Здесь вы най­де­те опи­са­ние не­сколь­ких лет жиз­ни Ку­ой­ла, ро­див­ше­го­ся в Брук­ли­не и вы­рос­ше­го в ат­мо­сфе­ре уны­лых сель­ских го­ро­дов.
      Он про­вел свое дет­ст­во в че­ло­ве­че­ском му­ра­вей­ни­ке, му­ча­ясь от ме­тео­риз­ма и су­до­рог. В го­су­дар­ст­вен­ном уни­вер­си­те­те, при­кры­вая ру­кой под­бо­ро­док, он мас­ки­ро­вал свои му­ки улыб­ка­ми и мол­ча­ни­ем. С тру­дом до­жив до два­дца­ти­ле­тия, он к три­дца­ти го­дам нау­чил­ся скры­вать свои чув­ст­ва и ни на что не рас­счи­ты­вать. Он очень мно­го ел, лю­бил сви­ную нож­ку и кар­тош­ку с мас­лом.
      В сво­ей жиз­ни он ра­бо­тал оп­то­вым тор­гов­цем ав­то­ма­тов с кон­фе­та­ми, ноч­ным де­жур­ным в ма­га­зин­чи­ке ря­дом с туа­ле­том, третье­раз­ряд­ным ре­пор­те­ром. В воз­рас­те три­дца­ти шес­ти, хо­ло­стой, пре­ис­пол­нен­ный пе­ча­ли и не­раз­де­лен­ной люб­ви, Ку­ойл пе­ре­ехал на Нью­фа­унд­ленд, зем­лю сво­их пред­ков. Он ни­ко­гда рань­ше там не бы­вал и не со­би­рал­ся ту­да ехать.
      Там кру­гом бы­ла во­да. Ку­ойл бо­ял­ся во­ды, он не умел пла­вать. Его отец раз за ра­зом рас­це­п­лял его су­до­рож­но сжа­тые паль­цы и бро­сал его в бас­сей­ны, ре­ки и озе­ра, в на­бе­гав­шую вол­ну. Ку­ойл знал, ка­ко­вы на вкус во­до­рос­ли и мор­ской пе­сок.
      В этой не­спо­соб­но­сти млад­ше­го сы­на нау­чить­ся пла­вать отец ви­дел ис­точ­ник дру­гих его не­дос­тат­ков, раз­рас­тав­ших­ся во­круг пер­во­ис­точ­ни­ка, как ра­ко­вые клет­ки: не­уме­ние внят­но раз­го­ва­ри­вать, ров­но си­деть и вста­вать по ут­рам, от­сут­ст­вие пра­виль­ной сис­те­мы цен­но­стей, чес­то­лю­бия и ка­ких-ли­бо спо­соб­но­стей. Он во­об­ще не был на что-ли­бо спо­со­бен. Отец вос­при­ни­мал сы­на как соб­ст­вен­ную не­уда­чу.
      Ку­ойл хо­дил, не­ук­лю­же шар­кая но­га­ми, на го­ло­ву воз­вы­ша­ясь над свои­ми свер­ст­ни­ка­ми, и об­ла­дал очень мяг­ким ха­рак­те­ром. Он знал об этом. «Эх ты, ду­би­на сто­еро­со­вая», — го­во­рил ему отец. Сам он то­же не был ми­ниа­тюр­ным. А брат Дик, лю­би­мец от­ца, де­лав­ший вид, что его сей­час вы­рвет, вся­кий раз, ко­гда Ку­ойл вхо­дил в ком­на­ту, ши­пел на не­го: «Сви­ная зад­ни­ца, со­п­ли­вая ро­жа, урод, бо­ро­да­воч­ник, ту­пи­ца, бом­ба-во­нюч­ка, жир­дяй». Он бил и пи­нал его до тех пор, по­ка Ку­ойл, всхли­пы­вая, не сво­ра­чи­вал­ся на ли­но­ле­уме, при­крыв го­ло­ву ру­ка­ми. И все­му ви­ной был глав­ный не­дос­та­ток Ку­ой­ла: он вы­гля­дел как-то не­пра­виль­но.
      Ог­ром­ная не­ук­лю­жая глы­ба те­ла. Уже в шесть лет Ку­ойл ве­сил три­дцать шесть ки­ло­грамм. В ше­ст­на­дцать он уже был по­хо­ро­нен под гру­дой пло­ти. Го­ло­ва бы­ла по­хо­жа на об­ру­бок, ни­ка­ких на­ме­ков на шею, ры­же­ва­тые во­ло­сы тор­ча­ли вверх и на­зад. Чер­ты ли­ца бы­ли ском­ка­ны и на­по­ми­на­ли дви­же­ние паль­цев в жес­те воз­душ­но­го по­це­луя. Гла­за цве­та пла­сти­ка. И чу­до­вищ­ный под­бо­ро­док, не­ле­пый утес, тор­ча­щий с ниж­ней час­ти ли­ца.
      В мо­мент его за­ча­тия ак­ти­ви­зи­ро­вал­ся ка­кой-то ано­маль­ный ген, как од­на-един­ст­вен­ная ис­кра ино­гда вспы­хи­ва­ет на при­сы­пан­ных пе­п­лом уг­лях, и на­гра­дил его ги­гант­ским под­бо­род­ком. Ре­бен­ком он при­бе­гал к раз­лич­ным хит­ро­стям, что­бы спря­тать­ся от лю­бо­пыт­ных взгля­дов: улыб­ка, по­ту­п­лен­ный взгляд и пра­вая ру­ка, взле­таю­щая, что­бы при­крыть под­бо­ро­док.
      Он на­чал осоз­на­вать се­бя как не­кую сто­рон­нюю фи­гу­ру: на пер­вом пла­не бы­ла его се­мья, а где-то вда­ли, на зад­нем пла­не, на­хо­дил­ся он сам. До че­тыр­на­дца­ти лет он те­шил се­бя мыс­лью о том, что слу­чай­но по­пал в чу­жую се­мью и что где-то жи­вет его род­ная се­мья, сбив­шая­ся с ног в по­ис­ках по­хи­щен­но­го Ку­ой­ла и меч­таю­щая о вос­со­еди­не­нии с ним. За­тем, пе­ре­би­рая ста­рые ве­щи, сло­жен­ные в ко­роб­ку, он на­шел фо­то­гра­фии от­ца, где тот сто­ял ря­дом со свои­ми брать­я­ми и се­ст­ра­ми воз­ле ка­нат­но­го ог­ра­ж­де­ния па­лу­бы. Там на фо­то­гра­фии бы­ла де­воч­ка, сто­яв­шая в сто­ро­не от всех и смот­рев­шая на мо­ре при­щу­рен­ным взгля­дом, буд­то ви­дев­шая ко­неч­ную цель их пу­те­ше­ст­вия, ле­жа­щую в ты­ся­че ки­ло­мет­ров к югу. Ку­ойл уз­на­вал свои чер­ты в этих во­ло­сах, но­гах и ру­ках. А этот тол­стя­чок с хит­рым ли­цом, в тес­ном сви­те­ре, дер­жа­щий ру­ку на про­меж­но­сти, был его от­цом. На об­рат­ной сто­ро­не фо­то­гра­фии бы­ло на­ца­ра­па­но си­ним ка­ран­да­шом: «На пу­ти до­мой, 1946».
      В уни­вер­си­те­те он хо­дил на кур­сы лек­ций, ко­то­рых не по­ни­мал, пе­ре­дви­гал­ся, сгор­бив­шись и ни с кем не раз­го­ва­ри­вая, и на вы­ход­ные воз­вра­щал­ся до­мой за но­вой пор­ци­ей уни­же­ний. В кон­це кон­цов он бро­сил уче­бу и стал ис­кать ра­бо­ту, при­кры­вая под­бо­ро­док ру­кой.
      В жиз­ни оди­но­ко­го Ку­ой­ла все бы­ло не­яс­но. Его мыс­ли бы­ли по­хо­жи на при­род­ное яв­ле­ние, ко­то­рое древ­ние мо­ря­ки, дрей­фую­щие по арк­ти­че­ским су­мер­кам, на­зы­ва­ли «мор­ским лег­ким» — ле­дя­ной крош­кой, пла­ваю­щей в ту­ма­не, где воз­дух сли­вал­ся со льдом, где жид­кость ста­но­ви­лась твер­дой, а твер­дые те­ла рас­тво­ря­лись, где не­бе­са за­мер­за­ли и свет сме­ши­вал­ся с те­нью.

***

      Он на­чал за­ни­мать­ся жур­на­ли­сти­кой от без­де­лья, си­дя за жир­ным saucission и кус­ком хле­ба. Хлеб был хо­рош: без дрож­жей, под­няв­ший­ся на соб­ст­вен­ной за­ква­ске и вы­пе­чен­ный на от­кры­том воз­ду­хе, в пе­чи Парт­рид­жа. Весь двор Парт­рид­жа про­пах жже­ной му­кой, стри­же­ной тра­вой и хле­бом.
      Там бы­ли sau­cis­sion, хлеб, ви­но и бе­се­ды с Парт­рид­жем. Ра­ди это­го он упус­тил шанс уст­ро­ить­ся на ра­бо­ту, ко­то­рая мог­ла по­зво­лить ему при­пасть к уп­ру­гой гру­ди бю­ро­кра­тии. Его отец, карь­ер­ным пи­ком ко­то­ро­го ста­ло ме­сто управ­ляю­ще­го то­вар­ным по­то­ком в се­ти су­пер­мар­ке­тов, лю­бил чи­тать про­по­ведь, ил­лю­ст­ри­руя ее при­ме­ром соб­ст­вен­ной жиз­ни: «Ко­гда я сю­да прие­хал, мне при­хо­ди­лось тас­кать пол­ные те­леж­ки с пес­ком из ка­ме­но­лом­ни!» И так да­лее. Отец по­кло­нял­ся та­ин­ст­ву биз­не­са: муж­чи­нам, под­пи­сы­ваю­щим бу­ма­ги, при­кры­вая их ле­вой ру­кой, де­ло­вым встре­чам за то­ни­ро­ван­ны­ми стек­ла­ми и кей­сам с ко­до­вы­ми зам­ка­ми.
      А Пат­рик, раз­брыз­ги­вая мас­ло, ска­зал: «Да по­шло оно все!» На­ре­зал лом­тя­ми пур­пур­ный по­ми­дор. И сме­нил те­му раз­го­во­ра, на­чав опи­сы­вать мес­та, в ко­то­рых по­бы­вал: Стра­бэйн, Юж­ный Эм­бой, Кларк Форк. В Кларк Фор­ке он иг­рал в биль­ярд с че­ло­ве­ком с ис­крив­лен­ной но­со­вой пе­ре­го­род­кой. В ва­реж­ках из шку­ры кен­гу­ру. Ку­ойл си­дел в крес­ле и слу­шал, при­кры­вая под­бо­ро­док ру­кой. На его кос­тю­ме для со­бе­се­до­ва­ния бы­ло олив­ко­вое мас­ло, а на гал­сту­ке с узо­ром «ада­мант» — се­меч­ко от по­ми­до­ра.
      Ку­ойл и Парт­ридж по­зна­ко­ми­лись в пра­чеч­ной в Мо­кин­бер­де, в Нью-Йор­ке. Ку­ойл сгор­бил­ся над га­зе­той и об­во­дил в ней объ­яв­ле­ния с пред­ло­же­ния­ми о ра­бо­те, по­ка его «бо­га­тыр­ские» ру­баш­ки вра­ща­лись в ба­ра­ба­не ма­ши­ны. Парт­ридж за­ме­тил, что ры­нок тру­да был ску­ден. Ку­ойл с ним со­гла­сил­ся. Парт­ридж вы­ска­зал свое мне­ние о за­су­хе. Ку­ойл кив­нул. Парт­ридж пе­ре­вел раз­го­вор на за­кры­тие фаб­ри­ки по про­из­вод­ст­ву ква­ше­ной ка­пус­ты. Ку­ойл вы­та­щил ру­баш­ки из су­шил­ки. Они вы­па­ли на пол вме­сте с до­ж­дем из го­ря­чих мо­нет и ша­ри­ко­вых ру­чек. На ру­баш­ках ос­та­лись длин­ные чер­ниль­ные пят­на.
      — Ис­пор­ти­лись, — ска­зал Ку­ойл.
      — Ерун­да, — ска­зал Парт­ридж. — На­три пят­на го­ря­чей со­лью и таль­ком. По­том сно­ва вы­сти­рай ру­баш­ки со ста­ка­ном от­бе­ли­ва­те­ля.
      Ку­ойл ска­зал, что по­про­бу­ет. У не­го дро­жал го­лос. Парт­ридж по­ра­зил­ся, уви­дев, как бес­цвет­ные гла­за здо­ро­вя­ка уве­ли­чи­лись из-за на­пол­нив­ших их слез. Ку­ойл ни­че­го не мог по­де­лать со сво­им оди­но­че­ст­вом и всем су­ще­ст­вом стре­мил­ся к об­ще­нию, меч­тая стать при­ят­ной ком­па­ни­ей для ок­ру­жаю­щих.
      Су­шил­ки за­ры­ча­ли.
      — Слу­шай, ты за­хо­ди как-ни­будь ве­че­ром, — ска­зал Парт­ридж, за­пи­сы­вая ко­сы­ми стро­ка­ми свой ад­рес и но­мер те­ле­фо­на на об­рат­ной сто­ро­не смя­то­го че­ка. У не­го то­же бы­ло не мно­го дру­зей.
      Ку­ойл прие­хал на сле­дую­щий день, сжи­мая в ру­ках бу­маж­ные па­ке­ты. Фа­сад до­ма Парт­рид­жа и пус­тая ули­ца ку­па­лись в ян­тар­ном све­те. Зо­ло­той час. В па­ке­тах бы­ли пач­ка им­порт­ных швед­ских кре­ке­ров, бу­тыл­ки крас­но­го, ро­зо­во­го и бе­ло­го ви­на и за­вер­ну­тые в фоль­гу тре­уголь­ни­ки им­порт­ных сы­ров. Ку­ойл был оча­ро­ван зву­ка­ми го­ря­чей, рит­мич­ной му­зы­ки, раз­да­вав­ши­ми­ся из-за две­ри Парт­рид­жа.

***

      Ка­кое-то вре­мя они дру­жи­ли, Ку­ойл, Парт­ридж и Мер­ка­лия. Они бы­ли раз­ны­ми: Парт­ридж — чер­но­ко­жий, ма­лень­кий, не­уто­ми­мый пу­те­ше­ст­вен­ник по жиз­ни, лю­би­тель раз­го­во­ров на всю ночь. Мер­ка­лия, вто­рая же­на Парт­рид­жа, об­ла­да­ла ко­жей цве­та ко­рич­не­во­го пе­ра на тем­ной во­де и го­ря­чим, ост­рым умом. Ку­ойл был боль­шим и бе­лым и с тру­дом ша­гал по сво­ему пу­ти, ве­ду­ще­му в ни­ку­да.
      Парт­ридж мог лег­ко пре­ду­га­ды­вать гря­ду­щие со­бы­тия, буд­то его мозг был ка­ким-то об­ра­зом под­сое­ди­нен к бу­ду­ще­му. Он ро­дил­ся с лиш­ней мем­бра­ной в го­лов­ном моз­ге, в три го­да стал сви­де­те­лем то­го, как ша­ро­вая мол­ния от­ско­чи­ла от по­жар­ной ле­ст­ни­цы, и ви­дел во сне огур­цы на­ка­ну­не дня, ко­гда бра­та его же­ны по­ку­са­ли шерш­ни. Он был уве­рен в сво­ей уда­че. Он умел пус­кать из ды­ма коль­ца со­вер­шен­ной фор­мы. Сви­ри­сте­ли все­гда ос­та­нав­ли­ва­лись у не­го во дво­ре на от­дых во вре­мя ми­гра­ци­он­ных пе­ре­ле­тов.

***

      Сей­час во дво­ре, гля­дя на Ку­ой­ла, ко­то­рый на­по­ми­нал в сво­ем кос­тю­ме пса, на­ря­жен­но­го для фо­то­сес­сий, Парт­ридж пой­мал се­бя на од­ной мыс­ли.
      — Эд Панч, ис­пол­ни­тель­ный ре­дак­тор га­зе­ты, в ко­то­рой я ра­бо­таю, ищет де­ше­во­го ре­пор­те­ра. Ле­то за­кон­чи­лось, и все его сту­ден­тиш­ки раз­бе­жа­лись по сво­им но­рам. Га­зе­тен­ка бро­со­вая, но там мож­но по­ра­бо­тать па­ру ме­ся­цев, по­ка не най­дешь что-ни­будь по­лу­чше. А что, вдруг те­бе по­нра­вит­ся быть ре­пор­те­ром!
      Ку­ойл кив­нул, при­кры­вая ру­кой под­бо­ро­док. Ес­ли бы Парт­ридж пред­ло­жил ему спрыг­нуть с мос­та, то он, по мень­шей ме­ре, све­сил­ся бы с пе­рил. Это же со­вет дру­га!
      — Мер­ка­лия! Я ос­та­вил те­бе ко­роч­ку, ра­дость моя! Это са­мое вкус­ное. Иди-ка сю­да.
      Мер­ка­лия за­кры­ла руч­ку кол­пач­ком. Ус­та­ла от опи­са­ния мо­ло­дых да­ро­ва­ний, ку­саю­щих ног­ти, нерв­но хо­дя­щих во­круг стуль­ев в гос­ти­ной, фон­та­ни­рую­щих не­мыс­ли­мы­ми идея­ми и под­ни­маю­щих пыль с рос­кош­ных ков­ров.

***

      Эд Панч го­во­рил от­ку­да-то из глу­бин сво­его рта. Во вре­мя раз­го­во­ра он рас­смат­ри­вал Ку­ой­ла и за­ме­тил его де­ше­вый тви­до­вый пид­жак раз­ме­ром с на­кид­ку для ло­ша­ди, и ног­ти, ко­то­рые вы­гля­де­ли так, буд­то их по­сто­ян­но при­кла­ды­ва­ли к то­чиль­но­му кам­ню. Он по­чу­ял в Ку­ой­ле по­кор­ность и до­га­дал­ся, что пе­ред ним че­ло­век с ха­рак­те­ром не твер­же мяг­ко­го мас­ла.
      Гла­за Ку­ой­ла за­це­пи­лись за кар­тин­ку на сте­не, по­кры­той пят­на­ми от сы­ро­сти. Он раз­гля­дел ше­ро­хо­ва­тое ли­цо, гла­за, как стек­лян­ные ша­ри­ки, ба­хро­му из во­лос, вы­би­ваю­щих­ся из-под во­рот­ни­ка и кас­ка­дом спус­каю­щих­ся по­верх его на­крах­ма­лен­но­го края. Кто там, в оби­той рам­ке, де­душ­ка Пан­ча? Он стал ду­мать о пред­ках.
      — Это се­мей­ная га­зе­та. Мы пе­ча­та­ем оп­ти­ми­сти­че­ские ис­то­рии с упо­ром на об­ще­ст­вен­ные цен­но­сти.
      «Мо­кин­гберд Ре­кордз» спе­циа­ли­зи­ро­ва­лись на ра­бо­леп­ных анек­до­тах о ме­ст­ных биз­нес­ме­нах и очер­ках о на­род­ных лю­бим­цах. На ее то­нень­ких стра­ни­цах пе­ча­та­лась мас­са го­ло­во­ло­мок и кон­кур­сов, ав­тор­ских ко­ло­нок, очер­ков и ко­мик­сов. Там все­гда бы­ла ан­ке­та, что­бы по­мочь чи­та­те­лю от­ве­тить на во­прос: «Яв­ляе­тесь ли вы скры­тым ал­ко­го­ли­ком?»
      Панч вздох­нул, сде­лав вид, что при­ни­ма­ет труд­ное ре­ше­ние.
      — Я по­став­лю те­бя в раз­дел му­ни­ци­паль­ных но­во­стей, бу­дешь по­мо­гать Элу Ка­та­ло­гу. Он вве­дет те­бя в курс де­ла. Он же бу­дет да­вать те­бе за­да­ния.
      Зар­пла­та бы­ла жал­кой, но Ку­ойл об этом не знал.

***

      Эл Ка­та­лог с ли­цом, по­хо­жим на пу­чок стер­ни, с бле­стя­щим ртом, от­ме­тил что-то ног­тем в спи­ске за­да­ний. Его взгляд от­ско­чил от под­бо­род­ка Ку­ой­ла, как мо­ло­ток от гвоз­дя.
      — Так, со­б­ра­ние со­ве­та по пла­ни­ро­ва­нию бу­дет для те­бя хо­ро­шим на­ча­лом. В на­чаль­ной шко­ле. По­че­му бы те­бе не схо­дить ту­да се­го­дня ве­че­ром? По­си­дишь на ма­лень­ких стуль­чи­ках. За­пи­шешь все, что ус­лы­шишь, на­пе­ча­та­ешь. Мак­си­мум пять­сот слов. Возь­ми с со­бой дик­то­фон, ес­ли хо­чешь. По­ка­жешь мне свою ра­бо­ту до по­луд­ня. Сна­ча­ла дашь мне и толь­ко по­том от­не­сешь то­му чер­но­ма­зо­му су­ки­ну сы­ну за сто­лом.
      Этим чер­но­ма­зым су­ки­ным сы­ном был Парт­ридж.
      Ку­ойл си­дел на со­б­ра­нии на зад­них ря­дах и пи­сал в блок­но­те. При­дя до­мой, пе­ча­тал и пе­ре­пе­ча­ты­вал за ку­хон­ным сто­лом всю ночь. Ут­ром, с кру­га­ми во­круг глаз и нерв­ный от вы­пи­то­го ко­фе, он от­пра­вил­ся в ком­на­ту но­во­стей. И ждал Эла Ка­та­ло­га.
      Эд Панч, все­гда при­хо­див­ший пер­вым, про­скольз­нул в свой ка­би­нет, как угорь в ка­мен­ную щель. На­чал­ся ут­рен­ний па­рад. Че­ло­век, от­ве­чаю­щий за стра­ни­цу с ос­нов­ны­ми стать­я­ми, раз­ма­хи­вал па­ке­том с ко­ко­со­вы­ми пон­чи­ка­ми; вы­со­кая ки­та­ян­ка с глян­це­вы­ми во­ло­са­ми, по­жи­лой ти­ра­жист с ру­ка­ми, по­хо­жи­ми на сталь­ные тро­сы, две жен­щи­ны-ма­кет­чи­цы, фо­то­ре­дак­тор во вче­раш­ней ру­баш­ке с пят­на­ми под мыш­ка­ми. Ку­ойл си­дел за сво­им сто­лом и щи­пал под­бо­ро­док, опус­тив го­ло­ву вниз и де­лая вид, что пра­вит свою ста­тью. Она бы­ла на один­на­дцать стра­ниц.
      В де­сять ча­сов поя­вил­ся Парт­ридж. Крас­ные под­тяж­ки, льня­ная ру­баш­ка. Он кив­нул и про­то­пал че­рез всю ком­на­ту но­во­стей, су­нул го­ло­ву в угол Пан­ча, под­миг­нул Ку­ой­лу и уст­ро­ил­ся за сво­им пись­мен­ным сто­лом.
      Парт­ридж ужас­но мно­го знал: что мок­рые ве­рев­ки вы­дер­жи­ва­ют боль­ший груз и по­че­му ва­ре­ные яй­ца вра­ща­ют­ся бы­ст­рее, чем сы­рые. С на­по­ло­ви­ну за­кры­ты­ми гла­за­ми и чуть за­ки­ну­той на­зад го­ло­вой, в лег­ком тран­се, он мог ци­ти­ро­вать ста­ти­сти­ку бейс­бо­ла так, как древ­ние чи­та­ли «Илиа­ду». Он пе­ре­де­лы­вал ба­наль­ную про­зу, стря­хи­вал пыль с ими­та­ций Джим­ми Брес­ли­на.
      — Где эти ре­пор­те­ры про­шлых лет? — бор­мо­тал он. — Ку­саю­щие ног­ти, рез­кие, мно­го пью­щие ноч­ные яс­т­ре­бы, ко­то­рые дей­ст­ви­тель­но уме­ют пи­сать?
      Ку­ойл при­нес ему свою ста­тью.
      — Это еще не все, — ска­зал он, ак­ку­рат­но скла­ды­вая стра­ни­цы, — по­это­му я ре­шил по­ка­зать это те­бе.
      Его друг не улыб­нул­ся. Он был на ра­бо­те. Не­сколь­ко се­кунд он чи­тал, по­том под­нял ли­цо к флюо­рес­цент­но­му све­ту.
      — Ес­ли бы Эд­на бы­ла здесь, то про­сто по­рва­ла бы это. Ес­ли бы это уви­дел Эл, то по­со­ве­то­вал бы Пан­чу из­ба­вить­ся от те­бя. Ты дол­жен все пе­ре­пи­сать. Вот, са­дись. Я по­ка­жу, что здесь не так. Го­во­рят, что ре­пор­те­ра мож­но сде­лать из ко­го угод­но. Вот на те­бе и по­про­бу­ем.
      Имен­но это­го ожи­дал Ку­ойл.
      — Твой те­зис, — ска­зал Парт­ридж, — Гос­по­ди Ии­су­се! — Он стал чи­тать вслух вы­со­ким го­ло­сом, на­рас­пев.
      — «Вче­ра ве­че­ром Со­вет по пла­ни­ро­ва­нию Пайн-Ай боль­шин­ст­вом го­ло­сов при­нял ре­ше­ние о вне­се­нии по­пра­вок в ра­нее пред­ло­жен­ные ре­ко­мен­да­ции к По­прав­ке к Му­ни­ци­паль­но­му за­ко­но­про­ек­ту. Это уве­ли­чит ми­ни­маль­ный раз­мер на­де­лов ча­ст­ной соб­ст­вен­но­сти во всех рай­онах за ис­клю­че­ни­ем цен­тра го­ро­да до се­ми ак­ров». Как буд­то чи­та­ешь це­мент. Слиш­ком длин­но. Не­во­об­ра­зи­мо длин­но. Пу­та­но. Ни­ка­ких че­ло­ве­че­ских ин­те­ре­сов. Ни­ка­ких ци­тат. Скуч­но. — Его ка­ран­даш ле­тал над пред­ло­же­ния­ми Ку­ой­ла, пе­ре­ме­ши­вая и пе­ре­ме­щая. — Ко­рот­кие сло­ва. Ко­рот­кие пред­ло­же­ния. Раз­бей это. По­смот­ри на это, по­смот­ри на это. Вот здесь твоя точ­ка зре­ния. Это но­во­сти. Пе­ре­мес­ти это на­верх.
      Он вы­хва­ты­вал сло­ва от­ту­да, где они стоя­ли. Ку­ойл на­кло­нил­ся по­бли­же и смот­рел, вол­ну­ясь и ни­че­го не по­ни­мая.
      — Так, лад­но. По­про­буй вот так. «Во втор­ник во вре­мя на­пря­жен­но­го ве­чер­не­го со­б­ра­ния член Со­ве­та по пла­ни­ро­ва­нию Дже­нис Фокс­ли от­ка­за­лась от сво­их пол­но­мо­чий. «Я не со­би­ра­юсь здесь си­деть и на­блю­дать за тем, как вы­жи­ва­ют и рас­про­да­ют бед­ных лю­дей это­го го­ро­да», — ска­за­ла Фокс­ли. За не­сколь­ко ми­нут до от­став­ки Фокс­ли Со­вет при­нял но­вый за­ко­но­про­ект боль­шин­ст­вом го­ло­сов: 9 к 1. Но­вый за­кон по­зво­ля­ет уве­ли­чить ми­ни­маль­ный раз­мер зем­ли, на­хо­дя­щей­ся в ча­ст­ной соб­ст­вен­но­сти, до се­ми ак­ров». Не слиш­ком ост­ро­ум­но, ни­ка­ко­го сти­ля, и по-преж­не­му слиш­ком длин­но, — ска­зал Парт­ридж, — но это уже бу­дет бли­же к де­лу. По­нял? По­чув­ст­во­вал, что та­кое но­во­сти? Что ты дол­жен ста­вить на пер­вое ме­сто в из­ло­же­нии со­дер­жа­ния ста­тьи? Вот, смот­ри, что ты мо­жешь сде­лать. По­про­буй за­кру­тить сю­жет.
      Огонь Парт­рид­жа не за­жег ис­кры в Ку­ой­ле. Спус­тя шесть ме­ся­цев Ку­ойл по-преж­не­му не по­ни­мал, что та­кое но­во­сти, и не умел схва­ты­вать де­та­ли. Он бо­ял­ся все­го, за ис­клю­че­ни­ем две­на­дца­ти или пят­на­дца­ти гла­го­лов. Имел па­губ­ную склон­ность к лож­но­му стра­да­тель­но­му за­ло­гу. «Гу­бер­на­то­ру Мер­чи был вру­чен бу­кет пер­во­класс­ни­цей Ким­бер­ли Плад», — на­пи­сал он. Эд­на, рез­кий на язык ли­те­ра­тур­ный об­ра­бот­чик, вста­ла и за­ора­ла на Ку­ой­ла: «Ты, ло­бо­то­ми­ро­ван­ный иди­от! Как мож­но вру­чить бу­кет пер­во­класс­ни­цей?» Ку­ойл стал еще од­ним при­ме­ром со­вре­мен­но­го на­по­ло­ви­ну об­ра­зо­ван­но­го че­ло­ве­ка, ре­шив­ше­го за­нять­ся жур­на­ли­сти­кой. Вы­стро­ить бы их всех вдоль сте­ны!
      Ку­ойл си­дел на со­б­ра­ни­ях, бы­ст­ро стро­ча в блок­но­те. Ка­за­лось, он был ча­стью про­ис­хо­дя­ще­го. Рык Эд­ны и кол­кие за­ме­ча­ния Парт­рид­жа его не оби­жа­ли. Он с дет­ст­ва при­вык к жес­то­ко­сти бра­та и не­пре­кра­щаю­щей­ся кри­ти­ке от­ца. Он при­шел в вос­торг, уви­дев свое имя в ка­че­ст­ве ав­то­ра ста­тьи. Не­нор­ми­ро­ван­ный ра­бо­чий день по­зво­лял ему во­об­ра­жать, что он хо­зя­ин сво­его вре­ме­ни. Воз­вра­ща­ясь до­мой за пол­ночь по­сле де­ба­тов о том, как опи­сать му­ни­ци­паль­ный рег­ла­мент ути­ли­за­ции бу­ты­лок, он чув­ст­во­вал се­бя вин­ти­ком в ме­ха­низ­ме вла­сти. Ви­дел в при­выч­ных яв­ле­ни­ях жиз­ни га­зет­ные за­го­лов­ки. «Че­ло­век не спе­ша идет по пар­ко­воч­ной зо­не». «Жен­щи­ны раз­го­ва­ри­ва­ют под до­ж­дем». «Те­ле­фон зво­нит в пус­той ком­на­те».
      Парт­ридж изо всех сил ста­рал­ся его под­тя­нуть.
      — Ес­ли ни­че­го не про­ис­хо­дит — это то­же но­во­сти, Ку­ойл.
      — По­нят­но. — Де­ла­ет вид, что по­ни­ма­ет. Ру­ки в кар­ма­нах.
      — Пом­нишь ис­то­рию о со­б­ра­нии Ок­руж­но­го ко­ми­те­та по во­про­сам транс­пор­та? Ме­сяц на­зад они бы­ли го­то­вы на­чать об­слу­жи­вать мик­ро­ав­то­бу­са­ми че­ты­ре го­ро­да, при ус­ло­вии, что к ним при­сое­ди­нит­ся Багл Хол­лоу. Здесь ты го­во­ришь, что вче­ра ве­че­ром они встре­ча­лись, и в са­мом кон­це, в ка­че­ст­ве ма­ло­зна­чи­тель­ной де­та­ли упо­ми­на­ешь, что Багл Хол­лоу ре­шил не всту­пать с ни­ми в де­ло. Ты зна­ешь, сколь­ко ста­ри­ков, у ко­то­рых нет ма­шин, по­то­му что они не мо­гут по­зво­лить се­бе иметь вто­рой или да­же един­ст­вен­ный ав­то­мо­биль, поль­зу­ют­ся об­ще­ст­вен­ным транс­пор­том? Как они ждут, ко­гда же при­дет этот чер­тов мик­ро­ав­то­бус? А те­перь это­го не бу­дет. Но­во­сти, Ку­ойл, но­во­сти. Да­вай-ка, под­ви­гай шес­те­рен­ка­ми.
      Ми­ну­ту спус­тя он до­ба­вил уже со­всем дру­гим то­ном, что в пят­ни­цу ве­че­ром ма­ри­ну­ет ры­бу по-гре­че­ски и го­то­вит крас­ные пер­цы на вер­те­ле. Не хо­чет ли Ку­ойл зай­ти?
      Он хо­тел, толь­ко ни­как не мог по­нять, о ка­ких шес­те­рен­ках шла речь.

***

      В кон­це вес­ны Эд Панч вы­звал Ку­ой­ла к се­бе и ска­зал, что тот уво­лен. Его гла­за смот­ре­ли ку­да-то ми­мо уха Ку­ой­ла.
      — Это вро­де вре­мен­но­го уволь­не­ния, из-за спа­да спро­са. Ес­ли по­том все на­ла­дит­ся…
      Ку­ойл уст­ро­ил­ся на пол­став­ки во­ди­те­лем так­си.
      Парт­ридж знал, по­че­му это про­изош­ло. Он уго­во­рил Ку­ой­ла на­деть ог­ром­ный пе­ред­ник, дал ему лож­ку и бан­ку.
      — Его де­ти вер­ну­лись по­сле кол­лед­жа. За­ня­ли твое ме­сто. Тут не о чем го­ре­вать. Все пра­виль­но, раз­ма­зы­вай эту гор­чи­цу по мя­су. Пусть про­пи­та­ет­ся.
      В ав­гу­сте, по­сы­пая ук­ро­пом ра­гу по-рус­ски, с го­вя­ди­ной и со­ле­ны­ми огур­ца­ми, Парт­ридж ска­зал:
      — Панч хо­чет, что­бы ты вер­нул­ся. Го­во­рит, ес­ли ты все еще за­ин­те­ре­со­ван, при­хо­ди ут­ром, в по­не­дель­ник.
      Панч изо­бра­зил со­мне­ние. Раз­вер­нул це­лое шоу, что, дес­кать, сно­ва бе­рет Ку­ой­ла, но в ка­че­ст­ве осо­бо­го одол­же­ния. Вре­мен­но.
      Де­ло бы­ло в том, что Панч за­ме­тил, как Ку­ойл, сам по се­бе не­раз­го­вор­чи­вый, рас­по­ла­гал дру­гих к вы­ска­зы­ва­ни­ям. Это бы­ла его един­ст­вен­ная по­лез­ная спо­соб­ность. Его вни­ма­тель­ная по­за, его ле­ст­ные кив­ки вы­зы­ва­ли у лю­дей на­стоя­щий по­ток вос­по­ми­на­ний, раз­мыш­ле­ний вслух, тео­ре­ти­зи­ро­ва­ний, до­га­док, опи­са­ний, крат­ких об­зо­ров и по­яс­не­ний, кра­соч­ных ис­то­рий из жиз­ни и же­ла­ние рас­ска­зать все это со­вер­шен­но не­зна­ко­мо­му че­ло­ве­ку.
      Так и по­ве­лось. Уво­лен, при­нят на ра­бо­ту в ка­че­ст­ве по­мощ­ни­ка на мой­ке ма­шин, сно­ва при­нят на ста­рую ра­бо­ту.
      Уво­лен, взят на долж­ность так­си­ста, сно­ва при­нят на ра­бо­ту.
      Так он и пры­гал ту­да-сю­да по все­му ок­ру­гу, вы­слу­ши­вая спо­ры в ко­ми­те­тах по ка­на­ли­за­ци­он­ным и до­рож­ным ра­бо­там, пе­ча­тал ис­то­рии о со­став­ле­нии смет на вос­ста­нов­ле­ние мос­тов. Лю­бое ре­ше­ние ме­ст­ных вла­стей ка­за­лось ему судь­бо­нос­ным. В про­фес­сии, ко­то­рая учи­ла сво­их адеп­тов поль­зо­вать­ся низ­ки­ми свой­ст­ва­ми че­ло­ве­че­ской на­ту­ры, что­бы от­кры­вать лю­дям гла­за на изъ­е­ден­ный ржав­чи­ной ме­талл ци­ви­ли­за­ции, Ку­ой­лу уда­ва­лось со­хра­нить ил­лю­зию по­сто­ян­но­го про­грес­са. В ат­мо­сфе­ре раз­ру­ше­ния, ды­мя­щей­ся за­вис­ти и рев­но­сти он ис­кал ра­цио­наль­ный ком­про­мисс.

***

      Ку­ойл и Парт­ридж ели фар­ши­ро­ван­ную фо­рель и кре­вет­ки с чес­но­ком. Мер­ка­лии не бы­ло. Ку­ойл ото­дви­нул в сто­ро­ну са­лат из слад­ко­го ук­ро­па. На­кло­нил­ся, что­бы под­нять упав­шую кре­вет­ку, ко­гда Парт­ридж по­сту­чал но­жом по бу­тыл­ке с ви­ном.
      — Объ­яв­ле­ние. О нас с Мер­ка­ли­ей.
      Ку­ойл улы­бал­ся. Он ду­мал, что у них бу­дет ре­бе­нок. Уже вы­брал се­бя в кре­ст­ные.
      — Пе­ре­ез­жа­ем в Ка­ли­фор­нию. Отъ­езд в пят­ни­цу ве­че­ром.
      — Что? — ска­зал Ку­ойл.
      — За чем мы едем? За све­жи­ми про­дук­та­ми, — ска­зал Парт­ридж. — За ви­ном, спе­лы­ми по­ми­до­ра­ми, ог­ром­ны­ми гру­ша­ми. — Он на­лил fume blanc, а по­том ска­зал Ку­ой­лу, что на са­мом де­ле он едет ту­да не ра­ди ово­щей, а ра­ди люб­ви.
      — Все са­мое зна­чи­тель­ное про­ис­хо­дит ра­ди люб­ви, Ку­ойл. Она — дви­га­тель жиз­ни.
      Он ска­зал, что Мер­ка­лия бро­си­ла свою дис­сер­та­цию и уст­рои­лась на «си­не­во­рот­нич­ко­вую» ра­бо­ту. Пу­те­ше­ст­вия, ков­бой­ские са­по­ги, день­ги, ши­пе­ние воз­душ­ных тор­мо­зов, че­ты­ре ди­на­ми­ка в ка­би­не и за­пи­си струн­но­го квар­те­та в фо­но­те­ке. За­пи­са­лась в шко­лу во­ж­де­ния для даль­но­бой­щи­ков. За­кон­чи­ла ее. «Овер­ланд-Экс­пресс» в Сау­са­ли­то при­гла­си­ла ее на ра­бо­ту.
      — Она пер­вая в Аме­ри­ке чер­но­ко­жая жен­щи­на — даль­но­бой­щик, — ска­зал Парт­ридж, мор­гая, что­бы скрыть сле­зы. — Мы уже на­шли квар­ти­ру. Она вы­бра­ла тре­тью из тех, что ей по­ка­за­ли. — Парт­ридж ска­зал, что в этой квар­ти­ре есть кух­ня с фран­цуз­ски­ми две­ря­ми, рай­ский на­вес из бам­бу­ка во внут­рен­нем дво­ре. Са­дик раз­ме­ром с ков­рик для мо­лит­вы. В ко­то­ром он бу­дет пре­кло­нять ко­ле­на.
      — У нее поя­ви­лась нью-ор­ле­ан­ская ли­хо­рад­ка. И я по­еду ту­да. Бу­ду де­лать сэн­дви­чи с коп­че­ной утя­ти­ной, ох­ла­ж­ден­ную ку­ри­ную груд­ку с эс­т­ра­го­ном, что­бы она бра­ла с со­бой в до­ро­гу и ей не при­хо­ди­лось ис­кать, где по­обе­дать. Я не хо­чу, что­бы Мер­ка­лия за­хо­ди­ла в те мес­та, где со­би­ра­ют­ся эти во­ди­те­ли гру­зо­ви­ков. Бу­ду вы­ра­щи­вать эс­т­ра­гон. Мо­гу уст­ро­ить­ся на ра­бо­ту. Ли­те­ра­тур­ных ре­дак­то­ров все­гда не хва­та­ет. Мо­гу най­ти ра­бо­ту где угод­но.
      Ку­ойл по­пы­тал­ся их по­здра­вить, но ко­гда он бес­ко­неч­но дол­го тряс ру­ку Парт­рид­жа, у не­го ни­как не по­лу­ча­лось ее от­пус­тить.
      — Слу­шай, при­ез­жай нас на­вес­тить, — ска­зал Парт­ридж. — Не про­па­дай.
      И они сно­ва по­жа­ли ру­ки, со­тря­сая воз­дух так, буд­то под­ни­ма­ли во­ду из глу­бо­ко­го ко­лод­ца.

***

      Ку­ойл ос­тал­ся в гряз­ном Мо­кин­гбер­де. Это ме­сто пе­ре­жи­ва­ло свою тре­тью смерть. За две сот­ни лет оно с тру­дом пе­ре­шло от ди­ких ча­щоб и лес­ных пле­мен к фер­мер­ско­му хо­зяй­ст­ву, пре­вра­тив­шись в го­род ра­бо­чих, ме­ха­низ­мов и за­во­дов по про­из­вод­ст­ву по­кры­шек. Лю­ди дав­но ста­ли от­ту­да уез­жать по­это­му центр го­ро­да опус­тел, а круп­ные ма­га­зи­ны умер­ли. За­во­ды бы­ли вы­став­ле­ны на про­да­жу. Об­вет­шав­шие ули­цы, мо­ло­дежь с ору­жи­ем в кар­ма­нах, дли­тель­ные сло­вес­ные ду­эли по­ли­ти­ков, мо­зо­ли на язы­ках и от­верг­ну­тые идеи. Кто зна­ет, ку­да уш­ли лю­ди? На­вер­ное, в Ка­ли­фор­нию.
      Ку­ойл по­ку­пал про­дук­ты в гас­тро­но­ме А&В, за­прав­лял­ся на стан­ции D&G и ста­вил ма­ши­ну на стан­цию R&R — ес­ли ему нуж­ны бы­ли но­вые рем­ни или что-ни­будь дру­гое. Он пи­сал свои ста­тьи, жил в арен­до­ван­ном трей­ле­ре и смот­рел те­ле­ви­зор. Ино­гда меч­тал о люб­ви. По­че­му бы и нет? И о сво­бод­ной стра­не. Ко­гда Эд Панч уво­лил его, он уст­ро­ил пир­ше­ст­во с виш­не­вым мо­ро­же­ным и кон­сер­ви­ро­ван­ны­ми ра­вио­ли.
      Он от­де­лил свою жизнь от вре­ме­ни. Он счи­тал се­бя га­зет­ным ре­пор­те­ром, но не чи­тал ни­че­го, кро­ме «Мо­кин­гберд Ре­кордз». По­это­му ему уда­ва­лось иг­но­ри­ро­вать тер­ро­ризм, из­ме­не­ния в кли­ма­те, ру­ша­щие­ся пра­ви­тель­ст­ва, за­гряз­не­ние ок­ру­жаю­щей сре­ды, бо­лез­ни, бан­ков­ские кри­зи­сы, оби­лие строи­тель­но­го му­со­ра и раз­ру­шаю­щий­ся озо­но­вый слой. Вул­ка­ны, зем­ле­тря­се­ния и ура­га­ны, мо­шен­ни­че­ст­во на ре­ли­ги­оз­ной поч­ве, не­ис­прав­ные ма­ши­ны и уче­ные-шар­ла­та­ны, мас­со­вые и се­рий­ные убий­цы, вол­но­об­раз­ная за­бо­ле­вае­мость ра­ком и СПИ­Дом, ис­треб­ле­ние ле­сов и взры­ваю­щие­ся са­мо­ле­ты бы­ли так же да­ле­ки от не­го, как ис­кус­ст­во пле­те­ния ко­си­чек, рю­ши и вы­ши­тые ро­зоч­ка­ми под­вяз­ки. На­уч­ные еже­днев­ни­ки за­хле­бы­ва­лись ре­пор­та­жа­ми о му­ти­ро­вав­ших ви­ру­сах, о ма­ши­нах, да­ря­щих жизнь по­лу­мерт­вым лю­дям, о на­шу­мев­шем от­кры­тии, что все га­лак­ти­ки об­ре­чен­но и с ро­ко­вой ско­ро­стью стре­мят­ся к не­ви­ди­мо­му Ве­ли­ко­му При­тя­же­нию, как му­хи к со­плу пы­ле­со­са. Все это ка­са­лось ко­го-то дру­го­го, чу­жих жиз­ней. Он ждал, ко­гда нач­нет­ся его соб­ст­вен­ная.
      У не­го поя­ви­лась при­выч­ка хо­дить во­круг трей­ле­ра и спра­ши­вать вслух: «Кто зна­ет?» Он го­во­рил: «Кто зна­ет?», по­то­му что на са­мом де­ле ни­кто ни­че­го не знал. Этим он хо­тел ска­зать, что мог­ло про­изой­ти все что угод­но.
      Мо­не­та, вра­щаю­щая­ся на кром­ке, мо­жет упасть в лю­бую сто­ро­ну.

      По­том на со­б­ра­нии он встре­тил Пе­тал Беа. Она бы­ла тон­кая, влаж­ная и жар­кая. Она ему под­миг­ну­ла. У Ку­ой­ла, как у всех боль­ших муж­чин, бы­ла сла­бость к ма­лень­ким жен­щи­нам. Он сто­ял ря­дом с ней воз­ле сто­ла с за­кус­ка­ми. Се­рые, близ­ко по­са­жен­ные гла­за, вью­щие­ся во­ло­сы цве­та ду­бо­вой ко­ры. Под ис­кус­ст­вен­ным ос­ве­ще­ни­ем ее ко­жа вы­гля­де­ла блед­ной, как свеч­ной воск. Ве­ки све­ти­лись ка­ким-то не­яс­ным гус­тым све­том. В ро­зо­вом сви­те­ре по­бле­ски­ва­ла ме­тал­ли­че­ская нить. Этот лег­кий блеск соз­да­вал во­круг нее ка­кое-то мер­ца­ние, буд­то оку­ты­вал све­том. Она улыб­ну­лась пер­ла­мут­ро­вы­ми, влаж­ны­ми от сид­ра гу­ба­ми. Его ру­ка мет­ну­лась к под­бо­род­ку. Она вы­бра­ла пе­че­нье с глаз­ка­ми, вы­ло­жен­ны­ми гла­зу­рью, и мин­даль­ным ореш­ком вме­сто рта и смот­ре­ла на не­го, по­ка ее зу­бы де­ла­ли из пе­че­нья мо­ло­дой ме­сяц. Не­ви­ди­мая ру­ка сви­ва­ла внут­рен­но­сти Ку­ой­ла в кру­тые зиг­за­ги и пет­ли. Из-под его ру­баш­ки раз­дал­ся ут­роб­ный рык.
      — Ну что, — ска­за­ла она. У нее ока­зал­ся жи­вой го­лос. Она ска­за­ла то, что го­во­ри­ла все­гда. — Хо­чешь на мне же­нить­ся? — Она по­до­ж­да­ла шут­ли­во­го и ост­ро­ум­но­го от­ве­та. За­го­во­рив, она не­уло­ви­мо из­ме­ни­лась и ста­ла про­во­ци­рую­щей. Эро­тизм по­кры­вал ее, как ров­ный слой во­ды на ка­кую-то се­кун­ду по­кры­ва­ет ны­ряль­щи­ка, по­яв­ляю­ще­го­ся на по­верх­но­сти.
      — Да, — серь­ез­но и ис­крен­не ска­зал он. Она ре­ши­ла, что это бьло ост­ро­ум­но. Она за­смея­лась и спле­ла свои паль­цы с ост­ры­ми ног­тя­ми с его паль­ца­ми. При­сталь­но по­смот­ре­ла в его гла­за, буд­то оп­тик, ищу­щий изъ­ян. Ка­кая-то жен­щи­на взгля­ну­ла на них и скор­чи­ла гри­ма­су.
      — Пой­дем от­сю­да, — про­шеп­та­ла она. — Вы­пьем. Сей­час семь два­дцать пять. Я ду­маю, к де­ся­ти я с то­бой пе­ре­сплю. А ты что об этом ду­ма­ешь?
      Поз­же она ска­за­ла: «Бо­же мой, это са­мый боль­шой из всех, что я ви­де­ла».
      Как го­ря­чий рот ра­зо­гре­ва­ет хо­лод­ную лож­ку, так Пе­тал ра­зо­гре­ла Ку­ой­ла. Из сво­его арен­до­ван­но­го трей­ле­ра, с гряз­ным бель­ем и пус­ты­ми бан­ка­ми из-под ра­вио­ли, он шаг­нул пря­мо в эту бо­лез­нен­ную лю­бовь. На его серд­це поя­вил­ся и ос­тал­ся на­все­гда вы­ко­ло­тый шрам в фор­ме име­ни Пе­тал.
      По­том был ме­сяц не­ис­то­во­го сча­стья. И шесть лет сплош­ных му­че­ний.

***

      Пе­тал вся со­стоя­ла из же­ла­ний, но по­сле то­го, как они по­же­ни­лись, ни од­но из них не име­ло от­но­ше­ния к Ку­ой­лу. Страсть пре­вра­ти­лась в от­вра­ще­ние, буд­то бы ре­зи­но­вая пер­чат­ка вы­вер­ну­лась из­нан­кой на­ру­жу. Ро­дись она в дру­гое вре­мя и будь она дру­го­го по­ла, то впол­не бы мог­ла стать Чин­гис­ха­ном. В то вре­мя, ко­гда ей нуж­ны бы­ли го­ря­щие го­ро­да, стон и ро­пот плен­ни­ков, ло­ша­ди, за­гнан­ные в объ­ез­дах рас­ши­ряю­щих­ся вла­де­ний, ей при­хо­ди­лось до­воль­ст­во­вать­ся ма­лень­ки­ми сек­су­аль­ны­ми по­бе­да­ми. Так сме­ет­ся жизнь, го­во­ри­ла она се­бе. Пря­мо те­бе в ли­цо.
      Днем она про­да­ва­ла сиг­на­ли­за­цию в Но­зерн Секь­ю­ри­ти, а по но­чам ста­но­ви­лась жен­щи­ной, ко­то­рую бы­ло не­воз­мож­но удер­жать от по­се­ще­ния жи­лищ не­зна­ком­цев и ко­то­рая не брез­го­ва­ла сек­су­аль­ны­ми при­клю­че­ния­ми да­же в во­ню­чих туа­ле­тах или кла­дов­ках со шваб­ра­ми. Она мог­ла пой­ти ку­да угод­но с не­зна­ко­мы­ми муж­чи­на­ми. Ле­та­ла в ноч­ные клу­бы дру­гих да­ле­ких го­ро­дов. Сни­ма­лась в пор­но­гра­фи­че­ском ви­део в мас­ке, сде­лан­ной из па­ке­та из-под чип­сов. То­чи­ла ка­ран­даш для век ку­хон­ным но­жом и на­блю­да­ла, как Ку­ойл изум­ля­ет­ся зе­ле­ным по­ло­сам на сво­ем сэн­дви­че с сы­ром.
      Она не­на­ви­де­ла не под­бо­ро­док Ку­ой­ла, а его по­до­бо­ст­ра­ст­ную не­ре­ши­тель­ность, ко­гда он, ка­за­лось, ждал ее гне­ва, что­бы она за­ста­ви­ла его стра­дать. Она тер­петь не мог­ла его го­ря­чую спи­ну, его ог­ром­ное те­ло в кро­ва­ти. Все за­ме­ча­тель­ное в Ку­ой­ле, к со­жа­ле­нию, бы­ло не­раз­де­ли­мо со всем ос­таль­ным. Мор­жо­вое ды­ха­ние на со­сед­ней по­душ­ке. Она же по­ка ос­та­ва­лась лю­бо­пыт­ным урав­не­ни­ем, ко­то­рое при­вле­ка­ло мно­го ма­те­ма­ти­ков.
      — Из­ви­ни, — бор­мо­тал он, ко­гда его во­ло­са­тая но­га ка­са­лась ее бед­ра. В тем­но­те его умо­ляю­щие паль­цы ка­са­лись ее ру­ки. Она со­дро­га­лась и стря­хи­ва­ла его ру­ку.
      — Не на­до!
      Она не про­из­нес­ла сло­ва «сви­ное ры­ло», но он все рав­но ус­лы­шал его. Ее все в нем раз­дра­жа­ло. Она хо­те­ла, что­бы он про­ва­лил­ся сквозь зем­лю. Она не мог­ла ни­че­го по­де­лать со сво­им от­вра­ще­ни­ем, так же как и он не мог спра­вить­ся со сво­ей бес­хит­ро­ст­ной лю­бо­вью.
      Ку­ой­ла не слу­шал­ся язык, он чув­ст­во­вал, как во­круг не­го все ту­же за­тя­ги­ва­ет­ся пет­ля. Че­го он ожи­дал, всту­пая в брак? Не той уце­нен­ной жиз­ни, ко­то­рую про­жи­ли его ро­ди­те­ли, но че­го-то по­хо­же­го на дво­рик Парт­рид­жа: дру­зей, за­па­ха ды­ма от гри­ля, неж­но­сти и то­го, что она оз­на­ча­ет. Но это­го не по­лу­чи­лось. Он буд­то бы стал де­ре­вом, а она — по­рос­шим ши­па­ми по­бе­гом, при­ви­тым к его те­лу. Она ме­та­лась при ка­ж­дом ду­но­ве­нии вет­ра и тер­за­ла его из­ра­нен­ный ствол.
      У не­го не ос­та­ва­лось ни­че­го, кро­ме его фан­та­зий.

***

      Че­рез че­ты­ре дня по­сле ро­ж­де­ния Бан­ни, поя­ви­лась нянь­ка, что­бы тут же раз­ва­лить­ся пе­ред те­ле­ви­зо­ром. Мис­сис Му­сап с та­ки­ми тол­сты­ми ру­ка­ми, что они не про­хо­ди­ли в ру­ка­ва. Пе­тал об­ла­чи­лась в пла­тье, ко­то­рое не слиш­ком под­чер­ки­ва­ло пят­на на ее од­ряб­шем жи­во­те и со­ча­щей­ся гру­ди, и от­пра­ви­лась на по­ис­ки при­клю­че­ний. За­дав оп­ре­де­лен­ный тон. А во вре­мя бе­ре­мен­но­сти Сан­шайн на сле­дую­щий год она зли­лась до тех пор, по­ка чу­ж­дое ей су­ще­ст­во на­ко­нец не по­ки­ну­ло ее те­ло.
      Не­под­виж­ные во­ды Ку­ой­ла при­шли в смя­те­ние. Имен­но он во­зил­ся с деть­ми, ино­гда бе­ря их с со­бой на со­б­ра­ния. Сан­шайн си­де­ла в рюк­за­ке за его спи­ной, а Бан­ни со­са­ла па­лец, це­п­ля­ясь за его брю­чи­ну. В ма­ши­не бы­ло пол­но га­зет, кро­хот­ных ва­ре­жек, по­рван­ных кон­вер­тов, ко­лец для де­сен с про­ре­заю­щи­ми­ся зу­ба­ми. На зад­нем си­де­нье за­со­хла зуб­ная пас­та из раз­дав­лен­но­го тю­би­ка. Пус­тые бан­ки из-под ли­мо­на­да ка­та­лись из сто­ро­ны в сто­ро­ну.
      По ве­че­рам Ку­ойл воз­вра­щал­ся к сво­ему арен­до­ван­но­му оча­гу. Ино­гда, ред­ко, там бы­ла Пе­тал. Го­раз­до ча­ще — мис­сис Му­сап, про­си­жи­вав­шая сверх­уроч­ные ча­сы в тран­се элек­трон­ных цве­тов и си­му­ли­ро­ван­ной жиз­ни, ку­ря си­га­ре­ты и ни о чем не за­ду­мы­ва­ясь. Во­круг нее ле­жа­ли обез­глав­лен­ные кук­лы. Гряз­ная по­су­да гро­зи­ла вы­ва­лить­ся из ра­ко­ви­ны, по­то­му что мис­сис Му­сап ска­за­ла, что не со­би­ра­ет­ся ста­но­вить­ся при­слу­гой.
      Он шел че­рез ван­ную, по клуб­кам бро­шен­ных по­ло­те­нец и элек­три­че­ских шну­ров, в дет­скую ком­на­ту, где опус­кал жа­лю­зи, что­бы за­щи­тить де­тей от улич­но­го све­та, и на­кры­вал их одея­ла­ми, что­бы за­щи­тить от но­чи. Две ко­лы­бель­ки стоя­ли, при­жав­шись друг к дру­гу, как пти­чьи клет­ки. Зе­вая, Ку­ойл мыл кое-ка­кую по­су­ду, что­бы по­том на­ко­нец лечь на се­рое бе­лье и ус­нуть. Ра­бо­ту по до­му он дол­жен был де­лать тай­но, по­то­му что Пе­тал при­хо­ди­ла в ярость, ес­ли за­ста­ва­ла его со шваб­рой, буд­то этим он ее в чем-то об­ви­нял. Или ули­чал, но в дру­гом.
      Од­на­ж­ды она по­зво­ни­ла Ку­ой­лу из Монт­го­ме­ри, штат Ала­ба­ма.
      — Я тут, в Ала­ба­ме, и ни­кто, вклю­чая бар­ме­на, не зна­ет, как при­го­то­вить «Ала­ба­ма Слам­мер». — Ку­ойл ус­лы­шал го­вор и смех кли­ен­тов ба­ра. — Так что схо­ди на кух­ню и по­смот­ри на хо­ло­диль­ни­ке, где я хра­ню «Мис­тер Бос­тон». Тут у них толь­ко ста­рая ко­пия. По­ищи для ме­ня ре­цепт «Ала­ба­ма Слам­мер», я по­до­ж­ду.
      — По­че­му бы те­бе не прие­хать до­мой? — стал он уп­ра­ши­вать ее жал­ким го­ло­сом. — Я сам при­го­тов­лю его для те­бя. — Она ни­че­го не от­ве­ти­ла. Мол­ча­ние тя­ну­лось до тех пор, по­ка он не на­шел кни­гу и не про­чи­тал ре­цепт. За это вре­мя вос­по­ми­на­ние о ко­рот­ком ме­ся­це люб­ви, ко­гда она льну­ла к его ру­кам, о го­ря­чем шел­ке ее строй­но­го те­ла бы­ст­рой пти­цей про­нес­лось в его соз­на­нии.
      — Бла­го­да­рю, — ска­за­ла она и по­ве­си­ла труб­ку.
      Еще бы­ли от­вра­ти­тель­ные ма­лень­кие эпи­зо­ды. Ино­гда она де­ла­ла вид, что не уз­на­ет де­тей.
      — Что этот ре­бе­нок де­ла­ет в ван­ной? Я за­шла в ван­ную, что­бы при­нять душ, а там на горш­ке си­дит ка­кой-то ре­бе­нок! Да кто она та­кая, черт возь­ми? — Те­ле­ви­зор дре­без­жал от сме­ха.
      — Это Бан­ни, — го­во­рил Ку­ойл. — Это на­ша дочь Бан­ни. — Он за­став­лял се­бя улы­бать­ся, что­бы по­ка­зать, что оце­нил шут­ку. Он мог улыб­нуть­ся шут­ке. Это он мог.
      — Бо­же мой, я ее не уз­на­ла. — И она кри­ча­ла в сто­ро­ну ван­ной: «Бан­ни, это прав­да ты?»
      — Да. — Во­ин­ст­вен­ный го­ло­сок.
      — Где-то же есть еще од­на, да? Лад­но, я по­шла. Не ищи­те ме­ня до по­не­дель­ни­ка, или вро­де то­го.
      Ей бы­ло жаль, что он так са­мо­заб­вен­но лю­бил ее, но с этим ни­че­го нель­зя бы­ло по­де­лать.
      — Слу­шай, это не де­ло, — ска­за­ла она. — За­ве­ди се­бе под­руж­ку. Во­круг пол­но жен­щин.
      — Мне нуж­на толь­ко ты, — от­ве­тил Ку­ойл. Жал­ко, умо­ляю­ще лиз­нув ру­ку, ко­то­рая его уда­ри­ла.
      — Един­ст­вен­ным пра­виль­ным ре­ше­ни­ем здесь бу­дет раз­вод, — ска­за­ла Пе­тал. Он тя­нул ее вниз. Она тол­ка­ла его на­верх.
      — Нет, — за­сто­нал Ку­ойл, — не на­до раз­во­да.
      — При­шел день тво­их по­хо­рон, — ска­за­ла Пе­тал. Ири­сы, се­реб­ря­щие­ся в вос­крес­ном све­те. Зе­ле­ная ткань ее паль­то по­хо­ди­ла на плющ.
      Од­на­ж­ды ве­че­ром, ле­жа в кро­ва­ти, он раз­га­ды­вал кросс­ворд, ко­гда ус­лы­шал, как при­шла Пе­тал. По­слы­ша­лись го­ло­са. Дверь хо­ло­диль­ни­ка от­кры­лась и за­кры­лась, раз­дал­ся звон бу­тыл­ки с вод­кой, вклю­чил­ся те­ле­ви­зор, а по­том был бес­ко­неч­ный скрип склад­ной кро­ва­ти в гос­ти­ной и крик не­зна­ко­мо­го муж­чи­ны. За­щит­ная бро­ня не­ве­де­ния, ко­то­рой он за­щи­щал свой брак, па­ла. Да­же по­сле то­го, как он ус­лы­шал стук за­крыв­шей­ся за муж­чи­ной две­ри и рев мо­то­ра отъ­ез­жаю­щей ма­ши­ны, он не встал, а про­дол­жал ле­жать на спи­не, ше­ле­стя га­зе­той при ка­ж­дом вдо­хе. Сле­зы сте­ка­ли ему в уши. Как мо­жет со­бы­тие, про­изо­шед­шее в со­сед­ней ком­на­те и с дру­ги­ми людь­ми, при­чи­нить ему та­кую не­вы­но­си­мую боль? «Муж­чи­на уми­ра­ет от го­ря». Его ру­ка опус­ти­лась в бан­ку с ара­хи­сом, сто­яв­шую на по­лу ря­дом с кро­ва­тью.
      Ут­ром она при­сталь­но смот­ре­ла на не­го, но он ни­че­го не ска­зал, а про­сто хо­дил спо­ты­ка­ясь по кух­не с кув­ши­ном со­ка в ру­ках. Угол­ки его рта бы­ли бе­лы­ми от со­ли ара­хи­са. Ее стул по­скри­пы­вал. Он чув­ст­во­вал за­пах ее влаж­ных во­лос. И сно­ва при­шли сле­зы. «Он на­сла­ж­да­ет­ся сво­им ни­что­же­ст­вом, — по­ду­ма­ла она. — Толь­ко по­смот­ри в эти гла­за».
      — Ра­ди бо­га, да по­взрос­лей же ты, — ска­за­ла Пе­тал. Она ос­та­ви­ла свою чаш­ку из-под ко­фе на сто­ле. Хлоп­ну­ла две­рью.
      Ку­ойл счи­тал, что стра­дать на­до мол­ча, и не по­ни­мал, что это лишь рас­па­ля­ет ее. Он изо всех сил ста­рал­ся унять, за­глу­шить свои чув­ст­ва и вес­ти се­бя при­лич­но. Это ис­пы­та­ние его люб­ви. Чем силь­нее его боль, тем ве­со­мее до­ка­за­тель­ст­ва его люб­ви. Ес­ли он вы­дер­жит сей­час, ес­ли толь­ко он смо­жет, то все бу­дет в по­ряд­ке. Все обя­за­тель­но бу­дет в по­ряд­ке.
      Но об­стоя­тель­ст­ва за­гна­ли его в угол, за­пер­ли со всех шес­ти сто­рон, как шесть гра­ней ме­тал­ли­че­ско­го ку­ба.

      Че­рез год этой жиз­ни не­ожи­дан­но при­шел ко­нец. Го­ло­са по те­ле­фо­ну, гро­хот сми­наю­щей­ся ста­ли, огонь.
      Все на­ча­лось с его ро­ди­те­лей. Сна­ча­ла его от­цу был по­став­лен ди­аг­ноз: рак пе­че­ни, в ко­то­рой рез­ко ста­ли рас­про­стра­нять­ся смер­то­нос­ные клет­ки. Спус­тя ме­сяц в моз­гу ма­те­ри об­ра­зо­ва­лась опу­холь, со­гнав все ее мыс­ли на од­но по­лу­ша­рие. Отец ви­нил во всем гид­ро­элек­тро­стан­цию. В двух­стах мет­рах от их до­ма, спус­ка­ясь с се­вер­ных вы­шек, гу­де­ли про­во­да, тол­стые, как ут­ри.
      Ро­ди­те­ли вы­пра­ши­ва­ли у под­ми­ги­ваю­щих док­то­ров ре­цеп­ты на бар­би­ту­ра­ты и де­ла­ли из них за­па­сы. Ко­гда ле­карств на­ко­пи­лось дос­та­точ­ное ко­ли­че­ст­во, отец про­дик­то­вал, а мать на­пе­ча­та­ла про­щаль­ное пись­мо, со­об­щав­шее об их лич­ном вы­бо­ре и же­ла­нии ос­во­бо­дить се­бя от даль­ней­ших му­че­ний. Фра­зы бы­ли по­за­им­ст­во­ва­ны из ин­фор­ма­ци­он­ных бюл­ле­те­ней Об­ще­ст­ва Дос­той­но­го Ухо­да. Они объ­я­ви­ли, что хо­тят, что­бы их кре­ми­ро­ва­ли, а прах раз­вея­ли по вет­ру.
      На­сту­пи­ла вес­на. Влаж­ная поч­ва, за­пах зем­ли. Ве­тер ка­чал вет­ви, вы­тря­хи­вая из них и раз­но­ся по ок­ру­ге за­пах бу­ду­щей зе­ле­ни. Мать-и-ма­че­ха в ка­на­вах, не­ис­то­вое по­лы­ха­ние тюль­па­нов в са­дах. Ко­сой дождь. Стрел­ки ча­сов то­ро­пят на­сту­п­ле­ние про­зрач­ных ве­че­ров. Не­бо по­кры­то ря­бью, буд­то в бе­ло­снеж­ной ру­ке ле­жит ко­ло­да карт.
      Отец от­клю­чил бой­лер. Мать по­ли­ла цве­ты. Они про­гло­ти­ли раз­но­цвет­ные кап­су­лы и за­пи­ли их тра­вя­ным ча­ем «Ти­хая ночь».
      Из по­след­них сил отец по­зво­нил в га­зе­ту и ос­та­вил со­об­ще­ние на ав­то­от­вет­чи­ке Ку­ой­ла. «Го­во­рит твой отец. У Ди­ки нет те­ле­фо­на. В об­щем, мне и тво­ей ма­те­ри при­шла по­ра про­стить­ся с жиз­нью. Мы так ре­ши­ли. За­ве­ща­ние, ин­ст­рук­ции вла­дель­цу по­хо­рон­но­го бю­ро о кре­ма­ции и обо всем дру­гом ле­жат на обе­ден­ном сто­ле. Те­бе при­дет­ся са­мо­му уст­раи­вать свою жизнь. Мне при­шлось уст­раи­вать свою жизнь са­мо­му с тех пор, как я прие­хал в эту стра­ну. Ни­кто ни­ко­гда и ни­че­го мне не да­вал. Дру­гие на мо­ем мес­те дав­но бы сда­лись и пре­вра­ти­лись в бом­жей, но я не сдал­ся. Я ра­бо­тал до седь­мо­го по­та, тас­кал те­леж­ки с пес­ком из ка­ме­но­лом­ни, от­ка­зы­вал се­бе во всем, что­бы вы с бра­том мог­ли по­лу­чить шанс в этой жиз­ни. Нель­зя ска­зать, что вы им вос­поль­зо­ва­лись. В этой жиз­ни для ме­ня бы­ло ма­ло хо­ро­ше­го. Свя­жись с Ди­ки и мо­ей се­ст­рой Аг­нис Хамм и рас­ска­жи им об этом. Ад­рес Аг­нис най­дешь на обе­ден­ном сто­ле. Я не знаю, где все ос­таль­ные. Они не бы­ли…» — про­зву­чал гу­док. Про­стран­ст­во для за­пи­си од­но­го со­об­ще­ния бы­ло ис­поль­зо­ва­но. Прав­да, у бра­та, млад­ше­го слу­жи­те­ля Церк­ви Маг­не­тиз­ма Лич­но­сти, те­ле­фон все же был, а у Ку­ой­ла был его но­мер. Ус­лы­шав в труб­ке не­на­ви­ст­ный го­лос, он по­чув­ст­во­вал, как сжа­лись его внут­рен­но­сти. Хро­ни­че­ская гну­са­вость за­би­тых на­заль­ных па­зух, аде­нои­даль­ное всхрапь­ша­ние. Брат ска­зал, что не мо­жет хо­дить на це­ре­мо­нии, уст­раи­вае­мые аут­сай­де­ра­ми.
      — Я не ве­рю во вся­кие ду­рац­кие пред­рас­суд­ки, — ска­зал он. — По­хо­ро­ны! У нас в ЦМЛ уст­раи­ва­ют ве­че­рин­ку с кок­тей­лем. По­том, где ты най­дешь свя­щен­ни­ка, ко­то­рый со­гла­сит­ся ска­зать про­щаль­ное сло­во над са­мо­убий­цей?
      — Пре­по­доб­ный Стейн со­сто­ит в их Об­ще­ст­ве Дос­той­но­го Ухо­да. Те­бе бы сле­до­ва­ло прие­хать. По­мо­ги мне хо­тя бы уб­рать в под­ва­ле. Отец ос­та­вил там око­ло че­ты­рех тонн раз­ных жур­на­лов. Слу­шай, не­у­же­ли ты не счи­та­ешь, что дол­жен уви­деть, как их вы­но­сят из до­ма? — Он поч­ти всхли­пы­вал.
      — Эй, сви­ное ры­ло, они нам что-ни­будь ос­та­ви­ли?
      Ку­ойл по­ни­мал, что имел в ви­ду его брат.
      — Нет. Боль­шой долг по вы­пла­те за дом. Они по­тра­ти­ли все свои сбе­ре­же­ния. Мне ка­жет­ся, что имен­но по­это­му они ре­ши­лись на та­кой шаг. То есть, я хо­чу ска­зать, они счи­та­ли, что че­ло­век име­ет пра­во уй­ти из жиз­ни дос­той­но, к то­му же они по­тра­ти­ли все свои день­ги. Сеть уни­вер­са­мов обан­кро­ти­лась, и от­цу пе­ре­ста­ли пла­тить пен­сию. Ес­ли бы они бы­ли жи­вы, им при­шлось бы уст­раи­вать­ся на ра­бо­ту. Клер­ка­ми в «Се­вен-Эле­вен» , или что-ни­будь в этом ду­хе. Я ду­мал, что у ма­те­ри то­же бы­ла пен­сия, но я оши­бал­ся.
      — Ты шу­тишь? Да ты, по­хо­же, еще ту­пее, чем я ду­мал. Слу­шай, гов­нюк, ес­ли там что-ни­будь ос­та­нет­ся — при­шли мне мою до­лю. Ад­рес у те­бя есть. — И он бро­сил труб­ку.
      Ку­ойл при­крыл ру­кой под­бо­ро­док.
      Аг­нис Хамм, се­ст­ра от­ца, то­же не прие­ха­ла на це­ре­мо­нию. Она при­сла­ла Ку­ой­лу за­пис­ку на го­лу­бой бу­ма­ге, с ее име­нем и ад­ре­сом, вы­де­лен­ны­ми рель­еф­ны­ми бу­к­ва­ми с по­мо­щью спе­ци­аль­но­го поч­то­во­го уст­рой­ст­ва:
      «Не ус­пе­ваю на служ­бу, но прие­ду в сле­дую­щем ме­ся­це, чис­ла две­на­дца­то­го. За­бе­ру прах твое­го от­ца, как ска­за­но в за­ве­ща­нии, и по­зна­ком­люсь с то­бой и дру­ги­ми чле­на­ми се­мьи. То­гда и по­го­во­рим. Твоя лю­бя­щая те­тя Аг­нис Хамм».
      К при­ез­ду те­туш­ки оси­ро­тев­ший Ку­ойл по­лу­чил но­вый удар судь­бы, на этот раз из ро­го­нос­ца пре­вра­тив­шись в бро­шен­но­го му­жа и вдов­ца.

