Автор доверительно сообщает,
      что вся эта история полностью правдива,
      поскольку, она ему приснилась. А раз,
      приснилась, то, значит, она была?!
      Ведь, верит же просвещенный читатель
      таблице Менделеева, которая, как известно,
      также пришла в голову Дмитрию Ивановичу
      во сне?!
 
      Если в тексте случайно совпадут
      фамилии и названия населенных
      пунктов, пусть однофамильцы и
      односельчане не обижаются.
      Чего только не присниться в наше
      беспокойное время?!
 

 
      КУРИЦА - НЕ ПТИЦА, МЫ НЕ МОРЯКИ
      Плотник Палыч сидел под кучевыми облаками на стропилах строящейся избы и хрипло кричал вниз напарнику:
      - Федьк, а Федьк, у меня молоток упал. Ты его не словил, случаем?
      Так мы и не узнаем, - поймал ли Федор плотницкий инструмент? А может, и сплоховал по причине замедленной реакции. Не успел.
      Замедленная реакция - явление на Руси эпохальное и обязательное. Как, например, день и ночь. Она начинает победоносное шествие в 11-00 по Камчатскому времени от разбитого солдатскими сапожищами соснового крыльца плохонького магазинчика на крошечном островке имени Макара Ратманова. И, набирая силу и мощь, девятым валом через тундровую и таёжную Сибирь, через Урал прокатывается по всей Великой стране в сторону Иван-Города, грубо сметая на своем пути все, к чему с большим трепетом и уважением относится всероссийское 'Общество Трезвости'. И так - каждый день. Зато, до 11-00 водку, хоть тресни, не продают. Знай Макар 200 лет назад, что отправной точкой всех несчастий на Руси будет открытый им островок - ни за что бы не стал первопроходцем. Бросил бы службу во славу России, и тихо закончил свою жизнь в имение под Тулой в благочинии, да в окружение многочисленных детей и внуков.
      Ну, бог с ним Макаром-отступником.
      Зато, Палыча голыми руками не возьмешь. Будь у него за плечами не три класса образования, а, скажем, десятилетка, то он бы мог прославиться на поприще, которое принято называть дипломатическим... Дипломат он был отменный и до отчаяния хитрый. Именно его всегда мужики посылали за водкой в райцентр, до которого 10 минут езды на грузовике.
      Палыч с колхозным шофером, пробиваясь по заснеженным улицам, прибывал к открытию магазина, делал доброе лицо и говорил полнощекой продавщице:
      - Продай-кось, барышня, мне буханочку хлебушка, да колбаски с полкило, вот этой, кооперативной, да сала вот этого соленого. А коли не жалко, так и порежь на кусочки, потоньше. Ножа-то у меня нету.
      Великодушная барышня тонко нарезала хлеб, колбасу, сало, а Палыч заговорщитски просил 'уж заодно' продать ему и заветную литровочку.
      - Да вы что, гражданин, не знаете что ли, что водка у нас продается с
      11 00? - возмущенно рокотала барышня.
      - А-а-а - понимающе говорил Палыч - ну, тогда ладно, тогда я пошел.
      - А хлеб, а колбасу, а сало?! - повышала голос служительница Меркурия, - куда мне теперь это девать-то?
      - Так, и мне колбаса без водки без надобности. Зачем я на нее тратиться стану? - удивлялся Палыч.
      - Нет, бери! - начинала закипать барышня - разрезал, значит бери!
      - Звиняй, сударыня, я не резал! Все видели. И, наклонившись к очумевшей от подобного нахальства продавщице, шептал, - Давайкось лутше, голубушка, придем к консесюсю...., - с трудом выговорив, надоевшее по телеку слово, хитро щурился Палыч.
      В итоге - ударник плотницкого труда всегда находил консенсус с отличниками советской торговли и заветная литровочка перекочевывала из ящиков торговой сети на утренний стол подвижников серпа и молота.
