Че­рез год этой жиз­ни не­ожи­дан­но при­шел ко­нец. Го­ло­са по те­ле­фо­ну, гро­хот сми­наю­щей­ся ста­ли, огонь.
      Все на­ча­лось с его ро­ди­те­лей. Сна­ча­ла его от­цу был по­став­лен ди­аг­ноз: рак пе­че­ни, в ко­то­рой рез­ко ста­ли рас­про­стра­нять­ся смер­то­нос­ные клет­ки. Спус­тя ме­сяц в моз­гу ма­те­ри об­ра­зо­ва­лась опу­холь, со­гнав все ее мыс­ли на од­но по­лу­ша­рие. Отец ви­нил во всем гид­ро­элек­тро­стан­цию. В двух­стах мет­рах от их до­ма, спус­ка­ясь с се­вер­ных вы­шек, гу­де­ли про­во­да, тол­стые, как ут­ри.
      Ро­ди­те­ли вы­пра­ши­ва­ли у под­ми­ги­ваю­щих док­то­ров ре­цеп­ты на бар­би­ту­ра­ты и де­ла­ли из них за­па­сы. Ко­гда ле­карств на­ко­пи­лось дос­та­точ­ное ко­ли­че­ст­во, отец про­дик­то­вал, а мать на­пе­ча­та­ла про­щаль­ное пись­мо, со­об­щав­шее об их лич­ном вы­бо­ре и же­ла­нии ос­во­бо­дить се­бя от даль­ней­ших му­че­ний. Фра­зы бы­ли по­за­им­ст­во­ва­ны из ин­фор­ма­ци­он­ных бюл­ле­те­ней Об­ще­ст­ва Дос­той­но­го Ухо­да. Они объ­я­ви­ли, что хо­тят, что­бы их кре­ми­ро­ва­ли, а прах раз­вея­ли по вет­ру.
      На­сту­пи­ла вес­на. Влаж­ная поч­ва, за­пах зем­ли. Ве­тер ка­чал вет­ви, вы­тря­хи­вая из них и раз­но­ся по ок­ру­ге за­пах бу­ду­щей зе­ле­ни. Мать-и-ма­че­ха в ка­на­вах, не­ис­то­вое по­лы­ха­ние тюль­па­нов в са­дах. Ко­сой дождь. Стрел­ки ча­сов то­ро­пят на­сту­п­ле­ние про­зрач­ных ве­че­ров. Не­бо по­кры­то ря­бью, буд­то в бе­ло­снеж­ной ру­ке ле­жит ко­ло­да карт.
      Отец от­клю­чил бой­лер. Мать по­ли­ла цве­ты. Они про­гло­ти­ли раз­но­цвет­ные кап­су­лы и за­пи­ли их тра­вя­ным ча­ем «Ти­хая ночь».
      Из по­след­них сил отец по­зво­нил в га­зе­ту и ос­та­вил со­об­ще­ние на ав­то­от­вет­чи­ке Ку­ой­ла. «Го­во­рит твой отец. У Ди­ки нет те­ле­фо­на. В об­щем, мне и тво­ей ма­те­ри при­шла по­ра про­стить­ся с жиз­нью. Мы так ре­ши­ли. За­ве­ща­ние, ин­ст­рук­ции вла­дель­цу по­хо­рон­но­го бю­ро о кре­ма­ции и обо всем дру­гом ле­жат на обе­ден­ном сто­ле. Те­бе при­дет­ся са­мо­му уст­раи­вать свою жизнь. Мне при­шлось уст­раи­вать свою жизнь са­мо­му с тех пор, как я прие­хал в эту стра­ну. Ни­кто ни­ко­гда и ни­че­го мне не да­вал. Дру­гие на мо­ем мес­те дав­но бы сда­лись и пре­вра­ти­лись в бом­жей, но я не сдал­ся. Я ра­бо­тал до седь­мо­го по­та, тас­кал те­леж­ки с пес­ком из ка­ме­но­лом­ни, от­ка­зы­вал се­бе во всем, что­бы вы с бра­том мог­ли по­лу­чить шанс в этой жиз­ни. Нель­зя ска­зать, что вы им вос­поль­зо­ва­лись. В этой жиз­ни для ме­ня бы­ло ма­ло хо­ро­ше­го. Свя­жись с Ди­ки и мо­ей се­ст­рой Аг­нис Хамм и рас­ска­жи им об этом. Ад­рес Аг­нис най­дешь на обе­ден­ном сто­ле. Я не знаю, где все ос­таль­ные. Они не бы­ли…» — про­зву­чал гу­док. Про­стран­ст­во для за­пи­си од­но­го со­об­ще­ния бы­ло ис­поль­зо­ва­но. Прав­да, у бра­та, млад­ше­го слу­жи­те­ля Церк­ви Маг­не­тиз­ма Лич­но­сти, те­ле­фон все же был, а у Ку­ой­ла был его но­мер. Ус­лы­шав в труб­ке не­на­ви­ст­ный го­лос, он по­чув­ст­во­вал, как сжа­лись его внут­рен­но­сти. Хро­ни­че­ская гну­са­вость за­би­тых на­заль­ных па­зух, аде­нои­даль­ное всхрапь­ша­ние. Брат ска­зал, что не мо­жет хо­дить на це­ре­мо­нии, уст­раи­вае­мые аут­сай­де­ра­ми.
