Дита услышала его, узнав знакомый по детству на Кубе «La Marcha de los Pobladores», который всегда исполняли на разных государственных мероприятиях. Она перевернулась и навела бинокль.
— Господи, да это мальчик из ресторана, помнишь?
Она передала бинокль Гудаллу.
— Ты права. Видел ли он нас?
Пауза. Она забрала бинокль назад и принялась изучать смуглое личико под шапкой черных волос.
— Думаю, да. Иначе он не пошел бы через рисовое поле, когда есть прямой путь мимо нас. И он что-то замышляет.
Гудалл потянулся к рации.
— Мистер Паркер. Мальчик из ресторана идет мимо нас к ограде. Мы думаем, что он нас видел, но притворяется, что это не так. — Выслушав ответ, он сказал: — От нас не требуется никаких действий.
— Я полагаю, он знает, что делает, — заметила Дита.
— Обычно да.
— Есть кое-что, что ты делаешь лучше. Намного лучше.
И от ее улыбки колени у него превратились в желе.
Паркер ругался. Мальчик не только увидел Гудалла и его группу, но он еще должен был увидеть прибытие Беннета. Он быстро взвесил возможности: начать преждевременно атаку было нельзя без проверки готовности. Он вытащил фотографию, на которой красным крестом отметил начальные позиции каждой группы, нашел рисовое поле и взялся за рацию.
— Джефф? Неприятель идет через твой сектор примерно на четыре часа, в трехстах метрах. Я хочу, чтобы ты достал его бесшумным выстрелом прежде, чем он окажется в поле зрения сторожевой вышки справа от тебя...
— Вижу цель. Но это же только ребенок.
— Который знает, где мы, и он идет предупредить их.
— Черт. Я не готовился к бесшумной стрельбе.
— Давай.
Джефф быстро перезарядил снайперскую винтовку. Он почувствовал тошноту от того, что делал, но собрался с мыслями, сосредоточился на том, как, а не почему, на совершенстве матово-серой рамы из алюминиевого сплава и длинном стволе из нержавеющей стали, совершенном создании Шмидта и Бендера. Теперь спокойно. Расстояние 315 метров. Господи, он перешел на рысцу... предугадать движение его головы... теперь он точно в фокусе — вскарабкался на насыпь, остановился на ее вершине. Симпатичный парнишка. Нажимаю... О черт, попал в него. Думаю, что точно за ухом...
Джефф выглянул из укрытия, которое они устроили из поваленных деревьев, и его вырвало. Кислые запахи кэрри, специй и дешевого рома заполнили его нос и глотку. И смертельная тяжесть в груди, которая, как он знал, превращается в боль.
— Mui bien, — пробормотал сзади Монтальбан. — Хороший выстрел.
— Что это? — спросила Мария Пилар. Пили, невысокая молодая женщина с высокими скулами и темной кожей, наследием индейских и африканских предков, сжала приклад своего АК47, глядя на рисовое поле, которое находилось за отвалами, предназначенными удерживать воду.
Кроме Пили, на сторожевой вышке была Мариза, которая, отложив оружие, дразнила ящерицу, сидевшую у нее над головой. Она подняла с пышной груди немецкий бинокль.
— Ветка сломалась в лесу? Охотничье ружье, наверное. Кто-то из деревенских стреляет по обезьяне.
— Это оттуда.
— О'кей. Если это был выстрел, куда он был нацелен? — Мариза медленно обозрела сектор за сектором, потом воскликнула, перекрестившись: — Пресвятая Мария, матерь Божья! Хуанито. Я уверена.
Она увидела последний всплеск черной крови из отверстия в его голове, потом его грудь вздохнула в последний раз.
Горячий ветер завывал в опорах вышки, и сгонял птиц с верхних ветвей.
— Он мертв?
— Думаю, да.
— Почему?
— Он шел с острова. Сказать нам, что они уже здесь.
— Мы должны сказать Даниэлю.
