Команда №9 (№1) - Приказ – огонь на поражение (Рекруты удачи)

— Подполковник Васильев, — представился Глебыч. — Семен Глебович. Инженер.

— Родственник, что ли? — Иванов удивленно приподнял правую бровь и кивнул на дверь.

— С кем? А, с этой... Не, однофамильцы.

— Понял. — Иванов почесал затылок и с интересом уставился на инженера. Про Глебыча он был наслышан, это уникум в своем роде, но видел в первый раз. Вот, значит, ты какой, пятнистый олень...

— Майор Петрушин, — напомнил о себе победитель турнира, сделав два строевых шага к гостю и энергично стукнув себя подбородком в грудь — чуть шею не вывихнул. — Евгений Борисович. Можно просто — Женя. Седьмой отряд. Чемпион команды по эрбэ[27]. Салага не возражает?

— Гхрр... — Салага, шатаясь, поднялся с пола и томно кивнул — чемпион, так чемпион. — Кхе-кхе... Лейтенант Кочергин. Кхе-кхе... Сергей. ГРУ. Кхе...

— Очень приятно. — Иванов поочередно со всеми поручкался, чуть дольше положенного задержав взгляд на Петрушине — о подвигах этого типа он также был наслышан. Вот это порезвилось руководство! Не команда, а кунсткамера какая-то... — Гхм... Полковник Иванов. Сергей Петрович. Контрразведка округа. Эмм... Васильева!

На зов явилась задумчивая капитанша. Встала у двери, ручки сложила на груди, носик сморщила. Да, воняет тут у вас. Одно слово — варвары.

— Как звать?

— Лиза.

— Бедная?

— Есть такой грех. — Лиза со вдохом поправила прическу, шагнула к оконцу, легонько толкнула его — вывалилось, на фиг, вместе с рамой. Проветривание помещения называется. — Бедная Лиза, да... Была б богатая — разве торчала бы тут с вами?

— Ничего, у вас еще все впереди, — обнадежил Иванов. — Ну вот. Завтра к утру еще двое подтянутся — и команда в сборе. Так... Должна еще быть группа маттехобеспечения: два прапора и водила — сверчок[28]. Те, что в кузове лежат... это оно?

— Возможно, — опять врастяжку произнес Глебыч. — Но не факт.

— Не понял?

— Когда мы пришли, оно уже тут стояло, — объяснил Петрушин — победитель. — Оно лежало. Оно уже такое было.

— А сверчок?

— Не было, — утвердительно кивнул корпусом Глебыч. — Точнее — не видели. Лиза, водилу не видела?

— Не видела. — Лиза высунула носик в оконце и вздохнула полной грудью. — Но он был.

— Откуда данные? — прицепился Глебыч. — Ты ж не видела?

— Прапорщики пьяные, в кузове, машина заехала недавно. Она что — сама по себе заехала?

— Логично, — согласился Иванов. — Ладно, разберемся. Так... Так-так...

— Что будем делать, командир? — подсказал Петрушин.

— Жить будем, — оптимистично заявил Иванов. — Прежде всего приведем в порядок быт. Потом все остальное.

— С кем жить? — Петрушин недвусмысленно облизал Лизу призывным взором. — Где и как жить?

— Я, Глебыч и психолог — завтра с утра подтянется — в этом гадюшнике, — определился Иванов. — Товарищ Петрушин, представитель спецназа ГРУ и еще один разведчик — с утра подтянется — во втором гадюшнике...

— Я не представитель, — заскромничал побежденный лейтенант. — Я уже объяснял коллеге, что спецназ ГРУ — небольшая частичка ведомства. А я офицер аналитического отдела...

— Да я и говорю, вэвэшный спецназ — круче гэрэушного! — не в тему подбоченился Петрушин. — Били и будем бить...

— Короче! — слегка возвысил голос Иванов. — Мы теперь все в одной упряжке. Попрошу без этого... без всякого. Лиза у нас за связь отвечает — обустраивайтесь в кунге кашээмки. Дырчик[29] мы вам закажем. Вот, собственно...

