Маль­чик на зад­нем си­де­нье мно­го го­во­рил, рас­тя­ги­вая глас­ные так, что его мог­ла по­нять толь­ко мать. Хо­тя Ку­ой­лу уда­лось уло­вить об­щее на­строе­ние его ре­чи. Гер­ри с вос­тор­гом рас­ска­зы­вал о при­клю­че­ни­ях и та­ких серь­ез­ных ве­щах, как го­лу­бая нит­ка на ман­же­те его сви­те­ра, брыз­ги до­ж­дя в лу­жах, пе­че­нье, спря­тан­ное в склад­ке плат­ка. В его ми­ре все бы­ло яр­ким и кра­соч­ным. Та­ким, как оран­же­вые ва­реж­ки ры­ба­ка. Он об­ла­дал уди­ви­тель­ной чут­ко­стью к цве­ту.
      — Ва­ки! Ва­ки!
      Или го­лу­бой ирис в са­ду мис­сис Баг­гит.
      — Иис!
      — Ви­дит он пре­вос­ход­но, — ска­зал Ку­ойл.
      Бо­лезнь сы­на ста­ла для Уэй­ви боль­шой не­ожи­дан­но­стью. Син­дром Дау­на. Но она хо­те­ла, что­бы ее маль­чик вел нор­маль­ную жизнь. Он ни в чем не ви­но­ват. Она уз­на­ла, где жи­вут дру­гие та­кие де­ти, на­шла их, встре­ти­лась с ро­ди­те­ля­ми. Ее брат Кен от­вез ее к ним, что­бы она объ­яс­ни­ла, что мож­но сде­лать для их де­тей.
      — Этих де­тей мож­но кое-че­му обу­чить. Они могут учить­ся, — ска­за­ла она.
      Пла­мен­ная речь. Зве­ня­щий го­лос. Это бы­ла Уэй­ви, ох­ва­чен­ная стра­стью. Че­рез ре­гио­наль­ную биб­лио­те­ку она за­про­си­ла ли­те­ра­ту­ру о де­тях с та­ки­ми осо­бен­но­стя­ми. Ор­га­ни­зо­ва­ла встре­чи ро­ди­те­лей. При­гла­си­ла спе­циа­ли­стов из Сент-Джон­са, что­бы они разъ­яс­ни­ли, что мож­но бы­ло сде­лать для этих де­тей. Под­тал­ки­ва­ла де­тей к раз­ви­тию, пи­са­ла про­ше­ния, со­зы­ва­ла со­б­ра­ния, на ко­то­рых со­став­ля­лись от­кры­тые пись­ма с прось­ба­ми ор­га­ни­зо­вать спе­ци­аль­ные об­ра­зо­ва­тель­ные кур­сы. И до­би­лась сво­его. Трех­лет­няя де­воч­ка в Бе­зы­мян­ной бух­те не уме­ла хо­дить, но ее ста­ли учить, и она по­шла. Они спа­са­ли де­тей, учи­ли их це­п­лять­ся за жизнь.
      Уэй­ви сжа­ла ру­ки, по­ка­зы­вая Ку­ой­лу, что лю­бой че­ло­век мо­жет взять жизнь в свои ру­ки, ух­ва­тить­ся за то, что ему дос­туп­но. И он по­ду­мал о том, что еще мо­жет так раз­жечь это серд­це.
      Она по­про­си­ла Ку­ой­ла под­вез­ти ее в пят­ни­цу в биб­лио­те­ку, ко­то­рая бы­ла от­кры­та толь­ко по втор­ни­кам и пят­ни­цам, в пол­день.
      — По­ни­ма­ешь, обыч­но ме­ня во­зит ту­да Кен, ко­гда мо­жет, но сей­час он в мо­ре. А я очень ску­чаю без книг. Я люб­лю чи­тать. И мно­го-мно­го чи­таю Гер­ри. И па­пе при­во­жу кни­ги. Те, ко­то­рые ему нра­вят­ся: о вос­хо­ж­де­нии на вер­ши­ны, о пу­те­ше­ст­ви­ях, об ис­сле­до­ва­нии Лаб­ра­до­ра.
      В пят­ни­цу ут­ром Ку­ойл на­чал при­го­тов­ле­ния. На­дел ру­баш­ку по­лу­чше, на­чис­тил бо­тин­ки. Он ста­рал­ся не вол­но­вать­ся. Он же про­сто ве­зет че­ло­ве­ка в биб­лио­те­ку! Но ни­че­го не мог с со­бой по­де­лать.

***

      Биб­лио­те­ка раз­ме­ща­лась в пе­ре­стро­ен­ном ста­ром до­ме. Квад­рат­ные ком­на­ты с вы­кра­шен­ны­ми в фис­таш­ко­вый цвет обоя­ми. Вдоль стен стоя­ли са­мо­дель­ные книж­ные шка­фы и кра­ше­ные сто­лы.
      — Вот дет­ская ком­на­та, — ска­за­ла Уэй­ви. — Мо­жет быть, твои де­воч­ки за­хо­тят что-ни­будь по­чи­тать. Бан­ни и Сан­шайн. — Она ос­то­рож­но про­из­нес­ла их име­на, слов­но про­буя на вкус. Ее во­ло­сы бы­ли ак­ку­рат­но за­пле­те­ны. Во­рот­ни­чок се­ро­го пла­тья ук­ра­ша­ло кру­же­во. Гер­ри уже был воз­ле по­лок, вы­тас­ки­вая все кни­ги без раз­бо­ра и рас­кры­вая их.
