— Я так не могу, — сказал штурман, когда капитан появился в рубке. — Я этого больше не вынесу. Вам придется высадить меня в ближайшем порту.
      — А в чем дело? — спросил капитан.
      — Я не могу больше работать с вашим шкибером, — сказал штурман.
      — Почему?
      — Он меня раздражает, — объяснил штурман. — Я не знаю, кто его так запрограммировал, но мне от этого не легче. Вы только послушайте.
      Он нажал кнопку переговорного устройства.
      — Летим косо, — послышалось из динамика. — Пустота. Мрак.
      — Это называется текущее донесение, — объяснил штурман. — И так целый день.
      Капитан улыбнулся.
      — По-моему, неплохо.
      — Возможно, — сказал штурман. — Но мне нужна информация.
      — По-моему, ее и так много, — сказал капитан.
      — Возможно, — сказал штурман. — Но мне от этого не легче. Это значит, что я должен брать секстант и выяснять, что там с курсом.
      — Вы так считаете? — сказал капитан.
      — Да, — сказал штурман. — Но скорее всего окажется, что с курсом все в порядке, и он сказал «косо» просто потому, что это слово не хуже других.
      — Ну, это невозможно, — сказал капитан. — Ложную информацию не пропустит контрольный блок.
      — Для вашего шкибера нет ничего невозможного, — сказал штурман. — Что для него какой-то там блок? Он всегда отыщет линию, относительно которой мы летим «косо».
      — Да? — сказал капитан. — Так вы думаете, что это линия?
      — Да, — сказал штурман. — Причем любая линия. Это может быть направление на Солнце, или направление на базу, или на центр Галактики, или еще куда-нибудь. А расхлебывать всю эту кашу придется мне. С помощью банальных навигационных инструментов.
      — Что делать, — сказал капитан. — Такова жизнь.
      Капитан вышел в коридор и открыл первую дверь налево. Там размещался пункт связи. Капитан склонился над столом и написал что-то на листке бумаги.
      — Сеанс скоро? — спросил он связиста. — Передай на базу вот это.
      Связист пробежал глазами написанное.
      — А почему? — сказал он. — По-моему, он ничего.
      — Возможно, — сказал капитан. — Но он сам этого хочет.
      — Да? — сказал связист. — Ему что, не нравится наш корабль?
      — Ему не нравится наш шкибер, — сказал капитан.
      — Понятно, — сказал связист. Он положил листок бумаги с написанным текстом под глаз шифратора. Капитан сел рядом. Связист включил шифратор. Шифратор тихо запел. Некоторое время они сидели молча.
      — Хорошая песня, — сказал потом капитан.
      — Еще бы, — отозвался связист.
      — А вот со штурманом нам не повезло.
      Они дослушали песню.
      — Я еще зайду, — сказал капитан. — Забегу, чтобы узнать о результатах.
      Связист молча кивнул. Капитан вышел в коридор, открыл дверь следующего помещения и сел напротив своего помощника.
      — Ты был прав, — сказал он, когда тот освободился. — Я уже послал рапорт.
      — А когда я был не прав?
      — Никогда, — сказал капитан. — Но все-таки.
      — Тебя самого надо списать в ближайшем порту, — сказал его помощник. — Не бойся, я шучу. И у нас будет хороший штурман.
      — Точно?
      — Мне так кажется, — сказал помощник. — А сейчас тебе лучше быть в рубке.
      — Зачем?
      — На всякий случай.
      — Что-нибудь случится?
      — Может быть.
      — А что случится? — спросил капитан.
      — Ты слишком многого от меня хочешь, — сказал его помощник. — Я и сам этого еще не знаю.
      — Смотри у меня, — сказал капитан.
      — Ничего, — сказал помощник. — Иди лучше в рубку. И захвати кого-нибудь из пилотов.
      — Это будет контакт?
      — Вряд ли. Но не огорчайся.
      — Хорошо, — сказал капитан. — Я пойду.
      — Еще увидимся.
      Когда капитан снова вошел в рубку, он увидел, что штурман сидит у секстанта, вращая рукоятки и вполголоса чертыхаясь.
      — Вы уже определили курс?
      — Нет, — сказал штурман. — Я незнаком с этой моделью. Вашему секстанту лет сто. Сейчас мне придется идти в библиотеку и целый день разбираться в его конструкции.
      — Библиотека не убежит. Что нового у шкибера?
      — Ничего, — сказал штурман. — Плюс шизофрения. Теперь он несет разную несвязную чушь про наш корабль, про одиночество, которое кончится, и еще про какие-то звездные тени.
      — Звездные тени? — спросил капитан. Он выдвинул кресло из-под пульта управления и сел. Прозрачная крышка послушно отодвинулась, обнажив многочисленные клавиши и тумблеры.
      — Да, — сказал штурман. — Этот образ кажется вашему шкиберу особенно удачным. Он вставляет его чуть ли не в каждую строку своих формалистических донесений.
      — Почему же образ? — сказал капитан. — Разве вы незнакомы с конструкцией пассивного локатора?
      — Нет, — сказал штурман. — Я не бортинженер. Я не обязан знать локатор.
      — Разве для этого обязательно быть бортинженером?
      — Я знаю современные локаторы, — сказал штурман. — А ваш локатор еще древнее вашего секстанта. Мне пришлось бы разобрать его, чтобы разобраться в его устройстве.
      — Не надо, — сказал капитан. — Лучше выведите сигнал сюда. — Он показал на пока еще темный центральный экран.
      — Сейчас, — сказал штурман. Он щелкнул тумблером. — Но зачем вам это понадобилось? Неужели из-за такого нелепого образа?
      — Почему же образа? — сказал капитан. — Это точный термин.
      На экране засветилась звездная пыль. Экран тихо запел.
      — Хорошая песня, — сказал капитан.
      — А что означает этот термин? — спросил штурман.
      Капитан посмотрел на него с сожалением.
      — Он означает, что нужно смотреть на экран, — сказал он.
      — Как много звезд, — сказал штурман. — Я не знал, что впереди скопление. Но я не вижу никаких теней.
      Капитан нажал три кнопки на радиофоне.
      — Жду тебя в рубке, — сказал он.
      Капитан смотрел на экран, на плотную россыпь мелких далеких звезд. Он увидел то, что хотел. Штурман смотрел в том же направлении, но он этого не видел.
      Сзади хлопнул входной люк.
      — Иди сюда, — сказал капитан. — Устраивайся.
      Пилот выдернул кресло из-под своего пульта.
      — Вижу, — сказал он, взглянув на экран. — Это корабль?
      — Да, — сказал капитан. Он повернулся к штурману. — Что он там говорил? Одиночество, которое кончится?
      — Кажется, — сказал штурман. — Это и еще какую-то чушь про тени далеких звезд. Но что вы там такое увидели?
      — Там не хватает звезды, — сказал пилот. — В самом центре экрана.
      — По-моему, там их слишком много, — сказал штурман.
      Пилот посмотрел, на него с сожалением. В отличие от штурмана он считал, что тому здорово повезло, когда он попал на их корабль. Впрочем, раньше штурман тоже так думал.
      Экран тихо пел. Пилот сказал:
      — Какая хорошая песня.
      — Да, — согласился капитан. — Вот она вспыхнула.
      — Кто?
      — Звезда, которой не хватало, — сказал пилот. Штурман смотрел на экран во все глаза, но ничего не видел. Звезды спокойно светили впереди, не мерцая. Звезд было очень много, они покрывали все поле экрана. Если бы какая-нибудь из них и исчезла, не в человеческих силах было бы это заметить. А пилот с капитаном переговаривались.
      — Пропала.
      — Да, погасла.
      — Сейчас вспыхнет.
      — Да.
      — Он близко.
      — Но почему он идет без огней?
      — Не знаю. Следующая погасла.
      — Вспыхнула.
      — Как быстро перемещается.
      — Необычная конструкция.
      — Не сказал бы.
      — Все равно пора пощупать радаром.
      — Да.
      — Включите радар, — сказал капитан штурману.
      — Сейчас. — Штурман щелкнул тумблером. Он ничего не видел, и никто ему ничего не объяснял. Все равно он щелкнул тумблером.
      — Выведите сигнал на второй экран, — сказал ему капитан.
      Штурман нажал нужную клавишу. Вспомогательный экран был чист в противоположность главному.
      — Вам показалось, — сказал штурман. — Там ничего нет.
      Пилот не повернулся.
      — Десять секунд, — сказал он капитану. — Хочешь пари?
      Капитан не успел ответить, потому что на экран вернулось отраженное эхо. Это была просто светлая точка.