— Прапора и контрактер? — напомнил Глебыч.

— Блиндаж. — Иванов мстительно прищурился. — Как проспятся, пусть обустраиваются. Предупреждаю всех: спиртное употреблять только по моей команде. Я не аскет, на горло наступать не стану, но прошу соблюдать некое подобие офицерской этики. И еще... Глебыч, я не курю.

— Нет проблем. — Глебыч ленивым щелчком шибанул «козью ногу» в оконце. — Вы не думайте, я не злоупотребляю. Так — балуюсь.

— Ну и славно. А зачем майора обидели?

— Крыса штабная. — Петрушин презрительно оттопырил нижнюю губу. — Писарчук. Чмо, короче.

— Ну и что — писарчук? Каждый труд достоин уважения. Нормальный парень, без чванства — вон, мешок помог нести...

— Да хам он. — Глебыч почесал нос. — Правильно обидели. Пусть спасибо скажет, что в дыню не выписали...

— В смысле — хам?

Инженер охотно пояснил суть штабного хамства. Оказывается, майор на вполне миролюбивый вопрос сидевшего без знаков различия Глебыча «Ты кто?» побагровел. вытянул руки по швам и рявкнул, что он офицер штаба объединенной группировки. И попросил не тыкать. Ну и послали, естественно. А! Еще Петрушин предложил пари, что уделает майора за четыре секунды — в спарринге, без обуви. То есть четыре секунды от команды «понеслась!!!» и до отправки вышепоименованного майора в полный нокаут. Но это же была шутка — понимать надо...

— Ну и хрен с ним, — подытожил Иванов. — А теперь за работу, братья... гхм... и сестрички...

Распределив соратников по участкам работы, Иванов потер руки и приготовился наблюдать, как эти асы ратного дела будут выглядеть в роли уборщиков. Согласитесь, момент весьма пикантный, не каждый день приходится видеть, как майор и подполковник машут веником!

Увы, чуда не произошло. Пока Лиза с лейтенантом ломали кусты для веников, Глебыч резко пропал — словно в воздухе растворился, а Петрушин сходил к «мазуте»[30] и привел пятерых чумазых солдат. Солдаты с удивительным для военного времени энтузиазмом принялись за работу и за час навели в расположении команды идеальный порядок.

— Мы теперь у вас каждый день будем убирать, — сообщил на прощание худосочный ефрейтор с цыпками на шее. — Вы только свистните! Мы ж понимаем — офицерам самим впадлу работать...

— Чудны дела твои, господи!!! — пробормотал пораженный контрразведчик. — Или я чего-то недопонял?

— Ничего чудного, — моментом сдала товарища законопослушная Лиза. — Женя прапоров ограбил, только-то и всего...

Оказывается, Петрушин провел ревизию в «66-м», присвоил часть личного имущества прапорщиков — все равно пьяные, им не надо — и выделил артиллеристам по пачке «Донтабака», три банки сгущенки, две тушенки и две буханки белого хлеба. При этом сказал, что каждый труд должен быть вознагражден, и обещал впредь поступать так же. Еще изъял семь бутылок нормальной водки (бесланская «Звезда Улугбека», не самопал), которую передал командиру на хранение. Солдатам водку давать не стал, в относительно мирных условиях проживания на базе это непедагогично.

Через некоторое время возник Глебыч, и не один, а с приятным дополнением. Никуда он не удирал, как грешным делом подумал Иванов, а вовсе даже наоборот — принял меры, чтобы избавить командира от составления заявки на тыловое имущество.

Дополнение было выражено в форме «Урала», груженного бытовыми прибамбасинами, и двух почти трезвых прапорщиков с плотницким инструментом. Прапорщики быстро и без суеты соорудили пищеблок — навес, печь, котел для воды, стол и лавки, — установили умывальник, подправили сортир и «душ», заделали дыру в командирском модуле, поменяли плекс в оконцах и оборудовали семь спальных мест. До блиндажа не снизошли.

