Глава 1

КОСТЯ ВОРОНЦОВ

16 декабря 2002 г., г. Грозный

...Сыро. Холодно. Зима. Поврежденные дома.

Нет девчонок, нет танцулек, в общем, нету ни хрена.

Обосрались все соседи, мы сидим на БМП.

Ждем, когда шахид приедет и взорвет наш КПП...

Всем привет. Позвольте представиться: майор Воронцов. А рядом со мною мой боевой брат: капитан Вася. Мы — офицеры армии Российской империи, Его Величества народа верные псы. Службу тут несем. В данный момент праздный капитан Вася демонстрирует мне свой блокнот со стишками. Муза его, видишь ли, посетила. В руки блокнот не дает, паршивец, — вдруг я начну листать и открою какую-нибудь совершенно секретную творческую тайну?..

— Ну как?

— Да никак.

— Ты че, злой, что ли?

— При чем здесь — «злой»?

— Ну, тогда давай, критикуй. Только объективно. Без всяких там...

— Да ну, неохота...

— Все равно делать больше нечего. Давай!

— Гхм...

Вася прав, заняться действительно нечем. Сворачиваемся в сумерках, так что еще часа четыре будем активно бить баклуши.

Просто на душе скверно. Хочется сидеть, уставившись в одну точку, и ни о чем не думать. Этакий летаргический транс. Ты на время умираешь, а потом, когда воскреснешь, уже пора ехать на базу, ужинать и спать. Проверено — время быстрее проходит.

— Ну ладно, давай.

— Давай. «Никак» это что — сам стих или оперативная обстановка неточно отражена?

— Стих — ладно, бог с ним, это на твоей совести... Гхм... А вот обстановка... Поврежденные дома — это когда они стоят, а что-то сломалось или треснуло. Тут же вокруг одни руины. А поврежденные руины — это нонсенс. Далее... Какие, в задницу, девчонки и танцульки, родной мой? Война ведь! Это вообще вне тематики. Далее. Соседи обделались, но отнюдь не все. Согласен?

Вася покорно кивает. Здесь налицо явная гиперболизация. Внеплановая вспышка дизентерии — только на соседском ВОП (взводный опорный пункт). Все остальные в порядке. Зима все-таки. Надо начмеда бригады, от которой ВОП, отыметь в трехпозиционном аспекте, и все встанет на свои места.

— Да и слово «обосрались» однозначно выходит за рамки этого, как его... Гхм... Ну, в общем, налицо типичный диссонанс.

— Типичный — кто?

— Гхм... Да уж...

Наш разведывательно-поисковый Вася заболел графоманией. Знаете, есть такая лихомань, заразная — ужас! Во-первых, два месяца назад он в оперативном порядке прочел изъятый при обнаружении схрона дневник Абая Рустамова (упокой Аллах его черную душу). Во-вторых, у них в бригаде какой-то военный проходимец написал роман. Книгу издали, и даже есть какие-то там лестные отзывы, в наших фронтовых газетках статьи появились: типа, вот для чего нам голова, не все ей кирпичи ломать!

Вася уже второй месяц пытается писать роман. Хочет издать книгу о своих приключениях и разбогатеть. Вы можете возразить мне: многие вояки или органисты (это которые из органов) так делают. Бывает, получается вполне сносно. Согласен, бывает. Но вот наш Вася... При всех его феноменальных разведывательных качествах, доложу вам, он годен лишь для написания боевых донесений — и то под моей тщательной редакцией. Потому что дремуч, как унт (кто не в курсе — это такой лохматый валенок, из трупа зверя делают). Одно слово — потомственный сибиряк-охотник. Этакий местный Дерсу Узала.

