Мгновенно поднялся всеобщий гвалт: корпусной, засунув рожу в кормушечный проем, настойчиво интересовался, куда это мы задевали черенок, и недвусмысленно намекал на грядущие репрессии для всей камеры, если черенок не будет возвращен; сокамерники яростно отпирались, стуча себя кулаками в грудь, бросаясь на пол и приводя в качестве аргументов самые страшные клятвы, а голосистый баландер комментировал весь этот балаган, стараясь переорать обитателей камеры, и посвящал в подробности происходящего остальных заключенных психотделения.
      Немного послушав этот сыр-бор, Серега Смирнов решил вмешаться.
      - Ша, чмыри! Ша, я сказал! - рявкнул он раскатистым басом. - Кто взял черенок - верните, а то найдем, всех подряд отпидерасим!
      Надо признаться, что это была дежурная смирновская угроза-в ходе конфликтов с сокамерниками он частенько обещал произвести их в петухи, однако дальше угроз дело не доходило. Тем не менее то ли в силу своей испорченности, то ли из-за чрезвычайной убедительности смирновского облика сокамерники к подобным угрозам относились весьма серьезно и никто ни разу не усомнился, что Смирнов на пару со мной может осуществить сие безобразное деяние - если приспичит. Этот конфликт также не был исключением - обитатели камеры для сотрудников на пару секунд притихли, опасливо косясь на Сере-гу - только баландер в коридоре продолжал возбуждать население психотделения истошными криками.
      - А вдруг это Григорий взял? - глубокомысленно заметил Адвокат. - Ему до фени, а всей камере страдать!
      Григорий моментом попер в отмаз, остальные начали высказывать свои предположения по этому поводу - гвалт возобновился.
      - Ша, чмыри! Ша! - опять заорал Смирнов, тяжко подпрыгивая на своей шконке и стуча по дужке кулачищами. - У кого найдем черенок, отметелим как последнего чухана!
      Опять пауза - три секунды. Воспользовавшись затишьем, я красноречиво замычал и, приподнявшись на локте, со страдальческой гримасой на лице застонал:
      - Оооо, Серый... Это я, я... Я проглотил чеере-ено-о-ок... Умереть хочу-у-ууу... Жить невмоготу-у-у-уу... - и рухнул обратно, скукожившись в три погибели.
      Что тут началось!
      - А-а-а-а-а! - заверещал пидер Григорий фальцетом. - Вот оно! Оно! Как в 54-м году! А-а-а-а! Давай - зайди, зайди! - Это адресовалось попкарю. - Зайди, а он по башке тебя жахнет, переоденется и свалит отседа! Давай, давай...
      - Доктора позови, начальник! - орал Смирнов, нешуточно стуча кулаком по кроватной дужке. - Доктора! Кореш умирает!
      - Пидер! - завизжал баландер, перекрикивая всех подряд. - Пидер! Ложку сожрал, тварь! Да чтоб она тебе там, блядь ты такая, поперек жопы застряла!
      - За лидера ответишь, чмо! - прорычал Смирнов, грузно прыгая со шконки на пол, и метнулся к двери, намереваясь, видимо, вцепиться в глотку баландеру.
      Осторожно перевернувшись на другой бок, я активизировал стенания и с любопытством наблюдал за развитием ситуации. Смирнов благополучно схлопотал от корпусного по рукам и принял на грудь пару тарелок с объедками, ловко запущенных через кормушку баландером. С не меньшей ловкостью вернув тарелки обратно, мой корешок взвыл как волк и принялся лупить кулаками по гулко завибрировавшей двери, изрыгая гнуснейшие тирады в адрес врагов. Судя по мощному реву и диким воплям снаружи, психи из общих камер уже давно вошли в возбужденное состояние и всячески поддерживали наше выступление. В общем, имел место безобразный дебош.
      Корпусной, надо отдать ему должное, пребывал в растерянности совсем недолго. Похлопав чуток белесыми ресницами на бесновавшегося у кормушки Смирнова, попкарь завопил, как подрезанный:
      - Спецназ! Спецназ! - И так до тех пор, пока под сводами психотделения не наступила относительная тишина.