      — Я не ве­рю во вся­кие ду­рац­кие пред­рас­суд­ки, — ска­зал он. — По­хо­ро­ны! У нас в ЦМЛ уст­раи­ва­ют ве­че­рин­ку с кок­тей­лем. По­том, где ты най­дешь свя­щен­ни­ка, ко­то­рый со­гла­сит­ся ска­зать про­щаль­ное сло­во над са­мо­убий­цей?
      — Пре­по­доб­ный Стейн со­сто­ит в их Об­ще­ст­ве Дос­той­но­го Ухо­да. Те­бе бы сле­до­ва­ло прие­хать. По­мо­ги мне хо­тя бы уб­рать в под­ва­ле. Отец ос­та­вил там око­ло че­ты­рех тонн раз­ных жур­на­лов. Слу­шай, не­у­же­ли ты не счи­та­ешь, что дол­жен уви­деть, как их вы­но­сят из до­ма? — Он поч­ти всхли­пы­вал.
      — Эй, сви­ное ры­ло, они нам что-ни­будь ос­та­ви­ли?
      Ку­ойл по­ни­мал, что имел в ви­ду его брат.
      — Нет. Боль­шой долг по вы­пла­те за дом. Они по­тра­ти­ли все свои сбе­ре­же­ния. Мне ка­жет­ся, что имен­но по­это­му они ре­ши­лись на та­кой шаг. То есть, я хо­чу ска­зать, они счи­та­ли, что че­ло­век име­ет пра­во уй­ти из жиз­ни дос­той­но, к то­му же они по­тра­ти­ли все свои день­ги. Сеть уни­вер­са­мов обан­кро­ти­лась, и от­цу пе­ре­ста­ли пла­тить пен­сию. Ес­ли бы они бы­ли жи­вы, им при­шлось бы уст­раи­вать­ся на ра­бо­ту. Клер­ка­ми в «Се­вен-Эле­вен» , или что-ни­будь в этом ду­хе. Я ду­мал, что у ма­те­ри то­же бы­ла пен­сия, но я оши­бал­ся.
      — Ты шу­тишь? Да ты, по­хо­же, еще ту­пее, чем я ду­мал. Слу­шай, гов­нюк, ес­ли там что-ни­будь ос­та­нет­ся — при­шли мне мою до­лю. Ад­рес у те­бя есть. — И он бро­сил труб­ку.
      Ку­ойл при­крыл ру­кой под­бо­ро­док.
      Аг­нис Хамм, се­ст­ра от­ца, то­же не прие­ха­ла на це­ре­мо­нию. Она при­сла­ла Ку­ой­лу за­пис­ку на го­лу­бой бу­ма­ге, с ее име­нем и ад­ре­сом, вы­де­лен­ны­ми рель­еф­ны­ми бу­к­ва­ми с по­мо­щью спе­ци­аль­но­го поч­то­во­го уст­рой­ст­ва:
      «Не ус­пе­ваю на служ­бу, но прие­ду в сле­дую­щем ме­ся­це, чис­ла две­на­дца­то­го. За­бе­ру прах твое­го от­ца, как ска­за­но в за­ве­ща­нии, и по­зна­ком­люсь с то­бой и дру­ги­ми чле­на­ми се­мьи. То­гда и по­го­во­рим. Твоя лю­бя­щая те­тя Аг­нис Хамм».