— Эти и сами с руками, — последовал кивок в сторону тел, возлежавших в кузове «66-го». — Проспятся, сами себя обслужат...

Пока правильные прапора возились с обустройством, Глебыч установил два ТА-57[31] — Лизе и командиру, отмотал полсотни метров провода и самовольно врезался в центральный кабель, который проходил рядом с артиллеристами. Еще три аппарата были презентованы Лизе про запас — все равно списанные, не жалко.

— Глебыч, а почему — «Гесс»? — полюбопытствовал между делом праздный Иванов, тычком перста обозначив объект — Петрушина, который в этот момент совместно с побежденным лейтенантом навешивал на турник самодельную «грушу». — Обычно Жень обзывают иначе. «Джон», например?

— А вы посмотрите внимательно...

— В быту «выкать» не обязательно, — демократично заметил Иванов. — Разница в звезду, почти ровесники...

— Ладно, — кивнул Глебыч. — Смотри, Петрович: рыжий, конопатый, основательный... ну, и еще ряд нюансов. «Гесс» вообще сокращенный вариант. Официальная его «погремуха» — Гестапо! А в спецназе просто так прозвища не дают, это я тебе точно говорю...

С телефоном жить стало проще. Иванов быстренько обзвонил всех, кого положено, обнаружил кучу хороших знакомых, часть из которых сидели на хлебных местах, и решил ряд проблем. В результате завтра с утра обещали принять на продовольственном складе начальника ВХД (одно из тел в «66-м», конкретно которое — пока неясно), обещали принять заявки на связь, экипировку, ГСМ и вооружение, а также обнадежили туманной наводкой по дизелю. У связистов, мол, два резервных, договоритесь — один ваш.

— Договориться — не проблема, — деловито вник в командирские заботы Глебыч. — Их зампотыл — Игорь Кириллов, мой кореш. Надо три литра, ночь и день на реабилитацию. Ну, поспать потом. Три литра у нас есть.

— Ну и славно, — порадовался Иванов. — Забирай, и — вперед.

— Все, уже пошел...

По окончании бытоустройства Гестапо — Петрушин отпросился к своим, с ночевкой (все равно делать пока нечего), и утащил с собой лейтенанта. Типа, опыт перенимать. Иванов не возражал — тут как раз принесли пока что бесполезный компьютер и копии личных дел, надо было ознакомиться, составить заявки, поработать с документами и вообще немного поразмышлять в спокойной обстановке.

Кроме того, приятно порадовала возможность остаться наедине с Лизой. Прапора будут в отключке до утра — Глебыч компетентно сообщил, он в этом толк знает. А и очухаются, ночью саушки будут бухать, дверь на шпингалет и... Ужин с коньячком, правильное общение, ночь впереди...

Нет, это, конечно, маловероятно: с первого дня, с ходу, что называется... Но Иванов не с воза упал: еще не старый совсем, в самом соку, крепенький, вполне пригожий и по причине дикой начитанности очень интересный собеседник. А вдруг получится? Добротный командировочный интим — это, дорогие мои, для военного человека большая личная удача. Удобно, полезно и приятно во всех отношениях. И проблем в коллективе поменьше будет — если сразу определиться, кому конкретно дама оказывает благосклонность...

При ознакомлении с документами Иванова поджидал малый сюрприз. Дела войсковиков присутствовали в полном объеме, а на Лизу и гэрэушного лейтенанта — только тетрадные обложки и по листочку. Ф.И.О., дата рождения, звание и временная должность в команде. Хоть бы фотомордочки для приличия приклеили!

— Нехорошо, — озаботился Иванов и пешим порядком убыл в штаб, к особистам. Такие дела по телефону не решаются. — Тоже мне, шпионские страсти...

