Барчук, одним словом. Думаете, в команде просто так клички дают? Табличку с красным шрифтом: "Мастер-подрывник, лучше всех в команде бегает, в две секунды удавит самого крутого "быка" любым подручным шнурком или колготами" - Барин на груди не носит, потому публика воспринимает его исключительно как во всех отношениях положительного типа. Барин умеет нравиться всем: чиновникам, интеллигентам, барышням и дамам, от которых команде что-то нужно. В связи с этим он осуществляет практически все светские контакты - Шведов использует обаятельного коллегу на полную катушку.
      Взяв бутылку коньяка и коробку конфет, Барин убыл в архив, "заряженный" простенькой легендой: он столичный инженер, исследующий здания и конструкции дореволюционной постройки. Облсуд - земская управа, гармонично вписывался в рамки легенды. На вынос, разумеется, документы не дадут, но посмотреть да пару раз щелкнуть фотоаппаратом - при соответствующем расположении архивариуса, наверное, особой проблемы не составит.
      - Куда-то пропала, - упавшим голосом сообщила молоденькая очкастая секретарька с "хвостиком" - единственная живая душа, оказавшаяся в архиве в этот час. Секретарька десять минут пообщалась с посетителем, приятно запунцовела личиком, с оговорками приняв конфеты, и обещала тотчас отыскать пожелтевшую папку с планами земской управы, благо картотека в порядке, архивариус у них педант.
      - В ячейке нету... Я сейчас посмотрю - может, лежит где-то...
      Увы, в огромном помещении хранилища ничего просто так не валялось: все лежало и стояло на своих местах.
      - Знаете что? - выпала из задумчивого оцепенения барышня с "хвостиком". - Без Павла Дмитриевича тут не разобраться. Вы приходите завтра к обеду - возможно, он появится...
      - Кто таков Павел Дмитриевич?
      - Да архивариус же! Тридцать лет здесь работает, с закрытыми глазами любую бумажку найдет. Он иногда документы домой берет - диссертацию пишет. Четвертый день гриппует, на работу не выходит.
      - Адрес и телефон? Нет проблем. Жаль, прямо отсюда связаться нельзя телефон за неуплату еще в прошлом году сняли. Хотите, я сама из дома позвоню, насчет этой папочки выясню?
      - Ну что вы, не стоит беспокоиться, - Барин записал координаты и спешно покинул хвостатую барышню, проигнорировав слабую попытку вернуть конфеты.
      Телефон архивариуса молчал, как Серега Лазо на допросе. По адресу заболевшего не оказалось: на верещанье дверного звонка никто не реагировал, а после пятого раза на площадке возникла престарелая бдительная соседка в разноцветных резиновых бигуди и, не заметив, видимо из-за близорукости, какой импозантный мужчина тут названивает, нелицеприятно прокаркала:
      - Чего трезвонишь? Не видишь - нету никого?
      - Человек болеет - мало ли...
      - Ни фига он не болеет! Нету его. Опять, наверно, в деревню к сыну уехали с женой. Болеет... Симулянт! В старые времена за такое давно бы уже - к стенке. А то очки понацепляют, лысину отрастят - и морду воротят. Интеллигенция, мать их так...
      С грехом пополам удалось выяснить, что сын архивариуса - моральный урод. По папиным стопам не пошел, пытается фермерствовать, но не пьет, поэтому - сволочь, как и все их интеллигентское отродье.
      Попытка получить адрес непьющего сына потерпела фиаско - не удалось узнать даже название деревни, где он обосновался.
      - Да и ладно, - небрежно бросил Антон, когда в половине седьмого вечера Барин доложил о невыполненном задании. - Все равно на том плане клеток не было...
      - Видите, как все плохо, - не согласился Шведов. - Смотри-ка ты - одно к одному... Давно у нас такого не было!
      Правильнее было сказать: вот именно такого не было никогда. За годы функционирования команда провела не один десяток достаточно громоздких акций, каждая деталь которых требовала особого подхода, но ни разу не случалось, чтобы такая смешная и нелепая мелочь, как расположение какой-то паршивой лавки, забранной в решетчатую "рубашку", явилось камнем преткновения.
      В подавляющем большинстве случаев такие камни - это люди. Вот это камни так камни!
