«Два­дцать пер­во­го но­яб­ря „Га­лак­ти­че­ский бу­ран", трей­лер­ный па­ром-ва­гон с дву­мя па­рал­лель­ны­ми ру­ля­ми и дву­мя вин­та­ми для ста­би­ли­за­ции ки­ле­вой кач­ки, вы­шел из Сент-Джон­са, взяв курс на Мон­ре­аль», — на­пи­сал Ку­ойл. Он еще не ус­пел со­греть­ся по­сле экс­кур­сии на по­стра­дав­ший ко­рабль, где он по­бы­вал на рас­све­те.

      Во­да вдоль бе­ре­га уже по­кры­ва­лась льдом, но день вы­дал­ся яс­ным. Го­лу­бое не­бо и ни­чем не ог­ра­ни­чен­ная ви­ди­мость. Спус­тя час по­сле то­го, как суд­но вы­шло из пор­та Сент-Джон­са, оно столк­ну­лось с кли­фом юж­нее ост­ро­ва Ту­гая Су­ма. За­дре­мав­ший вах­тен­ный про­снул­ся от столк­но­ве­ния. «Бы­ва­ет, — ска­зал он сле­до­ва­те­лям бе­ре­го­вой ох­ра­ны. — Не­из­беж­ные по­те­ри».

      Терт Кард вло­мил­ся в дверь.
      — Сдох­нуть как хо­лод­но, — за­кри­чал он, дуя на свои об­вет­рен­ные ру­ки и при­страи­вая свой объ­е­ми­стый зад по­бли­же к ба­та­рее. — Та­кие хо­ло­да в это вре­мя го­да! Пря­мо за ду­шу бе­рет, что-то ста­нет­ся с эти­ми мес­та­ми? Я тут ут­ром ехал вдоль кли­фов на ма­ши­не. На ули­це снег со льдом, двор­ни­ки при­мерз­ли, и ма­ши­ну все вре­мя сно­сит в сто­ро­ну. Вот я и по­ду­мал: сей­час толь­ко но­ябрь. Как та­кое мо­жет быть? А что тво­рит­ся с ма­ши­на­ми? В про­шлом ян­ва­ре мы на­счи­та­ли сот­ню про­ис­ше­ст­вий на до­ро­гах Нью­фа­унд­лен­да. Смерть, те­лес­ные по­вре­ж­де­ния, по­те­ря соб­ст­вен­но­сти. И это все за один ме­сяц. Вот так, од­ним мо­роз­ным ут­ром, по­ка ты едешь вдоль кли­фа, и по­яв­ля­ет­ся же­ла­ние уе­хать от­сю­да. Сна­ча­ла ты про­сто за­да­ешь се­бе во­прос. По­том на­чи­на­ешь об­су­ж­дать его. А по­том вы­ре­за­ешь ку­по­ны из жур­на­лов с пу­те­ше­ст­вия­ми. По­том при­хо­дят бро­шю­ры. Ты ста­вишь их на при­бор­ную дос­ку, что­бы хо­тя бы смот­реть на паль­мы, по­ка ты тут от­мо­ра­жи­ва­ешь се­бе зад­ни­цу. В фев­ра­ле ты жив толь­ко од­ним: би­ле­та­ми во Фло­ри­ду, ко­то­рые ле­жат у те­бя на сто­ле. А ес­ли ты до­жи­вешь до мая, то по­па­дешь в на­стоя­щий рай зем­ной! Са­дишь­ся на са­мо­лет в бух­те Мис­ки, а у не­го на крыль­ях столь­ко льда, что те­бе уже не ве­рит­ся, что ты ку­да-ни­будь до­ле­тишь. Но ты до­ле­та­ешь, са­дишь­ся, и ко­гда от­кры­ва­ют­ся две­ри, сы­нок… Мне не пе­ре­дать, ка­кой там за­пах жар­ко­го ле­та, ма­сел для за­га­ра и вы­хлоп­ных га­зов! Про­сто сле­зы на­во­ра­чи­ва­ют­ся от удо­воль­ст­вия! Ка­кое там слад­кое мес­теч­ко, и апель­си­но­вые де­ре­вья! — Он тя­же­ло вздох­нул, поч­ти всхлип­нул и вы­дох­нул со­п­ли­вую струю, меч­тая о глад­кой тя­гу­чей во­де, по­хо­жей на жел­тый ли­кер. По­том об­ра­тил­ся к Ку­ой­лу: — Слу­шай, пар­ниш­ка, так ты на­пи­сал что-ни­будь об ава­ри­ях на этой не­де­ле? Лод­ки или ма­ши­ны?
