Цвет ли­ца Ку­ой­ла на­по­ми­нал плохую жем­чу­жи­ну. Он вжи­мал­ся в свое си­де­нье на па­ро­ме, ко­то­рый на­прав­лял­ся к Нью­фа­унд­лен­ду. Вет­ров­ка бы­ла сло­же­на под его ще­кой, и ло­коть был мок­рым там, где он его за­лил слю­ной.
      До не­го до­но­сил­ся за­пах мор­ской во­ды, крас­ки и све­же­сва­рен­но­го ко­фе. Ко­гда бе­гут от злой судь­бы, то обыч­но это не со­про­во­ж­да­ет­ся пуб­лич­ны­ми вы­сту­п­ле­ния­ми ора­то­ров или ору­жей­ны­ми зал­па­ми в ки­но­те­ат­рах. Ни­кто не об­ра­щал на них вни­ма­ния. Пас­са­жи­ры пе­ли «Еще один дол­лар для ме­ня», рас­ка­чи­ва­ясь над сво­им вис­ки.
      Бан­ни и Сан­шайн стоя­ли на си­день­ях на­про­тив Ку­ой­ла и не от­ры­ва­ясь смот­ре­ли че­рез стек­лян­ное ок­но в ком­на­ту игр. Сте­ны, по­кры­тые ма­ли­но­вой плен­кой, по­то­лок, от­ра­жаю­щий го­ло­вы и пле­чи, как раз­роз­нен­ные час­ти те­ла, как ри­сун­ки на ста­рин­ных от­крыт­ках с по­здрав­ле­ния­ми с Днем свя­то­го Ва­лен­ти­на. Де­ти рва­лись к му­зы­ке воз­душ­ных пу­зы­рей.
      Ря­дом с Ку­ой­лом ле­жал ко­мок те­туш­ки­но­го вя­за­нья. Спи­цы ко­ло­ли его но­гу, но он не об­ра­щал на это вни­ма­ния. Его тош­ни­ло. Па­ром дви­гал­ся на­встре­чу Нью­фа­унд­лен­ду и его шан­сам на­чать но­вую жизнь.

***

      Те­туш­ка при­ве­ла вес­кие до­во­ды. Что его дер­жа­ло в Мо­кин­гбер­де? Без­ра­бот­ный, вдо­вец, ро­ди­те­ли умер­ли. К то­му же у не­го поя­ви­лись день­ги, вы­пла­чен­ные по стра­хов­ке за смерть Пе­тал — в ре­зуль­та­те не­сча­ст­но­го слу­чая, — по­влек­шую за со­бой изу­ро­до­ва­ние те­ла. Три­дцать ты­сяч суп­ру­гу и по де­сять ты­сяч на ка­ж­до­го ре­бен­ка, ро­ж­ден­но­го в бра­ке. Он не ду­мал о стра­хов­ке, но те­туш­ка сра­зу же о ней вспом­ни­ла. Де­ти спа­ли, Ку­ойл и те­туш­ка си­де­ли за ку­хон­ным сто­лом. На те­туш­ке бы­ло длин­ное фио­ле­то­вое пла­тье, а в ее чай бы­ла до­бав­ле­на ка­п­ля вис­ки. Пе­ред Ку­ой­лом стоя­ла чаш­ка с ован­ти­ном. Это по­мо­жет ему ус­нуть, так ска­за­ла те­туш­ка. Го­лу­бые таб­лет­ки сно­твор­но­го. Ему бы­ло стыд­но, но он их про­гло­тил. Ног­ти бы­ли об­ку­са­ны до ко­жи.
      — Бы­ло бы ра­зум­но, — ска­за­ла она, — на­чать но­вую жизнь на но­вом мес­те. Ра­ди де­тей, да и ра­ди те­бя са­мо­го. Это по­мо­жет те­бе пе­ре­жить то, что слу­чи­лось. Зна­ешь, для то­го что­бы пре­одо­леть боль от по­те­ри близ­ко­го че­ло­ве­ка, нуж­но пе­ре­вер­нуть все ли­ст­ки ка­лен­да­ря, про­жить це­лый год. Это дей­ст­ви­тель­но так. И ес­ли ты про­жи­вешь его в но­вом мес­те, те­бе бу­дет лег­че. А что мо­жет быть бо­лее под­хо­дя­щим, чем зем­ля, где ро­ди­лись твои пред­ки? Мо­жет быть, те­бе сто­ит по­спра­ши­вать об этом сво­их дру­зей из га­зе­ты, по­смот­реть спра­воч­ни­ки? Ты мо­жешь най­ти там ра­бо­ту. Для де­во­чек уже од­но пу­те­ше­ст­вие бу­дет при­клю­че­ни­ем. Они уви­дят дру­гую стра­ну, дру­гую часть ми­ра. И, ска­жу те­бе че­ст­но, — она по­тре­па­ла его по пле­чу сво­ей стар­че­ской ру­кой в вес­нуш­ках, — ты бы мне очень по­мог, ес­ли бы по­ехал со мной. Из нас по­лу­чит­ся хо­ро­шая ко­ман­да.
      Те­туш­ка опер­лась на ло­коть, опус­тив под­бо­ро­док на ру­ку.
      — Ко­гда че­ло­век ста­ре­ет, то чув­ст­ву­ет, что мес­та, где на­чи­на­лась его жизнь, тя­нут к се­бе все силь­нее и силь­нее. Ко­гда я бы­ла мо­ло­да, то счи­та­ла, что ни­ко­гда боль­ше не вер­нусь на Нью­фа­унд­ленд. Но по­след­ние не­сколь­ко лет же­ла­ние вер­нуть­ся ста­ло поч­ти бо­лез­нен­ным. Так что и я, оп­ре­де­лен­ным об­ра­зом, на­чи­наю все сна­ча­ла. Пе­ре­ве­зу ту­да свой ма­лень­кий биз­нес. И те­бе то­же бу­дет по­лез­но по­ис­кать ра­бо­ту.
      Он по­ду­мы­вал о том, что­бы по­зво­нить Парт­рид­жу и рас­ска­зать ему обо всем. По не­му сно­ва про­ка­ти­лась вол­на го­ря. Он не мог. Не сей­час.
      Он про­снул­ся в пол­ночь, вы­плыв из чер­но­го с бак­ла­жа­но­вым от­ли­вом кош­ма­ра. Пе­тал са­дит­ся в гру­зо­вик. Во­ди­тель был круп­ным, лы­сым, с те­ку­щим но­сом, с вы­ма­зан­ны­ми не­по­нят­но чем ру­ка­ми. Ку­ойл ви­дит обе сто­ро­ны гру­зо­ви­ка од­но­вре­мен­но. Ви­дит, как ру­ки за­би­ра­ют­ся под пла­тье Пе­тал, ли­цо опус­ка­ет­ся в ее во­ло­сы цве­та ду­бо­вой ко­ры и все это вре­мя гру­зо­вик, на­кре­нив­шись, дви­жет­ся по шос­се, све­ши­ва­ет­ся с мос­та, на ко­то­ром нет ог­ра­ды. Ку­ойл ле­тит ря­дом с ни­ми, дви­жи­мый бес­по­кой­ст­вом. Свет от фар ста­но­вит­ся все бли­же. Он тя­нет­ся к ру­ке Пе­тал, что­бы вы­та­щить ее из это­го гру­зо­ви­ка, зная о том, что долж­но слу­чить­ся даль­ше, и же­лая та­ко­го кон­ца во­ди­те­лю, ко­то­рый вдруг пре­вра­тил­ся в его от­ца. Но он не мо­жет до­тя­нуть­ся до нее, му­ча­ет­ся от аго­ни­зи­рую­щей бо­ли и все рав­но про­дол­жа­ет тя­нуть­ся. Свет фар ста­но­вит­ся еще бли­же. Он кри­чит, что­бы пре­ду­пре­дить ее о не­ми­нуе­мой смер­ти, но его го­лос без­зву­чен. Он про­снул­ся, вце­пив­шись в про­сты­ню.
      Весь ос­та­ток но­чи он про­си­дел в гос­ти­ной с кни­гой на ко­ле­нях. Его гла­за дви­га­лись вдоль стро­чек. Он чи­тал, но не по­ни­мал ни сло­ва. Те­туш­ка пра­ва. Он дол­жен уе­хать от­сю­да.

