Теперь я обращусь ко времени осады Лакноу, незадолго до того, как мятежники были отброшены Хавелоком и Оутрэмом.
      Мой полк квартировал в городе, и когда...
      Салли подняла голову. Поезд подъезжал к станции, вывеска над перроном гласила "ЧАТЕМ". Она захлопнула книгу, в ее голове кружились странные образы: царский банкет, зловещие смерти, камень, опьяняющий, как опиум... "Трое других" выжили, сказал майор; ее отец и она сама, это понятно. Но кто же третий?
      Она снова раскрыла книгу - и тут же захлопнула ее, потому что дверь купе отворилась и вошел мужчина.
      Он был в светлом твидовом пальто, булавка с ярким камнем в галстуке придавала ему щеголеватый вид. Увидев Салли, он приподнял котелок.
      - Добрый день, мисс.
      - Добрый день.
      Салли кивнула и отвернулась к окну. Ей не хотелось разговаривать, и в этой излишне фамильярной улыбке джентльмена было нечто такое, что ей сразу не понравилось. Девушки ее круга никогда не путешествовали в одиночку, это выглядело странно и могло привлечь ненужное внимание.
      Поезд двинулся мимо станции, мужчина вынул сверток с бутербродами и принялся с аппетитом завтракать. Теперь весь его интерес сосредоточился в еде, и Салли немного успокоилась. Она устроилась поудобнее и начала разглядывать болота и топи, город вдалеке, мачты кораблей в доках и верфи.
      Время шло. В конце концов поезд вкатился на станцию Лондон-Бридж, под навес темного стекла, стук колес замедлялся, постепенно стихая, свист паровоза смешался с криками носильщиков и хлопаньем дверей. Салли встрепенулась и протерла глаза: она неожиданно задремала.
      Дверь купе была распахнута настежь.
      Мужчина исчез, и вместе с ним - книга. Он украл ее и был таков.
      Глава пятая
      Курительная церемония
      Салли позвонила в колокольчик и бросилась к двери. Платформа была заполонена народом, а единственное, что она запомнила в этом мужчине, было его твидовое пальто и котелок; но таких были десятки...
      Она вернулась в купе. Сумка лежала в углу на прежнем месте, и Салли нагнулась было за ней, как вдруг заметила на полу под сиденьем несколько листков бумаги.
      Книга была непрочно переплетена, они выпали, и вор, должно быть, этого не заметил!
      Большая часть листков была чистой, но на одном было несколько строчек без начала, очевидно, продолжающих рассказ с предыдущих страниц. Написано было вот что:
      ...в темноте, под морским узлом. Три красных огня ярко горят там, когда луна гонит воду. Возьми его. Это мой дар. По всем законам Англии он твой. Antequam haec legis, mortuus его; utinam ex animo hominum tarn celeriter memoria mea discedat.
      Салли не знала латынь, поэтому до поры она просто сложила бумагу и спрятала ее в сумку; и вскоре, с тоской и отвращением, предстала пред миссис Риз.
      Между тем в Уоппинге происходила сделавшаяся обычной зловещая церемония.
      Раз в день по приказу миссис Холланд Аделаида относила миску с похлебкой постояльцу со второго этажа. Старая перечница довольно быстро обнаружила тайное пристрастие Мэтью Бедвелла и, раз заинтригованная, она уже не могла упустить такой случай удовлетворить свое нездоровое любопытство.
      Из обрывков бреда, который нес ее постоялец, вырисовывалась весьма интересная история. Он находился на грани безумия, попеременно то обливаясь лихорадочным потом, то яростно атакуя страшные видения, вылезавшие из грязных стен и обступавшие его со всех сторон. Миссис Холланд терпеливо слушала, давала ему небольшую дозу наркотика, снова слушала и добавляла еще немного опиума в обмен на подробности о вещах, которые ее особенно заинтересовали. Мало-помалу складывалась целая картина, и миссис Холланд начинала понимать, что у нее в руках - точнее, почти в руках - находится настоящее сокровище.