      Ку­ойл ка­зал­ся се­бе ог­ром­ным, не­ук­лю­жим ка­ба­ном. Ку­да бы он ни по­вер­нул­ся, его сви­тер це­п­лял­ся за вы­сту­паю­щий ко­ре­шок кни­ги. Он об­ру­шил сек­цию юмо­ри­сти­че­ских рас­ска­зов, де­тек­ти­вов, фи­ло­соф­ских из­ре­че­ний и про­по­ве­дей. Он ло­вил па­даю­щие кни­ги, но это ему не все­гда уда­ва­лось. Глу­пый Ку­ойл крас­нел в кро­хот­ной биб­лио­те­ке на се­вер­ном по­бе­ре­жье Ат­лан­ти­ки. Пе­рей­дя к сек­ции, где стоя­ли кни­ги о пу­те­ше­ст­ви­ях, он на­шел Эрик­са Нью­бай и Хан­се­на, Ред­мон­да О'Ханлона и Уил­фри­да Це­сай­ге­ра. На­брал пол­ные ру­ки книг.
      Они по­еха­ли об­рат­но че­рез дом Би­ти, что­бы за­брать де­во­чек, ко­то­рые не бы­ли зна­ко­мы с Уэй­ви.
      По­сле­до­ва­ло це­ре­мон­ное пред­став­ле­ние: «А это Гер­ри Про­уз. А это Уэй­ви, ма­ма Гер­ри». Уэй­ви раз­вер­ну­лась и по­жа­ла им ру­ки. И Гер­ри по­жал всем ру­ки, да­же сво­ей ма­те­ри и Ку­ой­лу, да­же по две ру­ки од­но­вре­мен­но. У не­го бы­ли го­ря­чие ла­дош­ки.
      — Здрав­ст­вуй­те, — ска­за­ла Уэй­ви, — ах, здрав­ст­вуй­те, мои до­ро­гие!
      Они подъ­е­ха­ли к до­му Уэй­ви, где им был обе­щан чай с пи­ро­га­ми. Сан­шайн и Бан­ни бо­ро­лись на зад­нем си­де­нье за пра­во пер­вой уви­деть со­сед­ский дво­рик со ска­зоч­ным зве­рин­цем из раз­но­цвет­ных со­бак и пе­ту­хов, се­реб­ря­ных гу­сей и пят­ни­стых ко­шек, с де­ре­вян­ным че­ло­веч­ком в шта­нах в шах­мат­ную клет­ку, дер­жа­щим за ру­ку де­ре­вян­ную жен­щи­ну. Там был да­же флю­гер в фор­ме жел­той лод­ки.
      По­том Бан­ни на­ткну­лась взгля­дом на де­ре­вян­ную со­ба­ку с ошей­ни­ком из бу­ты­лоч­ных про­бок. Из ее от­кры­той пас­ти тор­ча­ли клы­ки. Ка­за­лось, что со­ба­ка при­ню­хи­ва­ет­ся к вет­ру.
      — Па­па, — она вце­пи­лась в ру­кав Ку­ой­ла. — Там бе­лая со­ба­ка. — Ку­ойл слы­шал, как она всхли­пы­ва­ла. — Бе­лая со­ба­ка. — Она про­дол­жа­ла по­вто­рять страш­ные сло­ва на од­ной но­те: «бе­лая со­ба­ка».
      Вдруг он до­га­дал­ся. Бан­ни сти­му­ли­ро­ва­ла свой страх, ра­зо­гре­ва­ла его. «Де­воч­ка бо­ит­ся бе­лой со­ба­ки. Ро­ди­те­ли не на­хо­дят се­бе мес­та».
      — Бан­ни, это все­го лишь де­ре­вян­ная со­ба­ка. Она сде­ла­на из де­ре­ва и по­кра­ше­на крас­кой. Она не­на­стоя­щая.
      Но она не хо­те­ла ус­по­каи­вать­ся. Сту­ча­ла зу­ба­ми и хны­ка­ла.
      — На­вер­ное, мы зай­дем к вам на чай в дру­гой раз, — ска­зал Ку­ойл Уэй­ви и стро­го по­смот­рел на Бан­ни. Да­же поч­ти сер­ди­то.
      — Па­па, а где их отец? — спро­си­ла Сан­шайн. — Ну, па­па Гер­ри и Уэй­ви?

***

      На вы­ход­ных Ку­ойл и те­туш­ка за­ни­ма­лись ре­мон­том и по­кра­ской. Ден­нис на­чал ра­бо­тать на кух­не. Весь дом был по­крыт пы­лью и струж­ка­ми и ус­тав­лен дос­ка­ми. Те­туш­ка шку­ри­ла бу­фет. Ку­ойл тру­дил­ся над соб­ст­вен­ной до­ро­гой к мо­рю. Чи­тал кни­ги. Иг­рал с до­черь­ми. Од­на­ж­ды он на мгно­ве­ние уви­дел в ли­чи­ке Сан­шайн до бо­ли зна­ко­мое ли­цо Пе­тал. Он ду­мал, что боль уже про­шла, но тут она сно­ва об­да­ла его го­ря­чей вол­ной. Ка­за­лось, са­ма эта жен­щи­на поя­ви­лась, по­том ис­чез­ла сно­ва. С дру­гой сто­ро­ны, она все вре­мя бы­ла ря­дом с ним ге­не­ти­че­ски. Он по­звал Сан­шайн, что­бы при­жать­ся к ней ли­цом и про­длить ил­лю­зию, но она не по­шла к не­му. Толь­ко по­ка­ча­ла го­ло­вой и ска­за­ла: «Здрав­ст­вуй­те, ах, здрав­ст­вуй­те, мои до­ро­гие!» Она на­пом­ни­ла ему об Уэй­ви, этой вы­со­кой жен­щи­не. Он за­ста­вил се­бя за­сме­ять­ся вме­сте с де­воч­кой.