      В каком часовом поясе проживает плотник Федька, нам и знать не обязательно. Если где встретите мужика с отпечатком палычевского инструмента на лбу - так он Федька и есть. И гадать нечего.
      К тому времени, когда стрелка часов на самом западном рубеже родины-матери подойдет к 11-00, то сколько уже их горемык - сельских и городских пролетариев и пьющих интеллектуалов всех отраслей народного хозяйства получат по лбу в шлейфе Девятого вала на востоке, - вообще никакому подсчету не поддается. Поэтому, ловить кувалды и другие плотницкие инструменты, делать все серьезные дела, а также совершать осознанные поступки - надо до двух часов пополудни. Россия, брат ты мой.... Это на Западе сутки делятся на день и ночь. А у нас - до и после закрытия магазина.
      Словом, вовремя все надо делать, вовремя. Вон и Мишка Волков - мой друг, как не встретимся, так сразу и пытает:
      - Когда же мы поедем на Керженец, Иван? Вся жизнь пролетит, а байдарки так и останутся сухими. Поехали, я тебе говорю!
      Если перефразировать Владимира Высоцкого, то лучше реки Керженец, может быть только лесная красавица - река Керженец. Помилуй Бог, не хочу обижать обитателей берегов Ветлуги, Усты, Линды и других рек и речек романтического Заволжья, но синие заводи и легкий голубой воздух среди янтарных сосен лесного Керженца завораживают и настраивают на самые хорошие мысли. На поэзию. Если, конечно, все кто там бывал - поголовно поэты и романтики.
      Это байдарочное путешествие по Керженцу мы с Мишкой задумывали совершить каждое лето. И каждое лето какой-то вихрь неотложных дел захватывал наши погрузневшие от чревоугодия тела, бросал в рабочие командировки, удерживал у телевизоров, или в вечернем пивном баре на 'Скобе'. Словом, на любимом с далекого детства Керженеце, мы не были сто лет.
      - Все, поедем! - сказал во время очередной встречи Мишка, - плевать на все обстоятельства!
      Тут надо пояснить. В Мишке есть классические задатки настоящего организатора и руководителя, которыми с исстари богата русская земля. Когда он что-то твердо решает, ему действительно плевать на все мешающие обстоятельства. При необходимости он бы непременно повторил подвиг Александра Матросова, и посмертно получил звание Героя. Правда, потом бы наверняка выяснилось, что и амбразуру надо было закрывать не ту. И не в это время. Да и не грудью. Да и вообще могло случиться, что это свой дот, а не вражеский. Да и не дот вовсе, а окошко от подвала, а в подвале, как в падучей тарахтит компрессор. Но и на эти, неожиданно выявленные недоразумения, Мишка бы плевал, поскольку, Мишка был взращен в советской стране, а нашему человеку, как известно, - все по фигу. На амбразуры бросаются все, кто ни попадя и потому у нас так много Героев Советского Союза.
      C Михаилом мы подружились в Альма Матер на факультетском комсомольском собрании. На нем судили не сознательного комсомольца, который на студенческой вечеринке в общежитии под мотив известной революционной песни инициировал распевание антиреволюционного пасквиля:
      "Смело, товарищи, но-о-о-гу,
      Дружно прострелим в бою.
      Вашу войну и трево-о-огу,
      Видели мы на ?ую!"
      Песня была сплошь неприличной и, по словам комсорга факультета Юры Розенблюма, - клеветнически извращала революционный дух рабочих и крестьян, очерняла великое историческое значение социалистической революции. Автором нового текста оказался сам вокалист - студент, отличник, неутомимый общественник и впоследствии мой закадычный друг - Михаил Волков. Веселые студенты пели ее дружно, громко, прихлопывая в такт песни по табуретам. А происходило это в год, когда о советской власти и социализме анекдоты уже рассказывали по телевизору - свое победоносное шествие заканчивала Перестройка.
      По давно принятой традиции, об этом случае кто-то стремительно 'стукнул' в соответствующую 'контору', которая на последнем вздохе своего могущества и авторитета еще пытались влиять на ситуацию.