Чтобы не быть голословным, привожу отрывок из Васиной объяснительной двухмесячной давности. Орфография в девственном виде. Вдаваться в подробности не стану, скажу кратко: был такой нехороший человек — Мохов, бывший чекист, который оклеветал нашего светлого и чистого товарища Петрушина. Будто тот (и повернулся же язык такое сказать!) пытал его, бедного Мохова, в результате чего ему (бедному) пришлось сознаться черт-те в чем! По этому поводу нас имела прокуратура и иже с ними, и мы, будучи разведены по разным углам, писали отказные объяснительные. Иванов — наш главарь — только и успел дать совет: постарайтесь писать расплывчато и индифферентно. Вот как это понял Вася:

«...а то, что Мохов был подвергнут задрочению в нашем блиндаже — лож, писдеш и провокатсыя. И ничего ему там никуда не вставляли, это суровая неправда. Ему, этому чмошному Мохову, только намекнули: типа, если что, пидер ты страшный, — сразу жопа на барабан. И у него моментально — очко на нуль. Ну и раскололся до самой гузки, чмо. А что артиллеристы слышали крики — я без понятия. Какие крики, товарищи?! Может, это Лиза песни пела? Ивообще, это было уже без меня — потому что потом я сильно устал после допроса и под утро совершил отбой („пошел спать“ — прим. дознавателя)...»

— В общем, это нелитературное слово, Вася.

— Ладно, заменим. Пусть будет... эмм... О! «Обдристались». Покатит?

— Ой-е-е... Вася, ты уверен, что тебе это надо?

— Надо, Костя, надо. И потом — все равно делать нечего. Про шахида — хорошо?

— При чем здесь шахид, Вася? Тут вовсе не в шахидедело...

За два месяца Вася проделал колоссальную работу. Придумал сюжет, написал пролог и двенадцать стишков. Сюжет классический: некий лихой майор Крюк (Васе скоро майора получать, а фамилия у него — Крюков) выслеживает коварных, искусных, дико подготовленных и практически неуловимых «духов» и зверски мочит их на фоне живописной природы Северного Кавказа. Но — летом. Вася зиму не любит, зимой здесь весьма скверно. Я не понял только, отчего в маленькую головенку нашего разведчика втемяшилось, что примерно треть всего текстового массива должна быть представлена в стихотворной форме. Пробовал дискутировать с ним на данную тему — все впустую...

— Так что — про шахида?

— Про шахида... Гхм... А вдруг он не приедет? Вдруг — придет? А если это будет дама? Придет дама, взорвет КПП... В общем, извини — не совсем объективно. А где-то даже совсем натянуто.

— Ты просто мне завидуешь, — простецки резюмировал Вася, запихивая блокнот в карман. — Ты такой умный весь из себя — и ни хрена. А я такой дурак — и...А?

— Да уж...

— «Да уж»! — передразнил Вася, прикладываясь к оптическому прицелу своего «ВАЛа». — Вон «шоха» в город прется. Давай, блин, бери стекла, анализируй.

К посту № 1 (центральный въезд в город) с черепашьей скоростью приближалась облезлая «шестерка» кофейной масти. Я взял бинокль, широко зевнул и принялся наблюдать...

Хорошо после обеда. Транспорта меньше. Все местные, которые не имеют военных намерений, спешат устроить свои дела в первой половине дня. Потому что во второй половине дня рукой подать до сумерек, а в сумерках уже любят работать местные, которые намерения имеют. «Духи» то бишь. Ввиду этого печального обстоятельства бойцов на блокпостах ближе к сумеркам посещает здоровая подозрительность и они могут нечаянно пальнуть не по адресу. Это, согласитесь, не очень приятно. А тут еще эти развеселые затейники-шахиды, будь они неладны!

Шахиды, если кто не в курсе, это мусульманские герои-мученики, павшие в борьбе с неверными. С нами то бишь. Я в глубокой молодости в Баку служил. Так вот там, в Нагорном Парке, где люди гуляют, есть Аллея Шахидов. Там похоронены азербайджанские боевики, которых в январе 90-го года по ходу «зачистили» наши войска, когда штурмом брали город. Самое почетное место, между прочим. Примечательно, что на эту аллею наш ВВП во время одного из визитов совместно с Гейдаром венок возлагал! Хотя это его личное дело. Как говорит наш великий сатирик: нам все равно, мы живем отдельно друг от друга, власти — сами по себе, народ — аналогично.

