Главбрат обратился к патлатому вояке в позеленевшей от времени кольчуге – местному оперу;

– Ну, чо, как?

Тот принялся водить по карте пальцем с аккуратно обгрызенным ногтем:

– Подняли всю агентуру на местах. Источники сообщают, что урки и гопники в основном тусуются в двух злачных местах, обозначенных на карте большими буквами эм и жо. Эм – это Мордовия, а жо – это Изенгард.

Главбрат непонимающе помотал головой:

– А почему жо?

Опер на секунду замялся, а потом не моргнув глазом выпалил:

– Для конспирации. Чтобы никто не догадался. Командир «лесных братьев» поморщился от такой «находчивости», но возражать не стал:

– Что еще слышно?

Опер снова застыл в некоторой нерешительности, словно взвешивая – стоит ли доносить до начальника следующую информацию, но потом все же решился:

– Говорят, в Больших Бодунах объявился Белый со своей бригадой…

Главбрат внимательно оглядел опера с ног до головы, перевел взгляд на карту и принялся всматриваться в фантазии местных картографов, напевая себе под нос:

– Летят утки, летят утки… Где Бодуны, а где мы?

Опер ткнул пальцем в точку на карте, кем-то заботливо подписанную «Мы тут», и, изобразив пальцами штангенциркуль, отмерил положенное расстояние до Бодунов:

– Да это же рядом!

Главбрат отошел от карты, оглядел собравшихся и скомандовал:

– Значит, так! Вводим план «Перехват».

Не дожидаясь, пока подчиненные покинут его кабинет, он наклонился к уху опера и отдал еще одно указание:

– Только сразу подготовь рапорт, что план «Перехват» результатов не дал!!!

Он внимательно посмотрел на оперуполномоченного, всем видом давая понять, что не шутит, и продолжил:

– И это… прикажи-ка привести задержанных в зал для приема иностранных делегаций.

Федора и Сеню вытащили из клетушки, где они, пихаясь и толкаясь, провели последние несколько часов в рассуждениях о собственной судьбе. Причем рассуждения эти не отличались разнообразием и варьировались от «расстреляют» до «зарежут» с различными отклонениями сексуального плана.

Впрочем, даже если этому и было суждено случиться, то для начала их отвели в другое помещение и уже там сняли-таки с их голов плесневые мешки.

Вот только «осмотреться на местности» не пришлось – карапузы успели заметить лишь то, что вокруг полно вооруженных до зубов головорезов, и тут же по их души пожаловал тот самый «лесной брат», чье лицо они смутно успели разглядеть еще в лесу, только на этот раз на нем не было плаща с капюшоном:

– Так, ну че тут? Мне доложили, что поймали покемонов.

Сеня, известный своим гонором, как всегда, был способен только усугубить положение:

– Какие мы тебе покемоны? Фильтруй базар. Главбрат даже слегка не поверил своим ушам, а потому не слишком рассердился:

– А кто же ты такой, родное сердце? Говори. Федор, который ради сохранения собственной жизни был готов признаться в чем угодно и породниться хоть с техасскими опоссумами, не то что с покемонами, привычно задвинув недипломатичного приятеля, принялся разруливать конфликтную ситуацию:

– Это паренек из наших. В законе. Зовут Сеня Ганджубас.

Главбрат даже улыбнулся слегка:

– Ганджубас – это пять. Приободренный таким влиянием своего имени.

Сеня опять влез с «программным заявлением»:

– А это Федор Сумкин.

Главбрат нахмурился, недобро смерив взглядом Федора:

– Сумкин? Сумкин – это два, – впрочем, у карапузов, судя по настроению командира «лесных братьев», еще оставались шансы:

– Кого еще знаешь?

Федор, наученный горьким опытом, принялся аккуратно подбирать слова:

– Во-первых, Пендальфа Серого, – он внимательно следил за реакцией главбрата, но тот не слишком высоко оценил столь ценное в глазах карапузов знакомство, и Федор поспешил продолжить: – Во-вторых, Лагаваса и коротышку Гиви.