      — Я бы ту­да не по­ехал. Я на са­мо­ле­ты ни но­гой, — ото­звал­ся Бил­ли Прит­ти, что-то бы­ст­ро чир­кая в сво­их за­пи­сях. Он по­смот­рел из-за сво­его за­хлам­лен­но­го сто­ла. Его гла­за бы­ли об­ве­де­ны крас­ной кай­мой, а ли­цо по­хо­ди­ло на рас­кро­шен­ное пе­че­нье. — На­де­юсь, что у Ку­ой­ла пол­но вся­ких ис­то­рий про ава­рии, по­то­му что у ме­ня не гус­то. На­шли еще па­роч­ку не­опо­знан­ных тел, да еще двое раз­де­лись до­го­ла в за­ле су­да. Од­но­го тут пой­ма­ли, ко­гда он вы­ле­зал из ок­на, при­хва­тив с со­бой швей­ную ма­шин­ку, мик­ро­вол­нов­ку, ко­рот­ко­вол­но­вый ра­дио­при­ем­ник, цвет­ной те­ле­ви­зор, в то вре­мя как ста­рая хо­зяй­ка с хо­зяи­ном спа­ли в сво­ей спаль­не. Ви­дать, та­кие им слад­кие сны сни­лись, что бы­ло не про­снуть­ся. По­ли­цей­ский пат­руль за­ме­тил, как он за­це­пил­ся за гвоздь в окон­ной ра­ме. От­пра­ви­ли его в кар­цер в Якор­ной Ла­пе. По­том по­сре­ди но­чи он как на­чал выть да орать и со­рвал с се­бя всю оде­ж­ду. Го­во­рят, он псих. На­вер­ное, от­ве­зут в Уо­тер­форд, для на­блю­де­ний. Эта ерун­да рас­про­стра­ня­ет­ся как за­раза, будь она не­лад­на! А вот еще ис­то­рия. Мо­ло­дой па­рень, сын ры­ба­ка из пор­та При­зер. Его па­па­ша рез­ко бо­га­те­ет на кре­вет­ках и по­ку­па­ет сво­ему сы­ниш­ке ло­шадь. Стро­ит, зна­чит, са­рай и по­ку­па­ет ло­шадь. Ну, хо­тел маль­чик ло­шадь, что тут по­де­ла­ешь. «Пусть у мо­их де­тей бу­дет то, че­го не бы­ло у ме­ня», и вся­кая по­доб­ная ерун­да. Так вот, ло­шадь ста­вят в са­рай. Где-то че­рез не­де­лю па­ца­ну она на­дое­да­ет, и о ней про­сто за­бы­ва­ют. В кон­це кон­цов, ло­шадь дох­нет от го­ло­да. Пар­ню уст­раи­ва­ют вы­во­лоч­ку, а с от­ца бе­рут штраф в раз­ме­ре ты­ся­чи дол­ла­ров. Все вро­де бы по­нят­но, но как вы ду­мае­те, что де­ла­ет па­рень? Ко­гда его при­во­дят в зал су­да и ста­вят пе­ред судь­ей, он раз­де­ва­ет­ся до­го­ла. Так что его то­же от­пра­ви­ли в Уо­тер­форд. По­том у нас есть про­пав­шие без вес­ти и не­опо­знан­ные те­ла. При­чем од­ни не сов­па­да­ют со вто­ры­ми. Муж­чи­на из бух­ты Ог­ры­зок ушел на охо­ту. От не­го ос­та­лись од­ни ва­реж­ки. Тут, в Пад­дик­то­не, од­на мис­сис на­шла мок­рый хо­лод­ный труп, ко­то­рый пла­вал под шки­пер­ским при­ча­лом. Умер­ший был чу­жа­ком и ни­ка­ко­го от­но­ше­ния к пар­ню из бух­ты Ог­ры­зок не имел. При­чем он был со­вер­шен­но го­лым. Сра­зу на­чи­на­ешь ду­мать, а не был ли он в су­де не­за­дол­го до сво­ей смер­ти? А ху­же все­го этот слу­чай с со­ба­ка­ми. Здесь по­яв­ля­ет­ся еще один ры­бак из пор­та При­зер. Не­дав­но он ку­пил ка­ких-то ши­кар­ных со­бак с ма­те­ри­ка, па­ру пит­бу­лей, па­ру рот­вей­ле­ров и па­ру до­бер­ма­нов. Дер­жал их в од­ном боль­шом воль­е­ре. Те­перь это­го ры­ба­ка ни­кто не мо­жет най­ти. Го­во­рят, он по­шел к со­ба­кам, в воль­ер, и не вер­нул­ся. Се­мей­ст­во в это вре­мя смот­ре­ло те­ле­ви­зор. Спус­тя па­ру ча­сов кто-то спро­сил: «А ку­да по­де­вал­ся отец?» По­шли ис­кать, све­ти­ли фо­на­ря­ми в воль­е­ре, зва­ли, ау­ка­ли. На­шли толь­ко сле­ды кро­ви на сне­гу да кое-что из от­цов­ской оде­ж­ды, в пла­чев­ном со­стоя­нии. Так что, хо­тя его и объ­я­ви­ли про­пав­шим без вес­ти, они до­га­ды­ва­ют­ся, ку­да он мог деть­ся.