      — Вот он, — сказал капитан.
      — Послушайте, — сказал штурман. — Да, раньше я действительно не видел того, что видели вы. Но сейчас-то мы видим одинаково. Откуда вы знаете, что это корабль? Это ведь просто точка.
      Пилот посмотрел на него.
      — И что же это такое?
      Штурман замялся.
      — Не знаю. Возможно, метеорит.
      — А откуда ему здесь взяться? — сказал пилот.
      Капитан добавил:
      — И появление метеорита совсем не означает конец одиночеству.
      Штурман ничего не сказал. Он сидел в рубке перед экранами. На одном из них было очень много светлых неподвижных звезд, а на втором только одна маленькая светящаяся точка, и он не знал, что это такое, а пилот с капитаном переговаривались:
      — Это чужой корабль. Посмотри, как он гасит звезды.
      — Он гасит слабые звезды.
      — Все равно.
      — У него незнакомый корпус. Он с новых планет.
      — Какая необычная конструкция.
      — Но движется быстро.
      — Это мы движемся быстро.
      — Хорошо, когда корабль без огней.
      — Да. Так красивее.
      — Интересно, как он в эфире?
      — Вероятно, молчит.
      — Нужно спросить у связиста.
      Капитан набрал номер на радиофоне.
      — Это я, — сказал он. — Мы видим корабль.
      — Знаю.
      — Он идет без огней.
      — И без позывных.
      — Понятно, — сказал капитан.
      Он замолчал, и в рубке стало тихо. И так же тихо пели экраны.
      — Послушайте, — сказал штурман. — Может, мне пересчитать курс? Я быстро.
      — Зачем? — сказал капитан.
      — Чтобы подойти ближе.
      — Мы и так пройдем чересчур близко, — сказал пилот.
      — Послушайте, — сказал штурман. — Надо же что-то делать. Надо узнать, что там у них. Вдруг у них авария?
      — Нет, — сказал пилот. — Если бы у него была авария, мы бы об этом знали.
      — Каким образом?
      — Он давал бы SOS.
      — А вдруг у них неисправен передатчик?
      — И двигатель, и передатчик? — сказал капитан.
      Люк позади них открылся. Вошел помощник капитана и сел в свое кресло.
      — Это с новых планет, — сказал он. — У нас таких не делают.
      — Он не отвечает, — сказал пилот.
      — Как неудобно, — сказал помощник.
      — Что делать, — сказал капитан. — Не включать же нам двигатель.
      — Послушайте, — сказал штурман. — Объясните же наконец: о чем вы говорите? И почему они идут без огней?
      — А зачем ему огни? — сказал пилот.
      — Есть же определенные правила.
      Пилот пожал плечами.
      — Объясните же, — сказал штурман. — Я вижу там только точку. Но вы говорите, что это корабль. А если это корабль, мы должны что-нибудь делать.
      — Зачем? — сказал капитан.
      — Но ведь вы говорите, что это корабль. Вы говорите, что это чужой корабль. А если так, то мы должны что-то делать. Должны установить с ними контакт. Разве вы не хотите установить контакт?
      — Хотим, — сказал пилот.
      — В контакте участвуют двое, — сказал капитан. — И мы свое дело сделали.
      — Он уходит, — сказал помощник.
      — Почему? — сказал штурман. Он смотрел на экран. На экранах ничего не изменилось. — О чем вы говорите?
      — Слушайте, — сказал помощник капитана.
      Штурман прислушался, но ничего не услышал. Зато он увидел, как вспыхнула яркая звезда на центральном экране, на фоне далеких, слабых, красивых звезд, и как светлая точка на боковом экране двинулась и пошла — сначала почти незаметно для глаза, а потом все быстрее и быстрее, пошла прочь, за край экрана.
      — Объясните же наконец, — сказал штурман, — что происходит?
      — Выключайте локатор. Уже ничего. — Капитан был спокоен.
      Штурман обиженно потянулся к тумблеру.
      — Погодите, — сказал помощник. Экраны тихо пели дуэтом. — Какая хорошая песня!

      — Не успеем, — сказал Егоров.
      — Вы все-таки пристегнитесь, — сказал Бутов. — Скорость большая, мало ли что. Потом — темнеет.
      Егоров послушно затянул ремень безопасности. Солнце уже зашло, и, хотя небо на западе еще играло красным, впереди сгущалась ночь. Глайдер мчался над зеленой стрелой шоссе, пронизывающей тайгу. Деревья подходили к самой дороге, но сейчас слились в высокие стены, лес потерял глубину, и осталось только шоссе — бесконечный коридор с искаженной от скорости перспективой.
      — А насчет остального не беспокойтесь, — продолжал Бутов. — Будем вовремя, я гарантирую. Мне сегодня еще домой нужно попасть.
      Бутов полулежал в водительском кресле, повернув загорелое лицо к Егорову. На дорогу он не смотрел — машина сама их везла. На вид Бутов был настоящий сибиряк, и познакомились они всего два часа назад — Егоров расспрашивал всех на автовокзале, как побыстрее добраться до Станции, никто не мог посоветовать ничего путного, но тут появился Бутов, потащил его к стоянке, втолкнул в глайдер, запер снаружи и удалился, сказав: «Ждите. Я скоро».
      И ушел. И не появлялся целый час, и это стоило Егорову много нервов, потому что времени оставалось в обрез, и Егоров по инерции нервничал до сих пор.
      — А хоть бы и не успели, — продолжал Бутов. — Подумаешь, пуск новой электростанции. Каждый день появляются новые объекты.
      — Это не какой-нибудь объект, — объяснил Егоров. — Это Станция, Станция с большой буквы. Станция, которая даст энергии больше, чем остальные электроцентрали мира, вместе взятые.
      — Каждый день тоже не какие-нибудь пускают, — возразил Бутов. — Каждый раз что-то новое, что-нибудь «самое». Зачем куда-то спешить? События сами происходят вокруг.
      Егоров усмехнулся. Спокойствие Бутова постепенно передавалось ему, и он уже верил, что они успеют вовремя, хотя до пуска оставалось менее получаса, а впереди лежала еще сотня километров с лишним. Но мысленно он был уже на месте. Он знал — что-то произойдет, и хотел при этом присутствовать, и теперь уже верил, что это ему удастся.
      — Потом, что вы хотите увидеть? — продолжал Бутов. — Обычная, банальная церемония. Станция заработает — толпа закричит «ура!». Когда «Томь» выигрывает у «Спартака», ликования куда больше.
      — Для физика Станция — это уникальный объект с очень высокой пространственно-временной концентрацией энергии, — объяснил Егоров. — Особенно в самом начале, сразу же после пуска, еще до выхода на режим, Здесь может наблюдаться ряд побочных эффектов — новых, совершенно неизученных.
      — Почему — неизученных?
      — Физики не занимались Станцией, — объяснил Егоров. — Ее строили инженеры, и никто не знает, что произойдет, когда эта энергия начнет выделяться в фиксированной точке пространства.
      — Взорвется, что ли? — усмехнулся Бутов.
      — Нет, пуск Станции безопасен. Этим как раз занимались, и это доказано. Но освобождение такой колоссальной энергии исказит геометрию мира. Может быть, это будет длиться мгновение, но так будет.
      — Фантазия какая-то. Вы где про это читали?
      — Я это считал. Вчера вечером, на клочке бумаги. И сегодня утром, на ЭВМ. Результат, по-моему, любопытен. Как я и думал, пока Станция выходит на режим, возможны ограниченные, строго локализованные нарушения причинно-следственных связей. Как это будет выглядеть, я не знаю. Но это будет.
      — А я фантазий не уважаю, — заявил Бутов. — Все помешаны на фантазиях. А что в них такого?..
      — Говорят, фантазия будит мысль.
      — По-моему, она ее усыпляет, — сказал Бутов. — Если вам надо проснуться, сделайте глубокий выдох. Вберите в легкие лучший воздух Земли и посмотрите вокруг. Вы увидите только лес, тайгу на тысячи километров. И вы можете блуждать по этим лесам целый год, питаться грибами и ягодами, которых здесь уйма, и не догадываться, сколько тонн руды перерабатывается ежесекундно у вас под ногами.
      — Да, это хорошо придумано, — согласился Егоров. — Двухэтажный мир. Промышленность в подземелье — остальное снаружи. Мы получаем необходимое сырье, и природа остается нетронутой. Когда-то делали по-другому.
      — Когда-то автомагистрали строили из асфальта, — сказал Бутов.