      К при­ез­ду те­туш­ки оси­ро­тев­ший Ку­ойл по­лу­чил но­вый удар судь­бы, на этот раз из ро­го­нос­ца пре­вра­тив­шись в бро­шен­но­го му­жа и вдов­ца.

***

      — Пет, нам на­до по­го­во­рить, — взмо­лил­ся он.
      Он уже знал о ее по­след­нем ув­ле­че­нии, без­ра­бот­ном тор­гов­це не­дви­жи­мо­стью, ко­то­рый ок­ле­ил бам­пер сво­ей ма­ши­ны мис­ти­че­ски­ми сим­во­ла­ми и ве­рил га­зет­ным го­ро­ско­пам. Она жи­ла у не­го, лишь из­ред­ка при­ез­жая до­мой за ве­ща­ми. Ку­ойл бор­мо­тал сен­ти­мен­таль­ные фра­зы из от­кры­ток. Она от­вер­ну­лась от не­го, пой­ма­ла свое от­ра­же­ние в зер­ка­ле спаль­ни.
      — Не на­зы­вай ме­ня Пет. У ме­ня и так дос­та­точ­но глу­пое имя. Ме­ня на­до бы­ло на­звать Ай­рон или Спайк.
      — Же­лез­ная Пе­тал? — он по­пы­тал­ся улыб­нуть­ся. Не­по­слуш­ный рот.
      — Не ста­рай­ся быть ми­лаш­кой, Ку­ойл. Не пы­тай­ся де­лать вид, что у нас все ве­се­ло и за­ме­ча­тель­но. Ос­тавь ме­ня в по­кое. — От­вер­ну­лась от не­го, пе­ре­ки­нув оде­ж­ду че­рез ру­ку. Крюч­ки ве­ша­лок вы­гля­де­ли как ис­сох­шие го­ло­вы гу­сей. — По­ни­ма­ешь, это бы­ла шут­ка. Я не хо­те­ла ни за ко­го за­муж. И я не хо­чу ни­ко­му быть ма­те­рью. Все это бы­ло ошиб­кой, и я го­во­рю это серь­ез­но.
      Од­на­ж­ды она не вы­шла на ра­бо­ту в Но­зерн Секь­ю­ри­ти. Ме­нед­жер по­зво­нил Ку­ой­лу. Ка­жет­ся, его зва­ли Рик­ки.
      — Да, знае­те, я обес­по­ко­ен. Пе­тал не мог­ла про­сто «не прий­ти», как вы го­во­ри­те, не ска­зав мне ни сло­ва. — По то­ну его го­ло­са Ку­ойл по­нял, что Пе­тал с ним пе­ре­спа­ла. И ос­та­ви­ла пи­тать пус­тые на­де­ж­ды.
      Че­рез не­сколь­ко дней по­сле это­го раз­го­во­ра Эд Панч, про­хо­дя ми­мо сто­ла Ку­ой­ла, кив­нул в сто­ро­ну сво­его ка­би­не­та. Так про­ис­хо­ди­ло ка­ж­дый раз.
      — Я дол­жен те­бя уво­лить, — ска­зал он. Его гла­за ис­то­ча­ли жел­тый свет, а язык об­ли­зы­вал гу­бы.
      Взгляд Ку­ой­ла при­кле­ил­ся к порт­ре­ту на сте­не. На этот раз он су­мел рас­смот­реть под­пись под во­ло­са­той ше­ей: Хо­рас Гри­ли.
      — Кри­зис про­из­вод­ст­ва. Не знаю, сколь­ко еще про­дер­жит­ся га­зе­та. Мы со­кра­ща­ем шта­ты. Бо­юсь, на этот раз у ме­ня не бу­дет воз­мож­но­сти взять те­бя об­рат­но.