— Мариза! Пили! Медленно спускайтесь с вышки и идите в бункер. Не торопитесь. Не привлекайте к себе внимания. Помните о своей подготовке. Не рыдайте о Хуанито. Поплачем потом. Вы сделали верно, — Даниэль щелкнул переключателем и повернулся к остальным, бывшим на командном пункте.
— Они здесь, — сказал он. — Они уже здесь. Мы должны двигаться. Вы все знаете, что делать.
Они вышли во двор. Эмилия взяла Зену за руку и пошла так быстро, как позволял ее вес, к комиссариату, где три младшие девушки ждали с приготовленными тортильями, завернутыми в листья, и пятилитровыми пластиковыми канистрами воды. Она отправила их через северный периметр — единственный, который Паркер не разведал досконально, потому что на аэрофотографиях там были только очень открытые поля и не было реального укрытия.
Тем временем двадцать мужчин и женщин вышли почти молча из казарм, вооруженные по-разному: АК47, РПК — «Калашников», превращенный в легкий автомат, американские М16, захваченные у контрас четырьмя годами раньше, разные пистолеты и гранаты. Они разделились на три группы: восемь шли со старым Хесусом, восемь, включая Эстер, с Даниэлем, а четверо остальных — с самой команданте, единственной, у которой за спиной была рация. Они согласованно следовали заранее разработанному плану, располагаясь вдоль периметра и выбираясь наружу через дыры в ограде. Команданте со своими связными нагнали девочек из комиссариата и прошли в северном направлении около полутора километров к загодя подготовленному НП. Остальные разошлись на восток и запад через поля к хорошо замаскированным окопам, которые были метрах в пятистах за исследовательской станцией.
Первый снаряд Паркера разорвался на юге, рядом с одним из контрольно-измерительных приборов, разнеся его на осколки за минуту до того, как команданте добралась до своей позиции. Она ускорила шаги, но не побежала. Еще три снаряда разорвались внутри ограды. Два были фосфорными, разбрасывающими бледно-зеленое пламя, очень яркое, и испускающими белый дым. Командный пункт, который она покинула десять минут назад, расцвел пламенем, и тростниковая крыша мигом превратилась в пепел и развеялась по ветру.
34
Джеми Стрэхан находился в канаве в конце пути между бамбуком и сахарным тростником, с винтовкой на взводе, держась западнее от бункеров под пустыми вышками, каждые пятнадцать секунд он оглядывался через плечо. Болела голова, опухоль на глазах не уменьшалась, и он был совершенно уверен, что ссадины и синяки под ними были инфицированы, а его нутро никак не могло прийти в себя после козлиного кэрри Беннета и Смита. Он был в злобном настроении и хотел кого-нибудь убить.
Он снова оглянулся, и вот дерьмо-то — в трех сотнях метров на другом конце тропинки, которая была похожа на коридор смерти, появились две фигуры — седой мужчина с черно-красной банданной и женщина. Стрэхан не колебался. Он выстрелил в женщину, которая шла впереди, дважды — в лоб и в грудь, развернулся и выпустил еще две пули, пока люди падали, одну — в бамбук, другую — в тростник. Он расстрелял весь магазин, сменил его, подождал, потом крикнул:
— Глеу! Глеу, ты, старый пердун, неприятель у нас под задницей, сзади.
Пока он говорил, Глеу и Крик скользнули в канаву рядом с ним, волоча за собой ракетомет и шесть неиспользованных обойм.
— Какого хрена?..
— Заткнись, Джеми. Босс хочет, чтобы мы сместились на пятьдесят метров южнее. Мы уже двигались, когда это случилось. — Между ними было тело женщины. Он повернулся к Крику. — Что делать с этим, Джон?
— Дело дрянь. Мы не знаем, сколько их тут. Они могут рыскать вокруг. Я считаю, мы злоупотребили гостеприимством.
Глеу включил рацию.
— Ник? Неприятель вышел на нас из леса сзади...
— Присоединяйся к компании. Возвращайся на позицию Джеффа. Я скажу ему, чтобы прикрыл вас. Но слушай, Джек. Возьми М202 и столько ракет, сколько сможешь.