      Терт Кард за­ду­мал­ся воз­ле ок­на, при­сталь­но гля­дя ку­да-то в юж­ном на­прав­ле­нии.
      — Им там, в пор­ту При­зер, по­ра за­вя­зы­вать со зверь­ем. У них нет к это­му та­лан­та. Ко­неч­но, ведь они все­гда за­ни­ма­лись толь­ко ма­ши­на­ми да нар­ко­той. Ку­ойл, у те­бя есть ка­кая-ни­будь ава­рия, что­бы ожи­вить пе­ре­до­ви­цу?
      На­тбим под­нял го­ло­ву и раз­вел ру­ки в сто­ро­ны.
      — По­хо­же, на про­ща­ние, в по­след­нюю не­де­лю мое­го пре­бы­ва­ния здесь, у ме­ня вы­дал­ся бо­га­тый уро­жай на за­ру­беж­ные но­во­сти. Во-пер­вых, ка­над­ский ми­нистр здра­во­охра­не­ния брыз­жет ки­пят­ком по по­во­ду уда­ле­ния не­же­ла­тель­ных во­лос.
      — Зна­ешь, На­тбим, для не­ко­то­рых из нас Ка­на­да не яв­ля­ет­ся ино­стран­ным го­су­дар­ст­вом, — съяз­вил Кард.
      — Ос­тавь его в по­кое, — ска­зал Бил­ли Прит­ти. — Про­дол­жай.
      — Лад­но. Сот­ни вра­чей вы­став­ля­ют ме­ди­цин­ским стра­хо­вым ком­па­ни­ям сче­та за уда­ле­ние не­же­ла­тель­ных во­лос на ли­це па­ци­ен­ток. Из­вест­на ци­та­та из вы­ска­зы­ва­ния ми­ни­ст­ра здра­во­охра­не­ния: «Это го­ря­чая те­ма!» Ско­рее все­го, он имел в ви­ду ра­бо­ту ап­па­ра­та для элек­тро­ли­за. Мил­лио­ны дол­ла­ров тра­тят­ся на мил­лио­ны кур­сов элек­тро­ли­за.
      Кард за­хи­хи­кал. Он был весь ка­кой-то гряз­ный, по­кры­тый жир­ны­ми пят­на­ми, веч­но го­лод­ный. А ног­ти его бы­ли по­хо­жи на ков­ши для сы­пу­чих про­дук­тов.
      — Я так и ду­мал, что ты бу­дешь над этим сме­ять­ся, — ска­зал На­тбим.
      Ку­ойл был не­ска­зан­но удив­лен, ус­лы­шав, как разъ­я­рил­ся Бил­ли.
      — Ты мо­жешь сме­ять­ся, по­ка не лоп­нешь, Кард, но нет ни­че­го пе­чаль­нее и обид­нее для жен­щи­ны, чем по­яв­ле­ние усов на ли­це. Ес­ли бы речь шла о муж­чи­нах, у ко­то­рых уда­ля­ют из­ли­шек жи­ра из гру­ди, ты бы про­явил боль­ше по­ни­ма­ния? — И он ус­та­вил­ся пря­мо на ост­рые гру­ди Кар­да.
      Не­сколь­ко се­кунд ти­ши­ны, и гря­нул влаж­ный смех Кар­да и хи­хи­ка­нье Бил­ли. Это бы­ла шут­ка. Ку­ойл по-преж­не­му не по­ни­мал шу­ток.
      — Ага. — ска­зал Кард, смор­ка­ясь в сал­фет­ку, по­том раз­во­ра­чи­вая ее и вни­ма­тель­но рас­смат­ри­вая на све­ту. — У мо­ей се­ст­ры бы­ла по­хо­жая про­бле­ма, толь­ко во­ло­сы рос­ли на ру­ках. В ста­ри­ну у жен­щин бы­ли свои ме­то­ды бо­роть­ся с этим. Жил то­гда та­кой шки­пер Смол, он умел ле­чить за­го­во­ра­ми. Он пи­сал что-то на клоч­ке бу­ма­ги, по­том ки­дал его в огонь, смот­рел на не­го, по­ка там не ос­та­ва­лась толь­ко бе­лая пе­ле­на на уг­лях. По­том брал пал­ку и сби­вал этот на­лет с уг­лей, что­бы его ос­тат­ки вы­ле­те­ли в тру­бу. И все вре­мя при­го­ва­ри­вал: «Ку­да дым, гу­да хво­ро­ба».