***

      В шесть три­дцать он от­крыл дверь кух­ни. Мис­сис Му­сап си­де­ла за сто­лом и пи­са­ла на обо­ро­те кон­вер­та. Ее пят­ни­стые ру­ки на­по­ми­на­ли ство­лы де­ревь­ев.
      — Вот вы где! — за­кри­ча­ла она. — Я на­дея­лась, что вы при­де­те, что­бы мне не на­до бы­ло все это за­пи­сы­вать. Ру­ка пря­мо от­ва­ли­ва­ет­ся! Мне уже по­ра ид­ти в аку­пунк­тур­ную кли­ни­ку. Очень по­мо­га­ет. Во-пер­вых, мис­сис Пе­тал го­во­рит, что вы долж­ны за­пла­тить мне за ра­бо­ту. Вы долж­ны мне за семь не­дель, и это вы­хо­дит ров­но три ты­ся­чи во­семь­де­сят дол­ла­ров. Бу­ду бла­го­дар­на, ес­ли вы вы­пи­ши­те мне чек пря­мо сей­час. Мне то­же на­до оп­ла­чи­вать сче­та, как и всем ос­таль­ным.
      — Она зво­ни­ла? — спро­сил Ку­ойл. — Она ска­за­ла, ко­гда вер­нет­ся? Ее босс хо­тел это знать. — Он слы­шал, как в дру­гой ком­на­те ра­бо­тал те­ле­ви­зор. На­рас­таю­щий и убы­ваю­щий звук ма­ра­кас, ро­кот бон­го .
      — Не зво­ни­ла. Вле­те­ла сю­да ча­са два на­зад, со­бра­ла все свои ве­щи, ска­за­ла мне то, что я долж­на вам пе­ре­дать, за­бра­ла де­тей и уе­ха­ла с тем пар­нем на крас­ном «гео». Вы знае­те, ко­го я имею в ви­ду. Тем са­мым. Ска­за­ла, что пе­ре­ез­жа­ет с ним во Фло­ри­ду и что при­шлет вам бу­ма­ги по поч­те. Уво­ли­лась и уе­ха­ла. По­зво­ни­ла сво­ему на­чаль­ни­ку и го­во­рит: «Рик­ки, я уволь­ня­юсь!» Я стоя­ла пря­мо ря­дом с ней, ко­гда она это ска­за­ла. Еще она ска­за­ла, что вы долж­ны мне сра­зу же вы­пи­сать чек.
      — Я не по­ни­маю, — ска­зал Ку­ойл. Во рту у не­го был хо­лод­ный хот-дог. — Она за­бра­ла де­тей? Она ни­ко­гда бы их не взя­ла.
      «Мать, ра­нее ук­ло­няв­шая­ся от сво­их обя­зан­но­стей, по­хи­ща­ет де­тей».
      — Ну, ве­ри­те вы это­му или нет, мис­тер Ку­ойл, она их за­бра­ла. Я мо­гу оши­бать­ся, но, по-мо­ему, она об­мол­ви­лась, что со­би­ра­ет­ся ос­та­вить де­во­чек с кем-то в Кон­нек­ти­ку­те. Де­ти бы­ли сча­ст­ли­вы про­ка­тить­ся на этой ма­лень­кой крас­ной ма­ши­не. Вы же знае­те, они прак­ти­че­ски ни­ку­да не вы­ез­жа­ют. Им не­об­хо­ди­мы по­ло­жи­тель­ные эмо­ции. Но она очень чет­ко ска­за­ла о че­ке. О мо­ем че­ке. — Ко­лос­саль­ные ру­ки ис­чез­ли в ру­ка­вах ее паль­то, в сти­ле до­ло­ма­на. Твид с вкра­п­ле­ния­ми пур­пу­ра и зо­ло­та.