Особисты дело знали туго. Коллегу приняли как родного, моментом «навели мосты» и спустя полчаса подсобрали по закрытым каналам кое-какую информашку по интересующим объектам. Впрочем, и секрета особого никто из этого не делал, а копии личных дел лысыми оказались по старой доброй традиции: при откомандировании сотрудника — минимум информации навынос. Помимо всего прочего, и по войсковым товарищам дали небезынтересные дополнительные сведения, которые в личных делах хранить не принято. В общем, не зря сходил.

— Да уж, славные ребята... — подытожил Иванов, обстоятельно изучив данные на своих временных подчиненных. — И кто же это придумал — направить таких головорезов для оперативной работы? Я посмотрю, как они вам тут будут анализировать!

Впрочем, судите сами: вот краткие характеризующие данные на членов команды № 9, или, как официально она значится в приказе, «оперативно-аналитическая группа неспецифического применения»...

Семен Глебович Васильев. Сорок один год, холост. Подполковник, начальник инженерной службы ДШБр (десантно-штурмовая бригада). Профориентация — взрывотехника. Соавтор семи пособий по саперному делу. Во время прохождения службы в Афганистане был два месяца в плену. Каким-то образом ухитрился взорвать базу моджахедов, на которой содержался. Бежал, прихватив с собой двух оставшихся в живых контуженных охранников, месяц прятался в горах. Непонятно как выжил, ушел от всех облав, добрался до своих, в процессе путешествия обоих моджахедов... съел. После лечения в психбольнице вернулся в строй, живет в горячих точках, дома — проездом. Хобби: любит в пьяном виде, с завязанными глазами разминировать МВУ (минно-взрывные устройства) повышенной категории сложности. Известный шутник. Последняя шутка, ставшая достоянием широкой общественности: во время основательного застолья с двумя наикрутейшими спецами из Генерального штаба (один из них — как раз тот самый соавтор, который оформлял пособия), прибывшими проводить сборы с саперами, незаметно заминировал вышепоименованных спецов, предложил обезвредить взрывное устройство и дал на это дело две минуты...

Спецы не справились. Оба живы — вместо ВВ Глебыч использовал пластилин, отделались ожогами от слабеньких самопальных детонаторов. Вот такой затейник. Болезненно свободолюбив, не выносит хамов, отсюда постоянные конфликты с начальством. Терпят исключительно ввиду высочайшего профессионализма — другого такого во всей группировке нет.

Петрушин Евгений Борисович. Тридцать шесть лет, холост. Майор, зам по БСП (боевая и специальная подготовка) командира седьмого отряда спецназа ВВ. Профориентация — специальная тактика. Живет там же, где и Глебыч, дома — проездом. В первую чеченскую три недели был в плену, сидел практически в самой южной точке республики, высоко в горах. Не убили сразу только потому, что хотели обменять на известного полевого командира. Посидел три недели — надоело, вырезал всю охрану и удрал. Обозначил ложное направление движения, обманул погоню, забрался во двор хозяина района — одного из полевых командиров, укокошил охрану, самого командира взял в заложники, и, пользуясь им, как живым щитом, на его же джипе добрался до расположения наших. Командира сдавать не пожелал — застрелил на глазах бойцов блокпоста. Видимо, был не в настроении.

Хобби — пленных не брать. Вернее, брать, но до штаба не довозить. Есть информация, что лично любит пытать пленных и вообще слывет мастером допросов. Даже самые крутые горные орлы «раскалываются» на пятой минуте общения. Видимо, отсюда и прозвище. Обладает молниеносной реакцией, специалист практически по всем видам стрелкового и холодного оружия, бесстрашен, беспощаден к врагу и слабостям соратников. Персональный кровник девяти чеченских тейпов.

Имеет маленький пунктик: вызывать на дуэль плохо обращающихся с ним старших чинов. Понятное дело — на дуэль с этим головорезом согласится не каждый, да и закона такого нету! Но прецедент, как говорят, место имеет...

Воронцов Константин Иванович (отсутствует, завтра с утра подтянется). Тридцать пять лет, женат, двое детей. Майор, военный психолог. Кадровый военный, психологом стал, заочно окончив столичный пед. Единственный в войсках доктор наук, проходящий службу в действующей части.