      'Контора' с бюстом Дзержинского на входе располагалась в двух шагах от нашего факультета - на улице Воробьева, поэтому, 'казачок' мог туда слетать даже зимой, не одевая шапки, и не успев простудиться.
      Мишку вызвали в деканат уже на второй день после вечеринки, где с ним без свидетелей стал беседовать молодой человек c внимательными серыми глазами и в костюме черного цвета. Молодой человек, стараясь не выказывать своего панического волнения (первый месяц службы в КГБ и первое дело об антисоветской пропаганде, путем сочинительства стихов пасквильного характера), усадил Михаила напротив, достал бумагу и стал строго задавать всякие вопросы. Ответы он записывал на ту же бумажку. При этом его лицо сохраняло важность опытного и неподкупного чекиста.
      После общепринятых вопросов, принятых в практике работы с подследственными: 'как зовут, где и когда родился, судим, не судим', то да сё.. - университетский поэт-песенник, наконец, догадался о причине визита сероглазого. А когда догадался, сначала разнервничался, а потом так заорал на следователя, что тот вздрогнул, а у деканата собралась толпа праздно шатающихся студентов.
      - Ты чего сюда пришел, Пинкертон хренов?! Чего ты вынюхиваешь, Дзержинский, - недорезанный! - продолжал орать Михаил.
      Молодой человек смутился, покраснел и сказал, что, если гражданин Волков не хочет по-хорошему сам во всем сознаться, тогда с ним придется говорить в другом месте. После этого он попросил подозреваемого в антисоветской пропаганде выйти.
      Мишка ушел. Но, прежде чем хлопнуть дверью, на глазах у зевак посоветовал сгорающему от стыда КГБшнику, чтобы тот лучше шел работать на производство и приносил обществу пользу, а не поганил жизнь всем честным людям своей гадкой возней.
      - Рыцари плаща и кинжала хреновы! Да вы же свою совесть вместе с плащом продали и пропили, а поэтому на голой жопе отовсюду виден только кинжал! - Орал он, выйдя в коридор и, наконец, хлопнув дверью - Вы народу колбасы дайте, задолбали лозунгами, да еще ходят, вынюхивают тут всякое.... Балбесы!
 
      - Ни фига себе, влип!? - суматошно размышлял молодой человек, трясущимися руками запихивая листок с протоколом допроса в папку. Он и представить себе не мог, отправляясь на службу в органы, что его, хоть и практиканта, тем не менее, серьезного штатного сотрудника величественной службы назовут балбесом да еще с голой жопой? И все это произойдет на глазах у девушек, к которым он относился с романтическим благоговением и даже собирался жениться.
      Насчет балбесов Михаил явно погорячился. Они больше не стали приходить, но вызвали к себе парторга ВУЗа и ТАМ 'накачали' по инерции струхнувшего старичка так, что, вернувшись в ректорат, парторг сразу заявил о том, что студент - антисоветчик должен быть непременно отчислен из университета
      За Мишку вступилась добрая деканша:
      - Если мы будем исключать отличников за обыкновенную мальчишескую выходку, кто же тогда у нас учиться станет? - сокрушалась она в ректорате - и потом, чем мы будем мотивировать отчисление Волкова? На всем курсе он один на золото может вытянуть, и с посещаемостью у него проблем нет.
      Насчет дисциплины студента Волкова декан ничего не стала говорить. Грешки за Михаилом водились всякие.
      После долгих дебатов, было решено разобрать 'дело' проштрафившегося студента на комсомольском собрании. А с КГБшниками собрался уладить дело сам ректор Угодчиков. Благо, его фамилия высоко ценилась в среде областного партийного начальства, которое еще могло сказать свое слово.
      На ближайшем комсомольском собрании, специально состоявшемуся по этому поводу, Мишке объявили строгий выговор. Но, перед голосованием выяснилось, что у комсомольца Волкова уже несколько лет висят два выговора. Один - за грубое высказывание в адрес руководства стройотряда, и строгий выговор за драку, учиненную также в стройотряде, но уже на третьем курсе.