      Егоров ничего не сказал, глядя вперед, на дорогу, Наступили сумерки, и травяное покрытие наполовину потеряло свой неповторимый изумрудный оттенок. Гордость сибирских селекционеров — вечное покрытие, мечта дорогостроителей. Когда ее создавали, эта трава предназначалась для футбольных полей. Но оказалась незаменимым дорожным материалом, не имеющим соперников. Конечно, когда над шоссе проносится глайдер на воздушной подушке, все равно — трава или бетон, и то и другое не пострадает. Но если проходит тяжелый трактор или, допустим, танк — плохо придется бетону. А трава примнется, и встанет снова, и ничего с ней не случится.
      — Просто счастье, что освоение Сибири чуть-чуть запоздало, — сказал Бутов. — Прежде наступление на новые территории проводилось стихийно, без оглядки на будущее. Результаты вы знаете. А здесь все идет по правилам, по науке, и иначе нельзя. Современная техника — она любую природу в состоянии искалечить. Потом уже не исправишь.
      Егоров молчал, глядя вперед. Прямой участок шоссе закончился, дорога плавно вильнула вправо и по широкой дуге вылетела на берег реки. Плотный многотонный поток с трудом угадывался под невысоким обрывом, было уже темно, и только кое-где на черной воде лежали двойные огоньки бакенов.
      — Выходит, вы у нас отдыхаете, — сказал вдруг Бутов. Не спросил — сказал утвердительно. Егоров усмехнулся.
      — В командировке.
      — А то у нас многие отдыхают, — сказал Бутов. — Почти из всех стран мира. И нельзя сказать, чтобы я этого не понимал.
      Дорога взлетела вверх, темная лента реки осталась позади, и шоссе вновь превратилось в прямой коридор с отвесными стенами на фоне почти черного неба. Бутов включил дальний свет, по шоссе побежали тени, и вне двух световых цилиндров стало совсем темно.
      — Что вы собираетесь делать после пуска? — спросил Бутов.
      — Еще не знаю.
      — Хотите, заглянем ко мне. В моем хозяйстве много интересного. Все время иностранцев возят, в порядке обмена опытом. Только никакого опыта они не перенимают, восхищаются и грустно вздыхают. У нас, говорят, так уже не получится. Слишком поздно спохватились, говорят.
      — А это далеко? Впрочем, вам незнаком этот термин. Для вас тысячи километров — по соседству.
      — Нет, действительно близко. Недавно поворот был. 150 километров, полчаса ходу. Собственно, все эти леса мои.
      — Наверное, здесь и родились? Вы, сибиряки, оседлый народ. Живете на одном месте. Или это наше предвзятое, неверное представление?..
      — Не знаю, — сказал Бутов. — Мне до настоящего сибиряка далеко. Приезжий я. Москвич, если вам интересно. Окончил лесной институт, направили сюда по распределению. Жена была недовольна. Глушь, говорит. Три года, говорит, жить в этой глуши. И было это 15 лет назад.
      В кабине было еще темнее, чем снаружи, темноту подчеркивали зеленые огоньки на приборной панели, и лица Бутова Егоров не видел. А впереди он видел только прямоугольный вырез звездного неба в отвесных стенах тайги и вдруг понял, что небо подсвечено снизу, будто за горизонтом прячется большой город, к которому они приближаются.
      — Посудите сами, какая же здесь глушь? — продолжал Бутов. — Глушь — значит глухое место, тупик, и деться некуда. А если здесь глушь, где же тогда простор?..
      Егоров не ответил. Сначала ему показалось, что в голосе Бутова мелькнуло сожаление, но потом это ощущение исчезло. Бутов говорил искренне, и иначе быть не могло.
      — И еще дети, — сказал Бутов. — Детишкам здесь больно уж хорошо. Поймите меня правильно. Я никого не осуждаю. Центр есть Центр, и природу там сейчас охраняют. Охраняют и лечат, если можно так выразиться. Но во многих местах лечить-то нечего. Ведь лес — он как лошадь или собака, хорошее обращение любит. А если с кнутом — остается бесплодная земля, прикрытая слоем мусора. Культурный слой, как говорят археологи.
      Он надолго замолчал. Егоров тоже молчал, глядя вперед, на слабое зарево в узком проеме дороги. Свечение не усиливалось — скорее наоборот, потому что глайдер вместе с дорогой поднимался сейчас по склону плоского холма, и невидимый источник свечения из-за этого опускался глубже за горизонт. Но через несколько минут глайдер вынес пассажиров на вершину, дорога отсюда полого стремилась вниз, и, если бы был день, перед ними открылась бы вся панорама мира. Но равнина пряталась в темноте, и только громадное здание парило на горизонте, квадратное, белое, озаренное светом прожекторов. Здание, которым кончалась дорога.
      Станция.
      Дорога стремительно неслась вниз. Здание Станции стояло над горизонтом, выхваченное светом из темноты. Оно плавало над невидимым лесом — белое, как теплоход, громадное, как пирамида, хотя его главные этажи, как подводные части айсберга, уходили далеко в землю. Станция была уже совсем близко, не выдвигалась из-за горизонта, а увеличивалась только за счет приближения. Как стремительный призрак, глайдер мчался вниз над стрелой шоссе, распарывая тьму ножами прожекторов. Стены леса уносились назад, потом впереди под прожекторами сверкнул рыжий комочек, дорога куда-то исчезла, ремни перерезали грудь, а сбоку уже вновь надвигалось шоссе — медленно, страшно. Удар — скрежет металла — мрак.
      — Жив?
      Егоров открыл глаза. Он лежал на мягкой траве на обочине, по лицу разгуливал ветер, неярко светили звезды. Бутов стоял перед ним на коленях, уже улыбаясь.
      — Обошлось, слава богу.
      Да, обошлось. Ныло плечо, мысли метались. Рядом на дороге угадывалась темная груда глайдера. Он лежал днищем вверх, распахнув пасть кабины. В кронах невидимых деревьев шелестел ветер.
      — Лисица, — сказал Бутов. — Выскочила на дорогу, машина пошла в прыжок, но…
      Бутов махнул рукой. Егоров помнил. Мрак — скрежет металла — удар. Опрокинутое шоссе, рыжее пятно под ножами прожекторов. Но что-то было и раньше.
      Он приподнял голову и посмотрел вниз вдоль шоссе. Белый освещенный квадрат отгораживал половину неба. Раньше, из кабины глайдера, Станция казалась ближе. Там, где дорога упиралась в ее основание, все было усеяно разноцветными точками. Люди.
      — Потеряла устойчивость, — сказал Бутов. — Скорость, вы понимаете?..
      Егоров смотрел вдоль дороги. Что-то произошло. Кажется, свечение вокруг Станции неуловимо изменилось. Нет, там все осталось как было. Что-то произошло, но не там.
      Егоров по-прежнему лежал на земле, но одновременно ощущал, как сильный восходящий поток как бы приподнимает его в воздух и уносит высоко вверх — вверх в пространстве и времени, вверх над эпохами и просторами, над людьми, событиями и судьбами — вверх, помогая окинуть взглядом мир, над которым он поднимался. Он поднимался все выше, и все менялось, становясь неоднозначным, туманным, таинственным, и многоликая жизнь текла в каждой клеточке пространства, раскинувшегося вокруг на тысячи километров.
      В лесах горели костры. И лес изменился, стал совершенно другим. Вернее, он оставался прежним, но одновременно был первобытным дремучим лесом, древней тайгой, по которой бродили саблезубые тигры и мамонты трубным гласом сотрясали предутренний воздух. И там горели костры.
      У костров сидели люди. Одетые в тяжелые шкуры, с каменными топорами на коленях. Красные блики пламени лежали на их волосатых лицах, обращенных туда, где высоко над землей поднималось белое здание Станции. В их глазах была не тревога. Другое, новое чувство.
      А немного поодаль по вольной бурливой воде плыли на север казацкие струги под белыми парусами в манящую неизвестность. Казаки гребли, пели песни и одобрительно усмехались, глядя туда, где в ночи вдруг вспыхнуло невиданное доселе сияние.
      И уже совсем в другом месте геологи XX века устало смотрели на странный свет, разлитый над горизонтом. А по чистому небу полуночи проносились диковинные летательные аппараты, и прекрасные дети грядущего невесомыми мотыльками стремились к призрачному сиянию, исходившему от работающей Станции.
      Так было всюду, по всей территории необъятного края. Станция заработала, и концентрированный поток энергии изменил свойства пространства, сломал время, соединил будущее и прошлое. И люди этой земли — нефтяники и лесорубы, сплавщики и золотоискатели, водители поездов и автомобилей, землепроходцы, охотники, строители — со всех сторон и из всех эпох одобрительно смотрели на дело рук своих потомков, предков и современников.