      - Будете базарить - спецназ позову! - закрепляя успех, объявил корпусной. - Они уже неделю без работы - соскучились, поди! - Публика замолкла - только отдельные задушевные всплески былого буйства доносились в нашу сторону из коридора. В общих камерах поголовное большинство самостоятельно гасило наиболее неуемных: сей процесс выражался в мычании заткнутых ртов и причитаниях типа "не надо, не надо - я сам!".
      - Ну че - есть желающие повозбухать? - победно воскликнул корпусной. Если есть - я завсегда пожалуйста!
      Возбухать никто не пожелал. Методы воспитательной работы уидовского спецназа6, отделение которого постоянно дежурило где-то на верхних этажах Си-1, надолго оставляли мрачный след в памяти любого обитателя пенат, будь он хоть трижды дегенератом.
      - Ну зачем спецназ? - вкрадчиво пробормотал вредный Григорий после некоторой паузы. - Ты зайди сюды, пощупай его - вдруг он кони кинул? А коли не кинул - так он тебе по черепу жахнет, переоденется и, как в 1954-м...
      - Да заткнись ты, чмо! - пресек старого педераста Смирнов. - Человек умирает! Ну давай, давай - сделай че-нибудь, братуха! - обратился он к попкарю. - Доктора позови - не веришь, сам зайди, проверь - ведь помрет же!
      - Вот это ты влип, Иваныч, - грустно резюмировал Адвокат. - ДПНСИ доложишь, что подследственный ложку заглотил, - вставят на всю катушку. Куда смотрел? Не доложишь - вдруг помрет? Опять же вставят. В камеру зайдешь - на части порвут. Хи-хи...
      - Ага, разогнался! - досадливо пробурчал корпусной. - Щас все брошу и побегу докладать! Пусть себе лежит - ни хера ему не будет!
      - Зря ты так, Иваныч! - сурово прикрикнул Григорий. - У меня разок корпусной недоглядел - подследственный отравился дрянью и помер. Так корпусному поджопник - пошел на хрен с работы! - и платить компенсацию семье заставили...
      Так что - топай. Пущай экстренный вызывают - надоть бы этого в клинику свезти.
      Корпусной сурово задумался на полсигареты и, захлопнув кормушку, потопал к выходу из отделения. Спустя пять минут меня аккуратно выдворяли из камеры при сем знаменательном событии присутствовала практически вся смена попкарей и сам ДПНСИ, который сноровисто обшарил камеру - видимо, на предмет поисков пропавшего черенка, такового не обнаружил и велел тащить меня в дежурку.
      Еще минут десять я лежал на носилках в приемнике, дожидаясь конвоя, и изображал нечеловеческие страдания для наблюдавших за мной двух вислоносных прапорщиков. Отыскавшийся где-то в объемном чреве СИЗО престарелый фельдшер Игнатьич не счел нужным даже пощупать меня - написав от фонаря направление, он вручил его прибывшему начальнику экстренного караула и наотрез отказался сопровождать меня в клинику.
      - Я вам, блядь, не зечара, чтобы в автозаке трястись, - презрительно заявил Игнатьич начкару, когда тот настоятельно потребовал, чтобы больного сопровождал врач. - В кабине ведь не повезешь?
      - Не повезу, - согласился начкар - мясистый краснолицый дядька предпенсионного возраста. - Больно ты жирный, вдвоем не поместимся. Да и не положено это...
      - Ну а в трюме я вам не ездун, - отрезал Игнатьич. - У вас там воняет...
      - Тогда вообще не возьму, - меланхолично пожал плечами начкар. - По уставу не положено - сам ведь знаешь! Вдруг он в дороге окочурится?
      Пока они препирались, прошло еще что-то около десяти минут - вынужденный притворяться, я настолько вошел в образ, что сам поверил, будто у меня внутри минимум ятаган - даже колики появились.
      Придя наконец к консенсусу, конвой и попкари совместными усилиями выдворили меня на улицу и погрузили в камеру автозака. В ходе этого мероприятия я так натурально стонал и скрючивался, что какой-то впечатлительный сизошник - из молодых, по-видимому - досадливо бросил окольцовывавшему меня начкару:
      - Да на хера ты ему браслеты цепляешь?! Он, блядь, щас не то что бежать дышит через раз!