Эти двое впечатлили местного главаря еще меньше. Надежд же на авторитетность следующих кандидатур было еще меньше:

– Наших еще двух пацанов – Мерина с Пип-пином. И еще Голого – инвалида.

Судя по выражению лица главбрата, шансы карапузов показать себя хотя бы мало-мальски значимыми персонами таяли как снег в июле. Федор выкинул последний козырь:

– Ну и потом Агронома с Баралгином, – и, кажется, попал в цель. «Лесной брат» отреагировал моментально:

– Это какого Баралгина, питерского? Федор поспешил поправить своего собеседника:

– Нет. Баралгина Гондурасского. Бросившийся на карапуза «лесной брат» принялся трясти его за грудки:

– Так ведь зарезали братана моего, Баралгина. Федор изумился услышанному с убедительностью главного претендента на роль Гамлета:

– Зарезали? Кто, где?

Главбрат даже слегка ослабил хватку, но, впрочем, подозрительностью страдать не перестал:

– Меня терзают смутные сомненья. Странно, что он с такой шпаной хороводился. – Взгляд его остановился, словно бывалый вояка поперхнулся чем-то. Так продолжалось, пока он, немного успокоившись, не выдавил из себя: – А ведь он был нашим лучшим опером, – тут на его глазах выступили слезы размером с его кулачищи.

Картинка вырисовывалась, прямо скажем, неприятная – Федор и Сеня мысленно готовились к печальной для себя развязке, но им на помощь пришел запыхавшийся опер, влетевший в помещение и с ходу бросившийся к своему командиру:

– Товарищ капитан! Бритого нашли. Главбрат вскочил с табуретки, на которой сидел, отпихнул ее в сторону и, скосив взгляд, указал оперу на карапузов и пошагал к выходу. Сообразительный опер подпихнул мало что понимающих приятелей вслед за свои командиром.

Сеню и Федора провели по каким-то незаметным тропкам и вывели к обрыву, на краю которого уже стоял, скрестив руки на груди, главбрат. Взгляд его был устремлен куда-то далеко вниз. Обернувшись к подошедшим, он жестом подозвал к себе Федора и подтолкнул того к самому краю:

– А ну, глянь. Этот, что ли, ваш бритый инвалид?

Федор опасливо глянул вниз – у него кружилась голова. Где-то далеко внизу в лунном свете, отражавшемся в воде, плескался в небольшом озерце неопознанный плавающий объект. По правде говоря, Федор решил для себя, что их тупо развели, и им крышка – стоит только командиру «лесных братьев» слегка подтолкнуть его в спину.

Оглядевшись по сторонам, он заметил, что среди скал, теснившихся вокруг, затаились люди в мешковатых плащах с капюшонами. Главбрат, не дождавшись от карапуза ответа, махнул рукой, и заблестели среди скал то тут, то там прицелы снайперских винтовок. Федор сообразил, что удрать не удастся, впрочем, был в этом и положительный момент – судя по всему, их персоны покуда волновали «лесных братьев» меньше, чем личность неизвестного пловца. Главбрат опять повернулся к карапузу:

– Говори быстрей. У пацанов уже руки устали. Поборов страх, Федор снова заглянул за край обрыва. Пловец, нарезавший круги по воде, слегка подустал и принялся выбираться на валун, торчащий посреди маленького озерца. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что это не кто иной, как Шмыга, он же Голый.

Потерявший всякую осторожность хмырь, похоже, нашел, чем поживиться в горном озерце, и сейчас пребывал в прекрасном настроении. Он приплясывал на камне, прочищая уши и напевая дурным голосом:

– Шаланды полные фекалий в Одессу Голый приводил. И все вокруг нос зажимали, когда в пивную он входил. Я вам не простой ассенизатор, и я не простой советский мент…

Федор аккуратно отодвинулся от края обрыва. По его груди скользнула метка лазерного прицела, что моментально прибавило карапузу сговорчивости. Кивнув головой, он подтвердил:

– Точно. Это он. Только он не Бритый, а Голый. Инвалид умственного труда. У него голова со смещенным центром тяжести. Хотите, я его позову?