Глеу и Крик заползли обратно в тростник. Таща вдвоем ракетомет, они могли каждый унести по восемь ракетных обойм на спине. Как только они были готовы, к ним влез Стрэхан.
— А я думал, ты нас прикрываешь, — проворчал Крик.
— Они залягут низко, — прервал его Глеу. — Они обходят сзади или через тростник, но так или иначе они пока не стреляют в нас. Идем.
Но когда они вышли из-под прикрытия, раздалась очередь из бункера под вышкой. Стрэхан опустошил еще один магазин в амбразуру, пока остальные продирались к небольшой плантации бананов. Оказавшись в безопасности, они поставили ракетомет и, хотя и не слишком эффективно, потому что они были на самом пределе дальности, стали поливать бункер девятимиллиметровыми пулями «парабеллум» из своих МР5. Стрэхан присоединился к ним, и они взялись за свою ношу.
Клочок лесопосадок, который скрывал Джеффа, был в семистах метрах к югу от них, но между ними был самый западный бункер. Более того, земля была поделена на маленькие рисовые поля, на которых негде было укрыться, — вот почему Джефф со своей снайперской винтовкой был поставлен здесь. Они должны были сделать петлю, пройти на запад и вернуться — добрых полтора километра, если не больше, используя то прикрытие, которое они могли найти среди более высоких посевов и клочков лесопосадок. А с севера постоянно могли ударить враги — и кто знает сколько? А с Глеу и Криком, связанными ракетометом, они представляли собой отличную мишень.
— Ну, — сказал Глеу, когда они в очередной раз остановились перевести дыхание. — Мы просто покажем лучшее, на что способны.
— Я бы предпочел напустить туману, — сказал Крик жирным, как дорсетские сливки, голосом.
Джеми Стрэхан оторвал банан от грозди, свисавшей над его плечом, и удивленно оглянулся.
— Я и не знал, что они ставят им подпорки, — сказал он, имея в виду раздвоенную на конце ветку, которая упиралась в землю, поддерживая плоды.
Он начал чистить банан, полоску за полоской.
— Одна шкурка, — напевал он. — Две шкурки, три шкурки, обрезание!
Джефф увидел их на секунду или две позже, направлявшихся с запада, держась так, чтобы между ними и бункером были банановые заросли.
— Тони, не спускай с них глаз, так чтобы я все время знал, где они. Хулиан, обстреливай бункер. Я знаю, что они с другой стороны, но если ты достанешь их через амбразуры или пули будут свистеть у них над головой, это нарушит их планы.
Он рассматривал в бинокль заросли бамбука и тростника и более пересеченную местность к западу от них. Восточный ветер нес туда дым, и иногда шквал дождя качал верхушки пальм и волновал грязную воду в рисовых чеках. Справа стреляли, а позади них грохотал пулемет Гудалла. «Господи, — подумал он, — если Тиму есть в кого стрелять, мы можем оказаться в первых рядах, сразу между двух огней».
Но тут за бамбуком, направляясь в сторону той банановой плантации, где были Джек и компания, прямо по левую руку, показались они — два, три, четыре... Врассыпную, от укрытия к укрытию, осторожно и явно преследуя кого-то. «Разумеется, — подумал Джефф, — ракетомет — вот что они на самом деле ищут. Пятеро. Шестеро. Я возьму четвертого — таким образом я могу отвлечь еще и тех, кто впереди. Они обернутся, чтобы посмотреть, что случилось с их дружком».
Он отложил бинокль и быстрыми точными движениями поднял винтовку и прицелился «шмидт» сквозь бендеровскую оптику. Восемьсот метров, но с таким увеличением и чистотой линз картинка очень четкая... Когда фигура молодого человека с бородой и с черно-алым платком на шее совпала с вертикальной осью, он выпустил пулю и уже прицелился в другого, который был в десяти метрах, когда пуля ударила первого в грудь точно под ключицу. На этой стадии игры не было необходимости стрелять в голову — просто положить мерзавцев на землю.