      - Целее будет, - буркнул бывалый начкар. - Видали мы таких больных...
      В приемном покое клиники им. Турдыниязова, куда меня с грехом пополам доставил конвой спустя двадцать минут, возникла некоторая заминка: во-первых, куда-то исчез Игнатьич, сославшись на срочную необходимость повидать какого-то коллегу, во-вторых, выяснилось, что безболезненно просветить меня не получается: какой-то сильно двинутый пациент, доставленный накануне вечером из областной психбольницы, по недосмотру сопровождавших его пьяных санитаров в припадке дикой ярости основательно разбил суперсовременный сканер, когда его (пациента) пытались освидетельствовать на предмет заглота подшипника.
      - Ээээмм... Ну, черенок - это, конечно, не подшипник, - глубокомысленно заметил высушенный козлобородый хирург, пытаясь ощупать мой живот - я поджал колени к подбородку и отпихивал врачебную руку, оглашая стены покоя предсмертными криками. - Если отломанный конец достаточно острый, тогда, ммм... ну, тогда от любого резкого движения может возникнуть прободение. А это, знаете ли, - это чревато, батенька... - Таким образом хирург успокоил скуксившегося начкара, поглядывавшего на дверь в ожидании невесть куда запропастившегося Игнатьича.
      - Угу, чревато, - повторил хирург и, поколебавшись несколько секунд, написал несколько строк на каком-то бланке. Вручив его начкару, козлобородый засунул правую руку за пазуху, а левой произвел отмашку от ширинки в сторону входной двери: - Давай-те-ка, ммм... тащите его эээ... в морг. Как выйдете, завернете за угол здания - там вход в подвал. Мммм...
      - Как это в морг? - изумился начкар. - Он что - уже все? Безнадега?
      - Да нет! - досадливо нахмурился хирург. - Ну что вы, право... Ээээ... У нас там рентгенкабинет - временно - ремонт, знаете ли... Угу... Ну, в самом деле - с моргом по соседству. Направление отдадите Аталии Андреевне - она снимок сделает. Потом сюда...
      Пыхтя и чертыхаясь, конвой потащил меня, куда было указано. Миновав озаренное мертвым светом галогеновых ламп просторное помещение с двухъярусными стеллажами, на которых покоились завернутые во что-то белое тела, мы очутились в небольшом зале с хаотичным нагромождением непонятного, но весьма объемного оборудования и зашторенными плотными портьерами окнами.
      Спустя три минуты крючконосая бабуся - Аталия Андреевна - подпрыгивая от досады и обильно пыхтя чесночным ароматом, пыталась пристроить у меня на животе футляр с пленкой. Получалось это из рук вон - я не желал разгибаться и держался за брюхо окольцованными руками, стеная так, что у самого мурашки по коже бегали.
      - Да снимите с него эти чертовы кандалы! - вспылила Аталия после продолжительной и безуспешной борьбы. - Снимите и держите ему руки. Я что, по-вашему - Шварценеггер, что ли, чтобы справиться с ним в одиночку?!
      Слегка поколебавшись, начкар недовольно покачал головой и раскольцевал мою левую руку, скомандовав конвоирам:
      - Ну давайте - прижмите его, что ли... Только аккуратнее - вдруг прободение!
      - Какое, к черту, прободение! Прободение! - презрительно передразнила Аталия. - Эти уроды гвозди глотают, бритвы - и ничего, ни хрена с ними не случается. Распинайте!
      Конвоиры ухватили меня за руки и осторожно развели их в стороны - вверх, прижимая к столу. Отчаянно крикнув, я забился в конвульсиях и намертво подогнул колени к животу.
      - Ну а ты какого хрена торчишь?! - обрушилась Аталия на начкара. - Давай, тяни его за ноги - ноги-то он, скотина, сам не разогнет!
      Досадливо крякнув, начкар подошел к столу с торца и потянулся, чтобы ухватить меня за щиколотки. Ну вот и славненько, дражайшая Аталия Андреевна! Как прекрасно ты их разместила! Дай Бог тебе здоровья.,..