***

      Для то­го что­бы раз­до­быть но­мер те­ле­фо­на Парт­рид­жа, по­тре­бо­ва­лось пол­ча­са.
      — Черт возь­ми! Я вот толь­ко на днях ду­мал о те­бе, — го­лос Парт­рид­жа све­жо за­зву­чал в те­ле­фо­не. — Ду­мал, что там про­ис­хо­дит со ста­рым Ку­ой­лом? Ты ко­гда со­би­ра­ешь­ся прие­хать? Ты зна­ешь, что я бро­сил ра­бо­ту в га­зе­те, да? Все, я с этим за­вя­зал.
      Он ска­зал, что мысль о том, что Мер­ка­лия где-то од­на едет по до­ро­ге, за­ста­ви­ла его са­мо­го пой­ти в шко­лу во­ди­те­лей-даль­но­бой­щи­ков.
      — Те­перь мы — во­ди­тель­ская ко­ман­да. Два го­да на­зад ку­пи­ли дом. Пла­ни­ру­ем в ско­ром вре­ме­ни ку­пить соб­ст­вен­ный гру­зо­вик. Бу­дем ра­бо­тать не­за­ви­си­мо, по кон­трак­там. Эти гру­зо­ви­ки пре­лесть что та­кое: дву­спаль­ная кро­вать, ма­лень­кая ку­хонь­ка, кон­ди­цио­нер. Мы там си­дим, над всем дви­же­ни­ем, и смот­рим вниз на ма­ши­ны. За­ра­ба­ты­ва­ем в три раза боль­ше, чем я за­ра­ба­ты­вал рань­ше. По га­зе­те не ску­чаю со­всем. А у те­бя что но­во­го? Все еще ра­бо­та­ешь у Пан­ча?
      На то, что­бы рас­ска­зать Парт­рид­жу все, от не­раз­де­лен­ной люб­ви до ноч­ных кош­ма­ров, и о со­вме­ст­ном с те­туш­кой изу­че­нии карт на ку­хон­ном сто­ле, уш­ло все­го де­сять ми­нут.
      — Черт возь­ми, Ку­ойл. Да, те­бя жизнь хо­ро­шо по­тре­па­ла. Хлеб­нул ты ли­ха. Хо­ро­шо, что у те­бя хо­тя бы ос­та­лись де­ти. Да, вот что я те­бе ска­жу. Я ушел из га­зе­ты, но у ме­ня по-преж­не­му ос­та­лись кое-ка­кие свя­зи. По­смот­рим, чем я смо­гу те­бе по­мочь. Ну-ка, как ты ска­зал, на­зы­ва­ют­ся бли­жай­шие к то­му мес­ту го­ро­да?
      Там был толь­ко один го­род, с лю­бо­пыт­ным на­зва­ни­ем «Якор­ная Ла­па».