      — Ну и как, по­мог­ло это тво­ей се­ст­ре?
      — О да, еще как. Ее ру­ки ста­ли глад­кие, как шелк. Об­ни­мать­ся с ней бы­ло од­но удо­воль­ст­вие. Ну, так все го­во­ри­ли. На­де­юсь, На­тбим, спо­со­бы уда­ле­ния во­лос в Он­та­рио не ста­нут про­дол­же­ни­ем тво­ей ста­тьи о ме­ж­ду­на­род­ных но­во­стях.
      — Ну, еще есть эпи­де­мия хо­ле­ры в Пе­ру. Ар­ген­ти­на и Па­ра­гвай те­перь от­ка­зы­ва­ют­ся иг­рать в фут­бол в Пе­ру. За по­след­ние шесть не­дель за­ре­ги­ст­ри­ро­ва­но че­тыр­на­дцать ты­сяч боль­ных.
      — Вот и хо­ро­шо. Мы по­ста­вим эту ста­тью ря­дом с рас­ска­зом о том, как ра­бот­ни­ков со­ци­аль­ной служ­бы в бух­те Мис­ки по­ку­са­ли не­из­вест­ные на­се­ко­мые. — Он сно­ва по­смот­рел на Ку­ой­ла. — Так ты на­пи­сал ста­тью об ава­рии?
      — Ну, — ска­зал Ку­ойл. Терт Кард так ни­че­го и не по­нял.
      — Ну, то­гда о чем она, где она и где фо­то­гра­фии?
      — Столк­но­ве­ние су­дов в Ту­гой Су­ме. По­том я снял па­роч­ку ав­то­мо­биль­ных ос­то­вов в ог­не, воз­ник­шем по не­из­вест­ным при­чи­нам. Пе­ред по­хо­рон­ным бю­ро был при­пар­ко­ван гру­зо­вик, ко­то­рый вне­зап­но взо­рвал­ся, по­ка скор­бя­щее се­мей­ст­во бы­ло в зда­нии. Вы­гля­де­ло это как на­стоя­щий фей­ер­верк.
      — А это хо­ро­шая мысль, Ку­ойл. Ко­гда у нас за­кон­чат­ся хо­ро­шие сним­ки, то мы за­про­сто мо­жем за­жечь фей­ер­верк и сфо­то­гра­фи­ро­вать его. Встрях­нешь фо­то­ап­па­рат, по­ка сни­ма­ешь, и ни­кто не до­га­да­ет­ся.
      — В бух­те Мис­ки про­изош­ла ка­кая-то ссо­ра. Су­дя по все­му, раз­молв­ка ме­ж­ду брать­я­ми-близ­не­ца­ми, Бой­лом и Дой­лом Кэ­та­ми.
      — Я их знаю, — ска­зал Бил­ли Прит­ти. — Один из них во­дит так­си.
      — Пра­виль­но. Бойл ра­бо­та­ет так­си­стом. Они по­спо­ри­ли на­ка­ну­не ве­че­ром. Го­во­рят, из-за нар­ко­ти­ков. В обед в сре­ду Бойл по­доб­рал пас­са­жи­ра воз­ле рыб­но­го за­во­да, раз­вер­нул­ся и по­пал в за­са­ду, уст­ро­ен­ную че­ло­ве­ком в мас­ке на сне­го­хо­де «Яма­ха» по­след­ней мо­де­ли, у ко­то­ро­го на об­те­ка­те­ле на­пи­са­но сло­во «пси­хо­пат». Го­во­рят, что у Дой­ла есть имен­но та­кой сне­го­ход. Так вот, во­ди­тель сне­го­хо­да стре­ля­ет из ору­жия в так­си и на боль­шой ско­ро­сти уез­жа­ет прочь. У так­си вдре­без­ги раз­ле­та­ет­ся ло­бо­вое стек­ло, ма­ши­ну за­но­сит, и она ос­та­нав­ли­ва­ет­ся у по­гру­зоч­но­го пан­ду­са ры­бо­пе­ре­ра­ба­ты­ваю­ще­го за­во­да. Во­ди­тель от­де­лал­ся не­зна­чи­тель­ны­ми уши­ба­ми и по­ре­за­ми, на­па­дав­ше­му на сне­го­хо­де уда­лось скрыть­ся.