      Напружинив ягодицы, я мощно лягнул начкара пятками в лицо и кувыркнулся через голову назад, с ходу долбанув широко расставленными ногами по макушкам державших меня конвойных. Приземляясь за столом, я вынужден был выкрутить руку обратным рычагом тому, что справа - цепкий оказался парниша, не пожелал выпускать. Боднув его башкой в переносицу, я не стал дожидаться, когда его тело шмякнется на пол, а, метнувшись ко второму, начавшему уже лапать кобуру на заднице, с маху угостил его локотком в лоб. 1, 2, 3 - все мои приятели не подавали видимых признаков жизни.
      - Они мне не враги, - пояснил я разинувшей рот Аталии. - Я их просто ненадолго отключил - жить будут. Вот только начкару, пожалуй, маленько челюсть попортил, - добавил я, вынимая у начальника караула из кармана ключи от наручников и освобождая свою правую руку.
      - Ты, ты... Ты чего это, а? - прорезалась Аталия. - Ты зачем это? Ты...
      - Давайте я шарахну вас по башке и вы отключитесь минимум на час? предложил я хозяйке кабинета, ласково улыбаясь и пристально глядя на нее. Или - ежели хотите - дайте мне ключ от кабинета.
      - Зачем по башке?! - возмутилась Аталия. - Зачем ключ?
      - Ключ дадите, я прикую вас наручниками к стеллажу, запру дверь и уйду, пояснил я. - Не дадите - тогда по башке. И ключ все равно найду. А вы, пока на полу будете валяться без сознания, пневмонию подхватите - холодно тут у вас. Ну?!
      Затряся нижней губой, Аталия скорбно помахала руками, извлекла из кармана халата ключ и протянула его мне, одарив на прощание ненавидящим взглядом. Приковав хозяйку невидимых лучей к стойке стеллажа с аппаратурой, я покинул кабинет, запер дверь и выбрался из мрачного подвала.
      Автозак располагался метрах в пятнадцати от входа в приемный покой, уперевшись передними колесами в бетонные плиты, преграждавшие доступ посторонней техники во двор. Описав полукруг вдоль решетчатого забора, я рысцой приблизился к машине с правой стороны, рывком распахнул дверь кабины и, заскочив внутрь, аккуратно рубанул правой в челюсть дремавшего за рулем водилу.
      - Извини, паря, - пробормотал я, перетягивая безвольно обмякшее тело на правую сторону и перебираясь за руль. - Иначе никак не получается...
      ГЛАВА 3
      - Ты на мясо особо не налегай - вон, лучше сок пей, - сердобольно заметил Вовка. - А то скрутит с непривычки. В баньке попаришься, отдохнешь - потом еще поешь.
      Зыркнув по-волчьи на однокашника, я хотел было возразить, но почувствовал, что он прав - страшно заурчало в животе, острая боль полоснула бритвой изнутри, выбив слезы из глаз - здоровенный кусок пахучей буженины, проглоченный мною в три приема, начал мстить отвыкшему за восемь дней от нормальной нагрузки желудку.
      Переждав приступ, я осторожно выпил два фужера апельсинового сока и поинтересовался:
      - Во что тебе хата стала?
      Озабоченно нахмурившись, Вовка с десяток секунд озадаченно шевелил губами, затем беспечно махнул рукой и хитро прищурился:
      - Да хрен его знает, братан. По смете - двести "лимонов", застрахована на столь же. А так - ну, под "арбуз" наверняка потянет. Я не считал...
      Я хмыкнул и недоверчиво покачал головой. О том, что рэкетиры живут неслабо, я представление имел. Но чтобы так?!
      Мы сидели на дощатой террасе, примыкавшей к двухэтажному особняку, покрытому черепицей, и завтракали. Вернее, ел я, а Вовка лениво потягивал сок и жалостно морщил нос, рассматривая меня как нечто особенно странное и удивительное.