Главбрат махнул рукой, показывая своим людям, чтобы те опустили оружие, и жестом пригласил Федора исполнить его любезное предложение.

Карапуз, решивший заработать таким образом индульгенцию, ринулся исполнять обещанную подлость. Он спустился к самому озеру и, зайдя Голому со спины, подозвал того:

– Шмыга. К ноге.

Обернувшийся ему навстречу хмырь моментально спрятал руки за спиной, но Федора было не провести:

– Че ты жрешь всякую пакость. Сюда иди. Иди сюда.

Шмыга попятился назад, все еще держа руки в «интересном» месте:

– А Толстый сказал, что вегетарианцам рыбу можно.

Федор, мелкими шажками придвигавшийся к Голому, почти вытеснил того на самый край валуна:

– Шмыга, пошли со мной. У нас пиво есть. Выпьем, рыбкой закусим. Че ты, как неродной, по канавам шаришься, – карапуз доверительно вытянул руку: – Иди, Шмыга. К ноге!

Хмырь перекинул в свою пасть рыбину, которую до сих пор прятал за спиной, и на «своих четырех» двинулся к Федору.

В тот самый момент, когда он почти добрался до карапуза, где-то в кустах послышалось шевеление. Голый застыл с рыбиной во рту и, почуяв неладное, дернулся было назад, но было поздно. Налетевшие со всех сторон бандиты в плащах с капюшонами принялись вязать доходягу по рукам и ногам, а когда он стал кусаться, еще и накинули ему мешок на голову – по всему было видно, любили они это дело.

Метавшийся вокруг Федор «отрабатывал» свой хлеб предателя по полной:

– А ну, врежьте ему, гаду! Господа, позвольте, я пробью с ноги!

Когда вконец успокоенного Шмыгу тащили мимо, он изловчился-таки врезать Федору ногой и возопил, порядком заглушаемый мешком:

– Володенька, я же тебя зубами рвать буду!!!

Повеселевший главбрат потрепал Федора по щеке и скомандовал кому-то из своих подчиненных:

– Выпишите мальчугану банку варенья и ящик печенья…

Шмыгу, попинывая по пути ногами, втащили в кабинет главбрата и швырнули на металлический стул, крепко привинченный к полу, пристегнув хмыря наручниками к спинке. Опер, занимавшийся этим нехитрым делом с какой-то особой любовью, даже слегка пошутил: «Наручники – надежная фиксация для полной релаксации».

Выполнив необходимые процедуры, он оглядел скорчившегося на своем «троне» Голого и, оценив психологическое состояние подозреваемого, от души приложился тому по мордасам:

– Ну че, очухался, скотина? Отвечай, живо! Очередное сотрясение мозга не добавило хмырю разума, скорее наоборот – Голый опять словил клина, принявшись общаться с самим собой. Он дергался на стуле из стороны в сторону, насколько ему позволяли наручники, гримасничал и нес полную ахинею.

Сперва его рожа приняла слегка придурковатый вид, он повернул голову наискосок и спросил кого-то, кого явно не было в этой комнате:

– Шмыга… Шмыга, ты, что ли, обиделся? Секундой позже его лицо перекосила презрительная гримаса, он сплюнул на пол и вопросил:

– Ты нави'що у фонта'н поли'з?

Тут же глазки его забегали, взгляд его принял подобострастный вид, и он залепетал извиняющимся голоском:

– Да мы толпой мимо шли. Кто-то и говорит: «А слабо Голому в фонтан нырнуть?»

Презрительная маска снова наползла на его рожу, он, шикуя, цыкнул между передних зубов струйкой желтоватой слюны и пробасил:

– Ось нэха'й Го'лый бы и пирна'в. Встрепенувшись, он снова переместился на противоположный угол стула и поспешил заметить:

– Так ведь Голый – это я!