***

      — Пет, нам на­до по­го­во­рить, — взмо­лил­ся он.
      Он уже знал о ее по­след­нем ув­ле­че­нии, без­ра­бот­ном тор­гов­це не­дви­жи­мо­стью, ко­то­рый ок­ле­ил бам­пер сво­ей ма­ши­ны мис­ти­че­ски­ми сим­во­ла­ми и ве­рил га­зет­ным го­ро­ско­пам. Она жи­ла у не­го, лишь из­ред­ка при­ез­жая до­мой за ве­ща­ми. Ку­ойл бор­мо­тал сен­ти­мен­таль­ные фра­зы из от­кры­ток. Она от­вер­ну­лась от не­го, пой­ма­ла свое от­ра­же­ние в зер­ка­ле спаль­ни.
      — Не на­зы­вай ме­ня Пет. У ме­ня и так дос­та­точ­но глу­пое имя. Ме­ня на­до бы­ло на­звать Ай­рон или Спайк.
      — Же­лез­ная Пе­тал? — он по­пы­тал­ся улыб­нуть­ся. Не­по­слуш­ный рот.
      — Не ста­рай­ся быть ми­лаш­кой, Ку­ойл. Не пы­тай­ся де­лать вид, что у нас все ве­се­ло и за­ме­ча­тель­но. Ос­тавь ме­ня в по­кое. — От­вер­ну­лась от не­го, пе­ре­ки­нув оде­ж­ду че­рез ру­ку. Крюч­ки ве­ша­лок вы­гля­де­ли как ис­сох­шие го­ло­вы гу­сей. — По­ни­ма­ешь, это бы­ла шут­ка. Я не хо­те­ла ни за ко­го за­муж. И я не хо­чу ни­ко­му быть ма­те­рью. Все это бы­ло ошиб­кой, и я го­во­рю это серь­ез­но.
      Од­на­ж­ды она не вы­шла на ра­бо­ту в Но­зерн Секь­ю­ри­ти. Ме­нед­жер по­зво­нил Ку­ой­лу. Ка­жет­ся, его зва­ли Рик­ки.
      — Да, знае­те, я обес­по­ко­ен. Пе­тал не мог­ла про­сто «не прий­ти», как вы го­во­ри­те, не ска­зав мне ни сло­ва. — По то­ну его го­ло­са Ку­ойл по­нял, что Пе­тал с ним пе­ре­спа­ла. И ос­та­ви­ла пи­тать пус­тые на­де­ж­ды.
      Че­рез не­сколь­ко дней по­сле это­го раз­го­во­ра Эд Панч, про­хо­дя ми­мо сто­ла Ку­ой­ла, кив­нул в сто­ро­ну сво­его ка­би­не­та. Так про­ис­хо­ди­ло ка­ж­дый раз.
      — Я дол­жен те­бя уво­лить, — ска­зал он. Его гла­за ис­то­ча­ли жел­тый свет, а язык об­ли­зы­вал гу­бы.
      Взгляд Ку­ой­ла при­кле­ил­ся к порт­ре­ту на сте­не. На этот раз он су­мел рас­смот­реть под­пись под во­ло­са­той ше­ей: Хо­рас Гри­ли.
      — Кри­зис про­из­вод­ст­ва. Не знаю, сколь­ко еще про­дер­жит­ся га­зе­та. Мы со­кра­ща­ем шта­ты. Бо­юсь, на этот раз у ме­ня не бу­дет воз­мож­но­сти взять те­бя об­рат­но.

***

      В шесть три­дцать он от­крыл дверь кух­ни. Мис­сис Му­сап си­де­ла за сто­лом и пи­са­ла на обо­ро­те кон­вер­та. Ее пят­ни­стые ру­ки на­по­ми­на­ли ство­лы де­ревь­ев.
      — Вот вы где! — за­кри­ча­ла она. — Я на­дея­лась, что вы при­де­те, что­бы мне не на­до бы­ло все это за­пи­сы­вать. Ру­ка пря­мо от­ва­ли­ва­ет­ся! Мне уже по­ра ид­ти в аку­пунк­тур­ную кли­ни­ку. Очень по­мо­га­ет. Во-пер­вых, мис­сис Пе­тал го­во­рит, что вы долж­ны за­пла­тить мне за ра­бо­ту. Вы долж­ны мне за семь не­дель, и это вы­хо­дит ров­но три ты­ся­чи во­семь­де­сят дол­ла­ров. Бу­ду бла­го­дар­на, ес­ли вы вы­пи­ши­те мне чек пря­мо сей­час. Мне то­же на­до оп­ла­чи­вать сче­та, как и всем ос­таль­ным.
      — Она зво­ни­ла? — спро­сил Ку­ойл. — Она ска­за­ла, ко­гда вер­нет­ся? Ее босс хо­тел это знать. — Он слы­шал, как в дру­гой ком­на­те ра­бо­тал те­ле­ви­зор. На­рас­таю­щий и убы­ваю­щий звук ма­ра­кас, ро­кот бон­го .
      — Не зво­ни­ла. Вле­те­ла сю­да ча­са два на­зад, со­бра­ла все свои ве­щи, ска­за­ла мне то, что я долж­на вам пе­ре­дать, за­бра­ла де­тей и уе­ха­ла с тем пар­нем на крас­ном «гео». Вы знае­те, ко­го я имею в ви­ду. Тем са­мым. Ска­за­ла, что пе­ре­ез­жа­ет с ним во Фло­ри­ду и что при­шлет вам бу­ма­ги по поч­те. Уво­ли­лась и уе­ха­ла. По­зво­ни­ла сво­ему на­чаль­ни­ку и го­во­рит: «Рик­ки, я уволь­ня­юсь!» Я стоя­ла пря­мо ря­дом с ней, ко­гда она это ска­за­ла. Еще она ска­за­ла, что вы долж­ны мне сра­зу же вы­пи­сать чек.
      — Я не по­ни­маю, — ска­зал Ку­ойл. Во рту у не­го был хо­лод­ный хот-дог. — Она за­бра­ла де­тей? Она ни­ко­гда бы их не взя­ла.
      «Мать, ра­нее ук­ло­няв­шая­ся от сво­их обя­зан­но­стей, по­хи­ща­ет де­тей».
      — Ну, ве­ри­те вы это­му или нет, мис­тер Ку­ойл, она их за­бра­ла. Я мо­гу оши­бать­ся, но, по-мо­ему, она об­мол­ви­лась, что со­би­ра­ет­ся ос­та­вить де­во­чек с кем-то в Кон­нек­ти­ку­те. Де­ти бы­ли сча­ст­ли­вы про­ка­тить­ся на этой ма­лень­кой крас­ной ма­ши­не. Вы же знае­те, они прак­ти­че­ски ни­ку­да не вы­ез­жа­ют. Им не­об­хо­ди­мы по­ло­жи­тель­ные эмо­ции. Но она очень чет­ко ска­за­ла о че­ке. О мо­ем че­ке. — Ко­лос­саль­ные ру­ки ис­чез­ли в ру­ка­вах ее паль­то, в сти­ле до­ло­ма­на. Твид с вкра­п­ле­ния­ми пур­пу­ра и зо­ло­та.
      — Мис­сис Му­сап, на мо­ем бан­ков­ском сче­те не боль­ше две­на­дца­ти дол­ла­ров. Час на­зад ме­ня уво­ли­ли. Зар­пла­ту вам долж­на бы­ла пла­тить Пе­тал. Ес­ли вы серь­ез­ны в сво­их на­ме­ре­ни­ях по­лу­чить три ты­ся­чи во­семь­де­сят дол­ла­ров, то мне при­дет­ся про­дать на­ши ла­зер­ные дис­ки, что­бы вам за­пла­тить. — Он про­дол­жал же­вать смор­щив­ший­ся хот-дог. Что даль­ше?
      — Вот так она все­гда и го­во­ри­ла, — горь­ко ото­зва­лась мис­сис Му­сап. — Вот по­это­му мне все это не нра­вит­ся. Пло­хо ра­бо­тать, ко­гда те­бе за это не пла­тят.
      Ку­ойл кив­нул. По­том, ко­гда она уш­ла, он по­зво­нил в по­ли­цей­ский уча­сток.
      — Моя же­на. Я хо­чу вер­нуть мо­их де­тей, — го­во­рил Ку­ойл в те­ле­фон, от­ве­чая ме­ха­ни­че­ско­му го­ло­су. — Мои до­че­ри, Бан­ни и Сан­шайн Ку­ойл. Бан­ни шесть, а Сан­шайн че­ты­ре с по­ло­ви­ной. — Они бы­ли его деть­ми. Ры­же­ва­тые во­ло­сы, вес­нуш­ки, как мел­ко на­руб­лен­ная тра­ва на мок­рой шер­сти со­ба­ки. Тон­кая кра­со­та Сан­шайн в ее ту­гих оран­же­вых куд­ряш­ках. Не­взрач­ная, но очень ум­ная Бан­ни. У нее бы­ли бес­цвет­ные гла­за Ку­ой­ла и ры­жие бро­ви. Од­ну из них пе­ре­се­кал шрам, в па­мять о том, как она вы­па­ла из те­леж­ки в су­пер­мар­ке­те. Ее кур­ча­вые во­ло­сы бы­ли ко­рот­ко под­стри­же­ны. Де­ти бы­ли ши­ро­ки в кос­ти.
      — Они обе по­хо­жи на кор­пус­ную ме­бель, ко­то­рую стро­ят из та­ры, — ост­ри­ла Пе­тал.
      Ди­рек­тор дет­ско­го са­да уви­дел в них не под­ле­жа­щих при­ру­че­нию на­ру­ши­те­лей спо­кой­ст­вия и ис­клю­чил сна­ча­ла Бан­ни, а по­том и Сан­шайн. За щип­ки, тол­кот­ню, кри­ки и тре­бо­ва­тель­ность. Мис­сис Му­сап счи­та­ла их пло­хо вос­пи­тан­ны­ми деть­ми, ко­то­рые по­сто­ян­но ны­ли, что хо­тят есть и не да­ва­ли ей смот­реть лю­би­мые пе­ре­да­чи.
      Но ко­гда Пе­тал за­яв­ля­ла, что бе­ре­мен­на, ме­та­ла сум­ку на пол, как кин­жал, и за­го­ва­ри­ва­ла об абор­те, Ку­ойл уже са­мо­заб­вен­но лю­бил сна­ча­ла Бан­ни, по­том Сан­шайн. Лю­бил, бо­ясь, что, поя­вив­шись в этом ми­ре, они про­ве­дут с ним лишь крат­кое, взя­тое взай­мы вре­мя, и ко­гда-ни­будь на­ста­нет страш­ный день, ко­гда им при­дет­ся рас­стать­ся. Он ни­ко­гда бы не по­ду­мал, что это про­изой­дет из-за Пе­тал. Ему ка­за­лось, что она не мо­жет при­чи­нить ему боль­шей бо­ли, чем уже при­чи­ни­ла.

***

      Те­туш­ка, в чер­но-бе­лом, ша­шеч­кой, брюч­ном кос­тю­ме, си­де­ла на ди­ва­не и слу­ша­ла, как Ку­ойл пы­та­ет­ся по­да­вить всхлип. За­ва­ри­ла чай в чай­ни­ке, ко­то­рым ни­кто ни­ко­гда не поль­зо­вал­ся. Креп­кая, пря­мо дер­жав­шая­ся жен­щи­на с ры­же­ва­ты­ми во­ло­са­ми, по­дер­ну­ты­ми се­ди­ной. Она вы­гля­де­ла как си­лу­эт на ми­ше­ни в ти­ре. Тем­ное ро­ди­мое пят­но на шее. По­ка­ча­ла чай­ник, на­ли­ла чай в чаш­ки, до­ба­ви­ла мо­ло­ка. Ее паль­то, на­бро­шен­ное на под­ло­кот­ник ди­ва­на, бы­ло по­хо­же на со­ме­лье, по­ка­зы­ваю­ще­го эти­кет­ку на бу­тыл­ке.
      — Вы­пей. Чай — хо­ро­ший на­пи­ток, он при­даст те­бе сил. Это прав­да. — В ее го­ло­се бы­ла ка­кая-то гар­мо­нич­ная сви­стя­щая нот­ка, как под­свист из при­от­кры­то­го ок­на ско­ро­ст­ной ма­ши­ны. Те­ло со­стоя­ло из час­тей, буд­то ма­не­кен для оде­ж­ды.
      — Я ни­ко­гда по-на­стоя­ще­му не знал ее, — го­во­рил он. — За ис­клю­че­ни­ем то­го, что ею дви­га­ли ужас­ные си­лы. Она долж­на бы­ла жить так, как хо­те­ла. Она все вре­мя го­во­ри­ла об этом.
      Не­оп­рят­ная ком­на­та бы­ла пол­на от­ра­жаю­щи­ми свет по­верх­но­стя­ми, ко­то­рые осу­ж­да­ли его: чай­ник, фо­то­гра­фии, его об­ру­чаль­ное коль­цо, об­лож­ки жур­на­лов, лож­ка, те­ле­ви­зи­он­ный эк­ран.
      — Вы­пей чаю.
      — Не­ко­то­рые лю­ди, на­вер­ное, счи­та­ли ее пло­хой жен­щи­ной, но я ду­маю, что ей не хва­та­ло люб­ви. По-мо­ему, она про­сто ни­как не мог­ла на­сы­тить­ся лю­бо­вью. По­это­му она бы­ла та­кой. Глу­бо­ко в серд­це она бы­ла о се­бе не очень хо­ро­ше­го мне­ния. То, что она де­ла­ла, на ка­кое-то вре­мя ее уте­ша­ло. Ей бы­ло ма­ло ме­ня од­но­го.
      «Не­у­же­ли он ве­рит в это?» — ду­ма­ла те­туш­ка. Она ре­ши­ла, что Ку­ойл вы­ду­мал эту ис­то­рию о жа­ж­ду­щей люб­ви жен­щи­не по име­ни Пе­тал. Ей хва­ти­ло од­но­го взгля­да в арк­ти­че­ски хо­лод­ные гла­за стоя­щей в от­кро­вен­но со­блаз­няю­щей по­зе жен­щи­ны на фо­то­гра­фии и на глу­пую ро­зу в ста­ка­не с во­дой, ко­то­рую Ку­ойл по­ста­вил ря­дом с ней, что­бы по­нять, что Пе­тал — на­стоя­щая су­ка в бо­тах.

***

      Ку­ойл су­до­рож­но втя­нул в се­бя воз­дух, при­жи­мая к уху те­ле­фон. Ощу­ще­ние ут­ра­ты ри­ну­лось в не­го, как мо­ре в про­бои­ну в об­шив­ке суд­на. Ему ска­за­ли, что «гео» вы­ле­тел с шос­се, ска­тил­ся по на­сы­пи, за­са­жен­ной ди­ки­ми цве­та­ми, и за­го­рел­ся. Из гру­ди тор­гов­ца не­дви­жи­мо­стью ва­лил дым, во­ло­сы Пе­тал сго­ре­ли. У нее бы­ла сло­ма­на шея.
      Из ма­ши­ны вы­ле­те­ли га­зет­ные вы­рез­ки и рас­сы­па­лись по все­му шос­се: ре­пор­та­жи о чу­до­вищ­ных яй­цах в Те­ха­се, гриб, по­хо­жий на Яшу Хей­фе­ца, ре­па раз­ме­ром с ты­к­ву, ты­к­ва раз­ме­ром с ре­ди­ску.
      По­ли­ция, про­смот­рев об­го­рев­шие ас­т­ро­ло­ги­че­ские жур­на­лы и пред­ме­ты оде­ж­ды, на­шла су­моч­ку Пе­тал, на­би­тую на­лич­ны­ми на сум­му боль­ше де­вя­ти ты­сяч дол­ла­ров, ее еже­днев­ник с по­мет­кой о встре­че с Брю­сом Кад­дом ут­ром пе­ред ава­ри­ей. В Бей­кон Фолс, штат Кон­нек­ти­кут. Там так­же бы­ла рас­пис­ка о по­лу­че­нии се­ми ты­сяч дол­ла­ров в об­мен на «ус­лу­ги лич­но­го ха­рак­те­ра». По­ли­ция ска­за­ла, что все вы­гля­дит так, буд­то она про­да­ла де­тей Брю­су Кад­ду.
      Ку­ойл си­дел в гос­ти­ной и пла­кал, за­крыв ли­цо крас­ны­ми паль­ца­ми, го­во­ря, что го­тов все про­стить Пе­тал, глав­ное, что­бы с деть­ми бы­ло все в по­ряд­ке.
      «По­че­му мы пла­чем от го­ря?» — ду­ма­ла те­туш­ка. Со­ба­ки, оле­ни, пти­цы — все стра­да­ют в пол­ном мол­ча­нии и с су­хи­ми гла­за­ми. Но это стра­да­ния жи­вот­ных. На­вер­ное, мы про­сто по-раз­но­му вы­жи­ва­ем.
      — У те­бя доб­рое серд­це, — ска­за­ла она. — Не­ко­то­рые лю­ди бы­ли бы го­то­вы про­кли­нать ее ис­ка­ле­чен­ное те­ло за то, что она про­да­ла ма­лень­ких-де­во­чек. — Мо­ло­ко бы­ло на гра­ни ски­са­ния. В са­хар­ни­це тем­не­ли кру­пин­ки от мок­рых ко­фей­ных ло­жек.
      — Я ни­ко­гда не по­ве­рю, что она про­да­ла де­тей. Ни­ко­гда, — пла­кал Ку­ойл. Он уда­рил­ся но­гой о стол. За­скри­пел ди­ван.
      — Мо­жет, она их не про­да­ва­ла. Кто зна­ет? — уте­ша­ла его те­туш­ка. — Да, у те­бя доб­рое серд­це. Ты унас­ле­до­вал его от Шо­на Ку­ой­ла. Твое­го бед­но­го де­душ­ки. Я ни­ко­гда его не ви­де­ла. Он умер до мое­го ро­ж­де­ния. Но я час­то ви­де­ла его фо­то­гра­фии. У не­го на шее ви­сел зуб мерт­ве­ца на ве­ре­воч­ке, что­бы от­пу­ги­вать зуб­ную боль. Они в это ве­ри­ли. Мне рас­ска­зы­ва­ли, что у не­го был очень хо­ро­ший ха­рак­тер. Он сме­ял­ся и пел. Над ним мог под­шу­тить кто угод­но.
      — Су­дя по твое­му рас­ска­зу, он был глу­по­ват, — всхлип­нул Ку­ойл в свою чаш­ку.
      — Ну, ес­ли и был, то я пер­вый раз об этом слы­шу. Го­во­рят, ко­гда он опус­тил­ся под лед, то крик­нул: «Уви­дим­ся на не­бе­сах!»
      — Я слы­шал эту ис­то­рию, — ска­зал Ку­ойл. Его рот был по­лон со­ле­ной слю­ны, нос рас­пух. — Он был со­всем маль­чиш­кой.
      — Да, две­на­дцать лет. Охо­тил­ся на тю­ле­ней. Он ло­вил столь­ко же бель­ков, сколь­ко иные взрос­лые муж­чи­ны. По­том у не­го слу­чил­ся при­ступ, и он упал под лед. В 1927-м.
      — Отец ино­гда нам об этом рас­ска­зы­вал. Толь­ко ему не мог­ло быть две­на­дцать лет. Я ни­ко­гда не слы­шал о том, что он умер в две­на­дцать лет. Ес­ли он уто­нул, ко­гда ему бы­ло две­на­дцать лет, он не мог быть мо­им де­дом.
      — Ой, ты не зна­ешь жи­те­лей Нью­фа­унд­лен­да. Да­же в воз­рас­те две­на­дца­ти лет он мог стать от­цом твое­го от­ца, но не мо­им от­цом. Моя мать, твоя ба­буш­ка, се­ст­ра Шо­на, Эд­ди, по­сле смер­ти мо­ло­до­го Шо­на со­шлась со вто­рым бра­том, Тур­ви. А ко­гда и он уто­нул, она вы­шла за­муж за Ко­ки Хам­ма, ко­то­рый и стал мо­им от­цом. Про­жи­ла в до­ме на мы­се Ку­ой­лов мно­го лет. Там ро­ди­лась я, по­том мы пе­ре­еха­ли в Ко­ша­чью Ла­пу. В 1946 го­ду мы уе­ха­ли, ко­гда мое­го от­ца уби­ли…
      — Он то­же уто­нул, — ото­звал­ся Ку­ойл. Он слу­шал во­пре­ки са­мо­му се­бе. Вы­смор­кал­ся в бу­маж­ную сал­фет­ку и по­ло­жил ее на край сво­его блюд­ца.
      — Нет. Мы по­еха­ли на чер­тов за­лив Ко­ша­чья Ла­па, где эта тол­па об­ра­ща­лась с на­ми как с гря­зью. Там бы­ла ужас­ная де­вуш­ка с яр­ко-крас­ной эк­зе­мой на бро­ви. Она ки­да­лась кам­ня­ми. По­том мы пе­ре­еха­ли в Шта­ты. — Те­туш­ка за­пе­ла: — «Скор­бит Тер­ра Но­ва по по­ки­даю­щим ее серд­цам». Это един­ст­вен­ные сло­ва из пес­ни, ко­то­рые я пом­ню.
      Ку­ой­ла воз­му­ща­ла са­ма мысль о том, что уча­ст­ник ин­це­ста, под­вер­жен­ный при­пад­кам ма­ло­лет­ний убий­ца тю­ле­ней мог быть его де­душ­кой, но у не­го не ос­та­ва­лось вы­бо­ра. Се­мей­ные тай­ны.

***

      Ко­гда во­рва­лась по­ли­ция, фо­то­граф в гряз­ных жо­кей­ских шта­нах что-то ла­ял в те­ле­фон. Го­лые до­че­ри Ку­ой­ла раз­ли­ли по ку­хон­но­му по­лу сред­ст­во для мы­тья по­су­ды и ве­се­ло по не­му ка­та­лись.
      — Оче­вид­ных сле­дов сек­су­аль­но­го на­си­лия не об­на­ру­же­но, мис­тер Ку­ойл, — ска­зал го­лос в те­ле­фо­не. Ку­ойл не по­нял, был ли го­во­ря­щий муж­чи­ной или жен­щи­ной. — Там бы­ла ви­део­ка­ме­ра. По всей квар­ти­ре бы­ли раз­бро­са­ны пус­тые кас­се­ты, но ка­ме­ра, на­вер­ное, бы­ла сло­ма­на, или что-то в этом ро­де. Ко­гда по­ли­цей­ские во­рва­лись в квар­ти­ру, он го­во­рил по те­ле­фо­ну с ма­га­зи­ном, в ко­то­ром ку­пил эту ка­ме­ру. Ру­гал­ся со слу­жа­щим. Де­тей ос­мот­ре­ла пе­ди­атр, спе­циа­лист по дет­ской трав­ма­то­ло­гии. Она го­во­рит, что нет ни­ка­ких сви­де­тельств о том, что он сде­лал с ни­ми что-ли­бо фи­зи­че­ски, за ис­клю­че­ни­ем то­го, что раз­дел и об­стриг ног­ти на ру­ках и но­гах. Но у не­го яв­но бы­ли оп­ре­де­лен­ные на­ме­ре­ния. Ку­ойл не мог про­из­не­сти ни сло­ва.
      — Де­ти на­хо­дят­ся с мис­сис Бей­ли в офи­се со­ци­аль­ной служ­бы, — го­во­рил го­лос не­оп­ре­де­ли­мой по­ло­вой при­над­леж­но­сти. — Вы знае­те, где он на­хо­дит­ся?
      Сан­шайн бы­ла вся из­ма­за­на шо­ко­ла­дом и во­зи­лась со слож­ным уст­рой­ст­вом, ак­ти­ви­зи­ро­вав­шим це­лую це­поч­ку пла­ст­мас­со­вых ме­ха­низ­мов. Бан­ни спа­ла в крес­ле. Ее зрач­ки дви­га­лись под фи­ал­ко­вы­ми ве­ка­ми. Он вы­нес их на ули­цу и по­са­дил в ма­ши­ну, сжи­мая в боль­ших го­ря­чих ру­ках и шеп­ча, что лю­бит их.

***

      — Де­воч­ки очень по­хо­жи на Фин­ни и Фан­ни в дет­ст­ве, на мо­их млад­ших сес­тер, — ска­за­ла те­туш­ка, ки­вая го­ло­вой. — Вы­ли­тые. Фин­ни сей­час в Но­вой Зе­лан­дии. Она мор­ской био­лог, об аку­лах зна­ет все. Этой вес­ной сло­ма­ла бед­ро. Фан­ни жи­вет в Сау­дов­ской Ара­вии. Она за­му­жем за со­ко­ли­ным охот­ни­ком и долж­на но­сить на ли­це чер­ную тряп­ку. Иди­те-ка сю­да, ма­лыш­ки, и об­ни­ми­те свою те­туш­ку, — ска­за­ла она.
      Но де­ти бро­си­лись к Ку­ой­лу и ух­ва­ти­лись за не­го, как па­даю­щий че­ло­век це­п­ля­ет­ся за окон­ный вы­ступ. Как по­ток элек­три­че­ских час­тиц за­мы­ка­ет цепь. Они пах­ли сред­ст­вом для мы­тья по­су­ды «Си­ер­ра Фри», ка­лен­ду­лой и мя­той. У те­туш­ки бы­ло не­по­нят­ное вы­ра­же­ние ли­ца, ко­гда она на­блю­да­ла за ни­ми. Мо­жет быть, это бы­ла жа­ж­да?
      В эту тя­же­лую ми­ну­ту Ку­ойл уви­дел силь­ную и стой­кую не­мо­ло­дую жен­щи­ну. Его един­ст­вен­ную род­ст­вен­ни­цу.
      — Ос­тань­ся с на­ми, — ска­зал он. — Я не знаю, что мне де­лать. — Он ждал, что его те­туш­ка по­ка­ча­ет го­ло­вой и от­ве­тит, что нет, она долж­на воз­вра­щать­ся до­мой и мо­жет за­дер­жать­ся все­го лишь на ми­нут­ку.
      Она кив­ну­ла.
      — На не­сколь­ко дней. По­мо­гу вам на­ла­дить жизнь. — Она по­тер­ла ла­до­ни так, буд­то офи­ци­ант толь­ко что по­ста­вил пе­ред ней блю­до с де­ли­ка­те­сом. — На это мож­но по­смот­реть и с дру­гой сто­ро­ны, — ска­за­ла она. — У те­бя поя­вил­ся шанс на­чать все сна­ча­ла. В но­вом мес­те, с но­вы­ми людь­ми и но­вы­ми пер­спек­ти­ва­ми. С чис­той стра­ни­цы. По­ни­ма­ешь, ко­гда ты на­чи­на­ешь жизнь сна­ча­ла, то мо­жешь стать кем угод­но. В не­ко­то­ром смыс­ле я де­лаю то же са­мое.
      Она на ми­ну­ту за­ду­ма­лась.
      — Хо­ти­те по­зна­ко­мить­ся с Уор­рен? — спро­си­ла она. — Уор­рен си­дит в ма­ши­не и ви­дит сны о днях бы­лой сла­вы.
      Ку­ойл пред­ста­вил се­бе дрях­ло­го му­жа те­туш­ки, но Уор­рен ока­за­лась со­ба­кой с чер­ны­ми рес­ни­ца­ми и об­вис­шей мор­дой. Ко­гда те­туш­ка от­кры­ла зад­нюю дверь, со­ба­ка за­ры­ча­ла.
      — Не бой­тесь, — ска­за­ла те­туш­ка. — Уор­рен боль­ше ни­ко­гда ни­ко­го не уку­сит. Два го­да на­зад ей уда­ли­ли все зу­бы.

      Цвет ли­ца Ку­ой­ла на­по­ми­нал плохую жем­чу­жи­ну. Он вжи­мал­ся в свое си­де­нье на па­ро­ме, ко­то­рый на­прав­лял­ся к Нью­фа­унд­лен­ду. Вет­ров­ка бы­ла сло­же­на под его ще­кой, и ло­коть был мок­рым там, где он его за­лил слю­ной.
      До не­го до­но­сил­ся за­пах мор­ской во­ды, крас­ки и све­же­сва­рен­но­го ко­фе. Ко­гда бе­гут от злой судь­бы, то обыч­но это не со­про­во­ж­да­ет­ся пуб­лич­ны­ми вы­сту­п­ле­ния­ми ора­то­ров или ору­жей­ны­ми зал­па­ми в ки­но­те­ат­рах. Ни­кто не об­ра­щал на них вни­ма­ния. Пас­са­жи­ры пе­ли «Еще один дол­лар для ме­ня», рас­ка­чи­ва­ясь над сво­им вис­ки.
      Бан­ни и Сан­шайн стоя­ли на си­день­ях на­про­тив Ку­ой­ла и не от­ры­ва­ясь смот­ре­ли че­рез стек­лян­ное ок­но в ком­на­ту игр. Сте­ны, по­кры­тые ма­ли­но­вой плен­кой, по­то­лок, от­ра­жаю­щий го­ло­вы и пле­чи, как раз­роз­нен­ные час­ти те­ла, как ри­сун­ки на ста­рин­ных от­крыт­ках с по­здрав­ле­ния­ми с Днем свя­то­го Ва­лен­ти­на. Де­ти рва­лись к му­зы­ке воз­душ­ных пу­зы­рей.
      Ря­дом с Ку­ой­лом ле­жал ко­мок те­туш­ки­но­го вя­за­нья. Спи­цы ко­ло­ли его но­гу, но он не об­ра­щал на это вни­ма­ния. Его тош­ни­ло. Па­ром дви­гал­ся на­встре­чу Нью­фа­унд­лен­ду и его шан­сам на­чать но­вую жизнь.

***

      Те­туш­ка при­ве­ла вес­кие до­во­ды. Что его дер­жа­ло в Мо­кин­гбер­де? Без­ра­бот­ный, вдо­вец, ро­ди­те­ли умер­ли. К то­му же у не­го поя­ви­лись день­ги, вы­пла­чен­ные по стра­хов­ке за смерть Пе­тал — в ре­зуль­та­те не­сча­ст­но­го слу­чая, — по­влек­шую за со­бой изу­ро­до­ва­ние те­ла. Три­дцать ты­сяч суп­ру­гу и по де­сять ты­сяч на ка­ж­до­го ре­бен­ка, ро­ж­ден­но­го в бра­ке. Он не ду­мал о стра­хов­ке, но те­туш­ка сра­зу же о ней вспом­ни­ла. Де­ти спа­ли, Ку­ойл и те­туш­ка си­де­ли за ку­хон­ным сто­лом. На те­туш­ке бы­ло длин­ное фио­ле­то­вое пла­тье, а в ее чай бы­ла до­бав­ле­на ка­п­ля вис­ки. Пе­ред Ку­ой­лом стоя­ла чаш­ка с ован­ти­ном. Это по­мо­жет ему ус­нуть, так ска­за­ла те­туш­ка. Го­лу­бые таб­лет­ки сно­твор­но­го. Ему бы­ло стыд­но, но он их про­гло­тил. Ног­ти бы­ли об­ку­са­ны до ко­жи.
      — Бы­ло бы ра­зум­но, — ска­за­ла она, — на­чать но­вую жизнь на но­вом мес­те. Ра­ди де­тей, да и ра­ди те­бя са­мо­го. Это по­мо­жет те­бе пе­ре­жить то, что слу­чи­лось. Зна­ешь, для то­го что­бы пре­одо­леть боль от по­те­ри близ­ко­го че­ло­ве­ка, нуж­но пе­ре­вер­нуть все ли­ст­ки ка­лен­да­ря, про­жить це­лый год. Это дей­ст­ви­тель­но так. И ес­ли ты про­жи­вешь его в но­вом мес­те, те­бе бу­дет лег­че. А что мо­жет быть бо­лее под­хо­дя­щим, чем зем­ля, где ро­ди­лись твои пред­ки? Мо­жет быть, те­бе сто­ит по­спра­ши­вать об этом сво­их дру­зей из га­зе­ты, по­смот­реть спра­воч­ни­ки? Ты мо­жешь най­ти там ра­бо­ту. Для де­во­чек уже од­но пу­те­ше­ст­вие бу­дет при­клю­че­ни­ем. Они уви­дят дру­гую стра­ну, дру­гую часть ми­ра. И, ска­жу те­бе че­ст­но, — она по­тре­па­ла его по пле­чу сво­ей стар­че­ской ру­кой в вес­нуш­ках, — ты бы мне очень по­мог, ес­ли бы по­ехал со мной. Из нас по­лу­чит­ся хо­ро­шая ко­ман­да.
      Те­туш­ка опер­лась на ло­коть, опус­тив под­бо­ро­док на ру­ку.
      — Ко­гда че­ло­век ста­ре­ет, то чув­ст­ву­ет, что мес­та, где на­чи­на­лась его жизнь, тя­нут к се­бе все силь­нее и силь­нее. Ко­гда я бы­ла мо­ло­да, то счи­та­ла, что ни­ко­гда боль­ше не вер­нусь на Нью­фа­унд­ленд. Но по­след­ние не­сколь­ко лет же­ла­ние вер­нуть­ся ста­ло поч­ти бо­лез­нен­ным. Так что и я, оп­ре­де­лен­ным об­ра­зом, на­чи­наю все сна­ча­ла. Пе­ре­ве­зу ту­да свой ма­лень­кий биз­нес. И те­бе то­же бу­дет по­лез­но по­ис­кать ра­бо­ту.
      Он по­ду­мы­вал о том, что­бы по­зво­нить Парт­рид­жу и рас­ска­зать ему обо всем. По не­му сно­ва про­ка­ти­лась вол­на го­ря. Он не мог. Не сей­час.
      Он про­снул­ся в пол­ночь, вы­плыв из чер­но­го с бак­ла­жа­но­вым от­ли­вом кош­ма­ра. Пе­тал са­дит­ся в гру­зо­вик. Во­ди­тель был круп­ным, лы­сым, с те­ку­щим но­сом, с вы­ма­зан­ны­ми не­по­нят­но чем ру­ка­ми. Ку­ойл ви­дит обе сто­ро­ны гру­зо­ви­ка од­но­вре­мен­но. Ви­дит, как ру­ки за­би­ра­ют­ся под пла­тье Пе­тал, ли­цо опус­ка­ет­ся в ее во­ло­сы цве­та ду­бо­вой ко­ры и все это вре­мя гру­зо­вик, на­кре­нив­шись, дви­жет­ся по шос­се, све­ши­ва­ет­ся с мос­та, на ко­то­ром нет ог­ра­ды. Ку­ойл ле­тит ря­дом с ни­ми, дви­жи­мый бес­по­кой­ст­вом. Свет от фар ста­но­вит­ся все бли­же. Он тя­нет­ся к ру­ке Пе­тал, что­бы вы­та­щить ее из это­го гру­зо­ви­ка, зная о том, что долж­но слу­чить­ся даль­ше, и же­лая та­ко­го кон­ца во­ди­те­лю, ко­то­рый вдруг пре­вра­тил­ся в его от­ца. Но он не мо­жет до­тя­нуть­ся до нее, му­ча­ет­ся от аго­ни­зи­рую­щей бо­ли и все рав­но про­дол­жа­ет тя­нуть­ся. Свет фар ста­но­вит­ся еще бли­же. Он кри­чит, что­бы пре­ду­пре­дить ее о не­ми­нуе­мой смер­ти, но его го­лос без­зву­чен. Он про­снул­ся, вце­пив­шись в про­сты­ню.
      Весь ос­та­ток но­чи он про­си­дел в гос­ти­ной с кни­гой на ко­ле­нях. Его гла­за дви­га­лись вдоль стро­чек. Он чи­тал, но не по­ни­мал ни сло­ва. Те­туш­ка пра­ва. Он дол­жен уе­хать от­сю­да.

***

      Для то­го что­бы раз­до­быть но­мер те­ле­фо­на Парт­рид­жа, по­тре­бо­ва­лось пол­ча­са.
      — Черт возь­ми! Я вот толь­ко на днях ду­мал о те­бе, — го­лос Парт­рид­жа све­жо за­зву­чал в те­ле­фо­не. — Ду­мал, что там про­ис­хо­дит со ста­рым Ку­ой­лом? Ты ко­гда со­би­ра­ешь­ся прие­хать? Ты зна­ешь, что я бро­сил ра­бо­ту в га­зе­те, да? Все, я с этим за­вя­зал.
      Он ска­зал, что мысль о том, что Мер­ка­лия где-то од­на едет по до­ро­ге, за­ста­ви­ла его са­мо­го пой­ти в шко­лу во­ди­те­лей-даль­но­бой­щи­ков.
      — Те­перь мы — во­ди­тель­ская ко­ман­да. Два го­да на­зад ку­пи­ли дом. Пла­ни­ру­ем в ско­ром вре­ме­ни ку­пить соб­ст­вен­ный гру­зо­вик. Бу­дем ра­бо­тать не­за­ви­си­мо, по кон­трак­там. Эти гру­зо­ви­ки пре­лесть что та­кое: дву­спаль­ная кро­вать, ма­лень­кая ку­хонь­ка, кон­ди­цио­нер. Мы там си­дим, над всем дви­же­ни­ем, и смот­рим вниз на ма­ши­ны. За­ра­ба­ты­ва­ем в три раза боль­ше, чем я за­ра­ба­ты­вал рань­ше. По га­зе­те не ску­чаю со­всем. А у те­бя что но­во­го? Все еще ра­бо­та­ешь у Пан­ча?
      На то, что­бы рас­ска­зать Парт­рид­жу все, от не­раз­де­лен­ной люб­ви до ноч­ных кош­ма­ров, и о со­вме­ст­ном с те­туш­кой изу­че­нии карт на ку­хон­ном сто­ле, уш­ло все­го де­сять ми­нут.
      — Черт возь­ми, Ку­ойл. Да, те­бя жизнь хо­ро­шо по­тре­па­ла. Хлеб­нул ты ли­ха. Хо­ро­шо, что у те­бя хо­тя бы ос­та­лись де­ти. Да, вот что я те­бе ска­жу. Я ушел из га­зе­ты, но у ме­ня по-преж­не­му ос­та­лись кое-ка­кие свя­зи. По­смот­рим, чем я смо­гу те­бе по­мочь. Ну-ка, как ты ска­зал, на­зы­ва­ют­ся бли­жай­шие к то­му мес­ту го­ро­да?
      Там был толь­ко один го­род, с лю­бо­пыт­ным на­зва­ни­ем «Якор­ная Ла­па».

***

      Парт­ридж пе­ре­зво­нил спус­тя два дня. Ему бы­ло при­ят­но сно­ва по­уча­ст­во­вать в уст­рой­ст­ве жиз­ни дру­га. Ку­ойл на­по­ми­нал ему ог­ром­ную ка­туш­ку с бу­ма­гой для га­зет, при­ве­зен­ную с цел­лю­лоз­но­го за­во­да. Без­ли­кую и ис­пещ­рен­ную со­рин­ка­ми. Но за этой раз­мы­то­стью он ви­дел что-то, от­да­лен­но на­по­ми­наю­щее от­блеск све­та, мер­ца­ние, ука­зы­ваю­щее на то, что в жиз­ни Ку­ой­ла бы­ло ме­сто для та­лан­та. Или, мо­жет, для сча­стья? Удач­ли­во­сти? Из­вест­нос­ти и ус­пе­ха? «Кто зна­ет?» — по­ду­мал Парт­ридж. Он так лю­бил яр­кий, терп­кий вкус жиз­ни, что же­лал Ку­ой­лу ис­пы­тать его хо­тя бы раз. Или два.
      — Уди­ви­тель­но, как креп­ки ста­рые свя­зи. Да, там то­же есть га­зе­та. Вы­хо­дит раз в не­де­лю. Им нуж­ны ра­бот­ни­ки. Ес­ли те­бе это ин­те­рес­но, мо­гу про­дик­то­вать имя че­ло­ве­ка, ко­то­ро­го я на­шел. Им ну­жен ре­пор­тер для ко­ра­бель­ных ис­то­рий. На­вер­ное, го­род сто­ит пря­мо на по­бе­ре­жье. Ку­ойл, ты зна­ком с мо­ре­ход­ст­вом?
      — Мой дед был охот­ни­ком на тю­ле­ней.
      — Бо­же. Ты не пе­ре­ста­ешь ме­ня удив­лять. В об­щем, все долж­но по­лу­чить­ся, те­бе вы­да­дут раз­ре­ше­ние на ра­бо­ту, до­ку­мен­ты об им­ми­гра­ции и все та­кое. По­ра­бо­тай с эти­ми ре­бя­та­ми. Имя глав­но­го ре­дак­то­ра Тер­ти­ус Кард. Есть чем за­пи­сать? Дик­тую но­мер.
      Ку­ойл за­пи­сал.
      — Ну что ж, же­лаю уда­чи. Рас­ска­жешь по­том, как все уст­ро­ит­ся. И, слу­шай, ес­ли ты за­хо­чешь прие­хать сю­да и по­жить со мной и Мер­ка­ли­ей, при­ез­жай в лю­бое вре­мя. Здесь очень хо­ро­шо за­ра­ба­ты­вать день­ги.
      Но им уже за­вла­де­ла мысль о се­ве­ре. Ему нуж­на бы­ла точ­ка опо­ры.
      Че­рез ме­сяц по­сле это­го раз­го­во­ра они уе­ха­ли в его «уни­вер­са­ле». Он бро­сил про­щаль­ный взгляд в зер­ка­ло на дом, ко­то­рый он сни­мал, уви­дел пус­тое крыль­цо, раз­рос­шие­ся кус­ты и ров­но ко­лы­шу­щие­ся яр­кие по­бе­ги со­сед­ско­го са­да.

***

      Итак, Ку­ойл и те­туш­ка си­де­ли на пе­ред­них мес­тах, де­ти — на зад­них, а ста­руш­ка Уор­рен ино­гда юти­лась с че­мо­да­на­ми в ба­гаж­ном от­де­ле­нии, а ино­гда не­ук­лю­же пе­ре­ле­за­ла впе­ред, что­бы усе­сть­ся ме­ж­ду Бан­ни и Сан­шайн. Они де­ла­ли ей шап­ки из бу­маж­ных сал­фе­ток, за­вя­зы­ва­ли те­туш­кин шарф во­круг ее мох­на­той шеи и кор­ми­ли кар­то­фе­лем фри, ко­гда те­туш­ка от­во­ра­чи­ва­лась в дру­гую сто­ро­ну.
      Они про­еха­ли две с по­ло­ви­ной ты­ся­чи ки­ло­мет­ров по шта­там Нью-Йорк и Вер­монт, сде­лав по­во­рот в ле­сах Мэ­на, изу­ве­чен­ных вы­руб­кой. Ко­гда они ми­но­ва­ли Нью-Брун­су­ик и Но­ва Ско­тию, на трех­ряд­ном шос­се у них в цен­траль­ном ря­ду слу­чи­лась по­лом­ка, за­ста­вив­шая те­туш­ку сжать ку­ла­ки. В Се­вер­ном Сид­нее на ужин они ели жир­ную ры­бу, ко­то­рая ни­ко­му не по­нра­ви­лась, а сы­рым про­мозг­лым ут­ром се­ли на па­ром, иду­щий в Порт-О-Баск. На­ко­нец-то.

***

      Ку­ойл стра­дал в трю­ме, те­туш­ка ме­ри­ла ша­га­ми па­лу­бу, вре­мя от вре­ме­ни ос­та­нав­ли­ва­ясь, что­бы об­ло­ко­тить­ся на пе­ри­ла над бу­шую­щей во­дой. Или стоя­ла, ши­ро­ко рас­ста­вив но­ги, сце­пив ру­ки за спи­ной и под­став­ляя ли­цо вет­ру. Ее во­ло­сы бы­ли стя­ну­ты ко­сын­кой, а ли­цо ка­за­лось бы ка­мен­ным, ес­ли бы не ма­лень­кие ум­ные гла­за.
      Она раз­го­ва­ри­ва­ла о по­го­де с муж­чи­ной в шап­ке ка­ра­уль­но­го. Они не­мно­го по­го­во­ри­ли. Кто-то еще вы­шел на па­лу­бу не­ров­ны­ми ша­га­ми и ска­зал: «Хо­лод­но­ва­то се­го­дня, да?» Те­туш­ка бес­по­кои­лась об Уор­рен, ко­то­рая не мог­ла уст­ро­ить­ся и все во­зи­лась в ма­ши­не. Со­ба­ка не по­ни­ма­ла, что с ней про­ис­хо­дит, по­то­му что ни­ко­гда рань­ше не бы­ва­ла на мо­ре. На­вер­ное, ду­ма­ла, что на­стал ко­нец све­та, а она си­дит од­на в стран­ной ма­ши­не. Че­ло­век в шап­ке ка­ра­уль­но­го ска­зал: «Не вол­нуй­тесь, со­ба­ка про­спит всю до­ро­гу. Они все­гда так де­ла­ют».
      Те­туш­ка ос­мот­ре­лась, уви­де­ла впе­ре­ди го­лу­бо­ва­тую зем­лю. Пер­вый взгляд на ост­ро­ва за по­след­ние пять­де­сят лет. Не смог­ла сдер­жать сле­зы.
      — Воз­вра­ще­ние до­мой, да? — спро­сил че­ло­век в шап­ке ка­ра­уль­но­го. — Да, это все­гда так бы­ва­ет.
      «Вот это ме­сто, — ду­ма­ла она. — Этот ка­мень, в де­вя­ти с по­ло­ви­ной ки­ло­мет­рах, уку­тан­ный вет­ром в ту­ман. Мор­щин­ки на по­верх­но­сти во­ды, лод­ки, ед­ва не ка­саю­щие­ся по­кры­тых льдом скал. Тун­д­ра и бес­плод­ные рав­ни­ны, низ­ко­рос­лые ели, ко­то­рые лю­ди сре­за­ют и уво­зят с со­бой».
      Сколь­ко их бы­ло тут, об­ло­ко­тив­ших­ся о по­руч­ни, как стоя­ла сей­час она? Всмат­ри­вав­ших­ся в ска­лу по­сре­ди мо­ря. Ви­кин­гов, бас­ков, фран­цу­зов, анг­ли­чан, ис­пан­цев, пор­ту­галь­цев. Их при­вле­ка­ла сю­да трес­ка, в те дни, ко­гда ог­ром­ные ко­ся­ки рыб за­мед­ля­ли про­дви­же­ние ко­раб­лей к Ост­ро­вам Пря­но­стей, в по­ис­ках го­ро­дов из чис­то­го зо­ло­та. Смот­ря­щие меч­та­ли о жа­ре­ной пти­це или слад­ких яго­дах в кор­зин­ках из ли­ст­вы, но ви­де­ли толь­ко бу­шую­щие вол­ны и чуть те­п­ля­щие­ся огонь­ки на мач­тах. Им по­па­да­лись толь­ко об­ле­де­нев­шие го­ро­да, айс­бер­ги с бе­рил­ло­вой серд­це­ви­ной, го­лу­бой са­мо­цвет внут­ри бе­ло­го са­мо­цве­та, и не­ко­то­рые из них, по по­верь­ям, пах­ли мин­да­лем. Она с дет­ст­ва пом­ни­ла этот горь­кий аро­мат.
      Вы­са­жен­ные на бе­рег лю­ди воз­вра­ща­лись на ко­рабль по­кры­тые кро­ва­вой кор­кой от уку­сов на­се­ко­мых. «Все сы­ро и мок­ро, — го­во­ри­ли они, — на ост­ро­ве сплош­ные бо­ло­та и тря­си­ны, ре­ки и це­поч­ки пру­дов, на­се­лен­ные пти­ца­ми с же­лез­ны­ми глот­ка­ми». И ко­рабль с тру­дом оги­бал мыс, а его пас­са­жи­ры ви­де­ли, как те­ни ка­ри­бу рас­тво­ря­лись в ту­ма­не.
      Поз­же это ме­сто ста­ло поль­зо­вать­ся дур­ной сла­вой. Ве­сен­ний го­лод об­на­жал кос­ти­стые го­ло­вы, круп­ные сус­та­вы под пло­тью. Как бы­ло тя­же­ло вы­жи­вать, це­п­ля­ясь за жизнь зу­ба­ми и ког­тя­ми! Мо­ре-ал­хи­мик пре­вра­ща­ло ры­ба­ков в сы­рые кос­ти, от­прав­ля­ло лод­ки дрей­фо­вать вслед за трес­кой и вы­бра­сы­ва­ло их с при­бо­ем. Те­туш­ка пом­ни­ла ис­то­рии, рас­ска­зан­ные ста­ри­ка­ми: об от­це, за­стре­лив­шем стар­ших де­тей и се­бя, что­бы ос­таль­ная се­мья по­лу­чи­ла шанс вы­жить на ос­тат­ках за­па­сов му­ки; об охот­ни­ках на тю­ле­ней — они стоя­ли на льди­нах, ко­то­рые под их ве­сом ста­но­ви­лись в уро­вень с во­дой, до тех пор, по­ка пер­вый из них не вы­дер­жи­вал и не бро­сал­ся в во­ду; о по­езд­ках за ле­кар­ст­вом во вре­мя штор­ма. Они все­гда за­кан­чи­ва­лись тем, что ли­бо не­сча­ст­но­му боль­но­му при­но­си­ли не то ле­кар­ст­во, ли­бо по­мощь при­хо­ди­ла слиш­ком позд­но.
      Она не бы­ла здесь с ран­не­го дет­ст­ва, но это чув­ст­во не за­бы­лось. Оно вер­ну­лось: гип­но­ти­че­ское воз­дей­ст­вие мо­ря, за­пах кро­ви, вет­ра и со­ли, рыбь­их го­лов, ело­во­го ды­ма и по­та, стук об­ка­тан­ных мо­рем кам­ней и ши­пе­ние волн, вкус лом­ти­ков хле­ба, смо­чен­ных в буль­о­не, спаль­ня под на­ве­сом.
      Те­перь, го­во­рят, с тя­го­та­ми жиз­ни по­кон­че­но. Злые си­лы судь­бы от­сту­пи­ли пе­ред стра­хов­кой по без­ра­бо­ти­це и твер­дой на­де­ж­дой на день­ги от неф­тя­но­го ме­сто­ро­ж­де­ния, на­хо­дя­ще­го­ся в от­кры­том мо­ре. Вез­де бы­ли про­гресс и ча­ст­ная соб­ст­вен­ность, ра­бо­тал прин­цип ост­ро­го лок­тя. Так го­во­ри­ли.
      Ей бы­ло пят­на­дцать, ко­гда они уе­ха­ли с мы­са Ку­ой­лов, и сем­на­дцать, ко­гда се­мья пе­ре­бра­лась в Шта­ты, став еще од­ной ка­п­лей в при­лив­ных вол­нах бе­жен­цев с Нью­фа­унд­лен­да, по­ки­нув­ших род­ные пор­ты, ост­ро­ва и тай­ные бух­точ­ки. Они ис­те­ка­ли, как во­ды, прочь от при­выч­ной уе­ди­нен­но­сти, не­гра­мот­но­сти, шта­нов, сши­тых из оби­воч­но­го ма­те­риа­ла, вы­пав­ших зу­бов, прочь от из­вра­щен­ных мыс­лей и гру­бых рук, от от­чая­ния.
      А ее отец, Га­рольд Хамм, по­гиб за ме­сяц до их отъ­ез­да, ко­гда ос­лаб узел, фик­си­ро­вав­ший ме­тал­ли­че­ский кон­тей­нер, в ко­то­ром хра­ни­лись де­сят­ки ки­ло­грам­мов гвоз­дей. Та­ке­лаж­ная цепь ос­лаб­ла, и ящик упал. Оби­тый же­ле­зом угол уго­дил от­цу в за­ты­лок и раз­моз­жил по­зво­ноч­ник. Он упал на при­чал, па­ра­ли­зо­ван­ный, без соз­на­ния. Кто зна­ет, ка­кие мыс­ли на­пол­ня­ли его уга­саю­щий рас­су­док, ко­гда де­ти и же­на на­кло­ни­лись над ним, умо­ляя его ото­звать­ся: «Отец! Отец!» Ни­кто не на­зы­вал его по име­ни, зву­ча­ло толь­ко это сло­во: отец. Буд­то от­цов­ст­во бы­ло са­мым важ­ным де­лом его жиз­ни. Все пла­ка­ли. Да­же Гай, ко­то­рый все­гда ду­мал толь­ко о се­бе.
      «Как стран­но, — по­ду­ма­ла она, — воз­вра­щать­ся с по­те­ряв­шим на­де­ж­ду пле­мян­ни­ком и пра­хом Гая». Она за­бра­ла ур­ну у всхли­пы­ваю­ще­го Ку­ой­ла и от­не­сла ее в ком­на­ту для гос­тей. Ле­жа­ла но­чью без сна и ду­ма­ла, не сто­ит ли вы­сы­пать его прах в ма­га­зин­ный по­ли­эти­ле­но­вый па­кет, за­вя­зать руч­ки и вы­бро­сить в му­сор­ный бак.
      Это бы­ла про­сто мысль.
      Она раз­мыш­ля­ла, что из­ме­ни­лось силь­нее: это ме­сто или она са­ма? Это ме­сто бы­ло на­де­ле­но си­лой. Она со­дрог­ну­лась. Сей­час все бу­дет ина­че. Луч­ше. Она об­ло­ко­ти­лась о по­руч­ни и ста­ла смот­реть в тем­ные во­ды Ат­лан­ти­ки, взды­хав­шие о про­шлом.

      На по­лу за си­день­я­ми за­ску­ли­ла Уор­рен. Ку­ойл вел ма­ши­ну по за­пад­но­му по­бе­ре­жью Боль­шо­го Се­вер­но­го по­лу­ост­ро­ва, вдоль шос­се, из­ре­зан­но­го ко­ле­са­ми гру­зо­вых ав­то­мо­би­лей. До­ро­га про­ле­га­ла ме­ж­ду зы­бью про­ли­ва Бель Айл и го­ра­ми, по­хо­жи­ми на го­лу­бые ды­ни. На­про­тив про­ли­ва на­хо­дил­ся мрач­ный по­лу­ост­ров Лаб­ра­дор. Гру­зо­ви­ки об­ра­зо­вы­ва­ли ка­ра­ва­ны, дви­жу­щие­ся на вос­ток, по­бле­ски­вая сквозь ту­ман сталь­ны­ми ка­би­на­ми. Ку­ойл поч­ти уз­нал это хму­рое не­бо, буд­то он ко­гда-то ви­дел его во сне, но ус­пел за­быть.
      Ма­ши­на ка­ти­лась по рас­трес­кав­шей­ся зем­ле. Ше­ро­хо­ва­тые уте­сы в вул­ка­ни­че­ском глян­це. На ри­фе, воз­вы­шаю­щем­ся над мо­рем, мор­ская пти­ца от­ло­жи­ла един­ст­вен­ное яй­цо. Га­ва­ни бы­ли все еще за­тя­ну­ты льдом. До­ма, по­хо­жие на скле­пы, вы­рос­шие из гра­нит­ных глыб; чер­ное по­бе­ре­жье по­бле­ски­ва­ло, как ко­мья се­реб­ря­ной ру­ды.
      Их дом, как ска­за­ла те­туш­ка, скре­стив паль­цы, на­хо­дил­ся на мы­се Ку­ой­лов. Во вся­ком слу­чае, мыс еще был обо­зна­чен на кар­те. Дом пус­то­вал уже со­рок че­ты­ре го­да. Она смея­лась, го­во­ри­ла, что от не­го, на­вер­ное, ни­че­го не ос­та­лось, но в глу­би­не ду­ши ве­ри­ла, что дом сто­ит и вре­мя не мог­ло так жес­то­ко об­ма­нуть ее на­де­ж­ды на воз­вра­ще­ние. У нее был хри­п­лый го­лос. Ку­ойл слу­шал ее и вел ма­ши­ну с от­кры­тым ртом, буд­то про­буя на вкус по­ляр­ный воз­дух.
      Айс­бер­ги, мая­чив­шие на го­ри­зон­те, бы­ли по­хо­жи на бе­лые тюрь­мы. Не­объ­ят­ная си­няя ткань мо­ря про­ми­на­лась и мор­щи­лась.
      — Смот­ри, — ска­за­ла те­туш­ка. — Ры­бац­кие яли­ки. — Из­да­ле­ка они ка­за­лись кро­хот­ны­ми. Вол­ны раз­би­ва­лись о мыс. Во­да бур­ли­ла.
      — Я пом­ню че­ло­ве­ка, ко­то­рый жил в лод­ке, вы­бро­шен­ной на бе­рег, — ска­за­ла те­туш­ка. — Ста­рик Дэн­ни, как там бы­ла его фа­ми­лия? Ее вы­не­сло дос­та­точ­но да­ле­ко на су­шу, и вол­ны до нее не до­хо­ди­ли. Он ее при­под­нял, по­чи­нил. Вста­вил ма­лень­кую тру­бу, про­ло­жил тро­пин­ку с ка­мен­ным бор­дю­ром. Он жил там мно­го лет, по­ка од­на­ж­ды, ко­гда он си­дел пе­ред лод­кой и што­пал сеть, на не­го не упал про­гнив­ший ос­тов и не за­да­вил на­смерть.
      Шос­се, иду­щее на вос­ток, су­зи­лось до двух ря­дов. Оно ухо­ди­ло под кру­ты­ми скло­на­ми, ми­мо хвой­но­го ле­са, вдоль ко­то­ро­го стоя­ли зна­ки: «Вы­руб­ка за­пре­ще­на!» Ку­ойл оце­ни­ваю­ще ог­ля­ды­вал ред­кие мо­те­ли, ко­то­рые они про­ез­жа­ли. Он смот­рел на них как че­ло­век, ко­то­рый на­ме­ре­вал­ся в них ос­та­но­вить­ся.

***

      Те­туш­ка об­ве­ла мыс Ку­ой­лов на кар­те. С за­пад­ной сто­ро­ны за­ли­ва Бак­ла­нов мыс вон­зал­ся в оке­ан как вы­гну­тый боль­шой па­лец. Дом, воз­мож­но об­ва­лив­ший­ся, раз­ру­шен­ный ван­да­ла­ми, со­жжен­ный, ра­зо­бран­ный по кус­кам, был там. Ко­гда-то он там был.
      За­лив на кар­те бы по­хож на блед­но-го­лу­бую хи­ми­че­скую кол­бу, в ко­то­рую вли­вал­ся оке­ан. На вос­точ­ном по­бе­ре­жье на­хо­ди­лось по­се­ле­ние, на­зван­ное од­ним име­нем с бух­той Муч­но­го Меш­ка, а в пя­ти ки­ло­мет­рах к се­ве­ру — го­ро­док Якор­ная Ла­па. Ни­же бы­ли бес­чис­лен­ные бух­ты и пе­ще­ры. Те­туш­ка ко­па­лась в сво­ей чер­ной су­моч­ке, по­хо­жей на пуд­ре­ни­цу, в по­ис­ках бро­шю­ры. По­том она чи­та­ла вслух о кра­со­тах Кил­лик-Кло: о ра­бо­те го­су­дар­ст­вен­ной при­ста­ни, за­во­да по пе­ре­ра­бот­ке ры­бы, то­вар­ной уз­ло­вой стан­ции и рес­то­ра­нов. Две ты­ся­чи на­се­ле­ния. Не­ог­ра­ни­чен­ный по­тен­ци­ал.
      — Те­бе пред­ла­га­ют ра­бо­ту в Муч­ном Меш­ке, так? Это пря­мо на­про­тив мы­са Ку­ой­лов. По во­де где-то ки­ло­мет­ра три. А по су­ше — дол­гая до­ро­га. Рань­ше от бух­ты Оп­ро­ки­ну­той до Якор­ной Ла­пы ка­ж­дый день хо­дил па­ром, ут­ром и ве­че­ром. Но сей­час, на­вер­ное, все уже за­кры­то. Ес­ли бы у те­бя бы­ла лод­ка и мо­тор, ты мог бы пе­ре­прав­лять­ся сам.
      — Как нам до­б­рать­ся до мы­са Ку­ой­лов? — спро­сил он.
      Те­туш­ка объ­яс­ни­ла, что с ос­нов­но­го шос­се сво­ра­чи­ва­ет до­ро­га, ко­то­рая на кар­тах обо­зна­ча­лась то­нень­кой пунк­тир­ной ли­ни­ей. Ку­ой­лу не нра­вил­ся вид та­ких же «пунк­тир­ных» до­рог, ко­то­рые про­но­си­лись ми­мо. Галь­ка, грязь и рыт­ви­ны, ве­ду­щие в ни­ку­да.
      Они про­пус­ти­ли съезд с глав­ной до­ро­ги и еха­ли впе­ред до тех пор, по­ка не уви­де­ли то­п­лив­ные на­со­сы и вы­вес­ку «Ма­га­зин Ай-Джи-Эс». Ма­га­зин рас­по­ла­гал­ся в до­ме. Тем­ная ком­нат­ка. За при­лав­ка­ми вид­не­лась кух­ня и плюю­щий­ся чай­ник на пли­те. Бан­ни ус­лы­ша­ла смех, до­но­сив­ший­ся из те­ле­ви­зо­ра.
      Ожи­дая, по­ка кто-ни­будь к ним вый­дет, Ку­ойл за­ин­те­ре­со­вал­ся по­хо­жи­ми на мед­ве­жьи ла­пы зим­ни­ми са­по­га­ми. Он хо­дил по ком­на­те, рас­смат­ри­вая са­мо­дель­ные пол­ки, от­кры­тые ящи­ки с раз­де­лоч­ны­ми но­жа­ми, иг­лы для по­чин­ки се­тей, мот­ки шну­ров и ве­ре­вок, ре­зи­но­вые пер­чат­ки, бан­ки с ту­шен­кой и стоп­ки кас­сет с при­клю­чен­че­ски­ми ви­део­филь­ма­ми. Бан­ни че­рез двер­цу мо­ро­зиль­ни­ка раз­гля­ды­ва­ла по­крыв­шие­ся бу­гор­ча­тым ине­ем рож­ки с мо­ро­же­ным.
      Из кух­ни, жуя что-то хру­стя­щее, вы­шел муж­чи­на с во­ло­са­ми цве­та осо­ки, тор­ча­щи­ми из-под кеп­ки с эмб­ле­мой фран­цуз­ской ве­ло­си­пед­ной фир­мы. Уг­рю­мый вид, ши­ро­кие шта­ны из шер­сти. Те­туш­ка за­го­во­ри­ла. Ку­ойл на­дел шап­ку из шку­ры тю­ле­ня, что­бы раз­влечь де­тей, по­мог им вы­брать ку­кол, сде­лан­ных из при­ще­пок. На­ри­со­ван­ные чер­ни­ла­ми ли­ца улы­ба­лись с ку­коль­ных го­ло­вок.
      — Вы не под­ска­же­те, где до­ро­га на бух­ту Оп­ро­ки­ну­тую?
      Ни те­ни улыб­ки. Про­гло­тил пе­ред тем, как от­ве­тить.
      — Про­еха­ли, как обыч­но. Она сво­ра­чи­ва­ет с глав­ной до­ро­ги. По­еде­те об­рат­но, бу­дет спра­ва. Сей­час тут ма­ло ин­те­рес­но­го. — Он от­вер­нул­ся. Его ада­мо­во яб­ло­ко, воз­вы­ше­ние на во­ло­са­той шее, на­по­ми­на­ло стран­ный по­ло­вой ор­ган.
      На вит­ри­не с ко­мик­са­ми Ку­ойл на­шел изо­бра­же­ние ган­г­сте­ра, стре­ляю­ще­го в вы­тя­нув­шую­ся жен­щи­ну. Ган­г­сте­ры все­гда но­си­ли зе­ле­ные кос­тю­мы. Он за­пла­тил за кук­лы. Хо­лод­ные мо­не­ты в де­сять цен­тов вы­па­ли из паль­цев муж­чи­ны.

***

      Они три­ж­ды про­ез­жа­ли по это­му от­рез­ку шос­се, по­ка не за­ме­ти­ли чуть вид­ную до­рож­ку, ухо­дя­щую с трас­сы и на­прав­ляю­щую­ся пря­мо в не­бо.
      — Те­туш­ка, по-мо­ему, я здесь не про­еду. Не по­хо­же, что­бы эта до­ро­га ку­да-ни­будь ве­ла.
      — На ней есть сле­ды от ко­лес, — от­ве­ти­ла она и ука­за­ла на сла­бые от­ме­ти­ны.
      Ку­ойл свер­нул на гряз­ную до­ро­гу. Ко­ле­са тут же взби­ли сы­рое ме­си­во. Сле­ды ис­чез­ли. Ку­ойл ре­шил, что все те ма­ши­ны съез­жа­ли на до­ро­гу, что­бы раз­вер­нуть­ся. Ему очень хо­те­лось сде­лать то же са­мое и зав­тра сно­ва по­пы­тать сча­стья на этой до­ро­ге. Или они все про­ва­ли­лись в без­дон­ную яму?
      — Ко­гда мы прие­дем? — спро­си­ла Бан­ни, от­ки­ды­ва­ясь на спин­ку си­де­нья. — Я ус­та­ла ехать. Я хо­чу уже прие­хать. Я хо­чу на­деть ку­паль­ник и по­иг­рать на пля­же.
      — Я то­же! — Они обе ста­ли рит­мич­но бить­ся спи­на­ми о си­де­нье.
      — Сей­час слиш­ком хо­лод­но. Толь­ко по­ляр­ные мед­ве­ди пла­ва­ют в та­кую по­го­ду. Но ты мо­жешь по­бро­сать кам­ни в во­ду. Те­туш­ка, сколь­ко нам еще ехать, ес­ли смот­реть по кар­те? — У не­го бо­ле­ли ру­ки от­то­го, что он це­лый день про­вел за ру­лем.
      Она ка­кое-то вре­мя мол­ча ды­ша­ла над кар­той.
      — От ос­нов­ной до­ро­ги до бух­ты Оп­ро­ки­ну­той два­дцать семь ки­ло­мет­ров.
      — Два­дцать семь ки­ло­мет­ров вот это­го?
      — По­том, — го­во­ри­ла она, буд­то бы он не про­ро­нил ни сло­ва, — еще сем­на­дцать с по­ло­ви­ной до мы­са Ку­ой­лов. До до­ма. Вер­нее, до то­го, что от не­го ос­та­лось. Тут на кар­те по­ка­за­на до­ро­га, но в ста­рые вре­ме­на ее не бы­ло. Это бы­ла про­сто тро­пин­ка. По­ни­ма­ешь, то­гда лю­ди не ез­ди­ли на ма­ши­нах, по­то­му что ни у ко­го не бы­ло ма­шин. Всю­ду до­би­ра­лись на лод­ках. Ни у ко­го не бы­ло ни ма­ши­ны, ни гру­зо­ви­ка. Это вы­мо­щен­ное шос­се, по ко­то­ро­му мы прие­ха­ли, то­же здесь не­дав­но. — Но тя­же­лая ка­мен­ная рос­пись на го­ри­зон­те го­во­ри­ла о дру­гом: все здесь ос­та­лось не­из­мен­ным и не­из­ме­няе­мым.
      — На­де­юсь, ко­гда мы дое­дем до бух­ты Оп­ро­ки­ну­той, нам не при­дет­ся ид­ти сем­на­дцать с по­ло­ви­ной ки­ло­мет­ров пеш­ком. — Ней­ло­но­вый ру­кав скрип­нул о руль.
      — Это мо­жет быть. То­гда мы про­сто по­вер­нем об­рат­но. — У нее бы­ло от­ре­шен­ное ли­цо. Ка­за­лось, за­лив ро­ж­дал­ся в ее го­ло­ве и про­яв­лял­ся в ре­аль­но­сти го­лу­бой гал­лю­ци­на­ци­ей.
      Ку­ойл бо­рол­ся с до­ро­гой. «Ав­то­мо­биль раз­ва­ли­ва­ет­ся на час­ти на глу­хой зве­ри­ной тро­пе». По воз­ду­ху рас­те­ка­лись су­мер­ки. Ма­ши­на с тру­дом взби­ра­лась в го­ру. Они бы­ли на краю уте­са. Под ни­ми бы­ла бух­та Оп­ро­ки­ну­тая и кри­вые бро­шен­ные до­ма. Мерк­ну­щий свет. Да­ле­ко впе­ре­ди про­па­да­ла из ви­ду до­ро­га.
      Ку­ойл съе­хал на обо­чи­ну и за­ду­мал­ся о том, сры­вал­ся ли кто-ни­будь с уте­са, раз­би­вая ме­талл о кам­ни. От­ветв­ле­ние до­ро­ги кру­то ухо­ди­ло вниз, по об­ва­лив­ше­му­ся гор­но­му про­хо­ду, усы­пан­но­му го­лы­ша­ми. Это боль­ше по­хо­ди­ло на вы­мои­ну, чем на до­ро­гу.
      — Ну что ж, ка­жет­ся, се­го­дня мы до мы­са не дое­дем, — ска­зал он. — По-мо­ему, даль­ше нам не сто­ит ехать до тех нор, по­ка мы не смо­жем ос­мот­реть до­ро­гу при днев­ном све­те.
      — Уж не хо­чешь ли ты вер­нуть­ся на ос­нов­ное шос­се? — вски­ну­лась те­туш­ка. Они бы­ли так близ­ки к на­ча­лу все­го.
      — Да, — ска­за­ла Бан­ки. — Я хо­чу в мо­тель с те­ле­ви­зо­ром и гам­бур­ге­ра­ми и чип­са­ми, ко­то­рые мож­но есть в кро­ва­ти. И свет там вы­клю­ча­ет­ся не сра­зу, а по­нем­нож­ку, ко­гда кру­тишь руч­ку. И те­ле­ви­зор там мож­но вклю­чать и вы­клю­чать, не вы­ле­зая из кро­ва­ти.
      — А я хо­чу жа­ре­ную ку­ри­цу в кро­вать! — ска­за­ла Сан­шайн.
      — Нет, — ска­зал Ку­ойл. — Мы пе­ре­но­чу­ем пря­мо здесь. У нас в ба­гаж­ни­ке есть па­лат­ка. Я ее по­став­лю и бу­ду в ней спать. Та­ков наш план. — Он по­смот­рел на те­туш­ку. Это бы­ла ее идея. Но она скло­ни­лась над су­моч­кой, сно­ва что-то ра­зы­ски­вая. Ее се­дые во­ло­сы смя­лись и рас­тре­па­лись.
      — У нас есть на­дув­ные мат­ра­сы и спаль­ные меш­ки. Мы их на­ду­ем, раз­ло­жим зад­нее си­де­нье и по­ло­жим на не­го мат­ра­сы. По­том по­ло­жим спаль­ные меш­ки, и у нас по­лу­чат­ся две удоб­ные кро­ва­ти! На од­ной бу­дет спать те­туш­ка, а вы, де­воч­ки, вдво­ем по­мес­ти­тесь на вто­рой. А мне воз­душ­ные мат­ра­сы не нуж­ны. Я по­ло­жу свой спаль­ный ме­шок пря­мо на пол па­лат­ки. — Ка­за­лось, он не объ­яс­нял, а за­да­вал во­про­сы.
      — Но я уми­раю от го­ло­да! — за­ны­ла Бан­ни. — Я не­на­ви­жу те­бя, па­па! Ты ду­рак! — Она на­кло­ни­лась впе­ред и уда­ри­ла Ку­ой­ла по за­тыл­ку.
      — НУ-КА ТИ­ХО! — об­ру­ши­лась разъ­я­рен­ная те­туш­ка на Бан­ни. — Сядь на свое ме­сто, мисс, и не дай бог я еще раз ус­лы­шу, что ты так раз­го­ва­ри­ва­ешь с от­цом! Я жи­во на­де­ру те­бе зад­ни­цу! — Те­туш­ка по­зво­ли­ла се­бе ра­зо­злить­ся.
      Ли­цо Бан­ни сло­жи­лось в тра­ги­че­скую мас­ку.
      — А Пе­тал го­во­рит, что па­па ду­рак. — Она не­на­ви­де­ла их всех.
      — Все мы в ка­ких-то во­про­сах ду­ра­ки, — спо­кой­но ска­зал Ку­ойл.
      Он про­тя­нул свою крас­ную ру­ку на­зад ме­ж­ду си­день­я­ми. Он хо­тел уте­шить оби­дев­шую­ся Бан­ни. Со­ба­ка об­лиз­ну­ла его паль­цы. У не­го воз­ник­ло зна­ко­мое ощу­ще­ние, что все про­ис­хо­дит как-то не­пра­виль­но.