      Рассказ Бедвелла имел самое непосредственное касательство к делу Локхарта и Шелби, агентов по снабжению судов. Уши миссис Холланд мгновенно сделали стойку, едва она услышала имя Локхарта; у нее был свой интерес к этой семье, и такое совпадение немало ее удивило. Но как только она узнала всю историю, она поняла, что это новый поворот ее дела: пропажа шхуны "Лавиния", смерть ее владельца, резкое увеличение прибыли с их китайских рынков и еще сотни мелочей. И миссис Холланд, женщина совершенно неверующая, благословила руку Провидения.
      Бедвелл был еще слишком слаб, чтобы двигаться. Миссис Холланд не была абсолютно уверена, что выжала все знания из его обкуренных мозгов, - вот почему она продолжала держать его при себе и сохраняла ему жизнь, если, конечно, его существование можно было назвать жизнью. Но реши она, что задняя комната нужна для других надобностей, Смерть и Бедвелл, разминувшиеся было в Южно-Китайском море, воссоединились бы прямо в Темзе. Гиблая Пристань была самым подходящим для этого местом.
      А пока Аделаида, с миской теплой жирной похлебки и грубо отрезанным ломтем хлеба, поднималась по лестнице в заднюю комнату. Внутри было совсем тихо; она надеялась, что больной спит. Приоткрыв дверь, она поневоле задержала дыхание от тяжелого спертого воздуха внутри, тело ее задрожало от холодной сырости, мгновенно пробравшей ее до костей.
      Мужчина лежал на матрасе под грубым одеялом, закрывавшим его по грудь, и не спал. Его глаза неотступно двигались за ней с той секунды, когда она вошла и поставила миску на стул.
      - Аделаида, - прошептал он.
      - Да, сэр?
      - Что у тебя тут?
      - Похлебка, сэр. Миссис Холланд велела вам ее съесть, потому что это вам поможет.
      - Ты принесла мне трубку?
      - После похлебки, сэр.
      Она не смотрела на него; оба говорили шепотом. Он приподнялся на локте, затем, превозмогая боль, оперся о спинку кровати. Тем временем Аделаида неподвижно встала у стены, и только ее огромные глаза казались живыми.
      - Давай сюда, - сказал он.
      Аделаида поднесла ему миску, покрошила туда хлеб, а затем снова отошла к стене. У Бедвелла не было никакого аппетита, и он оттолкнул это варево после нескольких ложек.
      - Не хочу. Нет в ней ничего доброго. Где трубка?
      - Вам надо поесть, сэр, не то миссис Холланд прибьет меня. Пожалуйста...
      - Сама ешь. Если в тебя это полезет, - проворчал он. - Ну же, Аделаида! Трубку, скорее.
      Она неохотно растворила шкаф - единственный предмет обстановки в комнате, кроме кровати и стула, - и вынула оттуда длинную тяжелую трубку, состоявшую из трех отдельных секций.
      Он не отрываясь смотрел, как она составила их вместе, положила трубку возле него, отрезала маленький кусочек от большого куска коричневого смолистого вещества, тоже вынутого из шкафа.
      - Ложитесь, - сказала она. - Оно же быстро действует. Еще свалитесь.
      Бедвелл сделал, как ему велела эта девочка, и расслабленно растянулся. Промозглый серый свет увядающего дня, едва пробиваясь сквозь многолетние наросты грязи на крошечном окне, придавал этой сцене мрачный оттенок старинной гравюры на стали. Огонек спички высветил на подушке медленно ползущего клопа. Аделаида поднесла зажженную спичку к кусочку опиума. Затем, нанизав его на длинную булавку, она стала водить им взад-вперед над огнем, пока он не начал пузыриться и не повалил дым. Бедвелл втягивал его через мундштук, Аделаида держала опиум над чашечкой трубки, куда непрерывно всасывался сладкий дурманящий дым.
      Когда опиум перестал куриться, Аделаида зажгла еще одну спичку и повторила операцию снова. Она люто ненавидела все это. Она ненавидела то, что происходило с Бедвеллом после, потому что тогда ей начинало казаться, что под каждым человеческим лицом таится личина слюнявого несчастного идиота, глядящего в пустоту.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.