— Интифада для вайнахов — явление чужеродное. Это наносное, импортное. Не думаю, что это стоит принимать всерьез...

Это мнение нашего начальника — полковника Иванова. Конечно, он несколько вольно трактует данное понятие, поскольку интифада, в узкоспециальном аспекте, это война палестинцев с Израилем за спорные территории.

Наша война совсем другого рода. Спорных территорий тут нет, а есть «нефтяные» и прочие деньги, которые группка умелых товарищей с обеих сторон стабильно имеет с этой затянувшейся трагедии. Деньги — это главное. Тут у нас все плевать хотели на заявления руководства о единой и неделимой России, равно как и на лозунги непримиримой оппозиции о независимой Ичкерии. Любой солдат и каждый горский пацан прекрасно знает: Чечня России на фиг не нужна, хоть завтра — флаг в руки и попутного ветра в спину. И пусть идут! Каждый солдат и любой горский пацан прекрасно знает: Чечне без России не выжить. Выведи войска, поставь кордоны по Тереку, дабы пресечь беспрепятственную миграцию, дай им (чеченам, а не кордонам!) полную независимость... И через неделю тут начнется братоубийственная война. Депутат Аслаханов — мудрый генерал — на вопрос: «...сколько времени продержится власть в Чечне, если оттуда удалить все войска и дать ей независимость?», — не кривя душой ответил: «Два дня. Потом начнется резня...» А Шамиль Басаев — простой парень, — мимоходом проболтался иностранным корреспондентам: «...Мы, конечно, с Россией воюем, но в то же время мы ей благодарны — она нас избавила от тяжкого греха братоубийства. Мы уже были на пороге гражданской войны, когда Россия ввела войска (это он вторую войну имеет в виду). И мы отложили в сторону свои распри, чтобы объединиться перед лицом общего врага...»

Однако возвращаемся к текущему моменту. Вот этот самый пресловутый «шахидизм» (если будет позволено так выразиться) — основная составляющая интифады — до недавнего времени для чеченов был вовсе не характерен. Любой военизированный нохча, разумеется, готов умереть с оружием в руках, но... Чечены — люди весьма деловые и практичные. Зачем обвешиваться взрывчаткой для самоубийственной акции, исход которой всегда одинаков, а полезные результаты весьма непредсказуемы? Подготовленный боец с головой на плечах способен долго и успешно воевать, и суммарный урон от его деяний будет значительно большим, нежели от этой одноразовой красивой смерти, которая, кстати, в большинстве случаев не имеет особого эффекта ввиду бдительности «оккупантов».

Разумеется, бывают особые случаи: наподобие изнасилованной девчонки, которую сердобольный старший брат снабдил поясом шахида и отправил обнять военный бензовоз[1]. Но это закономерные исключения, которые присущи любому жизненному правилу. А в целом, смотрите абзац выше: каждый «дух» прекрасно знает себе цену и стремится пожить подольше, дабы нанести возможно больший ущерб врагу. И если все же активирует на себе взрыватель, то только в крайнем случае, когда зажали в угол и деваться совсем уж некуда.

А в нынешнем декабре (читай — в последние две недели) на практичный чеченский люд напала какая-то нездоровая шахидная эпидемия. Пять случаев с интервалом примерно в три дня. Как по расписанию. Методика довольно однообразная: грузят в транспортное средство взрывчатку и таранят военные объекты. Колонны, КПП, блокпосты и так далее. Исполнители — молодые люди с горящим взором, едва ли не подростки.

— Да обдолбленные они, — так считает наш инженер, подполковник Васильев (в миру — Глебыч). — Обкурятся — и море по колено.

— Хашишины, — заметила по этому поводу начитанная чекистка Лиза. — Может, тут где-нибудь объявился этакий местный царь горы Хасан?

Примечательно, что гэрэушный лейтенант Серега при этом высказывании как-то странно вздрогнул и поежился. Я отметил эту нехарактерную реакцию и намотал на ус. Надо будет потом проанализировать, откуда у нашего железного вундеркинда столь неадекватные рефлексии?