***

      — В об­щем, боль­ше я это­го де­лать не бу­ду, — ска­за­ла те­туш­ка, кру­тя го­ло­вой и за­драв квер­ху под­бо­ро­док. — Я имею в ви­ду но­чев­ку в ма­ши­не. У ме­ня та­кое ощу­ще­ние, что шея вста­ла ко­лом. А Бан­ни спит чуть ти­ше вер­то­ле­та.
      Они мол­ча про­шлись по кам­ням, по­кры­тым ту­ма­ном. Ма­ши­на бле­сте­ла от со­ли. Ку­ойл, при­щу­рив­шись, смот­рел на до­ро­гу. Она из­ги­ба­лась и ухо­ди­ла от бе­ре­го­вой ли­нии в ту­ман. То, что ему бы­ло вид­но, вы­гля­де­ло не­пло­хо. Луч­ше, чем вче­ра.
      Те­туш­ка шлеп­ну­ла на се­бе ко­ма­ра и за­вя­за­ла под под­бо­род­ком пла­ток. Ку­ой­лу стра­ст­но хо­те­лось чер­но­го ко­фе и хо­ро­шей ви­ди­мо­сти. О чем бы он ни меч­тал по до­ро­ге сю­да — это не сбы­лось. Он сло­жил от­сы­рев­шую па­лат­ку.
      Гла­за Бан­ни от­кры­лись, ко­гда он бро­сил па­лат­ку и спаль­ный ме­шок в ба­гаж­ник, но она сно­ва ус­ну­ла, ко­гда он за­вел мо­тор ма­ши­ны. Он ви­дел, как го­лу­бые бу­син­ки ка­ти­лись од­на за дру­гой, не­смот­ря на то что ве­ки бы­ли плот­но сжа­ты.
      Внут­ри ма­ши­ны не­при­ят­но пах­ло че­ло­ве­че­ски­ми во­ло­са­ми. В ту­ма­не вид­не­лась ра­ду­га, а над ней вто­рая, со­стоя­щая из при­глу­шен­ных приз­ма­ти­че­ских цве­тов.
      — Ту­ман­ная ра­ду­га, — ска­за­ла те­туш­ка. Как же гром­ко ра­бо­тал мо­тор!
      Вне­зап­но они съе­ха­ли на до­ро­гу, по­кры­тую гра­ви­ем.
      — Ты толь­ко по­смот­ри, — ска­зал Ку­ойл. — Как слав­но. — До­ро­га сво­ра­чи­ва­ла в сто­ро­ну. Они пе­ре­сек­ли бе­тон­ный мост над по­то­ком цве­та пи­ва.
      — Брось! — ска­за­ла те­туш­ка. — Это пре­крас­ная до­ро­га. Толь­ко за­чем она здесь?
      — Не знаю, — ска­зал Ку­ойл, при­бав­ляя ско­рость.
      — Долж­на же быть ка­кая-то при­чи­на. Мо­жет быть, лю­ди при­ез­жа­ют из Якор­ной Ла­пы в бух­ту Оп­ро­ки­ну­тую на па­ро­ме, а по­том едут этой до­ро­гой до мы­са Ку­ой­лов? Бог его зна­ет. Мо­жет быть, там те­перь пар­ко­вая зо­на. А мо­жет, боль­шой отель, — ска­за­ла те­туш­ка. — Вот толь­ко не по­нят­но, как же они до­би­ра­ют­ся из бух­ты Оп­ро­ки­ну­той? До­ро­га же раз­мы­та. И бух­та мерт­ва.
      Они за­ме­ти­ли по­хо­жую на осо­ку тра­ву, про­рос­шую по­се­ре­ди­не до­ро­ги, и сы­рую впа­ди­ну на том мес­те, где бы­ла дре­наж­ная ка­на­ва. На заи­лен­ных обо­чи­нах бы­ли сле­ды от ко­пыт, раз­ме­ром с не­боль­шую ка­ст­рю­лю.
      — По этой рос­кош­ной до­ро­ге ни­кто уже дав­но не ез­дил.
      Ку­ойл рез­ко на­жал на тор­моз. Уор­рен взвизг­ну­ла, ко­гда ее швыр­ну­ло на спин­ку зад­не­го си­де­нья. Ря­дом с ма­ши­ной сто­ял лось. Он ушел не сра­зу и с яв­ным раз­дра­же­ни­ем.
      В на­ча­ле де­вя­то­го они сде­ла­ли по­след­ний по­во­рот. До­ро­га за­кон­чи­лась на ас­фаль­ти­ро­ван­ном мес­те — для сто­ян­ки ря­дом с бе­тон­ным зда­ни­ем. Во­круг бы­ли од­ни пус­ты­ри.
      Ку­ойл и те­туш­ка вы­шли из ма­ши­ны. Ти­ши­ну на­ру­ша­ли толь­ко вой вет­ра, гло­дав­ше­го угол зда­ния, и бес­по­кой­ный шум мо­ря. Те­туш­ка по­ка­за­ла на тре­щи­ны в сте­нах и на не­сколь­ко окон под кар­ни­зом. Они по­про­бо­ва­ли от­крыть две­ри. Они ока­за­лись же­лез­ны­ми и бы­ли плот­но за­пер­ты.
      — По­ня­тия не имею, что это та­кое, — ска­за­ла те­туш­ка. — Или чем это бы­ло.
      — Я не знаю, что и ду­мать, — ска­зал Ку­ойл. — Как бы то ни бы­ло, все за­кан­чи­ва­ет­ся здесь. И ве­тер сно­ва стал уси­ли­вать­ся.
      — Со­вер­шен­но яс­но, что до­ро­га от­но­сит­ся к это­му зда­нию. Зна­ешь, — ска­за­ла те­туш­ка, — ес­ли мы най­дем, в чем вски­пя­тить во­ду, то смо­жем за­ва­рить чаю. У ме­ня в сум­ке есть не­сколь­ко па­ке­ти­ков. Да­вай уст­ро­им пе­ре­рыв и все об­ду­ма­ем. Мы мо­жем пить из ба­нок, в ко­то­рых был ли­мо­над. Не мо­гу по­ве­рить, что я за­бы­ла ко­фе.
      — У ме­ня есть по­ход­ная ско­во­род­ка, — ска­зал Ку­ойл. — Ни­ко­гда ею рань­ше не поль­зо­вал­ся. Она бы­ла в мо­ем спаль­ном меш­ке. Я про­спал на ней всю ночь.
      — Да­вай по­про­бу­ем, — ска­за­ла те­туш­ка, со­би­рая су­хие зам­ше­лые вет­ки. Она на­зы­ва­ла их «хво­ро­стом» и го­во­ри­ла, что мох на них на­по­ми­нал стар­че­скую бо­ро­ду. По­сте­пен­но она вспо­ми­на­ла на­зва­ния. Скла­ды­ва­ла охап­ки хво­ро­ста у под­вет­рен­ной сте­ны зда­ния.
      Ку­ойл дос­тал из ма­ши­ны фля­гу с во­дой. Пят­на­дцать ми­нут спус­тя они уже пи­ли из ли­мо­над­ных ба­нок об­жи­гаю­щий чай с прив­ку­сом ды­ма и апель­си­на. Те­туш­ка на­тя­ну­ла на паль­цы ру­кав сви­те­ра, что­бы не об­жечь­ся. Ту­ман роб­ко ка­сал­ся их лиц. Во­круг ног те­туш­ки от вет­ра хло­па­ли брю­чи­ны. Кло­чья ту­ма­на на­пол­ни­лись блед­но-ко­рич­не­вым сия­ни­ем, от­сту­пи­ли, от­кры­вая за­лив со все еще не­яс­ны­ми очер­та­ния­ми.
      — Ах! — вскрик­ну­ла те­туш­ка, ука­зы­вая в клу­бя­щую­ся дым­ку. — Я ви­де­ла дом. Ста­рые ок­на, сдво­ен­ные печ­ные тру­бы. Та­ким, ка­ким он был все­гда. Вон там! Го­во­рю те­бе, я его ви­де­ла!
      Ку­ойл стал при­сталь­но вгля­ды­вать­ся, но ви­дел толь­ко клу­бы ту­ма­на.
      — Да вон там! Бух­та, а по­том дом. — Те­туш­ка жи­во по­шла прочь.
      Бан­ни то­же вы­ско­чи­ла из ма­ши­ны, все еще в спаль­ном меш­ке, шар­кая им по ас­фаль­ту.
      — Это он? — спро­си­ла она, ус­та­вив­шись на бе­тон­ную сте­ну. — Он ужас­ный. Без окон. А где бу­дет моя ком­на­та? Мож­но мне то­же ли­мо­на­да? Пап, из бан­ки идет дым, и у те­бя изо рта то­же. Пап, а как ты это де­ла­ешь?

***

      Че­рез пол­ча­са они уже про­би­ра­лись к до­му. Сан­шайн си­де­ла на пле­чах те­туш­ки, Ку­ойл нес Бан­ни, со­ба­ка хро­ма­ла сза­ди. Ве­тер за­брал­ся под ту­ман и под­нял его вверх. По­ка­за­лась по­кры­тая ря­бью гладь за­ли­ва. Ука­зы­ваю­щая вдаль ру­ка те­туш­ки на­по­ми­на­ла фи­гур­ку со сталь­ной си­га­рой в ру­ке, ка­кие обыч­но ста­вят в ти­ре. Они уви­де­ли траль­щик, до­шед­ший до се­ре­ди­ны са­мой уз­кой час­ти бух­ты, который ос­тав­лял за со­бой вол­ни­стый след, на­по­ми­нав­ший очер­та­ния вид­нев­шей­ся за ним бе­ре­го­вой ли­нии.
      Ку­ойл про­би­рал­ся сквозь кус­тар­ни­ки, Бан­ни си­де­ла на его пле­чах, сце­пив ру­ки под его под­бо­род­ком. В ту­ма­не дом, по­рос­ший тра­вой, ка­зал­ся зе­ле­ным и на­кло­нив­шим­ся на один бок. Она тер­пе­ла ру­ки от­ца на сво­их ко­ле­нях, за­пах его во­лос, его бур­ча­ние о том, что она ве­сит це­лую тон­ну и что поч­ти его за­ду­ши­ла. В такт его ша­гам дом рас­ка­чи­вал­ся в хол­ми­стом океа­не низ­ко­рос­лых бе­рез. Ее тош­ни­ло от это­го зе­ле­но­го цве­та.
      — Не ба­луй­ся, — ска­зал он, ос­лаб­ляя хват­ку ее паль­цев. Шесть лет от­де­ля­ли его от нее, и ка­ж­дый день рас­ши­рял про­пасть ме­ж­ду ее ло­доч­кой, стре­мя­щей­ся уй­ти в от­кры­тое мо­ре, и бе­ре­гом, ко­то­рым был ее отец. — Поч­ти при­шли, поч­ти при­шли, — уго­ва­ри­вал ее Ку­ойл, в ду­ше со­чув­ст­вуя ло­ша­дям.
      Он опус­тил ее на зем­лю. Она не­сколь­ко раз про­бе­жа­ла с Сан­шайн по изо­гну­то­му кам­ню. Дом от­ра­зил их го­ло­са, сде­лав их глу­хи­ми и не­зна­ко­мы­ми.
      На ог­ром­ном кам­не сто­ял мрач­ный, за­бро­шен­ный дом. Его от­ли­чи­тель­ной чер­той бы­ло ок­но, по бо­кам ко­то­ро­го бы­ли еще два окош­ка, по­мень­ше. Буд­то взрос­лый сто­ит, по­ло­жив ру­ки на пле­чи сво­их де­тей в обе­ре­гаю­щем жес­те. Вее­ро­об­раз­ные све­тиль­ни­ки над две­рью. Ку­ойл об­ра­тил вни­ма­ние на то, что в ок­нах не бы­ло по­ло­ви­ны сте­кол. Крас­ка хлопь­я­ми от­ста­ва­ла от де­ре­ва. В кры­ше бы­ли ды­ры. Вол­ны в за­ли­ве ка­ти­лись од­на за дру­гой.
      — Чу­до, что он еще сто­ит. Смот­ри, кры­ша ров­ная, как стру­на, — ска­за­ла те­туш­ка. Она дро­жа­ла.
      — Да­вай по­смот­рим, что там внут­ри, — ска­зал Ку­ойл. — Вдруг по­лы про­ва­ли­лись в под­вал.
      Те­туш­ка за­смея­лась.
      — Вряд ли, — за­кри­ча­ла она. — Там нет ни­ка­ко­го под­ва­ла. — Дом был креп­ко при­вя­зан тро­са­ми к же­лез­ным коль­цам, вби­тым в ска­лу. По­те­ки ржав­чи­ны, за­зуб­рен­ные, вы­руб­лен­ные в кам­не сту­пе­ни, рас­се­ли­ны, та­кие глу­бо­кие, что в них мог спря­тать­ся ре­бе­нок. Тро­сы още­ти­ни­лись на­дор­вав­ши­ми­ся ни­тя­ми.
      — Вер­хуш­ка кам­ня не со­всем ров­ная, — ска­за­ла те­туш­ка. Ее фра­зы бы­ли от­ры­ви­сты­ми и тре­пе­та­ли, как лен­точ­ки на кон­це шес­та. — Рас­ска­зы­ва­ли, что до мое­го ро­ж­де­ния во вре­мя штор­ма дом рас­ка­чи­вал­ся как крес­ло-ка­чал­ка, впе­ред-на­зад. Жен­щин тош­ни­ло, все боя­лись, по­это­му его при­вя­за­ли. Те­перь он не дви­га­ет­ся, но ве­тер так по­ет в этих тро­сах, что один раз ус­лы­шав этот звук, не за­бу­дешь его ни­ко­гда. О, как хо­ро­шо я пом­ню зим­ние вью­ги! Как он сто­нал! — Ве­тер вил­ся во­круг до­ма, как гир­лян­да. — Это бы­ло од­ной из при­чин, по­че­му я ра­до­ва­лась пе­ре­ез­ду в бух­ту Оп­ро­ки­ну­тую. Там, в бух­те, был боль­шой ма­га­зин, что то­же бы­ло важ­но. Но по­том мы по­еха­ли в Ко­ша­чью Ла­пу и че­рез год уже бы­ли в Шта­тах. — Она за­ста­ви­ла се­бя ус­по­ко­ить­ся.
      Про­ржа­вев­шие гвоз­ди по два­дцать пен­сов, дос­ки, за­кры­ваю­щие ок­на пер­во­го эта­жа. Ку­ойл под­це­пил паль­ца­ми дос­ки на ок­нах и дер­нул. Это бы­ло рав­но­силь­но по­пыт­ке пе­ре­вер­нуть мир.
      — В ма­ши­не есть мо­ло­ток, — ска­зал он. — Под си­день­ем. Мо­жет най­дет­ся мон­ти­ров­ка. Я пой­ду и при­не­су их. И еду. Мы мо­жем уст­ро­ить пик­ник и по­зав­тра­кать.
      Те­туш­ка вспо­ми­на­ла од­но за дру­гим.
      — Я здесь ро­ди­лась, — ска­за­ла она. — Пря­мо в этом до­ме. — Здесь про­во­ди­лись и дру­гие ри­туа­лы.
      — И я, — ска­за­ла Сан­шайн, сду­вая ко­ма­ра со сво­ей ру­ки. Бан­ни хлоп­ну­ла по не­му. Силь­нее, чем это бы­ло не­об­хо­ди­мо.
      — Нет. Ты ро­ди­лась в Мо­кин­гбер­де, в Нью-Йор­ке. Там дым, — ска­за­ла она, гля­дя на дру­гую сто­ро­ну бух­ты. — Что-то го­рит.
      — Это дым из пе­чей до­мов в Якор­ной Ла­пе. Они го­то­вят зав­трак. Ка­шу и блин­чи­ки. Ви­дишь ры­бац­кую лод­ку на се­ре­ди­не бух­ты? Ви­дишь, как она плы­вет?
      — Я хо­чу по­смот­реть! — ска­за­ла Сан­шайн. — Я не ви­жу. Я не ВИ­ЖУ!
      — Пре­кра­ти ныть, или я те­бя от­шле­паю, — пре­ду­пре­ди­ла те­туш­ка. Ее ли­цо по­крас­не­ло от вет­ра.
      Ку­ойл вспом­нил, как сам пла­кал и го­во­рил «я не ви­жу» учи­те­лю ма­те­ма­ти­ки, ко­то­рый про­сто от­во­ра­чи­вал­ся от не­го без вся­ких объ­яс­не­ний. Ту­ман раз­ры­вал­ся на час­ти. Свет за­ря­дил мо­ре све­че­ни­ем, по­хо­жим на го­лу­бой не­он.

***

      Де­ре­во ста­ло твер­дым под воз­дей­ст­ви­ем вре­ме­ни и су­ро­во­го кли­ма­та и креп­ко дер­жа­ло в се­бе гвоз­ди. Они вы­хо­ди­ли из не­го со сто­ном. Ку­ойл вы­дер­нул ще­кол­ду, но не мог от­крыть дверь до тех пор, по­ка не за­гнал кус­ки ста­ро­го же­ле­за в тре­щи­ну и не под­це­пил по­лот­ни­ще.
      Внут­ри бы­ло со­вер­шен­но тем­но. Лишь ос­ле­п­ляю­щий свет лил­ся че­рез двер­ной про­ем. Эхо зву­ка де­ре­ва, па­даю­ще­го на кам­ни. Свет кус­ка­ми про­са­чи­вал­ся сквозь стек­ло, па­дал на пыль­ные по­лы по­лос­ка­ми, на­по­ми­наю­щи­ми жел­тый холст. Де­ти вбе­га­ли в дверь и тут же вы­бе­га­ли на ули­цу, бо­ясь в оди­ноч­ку вхо­дить в мрач­ное про­стран­ст­во. Они виз­жа­ли, ко­гда Ку­ойл, от­ла­мы­ваю­щий сна­ру­жи дос­ки, сме­ял­ся, как при­ви­де­ние, и из­да­вал страш­ные сто­ны: «У-У-У!»
      Внут­ри те­туш­ка под­ни­ма­лась по узень­ким сту­пе­ням. Ку­ойл про­ве­рял по­ло­вые дос­ки. И все вре­мя по­вто­рял: «Ос­то­рож­нее! Ос­то­рож­нее!» В воз­дух под­ня­лась пыль, и они все ста­ли чи­хать. Бы­ло хо­лод­но, и пах­ло пы­лью. Пе­ре­ко­шен­ные две­ри на раз­бол­тан­ных пет­лях. Сту­пе­ни, ис­тер­тые ты­ся­ча­ми шар­каю­щих ша­гов. Со стен сви­са­ли обои. На чер­да­ке пти­чье гнез­до вы­да­ло при­сут­ст­вие птиц. Пол был то­же за­ля­пан пят­на­ми. Де­ти бе­га­ли из ком­на­ты в ком­на­ту. Да­же бу­ду­чи но­вы­ми, они, долж­но быть, вы­гля­де­ли уг­рю­мо и без­на­деж­но.
      — Еще один дол­лар для ме­ня! — взвизг­ну­ла Бан­ни, кру­жась на за­сы­пан­ном пес­ком по­лу. Из окон бы­ла вид­на хо­лод­ная и спо­кой­ная мор­ская гладь.
      Ку­ойл вы­шел на ули­цу. Ве­тер по­ка­зал­ся ему слад­ким, как ве­сен­няя во­да стра­даю­ще­му от жа­ж­ды. Те­туш­ка все еще бы­ла в до­ме, каш­ля­ла и поч­ти пла­ка­та.
      — Вот стол, бла­го­сло­вен­ный стол, ста­рые сту­лья, печь. Бо­же мой, мет­ла так и ви­сит на сте­не, где она все­гда ви­се­ла! — Она схва­ти­лась за де­ре­вян­ную ру­ко­ят­ку. Ист­лев­ший узел ра­зо­рвал­ся, и пру­тья брыз­ну­ли во все сто­ро­ны, ос­та­вив ее сто­ять с го­лой пал­кой в ру­ке. Она уви­де­ла, что у пе­чи про­ржа­ве­ла тру­ба, у сто­ла под­гни­ли нож­ки, а сту­лья рас­со­хлись.
      — Ему нуж­на хо­зяй­ская ру­ка. Ма­ма все­гда так го­во­ри­ла.
      Те­перь она бро­ди­ла по ком­на­там и пе­ре­во­ра­чи­ва­ла фо­то­гра­фии, сы­пав­шие раз­би­тым стек­лом. Она дер­жа­ла в ру­ках сни­мок из се­мей­ной хро­ни­ки, на ко­то­ром бы­ла изо­бра­же­на мерт­вая жен­щи­на с на­по­ло­ви­ну при­кры­ты­ми гла­за­ми и за­пя­сть­я­ми, пе­ре­вя­зан­ны­ми по­лос­ка­ми бе­лой тка­ни. Вы­со­хшее те­ло ле­жа­ло на ку­хон­ном сто­ле, а ря­дом к сте­не был при­сло­нен гроб.
      — Те­тя Эл­ти. Она умер­ла от ту­бер­ку­ле­за. — Она взя­ла сле­дую­щий, на ко­то­ром тол­стая жен­щи­на дер­жа­ла в ру­ках ку­ри­цу. — А это те­туш­ка Пин­ки. Она бы­ла та­кая пол­ная, что не по­ме­ща­лась в туа­ле­те, и ей при­хо­ди­лось ста­вить гор­шок на кро­вать, что­бы по­пи­сать.
      Квад­рат­ные ком­на­ты, вы­со­кие по­тол­ки. Свет как во­да про­са­чи­вал­ся сквозь сот­ни по­бле­ски­ваю­щих ды­ро­чек в кры­ше, раз­би­вал­ся о бал­ки. Вот спаль­ня. Она зна­ла этот ри­су­нок тре­щин на по­тол­ке луч­ше, чем лю­бое дру­гое яв­ле­ние сво­ей жиз­ни. Она не на­хо­ди­ла в се­бе сил, что­бы по­смот­реть на не­го сно­ва. Вни­зу она сно­ва кос­ну­лась сту­ла с по­тре­скав­шей­ся крас­кой, за­ме­ти­ла, что пе­ре­кла­ди­ны, слу­жив­шие под­став­кой для ног, бы­ли из­но­ше­ны поч­ти до ос­но­ва­ния. Две по­ло­ви­цы про­гну­лись под ее ве­сом, де­ре­во бы­ло по­хо­же на об­на­жен­ную ко­жу. От­шли­фо­ван­ный во­дой ка­мень в ка­че­ст­ве ог­ра­ни­чи­те­ля для две­ри. И три свя­зан­ных шну­ром кам­ня-та­лис­ма­на, что­бы хра­нить дом от зла.

***

      Че­рез час Ку­ойл уже ко­по­шил­ся воз­ле раз­ве­ден­но­го ко­ст­ра, а те­туш­ка вы­тас­ки­ва­ла про­дук­ты из ко­роб­ки. Там бы­ли яй­ца, па­кет с рас­кро­шив­шим­ся хле­бом, мас­ло и джем. Сан­шайн при­жа­лась к те­туш­ке, хва­тая сле­дом за ней па­ке­ты. Де­воч­ка рас­кры­ла упа­ков­ку с мас­лом, а те­туш­ка ста­ла на­ма­зы­вать его на хлеб де­ре­вян­ной ще­пой вме­сто но­жа. Гор­буш­ка дос­та­лась ста­рой со­ба­ке. Бан­ни бро­са­ла в во­ду кам­ни. По­сле ка­ж­до­го бро­ска пен­ные гу­бы во­ды смы­ка­лись над кам­нем.
      Они си­де­ли воз­ле ко­ст­ра бок о бок. Те­туш­ке по­ду­ма­лось, что струй­ка ды­ма под­ни­ма­лась вверх, как жерт­ва все­со­жже­ния с ка­мен­но­го ал­та­ря. Она на­блю­да­ла за тем, как дым рас­тво­ря­ет­ся в не­бе. Бан­ни и Сан­шайн льну­ли к Ку­ой­лу. Бан­ни свер­ну­ла свой ку­сок хле­ба с мас­лом в ру­лет, и джем вы­гля­ды­вал с его кон­ца, как гла­зок элек­три­че­ской ду­хов­ки. Она то­же смот­ре­ла на струю ды­ма.
      — Пап, а по­че­му дым кру­жит­ся?
      Ку­ойл сде­лал из хле­ба кру­жоч­ки, от­щип­нул ку­соч­ки яй­ца, по­ло­жил их на хлеб и ска­зал: «Вот ле­тит ма­лень­кий жел­тый цы­п­ле­нок пря­мо в ло­го­во лю­до­еда!» И стал под­бра­сы­вать хлеб так, что­бы он па­дал Сан­шайн пря­мо в рот. Де­ти сно­ва вско­чи­ли и убе­жа­ли, за­кру­жи­ли воз­ле до­ма, пе­ре­пры­ги­вая че­рез про­ржа­вев­шие тро­сы, удер­жи­ваю­щие дом на кам­не.
      — Пап, — ска­за­ла за­пы­хав­шая­ся Бан­ни, дер­жа в ру­ках два кам­ня и сту­ча ими друг о дру­га. — А Пе­тал боль­ше не бу­дет с на­ми жить?
      Ку­ойл ос­тол­бе­нел. Он объ­яс­нял де­тям, что Пе­тал боль­ше нет, что она ус­ну­ла и ни­ко­гда не про­снет­ся. Не да­вая соб­ст­вен­но­му го­рю вы­рвать­ся на­ру­жу, он чи­тал де­воч­кам кни­гу, ко­то­рую им пре­дос­та­ви­ли ра­бот­ни­ки со­ци­аль­ной служ­бы. Она на­зы­ва­лась « Как объ­яс­нитъ ре­бен­ку смерть близ­ко­го че­ло­ве­ка».
      — Нет, Бан­ни. Она спит. Она в раю. Пом­нишь, я те­бе рас­ска­зы­вал? — Он хо­тел за­щи­тить их и не брал с со­бой на по­хо­ро­ны. Они ни­ко­гда не слы­ша­ли от не­го сло­ва «умер­ла».
      — А она не мо­жет про­снуть­ся?
      — Нет. Она ус­ну­ла на­все­гда и боль­ше не про­снет­ся.
      — Ты пла­кал, па­па. Ты упер­ся лбом в хо­ло­диль­ник и пла­кал.
      — Да, — ска­зал Ку­ойл.
      — А я не пла­ка­ла. Я ду­ма­ла, что она вер­нет­ся. Она бы да­ла мне по­но­сить свои го­лу­бые бу­сы.
      — Нет, она не мо­жет вер­нуть­ся. — И Ку­ойл уже от­дал бла­го­тво­ри­тель­ной ор­га­ни­за­ции ее го­лу­бые бу­сы и все ее це­поч­ки и ук­ра­ше­ния, охап­ки яр­кой, как са­мо­цве­ты, оде­ж­ды, глу­пую бар­хат­ную ша­поч­ку, рас­ши­тую стра­за­ми, жел­тые ло­си­ны, шу­бу из ис­кус­ст­вен­ной ли­си­цы и да­же на­по­ло­ви­ну пус­тые фла­ко­ны с ду­ха­ми «Тре­зор».
      — Ес­ли бы я ус­ну­ла, то обя­за­тель­но про­сну­лась бы, — ска­за­ла Бан­ни и ото­шла от не­го, на­прав­ля­ясь к до­му.

***

      Бан­ни бы­ла там од­на, там, где низ­ко­рос­лые де­рев­ца при­жи­ма­лись к под­но­жью кам­ня. Пах­ло смо­лой и со­лью. За до­мом был ус­туп. Из уг­луб­ле­ния бе­жал ма­лень­кий ру­че­ек. С той сто­ро­ны, где на дом не па­дал сол­неч­ный свет, он был про­тив­но­го зе­ле­но­го цве­та. Она по­смот­ре­ла вверх, и ей по­ка­за­лось, что сте­ны раз­бух­ли и вот-вот упа­дут. Она от­вер­ну­лась и за­мер­ла. Кус­ты за­ше­ве­ли­лись, как чьи-то но­ги под одея­лом. Пе­ред ней стоя­ла стран­ная со­ба­ка: бе­лая, ка­кой-то не­пра­виль­ной фор­мы, со спу­тан­ной шер­стью. Ее гла­за бле­сте­ли, как влаж­ные яго­ды. Она стоя­ла и смот­ре­ла на де­воч­ку. Чер­ная пасть бы­ла рас­кры­та, а ме­ж­ду зу­ба­ми, ка­за­лось, тор­ча­ла же­ст­кая шерсть. Вне­зап­но она рас­тво­ри­лась в воз­ду­хе, как дым.
      Де­воч­ка за­виз­жа­ла и кри­ча­ла до тех пор, по­ка к ней не под­бе­жал Ку­ойл. Она за­бра­лась на не­го с кри­ка­ми о том, что­бы он ее спас. Поз­же он про­шел че­рез весь кус­тар­ник, ко­ло­тя по не­му пал­кой, но не на­шел ни­ка­кой со­ба­ки. Не бы­ло да­же при­зна­ков ее су­ще­ст­во­ва­ния. Те­туш­ка ска­за­ла, что в ста­рые вре­ме­на, ко­гда поч­таль­о­ны ез­ди­ли на по­воз­ках и лю­ди пе­ре­во­зи­ли дро­ва для пе­чей на со­бачь­их уп­ряж­ках, у ка­ж­дой се­мьи бы­ли соб­ст­вен­ные сто­ро­же­вые ез­до­вые псы. Она с со­мне­ни­ем пред­по­ло­жи­ла, что ка­кая-ни­будь из тех со­бак мог­ла оди­чать и при­жить­ся в ле­су. Уор­рен со­пе­ла безо вся­ко­го эн­ту­зи­аз­ма, не же­лая при­ню­хи­вать­ся и брать след.
      — Не хо­ди­те ни­ку­да од­ни. Будь­те воз­ле нас.
      Те­туш­ка по­смот­ре­ла на Ку­ой­ла с вы­ра­же­ни­ем, ко­то­рое буд­то го­во­ри­ло: «Что та­ко­го? Ре­бе­нок про­сто нерв­ни­ча­ет!»
      Она смот­ре­ла на за­лив, на бе­ре­го­вую ли­нию, фьор­ды, на ог­ром­ные ска­лы, на­вис­шие над тя­гу­чей во­дой. Над ни­ми ле­та­ли не­из­мен­ные пти­цы, как сиг­наль­ные вспыш­ки. Воз­дух был на­пол­нен их прон­зи­тель­ны­ми кри­ка­ми. Го­ри­зонт по­сте­пен­но тем­нел.
      Ста­рое се­мей­ное гнез­до Ку­ой­лов, на­по­ло­ви­ну раз­ру­шен­ное, изо­ли­ро­ван­ное, со сте­на­ми и две­ря­ми, от­шли­фо­ван­ны­ми жиз­нью и смер­тью не од­но­го по­ко­ле­ния, бы­ло пря­мо пе­ред ней. Те­туш­ка вне­зап­но по­чув­ст­во­ва­ла уг­ры­зе­ния со­вес­ти. Ни­что не за­ста­вит их сно­ва уе­хать от­сю­да.

      Огонь уга­сал. Уг­ли, по­хо­жие на до­ми­но, от­да­ва­ли по­след­нее те­п­ло. Бан­ни ле­жа­ла, при­жав­шись к Ку­ой­лу, ук­рыв­шись по­лой его курт­ки. Сан­шайн си­де­ла на кор­точ­ках с дру­гой сто­ро­ны ко­ст­ра и скла­ды­ва­ла го­лы­ши друг на дру­га. Ку­ойл слы­шал, как она бор­мо­та­ла им: «Иди сю­да, мой хо­ро­ший. Хо­чешь блин­чи­ков?» Ей уда­ва­лось по­ло­жить толь­ко че­ты­ре кам­ня, и по­том они па­да­ли.
      Те­туш­ка что-то счи­та­ла на паль­цах, ри­со­ва­ла обуг­лен­ной па­лоч­кой на ска­ле. Они не мог­ли жить в до­ме. Мо­жет быть, не смо­гут еще дол­го, как ска­зал Ку­ойл. Нет, они мог­ли бы жить в до­ме, на­стаи­ва­ла те­туш­ка. Сло­ва да­ва­лись ей тя­же­ло, буд­то за что-то це­п­ля­лись. Жить мож­но, но это бу­дет труд­но. Ку­ойл ска­зал, что да­же ес­ли бы дом был со­всем но­вым, он не смог бы ка­ж­дый день ез­дить по этой до­ро­ге. Са­мое ее на­ча­ло бы­ло ужас­ным.
      — Ку­пи лод­ку, — меч­та­тель­но ска­за­ла те­туш­ка, буд­то го­во­ря о на­стоя­щем суд­не для тор­гов­ли. — Ко­гда у те­бя есть лод­ка, до­ро­га не нуж­на.
      — А что де­лать в шторм? А зи­мой? — Ку­ойл ус­лы­шал со сто­ро­ны соб­ст­вен­ный иди­от­ский го­лос.
      Он не хо­тел пла­вать на лод­ке. Его му­ти­ло при од­ной мыс­ли о во­де. Ему бы­ло стыд­но, что он не умел пла­вать и не смог это­му нау­чить­ся.
      — Ред­кий шторм не даст жи­те­лю Нью­фа­унд­лен­да пе­ре­плыть за­лив, — ска­за­ла те­туш­ка. — А для зи­мы есть сне­го­хо­ды. — Па­лоч­ка скри­пе­ла о ка­мень.
      — А до­ро­га, на­вер­ное, все же луч­ше, — ска­зал Ку­ойл и пред­ста­вил, как в его круж­ку, ши­пя, на­ли­ва­ет­ся ко­фе из ко­фе­вар­ки.
      — Хо­ро­шо, я со­глас­на, что в до­ме мы ка­кое-то вре­мя жить не смо­жем. Мо­жет, ме­ся­ца два или три, — ска­за­ла те­туш­ка. — Мы сни­мем жи­лье в Якор­ной Ла­пе, ря­дом с ре­дак­ци­ей тво­ей га­зе­ты, и бу­дем там жить, по­ка не по­чи­ним дом. По­еха­ли ту­да се­го­дня, по­смот­рим па­ру мо­те­лей и по­про­бу­ем най­ти дом вна­ем, а так­же кое-ко­го из плот­ни­ков, что­бы на­чать здесь ре­монт. Для де­во­чек нам нуж­на ня­ня или дет­ский сад. Зна­ешь, у ме­ня то­же есть ра­бо­та. Мне нуж­но бу­дет най­ти для нее ме­сто, все при­го­то­вить. Од­на­ко ве­тер креп­ча­ет. — Уг­ли ко­ст­ра фон­та­ни­ро­ва­ли ис­кра­ми.
      — А чем ты за­ни­ма­ешь­ся, те­туш­ка? Стыд­но при­знать­ся, но я это­го не знаю. В смыс­ле, я ни­ко­гда об этом не спра­ши­вал. — Он пус­тил­ся в не­при­ят­ное пу­те­ше­ст­вие по не­из­ве­дан­но­му, ды­ша чув­ст­вом ви­ны, как ка­ким-то кис­лым га­зом. Он на­де­ял­ся, что его ско­ро за­ме­нит на­стоя­щий ки­сло­род.
      — Это по­нят­но, учи­ты­вая сло­жив­шие­ся об­стоя­тель­ст­ва, — ска­за­ла те­туш­ка. — Я за­ни­ма­юсь дра­пи­ров­кой. — И она по­ка­за­ла ему свои жел­тые, по­кры­тые же­ст­ки­ми мо­зо­ля­ми паль­цы. — Все тка­ни и ин­ст­ру­мен­ты уже со­б­ра­ны и от­прав­ле­ны сю­да ко­раб­лем. Долж­ны при­быть уже на сле­дую­щей не­де­ле. Зна­ешь, по­ка мы здесь, на­до со­ста­вить спи­сок то­го, что здесь тре­бу­ет ре­мон­та. Но­вая кры­ша, вос­ста­нов­ле­ние ды­мо­хо­да. У те­бя есть бу­ма­га? — Она пре­крас­но зна­ла, что у не­го с со­бой бы­ла це­лая ко­роб­ка бу­ма­ги.
      — В ма­ши­не. Я схо­жу и при­не­су блок­нот. По-мо­ему, и Бан­ни вос­пря­нет ду­хом, ес­ли я при­не­су ей кре­кер. — Де­воч­ка на­хму­ри­лась. «Ка­кое ми­лое вы­ра­же­ние», — по­ду­ма­ла те­туш­ка. Она по­чув­ст­во­ва­ла, что с за­ли­ва ве­тер за­дул силь­нее. Клу­бы об­ла­ков над кром­кой мо­ря и чер­но-бе­лые вол­ны пред­став­ля­ли со­бой до­воль­но мрач­ную кар­ти­ну.

***

      — По­смот­рим, — ска­за­ла те­туш­ка. Она под­бро­си­ла дров в огонь, и язы­ки пла­ме­ни за­би­лись под уси­ли­ваю­щим­ся вет­ром. — Стек­ло для окон, уте­п­ли­тель, сло­мать сте­ны, по­ста­вить их за­но­во, но­вая дверь, дверь от штор­мо­во­го вет­ра, вос­ста­нов­ле­ние ды­мо­хо­дов, но­вая ва­тер­ли­ния вес­ной. Эти де­ти мо­гут поль­зо­вать­ся удоб­ст­ва­ми во дво­ре? — Ку­ой­лу ка­те­го­ри­че­ски не нра­ви­лась мысль о том, что ма­лень­кие дет­ские по­пы бу­дут си­деть на де­ре­вян­ных стуль­ча­ках с за­вы­ваю­щим под ни­ми вет­ром. Ему не хо­те­лось та­кой же уча­сти и для сво­его во­ло­са­то­го за­да.
      — По­лы на вто­ром эта­же то­же на­до ме­нять. На кух­не пол вро­де бы еще креп­кий.
      В кон­це Ку­ойл пред­по­ло­жил, что де­шев­ле бу­дет по­стро­ить но­вый дом где-ни­будь на Ривь­е­ре. Да­же с их стра­хов­кой и сбе­ре­же­ния­ми те­туш­ки де­нег мог­ло не хва­тить.
      — По-мо­ему, мы уло­жим­ся. Но ты прав, — ска­за­ла те­туш­ка. — Нам, ско­рее все­го, на­до бу­дет рас­чис­тить до­ро­гу к до­му от та­ин­ст­вен­ной пар­ко­воч­ной зо­ны. Мо­жет быть, рай­он­ные вла­сти по­мо­гут нам в этом, но мы впол­не мо­жем ока­зать­ся един­ст­вен­ны­ми, ко­му при­дет­ся за это пла­тить. Это мо­жет вле­теть нам в ко­пе­еч­ку. Го­раз­до до­ро­же лод­ки. — Она вста­ла, рыв­ком на­тя­ну­ла свое чер­ное паль­то и за­стег­ну­ла его на все пу­го­ви­цы. — Ста­но­вит­ся очень хо­лод­но, — ска­за­ла она. — Смот­ри! — Она вы­тя­ну­ла ру­ку. На тем­ной шер­сти осе­ли кри­стал­ли­ки сне­га. — Нам по­ра от­прав­лять­ся, — ска­за­ла она. — Нель­зя, что­бы нас здесь за­ста­ла бу­ря. Я-то знаю!
      — В мае? Те­туш­ка, я те­бя умо­ляю! — ска­зал Ку­ойл.
      — Здесь они круг­лый год, маль­чик мой. Здеш­няя по­го­да жи­вет по сво­им соб­ст­вен­ным за­ко­нам.
      Ку­ойл ог­ля­нул­ся. Бух­та по­сте­пен­но про­па­да­ла из ви­ду, как ес­ли бы он смот­рел на нее сквозь мар­лю. Снег игол­ка­ми ко­лол его ли­цо.
      — Не мо­жет быть, — ска­зал он. Но это бы­ло имен­но то, че­го он хо­тел. Штор­мы и риск. Труд­но­дос­ти­жи­мые це­ли. Из­не­мо­же­ние.
      Ве­тер дул в од­ном на­прав­ле­нии, со­тря­сая ма­ши­ну. С бе­ре­га на них на­пол­за­ла тем­но­та, и снег ше­ле­стел о вет­ро­вое стек­ло. На шос­се уже ле­жал слой сне­га. Ку­ойл сно­ва по­вер­нул к ма­га­зи­ну «Ай Джи».
      — Пой­ду возь­му ко­фе, — ска­зал он те­туш­ке. — Хо­чешь?

***

      — Тут у вас боль­шое зда­ние и пар­ков­ка.
      — А? Да. Бы­ла фаб­ри­ка по по­ши­ву пер­ча­ток. За­кры­лась не­сколь­ко лет на­зад. — Муж­чи­на под­ви­нул к не­му два бу­маж­ных ста­кан­чи­ка с от­лож­ны­ми руч­ка­ми.
      Прон­зи­тель­но за­вы­вал ве­тер. Ко­фей­ные ста­кан­чи­ки за­дро­жа­ли.
      — По­го­да, — ска­зал муж­чи­на Ку­ой­лу, ба­лан­си­рую­ще­му в две­рях с мок­ры­ми ста­кан­чи­ка­ми.
      Он со­гнул­ся на­встре­чу вет­ру. Взо­рвав­шее­ся не­бо, не­ис­то­вые по­ры­вы вет­ра. Вы­вес­ка над за­пра­воч­ной стан­ци­ей, на­ри­со­ван­ный от ру­ки круг на лис­те ме­тал­ла, ото­рвал­ся и лез­ви­ем по­ле­тел над ма­га­зи­ном. Муж­чи­на вы­шел, дверь вы­рва­лась из его рук и со­ско­чи­ла с пе­тель. Ве­тер при­жал Ку­ой­ла к стой­кам за­прав­ки. Ис­пу­ган­ное ли­цо те­туш­ки в ок­не ма­ши­ны. За­тем ве­тер стал дуть с вос­то­ка, на­го­няя на них снеж­ную бу­рю.
      Ку­ойл с тру­дом от­крыл двер­цу ма­ши­ны. Ко­фе он вы­ро­нил по до­ро­ге.
      — По­смот­ри! Ты по­смот­ри на это! — кри­чал он. — Мы не дое­дем до Якор­ной Ла­пы, три­дцать ки­ло­мет­ров по та­кой по­го­де!
      — А мы раз­ве не про­ез­жа­ли мо­тель по до­ро­ге?
      — Про­ез­жа­ли. Он ос­тал­ся по­за­ди, на Чер­то­вых Бе­ре­гах, — он ткнул паль­цем в кар­ту. Его ру­ка бы­ла по­кры­та таю­щим сне­гом. — Ви­дишь? Это поч­ти в шес­ти­де­ся­ти ки­ло­мет­рах от­сю­да. — Ма­ши­на за­дро­жа­ла.
      — Да­вай по­мо­жем па­рень­ку с две­рью, — ска­за­ла те­туш­ка. — А по­том спро­сим у не­го. Он нам что-ни­будь под­ска­жет.
      Ку­ойл вы­та­щил из-под си­де­нья мо­ло­ток, и они, сгор­бив­шись, вы­шли в ве­тер. Они дер­жа­ли дверь, по­ка муж­чи­на за­би­вал гвоз­ди.
      Он поч­ти не смот­рел на них. Ку­ойл по­ду­мал, что это­го муж­чи­ну за­ни­ма­ют мыс­ли о том, не со­рвет ли кры­шу. Но он все же от­ве­тил на их во­про­сы. Ему при­хо­ди­лось кри­чать. Мо­тель Тикл. В де­ся­ти ки­ло­мет­рах на вос­ток. Тре­тий раз в се­зо­не со­рва­ло дверь. Пер­вый раз ото­рва­лась вы­вес­ка.
      — Сне­гом пах­ло це­лое ут­ро, — про­кри­чал он вслед, ко­гда они вы­ез­жа­ли на шос­се. По­ма­хал им сквозь ко­со ле­тя­щий снег.
      Скольз­кая до­ро­га. Ни­че­го не бы­ло вид­но под ка­по­том. Все рас­тво­ри­лось в снеж­ной кру­го­вер­ти. Спи­до­метр по­ка­зы­вал два­дцать пять ки­ло­мет­ров в час, но их по-преж­не­му за­но­си­ло и дер­га­ло. Те­туш­ку бро­са­ло из сто­ро­ны в сто­ро­ну, она раз­ма­хи­ва­ла ру­кой с рас­то­пы­рен­ны­ми паль­ца­ми, буд­то пы­та­лась удер­жать рав­но­ве­сие.
      — Пап, нам страш­но? — спро­си­ла Сан­шайн.
      — Нет, до­ро­гая. Это при­клю­че­ние. — Он не хо­тел, что­бы де­воч­ки вы­рос­ли роб­ки­ми. Те­туш­ка прыс­ну­ла. Он по­смот­рел в зер­ка­ло зад­не­го ви­да и встре­тил­ся взгля­дом с жел­ты­ми гла­за­ми Уор­рен. Ку­ойл под­миг­нул со­ба­ке. Что­бы ее под­бод­рить.

***

      Не­оно­вая вы­вес­ка мо­те­ля с над­пи­сью «Мо­тель Тикл, бар и рес­то­ран» вспы­хи­ва­ла и рас­ка­чи­ва­лась. Ку­ойл подъ­е­хал к пар­ков­ке, ма­нев­ри­руя ме­ж­ду гру­зо­ви­ка­ми и лег­ко­вы­ми ма­ши­на­ми, фу­ра­ми, пол­но­при­вод­ны­ми джи­па­ми, сне­го­очи­сти­те­ля­ми и сне­го­хо­да­ми. Здесь бы­ло пол­но на­ро­ду.
      — Ос­та­лись толь­ко люкс и но­мер для но­во­брач­ных, — ска­зал слу­жа­щий, вы­ти­рая вос­па­лен­ные гла­за. — Бу­ря за­гна­ла сю­да всех, к то­му же се­го­дня фи­наль­ная иг­ра в дартс. Брай­ан Мал­ро­ни, пре­мьер-ми­нистр, но­че­вал здесь в про­шлом го­ду, ко­гда был в на­ших кра­ях. Боль­шой но­мер, там две кро­ва­ти и два до­пол­ни­тель­ных спаль­ных мес­та. Его ох­ран­ни­ки спа­ли на до­пол­ни­тель­ных мес­тах. Сто де­сять дол­ла­ров за ночь. — Он не ос­та­вил им ни­ка­ко­го вы­бо­ра. Вру­чил Ку­ой­лу ви­тие­ва­то ук­ра­шен­ный ключ с вы­би­тым но­ме­ром 999. Ря­дом с кас­сой стоя­ла ко­роб­ка с за­вод­ны­ми пин­гви­на­ми, и Ку­ойл ку­пил по од­но­му обе­им де­воч­кам. Бан­ни от­ло­ми­ла кры­ло от сво­ей иг­руш­ки еще до то­го, как они вы­шли из вес­ти­бю­ля. По­сле них ос­та­лась мок­рая до­рож­ка на ков­ре.
      Но­мер 999 на­хо­дил­ся в трех мет­рах от шос­се и вы­хо­дил на не­го боль­шим стек­лян­ным ок­ном. Свет фар от всех про­ез­жаю­щих ма­шин по­па­дал на их пар­ков­ку и за­го­рал­ся ос­ле­пи­тель­но яр­ки­ми пят­на­ми на сте­нах их но­ме­ра. Они бы­ли по­хо­жи на сы­рые яй­ца, пла­ваю­щие в мас­ле.
      Внут­рен­няя двер­ная руч­ка ос­та­лась в ру­ках Ку­ой­ла, и ему при­шлось ак­ку­рат­но при­страи­вать ее на ме­сто. По­том он дол­жен бу­дет по­про­сить у ад­ми­ни­ст­ра­то­ра шу­руп и за­кре­пить ее проч­нее. Они ос­мот­ре­ли ком­на­ту. Од­на из кро­ва­тей ока­за­лась круг­лой со­фой. Ко­вер был за­бит гря­зью.
      — Здесь нет шка­фа для оде­ж­ды, — ска­за­ла те­туш­ка. — Мис­тер Мал­ро­ни, долж­но быть, спал в кос­тю­ме.
      Туа­лет и ван­ная бы­ли втис­ну­ты в жи­лое про­стран­ст­во. Ра­ко­ви­на стоя­ла ря­дом с те­ле­ви­зо­ром. В ней был толь­ко один кран. На мес­те дру­го­го бы­ла дыр­ка. Про­во­да от те­ле­ви­зо­ра ва­ля­лись на по­лу, а его верх­няя па­нель бы­ла оп­лав­ле­на. Су­дя по все­му, на нем раз­жи­га­ли кос­тер.
      — Не об­ра­щай вни­ма­ния, — зев­ну­ла те­туш­ка. — Это все рав­но луч­ше, чем но­чев­ка в ма­ши­не, — ска­за­ла она и ста­ла ис­кать вы­клю­ча­тель. Вме­сто не­го об­на­ру­жи­ла тлею­щий яр­ко-крас­ный ого­нек.
      Ку­ойл пер­вым при­ни­мал душ. Стран­но­го цве­та во­да би­ла из-за трес­нув­шей плит­ки и вы­те­ка­ла из-под две­ри пря­мо на ко­вер. Душ под­те­кал все вре­мя, по­ка бы­ла от­кры­та хо­лод­ная во­да. Его оде­ж­да со­скольз­ну­ла с крыш­ки уни­та­за и упа­ла на за­ли­тый во­дой пол. Ее бы­ло не­ку­да по­ве­сить, по­то­му что крюч­ки на две­ри ван­ной то­же бы­ли ото­рва­ны. Ря­дом с уни­та­зом ле­жа­ла при­кре­п­лен­ная на це­поч­ке Биб­лия. Бол­таю­щие­ся стра­ни­цы бы­ли го­то­вы вы­ва­лить­ся. Лишь на сле­дую­щий ве­чер он по­нял, что про­хо­дил весь день со стра­ни­цей из Кни­ги Ле­ви­та, при­ле­пив­шей­ся к его спи­не.
      В ком­на­те бы­ло жар­ко.
      — По­смот­ри на тер­мо­стат, — ска­за­ла те­туш­ка. — Ни­че­го уди­ви­тель­но­го.
      Од­но его реб­ро ока­за­лось вдав­лен­ным в сте­ну, буд­то его уда­ри­ли чем-то тя­же­лым.
      Ку­ойл под­нял труб­ку мол­ча­ще­го те­ле­фо­на.
      — По край­ней ме­ре, мы мо­жем по­обе­дать, — ска­за­ла те­туш­ка. — Тут есть сто­ло­вая. При­лич­ный обед и ночь сна — и мы бу­дем го­то­вы к лю­бым ис­пы­та­ни­ям.
      В сто­ло­вой бы­ло мно­го­люд­но. Она ос­ве­ща­лась крас­ны­ми лам­па­ми, что соз­да­ва­ло впе­чат­ле­ние, буд­то по­се­ти­те­ли за­жи­во жа­ри­лись пря­мо на сво­их стуль­ях. Ку­ой­лу ко­фе по­ка­зал­ся от­вра­ти­тель­ным, но за дру­ги­ми сто­ла­ми ос­таль­ные пи­ли его с улыб­ка­ми. Они час жда­ли сво­его обе­да. Ку­ойл в брю­ках с пят­на­ми со­уса тар­тар на обо­их ко­ле­нях си­дел ря­дом со свои­ми раз­дра­жен­ны­ми деть­ми и зе­ваю­щей пре­ста­ре­лой те­туш­кой. Ему со­вер­шен­но не хо­те­лось улы­бать­ся. Пе­тал на его мес­те пин­ком пе­ре­вер­ну­ла бы стол и вы­шла. Она сно­ва бы­ла ря­дом с ним, как на­вяз­чи­вая пес­ня, как не­сколь­ко строк дет­ско­го сти­хо­тво­ре­ния, ко­то­рые уп­ря­мо не хо­тят по­ки­дать па­мять. Эта боль не же­ла­ла ухо­дить.
      — Спа­си­бо, — про­бор­мо­тал Ку­ойл офи­ци­ант­ке, вы­ти­рая свою та­рел­ку ку­соч­ком хле­ба. Ос­та­вил под блюд­цем два дол­ла­ра чае­вых.
      Ком­на­ты по обе сто­ро­ны от них гу­де­ли от дет­ских кри­ков и гро­хо­та. Из-за сне­го­очи­сти­те­лей над их кро­ва­тя­ми дро­жа­ли изо­бра­же­ния Ии­су­са. Ве­тер за­вы­вал в пло­хо по­дог­нан­ных окон­ных став­нях. Как толь­ко Ку­ойл за­крыл дверь, руч­ка сно­ва ока­за­лась в его ру­ке. На этот раз он ус­лы­шал, как вто­рая руч­ка упа­ла с дру­гой сто­ро­ны две­ри.
      — На­до же! Пря­мо как на вой­не, — ска­за­ла Бан­ни, на­блю­дая, как дро­жит фа­нер­ная сте­на. Те­туш­ка пред­по­ло­жи­ла, что ее кто-то пи­на­ет, при­чем обеи­ми но­га­ми.
      Они сня­ли по­кры­ва­ла с кро­ва­тей, от­крыв про­сты­ни с за­плат­ка­ми. Уор­рен ла­ка­ла во­ду из уни­та­за.
      — Здесь не­мно­го луч­ше, чем в ма­ши­не, — ска­за­ла те­туш­ка. — Во вся­ком слу­чае, го­раз­до те­п­лее.
      — Рас­ска­жи ис­то­рию, па­па, — по­про­си­ла Бан­ни. — Ты уже сто лет нам ни­че­го не рас­ска­зы­вал.
      Сан­шайн бро­си­лась к Ку­ой­лу, схва­ти­лась за его ру­баш­ку, уст­рои­лась у не­го на ко­ле­нях и су­ну­ла боль­шой па­лец в рот еще до то­го, как при­сло­ни­ла го­ло­ву к его гру­ди. Она хо­те­ла слы­шать его шум­ное ды­ха­ние, уда­ры серд­ца и ур­ча­ние же­луд­ка.
      — Еще ра­но, ра­но, — ска­зал Ку­ойл. — Сна­ча­ла по­чис­ти­те зу­бы и вы­мой­те ли­цо.
      — И по­мо­ли­тесь, — ска­за­ла те­туш­ка.
      — Я не умею, — на­ду­лась Сан­шайн.
      — Это ни­че­го, — ска­зал Ку­ойл, уса­жи­ва­ясь на стул ря­дом с кро­ва­тью. — Так, дай­те по­ду­мать. Есть ис­то­рия про мо­лот­ки и де­ре­во.
      — Нет, па­па! Не про мо­лот­ки и де­ре­во! Рас­ска­жи хо­ро­шую ис­то­рию.
      — О чем? — без­на­деж­но спро­сил Ку­ойл. Его . фан­та­зия ис­сяк­ла.
      — О ло­се, — ска­за­ла Бан­ни. — О ло­се и до­ро­гах. О длин­ных до­ро­гах.
      — И о со­ба­ке. Та­кой, как Уор­рен.
      — О хо­ро­шей со­ба­ке, па­па. О се­рой.
      И Ку­ойл стал рас­ска­зы­вать. «Жил да был лось. Очень бед­ный, ху­дой, оди­но­кий лось, ко­то­рый жил на ка­ме­ни­стом хол­ме. Там рос­ли толь­ко горь­кая тра­ва и кус­ты с ко­лю­чи­ми вет­ка­ми. Од­на­ж­ды ми­мо не­го про­еха­ла крас­ная ма­ши­на. На зад­нем си­де­нье в ней си­де­ла се­рая со­ба­ка с зо­ло­той се­реж­кой».

***

      Но­чью Бан­ни про­сну­лась от при­снив­ше­го­ся ей кош­ма­ра и всхли­пы­ва­ла все вре­мя, по­ка Ку­ойл ка­чал ее и при­го­ва­ри­вал: «Это толь­ко сон. Толь­ко пло­хой сон. Это не по-на­стоя­ще­му».
      — Это все Ста­рая Ведь­ма, — про­бор­мо­та­ла те­туш­ка. Но Ку­ойл про­дол­жал ука­чи­вать де­воч­ку. Ста­рая Ведь­ма су­ме­ла до­б­рать­ся и до не­го. Пе­тал на­се­ля­ла ка­ж­дый час его но­чи.
      Уор­рен под кро­ва­тью из­да­ва­ла стран­ные, по­хо­жие на взры­вы зву­ки. Раз­нес­ся от­вра­ти­тель­ный за­пах. «Со­ба­ка от­ра­ви­ла га­за­ми се­мью из че­ты­рех че­ло­век».

***

      Ут­ром кру­жил­ся и па­дал снег. Из-за сте­ны раз­да­вал­ся не­мыс­ли­мый храп. Ку­ойл одел­ся и по­до­шел к две­ри, но не смог най­ти руч­ку. Он опус­тил­ся на ко­ле­ни и стал ис­кать под кро­ва­тью, в ван­ной, в их ба­га­же, ме­ж­ду Биб­лия­ми. Од­на из де­во­чек, долж­но быть, взя­ла ее с со­бой в кро­вать. Но да­же ко­гда все вста­ли, руч­ка так и не на­шлась. Он по­сту­чал по две­ри, что­бы при­влечь к се­бе вни­ма­ние, но до­бил­ся лишь то­го, что из-за со­сед­ней сте­ны кто-то крик­нул: «Ти­хо, а то щас как вре­жу!» Те­туш­ка кру­ти­ла те­ле­фон­ную труб­ку, на­де­ясь оты­скать в ней при­зна­ки жиз­ни. Без­ус­пеш­но. Те­ле­фон­ный спра­воч­ник да­ти­ро­вал­ся 1972 го­дом и был из­дан в Он­та­рио. Боль­шая часть стра­ниц бы­ла вы­дра­на.
      — У ме­ня гла­за бо­лят, — ска­за­ла Бан­ни. У обе­их де­во­чек бы­ли по­крас­нев­шие, на­пол­нен­ные гно­ем гла­за.
      Це­лый час они си­де­ли в за­то­че­нии, на­блю­да­ли за ути­хаю­щей бу­рей и ра­бо­той сне­го­очи­сти­те­лей, сту­ча­ли в дверь и зва­ли на по­мощь. Оба пла­сти­ко­вых пин­гви­на бы­ли сло­ма­ны. Ку­ойл хо­тел вы­ло­мать дверь. Те­туш­ка на­пи­са­ла на на­во­лоч­ке: «По­мо­ги­те. За­пер­ты в но­ме­ре 999. Те­ле­фон не ра­бо­та­ет» — и вы­ве­си­ла ее в ок­но.
      Спус­тя ка­кое-то вре­мя ад­ми­ни­ст­ра­тор от­крыл их дверь. Смот­рел на них гла­за­ми, по­хо­жи­ми на ав­то­мо­биль­ные фа­ры.
      — Вам нуж­но бы­ло все­го лишь на­жать эту кноп­ку. К вам бы сра­зу кто-ни­будь по­до­шел. — И он ука­зал на вы­клю­ча­тель, на­хо­див­ший­ся ря­дом с по­тол­ком. Про­тя­нул ру­ку, на­жал на не­го. Рез­кий ме­тал­ли­че­ский звук на­пол­нил мо­тель и за­ста­вил виб­ри­ро­вать сте­ны. Ад­ми­ни­ст­ра­тор про­тер гла­за, как те­ле­ви­зи­он­ный ак­тер, уви­дев­ший чу­до.
      Бу­ря про­дол­жа­лась весь сле­дую­щий день, за­вы­вая вет­ром и за­но­ся сне­гом ав­то­ма­ги­ст­раль.
      — Мне нра­вят­ся бу­ри, но это­го уже боль­ше, чем дос­та­точ­но, — ска­за­ла те­туш­ка. Ее во­ло­сы рас­тре­па­лись и на­вис­ли над ухом из-за столк­но­ве­ния с люс­т­рой. — И ес­ли мне уда­ст­ся вы­брать­ся из это­го мо­те­ля, я обе­щаю вес­ти дос­той­ную жизнь, ре­гу­ляр­но хо­дить в цер­ковь, печь два­ж­ды в не­де­лю хлеб и сра­зу мыть всю гряз­ную по­су­ду. Ни­ко­гда не вый­ду из до­ма с го­лы­ми но­га­ми, толь­ко по­мо­ги мне, по­зволь вы­брать­ся от­сю­да. Я за­бы­ла, как это бы­ва­ет, но сей­час па­мять по­сте­пен­но воз­вра­ща­ет­ся ко мне.
      Но­чью по­шел дождь, по­дул ве­тер с юга. Те­п­лый, с за­па­хом жир­но­го мо­ло­ка.

      По обо­чи­не до­ро­ги шла жен­щи­на в до­ж­де­ви­ке и дер­жа­ла за ру­ку ре­бен­ка. Ко­гда ма­ши­на Ку­ой­ла по­рав­ня­лась с ней, она при­сталь­но по­смот­ре­ла на мок­рый ав­то­мо­биль. Он при­под­нял бы­ло ру­ку для при­вет­ст­вия, но она уже от­ве­ла взгляд. Ши­ро­кое ли­цо ре­бен­ка. Крас­ные бо­тин­ки. И она ос­та­лась по­за­ди.
      До­ро­га в бух­ту Муч­ной Ме­шок от Якор­ной Ла­пы шла на подъ­ем, над до­ли­ной, по­том ны­ря­ла вниз, к до­мам и ред­ким вы­та­щен­ным на бе­рег лод­кам. Ры­бья че­шуя, мос­тки из об­те­сан­ной ели, на ко­то­рых в ста­ри­ну со­ли­ли трес­ку. Он про­шел ми­мо до­ма, вы­кра­шен­но­го в бе­лый и крас­ный цве­та. Бес­по­ря­доч­но раз­бро­сан­ные при­ча­лы и ры­бац­кие на­ве­сы, где хра­ни­лись сна­сти. Гор­ба­тые кам­ни, по­кры­тые се­тя­ми.
      Он лег­ко уз­нал, где на­хо­ди­лась ре­дак­ция га­зе­ты. Над две­рью ви­се­ла вы­цвет­шая ти­ко­вая па­нель со сло­вом «Бол­туш­ка», вен­чав­шим изо­бра­же­ние кря­каю­щей га­ги. Пе­ред зда­ни­ем стоя­ли два гру­зо­ви­ка — про­ржа­вев­ший ста­рин­ный «додж» и не но­вая, но свер­каю­щая «той­о­та».
      Из­нут­ри раз­да­ва­лись кри­ки. Дверь рез­ко от­кры­лась внутрь. Ми­мо Ку­ой­ла про­ско­чил муж­чи­на и рва­нул­ся к «той­о­те». Вы­хлоп­ная тру­ба за­виб­ри­ро­ва­ла. Дви­га­тель по­чи­хал не­мно­го и за­мол­чал, буд­то бы ус­ты­див­шись. Муж­чи­на по­смот­рел на Ку­ой­ла. Вы­брал­ся из джи­па и по­шел в его сто­ро­ну с про­тя­ну­той ру­кой. Ко­жа на его ще­ках бы­ла по­кры­та ста­ры­ми шра­ма­ми от пры­щей.
      — Как ви­дишь, — ска­зал он, — не все­гда уда­ет­ся сбе­жать. Я Терт Кард, так на­зы­вае­мый глав­ный ре­дак­тор, про­сто ре­дак­тор, кор­рек­тор, ме­ха­ник, вер­сталь­щик, шеф поч­то­вой служ­бы и служ­бы дос­тав­ки и по со­вмес­ти­тель­ст­ву двор­ник. А ты ли­бо круп­ный рек­лам­ный агент, ре­шив­ший раз­мес­тить на че­ты­рех стра­ни­цах объ­яв­ле­ние о сво­ем скла­де япон­ских бо­ти­нок на ле­вую но­гу, или тот са­мый го­ря­чо ожи­дае­мый мис­тер Ку­ойл. Так ко­то­рый из вы­ше­на­зван­ных? — Он был раз­дра­жен и чем-то не­до­во­лен. Гля­дя на не­го, мож­но бы­ло ре­шить, что дья­вол дав­но про­ник­ся сим­па­ти­ей к Тер­ту Кар­ду и на­пол­нил его как мо­ро­жен­щик ва­фель­ную тру­боч­ку вспыль­чи­во­стью и не­тер­пе­ни­ем. Сред­ним ини­циа­лом его име­ни бы­ла бу­к­ва «икс». Ли­цо на­по­ми­на­ло мяг­кий сыр, ис­тол­чен­ный вил­кой.
      — Ку­ойл.
      — То­гда про­хо­ди, Ку­ойл, и по­зна­комь­ся с бан­дой раз­бой­ни­ков. Са­мый худ­ший сре­ди них — про­кля­тый На­тбим. Сам, мис­тер Джек Баг­гит, си­дит до­ма, по­ка над его ко­ст­ля­вой гру­дью чи­та­ют за­кли­на­ния, что­бы из­ба­вить от ско­п­ле­ния мок­ро­ты, ко­то­рой он хар­ка­ет уже не­де­лю. — Его речь бы­ла по­хо­жа на сце­ни­че­скую дек­ла­ма­цию.
      — Это так на­зы­вае­мая ком­на­та но­во­стей, — яз­вил Кард. — А вот Бил­ли Прит­ти, — жест ру­кой, сно­ва ука­зую­щий на дос­то­при­ме­ча­тель­ность. — Он у нас ста­ро­жил.
      Бил­ли Прит­ти бы­ло хо­ро­шо за семь­де­сят. Он си­дел за сто­лом, сте­на по­за­ди ко­то­ро­го бы­ла по­кры­та кле­ен­кой цве­та крыль­ев на­се­ко­мо­го. Его ли­цо ка­за­лось вы­руб­лен­ным из де­ре­ва и по­кры­тым глу­бо­кой резь­бой. Го­лу­бые гла­за в ко­со про­ре­зан­ных тя­же­лых ве­ках. Ще­ки при­под­ни­ма­лись бла­го­да­ря чуть за­мет­ной мяг­кой улыб­ке. От но­са к верх­ней гу­бе шла тон­кая от­ме­ти­на, по­хо­жая на шрам. Кус­ти­стые бро­ви цве­та ста­рин­ных ча­сов.
      Ко­гда он об­ло­ко­тил­ся на стол, тот за­ка­чал­ся. На сто­ле бы­ли раз­ло­же­ны сним­ки цер­ков­ной бла­го­тво­ри­тель­ной яр­мар­ки. Ку­ойл уви­дел кор­зи­ны, де­ре­вян­ных ба­бо­чек и ней­ло­но­вые дет­ские пи­нет­ки.
      — Бил­ли Прит­ти за­ни­ма­ет­ся стра­ни­цей ме­ст­ных но­во­стей. У не­го сот­ни кор­рес­пон­ден­тов, и еще он по­лу­ча­ет на­стоя­щие со­кро­ви­ща по поч­те, как ви­дишь. Ог­ром­ное ко­ли­че­ст­во лю­дей бе­га­ют за ним и по­сы­ла­ют ему вся­кие ве­щи.
      — А, — ска­зал Бил­ли Прит­ти. — Пом­нишь, как один бак­лан при­нес мне рас­пис­ные яй­ца ди­кой пти­цы? Там бы­ли на­ри­со­ва­ны раз­ные пей­за­жи. Так вот, но­чью они взо­рва­лись пря­мо у ме­ня на сто­ле. Во­ня­ло по­том це­лый год. — Он вы­тер ру­ки о сви­тер в ром­бик, уже за­што­пан­ный на лок­тях и кое-где по­кры­тый бе­лы­ми ка­п­ля­ми клея и об­рез­ка­ми бу­ма­ги.
      — Бак­лан? В смыс­ле, пти­ца? Это в их честь был на­зван за­лив?
      — Ну да, бак­лан: боль­шой, креп­кий, не­ук­лю­жий, бес­хит­ро­ст­ный, да­же про­сто­ва­тый пар­ниш­ка. Рань­ше их бы­ло мно­го на той сто­ро­не бух­ты, — он жес­том ука­зал в сто­ро­ну мы­са Ку­ой­лов. — Как птиц. С той по­ры его так и на­зы­ва­ли. — Под­миг­нул Ку­ой­лу, ко­то­рый ду­мал, смо­жет ли он улыб­нуть­ся. Смог.
      Ря­дом с ок­ном дру­гой муж­чи­на слу­шал ра­дио. Жир­ные во­ло­сы за­ло­же­ны за уши, близ­ко по­са­жен­ные гла­за, усы. У не­го на сто­ле ле­жал па­кет с им­порт­ны­ми фи­ни­ка­ми. Он встал, что­бы по­жать ру­ку Ку­ой­лу. Клет­ча­тый гал­стук-ба­боч­ка и кры­си­но­го цве­та пу­ло­вер. Бри­тан­ский ак­цент с тру­дом про­би­вал­ся сквозь его кри­вой нос.
      — На­тбим, — ска­зал он. — На­тбим Арк­ти­че­ский. — Он по­при­вет­ст­во­вал Ку­ой­ла са­лю­том на ма­нер ге­роя ста­рин­но­го во­ен­но­го филь­ма.
      — Это На­тбим Б. Бъю­филд, — ска­зал Терт Кард, — ни­чтож­ный, мерз­кий брит, из­гнан­ный с не­гос­те­при­им­но­го по­бе­ре­жья Нью­фа­унд­лен­да еще год на­зад, но по-преж­не­му на­хо­дя­щий­ся здесь. Кро­ме все­го про­че­го, во­об­ра­жа­ет, что он гла­ва от­де­ла ме­ж­ду­на­род­ных но­во­стей. Кра­дет ис­то­рии из ра­дио­эфи­ра и пе­ре­пи­сы­ва­ет их в сво­ей соч­ной ма­не­ре.
      — Ко­то­рые по­том чер­тов не­за­кон­но­ро­ж­ден­ный Кард име­ет на­глость пе­ре­де­лы­вать в со­от­вет­ст­вии со свои­ми иди­от­ски­ми пред­став­ле­ния­ми о язы­ке. Как он толь­ко что, черт его по­де­ри, сде­лал.
      Но­во­сти На­тби­ма за­им­ст­во­ва­лись из ко­рот­ко­вол­но­во­го ве­ща­ния. При­ем­ник ши­пел так, буд­то стра­дал от миг­ре­ни. Ко­гда при­ем был хо­ро­ший, он ве­щал те­но­ром, а во вре­мя по­мех ры­чал и каш­лял. На­тбим воз­ле­жал на сто­ле, поч­ти при­жав­шись ухом к ди­на­ми­ку, впи­ты­вая на­се­ляв­шие ра­дио­эфир под­вы­ваю­щие ино­стран­ные го­ло­са, и пе­ре­де­лы­вал ус­лы­шан­ное так, что­бы оно со­от­вет­ст­во­ва­ло его на­строе­нию на этот день. Ру­ко­ят­ка, ре­гу­ли­ро­вав­шая гром­кость, от­сут­ст­во­ва­ла, и он из­ме­нял ее с по­мо­щью кон­чи­ка сто­ло­во­го но­жа, ко­то­рым поль­зо­вал­ся как от­верт­кой. Его ра­бо­чее ме­сто да­же пах­ло ра­дио: пы­лью, жа­ром, ме­тал­лом, де­ре­вом, элек­три­че­ст­вом и вре­ме­нем.
      — Толь­ко ра­ди то­го, что­бы за­щи­тить те­бя от об­ви­не­ний в пла­гиа­те, сы­нок.
      На­тбим горь­ко рас­сме­ял­ся.
      — Я ви­жу, ты вер­нул се­бе са­мо­об­ла­да­ние, жук на­воз­ный. — Он опер­ся о Ку­ой­ла. — Как же. Пре­крас­ная за­щи­та от пла­гиа­та. Ка­ж­дое пред­ло­же­ние так за­би­то ошиб­ка­ми и опе­чат­ка­ми, что да­же ав­тор не в со­стоя­нии бу­дет уз­нать свои соб­ст­вен­ные стро­ки. По­зволь­те мне при­вес­ти не­ко­то­рые при­ме­ры. — Он по­ко­пал­ся в пап­ке и вы­та­щил из­мя­тый лист. — Я про­чту вам один из пер­лов его та­ра­бар­щи­ны, про­сто для то­го, что­бы рас­крыть ва­ши гла­за на про­ис­хо­дя­щее. Пер­вой вер­си­ей пой­дет то, что на­пи­сал я, а вто­рой то, что вы­шло в га­зе­те. Ста­тья на­чи­на­ет­ся так: «Вла­дель­цы бир­ман­ской ле­со­пил­ки и чле­ны строи­тель­ной кор­по­ра­ции го­ро­да Ран­гун встре­ча­ют­ся во втор­ник в То­кио для об­су­ж­де­ния воз­мож­но­сти слия­ния как спо­со­ба раз­ви­тия внеш­не­го и внут­рен­не­го рын­ка твер­дых по­род тро­пи­че­ской дре­ве­си­ны». А вот что с этим сде­лал Кард: «Бур­нус­ские пиль­щи­ки и их хо­зяе­ва свя­зы­ва­ют­ся по ра­ции в сре­ду воз­ле То­кио, что­бы слить­ся и по­вы­сить це­ны на уто­пи­че­скую дре­ве­си­ну». — Он от­ки­нул­ся на скри­пу­чем сту­ле и вы­пус­тил стра­ни­цу так, что­бы она упа­ла в му­сор­ную кор­зи­ну.
      Терт Кард по­че­сал го­ло­ву и по­смот­рел на ног­ти.
      — По­ду­ма­ешь, это с са­мо­го на­ча­ла бы­ло не боль­ше ук­ра­ден­ной из эфи­ра бай­ки, — ска­зал он.
      — Ты на­хо­дишь это за­бав­ным, Ку­ойл, по­это­му улы­ба­ешь­ся, — ска­зал На­тбим. — Хоть ты и пы­та­ешь­ся спря­тать улыб­ку за ру­кой, я все рав­но ви­жу. По­до­ж­ди, он еще до те­бя до­бе­рет­ся. Я про­чи­тал этот от­ры­вок спе­ци­аль­но, что­бы ты знал, что те­бя ждет впе­ре­ди. «Дре­ве­си­на» ста­нет «ба­ля­си­ной», «ры­бак» су­да­ком», а «Ир­лан­дия» «Ис­лан­ди­ей». И это­му че­ло­ве­ку Джек Баг­гит до­ве­рил на­шу про­зу! Не со­мне­ва­юсь, что ты за­да­ешь­ся во­про­сом: «По­че­му?», как это де­лал я мно­ги­ми тем­ны­ми и бес­сон­ны­ми но­ча­ми. Джек го­во­рит, что ти­паж Кар­да при­да­ет на­шей га­зе­те юмо­ри­сти­че­ский от­те­нок. Он счи­та­ет, что из­да­вать его чушь луч­ше, чем пе­ча­тать вся­кие кросс­вор­ды и го­ло­во­лом­ки.
      Угол про­ти­во­по­лож­но­го кон­ца ком­на­ты был вы­го­ро­жен.
      — Там офис Дже­ка, — ска­зал Кард. — А вот твой уго­лок, Ку­ойл, — за эти­ми сло­ва­ми по­сле­до­вал ши­ро­кий взмах ру­кой. Стол, по­ло­ви­на шка­фа с вы­движ­ны­ми ящи­ка­ми, от­пи­лен­ная вер­хуш­ка ко­то­ро­го бы­ла при­кры­та фа­нер­ным квад­ра­том, те­ле­фон­ный спра­воч­ник 1983 го­да, вы­пу­щен­ный в Он­та­рио, и вра­щаю­щее­ся крес­ло с од­ним под­ло­кот­ни­ком. Воз­ле сто­ла стоя­ла лам­па, из тех, что ук­ра­ша­ли вес­ти­бю­ли оте­лей в 1930-е, ее тол­стый крас­ный шнур на­по­ми­нал кры­си­ный хвост, а вил­ка бы­ла про­сто уст­ра­шаю­щих раз­ме­ров.
      — Что мне де­лать? — спро­сил Ку­ойл. — Чем мис­тер Баг­гит хо­чет ме­ня за­нять?
      — Это мо­жет ска­зать толь­ко он сам. Он хо­чет, что­бы ты си­дел спо­кой­но и ждал, по­ка он вер­нет­ся. Джек сам ска­жет те­бе, че­го хо­чет. Ты про­сто при­хо­ди ка­ж­дое ут­ро в офис, и од­на­ж­ды он то­же при­дет и все объ­яс­нит. По­смот­ри под­шив­ку, по­зна­комь­ся с «Бол­туш­кой». По­ез­ди по ок­ру­ге и ос­вой­ся со все­ми че­тырь­мя на­ши­ми до­ро­га­ми. — Кард от­вер­нул­ся и при­нял­ся что-то де­лать на ком­пь­ю­те­ре.
      — Мне на­до ехать, — ска­зал Бил­ли Прит­ти. — Брать ин­тер­вью у пар­ниш­ки, ко­то­рый мас­те­рит аму­ле­ты и вся­кие брас­ле­ты из ра­ко­вых пан­ци­рей на экс­порт в Гаи­ти. Я возь­му твой джип, Кард? У мое­го ба­рах­лит эмис­сия. Жду, по­ка при­дут зап­ча­сти.
      — Да ты все­гда ждешь зап­ча­сти для сво­ей ко­лы­ма­ги. В об­щем, моя се­го­дня что-то не за­во­дит­ся. Сдох­нуть мо­жет в лю­бую ми­ну­ту.
      Бил­ли по­вер­нул­ся к На­тби­му.
      — Я се­го­дня прие­хал на ве­ло­си­пе­де. Хо­чешь — мо­жешь взять, — ска­зал тот.
      — Я луч­ше пеш­ком пой­ду, чем бу­ду ло­мать но­ги на этой же­лез­ке. — Он от­каш­лял­ся и бро­сил взгляд на Ку­ой­ла, но тот от­вер­нул­ся и стал смот­реть в ок­но. Ему бы­ло еще ра­но при­ни­мать уча­стие в этих раз­бор­ках.
      — Ну что ж. По­ра­бо­таю ко­пы­та­ми. По­ду­ма­ешь, не боль­ше три­дца­ти ки­ло­мет­ров в один ко­нец.
      Спус­тя ми­ну­ту они ус­лы­ша­ли, как он, ру­га­ясь, взби­ра­ет­ся на дре­без­жа­щий ве­ло­си­пед.
      Че­рез пол­ча­са вы­шел Терт Кард, за­вел ма­ши­ну и спо­кой­но уе­хал.
      — По­ехал на­пи­вать­ся, — при­ят­ным го­ло­сом про­ком­мен­ти­ро­вал На­тбим. — Ку­пит свой ло­те­рей­ный би­лет и на­пьет­ся. Об­ра­ти вни­ма­ние: его ма­ши­на за­во­дит­ся, толь­ко ко­гда то­го хо­чет ее хо­зя­ин.
      Ку­ойл улыб­нул­ся. Его ру­ка мет­ну­лась к под­бо­род­ку.