      — Мис­сис Му­сап, на мо­ем бан­ков­ском сче­те не боль­ше две­на­дца­ти дол­ла­ров. Час на­зад ме­ня уво­ли­ли. Зар­пла­ту вам долж­на бы­ла пла­тить Пе­тал. Ес­ли вы серь­ез­ны в сво­их на­ме­ре­ни­ях по­лу­чить три ты­ся­чи во­семь­де­сят дол­ла­ров, то мне при­дет­ся про­дать на­ши ла­зер­ные дис­ки, что­бы вам за­пла­тить. — Он про­дол­жал же­вать смор­щив­ший­ся хот-дог. Что даль­ше?
      — Вот так она все­гда и го­во­ри­ла, — горь­ко ото­зва­лась мис­сис Му­сап. — Вот по­это­му мне все это не нра­вит­ся. Пло­хо ра­бо­тать, ко­гда те­бе за это не пла­тят.
      Ку­ойл кив­нул. По­том, ко­гда она уш­ла, он по­зво­нил в по­ли­цей­ский уча­сток.
      — Моя же­на. Я хо­чу вер­нуть мо­их де­тей, — го­во­рил Ку­ойл в те­ле­фон, от­ве­чая ме­ха­ни­че­ско­му го­ло­су. — Мои до­че­ри, Бан­ни и Сан­шайн Ку­ойл. Бан­ни шесть, а Сан­шайн че­ты­ре с по­ло­ви­ной. — Они бы­ли его деть­ми. Ры­же­ва­тые во­ло­сы, вес­нуш­ки, как мел­ко на­руб­лен­ная тра­ва на мок­рой шер­сти со­ба­ки. Тон­кая кра­со­та Сан­шайн в ее ту­гих оран­же­вых куд­ряш­ках. Не­взрач­ная, но очень ум­ная Бан­ни. У нее бы­ли бес­цвет­ные гла­за Ку­ой­ла и ры­жие бро­ви. Од­ну из них пе­ре­се­кал шрам, в па­мять о том, как она вы­па­ла из те­леж­ки в су­пер­мар­ке­те. Ее кур­ча­вые во­ло­сы бы­ли ко­рот­ко под­стри­же­ны. Де­ти бы­ли ши­ро­ки в кос­ти.
      — Они обе по­хо­жи на кор­пус­ную ме­бель, ко­то­рую стро­ят из та­ры, — ост­ри­ла Пе­тал.
      Ди­рек­тор дет­ско­го са­да уви­дел в них не под­ле­жа­щих при­ру­че­нию на­ру­ши­те­лей спо­кой­ст­вия и ис­клю­чил сна­ча­ла Бан­ни, а по­том и Сан­шайн. За щип­ки, тол­кот­ню, кри­ки и тре­бо­ва­тель­ность. Мис­сис Му­сап счи­та­ла их пло­хо вос­пи­тан­ны­ми деть­ми, ко­то­рые по­сто­ян­но ны­ли, что хо­тят есть и не да­ва­ли ей смот­реть лю­би­мые пе­ре­да­чи.
      Но ко­гда Пе­тал за­яв­ля­ла, что бе­ре­мен­на, ме­та­ла сум­ку на пол, как кин­жал, и за­го­ва­ри­ва­ла об абор­те, Ку­ойл уже са­мо­заб­вен­но лю­бил сна­ча­ла Бан­ни, по­том Сан­шайн. Лю­бил, бо­ясь, что, поя­вив­шись в этом ми­ре, они про­ве­дут с ним лишь крат­кое, взя­тое взай­мы вре­мя, и ко­гда-ни­будь на­ста­нет страш­ный день, ко­гда им при­дет­ся рас­стать­ся. Он ни­ко­гда бы не по­ду­мал, что это про­изой­дет из-за Пе­тал. Ему ка­за­лось, что она не мо­жет при­чи­нить ему боль­шей бо­ли, чем уже при­чи­ни­ла.

