна были выбиты, штукатурка отслаивалась. Однако, когда-то это было великое и красивое место. Сквозь резные арки были видны большие дворы покрытые зеленью, некоторые большие здания выглядели как дворцы, даже если ступеньки раскололись, а косяки отходили от стен. Как будто вместо того, чтобы снести здание и построить новое, жители Цигейзы предпочитали его бесконечно латать.
      В одном месте они подошли к башне, стоявшей сама по себе на маленькой площади. Это было самое старое из виденных ими зданий: простая зубчатая четырёхэтажная башня. Что-то в её неподвижности под ярким солнцем завлекало, и и Лайру и Уилла тянуло к приоткрытой двери, к которой вели широкие ступени; но оба промолчали, и ушли, правда неохотно.
      Когда они дошли до широкого бульвара, усаженного пальмами, он сказал ей искать маленькое угловое кафе, с зелёными металлическими столиками снаружи. Они нашли его за минуту. Днём оно казалось меньше и более запущенно, но это было то же место, с оцинкованной стойкой бара, кофеваркой-экспрессо и недоеденной тарелкой рисотто, в жаркую погоду уже начавшей попахивать.
      - Это здесь? - спросила она.
      - Нет, это посреди дороги. Убедись, что вокруг нет других детей.
      Но они были одни. Уилл провёл её к аллее под пальмами и начал искать свои метки.
      - По-моему, это где-то здесь, - сказал он. - Когда я прошёл, я видел вон тот высокий холм за белыми домиками, и в ту сторону было кафе, и ...
      - Как оно выглядит? Я ничего не вижу.