***

      Ос­та­ток дня и не­де­ли он про­вел, про­лис­ты­вая ста­рый те­ле­фон­ный спра­воч­ник и пе­ре­чи­ты­вая под­шив­ку «Бол­туш­ки».
      Га­зе­та вы­хо­ди­ла на со­ро­ка че­ты­рех стра­ни­цах тон­кой бу­ма­ги. Шесть ко­ло­нок, скром­ные за­го­лов­ки, в 36 пунк­тов шли толь­ко хи­ты се­зо­на, плот­ный, не­зна­ко­мый шрифт без за­се­чек. Очень ма­ло но­во­стей и по­ра­зи­тель­ное ко­ли­че­ст­во рек­лам­ных объ­яв­ле­ний.
      Он ни­ко­гда не ви­дел столь­ко рек­ла­мы сра­зу. Объ­яв­ле­ния тол­пи­лись на обе­их сто­ро­нах стра­ни­цы, как сту­пень­ки ле­ст­ни­цы, а но­во­сти бы­ли втис­ну­ты в про­стран­ст­во ме­ж­ду рек­ла­мой, на­по­ми­наю­щее фор­мой ва­зу. Гру­бо вы­пол­нен­ные объ­яв­ле­ния с ми­ни­маль­ным ко­ли­че­ст­вом строк, за­пол­ня­ли мерт­вую се­ре­ди­ну. «Не вно­сить ни­ка­ких пла­те­жей до ян­ва­ря! Ни­ка­ких аван­сов! Ни­ка­ких про­цен­тов!» — буд­то эти при­зы­вы име­ли не­по­сред­ст­вен­ное от­но­ше­ние к ви­ни­ло­вой на­руж­ной об­шив­ке, ре­зи­но­вым пе­ча­тям, фес­ти­ва­лям фольк­лор­ной му­зы­ки, ус­лу­гам бан­ков, ве­ре­воч­ным ле­ст­ни­цам, пе­ре­во­зам гру­зов, ско­бя­ным то­ва­рам для мо­ре­пла­ва­ния, пра­чеч­ным ус­лу­гам для су­дов, шлюп­бал­кам, дре­вес­но­му уг­лю, ус­лу­гам по воз­вра­ще­нию на­ло­гов, мат­ро­сам, сре­зан­ным цве­там, глу­ши­те­лям для гру­зо­ви­ков, над­гро­би­ям, бой­ле­рам, ла­тун­ным гвоз­дям, элек­тро­щип­цам для за­вив­ки во­лос, брю­кам для про­бе­жек, сне­го­хо­дам, ве­че­ру в гос­ти­ной Тю­ле­ня Флип­пе­ра с Ар­ту­ром, «Бо­гом Ак­кор­де­о­на», быв­шим в упот­реб­ле­нии сне­го­хо­дам, жа­ре­ным цы­п­ля­там, пла­виль­но­му обо­ру­до­ва­нию, фут­бол­кам, ко­ра­бель­но­му обо­ру­до­ва­нию и ос­на­ст­ке, га­зо­вым гри­лям для бар­бе­кю, вен­ским со­сис­кам, по­ле­там на Гу­си­ный за­лив, ки­тай­ско­му рес­то­ра­ну, транс­порт­ным пе­ре­воз­кам по су­ше, спе­ци­аль­но­му пред­ло­же­нию бо­ка­ла ви­на и сви­ной от­бив­ной в клу­бе «Нор­веж­ский За­кат», про­грам­ме пе­ре­обу­че­ния для ры­ба­ков, ре­монт­ным ра­бо­там на ви­део­ап­па­ра­ту­ре, про­грам­ме обу­че­ния опе­ра­то­ров тя­же­лой ме­ха­ни­за­ции, ши­нам, ружь­ям, мес­там для влюб­лен­ных, за­мо­ро­жен­ной ку­ку­ру­зе, по­рош­ко­во­му же­ла­ти­ну, тан­цам в ба­ре Дя­дюш­ки Дем­ми, ке­ро­си­но­вым лам­пам, по­чин­ке оде­ж­ды, шлю­зам, па­ке­ти­ро­ван­но­му чаю, пи­ву, про­ек­ти­ро­ва­нию строе­ний из де­ре­ва, су­пер-ме­те­лок и ап­па­ра­тов для сла­бо­слы­ша­щих.
      Он под­счи­тал, сколь­ко мес­та ухо­дит под рек­ла­му. «Бол­туш­ка» долж­на бы­ла по­лу­чать не­ма­лые день­ги. И кто-то здесь был вы­даю­щим­ся про­дав­цом.
      Ку­ойл спро­сил у На­тби­ма:
      — Рек­ла­мой за­ни­ма­ет­ся мис­тер Баг­гит?
      — Нет, Терт Кард. Ве­ришь или нет, но это вхо­дит в обя­зан­но­сти глав­но­го ре­дак­то­ра. — Он ус­мех­нул­ся в усы. — И на са­мом де­ле все не так кра­си­во, как ка­жет­ся с пер­во­го взгля­да.
      Ку­ойл пе­ре­во­ра­чи­вал стра­ни­цы, мор­щил­ся, гля­дя на фо­то­гра­фии раз­би­тых ма­шин на пер­вых по­ло­сах. Ис­то­рии о сек­су­аль­ном на­си­лии встре­ча­лись по три или че­ты­ре в ка­ж­дом вы­пус­ке. Бе­лые мед­ве­ди на пла­ву­чих льди­нах. Ко­ра­бель­ные ис­то­рии и мор­ские но­во­сти вы­гля­де­ли очень про­сто: спи­сок су­дов, на­хо­дя­щих­ся в пор­ту. Или го­то­вя­щих­ся к от­плы­тию.
      «Го­лод­ные муж­чи­ны», рес­то­ран­ный об­зор Бен­ни Фад­жа и Адо­ни­са Кол­лар­да, на­пе­ча­тан­ный под дву­мя сма­зан­ны­ми фо­то­сним­ка­ми. Ли­цо Фад­жа ка­за­лось сле­п­лен­ным из ком­ка мяс­ных об­рез­ков. Кол­лард но­сил кеп­ку, за­кры­ваю­щую гла­за. Ку­ойл со­дрог­нул­ся, чи­тая ста­тью.
      «Пы­тае­тесь ре­шить, где пе­ре­ку­сить? Ну. бы­ва­ют мес­та и по­ху­же „Прыж­ка Трес­ки“ у Крад­жа. Ин­терь­ер вы­пол­нен в ви­де ка­би­нок с од­ним боль­шим ок­ном впе­ре­ди. Смот­ри­те, как гру­зо­ви­ки про­ле­та­ют по ма­ги­ст­ра­ли! Мы так и сде­ла­ли. Мы за­ка­за­ли кор­зин­ку с рыб­ны­ми па­лоч­ка­ми, ко­то­рая со­стоя­ла из трех пре­сло­ву­тых па­ло­чек, ка­пу­ст­но­го са­ла­та и щед­рой пор­ции кар­то­фель­ных чип­сов. Стой­ло это семь с по­ло­ви­ной дол­ла­ров. На­пит­ки при­шлось оп­ла­чи­вать от­дель­но. В кор­зи­ну с рыб­ны­ми па­лоч­ка­ми дол­жен был вхо­дить ру­лет, но вме­сто не­го мы по­лу­чи­ли лом­тик хле­ба. Са­ми па­лоч­ки бы­ли хру­стя­щи­ми и вкус­ны­ми. Мож­но за­ка­зать на вы­бор ли­мон­ный сок или та­тар­ский со­ус. Мы оба вы­бра­ли та­тар­ский со­ус. За стой­кой ба­ра то­же об­слу­жи­ва­ют».
      Руб­ри­ка Бил­ли Прит­ти «До­маш­няя стра­ни­ца» пред­став­ля­ла со­бой ско­п­ле­ние сти­хо­тво­ре­ний, фо­то­гра­фий мла­ден­цев, опи­са­ний ор­на­мен­та ков­ров. Там все­гда при­сут­ст­во­вал раз­дел, вы­де­лен­ный рам­кой: как сде­лать до­мик для пти­цы из кон­серв­ной бан­ки, кар­тон­ный фут­ляр для то­по­ра, при­спо­соб­ле­ние из сто­ло­вых ви­лок для пе­ре­во­ра­чи­ва­ния бе­ко­на. Там бы­ли ре­цеп­ты «Убий­цы Дья­во­ла», мя­са на вер­те­ле, ви­на из сви­ди­ны крас­ной, блюд из го­ро­ха и го­ря­чих бу­тер­бро­дов.
      Руб­ри­ка, ко­то­рую все долж­ны бы­ли, по мне­нию Ку­ой­ла, чи­тать в пер­вую оче­редь, на­зы­ва­лась «Ка­лей­до­скоп» и со­дер­жа­ла сплош­ные чер­ные сплет­ни. Ав­тор де­лил­ся но­во­стя­ми по­ли­цей­ско­го де­пар­та­мен­та, ци­та­та­ми из пи­сем да­ле­ко жи­ву­щих род­ст­вен­ни­ков, гру­бо ост­рил о ре­бя­тах, ко­то­рые со­би­ра­ют­ся на «ир­ланд­ские ка­ни­ку­лы». Ря­дом с этой руб­ри­кой блед­не­ли все свет­ские сплет­ни, ко­то­рые Ку­ой­лу до это­го при­хо­ди­лось чи­тать. Ее ав­то­ра зва­ли Сагг Млад­ший.

      «Мы ста­ли сви­де­те­лем то­го, как поч­таль­о­на по­са­ди­ли за ре­шет­ку на 45 дней за то, что он сбра­сы­вал поч­ту в за­лив Якор­ной Ла­пы. Он зая­вил, что ему при­хо­ди­лось раз­во­зить слиш­ком мно­го кор­рес­пон­ден­ции и что лю­ди при же­ла­нии мог­ли бы за­би­рать ее са­ми. На­вер­ное, уме­ние пла­вать об­лег­чи­ло бы им по­ло­же­ние.
      Бед­ная мис­сис Тадж бы­ла сби­та в про­шлый втор­ник ту­ри­стом, си­дев­шим за ру­лем рос­кош­но­го се­да­на. Сей­час она в боль­ни­це, но ей не ста­но­вит­ся луч­ше. По слу­хам, ма­ши­не ту­ри­ста то­же при­шлось не слад­ко.
      По­ли­цей­ские за­ни­ма­ют­ся рас­сле­до­ва­ни­ем де­ла об ут­рен­нем под­жо­ге, ко­то­рый унич­то­жил за­вод по пе­ре­ра­бот­ке мо­ре­про­дук­тов Пин­хо­ул, на ост­ро­ве Ка­бак. Они мо­гут спро­сить у од­но­го пар­ня в од­ной бух­те ост­ро­ва о том, что он ду­ма­ет на этот счет.
      Не­сча­ст­ный слу­чай со сне­го­хо­дом сто­ил жиз­ни 78-лет­не­му Ри­ку Паф­фу. Мис­тер Пафф на­прав­лял­ся до­мой по­сле то­го, что мис­сис Пафф на­зы­ва­ет „пьян­ка до по­ро­сячь­е­го виз­га“, ко­гда его сне­го­ход про­ва­лил­ся под лед. Мис­тер Пафф был из­вест­ным му­зы­кан­том, иг­рав­шим на ак­кор­де­о­не, его сни­ма­ла на ви­део спе­ци­аль­ная груп­па из уни­вер­си­те­та. В 1970-м он сел на че­ты­ре го­да за сек­су­аль­ное пре­сле­до­ва­ние сво­их до­че­рей. Дер­жу па­ри, что они не уби­ва­ют­ся с го­ря по та­ко­му па­па­ше.
      Хо­ро­шая но­вость! Нам рас­ска­за­ли о том, что со­ба­ка Ке­ви­на Мер­си по име­ни Ку­сай на про­шлой не­де­ле по­па­ла под об­вал на Ки­тай­ском хол­ме.
      Вот мы чи­та­ем в за­мор­ских га­зе­тах о том, как по­хи­ти­те­ли лю­дей при­сы­ла­ют по поч­те ле­вое ухо си­ци­лий­ско­го биз­нес­ме­на чле­нам его се­мьи. Да, об­раз жиз­ни этих лю­дей с ма­те­ри­ка за­став­ля­ет нас лишь удив­лять­ся!»

      Ре­дак­тор­ская стра­ни­ца изо­би­ло­ва­ла об­ли­чи­тель­ны­ми ре­ча­ми на те­му про­вин­ци­аль­ной по­ли­ти­че­ской дея­тель­но­сти. Там бы­ли на­стоя­щие пуб­лич­ные вы­сту­п­ле­ния, пе­ст­рев­шие эпи­те­та­ми. «Бол­туш­ка» ока­за­лась твер­дым ореш­ком. Она смот­ре­ла жиз­ни пря­мо ее в хит­рые, на­ли­тые кро­вью гла­за. Же­ст­кая ма­лень­кая га­зе­та. У Ку­ой­ла поя­ви­лось тре­вож­ное чув­ст­во, буд­то он сто­ял на иг­ро­вой пло­щад­ке и на­блю­дал за иг­ра­ми, пра­вил ко­то­рых не по­ни­мал. Это бы­ло со­вер­шен­но не по­хо­же на «Мо­кин­гберд Ре­кордз». Он не знал, как та­кое пи­сать.

***

      Ут­ром, во вто­рой втор­ник, дверь ка­би­не­та Дже­ка Баг­ги­та рас­пах­ну­лась на­стежь. За ней по­ка­зал­ся он сам, с си­га­ре­той за ухом, раз­ва­лив­ший­ся на де­ре­вян­ном сту­ле и го­во­ря­щий мно­го­зна­чи­тель­ное «Гм!» в труб­ку те­ле­фо­на. Дву­мя взма­ха­ми пра­вой ру­ки он при­гла­сил Ку­ой­ла зай­ти.
      Ку­ойл си­дел на сту­ле с рас­ще­п­лен­ной пе­ред­ней кром­кой, ко­то­рая впи­ва­лась ему в но­ги. Ру­ка при­кры­ва­ла под­бо­ро­док. Из-за пе­ре­го­род­ки до не­го до­но­си­лись зву­ки из ра­дио На­тби­ма, цо­кот кла­виш ком­пь­ю­те­ра и скрип пе­ра, ко­то­рым Бил­ли Прит­ти де­лал за­пи­си, вре­мя от вре­ме­ни оку­ная его в пу­зы­рек с чер­ни­ла­ми.
      Джек Баг­гит был не по­хож на ре­дак­то­ра га­зе­ты. Ма­лень­кий че­ло­ве­чек с крас­ным лбом. Ку­ойл ре­шил, что ему где-то ме­ж­ду со­ро­ка пя­тью и де­вя­но­сто пя­тью. По­кры­тый ще­ти­ной под­бо­ро­док, дряб­лая шея, сви­саю­щие во­ло­сы. Ко­рич­не­ва­тые от по­сто­ян­но­го ку­ре­ния паль­цы. Он был одет в ком­би­не­зон, по­кры­тый рыбь­ей че­шу­ей, а на вы­гля­ды­вав­ших из-под сто­ла но­гах вид­не­лись ре­зи­но­вые са­по­ги с крас­ны­ми по­дош­ва­ми.
      — О, да! — ска­зал он пу­гаю­ще гром­ким го­ло­сом. — О, да. — И по­ве­сил труб­ку. За­жег си­га­ре­ту.
      — Ку­ойл! — В его сто­ро­ну мет­ну­лась ру­ка, и Ку­ойл ее по­жал. Ощу­ще­ние бы­ло, буд­то он сжал в ру­ке ко­жа­ную руч­ку ко­тел­ка.
      — Ту­ман и ма­ло до­ж­дя. Вот, Ку­ойл, мы на­хо­дим­ся в офи­се «Бол­туш­ки». Те­перь ты ра­бо­та­ешь в этой га­зе­те, де­ла у ко­то­рой идут хо­ро­шо, и я рас­ска­жу, как я до­ду­мал­ся до то­го, что­бы этим за­нять­ся. Что­бы те­бе сра­зу ста­ло все яс­но. Как ты по­нял, я не учил­ся жур­на­ли­сти­ке. — Он вы­пус­кал струи ды­ма из угол­ков рта и смот­рел на по­то­лок, слов­но мо­ряк на звезд­ное не­бо.
      — Мо­ему пра­пра­де­душ­ке при­шлось пой­ти на кан­ни­ба­лизм, что­бы вы­жить. Мы по­се­ли­лись в бух­те Муч­ной Ме­шок, пря­мо здесь. Сей­час от этих лю­дей ос­та­лось лишь не­сколь­ко се­мей. Баг­ги­ты ры­ба­чи­ли в этих во­дах, охо­ти­лись на тю­ле­ней, де­ла­ли все, что тре­бо­ва­лось для вы­жи­ва­ния. Рань­ше ры­бо­лов­ст­во по­зво­ля­ло хо­ро­шо жить. Ко­гда я был мо­лод, ры­ба­чи­ли толь­ко в при­бреж­ной зо­не. У всех бы­ли свои яли­ки, свои се­ти. Са­мым слож­ным бы­ло най­ти ры­бу. Прав­ду ста­ри­ки го­во­рят: «На ры­бу бу­бе­нец не по­ве­сишь». Бил­ли Прит­ти луч­ше всех умел ее ис­кать. Весь за­лив знал, как ды­ры на сво­ем мат­ра­се. Он мо­жет пе­ре­чис­лить те­бе все дон­ные впа­ди­ны на этом по­бе­ре­жье, вот те­бе крест.
      Так вот, ра­бо­та­ли мы как про­кля­тые, дер­жа­лись, сколь­ко бы­ло сил, уры­ва­ли сон кус­ка­ми, как по­лу­чит­ся. Но­ча­ми ра­бо­та­ли при фа­ке­лах. Во­да разъ­е­да­ла на­ши ру­ки и за­пя­стья, но мы не сда­ва­лись. Зна­ешь, с тех пор, как я уз­нал ре­цепт ле­кар­ст­ва, ко­жа на ру­ках у ме­ня боль­ше не бо­ле­ла. Ес­ли под­ре­жешь ног­ти в по­не­дель­ник — ли­шишь­ся их на­все­гда. Сей­час все так де­ла­ют! Зна­ешь, как бы­ст­ро лов­кая ру­ка мо­жет чис­тить ры­бу? Нет, ви­жу, что не зна­ешь. Ес­ли я те­бе ска­жу: три­дцать ры­бин в ми­ну­ту, ты все рав­но ни­че­го не пой­мешь. А ты по­ду­май. Вы­чис­тить три­дцать ры­бин за од­ну ми­ну­ту! Моя се­ст­ра да­же не меч­та­ет об этом! — Он ос­та­но­вил­ся, по­си­дел, вос­ста­нав­ли­вая ды­ха­ние. За­жег еще од­ну си­га­ре­ту, вы­пус­тил струю ды­ма.
      Ку­ойл по­пы­тал­ся пред­ста­вить се­бя со­рев­ную­щим­ся с мас­те­ра­ми по чи­ст­ке ры­бы, за­ва­лен­ным скольз­кой ле­дя­ной вол­ной рыбь­их тел. Пе­тал плы­ла пря­мо пе­ред ним в длин­ном пла­тье из пла­ти­но­вых че­шу­ек. Ее об­на­жен­ные ру­ки бы­ли по­хо­жи на се­реб­ро; бе­лый рот.
      — То­гда бы­ла слож­ная жизнь, но она при­но­си­ла удов­ле­тво­ре­ние. Хо­тя и бы­ло труд­но. А в ста­рые дни, так и во­все ужас­но труд­но. Ты еще ус­лы­шишь ис­то­рии, ко­то­рые за один ве­чер за­ста­вят те­бя по­се­деть. Я сам мо­гу те­бе их рас­ска­зать. Бы­ли ди­кие мес­та, где не бы­ло за­ко­нов или лю­ди тво­ри­ли, что хо­те­ли. Я ду­маю, ты-то дол­жен об этом знать, раз ты тот, кто ты есть. Но все ме­ня­ет­ся. Ко­гда это про­кля­тое ме­сто от­ка­за­лось от ста­рой тя­же­лой жиз­ни ра­ди сою­за с Ка­на­дой, что мы по­лу­чи­ли? Мед­лен­но, но вер­но у нас поя­ви­лось пра­ви­тель­ст­во. Да, Джои Смол­вуд ска­зал: «Ре­бя­та, швар­туй­те ва­ши лод­ки, жги­те су­шил­ки для ры­бы и за­будь­те о ры­бо­лов­ст­ве. Для ка­ж­до­го муж­чи­ны, жи­те­ля Нью­фа­унд­лен­да, най­дут­ся по две ра­бо­ты». — Он не­ве­се­ло рас­сме­ял­ся и за­жег еще од­ну си­га­ре­ту. — Ну что, я был мо­ло­дой и по­ве­рил ему. Со всем со­гла­шал­ся лет де­сять или око­ло то­го. Ко­неч­но, мне все­го это­го хо­те­лось: элек­три­че­ст­ва и до­рог, те­ле­фо­на, ра­дио. Ко­неч­но, я хо­тел здра­во­охра­не­ния, поч­ты, хо­ро­ше­го об­ра­зо­ва­ния для де­тей. Что-то из это­го по­лу­чи­лось. Но не сбы­лось то, что он ска­зал про ра­бо­ту.
      Ры­бо­лов­ст­во ста­ло уга­сать и за со­рок лет прак­ти­че­ски ис­чез­ло. Про­кля­тое пра­ви­тель­ст­во Ка­на­ды раз­да­ет пра­ва на рыб­ную лов­лю всем стра­нам без раз­бо­ру, но нас дер­жит в сто­ро­не. Чер­то­вы ино­стран­ные трау­ле­ры. Вот ку­да де­лась вся ры­ба. По­том этот про­кля­тый «Грин­пис» пы­та­ет­ся по­ме­шать охо­те на тю­ле­ней. Лад­но, ре­шил я, ко­гда по­нял, что рыб­ной лов­лей мне не про­кор­мить­ся. Лад­но, я бу­ду ум­нее, я бу­ду со­гла­шать­ся во всем с пра­ви­тель­ст­вен­ным пла­ном. По­это­му я по­ехал в агент­ст­во по тру­до­уст­рой­ст­ву в Ка­на­де, в Якор­ной Ла­пе, и ска­зал: «Вот он я. Мне нуж­на ра­бо­та. Что у вас для ме­ня есть?» А они мне: «А что ты уме­ешь де­лать?» А я от­ве­чаю: «Ры­бу ло­вить. Зи­мой лес ва­лить». А они: «Нет, нет. Нам не нуж­ны ры­ба­ки. Мы обу­чим те­бя вос­тре­бо­ван­ной про­фес­сии». По­ни­ма­ешь ли, они раз­ви­ва­ют на­шу про­мыш­лен­ность. Что­бы бы­ла ра­бо­та для всех.
      Сна­ча­ла они су­ну­ли ме­ня на чер­то­ву сы­ро­мят­ню в пор­ту Ти­хо­ход­ном. Там ра­бо­та­ло толь­ко де­сять или пят­на­дцать че­ло­век, по­то­му что она еще не бы­ла за­пу­ще­на на пол­ную мощ­ность. Нау­чи­ли ме­ня там ре­мес­лу: как бро­сать во­ню­чие шку­ры, ко­то­рые при­вез­ли из Ар­ген­ти­ны или еще от­ку­да-то, в ба­ки. Я за­ни­мал­ся этим пол­ные че­ты­ре дня, по­том у них за­кон­чи­лись шку­ры, и боль­ше их уже не при­во­зи­ли. Так что мы ли­бо про­сто си­де­ли, ли­бо мы­ли по­лы. Ну, я и вер­нул­ся до­мой и ры­ба­чил, по­ка мог. По­том сно­ва по­ехал в Ка­на­ду, в агент­ст­во по тру­до­уст­рой­ст­ву. «По­мо­ги­те, — го­во­рю, — мне нуж­на дру­гая ра­бо­та». А они: «Что ты мо­жешь де­лать?» — «Ло­вить ры­бу, ва­лить лес, бро­сать шку­ры в ба­ки це­лы­ми дня­ми и мыть по­лы». — «Нет, нет. Мы те­бя нау­чим. Бу­дем раз­ви­вать про­мыш­лен­ность Нью­фа­унд­лен­да».
      Они от­пра­ви­ли ме­ня в Сент-Джонс, где был боль­шой за­вод, ко­то­рый со­би­рал­ся вы­пус­кать про­мыш­лен­ную тех­ни­ку. Вся­кие там ма­ши­ны, ком­би­кор­мо­вые за­во­ды, дро­бил­ки для кам­ней и оре­хов, ал­маз­ные дре­ли. Вот бы­ло чер­то­во ме­сто! Ог­ром­ное. Ни­ко­гда не ви­дел ни­че­го по­доб­но­го. За­вод на пять мил­лио­нов дол­ла­ров. Но там ни­ко­го не бы­ло. Так я ту­да по­ехал, по­лу­чил ком­на­ту, в ко­то­рой жил со ста­рым во­ню­чим жу­ком, и стал ждать. Си­дел я там, по­лу­го­лод­ный, пы­та­ясь чем-то се­бя за­нять, и ждал, по­ка от­кро­ет­ся этот чер­тов за­вод. Он так и не от­крыл­ся. Не вы­пус­тил ни од­ной ма­ши­ны. Так я вер­нул­ся до­мой и ры­ба­чил еще один се­зон. При­хо­дит осень, я еду в агент­ст­во и го­во­рю: «Жизнь ста­но­вит­ся все тя­же­лее. Мне нуж­на ра­бо­та». Я то­гда все еще ве­рил, что они что-ни­будь для ме­ня най­дут, со всем этим раз­ви­ти­ем про­мыш­лен­но­сти, и так да­лее. «Ну, — го­во­рит мне пар­ниш­ка из агент­ст­ва, — и на ста­ру­ху бы­ва­ет про­ру­ха, Джек. Но мы что-ни­будь для те­бя под­бе­рем. Мы от­пра­вим те­бя на Тре­тью Мель­ни­цу в Хай­пен­вил­ле. Бу­дешь де­лать там кар­тон­ные про­клад­ки».
      Я про­ра­бо­тал в этом су­ма­сшед­шем до­ме три ме­ся­ца. Его за­кры­ли. Даль­ше мне ска­за­ли, что с мо­им опы­том я мо­гу рас­счи­ты­вать на хо­ро­шую ра­бо­ту ли­бо на неф­те­о­чи­сти­тель­ном за­во­де на Птичь­ем Кры­ле, ли­бо на элек­тро­стан­ции в Па­де­нии Эде­ма. Неф­те­о­чи­сти­тель­ный за­вод по­ка не ра­бо­тал, по­это­му они по­мог­ли мне за­пол­нить длин­ню­щее за­яв­ле­ние о прие­ме на ра­бо­ту и ве­ле­ли ехать до­мой и ждать пись­ма из Па­де­ния Эде­ма. Вот я и жду до сих пор. Ну да, они на­ча­ли это де­ло, но ра­бо­чих мест ма­ло. Так вот, по­си­дел я до­ма, по­ры­ба­чил, сколь­ко мог. Го­лод­ное бы­ло вре­мя. Моя же­на за­бо­ле­ла, у нас ста­ло все за­кан­чи­вать­ся. Это бы­ло са­мое пло­хое вре­мя. Мы по­те­ря­ли стар­ше­го сы­на, ну, зна­ешь. И по­ехал я по ста­рым сле­дам. «Ре­бя­та, де­ло пло­хо. Мне нуж­на ра­бо­та». Они ска­за­ли, что у них есть для ме­ня очень под­хо­дя­щее ме­сто, ко­то­рое жда­ло ме­ня все эти труд­ные го­ды. На­хо­ди­лось оно на дру­гой сто­ро­не бух­ты, на пер­ча­точ­ном за­во­де! Пря­мо там, Ку­ойл, ря­дом с ва­шим до­мом на мы­се. Они со­би­ра­лись шить там ко­жа­ные пер­чат­ки. По­да­ли они это так, буд­то бы пра­ви­тель­ст­во по­строи­ло эту фаб­ри­ку ис­клю­чи­тель­но для ме­ня. Они ска­за­ли, что я иде­аль­но под­хо­жу для это­го мес­та по­то­му, что у ме­ня есть опыт ра­бо­ты на сы­ро­мят­не. Да я был прак­ти­че­ски про­фес­сио­на­лом в том, что ка­са­лось из­де­лий из ко­жи! Да мне да­же мо­гут дать долж­ность на­чаль­ни­ка! Как ду­ма­ешь, я об­ра­до­вал­ся? При­сла­ли они па­ром. Ог­ром­ная тол­па на­ро­ду при­шла в пер­вый день. Так вот, мы прие­ха­ли, во­шли внутрь и уви­де­ли там мно­го лю­дей, слав­ную ка­феш­ку, ог­ром­ные ба­ки из не­ржа­вей­ки для по­кра­ски, швей­ные ма­ши­ны и сто­лы для крой­ки. Там не бы­ло все­го лишь двух ве­щей: то­го, кто зна­ет, как шить пер­чат­ки, и ко­жи. Ви­дишь ли, ко­жа на пер­чат­ки долж­на бы­ла прий­ти из той сы­ро­мят­ни, на ко­то­рой я не­сколь­ко лет на­зад ра­бо­тал. Она за­кры­лась, но ни­кто не ска­зал об этом тем, кто стро­ил фаб­ри­ку, и ре­бя­там в агент­ст­ве по тру­до­уст­рой­ст­ву. Вот так.
      Еду я до­мой, па­ром де­ла­ет свой вто­рой и по­след­ний рейс, а я ду­маю. Ду­маю, что ес­ли бы знал, что на этой чер­то­вой фаб­ри­ке нет ко­жи, то мог бы сэ­ко­но­мить на по­езд­ке. Те­перь, как мож­но уз­нать но­во­сти? Про­чи­тать о них в га­зе­те! Но ме­ст­ной-то га­зе­ты не бы­ло. Толь­ко пра­ви­тель­ст­вен­ная га­зе­тен­ка в Сент-Джон­се, «Мор­ской лев». Так я и по­ду­мал, ни­че­го, что я ни­че­го не знаю об этом и не мо­гу тол­ком сло­жить фра­зы, по­то­му что в шко­ле до­шел толь­ко до пер­во­го рас­ска­за про со­ба­ку. Но ес­ли они мог­ли от­крыть фаб­ри­ку по по­ши­ву пер­ча­ток без ко­жи и обу­чен­но­го пер­со­на­ла, то я мо­гу сам ор­га­ни­зо­вать га­зе­ту. Так вот, прие­хал я в агент­ст­во и го­во­рю: «Я хо­чу вы­пус­кать га­зе­ту. Вы, ре­бя­та, мо­же­те мне по­мочь?» «Сколь­ко че­ло­век ты со­би­ра­ешь­ся на­нять?» — спро­си­ли они. Я ре­шил, что мне не­че­го скром­ни­чать. Пять­де­сят, го­во­рю, ко­гда все на­ла­дит­ся. Ко­неч­но, на­до бу­дет вре­мя, что­бы все­му нау­чить­ся, го­во­рю. Они ку­пи­лись. Они да­ва­ли мне це­лые ящи­ки раз­лич­ных до­ку­мен­тов, ко­то­рые мне на­до бы­ло за­пол­нять. Ко­гда мне ста­ло труд­но од­но­му, я ска­зал Бил­ли Прит­ти, что­бы он бро­сал ры­ба­чить и шел ко мне ра­бо­тать. У не­го кра­си­вый по­черк, а чи­тать он мо­жет не ху­же пра­ви­тель­ст­вен­но­го чи­нов­ни­ка. У нас по­лу­чи­лось. Ме­ня от­пра­ви­ли в То­рон­то, что­бы нау­чить ру­ко­во­дству га­зе­той. Да­ли мне де­нег. А что? Я око­ла­чи­вал­ся в То­рон­то че­ты­ре или пять не­дель, слу­шал их га­ли­ма­тью о ре­дак­тор­ском ба­лан­се, че­ст­но­сти, но­вой жур­на­ли­сти­ке, эти­ке ре­пор­те­ра и слу­же­нии об­ще­ст­ву. Я не по­нял и по­ло­ви­ны то­го, о чем мне го­во­ри­ли. То­му, что мне бы­ло нуж­но, я нау­чил­ся са­мо­стоя­тель­но, на соб­ст­вен­ном опы­те. Я ру­ко­во­жу «Бол­туш­кой» уже семь лет, ти­раж у нас три­на­дцать ты­сяч и ка­ж­дый год уве­ли­чи­ва­ет­ся. Нас зна­ют по все­му по­бе­ре­жью, по­то­му что я знаю, о чем хо­тят чи­тать лю­ди. И это не об­су­ж­да­ет­ся.
      Сна­ча­ла я на­нял Бил­ли, по­том Тер­та Кар­да. Хо­ро­шие ре­бя­та. Там, в То­рон­то, пер­со­нал на­по­ло­ви­ну со­сто­ял из жен­щин, кра­сую­щих­ся и ко­кет­ни­чаю­щих с муж­чи­на­ми. Или муж­чи­ны ко­кет­ни­ча­ли с жен­щи­на­ми. Ни­кто не ра­бо­тал. Бил­ли зна­ет все, что нуж­но, что­бы на­пи­сать ма­те­ри­ал для жен­щин. Он, ста­рый хо­ло­стяк, — пре­крас­ный по­вар. Моя же­на, мис­сис Баг­гит, про­смат­ри­ва­ет его ре­цеп­ты. Я знаю, че­го хо­тят мои чи­та­те­ли, и даю им это. И как я ска­зал, так и бу­дет. Я не же­лаю слы­шать от те­бя ни­ка­ких жур­на­ли­ст­ских идей, и ес­ли те­бя это уст­раи­ва­ет — мы по­ла­дим.
      Он за­мол­чал, что­бы за­жечь еще од­ну си­га­ре­ту. По­смот­рел на Ку­ой­ла, у ко­то­ро­го за­тек­ли но­ги. Тот мед­лен­но ки­вал се­бе в ру­ку.
      — Хо­ро­шо, мис­тер Баг­гит, я бу­ду ста­рать­ся.
      — Зо­ви ме­ня Дже­ком. В этой га­зе­те та­кой по­ря­док: все здесь ре­шаю я. Это мое шоу, и я здесь ко­ман­дир. Бил­ли Прит­ти за­ни­ма­ет­ся «До­маш­ней стра­ни­цей» и пи­шет для «Ка­лей­до­ско­па». Бо­же те­бя упа­си ска­зать хоть КО­МУ-ТО, что он — «Сагг Млад­ший». Он за­ни­ма­ет­ся ме­ст­ны­ми но­во­стя­ми, со­ве­та­ми и об­ра­зо­ва­ни­ем. В Ка­на­де боль­ше пра­ви­тель­ст­вен­ных чи­нов­ни­ков, чем в лю­бом дру­гом мес­те ми­ра. Поч­ти по­ло­ви­на на­се­ле­ния ра­бо­та­ет на пра­ви­тель­ст­во, а оно за­ни­ма­ет­ся ра­бо­той с дру­гой по­ло­ви­ной. А еще у нас по все­му по­бе­ре­жью про­хо­дят со­б­ра­ния, счи­тай, ка­ж­дую ми­ну­ту. Бил­ли еще не­мно­го пи­шет о кри­ми­на­ле. Сей­час его боль­ше, чем бы­ло рань­ше. Ви­дишь ли, что рань­ше счи­та­лось ве­сель­ем и раз­вле­че­ни­ем, те­перь на­зы­ва­ют ван­да­лиз­мом и ос­корб­ле­ния­ми. Бил­ли Прит­ти. Он здесь с то­го дня, как я соз­дал «Бол­туш­ку».
      — Я ос­ве­щал му­ни­ци­паль­ные но­во­сти для «Мо­кин­гберд Ре­кордз», — про­хри­пел Ку­ойл, у ко­то­ро­го про­пал го­лос.
      — Я толь­ко что ска­зал те­бе, что этим за­ни­ма­ет­ся Бил­ли. Так, На­тбим пи­шет о ме­ж­ду­на­род­ных, ре­гио­наль­ных и на­цио­наль­ных но­во­стях. Слу­ша­ет ра­дио — и пи­шет. О сек­су­аль­ном на­си­лии то­же пи­шет он. С тру­дом ус­пе­ва­ет. Мы пе­ча­та­ем две или три ис­то­рии о сек­су­аль­ном на­си­лии ка­ж­дую не­де­лю. Од­ну, боль­шую, на пер­вой по­ло­се, ос­таль­ные внут­ри. Он ком­мен­ти­ру­ет спорт и сен­са­ции. Прав­да, сен­са­ции по­ка у нас не очень по­лу­ча­ют­ся. Он ра­бо­та­ет у нас по­ка семь или во­семь ме­ся­цев. И я не мо­гу ска­зать, что он пре­крас­но справ­ля­ет­ся. И во­об­ще, он здесь вре­мен­но. ТЫ МЕ­НЯ СЛЫ­ШИШЬ, НА­ТБИМ?
      — Как не слы­шать? — раз­да­лось из ком­на­ты.
      — Ко­гда ме­ня нет, то за ме­ня здесь Терт Кард. Он тут ис­пол­ни­тель­ный ре­дак­тор, и мно­го че­го дру­го­го. За­ни­ма­ет­ся оп­ре­де­ле­ни­ем за­да­ний, на­бо­ром, ап­пли­ка­ци­ей, от­во­зит за­кон­чен­ную ко­пию в ти­по­гра­фию, в бух­ту Мис­ки, за­ве­ду­ет по­мет­ка­ми, от­прав­кой по поч­те и рас­про­стра­не­ни­ем. По­мо­га­ет пи­сать, ко­гда у не­го ос­та­ет­ся вре­мя. Он ра­бо­та­ет уже па­ру лет. Я слы­шал мно­го жа­лоб на Тер­та за его ошиб­ки, но они то­же яв­ля­ют­ся ча­стью «Бол­туш­ки». Он за­ни­ма­ет­ся рек­ла­мой. В пер­вую оче­редь ме­ня ин­те­ре­су­ют ис­то­рии о рыб­ной лов­ле. Я знаю, что там мно­го про­блем, по­то­му что по-преж­не­му за­ни­ма­юсь этим де­лом. Так вот чем я хо­чу те­бя за­нять. Я хо­чу, что­бы ты ос­ве­щал ме­ст­ные про­ис­ше­ст­вия с ав­то­мо­би­ля­ми. Пи­ши и де­лай фо­то­гра­фии. Мы пе­ча­та­ем фо­то­гра­фию с ав­то­мо­биль­ной ава­ри­ей на пер­вой по­ло­се, ка­ж­дую не­де­лю. Не­важ­но, бы­ла она или нет. Это на­ше зо­ло­тое пра­ви­ло. Ни­ка­ких ис­клю­че­ний. У Тер­та есть боль­шая пап­ка с та­ки­ми фо­то­гра­фия­ми. Ес­ли у нас нет ни­че­го све­же­го, мы бе­рем сни­мок из его кол­лек­ции. Но обыч­но у нас есть па­роч­ка хо­ро­ших сним­ков. Тол­па хо­ро­шо нас обес­пе­чи­ва­ет ма­те­риа­лом. Терт по­ка­жет те­бе, где фо­то­ап­па­рат. Плен­ку бу­дешь от­да­вать ему. Он сам про­яв­ля­ет ее до­ма. И ко­ра­бель­ные ис­то­рии. Возь­ми у пор­то­во­го ин­спек­то­ра спи­сок с на­зва­ния­ми су­дов, ко­то­рые при­хо­дят и ухо­дят. Ка­ж­дый год их ста­но­вит­ся боль­ше. У ме­ня есть мысль на этот счет, но мы еще по­смот­рим. И ты по­ду­май, что мо­жешь с этим сде­лать.
      — Я уже го­во­рил по те­ле­фо­ну, — ска­зал Ку­ойл, — что у ме­ня нет опы­та в том, что свя­за­но с ко­раб­ля­ми. — Ав­то­мо­биль­ные ава­рии! Его па­ра­ли­зо­ва­ло от од­ной толь­ко мыс­ли о кро­ви и уми­раю­щих лю­дях.
      — Ну, ты мо­жешь ли­бо объ­яс­нить это сво­им чи­та­те­лям, ли­бо сде­лать все, что в тво­их си­лах, что­бы все­му нау­чить­ся. Лод­ки и мо­ре у те­бя в кро­ви. По­ра­бо­тай над этим. И де­лай то, что те­бе го­во­рит Терт Кард.
      Ку­ойл на­тя­ну­то улыб­нул­ся и встал. Его ру­ка бы­ла уже на двер­ной руч­ке, ко­гда Джек Баг­гит сно­ва за­го­во­рил:
      — Еще од­но. Я не люб­лю шу­ток, Ку­ойл, и ни при ка­ких об­стоя­тель­ст­вах не хо­чу слы­шать от те­бя ост­рот на те­му Нью­фа­унд­лен­да и его жи­те­лей. Пом­ни об этом. Я не­на­ви­жу та­кие шу­точ­ки.

***

      Ку­ойл вы­шел из офи­са. Ав­то­ка­та­ст­ро­фы! Он бес­смыс­лен­но смот­рел на по­тре­пан­ный те­ле­фон­ный спра­воч­ник.
      — Ку­ойл! — про­шеп­тал На­тбим. — Ты же не уда­ришь­ся в сан­ти­мен­ты, прав­да? Не сбе­жишь об­рат­но, в свои Шта­ты? Мы рас­счи­ты­ва­ем на те­бя, Ку­ойл. Мы на­де­ем­ся на те­бя, Ку­ойл.
      Джек Баг­гит вы­су­нул го­ло­ву в дверь.
      — Бил­ли! Эл­вис уже още­ни­лась?
      — Да, още­ни­лась. На про­шлой не­де­ле. Тро­их при­нес­ла. Все чер­ные с бе­лы­ми но­га­ми.
      — Ну, так я хо­чу од­но­го из этих щен­ков. — Дверь сно­ва за­хлоп­ну­лась.

      — Со­мне­ва­юсь, что справ­люсь с этой ра­бо­той, — ска­зал Ку­ойл, про­гло­тив­ший три пи­ва и съев­ший па­кет не­све­же­го поп­кор­на в Якор­ной Ла­пе в раз­думь­ях о том, не со­вер­ша­ет ли он ошиб­ку, как пас­са­жир, са­дя­щий­ся на са­мо­лет, ко­то­рый бы­ст­ро взле­та­ет, но по­том па­да­ет на взлет­ную по­ло­су.
      Те­туш­ка по­смот­ре­ла на не­го. Она си­де­ла на круг­лой со­фе и вя­за­ла ка­кое-то об­ла­ко из ан­го­ры со ско­ро­стью ма­ши­ны. Уор­рен за­тих­ла воз­ле ее ног, дви­га­лись лишь ее об­рам­лен­ные алым кан­том гла­за. Бан­ни со сле­да­ми от слез на ли­це си­де­ла на сту­ле с ото­рван­ной по­душ­кой. Стул сто­ял так, что она си­де­ла ли­цом в угол ком­на­ты. Сан­шайн под­бе­жа­ла к Ку­ой­лу с во­плем: «Па­па, она ме­ня уку­си­ла! Бан­ни уку­си­ла ме­ня за но­гу!» И она по­ка­за­ла ему два по­лу­круг­лых сле­да от зу­бов на сво­ем бед­ре.
      — Она пер­вая на­ча­ла! — за­кри­ча­ла Бан­ни, хму­рясь, как Бет­хо­вен.
      — Ты мерз­кая во­ню­чая ку­са­ка! — рявк­ну­ла во всю глот­ку Сан­шайн.
      — Ра­ди все­го свя­то­го, за­мол­чи­те! — ска­за­ла те­туш­ка. — Пле­мян­ник, мы долж­ны что-то с этим де­лать. Де­тям не­об­хо­ди­мо ку­да-ни­будь вы­хо­дить. В до­ме, при оп­ре­де­лен­ном на­вы­ке ук­ро­ще­ния ди­ких жи­вот­ных, мы мог­ли бы их за­нять про­пол­кой кар­тош­ки, убор­кой, мыть­ем по­су­ды и окон, вме­сто то­го что­бы они ца­ра­па­ли и ку­са­ли друг дру­га. А сей­час они си­дят здесь вза­пер­ти. И Уор­рен по­лу­мерт­ва от не­дос­тат­ка дви­же­ния.
      — Зна­ешь что, па­па? — ска­за­ла Сан­шайн. — Уор­рен вы­рва­ло под тво­ей кро­ва­тью.
      — Она са­ма не своя, это яс­но, — про­бор­мо­та­ла те­туш­ка. — Так что ты ска­зал о сво­ей ра­бо­те? — Го­лос ее дро­жал.
      — Я ска­зал, что со­мне­ва­юсь, что справ­люсь с ней. Эта га­зе­та ни на что не по­хо­жа. Ре­дак­тор не в се­бе. Джек Баг­гит. Я еще не знаю ни рай­она, ни лю­дей, а он уже хо­чет, что­бы я пи­сал об ав­то­мо­биль­ных ава­ри­ях. Я во­об­ще не мо­гу пи­сать об ав­то­мо­биль­ных ава­ри­ях. Ты зна­ешь по­че­му. Я все вре­мя ду­маю о том, что слу­чи­лось. Ав­то­мо­биль­ные ава­рии. Ко­раб­ли. И я со­мне­ва­юсь, что мы смо­жем пе­ре­ехать в ста­рый дом. На той до­ро­ге «уни­вер­сал» не про­жи­вет доль­ше не­де­ли. Как я бу­ду ез­дить на ра­бо­ту? На­вер­ное, мы мог­ли бы ку­пить джип с мощ­ной под­вес­кой, но все рав­но на до­ро­гу уй­дет не один час. Да­вай про­сто сни­мем что-ни­будь здесь, в Якор­ной Ла­пе?
      Те­туш­ка яро­ст­но сту­ча­ла спи­ца­ми. Шер­стя­ная нить мель­ка­ла ме­ж­ду ее паль­ца­ми.
      — Ра­зу­ме­ет­ся, ты спра­вишь­ся с ра­бо­той. Мы по­рой пе­ре­жи­ва­ем ужас­ные со­бы­тия, и ес­ли мы не мо­жем их обой­ти или за­быть, нам при­хо­дит­ся при­нять свои вос­по­ми­на­ния. Чем бы­ст­рее ты пре­одо­ле­ешь это, чем ско­рее ска­жешь: «Да, это слу­чи­лось, и я ни­че­го не мо­гу с этим по­де­лать», тем рань­ше нач­нешь жить сво­ей соб­ст­вен­ной жиз­нью. Те­бе на­до рас­тить де­тей, по­это­му ты дол­жен это пре­одо­леть. Ко­гда мы по­ни­ма­ем, что у нас нет вы­бо­ра, то как-то справ­ля­ем­ся, да­же с са­мы­ми тя­же­лы­ми ис­пы­та­ния­ми.
      «Ко­неч­но. Пре­одо­леть», — по­ду­мал Ку­ойл. Де­ше­вая фи­ло­со­фия. Она же не зна­ет, что ему при­шлось пе­ре­жить. И что он пе­ре­жи­ва­ет сей­час.
      — Так вот, я про­ве­ла це­лую не­де­лю в по­ис­ках, тас­кая де­тей за со­бой по Якор­ной Ла­пе в так­си То­ма Рок­са. Я ис­ка­ла жи­лье: дом, квар­ти­ру, па­ру ком­нат. Я долж­на на­чи­нать ра­бо­тать. Я уже го­во­ри­ла об этом, ка­ж­дый день. Но твой ум за­нят чем-то дру­гим. — Она си­де­ла и ду­ма­ла, сколь­ко еще он бу­дет уби­вать­ся по этой жен­щи­не. — Мы долж­ны здесь за­кре­пить­ся и на­чи­нать на­ла­жи­вать свою жизнь.
      — Ты пра­ва, те­туш­ка. И мне очень жаль, что те­бе при­шлось са­мой за­ни­мать­ся по­ис­ка­ми. — Он уже был здесь, и у не­го не бы­ло пу­ти на­зад.
      — В об­щем, я ни­че­го не на­шла. Есть ма­лень­кая тем­ная ком­нат­ка у мис­сис Спек. Пра­ви­тель­ст­во ве­ле­ло ей по­ме­нять бе­лье и по­ве­сить вы­вес­ку о вклю­че­нии зав­тра­ка в об­слу­жи­ва­ние. Там ху­же, чем в этой ды­ре, но де­шев­ле. Но там толь­ко од­на ком­на­та на од­но­го че­ло­ве­ка. По­хо­же, в Якор­ной Ла­пе пло­хо с жиль­ем. В этом мес­те на­чал­ся на­стоя­щий бум. — Ее фра­зы зву­ча­ли все бы­ст­рее, буд­то пы­та­ясь уг­нать­ся за по­сту­ки­ва­ни­ем спиц.
      — И, как я уже го­во­ри­ла, нам нуж­на лод­ка. Бух­ту мож­но пе­ре­плыть за пол­ча­са. Глу­по тра­тить день­ги на арен­ду жи­лья, ко­гда у нас есть ста­рин­ный се­мей­ный дом, ко­то­рый все­го лишь нуж­но по­чи­нить. Я раз­го­ва­ри­ва­ла се­го­дня с плот­ни­ком. Ден­нис Баг­гит, жи­вет в Якор­ной Ла­пе. Ему сей­час осо­бен­но не­чем за­нять­ся. Го­во­рит, что мо­жет на­чать ра­бо­ту в лю­бое вре­мя. Его же­на зав­тра при­смот­рит за де­воч­ка­ми, а я по­еду по­ка­зы­вать Ден­ни­су дом. Под­счи­та­ем, сколь­ко все бу­дет сто­ить, по­смот­рим, что нуж­но в пер­вую оче­редь. Его же­на, Би­ти, по­ду­мы­ва­ет о том, что­бы от­крыть дет­ский сад на до­му. Это са­мые луч­шие но­во­сти с то­го дня, как мы сю­да прие­ха­ли. Эти две осо­бы, — она кив­ну­ла в сто­ро­ну де­во­чек, — мо­гут стать ее пер­вы­ми и луч­ши­ми кли­ент­ка­ми.
      Бан­ни пну­ла сте­ну и за­хны­ка­ла.
      Ку­ойл рас­слы­шал од­но лишь сло­во: «лод­ка».
      — Те­туш­ка, я ни­че­го не знаю о лод­ках. Они до­ро­гие. Они не­удоб­ные. Они опас­ны. Нам по­на­до­бит­ся при­чал или что-ни­будь в этом ро­де. Я не хо­чу лод­ку.
      — Точ­нее ска­зать, ты ее бо­ишь­ся. Это не страш­но. Ес­ли ты го­тов жить здесь, пла­тя по сто с лиш­ним дол­ла­ров за ночь. Это, кста­ти, рав­но­силь­но двум дням ра­бо­ты плот­ни­ка. — У нее го­ре­ли гла­за.
      Ку­ойл стал на­жи­мать кноп­ки на те­ле­ви­зо­ре, за­быв о том, что тот не ра­бо­та­ет.
      — Па­па, он не вклю­ча­ет­ся, — всхли­пы­ва­ла Сан­шайн.
      — Не­на­ви­жу это ме­сто, — ска­за­ла Бан­ни, пи­ная сте­ну по­но­шен­ны­ми бо­тин­ка­ми. — Я хо­чу пла­вать на лод­ке. Я хо­чу по­чи­нить тот зе­ле­ный дом, где ро­ли­лась те­туш­ка и жить в соб­ст­вен­ной ком­на­те. Я обе­щаю, что бу­ду под­ме­тать пол, толь­ко да­вай по­едем ту­да, па­поч­ка. Я все бу­ду де­лать.
      — Да­вай­те пой­дем на ужин, — про­бор­мо­тал Ку­ойл. — Мне сей­час не до это­го.
      — Сто­ло­вая се­го­дня за­кры­та. Там про­хо­дит ужин для чем­пио­нов по кер­лин­гу. Они при­го­то­ви­ли по­хлеб­ку из мо­ре­про­дук­тов, но нам нуж­но бу­дет схо­дить за ней, и есть тут, в ком­на­те.
      — Я хо­чу мя­са, — ска­за­ла Бан­ни. — Я хо­чу мяс­ную по­хлеб­ку.
      — Вот не­за­да­ча, — же­ст­ко ска­за­ла те­туш­ка. — Его нет в ме­ню. — Про се­бя же она до­ба­ви­ла: «Ешь ры­бу или ум­ри».

***

      Терт Кард в крас­ной ру­баш­ке и бе­лом гал­сту­ке раз­го­ва­ри­вал по те­ле­фо­ну. Бил­ли Прит­ти был на дру­гой ли­нии. Бил­ли сме­ял­ся, да­вясь тем­ны­ми ре­че­ния­ми, ко­то­рых Ку­ойл не по­ни­мал. Ка­за­лось, он го­во­рил на дру­гом язы­ке. Ба­ра­ба­нил дождь, ри­суя пунк­ти­ры на во­де. В уг­лу за­вы­ва­ла га­зо­вая го­рел­ка.
      Ку­ойл по­смот­рел на На­тби­ма.
      — Че­ло­век по име­ни Ден­нис Баг­гит име­ет ка­кое-ни­будь от­но­ше­ние к Дже­ку? Плот­ник? Те­туш­ка до­го­во­ри­лась с ним, что­бы он на­чал ре­монт в на­шем ста­ром до­ме. Нам с ним на­до что-то де­лать. Мы не мо­жем боль­ше жить в этом про­кля­том мо­те­ле. До­ро­га до мы­са от­вра­ти­тель­ная, а в Якор­ной Ла­пе нет жи­лья вна­ем. Я не знаю, что нам де­лать. Я ско­рее вер­нусь об­рат­но в Шта­ты, чем ку­п­лю лод­ку.
      На­тбим при­от­крыл рот и под­нял вверх обе ру­ки в жес­те при­твор­но­го ужа­са.
      — Те­бе не нра­вят­ся лод­ки? Зна­ешь, они бы­ва­ют ино­гда да­же за­бав­ны. И очень прак­тич­ны для мест, в ко­то­рых од­но сплош­ное по­бе­ре­жье и очень ма­ло до­рог. Я имен­но так тут и ока­зал­ся. Из-за мо­ей лод­ки. «Во­ро­гов». Я так ее на­звал, по­то­му что она но­ро­ви­ста, са­мую ма­лость. — Та­кая бы­ла у На­тби­ма ма­не­ра го­во­рить. Он тол­кал те­ат­ра­ли­зо­ван­ные ре­чи, как аги­та­тор пе­ред вы­бо­ра­ми. Сна­ча­ла они ка­за­лись важ­ны­ми, но на сле­дую­щее ут­ро за­бы­ва­лись, и ора­то­ру при­хо­дит­ся ехать в дру­гое ме­сто.
      Блок­нот Ку­ой­ла опи­рал­ся на чай­ную круж­ку. В пи­шу­щей ма­шин­ке стоя­ла не­за­кон­чен­ная ста­тья о столк­но­ве­нии гру­зо­ви­ков. У всех ос­таль­ных в офи­се бы­ли ком­пь­ю­те­ры.
      — Ты по­лу­чишь ком­пь­ю­тер, ко­гда я те­бе его дам, — ска­зал Джек Баг­гит. Но без зло­сти.
      — Ден­нис — млад­ший сын Дже­ка, — ска­зал Терт Кард, ко­то­рый все слы­шал. Он на­кло­нил­ся к ним так, что до них до­нес­лось его зло­вон­ное ды­ха­ние. — Он не слиш­ком ла­дит со сво­им от­цом. Рань­ше ста­рик бу­к­валь­но дро­жал над ним, осо­бен­но по­сле ги­бе­ли бед­но­го Джей­со­на, но те­перь все ина­че. Ни­ко­гда не зна­ешь: Джек мо­жет оби­деть­ся, ес­ли уз­на­ет, что Ден­нис на те­бя ра­бо­та­ет. Хо­тя, с дру­гой сто­ро­ны, мо­жет и не оби­деть­ся. — Раз­дал­ся те­ле­фон­ный зво­нок, по­хо­жий на иг­ру­шеч­ный сви­сток.
      — А вот и он, — ска­зал Кард, ко­то­рый все­гда знал, кто зво­нит, и под­нял труб­ку.
      — «Бол­туш­ка»! Ага, лад­но. По­нял, ка­пи­тан. — По­ве­сил труб­ку, взлох­ма­тил во­ло­сы и по­смот­рел на ря­бую по­верх­ность мо­ря. За­сме­ял­ся. — Бил­ли! Ну что тут ска­жешь! Он си­дит до­ма с боль­ны­ми уша­ми. Го­во­рит, что мы уви­дим его толь­ко зав­тра или по­сле­зав­тра.
      — А я ду­мал, что на этот раз бу­дет сло­ман­ное реб­ро, — ска­зал На­тбим. — Уши это хо­ро­шо. Ушей у нас еще не бы­ло.
      Сно­ва за­зво­нил те­ле­фон.
      — «Бол­туш­ка»! Ага, лад­но, лад­но. Ка­кой у те­бя но­мер? По­го­ди. На­тбим, го­рит стан­ция Мар­ку­са Ир­вин­га, в бух­те Че­ты­рех Рук. Возь­мешь­ся?
      — А по­че­му ты не хо­чешь лод­ку, Ку­ойл? — про­кри­чал Бил­ли из сво­его уг­ла. На его сто­ле стоя­ли две кор­зи­ны для гряз­но­го бе­лья. Од­на из прес­со­ван­но­го пла­сти­ка, дру­гая — из ло­зы.
      Ку­ойл сде­лал вид, что не рас­слы­шал, но не смог ни­че­го сде­лать с На­тби­мом, си­дев­шим за со­сед­ним сто­лом, ко­то­рый ото­дви­нул в сто­ро­ну свое ра­дио и с вос­тор­гом по­смот­рел на Ку­ой­ла. Его ли­цо смор­щи­лось, паль­цы на­ча­ли вы­би­вать ритм. Так про­яв­ля­лись по­след­ст­вия его пре­бы­ва­ния в Ба­хии. Он был оча­ро­ван вся­ки­ми afoxesи bloco afros, му­зы­кой ба­ра­ба­нов и ме­тал­ли­че­ских ко­ну­сов, бле­стя­щих му­зы­каль­ных та­ре­ло­чек, ко­то­рые на­де­ва­лись на паль­цы. На На­тби­ма дей­ст­во­ва­ла лу­на. В нем бы­ло что-то от обо­рот­ня. В пол­но­лу­ние он фон­та­ни­ро­вал, раз­го­ва­ри­вал до тех пор, по­ка у не­го не пе­ре­сы­ха­ло во рту, ак­тив­но да­вал се­бе фи­зи­че­скую на­груз­ку в фор­ме тан­цев и драк в клу­бе «Звезд­ный свет», по­том мед­лен­но по­гру­жал­ся в раз­ду­мья.
      До Ба­хии На­тбим око­ла­чи­вал­ся воз­ле Ре­си­фи, ра­бо­тая на быв­ше­го со­труд­ни­ка «Лон­дон Таймс», из­да­вав­ше­го га­зе­ту на че­ты­рех стра­ни­цах на стран­ной сме­си из че­ты­рех язы­ков, а те­перь за­ни­мав­ше­го­ся кон­тра­бан­дой ро­ма.
      — Имен­но там я за­ра­зил­ся иде­ей о по­куп­ке лод­ки, — ска­зал На­тбим, вы­би­рая фи­ник из па­ке­та на сто­ле. — На­вер­ное, я за­пал на тихую жизнь на по­бе­ре­жье, что­бы ка­ж­дый день ви­деть лод­ки и во­ду. Смот­реть на жан­га­да— за­ме­ча­тель­ные ма­лень­кие ры­бац­кие ло­доч­ки: это про­стая плат­фор­ма из дю­жи­ны то­ню­сень­ких брев­ны­шек, что-то вро­де спа­са­тель­но­го пло­ти­ка. Брев­на там скре­п­ле­ны де­ре­вян­ны­ми шпон­ка­ми и стя­ну­ты лы­ком. Ее под­го­ня­ет ве­тер, а ры­бак управ­ля­ет ею с по­мо­щью вес­ла. Все ко­гда-то де­ла­лось с по­мо­щью шпо­нок и лы­ка, бы­ло гиб­ким и по­дат­ли­вым. Так и бы­ло до то­го, как в ми­ре во­ца­ри­лась гру­бая си­ла гвоз­дей и шу­ру­пов. Это те­бе ни о чем не го­во­рит? Вот смот­ришь на нее, и из­да­ле­ка ка­жет­ся, что ры­ба­ки сто­ят на во­де. На са­мом де­ле так оно и есть. Во­да за­хле­сты­ва­ет плат­фор­му и их но­ги. — Он вско­чил и за­хо­дил из сто­ро­ны в сто­ро­ну, под­ни­мая под­бо­ро­док к по­тол­ку.
      Бил­ли ре­шил всту­пить в раз­го­вор:
      — Так в ста­ри­ну де­ла­лись ко­ма­тик, са­лаз­ки. В них не бы­ло ни еди­но­го гвоз­дя. Все дер­жа­лось на ни­тях из су­хо­жи­лий и сы­ро­мят­ной ко­жи.
      На­тбим про­иг­но­ри­ро­вал это вы­ска­зы­ва­ние.
      — Мне нра­ви­лось, как вы­гля­де­ли лод­ки, но я не стал ни­че­го пред­при­ни­мать. По­сле раз­молв­ки с не­по­ря­доч­ным быв­шим ра­бот­ни­ком «Таймс», ко­то­рый толь­ко и за­ни­мал­ся тем, что ва­лял­ся на сво­ем во­дя­ном мат­ра­се да пил чер­ный ром, я вы­ле­тел в Хью­стон, штат Те­хас. Толь­ко не спра­ши­вай, по­че­му имен­но ту­да. Там я ку­пил ту­ри­сти­че­ский ве­ло­си­пед. С пе­да­ля­ми, а не мо­то­цикл. И на нем по­ехал в Лос-Анд­же­лес. Эта бы­ла са­мая жут­кая по­езд­ка в ми­ре. Эпс­ли Чер­ри-Гар­рард со Скот­том на сво­ем по­лю­се от­ды­ха­ют. Мне при­шлось пе­ре­жить пес­ча­ные бу­ри, ужа­саю­щую, смер­тель­ную жа­ру, жа­ж­ду, ле­дя­ные вет­ры, пре­сле­до­ва­ния гру­зо­ви­ков-убийц, по­лом­ки, силь­ней­ший се­вер­ный ве­тер, про­лив­ные лив­ни и по­то­пы, на­па­де­ние вол­ков и ве­сель­ча­ков на од­но­мо­тор­ных са­мо­ле­ти­ках, пы­таю­щих­ся сбро­сить на ме­ня ме­шок с му­кой. И един­ст­вен­ной си­лой, по­мо­гав­шей мне дви­гать­ся впе­ред, бы­ла мысль о ма­лень­кой лод­ке, ти­хой, спо­кой­ной ло­доч­ке, сколь­зя­щей по про­хлад­ной во­де. Она за­па­ла мне в серд­це и ста­но­ви­лась все силь­нее. Я по­клял­ся, что ес­ли мне уда­ст­ся слезть с это­го чер­то­во­го ве­ло­си­пед­но­го си­де­нья, ко­то­рое к то­му вре­ме­ни при­рос­ло к мо­ей зад­ни­це, то по­еду к мо­рю и ос­та­нусь там.
      Сно­ва за­зво­нил те­ле­фон.
      — «Бол­туш­ка»! Ага. Ага, Джек, он здесь. Нет, На­тбим толь­ко что уе­хал на по­жар. Стан­ция Мар­ку­са Ир­вин­га. Бух­та Че­ты­рех Рук. Не знаю. Мне про­сто да­ли но­мер. Ку­ойл, это Джек. Те­бя.
      — Что ты пи­шешь на этой не­де­ле? — Сло­ва-пу­ли вы­ле­та­ли из труб­ки пря­мо в его ухо.
      — Э… Ава­рия с гру­зо­ви­ком. Толь­ко что за­кон­чил.
      — Что за ава­рия?
      — Сле­тел при­цеп на по­во­ро­те, по до­ро­ге на Пус­тошь, и пе­ре­вер­нул­ся. Был гру­жен но­вы­ми сне­го­хо­да­ми на по­лозь­ях. По­ло­ви­на гру­за упа­ла в во­ду, и все ло­доч­ни­ки в пор­ту по­мо­га­ли вы­тас­ки­вать его кош­ка­ми. Во­ди­тель вы­прыг­нул. Жертв нет.
      — Не за­будь о ко­ра­бель­ных ис­то­ри­ях. — Он от­со­еди­нил­ся.
      — НА­ТБИМ! Шел бы ты уже на по­жар, по­ка он не по­гас, а то не смо­жешь сде­лать хо­ро­ших сним­ков с пля­шу­щи­ми язы­ка­ми пла­ме­ни. — Гру­бо­ва­тый сар­казм.
      — По­че­му бы те­бе не ку­пить слав­ную ма­лень­кую род­ни? — спро­сил Бил­ли Прит­ти. — Сей­час са­мое вре­мя ее при­смот­реть. Мо­жешь ло­вить на крю­чок бель­дю­гу по вы­ход­ным, а ту­ри­сты бу­дут те­бя фо­то­гра­фи­ро­вать. Ты бу­дешь хо­ро­шо смот­реть­ся в лод­ке.
      Но На­тбим еще не был го­тов ухо­дить.
      — Так вот, Ку­ойл, вер­нул­ся я об­рат­но в Лон­дон. Сно­ва го­ло­дал. У ме­ня ос­та­лась толь­ко кол­лек­ция маг­ни­то­фон­ных за­пи­сей. Но я по­ни­мал, что мне не­об­хо­ди­ма лод­ка. Я был в от­чая­нии. Те­бе мо­жет по­ка­зать­ся, что не­об­хо­ди­мым ус­ло­ви­ем для при­об­ре­те­ния лод­ки долж­но быть на­ли­чие во­ды. Так нет, для лод­ки нуж­ны день­ги. А во­да со­вер­шен­но не обя­за­тель­на. По­это­му ты и ви­дел так мно­го ло­док, стоя­щих на зад­них дво­рах. У ме­ня не бы­ло де­нег, и си­туа­ция бы­ла без­на­деж­ной. Я це­лый год чи­тал кни­ги о мо­ре и лод­ках. Я стал око­ла­чи­вать­ся воз­ле ло­доч­ных мас­тер­ских. Там бы­ло од­но ме­сто, где двое мо­ло­дых пар­ней строи­ли греб­ную шлюп­ку. Они очень мно­го за­ни­ма­лись пла­ни­ро­ва­ни­ем, а я все­гда счи­тал, что пла­ни­ро­ва­ние — за­ня­тие очень ве­се­лое, и до ме­ня дош­ло! Вот про­сто так! Я дол­жен сам по­стро­ить свою лод­ку. И пе­ре­плыть на ней Ат­лан­ти­ку.
      — НА­ТБИМ! — про­ре­вел Кард.
      — А ты луч­ше ска­жи, как пи­шет­ся сло­во «пте­ро­дак­тиль», — ог­рыз­нул­ся На­тбим, на хо­ду на­бра­сы­вая свою курт­ку и на­де­вая шот­ланд­ский бе­рет. Хлоп­ну­ла дверь.
      — Бо­же, он все-та­ки за­был фо­то­ап­па­рат. Ку­ойл, Джек хо­тел, что­бы я на­пом­нил те­бе о ко­ра­бель­ных ис­то­ри­ях. Схо­ди к на­чаль­ни­ку пор­та и пе­ре­пи­ши спи­сок су­дов. Те­бе нуж­но по­лу­чить на­зва­ние, да­ту, стра­ну, где суд­но бы­ло по­строе­но. По те­ле­фо­ну он не бу­дет те­бе это­го дик­то­вать. Те­бе при­дет­ся съез­дить ту­да лич­но.
      — Я со­би­рал­ся сде­лать это се­го­дня по­сле обе­да, — ска­зал Ку­ойл. — Но мо­гу по­ехать и сей­час. Где на­хо­дит­ся его кон­то­ра?
      — Ря­дом со скла­дом мор­ских при­па­сов Паб­би, на об­ще­ст­вен­ной при­ста­ни. На­вер­ху.
      Ку­ойл встал и одел­ся. Во вся­ком слу­чае, это бы­ла не ав­то­мо­биль­ная ава­рия с би­тым стек­лом, раз­ли­ваю­щи­ми­ся жид­ко­стя­ми и вра­ча­ми «ско­рой по­мо­щи», ко­по­ша­щи­ми­ся в по­ко­ре­жен­ных ртах жертв.