      Потом видение померкло, растаяло, растворилось. Егоров снова лежал на земле, рядом стоял «На коленях Бутов, их окружали ночь и тайга, а издалека несся многоголосый ликующий крик.
      — Все, пустили вашу Станцию, — сказал Бутов.
      Вверху шелестел ветер.

      Десятикратная перегрузка все так же вдавливала испытателя Юрия Воронцова в окаменевшее кресло, а небо впереди оставалось холодным и черным, лишенным звезд, слабый свет которых терялся в лучах маленького отсюда Солнца, вмороженного в экран курсового телевизора.
      Да, оно так и висело там, неподвижное, неприближающееся, хотя, если бы все шло как следует, корабль на своей скорости давно вонзился бы в него или прошел рядом, скользнув по краю хромосферы, и находился бы уже на противоположной границе системы. Нет, уже оставив систему, шел бы сейчас в холодном пустом пространстве, направляя свой бег в ставшее звездным небо, а Солнце превратилось бы в обыкновенную звезду позади.
      Однако Солнце не приближалось. Несмотря на то, что Юрий Воронцов вел корабль на немыслимой скорости, расстояние между ним и Солнцем оставалось неизменным, будто оно само обрело фотонный двигатель и удирало вместе со своими планетами, двигаясь по той же программе, что и корабль Юрия Воронцова. Не только Солнце, не только Солнечная система — и звезды, даже ближайшие, оставались на своих местах, а это означало, что вся Вселенная уходит от Юрия Воронцова на десятикратном ускорении, проваливаясь в какую-то гиперпространственную дыру. И угнаться за ней он не мог, не мог увеличивать и без того предельное ускорение, потому что существовал барьер, переступать который было опасно.
      А начиналось не так, все началось как следует, и, когда испытатель Юрий Воронцов, выйдя из внешнего кометного пояса, положил корабль на обратный курс, он не ждал никаких неожиданностей, потому что полет заканчивался — программа была выполнена полностью.
      Все было подтверждено — все предварительные теоретические и экспериментальные результаты. Испытания показали, что системы управления и жизнеобеспечения нового звездолета безупречны, энергетические ресурсы неисчерпаемы, что метеоритная защита обеспечивает безопасность субсветового полета даже в таких тяжелых районах, как пояс астероидов и внешняя кометная зона, что тяга легко регулируется, двигатели быстро выходят на нужный режим, а вся система очень перспективна и корабль уже в теперешнем виде вполне пригоден для полета к звездам.
      К сожалению, об этом знал пока только один человек — испытатель Юрий Воронцов, и, выходя из внешней кометной зоны, он рассчитывал доставить вскоре на Землю впечатанную в магнитные ленты бортовых ЗУ информацию, чтобы конструкторы корабля смогли порадоваться за свое творение.
      Да и сам он с удовольствием отдохнул бы на Земле, вдали от небесных пространств, потому что не такое уж большое удовольствие носиться на субсвете по границам Солнечной системы, где ничего особенного произойти не может. Перемены обстановки нет, все, вплоть до самого ничтожного маневра, идет строго по программе, а если уж случается что-нибудь неожиданное, то это всегда ЧП.
      Потому что вот она, неожиданность, — когда до финиша остаются считанные часы, цель вдруг начинает удирать. И ты помимо своей воли оказываешься вовлеченным в дикую игру в пятнашки и понимаешь в происходящем только то, что оно совершенно бессмысленно.
      И смысла в этом ты не найдешь, как ни ломай себе голову, и нельзя искать причину даже в возможной поломке телевизионных систем, потому что случай, когда испорченный телевизор начинает показывать то, чего нет и чего никогда не было, еще менее вероятен, чем внезапное бегство Вселенной куда-то в тартарары.
      И остается лишь мысль, что все это просто галлюцинация.
      — Теперь вы можете выключить двигатель, — произнес голос из-за спины Юрия Воронцова. — Двигатель больше не нужен. Он поработал достаточно.
      Вот так подтверждаются гипотезы. Можно только пожалеть докторов, не слишком тщательно обследовавших Юрия Воронцова перед ответственным рейсом.
      — Этого делать нельзя, — спокойно сказал Юрий Воронцов. — Солнце уйдет еще дальше, и тогда я его точно не догоню.
      — Нет, — возразил голос. — Никуда оно не денется.
      Голос был безусловной реальностью, он звучал откуда-то из-за спинки кресла, но Юрий Воронцов не оглянулся. На него давил пресс десятикратного ускорения, и даже шевелить языком было нелегко. Кроме того, Юрий Воронцов был скован сложной системой привязных ремней, на распутывание которых даже в невесомости полагалось не менее часа. Но даже если бы ничего этого не было, оборачиваться не стоило. Свободное место за креслом отсутствовало. Его спинка смыкалась с задней стенкой кабины, образуя сплошной монолит.
      — Прошу вас, не волнуйтесь, — мягко произнес голос. — Ничему не удивляйтесь и не стройте необдуманных предположений. Это сбережет вас от тяжелого нервного потрясения.
      Голос был хорошо поставлен, он звучал вежливо и корректно. Когда-то Юрий Воронцов неоднократно слышал похожие голоса, оставалось только вспомнить, где он их слышал. И все перевернулось, и его наполнило сознание горькой обиды.
      Юрия Воронцова просто обманули. Он никуда не летал, не испытывал никакого звездолета и не играл с Солнцем в пятнашки. Вместо этого несколько месяцев он сидел в обыкновенном тренажере на обыкновенной космической станции, а весь этот полет был подделка, фальшивка, обман. Просто кому-то захотелось исследовать влияние фактора неожиданности на человеческую психику. Кому-то это понадобилось. Вот этому самому товарищу с хорошо поставленным голосом. Теперь эксперимент закончен, товарищ собрал материал. Правда, испытателю Юрию Воронцову от этого вовсе не легче.
      Бесспорно, такие эксперименты нужны. Но зачем понадобилось на полгода отрывать от работы одного из лучших испытателей Земли? Неужели только затем, чтобы исследовать влияние неожиданности не на человеческую психику вообще, а на психику конкретного человека — испытателя Юрия Воронцова? Отлично, но что же они выяснили в результате своего эксперимента? Только то, что испытатель Юрий Воронцов готов к любым неожиданностям. Но это и так всегда всем было известно.
      Правда, разве совсем недавно знаменитый испытатель Юрий Воронцов не сетовал на врачей, недостаточно тщательно обследовавших его перед стартом? Так зачем же судить кого-то, если сам во всем виноват? А-двигатель действительно стоит выключить. Хотя какой это теперь двигатель — так, привод от центрифуги.
      Юрий Воронцов надавил кнопку, и перегрузка стала ослабевать. Послушный сигнал побежал по проводам к исполнительному реле злосчастной центрифуги, и она выключилась, и заработали магнитные тормоза, и вращение начало замедляться, а здесь, в кабине тренажера, это ощущалось так, будто тяга постепенно ослабевает. И исчезает совсем.
      — Вскоре мне предстоит пересадка, — произнес человек за его спиной, — и я вынужден вас покинуть.
      — Буду очень рад, — сказал Юрий Воронцов.
      — Понимаю ваше состояние. Тем не менее я оставлю вас только после того, как все объясню.
      — Зачем?
      — Я считаю это своим долгом.
      — Можете не стараться, — сказал Юрий Воронцов. — Я и так все понял.
      — Но я хотя бы должен объяснить, как отсюда выбраться.
      — Можете не стараться, — повторил Юрий Воронцов. — Я и сам найду выход.
      — И как же вы отсюда выберетесь?
      — Так же, как и вы, — сказал Юрий Воронцов. — Через дверь.
      За его спиной послышался смех.
      — Наконец-то я понял, — сказал человек. — Я понял, что вы ничего не поняли, хотя и утверждаете обратное. Посмотрите на экраны.
      Юрий Воронцов послушался и впервые за время разговора взглянул на телевизионные экраны.
      Картинка там изменилась. Она походила на прежнюю, но некоторые звезды сдвинулись со своих мест, и рисунок созвездий был немного другой. Солнца с большой буквы на экранах не было видно, а вместо него по правому борту горели сразу два — голубые, яркие. Видимо, это было небо одной из ближайших планетных систем.
      — У вас хорошая техника, — сказал Юрий Воронцов. — Это что за небо?
      — Система звезды Сириус.
      — Что ж, качество изображения неплохое, — сказал Юрий Воронцов. — Вот только цвета немного неестественные.