      Если кто-нибудь в эту минуту ухитрился бы вскарабкаться на трехметровый бетонный забор, огораживающий обширную усадьбу, с тем, чтобы полюбоваться на нас, он ни за что бы не поверил, что совсем недавно - лет этак пять назад - мы с Вовкой были похожи как братья и имели совершенно одинаковое положение в обществе. Потому что в настоящий момент румяный, отлично накачанный Вовка, облаченный в белоснежный махровый халат, мог бы без подготовки сниматься в клипе, рекламирующем протеиносодержащие продукты для культуристов, а я, увы, по всем статьям тянул только на роль статиста из фильма о застенках Бухенвальда...
      В последний раз мы виделись года три назад: я приехал в отпуск к бабке, в ставший для меня родным Константинов, и совершенно случайно встретил на дискотеке своего другана-однокашника, выбравшегося на пару деньков к родственникам.
      Понятное дело - покуролесили мы с ним слегка: пили-гуляли, с кем-то на пару дрались - уже и не помню подробностей - вспоминали славные деньки минувшей курсантской поры...
      В процессе общения я с удивлением узнал, что мой корешок, прослужив полгода в Зеленогорске, куда он попал по распределению после училища, уволился из войск и подался в рэкет. Удивлял не сам факт Вовкиного ренегатства: многие молодые офицеры, помыкавшись некоторое время без угла и средств к существованию, уходили из войск и пристраивались куда получше - в том числе и в рэкет. Однако в училище Володя Кротовский имел непоколебимую репутацию ярого борца за справедливость и чуть ли не фаната правопорядка. И вот - нате вам!
      Тогда, три года назад, новоиспеченный рэкетир настойчиво звал меня к себе, суля золотые горы и аргументирование убеждал, что, рискуя жизнью на своей лихой службе за жалкие гроши, я выгляжу по меньшей мере странно. Поспорив немного по поводу основополагающих пунктов наших столь различных жизненных позиций, мы обменялись адресами и расстались. И даже переписывались до недавнего времени...
      Бессонной ночью накануне побега я тщательно рассчитал и взвесил все детали предстоящей акции, обдумал каждую мелочь - как привык это делать за последние пять лет в процессе подготовки к операциям - и пришел к выводу, что, помимо Кротовского, никто более не тянет на роль ключевой фигуры в успешной реализации моего плана.
      План был простой и скромный: легализоваться после побега, найти себе временное пристанище, реализовать "пол-лимона" баксов, экспроприированных у Абдуллы (упокой Аллах его душу!), а затем не спеша набрать и экипировать небольшой отряд отчаянных парней, годных для диверсионной работы, которым в этой жизни терять уже нечего.
      Будучи в розыске, с моей стороны было бы по меньшей мере неостроумно заявиться к матери, которая вот уже пятнадцать лет живет отдельной семьей с отчимом и совместными чадами, или к бабке, воспитавшей меня. Загадочный полковник Шведов, который в свое время с чудесной быстротой организовал мне тур по Чечне под хорошей "крышей", тоже отпадал: помочь в сомнительном предприятии законопослушному гражданину - это еще куда ни шло, а вступиться за удравшего из пенат маньяка-убийцу - это уж извините... Оставался лучший друг Вовка Кротовский. О житии рэкетиров я имел представление лишь по книгам Корецкого, которого считаю единственным приличным мастером отечественного детектива - так вот, судя по тому, что он пишет, рэкетирам ничего не стоит отмазать такого чудака, как я, от преследования закона. Естественно, я не ожидал, что Вовка умрет от радости, когда ему на голову невесть откуда свалится объявленный в розыск кореш, но это был единственный шанс - обратиться более было не к кому...
      Бросив автозак с запертым в "стакане" водилой в лесополосе на выезде из города, я трусцой пробежал 12 км до вспомогательной грузовой станции, забрался на товарняк и отчалил на северо-восток...
      За восемь дней путешествия я наловчился разбираться в системе комплектования товарных составов похлеще любого чиновника МПС, оглох от стука колесных пар и похудел минимум на десять кг, питаясь ворованными из пристанционных садов фруктами (да здравствует плодоносная осень юга России!).
      Насколько активно ведется розыск маньяка-убийцы, отоварившего между делом троих конвоиров и водилу, мне узнать не удалось: по вполне понятным причинам я не рискнул появляться в расположенных у ж/д магистрали населенных пунктах и глазеть на стенды "Их разыскивает милиция"...