Опять больно. Пора принять еще таблетку.
* * *
Пятью минутами ранее, после короткого обмена репликами с Паркером по рации, Гудалл развернул пулемет так, чтобы он мог держать под обстрелом небольшой сектор, не более чем двести метров, включая вышку и бункер, который был слева от Паркера, не доставая до леса на возвышенности, откуда он ждал группу Паркера. Они договорились по рации, что по сигналу от Паркера он накроет бункер трассирующим и зажигательным огнем. Тем временем Билл и Бен должны были обстрелять этот бункер с другой стороны из своих М16 под прикрытием леса. Они надеялись, что под этим прикрытием Паркер и Мик Стрэхан смогут перетащить миномет через открытое пространство в укрытие, которое было левее. Тащить предстояло вниз, через низкую поросль, так что они могли это сделать. Паркер никоим образом не собирался пытаться достать бункер минометным огнем, когда его контратаковали сзади.
Для перемещения пулемета следовало поднять треногу, переместить опору, поднять ствол на опору и закрепить его. Дита помогала Гудаллу во всем этом точными легкими движениями, как он учил ее все три предыдущих дня.
Он открыл крышку, и она без малейшего напоминания зарядила ленту с двумя сотнями патронов, пока он взводил ударный механизм и прилаживал предохранитель. Затем он усмехнулся ей — их разделял всего метр, и он снова почувствовал возбуждение, когда она ответила ему тем же. Хотя ее лицо было раскрашено, как у индейца на тропе войны, волосы собраны сзади и она была одета в мешковатую полевую форму, он не мог забыть ни на секунду, что она женщина, причем женщина, которую он желал, как не желал еще ни одну. Даже ее запах — сладкий и манящий, ибо возбуждение войны захватило ее так же легко, как и мужчин, и приятный запах мыла, которым она пользовалась...
— Проснись, любимый. У нас гости, — она указала куда-то направо.
Примерно в километре от них к северо-востоку джунгли выходили на пологое возвышение, где каменный склон образовывал мини-расщелины метра в три высотой, покрытые ползучими побегами экзотических растений вроде гигантской «утренней славы». Ниже были лесопосадки, заброшенные поля или плантации, но там не росло ничего выше метра.
Шесть фигур двигались гуськом вдоль этого возвышения и рассыпались по склону, явно готовясь накрыть минометный расчет продольным огнем одновременно с двух сторон.
Палец Гудалла накрыл предохранитель, справа к нему повернули свои раскрашенные лица Стивенс и Хенчард, ожидая приказа двинуться вперед метров на четыреста для пущей эффективности стрельбы из SLR. Но тонкие и сильные пальцы Диты сомкнулись у него на запястье.
— Подожди.
Он чувствовал тепло ее дыхания рядом с ухом.
— Почему? — спросил он.
— Подожди, пока не узнаешь, что Ник может видеть, что происходит. Твой трассер покажет ему, где они.
Он не был в этом уверен. Шесть врагов уже спустились вниз, выискивая молодые деревца, чтобы спрятаться за ними. Но вот наконец они нашли себе защиту от обманутого противника — единственного, которого они ожидали встретить, из леса сверху. Гудаллу не понравилось то, как Дита назвала Паркера «Ник».
Тут раздался сигнал.
Пулемет заработал. Он выпустил очередь из пяти пуль, шестую Гудалл послал туда, где, как он знал, были «гости», затем переставил на автоматический огонь и расстрелял ленту за шесть секунд, накрыв трассерами и зажигательными весь нужный район. Дита зарядила следующую ленту за пять секунд, и на этот раз он переключился на бункер, расстреляв ленту за двенадцать секунд, в то время как вокруг них вырастали цепочки фонтанчиков.
Стивенс и Хенчард знали, что делать, без приказа. Они быстро выдвинулись вперед, прыгая по посадкам, шлепая по рисовым чекам, находя укрытие, где только могли, пока не приблизились на достаточное расстояние, чтобы расстреливать все, что движется под возвышением.