Теперь отвечаю сразу на два вопроса: раз — специально для тех, кто с нами только знакомится, два — по теме.

Раз. Вышеперечисленные товарищи, как и ваш покорный слуга, входят в команду номер девять. Официально она значится в штатном расписании как «оперативно-аналитическая группа неспецифического применения», и никто из нас, в том числе и командир — полковник Иванов, до сих пор не догадался, за что же нас этак вот обозвали. А чем мы занимаемся в действительности, узнаете по ходу повествования.

Два. Зачем мы торчим на КПП? В рамках так называемой «антишахидной» программы. После второго подрыва наше прозорливое руководство догадалось, что тут имеет место рецидив, и приняло некоторые меры. А именно: ввели усиление и призвали всех подряд сурово бдеть. Дабы воспрепятствовать.

Как это выглядит на местах, объясняю на примере нашего КПП. КПП интересен для нохчей-камикадзе как объект скопления боевой техники и личного состава. В связи с этим на сто метров от КПП в каждую сторону вынесен парный пост со шлагбаумом и будкой. Очень неудобно, но в меру эффективно. При досмотре и поверхностном общении вот этот дополнительный пост должен ни много ни мало расшифровать (!) смертника.

Смертник имеет определенную цель. Рвать двоих бойцов ему нецелесообразно, надо подобраться поближе. В случае прорыва должны успеть среагировать группы прикрытия и превратить подозрительное транспортное средство в дуршлаг. Все просто.

При любых раскладах глубоко не завидую бойцам на дополнительных постах. Они сами смертники. Обкуренный шахид не взорвет, так свои положат.

По продвижению колонн докладывать не буду — там целая система, которая, кстати, действует и по сей день с переменным успехом. А в качестве дополнительных мер усиления, как обычно, на КПП посадили офицеров штаба группировки и всяких «приданных», слоняющихся вроде бы без дела. Мы сейчас как раз относимся к этому разряду. Я, Глебыч и Вася сидим на Северном, а Петрушин с лейтенантом Серегой и Лизаветой — на Южном. На остальных КПП и блокпостах тоже какие-то бездельники торчат.

Начальство полагает, что с таким усилением шахидам тут ловить нечего. Но шахиды полагают иначе и продолжают безобразничать. А еще, сообщу вам, вот этих усилителей повсеместно наделили правами старших. Если, скажем, на КПП до сих пор командовал омоновский лейтенант Обуглобиев, то в данный момент самым главным здесь официально считается войсковой подполковник Васильев.

— Ты это распоряжение сверни в трубочку и затискай куда хочешь, — сразу заявил лейтенанту Глебыч. — Мы тут у тебя посидим, мешать не будем, а если получится — поможем по мере сил. Ты работай, на нас не обращай внимания...

Вот мы и сидим. Приедем с утра и до сумерек торчим. Мы с Васей слегка чувствуем себя офицерами, торчать на действующем объекте совсем без дела считаем признаком дурного тона. Поэтому имитируем некоторую нужность. Сидим мы за БМП (а не на нем — тут Вася в стишке слегка приврал). БМП стоит впритык к КПП, тут у нас костерок, брезент натянут, мы как бы в тылу, этакие ловкие разведчики-бездельники. С нашей позиции хорошо просматриваются оба выносных поста, с бойцами которых мы слегка взаимодействуем. Я в бинокль анализирую поведение товарищей, с которыми общаются бойцы, и пребываю в готовности дать экстренные рекомендации по практическому применению оружия группам прикрытия. А Вася сам себе группа: смотрит в прицел своего «ВАЛа» и пальчиком поглаживает спусковой крючок. Думаю, если вдруг у нас тут что случится, он будет единственным, кто примет радикально верное решение.

Глебыч самоустранился. Лежит целыми днями на топчане в будке КПП, спит и читает детективы.

— Как укокошите того шахида — приглашайте, разминирую, — заявил наш ленивый инженер. — А ежели он успеет на взрыватель нажать... ну, извините — тут целый полк саперов будет бессилен что-либо сделать. Так что бдите, если не лень, и не отвлекайте по пустякам...