      А расположение клетки... Это, извините, даже не смешно. Мелочь, что и говорить - не камень, а камешек - крохотный такой, малюсенький, которым в обычных условиях можно смело пренебречь. Если рассмотреть соотношение такой дрянной мелочи с хорошо продуманной и могучей машиной всей акции, можно брать в следующей примерно пропорции: опытный и прекрасно подготовленный спецназовец в засаде, за минуту до подхода вражьего каравана, и... махонький гранитный камешек в четверть спичечной головки.
      Разве можно противопоставить камешек спецназовцу, спросите Вы? Как каменная крошка может повлиять на решимость бойца сокрушить супостатов?
      Противопоставлять и вправду - трудно. Если вы были когда-то в роли такого бойца, то прекрасно знаете: коль скоро приспичит, так завалитесь спать прямо на землю и не будете чувствовать под собой хоть сотню таких камешков - эти самые спецназовцы зачастую так устают, что, когда у них есть возможность отдохнуть, готовы спать на раскаленных углях или торчащих гвоздях - как эти, как их там... ну, которые хатхаебой и прочими мудизмами страдают.
      А теперь представьте себе, что вы, опытный и подготовленный, в этот раз отчего-то расслабились. Целлофан на компенсатор не надели, ползали где-то по кустам и перед боем оружие не проверили. И вот вам нате: этот дрянной камешек вкупе с крохотным комочком вязкой красной глины, угодил в ствол автомата и прочно прилип где-нибудь между дульным срезом и патронником.
      Если вы знакомы с военным делом, дальше продолжать не надо.
      Если не знакомы, продолжаю: когда в пяти метрах от бойца окажется враг и он (боец) нажмет на спусковой крючок, ствол его оружия превратится в "бутон" или "тюльпан" (раздутие, либо разрыв - соответственно).
      Есть вариант, что вы при этом не пострадаете, останетесь в боеспособном состоянии и даже успеете правильно среагировать на изменение обстановки - коль скоро тупой враг подарит вам вагон времени (пару секунд). Тогда вы лихорадочно рванете с лодыжки свой боевой нож, либо просто щучкой броситесь вперед, дабы сократить дистанцию и поразить врага голыми руками. Согласитесь, что нож или руки - это нештатная ситуация, контрфорс: вы ведь только что были уверены на сто процентов, что поразите врага первой очередью!
      Однако это все не так страшно. Главное ведь - результат. Вы врага завалите, попереживаете самую малость по поводу своей технической оплошности и на будущее сделаете выводы.
      Но есть ведь еще вариант, что враг - не тупой и подарков не будет. А если покопаться в вашей боевой практике, то выяснится, что соотношение между первым - благоприятным, и вторым - нехорошим вариантами развития событий, увы, просто удручающее. Примерно девяносто пять к пяти. Не зря же боевой брат Сыча - Джо, ас войсковой разведки, с постоянным занудством талдычит:
      - Слабых врагов - нет. Считай любого врага равным себе, пока не убедишься, что он мертв...
      Вот такие дела, дорогой вы наш опытный боец, позволивший себе слегка расслабиться. Подарки в вашем деле - большая редкость. В результате такой расслабухи, скорее всего, у ваших боевых братьев будет шанс по истечении трех суток отпробовать блинчиков и постной рисовой кашки с изюмом...
      - Сдается мне, вы, как всегда, перестраховываетесь, - беспечно заметил Барин, не желая вникать в хитросплетения умонастроений шефа. - Это же не самоходку укатить22 с объединенных складов!
      - Вот именно, - подхватил Антон. - Я сразу сказал - чем проще...
      - Минутку, - Шведов сделал знак, чтобы все заткнулись, и принялся разгуливать по залу, морща лоб и глядя под ноги.
      Джинн думает. Все притихли, боясь помешать работе мозгового центра команды. Мент, на правах хозяина, шепнул, что поставит чай, и на цыпочках удалился.
      Перестраховщиком полковник не был - это Барин по недомыслию ляпнул. Просчет всех деталей и максимально точное прогнозирование возможных отклонений - это не перестраховка, а принцип, которого ты обязан жестко придерживаться, когда развлекаешься такими рисковыми забавами и желаешь пожить чуть-чуть подольше, чем те, кто тебе противостоит.
      Трудности и нестыковки Шведова никогда не страши ли. Напротив, как это ни странно будет звучать, он довольно потирал руки, столкнувшись при разработке очередной операции с какими-то проблемами.