      Он про­бил­ся сквозь суе­тив­шие­ся гру­зо­подъ­ем­ни­ки и пе­ре­движ­ные ле­бед­ки на до­ро­ге воз­ле при­ста­ни. Лод­ки по­бле­ски­ва­ли до­ж­де­вым глян­цем. Да­ле­ко впе­ре­ди он уви­дел чер­ный па­ром с крас­ны­ми по­руч­ня­ми, на ко­то­рый гру­зи­ли ма­ши­ны, и пла­ву­чий гос­пи­таль «Лаб­ра­дор». На пра­ви­тель­ст­вен­ной при­ста­ни вид­нел­ся оран­же­вый бок спа­са­тель­но­го ка­те­ра. Траль­щик за­хо­дил на за­вод по пе­ре­ра­бот­ке ры­бы.
      До­ро­га к при­ста­ни бы­ла вы­мо­ще­на вы­тер­ты­ми го­лу­бы­ми кам­ня­ми, при­ве­зен­ны­ми из­да­ле­ка в ка­че­ст­ве бал­ла­ста. Чув­ст­во­вал­ся за­пах неф­ти, ры­бы и гряз­ной во­ды. Даль­ше вид­не­лись ка­бач­ки и ба­ры. В од­ном из окон Ку­ойл за­ме­тил ог­ром­ную пи­ра­ми­ду упа­ко­вок с фи­ни­ка­ми, ко­то­рые так лю­бил На­тбим: «Юю­ба» с крас­ны­ми верб­лю­да­ми и па­даю­щи­ми звез­да­ми на оберт­ке.
      К кон­то­ре на­чаль­ни­ка пор­та ве­ли от­шли­фо­ван­ные пес­ком де­ре­вян­ные сту­пе­ни.

***

      Ди­ди Ша­вел, на­чаль­ник пор­та, на­блю­дал за тем, как Ку­ойл в жел­том не­про­мо­кае­мом пла­ще вы­би­рал­ся из ма­ши­ны, уро­нив блок­нот на мок­рую мос­то­вую. Оце­нил его как силь­но­го и не­ук­лю­же­го муж­чи­ну. Ша­вел был хо­ро­шо из­вес­тен бла­го­да­ря сво­ей ог­ром­ной фи­зи­че­ской си­ле. Ко­гда ему бы­ло два­дцать лет, он ор­га­ни­зо­вал лю­бо­пыт­ное брат­ст­во под на­зва­ни­ем «Клуб Паль­ца». Все семь его чле­нов бы­ли спо­соб­ны по­вис­нуть на пе­ре­кла­ди­не вин­но­го по­гре­ба Эд­ди Блан­та, дер­жась на од­ном паль­це. На­стоя­щие бо­га­ты­ри тех дней. По­взрос­лев, он сна­ча­ла до­пол­нил, а по­том и во­все за­ме­нил свою фи­зи­че­скую си­лу рас­ка­ти­стым, гро­мо­по­доб­ным го­ло­сом. Те­перь он был един­ст­вен­ным жи­вым чле­ном «Клу­ба Паль­ца». Его мыс­ли час­то воз­вра­ща­лись к это­му фак­ту.
      Че­рез ми­ну­ту Ку­ойл уже от­кры­вал дверь. Он за­смот­рел­ся на ок­но бо­лее чем в три с по­ло­ви­ной мет­ра вы­со­той. Это бы­ла на­стоя­щая стек­лян­ная сте­на, вы­хо­дя­щая на ис­чер­чен­ный ко­сы­ми ли­ния­ми до­ж­дя порт, го­су­дар­ст­вен­ные до­ки и при­ча­лы бе­ре­го­вой ли­нии, и даль­ше, на мрач­ную бух­ту, при­кры­тую лох­моть­я­ми ту­ма­на.
      Раз­дал­ся скрип. Де­ре­вян­ное крес­ло раз­вер­ну­лось, и Ку­ойл ока­зал­ся ли­цом к ли­цу с на­чаль­ни­ком пор­та.
      — Те­бе на­до бы­ло ви­деть его во вре­мя штор­ма, ко­гда ог­ром­ные ту­чи ска­ты­ва­ют­ся с гор. Здесь са­мые за­ме­ча­тель­ные ок­на на всем Нью­фа­унд­лен­де. — Глу­бо­кий мощ­ный го­лос был по­хож на крик, от­ра­жен­ный сте­на­ми пе­ще­ры.
      — Ве­рю, — ска­зал Ку­ойл. С не­го ка­па­ло пря­мо на пол. Он на­шел крю­чок для оде­ж­ды в уг­лу ком­на­ты.
      Ко­жа Ди­ди Ло­па­ты бы­ла по­хо­жа на ас­фальт: вся по­кры­та тре­щи­на­ми и склад­ка­ми. Вре­мя и не­по­го­да сде­ла­ли ее же­ст­кой, ос­та­вив на ней след про­жи­тых лет. Сквозь ко­жу про­би­ва­лась же­ст­кая ще­ти­на. Ве­ки во внеш­них уг­лах глаз со­би­ра­лись в за­щит­ные склад­ки. Още­ти­нив­шие­ся бро­ви. Уве­ли­чен­ные по­ры соз­да­ва­ли впе­чат­ле­ние, что его нос вы­ле­п­лен из пес­ка. У курт­ки на пле­чах рас­хо­ди­лись швы.
      — Я Ку­ойл. Здесь не­дав­но, ра­бо­таю в «Бол­туш­ке». Прие­хал за спи­ском су­дов. Бу­ду рад лю­бым пред­ло­же­ни­ям. От­но­си­тель­но ко­ра­бель­ных ис­то­рий. Или че­го-ни­будь дру­го­го.
      На­чаль­ник пор­та от­каш­лял­ся. «Че­ло­век ими­ти­ру­ет ал­ли­га­то­ра», — по­ду­мал Ку­ойл. Муж­чи­на встал и, хро­мая, по­до­шел к сто­лу. Хо­лод­ный свет из вы­со­ких окон па­дал на кар­ти­ну раз­ме­ром с про­сты­ню. На кар­ти­не по вол­не нес­ся ко­рабль, а в са­мой ниж­ней час­ти вол­ны, да­же внут­ри нее, вид­нел­ся еще один ко­рабль мень­ше­го раз­ме­ра. Он то­нул. По па­лу­бе бе­га­ли лю­ди с ис­ка­жен­ны­ми от ужа­са ли­ца­ми.
      На­чаль­ник пор­та вы­та­щил тет­радь с вы­па­даю­щи­ми лис­та­ми, про­лис­тал ее боль­шим паль­цем, по­том про­тя­нул Ку­ой­лу. На об­лож­ке бы­ло на­пи­са­но: ПРИ­БЫ­ТИЕ. Со стра­ниц вея­ло боль­ши­ми день­га­ми, за­ра­бот­ком и по­те­ря­ми, гру­за­ми, прой­ден­ны­ми рас­стоя­ния­ми и за­па­хом не­ве­до­мых стран.
      Он про­сле­дил за взгля­дом Ку­ой­ла.
      — Хо­ро­шая кар­ти­на! Это «Ко­ро­ле­ва Ма­рия», стал­ки­ваю­щая­ся со сво­им кон­во­ем «Кю­ра­со». В 1942-м. Это про­изош­ло в три­дца­ти се­ми ки­ло­мет­рах от по­бе­ре­жья Ир­лан­дии, при яс­ной по­го­де и иде­аль­ной ви­ди­мо­сти. «Ко­ро­ле­ва», во­до­из­ме­ще­ни­ем во­семь­де­сят од­на ты­ся­ча тонн, бы­ла пре­вра­ще­на из пас­са­жир­ско­го лай­не­ра в транс­порт­ное во­ен­ное суд­но, а крей­сер был все­го-то че­ты­ре с по­ло­ви­ной ты­ся­чи. Пе­ре­ре­за­ло по­по­лам как ва­ре­ную мор­ковь.
      Ку­ойл пи­сал до тех пор, по­ка у не­го не за­ны­ла ру­ка. Толь­ко то­гда он об­на­ру­жил, что пе­ре­пи­сы­вал на­зва­ния су­дов, ко­то­рые за­шли в порт не­сколь­ко не­дель на­зад.
      — А как я мо­гу уз­нать, где сей­час эти су­да?
      На­чаль­ник пор­та вы­та­щил еще од­ну тет­радь.
      У нее бы­ла об­лож­ка из фа­не­ры, и сло­во ОТ­ПЛЫ­ТИЕ бы­ло вы­жже­но на ней вол­ни­сты­ми ли­ния­ми.
      — Ха-ха, — ска­зал Ку­ойл. — А я ду­мал, что у вас сто­ит ком­пь­ю­тер. За­пол­не­ние этих жур­на­лов долж­но от­ни­мать мно­го сил.
      На­чаль­ник пор­та ука­зал на ни­шу по­за­ди сто­ла. Эк­ран ком­пь­ю­те­ра на­по­ми­нал ки­пя­щее мо­ло­ко. На­чаль­ник пор­та на­жал не­сколь­ко кно­пок, и поя­ви­лись ог­ром­ные го­лу­бые бу­к­вы, обо­зна­чав­шие на­зва­ния су­дов, тон­наж, име­на вла­дель­цев, стра­ну при­пис­ки, вид гру­за, да­ты при­хо­да и от­плы­тия из пор­та, пред­по­след­ний порт за­хо­да, сле­дую­щий порт за­хо­да, сколь­ко дней про­шло с мо­мен­та вы­хо­да из род­но­го пор­та, ко­ли­че­ст­во чле­нов эки­па­жа, имя ка­пи­та­на, да­та его ро­ж­де­ния и да­же но­мер со­ци­аль­ной стра­хов­ки. На­чаль­ник пор­та сно­ва за­сту­чал по кла­виа­ту­ре, и тут же за­гу­дел прин­тер, сбра­сы­вая лис­ты бу­ма­ги в пла­сти­ко­вую кор­зи­ну. Он взял лис­ты и вру­чил их Ку­ой­лу. Это бы­ли ко­ра­бель­ные но­во­сти.
      Улыб­ка, от­крыв­шая встав­ные зу­бы до са­мых кор­ней, рас­ко­ло­ла его ли­цо на две час­ти.
      — Те­перь ты за­пом­нишь, что мы де­ла­ем это дву­мя раз­ны­ми спо­со­ба­ми, — ска­зал он. — Что­бы, ко­гда из-за штор­ма от­клю­ча­ет­ся элек­три­че­ст­во, ты смог все это по­смот­реть в ста­рых до­б­рых жур­на­лах. Вы­пей чаш­ку чая. Нет ни­че­го луч­ше в сы­рой день.
      — Вы­пью, — ска­зал Ку­ойл и сел на край сту­ла. По­то­ки во­ды струи­лись по окон­но­му стек­лу.
      — Уст­раи­вай­ся, — ска­зал на­чаль­ник пор­та, стал­ки­вая со сту­ла ко­та. — Сей­час к нам за­хо­дит мно­го раз­ных су­дов. За­лив на­пол­нен глу­бо­кой во­дой поч­ти по са­мую бе­ре­го­вую ли­нию. Пра­ви­тель­ст­во два го­да на­зад вло­жи­ло сем­на­дцать мил­лио­нов дол­ла­ров в обу­ст­рой­ст­во это­го пор­та. Пе­ре­строи­ло до­ки, при­ча­лы, по­ста­ви­ло но­вый тер­ми­нал для кон­тей­не­ров. В этом го­ду ше­ст­на­дцать кру­из­ных те­п­ло­хо­дов по­да­ли за­яв­ки на при­бы­тие. Они не сто­ят здесь доль­ше од­но­го дня, но, маль­чик мой, как толь­ко они ста­вят но­гу на при­чал, во­круг них на­чи­на­ют кру­тить­ся день­ги.
      — Сколь­ко вы уже этим за­ни­мае­тесь?
      — Смот­ря что ты по­ни­ма­ешь под «этим». Я вы­шел в мо­ре, ко­гда мне бы­ло три­на­дцать лет, па­луб­ным мат­ро­сом у мое­го дя­ди Дон­на­ла на шес­ти­де­ся­ти­тон­ной па­рус­ной шху­не. Мы хо­ди­ли вниз и вверх по по­бе­ре­жью. Там я раз­вил свою си­лу. Да, он кор­мил ме­ня по-цар­ски, но и ра­бо­тать за­став­лял будь здо­ров. По­том я ка­кое-то вре­мя ры­ба­чил на шху­не-плос­ко­дон­ке у бе­ре­гов ост­ро­ва Белл. Ра­бо­тал на при­бреж­ном па­ро­ме, был в тор­го­вом фло­те. Во вре­мя Вто­рой ми­ро­вой слу­жил лей­те­нан­том в Ка­над­ских мор­ских си­лах. По­сле вой­ны всту­пил в бе­ре­го­вую ох­ра­ну. В 1963-м пе­ре­ехал в эту кон­то­ру в ка­че­ст­ве на­чаль­ни­ка пор­та Якор­ной Ла­пы. Про­шло уже три­дцать лет. В сле­дую­щем го­ду я вый­ду на пен­сию. Мне все­го лишь семь­де­сят лет, а они уже го­нят ме­ня. Вот, хо­чу нау­чить­ся иг­рать на банд­жо. Прав­да, ес­ли стру­ны вы­дер­жат. Мне ино­гда труд­но рас­счи­тать соб­ст­вен­ную си­лу. А ты? — Он раз­мял паль­цы, и сус­та­вы за­тре­ща­ли как уг­ли в ко­ст­ре. По­ка­зал свой ми­зи­нец, по­хо­жий на пас­тер­нак.
      — Я? Я про­сто ра­бо­таю в га­зе­те.
      — Ты вы­гля­дишь как че­ло­век, ро­див­ший­ся здесь. Но речь у те­бя чу­жая.
      — Моя се­мья ро­дом с мы­са Ку­ой­лов, но я вы­рос в Шта­тах. Так что я в ка­кой-то сте­пе­ни здесь чу­жой. — Ру­ка Ку­ой­ла мет­ну­лась к под­бо­род­ку.
      На­чаль­ник пор­та по­смот­рел на не­го и при­щу­рил­ся.
      — Да, — ска­зал Ди­ди Ша­вел. — По­хо­же, маль­чик, у те­бя за пле­ча­ми це­лая ис­то­рия. Как вы­шло, что ты вы­рос так да­ле­ко от до­ма? И по­че­му ты вер­нул­ся об­рат­но? — Да­же сей­час он мог про­де­лы­вать трю­ки, дос­той­ные вни­ма­ния.
      Ку­ойл по­сту­чал чаш­кой по блюд­цу.
      — Я был… В об­щем, это все за­пу­тан­но. — И его го­лос со­рвал­ся. Он во­ткнул руч­ку в стра­ни­цу блок­но­та. На­до ме­нять те­му.
      — Этот ко­рабль, — ска­зал он, ука­зав в ок­но. — Что он та­кое?
      На­чаль­ник пор­та на­шел под сту­лом би­нокль и стал смот­реть на бух­ту.
      — «По­ляр­ный Ко­рен­ной Зуб»? Да, его хо­ро­шень­ко по­тре­па­ло. За­хо­дит сю­да ре­гу­ляр­но за ры­бой и сам­ка­ми мор­ско­го ежа для япон­ских гур­ма­нов. Реф­ри­же­ра­тор­ное суд­но, по­стро­ен­ное в Ко­пен­га­ге­не в «Се­вер­ных Де­ли­ка­те­сах» при­мер­но в го­ду 1970-м или 1971-м. Ты ко­гда-ни­будь ви­дел, как они гру­зят са­мок мор­ско­го ежа на за­во­де?
      — Нет, — ска­зал Ку­ойл, ду­мая о зе­ле­ной по­ду­шеч­ке для бу­ла­вок в при­лив­ном бас­сей­не.
      — Кра­со­та! Кра­со­та. Рос­кош­ные де­ре­вян­ные лот­ки. Япош­ки счи­та­ют это ред­ким де­ли­ка­те­сом и пла­тят по сот­не дол­ла­ров за ло­ток. Они вы­кла­ды­ва­ют их узо­ром, как лос­кут­ное одея­ло. «Юми». Они на­зы­ва­ют их «юми». Едят их сы­ры­ми. Их еще по­да­ют в су­ши-ба­рах в Мон­реа­ле. Я их про­бо­вал. Я все про­бо­вал. Мя­со буй­во­ла. По­кры­тых шо­ко­ла­дом му­равь­ев. И сы­рых са­мок мор­ско­го ежа. У ме­ня лу­же­ный же­лу­док.
      Ку­ойл по­тя­ги­вал чай. Ему бы­ло не­мно­го про­тив­но.
      — Вот. Возь­ми би­нокль и по­смот­ри. У не­го пе­ред­няя часть по­хо­жа на лу­ко­ви­цу. Так бы­ло с са­мо­го на­ча­ла, ко­гда его строи­ли. У это­го же су­дов­ла­дель­ца есть еще один ко­рабль, «По­ляр­ный Ре­зец». Реф­ри­же­ра­тор, че­ты­ре шлю­за, изо­ли­ро­ван­ные от­се­ки. По­се­ре­ди­не ко­раб­ля ру­ле­вая руб­ка с кар­той и са­мы­ми по­след­ни­ми на­ви­га­ци­он­ны­ми при­бо­ра­ми. Для сво­его вре­ме­ни он был сна­ря­жен по выс­ше­му раз­ря­ду. По­сле то­го как он по­стра­дал во вре­мя штор­ма, ему по­ста­ви­ли но­вое на­ви­га­ци­он­ное уст­рой­ст­во, но­вые элек­трон­ные тер­мо­мет­ры, по­ка­за­ния ко­то­рых вы­во­ди­лись на мос­тик, и все ос­таль­ное. Ко­гда его строи­ли, в мо­де бы­ла скан­ди­нав­ская ме­бель. Вот ку­да по­шел весь тик! Пом­нишь пес­ню «Нор­веж­ское де­ре­во»? — И он про­пел не­сколь­ко фраз ры­ча­щим ба­сом. — Так вот, этот «По­ляр­ный Ре­зец» об­став­лен ме­бе­лью из про­пи­тан­но­го ти­ка. Вме­сто бас­сей­на там сау­на, что го­раз­до по­лез­нее в этих во­дах, прав­да? Рос­пись на сте­нах с изо­бра­же­ни­ем лыж­ных го­нок, се­вер­ных оле­ней, се­вер­но­го сия­ния и все­го та­ко­го. Ты, на­вер­ное, о нем слы­шал.
      — Нет. Он чем-то зна­ме­нит?
      — Этот ко­рабль раз­вел в раз­ные сто­ро­ны от­ца и сы­на, Дже­ка и его млад­ше­го сы­на Ден­ни­са.
      — Я знаю Ден­ни­са, — ска­зал Ку­ойл. — Он бу­дет ре­мон­ти­ро­вать наш ста­рый дом, на мы­се Ку­ой­лов.
      — Ка­жет­ся, я бы­вал в том до­ме, — ска­зал Ди­ди Ша­вел спо­кой­ным го­ло­сом. — Еще маль­чиш­кой. Дав­ным-дав­но. А Ден­нис, он хо­ро­ший плот­ник. Из не­го по­лу­чил­ся луч­ший плот­ник, чем ры­бак. И это ста­ло боль­шим об­лег­че­ни­ем для Дже­ка, осо­бен­но по­сле все­го, что про­изош­ло с Баг­ги­та­ми на мо­ре. Джек страш­но все­го это­го бо­ит­ся, хо­тя про­во­дит в мо­ре столь­ко вре­ме­ни, сколь­ко мо­жет. Он не хо­тел, что­бы его сы­но­вья ста­но­ви­лись ры­ба­ка­ми. Но, ко­неч­но, оба па­ца­на обо­жа­ли мо­ре. Джек го­во­рил им, что это тя­же­лый труд, тя­же­лая жизнь, а в кон­це не ос­та­ет­ся ни­че­го, кро­ме на­до­рван­но­го здо­ро­вья и ни­ще­ты. И все шан­сы уто­нуть в оди­но­че­ст­ве в чер­тов­ски хо­лод­ной во­де. Имен­но это и слу­чи­лось с его стар­шим сы­ном Джей­со­ном. У не­го об­ле­де­не­ла лод­ка с пол­ным гру­зом ры­бы воз­ле Меш­ко­ва­той от­ме­ли, и он пе­ре­вер­нул­ся, ко­гда ис­пор­ти­лась по­го­да. Про­гноз обе­щал уме­рен­ный ве­тер, но он вне­зап­но пре­вра­тил­ся в штор­мо­вой. Здесь, на бе­ре­гу, был страш­ный се­реб­ри­стый иней. Чем он кра­си­вее, тем опас­нее. Да­вай-ка еще чай­ку. — И он под­лил жид­ко­сти в чер­ную чаш­ку Ку­ой­ла. У то­го язык уже был же­ст­ким, как у кош­ки.
      — Так вот, Ден­нис ста­но­вит­ся под­мас­терь­ем у из­вест­но­го в Сент-Джон­се плот­ни­ка, ка­жет­ся, его зва­ли Брай­ан Кор­ки. Учит­ся это­му ре­мес­лу, от раз­мет­ки до по­ли­ров­ки. И что он де­ла­ет даль­ше? Уст­раи­ва­ет­ся на свою пер­вую ра­бо­ту. Су­до­вым плот­ни­ком на «По­ляр­ный Ре­зец»! Суд­но по­сто­ян­но в рей­се, в Ев­ро­пу и об­рат­но, два­ж­ды бы­ло в Япо­нии, в Нью-Йор­ке. Ден­нис так­же обо­жал свои лод­ки и мо­ре не мень­ше Дже­ка и Джей­со­на. Он ско­рее со­гла­сил­ся бы ры­ба­чить, чем за­ни­мать­ся чем-ли­бо дру­гим. Но Джек не хо­тел ни­че­го слы­шать. Как он злил­ся! Это бы­ло что-то страш­ное. Он же ду­мал, что. став плот­ни­ком, Ден­нис бу­дет на бе­ре­гу в безо­пас­но­сти. Он бо­ял­ся, по­ни­ма­ешь, бо­ял­ся за не­го. А мы час­то злим­ся на то, че­го бо­им­ся. И Джек был прав. По­ни­ма­ешь, он ведь зна­ет, что мо­ре ме­тит Баг­ги­тов. Тем вре­ме­нем как-то зи­мой раз­ра­зил­ся один из штор­мов. Так по­лу­чи­лось, что «По­ляр­ный Ре­зец» как раз в не­го по­пал. В двух сот­нях миль к юго-вос­то­ку от Сент-Джон­са. Фев­раль­ские штор­мы су­ро­вы, и этот был та­ким. Хо­лод, глу­би­на со­рок фу­тов, ура­ган­ный ве­тер со ско­ро­стью пять­де­сят уз­лов. Ты ко­гда-ни­будь был в мо­ре во вре­мя штор­ма. Ку­ойл?
      — Нет, — ска­зал Ку­ойл. — И не хо­чу.
      — Он ни­ко­гда те­бя не по­ки­да­ет. По­сле не­го ты ни­ко­гда не смо­жешь слу­шать ве­тер, не вспо­ми­ная воя си­ре­ны, брызг во­ды, греб­ней волн, пре­вра­тив­ших­ся в пе­ну, скри­па и скре­же­та бед­но­го ко­раб­ля. Это са­мо по се­бе уже пло­хо, в лю­бое вре­мя, но ко­гда это про­ис­хо­дит в раз­гар зи­мы, при страш­ном мо­ро­зе, об­ле­де­нев­ших по­руч­нях и всей ос­на­ст­ке, — пи­ши про­па­ло. И лед рас­тет до тех пор, по­ка его вес не ока­зы­ва­ет­ся слиш­ком боль­шим. Так вот. Снег то­гда ва­лил так гус­то, что за ок­ном не бы­ло вид­но ни­че­го, кро­ме бе­лой ме­те­ли. Да­же ули­цы. Сте­ны до­мов с се­ве­ро-за­па­да по­кры­лись три­дца­ти­сан­ти­мет­ро­вым сло­ем сне­га, твер­до­го, как сталь.
      Чаш­ка Ку­ой­ла ос­ты­ла в его ру­ках. Он слу­шал. Ста­рик ссу­ту­лил­ся. Сло­ва про­ры­ва­лись сквозь сжа­тые зу­бы. Про­шлое бур­ли­ло в его гор­ле.
      — Ко­рабль пы­тал­ся дой­ти до безо­пас­но­го пор­та, по­сы­лал сиг­на­лы бед­ст­вия по всей Се­вер­ной Ат­лан­ти­ке, до Ев­ро­пы. Неф­те­на­лив­ное суд­но ли­ши­лось мос­ти­ка, вме­сте с ка­пи­та­ном. Гру­зо­вой ко­рабль, гру­жен­ный же­лез­ной ру­дой, по­шел ко дну вме­сте со всем эки­па­жем. Бол­гар­ский кор­мо­вой трау­лер раз­ло­мил­ся на две час­ти, все по­гиб­ли. Су­да в пор­тах це­п­ля­лись яко­ря­ми и би­лись друг о дру­га. Пло­хой шторм. Не­где бы­ло от не­го спря­тать­ся. «По­ляр­но­му Рез­цу» при­шлось ту­го. От­кры­тое мо­ре — не ме­сто для про­гу­лок. Ка­пи­тан дер­жал ма­лую ско­рость, толь­ко что­бы ко­рабль ос­тал­ся управ­ляе­мым, и дер­жал курс про­тив вет­ра, на­де­ясь пе­ре­жить шторм. Э, да ты по­про­си Ден­ни­са рас­ска­зать те­бе об этом как-ни­будь. Кровь в жи­лах сты­нет, как по­ду­ма­ешь о том, что до­ве­лось ис­пы­тать ко­раб­лю. Вы­ле­те­ли ок­на ру­ле­вой руб­ки. Вот оно, не­объ­ят­ное мо­ре. Всю ночь лю­ди толь­ко и ду­ма­ли о том, до­тя­нут ли они до ут­ра? Они про­дер­жа­лись эту ужас­ную ночь. На­стал день, и из­ме­ни­лось толь­ко то, что те­перь они мог­ли ви­деть чу­до­вищ­ные вол­ны, ко­то­рые об­ру­ши­ва­лись на них. Ощу­щать гнев бу­шую­ще­го мо­ря.
      Вско­ре по­сле рас­све­та под­ня­лась вол­на, ог­ром­ная вы­со­кая сте­на, в ко­то­рую мог­ла уме­стить­ся по­ло­ви­на Ат­лан­ти­ки, а по­том раз­дал­ся жут­кий взрыв. Ден­нис го­во­рил, что то­гда ему по­ка­за­лось, что ко­рабль вре­зал­ся в айс­берг или что-то взо­рва­лось на бор­ту. Он еще ог­лох по­сле это­го на ка­кое-то вре­мя. Но это гро­мы­ха­ло мо­ре. Сталь­ной кор­пус ко­раб­ля трес­нул по­се­ре­ди­не от тя­же­сти этой вол­ны. Тре­щи­на бы­ла тол­щи­ной око­ло трех сан­ти­мет­ров, от пра­во­го до ле­во­го бор­та. Так вот, за­бе­га­ли они, ста­ли ме­сить бе­тон, что­бы за­крыть им тре­щи­ну, дра­ли ще­пу, де­ла­ли все, что­бы ос­та­но­вить во­ду. Но она все тек­ла, за­пол­няя шлю­зы. Они уже бы­ли по по­яс в во­де.
      Ку­ойл на­брал пол­ный рот чаю.
      — Тя­же­лые вол­ны да рву­щая­ся в трюм во­да ста­ли тя­нуть ко­рабль вниз. Ка­за­лось, он уже вот-вот пой­дет ко дну, и ка­пи­тан от­дал при­каз по­ки­нуть ко­рабль. Ви­дел бы ты эти кро­хот­ные спа­са­тель­ные шлюп­ки на вол­нах! А даль­ше про­изош­ли две лю­бо­пыт­ные ве­щи. Пер­вая — это, как ты ви­дишь, «По­ляр­ный Ре­зец» не за­то­нул. Про­сто лег на один бок. Ко­гда ка­пи­тан уви­дел, что он еще на пла­ву, то по­вер­нул­ся и сно­ва взо­шел на борт. На сле­дую­щий день на них на­ткнул­ся спа­са­тель­ный бук­сир, ко­то­рый взял их на трос и при­вел до­мой.
      — А Ден­нис?
      Но тут за­зво­нил те­ле­фон, и ста­рик за­хро­мал в свою ком­на­ту с кар­та­ми. От­ту­да гу­дел его го­лос, по­ка он с кем-то раз­го­ва­ри­вал. По­том он сно­ва вы­шел на по­рог.
      — В об­щем, я дол­жен за­круг­лять­ся. Тут за­дер­жа­ли рус­ский трау­лер внут­ри двух­со­тмиль­ной зо­ны. Они ры­ба­чи­ли без ли­цен­зии, да еще и тра­ли­ли се­тью с мел­кой яче­ей. Вто­рой раз ло­вим этот ко­рабль и это­го ка­пи­та­на. Бе­ре­го­вая ох­ра­на со­про­во­ж­да­ет их сю­да. Мне на­до за­пол­нить па­ру бу­маг. При­хо­ди на сле­дую­щей не­де­ле, и мы по­пьем чай­ку.

***

      Ку­ойл шел вдоль при­ста­ни, вы­тя­ги­вая шею, что­бы по­смот­реть на «По­ляр­ный Ре­зец», но тот за­те­рял­ся сре­ди до­ж­дя. Муж­чи­на в жа­ке­те го­ро­хо­во­го цве­та и пла­сти­ко­вых сан­да­ли­ях гла­зел на ре­зи­но­вые са­по­ги в вит­ри­не ма­га­зи­на мор­ских то­ва­ров Ка­ди. Мок­рые, крас­ные паль­цы на но­гах. Он ска­зал что-то, ко­гда Ку­ойл про­хо­дил ми­мо. Ма­га­зин ли­ке­ров, ско­бя­ные то­ва­ры для мо­ря­ков. Пас­са­жир­ский те­п­ло­ход мед­лен­но дрей­фо­вал по на­прав­ле­нию к за­во­ду по пе­ре­ра­бот­ке ры­бы. Фи­гу­ра в жел­том не­про­мо­кае­мом пла­ще стоя­ла, об­ло­ко­тив­шись на по­руч­ни, и смот­ре­ла на смор­щен­ную от ка­пель до­ж­дя во­ду цве­та ма­шин­но­го мас­ла.
      В кон­це при­ста­ни стоя­ли упа­ко­воч­ные ящи­ки, пах­ло му­со­ром. Воз­ле ящи­ков стоя­ла ма­лень­кая лод­ка, ря­дом с ко­то­рой бы­ла кар­тон­ная таб­лич­ка с над­пи­сью «Про­да­ет­ся». Ку­ойл по­смот­рел на лод­ку. Дождь лил­ся по­то­ком по пе­ре­вер­ну­то­му дни­щу, ба­ра­ба­нил по кам­ням.
      — За сот­ню мо­жешь взять ее се­бе. — Опер­шись о двер­ной ко­сяк, пе­ред ним сто­ял муж­чи­на, за­су­нув ру­ки в кар­ма­ны. — Мой сын по­стро­ил ее и уе­хал. Вы­иг­рал пять­сот дол­ла­ров в ло­те­рею и уе­хал на це­ли­ну. Там, где лю­ди жи­вут со змея­ми. — Он хи­хик­нул; — По­ехал ло­вить свою уда­чу, чтоб ее.
      — Да я про­сто смот­рел. — Лод­ка со­всем не вы­гля­де­ла на сто дол­ла­ров. Хо­тя внеш­не она бы­ла впол­не при­лич­ной. До­воль­но креп­кой. Она бы­ла вы­кра­ше­на в се­рый и бе­лый цве­та. Прак­ти­че­ски но­вая. Ку­ойл по­сту­чал по ней кос­тяш­ка­ми паль­цев.
      — Вот что я те­бе ска­жу, — сно­ва за­го­во­рил муж­чи­на. — Да­вай мне пять­де­сят, и она твоя.
      — Она не про­те­ка­ет?
      — Не! Не про­те­ка­ет. Силь­ная, как мор­ской бык. Сын вот по­стро­ил, а те­перь уе­хал. Хо­ро­шо уст­ро­ил­ся, да? Я хо­чу уб­рать ее с глаз до­лой. Я со­би­рал­ся ее сжечь, — гру­ст­но ска­зал он, вни­ма­тель­но при­смот­рев­шись к Ку­ой­лу. — Что­бы не пе­ре­жи­вать, ко­гда ее ви­жу. Она на­по­ми­на­ет мне о сы­не.
      — Нет, нет. Не на­до ее жечь, — ска­зал Ку­ойл. — Не ра­зо­рюсь же я из-за пя­ти­де­ся­ти бак­сов, прав­да? — Он на­шел пя­ти­де­ся­ти­дол­ла­ро­вую банк­но­ту и по­лу­чил ко­ря­вую рас­пис­ку о про­да­же лод­ки на об­рат­ной сто­ро­не кон­вер­та. Ку­ойл за­ме­тил, что курт­ка муж­чи­ны бы­ла сде­ла­на из ка­ко­го-то гру­бо­го ма­те­риа­ла. Рва­ная, с пят­на­ми на бо­ку.
      — У те­бя при­цеп есть? — Муж­чи­на жес­том по­ка­зал на лод­ку де­лая ру­кой кру­ги в воз­ду­хе, ими­ти­руя вра­ща­тель­ное дви­же­ние.
      — Нет. И как я ее от­ве­зу до­мой?
      — Мо­жешь на­нять его у Кад­ди, ес­ли не ис­пу­га­ешь­ся его цен. Или мы по­ло­жим ее в люль­ку твое­го гру­зо­ви­ка.
      — У ме­ня нет гру­зо­ви­ка, — ска­зал Ку­ойл. — У ме­ня «уни­вер­сал». — У не­го ни­ко­гда не ока­зы­ва­лось нуж­ной ве­щи.
      — Ну и что, это поч­ти од­но и то же. Глав­ное, не жми на газ. Ну она бу­дет сви­сать спе­ре­ди и не­мно­го сза­ди.
      — А что это во­об­ще за лод­ка? Как она на­зы­ва­ет­ся?
      — Да это про­сто бы­ст­ро­ход­ный ка­тер. По­ставь на нее мо­тор — и то-то по­ве­се­лишь­ся, рас­се­кая вдоль бе­ре­га! — Муж­чи­на ожи­вил­ся и стал про­яв­лять ин­те­рес. — Ско­ро эта дожд­ли­вая по­го­да за­кон­чит­ся.
      В ре­зуль­та­те Ку­ойл на­нял при­цеп и вме­сте с этим муж­чи­ной и по­лу­дю­жи­ной дру­гих, то и де­ло раз­ра­жав­ших­ся хо­хо­том и по­хло­пы­вав­ших про­дав­ца по пле­чу в ма­не­ре, ко­то­рую Ку­ойл пред­по­чел про­иг­но­ри­ро­вать, под­ня­ли лод­ку в при­цеп. Он от­пра­вил­ся об­рат­но в «Бол­туш­ку». Черт возь­ми, да пя­ти­де­ся­ти дол­ла­ров ед­ва ли хва­ти­ло бы, что­бы оп­ла­тить ужин на чет­ве­рых. Сте­на до­ж­дя ка­за­лась сплош­ной, ко­леб­лю­щей­ся ма­те­ри­ей. Лод­ка под­ра­ги­ва­ла в при­це­пе.
      Он уви­дел ее. Вы­со­кая жен­щи­на в зе­ле­ном ма­кин­то­ше. Она, как обыч­но, шла вдоль до­ро­ги, с от­ки­ну­тым на­зад ка­пю­шо­ном. Спо­кой­ное, поч­ти кра­си­вое ли­цо, крас­но­ва­тые во­ло­сы за­пле­те­ны в ко­сы и уло­же­ны во­круг го­ло­вы в ве­нец, на ста­рый ма­нер. Мок­рые во­ло­сы. Она бы­ла од­на. По­смот­ре­ла пря­мо на не­го. Они од­но­вре­мен­но по­ма­ха­ли друг дру­гу, и Ку­ой­лу по­ка­за­лось, что но­ги у нее долж­ны быть, как у бе­гу­на ма­ра­фо­нов.

***

      Он мед­лен­но во­шел в ком­на­ту но­во­стей и сел за стол. Там бы­ли толь­ко На­тбим и Терт Кард. На­тбим на­по­ло­ви­ну спал из-за влия­ния низ­ко­го дав­ле­ния, приль­нув ухом к ра­дио­при­ем­ни­ку. Кард раз­го­ва­ри­вал по те­ле­фо­ну, од­но­вре­мен­но сту­ча по кла­ви­шам ком­пь­ю­те­ра. Ку­ойл хо­тел ска­зать что-то На­тби­му, но пе­ре­ду­мал. Вме­сто это­го он ре­шил за­нять­ся ко­ра­бель­ны­ми но­во­стя­ми. «Скуч­но», — по­ду­мал он.

      Су­да, за­шед­шие в порт на этой не­де­ле:
      «Бел­ла» (Ка­на­да), из рай­она про­мыс­ла ры­бы
      «Фа­ре­вел» (Ка­на­да), из Мон­реа­ля
      «Фокс­фа­ер» (Ка­на­да), из За­ли­ва Не­сча­стий
      «Ми­на­ту Ма­ру 54» (Япо­ния), из рай­она про­мыс­ла ры­бы
      «Пес­ка­ме­ска» (Пор­ту­га­лия), из рай­она про­мыс­ла ры­бы
      «Пор­то Сан­то» (Па­на­ма), из от­кры­то­го мо­ря
      «Шок» (Рос­сия), из рай­она про­мыс­ла ры­бы
      «Зиг­гу­рат Зап» (США), из от­кры­то­го мо­ря

      И так да­лее.
      В че­ты­ре ча­са Ку­ойл от­дал ко­ра­бель­ные но­во­сти Тер­ту Кар­ду, ко­то­рый при­жи­мал пле­чом те­ле­фон­ную труб­ку к влаж­но­му уху и про­дол­жал пе­ча­тать. Сно­ва у не­го за­бо­лит шея.
      Сна­ру­жи по­слы­ша­лось хло­па­нье ав­то­мо­биль­ных две­рей. За­дре­без­жал го­лос Бил­ли Прит­ти. На­тбим ми­гом про­бу­дил­ся.
      — Мис­тер Джек Баг­гит и Бил­ли Прит­ти вер­ну­лись с мес­та ав­то­мо­биль­ной ава­рии. По­ка те­бя не бы­ло, Ку­ойл, тут бы­ло столк­но­ве­ние с ло­сем. Два тру­па. И лось.
      «Сно­ва про­нес­ло», — по­ду­мал Ку­ойл.
      — На­де­юсь, они смог­ли все снять с раз­ных уг­лов, что­бы мы мог­ли при­крыть скуд­ные спор­тив­ные но­во­сти, — ска­зал Терт Кард, впе­ча­ты­вая ко­ра­бель­ные но­во­сти Ку­ой­ла.
      Про­шло не­сколь­ко ми­нут, но дверь по-преж­не­му бы­ла за­кры­та. Ку­ойл знал, что они смот­ре­ли на его лод­ку. Ну что ж, он пред­при­нял ре­ши­тель­ный шаг. Улыб­нул­ся, под­го­то­вил ис­то­рию о том, как в один мо­мент ре­шил ее ку­пить и при­вез­ти сю­да, и сра­зу же по­чув­ст­во­вал в се­бе пе­ре­ме­ну. Что он те­перь го­тов от­пра­вить­ся в мо­ре, что­бы ов­ла­деть сво­им на­след­ст­вом.
      От­кры­лась дверь. Вле­тел Бил­ли Прит­ти и по­шел пря­мо к сво­ему сто­лу, да­же не взгля­нув на Ку­ой­ла. Джек Баг­гит, с мок­ры­ми от до­ж­дя во­ло­са­ми, про­шел по­ло­ви­ну ком­на­ты, ос­та­но­вил­ся на­про­тив сто­ла Ку­ой­ла и про­ши­пел сквозь дым: «На хре­на ты ку­пил эту шту­ко­ви­ну?»
      — А что? Мне все со­ве­то­ва­ли ку­пить лод­ку! Эта бы­ла ни­чем не ху­же дру­гих. И це­на бы­ла хо­ро­шая. Те­перь я смо­гу пе­ре­дви­гать­ся го­раз­до бы­ст­рее. Это ско­ро­ст­ной ка­тер.
      — Это ло­хань, а не ка­тер! — ска­зал Джек Баг­гит. — Луч­шее, что с ней мож­но сде­лать, — это из­ба­вить­ся от нее под по­кро­вом но­чи. — И он хлоп­нул две­рью в свой ка­би­нет. Они слы­ша­ли, как он что-то бор­мо­тал, чир­кал спич­кой, от­кры­вал и за­кры­вал ящи­ки сто­ла. На­тбим и Терт Кард вы­шли и ус­та­ви­лись на лод­ку Ку­ой­ла.
      — Да чем пло­ха эта лод­ка? — спро­сил Ку­ойл, вски­нув ру­ки. — Мне все го­во­рят ку­пить лод­ку, а как толь­ко я это де­лаю, за­яв­ля­ют, что мне не стои­ло ее по­ку­пать.
      — Я ска­зал те­бе ку­пить слав­ную ма­лень­кую род­ни, пя­ти мет­ров дли­ной, с дви­га­те­лем в семь ло­ша­ди­ных сил, с доб­рот­ным кор­пу­сом, ко­то­рый удер­жи­ва­ет во­ду, с хо­ро­шим раз­ва­лом, не слиш­ком глу­бо­кую. Слав­ную ма­лень­кую лод­ку, ко­то­рая удер­жит­ся во вре­мя кач­ки. А ты ку­пил ко­сую раз­дол­бай­ку, ко­то­рая сго­дит­ся раз­ве что для то­го, что­бы от­плыть на три мет­ра от бе­ре­га, и то при спо­кой­ной по­го­де. Кор­пус весь буг­ри­стый, как рябь на мо­ре. Мо­то­ра нет, фор­ма не­пра­виль­ная. Лод­ка бу­дет ка­чать­ся и пры­гать на во­де, за­ры­вать­ся но­сом, чер­пать во­ду и в кон­це кон­цов про­сто за­то­нет.
      На­тбим не ска­зал ни сло­ва, но по­смот­рел на Ку­ой­ла так, буд­то, раз­во­ра­чи­вая по­да­рок, на­ткнул­ся на па­ру ней­ло­но­вых чу­лок. Бил­ли Прит­ти сно­ва за­го­во­рил:
      — Эта лод­ка бы­ла по­строе­на глу­пым и не­уме­лым маль­чиш­кой, сы­ном Ри­де­ра Гау­ча, ко­то­рый сбе­жал из до­ма че­рез ме­сяц по­сле то­го, как ее по­стро­ил. У не­го во­об­ще нет ни­ка­ких спо­соб­но­стей. Она ма­ло то­го что ни на что не го­дит­ся, так на нее и смот­реть-то без слез не­воз­мож­но. Как во­об­ще мож­но бы­ло де­лать лод­ку с но­сом, вы­гну­тым в об­рат­ную сто­ро­ну? Я ни­ко­гда не ви­дел ло­док с та­ким но­сом. Та­ких тут не де­ла­ют. Ри­дер го­во­рил, что со­би­ра­ет­ся ее сжечь. Так вот, жаль, что не сжег. Я со­ве­то­вал те­бе ку­пить ма­лень­кую род­ни, по­то­му что она имен­но то, что те­бе нуж­но. Или мо­тор­ную лод­ку-плос­ко­дон­ку. Или хо­ро­ший ка­тер. А в эту мож­но толь­ко на­брать кам­ней и вы­толк­нуть ее в во­ду. Съез­ди в бух­ту Мо­на­ше­ской Су­мы и по­го­во­ри с дя­дюш­кой Шэ­гом Ди­мо­лом и Эл­ви­ном Яр­ком. Най­ми ко­го-ни­будь из них, что­бы они сде­ла­ли те­бе слав­ную лод­ку. Они сде­ла­ют те­бе су­де­ныш­ко, у ко­то­ро­го бу­дет пол­ная гар­мо­ния ме­ж­ду но­сом и кор­мой.
      Ба­ра­ба­нил дождь. «Глу­пец сно­ва де­ла­ет ошиб­ку».

      Те­туш­ка стоя­ла в сво­ем шер­стя­ном паль­то, ко­гда Ку­ойл во­шел в их но­мер в мо­те­ле. За­мер­ший про­филь с ос­тек­ле­нев­шим взгля­дом. На по­лу ря­дом с ок­ном ле­жал свер­ток, об­мо­тан­ный про­сты­ней и пе­ре­вя­зан­ный шну­ром.
      — Где де­ти? — спро­сил Ку­ойл. — Что это?
      — Они но­чу­ют в до­ме Ден­ни­са и Би­ти. Я по­ду­ма­ла, что им там бу­дет луч­ше при сло­жив­ших­ся об­стоя­тель­ст­вах. По­сле то­го, что про­изош­ло се­го­дня ут­ром. Это Уор­рен, — она ука­за­ла на свер­ток. — Она умер­ла днем, под кро­ва­тью, толь­ко ла­пы тор­ча­ли. — Те­туш­ка не пла­ка­ла, и у нее не сры­вал­ся го­лос. Ку­ойл по­хло­пал ее по пле­чу, по­чув­ст­во­вал под ру­кой же­ст­кую под­клад­ку. На ру­ка­ве ос­та­лись во­лос­ки со­бачь­ей шер­сти.
      — Де­воч­кам по­нра­ви­лось у Би­ти. Они иг­ра­ют и ри­су­ют с их деть­ми. У Баг­ги­тов де­ти то­го же воз­рас­та. Они умо­ля­ли ос­та­вить Сан­шайн и Бан­ни у них на ночь. Я по­ду­ма­ла, что ты не бу­дешь воз­ра­жать. Учи­ты­вая об­стоя­тель­ст­ва. Я ска­за­ла им, что Уор­рен при­шлось уй­ти. По-мо­ему, они не по­ня­ли, что я име­ла в ви­ду. Сан­шайн слиш­ком ма­лень­кая, а вот Бан­ни хо­те­ла точ­но знать, ко­гда Уор­рен вер­нет­ся. На­де­юсь, что ты луч­ше ме­ня смо­жешь все им объ­яс­нить. — Она го­во­ри­ла, буд­то пе­ре­чис­ля­ла бу­к­вы ал­фа­ви­та. Го­лос был чем-то сред­ним ме­ж­ду сто­ном и мол­ча­ни­ем.
      — Бед­ная ста­руш­ка Уор­рен. Мне очень жаль, те­туш­ка. — Ему дей­ст­ви­тель­но бы­ло жаль. Он не­ук­лю­же сгор­бил­ся в крес­ле, от­крыл бу­тыл­ку пи­ва. По­ду­мал об убий­ст­вен­ных снах Бан­ни, ко­то­рые всех их бу­ди­ли. Де­воч­ка про­сы­па­лась вся в по­ту, со зрач­ка­ми, как гор­лыш­ко пу­зырь­ка с чер­ни­ла­ми Бил­ли. Он по­на­де­ял­ся, что она не раз­бу­дит Ден­ни­са и Би­ти.
      — Что ска­зал Ден­нис о ре­мон­те? — Это про­зву­ча­ло ус­та­ло.
      — Ну, — ска­за­ла те­туш­ка, ве­шая паль­то и уби­рая бо­тин­ки. — Он счи­та­ет, что ес­ли ему кто-ни­будь по­мо­жет, то мы смо­жем въе­хать ту­да, в том смыс­ле, что там бу­дет кры­ша, уже че­рез две не­де­ли. Пред­став­ля­ешь? Пом­ня об этом, я взя­ла в обо­рот здеш­не­го ад­ми­ни­ст­ра­то­ра и вы­тряс­ла из не­го зна­ме­ни­тый хо­ло­стяц­кий но­мер, че­рез эту дверь, — она ука­за­ла на бо­ко­вую сте­ну. — Он бу­дет наш до кон­ца на­ше­го пре­бы­ва­ния здесь, и мы ос­тав­ля­ем его за со­бой. Это все за те же день­ги, что мы сей­час пла­тим за наш но­мер. Смот­ри, — и она от­кры­ла дверь, по­ка­зав ему од­но­спаль­ную кро­вать и ма­лень­кую ку­хонь­ку. — Ты мо­жешь спать там, а я ос­та­нусь здесь, с де­воч­ка­ми. Во вся­ком слу­чае, у нас поя­вит­ся чуть боль­ше лич­но­го про­стран­ст­ва, чуть боль­ше мес­та. Мы смо­жем ва­рить ко­фе по ут­рам и го­то­вить зав­трак, а не ис­пы­ты­вать свой ха­рак­тер на проч­ность в за­ве­де­нии вни­зу. Зав­тра я ку­п­лю кое-ка­ких про­дук­тов. — Она вы­та­щи­ла свою бу­тыл­ку вис­ки и на­ли­ла се­бе не­мно­го.
      — А те­перь о том, что мо­ло­дой Ден­нис со­би­ра­ет­ся де­лать в до­ме. Он го­во­рит, что ес­ли ты бу­дешь по­мо­гать ему по вы­ход­ным, то это­го бу­дет дос­та­точ­но. Бу­дет труд­но, но мы спра­вим­ся. Ху­же, чем в этом мес­те, быть не мо­жет. Ос­таль­ной ре­монт бу­дет про­дол­жать­ся до осе­ни. Он счи­та­ет, что нам сто­ит при­смот­реть се­бе ге­не­ра­тор, га­зо­вую пли­ту и па­ру бал­ло­нов про­па­на. Он мо­жет до­го­во­рить­ся с пар­ниш­кой на буль­до­зе­ре, что­бы рас­чис­тить до­ро­гу от пер­ча­точ­ной фаб­ри­ки до две­рей до­ма. Он ска­зал, что это мож­но сде­лать зав­тра, ес­ли у нас есть сред­ст­ва. Я ска­за­ла, что сред­ст­ва най­дем, по­то­му что это на­до сде­лать. Но сна­ча­ла ему нуж­ны ка­кие-ни­будь сваи, что­бы по­стро­ить что-то вро­де до­ка, что­бы Ден­нис мог за­во­зить строи­тель­ный ма­те­ри­ал на лод­ке. Есть тут один че­ло­век, я толь­ко за­бы­ла, как его зо­вут, он рань­ше стро­ил при­ча­лы по все­му по­бе­ре­жью. Он те­перь ото­шел от дел, но мо­жет взять­ся за не­боль­шую ра­бо­ту, как эта, и за­кон­чить ее за не­сколь­ко дней, ес­ли мы на­бе­рем на­ро­ду, что­бы по­мочь ему с тя­же­лы­ми ве­ща­ми. Ден­нис ска­зал, что так бу­дет на­мно­го бы­ст­рее, чем ез­да по до­ро­ге.
      Ку­ойл кив­нул, но на его ли­це по-преж­не­му не бы­ло ни­ка­ко­го вы­ра­же­ния. Те­туш­ка вздох­ну­ла и по­ду­ма­ла, что ес­ли бы толь­ко она мог­ла пе­ре­са­дить свою ста­рую плоть на мо­ло­дые кос­ти, то дав­но бы сде­ла­ла все са­ма. Она смог­ла бы уст­ро­ить­ся на но­вую ра­бо­ту, управ­лять лод­кой, вос­ста­но­вить дом и пе­ре­жить смерть не­вер­но­го суп­ру­га. Она под­хва­ти­ла пач­ку на­бро­сков и спи­сков с длин­ны­ми ко­лон­ка­ми рас­че­тов и раз­ло­жи­ла их по сто­лу. Креп­кие паль­цы, ров­но об­ре­зан­ные ног­ти.
      — Жаль, что я не мо­гу най­ти мой каль­ку­ля­тор, — ска­за­ла она. — Ден­нис тут все рас­счи­ты­ва­ет, ему при­хо­дит­ся все сум­ми­ро­вать три­ж­ды, и он час­то сби­ва­ет­ся. По­хо­же, я со­всем ра­зу­чи­лась счи­тать. Го­во­рят, ес­ли бу­дешь де­сять раз в день ре­шать ариф­ме­ти­че­ские при­ме­ры, то стар­че­ский ма­разм те­бе не гро­зит. Прав­да, ес­ли это­му ве­рить, то все бан­ки­ры долж­ны быть на­стоя­щи­ми ге­ния­ми, а это не так. Бан­ки­ры — са­мые твер­до­ло­бые су­ще­ст­ва на зем­ле. — Ку­ойл раз­вер­нул стул и изо­бра­зил за­ин­те­ре­со­ван­ность. «Муж­чи­на ос­та­ет­ся рав­но­душ­ным к судь­бе сво­его ро­до­во­го гнез­да».
      — Са­мая боль­шая слож­ность за­клю­ча­ет­ся в уте­п­ле­нии. Ес­ли мы бу­дем жить в до­ме, то нам нель­зя ло­мать всю шту­ка­тур­ку и об­шив­ку. На это уй­дет слиш­ком мно­го вре­ме­ни, и мы мо­жем за­дох­нуть­ся от пы­ли. По­это­му у не­го есть дру­гая идея. Он пред­ла­га­ет на­бить но­вую об­шив­ку пря­мо по­верх ста­рой, по­ло­жить свер­ху уте­п­ли­тель и за­крыть его дре­вес­ной пли­той. По­лу­чит­ся дом внут­ри до­ма. Это хо­ро­шо, осо­бен­но по­то­му, что я не хо­чу ни­ка­кой пла­ст­мас­со­вой ерун­ды на сте­нах сна­ру­жи. Он го­во­рит, мол, ви­ни­ло­вая на­руж­ная об­шив­ка удер­жи­ва­ет те­п­ло, ее не на­до кра­сить, и ее все­гда мож­но ку­пить. А я го­во­рю, что не со­гла­шусь от­де­лать ею да­же свой гроб.
      Она в два глот­ка вы­пи­ла свой вис­ки, по­звя­ки­вая един­ст­вен­ным ку­би­ком льда. Ку­ойл уди­вил­ся, уви­дев, что она на­ли­ва­ет се­бе вто­рую пор­цию. Умер­ла ста­рая со­ба­ка.
      — Что ты хо­чешь сде­лать с Уор­рен?
      — Нет смыс­ла пы­тать­ся ее по­хо­ро­нить, — ска­за­ла она. — Здесь сплош­ные кам­ни. Я бы луч­ше от­вез­ла ее к мо­рю и про­сти­лась с ней там. Ко­рот­ко про­во­дить, ну, зна­ешь, ска­зать па­ру слов. Я хо­те­ла съез­дить на по­бе­ре­жье и най­ти под­хо­дя­щее ме­сто. И от­дать ее вол­нам. Бед­ная Уор­рен. Она не ус­пе­ла ис­пы­тать здесь сча­стья. Так и не смог­ла по-на­стоя­ще­му по­ра­до­вать­ся от­кры­то­му про­стран­ст­ву, про­гул­кам по бе­ре­гу. Со­ба­ки это лю­бят.
      — Я ку­пил се­го­дня лод­ку, те­туш­ка. Жаль толь­ко, что не взял к ней мо­тор. Мы мог­ли бы вы­вез­ти Уор­рен в мо­ре. Толь­ко я не умею ею управ­лять.
      — Не мо­жет быть!
      — Мо­жет. Толь­ко Джек Баг­гит го­во­рит, что она ни­ку­да не го­дит­ся. Я поч­ти ни­че­го за нее не за­пла­тил. Па­рень прак­ти­че­ски от­дал мне ее да­ром. Пять­де­сят дол­ла­ров. Я хо­чу ска­зать, те­туш­ка, да­же ес­ли это пло­хая лод­ка, то она дос­та­лась нам де­ше­во. Я взял в арен­ду при­цеп. Те­перь нам на­до ку­пить мо­тор. С этой лод­кой я мо­гу нау­чить­ся пла­вать.
      Те­туш­ка вы­гля­ну­ла в ок­но.
      — Я не ви­жу ее от­сю­да, — ска­за­ла она. — Но ты по­сту­пил пра­виль­но. Мо­жет быть, ты смо­жешь по­пла­вать с Ден­ни­сом, по­смот­реть, как он управ­ля­ет­ся со сво­ей лод­кой.
      Раз­дал­ся стук в дверь. Стук с лю­бо­пыт­ным рит­мом. И сно­ва раз­да­лась дробь, по­хо­жая на ба­ра­бан­ную. Где он мог слы­шать ее рань­ше? На­тбим.
      — При­вет, при­вет, — ска­зал На­тбим.
      Пе­ре­сту­пая длин­ны­ми но­га­ми, он во­шел в ком­на­ту, по­жал те­туш­ке ру­ку и вру­чил ей бу­тыл­ку ко­рич­не­во­го ви­на, «Vin de France Re­serve de Terre Neuve». По­жал ру­ку Ку­ой­лу, ос­мот­рел­ся с улыб­кой, буд­то вос­хи­ща­ясь ори­ги­наль­ной об­ста­нов­кой. Он сел на стул, ко­то­рый бли­же все­го сто­ял к Уор­рен. Его ко­ле­ни ока­за­лись поч­ти на уров­не плеч. Мель­ком взгля­нул на са­ван.
      — Я тут ре­шил зай­ти, — ска­зал он. — Что­бы рас­ска­зать те­бе о мо­ей лод­ке. В ре­дак­ции не­воз­мож­но раз­го­ва­ри­вать. Я бы мог под­ска­зать те­бе кое-что на­счет той лод­ки, что ты ку­пил. Ста­рик Баг­гит был к ней су­ров. Ты мо­жешь най­ти ей при­ме­не­ние, толь­ко будь очень ос­то­ро­жен. Мне здесь боль­ше не с кем по­го­во­рить. Я ни с кем не раз­го­ва­ри­вал с тех пор, как прие­хал сю­да. Про­шло уже во­семь ме­ся­цев, как я слы­шал ци­ви­ли­зо­ван­ную речь. Вот я и ска­зал се­бе: зай­ду-ка я к ним по­сле ужи­на, по­зна­ком­люсь с мисс… мис­сис…
      — Хамм, — ска­за­ла те­туш­ка. — Мисс Аг­нис Хамм.
      — Очень при­ят­но, мисс Хамм. Знае­те, на­стоя­щая тра­ге­дия ме­ст­ной жиз­ни за­клю­ча­ет­ся в том, что тут ни­где не слу­ша­ют му­зы­ку. Я при­нес кое-что из мо­их за­пи­сей. Не­мно­го йе­мен­ских рит­мов, чу­ток ал­жир­ских, кое-что из по­эзии. Вся­кие та­кие ве­щи. Вдруг у вас есть маг­ни­то­фон. Нет? Да, по­хо­же, это ме­сто — на­стоя­щая ды­ра. Зна­чит, вы долж­ны зай­ти ко мне и по­слу­шать за­пи­си. Прав­да, у ме­ня до­воль­но ма­лень­кое жи­ли­ще. Я жи­ву в трей­ле­ре. Но вы са­ми уви­ди­те. Вы долж­ны прий­ти ко мне, по­про­бо­вать мои блю­да с кар­ри. Знае­те, я да­же здесь кое-что за­пи­сал. Так, стран­но­го юн­ца на га­ст­ро­лях в том мес­те, где я сло­мал­ся. Он там что-то вро­де ме­ст­но­го экс­пер­та по «му­зы­ке под­бо­род­ка», как они ее на­зы­ва­ют. Ни­ка­ких ин­ст­ру­мен­тов: про­сто вы­би­ра­ет ре­гистр и на­чи­на­ет из­ли­вать по­ток на­заль­ных зву­ков. Как аук­цио­нер на про­да­же та­ба­ка: «Уан­ги-адл-адл-адл-адл-уан­ги-дудл-а!»
      Те­туш­ка вста­ла.
      — Джент­ль­ме­ны! У ме­ня был длин­ный и тя­же­лый день, и я уми­раю от го­ло­да. Как вы от­не­се­тесь к то­му, что­бы спус­тить­ся вниз, в един­ст­вен­ную и не­по­вто­ри­мую сто­ло­вую мо­те­ля Тикл, что­бы от­ку­шать та­ре­лоч­ку за­ме­ча­тель­ной трес­ки? Мис­тер На­тбим? — Она пы­та­лась уга­дать, был ли его нос та­ким пло­ским с са­мо­го ро­ж­де­ния или пре­тер­пел усо­вер­шен­ст­во­ва­ния позд­нее.
      — О, я уже по­ужи­нал. Кар­ри. Но я спу­щусь с ва­ми. Вы бу­де­те есть, а я раз­го­ва­ри­вать. По­жа­луй, я мо­гу вы­пить пи­ва.
      Ку­ойл за­ка­зал ужин из жа­ре­ной бо­лон­ской кол­ба­сы. Это бы­ло един­ст­вен­ным пунк­том ме­ню, ко­то­рый он не про­бо­вал. Ве­чер за ве­че­ром он на­блю­дал за тем, как за со­сед­ни­ми сто­ла­ми лю­ди с жад­но­стью и ап­пе­ти­том по­гло­ща­ли ужин, и ду­мал, что им на­вер­ня­ка бы­ли по­да­ны ка­кие-то фир­мен­ные блю­да. При­нес­ли та­рел­ку с тол­сты­ми коль­ца­ми кол­ба­сы, жа­ре­ной кар­тош­кой и со­усом, кон­сер­ви­ро­ван­ным тур­неп­сом и ком­ком кон­сер­ви­ро­ван­ной фа­со­ли в струч­ках. Все бы­ло по­дог­ре­то в мик­ро­вол­нов­ке. Са­мые силь­ные ощу­ще­ния от ужи­на сво­ди­лись к об­жи­гаю­ще­му жа­ру и ог­ром­но­му ко­ли­че­ст­ву со­ли. Те­туш­ка об­ло­ко­ти­лась на стол и, ка­за­лось, слу­ша­ла На­тби­ма.
      — Так я там и ока­зал­ся, бро­дил воз­ле ло­доч­ных мас­тер­ских, ку­да за­хо­ди­ли все ло­доч­ных дел мас­те­ра. Бе­ре­дил свою ду­шев­ную ра­ну, при­слу­ши­вал­ся, за­да­вал во­про­сы. За­ме­чу, что о лод­ках я не знал ни­че­го и ни­ко­гда ни­че­го не стро­ил, кро­ме ко­ро­ба для дя­дюш­ки­но­го тос­те­ра. Не хо­дил под па­ру­сом и не пу­те­ше­ст­во­вал. Я все­гда ле­тал на са­мо­ле­тах. Но я все при­леж­но слу­шал и был по­лон ре­ши­мо­сти ис­пол­нить свою меч­ту. Ме­ня за­хва­ти­ла са­ма идея. По­сте­пен­но я при­ду­мал уст­рой­ст­во, ко­то­рое мог бы по­стро­ить сам и ко­то­рое не то­ну­ло бы в во­де. Та­кую мо­дер­ни­зи­ро­ван­ную ки­тай­скую джон­ку из клее­ной фа­не­ры с пол­ной па­рус­ной ос­на­ст­кой. Знае­те, ки­тай­цы за­бы­ли о мо­ре­пла­ва­нии боль­ше, чем знал весь мир, вме­сте взя­тый. Они изо­бре­ли ком­пас, во­до­не­про­ни­цае­мые от­се­ки, кор­мо­вой руль и са­мый удоб­ный в ми­ре па­рус. Джон­ки — древ­ние лод­ки, им боль­ше пя­ти ты­сяч лет, но они по­тря­саю­ще дер­жат­ся на во­де и го­дят­ся для дол­гих мор­ских пу­те­ше­ст­вий. И я все­гда обо­жал ки­тай­скую по­эзию.
      — Это блю­до до­воль­но со­ле­ное, — ска­зал Ку­ойл офи­ци­ант­ке, как бы из­ви­ня­ясь. — Мне бы на­до че­го-ни­будь по­пить. Ко­гда вы ос­во­бо­ди­тесь, по­жа­луй­ста.
      Крас­ное ли­цо те­туш­ки скло­ни­лось над та­рел­кой. Склад­ки во­круг ее губ по­хо­ди­ли на скоб­ки. Бы­ло не по­нят­но, слу­ша­ет ли она На­тби­ма или па­рит где-то над Ги­ма­лая­ми.
      На­тбим про­гло­тил свое пи­во и сде­лал жест, что­бы ему при­нес­ли еще. Раз уж офи­ци­ант­ка ока­за­лась ря­дом.
      — Все это вре­мя я за­ни­мал­ся тем, что пи­сал книж­ные об­зо­ры для изы­скан­ных жур­на­лов, спе­циа­ли­зи­ро­вав­ших­ся на кри­ти­ке, по­нят­ной толь­ко ре­дак­то­рам. Злоб­ные рез­кие ста­тей­ки. Хо­ро­шень­ко рас­тря­ся сво­его дя­дюш­ку и жи­вя на од­ном буль­о­не, я су­мел на­ко­пить дос­та­точ­но де­нег, что­бы по­стро­ить до­ма лод­ку из сан­ти­мет­ро­вой клее­ной фа­не­ры. Эх, мисс Хамм, ес­ли бы вы ее ви­де­ли, ко­гда я ее за­кон­чил. Она бы­ла урод­ли­ва. Это бы­ло не­су­раз­ное и страш­ное соз­да­ние об­щей дли­ной во­семь с по­ло­ви­ной мет­ров с по­лу­то­ра­мет­ро­вой тя­гой и од­ним-един­ст­вен­ным па­ру­сом, ко­то­рый, прав­да, был при­лич­но­го раз­ме­ра — сто пять квад­рат­ных мет­ров, бал­ласт и руль рас­по­ла­га­лись на кор­ме. Она по­лу­чи­лась тя­же­лой и не­рас­то­роп­ной. И очень урод­ли­вой. Я сде­лал ее еще страш­нее, вы­кра­сив в кры­си­ный ко­рич­не­вый цвет. Вме­сто мат­ра­са у ме­ня был ку­сок по­ро­ло­на и спаль­ный ме­шок. Де­ре­вян­ные ящи­ки за­ме­ня­ли стул и стол. И все. Сна­ча­ла я про­сто оти­рал­ся воз­ле бе­ре­га. Удив­лял­ся то­му, как она удоб­на и как ею лег­ко управ­лять. Па­рус был на­стоя­щим чу­дом. Я сей­час рас­ска­жу вам ин­те­рес­ней­шую ис­то­рию о том, как я его по­лу­чил.
      Те­туш­ка до­пи­ла чай, по­ма­ха­ла круж­кой, и ей на­ли­ли еще чаю из чай­ни­ка. На­тби­ма бы­ло не­воз­мож­но ос­та­но­вить. Он нес­ся впе­ред. Он осед­лал сво­его конь­ка.
      — Ви­ди­те ли, у ме­ня был друг, ко­то­рый ра­бо­тал в Со­тес­би, и он как-то упо­мя­нул, что на про­да­жу бу­дет вы­став­лен лот с мор­ски­ми и на­ви­га­ци­он­ны­ми ред­ко­стя­ми. И я по­ехал ту­да. Из чис­то­го лю­бо­пыт­ст­ва. Ну че­го мож­но бы­ло ожи­дать: рез­ные мор­жо­вые клы­ки, таб­лич­ку с од­ной из спа­са­тель­ных шлю­пок «Ти­та­ни­ка», по­ли­не­зий­скую кар­ту на паль­мо­вом лис­те. В ка­та­ло­ге был ука­зан толь­ко один пред­мет, ко­то­рый ме­ня за­ин­те­ре­со­вал: па­рус для джон­ки на бам­бу­ко­вых ре­ях, из Ма­као, в хо­ро­шем со­стоя­нии. В ре­зуль­та­те я ку­пил его за мень­шие день­ги, чем те, что я по­тра­тил бы на но­вый. Это бы­ло не­ве­ро­ят­но! Толь­ко по­том я уз­нал, ка­ким чу­дом аэ­ро­ди­на­ми­ки яв­ля­ет­ся па­рус на бам­бу­ко­вых ре­ях. Бла­го­да­ря ему по­лу­ча­ет­ся чис­тый го­ри­зон­таль­ный по­во­рот. Глав­ное — что­бы реи или шпун­ти­ны кре­пи­лись го­ри­зон­таль­но, с рей­ка­ми. По прин­ци­пу склад­но­го вее­ра. Ты скла­ды­ва­ешь его и рас­кры­ва­ешь, как ве­ер. Че­ло­ве­ку лег­ко управ­лять­ся с ним, бла­го­да­ря за­дра­ен­ным па­не­лям: бе­решь ри­фы или га­сишь за се­кун­ды. Ни­ка­ких ван­тов. Ма­лень­кие сек­ции по­зво­ля­ют точ­но раз­мес­тить бал­ласт. Го­во­рят, что да­же ес­ли по­лот­но па­ру­са на­по­ло­ви­ну ра­зо­рва­но, он все рав­но дер­жит ве­тер. Ки­тай­цы на­зы­ва­ют его «Ухо. при­слу­ши­ваю­щее­ся к вет­ру». Мо­ря­ки, пла­вав­шие на ста­рых джон­ках, ко­гда тер­пе­ли кру­ше­ние, ска­ты­ва­ли его в ру­лон, что­бы ис­поль­зо­вать в ка­че­ст­ве спа­са­тель­но­го пло­та. А мой па­рус, ку­п­лен­ный на аук­цио­не, был дей­ст­ви­тель­но слав­ным.
      Вот так этим ле­том я и от­пра­вил­ся в пу­те­ше­ст­вие. Че­рез всю Ат­лан­ти­ку. На­сту­па­ет мо­мент, ну ты зна­ешь, ко­гда ты про­сто дол­жен ид­ти впе­ред. Я жил, пи­та­ясь од­ной су­ше­ной вер­ми­ше­лью из па­ке­ти­ков, су­хи­ми гри­ба­ми и кре­вет­ка­ми. У ме­ня бы­ла кро­хот­ная печ­ка, раз­ме­ром с чай­ную чаш­ку. Ну, ты та­кие ви­дел. На то, что­бы до­б­рать­ся до это­го бе­ре­га, у ме­ня уш­ло ше­сть­де­сят семь дней. Я пла­ни­рую кру­го­свет­ное пу­те­ше­ст­вие.
      — Но по­ка ты все еще здесь. Ко­пишь день­ги на сле­дую­щий этап? — спро­си­ла те­туш­ка.
      — Ну да, и за­кан­чи­ваю серь­ез­ные ре­монт­ные ра­бо­ты. Я пла­ни­ро­вал дой­ти до ре­ки Свя­то­го Лав­рен­тия и Мон­реа­ля, но на­чал­ся шторм, и ме­ня снес­ло с кур­са. Я не со­би­рал­ся ид­ти к Нью­фа­унд­лен­ду. Эх, ес­ли бы я мог, я бы не за­хо­дил сю­да! Мне про­сто не по­вез­ло, что я ока­зал­ся в худ­шей час­ти все­го по­бе­ре­жья. Жут­кие кам­ни. Бед­ный «Во­ро­гов». У не­го все дни­ще раз­би­то из-за это­го мес­та, ку­да ме­ня вы­бро­си­ло. Очень стран­ное ме­сто, на­зы­ва­ет­ся «До­ле­теть за ночь». Там я и ус­лы­шал «му­зы­ку под­бо­род­ка».
      — Я мо­гу пой­ти и за­нять­ся Уор­рен, — ти­хо ска­зал Ку­ойл те­туш­ке. Он за­ме­тил, как она скру­чи­ва­ет свою сал­фет­ку в бе­лую ве­ре­воч­ку.
      — Нет, нет. Ос­та­вай­ся с мис­те­ром На­тби­мом. Я луч­ше все сде­лаю са­ма. Мне на­до по­быть од­ной. — И она вста­ла и вы­шла.
      — У нее умер­ла со­ба­ка, — ска­зал Ку­ойл.
      На­тбим мах­нул ру­кой, что­бы ему при­нес­ли еще
      пи­ва.
      — Я уго­щаю, — ска­зал он и пе­ре­вел дух.
      Но до то­го как он сно­ва при­сту­пил к рас­ска­зу о мес­те под на­зва­ни­ем «До­ле­теть за ночь», Ку­ойл ус­пел вста­вить ре­п­ли­ку.
      — Я се­го­дня кое-что уз­нал о при­клю­че­ни­ях Ден­ни­са Баг­ги­та на «По­ляр­ном Рез­це». Мне рас­ска­зал мис­тер Ша­вел, на­чаль­ник пор­та. Он от­лич­ный рас­сказ­чик.
      — О, да. Вот это ис­то­рия! В дрожь бро­са­ет. Ко­гда Джек вхо­дит, у ме­ня уча­ща­ет­ся пульс. Стран­ный му­жи­чок. Он мо­жет чи­тать чу­жие мыс­ли.
      — Джек? Он ни­че­го не го­во­рил о Дже­ке. Толь­ко, что тот очень злил­ся, ко­гда Ден­нис за­пи­сал­ся на тот ко­рабль. Рас­ска­зы­вал мне эту ис­то­рию за чаш­кой чая. Толь­ко ему при­шлось пре­рвать­ся, и он так ее и не за­кон­чил.
      — Бо­же мой, да та часть, ко­то­рая про Дже­ка, са­мая ин­те­рес­ная! Так вот! — На­тбим от­ки­нул­ся, по­ис­кал гла­за­ми офи­ци­ант­ку с пи­вом и толь­ко по­том уви­дел, что ста­кан уже сто­ит пе­ред ним. — В об­щем, мне рас­ска­зы­ва­ли так, что спа­са­тель­ная ко­ман­да в кон­це кон­цов ре­ши­ла, что Ден­нис и дру­гие по­гиб­ли. Они на­шли два пло­та с вы­жив­ши­ми и поч­ти все спа­са­тель­ные шлюп­ки. Кро­ме од­ной. Там бы­ло шесть че­ло­век, при­вя­зан­ных друг к дру­гу ли­нем. Че­ты­рех че­ло­век не на­шли. Сре­ди них был и Ден­нис. Они ис­ка­ли це­лую не­де­лю и по­том бы­ли вы­ну­ж­де­ны пре­кра­тить по­ис­ки. Воз­душ­ные си­лы, бе­ре­го­вая ох­ра­на, ры­ба­ки — все ис­ка­ли про­пав­ших. Все это вре­мя Джек поч­ти не спал, де­жу­рил на спа­са­тель­ном при­ча­ле. Хо­дил взад-впе­ред, ку­рил и ждал но­во­стей. Мис­сис Баг­гит бы­ла до­ма. Ме­ня то­гда здесь не бы­ло. Все это я ус­лы­шал от Бил­ли, Тер­та Кар­да и, ра­зу­ме­ет­ся, са­мо­го Ден­ни­са. В об­щем, они все при­шли и ска­за­ли Дже­ку, что вы­ну­ж­де­ны пре­кра­тить по­ис­ки. А он буд­то бы их не слы­шал. Про­сто сто­ял там, го­во­рят, как ка­мен­ный. По­том по­вер­нул­ся, зырк­нул на них, ну ты зна­ешь, как он уме­ет жечь взгля­дом, и го­во­рит: «Он жив».
      По­шел к сво­ему бра­ту Уиль­я­му и го­во­рит: «Он жив, и я знаю, где он. Я хо­чу по­ехать за ним». По­ни­ма­ешь, у Уиль­я­ма бы­ло но­вое па­луб­ное суд­но, очень ус­той­чи­вое. Но сам он бо­ял­ся за­хо­дить слиш­ком да­ле­ко за пре­де­лы бе­ре­го­вой ли­нии. Мо­ре еще бы­ло не­спо­кой­ным, да­же че­рез не­де­лю по­сле штор­ма. Он так и не ска­зал, что не пой­дет, а толь­ко на мгно­ве­ние за­ко­ле­бал­ся, но Дже­ку это­го бы­ло дос­та­точ­но. Он раз­вер­нул­ся на каб­лу­ках и рва­нул об­рат­но, в бух­ту Муч­ной Ме­шок. Со­брал лю­дей, что­бы по­мог­ли ему вы­ло­вить ялик из во­ды и пе­ре­не­сти в при­цеп, и от­пра­вил­ся на юж­ное по­бе­ре­жье. Он ехал всю ночь к Со­ви­но­му Кри­ку, спус­тил ялик на во­ду, за­гру­зил его ка­ни­ст­ра­ми с то­п­ли­вом и по­шел в мо­ре, со­всем один, на по­ис­ки Ден­ни­са.
      И он на­шел его. Как он знал, где его ис­кать, — уму не­по­сти­жи­мо. Там был Ден­нис и еще один па­рень. У Ден­ни­са обе ру­ки бы­ли сло­ма­ны, а дру­гой пар­ниш­ка был без соз­на­ния. Как он за­та­щил их обо­их на ялик? Не знаю. Я слы­шал, что всю до­ро­гу до Со­ви­но­го Кри­ка Джек не про­ро­нил ни сло­ва. Там он ска­зал Ден­ни­су: «Ес­ли ты еще хоть раз сту­пишь но­гой на лод­ку, я сам те­бя уто­п­лю!» И, ра­зу­ме­ет­ся, как толь­ко Ден­ни­су сня­ли гипс, он со сво­ей же­ной по­ехал ло­вить каль­ма­ров. Джек толь­ко при­гро­зил ему ку­ла­ком, и с тех пор они не раз­го­ва­ри­ва­ют.
      — Как дав­но это бы­ло? — спро­сил Ку­ойл, раз­ду­вая пе­ну в сво­ем ста­ка­не до тех пор, по­ка у не­го не по­лу­чи­лась во­рон­ка.
      — Ой, да мно­го лет как. Дав­но. Еще до то­го, как я прие­хал.