***

      Парт­ридж пе­ре­зво­нил спус­тя два дня. Ему бы­ло при­ят­но сно­ва по­уча­ст­во­вать в уст­рой­ст­ве жиз­ни дру­га. Ку­ойл на­по­ми­нал ему ог­ром­ную ка­туш­ку с бу­ма­гой для га­зет, при­ве­зен­ную с цел­лю­лоз­но­го за­во­да. Без­ли­кую и ис­пещ­рен­ную со­рин­ка­ми. Но за этой раз­мы­то­стью он ви­дел что-то, от­да­лен­но на­по­ми­наю­щее от­блеск све­та, мер­ца­ние, ука­зы­ваю­щее на то, что в жиз­ни Ку­ой­ла бы­ло ме­сто для та­лан­та. Или, мо­жет, для сча­стья? Удач­ли­во­сти? Из­вест­нос­ти и ус­пе­ха? «Кто зна­ет?» — по­ду­мал Парт­ридж. Он так лю­бил яр­кий, терп­кий вкус жиз­ни, что же­лал Ку­ой­лу ис­пы­тать его хо­тя бы раз. Или два.
      — Уди­ви­тель­но, как креп­ки ста­рые свя­зи. Да, там то­же есть га­зе­та. Вы­хо­дит раз в не­де­лю. Им нуж­ны ра­бот­ни­ки. Ес­ли те­бе это ин­те­рес­но, мо­гу про­дик­то­вать имя че­ло­ве­ка, ко­то­ро­го я на­шел. Им ну­жен ре­пор­тер для ко­ра­бель­ных ис­то­рий. На­вер­ное, го­род сто­ит пря­мо на по­бе­ре­жье. Ку­ойл, ты зна­ком с мо­ре­ход­ст­вом?
      — Мой дед был охот­ни­ком на тю­ле­ней.
      — Бо­же. Ты не пе­ре­ста­ешь ме­ня удив­лять. В об­щем, все долж­но по­лу­чить­ся, те­бе вы­да­дут раз­ре­ше­ние на ра­бо­ту, до­ку­мен­ты об им­ми­гра­ции и все та­кое. По­ра­бо­тай с эти­ми ре­бя­та­ми. Имя глав­но­го ре­дак­то­ра Тер­ти­ус Кард. Есть чем за­пи­сать? Дик­тую но­мер.
      Ку­ойл за­пи­сал.
      — Ну что ж, же­лаю уда­чи. Рас­ска­жешь по­том, как все уст­ро­ит­ся. И, слу­шай, ес­ли ты за­хо­чешь прие­хать сю­да и по­жить со мной и Мер­ка­ли­ей, при­ез­жай в лю­бое вре­мя. Здесь очень хо­ро­шо за­ра­ба­ты­вать день­ги.
      Но им уже за­вла­де­ла мысль о се­ве­ре. Ему нуж­на бы­ла точ­ка опо­ры.
      Че­рез ме­сяц по­сле это­го раз­го­во­ра они уе­ха­ли в его «уни­вер­са­ле». Он бро­сил про­щаль­ный взгляд в зер­ка­ло на дом, ко­то­рый он сни­мал, уви­дел пус­тое крыль­цо, раз­рос­шие­ся кус­ты и ров­но ко­лы­шу­щие­ся яр­кие по­бе­ги со­сед­ско­го са­да.

***

      Итак, Ку­ойл и те­туш­ка си­де­ли на пе­ред­них мес­тах, де­ти — на зад­них, а ста­руш­ка Уор­рен ино­гда юти­лась с че­мо­да­на­ми в ба­гаж­ном от­де­ле­нии, а ино­гда не­ук­лю­же пе­ре­ле­за­ла впе­ред, что­бы усе­сть­ся ме­ж­ду Бан­ни и Сан­шайн. Они де­ла­ли ей шап­ки из бу­маж­ных сал­фе­ток, за­вя­зы­ва­ли те­туш­кин шарф во­круг ее мох­на­той шеи и кор­ми­ли кар­то­фе­лем фри, ко­гда те­туш­ка от­во­ра­чи­ва­лась в дру­гую сто­ро­ну.
      Они про­еха­ли две с по­ло­ви­ной ты­ся­чи ки­ло­мет­ров по шта­там Нью-Йорк и Вер­монт, сде­лав по­во­рот в ле­сах Мэ­на, изу­ве­чен­ных вы­руб­кой. Ко­гда они ми­но­ва­ли Нью-Брун­су­ик и Но­ва Ско­тию, на трех­ряд­ном шос­се у них в цен­траль­ном ря­ду слу­чи­лась по­лом­ка, за­ста­вив­шая те­туш­ку сжать ку­ла­ки. В Се­вер­ном Сид­нее на ужин они ели жир­ную ры­бу, ко­то­рая ни­ко­му не по­нра­ви­лась, а сы­рым про­мозг­лым ут­ром се­ли на па­ром, иду­щий в Порт-О-Баск. На­ко­нец-то.