      По ранжиру, вслед за строгачом должно было следовать исключение из комсомола. Взять на себя такой грех консервативное комсомольское руководство ВУЗа не смогло, потому что после подобного инцидента могли последовать оргвыводы и в отношении их самих со стороны областной комсомольской организации.
      Правда, в это время областному комсомольскому начальству молодежные дела в ВУЗе были уже глубоко по фигу. Оно суматошно зарабатывало себе денежки во всевозможных фондах, кооперативах и финансовых компаниях, числясь там консультантами. Но, рядовые университетские комсомольцы об этом ничего не знали и после вялых споров остановились на том, что пора расходиться.
      - Товарищи комсомольцы! - взволнованно воскликнула секретарь собрания Леночка Пухова - А как же Волков?
      - Так, сами же говорите, что еще один выговор нельзя?!
      Выход нашел Юра Розенблюм. Он предложил прежние взыскания с Волкова снять и уж, затем наложить новое взыскание.
      - Да, но в повестке сегодняшнего собрания у нас как раз стоит пункт о наказании комсомольца Волкова, а не о снятии прежних его взысканий?! - заявила подлая секретарь собрания
      - Ничего, - ответил тёртый в протокольных делах Юра. - Снятие взыскания мы оформим прошлым собранием, а новое взыскание - сегодняшним.
      'За' снятие взысканий, борясь с сонной одурью, проголосовали все, а за новый выговор уже никто голосовать не стал. Тогда измученный председатель собрания, предложил, хотя бы, 'поставить ему на вид'. За 'поставить на вид' быстренько проголосовали все. Студенты - народ грамотный и 'Поставить на вид' на одной чаше весов и 'Антисоветская пропаганда, путем сочинительства стихов пасквильного характера' - на другой чаше, еще лет пять назад были в разных весовых категориях. И ехал бы сейчас новоявленный антисоветчик Михаил Волков в синей фуфайке, - собственности министерства Юстиции в крытом вагоне на лесоповал далекой Сибири.
      Дело замялось, но мстительный Мишка и его диссидентски настроенные дружки стали вычислять, - кто настучал в КГБ? Все сошлись на том, что 'казачек' не кто иной, как 'писатель' Шурик Носков - женатый и надменный выскочка, единственный из студентов, который имел личный автомобиль, подаренный высокопоставленным тестем - начальником ГАИ всей области.
      Шурик еще на первом курсе занялся неблагодарным писательским трудом и тиснул в молодежной газете два рассказика о студенческом житье-бытье. После громкой публикации, Шурик уверился, что его приплюснутая с детства голова таит в себе огромный писательский талант, и пророчил себе великое будущее. Он думал, сочинял, писал, рвал и бросал написанное в корзину и снова писал. Шурик, творил. Яркие поэтические слова, уложенные в русло прозы, так неудержимо рвались попасть на бумагу, будто их скопом выпускали из заточения. Шурик стал рассылать свои произведения в разные литературные издания. Там рассказы вежливо принимали и еще более вежливо отвечали так, что де тематика вашего писательского труда не соответствует направлению журнала.
      Его менее талантливые однокашники подсмеивались над усилиями Шурика на литературном поприще и советовали ему плюнуть. Такие советы щемили мятущуюся душу молодого писателя и поэтому, один из трудов Шурика первый раз пошел не в адрес литературного журнала, а прямиком в адрес дома со строгими серыми колоннами на улице Воробьева к мрачным сероглазым людям. Там 'труд' с удовольствием приняли, по достоинству оценили и намекнули, что будут рады и последующим произведениям. С тех пор Шурик регулярно отправлял свои новые рассказы по известному адресу. Все они начинались на удивление одинаково: 'Доношу до вашего сведения, что'...
 
      На занятия Шурик приезжал на горящих красным заревом Жигулях и под завистливым взглядом 'безлошадных' доцентов и профессоров ставил автомобиль на небольшую автостоянку около главного корпуса, где уже стояли 'Жигули' всех проректоров и 'Волга' самого ректора.