Тем временем из леса слева от него очереди М16 обстреливали бункер с другой стороны, и Гудаллу было ясно, что там, в километре от них, остался только кто-то один. Его сердце дрогнуло, радость боя ослабела — почти наверняка это был один из Цветочных Горшков.
С другой стороны Джефф начинал радоваться. Глеу и Крик кружили слева от него, почти постоянно хорошо скрытые от неприятеля позади, в том месте, которые они покинули. Джеми Стрэхан прикрывал их отход, и каждый раз, когда те показывались и открывали огонь, Джефф засекал вспышку, часто сбоку или под углом в 45 градусов, и ловил ее источник через оптику. Радость была в том, что он был отдельно от М16 и АК47. Через пять минут всякий огонь в этом секторе стих — или он перещелкал их всех, или они поняли, что обнаружить свое положение — значит напроситься на смерть.
И теперь Глеу и Крик уже были на подходе с северо-запада, шлепали через поле, таща вдвоем М202, им оставалось всего пятьдесят метров, и в сотне метров позади них был Джеми, ствол его SLR шарил по чаще. «Господи, — подумал Джефф, — мы довели их живыми и здоровыми, я и не думал, что мы это сможем».
В этот момент очередь из М16 перерезала Джеми почти пополам. Джефф вскинулся, выпустив четыре пули за пять секунд, но что было в этом толку? Какой-то ублюдок в конце концов проследил за ними до конца пути, не рискнув ни разу открыть огонь из-за бдительности Джеми, пока в самый последний момент не представилось такой возможности.
И тут случилось нечто сверхъестественное.
Тело Джеми дернулось и, кажется, приподнялось из грязи, в которую упало, взметнулись дым и искры, и зажигательные ракеты, которые он нес на спине, со свистом прочертили дугу в свинцовом небе, оставляя за собой дым, и сила отдачи перевернула его тело, которое теперь улеглось, как брошенное чучело. Двадцать секунд длился фейерверк, пока жар воспламенившихся ракет поджигал соседние, оставив, наконец, обугленную, дымящуюся черную статую, которая медленно повалилась обратно в лужу.
— Отлично. Это пятое ноября.
Джефф зашелся в приступе истерического смеха. Глеу был рядом с ним, но, казалось, не оценил шутку. Но для Джеффа это было вполне реально: крайне скульптурный хэппенинг, лучший во всем двадцатом столетии, лучше, чем кирпичи на полу Тэйт-Гэллери, лучше, чем заспиртованная овца — человек как саморазрушающаяся «римская свеча».
35
— Мы потеряли Джеми при их нападении. — Паркер в укрытии Гудалла, с Миком Стрэханом и Беном, с минометом, при котором оставалась всего одна обойма, все не мог восстановить дыхание. — Но мы удерживаем их, что позволяет нам отойти назад. Они оставили кого-то позади нас, чтобы заставить подумать, что они идут за нами, а шестеро других будут тем временем ждать нас впереди. И спасибо тебе, Тим, это ты увидел их, а я-то считал, что ликвидировал всех. Ладно. Что будем делать?
Дита воздержалась от того, чтобы указать, что именно она увидела их.
Паркер нервно посмотрел на Мика, который сидел на земле снаружи, свесив голову, а его обычно красное лицо было бледным. Он не сказал ничего, когда узнал о смерти своего брата-близнеца, и сейчас с какой-то пугающей твердостью привычно чистил свою SLR. Паркер продолжил:
— Я думаю, что мы сделали дело хорошо. Возможно, мы должны были предвидеть возможность контратаки с заранее приготовленных позиций, но когда это случилось, вы все справились очень хорошо. У них потери намного больше, чем у нас, и им нужно время перегруппироваться. Я представляю себе, что они возьмут двух парней из дальних бункеров и снова попробуют зайти нам во фланг. Но я думаю, что мы должны сделать по-своему.
Он оглядел ограждение, которое было теперь самое меньшее в шестистах метрах.