***

      Ку­ойл стра­дал в трю­ме, те­туш­ка ме­ри­ла ша­га­ми па­лу­бу, вре­мя от вре­ме­ни ос­та­нав­ли­ва­ясь, что­бы об­ло­ко­тить­ся на пе­ри­ла над бу­шую­щей во­дой. Или стоя­ла, ши­ро­ко рас­ста­вив но­ги, сце­пив ру­ки за спи­ной и под­став­ляя ли­цо вет­ру. Ее во­ло­сы бы­ли стя­ну­ты ко­сын­кой, а ли­цо ка­за­лось бы ка­мен­ным, ес­ли бы не ма­лень­кие ум­ные гла­за.
      Она раз­го­ва­ри­ва­ла о по­го­де с муж­чи­ной в шап­ке ка­ра­уль­но­го. Они не­мно­го по­го­во­ри­ли. Кто-то еще вы­шел на па­лу­бу не­ров­ны­ми ша­га­ми и ска­зал: «Хо­лод­но­ва­то се­го­дня, да?» Те­туш­ка бес­по­кои­лась об Уор­рен, ко­то­рая не мог­ла уст­ро­ить­ся и все во­зи­лась в ма­ши­не. Со­ба­ка не по­ни­ма­ла, что с ней про­ис­хо­дит, по­то­му что ни­ко­гда рань­ше не бы­ва­ла на мо­ре. На­вер­ное, ду­ма­ла, что на­стал ко­нец све­та, а она си­дит од­на в стран­ной ма­ши­не. Че­ло­век в шап­ке ка­ра­уль­но­го ска­зал: «Не вол­нуй­тесь, со­ба­ка про­спит всю до­ро­гу. Они все­гда так де­ла­ют».
      Те­туш­ка ос­мот­ре­лась, уви­де­ла впе­ре­ди го­лу­бо­ва­тую зем­лю. Пер­вый взгляд на ост­ро­ва за по­след­ние пять­де­сят лет. Не смог­ла сдер­жать сле­зы.
      — Воз­вра­ще­ние до­мой, да? — спро­сил че­ло­век в шап­ке ка­ра­уль­но­го. — Да, это все­гда так бы­ва­ет.
      «Вот это ме­сто, — ду­ма­ла она. — Этот ка­мень, в де­вя­ти с по­ло­ви­ной ки­ло­мет­рах, уку­тан­ный вет­ром в ту­ман. Мор­щин­ки на по­верх­но­сти во­ды, лод­ки, ед­ва не ка­саю­щие­ся по­кры­тых льдом скал. Тун­д­ра и бес­плод­ные рав­ни­ны, низ­ко­рос­лые ели, ко­то­рые лю­ди сре­за­ют и уво­зят с со­бой».
      Сколь­ко их бы­ло тут, об­ло­ко­тив­ших­ся о по­руч­ни, как стоя­ла сей­час она? Всмат­ри­вав­ших­ся в ска­лу по­сре­ди мо­ря. Ви­кин­гов, бас­ков, фран­цу­зов, анг­ли­чан, ис­пан­цев, пор­ту­галь­цев. Их при­вле­ка­ла сю­да трес­ка, в те дни, ко­гда ог­ром­ные ко­ся­ки рыб за­мед­ля­ли про­дви­же­ние ко­раб­лей к Ост­ро­вам Пря­но­стей, в по­ис­ках го­ро­дов из чис­то­го зо­ло­та. Смот­ря­щие меч­та­ли о жа­ре­ной пти­це или слад­ких яго­дах в кор­зин­ках из ли­ст­вы, но ви­де­ли толь­ко бу­шую­щие вол­ны и чуть те­п­ля­щие­ся огонь­ки на мач­тах. Им по­па­да­лись толь­ко об­ле­де­нев­шие го­ро­да, айс­бер­ги с бе­рил­ло­вой серд­це­ви­ной, го­лу­бой са­мо­цвет внут­ри бе­ло­го са­мо­цве­та, и не­ко­то­рые из них, по по­верь­ям, пах­ли мин­да­лем. Она с дет­ст­ва пом­ни­ла этот горь­кий аро­мат.
      Вы­са­жен­ные на бе­рег лю­ди воз­вра­ща­лись на ко­рабль по­кры­тые кро­ва­вой кор­кой от уку­сов на­се­ко­мых. «Все сы­ро и мок­ро, — го­во­ри­ли они, — на ост­ро­ве сплош­ные бо­ло­та и тря­си­ны, ре­ки и це­поч­ки пру­дов, на­се­лен­ные пти­ца­ми с же­лез­ны­ми глот­ка­ми». И ко­рабль с тру­дом оги­бал мыс, а его пас­са­жи­ры ви­де­ли, как те­ни ка­ри­бу рас­тво­ря­лись в ту­ма­не.