      Шурик еще и раньше подозревался в том, что регулярно стучит сероглазым людям о том, кто и чем дышит на факультете, но за руку поймать его было не возможно. Были только косвенные доказательства его стукачества: - из всех скандалов и недоразумений, сопровождавших студенческие вечеринки, которые были традиционно часты в общежитии, - он всегда выходил чистеньким.
      Отомстили Шурику до гениальности просто. Взяли и подкинули в 'бардачок' его красавца-автомобиля женские трусики, губную помаду, да женскую перчатку (она третью неделю без дела валялась на столе у вахтера общежития. Где раздобыли женские трусики - доподлинно неизвестно). Шурик целую неделю приезжал, как и обычно, - надменный и гордый, ставил свою машину рядом с ректорской. Все уже стали думать, что 'мина' не сработала. Но однажды в дождливый понедельник грустный писатель приехал на занятия на трамвае, а правая щека его была обезображена тремя длинными царапинами.
      - Чего, Шурик - спросил его в коридоре Мишка, показывая на щеку - издержки семейного бытия?
      - Да нет. Кот - скотина, - ответил Шурик и заспешил в аудиторию.
      'Скотина-кот' почти на пол года лишил его права выпендриваться на своих Жигулях, что немножко сбило спесь с зарвавшегося собственника.
      После этого комсомольского собрания мы с Мишкой и сблизились, а к выпуску уже были закадычными друзьями и оставались ими все последующие после учебы годы, хотя судьба разделила нас. Мишка трудился в отделе планирования одного полувоенного НИИ, а я работал в газете.
      ГОТОВНОСТЬ ?1
 
      Наконец, мы решились отправиться в долгожданное путешествие. Синий речной воздух! Уже одно предвкушение этого делало поездку прекрасной, а в дороге присоединится все, что только нужно тяготеющей душе: тихая река, лоскутной туман, колдовские зори, отрешенность от всех обязательств и повседневных забот. Романтика.
      Состав будущей команды путешественников ограничивался наличием трех двухместных байдарок. Наметились и конкретные участники похода. Кроме нас с Мишкой кандидатами на робинзонаду стали мои двоюродные братья Вовка и Сашка. Пятым участником планировался Мишкин родственник - бывший муж Мишкиной сестры, - художник и поэт Игорь, приехавший погостить к нему из Санкт-Петербурга. Родство, конечно, было уже седьмой водой на киселе, но Игорь стал Мишке родственным по духу, и судьба разведенки сестры была уже не в счет. Одно место в байдарке оставалось вакантным до речного поселка Хахалы, где к нашему отряду должен был присоединиться также наш бывший однокашник Валерка Майоров.
      - До Хахал поплыву один, - сказал гордый Саня - не люблю зависимости.
      Все мы в среднем двадцати восьми - тридцатилетние недотепы - романтики, и лишь Игорю недавно стукнуло 51. Все, за исключением Игоря, не женаты, не обременены семьями, а Игорь женился раз десять. Во всяком случае, десять жен у него точно перебывало, а еще три сотни женщин утром выходили из его квартиры с чувством, что могли бы стать женами поэта. Игорь слыл отъявленным ловеласом, хотя его бородатый лик излучал скромность и застенчивость, и он был славным малым. Нас объединяли многие годы дружбы, совместные поездки на рыбалку, охоту и многие литры ее 'родимой', выпитые вместе и по раздельности.
      Для планирования путешествия мы собрались в Мишкиной квартире. Свою мать Михаил благоразумно сплавил в деревню, где у них был еще дедовский дом. Их короткое хозяйничанье с Игорем в жилище оставило после себя гору не мытой посуды и несколько пустых винных бутылок у холодильника.
      Скоро на столе появилась закуска, а из спальни Мишка принес старинный граненый графин, заполненный бесцветной жидкостью, с запахом, напоминающим обыкновенный самогон, коим в последствии и оказался.