      — А там снег есть?
      — Нет.
      — Мне это ме­сто бу­дет пом­нить­ся мно­гим, — ска­зал На­тбим. — Но боль­ше все­го изо­щрен­ным на­си­ли­ем и боль­шой лю­бо­вью к стрип­ти­зу в за­ле су­да. По­хо­же, в этом за­клю­ча­ет­ся свое­об­ра­зие нью­фа­унд­ленд­ско­го ха­рак­те­ра. У ме­ня еще есть про­стой под­жог: пар­ниш­ка под­па­лил свою лод­ку, кста­ти, ты то­же мог об этом слы­шать. Ку­ойл. Ско­рее все­го, ему бы­ла нуж­на стра­хов­ка. Он про­си­дел не­сколь­ко дней за ре­шет­кой. Се­го­дня ут­ром за ним при­шли, что­бы от­вес­ти его к су­дье. И что вы ду­мае­те, он сде­лал, ока­зав­шись в су­де?
      — Снял с се­бя всю оде­ж­ду, — под­хва­ти­ли все хо­ром.
      — А что, из это­го мож­но сде­лать ста­тью, — ска­зал Бил­ли, щел­кая кла­ви­ша­ми.
      — Терт, а эта твоя се­ст­ра, не она ли про­гло­ти­ла мор­ско­го вол­ка? — спро­сил На­тбим.
      — Мор­ско­го вол­ка? Ну ты ум­ник. Она про­гло­ти­ла во­дя­но­го вол­ка. А мор­ской волк — это суб­ма­ри­на. Она при­шла в тем­но­те, за­черп­ну­ла ков­шом во­ды и вы­пи­ла. Ко­гда бы­ла ма­лень­кая. Го­во­рит, по­чув­ст­во­ва­ла, как с во­дой про­гло­ти­ла что-то еще. И ско­ро на­ча­ла есть как ло­шадь. Все ест и ест. А ста­ру­ха, так та сра­зу все по­ня­ла. «Ты про­гло­ти­ла во­дя­но­го вол­ка», — го­во­рит. На­тбим, у ме­ня тут на эк­ра­не твои ста­тьи о сек­су­аль­ном на­си­лии. Ты что, их те­перь мет­ра­жом на­би­ра­ешь? Семь, во­семь, де­вять, у те­бя тут це­лых один­на­дцать слу­ча­ев! Ес­ли мы все это на­пе­ча­та­ем, то мес­та на но­во­сти не ос­та­нет­ся.
      — Ты бы ви­дел мой блок­нот. Пря­мо ка­кая-то эпи­де­мия. — На­тбим по­вер­нул­ся к ящи­кам, сто­яв­шим по­за­ди не­го. Ме­тал­ли­че­ская дверь цве­та ха­ки за­зве­не­ла, ко­гда он ее рез­ко рас­пах­нул. — А здесь ле­жит все, что я на­ко­пал за все вре­мя ра­бо­ты. Что ты бу­дешь де­лать, ко­гда я уе­ду?
      — Это пусть Джек ду­ма­ет. И обо всем ос­таль­ном то­же, — ска­зал Терт Кард с яв­ным удов­ле­тво­ре­ни­ем. — Так ты не пе­ре­ду­мал? Едешь в чет­верг?
      — Да. Прочь от се­ку­ще­го сне­га, на­встре­чу ост­ро­вам Ка­риб­ско­го мо­ря, при­клю­че­ни­ям и люб­ви.
      — Позд­но­ва­то ты со­брал­ся. Ес­ли бу­дет ме­тель, ты за од­ну ночь льдом об­рас­тешь и вста­нешь. Кое-где уже лед креп­ко взял­ся. Сей­час опас­но хо­дить под па­ру­сом. Ты мо­жешь не дой­ти. Сле­дую­щим те­лом воз­ле пе­щер мо­жет ока­зать­ся твое. — Терт Кард ко­вы­рял­ся в зу­бах кра­ем кон­вер­та. Бу­ма­га смя­лась и по­рва­лась, за­стряв ме­ж­ду жел­ты­ми рез­ца­ми.
      — Вот как об­сто­ят де­ла. Позд­ней осе­нью здесь ста­но­вит­ся пус­то. Все едут на юг, — ска­зал Бил­ли Прит­ти. — Очень ма­ло ос­та­лось тех, кто про­жил здесь дол­гие го­ды и ни­ко­гда не уез­жал на зи­му. Не счи­тая, ко­неч­но, даль­них рей­сов. А Ку­ойл — един­ст­вен­ный из всех, ко­го я знаю, кто пе­ре­ехал сю­да жить. Вот я и ду­маю: на­вер­ное, по­сле те­бя и он уе­дет.