      Поз­же это ме­сто ста­ло поль­зо­вать­ся дур­ной сла­вой. Ве­сен­ний го­лод об­на­жал кос­ти­стые го­ло­вы, круп­ные сус­та­вы под пло­тью. Как бы­ло тя­же­ло вы­жи­вать, це­п­ля­ясь за жизнь зу­ба­ми и ког­тя­ми! Мо­ре-ал­хи­мик пре­вра­ща­ло ры­ба­ков в сы­рые кос­ти, от­прав­ля­ло лод­ки дрей­фо­вать вслед за трес­кой и вы­бра­сы­ва­ло их с при­бо­ем. Те­туш­ка пом­ни­ла ис­то­рии, рас­ска­зан­ные ста­ри­ка­ми: об от­це, за­стре­лив­шем стар­ших де­тей и се­бя, что­бы ос­таль­ная се­мья по­лу­чи­ла шанс вы­жить на ос­тат­ках за­па­сов му­ки; об охот­ни­ках на тю­ле­ней — они стоя­ли на льди­нах, ко­то­рые под их ве­сом ста­но­ви­лись в уро­вень с во­дой, до тех пор, по­ка пер­вый из них не вы­дер­жи­вал и не бро­сал­ся в во­ду; о по­езд­ках за ле­кар­ст­вом во вре­мя штор­ма. Они все­гда за­кан­чи­ва­лись тем, что ли­бо не­сча­ст­но­му боль­но­му при­но­си­ли не то ле­кар­ст­во, ли­бо по­мощь при­хо­ди­ла слиш­ком позд­но.
      Она не бы­ла здесь с ран­не­го дет­ст­ва, но это чув­ст­во не за­бы­лось. Оно вер­ну­лось: гип­но­ти­че­ское воз­дей­ст­вие мо­ря, за­пах кро­ви, вет­ра и со­ли, рыбь­их го­лов, ело­во­го ды­ма и по­та, стук об­ка­тан­ных мо­рем кам­ней и ши­пе­ние волн, вкус лом­ти­ков хле­ба, смо­чен­ных в буль­о­не, спаль­ня под на­ве­сом.
      Те­перь, го­во­рят, с тя­го­та­ми жиз­ни по­кон­че­но. Злые си­лы судь­бы от­сту­пи­ли пе­ред стра­хов­кой по без­ра­бо­ти­це и твер­дой на­де­ж­дой на день­ги от неф­тя­но­го ме­сто­ро­ж­де­ния, на­хо­дя­ще­го­ся в от­кры­том мо­ре. Вез­де бы­ли про­гресс и ча­ст­ная соб­ст­вен­ность, ра­бо­тал прин­цип ост­ро­го лок­тя. Так го­во­ри­ли.
      Ей бы­ло пят­на­дцать, ко­гда они уе­ха­ли с мы­са Ку­ой­лов, и сем­на­дцать, ко­гда се­мья пе­ре­бра­лась в Шта­ты, став еще од­ной ка­п­лей в при­лив­ных вол­нах бе­жен­цев с Нью­фа­унд­лен­да, по­ки­нув­ших род­ные пор­ты, ост­ро­ва и тай­ные бух­точ­ки. Они ис­те­ка­ли, как во­ды, прочь от при­выч­ной уе­ди­нен­но­сти, не­гра­мот­но­сти, шта­нов, сши­тых из оби­воч­но­го ма­те­риа­ла, вы­пав­ших зу­бов, прочь от из­вра­щен­ных мыс­лей и гру­бых рук, от от­чая­ния.
      А ее отец, Га­рольд Хамм, по­гиб за ме­сяц до их отъ­ез­да, ко­гда ос­лаб узел, фик­си­ро­вав­ший ме­тал­ли­че­ский кон­тей­нер, в ко­то­ром хра­ни­лись де­сят­ки ки­ло­грам­мов гвоз­дей. Та­ке­лаж­ная цепь ос­лаб­ла, и ящик упал. Оби­тый же­ле­зом угол уго­дил от­цу в за­ты­лок и раз­моз­жил по­зво­ноч­ник. Он упал на при­чал, па­ра­ли­зо­ван­ный, без соз­на­ния. Кто зна­ет, ка­кие мыс­ли на­пол­ня­ли его уга­саю­щий рас­су­док, ко­гда де­ти и же­на на­кло­ни­лись над ним, умо­ляя его ото­звать­ся: «Отец! Отец!» Ни­кто не на­зы­вал его по име­ни, зву­ча­ло толь­ко это сло­во: отец. Буд­то от­цов­ст­во бы­ло са­мым важ­ным де­лом его жиз­ни. Все пла­ка­ли. Да­же Гай, ко­то­рый все­гда ду­мал толь­ко о се­бе.
      «Как стран­но, — по­ду­ма­ла она, — воз­вра­щать­ся с по­те­ряв­шим на­де­ж­ду пле­мян­ни­ком и пра­хом Гая». Она за­бра­ла ур­ну у всхли­пы­ваю­ще­го Ку­ой­ла и от­не­сла ее в ком­на­ту для гос­тей. Ле­жа­ла но­чью без сна и ду­ма­ла, не сто­ит ли вы­сы­пать его прах в ма­га­зин­ный по­ли­эти­ле­но­вый па­кет, за­вя­зать руч­ки и вы­бро­сить в му­сор­ный бак.
      Это бы­ла про­сто мысль.
      Она раз­мыш­ля­ла, что из­ме­ни­лось силь­нее: это ме­сто или она са­ма? Это ме­сто бы­ло на­де­ле­но си­лой. Она со­дрог­ну­лась. Сей­час все бу­дет ина­че. Луч­ше. Она об­ло­ко­ти­лась о по­руч­ни и ста­ла смот­реть в тем­ные во­ды Ат­лан­ти­ки, взды­хав­шие о про­шлом.