      — У меня мало времени, — нетерпеливо проговорил голос из-за его спины, — но я заставлю вас понять, что мы находимся в системе Сириуса, а вы впервые в истории человечества совершили межзвездный полет.
      Самое удивительное, что Юрий Воронцов поверил в это сразу и безоговорочно. Не мог он не поверить этим словам, и снова все перевернулось, он опять находился в кабине своего корабля вместе с неизвестно как поместившимся здесь представителем чужой высокоразвитой цивилизации.
      Теперь надо было что-то говорить, потому что упускать такой случай было нельзя, но в голове у Юрия Воронцова все смешалось, и он задал поэтому первый вопрос, который пришел ему в голову.
      — Вы говорили о пересадке. Куда вы собираетесь пересаживаться?
      — На попутную ракету, — сказал представитель другой цивилизации.
      — Куда?
      — Я все объясню, только не перебивайте. Сейчас мы находимся в системе Сириуса, а через четверть часа я должен пересесть на попутную ракету, которая довезет меня до Проциона, где я смогу сделать еще одну пересадку на корабль, идущий к центру Галактики. За четверть часа я должен объяснить, как добраться до вашей системы.
      Не раз уже Юрий Воронцов опережал человечество. Через его руки прошло большинство современных планетолетов, он первым достиг субсветовых скоростей, первым сел за пульт фотонного корабля. Правда, все это была его работа. А теперь он стал первым человеком, встретившим чужое разумное существо. В этой области он не был специалистом и вряд ли мог принести людям много пользы. Но он не имел права упускать такой случай.
      — Вы видите яркую звезду на экранах левого борта? Это и есть ваше Солнце. В принципе вы могли бы нацелиться прямо туда и идти на максимальной тяге, особенно если торопитесь. Трудность здесь в том, что на трассе есть несколько метеоритных полей, и вам придется их обходить. Сейчас я объясню, как это сделать.
      — Не надо о метеоритах, — сказал Юрий Воронцов. — С ними я как-нибудь справлюсь. Скажите лучше, как вы попали на мой корабль?
      За его спиной представитель высокоразвитой цивилизации засмеялся.
      — Так же, как и вы, — сказал он. — Через дверь.
      — А где ваш собственный корабль?
      — У меня его нет.
      — Как же вы добрались до Солнечной системы?
      — На попутной ракете.
      — Я не понимаю, что это значит, — сказал Юрий Воронцов.
      — Это значит, что маршрут одной экспедиции пролегал вблизи вашей системы и я прибыл к вам на ракете этой экспедиции.
      — Понятно, — сказал Юрий Воронцов. — Вас оставили исследовать Солнечную систему, а экспедиция отправилась дальше.
      — Приблизительно так.
      — А что потом случилось с экспедицией?
      — Почему вы думаете, что с ней что-нибудь случилось?
      — Они же за вами не вернулись!
      — Ну и что?
      — Но вы были участником экспедиции. Не могли же они бросить вас на произвол судьбы!
      — Откуда вы взяли, что я был участником экспедиции? Просто они меня немного подбросили. Какое им до меня дело?
      — Ладно, — сказал Юрий Воронцов. — Но почему же те, кто послал вас к нам, не выделили специальной ракеты?
      — Меня никто не посылал.
      — Зачем же вы у нас появились?
      Представитель другой цивилизации помедлил.
      — Вы задали очень сложный вопрос. Чтобы понять это, вы должны знать, какую роль играет туризм в жизни моего народа. Мы — прирожденные путешественники и не можем жить без инопланетных красот. Вам, землянам, тоже нравится путешествовать, но у нас это гораздо сильнее. Вы ограничиваетесь в основном поверхностью своей планеты, космический туризм у вас не культивируется. Мы же без этого не можем, жизнь без перемены обстановки для нас не имеет смысла. А конкретно к вам меня привел мой маршрут, в общем-то достаточно произвольный. Но я доволен — в вашей системе так много прекрасных пейзажей!.. Кольца Сатурна, льды Плутона, металлические реки Меркурия… Да одна Земля чего стоит!..
      — Так, — сказал Юрий Воронцов. До сих пор он несколько по-другому представлял себе разумную деятельность других высокоразвитых цивилизаций. На миг перед ним возникла картина — темная ночь и фонарь, вокруг которого носятся глупые мотыльки, светясь отраженным светом. Но усилием воли Юрий Воронцов прогнал видение. Не стоит сгущать краски.
      — Так, — повторил он. — Вы прибыли в Солнечную систему, чтобы полюбоваться прекрасными пейзажами наших планет. Но мне до сих пор непонятно, каким образом вы собирались вернуться?
      — В смысле продолжить путешествие?
      — Пусть так.
      — На попутной ракете.
      — Так вот оно что! — сказал Юрий Воронцов. Видение вновь вспыхнуло перед его глазами. — Выходит, моя ракета для вас тоже попутная?
      Представитель высокоразвитой цивилизации замялся.
      — Строго говоря, нет. Но, поймите, у меня не было выбора. Другая ракета прошла бы в вашем районе минимум через несколько лет, а я не мог ждать столько. Я просто умер бы без перемены обстановки.
      — Вот оно что, — сказал Юрий Воронцов. — А как удалось заставить меня лететь именно сюда?
      — Для подобных целей у меня есть специальное вспомогательное приспособление. Устройство для ввода ложных сигналов в бортовые системы. Вы только не обижайтесь. Все это время вы гнались за воображаемым Солнцем, а в действительности летели к Сириусу. Поймите меня правильно. Разумеется, это крайняя мера, но у меня не было другого выхода.
      — Понятно, — сказал Юрий Воронцов. Он чувствовал себя обманутым, но совсем по другой причине. Раньше встреча с чужими цивилизациями рисовалась ему совершенно в ином свете. Мотыльки, думал он, вот они кто. Мотыльки. Бабочки-однодневки.
      — И часто вы применяете подобные крайние меры?
      — Нет, обычно они излишни. При правильно составленном маршруте ждать почти не приходится.
      — Все ясно, — сказал Юрий Воронцов. — Только почему все-таки у вас нет собственных звездолетов?
      — Видите ли, у каждой цивилизации свой путь. Мы шли не по линии создания средств передвижения, а разрабатывали различные вспомогательные приспособления. Мы можем становиться невидимыми, невесомыми, мы не нуждаемся в пище и воздухе, мы получаем энергию непосредственно от звезд, у нас есть отличные переводные машины и аппараты вроде того, который я использовал в данном случае. Приплюсуйте к этому факт, что во Вселенной очень много планетных систем, почти в каждой системе есть своя цивилизация, и почти каждая цивилизация рано или поздно изобретает звездолет. Посудите сами, зачем нам после этого ракеты?. На мой взгляд, ракета — просто ненужная роскошь.
      — А как относятся к вам другие? Те, на чьих кораблях вы путешествуете?
      — По-моему, хорошо. Мы же им не мешаем.
      — Даже когда вмешиваетесь в управление?
      — Ну, такое бывает редко. И потом — они же в нас тоже заинтересованы. Почти каждая цивилизация почему-то считает своей целью установление контакта с другим разумом. Мы сами предоставляем такую возможность, да и общение с нами не представляет никакого труда. Кроме того, иногда мы даем информацию о различных планетах или что-нибудь еще. Например, вы впервые в истории человечества совершили межзвездный полет.
      — В ущерб основной работе, — сказал Юрий Воронцов. — И кому от этого польза?
      — Вы ошибаетесь. Вы должны были провести испытания звездолета. Вы провели их в реальных условиях межзвездного полета. От этого выиграли все, в первую очередь создатели корабля. А вы сами? Да вы только посмотрите, какая здесь красота! Взгляните на игру лучей солнц Сириуса! А ведь вы еще не были на четвертой планете.
      — Разве вы здесь не впервые?
      — Оттого я и тороплюсь. Через пять минут стартует ракета на Процион, а следующая будет только через несколько лет. Я бы не смог сидеть в знакомой системе столько времени.
      — Тогда я вас не буду задерживать, — сказал Юрий Воронцов.
      — Но я могу дать вам информацию о любой системе. У меня есть еще пара минут.
      — Может, вас немного подбросить?
      — Благодарю вас, уже не нужно. Через минуту ракета на Процион пройдет в точке, где мы сейчас находимся. Еще раз советую побывать на четвертой планете. Там леса дивной красоты. Прощайте.
      В кабине воцарилась тишина.
      Вот так он и полетит к Проциону, подумал Юрий Воронцов. На попутной ракете, с полным комплектом различных вспомогательных приспособлений…
      А теперь нужно поймать вот эту изумительную по красоте звезду в центр курсового экрана и ускоряться на пределе, потому что надо торопиться, а обходить метеоритные поля необязательно.