      После первых рюмок, жуя соленый гриб, Михаил достал из кармана лист исписанной бумаги и, стал зачитывать план предстоящего похода.
 
      - 14 июня форсированным маршем высадится на станции Озеро!
 
      - Разве можно высадится форсированным маршем? - морщась после самогонки и закусывая, спросил вредный Саня - ведь маршем, если нас правильно научил заведующий военной кафедрой майор Сидоров, - это что-то стремительно-молниеносное и тактически грамотное! Это, если куда-то все бегут! А нам то чего бежать? Мы же отдыхать едем.
      - Не перебивай, умник, - строго заметил Михаил - и забудь вашего институтского алкаша в форме майора, с лицом Сидорова. Не служил в армии?! - Тогда и помалкивай, студент.
      Санька единственный из нас, кто не хлебнул настоящего армейского лиха. Военная кафедра политеха, с вечно красными носом и уверенными глазами майора Сидорова, заменила ему всю армейскую школу. Поэтому, выражение 'форсированным маршем' представлялось ему в чисто академическом плане: - Исходя потом, бренча котелками, 100 солдат - отличников боевой и политической подготовки бегут через болото в обход противника!
      Впрочем, самую творческую из нас личность Игоря бывшим солдатом можно было назвать только с большим натягом. Хоть и призывался он в танковые войска, но в танковых баталиях не участвовал, из пушек отродясь не стрелял, а грозные машины видел только пару раз, да и то из окошка штабного автомобиля. Игорь служил при большом полковом начальстве писарем. Многое умел, многое знал, писал в клубе всякие плакаты: 'Солдат, люби Родину - мать твою!' и сочинял стихотворную лирику для влюбленных прапорщиков и младшего офицерского состава. Даже под гнетом защитных погон рядового состава, Игоря преследовало удивительное состояние творчества, когда человек кажется красивее, умнее и выше себя. За все это он получал внеплановые увольнительные, которые использовал для собственных амурных похождений.
      Словом, Игорь был приятным во всех отношениях мАлым, и его скромная физиономия расплывалась в приветливой улыбке даже во сне. Вскоре, творческий ум помог ему 'закосить' под больного и успешно комиссоваться из армии, не прослужив и половины срока.
      Хотя, по слухам, причина досрочного дембеля оказалась более скандальной: молоденький, хваткий писарь сильно понравился жене замполита полка, которая, к неудовольствию мужа, стала часто пропадать в полковом краснознаменном клубе, готовя какую-то самодеятельность. Ее самодеятельность закончилась тремя днями в гражданской больнице, где ей успешно сделали аборт. В это время суетливый замполит мучительно вспоминал, когда же он в последний раз спал с женой? После двух лет интернациональной помощи еще Вьетнаму, женщины ему стали не нужны. Вероятно, замполит и помог писарчуку сказаться больным и уехать от греха подальше.
      Второй пункт - громко и торжественно продолжал читать Мишка- отплытие по Керженцу начинается в 8 00 в районе турбазы 'Автозаводец'.
      - Первая ночевка - в районе развалин Монастыря.
      - Вторая - в районе Пенякши
      - Третья - где застанет ночь.
      - 18-го июня прибытие в Макарьев, укладка снастей, отплытие на 'Ракете' в Нижний и все, поход окончен.
 
      Ну, как планчик? - спросил Михаил, потягиваясь за очередным грибком.
      - Да уж, - с язвительной улыбкой, протянул до сих пор молчавший Вовка. - Планчик насыщенный. А как же прекрасные креолки, всякие приключения, пляж, рыбалка, дым костра, малиновый закат? Скромнова-то получается. Чувствуется консервативное влияние отдела планирования, где ты работаешь. Только цифры и никакой поэзии. Верно, говорю, Игорь?
      - Вся насыщенность и поэзия нашего путешествия, господа, в наших руках - напыщенно сказал Игорь. - Все зависит оттого, как мы сами озарим свое паломничество к реке. Впрочем, думаю, никто не будет возражать, если ты, Вова, в качестве 'креолки' пригласишь с собой Буратину.