..."Шестерка" приблизилась к посту № 1 и встала. Из салона резво выскочил молодой нохча и приступил к общению.

— Ага! Что-то мне не нравится этот индюк, — кровожадно буркнул Вася. — Резкий он какой-то... Чует сердце — как раз тот самый шахид! Смотри внимательно...

Я к Васиной подозрительности отнесся ровно, потому как в курсе побудительных причин. Как я уже говорил, с утра тут транспорта невпроворот, работать вообще невозможно. Но утром и не взрываются. А если взрываются, то рядом с какой-нибудь проходящей колонной и подальше от КПП, чтобы своих не зацепить. После обеда поток иссякает и появляется возможность обращать пристальное внимание на каждую транспортную единицу. Особое почтение единицам, следующим в город. Совсем особое — вот таким невзрачным «шестеркам», ввиду того что они указаны в ориентировке. Несколько последних подрывов совершены именно на подобных дряблых «шохах» не пойми какого окраса.

Ситуация с невзрачными «шестерками» — закономерный чеченский парадокс. Практичные нохчи больше всего любят оружие и технику. Не было еще случая, чтобы кто-нибудь подорвался на новенькой иномарке — можете сами посмотреть статистику. Если уж гробить, так какую-нибудь дрянь, которой не жалко. Это закономерность. Парадокс заключается в том, что человек на дрянной машине с тротилом отправляется, без всяких аллегорий и скидок, в последний путь. И ему, казалось бы, должно быть глубоко безразлично, что останется после него в этой жизни...

Водила «шестерки» действительно какой-то резкий. Громко разговаривает, широко жестикулирует, тычет пальцем куда-то вверх. Намекает, что имеет покровительство, мерзавец этакий.

— Это не шахид, — успокоил я Васю, переключая внимание на пост № 2 (центральный выезд). — Это нормальный чеченский хам. Видимо, родственник чей-то, везет какую-то дрянь и не желает досматриваться...

К посту № 2, между тем, со стороны города подкатила обшарпанная «таблетка»[2]. Водитель — бледный молодой человек, совсем юноша, со вселенской скорбью во взоре (бинокль — нужная вещь, со ста метров простым взглядом скорбь совсем неразличима!). С бойцами общается, потупив взгляд, руками не машет. Так, а вот это уже интересно...

Короткий разговор, первый номер поста распахнул задние двери «таблетки», на секунду сунулся в салон... Тут же отпрянул, хлопнул парня по плечу и махнул рукой. Проезжай, мол.

— «Контроль-2» — «Второму», — запросил я по рации второй пост. — Что у вас там?

— Старуха мертвая, — негромко ответил боец. — Мать этого пацана. С больнички в село везет, хоронить...

— А-а-а! — заорал на въезде резвый водила «шестерки». — Собаки!!!

Я отвлекся на шум. Ага, товарищ явно перехамил: теперь его грубо уронили лицом в грязь и досматривают со всем пристрастием. Ваши покровители нам не влияют. Мы на ваших покровителей клали вприсядку. Пусть «коммутируются» с нашим начальством, чтобы отдали дополнительное распоряжение по пропуску без досмотра. Тогда машите руками сколько влезет.

— Гад, — резюмировал Вася. — Оборзевший тип. Может, мотор ему прострелить?

«Хлюп!» — в этот момент где-то справа раздался сдавленный вскрик, приправленный характерным лязгом — будто автомат со всего маху швырнули об асфальт.

— Блин, опять перепили, что ли? — недовольно буркнул Вася. — Глянь, что там?

Высунувшись из-за БМП, я обнаружил странную картинку...

Два бойца у центрального шлагбаума, плюхнувшись наземь, тихонько ползли к придорожной канаве, забыв на грязном асфальте автоматы и потешно втягивая головы в плечи. Поста номер два не было видно — те, видимо, уже достигли канавы...