      Ведь у Юрия Воронцова тоже есть вспомогательные приспособления — безупречный блок управления и метеоритная защита, испытанная во внешней кометной зоне Солнечной системы.

      Словно разбуженный чудовищным рыком, утес сбросил камни, и они провалились в дымную яму кратера, стремительно уменьшаясь. Гулкая дробь лавины быстро затихла внизу, среди микроскопических копошащихся фигурок. Гаммадонт ревел.
      С гребня полукруглого цирка, отрезавшего ущелье от моря, он казался неосторожной сколопендрой, выползшей опасно близко от муравьиного города. Но, уступив оптической силе телеобъектива, декорации театра насекомых рушились, обнажая танцующий ряд туземцев у пойманного в ловушку гиганта.
      А стон гаммадонта тряс скалы.
      Упорный поток стрел долбил его многоногое туловище, не иссякая. Колючий град бумерангов и факелов, копий и каменных ядер обрушивался на необъятную спину, сжатую предательской щелью. Конец был близок, но потайные центры исполина прятались глубоко под непробиваемой шкурой, служившей ему надежной защитой. И гаммадонт боролся, ворочался в узкой траншее, внезапно возникшей на его обычном маршруте на водопой. Он не сдавался, не поняв, что побежден.
      — Так выглядит детство человечества, — сказал телохранителю человек, который следил за охотой из удобного углубления на самом краю цирка. — Но пойдем. Не следует взрослым слишком долго подглядывать за детьми.
      Человек поднялся навстречу холодному ветру с вершин и минуту стоял на краю кратера лицом к пропасти, с наслаждением ощущая, как все тело наполняется упругим дыханием гор. Потом повернулся и зашагал вниз по еле намеченной тропке, проложенной его подошвами за год пребывания на планете. Телохранитель бесшумно шел сзади. Ветер прекратился, как только они спустились на два метра по пологому склону, но далекие перистые облака продолжали вибрировать в его невидимых струях.
      Человека, который наблюдал за охотой и шел сейчас вниз по склону, заросшему колючей травой, звали Игорь Горин, он был биологом, участником 3-й Комплексной экспедиции в систему Пратта, расположенную в южных широтах Галактики. Яркая звезда Лега, солнце архипелага, дала жизнь восемнадцати крупным планетам, каждая из которых служила пристанищем и рабочим местом одной из биологических групп, наводнивших систему. Группы были небольшие, по два-три человека, и Игорь Горин направлялся сейчас к заранее условленному месту, чтобы встретиться там со своим напарником.
      — У Кости Баскакова странная специальность, — сказал он телохранителю. — Правда? Но говорить ему об этом не стоит.
      Впереди сгустились кусты, и телохранитель обогнал Игоря Горина, чтобы расчищать путь. Он ничего не ответил, так как не умел говорить, но Игорь Горин всегда разговаривал с ним, когда они были одни, потому что робот очень походил на стального человека и всегда хорошо выполнял все мысленные распоряжения.
      Они быстро миновали полосу кустарника и вошли в лес, совершенно непролазный, отчего здесь была прорублена узкая прямая дорога. Крутизна склона уменьшилась, он стал почти горизонтальным, и по обе стороны дороги корячились причудливые стволы низкорослых хвойных растений, будто они шли по музею деревянной скульптуры.
      Телохранитель снова отстал, чтобы прикрывать спину Игоря Горина, и скоро они достигли конца горизонтального участка. Дорога здесь завершалась обрывом, с которого открывался вид на море и на прибрежные заросли. Отсюда хорошо просматривались миниатюрные строения их временного дома на берегу моря и игрушечная фигурка ракеты в километре от станции.
      — Но где же наш бабочник? — сказал Игорь Горин, удобно устраиваясь на траве рядом с обрывом. — Что-то он сегодня задерживается.
      Вверху, далеко в зарослях, послышался шум, и, повернувшись на звук, Игорь Горин увидел своего напарника Костю Баскакова, который быстро скользил по кронам приземистых деревьев, будто спускался на роликовых лыжах по густому покрову леса. Он сделал несколько поворотов и выкатился на расчищенное место совсем близко от Игоря Горина. Лыжи, конечно, отсутствовали. Костя Баскаков спрыгнул с головы своего стального телохранителя и с наслаждением потянулся.
      — Ты прямо как цирковой наездник, — сказал ему Игорь Горин.
      — Им до нас далеко, тысяча парсеков, — сказал Баскаков, устраиваясь рядом. — Устал. Шар отнесло в горы, пришлось за ним лазить. Зато собрал почти тонну. Я их пока там и оставил. А ты из стойбища?
      Напарник Игоря Горина был энтомологом и занимался сбором насекомых в специальные ловушки, которые запускал на аэростатах вверх в атмосферу. Аборигенам Гаммы, легийцам, очень нравились прозрачные баллоны, они принимали их за какие-то диковинные небесные тела, вроде Луны, и величали поэтому Костю Баскакова не иначе как Верховным Повелителем Сфер. Игорь Горин считался существом рангом пониже, чем-то вроде посредника между богами и смертными.
      — Нет, — сказал Игорь Горин. — В стойбище сегодня нельзя. Я наблюдал за ними сверху, с гребня цирка.
      — А что случилось?
      — Они изловили гаммадонта.
      — Жертвы были?
      — Нет.
      — Ну так будут, — заявил Баскаков. — Разгул кровожадных инстинктов, сопутствующий охоте, неизбежно влечет за собой драку и смертоубийство. Особенно у дикарей.
      — Зачем ты так говоришь? Это ведь дети, молодость человечества.
      — Ничего себе дети, — сказал Баскаков. — Обыкновенные взрослые дикари. Вот сейчас твои дети поймали зверя. Месяц рыли яму, сколько труда угробили! Но приди туда завтра, когда страсти остынут, и за несчастную нитку бус они отдадут тебе добычу. Разве это разумно? Зачем дикарям бусы?
      — Они им нравятся, — сказал Игорь Горин. — Детям свойственна непосредственность. Если ребенку приглянулась вещь, до которой можно дотянуться, он ее хватает.
      — Все равно форменные дикари, — упорствовал Баскаков. — То ли дело наши роботы. Кстати, я до сих пор не понимаю, отчего твой телохранитель не подчиняется моим мысленным командам? И наоборот.
      Игорь Горин усмехнулся.
      — Такова особенность телепатического привода. Каждый робот настроен на мозг своего хозяина.
      — Почему же корабельные роботы подчиняются чьим угодно приказам?
      Игорь Горин опять усмехнулся.
      — Все системы корабля, в том числе и роботы, выполняют желания того, кто сидит в командирском кресле, под колпаком. Технические подробности тебя интересуют?
      — Нет, — сказал Баскаков. — Меня интересует принцип. Принцип — привилегия принцев.
      — Тогда пошли к кораблю. Принцы на свидание не опаздывают.
      — Куда спешить? — возразил Баскаков. — До стоянки минут двадцать. До орбиты еще сорок пять. Плюс мелочи. А что делать оставшиеся три часа?
      Игорь Горин посмотрел на ракету, похожую на шахматную фигуру из карманного комплекта. Обрыв был крутой, каменистый, но вниз вели ступеньки, вырубленные стальными ногами роботов.
      — Нужно проверить бортовые системы.
      — Действительно, — сказал Баскаков. — Я совсем забыл. Там что-то с внешним люком. Когда я уходил… По-моему, он не закрылся.
      — Видимо, опять неисправность внешнего приемника, — сказал Игорь Горин. — Придется поковыряться, но ничего, починим. Было бы хуже, если бы он вышел из строя при закрытом люке. Заявку на новый приемник я, кажется, подал.
      — Ясно, — сказал Баскаков и полез на голову своего телохранителя.
      — Погоди, — сказал Игорь Горин. — Смотри. Нет, рядом с кораблем. Там что-то шевелится.
      — Один из твоих размалеванных дикарей, — сказал Баскаков, приглядываясь. — Явился за обещанными бусами. Дай-ка что-нибудь оптическое.
      Игорь Горин протянул ему бинокль, а сам приставил к глазу окуляр кинокамеры.
      Легиец стоял, рядом с ракетой. Он был мускулист, мощные руки свисали почти до земли. Он обернулся, показав широкую физиономию, покрытую рыжей растительностью.
      — Знакомая личность, — сказал Игорь Горин. — Кого он мне напоминает?
      — Этого, басовитого, — отозвался Баскаков. — С базы.
      Игорь Горин засмеялся.
      — Действительно похож.