— Еще дымится. Я думаю, что дальняя сторона горит как следует.
Неожиданно он осознал, что вокруг него все молчат, и понял, что они все переживают ужасный упадок, который последовал за возбуждением боя, и что им нужно пожаловаться снова. Но он был в том же состоянии, что и они.
— Ладно. Наша главная задача еще должна быть выполнена, но мы все еще невредимы. Джек должен стрелять ракетами по маису, пока не использует весь боезапас, целя в середину, затем они с Джеффом могут вернуться сюда к нам. Я обстреляю фосфорными ближнюю сторону. И на самом деле это все, что мы можем сделать. Если маис сгорит, мы победили. Если же нет — ну, как я сказал, мы сделаем все, что сможем. Так или иначе мы вернемся к мосту и на ту сторону реки, и надеюсь, что мы сделаем это до того, как они смогут напасть на нас снова.
Он оставил Стивенса и Хенчарда на правом фланге, затем посмотрел на Тима Гудалла, который возился с пулеметом, проверяя подвижные части.
— Тим, я знаю, что ты можешь справиться с этой штукой сам...
— Конечно, могу...
— Возьми столько лент, сколько сможешь унести, отойди немного назад, займи тот участок возвышения, который слева, и смотри, сможешь ли ты прикрывать наши задницы так же хорошо, как и раньше.
Позиция, которую он указал, была слишком очевидной, но какая, к черту, разница. Он был командиром — он просто должен был быть уверен, что не позволит никому забыть об этом. Гудалл перекинул четыре ленты через плечи и повесил пулемет наперевес, положив одну руку на ложе, другую — на ствол. Он шел, похожий на странствующего крестоносца.
После этого Паркер связался по рации с Глеу, чтобы тот снова начал обстреливать маис.
* * *
Глеу выключил рацию и посмотрел на Крика.
— Так что ты думаешь об этом, Джон?
Крик, сидя на упаковках с зарядами расставив колени, ничего не сказал.
Джефф переводил взгляд с одного на другого.
— Что такое?
— Скажи ему, Джон. Ты понимаешь в этом лучше меня, — Глеу повернулся к Джеффу. — Джон — фермер.
Справа от них просвистела первая фосфорная мина, разорвавшаяся за самой южной вышкой. Им было видно неожиданно яркое зеленовато-белое пламя, которое слегка заалело, когда загорелись листья и початки превратились в факелы.
— Мы считаем, что они обнаружили сорт многолетней кукурузы и работали с ним.
— Ну?
— Если это так, это утраивает урожай.
— Ну?
— Это пища, ты, бешеный идиот! — внезапно вспылил Крик. — Пища для голодных. Может быть, для миллионов. Я не жгу пищу. Посмотрите! Они знают, чего она стоит.
Джефф повернулся, хватаясь за бинокль. Две женщины в полевой форме, но без оружия, подбежали к горящей кукурузе и принялись сбивать пламя, довольно успешно, одна — чем-то вроде спального мешка, другая — метлой, и к ним на помощь из бункера, из которого они выбежали, бежал мужчина.
И в этот момент, обдуманно или нет — трудно сказать, Паркер выстрелил, и снаряд упал в двадцати метрах от них. Фосфор попал на куртку одной из женщин и загорелся. Она пошатнулась, и до них донеслись ее крики, когда другие сшибли ее на землю, пытаясь сбить пламя, но погасить фосфор было не так просто. Джефф не мог выносить этого — до него донесся знакомый запах, и он развернул L42A1 на сто восемьдесят градусов, установил на упоры и выстрелил обычной, не бесшумной пулей, чтобы Паркер мог понять, что это такое, когда она просвистела рядом с ним, в метре от его начальнического уха. Затем он схватил рацию и включил ее.
— Паркер! Еще один выстрел в этих людей — и я снесу тебе голову...