А прямо напротив КПП, буквально в трех метрах от меня, зловеще застыла «таблетка», только что досмотренная постом № 2. Двигатель негромко работал на малых оборотах, из приспущенного слева окна на меня смотрела пара немигающих черных глаз.

— Ва...ся... — враз охрипшим голосом прошептал я. — Ва...

Стрелять по машине никто даже и не пробовал — хорошо тут все опытные, обкатанные в разных ситуациях. Стрелять можно, если шахида «расшифровали» на выносном посту. Есть шанс получить увечье, но остаться в живых. На машине, увы, не висит плакат, каким типом взрывчатки она заправлена. И каждый прекрасно понимает, что, если пуля попадет в какую-нибудь дрянь типа тротиловой шашки, шахиду даже не придется активировать взрыватель.

А тут — вот она, машинка, три метра. В КПП — полвзвода личного состава, рядом две БМП с полным боекомплектом...

Первое мое желание было, как у любого нормального военного: плюхнуться наземь и скоренько ползти куда-нибудь. Если успеть свалиться в канаву, мизерный шанс уцелеть все же есть.

Только я сразу понял, что желание это неосуществимо — опоздал я чуть-чуть. Взгляд юного нохчи, сидевшего за рулем «таблетки», сконцентрировался на моей скромной персоне и взял меня в плен. Нет, я не избранный, на лбу у меня метки нет. Просто волею случая я оказался ближе всех...

И чего только в этом взгляде не было, други мои! Ненависть, дикая тоска, страх, жажда жизни — вот такая взрывоопасная смесь. Я умею читать взгляды, у меня работа такая. Но самое главное — неуверенность. Во взгляде бледного юноши я отчетливо прочел неуверенность и ухватился за нее как за спасительную соломинку.

— Салам... Со хога вист хила веза, — хрипло пробормотал я, на ватных ногах приближаясь к машине и каждой клеточкой своего существа ощущая: теперь я — сам себе приговор. Одно неверное движение, слово, неправильная интонация...

— Ваялайкум... — одними губами прошептал мальчишка. — Нохче ву?

Не до конца уверовавший шахид — это подарок Судьбы. Тут только кажется, что все так просто: принял решение взорваться совместно с врагами, обвешался тротилом — и вперед, во славу Джихада. Мне приходилось иметь дело с Людьми, решившими свести счеты с жизнью, и я компетентно заверяю вас, что здесь все гораздо сложнее.

Для того чтобы обычный человек превратился в действительного статского шахида, необходимо наличие хотя бы одного из следующих состояний. Перечисляю по степени разрушительного воздействия на психику: глубокий наркотический транс, фанатичная вера, патология и дикая, всепоглощающая озлобленность на весь мир — до полного душевного опустошения. Если ни одно из вышеперечисленных состояний не присутствует, можно побороться...

— Я не нохча, — теперь я совсем рядом и через приспущенное стекло могу видеть, что мальчишка держит в правой руке какой-то дрянной трехрублевый тумблер. От тумблера под сиденье тянутся два разноцветных проводка... — Но я хорошо знаю ваши обычаи и законы. Знаешь, брат, — это большой грех для правоверного...

— Это не я!!! — мальчишка трезв, глаза ясные, и, самое главное, смотрит на меня как на одушевленное создание. Это важно. Но явно неадекватен: лихорадочно горящий взор, сильный озноб — рука, держащая тумблер, мелко дрожит...

— Это не я, ты понимаиш, не я!!! Я шахид, воин! Мне толка вот это нажат, и все!

— Да понимаю я, понимаю...

На самом деле я решительно ничего не понимаю и всецело сосредоточился на двери. Если бы я был не психологом, а спецназовцем, то сейчас мой автомат наверняка не болтался бы за спиной, а был готов к бою. Если бы мой автомат не болтался за спиной, а был готов к бою, это решило бы все проблемы. Если бы это гадское стекло было опущено до конца, было бы значительно проще. Но такие ситуации не приемлют сослагательного наклонения — тут все должно быть предельно конкретно: или — или...

— Я понимаю, но... Но все равно, согласись — это великий грех...