      — Наследственность, — пояснил Баскаков. — Общий генетический фонд. А что, если ему вздумается не пускать нас в корабль? Впрочем, у нас телохранители.
      Он снова полез на робота и вдруг повернул к Игорю Горину встревоженное лицо.
      — Послушай, — сказал он. — А люк-то не заперт.
      Урс отделился от дырявой стены леса. Притворился зверем. Молния стояла тихо. Небо спало, закрыв глаз облаками.
      В Молнии узкая щель. Там пещера. Там живут боги. Там есть шарики, соединенные, как змея.
      Звери боятся пещер, где живут люди и боги. Зверь не сможет войти в пещеру богов.
      Урсу нужны шарики. Он подарит их Лаа.
      Люди не обижают богов, когда те приходят в стойбище. Боги и люди — братья, сказали боги. Надо перестать притворяться. Молния не успеет ужалить Урса.
      Урс, снова став человеком, прыгнул в пещеру.
      Шариков нигде нет. Пахнет богами. В стенах пещеры дыры, заделанные прозрачным камнем. Кусты волнуются не только от ветра. Там идут большие хищные звери.
      Нет, это возвращаются боги. Страшно. Боги и неживые люди. Боги покарают Урса. Сделают его неживым человеком. Нельзя, чтобы боги добрались до Урса.
      Щель пещеры исчезла. Выход закрылся, как рана зверя. Боги поймали Урса в ловушку.
      Неживые люди приближаются, чтобы связать Урса. Надо остановить неживых людей. Пусть станут мертвыми, как камни.
      Огонь, вырвавшись из пещеры богов, поразил неживых людей. Упали на землю. Нужно вернуть их богам, чтобы простили Урса. Подарили шарики Урсу.
      Молния послушалась Урса. Два неживых человека выпрыгнули из пещеры богов и отнесли мертвых неживых людей к богам в тень леса. Это помощники Урса. Они вернулись в пещеру.
      Молния слушается Урса!
      Но Урс убил помощников богов. Боги гневаются на Урса. Деревья рассказали им многое. Как покарать Урса, одолеть Урса, сделать Урса неживым человеком. Надо бежать в стойбище, к Лаа.
      Молния послушалась Урса. Взлетела, как птица, чтобы выклевать глаз неба. Направилась к стойбищу, к Лаа.
      Молния слушается богов. И она слушается Урса.
      У богов были помощники. Теперь они служат Урсу.
      Возможно, Урс сам стал богом и ему следует жить на небе?
      — Нет, не отвечают, — сказал Серов. — Глушь.
      — А в локаторе?
      — Бесконечность.
      — Ладно, — сказал старший пилот ракетобуса «Лунь» Вершинин. — Дадим им еще полчаса. Не возражаете?
      — Мы-то нет. Но вот пассажиры…
      — А что пассажиры?
      — Пассажиры пассажирят, — отозвался Птицын, как всегда, непонятно.
      Задачей грузопассажирского ракетобуса «Лунь» было раз в квартал развозить по системе Леги людей и припасы. Сейчас ракетобус ждал на условной, орбите близ пятнистого шара Гаммы. Но рандеву откладывалось. Местный орбилет не появлялся.
      — Мне не нравится твоя беспечность. Люди опаздывают на час. На стоянке ракеты нет. Ни станция, ни ракета не откликаются. Вдруг с ними что-нибудь случилось?
      — Просто промазали, — сказал Вершинин. — С телепатическим управлением всегда так. Подумал немного не то — и привет.
      — Тогда продолжим. Тема — телепатия. Твоя очередь, Алексей.
      — Опять? — удивился Вершинин. — Ну ладно. В прошлом веке биоусилителей не существовало, и первые эксперименты по передаче мыслей на расстояние были обречены на неудачу. Однако в некоторых сериях по передаче карт Зенера процент угадываний намного превышал значение, рассчитанное по теории вероятностей.
      — Закон направленного отбора, — сказал Серов. — Ученые, получавшие положительные результаты, публиковали их, а остальные прекращали исследования и переключались на что-нибудь другое.
      — Верно, — согласился Вершинин. — Но, поскольку количество остальных было никому не известно, оценить величину предполагаемого эффекта не удавалось. У некоторых даже возникли сомнения в применимости математической статистики к расчету подобных вещей. Тогда поставили машинный эксперимент. Электронный компьютер должен был отгадывать цифры, которые считывались подряд из случайной таблицы. Отработанная информация вводилась в машину, чтобы та могла строить стратегию. Сначала число совпадений в пределах погрешности соответствовало теоретико-вероятностному прогнозу. И вдруг компьютер стал угадывать все задаваемые цифры.
      — Ну и ну. Машина-телепат. Мистика. А в чем разгадка?
      — Никакой мистики, — сказал Вершинин. — Оказалось, что несколько лет назад именно этот компьютер составлял ту самую таблицу. Он откопал ее у себя в памяти, заметил совпадение и заработал в режиме мага.
      — Что ж, годится, — сказал Серов. — Получай свои два очка. Теперь твоя история, Гриша.
      — Я не государство, — отозвался Птицын. — У меня вопрос. Вы знаете, что такое телепат?
      — Выкладывай.
      — Вид ничьей в шахматной партии на расстоянии.
      — Остряк ты, Гриша, — сказал Вершинин. — Зачтем? Впрочем, ничего другого от него все равно не дождешься. Твой ход, Юра.
      — Дай осмотреться, — сказал Серов. — Что-то не появляются. Может, сбросим груз в контейнере? У нас есть прекрасные сферические контейнеры. Человек поместится, не то что груз. Заложим и сбросим. Как?
      — Это распаковывать ящики, — сказал Вершинин. — Да еще угодим в море. Ну его, лучше подождем этих. И вообще не отвлекайся. Твоя очередь.
      — «Помню, — сказал Серов. — Значит, так. Телепатическое управление сначала испытывали на животных. Построили симпатичный летательный аппарат, антиграв, кажется, и стали сажать под колпак представителей фауны. Крыс, кроликов и так далее. Заодно получили возможность изучать их сокровенные желания по классу перемещений. Поначалу ничего выдающегося не было. Вот только курица несколько часов носилась в небе с ласточками. Была у нее, оказывается, такая мечта. А потом под колпак посадили обезьяну. Шимпанзе по имени Шимп. Продолжать?
      Вершинин показал Серову кулак. Тот продолжал:
      — Ну, аппарат постоял, постоял, да и улетел. А куда улетел, не заметили. Оператор на кого-то загляделся. Сигнал исчез. Что делать? О чем может мечтать шимпанзе? Об Африке, о бананах. Снаряжают экспедицию в Африку. Нет нигде старины Шимпа. Как сквозь землю провалился. Дальше рассказывать?
      Вершинин снова показал кулак.
      — Словом, нашли его только через неделю. Знаете где? На Луне, возле кратера Архимед.
      — Архиложь, — немедленно среагировал Птицын.
      — Святая правда, — сказал Серов. — Значит, была у старика Шимпа такая сокровенная мысль. Глядел он ночами на Луну из клетки зоопарка и мечтал…
      — Животное погибло? — прервал его Вершинин.
      — Что ты, — сказал Серов. — Это-то они предусмотрели. Герметичность, двухмесячные запасы… А вдруг зверюге захочется искупаться в Мировом океане?..
      — Тогда все в порядке. Согласен на ничью. Какая у вас следующая тема? Пришельцы?
      — Погоди, начальник, — сказал Серов. — Не заводись. Мы все-таки на работе.
      Он показал на экран локатора.
      — Появился наконец, голубчик. Только идет как-то странно. Зачем-то рыскает.
      — Телепатическое управление, — объяснил Вершинин. — Я как-то попробовал. Не успеешь подумать, а тебя уже ведет, как утопленника. Но не будешь же каждого обучать нормальному пилотажу. Они что-нибудь передают?
      — Нет, — сказал Серов, глядя на панель радиостанции. — Глушь. Но маневрируют своеобразно. Так нам и часа не хватит.
      — Может, поможем?
      — Да, — сказал Птицын. — Руки на пульт.
      — Что такое?
      — Он предлагает пульту руку и сердце, — перевел Вершинин. — Присмотри за рацией. Давай, Гриша.
      Ладони Птицына неподвижно лежали на клавиатуре. Он смотрел на экран локатора. Его пальцы дрогнули. Ракетобус развернулся вдоль местной вертикали, «носом к планете.
      — Здорово, — сказал Серов. — Никогда не смогу вести машину слепым методом. Обязательно ошибусь.
      — Смотри за рацией, — сказал Вершинин.