      Если ты уперся в проблему на стадии подготовки, честь тебе и хвала: значит, вовремя заметил препятствие и принял меры, чтобы устранить его либо обойти. Хуже, если подготовка прошла как по маслу, а уже непосредственно в процессе самой операции эти препятствия неожиданно всплыли подобно загулявшему в теплых водах айсбергу.
      Вспомните приснопамятный "Титаник". Подготовка и спуск корабля прошли без сучка и задоринки. И что мы имеем в результате?
      Полковника настораживало наложение двух "впервые". Впервые за все время функционирования команды операцию готовят не ради денег либо каких-то стратегических интересов, а ввиду нездорового всплеска энтузиазма. И впервые же такая мелочь, как расположение какой-то паскудной скамейки, стало серьезной проблемой на конечном этапе подготовки.
      Уточним: автором всплеска является лично полковник. В случае неудачи вина целиком и полностью ложится на его плечи. И расположение клетки просмотрел именно он - как основной и единственный разработчик плана. Теперь вопрос: вот это наложение двух "впервые" - не знак ли это свыше? А может, ну его в задницу? Может, пока не поздно...
      - Поздно уже, - рискнул нарушить молчание Антон, которому вся эта свистопляска с клеткой изрядно надоела. - Давайте мы с Мо по-быстрому смотаемся на Завокзальную и через часок привезем вам результат.
      Полковник перестал ходить и колюче уставился на младшего коллегу. Нехорошо цыкнул зубом - оценил деликатность Сыча, который не стал напоминать: день убит зазря по твоей инициативе, дорогой шеф, я с самого начал предлагал все сделать просто и без затей.
      - Поезжайте, - махнул рукой полковник. - Только я тебя прошу - очень аккуратно. Напоминаю: "левые" "двух сотые" в канун операции - плохая примета. Ну очень плохая...
      Глава 4
      Сергей Александрович Кочергин - мужчина очень основательный, вдумчивый и взрослый. В свои восемнадцать с половиной Сергей выглядит на двадцать пять, а внутренне ощущает себя вообще глубоко за сорок.
      Сергей понимает, что это - аномалия. Подавляющее большинство мужчин, с которыми он знаком, морально взрослеют очень долго - лет на десять-пятнадцать позднее своих жен. А подавляющее большинство из этого подавляющего большинства умудряются и в зрелом возрасте оставаться детьми. Болезнь нации - инфантилизм.
      Состарился Сергей за последние полтора года. До этого все было правильно: лениво ждал апреля, возвещавшего о семнадцатилетии, ездил обедать в клуб, читал хрестоматийных арабов в подлиннике, неспешно развивался по всем направлениям, не особо торопясь . Куда спешить? Жизнь коротка, всего не успеть - если надрываться в борьбе за место под солнцем, глазом моргнуть не успеешь, как она пролетит. Надо жить в свое удовольствие, наслаждаться каждой минутой, данной тебе свыше, тогда не обидно будет в глубокой старости за бездарно потраченное на глупую суету время.
      Теперь все обстоит иначе. Жизнь действительно коротка, нужно успеть сделать как можно больше. И уж если суждено умереть молодым - то с максимальным эффектом...
      Когда-то давно Сергей читал серию о пламенных революционерах. Они были пламенные, потому что горели на работе - не щадили себя, их пожирал всепоглощающий внутренний огонь справедливости. Так следовало из прочитанного.
      Чуть позже, с приходом вседозволенности и поступлением на книжный рынок разнообразных новинок, Сергей прочел, что все эти пламенные - маньяки и психопаты. И горели они потому, что пожирало их изнутри разрушительное пламя сумасшествия. Горели они недолго - пламя-то разрушительное, - но за короткое время этого своего яркого термического процесса с упоением жгли всех подряд, кто оказывался в радиусе досягаемости. В итоге было чрезвычайно много трупов и санэпидемиологическая обстановка оставляла желать лучшего. Очень печальная история.
      По возвращении из плена был достаточно длительный период психоэмоционального ступора. Двигаться, питаться, принимать душ, выходить из дома, хоть как-то общаться с людьми не было никакого желания. Хотелось сидеть в кресле, тупо смотреть в окно и побыстрее умереть, по возможности безболезненно.
      Ступор вскоре миновал и на его место как-то вдруг, скачком, впрыгнуло то самое пресловутое горение, что отмечалось у пламенных. Теперь возникло желание все крушить и ломать, уничтожать все нерусское, с черными прическами и горными носами, в идеале хотелось обвешаться гранатами и с диким криком взорваться где-нибудь в изрядном скоплении этого всего нерусского.