***

      В суб­бот­нее ут­ро Ку­ойл от­пра­вил­ся на лод­ке в Бе­зы­мян­ную бух­ту за ома­ра­ми. Ос­та­вил Бан­ни в яро­сти ме­тать­ся по при­ча­лу.
      — Я то­же хо­чу по­ехать!
      — Я по­ка­таю те­бя, ко­гда вер­нусь.
      Тер­пел ост­ро­ты жи­те­лей бух­ты по по­во­ду сво­ей лод­ки. Дур­ная сла­ва этой по­су­ди­ны за­мет­но опе­ре­жа­ла ее са­мое, и все го­во­ри­ли, что она ко­гда-ни­будь уто­пит сво­его хо­зяи­на. На об­рат­ном пу­ти он обо­гнул не­боль­шой айс­берг, дрей­фо­вав­ший по за­ли­ву. Айс­бер­ги не пе­ре­ста­ва­ли изум­лять его: ог­ром­ные глы­бы льда, ис­пещ­рен­ные пе­ще­ра­ми и ар­ка­ми.
      — В этом го­ду к бе­ре­гу при­би­ло уже бо­лее че­ты­рех­сот айс­бер­гов, — ска­зал он те­туш­ке. Айс­бер­ги не да­ва­ли ему по­коя. Ему да­же не сни­лось, что айс­бер­ги мо­гут стать ча­стью его по­все­днев­ной жиз­ни. — Я не знаю, где имен­но их вы­не­сло на бе­рег, но так го­во­рят. Я чи­тал это вче­ра в свод­ках.
      — Ты ома­ров при­вез?
      — Да, ку­пил их у Ла­да Юн­га. Он все вре­мя со­вал мне что-то в сум­ку «на до­рож­ку». Буд­то кон­фе­ты у кас­со­во­го ап­па­ра­та. Я по­пы­тал­ся за­пла­тить ему, но он от­ка­зал­ся.
      — До­воль­но ско­ро се­зон за­кон­чит­ся, по­это­му нам не сто­ит от­ка­зы­вать­ся и есть их, по­ка у нас есть та­кая воз­мож­ность. Я пом­ню Юн­гов, ка­ки­ми они бы­ли в дни мо­ей юно­сти: со сви­саю­щи­ми на гла­за во­ло­са­ми. Зна­ешь, что здесь са­мое луч­шее? — спро­си­ла те­туш­ка. — Ры­ба. По­до­ж­ди, вот пой­дет снеж­ный краб, и ты по­про­бу­ешь са­мое слад­кое в ми­ре мя­со! Ну, и как мы при­го­то­вим этих ома­ров?
      — Сва­рим.
      — Ну да. Дав­нень­ко мы не ели хо­ро­шей по­хлеб­ки из ома­ров. Хо­тя в этом есть и хо­ро­шая сто­ро­на. — Она по­смот­ре­ла в сто­ро­ну ком­на­ты, где сту­ча­ла мо­лот­ком Бан­ни. — Нам дав­но ни­кто не го­во­рил про «крас­ных пау­ков», все про­сто си­де­ли и ели свои су­хие зав­тра­ки. А еще я мо­гу сва­рить ома­ров, вы­нуть мя­со и сде­лать ру­лет. А как на­счет блин­чи­ков с ома­ра­ми и со сме­та­ной?
      Ку­ойл ис­хо­дил слю­ной. Это был из­люб­лен­ный фо­кус те­туш­ки: она опи­сы­ва­ла все­воз­мож­ные блю­да, а за­тем го­то­ви­ла про­стей­шее из воз­мож­ных. Парт­ридж так ни­ко­гда не де­лал.
      — Са­лат из ома­ров то­же хо­ро­шо, толь­ко для ужи­на его бу­дет ма­ло­ва­то. Зна­ешь, есть од­но блю­до, ко­то­рое мы с Уор­рен очень лю­би­ли. Его по­да­ва­ли в Гос­ти­ни­це Хо­ро­шей По­го­ды на Лонг-Ай­лен­де. Мя­со из хво­стов вы­ма­чи­ва­ли в са­ке, по­том го­то­ви­ли с мо­ло­ды­ми по­бе­га­ми бам­бу­ка и вод­ны­ми каш­та­на­ми, по­том сно­ва скла­ды­ва­ли в пан­цирь и за­пе­ка­ли. Там еще по­да­ва­ли та­кой ост­рый со­ус! Здесь я не мо­гу най­ти ни­че­го по­доб­но­го. Ко­неч­но, ес­ли бы у нас бы­ли кре­вет­ки, кра­бо­вое мя­со и гре­беш­ки, я бы мог­ла на­фар­ши­ро­вать хво­сты ома­ров, но для это­го еще нуж­но бе­лое ви­но и пар­ме­зан. Толь­ко ви­но и пар­ме­зан на­до сна­ча­ла най­ти.
      — Я ку­пил сы­ру. Толь­ко не пар­ме­за­на, а про­сто­го. Чед­де­ра.