      На по­лу за си­день­я­ми за­ску­ли­ла Уор­рен. Ку­ойл вел ма­ши­ну по за­пад­но­му по­бе­ре­жью Боль­шо­го Се­вер­но­го по­лу­ост­ро­ва, вдоль шос­се, из­ре­зан­но­го ко­ле­са­ми гру­зо­вых ав­то­мо­би­лей. До­ро­га про­ле­га­ла ме­ж­ду зы­бью про­ли­ва Бель Айл и го­ра­ми, по­хо­жи­ми на го­лу­бые ды­ни. На­про­тив про­ли­ва на­хо­дил­ся мрач­ный по­лу­ост­ров Лаб­ра­дор. Гру­зо­ви­ки об­ра­зо­вы­ва­ли ка­ра­ва­ны, дви­жу­щие­ся на вос­ток, по­бле­ски­вая сквозь ту­ман сталь­ны­ми ка­би­на­ми. Ку­ойл поч­ти уз­нал это хму­рое не­бо, буд­то он ко­гда-то ви­дел его во сне, но ус­пел за­быть.
      Ма­ши­на ка­ти­лась по рас­трес­кав­шей­ся зем­ле. Ше­ро­хо­ва­тые уте­сы в вул­ка­ни­че­ском глян­це. На ри­фе, воз­вы­шаю­щем­ся над мо­рем, мор­ская пти­ца от­ло­жи­ла един­ст­вен­ное яй­цо. Га­ва­ни бы­ли все еще за­тя­ну­ты льдом. До­ма, по­хо­жие на скле­пы, вы­рос­шие из гра­нит­ных глыб; чер­ное по­бе­ре­жье по­бле­ски­ва­ло, как ко­мья се­реб­ря­ной ру­ды.
      Их дом, как ска­за­ла те­туш­ка, скре­стив паль­цы, на­хо­дил­ся на мы­се Ку­ой­лов. Во вся­ком слу­чае, мыс еще был обо­зна­чен на кар­те. Дом пус­то­вал уже со­рок че­ты­ре го­да. Она смея­лась, го­во­ри­ла, что от не­го, на­вер­ное, ни­че­го не ос­та­лось, но в глу­би­не ду­ши ве­ри­ла, что дом сто­ит и вре­мя не мог­ло так жес­то­ко об­ма­нуть ее на­де­ж­ды на воз­вра­ще­ние. У нее был хри­п­лый го­лос. Ку­ойл слу­шал ее и вел ма­ши­ну с от­кры­тым ртом, буд­то про­буя на вкус по­ляр­ный воз­дух.
      Айс­бер­ги, мая­чив­шие на го­ри­зон­те, бы­ли по­хо­жи на бе­лые тюрь­мы. Не­объ­ят­ная си­няя ткань мо­ря про­ми­на­лась и мор­щи­лась.
      — Смот­ри, — ска­за­ла те­туш­ка. — Ры­бац­кие яли­ки. — Из­да­ле­ка они ка­за­лись кро­хот­ны­ми. Вол­ны раз­би­ва­лись о мыс. Во­да бур­ли­ла.
      — Я пом­ню че­ло­ве­ка, ко­то­рый жил в лод­ке, вы­бро­шен­ной на бе­рег, — ска­за­ла те­туш­ка. — Ста­рик Дэн­ни, как там бы­ла его фа­ми­лия? Ее вы­не­сло дос­та­точ­но да­ле­ко на су­шу, и вол­ны до нее не до­хо­ди­ли. Он ее при­под­нял, по­чи­нил. Вста­вил ма­лень­кую тру­бу, про­ло­жил тро­пин­ку с ка­мен­ным бор­дю­ром. Он жил там мно­го лет, по­ка од­на­ж­ды, ко­гда он си­дел пе­ред лод­кой и што­пал сеть, на не­го не упал про­гнив­ший ос­тов и не за­да­вил на­смерть.
      Шос­се, иду­щее на вос­ток, су­зи­лось до двух ря­дов. Оно ухо­ди­ло под кру­ты­ми скло­на­ми, ми­мо хвой­но­го ле­са, вдоль ко­то­ро­го стоя­ли зна­ки: «Вы­руб­ка за­пре­ще­на!» Ку­ойл оце­ни­ваю­ще ог­ля­ды­вал ред­кие мо­те­ли, ко­то­рые они про­ез­жа­ли. Он смот­рел на них как че­ло­век, ко­то­рый на­ме­ре­вал­ся в них ос­та­но­вить­ся.