***

      Те­туш­ка, в чер­но-бе­лом, ша­шеч­кой, брюч­ном кос­тю­ме, си­де­ла на ди­ва­не и слу­ша­ла, как Ку­ойл пы­та­ет­ся по­да­вить всхлип. За­ва­ри­ла чай в чай­ни­ке, ко­то­рым ни­кто ни­ко­гда не поль­зо­вал­ся. Креп­кая, пря­мо дер­жав­шая­ся жен­щи­на с ры­же­ва­ты­ми во­ло­са­ми, по­дер­ну­ты­ми се­ди­ной. Она вы­гля­де­ла как си­лу­эт на ми­ше­ни в ти­ре. Тем­ное ро­ди­мое пят­но на шее. По­ка­ча­ла чай­ник, на­ли­ла чай в чаш­ки, до­ба­ви­ла мо­ло­ка. Ее паль­то, на­бро­шен­ное на под­ло­кот­ник ди­ва­на, бы­ло по­хо­же на со­ме­лье, по­ка­зы­ваю­ще­го эти­кет­ку на бу­тыл­ке.
      — Вы­пей. Чай — хо­ро­ший на­пи­ток, он при­даст те­бе сил. Это прав­да. — В ее го­ло­се бы­ла ка­кая-то гар­мо­нич­ная сви­стя­щая нот­ка, как под­свист из при­от­кры­то­го ок­на ско­ро­ст­ной ма­ши­ны. Те­ло со­стоя­ло из час­тей, буд­то ма­не­кен для оде­ж­ды.
      — Я ни­ко­гда по-на­стоя­ще­му не знал ее, — го­во­рил он. — За ис­клю­че­ни­ем то­го, что ею дви­га­ли ужас­ные си­лы. Она долж­на бы­ла жить так, как хо­те­ла. Она все вре­мя го­во­ри­ла об этом.
      Не­оп­рят­ная ком­на­та бы­ла пол­на от­ра­жаю­щи­ми свет по­верх­но­стя­ми, ко­то­рые осу­ж­да­ли его: чай­ник, фо­то­гра­фии, его об­ру­чаль­ное коль­цо, об­лож­ки жур­на­лов, лож­ка, те­ле­ви­зи­он­ный эк­ран.
      — Вы­пей чаю.
      — Не­ко­то­рые лю­ди, на­вер­ное, счи­та­ли ее пло­хой жен­щи­ной, но я ду­маю, что ей не хва­та­ло люб­ви. По-мо­ему, она про­сто ни­как не мог­ла на­сы­тить­ся лю­бо­вью. По­это­му она бы­ла та­кой. Глу­бо­ко в серд­це она бы­ла о се­бе не очень хо­ро­ше­го мне­ния. То, что она де­ла­ла, на ка­кое-то вре­мя ее уте­ша­ло. Ей бы­ло ма­ло ме­ня од­но­го.
      «Не­у­же­ли он ве­рит в это?» — ду­ма­ла те­туш­ка. Она ре­ши­ла, что Ку­ойл вы­ду­мал эту ис­то­рию о жа­ж­ду­щей люб­ви жен­щи­не по име­ни Пе­тал. Ей хва­ти­ло од­но­го взгля­да в арк­ти­че­ски хо­лод­ные гла­за стоя­щей в от­кро­вен­но со­блаз­няю­щей по­зе жен­щи­ны на фо­то­гра­фии и на глу­пую ро­зу в ста­ка­не с во­дой, ко­то­рую Ку­ойл по­ста­вил ря­дом с ней, что­бы по­нять, что Пе­тал — на­стоя­щая су­ка в бо­тах.

***

      Ку­ойл су­до­рож­но втя­нул в се­бя воз­дух, при­жи­мая к уху те­ле­фон. Ощу­ще­ние ут­ра­ты ри­ну­лось в не­го, как мо­ре в про­бои­ну в об­шив­ке суд­на. Ему ска­за­ли, что «гео» вы­ле­тел с шос­се, ска­тил­ся по на­сы­пи, за­са­жен­ной ди­ки­ми цве­та­ми, и за­го­рел­ся. Из гру­ди тор­гов­ца не­дви­жи­мо­стью ва­лил дым, во­ло­сы Пе­тал сго­ре­ли. У нее бы­ла сло­ма­на шея.
      Из ма­ши­ны вы­ле­те­ли га­зет­ные вы­рез­ки и рас­сы­па­лись по все­му шос­се: ре­пор­та­жи о чу­до­вищ­ных яй­цах в Те­ха­се, гриб, по­хо­жий на Яшу Хей­фе­ца, ре­па раз­ме­ром с ты­к­ву, ты­к­ва раз­ме­ром с ре­ди­ску.