      Все загоготали.
      Речь шла о Розочке - секретарше редактора газеты, где работал Вовка. Относя себя к творческой когорте, она изредка пописывала в свою же газету, что доставляло невероятные мучения редактору во время правки ее сочинений. Конечно, можно было сослаться на то, что статья идеологически не выдержана, не соответствует рамкам политики газеты, и в публикации отказать? Но редактор, запершись в кабинете и ломая карандаши, по пол дня кроптел над творением Розочки и проклинал себя за глубокую интимную зависимость, в которую попал от своей секретарши на старости лет. Не публиковать Розочку было нельзя. Зная ее скандальность и эксцентризм, редактор дрожал от мысли, что когда-нибудь она прилюдно скажет: 'а вот, когда Вы меня тащите в постель, то не требуете знаний каких-то рамок. Вы кобель, Иван Иваныч, а не редактор'?! Это возможное разоблачение разящим молотом висели на бедной головой старого чиновника, и грозило немыслимым позором его честному имени.
      Розочка была из семиток, имела длинные худые ноги, чудную талию, полные груди. Все в ней гармонировало, если бы не непомерно длинный, национальный нос за что ее и прозвали Буратиной.
      Если бы не нос, она бы вообще смогла сойти за красавицу. А красота Розочке была очень важна, так как ее влюбчивость в творческих людей выходила далеко за пределы штата собственной газеты. Она была половой хищницей, о ней измечталась (и не без поводов) вся мужская половина областной организации Союза журналистов СССР. Поэтому, имя Буратино стала ассоциироваться с извечным, сладострастным чувством плотской любви. Похотливые мужики из различных газет, собираясь на какую-нибудь редакционную выездную 'летучку' или семинар журналистов, который всегда заканчивался веселой гулянкой, спрашивали у организаторов:
      'А Буратины там будут?!'
      О самом колоритном участником наших будущих странствий Вовке надо сказать особо. Еще в школе он занялся боксом и преуспевал на ринге. По окончанию десятилетки встал перед выбором - то ли всецело посвятить себя спорту, то ли другому интеллектуальному поприщу. Выбор стал неожиданным: двухметровый абитуриент поступил учиться в летное высшее военное училище. Это было странным потому, что из-за физических габаритов его голова должна была торчать над фонарем кабины истребителя. Но то ли истребители стали изготавливать под Вовкину комплекцию, то ли, садясь в машину, Вовка съёживался до нужных размеров, но учеба шла успешно. На курсе он прослыл асом. Однажды инструктор даже хвастался своим подопечным, что курсант Тучин так лихо разворачивает в воздухе самолет, что однажды, чуть было не врезался в собственный хвост.
      Три курса Владимир закончил великолепно. А в середине заключительного четвертого курса он, практически готовый, боевой летчик, оказавшись в самоволке и, в сильно выпившем состоянии, был задержан патрулем. В гарнизонной гауптвахте с ним обошлись не очень вежливо, и буйный самовольщик 'накатил' всему караулу. Затем, выскочив на плац, из отнятого у начальника караула пистолета он стрелял по насмерть перепуганным воронам, кружащим над гауптвахтой, крича при этом: 'Рожденный ползать - летать не может!'. Патроны кончились и его скрутили.
      Скандал был большой. Лейтенант - начальник караула, неделю униженно ходил с фингалом под глазом, и 'накатал телегу' военному прокурору. Вовке 'маячил' дисциплинарный батальон. Но все обошлось: Вовку просто выперли из училища, еще несколько месяцев он прослужил простым солдатом среди туркменов и киргизов в батальоне обеспечения. Как к самому грамотному солдату, к нему относились по-особому. Перед плановой лекцией для личного состава, к нему уважительно подошел прапорщик Гущин за советом: - Подскажи, как переводится на русский слово караизм?