***

      Вы­со­ко над по­бе­режь­ем те­туш­ка смот­ре­ла на об­вет­рен­ный бе­рег. Это ме­сто бы­ло не ху­же дру­гих. Она ос­та­но­ви­ла ма­ши­ну на вер­ши­не хол­ма и ста­ла при­сталь­но вгля­ды­вать­ся в бе­ре­го­вую ли­нию. На­сту­пал при­лив. Солн­це ви­се­ло над кром­кой мо­ря. Его ко­сые лу­чи зо­ло­ти­ли мок­рые кам­ни. Силь­ные вол­ны ки­пе­ли под по­ло­са­ми ку­ку­руз­но-жел­то­го не­ба.
      Вол­ны все на­ка­ты­ва­ли, их греб­ни от­ли­ва­ли оран­же­вы­ми цве­том. Они раз­би­ва­лись и ухо­ди­ли прочь с ро­ко­том ка­тя­щих­ся вслед за ни­ми кам­ней. Она от­кры­ла зад­нюю дверь ма­ши­ны и вы­та­щи­ла мерт­вую со­ба­ку
      Она про­шла во­до­рос­ли, на­щу­па­ла но­га­ми твер­дый пе­сок. Пе­ни­стая ба­хро­ма во­до­рос­лей, ос­тав­ших­ся на бе­ре­гу по­сле от­ли­ва, вы­тя­ги­ва­лась, ос­ла­бе­ва­ла и сно­ва тя­ну­лась вслед за нерв­но дви­жу­щей­ся во­дой. Те­туш­ка по­ло­жи­ла Уор­рен на кам­ни. На­бе­жав­шая вол­на на­мо­чи­ла край про­сты­ни.
      — Ты бы­ла хо­ро­шей де­воч­кой, Уор­рен, — ска­за­ла те­туш­ка. — Ум­ной де­воч­кой, и не без­образ­ни­цей. Мне жаль, что при­шлось вы­драть у те­бя зу­бы, но то­гда на­до бы­ло вы­би­рать: или это, или са­ма зна­ешь что. Ха-ха. Ты все-та­ки ус­пе­ла па­ру раз не­пло­хо по­ку­сать­ся, прав­да? Ты про­жи­ла мно­го хо­ро­ших лет, хо­тя те­бе при­шлось за­быть о слад­ких кос­точ­ках. Из­ви­ни, что не мо­гу те­бя по­хо­ро­нить, но у нас тут слож­ная си­туа­ция. Жаль, что ты не смог­ла до­ж­дать­ся, по­ка мы пе­ре­едем в дом. И жаль, что Ай­рин так те­бя и не уз­на­ла. Ты бы ей по­нра­ви­лась, я уве­ре­на. — Она ду­ма­ла об Ай­рин Уор­рен. «Как я по те­бе ску­чаю. И все­гда бу­ду ску­чать».
      Она вы­смор­ка­лась в но­со­вой пла­ток, по­до­ж­да­ла, по­ка спус­тит­ся тем­но­та, от­сту­пая шаг за ша­гом по ме­ре на­сту­п­ле­ния при­ли­ва — до тех пор, по­ка Уор­рен не ока­за­лась пол­но­стью в во­де. Она по­плы­ла на за­пад, вдоль бе­ре­га, от­да­ля­ясь от не­го все боль­ше, вле­ко­мая ка­ким-то не­ви­ди­мым те­че­ни­ем. Мо­ре вы­гля­де­ло та­ким на­тя­ну­тым, что ка­за­лось, за­зве­нит, ес­ли его уда­рить. Уор­рен сколь­зи­ла прочь. Ис­че­за­ла из ви­ду, уп­лы­ва­ла пря­мо в за­хо­дя­щее солн­це.
      Как в ста­рых вес­тер­нах.
      Где-то в бух­те Ку­ойл слу­шал бес­ко­неч­ную ис­то­рию На­тби­ма, а Терт Кард на­блю­дал за тем, как су­мер­ки сгу­ща­ют­ся в его ста­ка­не с ви­ном.

      Ут­ром в пят­ни­цу те­туш­ка от­пра­ви­лась в дом. Она си­де­ла за ру­лем но­во­го гру­зо­вич­ка, тем­но-го­лу­бо­го пи­ка­па с се­реб­ри­стой кры­шей, с ка­би­ной, где бы­ло ме­сто для еще од­но­го пас­са­жи­ра, ла­зер­но­го про­иг­ры­ва­те­ля с хро­ми­ро­ван­ны­ми руч­ка­ми.
      — Он нам ну­жен. Там нам обя­за­тель­но ну­жен гру­зо­вик. Мне нуж­но ез­дить в мас­тер­скую и об­рат­но. У те­бя бу­дет лод­ка, у ме­ня — гру­зо­вик. Ре­бя­та уже по­пра­ви­ли до­ро­гу и по­ста­ви­ли при­чал. Ком­на­ты на вто­ром эта­же го­то­вы. Удоб­ст­ва на ули­це. По­ка. На кух­ню под­ве­де­на во­да. Там есть эта но­вая чер­ная пла­сти­ко­вая тру­ба. Поз­же мы смо­жем по­ста­вить туа­лет и ван­ную. На этой не­де­ле он зай­мет­ся кры­шей. Ес­ли по­зво­лит по­го­да. Но все и так уже хо­ро­шо. Мы то­же мо­жем пе­ре­ез­жать, прочь из это­го ужас­но­го мо­те­ля. Я за­еду за про­дук­та­ми и ке­ро­си­но­вы­ми лам­па­ми. Ты прие­дешь с де­воч­ка­ми и лод­кой зав­тра ут­ром.
      Бы­ст­рые, от­ры­ви­стые жес­ты и сло­ва. Сжа­тые ру­ки, буд­то она дер­жит по­во­дья но­ро­ви­стой ло­ша­ди. Она ох­ва­че­на не­тер­пе­ни­ем.

***

      Те­туш­ка бы­ла в до­ме од­на. Звук ее ша­гов раз­но­сил­ся по ком­на­там. Звон лож­ки о та­рел­ку. Это те­перь ее дом. Во­да ве­ли­че­ст­вен­но за­ки­па­ет в чай­ни­ке. На­верх. Но ко­гда она под­ни­ма­ет­ся по сту­пе­ням, вхо­дит в ком­на­ту, ей ка­жет­ся, что она не идет по до­му, а пу­те­ше­ст­ву­ет по опас­но­му ланд­шаф­ту, пол­но­му скры­тых во­ро­нок, кар­сто­вых пе­щер, про­ва­лов, ко­то­рые ос­та­ва­лись не­ви­ди­мы­ми до тех пор, по­ка она не ока­зы­ва­лась в их вла­сти.
      Ур­на с пра­хом бра­та стоя­ла на по­лу, в уг­лу.
      — Хо­ро­шо, — ска­за­ла она и под­ня­ла ее. По­нес­ла ее вниз и за­тем вы­шла с ней из до­ма.
      Был яр­кий день. Мо­ре бле­сте­ло, ук­ра­шен­ное штри­ха­ми крыль­ев ча­ек. Ее тень бе­жа­ла от нее прочь. Она за­шла в но­вый туа­лет и вы­сы­па­ла прах в ды­ру. Под­хва­ти­ла юб­ки и се­ла. По­ли­лась мо­ча. Мысль о том, что она, его соб­ст­вен­ный сын и вну­ки бу­дут еже­днев­но справ­лять свои ну­ж­ды на его ос­тан­ки, ос­та­нет­ся с ней на­все­гда. Это бу­дет ее сек­ре­том.

***

      В суб­бо­ту ут­ром прие­хал Ку­ойл с до­черь­ми. На зад­них си­день­ях гро­моз­ди­лись че­мо­да­ны, по­за­ди, во взя­том на­про­кат при­це­пе, ка­ча­лась лод­ка. Он про­ехал по вы­ров­нен­ной до­ро­ге. От то­го мес­та, где за­кан­чи­ва­лась хо­ро­шая до­ро­га, ве­ду­щая к пер­ча­точ­ной фаб­ри­ке, до са­мо­го до­ма буль­до­зер про­ло­жил ров­ную пря­мую. Под де­ревь­я­ми ле­жал но­вый гра­вий. Об­ла­ка, оло­вян­ные и зуб­ча­тые, и оке­ан цве­та со­ка. Солн­це про­рва­лось сквозь об­ла­ка, как фо­рель сквозь ячею.
      — Дом с ле­ст­ни­цей, — ска­за­ла Сан­шайн, уви­дев ле­са.
      — Пап, а я ду­ма­ла, что дом бу­дет но­вый, — ска­за­ла Бан­ни. — Что Ден­нис сде­ла­ет его но­вым. А он та­кой же, как был. Он не­кра­си­вый, пап. Я не­на­ви­жу зе­ле­ные до­ма. — И она бро­си­ла на не­го прон­зи­тель­ный взгляд. Не­у­же­ли он ее об­ма­нул?
      — Ден­нис все по­чи­нил внут­ри. Поз­же мы мо­жем вы­кра­сить дом в дру­гой цвет. Но сна­ча­ла нам на­до за­ла­тать ды­ры и по­чи­нить его там, где он об­вет­шал.
      — Крас­ным, пап. Да­вай по­кра­сим его в крас­ный цвет.
      — Ну, это ре­шать те­туш­ке. Это, в об­щем-то, ее дом. Мо­жет, она не в вос­тор­ге от крас­но­го цве­та.
      — Да­вай и ее вы­кра­сим в крас­ный цвет, — ска­за­ла Бан­ни и за­смея­лась, как гие­на.
      Ку­ойл при­пар­ко­вал­ся ря­дом с гру­зо­вич­ком те­туш­ки. Ему пред­сто­ит еще по­во­зить­ся с лод­кой и при­це­пом в вос­кре­се­нье. Ден­нис Баг­гит был на кры­ше, ук­ла­ды­вая кров­лю, ко­то­рую ве­тер рвал у не­го из рук. Те­туш­ка от­кры­ла дверь и про­пе­ла: «Та-ДА!»
      Глад­кие сте­ны и по­тол­ки, на шту­ка­тур­ке еще за­мет­ны сле­ды мас­тер­ка, све­жие по­до­кон­ни­ки, со­хра­нив­шие­ся цен­ни­ки на чу­ма­зых ок­нах. За­пах де­ре­ва. Мат­ра­сы, при­сло­нен­ные к сте­не. Ком­на­та де­во­чек. Бан­ни по­ло­жи­ла се­бе на го­ло­ву дре­вес­ные струж­ки.
      — Эй, пап, смот­ри, у ме­ня куд­ряш­ки! По­смот­ри на мои куд­ряш­ки! — Прон­зи­тель­ный крик, поч­ти ис­те­ри­ка. Ку­ойл снял с ее сви­те­ра крош­ки рас­пла­вив­ше­го­ся сы­ра.
      На кух­не те­туш­ка на­бра­ла во­ды в ра­ко­ви­ну, вклю­чи­ла га­зо­вую пли­ту, что­бы по­ка­зать, что все ра­бо­та­ет.
      — Я при­го­то­ви­ла ка­ст­рюль­ку ту­ше­ной трес­ки, — ска­за­ла она. — Ден­нис при­нес до­маш­не­го хле­ба, ко­то­рый Би­ти пе­чет са­ма. Та­рел­ки и лож­ки я при­вез­ла сю­да за­ра­нее. Есть мас­ло и кое-что из ос­нов­ных про­дук­тов пи­та­ния. Ско­ро­пор­тя­щие­ся про­дук­ты ле­жат в этом ящи­ке со льдом. Те­бе нуж­но бу­дет при­но­сить лед. Я не знаю, ко­гда мы смо­жем при­вез­ти сю­да га­зо­вый хо­ло­диль­ник. Пле­мян­ник, те­бе при­дет­ся ка­кое-то вре­мя до­воль­ст­во­вать­ся на­дув­ным мат­ра­сом и спаль­ным меш­ком, в тво­ей ком­на­те. Но у нас, де­воч­ки, есть кро­ва­ти и пру­жин­ные мат­ра­сы.
      Ку­ойл и Бан­ни со­бра­ли из ши­ро­ких до­сок и пиль­ных коз­лов стол.
      — Как тя­же­ло, — ска­за­ла Бан­ни, осед­лав свой ко­нец дос­ки и за­ды­ха­ясь в при­твор­ном из­не­мо­же­нии.
      — Да, — ска­зал Ку­ойл, — но ты очень силь­ная.
      Его тол­стень­кая, бес­хит­ро­ст­ная де­воч­ка с бес­по­кой­ным ха­рак­те­ром бы­ла пре­крас­ной по­мощ­ни­цей в том, что ка­са­лось до­сок, кам­ней и ящи­ков. Ку­хон­ные де­ла ин­те­ре­со­ва­ли ее толь­ко в том слу­чае, ес­ли ей пред­ла­га­ли по­есть.
      С кры­ши спус­тил­ся Ден­нис, ух­мыль­нул­ся, по­смот­рев на Ку­ой­ла. В нем не бы­ло ни­че­го от Дже­ка Баг­ги­та, кро­ме взгля­да, ко­то­рым он вре­мя от вре­ме­ни оце­ни­вал глу­би­ну не­ба над го­ри­зон­том.
      — Пре­крас­ный хлеб, — ска­зал Ку­ойл, от­прав­ляя в рот оче­ред­ной ку­сок.
      — Да, Би­ти пе­чет его ка­ж­дый день. Ка­ж­дый день, кро­ме вос­кре­се­нья. Вот.
      — И хо­ро­шая ры­ба, — ска­за­ла те­туш­ка. — Все, что нам нуж­но, — это струч­ко­вая фа­соль и са­лат.
      — Вот что, — ска­зал Ден­нис. — Ско­ро бу­дет при­лив, при­не­сет во­до­рос­ли. Раз­бей­те сад. Во­до­рос­ли — хо­ро­шее удоб­ре­ние.
      По­сле по­луд­ня Ку­ойл и Бан­ни за­ти­ра­ли швы влаж­ной губ­кой до тех пор, по­ка те не ста­ли со­всем глад­ки­ми. Бан­ни бы­ла ста­ра­тель­ным по­мощ­ни­ком. Но очень лю­бо­пыт­ным. На кры­ше сту­чал мо­лот­ком Ден­нис. Те­туш­ка шку­ри­ла по­до­кон­ни­ки и на­кла­ды­ва­ла грун­тов­ку.
      С по­след­ни­ми сол­неч­ны­ми лу­ча­ми Ку­ойл про­во­дил Ден­ни­са до но­во­го при­ча­ла. Они про­шли те­туш­кин шут­ли­вый сад: га­леч­ник с вы­ло­жен­ным на нем клоч­ка­стым мхом. По мху бы­ли раз­бро­са­ны ка­меш­ки с от­вер­стия­ми, ра­куш­ки, кус­ки ко­рал­лов и бе­лый ка­мень, на­по­ми­наю­щий зве­ри­ную го­ло­ву.
      — Спус­ти свою лод­ку на во­ду и при­вя­жи ее. Ты ведь это мо­жешь? — ска­зал Ден­нис. — При­ладь к ней па­ру ста­рых по­кры­шек, что­бы не би­лась бор­та­ми.
      Ден­нис от­дал швар­то­вы, за­ско­чил в соб­ст­вен­ную лод­ку и рас­тво­рил­ся в су­мра­ке, на по­пут­ном по­то­ке. Мая­ки на мы­сах на­ча­ли ми­гать. Ку­ойл под­нял­ся на ска­лу. Он шел к до­му, ок­нам, за­пол­нен­ным оран­же­вым све­том от ламп. Он по­вер­нул­ся, что­бы еще раз по­смот­реть на бух­ту. След от лод­ки Ден­ни­са на­по­ми­нал бе­лые во­ло­сы.
      На кух­не те­туш­ка та­со­ва­ла и раз­да­ва­ла кар­ты.
      — Ко­гда я бы­ла еще де­воч­кой, мы иг­ра­ли ве­че­ра на­про­лет, — го­во­ри­ла она. — В ста­рые иг­ры, сей­час их уже ни­кто не пом­нит. Фран­цуз­ский бос­тон, юкер, джам­бон, чет­вер­ки. Я пом­ню ка­ж­дую.
      Кар­ты шле­па­ли о стол.
      — Мы бу­дем иг­рать в чет­вер­ки. Итак, ка­ж­дый ва­лет, от­кры­тый сдаю­щим, при­но­сит ему оч­ко. Так, тре­фы ко­зы­ри.
      Но де­ти не по­ни­ма­ли и бы­ст­ро бро­си­ли свои кар­ты. Ку­ойл хо­тел чи­тать кни­гу. У те­туш­ка лоп­ну­ло тер­пе­ние.
      — Это ва­ше веч­ное не­до­воль­ст­во! — Но че­го она ожи­да­ла? Хо­те­ла вос­соз­дать ка­кой-то осо­бен­ный ве­чер из сво­его про­шло­го?
      Ку­ойл рас­ска­зы­вал сво­им до­че­рям ис­то­рии при туск­лом све­те лам­пы. Там бы­ли ко­ты-пу­те­ше­ст­вен­ни­ки, раз­ве­ды­вав­шие но­вые зем­ли, пти­цы, иг­рав­шие в кар­ты и те­ряв­шие их на вет­ру, и де­воч­ки-пи­рат­ки со спря­тан­ны­ми со­кро­ви­ща­ми.
      Он спус­тил­ся вниз и по­смот­рел на те­туш­ку, си­дя­щую за сто­лом. На­ко­нец-то она до­ма. Ря­дом с ней сто­ял пус­той ста­кан из-под вис­ки.
      — Как ти­хо, — ска­зал Ку­ойл. при­слу­шав­шись.
      — Ря­дом мо­ре. — Буд­то где-то от­кры­ва­лась и за­кры­ва­лась дверь. И слы­ша­лась при­глу­шен­ная пес­ня тро­сов.

***

      Ку­ойл про­снул­ся в пус­той ком­на­те. Се­рый свет. Рит­мич­ный стук. Это би­лось его серд­це. Он ле­жал в спаль­ном меш­ке на по­лу, по­се­ре­ди­не ком­на­ты. Ря­дом стоя­ла све­ча. Он чув­ст­во­вал за­пах вос­ка и стра­ниц кни­ги, рас­кры­той ря­дом с ним, за­пах пы­ли в тре­щи­нах по­ла. В ок­но лил­ся мяг­кий свет. Сно­ва раз­дал­ся стук, и на са­мой вы­со­кой фи­лен­ке ок­на по­ка­за­лась дви­жу­щая­ся тень. Пти­ца.
      Он встал и по­до­шел к ок­ну. Он дол­жен был про­гнать пти­цу, по­ка она не раз­бу­ди­ла те­туш­ку и де­во­чек. Ка­за­лось, пти­ца пы­та­лась про­бить­ся и впус­тить в гул­кое про­стран­ст­во его пус­той ком­на­ты мо­ре, кам­ни и не­бо. Его но­ги шур­ша­ли по по­лу. Из-за стек­ла мо­ре ка­за­лось блед­ным, как мо­ло­ко. Не­бо то­же бы­ло блед­ное, с раз­бро­сан­ны­ми по не­му об­рыв­ка­ми об­ла­ков. Пус­тая бух­та, даль­ний бе­рег по­крыт ту­ма­ном, как кре­мом. Ку­ойл на­тя­нул оде­ж­ду и спус­тил­ся вниз.
      На по­ро­ге ле­жа­ли три стя­ну­тых пуч­ка тра­вы. Ка­кое-то но­вое изо­бре­те­ние Сан­шайн. Он за­вер­нул за об­ло­мок ска­лы, на ко­то­ром сто­ял дом. Его ды­ха­ние ко­ну­сом вры­ва­лось в хо­лод­ный воз­дух.
      К мо­рю ве­ла чуть за­мет­ная тро­пин­ка, и он по­ду­мал, что она мо­жет вы­вес­ти его к но­во­му при­ча­лу. Ку­ойл по­шел по ней. Че­рез три­дцать мет­ров она ста­ла кру­той и скольз­кой, и он по­скольз­нул­ся, упав в дя­гиль и кус­ты вол­чь­ей яго­ды. Он не за­ме­тил уз­лов, за­вя­зан­ных на вет­ках оль­ша­ни­ка.
      Ку­ойл вы­шел на ело­вую опуш­ку. Вет­ки бы­ли по­кры­ты мхом. Тро­пин­ка пре­вра­ти­лась в рус­ло, вы­ло­жен­ное яр­ки­ми кам­ня­ми. Ма­лень­кий во­до­пад сте­кал в оке­ан. Он спо­ткнул­ся и схва­тил­ся за смир­нию. Ее стеб­ли ос­та­ви­ли на ру­ках не­уло­ви­мый за­пах.
      Во­круг не­го рои­лись пол­чи­ща ко­ма­ров и мо­шек. Ку­ойл уви­дел пет­лю из го­лу­бо­го пла­сти­ка. Под­нял ее и в не­сколь­ких мет­рах за­ме­тил ис­поль­зо­ван­ный под­гуз­ник. На плос­ком ко­лыш­ке бы­ло вы­би­то «5 оч­ков Пит По­псикл». Он на­шел по­ли­эти­ле­но­вый па­кет и стал со­би­рать в не­го му­сор. Жес­тя­ные бан­ки, бу­ты­лоч­ки из-под дет­ско­го пи­та­ния, ло­то­чек для мя­са из су­пер­мар­ке­та, об­ры­вок га­зе­ты, ад­ре­со­ван­ной за­ску­чав­ше­му чи­та­те­лю.

***

      «…воз­мож­но, вы не уве­ре­ны в том, что смо­же­те ус­пеш­но прой­ти про­грам­му по обу­че­нию мар­ке­тин­гу мод­ных то­ва­ров. То­гда я сде­лаю вам осо­бен­ное пред­ло­же­ние, ко­то­рое об­лег­чит вам за­да­чу. По­че­му бы вам не по­про­бо­вать на­чать с пер­вой час­ти про­грам­мы обу­че­ния? Она не тре­бу­ет от вас дол­го­сроч­ных обя­за­тельств и да­ет воз­мож­ность…»

***

      По­ли­мер­ные шну­ры, раз­вер­нув­шие­ся ту­бы от туа­лет­ной бу­ма­ги, ро­зо­вые ап­пли­ка­то­ры от там­по­нов.
      По­за­ди не­го раз­дал­ся про­ник­но­вен­ный вздох, пол­ный бес­пре­дель­ной тос­ки. Ку­ойл обер­нул­ся. В ка­ких-то три­дца­ти мет­рах от не­го поя­вил­ся плав­ник и бле­стя­щая спи­на. Всплыл кит и за­сколь­зил под мо­лоч­ной по­верх­но­стью. Ку­ойл не от­ры­вал глаз от во­ды. Кит сно­ва поя­вил­ся, вздох­нул и по­гру­зил­ся в во­ду. Пе­ред­ние плав­ни­ки тя­ну­лись из клу­бя­ще­го­ся ту­ма­на на пол­то­ра мет­ра над мо­рем.
      Его взгляд за­це­пил­ся за ка­кую-то де­таль, со­стоя­щую из уз­лов и за­ви­ту­шек. Она на­хо­ди­лась в тре­щи­не кам­ня. Ку­ойл стал дви­гать ее впе­ред и на­зад и по­том дер­нул, вы­рвал и по­ло­жил на ру­ку. За­мы­сло­ва­тый узор из пе­тель и уз­лов, вы­пол­нен­ный в лес­ке. Там, где он ото­рвал его от кам­ня, лес­ка об­ры­ва­лась. Он пе­ре­вер­нул спле­те­ние и уви­дел про­ржа­вев­шую бу­лав­ку. По­во­ра­чи­вая ее во все сто­ро­ны, он рас­смот­рел в спле­те­нии при­чуд­ли­вую ба­боч­ку с двой­ны­ми крыль­я­ми и склад­ча­тым брюш­ком. Лес­ка ока­за­лась не лес­кой, а че­ло­ве­че­ским во­ло­сом: ис­су­шен­ным, жел­то­ва­тым, по­лу­ист­лев­шим, с про­слой­ка­ми се­ди­ны. Во­лос с мерт­вой го­ло­вы. Часть зе­ле­но­го до­ма, мерт­вых Ку­ой­лов. Он с от­вра­ще­ни­ем вы­бро­сил брошь в жи­вое мо­ре.
      Под­ни­ма­ясь вверх, по на­прав­ле­нию к до­му, до­б­рав­шись до елей, он ус­лы­шал рез­кий звук мо­то­ра. К бе­ре­гу по­вер­ну­ла лод­ка. Ку­ойл сна­ча­ла по­ду­мал, что это, на­вер­ное, Ден­нис, но по­том уви­дел об­лу­пив­шую­ся крас­ку, вы­тер­шую­ся кор­му и глу­бо­ко въев­шую­ся са­жу. Лод­ка за­глох­ла. Муж­чи­на на кор­ме вы­клю­чил мо­тор и под­нял из во­ды винт. Лод­ка дрей­фо­ва­ла в ту­ма­не. Го­ло­ва муж­чи­ны бы­ла опу­ще­на. Бе­лая ще­ти­на и вва­лив­ший­ся рот. Его курт­ка бы­ла гру­бо от­де­ла­на ба­хро­мой. Ста­рый и силь­ный. Он дер­нул за шнур стар­те­ра. Ни­че­го. Он опус­тил в во­ду винт и дер­нул сно­ва. И сно­ва. Дви­га­тель за­шел­ся нерв­ны­ми всхли­па­ми. Че­рез ми­ну­ту муж­чи­на и лод­ка про­па­ли в ту­ма­не. Те­перь рев мо­то­ра раз­да­вал­ся к югу, дви­га­ясь по на­прав­ле­нию к пер­ча­точ­ной фаб­ри­ке и руи­нам Оп­ро­ки­ну­той бух­ты.
      Ку­ойл стал за­би­рать­ся на­верх. Ему при­шла в го­ло­ву мысль, что ес­ли он при­дет сю­да с пи­лой и мо­лот­ком, сма­сте­рит креп­кие сту­пе­ни на са­мых кру­тых от­ко­сах, по­стро­ит мос­тки над тря­си­ной, гра­ви­ем и мхом, то по­лу­чит­ся кра­си­вая до­ро­га к мо­рю. То­гда он смо­жет счи­тать часть это­го мес­та сво­им.

***

      — Мы ду­ма­ли, что те­бя чай­ки унес­ли. — Пах­ло ко­фе, слы­шал­ся ле­пет ма­лень­ко­го ре­бен­ка. Те­туш­ка в вы­гла­жен­ных джин­сах, с уб­ран­ны­ми под шарф во­ло­са­ми, на­ма­зы­ва­ла мас­лом тост для Сан­шайн.
      — При­ез­жал Ден­нис на гру­зо­ви­ке. Он дол­жен на­ру­бить ле­са с тес­тем. Ска­зал, что по­го­да ско­ро ис­пор­тит­ся и те­бе сто­ит за­крыть ос­тав­ший­ся уча­сток кры­ши. Го­во­рит, это долж­но за­нять не боль­ше дня или по­лу­то­ра дней. Он ос­та­вил те­бе свой плот­ниц­кий по­яс, по­то­му что не знал, есть ли у те­бя ин­ст­ру­мент. Ска­зал, что под тем лис­том пла­сти­ка ле­жит еще пять или шесть квад­ра­тов кров­ли. Он не зна­ет точ­но, ко­гда смо­жет вер­нуть­ся. Мо­жет, к сре­де. Смот­ри, что он при­нес де­воч­кам.
      На сто­ле ле­жа­ли два ма­лень­ких мо­лот­ка с ма­лень­ки­ми от­шли­фо­ван­ны­ми ру­ко­ят­ка­ми. Уз­кая часть обе­их ру­ко­яток бы­ла ук­ра­ше­на: од­на крас­ны­ми по­лос­ка­ми, дру­гая — го­лу­бы­ми.
      Ку­ойл по­чув­ст­во­вал, как во­круг не­го свер­ну­лось чер­ное кры­ло. Он ни­ко­гда рань­ше не был на кры­ше и ни­ко­гда не ре­мон­ти­ро­вал кров­лю. Он на­лил се­бе чаш­ку ко­фе, рас­пле­скал его в блюд­це и от­ка­зал­ся от тос­та, сде­лан­но­го из хле­ба, ко­то­рый пек­ла же­на Ден­ни­са.
      Ку­ойл по­до­шел к ле­ст­ни­це и по­смот­рел вверх. Вы­со­кий дом. Ка­кой имен­но вы­со­ты, он не знал. Кру­то на­кло­нен­ная кры­ша. На Нью­фа­унд­лен­де все кры­ши бы­ли по­ло­ги­ми, но у Ку­ой­лов, су­дя по все­му, бы­ла склон­ность к край­но­стям.
      Он глу­бо­ко вздох­нул и по­лез на­верх.
      Ко­гда он под­ни­мал­ся, алю­ми­ние­вая ле­ст­ни­ца под ним дро­жа­ла и пе­ла. Он дви­гал­ся мед­лен­но, цеп­ко дер­жась за пе­ре­кла­ди­ны. На са­мом краю кры­ши он по­смот­рел вниз, что­бы уви­деть, как вы­со­ко ему па­дать. Ка­мень вни­зу пре­да­тель­ски блес­нул слю­дой. Он сно­ва пе­ре­вел взгляд на кры­шу. Там уже бы­ла при­би­та толь. По­ло­ви­на па­не­лей уже бы­ла уло­же­на, и по­верх них при­би­та де­ре­вян­ная ско­ба. За­це­пить­ся за ско­бу и при­бить ос­тав­шие­ся па­не­ли? Са­мым слож­ным бу­дет до нее до­б­рать­ся. Он мед­лен­но спус­тил­ся на зем­лю. Ему бы­ло слыш­но, как Сан­шайн сме­ет­ся на кух­не и как сту­чит ма­лень­кий мо­ло­ток. Как же бы­ло при­ят­но ощу­тить род­ную зем­лю под но­га­ми!
      Но, при­стег­ну­тый к плот­ниц­ко­му поя­су Ден­ни­са, с тя­же­лой сум­кой, на­би­той гвоз­дя­ми и сту­ча­щим по но­ге мо­лот­ком, он все же по­лез на­верх. На пол­пу­ти он вспом­нил о кро­вель­ных па­не­лях, вер­нул­ся и взял сра­зу три.
      Те­перь он за­би­рал­ся, дер­жась за ле­ст­ни­цу толь­ко од­ной ру­кой, а дру­гой при­жи­мая к се­бе ку­соч­ки ас­фаль­та. На са­мой вер­хуш­ке ле­ст­ни­цы он пе­ре­жил не­при­ят­ный мо­мент. Ле­ст­ни­ца под­ни­ма­лась на не­сколь­ко пе­ре­кла­дин над кры­шей, и ему при­шлось сой­ти с нее бо­ком, и по кры­ше полз­ти прочь от зияю­ще­го под ним про­стран­ст­ва. Он не­лов­ко уце­пил­ся за ско­бу и рас­смот­рел, что Ден­нис при­би­вал па­не­ли к рей­ке, до ко­то­рой он лег­ко мог до­тя­нуть­ся. Ку­ойл стал рас­кла­ды­вать па­не­ли по по­ряд­ку. С кры­ши вер­хуш­ки елей ка­за­лись пят­на­ми сре­ди бе­ле­со­го ту­ма­на. Он слы­шал мед­лен­ное ды­ха­ние мо­ря. Не­сколь­ко ми­нут он не дви­гал­ся с мес­та. Все бы­ло не так уж пло­хо.
      Ку­ойл по­ло­жил па­не­ли по­за­ди се­бя. Взял од­ну, мед­лен­но по­дог­нал под ту, что Ден­нис при­бил по­след­ней, ста­ра­ясь, что­бы на­ру­жу вы­хо­ди­ло точ­но пять дюй­мов по­верх­но­сти. Вы­та­щил не­сколь­ко гвоз­дей из сум­ки, ос­то­рож­но вы­нул из-под се­бя мо­ло­ток и вы­та­щил его из ко­жа­но­го чех­ла. По­том при­бил па­нель. За­би­вая тре­тий гвоздь, он ус­лы­шал ше­ле­стя­щий звук по­за­ди се­бя и, обер­нув­шись, уви­дел, как две дру­гие па­не­ли, ко­то­рые он при­нес, ста­ли со­скаль­зы­вать вниз. Он ус­пел ос­та­но­вить их мо­лот­ком. По­ло­жил еще од­ну па­нель, при­бил ее. По­том тре­тью. Это бы­ло не­труд­но. Толь­ко не­удоб­но и страш­но.
      Те­перь Ку­ойл удер­жи­вал на пле­че пол­квад­ра­та па­не­лей сра­зу. Так бы­ло лег­че под­ни­мать­ся, и он да­же су­мел под­нять­ся по кры­ше не полз­ком. Он раз­ло­жил па­не­ли и при­нял­ся за ра­бо­ту. Па­ру раз, гля­нув на мо­ре, он уви­дел на го­ри­зон­те кон­ту­ры тан­ке­ра. Его след был по­хож на во­дя­ную змею.
      Он за­кан­чи­вал по­след­ний ряд. Де­ло шло бы­ст­рее, по­то­му что ему бы­ло удоб­нее сто­ять. Гвоз­ди лег­ко вхо­ди­ли в де­ре­во.
      — При­вет, па­па!
      Он ус­лы­шал го­лос Бан­ни и по­вер­нул­ся, что­бы по­смот­реть вниз, но его взгляд ос­та­но­вил­ся го­раз­до рань­ше. Она стоя­ла на од­ной из сту­пе­ней над кры­шей, ста­ра­ясь опус­тить на нее но­гу. В ру­ках она дер­жа­ла мо­ло­ток с крас­ны­ми по­лос­ка­ми на ру­ко­ят­ке. Ку­ойл как в ма­лень­ком яр­ком окош­ке уви­дел, как она ста­вит но­гу на кры­шу, идет впе­ред по краю кру­той на­клон­ной по­верх­но­сти, сры­ва­ет­ся и с кри­ком па­да­ет, пря­мо на ка­мень.
      — Я по­мо­гу те­бе. — Ее но­га ста­ра­лась на­щу­пать по­верх­ность.
      — Ох, де­воч­ка моя, — вы­дох­нул Ку­ойл. — По­до­ж­ди ме­ня там. — Его го­лос был ти­хим, но очень на­стой­чи­вым. — Ку­ойл гип­но­ти­зи­ро­вал, дер­жал сво­им взгля­дом де­воч­ку на мес­те, про­дви­га­ясь по опас­но­му краю не гля­дя, ку­да вста­ет его но­га. Он схва­тил ее за ру­ку, из ко­то­рой тут же вы­пал ее мо­ло­ток. Он го­во­рил: «Не дви­гай­ся. Не дви­гай­ся. Не дви­гай­ся», слы­ша, как мо­ло­ток уда­ря­ет­ся о ка­мень вни­зу. Вот он встал на пе­ре­кла­ди­ну ле­ст­ни­цы, за­жав Бан­ни ме­ж­ду ле­ст­ни­цей и сво­ей гру­дью.
      — Ты раз­да­вишь ме­ня!
      Ку­ойл спус­тил­ся на дро­жа­щих но­гах, дер­жась од­ной ру­кой за ле­ст­ни­цу, а дру­гой об­хва­тив свою дочь. Ле­ст­ни­це пе­ре­да­лась его дрожь. Он ни­как не мог по­ве­рить, что она не упа­ла, по­то­му что две или три се­кун­ды под­ряд он сно­ва и сно­ва пе­ре­жи­вал ее страш­ную смерть, слы­шал ее уда­ляю­щий­ся крик и хва­тал ру­ка­ми воз­дух, где она толь­ко что стоя­ла.

      Это бы­ло как пись­мо на­обо­рот. Ма­лей­ший по­во­рот ру­ля вы­бра­сы­вал при­цеп в про­ти­во­по­лож­ную сто­ро­ну, и Ку­ойл щу­рил­ся в зер­ка­ло зад­не­го ви­да, пы­та­ясь оп­ре­де­лить на­прав­ле­ние. Сно­ва и сно­ва при­цеп скла­ды­вал­ся, как лез­вие склад­но­го но­жа, и два­ж­ды вре­зал­ся в но­вый при­чал. Он уже ре­шил, что с не­го хва­тит, ко­гда при­цеп вне­зап­но по­ехал ров­но и спус­тил­ся пря­мо в во­ду. Вид­но, в этом был весь сек­рет ус­пе­ха.
      Он вы­брал­ся и по­смот­рел на при­цеп. Ко­ле­са бы­ли в во­де, лод­ка стоя­ла ров­но. Его ру­ка уже ле­жа­ла на ще­кол­де, ко­гда он вспом­нил о ве­рев­ке. Вот бы­ло бы здо­ро­во спус­тить лод­ку и на­блю­дать за тем, как она уп­лы­ва­ет!
      Ему уда­лось при­вя­зать нос и кор­му ве­рев­ка­ми, и толь­ко по­том он дер­нул за­сов. Лод­ка со­скольз­ну­ла в во­ду. Он ос­ла­бил трос ле­бед­ки, за­брал­ся на док и бы­ст­ро при­вя­зал лод­ку. Обыч­но для этой опе­ра­ции тре­бо­ва­лось два че­ло­ве­ка. По­том он вер­нул­ся к при­це­пу, за­крыл борт и смо­тал трос ле­бед­ки. Пя­ти­де­ся­ти­дол­ла­ро­вая лод­ка бы­ла в во­де.
      Он спус­тил­ся в нее, по­том вспом­нил о чер­то­вом мо­то­ре. Ко­то­рый был все еще в ма­ши­не. Вы­нес его на при­чал, по­ста­вил но­гу на план­ширь и упал в лод­ку. Про­клял все су­да, от пла­ву­чих бре­вен до су­пер­тан­ке­ров.
      Ку­ойл не за­ме­тил, что по­ста­вил мо­тор так, что при дви­же­нии нос лод­ки дол­жен был за­ди­рать­ся, как нос охот­ничь­ей со­ба­ки при стой­ке на пти­цу. За­лил бен­зин из крас­ной ка­ни­ст­ры.
      Мо­тор за­вел­ся с пер­во­го рыв­ка. Вот он, Ку­ойл, си­дит на кор­ме лод­ки. Сво­ей лод­ки. Мо­тор ра­бо­та­ет, его ру­ка ле­жит на ру­ле, по­бле­ски­ва­ет об­ру­чаль­ное коль­цо. Он пе­ре­дви­нул пе­ре­клю­ча­тель пе­ре­дач на ре­верс, как это де­лал Ден­нис, и ос­то­рож­но при­ба­вил га­зу. Лод­ка прыг­ну­ла кор­мой к при­ча­лу. Он ма­нев­ри­ро­вал до тех пор, по­ка не ока­зал­ся по дру­гую сто­ро­ну от при­ча­ла. Пе­ре­клю­чил­ся на дви­же­ние впе­ред. Мо­тор низ­ко рык­нул, и лод­ка по­шла, слиш­ком бы­ст­ро, па­рал­лель­но бе­ре­гу. Он ос­ла­бил дрос­сель, и лод­ка за­ка­ча­лась. По­том он сно­ва по­плыл впе­ред, и пе­ред ним за­ска­ка­ли кам­ни. Ин­стинк­тив­но он на­жал на ры­чаг по на­прав­ле­нию к бе­ре­гу, и лод­ка вы­вер­ну­ла в бух­ту. Бур­ли­ла во­да. Он пу­те­ше­ст­во­вал на стек­лян­ной стре­ле.
      Он ра­бо­тал ры­ча­гом, вы­пи­сы­вая по­во­ро­ты. Те­перь бы­ст­рее. Ку­ойл сча­ст­ли­во сме­ял­ся. По­че­му он бо­ял­ся ло­док?
      Ве­тер по­дул с бе­ре­га, и вол­ны ста­ли бить­ся о дни­ще лод­ки, ко­гда он уве­ли­чи­вал ско­рость. Кру­той по­во­рот — и он по­чув­ст­во­вал, как лод­ку за­но­сит. За ним под­ня­лась вол­на и пе­ре­хле­ст­ну­ла че­рез борт, за­кру­жи­лась во­круг его ло­ды­жек и вы­плес­ну­лась из лод­ки. Он сно­ва по­тя­нул дрос­сель, и лод­ка прыг­ну­ла впе­ред, но на этот раз мед­лен­но, и во­да в ней хлы­ну­ла к кор­ме, до­бав­ляя ве­са Ку­ой­лу. Он по­ис­кал что-ни­будь, чем мож­но бы­ло бы вы­чер­пать во­ду, но ни­че­го не на­шел. Очень ак­ку­рат­но раз­вер­нул­ся к при­ча­лу. Лод­ка слу­ша­лась с боль­шой не­охо­той, по­то­му что во­да внут­ри дош­ла поч­ти до бор­та. Но он дви­гал­ся впе­ред, не бо­ясь уто­нуть в шес­ти­стах мет­рах от бе­ре­га.
      При­бли­зив­шись к при­ча­лу, он сно­ва дер­нул дрос­сель, и сно­ва вол­на пе­ре­ли­лась че­рез кор­му, но он был уже дос­та­точ­но близ­ко к спа­си­тель­ным дос­кам и вы­клю­чил мо­тор. Лод­ка толк­ну­лась о при­чал. Он бро­сил швар­то­вы на столб и по­шел в дом. Пить ко­фе.
      Вер­нув­шись к во­де, он уже ак­ку­рат­нее управ­лял дрос­се­лем, вы­пол­няя по­во­ро­ты по­сте­пен­но, уже зная о вол­не. Он дол­жен был най­ти спо­соб ос­та­нав­ли­вать­ся, не на­би­рая во­ды из на­бе­гаю­щей вол­ны.

***

      —Ко­неч­но, та­кой спо­соб есть, — ска­зал На­тбим. — У те­бя про­сто слиш­ком низ­кий тра­нец. Те­бе ну­жен мо­тор­ный от­сек, с не­за­ви­си­мым дре­на­жом в ка­ж­дом уг­лу, и тра­нец, вро­вень с бор­та­ми. Это де­ла­ет­ся за час. Я по­ра­жа­юсь, что они за­ре­ги­ст­ри­ро­ва­ли ее в та­ком ви­де.
      — Она не за­ре­ги­ст­ри­ро­ва­на, — ска­зал Ку­ойл.
      — Ты бы луч­ше сго­нял в бе­ре­го­вую ох­ра­ну и сде­лал это, — ска­зал На­тбим. — Ес­ли те­бя пой­ма­ют без мо­тор­но­го от­се­ка, по­ло­жен­ных фо­на­рей и спа­са­тель­ных средств, те­бе уст­ро­ят знат­ную го­ло­во­мой­ку. Якорь-то у те­бя есть, на­де­юсь?
      — Нет, — ска­зал Ку­ойл.
      — А вес­ла? Чем гре­сти бу­дешь? Сиг­наль­ные ра­ке­ты? А на мо­то­ре пре­до­хра­ни­тель­ная це­поч­ка есть?
      — Нет, нет, — ска­зал Ку­ойл. — Я про­сто ис­пы­ты­вал ее.

***

      В суб­бо­ту Ден­нис и Ку­ойл вы­та­щи­ли лод­ку из во­ды. Бан­ни бы­ла на при­ча­ле. Бро­са­ла в во­ду кам­ни.
      — Не лод­ка, а сплош­ное не­до­ра­зу­ме­ние, — ска­зал Ден­нис. — Зна­ешь, ты бы луч­ше ее сжег и ку­пил се­бе но­вую.
      — Я сей­час не мо­гу се­бе это­го по­зво­лить. А нель­зя по­ста­вить сю­да мо­тор­ный от­сек? Ко­гда я ис­пы­ты­вал ее на про­шлой не­де­ле, все бы­ло нор­маль­но, по­ка не на­бра­лось во­ды. Мне она нуж­на, толь­ко что­бы пла­вать по бух­те, не даль­ше.
      — Я по­став­лю тра­нец и дам те­бе со­вет: поль­зуй­ся этой шту­кой толь­ко в яс­ные дни. Ес­ли по­го­да да­же ка­жет­ся хму­рой, ез­жай со сво­ей те­туш­кой или на «уни­вер­са­ле». Лод­ка не­год­ная, по­па­дешь в пе­ре­плет.
      Ку­ойл смот­рел на свою лод­ку.
      — Ну ты сам по­гля­ди, — ска­зал Ден­нис. — Это про­сто па­ра до­сок, ско­ло­чен­ных вме­сте. Па­рень, что ее по­стро­ил, за­слу­жи­ва­ет хо­ро­ше­го под­за­тыль­ни­ка.
      Ру­ка Ку­ой­ла под­ня­лась к под­бо­род­ку.
      — Пап, — ска­за­ла Бан­ни. — Я хо­чу по­ка­тать­ся на лод­ке.
      Ден­нис цок­нул язы­ком, буд­то ус­лы­шал от нее ру­га­тель­ст­во.
      — По­го­во­ри с Эл­ви­ном Яр­ком. Он те­бе что-ни­будь сма­сте­рит. Он де­ла­ет хо­ро­шие лод­ки. Я бы то же мог ее сде­лать, толь­ко у не­го бу­дет бы­ст­рее, да и де­шев­ле. Я по­став­лю те­бе тра­нец, глав­ное, что бы ни­кто не ви­дел, как я это де­лаю. Что я во­об­ще при­ка­са­юсь к ней. Но те­бе луч­ше до­го­во­рить­ся с Эл­ви­ном. Те­бе нуж­на лод­ка. Это точ­но.

***

      Бан­ни бе­жа­ла к до­му, сжи­мая боль­шой и ука­за­тель­ный паль­цы.
      — Те­туш­ка, не­бо — са­мая боль­шая вещь в ми­ре. А зна­ешь, ка­кая са­мая ма­лень­кая?
      — Не знаю, до­ро­гая. Ка­кая?
      — Вот это. — И она при­под­ня­ла па­лец, что­бы по­ка­зать кро­хот­ную пес­чин­ку.
      — По­ка­жи! — по­тре­бо­ва­ла Сан­шайн, и пес­чин­ку под­хва­тил по­рыв вет­ра.
      — Нет, нет, — ска­за­ла те­туш­ка, пе­ре­хва­ты­вая сжа­тый ку­лак Бан­ни. — Их очень мно­го, им нет чис­ла. Пес­ка здесь хва­тит на всех.

      — Па­рень, тут на при­ста­ни сто­ит та­кая шту­ка! Та­ко­го в этих во­дах ни­ко­гда не бы­ло. — Звуч­ный го­лос со­тря­сал про­во­да и лил­ся Ку­ой­лу пря­мо в ухо. — Тут по­па­хи­ва­ет злом. Я бы на та­кой не по­шел в мо­ре, ни за ка­кие со­кро­ви­ща. При­ез­жай-ка по­смот­реть, па­рень. Ты боль­ше та­ко­го ни­ко­гда не уви­дишь.
      — Что там, мис­тер Ша­вел? Флаг­ман ис­пан­ской Ар­ма­ды?
      — Нет, па­рень. Ты при­ез­жай и при­во­зи с со­бой ка­ран­даш и фо­то­ап­па­рат. По-мо­ему, ты мо­жешь пи­сать не толь­ко о при­бы­тии и от­хо­де су­дов. — Он по­ве­сил труб­ку.
      Ку­ойл не был об­ра­до­ван. Лил ко­сой про­лив­ной дождь. Он ба­ра­ба­нил по во­до­сто­кам, гро­хо­тал по кры­ше. Бу­ше­вал ве­тер. А Ку­ой­лу бы­ло очень удоб­но си­деть за сто­лом, опи­ра­ясь на не­го лок­тя­ми, и пе­ре­пи­сы­вать ис­то­рию о про­ис­ше­ст­вии на ав­то­до­ро­ге в Лос-Анд­же­ле­се, ко­то­рую На­тбим под­слу­шал на ра­дио­вол­нах. По­жи­ло­го муж­чи­ну раз­де­ли ху­ли­ган­ст­вую­щие за­все­гда­таи ба­ра, за­вя­за­ли ему гла­за и вы­толк­ну­ли на ма­ги­ст­раль. Муж­чи­на толь­ко ус­пел вый­ти из боль­ни­цы, где он на­ве­щал ко­го-то из род­ст­вен­ни­ков, и зай­ти в бли­жай­ший бар вы­пить ста­кан­чик пи­ва, как его схва­ти­ли пя­те­ро мо­лод­чи­ков с го­лу­бы­ми во­ло­са­ми. Терт Кард ска­зал, что это слу­чай — при­мер су­ма­сшед­шей жиз­ни в США. Чи­та­те­ли «Бол­туш­ки» обо­жа­ли та­кие ис­то­рии. Бе­зу­мие даль­них стран.
      Ку­ойл пе­ре­зво­нил на­чаль­ни­ку пор­та.
      — Мис­тер Ша­вел, мне бы не хо­те­лось бро­сать де­ло, ко­то­рым я сей­час за­ни­ма­юсь.
      — Слу­шай, здесь суд­но Гит­ле­ра. Спе­ци­аль­ный ко­рабль, по­стро­ен­ный для удо­воль­ст­вий. Рос­кош­ная ях­та, как ад­ми­раль­ский ка­тер. Ты ни­ко­гда та­ко­го не ви­дел. Его хо­зя­ин на бор­ту, го­во­рит, что га­зет­чи­ки мо­гут под­нять­ся и по­смот­реть.
      — Бо­же мой. Бу­ду че­рез пол­ча­са.
      Бил­ли Прит­ти при­сталь­но по­смот­рел на Ку­ой­ла.
      — И что у не­го там та­кое? — про­шеп­тал он.
      — Го­во­рит, у об­ще­ст­вен­ной при­ста­ни сто­ит ши­кар­ная ях­та, ко­то­рая рань­ше при­над­ле­жа­ла Гит­ле­ру.
      — Иди ты! — ска­зал Бил­ли. — Я то­же хо­чу по­смот­реть. В те вре­ме­на нем­цы так и ви­лись воз­ле на­ше­го бе­ре­га, ту­да-сю­да, би­ли тор­пе­да­ми по на­шим ко­раб­лям пря­мо тут, в за­ли­ве. Со­юз­ни­ки за­хва­ти­ли не­мец­кую под­лод­ку и от­ве­ли в бух­ту Сент-Джон­са. У нас бы­ли шпио­ны. Да, очень ум­ные! Бы­ла од­на жен­щи­на, так я до сих пор пом­ню, как она в ста­рой гряз­ной курт­ке раз в не­де­лю ез­ди­ла на скри­пу­чем ве­ло­си­пе­де по все­му по­бе­ре­жью, от га­ва­ни Ры­ба­чья Мас­тер­ская до Якор­ной Ла­пы, за­тем воз­вра­ща­лась на пе­ре­пра­ву. Я уже не пом­ню, что она там го­во­ри­ла, за­чем ей на­до бы­ло так ез­дить, но по­том вы­яс­ни­лось, что она бы­ла не­мец­кой шпи­он­кой. Счи­та­ла су­да, а по­том ра­ди­ро­ва­ла не­мец­ким лод­кам, ко­то­рые шны­ря­ли воз­ле бе­ре­га.
      — То­гда на­де­вай свой плащ и пой­дем.
      — По-мо­ему, ее рас­стре­ля­ли. Она про­сто од­на­ж­ды взя­ла и ис­чез­ла. Го­во­рят, ее пой­ма­ли воз­ле га­ва­ни Ры­ба­чья Мас­тер­ская и за­стре­ли­ли. Го­во­рят, она гна­ла на сво­ем ве­ло­си­пе­де по тро­пин­кам, кри­ча­ла как бе­зум­ная, а му­жи­ки бе­жа­ли за ней сле­дом. Хо­ро­шо им при­шлось по­бе­гать, по­ка не пой­ма­ли.
      Ку­ойл цык­нул угол­ком губ. Он не по­ве­рил ни еди­но­му его сло­ву.

***

      В по­лу его ма­ши­ны бы­ла ды­ра, и сквозь нее вре­мя от вре­ме­ни про­ры­ва­лись гей­зе­ры гряз­ной до­ж­де­вой во­ды. Ку­ойл с за­ви­стью по­ду­мал о гру­зо­ви­ке те­туш­ки. У не­го не бы­ло средств на по­куп­ку но­во­го ав­то­мо­би­ля. День­ги стра­хо­вой ком­па­нии ис­че­за­ли с пу­гаю­щей ско­ро­стью. Он не знал, от­ку­да у те­туш­ки день­ги. Она пол­но­стью оп­ла­ти­ла ре­монт до­ма и да­ва­ла часть де­нег на пи­та­ние. Он за­пла­тил за очи­ст­ку до­ро­ги и но­вый при­чал, за кро­ва­ти и мат­ра­сы для де­во­чек, оде­ж­ду, за про­жи­ва­ние в мо­те­ле и бен­зин для сво­ей ма­ши­ны. И за но­вую транс­мис­сию.
      — Жаль, я шта­ны ре­зи­но­вые не на­дел, — про­кри­чал Бил­ли Прит­ти. — Я не знал, что у тво­ей ма­ши­ны от­ва­ли­лась по­ло­ви­на по­ла.
      Ку­ойл сбро­сил газ, что­бы не за­брыз­гать гра­ци­оз­ную стат­ную жен­щи­ну в зе­ле­ном до­ж­де­ви­ке. Бо­же, не­у­же­ли здесь до­ж­ди идут ка­ж­дый день? С ней был ре­бе­нок. Она по­смот­ре­ла пря­мо на Ку­ой­ла. Он смот­рел на нее.
      — Кто это? Я ви­жу ее на до­ро­ге ка­ж­дый раз, как ку­да-ни­будь еду.
      — Это Уэй­ви. Уэй­ви Про­уз. Она воз­вра­ща­ет­ся с сы­ном по­сле спе­ци­аль­ных за­ня­тий в шко­ле. Их там не­сколь­ко че­ло­век. Она са­ма их ор­га­ни­зо­ва­ла, эти за­ня­тия. Маль­чик у нее не в се­бе. Это все про­изош­ло из-за не­сча­ст­но­го слу­чая. Уэй­ви бы­ла им бе­ре­мен­на, ко­гда пе­ре­вер­нул­ся «Гек­тор». На­до ее под­вез­ти, сы­нок.
      — Она же шла в дру­гую сто­ро­ну.
      — Тут раз­вер­нуть­ся-то од­на се­кун­да. А дождь льет как из вед­ра.
      Ку­ойл съе­хал на до­ро­гу к клад­би­щу, раз­вер­нул­ся и по­ехал в об­рат­ную сто­ро­ну. Ко­гда жен­щи­на и ре­бе­нок са­ди­лись в ма­ши­ну, Бил­ли на­звал их име­на. Уэй­ви Про­уз. Гер­ри. Жен­щи­на из­ви­ни­лась за то, что они та­кие мок­рые, и мол­ча про­си­де­ла всю до­ро­гу до ма­лень­ко­го до­ма, в вось­ми­стах мет­рах от «Бол­туш­ки». Она не смот­ре­ла на Ку­ой­ла. Двор по­за­ди до­ма пред­став­лял со­бой на­стоя­щую фан­тас­ма­го­рию из рас­кра­шен­ных де­ре­вян­ных фи­гур га­ло­пи­рую­щих ло­ша­дей, со­бак, ба­лан­си­ро­вав­ших на ко­ле­сах, ря­да хро­ми­ро­ван­ных кол­па­ков от ко­лес на нож­ках. Фан­та­сти­че­ский зоо­парк.
      — Вот это двор, — ска­зал Ку­ойл.
      — Па­пи­ны по­дел­ки, — ска­за­ла Уэй­ви и за­хлоп­ну­ла дверь.
      Он раз­вер­нул­ся на за­то­п­лен­ной до­ро­ге и сно­ва по­ехал по на­прав­ле­нию к Якор­ной Ла­пе.
      — Ви­дел бы ты стул, ко­то­рый он сде­лал из ло­си­ных ро­гов, — ска­зал Бил­ли. — Ты са­дишь­ся в не­го, те­бе удоб­но, но со сто­ро­ны ка­жет­ся, что ты па­ришь на зо­ло­тых крыль­ях.
      — У нее очень хо­ро­шая осан­ка, — ска­зал Ку­ойл. По­том по­пра­вил­ся: — В смыс­ле, по­ход­ка. В смыс­ле, она вы­со­кая. Она ка­жет­ся вы­со­кой.
      «Сла­бо­ум­ный муж­чи­на го­во­рит глу­по­сти». Ка­ким-то не­объ­яс­ни­мым об­ра­зом она при­тя­ги­ва­ла к се­бе его вни­ма­ние. Ка­за­лось, она бы­ла во­пло­ще­ни­ем этих мок­рых кам­ней, за­па­ха ры­бы и при­ли­ва.
      — Мо­жет быть, она и есть вы­со­кая и ти­хая жен­щи­на, сы­нок.
      — И что это зна­чит?
      — Так го­во­рил мой отец.