И тут он снова почувствовал боль, прокатившуюся в груди, как скорый поезд в тоннеле, и он знал почему — мятеж не был легким делом для Джеффа Эриксона, особенно когда жизни людей, бок о бок с которыми он сражался, могли оказаться в опасности из-за того, что он делал, а вся система командования и повиновения, которую ему так тщательно внушали, разрушалась его собственными усилиями.
— Джефф, ты, тупица, что за хрень происходит? Почему Глеу не стреляет?
Боль становилась все сильнее, но была как-то далеко, как сильный ветер или отдаленный прибой. Джефф упал назад, повалился на правый бок, и поле его зрения стало сокращаться, словно бы через закрывающуюся диафрагму. Он слышал, как волны разбиваются о берег, и знал, что это был отзвук его попыток вдохнуть, и каждый раз ему это удавалось со все большим усилием. И тогда там, на светлом берегу, окруженном тьмой, мальчик, которого он застрелил, помахал ему рукой, подзывая, приветствуя...
Монтальбан и Санчес посмотрели на его тело, потом на ограду. Глеу и Крик бежали к ней, подняв руки, без оружия. Монтальбан поморщился, встал, развернул плащ-палатку, которую кто-то оставил на земле, и укрыл Джеффа Эриксона, скрыв его искаженное лицо. Он выпрямился, пожал плечами, кривя губы при мысли о безумии, которое, как он знал, иногда обуревало англосаксов. Затем вместе с Санчесом они собрали свое снаряжение и направились через рисовые чеки по той тропке, по которой бежал Хуанито, обратно к укрытию Гудалла.
— Что за хреновина там происходит? Какого черта Глеу и Крик это делают?
Голос Паркера зазвучал в истерическом тоне избалованного мальчика, которому не дали второго куска именинного пирога.
Мик Стрэхан, довольный тем, что его SLR была снова как новенькая, подошел и встал сбоку.
— Получили билеты к Пожарнику?
Паркер свирепо посмотрел на него.
— Если эти ракеты не запустить, у нас не остается шанса. И черт подери, опять идет дождь.
— Позвольте мне, мистер Паркер. Большинство этих ублюдков загорится, как наш Джеми, и даже лучше.
И поправив головной убор, со своей SLR поперек груди, он побежал под дождем, разбрызгивая грязь, наперерез двум испанцам.
Дита подняла бинокль.
— Я вижу его винтовку. Но я не могу увидеть Эриксона. Я буду смотреть, пока ты начнешь стрелять — тебе нужно сделать как можно больше, прежде чем дождь все испортит.
Она окинула взглядом горизонт поверх волнующихся деревьев, потом посмотрела на восток, где небо над вздымающимся дымом было самым черным и его разрывали дальние молнии, и начала покусывать нижнюю губу. Настало время принять решение.
— Я делаю?
Паркер собрал коробки со снарядами, затем вернулся к миномету, поправив дальность и направление на пару градусов. Несмотря на их мятеж, он не мог заставить себя стрелять туда, где к Глеу и Крику подошли два сандиниста, которые могли обстрелять его.
Он зарядил миномет, заткнул уши руками и почувствовал неожиданную волну облегчения, когда земля содрогнулась у него под ногами. Это было вызвано звуком голоса Диты — он знал, что не был больше командиром, что ответственность перешла к ней.
Монтальбан возник рядом с ним, помогая — второй номер в расчете, и почти в тот же самый миг ракетный залп прорезал воздух и дождь как бритва, обрушившись на самую дальнюю часть плантации. Мик Стрэхан работал.
Уинстон сидел под широкими плоскими мясистыми листьями растения, которое выглядело как гибрид ананаса и юкки, положив подбородок на колени, непромокаемый плащ на плечах, М16 рядышком. Он находился в полусотне метров от моста и не был виден ни с тропинки, ни Беннету и Уинтлу, но там, где он находился, было сравнительно сухо и вполне комфортабельно. И несмотря на превратности боя в двух километрах отсюда, тяжелые удары миномета, треск ручного оружия, он дремал, просыпался и снова погружался в дрему, занятый игрой, в которую он любил играть, когда не мог заснуть, — вспоминал в правильном порядке каждую девушку или женщину, с которой он когда-либо лежал, с наибольшим количеством деталей, какие он только мог припомнить.