      Вовка, удивился и посоветовал ему сбегать в библиотеку к словарям. Через час он встретил на плацу озабоченного прапорщика и тот жаловался, что опоздал на лекцию из-за того, что прокопался в словарях и ничего не нашел. Помогла библиотекарша, разобрав, что в рукописной инструкции по проведению лекции это слово было 'героизм'. У замполита был неряшливый почерк.
      С осенним дембельским составом наш Вовка распрощался с воинской службой. Приехал домой, отдохнул и пошел устраиваться на работу. На ту, которую насоветовали друзья. Это был один из популярных в городе частных ресторанов 'Чебурек & Арсен'
      -Вам вышибалы нужны? - спросил он ответственную дамочку.
      -Нужны. Только называется эта должность не так грубо, как Вы ее окрестили, а администратор, - кокетливо ответила дамочка (еще подходящего возраста) и выписала ему трудовую книжку.
      -Вообще-то у нас ресторан буйный, особенно по ночам - продолжала информировать Владимира дамочка. - Администраторы долго не выдерживают, потому что их бьют. Но у Вас, я смотрю комплекция подходящая. Ваша первая задача - смотреть за порядком. Так что на работу можете выходить уже сегодня. А завтра придет Арсен Тамазович, более подробно расскажет о Ваших обязанностях и подпишет приказ.
      К вечеру Владимир, как и обещал ответственной даме, надел свой парадный костюм, оставшийся с до армейских времен и ставший тесным, и прибыл в грохочущий музыкой ресторан. Пошел к бармену Сене, представился и свел с ним дружбу, которая скрепилась добрым бокалом коньяка в подсобке.
      -Тут, вообще-то, больше собираются те, кто всю ночь лезгинку танцует, - сообщил Сеня. - Народ горячий. И за ними нужен глаз да глаз. И вообще, лучше сразу дать понять - кто в этом доме правит балом. Позавчера генеральную драку устроили, сам Арсен Тамазович приезжал, чтобы порядок навести. Сегодня тоже обещал быть.
      После этого бармен, сдав свою смену ночному служителю виртуозного разлива, ушел домой.
      Сновали официантки, то и дело собираясь в кучки, шепча и обсуждая достоинства нового администратора. Через час, Владимир, наконец, выглянул в зал: на сцене возились с инструментами музыканты. Гости уже заполнили все уголки ресторана и за столиками было тесно. В углу за сдвинутыми столами шумно угощались человек сорок людей, которые натурально умеют танцевать лезгинку. Остальные клиенты 'Чебурек & Арсен' - смахивали на бедных соотечественников. Зал был наводнен томными красавицами из соседнего рынка. Серьезные девушки в этот ресторан не ходили.
      Владимир еще не много с ответственным видом побродил по залу и, помня слова бармена, что надо сразу дать понять присутствующим, - что бардака тут не допустят, - обратил внимание на один из шумных и самых богатых снедью, и дорогими винами столов. Гости за ним уже порядочно накачались, но более всех выделялся лысый коротышка с золотой цепью на шее. Цепь была такой толщины, что ее должен был носить бык в носу. Проливая шампанское, коротышка бил ложкой по тарелке, привлекая внимание к предстоящему тосту. Окружающие были так возбуждены разговорами, что мало внимали лысому. Тогда он хряпнул ложкой по тарелке так, что та разлетелась вдребезги. Все замолчали.
      -А вот этого-то мы и не потерпим! - твердо решил про себя новый администратор. Он подошел к лысому сзади, взял его под мышки, на вытянутых руках, как Карлсона с поджатыми ногами, протащил через весь зал, и в мгновение ока выкинул из двери на мороз. Дверь захлопнул и, не обращая внимания на беснующегося за стеклом золотоносного хулигана, закрыл ее на защелку. Проходя мимо ошеломленного швейцара, велел ему выбросить на улицу пальто буяна, но обратно его не впускать. Все присутствующие удивленно взирали на администратора. Дело в том, что лысый, оказался самим Арсеном Тамазовичем, пришедший в свой ресторан отпраздновать День рождения.