***

      Те­туш­ка об­ве­ла мыс Ку­ой­лов на кар­те. С за­пад­ной сто­ро­ны за­ли­ва Бак­ла­нов мыс вон­зал­ся в оке­ан как вы­гну­тый боль­шой па­лец. Дом, воз­мож­но об­ва­лив­ший­ся, раз­ру­шен­ный ван­да­ла­ми, со­жжен­ный, ра­зо­бран­ный по кус­кам, был там. Ко­гда-то он там был.
      За­лив на кар­те бы по­хож на блед­но-го­лу­бую хи­ми­че­скую кол­бу, в ко­то­рую вли­вал­ся оке­ан. На вос­точ­ном по­бе­ре­жье на­хо­ди­лось по­се­ле­ние, на­зван­ное од­ним име­нем с бух­той Муч­но­го Меш­ка, а в пя­ти ки­ло­мет­рах к се­ве­ру — го­ро­док Якор­ная Ла­па. Ни­же бы­ли бес­чис­лен­ные бух­ты и пе­ще­ры. Те­туш­ка ко­па­лась в сво­ей чер­ной су­моч­ке, по­хо­жей на пуд­ре­ни­цу, в по­ис­ках бро­шю­ры. По­том она чи­та­ла вслух о кра­со­тах Кил­лик-Кло: о ра­бо­те го­су­дар­ст­вен­ной при­ста­ни, за­во­да по пе­ре­ра­бот­ке ры­бы, то­вар­ной уз­ло­вой стан­ции и рес­то­ра­нов. Две ты­ся­чи на­се­ле­ния. Не­ог­ра­ни­чен­ный по­тен­ци­ал.
      — Те­бе пред­ла­га­ют ра­бо­ту в Муч­ном Меш­ке, так? Это пря­мо на­про­тив мы­са Ку­ой­лов. По во­де где-то ки­ло­мет­ра три. А по су­ше — дол­гая до­ро­га. Рань­ше от бух­ты Оп­ро­ки­ну­той до Якор­ной Ла­пы ка­ж­дый день хо­дил па­ром, ут­ром и ве­че­ром. Но сей­час, на­вер­ное, все уже за­кры­то. Ес­ли бы у те­бя бы­ла лод­ка и мо­тор, ты мог бы пе­ре­прав­лять­ся сам.
      — Как нам до­б­рать­ся до мы­са Ку­ой­лов? — спро­сил он.
      Те­туш­ка объ­яс­ни­ла, что с ос­нов­но­го шос­се сво­ра­чи­ва­ет до­ро­га, ко­то­рая на кар­тах обо­зна­ча­лась то­нень­кой пунк­тир­ной ли­ни­ей. Ку­ой­лу не нра­вил­ся вид та­ких же «пунк­тир­ных» до­рог, ко­то­рые про­но­си­лись ми­мо. Галь­ка, грязь и рыт­ви­ны, ве­ду­щие в ни­ку­да.
      Они про­пус­ти­ли съезд с глав­ной до­ро­ги и еха­ли впе­ред до тех пор, по­ка не уви­де­ли то­п­лив­ные на­со­сы и вы­вес­ку «Ма­га­зин Ай-Джи-Эс». Ма­га­зин рас­по­ла­гал­ся в до­ме. Тем­ная ком­нат­ка. За при­лав­ка­ми вид­не­лась кух­ня и плюю­щий­ся чай­ник на пли­те. Бан­ни ус­лы­ша­ла смех, до­но­сив­ший­ся из те­ле­ви­зо­ра.
      Ожи­дая, по­ка кто-ни­будь к ним вый­дет, Ку­ойл за­ин­те­ре­со­вал­ся по­хо­жи­ми на мед­ве­жьи ла­пы зим­ни­ми са­по­га­ми. Он хо­дил по ком­на­те, рас­смат­ри­вая са­мо­дель­ные пол­ки, от­кры­тые ящи­ки с раз­де­лоч­ны­ми но­жа­ми, иг­лы для по­чин­ки се­тей, мот­ки шну­ров и ве­ре­вок, ре­зи­но­вые пер­чат­ки, бан­ки с ту­шен­кой и стоп­ки кас­сет с при­клю­чен­че­ски­ми ви­део­филь­ма­ми. Бан­ни че­рез двер­цу мо­ро­зиль­ни­ка раз­гля­ды­ва­ла по­крыв­шие­ся бу­гор­ча­тым ине­ем рож­ки с мо­ро­же­ным.
      Из кух­ни, жуя что-то хру­стя­щее, вы­шел муж­чи­на с во­ло­са­ми цве­та осо­ки, тор­ча­щи­ми из-под кеп­ки с эмб­ле­мой фран­цуз­ской ве­ло­си­пед­ной фир­мы. Уг­рю­мый вид, ши­ро­кие шта­ны из шер­сти. Те­туш­ка за­го­во­ри­ла. Ку­ойл на­дел шап­ку из шку­ры тю­ле­ня, что­бы раз­влечь де­тей, по­мог им вы­брать ку­кол, сде­лан­ных из при­ще­пок. На­ри­со­ван­ные чер­ни­ла­ми ли­ца улы­ба­лись с ку­коль­ных го­ло­вок.
      — Вы не под­ска­же­те, где до­ро­га на бух­ту Оп­ро­ки­ну­тую?
      Ни те­ни улыб­ки. Про­гло­тил пе­ред тем, как от­ве­тить.
      — Про­еха­ли, как обыч­но. Она сво­ра­чи­ва­ет с глав­ной до­ро­ги. По­еде­те об­рат­но, бу­дет спра­ва. Сей­час тут ма­ло ин­те­рес­но­го. — Он от­вер­нул­ся. Его ада­мо­во яб­ло­ко, воз­вы­ше­ние на во­ло­са­той шее, на­по­ми­на­ло стран­ный по­ло­вой ор­ган.
      На вит­ри­не с ко­мик­са­ми Ку­ойл на­шел изо­бра­же­ние ган­г­сте­ра, стре­ляю­ще­го в вы­тя­нув­шую­ся жен­щи­ну. Ган­г­сте­ры все­гда но­си­ли зе­ле­ные кос­тю­мы. Он за­пла­тил за кук­лы. Хо­лод­ные мо­не­ты в де­сять цен­тов вы­па­ли из паль­цев муж­чи­ны.