      Увы, гранат не было...
      Мать нашла в себе силы организовать жесткий контроль за сыном. Пичкала его транквилизаторами, водила психолога, неусыпно следила за каждым шагом: беспокойство за судьбу ребенка оказалось сильнее личной душевной травмы. Матери наши двужильные, им природой отпущено вдвое больше того, чего недодали душевно слабым, глупым самцам...
      Обкумаренного транками новопламенного посетила замечательная идея: для начала неплохо было бы убить отца. Неважно, что его использовали втемную23, подсовывая в качестве наживки юную плоть. Не устоял перед соблазном значит, виноват во всем. Идея так и осталась непретворенной: отец уже тогда был изгнан из дома, мать не желала жить с ним под одной крышей...
      В те дни Сергей, привыкший анализировать свое мироощущение, с полным на то основанием считал, что потихонечку сходит с ума, и особенно отчетливо представлял себе, каково было этим самым революционерам. Несмотря на транквилизаторы, страшный внутренний огонь медленно жрал его бессмертную душу, выжигая в ней черные дыры, которым уже никогда не зарасти.
      Пламенным начала века было хуже: транков у них не было. Зато был кокаин и морфин. Судя по Сергееву состоянию, без дополнительной химии тем пламенным товарищам обойтись никак не получалось. Иначе отчего бы так долго горели? Некоторые - по нескольку лет. Значит, что? Значит, ширялись.
      - Надо попробовать ширяться, - решил Сергей в один из таких пустых апрельских вечеров, незадолго до своего дня рождения. - Лучше всего героин. Сильный кайф, моментальное привыкание, быстрая смерть...
      Утренний прием валиума Сергей пропустил: спрятал за щекой, выпил водицы, когда мать вышла из его комнаты, выплюнул. Предстояла небольшая прогулка, для которой требовалась некоторая активность, а после валиума возникала сонливость и двигаться не хотелось.
      Дождавшись, когда мать уйдет за покупками, Сергей прошвырнулся на угол Арбата и Староконюшенного, с ходу вычислив курьера, приобрел две дозы "геры" и вернулся домой.
      А дома - сюрприз. Мать, Седой и Сыч. Эти лихие ребята целый месяц находились где-то в столице, решали вопрос с Концерном. Помнится, мать говорила, что, пока они здесь, им опасаться нечего.
      Сергею на все опасения в те дни было глубоко плевать, но сюрприз был неприятный - предполагалось, что мать будет пару часов отсутствовать и за это время можно было попробовать разобраться с "герой".
      - Зачем ты выходил?
      Мать выглядела крайне напряженной, в глазах ее отчетливо читались страх и растерянность.
      - Минутку, - Седой достал мобильник, ткнул номер и задал кому-то странный вопрос: - Контакты?
      Выслушав ответ, Седой нехорошо цыкнул зубом, уложил мобильник в карман плаща и вдруг дернул Сергея за правую руку.
      Рука безвольно выскользнула из кармана, зажатые в пальцах пакетики упал на пол.
      - Новый этап, - сердито буркнул Седой, поднимая пакетики и рассматривая их на свет. - Руки!
      - Что?
      Смысл команды с первого раза понят не был. Сыч ухватил Сергея за руку, рывком закатал рукав.
      - Что вы себе...
      - Молчать! Вторую.
      Локтевые сгибы юноши были чисты.
      - Первая доза, - констатировал Седой, пряча героин в карман. Сдохнуть желаете, юноша?
      - Не ваше дело! Вы что - "Скорая помощь"?
      - Господи, Сережка... - губы матери затряслись, лицо исказила гримаса отчаяния. - Что же ты... Я для тебя... А ты...
      - Ма - перестань! Это, в конце концов...
      - Молчать! - грубо рявкнул Седой. - Сдохнуть желаешь - вперед. Хозяин - барин. Ты - здоровый, сильный мужик, почти готовый воин. Сила есть, ума палата, деньги есть. Можно бороться, можно решать любые проблемы. Но! Но ты хочешь жрать "дурь". Вперед! Мы скоро уедем, ты - сдохнешь. Мать останется одна. И вся эта нечисть останется - они только порадуются, что ты сдох. Хату вашу отберут, мать твою опять трахнут во все дыры...
      - Прекратите!!! - пронзительно вскрикнула мать.