Про психолога Иванов также был наслышан, поскольку в свое время злые люди сверху требовали взять его под особый контроль. И непременно отыскать в его деятельности что-нибудь антигосударственное. Допустим, публичные призывы к насильственному изменению конституционного строя РФ. А в идеале — госизмену.

Взяли. Разобрались. Ни фига не отыскали. Доложили.

— Что, совсем ничего?

— Ничего. Ну, бывает, матерится по адресу властей предержащих. И в боевой обстановке, было дело, использовал труды вождей мирового пролетариата вместо пипифакса. Так ведь у нас все такие — матерят всех подряд и подтираются тем, что под руку подвернется. Что теперь — на всех дела заводить?

Наверху поругались, но отстали. Не тридцать седьмой на дворе. Пусть живет, вражина. Увольнять нельзя, человек известный, скандал может получиться.

Причиной столь пристального внимания большого начальства к заурядному майору стали его самовольные потуги на научном поприще. Тема кандидатской: «Влияние инфантилизма нации и деградации общества на боеспособность ВС (вооруженных сил)».Каким-то образом упорный вояка сумел доказать ученому совету РАН, что ввиду перечисленных в заглавии факторов качество нашего призывного контингента из года в год ухудшается в геометрической прогрессии. И на данный момент оно — того... короче, совсем поплохело. Из материала диссертации следовало, что 90 процентов призывников по своим психофизиологическим параметрам примерно соответствуют уровню двенадцатилетних подростков середины восьмидесятых... Нормально? И вот эти большие дети не способны не то что выполнять служебно-боевые задачи даже в мирное время, но и самостоятельно позаботиться о себе! Посему, если мы не собираемся тотчас же переходить на профессиональную армию, призывать на службу — с учетом указанных в заглавии факторов — нужно не ранее чем в двадцать пять лет.

Согласитесь — крамола полнейшая. Только со всех сторон аргументированная и подкрепленная фактами... Кандидата Воронцову присвоили, но с условием, что он никогда не будет по данному вопросу дебатировать в СМИ и вообще забудет о своей теме.

Спустя полгода после завершения первой чеченской Воронцов опять взялся за свое — выдвинул на докторскую новую тему с малопонятным для штатских и внешне вполне безобидным заглавием; «Профилактика БПТ при выполнении СБЗ в отрыве от ППД».Расшифруем: БПТ — боевая психическая травма, СБЗ — служебно-боевые задачи, ППД — вы в курсе, пункт постоянной дислокации.

При рассмотрении диссертации оказалось, что противный кандидат не желает униматься. Дескать, каждый из этих небоеспособных детей (см. тему № 1), впервые убив врага на поле боя, получив ранение либо пережив плен или гибель товарища, становится жертвой сильнейшего психотравмирующего события, И таким образом автоматически попадает в разряд психбольных с выраженной тенденцией к обострению. То есть становится социально опасным типом. Как лечить подобные заболевания, давно известно: нужно немедленно изъять больного из среды, которая породила психотравмирующее событие, создать благоприятные условия и методично заниматься вытеснением и замещением.

Получался полнейший нонсенс. Если взять за основу утверждение Воронцова, практически всех солдат и сержантов срочной службы, что находятся в районе выполнения СБЗ (а это восемьдесят процентов всего личного состава!), следует немедленно вывести из зоны боевых действий и поместить в стационарные психлечебницы! С одной стороны, конечно, верно: прежде чем лечить, надо изъять. Вопрос: а кто тогда воевать будет? Согласитесь, это уже не просто крамола — тут все гораздо серьезнее...

Доктора Воронцову дали. Теме тотчас же присвоили закрытый статус и взяли подписку о неразглашении. И попросили: ты, коллега, того... Ты вообще военный, или где? Если военный — то воюй себе, нечего тут народ смущать. И не ходи сюда больше. Мы тебя заочно будем любить, на расстоянии. А командованию порекомендовали принять меры.