***

      — Вон она. — Они всмат­ри­ва­лись в ях­ту сквозь по­кры­тое по­то­ка­ми во­ды вет­ро­вое стек­ло. Суд­но ра­зи­тель­но от­ли­ча­лось от всех ос­таль­ных, сто­яв­ших у при­ча­ла. Оно бы­ло при­швар­то­ва­но ме­ж­ду ях­той, ко­то­рая со свои­ми ав­ст­ра­лий­ски­ми хо­зяе­ва­ми стоя­ла здесь уже две не­де­ли, и во­ен­но-учеб­ным ко­раб­лем. Свер­ху ад­ми­раль­ский ка­тер по­хо­дил на низ­кую шлюп­ку со стран­ны­ми ог­ром­ны­ми рож­ка­ми по бо­кам. Кто-то из эки­па­жа, оде­тый в чер­ный ма­кин­тош, на­кло­нил­ся над ка­ким-то пред­ме­том воз­ле две­ри в каю­ту, по­том бы­ст­ро шаг­нул в нее и ис­чез.
      — А что это за шту­ко­ви­ны по бо­кам? По­хо­же на боль­шо­го жу­ка с ко­ро­тень­ки­ми крыль­я­ми.
      — Они ис­поль­зу­ют­ся в ка­че­ст­ве вы­движ­но­го ки­ля. Их под­ни­ма­ют и опус­ка­ют во вре­мя дви­же­ния для то­го, что­бы под­нять или опус­тить киль. Ес­ли у те­бя мел­кая па­рус­ная лод­ка, она бу­дет хо­дить толь­ко по вет­ру, и то­гда ты бу­дешь бла­го­да­рить бо­га за вы­движ­ной киль. К то­му же, бла­го­да­ря ему у те­бя ис­поль­зу­ет­ся все про­стран­ст­во. Ты про­сто ве­ша­ешь груз по бо­кам, вме­сто то­го что­бы за­гру­жать им трюм.
      Кон­траст с вы­со­хшей поч­ти до кос­тей фи­гу­рой Бил­ли де­лал Ку­ой­ла по­хо­жим на гру­ду ка­кой-то под­виж­ной мас­сы.
      В каю­те за­жег­ся свет. Да­же сквозь струи про­лив­но­го до­ж­дя им бы­ло вид­но, что это суд­но — на­стоя­щее со­кро­ви­ще.
      — По­хо­же, ду­бо­вый кор­пус, — ска­зал Бил­ли Прит­ти. — Ты толь­ко по­смот­ри на не­го! На его мач­ты! На эту каю­ту! Ти­ко­вые па­лу­бы. Ров­ные, низ­кие и ши­ро­кие! В жиз­ни ни­ко­гда не ви­дел та­кой фор­мы у ях­ты. По­смот­ри, ка­кой кру­той нос, фор­ште­вень, как эс­ки­мос­ский нож. Ви­дишь резь­бу? — На­зва­ние суд­на бы­ло вы­ве­де­но фи­ли­гран­ной резь­бой с по­зо­ло­той на крас­ном де­ре­ве: «Креп­кая Крош­ка», Пу­эр­та Ма­лак­ка. До них до­но­си­лись при­глу­шен­ные го­ло­са.
      — Не знаю, сто­ит ли так на­зы­вать суд­но, — про­бор­мо­тал Бил­ли Прит­ти, идя по тра­пу и спры­ги­вая на ис­кря­щую­ся па­лу­бу. По­том за­кри­чал:
      — Эхой, «Креп­кая Крош­ка». К вам гос­ти! Мож­но на борт?
      Муж­чи­на с крас­ным ли­цом и бе­лы­ми во­ло­са­ми от­крыл од­ну из рез­ных две­рей. Он был в по­ло­са­тых брю­ках с бе­лым поя­сом и в бе­лых бо­тин­ках. Ку­ойл вни­ма­тель­но ос­мат­ри­вал­ся. Все здесь бы­ло осо­бен­ным. Мок­рый ви­той ка­нат, вен­ти­ля­тор, с ко­то­ро­го ка­па­ла во­да, по­то­ки во­ды, бе­гу­щей по па­лу­бе. Ря­дом с две­рью, ве­ду­щей в каю­ту, сто­ял мок­рый порт­фель из сви­ной ко­жи, с ве­ре­воч­ной руч­кой.
      — Я вас знаю? — Его гла­за бы­ли на­ли­ты кро­вью.
      — Мы из ме­ст­ной га­зе­ты «Бол­туш­ка». На­шим чи­та­те­лям бы­ло бы ин­те­рес­но уз­нать о ва­шем ко­раб­ле. Мы ста­ра­ем­ся де­лать не­боль­шие ре­пор­та­жи о не­обыч­ных су­дах, за­хо­дя­щих в Якор­ную Ла­пу. А та­ко­го суд­на, как ва­ше, мы ни­ко­гда не ви­де­ли, — про­из­нес Ку­ойл за­ра­нее при­го­тов­лен­ную речь. Эта ях­та ка­за­лась ему про­дол­же­ни­ем су­ши. Он рас­по­ла­гаю­ще улыб­нул­ся, но на «Креп­кой Крош­ке» не бы­ли ра­ды гос­тям.
      — Ну да. Этот ваш за­ме­ча­тель­ный на­чаль­ник пор­та, как там его, Дудлс, что ли, что-то бурк­нул о ви­зи­те, так ска­зать, ме­ст­ной прес­сы. — Муж­чи­на тя­же­ло вздох­нул. Его при­гла­шаю­щий жест на­по­ми­нал тот, ко­то­рым из­бав­ля­ют­ся от ог­рыз­ка яб­ло­ка. — В об­щем, мы с мо­ей дра­го­цен­ной же­ной сей­час в са­мом раз­га­ре спо­ра, но, по­ла­гаю, мы смо­жем ра­зы­грать не­боль­шое пред­став­ле­ние. Я рас­ска­зы­вал об этой ях­те всем — на­чи­ная с Эн­ди Уор­хо­ла за две не­де­ли до его опе­ра­ции, ко­то­рая за­кон­чи­лась смер­тель­ным ис­хо­дом, и за­кан­чи­вая Скот­ланд-Яр­дом. Она при­вле­ка­ет вни­ма­ние тол­пы вез­де, где бы мы ни бы­ли, от Ан­ти­бов до Бо­ка Ра­тон. Она аб­со­лют­но уни­каль­на. — И он вы­шел под дождь.
      — Это тра­ди­ци­он­ный для ях­ты ди­зайн, толь­ко вы­пол­нен с изу­ми­тель­нойрос­ко­шью и не­по­вто­ри­мым ин­терь­е­ром. Я счи­таю, что это луч­шая ях­та, ко­то­рая ко­гда-ли­бо бы­ла по­строе­на. Ко­гда мы уви­де­ли ее впер­вые, она бы­ла пол­нойраз­ва­ли­ной. Она стоя­ла в ка­ком-то ужас­ном италь­ян­ском пор­ту и при­над­ле­жа­ла прин­цес­се Ла­ран­чиа­те. Ле­том мы сни­ма­ли вил­лу Ан­се­до­ния, и как-то она упо­мя­ну­ла о раз­би­том суд­не, ко­то­рое ко­гда-то при­над­ле­жа­ло Гит­ле­ру и те­перь на­во­дит на нее тос­ку. Мы сра­зу же по­шли его смот­реть, и я сра­зу же уви­дел, ка­ки­ми воз­мож­но­стя­ми оно об­ла­да­ет. Бы­ло оче­вид­но, что это суд­но — ис­клю­чи­тель­но ред­кое, един­ст­вен­ное в сво­ем ро­де. У ях­ты аб­со­лют­но плос­кое дни­ще, по­зво­ляю­щее вы­во­дить ее пря­мо на бе­рег в слу­чае штор­ма или при не­об­хо­ди­мо­сти ре­монт­ных ра­бот. Ис­клю­чи­тель­но тя­же­лая. Поч­ти со­рок тонн ду­ба. Ра­зу­ме­ет­ся, она бы­ла соз­да­на для про­гу­лок по Се­вер­но­му мо­рю. Вер­ти­каль­ный нос. Она об­ла­да­ет ис­клю­чи­тель­ной пла­ву­че­стью. Знае­те, моя же­на не­на­ви­дитэту лод­ку. А я ее люб­лю.
      Взгляд Бил­ли упал на квад­рат ков­ро­во­го по­кры­тия, ко­то­рый тот сна­ча­ла при­нял за при­двер­ный ков­рик, но по­том за­ме­тил на нем со­ба­чьи экс­кре­мен­ты. Он не мог от­вес­ти от это­го квад­ра­та глаз.
      — Это для спа­ние­ля мо­ей же­ны. За­ме­ча­тель­ная сис­те­ма. Со­бач­ка де­ла­ет свои де­ла на ис­кус­ст­вен­ной тра­ве, ко­то­рую по­том мож­но бро­сить в во­ду. Ви­ди­те пет­лю на уг­лу? Бук­си­ро­вать ее за со­бой до тех пор, по­ка она не ста­нет сно­ва иде­аль­но чис­той. За­ме­ча­тель­ное изо­бре­те­ние. Это бы­ло сде­ла­но в пят­на­дца­том ве­ке. Я имею в ви­ду ях­ту, а не ков­рик. Та­кие су­да мож­но уви­деть на ве­ли­ко­леп­ных кар­ти­нах Рем­бранд­та. Они при­над­ле­жа­ли ко­ро­лям. У Ген­ри VIII бы­ло та­кое, и у Ели­за­ве­ты I. Цар­ская ях­та. Ко­гда мы ее уви­де­ли, она на­зы­ва­лась «Das Knee», что зна­чит «Ко­ле­но». И мне при­шлось встать на ко­ле­но, что­бы убе­дить мою дра­жай­шую же­ну ку­пить ее. — Он сде­лал пау­зу, что­бы по­зво­лить Ку­ой­лу по­сме­ять­ся. — Она но­си­ла это имя, ко­гда ее ку­пи­ла прин­цес­са. В ней ни­че­го не ме­ня­лось с тех пор, как этот от­вра­ти­тель­ный не­мец­кий про­мыш­лен­ник по­лу­чил ее по­сле вой­ны. Моя воз­люб­лен­ная же­на ду­ма­ла, что я на­зо­ву ях­ту в ее честь, но я на­звал ее «Креп­кой Крош­кой». Ко­гда ра­зо­брал­ся в ее ис­тин­ном ха­рак­те­ре. Этот ко­рабль бу­дет на пла­ву и че­рез сто лет. Его строи­ли в Хар­ле­ме, в те­че­ние де­вя­ти лет. Его со­вер­шен­но, аб­со­лют­но нель­зя раз­ру­шить. Он уди­ви­тель­но креп­кий и цель­ный. Кар­кас семь на шесть дюй­мов, а в цен­траль­ной час­ти — семь на один­на­дцать.
      Бил­ли Прит­ти при­сви­ст­нул и под­нял бро­ви. Бе­лые во­ло­сы муж­чи­ны при­ли­п­ли к го­ло­ве. Ка­п­ли сви­са­ли с кра­ев ша­пок Бил­ли и Ку­ой­ла, как ба­хро­ма из лун­но­го кам­ня. Ку­ойл пы­тал­ся пи­сать в блок­но­те, со­гнув­шись над ним, что­бы за­щи­тить его от до­ж­дя. Без­ре­зуль­тат­но.
      — Об­шив­ка из от­бор­но­го элит­но­го ду­ба, два и три ше­ст­на­дца­тых дюй­ма тол­щи­ной, с двой­ным сло­ем вни­зу. За­чем? За­тем, что там, где она бы­ла по­строе­на, во­ды бы­ли мел­ки­ми, дно пес­ча­ным, с от­ме­ля­ми, пе­ре­но­си­мы­ми те­че­ния­ми с мес­та на ме­сто. Не­ве­ро­ят­но. Это за­лив Зей­дер-Зи, от­вра­ти­тель­ные, не­на­деж­ные во­ды. На мель са­дишь­ся по­сто­ян­но. Па­лу­ба здесь то­же тон­кая. Ве­ри­те или нет, но вы стои­те на ти­ко­вых па­не­лях тол­щи­ной в дюйм и три чет­вер­ти, при­ве­зен­ных из Бир­мы еще до Вто­рой ми­ро­вой! Се­го­дня вы не ку­пи­те та­кое де­ре­во, как на этом суд­не, ни за ка­кие день­ги. Его про­сто боль­ше нет. — Он про­дол­жал свой рас­сказ. Ку­ойл за­ме­тил, как Бил­ли спря­тал ру­ки в кар­ма­ны.
      — Ты, урод не­сча­ст­ный, с кем это ты раз­го­ва­ри­ва­ешь? — раз­дал­ся рез­кий вы­со­кий го­лос. Про­мок­ший до нит­ки муж­чи­на про­дол­жал го­во­рить, буд­то ни­че­го не слы­шал.
      — Так, на лод­ке на­хо­дит­ся эки­паж из че­ты­рех че­ло­век. У нее ост­рый ран­го­ут, три ты­ся­чи две­сти мет­ров квад­рат­ных по­верх­ность па­ру­са. Что­бы упра­вить­ся с ним, нуж­ны три очень силь­ных муж­чи­ны, и они по­сто­ян­но то по­лу­ча­ют пе­ре­ло­мы, то стра­да­ют гры­жей. Они все вре­мя сбе­га­ют с ко­раб­ля. Он ве­сит око­ло по­лу­тон­ны. Я имею в ви­ду па­рус. И суд­но ти­хо­ход­ное. По­то­му что тя­же­лое. Но очень, очень ус­той­чи­вое. — Без вся­кой пау­зы он вдруг за­кри­чал: — Я раз­го­ва­ри­ваю с ме­ст­ной прес­сой о на­шей ях­те! — Нос у не­го по­крыл­ся по­пе­реч­ны­ми склад­ка­ми, как у ры­ча­щей со­ба­ки.
      — Рас­ска­жи им, что слу­чи­лось во вре­мя ура­га­на «Боб»! — эти сло­ва про­ли­лись на них как дождь.
      Ку­ойл от­ло­жил в сто­ро­ну свой на­сквозь про­мок­ший блок­нот и сто­ял, при­крыв ру­кой под­бо­ро­док. Сквозь мок­рый шелк ру­баш­ки муж­чи­ны с бе­лы­ми во­ло­са­ми се­ры­ми пуч­ка­ми про­сту­па­ла рас­ти­тель­ность на его гру­ди. Ка­за­лось, что он не за­ме­чал до­ж­дя. Ку­ойл за­ме­тил крас­ные руб­цы на его ру­ках. В коль­це он но­сил ру­бин раз­ме­ром с не­боль­шой по­ми­дор. От не­го пах­ло ли­ке­ром.
      — Здесь вез­де по­тря­саю­щая резь­ба, по все­му суд­ну. Са­мые луч­шие рез­чи­ки ра­бо­та­ли на ко­раб­ле в те­че­ние де­вя­ти лет. Сре­ди узо­ров все из­вест­ные че­ло­ве­че­ст­ву жи­вот­ные: зеб­ры, ло­си, ди­но­зав­ры, зуб­ры, игуа­ны, вол­ки. Мы при­гла­ша­ли сю­да из­вест­ных все­му ми­ру био­ло­гов, что­бы оп­ре­де­лить изо­бра­жен­ные здесь ви­ды. И пти­цы! Про­сто уди­ви­тель­но! Ях­та бы­ла по­строе­на для Гит­ле­ра, но об этом, я по­ла­гаю, вы знае­те. Но сам он ни ра­зу на ней не поя­вил­ся. Он все вре­мя от­кла­ды­вал свой при­езд. У не­го бы­ла уди­ви­тель­ная не­при­язнь к су­дам. — Сло­ва вы­ле­та­ли вме­сте с брыз­га­ми. Ка­п­ли от­ска­ки­ва­ли от па­лу­бы.
      — Рас­ска­жи им, что слу­чи­лось во вре­мя ура­га­на «Боб».
      — Мне ка­жет­ся, что моя до­ро­гаяже­на пы­та­ет­ся при­влечь на­ше вни­ма­ние, — ска­зал мок­рый че­ло­век. — Зай­ди­те в каю­ту и взгля­ни­те на ин­терь­ер. Вам он по­нра­вит­ся. Он так же при­чуд­лив, как на­руж­ная резь­ба. Тамони дей­ст­ви­тель­но да­ли во­лю фан­та­зии.
      Он рас­крыл дверь и втя­нул в се­бя жи­вот, что­бы они мог­ли прой­ти. Ку­ойл спо­ткнул­ся о пу­ши­стый ко­вер. В кир­пич­ном ка­ми­не го­рел огонь. В каю­те об­шив­ка из ат­лас­но­го де­ре­ва бы­ла ин­кру­сти­ро­ва­на ор­хи­дея­ми из пер­ла­мут­ра, опа­лов и яш­мы. Ку­ойл не мог на­смот­реть­ся на эту кра­со­ту. Мед­ная люс­т­ра бы­ла по­кры­та па­ти­ной. Все здесь вы­гля­де­ло ис­клю­чи­тель­ным и не­по­вто­ри­мым. В кра­со­те этой ком­на­ты бы­ло что-то от­тал­ки­ваю­щее, но он ни­как не мог оп­ре­де­лить, что имен­но. Мо­жет быть, ска­зы­ва­лось тле­твор­ное влия­ние мор­ской сы­ро­сти и со­ли? На ди­ва­не си­де­ла жен­щи­на в гряз­ном бан­ном ха­ла­те и с во­ло­са­ми цве­та пе­ны на сточ­ных во­дах. Ее ру­ки бы­ли все уве­ша­ны коль­ца­ми и брас­ле­та­ми. Она вы­тя­ну­ла но­ги. Ста­ли вид­ны крас­ные отек­шие ло­дыж­ки. Она дер­жа­ла бо­кал с гра­ви­ров­кой «М. Сел­лос» и всхли­пы­ва­ла, до­бав­ляя ат­мо­сфе­ре дра­ма­ти­че­ский от­те­нок. Ку­ойл за­ме­тил на сто­ле че­хол от ла­зер­ных дис­ков. «Зав­трак на ат­лас­ных про­сты­нях». Жен­щи­на по­ста­ви­ла свой бо­кал. Влаж­ные жел­тые гу­бы.
      — Бай­о­нет, рас­ска­жи им, что слу­чи­лось во вре­мя ура­га­на «Боб», — при­ка­за­ла она муж­чи­не, не гля­дя на Ку­ой­ла и Бил­ла.
      — Ши­ри­на ях­ты пять­сот пят­на­дцать сан­ти­мет­ров, — ска­зал бе­ло­во­ло­сый, бе­ря с пол­ки бо­кал с ини­циа­лом «Джей». Ку­би­ки льда в нем поч­ти рас­тая­ли, но он все рав­но стал из не­го пить.
      — Ях­ты бы­ва­ют раз­ных ти­пов, — ска­за­ла жен­щи­на. — И вздор то­же. Ес­ли ты не рас­ска­жешь им, что бы­ло во вре­мя ура­га­на «Боб», я рас­ска­жу са­ма.
      Муж­чи­на до­пил из бо­ка­ла. С его шта­нин ка­па­ло. Бил­ли ре­шил раз­го­во­рить жен­щи­ну, что­бы из­бе­жать кро­во­про­ли­тия.
      — Ну же, до­ро­гая, рас­ска­жи­те нам, что же про­изош­ло во вре­мя ура­га­на. Нам это очень ин­те­рес­но.
      Рот жен­щи­ны от­крыл­ся, но не по­слы­ша­лось ни зву­ка. Она впи­лась взгля­дом в муж­чи­ну, он вздох­нул и с не­охо­той за­го­во­рил.
      — Хо­ро­шо. Лад­но. Со­хра­ним те­п­ло гре­ба­ных се­мей­ных от­но­ше­ний. Мы при­швар­то­ва­лись в пор­ту Бе­ло­го Во­ро­на, к се­ве­ру от пор­та Бар. Это в шта­те Мэн, США. Вы­ше по по­бе­ре­жью от Порт­лен­да. Во­об­ще-то, су­ще­ст­ву­ет два Порт­лен­да, но вто­рой на­хо­дит­ся на За­пад­ном по­бе­ре­жье. В шта­те Оре­гон, под Бри­тан­ской Ко­лум­би­ей. Так вот, у «Креп­кой Крош­ки» в раз­гар штор­ма, по­хо­же, от­вя­за­лись швар­то­вы. Оке­ан со­шел с ума. Вы же ви­де­ли, как по­строе­на «Креп­кая Крош­ка». Очень мас­сив­ная, очень тя­же­лая. Со­вер­шен­ное ору­дие каз­ни. Так вот. Она раз­да­ви­ла сем­на­дцатьбор­тов на спич­ки. Сем­на­дцать!
      Жен­щи­на от­ки­ну­ла го­ло­ву на­зад и из­да­ла кар­каю­щий звук.
      — Но на этом де­ло не за­кон­чи­лось. Вы ви­де­ли, ка­кое у нее плос­кое дни­ще. Она сде­ла­на так, что­бы вы­хо­дить на зем­лю. Ко­гда она за­кон­чи­ла с ис­треб­ле­ни­ем су­до­ход­ной эли­ты Бе­ло­го Во­ро­на, вол­ны ста­ли гнать ее на бе­рег. Она и об­ру­ши­лась на не­го, как ог­ром­ный та­ран. Бах!
      — Бах! — ска­за­ла жен­щи­на. У нее рас­пах­нул­ся ха­лат, и Ку­ойл за­ме­тил си­ня­ки у нее над ко­ле­ня­ми.
      — Она вы­шла на бе­рег и про­шлась по до­мам на пля­же. И это бы­ли не ва­ши до­миш­ки мяс­ни­ков да пе­ка­рей, а од­ни из са­мых кра­си­вых строе­ний на по­бе­ре­жье, спро­ек­ти­ро­ван­ных из­вест­ны­ми все­му ми­ру ар­хи­тек­то­ра­ми.
      — Пра­виль­но! Пра­виль­но! — Она под­бад­ри­ва­ла его, как со­ба­ку, го­то­вя­щую­ся к прыж­ку че­рез го­ря­щий об­руч.
      — Снес­ла две­на­дцать до­мов, при­ча­лы и до­ки. Пре­вра­ти­ла их в тру­ху. Она вы­ско­чи­ла на бе­рег. Бах!
      — Бах!
      — И спус­ти­лась об­рат­но. Из­мель­чи­ла об­лом­ки. Уил­ки Фриц-Чендж то­гда пы­тал­ся ус­нуть в гос­те­вой ком­на­те од­но­го из этих до­мов. Он был по­слом в ка­кой-то ма­лень­кой ев­ро­пей­ской стра­не и те­перь вос­ста­нав­ли­вал­ся по­сле нерв­но­го сры­ва в пляж­ном до­ме Дже­ка и Даф­ны Джер­шом. Так вот, он ед­ва ус­пел уне­сти но­ги. Поз­же он рас­ска­зы­вал, что ему по­ка­за­лось, что по не­му ве­дет­ся при­цель­ный ар­тил­ле­рий­ский огонь. А са­мое уди­ви­тель­ное, что са­ма лод­ка не по­лу­чи­ла ре­ши­тель­но ни­ка­ких по­вре­ж­де­ний. Не­боль­шая тре­щи­на в кор­пу­се. Ни вы­бои­ны, ни ца­ра­пи­ны.
      Жен­щи­на с пол­ным ртом за­кры­ла гла­за и за­ки­ва­ла го­ло­вой. Те­перь ей ста­ло скуч­но. Она ус­та­ла от этих лю­дей.
      Ку­ойл пред­ста­вил се­бе, как тя­же­лое суд­но не­слось на дру­гие ко­раб­ли, кру­ши­ло до­ма и до­ки. Он от­каш­лял­ся.
      — А что при­ве­ло вас в Якор­ную Ла­пу? От­пу­ск­ной во­яж?
      Бе­ло­во­ло­сый с го­тов­но­стью ото­звал­ся.
      — От­пуск? Здесь? На са­мом за­бро­шен­ном и от­вра­ти­тель­ном по­бе­ре­жье ми­ра? Да я бы сю­да ни но­гой. Я бы луч­ше по­плыл в Ти­ер­ру дель Фу­эго на ша­лан­де для пе­ре­воз­ки му­со­ра. Нет, у нас идет ре­кон­ст­рук­ция ин­терь­е­ра. Да, до­ро­гая? — Сар­казм в его го­ло­се ре­зал ост­рее но­жа. — Силь­вер, моя до­ро­гая же­нуш­ка, на­стаи­ва­ет на ус­лу­гах од­но­го кон­крет­но­го мас­те­ра по обив­ке яхт. Из ты­сяч из­вест­ных. Ко­гда-то этот мас­тер жил на Лонг-Ай­лен­де, в ка­ких-ни­будь де­ся­ти ки­ло­мет­рах от на­ше­го лет­не­го до­ма. Те­перь мы долж­ны бы­ли при­быть за ним сю­да, на этот бо­гом за­бы­тый ка­мен­ный бе­рег. Сю­да с Ба­гам, для то­го что­бы пе­ре­тя­нуть обе­ден­ный са­лон. Как здесь во­об­ще мож­но жить? Бо­же мой, да мы бы­ли да­же вы­ну­ж­де­ны вез­ти с со­бой ко­жу.
      Су­дя по то­му, как он про­из­нес ме­тал­ли­че­ское имя жен­щи­ны, Ку­ойл ре­шил, что оно про­изош­ло от бо­лее тя­же­ло­го «Али­сы» или «Бер­нис».
      — Мас­тер по ин­терь­е­рам яхт? Я не знал, что та­кие су­ще­ст­ву­ют.
      — Ра­зу­ме­ет­ся. Вы толь­ко по­ду­май­те. На ях­тах пол­но вся­ких уди­ви­тель­ных, стран­ных угол­ков. Аб­со­лют­но не­обыч­ные и стран­ные ска­мей­ки и тре­уголь­ные сто­лы. Ты­ся­чи и ты­ся­чи дол­ла­ров уй­дут на то, что­бы пе­ре­де­лать ин­терь­ер обе­ден­но­го са­ло­на на та­кой ях­те, как эта. Все де­ла­ет­ся в со­от­вет­ст­вии с же­ла­ния­ми кли­ен­та. И, ра­зу­ме­ет­ся, ка­ж­дое суд­но ин­ди­ви­ду­аль­но. У не­ко­то­рых из­бран­ных ко­жа­ные сте­ны и по­то­лок. Я ви­дел да­же ко­жа­ные по­лы. Пом­нишь, Силь­вер? Ях­та «Иде­аль­ный Би­ск­вит», да? На­поль­ная плит­ка из кор­дов­ской цвет­ной дуб­ле­ной ко­жи. Про­сто не­ве­ро­ят­но. Ко­неч­но, на нее мож­но не бо­ять­ся па­дать.
      — А как его имя? — спро­сил Ку­ойл. — На­шим чи­та­те­лям бу­дет ин­те­рес­но уз­нать, что сре­ди них есть из­вест­ный мас­тер по ин­терь­е­рам яхт.
      — О, это жен­щи­на, — ска­за­ла Силь­вер. — Ее зо­вут Аг­нис. Аг­нис Хамм. «Ин­терь­е­ры яхт и пе­ре­тяж­ка ме­бе­ли на за­каз». Скуч­ная жен­щи­на, но на­стоя­щая бо­ги­ня с иг­лой. — Она за­смея­лась.
      Бил­ли Прит­ти за­ше­ве­лил­ся.
      — Ну, спа­си­бо вам, Бай­о­нет и Силь­вер…
      — Мел­вилл. Как у Гер­ма­на Мел­вил­ла.
      Муж­чи­на на­лил се­бе еще. Он дро­жал. Воз­мож­но, от то­го, что на­сквозь вы­мок. Они по­жа­ли ему ру­ку, Бил­ли Прит­ти за­дер­жал в ру­ке хо­лод­ные паль­цы жен­щи­ны. Они вы­шли из жар­кой каю­ты в дождь. Мок­рый че­мо­дан был бес­по­во­рот­но за­губ­лен.
      Они слы­ша­ли, как в каю­те гром­ко за­зву­ча­ли го­ло­са. «Да­вай, — го­во­ри­ла жен­щи­на, — ка­тись от­сю­да, про­ва­ли­вай на все че­ты­ре сто­ро­ны, мерз­кий уб­лю­док. Стань сно­ва ги­дом. Да­вай. Иди. Да­вай».

      Суб­бот­ний пол­день. Ку­ойл был весь по­крыт би­рю­зо­вы­ми брыз­га­ми. Он по­кра­сил ком­на­ту де­во­чек и те­перь си­дел за сто­лом за чаш­кой чаю, пе­ред та­рел­кой пон­чи­ков с ва­рень­ем.
      — Ну что, те­туш­ка, — ска­зал он. — Ока­зы­ва­ет­ся, ты за­ни­ма­ешь­ся ин­терь­е­ра­ми яхт.
      — Ты ви­дел мою вы­вес­ку? — Те­туш­ка шку­ри­ла пись­мен­ный стол. Тер­ла де­ре­во ши­пя­щей бу­ма­гой. Плоть на ее пред­пле­чье рас­ка­чи­ва­лась в такт ее дви­же­ни­ям.
      Сан­шайн и Бан­ни под сто­лом иг­ра­ли с ма­шин­ка­ми и кар­тон­ной до­ро­гой, ко­то­рая рас­кла­ды­ва­лась в кру­тые зиг­за­ги. Бан­ни по­ло­жи­ла на до­ро­гу ку­бик.
      — Это лось, — ска­за­ла она. — А вот едет па­па. Р-р-р. Би-би-би! Лось не об­ра­ща­ет вни­ма­ния. — И она сби­ла ку­сок де­ре­ва сво­ей ма­шин­кой.
      — Я то­же хо­чу! — ска­за­ла Сан­шайн, про­тя­ги­вая ру­ку к ку­би­ку и ма­ши­не.
      — Най­ди се­бе дру­гой. Это мое.
      По­слы­ша­лась воз­ня, звук уда­ра го­ло­вой о нож­ку сто­ла и го­ре­ст­ный вой Сан­шайн.
      — Плак­са! — Бан­ни вы­бра­лась из-под сто­ла и бро­си­ла ку­би­ком и ма­ши­ной в Сан­шайн.
      — Ти­хо! — ска­за­ла те­туш­ка.
      — Ус­по­кой­ся, Бан­ни. — Ку­ойл взял Сан­шайн на ру­ки, ос­мот­рел крас­ную от­ме­ти­ну на ее лбу, по­це­ло­вал ее и стал ка­чать. Из дру­го­го кон­ца ком­на­ты Бан­ни жгла всех тро­их прон­зи­тель­ным взгля­дом. Улыб­ка Ку­ой­ла сви­де­тель­ст­во­ва­ла о том, что его не впе­чат­ля­ли ее взгля­ды. Его бес­по­кои­ли их кри­ки и стыч­ки. Ко­гда же они ста­нут до­б­рее?
      — Мас­тер­ская сей­час в раз­гро­ме, но у нас уже вы­став­ле­ны швей­ные ма­ши­ны. Труд­нее все­го най­ти опыт­ных по­мощ­ни­ков, но я обу­чаю двух жен­щин. Мис­сис Мэ­вис Бэнгз и До­ун Бад­жел. Мэ­вис уже по­жи­лая жен­щи­на, вдо­ва, а До­ун все­го два­дцать шесть лет. Учи­лась в уни­вер­си­те­те, по­лу­ча­ла сти­пен­дию, и так да­лее. Но здесь ей со­вер­шен­но не­где ра­бо­тать. Она ра­бо­та­ла на за­во­де по пе­ре­ра­бот­ке ры­бы, ко­гда там бы­ла ра­бо­та, а по­том с тру­дом сво­ди­ла кон­цы с кон­ца­ми на по­со­бие по без­ра­бо­ти­це.
      — Нет, я мас­тер­ской не ви­дел. Я брал ин­тер­вью у двух тво­их кли­ен­тов. Пи­шу об их ях­те. Мел­вил­лы. Это ста­ло для ме­ня сюр­при­зом. Я по­ня­тия не имел, что ты за­ни­ма­ешь­ся ях­та­ми.
      — Ну да. Я жда­ла, по­ка при­бу­дет мое обо­ру­до­ва­ние. От­кры­ла мас­тер­скую око­ло де­ся­ти дней на­зад. Я на­ча­ла за­ни­мать­ся ях­та­ми по­сле смер­ти мо­ей под­ру­ги. В 1979-м. В те дни та­кое пе­чаль­ное со­бы­тие на­зы­ва­ли ут­ра­той «вто­рой по­ло­ви­ны». Ее зва­ли Уор­рен. Это в ее честь я на­зва­ла со­ба­ку. Она ра­бо­та­ла в поч­то­вой служ­бе. Не со­ба­ка, а Уор­рен. — Она за­смея­лась. Ее ли­цо во вре­мя раз­го­во­ра не­уло­ви­мо ме­ня­лось. Она не ста­ла го­во­рить Ку­ой­лу, что Уор­рен на са­мом де­ле зва­ли Ай­рин Уор­рен. И что она бы­ла са­мой за­ме­ча­тель­ной жен­щи­ной в ми­ре. Раз­ве он смо­жет ее по­нять? Нет, не смо­жет.
      — Кля­нусь, до се­го­дняш­не­го дня я и не знал о су­ще­ст­во­ва­нии та­ких ве­щей. Я бы мень­ше уди­вил­ся, уз­нав, что ты фи­зик-ядер­щик. — Он вдруг по­нял, что прак­ти­че­ски ни­че­го не зна­ет о жиз­ни сво­ей те­туш­ки. И не ис­пы­ты­ва­ет от это­го не­удобств.
      — Зна­ешь, для ре­пор­те­ра те­бя слиш­ком лег­ко уди­вить. На са­мом де­ле все про­сто и ло­гич­но. Я вы­рос­ла воз­ле мо­ря и ло­док и ко­раб­лей ви­де­ла боль­ше, чем ма­шин. Хо­тя, прав­да, в то вре­мя не бы­ло яхт. Мо­им пер­вым ме­стом ра­бо­ты ста­ла фаб­ри­ка по по­ши­ву верх­ней оде­ж­ды. Де­сять лет, по­ка мы с Уор­рен бы­ли вме­сте, мы жи­ли в пла­ву­чем до­ме, швар­ту­ясь у раз­ных при­ча­лов по по­бе­ре­жью Лонг-Ай­лен­да. Луч­ше все­го бы­ло у Лон­либ­ру­ка, там мы стоя­ли доль­ше все­го. Ес­ли нам на­дое­да­ли од­ни и те же су­да, то по вос­кре­сень­ям мы пла­ва­ли в дру­гие пор­ты, что­бы по­ужи­нать и по­смот­реть на их ко­раб­ли. Это бы­ло на­шим хоб­би, что-то вро­де на­блю­де­ния за пти­ца­ми. Уор­рен го­во­ри­ла: «Да­вай ку­да-ни­будь съез­дим и по­смот­рим на ко­раб­ли?» Мы меч­та­ли о том, что ко­гда-ни­будь у нас бу­дет свой кеч , и мы смо­жем боль­ше пу­те­ше­ст­во­вать, но это так и не сбы­лось. Я все­гда хо­те­ла вер­нуть­ся сю­да, в ста­рый дом, вме­сте с Уор­рен, но мы все вре­мя это от­кла­ды­ва­ли. Так что для ме­ня это воз­вра­ще­ние ста­ло чем-то вро­де да­ни па­мя­ти Уор­рен. — На са­мом де­ле, это зна­чи­ло для нее го­раз­до боль­ше.
      — Я как-то пе­ре­тя­ну­ла ста­рое крес­ло, ко­то­рое стоя­ло у нас в пла­ву­чем до­ме. Оно бы­ло хо­ро­шей фор­мы, толь­ко гор­чич­но­го цве­та и с ис­тре­пав­шим­ся кан­том. Я ку­пи­ла хо­ро­шую ткань, тем­но-си­не­го цве­та с крас­ным ри­сун­ком, сня­ла ста­рую обив­ку и ис­поль­зо­ва­ла ее в ка­че­ст­ве ле­ка­ла. Даль­ше я про­сто ши­ла, при­ме­ря­ла и от­гла­жи­ва­ла. По­лу­чи­лось иде­аль­но. И мне очень по­нра­вил­ся сам про­цесс. Мне все­гда нра­ви­лось шить, что-то мас­те­рить ру­ка­ми. Уор­рен то­же по­нра­ви­лось. Сле­дую­щее крес­ло я оби­ла ко­жей. С ко­жей ока­за­лось ра­бо­тать не так-то про­сто. Она бы­ла тем­но-крас­но­го цве­та, ты бы на­звал его вин­ным. Един­ст­вен­ное, что мне ни­как не уда­ва­лось — это кай­ма. Я под­тя­ги­ва­ла то тут, то там. И мне бы­ло очень тя­же­ло про­сте­ги­вать. Мне пло­хо ста­но­ви­лось от то­го, как на мо­их гла­зах про­па­да­ла рос­кош­ная ко­жа. По­то­му что в мо­ем по­ня­тии ко­жа бы­ла за­губ­ле­на. Уор­рен зна­ла, что мне это нра­ви­лось, и ска­за­ла: «По­че­му бы те­бе на по­учить­ся ра­бо­те с ко­жей? Пой­ти на кур­сы?» Имен­но она за­ме­ти­ла рек­лам­ное объ­яв­ле­ние в «Об­зо­ре дра­пи­ров­щи­ка». По­да­ри­ла мне на Ро­ж­де­ст­во под­пис­ку на этот жур­нал. Она бы­ла на­стоя­щим чи­та­те­лем. Чи­та­ла все, что по­па­да­лась ей на гла­за: тек­сты на упа­ков­ках зуб­ной пас­ты и эти­кет­ки вин. Мы рань­ше по пят­ни­цам по­ку­па­ли к ужи­ну ви­на. А кни­ги! Весь пла­ву­чий дом был за­пол­нен кни­га­ми! Так вот, это рек­лам­ное объ­яв­ле­ние бы­ло по­свя­ще­но лет­не­му кур­су по со­вре­мен­ным тех­но­ло­ги­ям дра­пи­ро­ва­ния, в учи­ли­ще в Се­вер­ной Ка­ро­ли­не. Уор­рен за­ка­за­ла бро­шю­ру. Я ужас­но боя­лась по­бе­ре­жья и не хо­те­ла уез­жать од­на на це­лое ле­то. Курс был рас­счи­тан на во­семь не­дель. Но Уор­рен ска­за­ла: «Аг­нис, жизнь — вещь не­пред­ска­зуе­мая. Та­кой шанс мо­жет вы­пасть толь­ко раз». В ре­зуль­та­те я ре­ши­лась.
      Сан­шайн вы­скольз­ну­ла из рук Ку­ой­ла и взя­ла ку­би­ки. Она по­ло­жи­ла один из них на до­ро­гу и тор­же­ст­вую­ще по­смот­ре­ла на Бан­ни. Та си­де­ла, бол­та­ла но­га­ми и по оче­ре­ди за­кры­ва­ла то один, то вто­рой глаз, за­став­ляя Сан­шайн, тет­ку и Ку­ой­ла пры­гать с мес­та на ме­сто. Это за­ни­ма­ло ее до тех пор, по­ка она не за­ме­ти­ла кра­ем гла­за кое-что еще. Из кус­тов поя­ви­лась ка­кая-то сколь­зя­щая тень. Она бы­ла бе­лой! По­том она ис­чез­ла.
      Те­туш­ка бы­ла ув­ле­че­на сво­ей ис­то­ри­ей. Вер­нее, ее ро­ман­ти­че­ской вер­си­ей.
      — Я учи­лась в кол­лед­же Пам­ли­ко Са­унд. Со мной вме­сте на этих кур­сах учи­лись око­ло пя­ти­де­ся­ти че­ло­век со всех кон­цов стра­ны. Жен­щи­на из Ай­о­ва-Си­ти, ко­то­рая за­ни­ма­лась му­зей­ной рес­тав­ра­ци­ей с ис­поль­зо­ва­ни­ем ста­рин­ной пар­чи и дру­гих ред­ких ви­дов тка­ни. Муж­чи­на, про­из­во­див­ший ку­коль­ную ме­бель. Ди­зай­нер ме­бе­ли, ко­то­рый го­во­рил, что ему не­об­хо­дим опыт и све­жие идеи. Я на­пи­са­ла Уор­рен, рас­ска­за­ла, как ра­да, что вос­поль­зо­ва­лась этой воз­мож­но­стью. Пре­по­да­ва­те­лям я ска­за­ла, что у ме­ня нет уз­кой спе­ци­аль­но­сти, что мне про­сто нра­вит­ся ра­бо­тать с ко­жей и я про­сто хо­чу нау­чить­ся де­лать это хо­ро­шо.
      Она от­ло­жи­ла на­ж­дач­ную бу­ма­гу и ста­ла на­ти­рать сто­леш­ни­цу тря­поч­кой с вос­ком. Длин­ны­ми дви­же­ния­ми она по­сте­пен­но со­бра­ла пыль. Бан­ни про­кра­лась вдоль сте­ны, что­бы стать по­бли­же к Ку­ой­лу. Ей бы­ло важ­но на­хо­дить­ся ря­дом с ним. Она сжа­ла его ру­ку обеи­ми ру­ка­ми.
      — Где-то по­се­ре­ди­не кур­са пре­по­да­ва­тель, ко­то­рый сей­час ра­бо­та­ет с италь­ян­ски­ми ме­бель­ны­ми ди­зай­не­ра­ми, ска­зал: «Аг­нис, у ме­ня есть для те­бя ра­бо­та. Но это бу­дет труд­но». Это бы­ло шес­ти­мет­ро­вое су­де­ныш­ко из стек­ло­во­лок­на, ко­то­рое при­над­ле­жа­ло сто­ро­жу это­го кол­лед­жа. Он толь­ко что ку­пил по­дер­жан­ное суд­но. Мо­ей за­да­чей бы­ло при­вес­ти в по­ря­док ста­рин­ные ди­ван­чи­ки, на ко­то­рых си­де­ли днем и спа­ли но­чью. Еще там был тре­уголь­ный бар, ко­то­рый он хо­тел от­де­лать чер­ной ко­жей с вор­сом, что­бы ворс был вы­ло­жен в фор­ме на­зва­ния суд­на. Ка­жет­ся, это бы­ло «Тор­кве­ма­да». Я убе­ди­ла его в том, что это бу­дет смот­реть­ся ху­же, чем клас­си­че­ский ром­бо­вид­ный ди­зайн дра­пи­ров­ки с на­бив­ным ро­ли­ком в ка­че­ст­ве кан­та. Я ска­за­ла, что он мо­жет вы­тра­вить на­зва­ние суд­на на мед­ной пла­сти­не и по­ве­сить ее за ба­ром. Или сде­лать хо­ро­шую де­ре­вян­ную таб­лич­ку. Он со­гла­сил­ся. Все вы­шло как на­до. Я скруг­ли­ла не­ко­то­рые ли­нии, что-то при­сбо­ри­ла, вы­ло­жи­ла склад­ки. Вы­шло ши­кар­но, как раз то, о чем меч­тал этот па­рень. На са­мом де­ле это на­стоя­щее ис­кус­ст­во, и я на­шла в нем се­бя. — Она за­гля­ну­ла в от­кры­тую ба­ноч­ку. Воск был жел­то­го цве­та. Пах­ло чем-то до­маш­ним и про­мыш­лен­ным од­но­вре­мен­но.
      — Наш пре­по­да­ва­тель ска­зал, что у ме­ня дар к ра­бо­те с лод­ка­ми и что за ди­зай­нер­ские ус­лу­ги на ях­тах хо­ро­шо пла­тят. Ска­зал, что мне по­вез­ло, по­сколь­ку я уви­жу мно­же­ст­во за­ме­ча­тель­ных ко­раб­лей и ин­те­рес­ных лю­дей. — Бы­ло по­нят­но, что те­туш­ка по­зво­ли­ла по­хва­ле не­зна­ком­ца из­ме­нить всю свою жизнь.
      Ку­ойл во­зил­ся на по­лу с до­черь­ми, стро­ил мост над до­ро­гой, го­род, на­вод­нен­ный ма­ши­на­ми из ку­би­ков и ре­вом дви­га­те­лей. Он тер­пе­ли­во пе­ре­страи­вал мос­ты по­сле то­го, как они па­да­ли, не вы­дер­жав тя­же­сти гру­зо­ви­ков.
      — Пап, по­строй за­мок. По­строй за­мок на до­ро­ге! — Он был го­тов сде­лать все, че­го бы они у не­го ни по­про­си­ли.
      — По­ка я еха­ла в ав­то­бу­се до­мой в Лонг-Ай­ленд, я все рас­счи­та­ла. Я по­ня­ла, что мне бу­дет нуж­но для то­го, что­бы ор­га­ни­зо­вать соб­ст­вен­ное ма­лень­кое де­ло. Да­же на­ри­со­ва­ла вы­вес­ку: «Ди­зайн ин­терь­е­ров для яхт от Хамм», а под над­пи­сью — па­рус­ник с пол­ной ос­на­ст­кой. Я со­би­ра­лась арен­до­вать склад ря­дом с пор­том, на­пи­са­ла спи­сок обо­ру­до­ва­ния: про­мыш­лен­ная швей­ная ма­шин­ка, пресс для пу­го­виц, па­ра оби­тых под­мо­ст­ков, ин­ст­ру­мен­ты для сня­тия ста­рой обив­ки: гвоз­до­дер и ста­ме­ска, а так­же на­тяж­ные уст­рой­ст­ва и рас­пял­ки. Я ре­ши­ла на­чать с ма­ло­го, за­ку­пая ко­жу толь­ко для по­сту­пив­ших за­ка­зов, что­бы не вкла­ды­вать в ма­те­риа­лы слиш­ком мно­го де­нег.
      Вы­рос за­мок с ба­шен­ка­ми и под­пор­ка­ми. Од­на из те­туш­ки­ных бу­ла­вок с ку­соч­ком тка­ни ста­ла зна­ме­нем. Ма­ши­ны пре­вра­ти­лись в га­ло­пи­рую­щих ло­ша­дей с раз­ру­ши­тель­ны­ми на­клон­но­стя­ми. Бан­ни с Сан­шайн цо­ка­ли язы­ка­ми, ими­ти­руя стук ко­пыт.
      — Вот воз­вра­ща­юсь я до­мой со свои­ми вос­тор­га­ми, вы­пле­ски­ваю их на Уор­рен, а она си­дит пе­ре­до мной за ку­хон­ным сто­лом и ки­ва­ет го­ло­вой. Тут я за­ме­чаю, как она по­ху­де­ла и что ее ко­жа ста­ла ка­кой-то се­ро­ва­той, как у че­ло­ве­ка, ко­то­ро­го му­ча­ет го­лов­ная боль или серь­ез­ная бо­лезнь. Я спро­си­ла у нее: «Ты пло­хо се­бя чув­ст­ву­ешь?» Уор­рен, бед­ная ду­ша, бы­ла вся на­тя­ну­та как стру­на. По­том про­сто не вы­дер­жа­ла и все мне рас­ска­за­ла. Рак. Ме­та­ста­зы по все­му те­лу. Ей ос­та­ва­лось от че­ты­рех до шес­ти ме­ся­цев. Не хо­те­ла ме­ня бес­по­ко­ить, по­ка я учи­лась на сво­их кур­сах.
      Те­туш­ка вста­ла, скрип­нув сту­лом, и по­шла к две­рям, что­бы глот­нуть све­же­го, без за­па­ха ме­бель­но­го вос­ка, воз­ду­ха.
      — Все за­кон­чи­лось че­рез три ме­ся­ца. Пер­вое, что я сде­ла­ла, ко­гда смог­ла взять се­бя в ру­ки, — это за­ве­ла со­ба­ку и на­зва­ла ее этим име­нем. — Она не ста­ла объ­яс­нять свое же­ла­ние про­из­но­сить часть име­ни Ай­рин Уор­рен пять­де­сят раз в день, что­бы хоть так при­бли­зить­ся к сча­стью, ко­то­рое ко­гда-то бы­ло ря­дом.
      — У нее был спо­кой­ный ха­рак­тер, по­ка она бы­ла ма­лень­кой. Да­же ко­гда вы­рос­ла, она бро­са­лась толь­ко на чу­жих. Спус­тя ка­кое-то вре­мя я арен­до­ва­ла склад­ское по­ме­ще­ние и от­кры­ла свою мас­тер­скую. Уор­рен, моя Уор­рен, ни ра­зу ее не ви­де­ла.
      Ку­ойл ле­жал на спи­не на по­лу. У не­го на гру­ди бы­ли рас­став­ле­ны ку­би­ки. Они под­ни­ма­лись и па­да­ли, ко­гда он де­лал вдох.
      — Это лод­ки, — ска­за­ла Сан­шайн. — Па­па во­да, а это — мои лод­ки. Пап, ты во­да!
      — Имен­но так я се­бя и чув­ст­вую, — ска­зал Ку­ойл. Бан­ни вер­ну­лась к ок­ну. По­ло­жи­ла два ку­би­ка на по­до­кон­ник. Она смот­ре­ла на кус­тар­ник.
      — Так вот, я за­ни­ма­юсь этим по­след­ние три­на­дцать лет. И ко­гда умер­ли твой отец и мать, хо­тя я не бы­ла зна­ко­ма с тво­ей ма­те­рью, я ре­ши­ла, что при­шло вре­мя воз­вра­щать­ся до­мой. Или ос­тать­ся на мес­те и ни­ко­гда боль­ше не уви­деть до­ма. На­вер­ное, я ста­рею, хо­тя са­ма это­го не чув­ст­вую. Не на­до те­бе опус­кать­ся до их уров­ня, — ска­за­ла она, под­ра­зу­ме­вая иг­ру Ку­ой­ла на по­лу. — Они ни­ко­гда не бу­дут те­бя ува­жать.
      — Те­туш­ка, — ска­зал Ку­ойл, ви­тая мыс­ля­ми где-то ме­ж­ду ях­та­ми и мас­тер­ской. — Ты не пом­нишь, что изу­ча­ла твоя по­мощ­ни­ца по мас­тер­ской? — Он все­гда иг­рал со свои­ми деть­ми, с тех пор, как пре­одо­лел свой пер­вый стыд из-за удо­воль­ст­вия, ко­то­рое по­лу­чал от строи­тель­ст­ва из ку­би­ков вме­сте с Бан­ни. Ему бы­ли ин­те­рес­ны да­же пе­соч­ные ку­ли­чи­ки.
      — Ты име­ешь в ви­ду До­ун? Мис­сис Бэнгз и шко­лу-то не за­кон­чи­ла, не го­во­ря уже об уни­вер­си­те­те. Она изу­ча­ла мая­ки. Все, что свя­за­но с мая­ка­ми и сиг­наль­ным ос­ве­ще­ни­ем. До­ун зна­ет все о вы­со­те, на ко­то­рой они долж­ны ста­вить­ся, и си­ле све­та, о ми­га­нии, вспыш­ках и бу­ях. Она мо­жет за­го­во­рить те­бя об этом до по­лу­смер­ти. Зна­ешь, она го­во­рит об этом дни на­про­лет по­то­му, что эти зна­ния по­сте­пен­но ухо­дят из ее го­ло­вы. Зна­ешь, как го­во­рят: ис­поль­зуй или по­те­ряй. Так вот, она их те­ря­ет. Что­бы это­го не про­ис­хо­ди­ло, она все про­го­ва­ри­ва­ет про се­бя. Для нее нет ра­бо­ты, хо­тя дви­же­ние су­дов сей­час так на­сы­щен­но, что мож­но ле­жать всю ночь и слу­шать, как они пе­ре­кли­ка­ют­ся. А что, те­бя за­ин­те­ре­со­ва­ла До­ун? — Те­туш­ка рас­ти­ра­ла паль­цы, ощу­щая глад­кую вос­ко­вую по­верх­ность.
      — Нет, — ска­зал Ку­ойл. — Я да­же ее не знаю. Мне про­сто бы­ло ин­те­рес­но.
      По сто­лу полз­ла му­ха. Ос­та­но­ви­лась, что­бы про­те­реть го­ло­ву пе­ред­ни­ми лап­ка­ми, и за­хро­ма­ла даль­ше. Те­туш­ка хлоп­ну­ла га­зе­той.
      — За­хо­ди ко мне в мас­тер­скую на сле­дую­щей не­де­ле. По­зна­ко­мишь­ся с До­ун и Мэ­вис. Мы мо­жем пе­ре­ку­сить у Шки­пе­ра Уил­ли­са.
      — Хо­ро­шая мысль, — ска­зал Ку­ойл и по­смот­рел на Бан­ни, ко­то­рая не от­ры­ва­ла глаз от че­го-то за ок­ном. — Что ты там уви­де­ла, Бан­ни? — От­ве­том был ее хму­рый взгляд.
      — Ко­гда я вы­рас­ту, — ска­за­ла Бан­ни, — то бу­ду жить в крас­ном до­ме и за­ве­ду сви­ней. И я ни­ко­гда не бу­ду уби­вать их ра­ди бе­ко­на. По­то­му что бе­кон де­ла­ют из сви­ней, па­па. Нам Би­ти ска­за­ла. А Ден­нис убил сви­нью, что­бы по­лу­чить из нее бе­кон.
      — Не мо­жет быть! — Он изо­бра­зил изум­ле­ние.

***

      Был уже чет­верг, а Ку­ойл ни­как не мог на­чать свою ста­тью. Он за­тол­кал свой блок­нот со сма­зан­ны­ми от до­ж­дя за­пи­ся­ми под бу­ма­ги. Он при­вык рас­ска­зы­вать о при­ня­тых ре­ше­ни­ях, го­ло­со­ва­нии, про­ек­тах, ус­та­вах, по­ве­ст­ках и за­яв­ле­ни­ях, со­став­ляю­щих слож­ный по­ли­ти­че­ский ор­на­мент об­ще­ст­вен­ной жиз­ни. Но он не знал, как опи­сы­вать шик «Креп­кой Крош­ки». Как пе­ре­дать на бу­ма­ге ярость Мел­вил­лов? Да еще его мыс­ли все вре­мя за­ни­ма­ла Бан­ни. Ис­то­рия со скри­пя­щей две­рью на их кух­не. Он пе­ре­би­рал бу­ма­ги, сно­ва и сно­ва по­гля­ды­вая на ча­сы. Он по­едет в го­род, что­бы по­смот­реть на мас­тер­скую те­туш­ки. Еще он хо­тел по­го­во­рить с ней о Бан­ни. Есть ли у нее про­бле­мы, или ему толь­ко ка­жет­ся? К то­му же он сно­ва был го­ло­ден.
      Не ус­пел он за­вес­ти ма­ши­ну, как ему на ум при­шла та вы­со­кая жен­щи­на, Уэй­ви. Он по­смот­рел на до­ро­гу, в ту и дру­гую сто­ро­ну, нет ли ее по­бли­зо­сти. Ино­гда она хо­ди­ла в шко­лу к по­луд­ню. Он по­ду­мал, что она мог­ла по­мо­гать там на обе­де. Но сей­час Ку­ойл ее не ви­дел. Но как толь­ко он под­нял­ся на холм и стал ви­ден дом Дже­ка, по­ка­за­лась она. Уэй­ви шла по до­ро­ге, раз­ма­хи­вая го­бе­ле­но­вой сум­кой. Он ос­та­но­вил­ся, об­ра­до­ван­ный, что она од­на. И он то­же.
      Все де­ло бы­ло в кни­гах: она два­ж­ды в не­де­лю ра­бо­та­ла в биб­лио­те­ке. У нее осип го­лос. Она си­де­ла пря­мо, ко­ле­ни ак­ку­рат­но сжа­ты. Они по­смот­ре­ли друг дру­гу на ру­ки, оба за­ин­те­ре­со­вав­шись бе­зы­мян­ным паль­цем. Паль­цем для коль­ца. Оба за­ме­ти­ли зо­ло­тые обод­ки. По край­ней ме­ре, они что-то уз­на­ли друг о дру­ге.
      Мол­ча­ние, в ко­то­рое встре­ва­ло мо­ре. Ялик и под­ска­ки­ваю­щая плос­ко­дон­ка. Муж­чи­ны, на­кло­нив­шие­ся впе­ред, что­бы пе­ре­брать се­ти с трес­кой. Ку­ойл сно­ва взгля­нул на нее и уви­дел блед­ный рот, шею, гла­за цве­та где-то ме­ж­ду зе­ле­ным стек­лом и зем­лей. Ше­ро­хо­ва­тые ру­ки. Не мо­ло­да, за три­дцать. Но бы­ло в ней ка­кое-то ощу­ще­ние гар­мо­нии с ме­стом и вре­ме­нем. Он не мог най­ти это­му оп­ре­де­ле­ние, но чув­ст­во­вал это. Она по­вер­ну­ла го­ло­ву и пой­ма­ла его взгляд. Сно­ва от­ве­ла гла­за. Но им обо­им бы­ло при­ят­но.
      — У ме­ня есть дочь, ко­то­рой этой осе­нью по­ра ид­ти в пер­вый класс. Бан­ни. Ее зо­вут Бан­ни. А млад­шую дочь зо­вут Сан­шайн. По­ка я на ра­бо­те, она на­хо­дит­ся у Би­ти. — Ему по­ка­за­лось, что он дол­жен был что-то ска­зать. Он от­каш­лял­ся.
      — Я слы­ша­ла. — У нее был очень ти­хий го­лос. Буд­то бы она го­во­ри­ла са­ма с со­бой.
      На сто­ян­ке у шко­лы она что-то ти­хо ска­за­ла Ку­ой­лу, уже поч­ти вый­дя из ма­ши­ны. Он не по­нял, она сра­зу же по­шла прочь. Мо­жет, это бы­ло «спа­си­бо». Мо­жет, «за­ез­жай­те как-ни­будь на чаш­ку чаю». Она хо­ди­ла, раз­ма­хи­вая ру­ка­ми. На мгно­ве­ние она ос­та­но­ви­лась, вы­та­щи­ла из кар­ма­на смя­тую бу­маж­ную сал­фет­ку и вы­смор­ка­лась. Ку­ойл по-преж­не­му не дви­гал­ся с мес­та. Он смот­рел, как она взбе­жа­ла по сту­пе­ням и во­шла в дверь. Да что с ним?
      Он про­сто хо­тел по­смот­реть, как хо­дит вы­со­кая жен­щи­на, при­вык­шая мно­го хо­дить. Пе­тал ни­ко­гда не хо­ди­ла пеш­ком, ес­ли мог­ла про­ехать на ма­ши­не. Или лечь.

      Мас­тер­ская те­туш­ки на­хо­ди­лась за до­ро­гой на при­стань. Зда­ние с ко­рич­не­ва­тым кар­ка­сом, де­ре­вян­ны­ми ук­ра­ше­ния­ми и чер­ны­ми став­ня­ми. Ку­ой­лу по­нра­вил­ся ряд ма­га­зин­чи­ков, уют­но спря­тав­ших­ся от вет­ра и в то же вре­мя на­хо­дя­щих­ся пря­мо на при­ста­ни. Ста­рин­ное, вол­ни­стое окон­ное стек­ло. Ко­гда он от­крыл дверь, звяк­нул ко­ло­коль­чик. Те­туш­ка, ра­бо­тав­шая над кан­том по­душ­ки, под­ня­ла на не­го гла­за. Изо­гну­тая иг­ла ос­та­но­ви­лась на пол­пу­ти.
      — Вот и ты, — ска­за­ла она. И ог­ля­ну­лась во­круг, буд­то са­ма ви­де­ла мас­тер­скую впер­вые.
      За ма­шин­кой си­де­ла жен­щи­на с сим­мет­рич­ной при­чес­кой, под­ня­той над уша­ми, в сти­ле Эми­ли Ди­кен­сон. Иг­ла за­мед­ли­ла свое дви­же­ние, мус­лин съе­хал на пол. Жен­щи­на улыб­ну­лась Ку­ой­лу, де­мон­ст­ри­руя иде­аль­ные зу­бы из-под фи­ал­ко­вых губ. По­том ее улыб­ка ис­чез­ла, и по ли­цу, от бро­вей до рта, раз­ли­лась ка­кая-то грусть. На шее под­ра­ги­ва­ло жа­бо.
      — Мис­сис Мэ­вис Бэнгз, — про­из­нес­ла те­туш­ка, как мас­тер-це­ре­мо­ний­мей­стер.
      За дру­гим сто­лом си­де­ла жен­щи­на в шле­ме из ту­гих ко­рич­не­вых куд­ря­шек. Она крои­ла ко­жу.
      — И До­ун Бад­жел, — ска­за­ла те­туш­ка. Жен­щи­на бы­ла на­столь­ко по­гло­ще­на сво­ей ра­бо­той, что не ос­та­но­ви­лась и не ста­ла смот­реть в их сто­ро­ну. В мас­тер­ской ца­рил за­пах ко­жи, клея и ду­хов. Ду­ха­ми пах­ло от мис­сис Бэнгз, ко­то­рая сло­жи­ла ру­ки и при­сталь­но смот­ре­ла на Ку­ой­ла. Его ру­ка мет­ну­лась к под­бо­род­ку.
      — Вот, моя мас­тер­ская, — ска­за­ла те­туш­ка. — Сей­час у нас вы­став­ле­ны толь­ко две швей­ные ма­шин­ки и один стол для за­крой­щи­ка, но по­том, ко­гда мы нач­нем раз­ви­вать­ся, я на­де­юсь по­ста­вить шесть ма­ши­нок и два сто­ла. Так у ме­ня бы­ло в Лонг-Ай­лен­де. На сле­дую­щей не­де­ле к нам при­дет па­рус­ная лод­ка, что-то вро­де ях­ты. Она бы­ла по­строе­на в Шта­тах на За­пад­ном по­бе­ре­жье как кеч для тра­ло­вой лов­ли ло­со­ся, но те­перь она пе­ре­шла во вла­де­ние од­но­го че­ло­ве­ка в Сент-Джон­се. За по­след­нюю па­ру лет я уже ви­де­ла не од­но ком­мер­че­ское ры­бо­ло­вец­кое суд­но. Го­во­рят, они не до­ро­ги. По­том бу­дут при­хо­дить дру­гие па­рус­ни­ки. Во вся­ком слу­чае, я на это на­де­юсь. До­ун сей­час вы­краи­ва­ет спин­ки для стуль­ев са­ло­на ях­ты Мел­вил­лов. Го­лу­бой цвет вы­бран спе­ци­аль­но, что­бы под­черк­нуть цвет глаз мис­сис Мел­вилл. Она спе­ци­аль­но по­кра­си­ла ко­жу в Нью-Йор­ке. А Мэ­вис шьет чех­лы на пе­но­ре­зи­ну. До­ун, это мой пле­мян­ник, о ко­то­ром я вам рас­ска­зы­ва­ла. Он ра­бо­та­ет в га­зе­те. Мы пой­дем по­обе­да­ем, на­про­тив, у Шки­пе­ра Уил­ли­са. До­ун, ко­гда за­кон­чишь кро­ить, за­правь во вто­рую ма­шин­ку эту го­лу­бую нить. Она и ни­ти то­же вы­кра­си­ла.
      Те­туш­ка вы­шла из две­рей, сту­ча свои­ми чер­ны­ми каб­лу­ка­ми, а Ку­ойл, за­меш­кав­шись, ус­лы­шал, как мис­сис Бэнгз ска­за­ла До­ун: «Не то, что ты ожи­да­ла, да?»

***

      Из рас­тру­ба вен­ти­ля­ци­он­ной вы­тяж­ки «Шки­пе­ра Уил­ли­са» ду­ло го­ря­чим воз­ду­хом с за­па­хом мас­ла и га­ри. Внут­ри бы­ло еще жар­че. Ры­ба­ки си­де­ли в сво­их вы­ма­зан­ных кро­вью не­про­мо­кае­мых ком­би­не­зо­нах и тя­же­лых са­по­гах. Они на­кло­ня­лись над та­рел­ка­ми с жа­ре­ны­ми блю­да­ми и трес­кой, пи­ли боль­ши­ми глот­ка­ми из ча­шек. Си­га­рет­ный дым рас­тво­рял­ся в об­ла­ке, ви­сев­шем над жа­ров­ней. Офи­ци­ант­ка что-то кри­ча­ла на кух­ню. Ку­ойл ви­дел гряз­ный фар­тук Шки­пе­ра Уил­ли­са, взды­мав­ший­ся тут и там, как лед в по­ло­се при­боя.
      — Аг­нис, де­воч­ка моя, что бу­дешь за­ка­зы­вать се­го­дня? — улыб­ну­лась офи­ци­ант­ка те­туш­ке.
      — Я бу­ду ту­ше­ную трес­ку, Перл. И чаш­ку чаю, ко­неч­но. Это мой пле­мян­ник. Ра­бо­та­ет в га­зе­те.
      — А, да. Я ви­де­ла его рань­ше. Был тут как-то с Бил­ли. Брал бу­лоч­ку с каль­ма­ром.
      — Точ­но, — ска­зал Ку­ойл. — Бы­ло очень вкус­но.
      — Знае­те, ведь это Шки­пер Уил­лис изо­брел эти бу­лоч­ки с каль­ма­ром. Ну что, возь­мешь их и се­го­дня, до­ро­гой?
      — Да, — ска­зал Ку­ойл. — По­че­му бы и нет? И чай. Со слив­ка­ми. — Он уже знал, что та­кое шки­пер­ский ко­фе. Сла­бый, но рез­кий вкус на­пит­ка по­че­му-то на­по­ми­нал трес­ку.
      Ку­ойл сло­жил свою сал­фет­ку в ве­ер, сно­ва раз­вер­нул ее и стал скла­ды­вать из нее ма­лень­кие тре­уголь­ни­ки. По­том он по­смот­рел на те­туш­ку.
      — Я хо­чу у те­бя кое-что спро­сить, те­туш­ка. О Бан­ни. — Он на­брал­ся му­же­ст­ва для пред­стоя­ще­го раз­го­во­ра. Пе­тал сот­ни раз го­во­ри­ла, что Бан­ни — «не­нор­маль­ный ре­бе­нок». Он от­ри­цал это. Но она на са­мом де­ле от­ли­ча­лась от дру­гих де­тей. Она бы­ла по­хо­жа на ки­пя­щий чай­ник: бур­ли­ла и би­ла клю­чом. Ино­гда пе­ре­гре­ва­лась и поч­ти шла тре­щи­на­ми. А ино­гда ос­ты­ва­ла и по­кры­ва­лась на­ле­том ми­не­раль­ных со­лей.
      — Как ты ду­ма­ешь, те­туш­ка, она нор­маль­ная?
      Те­туш­ка по­ду­ла на свой чай и по­смот­ре­ла на Ку­ой­ла. У нее бы­ло стран­ное вы­ра­же­ние ли­ца. Она вни­ма­тель­но изу­ча­ла Ку­ой­ла, буд­то он был но­вым ви­дом ко­жи, ко­то­рую она мог­ла ку­пить.
      — Эти ноч­ные кош­ма­ры. И ее ха­рак­тер, и … — он за­мол­чал. Что-то у не­го пло­хо по­лу­ча­лось.
      — Ты сам по­ду­май о том, что с ней про­изош­ло, — ска­за­ла те­туш­ка. — Она по­те­ря­ла чле­нов сво­ей се­мьи. Пе­ре­еха­ла в не­зна­ко­мое ме­сто. Ста­рый дом. Но­вые лю­ди. Не ста­ло ее ма­те­ри и де­душ­ки с ба­буш­кой. Не ду­маю, что она по­ни­ма­ет, что имен­но про­изош­ло. Ино­гда она го­во­рит, что они все еще жи­вут в Нью-Йор­ке. Для нее весь мир пе­ре­вер­нул­ся вверх йо­га­ми. Да и для нас всех мно­гое из­ме­ни­лось.
      — Да, это я по­ни­маю, — ска­зал Ку­ойл, жад­но гло­тая чай. — Но ме­ня бес­по­ко­ит дру­гое. — Внут­ри не­го все за­дро­жа­ло от на­пря­же­ния. — Я да­же не знаю, как это объ­яс­нить. — Вос­пи­та­тель­ни­ца дет­ско­го са­да ис­поль­зо­ва­ла сло­во­со­че­та­ние «на­ру­ше­ния лич­но­сти», ко­гда го­во­ри­ла о том, что Бан­ни тол­ка­ет де­тей и ло­ма­ет цвет­ные мел­ки.
      — При­ве­ди при­мер то­го, что те­бя бес­по­ко­ит.
      Над Ку­ой­лом на­вис­ла уны­лая тень.
      — Ну, Бан­ни не нра­вит­ся цвет до­ма. Тем­но-зе­ле­ный. — Это зву­ча­ло по-иди­от­ски. Глав­ное бы­ло то, что про­ис­хо­ди­ло на кух­не. На ос­таль­ное мож­но бы­ло не об­ра­щать вни­ма­ния. При­нес­ли трес­ку и бу­лоч­ку с каль­ма­ром. Ку­ойл впил­ся зу­ба­ми в бу­лоч­ку, буд­то от то­го, су­ме­ет ли он ее рас­ку­сить, за­ви­се­ла его жизнь.
      — По­том эти ноч­ные кош­ма­ры. И как она пла­чет или кри­чит без ви­ди­мой при­чи­ны. В воз­рас­те шес­ти — шес­ти с по­ло­ви­ной лет де­ти уже не долж­ны так се­бя вес­ти. Пом­нишь, как ей по­ка­за­лось, что она уви­де­ла со­ба­ку в пер­вый день, ко­гда мы подъ­е­ха­ли к до­му? Страш­ная лох­ма­тая бе­лая со­ба­ка с крас­ны­ми гла­за­ми? Пом­нишь, мы обы­ска­ли все и не на­шли ни сле­да?
      — Да, ко­неч­но, пом­ню.
      Стук вил­ки по та­рел­ке, жар из кух­ни, звон но­жей, смех.
      — Па­ру не­дель на­зад бы­ло еще од­но при­клю­че­ние с со­ба­кой. Ты ви­де­ла ма­лень­кий бе­лый ка­мень, ко­то­рый был у ме­ня в са­ду кам­ней? Ко­гда смот­ришь на не­го при­щу­рив­шись, он на­по­ми­на­ет го­ло­ву со­ба­ки. Так вот, она при­бе­жа­ла, ста­ла кри­чать и бить­ся в дверь. Я по­ду­мал, что слу­чи­лось что-то страш­ное. Ни­как не мог ус­по­ко­ить ее, что­бы она пе­ре­ста­ла кри­чать и рас­ска­за­ла мне, что же слу­чи­лось. В кон­це кон­цов, она про­тя­ну­ла ру­ку. На паль­це был малень­кий по­рез, не боль­ше не­сколь­ких мил­ли­мет­ров в дли­ну, и од­на ка­п­ля кро­ви. Я за­кле­ил его пла­сты­рем, и она ус­по­кои­лась. Сна­ча­ла она не хо­те­ла го­во­рить, где по­ре­за­лась. Но по­том, че­рез па­ру дней, она рас­ска­за­ла, что вы­бро­си­ла «ка­мень с со­бачь­им ли­цом», и он за это ее уку­сил. Она ска­за­ла, что на ее паль­це был след от уку­са со­ба­ки.
      Те­туш­ка рас­смея­лась, что­бы по­ка­зать, что здесь не о чем бы­ло бес­по­ко­ить­ся.
      — Вот что я имею в ви­ду. Она вы­ду­мы­ва­ет вся­кие та­кие ве­щи. Ку­ойл про­гло­тил бу­лоч­ку с каль­ма­ром. Он за­ды­хал­ся. Те­туш­ка не об­ра­ща­ла вни­ма­ния на серь­ез­ные ве­щи, ухо­дя от важ­но­го раз­го­во­ра. Лю­ди по­за­ди них ста­ли к ним при­слу­ши­вать­ся. Он чув­ст­во­вал их вни­ма­ние. За­шеп­тал:
      — Слу­шай, я очень бес­по­ко­юсь. Прав­да. Я уже мес­та се­бе не на­хо­жу. В суб­бо­ту ут­ром, ко­гда ты по­еха­ла за сво­ей по­сыл­кой, мы со­би­ра­лись при­го­то­вить обед. Я про­сто хо­тел по­дог­реть суп. Сан­шайн сра­жа­лась со свои­ми бо­тин­ка­ми. Ты зна­ешь, как она хо­чет са­ма их сни­мать. Бан­ни дос­та­ва­ла ко­роб­ку кре­ке­ров для су­па. Она шур­ша­ла бу­ма­гой, ко­гда вдруг все за­тих­ло. Она ус­та­ви­лась на дверь и не­ожи­дан­но за­пла­ка­ла. Кля­нусь, те­туш­ка, она бы­ла на­пу­га­на до смер­ти. Она ска­за­ла: «Па­па, там со­ба­ка скре­бет­ся в дверь. За­при ее!» По­том на­ча­ла кри­чать. Сан­шайн си­де­ла с од­ним бо­тин­ком в ру­ке, за­та­ив ды­ха­ние. Мне на­до бы­ло от­крыть дверь и по­ка­зать ей, что там ни­че­го нет, но вме­сто это­го я ее за­пер. Зна­ешь по­че­му? По­то­му что ис­пу­гал­ся: а вдруг там на са­мом де­ле что-то есть? Си­ла ее стра­ха бы­ла очень ве­ли­ка.
      — На­до же, — ска­за­ла те­туш­ка.
      — Да, — ска­зал Ку­ойл. — И в ту са­мую ми­ну­ту, как я ее за­крыл, она пе­ре­ста­ла кри­чать, взя­ла ко­роб­ку с кре­ке­ра­ми и вы­та­щи­ла от­ту­да не­сколь­ко штук. Спо­кой­ная и не­воз­му­ти­мая. А те­перь ска­жи мне, что это нор­маль­но. Я хо­чу это слы­шать. А по­ка я ду­маю, не по­ка­зать ли ее дет­ско­му пси­хо­ло­гу. Или ко­му-ни­будь еще.
      — Зна­ешь, я бы не ста­ла с этим то­ро­пить­ся. Дай ей еще не­мно­го вре­ме­ни. Воз­мож­но, у все­го это­го есть дру­гие объ­яс­не­ния. Мне ка­жет­ся, что она мо­жет об­ла­дать чут­ко­стью к тем ве­щам, ко­то­рые мы с то­бой не ощу­ща­ем. Она мо­жет ви­деть то, че­го не ви­дим мы. Есть та­кие лю­ди. — Она ис­ко­са по­смот­ре­ла на Ку­ой­ла, что­бы по­нять, как он от­нес­ся к ее сло­вам о том, что его дочь мо­жет об­ла­дать спо­соб­но­стя­ми, вы­хо­дя­щи­ми за рам­ки обыч­но­го.
      Но Ку­ойл не ве­рил в экс­т­ра­сен­сор­ные спо­соб­но­сти. Он бо­ял­ся, что по­те­ря близ­ких, ис­ко­вер­кан­ное дет­ст­во и его не­спо­соб­ность дать ей дос­та­точ­но люб­ви на­нес­ли Бан­ни не­по­пра­ви­мый вред.
      — Да­вай по­ка по­до­ж­дем и по­смот­рим, как все сло­жит­ся даль­ше. В сен­тяб­ре она пой­дет в шко­лу. До это­го вре­ме­ни у нее есть це­лых три ме­ся­ца. А это для ре­бен­ка очень мно­го. Я со­глас­на с тем, что она не та­кая как ос­таль­ные де­ти и ино­гда ве­дет се­бя не­мно­го стран­но, но ты сам зна­ешь, что мы все раз­ные. Хо­тя мы ино­гда пы­та­ем­ся убе­дить всех в об­рат­ном. Со вре­ме­нем мы учим­ся скры­вать свои раз­ли­чия. Бан­ни по­ка это­го не уме­ет.
      Ку­ойл вы­дох­нул и мед­лен­но под­нял ру­ку к под­бо­род­ку. У не­го бы­ло та­кое ощу­ще­ние, что они го­во­рят со­всем не о Бан­ни. Но то­гда о ком? Их раз­го­вор рас­пал­ся, как ту­ман в сол­неч­ном све­те.
      Те­туш­ка дое­ла свою ры­бу, сло­жи­ла кос­точ­ки в ак­ку­рат­ную гор­ку на спе­ци­аль­ной та­рел­ке. Офи­ци­ант­ка на­зы­ва­ла их «ког­ти дья­во­ла». И от­пра­ви­лась в свою мас­тер­скую. Ко­гда они по­до­шли к ее ок­нам, Ку­ойл уви­дел крае­шек чер­ных во­лос мис­сис Бэнгз, ко­гда она на­гну­лась над си­день­ем для сту­ла, что­бы ста­ме­ской вы­та­щить из не­го скоб­ки.
      — Ну что, — ска­за­ла те­туш­ка. — Хо­ро­шо, что мы об этом по­го­во­ри­ли. Мне очень жаль, но я долж­на бу­ду се­го­дня за­дер­жать­ся. Мы долж­ны рас­шить си­де­нья. Нам на­до мно­го сде­лать к сле­дую­ще­му втор­ни­ку. Сшить и за­кре­пить на мес­те. За­бе­ри де­во­чек сам. И не вол­нуй­ся за Бан­ни. Она все-та­ки еще ма­лень­кая.
      Ко­гда-то этот факт не ос­та­но­вил Гая. В то вре­мя ей бы­ло столь­ко же, сколь­ко Бан­ни.
      — Да, — ска­зал Ку­ойл, чув­ст­вуя об­лег­че­ние и да­же в те­че­ние не­сколь­ких се­кунд ис­пы­ты­вая на­стоя­щее сча­стье. Да, он по­до­ж­дет. Там бу­дет вид­но. Мо­жет про­изой­ти все что угод­но.
      — Ты по­ужи­на­ешь в го­ро­де, или нам что-ни­будь при­го­то­вить?
      — Нет, я пе­ре­ку­шу здесь. Ез­жай. Те­бе на­до бу­дет ку­пить мо­ло­ка и до­ло­жить льда в хо­ло­диль­ник. Не вол­нуй­ся из-за пус­тя­ков.
      — Не бу­ду, — ска­зал Ку­ойл. — Он на­кло­нил­ся к мяг­кой ще­ке те­туш­ки и по­чув­ст­во­вал лег­кий за­пах мас­ла аво­ка­до. Она же­ла­ла им до­б­ра, но ни­че­го не зна­ла о де­тях и о той бо­ли, ко­то­рую они ис­пы­ты­ва­ют.