      — Я оп­ре­де­лен­но ос­та­юсь, — ска­зал Ку­ойл. — Эл­вин Ярк де­ла­ет для ме­ня лод­ку. Бан­ни учит­ся в шко­ле, у нее все в по­ряд­ке. Сан­шайн обо­жа­ет Би­ти. У де­тей поя­ви­лись дру­зья. Те­туш­ка вес­ной воз­вра­ща­ет­ся из Сент-Джон­са. Нам все­го лишь ос­та­лось об­за­вес­тись жиль­ем.
      — Я не мо­гу пред­ста­вить те­бя в трей­ле­ре На­тби­ма. Ты его уже ви­дел? — Терт Кард улы­бал­ся, буд­то бы зная ка­кой-то сек­рет.
      — Уви­дит в пят­ни­цу. Ку­ойл по­мо­жет мне под­го­то­вить­ся к ве­че­рин­ке. Мы ку­пим лю­бую вы­пив­ку, ка­кую за­хо­ти­те: от пи­ва до шам­пан­ско­го.
      — Шам­пан­ское? Это мне нра­вит­ся, — ска­зал Терт Кард. — Осо­бен­но ко­гда в нем пла­ва­ет лом­тик спе­ло­го пер­си­ка.
      — Ну, ну. Это ты где-то вы­чи­тал. На Нью­фа­унд­лен­де не бы­ва­ет спе­лых пер­си­ков.
      — Я их ел во Фло­ри­де. Я про­бо­вал «Май-тай», «Свет Ямай­ки», «На­бе­жав­шую вол­ну», ба­на­но­вый дай­ки­ри, пи­на ко­ла­да. Бо­же мой! Си­дишь на бал­ко­не в плав­ках и пьешь эти за­ме­ча­тель­ные на­пит­ки. И жа­ра.
      — Со­мне­ва­юсь я, что муж­чи­на мо­жет вы­рас­тить двух де­во­чек в оди­ноч­ку, — ска­зал Бил­ли Прит­ти. — В этом де­ле не обой­тись без ру­га­ни и нерв­ных сры­вов.
      Ку­ойл де­мон­ст­ра­тив­но сде­лал вид, что не слы­шит его.

      За ночь по­ток те­п­ло­го, аро­мат­но­го воз­ду­ха с ма­те­ри­ка опус­тил­ся на на­чав­ший за­сты­вать лед. Рас­та­ял но­ябрь­ский снег. В пол­день пят­ни­цы Терт Кард, оша­лев­ший от не­ждан­ной вес­ны, вва­лил­ся в ре­дак­цию, стал всех ра­зыг­ры­вать, от­ве­чал на те­ле­фон фаль­це­том и все вре­мя бе­гал в туа­лет. От не­го пах­ло ро­мом. Воз­бу­ж­де­ние На­тби­ма про­яв­ля­лось толь­ко в гром­ком го­ло­се. Его отъ­езд сов­пал с на­рас­таю­щей лу­ной.
      — Я по­ехал за Бан­ни. От­ве­зу ее к Би­ти и вер­нусь, — ска­зал Ку­ойл.
      На кух­не Би­ти он бы­ст­ро вы­пил чаш­ку чаю.
      — Би­ти, На­тбим се­го­дня уст­раи­ва­ет ве­че­рин­ку. Я по­еду по­мо­гу ему все при­го­то­вить, за­од­но по­смот­рю трей­лер. Бо­же мой, ты пе­чешь са­мый луч­ший в ми­ре хлеб. — Он за­пи­хи­вал в рот ог­ром­ные кус­ки.
      — Мо­жет быть, мне боль­ше не по­на­до­бит­ся его печь, ес­ли Эл­ли Мар­вел от­кро­ет этой вес­ной соб­ст­вен­ную пе­кар­ню. Хлеб дер­жит хо­зяй­ку до­ма, а мне хо­те­лось бы кое-чем за­нять­ся. Ес­ли, ко­неч­но, Ден­нис мне это по­зво­лит, — про­шеп­та­ла она.
      — Па­па, — ска­за­ла Бан­ни. — Я то­же хо­чу на ве­че­рин­ку.
      — Нет, на эту те­бе ид­ти не на­до. Это бу­дет муж­ская ве­че­рин­ка. Те­бе там бу­дет не­ин­те­рес­но.
      — Слу­шай, Ку­ойл, — ска­зал Ден­нис из-за те­ле­ви­зо­ра. — Я так по­ни­маю, что се­го­дня ты сю­да уже не вер­нешь­ся.