      Планета внизу была испещрена облаками, опоясана кругом радуги. Сквозь голубое небо просвечивали пятна лесов, лысины пустынь, четкий изрезанный силуэт береговой линий.
      — Тридцать девять, — непонятно сказал Птицын.
      Возник вес.
      — Ноль, — сказал Птицын.
      Пол провалился. Ракетобус снова встал параллельно пятнистой стене Гаммы.
      Из радуги на горизонте показалась блестящая точка.
      — Тютелька в тютельку, — сказал Вершинин. — Молодец, Гриша.
      Сверкающая точка над прозрачным провалом атмосферы приближалась, приобретая очертания стандартного орбилета среднего тоннажа.
      — Так ничего и не передают?
      — Нет.
      — Странно, — сказал Вершинин. — Ну ладно. Здесь я пока не нужен. Пойду предупредить пассажиров. Смотри за рацией. Я быстро.
      — А вводные? — сказал Птицын.
      — Я сейчас вернусь, — сказал Вершинин. — Работайте, ребята.
      Он отстегнулся, встал с кресла и пошел к выходу, неловко переступая ботинками со специальными подошвами, пристающими к полу. Неприятный метод перемещения, хотя есть и любители. На базе регулярно проводятся соревнования по ходьбе на этих самых подошвах. Рекорд — пять минут на стометровке.
      Прикрыв дверь кабины, Вершинин очутился в круглом, как труба, десятиметровом коридоре, вдоль стен которого тянулись поручни, облегчавшие передвижение. Изредка из стен выступали люки пассажирских и грузовых помещений. Пассажиров было двое, они следовали до Дзеты, чтобы сменить улетавших в отпуск. Пассажиры жили в последней каюте и, по выражению Гриши Птицына, «пассажирили», то есть не занимались ничем существенным. Сейчас их следовало предупредить, хотя стыковка у Птицына всегда проходит без осложнений. Просто так, на всякий случай.
      Вершинина бросило в стену туннеля, когда он не миновал еще и полпути. Руки крепко ухватились за поручень. Что-то они рано колобродят, мелькнула мысль. Вес на секунду исчез, и вдруг коридор стал глубоким колодцем. Вершинин повис над ним на поручне, соскальзывая вниз, ища ногами опору. Тяжесть не исчезала.
      Уходят на полной тяге, определил Вершинин, пять метров, расшибусь в лепешку, надо держаться. Ноги нащупали крышку люка. Кажется, склад контейнеров. Он стоял, прижавшись лицом к стене. Тяга не ослабевала.
      Что они? Услышали SOS? Тогда это надолго, но вроде не от кого. Или увидели летающее блюдце? Или что? Что там у них происходит?
      Тяжесть исчезла. Вершинин пополз по стене коридора, крепко сжимая поручень, ожидая возобновления работы двигателей. Пассажиры? Ничего с ними не случилось. Каюта тесная, отделались легким ушибом. Но вот наконец дверь кабины.
      — Что происходит? — спросил Вершинин, закрывая ее за собой.
      — Происшествие, — сказал Птицын.
      — Бред, — сказал Серов. — Во сне не приснится.
      — Почему вы от них сбежали?
      — Это не они, — сказал Серов. — Они окопались на станции. Я с ними разговаривал. Ракетой управляют легийцы.
      — Местные астроантропы, — пояснил Птицын.
      Не в форме сегодня ребята, подумал Вершинин. Он опустился в кресло. Ракетобус «Лунь» уходил прочь от Гаммы, в пустое звездное небо.
      — Вас разыграли, — сказал Вершинин. — Так всегда делают. Один полетел, а другой остался на станции, чтобы устроить розыгрыш. Это ему удалось.
      — Они оба на станции. Я разговаривал с обоими. В основном, правда, с Баскаковым. Но и с Гориным тоже.
      — А кто пилотирует орбилет?
      — Я же объясняю, легийцы, — сказал Серов. — Ракету оставили незапертой, они проникли туда и остались наедине с биоуправлением. Как старина Шимп.
      — Вы шутите?
      Но они не шутили. Вершинин рассмеялся.
      — Чего же вы испугались? Несколько любопытных туземцев забрались в ракету, чтобы прокатиться. Пусть себе катаются. Это смешно, а не страшно. Только надо будет снять их оттуда.
      — Их снимешь, — сказал Серов. — Это же…
      — Роботоеды, — сказал Птицын.
      — Точно подмечено, — сказал Серов. — Они напали на биологов и вывели из строя двух роботов-телохранителей. Сейчас люди укрываются на станции. Атака может возобновиться в любой момент.
      — Вывели телохранителей? — переспросил Вершинин. — Чем — дубинками?
      — Противометеоритными лазерами, — сказал Серов. — Понял, начальник? Ла-зе-ра-ми. Лазерами. Есть там такие установки. Кстати, дальнобойные.
      — А они разве тоже управляются телепатически?
      — Конечно. Кнопок там нет. Подумал — и порядок.
      — Но как может машина причинить вред человеку?
      Серов пожал плечами.
      — Почему бы и нет? Машина не рассуждает. Ты командуешь — она подчиняется.
      — И нет никакой блокировки?
      — Зачем? Автоматика не рассчитана на воинственных легийцев, — сказал Серов. — Имеется только автоблокировка. Так что бортовые системы в безопасности. Например, корабельные роботы.
      — Так у них есть и роботы?
      — Конечно. Мощные универсальные роботы с ракетными двигателями. Совершенно беспрекословные.
      — Но зачем они забрались в небо?
      — Уж не знаю, — сказал Серов. — Видимо, надоело быть роботоедами, как говорит Гриша. Решили податься в ракетоеды.
      Так, подумал Вершинин, ну и ситуация. Голова кружится. Доигрались, растяпы.
      — Какие у них ресурсы?
      Серов пожал плечами.
      — Как у всех. Неограниченные.
      — Ладно, — сказал Вершинин. — Людей-то мы выручим, спустим бот. Рискованно, но что поделаешь. Впрочем, у нас тоже есть кое-что. Маскировка, дымовая завеса… Но как быть с орбилетом? Так это дело не оставишь. Войдут во вкус, начнут пиратствовать по системе. Сколько их там?
      — В точности неизвестно. Они видели одного, но может быть любое количество.
      — Двадцать пять, — сказал Птицын.
      — Нет, меньше, — сказал Серов. — Кабина маленькая, легийцы здоровые, мускулистые. Не поместятся.
      Вершинин повернулся к Птицыну.
      — Чего двадцать пять?
      — Километров, — сказал Птицын.
      — Что такое? — сказал Серов. — Господи, да они за нами гонятся! Этого только не хватало. Сидят на хвосте, как заправские китобои.
      Вершинин посмотрел на экран локатора.
      — Пусть, — сказал он. — Так даже лучше. Отвлечем внимание. Оторваться при желании мы всегда сможем. Кто поведет бот?
      Птицын встал со своего места.
      Кабина ракетобуса «Лунь» была рассчитана на трех человек, но сейчас, кроме членов экипажа и только что доставленных со станции биологов, сюда втиснулись оба пассажира до Дзеты, и свободной оставалась только прозрачная передняя стенка. Ракетобус шел по орбите кормой вперед, чтобы можно было наблюдать за следовавшим в нескольких километрах орбилетом.
      — Этот вариант отпадает, — сказал Вершинин. — Помощи нам ждать неоткуда. Мы должны сделать это своими силами.
      Все посмотрели назад, на игрушечную фигурку, купавшуюся в бесплотных слоях верхней атмосферы.
      — Здорово наловчились, — сказал Серов.
      — Ничего удивительного здесь нет, — сказал Горин. — Мы мыслим словами, а машина воспринимает образы. Образное мышление лучше всего развито у племен, живущих в постоянном контакте с природой. И, разумеется, у детей.
      — Опять заладил, — сказал Баскаков. — Дети да дети. Скажи еще — ангелочки.
      — Давайте не будем отвлекаться. Нам нужно найти решение.
      — Чего там думать? — сказал Баскаков. — На войне как на войне. Рубануть лазером, да и дело с концом.
      — Ты понимаешь, что ты говоришь?
      — Ваш товарищ просто не подумал, — сказал Вершинин. — Об этом не может быть и речи. Какие еще предложения?
      — Почему бы не послать роботов? — сказал Серов. — Они сами все сделают.
      — Один раз посылали, — возразил Баскаков. — Получилась куча металлолома. По-моему, достаточно.
      — Опять отпадает, — с сожалением сказал Вершинин.
      — Мне кажется, что главное — проникнуть внутрь грузового отсека, — сказал один из пассажиров до Дзеты. — Дальше задача допускает простое решение.
      — Но как туда проникнуть?