      К Вовке Кротовскому меня доставили под конвоем и в процессе этого мероприятия обращались со мной не лучше, чем с чуханом на этапе. Даже отвесили три затрещины, когда я попытался было качнуть права. Впрочем, полагаю, что у стриженных ежиком амбалов, которые добровольно взялись за столь неблагодарное дело, были веские основания для недовольства.
      Представьте себе: солнечное сентябрьское утро, четверо навороченных качков по-хозяйски расположились за столиком на террасе привокзального кабака, попивают себе пивко на виду трехсотого "мерса" с распахнутыми дверцами и цепкими взглядами пасут живописную людскую толчею у ряда "мини-маркетов", все чинно-благородно... И вдруг, откуда ни возьмись, вылезает грязный, оборванный худобан с волчьими глазами, хватает со стола банку пива, моментально, не спросясь, высасывает ее за четыре глотка и, по-скотски рыгнув, нагло заявляет - мне-де надо срочно повидать Вовку Кротовского! Да за такие штучки - по репе, по репе! Так что три подзатыльника - это еще по-Божески.
      - Повезло тебе, братан, - резюмировал Вовка, поблагодарив качков за доставку и приглашая меня в свою усадьбу. - Вокзал - земля нашей бригады. Если бы ты так поступил где-нибудь в аэропорту или на автовокзале - там бы тебя моментально поломали. - И поинтересовался: - А почему ты именно к ним подкатил? Дедукцией балуешься?
      - Какая, на хер, дедукция! - вяло отмахнулся я, покачиваясь от стукнувшего в башку пива и диковато оглядывая Вовки-ну усадьбу. - Сидят четверо амбалов стриженые, круто прикинутые, "мере" под боком, никуда не торопятся, за толпой секут - понятно, что мужики при деле...
      - Ну, понял - учтем, - хмыкнул Вовка и широко развел руками. - Добро пожаловать, братишка. Ты дома...
      Так завершился первый этап моих злоключений. Я выложил Вовке все свои заморочки, умолчав лишь про "пол-лимона" Абдуллы и конечную цель - решил, что это ему знать необязательно. Вникнув в мои проблемы и проявив искреннее сочувствие, мой однокашник, оставив меня на попечение своей жены, укатил куда-то на нулевой "Мазде".
      Двое суток я беспробудно ел и спал. Вовка где-то пропадал целыми днями, заявлялся лишь под вечер, и мы с ним за ужином употребляли хороший коньяк, толкуя о перспективах моего дальнейшего существования.
      Утром третьего с момента прибытия дня Кротовский решил отвезти меня к бригадиру, предварительно поинтересовавшись:
      - Ну ты как - вошел в форму, нет?
      - А что - какие-то проблемы? - насторожился я.
      - Да нет, в общем, - Вовка неопределенно пожал плечами. - Белый вообще-то мужик ничего, однако... Короче - он может прям с ходу тебя на зуб попробовать.
      - Зубы свои или вставные? - уточнил я.
      - У кого? - озадаченно вытаращился Вовка.
      - Да у бригадира у вашего - у кого же еще!
      - А-а-а... Зря залупаешься, - нахмурился Кротовский. - Как-то оно еще обернется - хер знает...
      - Все в норме, братан! - успокоил я его. - Я в форме. Давай - покатили...
      Фазенда Белого и усадьба Кротовского были похожи как две капли воды - с той лишь разницей, что резиденция Вовкиного начальника располагалась за городом, в живописной сосновой роще, и отстояла от остальных фортификационных сооружений "новых русских" на значительном удалении.
      "Ну вот, - подумал я, когда мы подрулили к могучим железным воротам, расстреляют здесь из крупнокалиберного пулемета - никто и не вздрогнет!". А вслух сказал:
      - А что, Вовка, - у всех ваших "быков" такие вот стандартные хоромы?
      - Я в "быках" уже давненько не числюсь, - ощетинился Кротовский и шумно цыкнул зубом - было заметно, что он слегка нервничает. - А вот тебе на первых порах придется поупираться. Если все путем выйдет...
      После третьего сигнала клаксона ворота бесшумно отъехали в сторону, и мы оказались на внутренней территории двора. Я завертел башкой на 180 градусов и принялся усиленно изучать обстановку. Увы - меня ждало горькое разочарование.