***

      Они три­ж­ды про­ез­жа­ли по это­му от­рез­ку шос­се, по­ка не за­ме­ти­ли чуть вид­ную до­рож­ку, ухо­дя­щую с трас­сы и на­прав­ляю­щую­ся пря­мо в не­бо.
      — Те­туш­ка, по-мо­ему, я здесь не про­еду. Не по­хо­же, что­бы эта до­ро­га ку­да-ни­будь ве­ла.
      — На ней есть сле­ды от ко­лес, — от­ве­ти­ла она и ука­за­ла на сла­бые от­ме­ти­ны.
      Ку­ойл свер­нул на гряз­ную до­ро­гу. Ко­ле­са тут же взби­ли сы­рое ме­си­во. Сле­ды ис­чез­ли. Ку­ойл ре­шил, что все те ма­ши­ны съез­жа­ли на до­ро­гу, что­бы раз­вер­нуть­ся. Ему очень хо­те­лось сде­лать то же са­мое и зав­тра сно­ва по­пы­тать сча­стья на этой до­ро­ге. Или они все про­ва­ли­лись в без­дон­ную яму?
      — Ко­гда мы прие­дем? — спро­си­ла Бан­ни, от­ки­ды­ва­ясь на спин­ку си­де­нья. — Я ус­та­ла ехать. Я хо­чу уже прие­хать. Я хо­чу на­деть ку­паль­ник и по­иг­рать на пля­же.
      — Я то­же! — Они обе ста­ли рит­мич­но бить­ся спи­на­ми о си­де­нье.
      — Сей­час слиш­ком хо­лод­но. Толь­ко по­ляр­ные мед­ве­ди пла­ва­ют в та­кую по­го­ду. Но ты мо­жешь по­бро­сать кам­ни в во­ду. Те­туш­ка, сколь­ко нам еще ехать, ес­ли смот­реть по кар­те? — У не­го бо­ле­ли ру­ки от­то­го, что он це­лый день про­вел за ру­лем.
      Она ка­кое-то вре­мя мол­ча ды­ша­ла над кар­той.
      — От ос­нов­ной до­ро­ги до бух­ты Оп­ро­ки­ну­той два­дцать семь ки­ло­мет­ров.
      — Два­дцать семь ки­ло­мет­ров вот это­го?
      — По­том, — го­во­ри­ла она, буд­то бы он не про­ро­нил ни сло­ва, — еще сем­на­дцать с по­ло­ви­ной до мы­са Ку­ой­лов. До до­ма. Вер­нее, до то­го, что от не­го ос­та­лось. Тут на кар­те по­ка­за­на до­ро­га, но в ста­рые вре­ме­на ее не бы­ло. Это бы­ла про­сто тро­пин­ка. По­ни­ма­ешь, то­гда лю­ди не ез­ди­ли на ма­ши­нах, по­то­му что ни у ко­го не бы­ло ма­шин. Всю­ду до­би­ра­лись на лод­ках. Ни у ко­го не бы­ло ни ма­ши­ны, ни гру­зо­ви­ка. Это вы­мо­щен­ное шос­се, по ко­то­ро­му мы прие­ха­ли, то­же здесь не­дав­но. — Но тя­же­лая ка­мен­ная рос­пись на го­ри­зон­те го­во­ри­ла о дру­гом: все здесь ос­та­лось не­из­мен­ным и не­из­ме­няе­мым.
      — На­де­юсь, ко­гда мы дое­дем до бух­ты Оп­ро­ки­ну­той, нам не при­дет­ся ид­ти сем­на­дцать с по­ло­ви­ной ки­ло­мет­ров пеш­ком. — Ней­ло­но­вый ру­кав скрип­нул о руль.
      — Это мо­жет быть. То­гда мы про­сто по­вер­нем об­рат­но. — У нее бы­ло от­ре­шен­ное ли­цо. Ка­за­лось, за­лив ро­ж­дал­ся в ее го­ло­ве и про­яв­лял­ся в ре­аль­но­сти го­лу­бой гал­лю­ци­на­ци­ей.
      Ку­ойл бо­рол­ся с до­ро­гой. «Ав­то­мо­биль раз­ва­ли­ва­ет­ся на час­ти на глу­хой зве­ри­ной тро­пе». По воз­ду­ху рас­те­ка­лись су­мер­ки. Ма­ши­на с тру­дом взби­ра­лась в го­ру. Они бы­ли на краю уте­са. Под ни­ми бы­ла бух­та Оп­ро­ки­ну­тая и кри­вые бро­шен­ные до­ма. Мерк­ну­щий свет. Да­ле­ко впе­ре­ди про­па­да­ла из ви­ду до­ро­га.
      Ку­ойл съе­хал на обо­чи­ну и за­ду­мал­ся о том, сры­вал­ся ли кто-ни­будь с уте­са, раз­би­вая ме­талл о кам­ни. От­ветв­ле­ние до­ро­ги кру­то ухо­ди­ло вниз, по об­ва­лив­ше­му­ся гор­но­му про­хо­ду, усы­пан­но­му го­лы­ша­ми. Это боль­ше по­хо­ди­ло на вы­мои­ну, чем на до­ро­гу.
      — Ну что ж, ка­жет­ся, се­го­дня мы до мы­са не дое­дем, — ска­зал он. — По-мо­ему, даль­ше нам не сто­ит ехать до тех нор, по­ка мы не смо­жем ос­мот­реть до­ро­гу при днев­ном све­те.
      — Уж не хо­чешь ли ты вер­нуть­ся на ос­нов­ное шос­се? — вски­ну­лась те­туш­ка. Они бы­ли так близ­ки к на­ча­лу все­го.
      — Да, — ска­за­ла Бан­ки. — Я хо­чу в мо­тель с те­ле­ви­зо­ром и гам­бур­ге­ра­ми и чип­са­ми, ко­то­рые мож­но есть в кро­ва­ти. И свет там вы­клю­ча­ет­ся не сра­зу, а по­нем­нож­ку, ко­гда кру­тишь руч­ку. И те­ле­ви­зор там мож­но вклю­чать и вы­клю­чать, не вы­ле­зая из кро­ва­ти.
      — А я хо­чу жа­ре­ную ку­ри­цу в кро­вать! — ска­за­ла Сан­шайн.
      — Нет, — ска­зал Ку­ойл. — Мы пе­ре­но­чу­ем пря­мо здесь. У нас в ба­гаж­ни­ке есть па­лат­ка. Я ее по­став­лю и бу­ду в ней спать. Та­ков наш план. — Он по­смот­рел на те­туш­ку. Это бы­ла ее идея. Но она скло­ни­лась над су­моч­кой, сно­ва что-то ра­зы­ски­вая. Ее се­дые во­ло­сы смя­лись и рас­тре­па­лись.
      — У нас есть на­дув­ные мат­ра­сы и спаль­ные меш­ки. Мы их на­ду­ем, раз­ло­жим зад­нее си­де­нье и по­ло­жим на не­го мат­ра­сы. По­том по­ло­жим спаль­ные меш­ки, и у нас по­лу­чат­ся две удоб­ные кро­ва­ти! На од­ной бу­дет спать те­туш­ка, а вы, де­воч­ки, вдво­ем по­мес­ти­тесь на вто­рой. А мне воз­душ­ные мат­ра­сы не нуж­ны. Я по­ло­жу свой спаль­ный ме­шок пря­мо на пол па­лат­ки. — Ка­за­лось, он не объ­яс­нял, а за­да­вал во­про­сы.