— Это Аюб сделал, он сдохнэт, как собака! А я — настоящий шахид!

— Понимаю, понимаю. — Я очень осторожно поднимаю руку и достаю из нагрудного кармана сигареты и зажигалку. Старый дешевый прием: сам не курю, использую для коммуникации. Если мальчишка не курит...

— Ты мужчина, ведешь себя достойно. Не торопись, я тебя прошу, ты тут теперь главный, как скажешь, так и будет. Давай закурим, брат, а то мне что-то немного не по себе. Держи...

Мальчишка курит. Он машинально открывает дверь, берет сигареты с зажигалкой... А чтобы прикурить, нужны две руки! Мой шахид выпускает тумблер и тащит сигарету из пачки...

Опа! Я хватаю пацана под мышки и резким рывком выдергиваю его из кабины. Это не авантюра, спиной я ощущаю надежное присутствие искушенного в таких вопросах Васи Крюкова.

— Ну, сука... — Вася тут как тут — мелким бесом прыгает к нам из-за БМП и с удивительной быстротой распластывает мальчишку на асфальте, наступая коленом на грудь и хватая за обе руки. — Стропу из «разгрузки» достань!

— Ар-р-ррр!!! — наш пленник дергается всем телом и рычит, скрипя зубами. — Шак-калы!!! Ваууу...

Я трясущимися руками извлекаю из кармашка Васиной «разгрузки» обрезок стропы с петелькой — непреложный атрибут нашего разведчика — и краем глаза отмечаю появление на театре военных действий недостающих фигур. Два грязных бойца, озабоченный Глебыч — все торопятся к нам, желают помочь.

— Ну вот... — помогать уже не надо. Вася мгновенно переводит руки пацана за спину и в секунду вяжет их мертвым узлом. — Отпрыгался, шахид куев...

— Мочи, бля!!! — доносится от поста № 1. — Мочи пидара!!!

Нет, это не про нас. Среди нас таких нет. Это резвый нохча, которого уложили наземь раньше всех, воспользовался ситуацией и зигзагами рванул по пустырю. Шустрый малый, как будто всю жизнь только этим и занимался.

«Ата-та-та!» — раскатисто шарахнула автоматная очередь.

«Дух! Дух! Дух!» — торопливо подтвердил очнувшийся на посту прикрытия снайпер.

Да, по всей видимости — «дух». По всей вероятности, «группа обеспечения». Просто, как две копейки: скандальным поведением своим отвлек ротозеев от основного действующего лица. А вот основное на последнем этапе маленько подкачало...

— Ушел, падла, — огорченно констатировал один из грязных бойцов, когда серая фигура благополучно юркнула за ближайшие развалины. — Шустрый, падла!

— Готово. — Глебыч за десять секунд обезвредил «пояс шахида» на нашем пленнике (четыре двухсотграммовые тротиловые шашки с простеньким взрывателем) и скомандовал: — А ну, все назад и легли. Быстро!

Бойцы удаляются, из здания КПП ворохом сыпанула отдыхающая смена, все торопятся к позициям соседнего ВОПа. Мы с Васей в процессе, никуда не торопимся. Вася контролирует бьющегося в рыданиях несостоявшегося шахида, а я, обессиленно привалившись к «таблетке», жадно глотаю стылый воздух. Мне сейчас как-то все поровну, я самый крутой молодец на этом участке трассы. Это я — Финист — Ясный сокол, богатырь былинный, блин! Всех подряд спас и выручил. Орден мне, орден! А лучше — премию. Это актуальнее.

Кроме того, я даже не допускаю мысли, что Глебыч может напортачить. Нет, понятно, бывают всякие случайности и неурядицы... но не с Глебычем. Он — лучший. Лучше сапера, чем он, в природе не существует, это аксиома.

Глебыч распахивает задние дверцы «таблетки» и производит поверхностный досмотр.

— Вот так, значит... Угу...

Глебыч аккуратно раздергивает саван на женском трупе, и взору моему предстает диковатая картина...