      — По­че­му, вер­нусь, — ска­зал Ку­ойл, ко­то­ро­му в ожи­да­нии пе­ре­ез­да в трей­лер при­хо­ди­лось но­че­вать на пе­ре­нос­ной кой­ке в под­валь­чи­ке, слу­жив­шем мас­тер­ской. — Зав­тра мне пред­сто­ит мно­го дел, раз уж до­ро­ги ста­ли по­чи­ще. Ут­ром на­до бу­дет кое-что за­брать из до­ма на мы­се, по­том ехать по­мо­гать Эл­ви­ну с лод­кой.
      — Ес­ли у де­во­чек есть за­пас­ные ва­реж­ки, при­ве­зи их сю­да, — ска­за­ла Би­ти. — Сан­шайн, по­ка­жи па­пе, что слу­чи­лось с твои­ми ва­реж­ка­ми.
      Де­воч­ка при­нес­ла что-то же­ст­кое и обуг­лив­шее­ся.
      — Она при­нес­ла па­ру по­лень­ев, и од­на ва­реж­ка за­це­пи­лась за ще­пу. Она не за­ме­ти­ла это­го, и ко­гда Ден­нис бро­сил по­ле­но в печь, мы по­чув­ст­во­ва­ли за­пах. Зна­ешь, за­пах па­ле­ной шер­сти все­гда при­вле­ка­ет вни­ма­ние. Мы ее вы­та­щи­ли, но бы­ло уже позд­но. Я се­го­дня свя­жу ей еще од­ну, но ты по­ни­ма­ешь, что лиш­ние ва­реж­ки де­тям не по­ме­ша­ют.
      Сан­шайн под­бе­жа­ла к Ку­ой­лу, при­жа­ла гу­бы к его уху и гром­ко, ще­кот­но за­шеп­та­ла:
      — Па­па, Би­ти учит ме­ня вя­зать. Я вя­жу для те­бя по­да­рок на Ро­ж­де­ст­во. Это очень труд­но.
      — Бо­же мой! — ска­зал по­тря­сен­ный Ку­ойл. — Те­бе же все­го че­ты­ре го­да!
      — Это та­кой фо­кус, пап. Из длин­ной-пред­лин­ной тол­стой нит­ки по­лу­ча­ет­ся шарф. Толь­ко я не мо­гу те­бе это по­ка­зать.
      — Ты рас­ска­зы­ва­ешь па­пе о на­шем сек­ре­те?
      — Да, — от­ве­ти­ла Сан­шайн, све­тясь от сча­стья.
      — До сви­да­нья, — ска­зал Ку­ойл.
      — До ско­ро­го! — азарт­но ото­звал­ся Ден­нис.

***

      На то, что­бы до­б­рать­ся до трей­ле­ра, уш­ло пол­то­ра ча­са. Ку­ойл и На­тбим на­дол­го ос­та­нав­ли­ва­лись воз­ле ли­кер­ных ма­га­зин­чи­ков, на­гру­жая ба­гаж­ник ма­ши­ны Ку­ой­ла ящи­ка­ми пи­ва и ро­ма, по­ка его зад­няя часть не про­се­ла. Про­стран­ст­во на зад­них си­день­ях бы­ло за­би­то рас­фа­со­ван­ны­ми и на­ре­зан­ны­ми про­дук­та­ми: вет­чи­на, ин­дей­ка, коп­че­но­сти и олив­ки из един­ст­вен­но­го в го­род­ке су­пер­мар­ке­та. За­тем они от­пра­ви­лись на ры­бо­пе­ре­ра­ба­ты­ваю­щий за­вод за ящи­ком льда, ко­то­рый На­тбим ухит­рил­ся во­дру­зить свер­ху. Ра­но стем­не­ло. До зим­не­го солн­це­стоя­ния ос­та­лось не­сколь­ко не­дель.
      — А это не бу­дет лиш­ним? — спро­сил Ку­ойл. — Тут все­го очень мно­го.