Вот такой славный психолог. Среди своих имеет обусловленное профессией прозвище — Псих, или Доктор. Помимо диссертаций, есть еще отклонение: страшно не любит тупых начальников и подвергает их всяческой обструкции. Прекрасный аналитик, мастер психологического прогноза, спец по переговорам. В начале второй кампании был в плену: на переговорах взяли в заложники. Посидел пять дней, от нечего делать расколупал психотипы охранников и каким-то образом умудрился так их поссорить меж собой, что те вступили в боестолкновение с применением огнестрельного оружия. Проще говоря, друг друга перестреляли. Психолог, воспользовавшись суматохой, завладел оружием одного убитого стража и принял участие в ссоре — добил двоих раненых. И удрал, прихватив с собой других пленных. Короче, хороший солдат.

— Ну что ж — будем опираться и взаимодействовать, — слегка порадовался Иванов. — Не маньяк, не фанат — спасибо руководству. И вообще, на фоне остальных головорезов — единственное светлое пятнышко...

Следующий член: Василий Иванович Крюков (отсутствует, завтра с утра подтянется). 26 лет, холост. Капитан, врио начальника разведки энской бригады. На должность назначать стесняются: молодо выглядит, говорят, да и вообще... хулиганит маленько. Имеет репутацию отъявленного грубияна и задиры.

Потомственный сибиряк-охотник, мастер войсковой разведки, злые языки утверждают — мутант-де, ночью видит, нюх как у собаки, вместо гениталий — радар, типа, как у летучей мыши. Может бесшумно перемещаться по любой местности, сутками напролет лежать без движения, прикинувшись бревном, «читать» следы и так далее. Дерсу Узала, короче, — войскового разлива.

В жизненной концепции Крюкова отсутствует пункт, необходимый для успешного продвижения по службе. Вася не признает чинопочитания и относится к людям сугубо с позиции человечьего фактора. Если человек достойный, но всего лишь солдат, Вася будет пить с ним водку и поделится последней банкой тушенки. Если же это генерал, но хам и «чайник» в своей сфере, Вася запросто выскажет ему в лицо свое мнение или просто пошлет в задницу. В общем, тяжелый случай.

Если подходить к вопросу с официальной точки зрения, Вася — военный преступник и полный кандидат в группу "Н"[32] (склонен к суициду).

Вот один из фактов его военной биографии. В начале сею года загорелся Вася страстным желанием: «выпасти» базу неуловимого полевого командира Беслана Атаева. Беслан этот, гад вредный, отчего-то попадаться нашим никак не желал, а урону наносил — минимум за половину всего чеченского войска.

Разведчик долго соображал и додумался: а не пойти ли нам... в плен? Договорился с рембатовцами за ящик водки, те солдатика одного припрятали и в СОЧ[33] подали. А Вася переоделся в спецовку, поставил себе бланш под глаз, щеку разодрал, взял гранату «эргэдэшку» и залез недалеко в горы. Дождался, когда из села двое мирных «крестьян» с хурджинами, набитыми провиантом, куда-то в ущелье наладились, сел у тропы, рванул колечко гранаты и давай заливаться горючими слезами.

«Крестьяне» напоролись на Васю, с минуту подивились из кустов на большое человечье горе, прикинули: стрелять смысла нет, малыш и сам на тот свет собрался. Вылезли и давай уговаривать бедолагу — не торопись, дорогой, давай поболтаем маленько, вот тебе лепешка с сыром, подхарчись чуток...

Вася дрожащими руками вставил чеку обратно, мгновенно сожрал лепешку и, глотая слезы, поведал добрым крестьянам страшную историю про издевательства офицеров-крохоборов, что до копейки отбирают солдатскую зарплату, да нечеловечьи выходки злобных дембелей. Бьют — ладно, привыкшие мы ужо, но вот в последнее время совсем распоясались, дембеля звероподобные, гомоориентированные! С жиру бесятся, страусы похотливые, возжелали принудить душевно тонкого юношу к этому... как его? Ну, в общем, к немужиковскому образу жизни.