      - Убью, гад... - тихо пообещал Сергей, замедленно бросаясь к Седому и пытаясь вцепиться в горло.
      Ну и получил, разумеется - не отходя от кассы. Дали по репе, дали по жопе, водворили на кровать в его комнате и еще дали указание.
      - Завтра - "развод" с Концерном. Бабу они за человека не считают, поэтому Ирину не берем. Ты нам нужен завтра - в здравом уме, с ясными глазами. Нейролептики не принимать, спиртное не пить, про наркоту вообще не говорю. Если глаза ясными не будут, мы "стрелку" перебьем, тебе ввалим зипдюлей по первое число, свяжем, сунем в холодную ванну и будем держать, пока не прояснеешь. Это понятно?
      - Понятно...
      - И вид у тебя, ублюдок ты вафельный, должен быть уверенный. Если уж тебе по фую и подыхать собрался, так будь мужиком, напоследок сослужи матери хорошую службу. Это за тобой, пи...да ты с ушами, она помчалась на край света. Это из-за тебя, уродец ты недоделанный, она попала в такую передрягу. Я понятно излагаю?
      - Понятно... - хамство Седого было не более чем не хитрым педагогическим приемом - Сергей это сразу просчитал. Но что-то в его словах заставило юношу крепко на морщить лобик. Проклюнулась вдруг некая рациональная идея... - Я буду в форме - можете не сомневаться...
      Ночь Сергей не спал. То ли дал о себе знать резкий отказ от транквилизаторов, то ли вредный Седой всколыхнул нечто в израненной душе юноши - определенных выводов так и не сделал, хотя ворочался всю ночь, силясь разобраться в этом своем новом состоянии, наполненном какой-то безотчетной тревогой и странным предвкушением чего-то необычного. Не разобравшись, забылся на часок перед самым рассветом, пожелав себе увидеть сон про массовые казни лиц кавказской национальности мужского пола в возрасте от шестнадцати до пятидесяти лет. Желательно цветной.
      Сон не показали, но, проснувшись поутру, Сергей вдруг, как в раннем детстве, в новогоднее утро, почувствовал, что сегодня ему подарят нечто замечательное. Нечто из ряда вон. Например, возможность героически умереть с пользой для дела...
      Седой и его головорезы не пожелали вот так с ходу общаться с представителями Концерна. В назначенное время на встречу не явились, чего-то вычисляли, "пробивали" и на ходу решали какие-то проблемы. Затем долго мотались по Москве, Седой многократно с кем-то перезванивался, менял на ходу "точки", насмешливо ободряя пискливо негодующего в трубке абонента.
      Наконец, пересеклись где-то у черта на куличках, то ли в Южном Чертанове, то ли в Западном Бирюлеве. Сергей в этих краях никогда не бывал и в обстановке ориентировался слабенько - помнит лишь, что встреча происходила в Каком-то небольшом кафе у железнодорожного моста, к которому вела единственная дорога, ловко заблокированная невесть откуда взявшимся "КамАЗом" сразу после их проезда.
      Общались от силы минут десять - все это время Сергей сидел истуканом, непрерывно фиксируя взглядом крепкую шею породистого бородача в папахе из серебристого каракуля, в суть беседы не вслушивался и ждал, когда же начнут стрелять.
      Бородач был главным с вражьей стороны. Как начнут стрелять - надо броситься через столик и душить. Только не как вчера Седого, а чуть резче сейчас он это сможет.
      Бородач был сердит, держался надменно, и вообще, походил на сказочного царя, снизошедшего до встречи со своими неблагодарными холопами, осмелившимися чего-то там требовать от самодержца. Ща, гляди - посохом в пол вдарит, в окно шарахнет молния и от холопов останутся хорошие угли для барбекю.
      Однако хоть "царь" и пыжился вовсю, но под свинцовым взглядом юноши несколько раз неуютно поежился, а в конце даже заметно покраснел от досады. Видимо, никак не мог взять в толк, в чем особенность этого недетского взгляда.
      Особенность же была проста до чрезвычайности и потому, видимо, глубокому анализу не подлежала.
      Глаза - зеркало души. В глазах, при наличии некоторых навыков, можно прочесть многое, чего индивид не желает говорить или показывать. Когда люди общаются и чего-то хотят друг от друга, глаза отражают массу эмоций, меняющихся в зависимости от результатов общения: интерес, удовольствие, гнев, презрение, радость и так далее.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.