С первой было легко. Первую никогда не забывают. Им обоим было по двенадцать, он был тощим и костлявым, она — с пухленькими маленькими грудками, уже слишком большими, чтобы это был просто жирок, с темно-шоколадными сосками, и, как он быстро обнаружил, со щеточкой вьющихся черных волос на лобке. Они были в раздевалке в Сплэш-Даун, одного из тех мест, куда детишки ходят, чтобы скатываться по желобам разной длины и крутизны в маленькие бассейны. Это был ее день рождения, и она хотела, чтобы он запомнился, потому что ее отец, державший магазин подержанных гитар на Стоквелл-роуд, сказал, что этот день рождения — последний, за который он платит. Раздевалка была общая, но там было множество ячеек и все с засовами. Конечно, они не сделали ничего серьезного — просто очень внимательное разглядывание друг друга, осторожные прикосновения...
По-настоящему первой была одна рыжая по имени Мойра, ирландская девчонка четырнадцати лет, которая хотела узнать, правда ли то, что говорят о черных парнях...
А третья была женщиной постарше, почти вдвое старше его. Он постучал в дверь ее квартиры: «Помыть вам окна, мэм, помыть полы?» И она показала ему, что такое это все на самом деле, как оно работает, и на третьей попытке взорвалась как бомба, и он попался.
После этого очередность в его памяти была несколько размытой. Женщины сплетничали, и девчонки слушали их, и новости расходились от Ламбета до Стоквелла, от Баттерси до Уолворта, где бы ни собирались молодые женщины — возле школы ждали автобуса до дому или на работу, — их предметом был один жеребец, живущий за Кеннингтон-парк-роуд, который всегда добивается гармонии, чистый, и уважает право не входить в клуб. Вообще приводит к лучшим результатам, чем большинство из них получали от своих дружков или постоянных партнеров.
Уинстон просто любил женщин, на самом деле любил их, всех женщин — пока в них оставалось хоть что-то интересное; и то, что делало его счастливым, было и для них хорошим временем...
Однако он не был слишком уверен в этом относительно Диты. Да, она была сексуальна и играла этим, так все ребята говорили, но он ожидал, что где-то очень глубоко было пространство, где должно быть что-то интересное.
Вот почему, когда женщина, одетая по-боевому и с АК47 в руках, заняла позицию между ним и тропой, прикрывая мост, а потом посигналила кому-то на той стороне, кто в ответ посигналил третьему, он был полностью не способен что-либо сделать.
Он знал, что оказался в дерьме. По самые уши. Ему, конечно, не заплатят второй части вознаграждения, и если достаточное число их спасется, тогда по сравнению с тем, что они сделают с ним, наказание Стрэханов будет выглядеть детской игрой.
Однако по натуре Уинстон был человеком верным. Он поднялся тихо, как только мог — только колено хрустнуло, но она не услышала этого, — и, пустив в ход все свое умение, скользнул в заросли сахарного тростника. Он оставил М16 сзади, и когда выбрался из тростника в сад, сорвал с ветки черимойю, ободрал ячеистую шкурку и впился в нежную кремовую мякоть, позволив сладкому соку с ванильным запахом течь по подбородку, и почувствовал облегчение в сердце. Эти плоды в Брикстон-маркет были дороги и безвкусны. А вот прямо с дерева...
Глеу видел, как четвертый залп ракет прошел в каком-то метре над его головой. Он спрятался обратно в бункер, пересек его, вылез наружу и направился через тростниковую поросль туда, где было укрытие Джеффа под деревьями. И он не стал ложиться, когда просвистел следующий, говоря себе, что даже Мик Стрэхан не станет сносить ему голову. Тем не менее он выругался. Глеу вынул свой «браунинг» из кобуры и держал его двумя руками, но дулом вниз, пока не оказался в десяти метрах от края рощицы.