      — Ну, то­гда мы ос­та­но­вим­ся на пи­ро­ге из ома­ров. У нас нет сме­та­ны, но я мо­гу при­го­то­вить его с мо­ло­ком. Бан­ни съест его без ка­при­зов, а мы от­дох­нем от ва­ре­ных блюд. Я хо­чу при­го­то­вить что-ни­будь осо­бен­ное. Я при­гла­си­ла на ужин До­ун. Она при­дет к шес­ти, так что вре­ме­ни у нас дос­та­точ­но.
      — Кто?
      — Ты слы­шал. Я при­гла­си­ла в гос­ти До­ун. До­ун Бад­жел. Она слав­ная де­вуш­ка. А ты по­ста­рай­ся раз­влечь ее бе­се­дой. — Она ска­за­ла это по­то­му, что ее пле­мян­ник ли­бо про­па­дал на ра­бо­те, ли­бо стра­дал от не­сча­ст­ной люб­ви.
      Из гос­ти­ной до­нес­ся ог­лу­ши­тель­ный гро­хот.
      — Бан­ни, — по­звал Ку­ойл. — Что ты там де­ла­ешь? Еще один ящик?
      — Я де­лаю ПА­ЛАТ­КУ. — В го­ло­се слы­ша­лась ярость.
      — Де­ре­вян­ную па­лат­ку?
      — Да. Толь­ко дверь кри­вая. — Гро­хот.
      — Ты что-то бро­си­ла?
      — Дверь КРИ­ВАЯ. А ты обе­щал по­ка­тать ме­ня на лод­ке. И не по­ка­тал!
      Ку­ойл встал.
      — Я за­был. Так, хо­ро­шо, вы обе бы­ст­ро оде­вай­тесь, и пой­дем.
      Но, вый­дя за по­рог, Бан­ни сра­зу изо­бре­ла но­вую иг­ру, за­ста­вив Ку­ой­ла ждать.
      — Ло­жись на спи­ну. Ви­дишь? Вот так.
      Сан­шайн за­ва­ли­лась на спи­ну и вы­тя­ну­ла ру­ки и но­ги.
      — А те­перь по­смот­ри на вер­хуш­ку зда­ния. Смот­ри, не от­ры­вай­ся. Прав­да, страш­но? Ка­жет­ся, что этот страш­ный дом сей­час упа­дет.
      По­том их взгля­ды пе­ре­мес­ти­лись с об­ши­воч­ных до­сок, по­тре­пан­ных штор­мо­вы­ми вет­ра­ми, на чер­ные края кры­ши. Над верх­ней ча­стью кры­ши об­ла­ка рас­се­ка­ли не­бо по диа­го­на­ли. Ка­за­лось, что об­ла­ка сто­ят на мес­те, а дом не­умо­ли­мо па­да­ет впе­ред. Сте­на до­ма во­об­ра­жае­мо на­вис­ла над Сан­шайн, ко­то­рая вско­чи­ла и от­бе­жа­ла в сто­ро­ну, ис­пы­тав при­ят­ный ис­пуг. Бан­ни вы­дер­жа­ла доль­ше, но ей то­же при­шлось встать и спа­сать­ся бег­ст­вом.
      В лод­ке Ку­ойл за­ста­вил их сесть пле­чом к пле­чу. Они ух­ва­ти­лись за план­ширь, и лод­ка по­нес­лась над во­дой.
      — Бы­ст­рее, пап, — кри­ча­ла Сан­шайн.
      А Бан­ни не мог­ла ото­рвать глаз от пе­ня­щей­ся вол­ны. От­ту­да, из во­до­во­ро­та пу­зырь­ков, на нее смот­ре­ла мор­да со­ба­ки, с бле­стя­щи­ми гла­за­ми и дви­жу­щей­ся па­стью. Вол­на под­ня­лась, и со­ба­ка вме­сте с ней. Бан­ни схва­ти­лась за ска­мей­ку и за­ры­да­ла. Ку­ойл сбро­сил ско­рость.
      — Я ви­де­ла со­ба­ку в во­де, — всхли­пы­ва­ла Бан­ни.
      — В во­де нетсо­бак, — ска­зал Ку­ойл. — Это все пу­зырь­ки воз­ду­ха и во­об­ра­же­ние од­ной ма­лень­кой де­воч­ки. Ты же зна­ешь, Бан­ни, что не су­ще­ст­ву­ет со­бак, ко­то­рые мо­гут жить в во­де.
      — А Ден­нис рас­ска­зы­вал про мор­ских со­бак, — всхли­пы­ва­ла Бан­ни.
      — Он имел в ви­ду со­всем дру­гих со­бак. А на­стоя­щая, жи­вая со­ба­ка, та­кая, как Уор­рен, — нет, Уор­рен мерт­ва, — жи­вая со­ба­ка, ко­то­рая мо­жет пла­вать, за­ле­за­ет в во­ду толь­ко для то­го, что­бы при­нес­ти охот­ни­ку уби­тых уток. — Бо­же мой, не­у­же­ли он мо­жет ду­мать толь­ко о мерт­вом?
      — Ну, это бы­ло очень по­хо­же на со­ба­ку. На бе­лую со­ба­ку, пап. Она злит­ся на ме­ня. Хо­чет ме­ня уку­сить, так, что­бы из ме­ня вы­тек­ла кровь. — Те­перь у нее по ще­кам тек­ли сле­зы.