Вообще говоря, трупа нет. Есть старушечья мертвая голова, насаженная на стабилизатор авиабомбы, обмотанной бинтами. А внешне все это выглядело как тело. Носилки на распорках стоят, скрадывают подозрительную выпуклость корпуса...

— Нелюди, бля... — бормочет Глебыч, безо всякого пиетета перекусывая бокорезами провода, уходящие от взрывателя в полик. — Ничего святого нету...

Да, ничего святого. Хоть волосы и седые, но бровки у головы черненькие и густые, нос горбатенький такой, голова явно чеченского происхождения. Это ж как рука не дрогнула!

Однако — спасибо нелюдям. С мальчишкой они явно промахнулись. Не рассчитали маленько, надо было или совсем не посвящать в детали, или тщательнее проводить психподготовку. Для любого нормального мусульманина надругаться над трупом единоверца — огромный грех...

— Держи, пойду отвечу, — Вася кивает на КПП, откуда стационарный узел истошно выкрикивает наши позывные. — Чего-то у них там не так...

Я принимаю под контроль повязанного шахида, Вася бежит к КПП. Через несколько минут он выскакивает на крылечко и истошно орет:

— Механик «471» — ко мне! Экстренный выезд! Бегом, я сказал!!!

От ВОПа к КПП бежит замасленный комбез — механик БМП. Васю все знают, два раза повторять команду не надо.

— Тебя в попу ужалили? — флегматично интересуется Глебыч. — Чего разорался?

— На Южном — подрыв! — На Васе нет лица. — Вроде бы двенадцать «двухсотых»!

— Твою мать... — Глебыч пихает бокорезы в карман и призывно машет рукой. — Хлопцы, бегите сюда, тут все обезврежено. Принимайте, нам ехать надо.

Все, ребята, шутки в сторону, нам надо двигать на Южный выезд. Там дежурит вторая половина нашей команды: Петрушин, лейтенант Серега и Лиза. За самовольный уход с места службы, да еще с боевой техникой, нам наверняка достанется на орехи. Но это уже нюансы. Мы сейчас там нужнее.

И вообще, скверный сегодня выдался денек...

Глава 2

РЫЖАЯ СОНЯ

«...Бурение на водонасыщенные горизонты осуществляется шнековым методом установками на базе а/м „ЗИЛ-131“. Шнек диаметром 180мм с победитовой насадкой разбуривает породы грунта до песочного водонасыщенного пласта. Затем поднимается буровой инструмент и делается „обсадка“ стальной колонной, резьбовое соединение диаметром 127 мм с сетчатым латунным фильтром галунного плетения длиной один метр, который устанавливается в месте водопритока. Ниже сетчатого фильтра изготавливается отстойник, который после обсадки щебенится. Затем скважина прокачивается насосом типа „Малыш“ или „Ручеек“ до визуально чистой воды и сдается ЗАКАЗЧИКУ...»

Наш народ, как ни странно, не утратил чувства юмора. Вот анекдот второй чеченской войны:

...Ночь. Чечня. Позиция артдивизиона. Возле костра сидят два офицера-артиллериста федеральных сил и, попивая паленую водку, от нечего делать играют в города:

— Знаменка. Называй на "А".

— Арсан-Юрт.

— Нет такого города!

— Как нет? А ну, что там у нас в графике артподготовки... Точно — нет! Ну, тогда — Ачхой-Мартан.

— Дай-ка график... Правильно! Такой пока еще есть...

...Мой город еще существует. Он плывет в призрачном туманном мареве. Зимой у нас часто бывают туманы — такая климатическая особенность. Куда плывет город, никто не знает, это военная тайна. Он, как Летучий Голландец, расстрелянный из пиратских пушек, тихо скрипит разрушенными домами-мачтами, покачивается на волнах тумана и плывет в свое гибельное никуда...

Это не бред, просто туман искажает перспективу, и кажется, что остовы серых домов слегка качаются. На душе тоже серо и тоскливо. Туман пропитывает тебя, как губку, разъедает волю и тихо шепчет: умри, грязная тварь, зачем тебе жить?