Короче — чем так жить, лучше взорваться к известной матери.

— Нэ нада гранат, — разрешили крестьяне. — Так хады, бэз гранат. Пашлы адын харощий мэст — всэ мудьжик там, никто нэ абижяит...

И привели найденыша на базу. Двое суток держали в зиндане, допрашивали с пристрастием, «пробивали» через агентуру. Проверили — точно, есть такой малый, в СОЧе числится. Сын тракториста и доярки, все совокупное имущество семьи вместе с домом оценивается в пятьсот у. е. То есть взять с него нечего.

Ну что с ним делать? Решили было прирезать, по обычаю, но сначала спросили: а чего умеешь, хлопец? А хлопец оказался мастером по ремонту арттехвооружения. Потомственный механик, блин, в тени трактора рожденный, среди железных деталей вскормленный. Ладно, живи пока, такому парню всегда дело найдется. А! Мы тебе предлагаем дават[34].

Что?!! Кому давать?! Вы же обещали, что ничего такого не будет!

Да ну, успокойся, что ты все об этом? Ислам не желаете ли принять?

Ислам? А там, в исламе, случайно, того... в попу не балуются?

Нет, дорогой, можешь не волноваться, мы тут — не ваши дембеля там! Все чисто по-мужски, никаких приколов. Суровые воины, лучшая в мире религия — как-нибудь муллу поймаем в долине, он тебя просветит подробнее. Ну?

Да че там — можно. Только, того... шкурку обрезать — боязно. Стакан водки дадите?

Ха-ха — уморил! Это успеется, пока готовься. Живи, вникай, язык учи, служи общему делу. Вот тебе Коран с переводом, тренируйся. Но — по ночам. А в данный момент — вот тебе инструменты, и шагом марш, миномет ремонтировать!

И зажил Вася на вражьей базе. Но жил он там недолго. В первые же сутки разобрался с системой охраны, сделал вывод: просто так удрать не получится. Нормальные «духи» попались, хорошие солдаты. Тридцать процентов личного состава постоянно бодрствуют (всего на базе около сотни бойцов), на четырех точках по периметру дежурят снайперские пары, как стемнеет, включают ночную импортную оптику. База располагается так, что на километр вокруг все просматривается и сектор наблюдения каждого поста перекрывается двумя другими. В общем, чтобы затушить сразу три поста, к Васе в комплект нужно как минимум еще четверых хорошо обученных воинов.

Однако надо что-то делать — не чинить же, в самом деле, минометы «духам»! Сориентировался Вася на местности (перед сдачей в плен карту этого района наизусть вызубрил), «привязал» базу к системе координат и на вторую же ночь относительно свободного содержания проявил склонность к суициду. Кто не в курсе — в армии так самоубийство обзывают.

Дождавшись собачьей вахты[35], прихватил наш хлопец молоток, вылез из своей норы — типа, до ветру, подкрался к северному посту и затаился.

Сидят двое в окопе, что на самой верхушке перевала, не спят. Один в прицел местность созерцает, другой по «Кенвуду»[36] радиоперехватом балуется. Перекличка у них в 00 каждого часа — еще раньше заприметил, так что времени навалом.

Скользнул Вася в окоп и с ходу произвел два снайперских удара молотком — только черепа хрустнули. Нашарил впотьмах обмундирование на остывающих трупиках, экипировался под завязку, с одного ботинки[37] снял — всего-то на размер больше.

Ну вот, жить можно. Осмотрелся разведчик через импортную оптику, оценил ситуацию. Сектора восточного и западного постов на треть врезаются в полосу наблюдения поста северного. Грамотный командир у «духов», все продумал. Пока расшлепаешь один пост, второй обязательно подымет тревогу.

Горько вздохнул Вася: да, жить, конечно, можно, но... недолго. До следующей радиопереклички.