      — Это не на­стоя­щая со­ба­ка, Бан­ни. Это со­ба­ка из во­об­ра­же­ния, и да­же ес­ли она вы­гля­дит, как на­стоя­щая, она все рав­но не мо­жет при­чи­нить те­бе вре­да. Ес­ли ты сно­ва ее уви­дишь, спро­си се­бя: «Это на­стоя­щая со­ба­ка или во­об­ра­жае­мая?» То­гда ты пой­мешь, что она — со­ба­ка из тво­ей фан­та­зии, и смо­жешь над ней по­сме­ять­ся.
      — Но пап, пред­ставь, что она на­стоя­щая!
      — В во­де? В кам­не? В кус­ке де­ре­ва? Я те­бя умо­ляю. — Так Ку­ойл пы­тал­ся бо­роть­ся с бе­лой со­ба­кой с по­мо­щью ло­ги­ки. Он мед­лен­но от­пра­вил­ся об­рат­но к при­ча­лу, ста­ра­ясь боль­ше не под­ни­мать волн. Бе­лая со­ба­ка на­чи­на­ла ему на­дое­дать.

***

      В пол­день Ку­ойл на­кры­вал на стол, а те­туш­ка рас­ка­ты­ва­ла тес­то.
      — Возь­ми крас­ную ска­терть. Она в ящи­ке под ле­ст­ни­цей. И ру­баш­ку мо­жешь сме­нить. — Те­туш­ка по­ста­ви­ла две бе­лые све­чи в стек­лян­ные под­свеч­ни­ки, хо­тя на ули­це еще бы­ло очень свет­ло. И за­кат ожи­дал­ся толь­ко в де­вять ча­сов.
      Бан­ни и Сан­шайн бы­ли за­тя­ну­ты в бе­лые кол­гот­ки. Сан­шайн мог­ла бы на­деть удоб­ный на­ряд Бан­ни, но та пре­бы­ва­ла в дур­ном на­строе­нии. К то­му же ее соб­ст­вен­ное пла­тье бы­ло ей ма­ло: жа­ло под мыш­ка­ми и бы­ло ко­рот­ко. А еще им бы­ло жар­ко.
      — Вот и она, — ска­за­ла те­туш­ка, ус­лы­шав воз­ле до­ма звук мо­то­ра япон­ской ма­ши­ны, на ко­то­рой ез­ди­ла До­ун. — Де­воч­ки, ве­ди­те се­бя хо­ро­шо.
      До­ун под­ня­лась по ле­ст­ни­це, с тру­дом удер­жи­вая рав­но­ве­сие на вы­со­ких шпиль­ках. Ее бе­лые туф­ли бы­ли та­ко­го раз­ме­ра, что впол­не мог­ли бы по­дой­ти муж­чи­не. Она улы­ба­лась во весь ко­рич­не­вый рот. Син­те­ти­че­ская блуз­ка сия­ла, а по­дол юб­ки низ­ко сви­сал сза­ди. В ру­ках она дер­жа­ла бу­тыл­ку. Ку­ойл по­ду­мал, что это ви­но, но в бу­тыл­ке ока­зал­ся ви­но­град­ный сок. На ней еще был ви­ден цен­ник. Нос­ки ее ту­фель опас­но за­гну­лись вверх.
      Он по­ду­мал о Пе­тал в пла­тье с ба­хро­мой, о том, как ее длин­ные но­ги спус­ка­ют­ся в ши­тые стек­ля­ру­сом туф­ли, как она стре­ми­тель­но дви­га­ет­ся, оку­тан­ная об­ла­ком «Тре­зо­ра», и ло­вит свое от­ра­же­ние в зер­ка­ле, на по­верх­но­сти тос­те­ра, стек­ла, и драз­нит его во­ж­де­ле­ние. Он по­чув­ст­во­вал бо­лез­нен­ную жа­лость к этой блек­лой мо­ли.
      Раз­го­вор не вя­зал­ся. До­ун на­зы­ва­ла го­лые по­лы и гру­бо ско­ло­чен­ные ок­на «по­тря­саю­щи­ми». Сан­шайн со­бра­ла на ко­ле­нях гру­ду чу­ма­зых мед­ве­дей и ме­тал­ли­че­ских ма­ши­нок и по­ка­зы­ва­ла их гос­тье по од­но­му, пред­став­ляя: «Это мед­ведь. А это ма­ши­на». Мож­но бы­ло по­ду­мать, что гос­тья прие­ха­ла из стра­ны, где не бы­ло ни ма­шин, ни мед­ве­дей.
      На­ко­нец те­туш­ка вы­ста­ви­ла на стол пе­ред Ку­ой­лом аро­мат­ный пи­рог.
      — Да­вай, пле­мян­ник, раз­ре­зай.
      Она за­жгла све­чи, но пла­мя ос­та­лось не­ви­ди­мым на фо­не ши­ро­ко­го сол­неч­но­го лу­ча, про­тя­нув­ше­го­ся че­рез весь стол. О них на­по­ми­нал лишь за­пах вос­ка. На сто­ле поя­ви­лись та­рел­ки с го­ро­хом, лу­ком и са­ла­том.
      Ку­ойл про­ткнул пи­рог алю­ми­ние­вым при­спо­соб­ле­ни­ем. Бан­ни во­ткну­ла свою вил­ку в пла­мя све­чи.
      — Не на­до это­го де­лать, — ска­за­ла те­туш­ка сер­ди­тым то­ном. Ку­со­чек ома­ра вы­пал из ды­мя­ще­го­ся пи­ро­га и съе­хал на та­рел­ку До­ун.
      — О, это омар? — ска­за­ла До­ун.