      На обширной территории усадьбы повсюду в неровных клумбах без опалубки росли жухлые цветочки, а у ворот, за дощатым столом рубились в "козла" двое престарелых стариков, один из которых и впустил нас, даже не поинтересовавшись через переговорное устройство, кто же это явился - такого устройства в усадьбе бригадира просто не было...
      - Пффф... Скучно, однако, - высказался я. - Никаких прибамбасов.
      - Ага, никаких, - согласился Вовка, выбираясь из машины. - Белый у нас аскет. Водку не пьет, не курит, босиком ходит, спит с "мамой". Хочет жить долго, - и поинтересовался у пенсионеров: - Пишет?
      - Пишет, пишет, - прошамкал сидевший к нам лицом старик. - Он всегда пишет.
      - Пошли, - Вовка махнул мне рукой и двинулся в обход дома. - Шеф в беседке - роман пишет.
      - А про что роман? - спросил я, догоняя Кротовского. - Он у вас что - ко всему прочему, еще и писатель?
      - Про мафию роман, - объяснил Кротовский. - Уже третий год пишет надеется, что после смерти опубликуют.
      - В смысле - про вас, что ли?
      - Да ну, скажешь тоже - про нас! - Вовка криво усмехнулся. - Мы - бригада. Пахари мы - кони гужевые. А мафия - это там. - Кротовский ткнул большим пальцем вверх и опять цыкнул зубом.
      В небольшой беседке, обильно увитой плющом, было отнюдь не комфортабельно. На деревянном топчане, покрытом половиком, лежал на животе худощавый белоголовый мужик, который, примостив под грудь две подушки, сучил босыми ногами, отгоняя лениво донимавших его мух, и что-то писал в толстенном гроссбухе, разлинованном жирной тушью. Посреди беседки располагался обшарпанный деревянный стол с круглой крышкой, а на столе - старенький проводной телефон с высокими рогами и латунным наборным диском. Вот и весь интерьер летнего кабинета творческой личности, каковой, вне всякого сомнения, почитал себя бригадир.
      - Здорово, Михалыч, - кашлянув, произнес Вовка. - Мы здесь.
      - Угу, вижу, - отозвался бригадир, отрываясь от писанины, и, кряхтя, уселся на топчане. - Здорово, хлопцы. Доклад. - И уставился на меня белесыми глазами, слегка наморщив седые брови, отчетливо выделявшиеся на кирпично-красном аскетическом лице.
      - Какой доклад? - Я недоуменно пожал плечами. - Вы, наверно, и так все знаете - Вовка же рассказывал...
      - Да нет, сынок, - оборвал меня Белый. - Ты доложи, чем ты себя мнишь и как жить далее собираешься.
      Ну фрукт! Даже сесть не предложил... Доложи ему!
      - Да вот - в бригаду к вам хочу, - скромно сообщил я. - Могу быть полезен для вашего дела. Деваться мне некуда.
      - Все? - уточнил бригадир.
      - Ну да, все, - я опять пожал плечами. - А что еще надо? Вот он я хотите, берите, не хотите - пешком постою.
      - Ну все так все, - согласился Белый и неожиданно добавил: - Ты мне пока что не нравишься. Я возмущенно фыркнул и заявил:
      - А я не баба, чтоб вам нравиться! Тоже мне! Вовка ухватил меня за рукав и попытался осадить.
      - Да не лезь ты! - Я досадливо отстранился и продолжил: - Я вам себя предлагаю для работы, а не на конкурс красоты. Скажите сразу - берете или нет. Чего зря базарить!
      - Ну! - удивленно воскликнул Белый и погрозил мне пальцем: - Не суетись, малыш - целее будешь! Ты вот что - послушай, что я скажу, и попробуй хоть один пунктик опровергнуть. Только аргументирование! - Он начал загибать пальцы: Тебя по всей России ищут - раз...
      - Вовка сказал, что фотографий на стендах пока нет, - возразил я. - Может, и не ищут в вашем городе.