      По­ли­ция, про­смот­рев об­го­рев­шие ас­т­ро­ло­ги­че­ские жур­на­лы и пред­ме­ты оде­ж­ды, на­шла су­моч­ку Пе­тал, на­би­тую на­лич­ны­ми на сум­му боль­ше де­вя­ти ты­сяч дол­ла­ров, ее еже­днев­ник с по­мет­кой о встре­че с Брю­сом Кад­дом ут­ром пе­ред ава­ри­ей. В Бей­кон Фолс, штат Кон­нек­ти­кут. Там так­же бы­ла рас­пис­ка о по­лу­че­нии се­ми ты­сяч дол­ла­ров в об­мен на «ус­лу­ги лич­но­го ха­рак­те­ра». По­ли­ция ска­за­ла, что все вы­гля­дит так, буд­то она про­да­ла де­тей Брю­су Кад­ду.
      Ку­ойл си­дел в гос­ти­ной и пла­кал, за­крыв ли­цо крас­ны­ми паль­ца­ми, го­во­ря, что го­тов все про­стить Пе­тал, глав­ное, что­бы с деть­ми бы­ло все в по­ряд­ке.
      «По­че­му мы пла­чем от го­ря?» — ду­ма­ла те­туш­ка. Со­ба­ки, оле­ни, пти­цы — все стра­да­ют в пол­ном мол­ча­нии и с су­хи­ми гла­за­ми. Но это стра­да­ния жи­вот­ных. На­вер­ное, мы про­сто по-раз­но­му вы­жи­ва­ем.
      — У те­бя доб­рое серд­це, — ска­за­ла она. — Не­ко­то­рые лю­ди бы­ли бы го­то­вы про­кли­нать ее ис­ка­ле­чен­ное те­ло за то, что она про­да­ла ма­лень­ких-де­во­чек. — Мо­ло­ко бы­ло на гра­ни ски­са­ния. В са­хар­ни­це тем­не­ли кру­пин­ки от мок­рых ко­фей­ных ло­жек.
      — Я ни­ко­гда не по­ве­рю, что она про­да­ла де­тей. Ни­ко­гда, — пла­кал Ку­ойл. Он уда­рил­ся но­гой о стол. За­скри­пел ди­ван.
      — Мо­жет, она их не про­да­ва­ла. Кто зна­ет? — уте­ша­ла его те­туш­ка. — Да, у те­бя доб­рое серд­це. Ты унас­ле­до­вал его от Шо­на Ку­ой­ла. Твое­го бед­но­го де­душ­ки. Я ни­ко­гда его не ви­де­ла. Он умер до мое­го ро­ж­де­ния. Но я час­то ви­де­ла его фо­то­гра­фии. У не­го на шее ви­сел зуб мерт­ве­ца на ве­ре­воч­ке, что­бы от­пу­ги­вать зуб­ную боль. Они в это ве­ри­ли. Мне рас­ска­зы­ва­ли, что у не­го был очень хо­ро­ший ха­рак­тер. Он сме­ял­ся и пел. Над ним мог под­шу­тить кто угод­но.
      — Су­дя по твое­му рас­ска­зу, он был глу­по­ват, — всхлип­нул Ку­ойл в свою чаш­ку.
      — Ну, ес­ли и был, то я пер­вый раз об этом слы­шу. Го­во­рят, ко­гда он опус­тил­ся под лед, то крик­нул: «Уви­дим­ся на не­бе­сах!»
      — Я слы­шал эту ис­то­рию, — ска­зал Ку­ойл. Его рот был по­лон со­ле­ной слю­ны, нос рас­пух. — Он был со­всем маль­чиш­кой.
      — Да, две­на­дцать лет. Охо­тил­ся на тю­ле­ней. Он ло­вил столь­ко же бель­ков, сколь­ко иные взрос­лые муж­чи­ны. По­том у не­го слу­чил­ся при­ступ, и он упал под лед. В 1927-м.