      — Точ­но, — ска­за­ла те­туш­ка. — Это пи­рог с ома­ром. Слад­кий, как орех.
      До­ун про­ник­но­вен­но ска­за­ла те­туш­ке: «Я про­сто по­ем са­ла­та, Аг­нис. Я не люб­лю ома­ров, еще со шко­лы. Нас за­став­ля­ли брать с со­бой бу­тер­бро­ды с ома­ром. А мы вы­бра­сы­ва­ли их в ка­на­ву. И кра­бов то­же. Они по­хо­жи на боль­ших пау­ков!»
      И она по­пы­та­лась рас­сме­ять­ся.
      Бан­ни по­смот­ре­ла на за­пек­шую­ся ко­роч­ку и оран­же­вое мя­со на сво­ей та­рел­ке. Ку­ойл при­го­то­вил­ся к ис­те­ри­ке, но ее не по­сле­до­ва­ло. Бан­ни ста­ла де­мон­ст­ра­тив­но же­вать и ска­за­ла:
      — А я обо­жаю мя­со крас­ных пау­ков!
      До­ун об­ра­ти­лась к Ку­ой­лу, как бы по сек­ре­ту. Все, что она го­во­ри­ла, ка­за­лось ка­ким-то из­лиш­ним.
      — Как ужас­но по­сту­пи­ли эти лю­ди с Аг­нис. — На са­мом де­ле ее это нис­коль­ко не вол­но­ва­ло.
      — Ка­кие лю­ди? — спро­сил Ку­ойл с ру­кой у под­бо­род­ка.
      — Ну, эти лю­ди, с гит­ле­ров­ской ях­ты. Они же про­сто сбе­жа­ли.
      — В чем де­ло? — спро­сил Ку­ойл, гля­дя на те­туш­ку.
      — Ну, по­хо­же, ме­ня на­ду­ли, — ска­за­ла она. Вол­на гне­ва ох­ва­ти­ла ее до са­мых кор­ней во­лос. — Мы оби­ли за­но­во мяг­кую ме­бель на ях­те. Сде­ла­ли все, за ис­клю­че­ни­ем двух стуль­ев. И они про­сто ис­чез­ли. Ях­та ис­чез­ла. Они сня­лись с яко­ря, по­ка бы­ло тем­но.
      — Раз­ве нель­зя их ра­зы­скать по ре­ги­ст­ра­ци­он­ной ин­фор­ма­ции? Это суд­но труд­но спря­тать.
      — Я ре­ши­ла не­мно­го по­до­ж­дать, — ска­за­ла те­туш­ка. — По­до­ж­дать и по­слу­шать. Мо­жет быть, у них бы­ли ос­но­ва­ния для та­ко­го стре­ми­тель­но­го отъ­ез­да. На­при­мер, бо­лезнь или биз­нес. Они свя­за­ны с неф­тя­ным биз­не­сом. Вер­нее, это она с ним свя­за­на. Все день­ги у нее. Или вдруг она вспом­ни­ла о том, что у нее на­зна­че­на встре­ча с па­рик­махе­ром в Нью-Йор­ке. С та­ки­ми людь­ми это бы­ва­ет. По­это­му я не ста­ла ни­че­го те­бе об этом го­во­рить.
      — Ты же де­ла­ла для них ка­кую-то ра­бо­ту еще в Шта­тах? У те­бя ведь дол­жен был ос­тать­ся их ад­рес?
      — Да, не­сколь­ко лет на­зад я пе­ре­тя­ги­ва­ла им мяг­кую ме­бель. Но все до­ку­мен­ты еще на­хо­дят­ся в Лонг-Ай­лен­де, на скла­де.
      — Я ду­мал, ты все от­пра­ви­ла сю­да, — ска­зал Ку­ойл, сно­ва об­ра­щая вни­ма­ние на пус­то­ту в ком­на­тах. У них не хва­та­ло ме­бе­ли. Она дей­ст­ви­тель­но ска­за­ла, что вся ее ме­бель от­прав­ле­на сю­да мо­рем. Но с то­го вре­ме­ни про­шло уже два ме­ся­ца.
      До­ун за­ме­ти­ла, что у не­го бле­стят гу­бы от мас­ла из пи­ро­га.
      — На все нуж­но вре­мя, — ска­за­ла те­туш­ка. — Рим то­же не сра­зу стро­ил­ся.
      За ок­на­ми в про­во­дах гу­дел ве­тер. Бан­ни смот­ре­ла в ок­но.
      — Кто хо­чет сыг­рать в кар­ты? — спро­си­ла те­туш­ка, по­ти­рая и раз­ми­ная ру­ки, как за­прав­ский кар­точ­ный иг­рок.
      — А вы умее­те иг­рать в чет­вер­ки? — спро­си­ла До­ун.
      — Де­воч­ка, — ска­за­ла те­туш­ка, — как хо­ро­шо, что уме­ешь иг­рать ты.
      Она бро­си­ла бы­ст­рый взгляд на двер­цу, за ко­то­рой хра­ни­ла вис­ки. Сей­час она бы­ла го­то­ва ото­рвать гор­лыш­ко у бу­тыл­ки зу­ба­ми.