      — Ты за­бы­ва­ешь о со­труд­ни­ках га­зе­ты и рек­лам­ных аген­тах, и двух раз­бор­чи­вых гас­тро­но­ми­че­ских кри­ти­ках. Бен­ни Фадж и Адо­нис Кол­лард, у них своя ко­лон­ка. Ты чи­тал их по­след­ний ше­девр? Что-то вро­де «Нью­фа­унд­ленд­ско­го пу­те­во­ди­те­ля по мес­там, где жа­рят кол­ба­су». По­том бу­дет твой зна­ко­мый, ста­рик из пор­та. При­дет од­на да­ма из су­дей­ских, ко­то­рая пе­ре­да­ет нам но­во­сти из за­ла су­да. У нас бу­дет позд­няя гу­лян­ка, нач­нем в пол­ночь. Ожи­да­ет­ся око­ло пя­ти­де­ся­ти лю­бо­пыт­ных пер­со­на­жей. Ты уви­дишь, что и в Якор­ной Ла­пе мож­но по­гу­лять. Как не по­гу­лять, у ме­ня тут поч­ти два­дцать три лит­ра од­но­го са­мо­го­на!
      — Во­об­ще-то жа­ре­ная бо­лон­ская кол­ба­са то­же вещь хо­ро­шая, — ска­зал Ку­ойл.
      — Ты, по­хо­же, уже ас­си­ми­ли­ро­вал­ся.
      Они по­еха­ли в юж­ную часть го­ро­да, из ко­то­рой уз­кий мост с од­но­сто­рон­ним дви­же­ни­ем вел к трей­ле­ру, стоя­ще­му по­за­ди групп­ки до­мов. Пас­тель­ный ро­зо­вый цвет с кан­вой, ко­то­рый луч­ше бы смот­рел­ся на де­вуш­ках с зон­ти­ка­ми; низ­кий час­то­кол. Ви­дав­ший ви­ды ве­ло­си­пед сто­ял воз­ле сту­пе­ней.
      — Са­ми Гуд­лэ­ды жи­вут в хо­ро­ших до­мах, — ска­зал На­тбим. — Они из ры­ба­ков. Лэм­би, Джон и их мать в зе­ле­ном до­ме. Есть еще два млад­ших сы­на: Рей — в бе­лом с крас­ным до­ме, а Сэм­ми — в си­нем. Са­мый стар­ший сын за­ни­ма­ет­ся их­тио­ло­ги­ей, он био­лог, ра­бо­та­ет в Сент-Джон­се. Это его трей­лер. Про­шлым ле­том он как-то при­ез­жал, но че­рез два дня уе­хал об­рат­но. Сей­час он в Но­вой Зе­лан­дии, изу­ча­ет ка­ко­го-то эк­зо­ти­че­ско­го кра­ба Юж­но­го по­лу­ша­рия, — Сам На­тбим ин­те­ре­со­вал­ся кра­ба­ми толь­ко с гас­тро­но­ми­че­ской точ­ки зре­ния, и то лишь в уме­рен­ных ко­ли­че­ст­вах. Ина­че у не­го по­яв­ля­лась кра­пив­ни­ца на за­пя­сть­ях. — За­хо­ди, — ска­зал он и от­крыл дверь.
      Ку­ойл во­шел и уви­дел ти­пич­ный трей­лер, с син­те­ти­че­ским ков­ром, уют­ны­ми спа­лен­ка­ми, гос­ти­ной, как на фо­то­гра­фи­ях се­ми­де­ся­тых го­дов. Един­ст­вен­ным не­при­выч­ным фраг­мен­том об­ста­нов­ки бы­ли ог­ром­ные ко­рич­не­вые ди­на­ми­ки, за­стыв­шие в уг­лах ком­на­ты как те­ло­хра­ни­те­ли. Кух­ня бы­ла раз­ме­ром не боль­ше шка­фа, а в ра­ко­ви­ну Ку­ойл не смог бы оку­нуть обе ру­ки од­но­вре­мен­но. В ван­ной он на­шел стран­ное со­ору­же­ние: на ков­ре ле­жал жел­тый шланг с аэра­то­ром, свер­ну­тый в фор­ме охот­ничь­е­го ро­га, а в ка­бин­ке ду­ша — по­ло­ви­на пла­ст­мас­со­во­го бо­чон­ка.
      — А что это? — спро­сил он у На­тби­ма.
      — Мне очень не хва­та­ло ван­ной, то есть до сих пор не хва­та­ет. Это хоть как-то ее на­по­ми­на­ет. На ко­раб­лях пол­но та­ких бо­чек, в них пе­ре­прав­ля­ют ме­лас­су, чер­ную па­то­ку. Так вот, я рас­пи­лил его и по­ста­вил в этот угол. Я да­же мо­гу в нем сесть. Не очень удоб­но, ко­неч­но, но все же луч­ше, чем на­лип­шая на торс по­ли­эти­ле­но­вая за­на­вес­ка.
      Вый­дя в гос­ти­ную, На­тбим ска­зал: «Вот по­слу­шай!» — и вклю­чил це­лую баш­ню из зву­ко­вос­про­из­во­дя­щих при­спо­соб­ле­ний.