И тут же, развалившись, словно в кресле, коротко гоготнул:

– Вас, москали'в, не зрозуми'ешь. То го'лый, то вдя'гаэный.

– Че ты дразнисся… вообще говорить не буду, – теперь уже обиженно съежившись на стуле, отвечал он сам себе.

Опер, наблюдавший за этой картиной, потихоньку сходил с ума сам. Подошедший главбрат спас его от сумасшествия, заставив беднягу вытянуться по стойке смирно:

– Товарищ капитан, докладаю – подозреваемый допрашивает себя сам!

«Товарищ капитан» склонился над хмырем, шлепнул тому по щеке и проорал:

– Бритый, ты че, рехнулся?

А дальше только хорошая реакция позволила капитану спасти свою драгоценную шкуру, поскольку внезапно пришедший в чувства Голый едва не вцепился тому своими желтыми зубами в горло:

– Начальник… дай марафету! Дай!

Федор и Сеня, сидевшие все в том же чуланчике, приспособленном под предвариловку, никак не могли слышать воплей Голого, которого настигли ломки, даже несмотря на то, что мешки на головы на этот раз им надевать не стали. Впрочем, веселее от этого не становилось.

Сеня не выдержал первым:

– Что-то скучновато здесь. Хоть бы шахматы выдали. Или карты. Ты как думаешь, Федор, во что играть труднее: в очко или в преферанс?

Федора больше всего волновали мысли о том, что сделает с ним Голый, если ему удастся-таки выпутаться из лап «лесных братьев», и чего такого может выболтать хмырь на допросе. Поэтому в ответ на дурацкий вопрос приятеля он ляпнул первое, что пришло ему в голову:

– Ну, я даже не знаю. Наверное, в очко… Поглядев на Сеню, Федор понял, что придется обосновать свое мнение… Делать было нечего – пришлось выкручиваться:

– Преферанс – отстой. Там раздадут карты. Побормочут чего-то… и уже вскрываются. А в очко думать надо. Шанс прикидывать. Очки считать.

Его рассуждения на тему азартных игр прервал вломившийся в чуланчик главбрат. Ни слова не говоря, он выволок Федора и Сеню наружу и, швырнув их на пол, выхватил «Макарова» и двинулся на них с перекошенным от злобы лицом:

– Меня опять терзают смутные сомненья. «Голый, падла, сдал», – успел подумать Федор, прежде чем дуло пистолета уперлось ему в лоб.

Капитан сдернул с карапуза плащ и, обнаружив болтающееся на груди кольцо, щелкнул по артефакту пальцем и продолжил доводить до сведения подозреваемых свое видение ситуации:

– Так вот какое было у братана моего задание. Колечко это в федеральном розыске, – он махнул рукой в сторону покосившегося стенда «Они разыскивают милицию» и завершил начатую мысль: – А я так сам себе думаю: кто колечко свистнул, тот и Баралгина грохнул.

Федор слегка побалансировал между диареей и нервным срывом, но обосраться на пустой желудок было сложно, поэтому он психанул и, не раздумывая о последствиях, вдарил капитана по руке, все еще сжимающей ствол, и бросился бежать по коридору, где за первым же поворотом его скрутил стоявший на стреме опер.

Сеня же, прикрывая отход товарища, бросился поперек дороги главбрату и, вцепившись тому в рукав, принялся лепетать:

– Дяденька капитан, возьмите себя в руки! Не видите, человек вашего юмора не понимает! Нам в Мордовию надо по делу. Там тепло, там яблоки.

Подоспевший на подмогу опер волок за волосы отбивающегося из последних сил Федора. Подскочив к своему начальнику, он наклонился к уху и зашептал:

– Задержать их надо. Я стукачку вместо варенья и печенья героин подбросил. Обыщи их.

Капитан довольно ухмыльнулся и обратился к карапузам:

– Я все понял. А ну, пухлячки, выворачивайте карманы!!!