      Ино­гда Терт Карт до­во­дил всех до то­го, что лю­ди пред­по­чи­та­ли спа­сать­ся бег­ст­вом. Был жар­кий без­вет­рен­ный пол­день, ос­то­рож­ное за­ти­шье ме­ж­ду дву­мя воюю­щи­ми по­год­ны­ми фрон­та­ми. Они все втис­ну­лись в гру­зо­ви­чок Бил­ли и по­еха­ли в «Уда­чу Ры­ба­ка», что­бы по­есть ры­бы и чип­сов. Они бе­жа­ли от Тер­та Кар­да, ко­то­рый без­ос­та­но­воч­но че­сал­ся обеи­ми ру­ка­ми. У не­го бы­ла че­сот­ка под мыш­ка­ми.
      Они си­де­ли на при­ста­ни, ели из пла­ст­мас­со­вых ко­ро­бо­чек и мле­ли от жа­ры. Ку­ойл ды­шал ртом и жму­рил­ся, гля­дя на свет. Прав­да, Бил­ли Прит­ти пре­дос­те­ре­гаю­ще по­ка­зы­вал им на се­ве­ро-вос­точ­ную часть го­ри­зон­та, где фио­ле­то­вые об­ла­ка на­по­ми­на­ли шел­ко­вый шарф, про­де­тый че­рез об­ру­чаль­ное коль­цо. На юго-за­па­де вид­не­лось со­пер­ни­чаю­щее не­бес­ное во­ин­ст­во: об­ла­ка та­ких фан­та­сти­че­ских форм и раз­ме­ров, буд­то с ни­ми по­ра­бо­тал ка­кой-то не­ис­то­вый ху­дож­ник, за­кру­чи­вая при­чуд­ли­вые вих­ри и не­ве­ро­ят­ные фон­та­ны.
      — На этой не­де­ле у ме­ня боль­ше ис­то­рий о сек­су­аль­ном на­си­лии, чем ко­гда бы то ни бы­ло, — ска­зал На­тбим. — Джек дол­жен быть сча­ст­лив. Це­лых семь. Обыч­ные ис­то­рии о мер­зав­цах па­па­шах, раз­вра­щаю­щих соб­ст­вен­ных де­тей; од­на про про­по­вед­ни­ка, рас­тлив­ше­го маль­чи­ка из хо­ра, про слав­но­го доб­ро­го со­сед­ско­го дя­дюш­ку, ко­то­рый под­во­зил де­во­чек в вос­крес­ную шко­лу и уго­щал сла­до­стя­ми тех. Кто сни­мал для не­го тру­си­ки. Есть од­на не со­всем обыч­ная, так ска­зать, рас­кры­ваю­щая тем­ные сто­ро­ны нью­фа­унд­ленд­ско­го ха­рак­те­ра. Про вы­ши­ба­лу из од­но­го ба­ра в бух­те Мис­ки, ко­то­рый пы­тал­ся вы­швыр­нуть ка­ко­го-то пьян­чу­гу. Пьян­чу­га оби­дел­ся, по­шел к сво­ему гру­зо­ви­ку, дос­тал за­мо­ро­жен­но­го мор­ско­го оку­ня из ба­гаж­ни­ка и вер­нул­ся в бар. А даль­ше бы­ло так: он за­ва­лил это­го вы­ши­ба­лу, со­драл с не­го шта­ны и со­вер­шил над ним акт сек­су­аль­но­го на­си­лия по­сред­ст­вом пре­сло­ву­то­го оку­ня. — На­тбим не сме­ял­ся.
      — А что та­кое «мор­ской окунь»? — спро­сил Ку­ойл.
      Бил­ли от­ки­нул­ся на­зад и зев­нул.
      — Да та­кая не­боль­шая ры­беш­ка. Ее мож­но со­лить, жа­рить… В об­щем, что бы ты с ней ни де­лал — это ры­ба.
      Они мол­ча смот­ре­ли на над­ви­гаю­щие­ся об­ла­ка. От­кры­тое го­лу­бое про­стран­ст­во по­сте­пен­но по­кры­ва­лось бе­лы­ми за­вит­ка­ми.
      — Стран­ное сей­час вре­мя. Стран­ная по­го­да. Пом­ни­те, в по­не­дель­ник был жел­тый день? Не­бо бы­ло мерз­ко­го жел­то­го цве­та, как ста­рая мо­ча. А вче­ра — го­лу­бая дым­ка и гус­той ту­ман. Те­перь млад­ший сын се­ст­ры по­зво­нил из Сент-Джон­са и ска­зал, что у них на ули­цах с не­ба па­да­ли за­мерз­шие ут­ки. Це­лых во­семь штук. С перь­я­ми и за­кры­ты­ми гла­за­ми, буд­то они спят. Но все твер­дые, как лед. Ко­гда про­ис­хо­дят та­кие ве­щи — жди бе­ды. Как та ис­то­рия, ко­то­рую я вче­ра ус­лы­шал по те­ле­фо­ну. Де­ло бы­ло там же, где слу­чи­лось про­ис­ше­ст­вие с оку­нем, в бух­те Мис­ки. Нет, над этой бух­той сей­час точ­но бро­дит что-то ас­т­раль­ное. Не удив­люсь, ес­ли у них то­же нач­нут с не­ба па­дать ут­ки.
      — Рас­ска­зы­вай, что за ис­то­рия, — ска­зал На­тбим, каш­ляя в труб­ку.