      — Отец ино­гда нам об этом рас­ска­зы­вал. Толь­ко ему не мог­ло быть две­на­дцать лет. Я ни­ко­гда не слы­шал о том, что он умер в две­на­дцать лет. Ес­ли он уто­нул, ко­гда ему бы­ло две­на­дцать лет, он не мог быть мо­им де­дом.
      — Ой, ты не зна­ешь жи­те­лей Нью­фа­унд­лен­да. Да­же в воз­рас­те две­на­дца­ти лет он мог стать от­цом твое­го от­ца, но не мо­им от­цом. Моя мать, твоя ба­буш­ка, се­ст­ра Шо­на, Эд­ди, по­сле смер­ти мо­ло­до­го Шо­на со­шлась со вто­рым бра­том, Тур­ви. А ко­гда и он уто­нул, она вы­шла за­муж за Ко­ки Хам­ма, ко­то­рый и стал мо­им от­цом. Про­жи­ла в до­ме на мы­се Ку­ой­лов мно­го лет. Там ро­ди­лась я, по­том мы пе­ре­еха­ли в Ко­ша­чью Ла­пу. В 1946 го­ду мы уе­ха­ли, ко­гда мое­го от­ца уби­ли…
      — Он то­же уто­нул, — ото­звал­ся Ку­ойл. Он слу­шал во­пре­ки са­мо­му се­бе. Вы­смор­кал­ся в бу­маж­ную сал­фет­ку и по­ло­жил ее на край сво­его блюд­ца.
      — Нет. Мы по­еха­ли на чер­тов за­лив Ко­ша­чья Ла­па, где эта тол­па об­ра­ща­лась с на­ми как с гря­зью. Там бы­ла ужас­ная де­вуш­ка с яр­ко-крас­ной эк­зе­мой на бро­ви. Она ки­да­лась кам­ня­ми. По­том мы пе­ре­еха­ли в Шта­ты. — Те­туш­ка за­пе­ла: — «Скор­бит Тер­ра Но­ва по по­ки­даю­щим ее серд­цам». Это един­ст­вен­ные сло­ва из пес­ни, ко­то­рые я пом­ню.
      Ку­ой­ла воз­му­ща­ла са­ма мысль о том, что уча­ст­ник ин­це­ста, под­вер­жен­ный при­пад­кам ма­ло­лет­ний убий­ца тю­ле­ней мог быть его де­душ­кой, но у не­го не ос­та­ва­лось вы­бо­ра. Се­мей­ные тай­ны.

***

      Ко­гда во­рва­лась по­ли­ция, фо­то­граф в гряз­ных жо­кей­ских шта­нах что-то ла­ял в те­ле­фон. Го­лые до­че­ри Ку­ой­ла раз­ли­ли по ку­хон­но­му по­лу сред­ст­во для мы­тья по­су­ды и ве­се­ло по не­му ка­та­лись.
      — Оче­вид­ных сле­дов сек­су­аль­но­го на­си­лия не об­на­ру­же­но, мис­тер Ку­ойл, — ска­зал го­лос в те­ле­фо­не. Ку­ойл не по­нял, был ли го­во­ря­щий муж­чи­ной или жен­щи­ной. — Там бы­ла ви­део­ка­ме­ра. По всей квар­ти­ре бы­ли раз­бро­са­ны пус­тые кас­се­ты, но ка­ме­ра, на­вер­ное, бы­ла сло­ма­на, или что-то в этом ро­де. Ко­гда по­ли­цей­ские во­рва­лись в квар­ти­ру, он го­во­рил по те­ле­фо­ну с ма­га­зи­ном, в ко­то­ром ку­пил эту ка­ме­ру. Ру­гал­ся со слу­жа­щим. Де­тей ос­мот­ре­ла пе­ди­атр, спе­циа­лист по дет­ской трав­ма­то­ло­гии. Она го­во­рит, что нет ни­ка­ких сви­де­тельств о том, что он сде­лал с ни­ми что-ли­бо фи­зи­че­ски, за ис­клю­че­ни­ем то­го, что раз­дел и об­стриг ног­ти на ру­ках и но­гах. Но у не­го яв­но бы­ли оп­ре­де­лен­ные на­ме­ре­ния. Ку­ойл не мог про­из­не­сти ни сло­ва.