      - Это херня, - беспечно махнул рукой бригадир. - На портреты у них сейчас бабок нет. А вот ориентировочки на тебя в каждом отделении лежат - проверяли. Но это еще полбеды... - Бригадир потыкал в мою сторону указательным пальцем. Помимо ментов тебя чеченцы ищут. Это худо. Эти покруче ментов...
      - А-а-а! Испужались? - ядовито осклабился я. - Надо же, а? На российской земле русская мафия боится каких-то занюханных "чехов"! Во бля - докатились!
      - Ты за базаром следи, малыш, - посоветовал Белый и счел нужным пояснить: - Мы никого не боимся. Если надо - костьми ляжем, но не дрогнем. Только вот надо ли?! Ты погляди, какой ты проблемный: ксиву тебе выправлять - целое дело! Легенду надо соорудить от роддома и по сей день - и чтоб по буквочкам все было, без разночтений. Надо, чтобы труп твой нашли и опознали - только в этом случае тебя искать перестанут. Ну а ежели где-то прокол, а? - Бригадир сощурился и недружелюбно подмигнул мне. - Не дай Бог - чеченцы это просекут, тогда у нас будет большая заморочка, сынок... Бойцов у меня хватает, свистну на вакантное место сразу очередь, и все с чистыми биографиями! А ты? Ты всего-навсего 'Вовкин друг с целым ворохом проблем, и неизвестно - будет ли отдача...
      - Будет, будет, - поспешил я уверить бригадира, решив более не перечить верно он посчитал, я для них сплошная обуза, без единого пока проблеска. - Вы меня испытайте, попробуйте в деле - я не подведу.
      - А как же, обязательно, - согласился Белый, поднявшись с топчана и двинувшись к выходу из беседки. - А ну - иди-ка туда, - сказал он, выйдя наружу, указав на небольшую лужайку неподалеку от беседки.
      Я направился туда, озираясь по сторонам и ожидая, что сейчас из-за дома выскочат какие-нибудь необъятные амбалы и с ходу начнут меня нянчить.
      - Не глазей, солдат, никого не будет, - успокоил меня Белый. - Со мной побарахтаешься чуток - с тебя хватит.
      - Михалыч - он сейчас не в форме, - Вовка вдруг побледнел и вспотел лбом. - Он же это... ну, восемь суток не жрамши, а до этого неделю баландой пробавлялся! Давай, я покормлю его с недельку, отдохнет - потом уж... а?
      Я удивленно уставился на Кротовского - что это он лопочет? Белый внешне совсем не тянул на крутого бойца - уж я-то в этом соображаю! Узок в плечах, худоват, под вылинявшей штормовкой отчетливо проступают ключицы, рукава свободно болтаются на костистых руках... Да и по возрасту я ему в сыновья гожусь. На мастеров кун-фу он тоже не похож - те ходят по-кошачьи, в каждом движении чувствуется скрытая сила и превосходство. А этот вон ступает косолапо, переваливаясь, как уточка, трико на заднице обвисло...
      - А я и не собираюсь его особо мордовать, - успокоил Белый и поманил меня рукой, останавливаясь в центре лужайки. - Так, показательное выступленьице... Должен я посмотреть, каков он в рукопашке, или нет?
      - Обязательно должны, - согласился я, - приближаясь к бригадиру и на ходу разминая кисти рук, - чего брать кота в мешке?
      - Ну что - готов? - спросил Белый. - А то разомнись, если надо.
      - Я всегда готов, - снисходительно сообщил я и усомнился: - А вот с вами-то как? Как бы мне вас, уважаемый Михалыч, не покалечить ненароком. Я давно не спарринговался, чувство контакта утратил - могу сильно ударить невзначай. Потом ваши ребята меня за это отрихтуют.
      - Ой, да покалечь меня, сынуля, покалечь! - обрадованно воскликнул Белый в глазах его блеснули озорные искорки. - Вот те крест - Вовка свидетель: ежели покалечишь, ничего тебе за это не будет! Это я тебе гарантирую... Пошел!!!
      - Ну ладно, раз так, - согласился я. - Получайте! - И, сделав замысловатый пасс руками, резко подсек бригадира "вертушкой", от души надеясь, что дядечка успеет сгруппироваться, падая на спину - не грохнется плашмя всеми костями.