      — Да, в об­щем, ни­че­го осо­бен­но­го. Про­сто она еще раз до­ка­зы­ва­ет, что с бух­той Мис­ки про­ис­хо­дит что-то не­лад­ное. Мне рас­ска­за­ли это в бе­ре­го­вой ох­ра­не. Жен­щи­на, мать тро­их де­тей, взя­ла ме­тал­ли­че­ский дер­жа­тель для по­ло­тен­ца и по­шла к сво­ей баб­ке. Из­би­ла ее, по­том по­дожг­ла дом. По­том-то ее вы­та­щи­ли, но бед­ная ста­ру­ха вы­гля­де­ла, как тю­лень, с ко­то­ро­го со­дра­ли ко­жу, да и об­го­ре­ла она силь­но. А на кух­не по­жар­ные на­шли на­стоя­щий клад: в вед­ре под ра­ко­ви­ной бы­ло спря­та­но на три­ста дол­ла­ров цер­ков­ных цен­но­стей, ук­ра­ден­ных из Уол­вор­та в те­че­ние про­шло­го го­да. Обе ва­лят ви­ну друг на дру­га.
      — А у ме­ня на этой не­де­ле нет ав­то­мо­биль­ных ава­рий, — ска­зал Ку­ойл, по-преж­не­му не в си­лах за­быть ту, един­ст­вен­ную. Лег­кий бриз про­нес­ся над во­дой и за­тих.
      — Ну да, — ска­зал На­тбим. — Где гус­то, а где пус­то. У ме­ня вот со­бра­лась це­лая ку­ча этих мерз­ких ис­то­рий про из­на­си­ло­ва­ние, за­то поя­ви­лась од­на из луч­ших тем по за­ру­беж­ным но­во­стям: за­кон­чил­ся суд над лес­би­ян­кой-вам­пир­шей. Толь­ко се­го­дня ут­ром пе­ре­да­ли.
      — Вот и хо­ро­шо, — ска­зал Ку­ойл. — Мо­жет быть, ра­ди этой но­во­сти Джек от­ка­жет­ся от ава­рий. А фо­то­гра­фии есть?
      — Зна­ешь, по ра­дио их по­лу­чить до­воль­но труд­но, — ска­зал На­тбим. — И я очень со­мне­ва­юсь, что Джек от­даст ме­сто ав­то­ка­та­ст­роф ра­ди ка­кой-то ав­ст­ра­лий­ской ис­то­рии. Это та­кой по­ря­док: в га­зе­те долж­на быть ис­то­рия про ава­рию и фо­то­гра­фия на пер­вой стра­ни­це. Ес­ли ни­кто ни­ку­да не вре­жет­ся до пя­ти ча­сов ве­че­ра, те­бе при­дет­ся по­ис­кать что-ни­будь в кла­до­вой Тер­та Кар­да. А у те­бя го­то­вы ко­ра­бель­ные ис­то­рии? — В этом был весь На­тбим.
      — Да. — Ку­ойл слиз­нул кет­чуп с крыш­ки ко­ро­боч­ки и свер­нул уз­лом сал­фет­ку. — Ис­то­рия о лод­ке, взо­рвав­шей­ся в бух­те По­ги­бе­ли во втор­ник.
      Бил­ли по­тя­нул­ся и зев­нул. Его смор­щен­ная шея ка­кое-то вре­мя ос­та­ва­лась вы­тя­ну­той.
      — Я чув­ст­вую, как ме­ня­ет­ся вре­мя го­да, — ска­зал он. — Как над­ви­га­ет­ся дру­гая по­го­да. Это зна­чит, что при­шел ко­нец жа­ре. По­ра мне со­би­рать­ся на При­сталь­ный ост­ров и при­вес­ти в по­ря­док мо­ги­лу мое­го бед­но­го от­ца. Три го­да я уже это­го не де­лал. — В его сло­вах скво­зи­ла грусть. Бил­ли был чем-то по­хож на кон­верт: ино­гда кар­ма­шек при­от­кры­вал­ся и его сущ­ность чуть вы­гля­ды­ва­ла на­ру­жу.
      — Ка­кой жа­ре? — пе­ре­спро­сил Ку­ойл. — Се­го­дня пер­вый день, ко­гда ста­ло те­п­лее че­ты­рех гра­ду­сов по Цель­сию! Дождь все вре­мя на гра­ни пре­вра­ще­ния в снег. А где на­хо­дит­ся При­сталь­ный ост­ров?
      — А ты не зна­ешь? — Бил­ли ус­мех­нул­ся и взгля­нул свои­ми прон­зи­тель­ны­ми го­лу­бы­ми гла­за­ми. — Миль пят­на­дцать к се­ве­ро-вос­то­ку от уз­кой час­ти про­ли­ва. Ко­гда-то во­круг не­го хо­ди­ли ки­ты, так что кто-то зо­вет его Ки­то­вым. Но для ме­ня он все­гда был При­сталь­ным ост­ро­вом. Хо­тя в са­мом на­ча­ле ка­ких толь­ко имен ему не да­ва­ли. Кра­си­вое ме­сто. Да­же дос­то­при­ме­ча­тель­ность, Ку­ойл. — По­след­ние сло­ва бы­ли поч­ти драз­ня­щи­ми.
      — Я бы хо­тел его уви­деть, — ска­зал Ку­ойл, ко­то­рый толь­ко что на­шел ко­роб­ку с са­ла­том. — Я ни­ко­гда не был на ост­ро­ве.
      — Не го­во­ри глу­по­стей. Ты сей­час на ост­ро­ве, по­смот­ри на кар­ту. Ес­ли хо­чешь, мо­жешь по­ехать со мной. Те­бе на­до знать При­сталь­ный ост­ров. Это важ­но. В суб­бо­ту, ут­ром. Ес­ли по­го­да бу­дет нор­маль­ной, я по­еду ту­да в суб­бо­ту.