— Тридцатый — «Крюку», — прорезался Вася, выставив частоту начальника артиллерии группировки. — Держи площадь...

И назвал координаты базы «по улитке» — с точностью до десятка метров.

— Давай изо всего, что есть, сосредоточенным, без пристрелки. Координаты — верняк.

— Да в рот вас по носу, дорогой друг, — вполне резонно отреагировал сонный артиллерист. — Ходют тут всякие...

Реакция глубоко оправданная: мало ли кто там шалит в эфире? О Васиной миссии знали лишь единицы, боялись утечки информации.

— Позвоните в разведку, возьмите подтверждение, — попросил Вася. — Только быстро! В любую секунду на частоту сядут — если уже не сидят. Я вас прошу, активнее двигайте локтями!

— Это точно ты? — Артиллерист никуда звонить не стал, но слегка засомневался — рация, разумеется, искажает голос, но интонация и стиль речи показались знакомыми. — Ну-ка, скажи еще что-нибудь!

— Шевелите булками! — разъяренно зашипел Вася. — Каждая секунда дорога! Не заставляйте меня думать, что артиллерия — это жопа группировки!

— Это ты! — обрадовался артиллерист. — Ага! Щас дадим — мало не покажется.

— Вот-вот, — заспешил Вася. — Бросайте меня, звоните на батареи. Дайте из всего, что есть, и долбите без передышки, пока не рассветет.

— Ты что — прямо на координатах?

— Ага.

— Ты что — самоубийца?! Давай, отходи — щас начнется! У тебя есть пять минут, чтобы добраться до ближайшего укрытия.

— Ага. Все, отхожу — удачи вам...

А отходить-то некуда, сами понимаете. Если до начала артналета сунешься вниз с перевала — снайпера в четыре смычка решето сделают. Обратно в лагерь — получим фарш без упаковки. Представьте себе, что тут будет твориться, когда начнут засаживать сразу с трех десятков орудий, с частотой 5 — 8 выстрелов в минуту!

Вася отложил рацию и автоматически, по привычке, начал считать. Нормативное время — пять минут. Обратный отсчет. Начинаем с трехсот и — вниз. Если до единицы ничего не придумали, принимаем православную позу упокоения (кто не в курсе — это лежа на спине, руки скрещены на груди, глаза закрыты, пульс отсутствует, температура тела равна температуре окружающей среды).

Посмотрел разведчик через оптику еще разок, ощупывая смятенным взором прилегающую местность. Ближайшая складка, способная реально защитить от разрыва гаубичного снаряда, — в трехстах метрах ниже поста, если по дороге рвануть из лагеря. Прямо сейчас ломиться нельзя, смотри выше. А когда засвистит, уже поздно. Услышал свист — считай, секунд через десять рванет. А тут нужна как минимум минута.

Прикинул Вася: и так плохо, и этак дело дрянь. Ситуация — полный тупик.

— Двести шестьдесят... Вот это жопа, так жопа, — скорбно прошептал Вася. — Последняя жопа уходящей зимы. Обидно-то как! Свои же и заколбасят!

И вдруг нащупал в трофейной «разгрузке» огрызок сигары, зажигалку и плоскую бутылку с хорошо пахнущим алкоголем.

— Двести сорок девять... Оп-па! Ну-ка, ну-ка... Зажигалка металлическая, массивная, на ощупь — как будто фирменная зипповская. Горцы любят баловать себя шикарными вещицами. Сидит себе на пастбище, пасет баранов, смолит гаванскую сигару по двадцать баксов за штуку и прикуривает от «Зиппы». Класс! И между делом прихлебывает с горла «Белую лошадь».

Курить и пить виски Вася не собирался — обстановка как-то не располагала, а между делом более подробно обыскал трупы. Снял с поясов боевые ножи, достал из нарукавных карманов курток два ИПП[38] и на десять секунд напряг лоб.

— Двести тридцать один... А почему бы и не попробовать? — решил разведчик спустя десять секунд. — Все равно помирать — хоть так, хоть этак.