      Для Ку­ой­ла са­мая при­ят­ная часть дня на­ча­лась то­гда, ко­гда он за­брал де­во­чек из до­ма Ден­ни­са и Би­ти. Его роль в жиз­ни ка­за­лась бо­лее зна­чи­тель­ной, он чув­ст­во­вал се­бя от­цом, по­лу­чив воз­мож­ность вы­ра­зить свои ис­тин­ные чув­ст­ва, что про­ис­хо­ди­ло до­воль­но ред­ко.
      Холм, на­кло­нив­ший­ся к во­де, бес­по­ря­доч­но во­ткну­тый час­то­кол и стоя­щий за ним дом Ден­ни­са ак­ва­ма­ри­но­во­го цве­та. Он смот­рел на ули­цу ве­не­ци­ан­ским ок­ном. Пе­ред тем как пой­ти к до­му, Ку­ойл вы­та­щил из кар­ма­на ру­баш­ки ав­то­руч­ки и по­ло­жил их на при­бор­ную дос­ку. Руч­ки по­че­му-то ему ме­ша­ли. От­кры­лась дверь на кух­ню. Ку­ойл во­шел, и его тут же ок­ру­жи­ли де­ти. В гос­ти­ной, под кри­во­ва­той фо­то­гра­фи­ей двух пол­ных жен­щин в па­по­рот­ни­ках, на ле­о­пар­до­во­го цве­та по­душ­ках ди­ва­на си­дел, сгор­бив­шись, Ден­нис. Он смот­рел но­во­сти. По обе­им сто­ро­нам от не­го ле­жа­ли по­душ­ки в вя­зан­ных крюч­ком на­во­лоч­ках. «Плот­ник в до­маш­ней об­ста­нов­ке».
      В до­ме бы­ло жар­ко. Пах­ло све­жим хле­бом. Ку­ойл обо­жал этот жар, пах­ну­щий дрож­жа­ми, раз­го­во­ры пе­ред те­ле­ви­зо­ром, сме­ши­ваю­щие­ся с дет­ским виз­гом. Ино­гда ему на гла­за на­во­ра­чи­ва­лись сле­зы и ка­за­лось, что Ден­нис и Би­ти бы­ли его ро­ди­те­ля­ми, хо­тя Ден­нис был ему ро­вес­ни­ком, а Би­ти да­же мо­ло­же.
      Ден­нис, не от­ры­вая глаз от эк­ра­на, крик­нул на кух­ню: «Мать, за­ва­ри нам чаю».
      По­слы­шал­ся звук от­кры­вае­мо­го кра­на и лью­щей­ся в чай­ник во­ды. Ма­лень­кий чай­ник уже ки­пел на бе­лой пли­те. Би­ти вы­тер­ла стол реб­ром ла­до­ни и вы­ло­жи­ла на не­го бу­хан­ку хле­ба. Вин­ни, стар­ший ре­бе­нок Баг­ги­тов, дос­та­ла та­рел­ки. Как толь­ко Ку­ойл сел, Бан­ни бро­си­лась к не­му так, буд­то он толь­ко что прие­хал из да­ле­ко­го и очень опас­но­го пу­те­ше­ст­вия. Она об­ни­ма­ла его, при­жи­ма­лась к не­му го­ло­вой. Она бы­ла со­вер­шен­но нор­маль­на. Аб­со­лют­но. Сан­шайн иг­ра­ла с Мер­чи Баг­ги­том, мед­лен­но про­дви­га­ясь паль­ца­ми по его ру­ке и го­во­ря: «ще­кот­но, ще­кот­но». Си­дя за сто­лом с деть­ми на ко­ле­нях, Ку­ойл ел све­жий хлеб с ягод­ным дже­мом, слу­шал и ки­вал. Ден­нис раз­мыш­лял о но­во­стях, а Би­ти рас­ска­зы­ва­ла су­ма­сшед­шие ис­то­рии, ко­то­рые вы­рас­та­ли од­на из дру­гой, ино­гда не до­хо­дя до кон­ца.
      На ска­тер­ти был узор из труб и мыль­ных пу­зы­рей. Ден­нис не­го­до­вал. Его при­ятель Карл съе­хал в строи­тель­ный кот­ло­ван, ко­то­рый по­че­му-то был вы­рыт че­рез до­ро­гу на Кос­ти­стый Холм, и по­пал в боль­ни­цу со сло­ман­ной ше­ей. Би­ти по­ста­ви­ла пе­ред деть­ми блюд­ца с кон­сер­ви­ро­ван­ны­ми аб­ри­ко­са­ми. Бан­ни под­ня­ла лож­ку, по­том по­ло­жи­ла ее об­рат­но.
      — Та­кое впе­чат­ле­ние, что на нем сто­ит ка­кая-то мет­ка. Во­семь или де­вять лет на­зад он силь­но ис­пу­гал­ся, да так, что за ме­сяц стал бе­лым, как лунь. Он то­гда ры­ба­чил со сво­им бра­том воз­ле Кул­д­ро­на и уви­дел на во­де стран­ные пет­ли. Он и ре­шил, что это — сеть, ко­то­рая ото­рва­лась от гру­зил и под­ня­лась на по­верх­ность. Вот они под­плы­ва­ют к ней, он це­п­ля­ет ее крю­ком, и, Бо­же все­ми­ло­сти­вый, из во­ды по­яв­ля­ет­ся ог­ром­ное щу­паль­це. — Ден­нис под­нял над го­ло­вой ру­ку, ими­ти­руя плав­ное, уг­ро­жаю­щее дви­же­ние. — И хва­та­ет его. Об­ви­ва­ет его ру­ку. Он рас­ска­зы­вал, что ни­ко­гда рань­ше не чув­ст­во­вал та­кой си­ли­щи. Ему по­вез­ло, что он был не один. Его брат схва­тил нож, ко­то­рым он ре­зал трес­ку, и на­чал бить по это­му щу­паль­цу. А у то­го сплош­ные мыш­цы и при­сос­ки, сжа­ли бе­до­ла­гу с та­кой си­лой, что от­ме­ти­ны ос­та­лись по сию по­ру. Ну, от это­го щу­паль­ца они от­би­лись и за­ве­ли мо­тор. Его серд­це чуть из гру­ди не вы­прыг­ну­ло, по­ка он ждал, что на не­го на­бро­сят­ся дру­гие щу­паль­ца, но им уда­лось от­ту­да уй­ти. Уни­вер­си­тет им то­гда хо­ро­шо за­пла­тил за от­ре­зан­ный ку­сок щу­паль­ца. А сей­час он сло­мал шею, упав в эту яму на до­ро­ге. Да что же это та­кое!
      Бан­ни вы­шла из-за сто­ла и ста­ла шеп­тать­ся с Би­ти, по­том по­лез­ла в хо­ло­диль­ник, что­бы вы­та­щить бе­кон и по­ка­зать его Ку­ой­лу. Тот са­мый, ра­ди ко­то­ро­го Ден­нис за­бил сви­нью. Ку­ойл рас­ши­рил гла­за и под­нял бро­ви, что­бы по­ка­зать Бан­ни, как он удив­лен. Но про­дол­жал слу­шать Ден­ни­са.
      — От от­ца я ни­че­го не слы­шал о ры­бал­ке. Он обо­жа­ет ло­вить ры­бу, но сво­ей лю­бо­вью пред­по­чи­та­ет не де­лить­ся. Он пы­тал­ся удер­жать ме­ня от это­го. Он пы­тал­ся всех нас дер­жать по­даль­ше от во­ды. А из-за это­го вы­шло так, что Джей­сон свя­зал­ся с ком­па­ни­ей дя­дюш­ки Гор­до­на, а я не хо­тел за­ни­мать­ся ни­чем дру­гим, кро­ме пла­ва­ния. Ну да, я хо­тел быть плот­ни­ком, но и ры­бу ло­вить я то­же хо­тел, — меч­та­тель­но рас­ска­зы­вал он. — Са­мо со­бой. Есть в ры­бал­ке что-то, что не­воз­мож­но опи­сать. Это как буд­то ка­ж­дый день от­кры­ва­ешь но­вый по­да­рок, вы­тас­ки­вая из во­ды сеть. Ни­ко­гда не зна­ешь, что в ней бу­дет. То ли раз­бо­га­те­ешь, то ли ста­нешь ни­щим. То ли хо­ро­ший улов, то ли ме­лочь. Вот я и хо­тел ры­ба­чить. Баг­ги­ты все по­ме­ша­ны на во­де. Все до еди­но­го. Да­же дев­чон­ки. Мардж — ин­ст­рук­тор по па­рус­но­му спор­ту в Он­та­рио. Ева — об­ще­ст­вен­ный ди­рек­тор кру­из­но­го лай­не­ра. Нас не­воз­мож­но удер­жать вда­ли от во­ды и ко­раб­лей. Хо­тя отец стре­мил­ся к это­му изо всех сил.
      — Он бес­по­ко­ил­ся о тво­ем бла­го­по­лу­чии.
      — Ну да. И по­том, как буд­то он что-то зна­ет о Баг­ги­тах и о мо­ре. У от­ца есть та­кой дар. Он знал, что Джей­сон уто­нул, как знал, где на­до ме­ня ис­кать, ко­гда по­тер­пел кру­ше­ние «По­ляр­ный Ре­зец». Я ни­ко­гда не за­бу­ду тот ве­чер, ко­гда уто­нул бед­ный Джей­сон. Он все­гда был ма­ми­ным лю­бим­цем. Все­гда, со дня сво­его ро­ж­де­ния.
      Ку­ойл очень хо­ро­шо знал, о ка­ком чув­ст­ве он го­во­рил.
      — Вдруг отец встал из-за сто­ла. Он си­дел там воз­ле ко­рот­ко­вол­но­во­го при­ем­ни­ка. Ска­зал: «Джей­со­на боль­ше нет», и по­шел че­рез до­ро­гу в свою мас­тер­скую, где сей­час «Бол­туш­ка». Он про­си­дел там всю ночь один. Се­вер­ное сия­ние той но­чью не гас­ло ни на ми­ну­ту. Бы­ло так кра­си­во, что мы не ве­ри­ли сво­им гла­зам. Во все сто­ро­ны раз­ли­ва­лись раз­но­цвет­ные спо­ло­хи, как сеть. А ут­ром вез­де поя­ви­лись се­реб­ря­ные ни­ти: на ос­на­ст­ке, до­мах, те­ле­фон­ных про­во­дах. Они мог­ли поя­вить­ся толь­ко с се­вер­ным сия­ни­ем. И тут мать ска­за­ла, что это сде­лал Джей­сон, на про­ща­ние, ко­гда его ду­ша по­ки­да­ла те­ло.
      — И по­сле смер­ти Джей­со­на он за­нял­ся га­зе­той?
      — Что-то вро­де это­го. Но зна­ешь, на са­мом де­ле не отец за­прав­ля­ет «Бол­туш­кой». Это де­ла­ет Терт Кард. Да, ор­га­ни­зо­вал все это де­ло с га­зе­той он, и он, в ос­нов­ном, ре­ша­ет, что в ней бу­дет пе­ча­тать­ся. Но отец зво­нит ту­да, при­ду­мы­ва­ет ис­то­рию о ка­кой-ни­будь бо­ляч­ке и ухо­дит на ры­бал­ку. И все зна­ют о том, что он де­ла­ет.
      — Да нет. Управ­ля­ет всем имен­но он. А Терт Кард пля­шет под его дуд­ку, — ска­зал Ку­ойл.
      — Ку­шай аб­ри­ко­сы, Бан­ни, — ска­за­ла Би­ти, со­би­рая со сто­ла пус­тые блюд­ца.
      Но Бан­ни по­вер­ну­лась к Ку­ой­лу и за­шеп­та­ла: «Пап, аб­ри­ко­сы по­хо­жи на ма­лень­кие по­пы. По­пы кро­хот­ных фей. Я не хо­чу их есть». И она шмыг­ну­ла но­сом.
      По­ка Ден­нис рас­ска­зы­вал, к две­рям по­до­шел не­вы­со­кий че­ло­век с мор­щи­ни­стым ли­цом и при­сло­нил­ся к ко­ся­ку. Он был по­хож на ку­сок дре­ве­си­ны, ко­то­рый при­би­ло к бе­ре­гу. Его ли­цо бы­ло ро­зо­ва­то-ли­ло­во­го цве­та. На нем бы­ла ру­баш­ка, по­кры­тая изо­бра­же­ния­ми цвет­ка ги­би­ску­са раз­ме­ром с хо­ро­ший блин. Би­ти на­ли­ла ему чаю и от­ре­за­ла ог­ром­ный ло­моть хле­ба, ко­то­рый тот про­гло­тил од­ним ма­хом.
      — Альф­ред! — ска­зал Ден­нис. — Шки­пер Альф­ред, за­хо­ди и са­дись. Это Ку­ойл, ра­бо­та­ет в га­зе­те. Вер­нул­ся вме­сте с Аг­нис Хамм в ста­рый дом на мы­се Ку­ой­лов.
      — Да, — ска­зал ста­рик. — Я пом­ню Ку­ой­лов и то, что с ни­ми слу­чи­лось. Жес­то­кие бы­ли лю­ди. Го­во­рят, ко­гда-то дав­но Ку­ой­лы при­би­ли че­ло­ве­ка к де­ре­ву, за уши, и от­ре­за­ли нос, что­бы кро­во­со­сы да мош­ка­ра по­чуя­ли кровь. Они так и со­жра­ли его за­жи­во. Те­перь они все уш­ли. Ос­тал­ся толь­ко этот стран­ный ста­рик, Но­лан, на Пе­ре­вер­ну­том мы­се. Я ни­ко­гда не ду­мал, что кто-ни­будь из них вер­нет­ся об­рат­но. А те­перь их сра­зу чет­ве­ро, хо­тя од­на из них Хамм, а трое дру­гих ни ра­зу не бы­ли на Нью­фа­унд­лен­де. Од­на­ко я сю­да при­шел, что­бы встре­тить­ся с по­мощ­ни­цей плот­ни­ка.
      Ден­нис по­ка­зал на Бан­ни.
      — Так ты и есть по­мощ­ни­ца, ко­то­рая со­би­ра­лась чи­нить кры­шу сво­им ма­лень­ким мо­лот­ком?
      — Я хо­те­ла по­мочь па­пе, — про­шеп­та­ла Бан­ни.
      — Вот и мо­ло­дец. Сей­час ма­ло кто по­мо­га­ет от­цам. По­это­му я при­нес те­бе по­да­рок. — И он про­тя­нул Бан­ни ма­лень­кий мед­ный квад­рат с по­тер­той мар­ки­ров­кой, ко­то­рая все же бы­ла еще вид­на. — Ты, на­вер­ное, ду­ма­ешь, что это за шту­ко­ви­на? Это про­стой шаб­лон. Он ну­жен для то­го, что­бы чер­тить пря­мые ли­нии и от­ре­зать ров­ные кус­ки де­ре­ва. С этой шту­кой, пи­лой, мо­лот­ком и па­рой гвоз­дей из кус­ка де­ре­ва мож­но сде­лать мно­го раз­лич­ных ве­щей. Мне по­да­ри­ли этот шаб­лон, ко­гда я был в тво­ем воз­рас­те, с его по­мо­щью я сде­лал пер­вый ящик с крыш­кой. Шесть сто­рон и два ку­соч­ка ко­жи вме­сто пе­тель. Зна­ешь, как я то­гда гор­дил­ся?
      — Что на­до ска­зать, Бан­ни? — про­шеп­тал Ку­ойл.
      — Я хо­чу сде­лать ящик с крыш­кой и дву­мя ку­соч­ка­ми пе­тель.
      Все за­смея­лись, кро­ме Ку­ой­ла, ко­то­рый на­блю­дал за тем, как Бан­ни по­крас­не­ла от уни­же­ния.
      — То­гда да­вай ска­жем спа­си­бо Шки­пе­ру Атьф­ре­ду за за­ме­ча­тель­ный квад­рат и по­едем до­мой, что­бы у те­бя ос­та­лось вре­мя по­сле ужи­на за­нять­ся сво­им ящи­ком.
      Слы­ша­ла ли она, что он ска­зал о муж­чи­не, при­би­том к де­ре­ву?
      В ма­ши­не он убе­дил Бан­ни по­ло­жить квад­рат на пол, на слу­чай экс­тре­маль­ной коч­ки на до­ро­ге.

      На его сто­ле ле­жа­ли фо­то­гра­фии ях­ты. Тем­ные, но дос­та­точ­но от­чет­ли­вые, что­бы их мож­но бы­ло на­пе­ча­тать. Да­же на них бы­ла вид­на зло­ве­щая мощь суд­на. Ку­ойл вы­брал од­ну из них, по­ло­жил пе­ред со­бой и за­пра­вил в пи­шу­щую ма­шин­ку чис­тый лист. Те­перь он знал, что пи­сать.

       Ях­та-убий­ца в Якор­ной Ла­пе
      На этой не­де­ле в пор­ту Якор­ной Ла­пы поя­ви­лось мощ­ное суд­но, по­стро­ен­ное пять­де­сят лет на­зад для Гит­ле­ра. Сам Гит­лер так и не взо­шел на свою рос­кош­ную ях­ту, «Креп­кую Крош­ку», но все же суд­но, ка­жет­ся, не­сет в се­бе часть его злой си­лы. На­стоя­щие вла­дель­цы суд­на, Силь­вер и Бай­о­нет Мел­вил­лы из Лонг-Ай­лен­да, рас­ска­за­ли о не­дав­нем про­ис­ше­ст­вии, ко­гда «Креп­кая Крош­ка» раз­гро­ми­ла уве­се­ли­тель­ные су­да и элит­ные пляж­ные кот­тед­жи в пор­ту Бе­ло­го Во­ро­на, ко­гда там бу­ше­вал ура­ган «Боб». «Она раз­да­ви­ла сем­на­дцать бор­тов на спич­ки, раз­гро­ми­ла две­на­дцать до­мов и при­ста­ней», — го­во­рят Мел­вил­лы.

      Фра­зы скла­ды­ва­лись так бы­ст­ро, что он ед­ва ус­пе­вал их пе­ча­тать. У не­го бы­ло ощу­ще­ние, что он пи­шет хо­ро­шо. Ста­тья от­ра­жа­ла гор­дость Мел-вил­лов раз­ру­ши­тель­ной си­лой сво­ей ях­ты. В один­на­дцать ча­сов он по­ло­жил за­кон­чен­ную ста­тью на стол Тер­та Кар­да. Кард де­лал ка­кие-то слож­ные под­сче­ты в уме.
      — А вот это на­до по­мес­тить вме­сте с ко­ра­бель­ны­ми но­во­стя­ми. Здесь суд­но, стоя­щее в пор­ту.
      — Джек ни­че­го мне не го­во­рил о фо­то­гра­фии суд­на. Он что, ска­зал те­бе это сде­лать? — В его син­те­ти­че­ских шта­нах про­све­чи­ва­ли су­гу­бо ин­тим­ные час­ти те­ла.
      — Нет, про­сто это очень ин­те­рес­ное суд­но.
      — На­пе­ча­тай это, Терт, — по­дал го­лос из сво­его уг­ла Бил­ли Прит­ти, на­би­рая ста­тью для сво­ей ко­лон­ки спле­тен.
      — А что с не­сча­ст­ным слу­ча­ем? Где эта ста­тья?
      — А ее нет, — ска­зал Ку­ойл. — Там и не­сча­ст­но­го слу­чая-то не бы­ло. Мис­сис Ди­до­лот по­тя­ну­ла за­пя­стье. Вот и все.
      Терт при­сталь­но на не­го по­смот­рел.
      — Ты не на­пи­сал ту ста­тью, ко­то­рую те­бе ве­лел на­пи­сать Джек, и сде­лал то, че­го он не про­сил. Черт возь­ми, ко­неч­но, мы это на­пе­ча­та­ем. А что, так и на­до. Дав­нень­ко я не ви­дал Дже­ка в гне­ве. С тех пор, как его са­пог упал в огонь. Ты вот что, ко­гда прие­дешь зав­тра на ра­бо­ту, не глу­ши мо­тор.
      «Что я на­де­лал», — по­ду­мал Ку­ойл.
      — Ты осо­бен­но не пе­ре­жи­вай из-за Эдит Ди­до­лот. Она сей­час си­дит в за­ку­соч­ной со сво­им за­пя­сть­ем и ехид­но­стью. — Сви­тер Бил­ли рас­пус­кал­ся на ман­же­тах. Го­лу­бые гла­за все еще смот­ре­ли ис­пу­ган­но.

***

      — Черт возь­ми, ты во­вре­мя. Бил­ли сей­час в кли­ни­ке, про­ве­ря­ет свою про­ста­ту, а Джек уже вы­ехал сю­да. Он хо­чет с то­бой по­го­во­рить. — Терт Кард рез­ко рас­крыл све­жую «Бол­туш­ку». Его чер­ные гла­за ме­та­ли мол­нии. На­тбим за сво­им сто­лом за­жег труб­ку. Дым под­ни­мал­ся вверх бе­лы­ми ша­ра­ми. За ок­ном ту­ман и по­ры­ви­стый ве­тер за­тея­ли веч­ную борь­бу.
      — О чем? — не­ре­ши­тель­но спро­сил Ку­ойл. — О ста­тье?
      — Ага. На­вер­ное, хо­чет свер­нуть те­бе шею за ту ста­тей­ку о гит­ле­ров­ской ях­те, — ска­зал Терт Кард. — Он не лю­бит сюр­при­зов. На­до бы­ло те­бе де­лать то, что он ве­лел.
      По­слы­шал­ся гул мо­то­ра и хло­па­нье две­рей. Ку­ойл вспо­тел и на­пряг­ся. «Это все­го лишь Джек Баг­гит, — по­ду­мал он. — Все­го лишь ужас­ный Джек Баг­гит с кну­том и ка­ле­ным же­ле­зом для клей­ма». «Ре­пор­тер из­бит до по­лу­смер­ти».
      Он за­це­пил­ся ру­ка­вом за ко­роб­ку с бу­ма­га­ми на сво­ем сто­ле. Лис­ты раз­ле­те­лись. Труб­ка На­тби­ма про­вер­ну­лась в его зу­бах, вы­бро­сив ко­мок тлею­ще­го та­ба­ка. Он рас­пу­тал те­ле­фон­ный шнур, от­пус­тив труб­ку так, что­бы она сви­са­ла вниз, и дав ей сво­бо­ду вра­щать­ся. На­тбим ста­рал­ся не смот­реть в сто­ро­ну Ку­ой­ла.
      Бы­ст­ры­ми ша­га­ми во­шел Джек Баг­гит. Его ры­же­ва­тые гла­за за­ме­та­лись по ком­на­те, по­ка не на­ткну­лись на Ку­ой­ла. Он рез­ко взмах­нул ру­кой над го­ло­вой, буд­то ло­вил му­ху, и скрыл­ся за ог­ра­ж­де­ни­ем. Ку­ойл по­сле­до­вал за ним.
      — Так, лад­но, — ска­зал Баг­гит. — Я все по­нял. Эта ма­лень­кая ста­тья, ко­то­рую ты на­пи­сал и при­це­пил в кон­це ко­ра­бель­ных но­во­стей…
      — Я хо­тел не­мно­го ожи­вить ко­ра­бель­ные ис­то­рии, мис­тер Баг­гит, — ска­зал Ку­ойл. — В порт при­шла не­обыч­ная лод­ка, и…
      — Джек, — ска­зал Баг­гит.
      — Я боль­ше не бу­ду так де­лать. Я про­сто по­ду­мал… — «Кор­рес­пон­дент ли­жет са­по­ги из­да­те­лю».
      — Ты го­во­ришь так, буд­то ло­вишь ры­бу ды­ря­вой се­тью. Ша­ра­ха­ешь­ся из сто­ро­ны в сто­ро­ну да бор­мо­чешь. — Он ожег взгля­дом Ку­ой­ла, ко­то­рый об­мяк и при­крыл ру­кой под­бо­ро­док.
      — Вче­ра ве­че­ром мне по­зво­ни­ли че­ты­ре че­ло­ве­ка, что­бы по­го­во­рить об этой гит­ле­ров­ской ях­те. Мис­сис Баг­гит то­же по­нра­ви­лась ста­тья. Я по­ехал в порт, что­бы взгля­нуть на нее, и уви­дел на при­ча­ле це­лую тол­пу, ко­то­рая то­же при­шла на нее по­гла­зеть. Ко­неч­но, ты ни­че­го не по­ни­ма­ешь в ко­раб­лях, но это по­пра­ви­мо. Так что да­вай, дер­зай. Та­кой ма­те­ри­ал мне ну­жен. Те­перь я хо­чу, что­бы ты вел соб­ст­вен­ную ко­лон­ку, по­нял? Ко­ра­бель­ные ис­то­рии. Бу­дешь ка­ж­дую не­де­лю рас­ска­зы­вать о но­вом суд­не в пор­ту. Им по­нра­вит­ся. И не толь­ко о тех, что при­хо­дят в Якор­ную Ла­пу. По все­му по­бе­ре­жью. Ко­лон­ка. Най­ди суд­но и на­пи­ши о нем. Не­важ­но, бу­дет это ка­тер или кру­из­ное суд­но. Пи­ши о всех. Мы за­ка­жем те­бе ком­пь­ю­тер. Ска­жи Тер­ту Кар­ду, что я хо­чу с ним пе­ре­го­во­рить.
      Но го­во­рить об этом Тер­ту не бы­ло ни­ка­кой ну­ж­ды, по­то­му что он и так все слы­шал. Ку­ойл вер­нул­ся к сво­ему сто­лу. Ему бы­ло лег­ко и жар­ко. На­тбим сжал ру­ки над го­ло­вой и по­тряс ими. Его труб­ка кри­во сви­са­ла с угол­ка губ. Ку­ойл за­пра­вил чис­тый лист в пи­шу­щую ма­шин­ку, но не стал ни­че­го пе­ча­тать. Ему бы­ло три­дцать шесть лет, и се­го­дня ве­че­ром ему впер­вые ска­за­ли, что он сде­лал что-то пра­виль­но.
      Ту­ман за ок­ном был по­хож на мо­ло­ко.

      Маль­чик на зад­нем си­де­нье мно­го го­во­рил, рас­тя­ги­вая глас­ные так, что его мог­ла по­нять толь­ко мать. Хо­тя Ку­ой­лу уда­лось уло­вить об­щее на­строе­ние его ре­чи. Гер­ри с вос­тор­гом рас­ска­зы­вал о при­клю­че­ни­ях и та­ких серь­ез­ных ве­щах, как го­лу­бая нит­ка на ман­же­те его сви­те­ра, брыз­ги до­ж­дя в лу­жах, пе­че­нье, спря­тан­ное в склад­ке плат­ка. В его ми­ре все бы­ло яр­ким и кра­соч­ным. Та­ким, как оран­же­вые ва­реж­ки ры­ба­ка. Он об­ла­дал уди­ви­тель­ной чут­ко­стью к цве­ту.
      — Ва­ки! Ва­ки!
      Или го­лу­бой ирис в са­ду мис­сис Баг­гит.
      — Иис!
      — Ви­дит он пре­вос­ход­но, — ска­зал Ку­ойл.
      Бо­лезнь сы­на ста­ла для Уэй­ви боль­шой не­ожи­дан­но­стью. Син­дром Дау­на. Но она хо­те­ла, что­бы ее маль­чик вел нор­маль­ную жизнь. Он ни в чем не ви­но­ват. Она уз­на­ла, где жи­вут дру­гие та­кие де­ти, на­шла их, встре­ти­лась с ро­ди­те­ля­ми. Ее брат Кен от­вез ее к ним, что­бы она объ­яс­ни­ла, что мож­но сде­лать для их де­тей.
      — Этих де­тей мож­но кое-че­му обу­чить. Они могут учить­ся, — ска­за­ла она.
      Пла­мен­ная речь. Зве­ня­щий го­лос. Это бы­ла Уэй­ви, ох­ва­чен­ная стра­стью. Че­рез ре­гио­наль­ную биб­лио­те­ку она за­про­си­ла ли­те­ра­ту­ру о де­тях с та­ки­ми осо­бен­но­стя­ми. Ор­га­ни­зо­ва­ла встре­чи ро­ди­те­лей. При­гла­си­ла спе­циа­ли­стов из Сент-Джон­са, что­бы они разъ­яс­ни­ли, что мож­но бы­ло сде­лать для этих де­тей. Под­тал­ки­ва­ла де­тей к раз­ви­тию, пи­са­ла про­ше­ния, со­зы­ва­ла со­б­ра­ния, на ко­то­рых со­став­ля­лись от­кры­тые пись­ма с прось­ба­ми ор­га­ни­зо­вать спе­ци­аль­ные об­ра­зо­ва­тель­ные кур­сы. И до­би­лась сво­его. Трех­лет­няя де­воч­ка в Бе­зы­мян­ной бух­те не уме­ла хо­дить, но ее ста­ли учить, и она по­шла. Они спа­са­ли де­тей, учи­ли их це­п­лять­ся за жизнь.
      Уэй­ви сжа­ла ру­ки, по­ка­зы­вая Ку­ой­лу, что лю­бой че­ло­век мо­жет взять жизнь в свои ру­ки, ух­ва­тить­ся за то, что ему дос­туп­но. И он по­ду­мал о том, что еще мо­жет так раз­жечь это серд­це.
      Она по­про­си­ла Ку­ой­ла под­вез­ти ее в пят­ни­цу в биб­лио­те­ку, ко­то­рая бы­ла от­кры­та толь­ко по втор­ни­кам и пят­ни­цам, в пол­день.
      — По­ни­ма­ешь, обыч­но ме­ня во­зит ту­да Кен, ко­гда мо­жет, но сей­час он в мо­ре. А я очень ску­чаю без книг. Я люб­лю чи­тать. И мно­го-мно­го чи­таю Гер­ри. И па­пе при­во­жу кни­ги. Те, ко­то­рые ему нра­вят­ся: о вос­хо­ж­де­нии на вер­ши­ны, о пу­те­ше­ст­ви­ях, об ис­сле­до­ва­нии Лаб­ра­до­ра.
      В пят­ни­цу ут­ром Ку­ойл на­чал при­го­тов­ле­ния. На­дел ру­баш­ку по­лу­чше, на­чис­тил бо­тин­ки. Он ста­рал­ся не вол­но­вать­ся. Он же про­сто ве­зет че­ло­ве­ка в биб­лио­те­ку! Но ни­че­го не мог с со­бой по­де­лать.

***

      Биб­лио­те­ка раз­ме­ща­лась в пе­ре­стро­ен­ном ста­ром до­ме. Квад­рат­ные ком­на­ты с вы­кра­шен­ны­ми в фис­таш­ко­вый цвет обоя­ми. Вдоль стен стоя­ли са­мо­дель­ные книж­ные шка­фы и кра­ше­ные сто­лы.
      — Вот дет­ская ком­на­та, — ска­за­ла Уэй­ви. — Мо­жет быть, твои де­воч­ки за­хо­тят что-ни­будь по­чи­тать. Бан­ни и Сан­шайн. — Она ос­то­рож­но про­из­нес­ла их име­на, слов­но про­буя на вкус. Ее во­ло­сы бы­ли ак­ку­рат­но за­пле­те­ны. Во­рот­ни­чок се­ро­го пла­тья ук­ра­ша­ло кру­же­во. Гер­ри уже был воз­ле по­лок, вы­тас­ки­вая все кни­ги без раз­бо­ра и рас­кры­вая их.
      Ку­ойл ка­зал­ся се­бе ог­ром­ным, не­ук­лю­жим ка­ба­ном. Ку­да бы он ни по­вер­нул­ся, его сви­тер це­п­лял­ся за вы­сту­паю­щий ко­ре­шок кни­ги. Он об­ру­шил сек­цию юмо­ри­сти­че­ских рас­ска­зов, де­тек­ти­вов, фи­ло­соф­ских из­ре­че­ний и про­по­ве­дей. Он ло­вил па­даю­щие кни­ги, но это ему не все­гда уда­ва­лось. Глу­пый Ку­ойл крас­нел в кро­хот­ной биб­лио­те­ке на се­вер­ном по­бе­ре­жье Ат­лан­ти­ки. Пе­рей­дя к сек­ции, где стоя­ли кни­ги о пу­те­ше­ст­ви­ях, он на­шел Эрик­са Нью­бай и Хан­се­на, Ред­мон­да О'Ханлона и Уил­фри­да Це­сай­ге­ра. На­брал пол­ные ру­ки книг.
      Они по­еха­ли об­рат­но че­рез дом Би­ти, что­бы за­брать де­во­чек, ко­то­рые не бы­ли зна­ко­мы с Уэй­ви.
      По­сле­до­ва­ло це­ре­мон­ное пред­став­ле­ние: «А это Гер­ри Про­уз. А это Уэй­ви, ма­ма Гер­ри». Уэй­ви раз­вер­ну­лась и по­жа­ла им ру­ки. И Гер­ри по­жал всем ру­ки, да­же сво­ей ма­те­ри и Ку­ой­лу, да­же по две ру­ки од­но­вре­мен­но. У не­го бы­ли го­ря­чие ла­дош­ки.
      — Здрав­ст­вуй­те, — ска­за­ла Уэй­ви, — ах, здрав­ст­вуй­те, мои до­ро­гие!
      Они подъ­е­ха­ли к до­му Уэй­ви, где им был обе­щан чай с пи­ро­га­ми. Сан­шайн и Бан­ни бо­ро­лись на зад­нем си­де­нье за пра­во пер­вой уви­деть со­сед­ский дво­рик со ска­зоч­ным зве­рин­цем из раз­но­цвет­ных со­бак и пе­ту­хов, се­реб­ря­ных гу­сей и пят­ни­стых ко­шек, с де­ре­вян­ным че­ло­веч­ком в шта­нах в шах­мат­ную клет­ку, дер­жа­щим за ру­ку де­ре­вян­ную жен­щи­ну. Там был да­же флю­гер в фор­ме жел­той лод­ки.
      По­том Бан­ни на­ткну­лась взгля­дом на де­ре­вян­ную со­ба­ку с ошей­ни­ком из бу­ты­лоч­ных про­бок. Из ее от­кры­той пас­ти тор­ча­ли клы­ки. Ка­за­лось, что со­ба­ка при­ню­хи­ва­ет­ся к вет­ру.
      — Па­па, — она вце­пи­лась в ру­кав Ку­ой­ла. — Там бе­лая со­ба­ка. — Ку­ойл слы­шал, как она всхли­пы­ва­ла. — Бе­лая со­ба­ка. — Она про­дол­жа­ла по­вто­рять страш­ные сло­ва на од­ной но­те: «бе­лая со­ба­ка».
      Вдруг он до­га­дал­ся. Бан­ни сти­му­ли­ро­ва­ла свой страх, ра­зо­гре­ва­ла его. «Де­воч­ка бо­ит­ся бе­лой со­ба­ки. Ро­ди­те­ли не на­хо­дят се­бе мес­та».
      — Бан­ни, это все­го лишь де­ре­вян­ная со­ба­ка. Она сде­ла­на из де­ре­ва и по­кра­ше­на крас­кой. Она не­на­стоя­щая.
      Но она не хо­те­ла ус­по­каи­вать­ся. Сту­ча­ла зу­ба­ми и хны­ка­ла.
      — На­вер­ное, мы зай­дем к вам на чай в дру­гой раз, — ска­зал Ку­ойл Уэй­ви и стро­го по­смот­рел на Бан­ни. Да­же поч­ти сер­ди­то.
      — Па­па, а где их отец? — спро­си­ла Сан­шайн. — Ну, па­па Гер­ри и Уэй­ви?

***

      На вы­ход­ных Ку­ойл и те­туш­ка за­ни­ма­лись ре­мон­том и по­кра­ской. Ден­нис на­чал ра­бо­тать на кух­не. Весь дом был по­крыт пы­лью и струж­ка­ми и ус­тав­лен дос­ка­ми. Те­туш­ка шку­ри­ла бу­фет. Ку­ойл тру­дил­ся над соб­ст­вен­ной до­ро­гой к мо­рю. Чи­тал кни­ги. Иг­рал с до­черь­ми. Од­на­ж­ды он на мгно­ве­ние уви­дел в ли­чи­ке Сан­шайн до бо­ли зна­ко­мое ли­цо Пе­тал. Он ду­мал, что боль уже про­шла, но тут она сно­ва об­да­ла его го­ря­чей вол­ной. Ка­за­лось, са­ма эта жен­щи­на поя­ви­лась, по­том ис­чез­ла сно­ва. С дру­гой сто­ро­ны, она все вре­мя бы­ла ря­дом с ним ге­не­ти­че­ски. Он по­звал Сан­шайн, что­бы при­жать­ся к ней ли­цом и про­длить ил­лю­зию, но она не по­шла к не­му. Толь­ко по­ка­ча­ла го­ло­вой и ска­за­ла: «Здрав­ст­вуй­те, ах, здрав­ст­вуй­те, мои до­ро­гие!» Она на­пом­ни­ла ему об Уэй­ви, этой вы­со­кой жен­щи­не. Он за­ста­вил се­бя за­сме­ять­ся вме­сте с де­воч­кой.

***

      В суб­бот­нее ут­ро Ку­ойл от­пра­вил­ся на лод­ке в Бе­зы­мян­ную бух­ту за ома­ра­ми. Ос­та­вил Бан­ни в яро­сти ме­тать­ся по при­ча­лу.
      — Я то­же хо­чу по­ехать!
      — Я по­ка­таю те­бя, ко­гда вер­нусь.
      Тер­пел ост­ро­ты жи­те­лей бух­ты по по­во­ду сво­ей лод­ки. Дур­ная сла­ва этой по­су­ди­ны за­мет­но опе­ре­жа­ла ее са­мое, и все го­во­ри­ли, что она ко­гда-ни­будь уто­пит сво­его хо­зяи­на. На об­рат­ном пу­ти он обо­гнул не­боль­шой айс­берг, дрей­фо­вав­ший по за­ли­ву. Айс­бер­ги не пе­ре­ста­ва­ли изум­лять его: ог­ром­ные глы­бы льда, ис­пещ­рен­ные пе­ще­ра­ми и ар­ка­ми.
      — В этом го­ду к бе­ре­гу при­би­ло уже бо­лее че­ты­рех­сот айс­бер­гов, — ска­зал он те­туш­ке. Айс­бер­ги не да­ва­ли ему по­коя. Ему да­же не сни­лось, что айс­бер­ги мо­гут стать ча­стью его по­все­днев­ной жиз­ни. — Я не знаю, где имен­но их вы­не­сло на бе­рег, но так го­во­рят. Я чи­тал это вче­ра в свод­ках.
      — Ты ома­ров при­вез?
      — Да, ку­пил их у Ла­да Юн­га. Он все вре­мя со­вал мне что-то в сум­ку «на до­рож­ку». Буд­то кон­фе­ты у кас­со­во­го ап­па­ра­та. Я по­пы­тал­ся за­пла­тить ему, но он от­ка­зал­ся.
      — До­воль­но ско­ро се­зон за­кон­чит­ся, по­это­му нам не сто­ит от­ка­зы­вать­ся и есть их, по­ка у нас есть та­кая воз­мож­ность. Я пом­ню Юн­гов, ка­ки­ми они бы­ли в дни мо­ей юно­сти: со сви­саю­щи­ми на гла­за во­ло­са­ми. Зна­ешь, что здесь са­мое луч­шее? — спро­си­ла те­туш­ка. — Ры­ба. По­до­ж­ди, вот пой­дет снеж­ный краб, и ты по­про­бу­ешь са­мое слад­кое в ми­ре мя­со! Ну, и как мы при­го­то­вим этих ома­ров?
      — Сва­рим.
      — Ну да. Дав­нень­ко мы не ели хо­ро­шей по­хлеб­ки из ома­ров. Хо­тя в этом есть и хо­ро­шая сто­ро­на. — Она по­смот­ре­ла в сто­ро­ну ком­на­ты, где сту­ча­ла мо­лот­ком Бан­ни. — Нам дав­но ни­кто не го­во­рил про «крас­ных пау­ков», все про­сто си­де­ли и ели свои су­хие зав­тра­ки. А еще я мо­гу сва­рить ома­ров, вы­нуть мя­со и сде­лать ру­лет. А как на­счет блин­чи­ков с ома­ра­ми и со сме­та­ной?
      Ку­ойл ис­хо­дил слю­ной. Это был из­люб­лен­ный фо­кус те­туш­ки: она опи­сы­ва­ла все­воз­мож­ные блю­да, а за­тем го­то­ви­ла про­стей­шее из воз­мож­ных. Парт­ридж так ни­ко­гда не де­лал.
      — Са­лат из ома­ров то­же хо­ро­шо, толь­ко для ужи­на его бу­дет ма­ло­ва­то. Зна­ешь, есть од­но блю­до, ко­то­рое мы с Уор­рен очень лю­би­ли. Его по­да­ва­ли в Гос­ти­ни­це Хо­ро­шей По­го­ды на Лонг-Ай­лен­де. Мя­со из хво­стов вы­ма­чи­ва­ли в са­ке, по­том го­то­ви­ли с мо­ло­ды­ми по­бе­га­ми бам­бу­ка и вод­ны­ми каш­та­на­ми, по­том сно­ва скла­ды­ва­ли в пан­цирь и за­пе­ка­ли. Там еще по­да­ва­ли та­кой ост­рый со­ус! Здесь я не мо­гу най­ти ни­че­го по­доб­но­го. Ко­неч­но, ес­ли бы у нас бы­ли кре­вет­ки, кра­бо­вое мя­со и гре­беш­ки, я бы мог­ла на­фар­ши­ро­вать хво­сты ома­ров, но для это­го еще нуж­но бе­лое ви­но и пар­ме­зан. Толь­ко ви­но и пар­ме­зан на­до сна­ча­ла най­ти.
      — Я ку­пил сы­ру. Толь­ко не пар­ме­за­на, а про­сто­го. Чед­де­ра.
      — Ну, то­гда мы ос­та­но­вим­ся на пи­ро­ге из ома­ров. У нас нет сме­та­ны, но я мо­гу при­го­то­вить его с мо­ло­ком. Бан­ни съест его без ка­при­зов, а мы от­дох­нем от ва­ре­ных блюд. Я хо­чу при­го­то­вить что-ни­будь осо­бен­ное. Я при­гла­си­ла на ужин До­ун. Она при­дет к шес­ти, так что вре­ме­ни у нас дос­та­точ­но.
      — Кто?
      — Ты слы­шал. Я при­гла­си­ла в гос­ти До­ун. До­ун Бад­жел. Она слав­ная де­вуш­ка. А ты по­ста­рай­ся раз­влечь ее бе­се­дой. — Она ска­за­ла это по­то­му, что ее пле­мян­ник ли­бо про­па­дал на ра­бо­те, ли­бо стра­дал от не­сча­ст­ной люб­ви.
      Из гос­ти­ной до­нес­ся ог­лу­ши­тель­ный гро­хот.
      — Бан­ни, — по­звал Ку­ойл. — Что ты там де­ла­ешь? Еще один ящик?
      — Я де­лаю ПА­ЛАТ­КУ. — В го­ло­се слы­ша­лась ярость.
      — Де­ре­вян­ную па­лат­ку?
      — Да. Толь­ко дверь кри­вая. — Гро­хот.
      — Ты что-то бро­си­ла?
      — Дверь КРИ­ВАЯ. А ты обе­щал по­ка­тать ме­ня на лод­ке. И не по­ка­тал!
      Ку­ойл встал.
      — Я за­был. Так, хо­ро­шо, вы обе бы­ст­ро оде­вай­тесь, и пой­дем.
      Но, вый­дя за по­рог, Бан­ни сра­зу изо­бре­ла но­вую иг­ру, за­ста­вив Ку­ой­ла ждать.
      — Ло­жись на спи­ну. Ви­дишь? Вот так.
      Сан­шайн за­ва­ли­лась на спи­ну и вы­тя­ну­ла ру­ки и но­ги.
      — А те­перь по­смот­ри на вер­хуш­ку зда­ния. Смот­ри, не от­ры­вай­ся. Прав­да, страш­но? Ка­жет­ся, что этот страш­ный дом сей­час упа­дет.
      По­том их взгля­ды пе­ре­мес­ти­лись с об­ши­воч­ных до­сок, по­тре­пан­ных штор­мо­вы­ми вет­ра­ми, на чер­ные края кры­ши. Над верх­ней ча­стью кры­ши об­ла­ка рас­се­ка­ли не­бо по диа­го­на­ли. Ка­за­лось, что об­ла­ка сто­ят на мес­те, а дом не­умо­ли­мо па­да­ет впе­ред. Сте­на до­ма во­об­ра­жае­мо на­вис­ла над Сан­шайн, ко­то­рая вско­чи­ла и от­бе­жа­ла в сто­ро­ну, ис­пы­тав при­ят­ный ис­пуг. Бан­ни вы­дер­жа­ла доль­ше, но ей то­же при­шлось встать и спа­сать­ся бег­ст­вом.
      В лод­ке Ку­ойл за­ста­вил их сесть пле­чом к пле­чу. Они ух­ва­ти­лись за план­ширь, и лод­ка по­нес­лась над во­дой.
      — Бы­ст­рее, пап, — кри­ча­ла Сан­шайн.
      А Бан­ни не мог­ла ото­рвать глаз от пе­ня­щей­ся вол­ны. От­ту­да, из во­до­во­ро­та пу­зырь­ков, на нее смот­ре­ла мор­да со­ба­ки, с бле­стя­щи­ми гла­за­ми и дви­жу­щей­ся па­стью. Вол­на под­ня­лась, и со­ба­ка вме­сте с ней. Бан­ни схва­ти­лась за ска­мей­ку и за­ры­да­ла. Ку­ойл сбро­сил ско­рость.
      — Я ви­де­ла со­ба­ку в во­де, — всхли­пы­ва­ла Бан­ни.
      — В во­де нетсо­бак, — ска­зал Ку­ойл. — Это все пу­зырь­ки воз­ду­ха и во­об­ра­же­ние од­ной ма­лень­кой де­воч­ки. Ты же зна­ешь, Бан­ни, что не су­ще­ст­ву­ет со­бак, ко­то­рые мо­гут жить в во­де.
      — А Ден­нис рас­ска­зы­вал про мор­ских со­бак, — всхли­пы­ва­ла Бан­ни.
      — Он имел в ви­ду со­всем дру­гих со­бак. А на­стоя­щая, жи­вая со­ба­ка, та­кая, как Уор­рен, — нет, Уор­рен мерт­ва, — жи­вая со­ба­ка, ко­то­рая мо­жет пла­вать, за­ле­за­ет в во­ду толь­ко для то­го, что­бы при­нес­ти охот­ни­ку уби­тых уток. — Бо­же мой, не­у­же­ли он мо­жет ду­мать толь­ко о мерт­вом?
      — Ну, это бы­ло очень по­хо­же на со­ба­ку. На бе­лую со­ба­ку, пап. Она злит­ся на ме­ня. Хо­чет ме­ня уку­сить, так, что­бы из ме­ня вы­тек­ла кровь. — Те­перь у нее по ще­кам тек­ли сле­зы.
      — Это не на­стоя­щая со­ба­ка, Бан­ни. Это со­ба­ка из во­об­ра­же­ния, и да­же ес­ли она вы­гля­дит, как на­стоя­щая, она все рав­но не мо­жет при­чи­нить те­бе вре­да. Ес­ли ты сно­ва ее уви­дишь, спро­си се­бя: «Это на­стоя­щая со­ба­ка или во­об­ра­жае­мая?» То­гда ты пой­мешь, что она — со­ба­ка из тво­ей фан­та­зии, и смо­жешь над ней по­сме­ять­ся.
      — Но пап, пред­ставь, что она на­стоя­щая!
      — В во­де? В кам­не? В кус­ке де­ре­ва? Я те­бя умо­ляю. — Так Ку­ойл пы­тал­ся бо­роть­ся с бе­лой со­ба­кой с по­мо­щью ло­ги­ки. Он мед­лен­но от­пра­вил­ся об­рат­но к при­ча­лу, ста­ра­ясь боль­ше не под­ни­мать волн. Бе­лая со­ба­ка на­чи­на­ла ему на­дое­дать.

***

      В пол­день Ку­ойл на­кры­вал на стол, а те­туш­ка рас­ка­ты­ва­ла тес­то.
      — Возь­ми крас­ную ска­терть. Она в ящи­ке под ле­ст­ни­цей. И ру­баш­ку мо­жешь сме­нить. — Те­туш­ка по­ста­ви­ла две бе­лые све­чи в стек­лян­ные под­свеч­ни­ки, хо­тя на ули­це еще бы­ло очень свет­ло. И за­кат ожи­дал­ся толь­ко в де­вять ча­сов.
      Бан­ни и Сан­шайн бы­ли за­тя­ну­ты в бе­лые кол­гот­ки. Сан­шайн мог­ла бы на­деть удоб­ный на­ряд Бан­ни, но та пре­бы­ва­ла в дур­ном на­строе­нии. К то­му же ее соб­ст­вен­ное пла­тье бы­ло ей ма­ло: жа­ло под мыш­ка­ми и бы­ло ко­рот­ко. А еще им бы­ло жар­ко.
      — Вот и она, — ска­за­ла те­туш­ка, ус­лы­шав воз­ле до­ма звук мо­то­ра япон­ской ма­ши­ны, на ко­то­рой ез­ди­ла До­ун. — Де­воч­ки, ве­ди­те се­бя хо­ро­шо.
      До­ун под­ня­лась по ле­ст­ни­це, с тру­дом удер­жи­вая рав­но­ве­сие на вы­со­ких шпиль­ках. Ее бе­лые туф­ли бы­ли та­ко­го раз­ме­ра, что впол­не мог­ли бы по­дой­ти муж­чи­не. Она улы­ба­лась во весь ко­рич­не­вый рот. Син­те­ти­че­ская блуз­ка сия­ла, а по­дол юб­ки низ­ко сви­сал сза­ди. В ру­ках она дер­жа­ла бу­тыл­ку. Ку­ойл по­ду­мал, что это ви­но, но в бу­тыл­ке ока­зал­ся ви­но­град­ный сок. На ней еще был ви­ден цен­ник. Нос­ки ее ту­фель опас­но за­гну­лись вверх.
      Он по­ду­мал о Пе­тал в пла­тье с ба­хро­мой, о том, как ее длин­ные но­ги спус­ка­ют­ся в ши­тые стек­ля­ру­сом туф­ли, как она стре­ми­тель­но дви­га­ет­ся, оку­тан­ная об­ла­ком «Тре­зо­ра», и ло­вит свое от­ра­же­ние в зер­ка­ле, на по­верх­но­сти тос­те­ра, стек­ла, и драз­нит его во­ж­де­ле­ние. Он по­чув­ст­во­вал бо­лез­нен­ную жа­лость к этой блек­лой мо­ли.
      Раз­го­вор не вя­зал­ся. До­ун на­зы­ва­ла го­лые по­лы и гру­бо ско­ло­чен­ные ок­на «по­тря­саю­щи­ми». Сан­шайн со­бра­ла на ко­ле­нях гру­ду чу­ма­зых мед­ве­дей и ме­тал­ли­че­ских ма­ши­нок и по­ка­зы­ва­ла их гос­тье по од­но­му, пред­став­ляя: «Это мед­ведь. А это ма­ши­на». Мож­но бы­ло по­ду­мать, что гос­тья прие­ха­ла из стра­ны, где не бы­ло ни ма­шин, ни мед­ве­дей.
      На­ко­нец те­туш­ка вы­ста­ви­ла на стол пе­ред Ку­ой­лом аро­мат­ный пи­рог.
      — Да­вай, пле­мян­ник, раз­ре­зай.
      Она за­жгла све­чи, но пла­мя ос­та­лось не­ви­ди­мым на фо­не ши­ро­ко­го сол­неч­но­го лу­ча, про­тя­нув­ше­го­ся че­рез весь стол. О них на­по­ми­нал лишь за­пах вос­ка. На сто­ле поя­ви­лись та­рел­ки с го­ро­хом, лу­ком и са­ла­том.
      Ку­ойл про­ткнул пи­рог алю­ми­ние­вым при­спо­соб­ле­ни­ем. Бан­ни во­ткну­ла свою вил­ку в пла­мя све­чи.
      — Не на­до это­го де­лать, — ска­за­ла те­туш­ка сер­ди­тым то­ном. Ку­со­чек ома­ра вы­пал из ды­мя­ще­го­ся пи­ро­га и съе­хал на та­рел­ку До­ун.
      — О, это омар? — ска­за­ла До­ун.
      — Точ­но, — ска­за­ла те­туш­ка. — Это пи­рог с ома­ром. Слад­кий, как орех.
      До­ун про­ник­но­вен­но ска­за­ла те­туш­ке: «Я про­сто по­ем са­ла­та, Аг­нис. Я не люб­лю ома­ров, еще со шко­лы. Нас за­став­ля­ли брать с со­бой бу­тер­бро­ды с ома­ром. А мы вы­бра­сы­ва­ли их в ка­на­ву. И кра­бов то­же. Они по­хо­жи на боль­ших пау­ков!»
      И она по­пы­та­лась рас­сме­ять­ся.
      Бан­ни по­смот­ре­ла на за­пек­шую­ся ко­роч­ку и оран­же­вое мя­со на сво­ей та­рел­ке. Ку­ойл при­го­то­вил­ся к ис­те­ри­ке, но ее не по­сле­до­ва­ло. Бан­ни ста­ла де­мон­ст­ра­тив­но же­вать и ска­за­ла:
      — А я обо­жаю мя­со крас­ных пау­ков!
      До­ун об­ра­ти­лась к Ку­ой­лу, как бы по сек­ре­ту. Все, что она го­во­ри­ла, ка­за­лось ка­ким-то из­лиш­ним.
      — Как ужас­но по­сту­пи­ли эти лю­ди с Аг­нис. — На са­мом де­ле ее это нис­коль­ко не вол­но­ва­ло.
      — Ка­кие лю­ди? — спро­сил Ку­ойл с ру­кой у под­бо­род­ка.
      — Ну, эти лю­ди, с гит­ле­ров­ской ях­ты. Они же про­сто сбе­жа­ли.
      — В чем де­ло? — спро­сил Ку­ойл, гля­дя на те­туш­ку.
      — Ну, по­хо­же, ме­ня на­ду­ли, — ска­за­ла она. Вол­на гне­ва ох­ва­ти­ла ее до са­мых кор­ней во­лос. — Мы оби­ли за­но­во мяг­кую ме­бель на ях­те. Сде­ла­ли все, за ис­клю­че­ни­ем двух стуль­ев. И они про­сто ис­чез­ли. Ях­та ис­чез­ла. Они сня­лись с яко­ря, по­ка бы­ло тем­но.
      — Раз­ве нель­зя их ра­зы­скать по ре­ги­ст­ра­ци­он­ной ин­фор­ма­ции? Это суд­но труд­но спря­тать.
      — Я ре­ши­ла не­мно­го по­до­ж­дать, — ска­за­ла те­туш­ка. — По­до­ж­дать и по­слу­шать. Мо­жет быть, у них бы­ли ос­но­ва­ния для та­ко­го стре­ми­тель­но­го отъ­ез­да. На­при­мер, бо­лезнь или биз­нес. Они свя­за­ны с неф­тя­ным биз­не­сом. Вер­нее, это она с ним свя­за­на. Все день­ги у нее. Или вдруг она вспом­ни­ла о том, что у нее на­зна­че­на встре­ча с па­рик­махе­ром в Нью-Йор­ке. С та­ки­ми людь­ми это бы­ва­ет. По­это­му я не ста­ла ни­че­го те­бе об этом го­во­рить.
      — Ты же де­ла­ла для них ка­кую-то ра­бо­ту еще в Шта­тах? У те­бя ведь дол­жен был ос­тать­ся их ад­рес?
      — Да, не­сколь­ко лет на­зад я пе­ре­тя­ги­ва­ла им мяг­кую ме­бель. Но все до­ку­мен­ты еще на­хо­дят­ся в Лонг-Ай­лен­де, на скла­де.
      — Я ду­мал, ты все от­пра­ви­ла сю­да, — ска­зал Ку­ойл, сно­ва об­ра­щая вни­ма­ние на пус­то­ту в ком­на­тах. У них не хва­та­ло ме­бе­ли. Она дей­ст­ви­тель­но ска­за­ла, что вся ее ме­бель от­прав­ле­на сю­да мо­рем. Но с то­го вре­ме­ни про­шло уже два ме­ся­ца.
      До­ун за­ме­ти­ла, что у не­го бле­стят гу­бы от мас­ла из пи­ро­га.
      — На все нуж­но вре­мя, — ска­за­ла те­туш­ка. — Рим то­же не сра­зу стро­ил­ся.
      За ок­на­ми в про­во­дах гу­дел ве­тер. Бан­ни смот­ре­ла в ок­но.
      — Кто хо­чет сыг­рать в кар­ты? — спро­си­ла те­туш­ка, по­ти­рая и раз­ми­ная ру­ки, как за­прав­ский кар­точ­ный иг­рок.
      — А вы умее­те иг­рать в чет­вер­ки? — спро­си­ла До­ун.
      — Де­воч­ка, — ска­за­ла те­туш­ка, — как хо­ро­шо, что уме­ешь иг­рать ты.
      Она бро­си­ла бы­ст­рый взгляд на двер­цу, за ко­то­рой хра­ни­ла вис­ки. Сей­час она бы­ла го­то­ва ото­рвать гор­лыш­ко у бу­тыл­ки зу­ба­ми.

      Ино­гда Терт Карт до­во­дил всех до то­го, что лю­ди пред­по­чи­та­ли спа­сать­ся бег­ст­вом. Был жар­кий без­вет­рен­ный пол­день, ос­то­рож­ное за­ти­шье ме­ж­ду дву­мя воюю­щи­ми по­год­ны­ми фрон­та­ми. Они все втис­ну­лись в гру­зо­ви­чок Бил­ли и по­еха­ли в «Уда­чу Ры­ба­ка», что­бы по­есть ры­бы и чип­сов. Они бе­жа­ли от Тер­та Кар­да, ко­то­рый без­ос­та­но­воч­но че­сал­ся обеи­ми ру­ка­ми. У не­го бы­ла че­сот­ка под мыш­ка­ми.
      Они си­де­ли на при­ста­ни, ели из пла­ст­мас­со­вых ко­ро­бо­чек и мле­ли от жа­ры. Ку­ойл ды­шал ртом и жму­рил­ся, гля­дя на свет. Прав­да, Бил­ли Прит­ти пре­дос­те­ре­гаю­ще по­ка­зы­вал им на се­ве­ро-вос­точ­ную часть го­ри­зон­та, где фио­ле­то­вые об­ла­ка на­по­ми­на­ли шел­ко­вый шарф, про­де­тый че­рез об­ру­чаль­ное коль­цо. На юго-за­па­де вид­не­лось со­пер­ни­чаю­щее не­бес­ное во­ин­ст­во: об­ла­ка та­ких фан­та­сти­че­ских форм и раз­ме­ров, буд­то с ни­ми по­ра­бо­тал ка­кой-то не­ис­то­вый ху­дож­ник, за­кру­чи­вая при­чуд­ли­вые вих­ри и не­ве­ро­ят­ные фон­та­ны.
      — На этой не­де­ле у ме­ня боль­ше ис­то­рий о сек­су­аль­ном на­си­лии, чем ко­гда бы то ни бы­ло, — ска­зал На­тбим. — Джек дол­жен быть сча­ст­лив. Це­лых семь. Обыч­ные ис­то­рии о мер­зав­цах па­па­шах, раз­вра­щаю­щих соб­ст­вен­ных де­тей; од­на про про­по­вед­ни­ка, рас­тлив­ше­го маль­чи­ка из хо­ра, про слав­но­го доб­ро­го со­сед­ско­го дя­дюш­ку, ко­то­рый под­во­зил де­во­чек в вос­крес­ную шко­лу и уго­щал сла­до­стя­ми тех. Кто сни­мал для не­го тру­си­ки. Есть од­на не со­всем обыч­ная, так ска­зать, рас­кры­ваю­щая тем­ные сто­ро­ны нью­фа­унд­ленд­ско­го ха­рак­те­ра. Про вы­ши­ба­лу из од­но­го ба­ра в бух­те Мис­ки, ко­то­рый пы­тал­ся вы­швыр­нуть ка­ко­го-то пьян­чу­гу. Пьян­чу­га оби­дел­ся, по­шел к сво­ему гру­зо­ви­ку, дос­тал за­мо­ро­жен­но­го мор­ско­го оку­ня из ба­гаж­ни­ка и вер­нул­ся в бар. А даль­ше бы­ло так: он за­ва­лил это­го вы­ши­ба­лу, со­драл с не­го шта­ны и со­вер­шил над ним акт сек­су­аль­но­го на­си­лия по­сред­ст­вом пре­сло­ву­то­го оку­ня. — На­тбим не сме­ял­ся.
      — А что та­кое «мор­ской окунь»? — спро­сил Ку­ойл.
      Бил­ли от­ки­нул­ся на­зад и зев­нул.
      — Да та­кая не­боль­шая ры­беш­ка. Ее мож­но со­лить, жа­рить… В об­щем, что бы ты с ней ни де­лал — это ры­ба.
      Они мол­ча смот­ре­ли на над­ви­гаю­щие­ся об­ла­ка. От­кры­тое го­лу­бое про­стран­ст­во по­сте­пен­но по­кры­ва­лось бе­лы­ми за­вит­ка­ми.
      — Стран­ное сей­час вре­мя. Стран­ная по­го­да. Пом­ни­те, в по­не­дель­ник был жел­тый день? Не­бо бы­ло мерз­ко­го жел­то­го цве­та, как ста­рая мо­ча. А вче­ра — го­лу­бая дым­ка и гус­той ту­ман. Те­перь млад­ший сын се­ст­ры по­зво­нил из Сент-Джон­са и ска­зал, что у них на ули­цах с не­ба па­да­ли за­мерз­шие ут­ки. Це­лых во­семь штук. С перь­я­ми и за­кры­ты­ми гла­за­ми, буд­то они спят. Но все твер­дые, как лед. Ко­гда про­ис­хо­дят та­кие ве­щи — жди бе­ды. Как та ис­то­рия, ко­то­рую я вче­ра ус­лы­шал по те­ле­фо­ну. Де­ло бы­ло там же, где слу­чи­лось про­ис­ше­ст­вие с оку­нем, в бух­те Мис­ки. Нет, над этой бух­той сей­час точ­но бро­дит что-то ас­т­раль­ное. Не удив­люсь, ес­ли у них то­же нач­нут с не­ба па­дать ут­ки.
      — Рас­ска­зы­вай, что за ис­то­рия, — ска­зал На­тбим, каш­ляя в труб­ку.
      — Да, в об­щем, ни­че­го осо­бен­но­го. Про­сто она еще раз до­ка­зы­ва­ет, что с бух­той Мис­ки про­ис­хо­дит что-то не­лад­ное. Мне рас­ска­за­ли это в бе­ре­го­вой ох­ра­не. Жен­щи­на, мать тро­их де­тей, взя­ла ме­тал­ли­че­ский дер­жа­тель для по­ло­тен­ца и по­шла к сво­ей баб­ке. Из­би­ла ее, по­том по­дожг­ла дом. По­том-то ее вы­та­щи­ли, но бед­ная ста­ру­ха вы­гля­де­ла, как тю­лень, с ко­то­ро­го со­дра­ли ко­жу, да и об­го­ре­ла она силь­но. А на кух­не по­жар­ные на­шли на­стоя­щий клад: в вед­ре под ра­ко­ви­ной бы­ло спря­та­но на три­ста дол­ла­ров цер­ков­ных цен­но­стей, ук­ра­ден­ных из Уол­вор­та в те­че­ние про­шло­го го­да. Обе ва­лят ви­ну друг на дру­га.
      — А у ме­ня на этой не­де­ле нет ав­то­мо­биль­ных ава­рий, — ска­зал Ку­ойл, по-преж­не­му не в си­лах за­быть ту, един­ст­вен­ную. Лег­кий бриз про­нес­ся над во­дой и за­тих.
      — Ну да, — ска­зал На­тбим. — Где гус­то, а где пус­то. У ме­ня вот со­бра­лась це­лая ку­ча этих мерз­ких ис­то­рий про из­на­си­ло­ва­ние, за­то поя­ви­лась од­на из луч­ших тем по за­ру­беж­ным но­во­стям: за­кон­чил­ся суд над лес­би­ян­кой-вам­пир­шей. Толь­ко се­го­дня ут­ром пе­ре­да­ли.
      — Вот и хо­ро­шо, — ска­зал Ку­ойл. — Мо­жет быть, ра­ди этой но­во­сти Джек от­ка­жет­ся от ава­рий. А фо­то­гра­фии есть?
      — Зна­ешь, по ра­дио их по­лу­чить до­воль­но труд­но, — ска­зал На­тбим. — И я очень со­мне­ва­юсь, что Джек от­даст ме­сто ав­то­ка­та­ст­роф ра­ди ка­кой-то ав­ст­ра­лий­ской ис­то­рии. Это та­кой по­ря­док: в га­зе­те долж­на быть ис­то­рия про ава­рию и фо­то­гра­фия на пер­вой стра­ни­це. Ес­ли ни­кто ни­ку­да не вре­жет­ся до пя­ти ча­сов ве­че­ра, те­бе при­дет­ся по­ис­кать что-ни­будь в кла­до­вой Тер­та Кар­да. А у те­бя го­то­вы ко­ра­бель­ные ис­то­рии? — В этом был весь На­тбим.
      — Да. — Ку­ойл слиз­нул кет­чуп с крыш­ки ко­ро­боч­ки и свер­нул уз­лом сал­фет­ку. — Ис­то­рия о лод­ке, взо­рвав­шей­ся в бух­те По­ги­бе­ли во втор­ник.
      Бил­ли по­тя­нул­ся и зев­нул. Его смор­щен­ная шея ка­кое-то вре­мя ос­та­ва­лась вы­тя­ну­той.
      — Я чув­ст­вую, как ме­ня­ет­ся вре­мя го­да, — ска­зал он. — Как над­ви­га­ет­ся дру­гая по­го­да. Это зна­чит, что при­шел ко­нец жа­ре. По­ра мне со­би­рать­ся на При­сталь­ный ост­ров и при­вес­ти в по­ря­док мо­ги­лу мое­го бед­но­го от­ца. Три го­да я уже это­го не де­лал. — В его сло­вах скво­зи­ла грусть. Бил­ли был чем-то по­хож на кон­верт: ино­гда кар­ма­шек при­от­кры­вал­ся и его сущ­ность чуть вы­гля­ды­ва­ла на­ру­жу.
      — Ка­кой жа­ре? — пе­ре­спро­сил Ку­ойл. — Се­го­дня пер­вый день, ко­гда ста­ло те­п­лее че­ты­рех гра­ду­сов по Цель­сию! Дождь все вре­мя на гра­ни пре­вра­ще­ния в снег. А где на­хо­дит­ся При­сталь­ный ост­ров?
      — А ты не зна­ешь? — Бил­ли ус­мех­нул­ся и взгля­нул свои­ми прон­зи­тель­ны­ми го­лу­бы­ми гла­за­ми. — Миль пят­на­дцать к се­ве­ро-вос­то­ку от уз­кой час­ти про­ли­ва. Ко­гда-то во­круг не­го хо­ди­ли ки­ты, так что кто-то зо­вет его Ки­то­вым. Но для ме­ня он все­гда был При­сталь­ным ост­ро­вом. Хо­тя в са­мом на­ча­ле ка­ких толь­ко имен ему не да­ва­ли. Кра­си­вое ме­сто. Да­же дос­то­при­ме­ча­тель­ность, Ку­ойл. — По­след­ние сло­ва бы­ли поч­ти драз­ня­щи­ми.
      — Я бы хо­тел его уви­деть, — ска­зал Ку­ойл, ко­то­рый толь­ко что на­шел ко­роб­ку с са­ла­том. — Я ни­ко­гда не был на ост­ро­ве.
      — Не го­во­ри глу­по­стей. Ты сей­час на ост­ро­ве, по­смот­ри на кар­ту. Ес­ли хо­чешь, мо­жешь по­ехать со мной. Те­бе на­до знать При­сталь­ный ост­ров. Это важ­но. В суб­бо­ту, ут­ром. Ес­ли по­го­да бу­дет нор­маль­ной, я по­еду ту­да в суб­бо­ту.
      — Я по­еду, ес­ли смо­гу, — ска­зал Ку­ойл. — Ес­ли те­туш­ка не за­пла­ни­ро­ва­ла для ме­ня ни­ка­ких под­ви­гов. — Он про­дол­жал вгля­ды­вать­ся в за­лив, буд­то бы ждал ка­кой-то ко­рабль. — Тут вче­ра дол­жен был дрей­фо­вать гру­зо­вой ко­рабль, пе­ре­во­зя­щий га­зе­ты. Я со­би­рал­ся о нем на­пи­сать. — С по­яв­ле­ни­ем об­ла­ков ста­но­ви­лось все тем­нее.
      — Я его ви­дел. Го­во­рят, там что-то слу­чи­лось.
      — По­жар в ма­шин­ном от­де­ле­нии. При­чи­ны не­из­вест­ны. Ди­ди Ша­вел го­во­рит, что пять лет на­зад он ни за что не стал бы сю­да за­хо­дить. То­гда боя­лись мя­те­жей и го­ло­да. А те­перь здесь есть до­ки для ре­монт­ных ра­бот, скла­ды, гру­зо­вые тер­ми­на­лы, по­это­му они ста­ли сю­да за­хо­дить. Вер­фи пла­ни­ру­ет­ся рас­ши­рить еще боль­ше.
      — Да, толь­ко так бы­ло не все­гда, — ска­зал Бил­ли Прит­ти. — Якор­ная Ла­па со­стоя­ла из па­ры на­сти­лов для ры­бы да два­дца­ти до­мов. Са­мым боль­шим пор­том, до са­мо­го окон­ча­ния Вто­рой ми­ро­вой, бы­ло это са­мое гад­кое ме­сто — бух­та Мис­ки. И там бы­ло жар­ко: боль­шие бое­вые ко­раб­ли, тан­ке­ры, гру­зо­вые су­да, во­ен­ный транс­порт и все та­кое. По­сле той вой­ны там тишь да мут­ная во­да. И тут по­яв­ля­ет­ся Якор­ная Ла­па, и все сра­зу ме­ня­ет­ся. Да­вай­те спро­си­те ме­ня, по­че­му.
      — По­че­му?
      — Из-за ору­жия. Во вре­мя вой­ны бух­та Мис­ки бы­ла ме­стом, где пе­ре­гру­жа­ли ору­жие. Сколь­ко тонн упа­ло за борт — од­но­му бо­гу из­вест­но, толь­ко с тех пор ни­кто не рис­ку­ет бро­сить якорь в этой бух­те. Там дно все в ору­жии и ка­бе­ле. Под во­дой столь­ко те­ле­фон­но­го и те­ле­граф­но­го ка­бе­ля, что мож­но по­ду­мать, что там сви­ла гнез­до ка­кая-то ог­ром­ная под­вод­ная пти­ца.
      — И то прав­да. На­вер­ное, ко­гда бух­та Мис­ки ста­ла уми­рать, она и бы­ла про­кля­та. Зна­ешь, а ведь из этой ис­то­рии мо­жет по­лу­чить­ся хо­ро­шая ста­тья: «Про­кля­тье бух­ты Мис­ки по-преж­не­му раз­ру­ша­ет че­ло­ве­че­ские жиз­ни».
      Са­ди­лось солн­це, раз­бра­сы­вая по во­де све­то­вые бли­ки. Под­нял­ся ве­тер.
      — Вы толь­ко по­смот­ри­те! — Бил­ли по­ка­зы­вал на бук­сир, тя­ну­щий за со­бой об­го­рев­ший ос­тов ка­ко­го-то суд­на. — Не знаю, что они со­би­ра­ют­ся с этим де­лать. Это, на­вер­ное, из тво­ей ста­тьи про бух­ту По­ги­бе­ли, Ку­ойл. Что там слу­чи­лось?
      До них до­нес­ся за­пах га­ри.
      — Она у ме­ня с со­бой, — он по­лез в кар­ман. — Прав­да, это еще чер­но­вик.
      На са­мом де­ле он про­вел два дня в раз­го­во­рах с род­ст­вен­ни­ка­ми по­стра­дав­ших и сви­де­те­ля­ми со­бы­тия, бе­ре­го­вой ох­ра­ной и тор­гов­цев га­зо­вым то­п­ли­вом. Он стал чи­тать вслух.

       Про­щай, «Дру­жи­ще»
      Ни­кто в бух­те По­ги­бе­ли не за­бу­дет ут­ро это­го втор­ни­ка. Ко­гда пер­вые лу­чи солн­ца ос­ве­ти­ли кор­му суд­на под на­зва­ни­ем «Дру­жи­ще», мно­гие еще спа­ли.
      На па­лу­бу под­нял­ся его хо­зя­ин, Сэм Но­ли, дер­жа в ру­ке но­вую лам­поч­ку. Он со­би­рал­ся за­ме­нить ста­рую, ко­то­рая пе­ре­го­ре­ла. До то­го, как сол­неч­ные лу­чи кос­ну­лись ру­ле­вой руб­ки, Сэм Но­ли был уже мертв, а «Дру­жи­ще» пре­вра­тил­ся в гру­ду ды­мя­щей­ся ще­пы, дрей­фую­щей по на­прав­ле­нию к пор­ту.
      Мощ­ный взрыв вы­бил поч­ти все ок­на в до­мах в бух­те По­ги­бе­ли. Его слы­ша­ли да­же в бух­те Мис­ки. Эки­паж ры­бо­ло­вец­ко­го суд­на, на­хо­див­ше­го­ся в тот мо­мент поч­ти в от­кры­том мо­ре, до­ло­жил о том, что на­блю­дал над во­дой све­тя­щий­ся клу­бок све­та, над ко­то­рым на­ви­са­ло ды­мо­вое об­ла­ко.
      Сле­до­ва­те­ли счи­та­ют, что при­чи­ной взры­ва ста­ла утеч­ка га­за, ко­то­рый за ночь со­брал­ся до кри­ти­че­ско­го ко­ли­че­ст­ва и взо­рвал­ся в тот мо­мент, ко­гда Сэм Но­ли вкру­чи­вал но­вую лам­поч­ку.
      С мо­мен­та по­строй­ки суд­на про­шло не боль­ше двух не­дель. Оно бы­ло спу­ще­но на во­ду в день вен­ча­ния Сэ­ма и Хе­лен (Бод­дер) Но­ли.

      Вот жа­лость, — ска­зал Бил­ли.
      — Не­пло­хо, — ска­зал На­тбим. — Дже­ку по­нра­вит­ся. Кровь, ко­раб­ли и взры­вы. — Он по­смот­рел на ча­сы. Они под­ня­лись. Лист бу­ма­ги вы­рвал­ся и уле­тел сна­ча­ла на при­стань, а по­том в во­ду за­ли­ва.
      Бил­ли при­щу­рил­ся.
      — Ут­ром в суб­бо­ту, — ска­зал он Ку­ой­лу.
      Его гла­за бы­ли по­хо­жи на го­лу­бые ос­кол­ки не­ба. Об­ла­ка над их го­ло­ва­ми ста­но­ви­лись все тя­же­лее, пре­вра­ща­ясь в чет­кие спи­ра­ли, по­хо­жие на от­ме­ти­ны, ко­то­рые при­лив ос­тав­ля­ет на пес­ке.
      Бил­ли и На­тбим уш­ли, а Ку­ойл за­дер­жал­ся и еще не­мно­го по­сто­ял на по­тре­скав­шей­ся до­ро­ге. Длин­ная ли­ния го­ри­зон­та и бес­по­кой­ное, под­виж­ное мо­ре бы­ли по­хо­жи на две­ри, ко­то­рые то рас­па­хи­ва­лись, то за­кры­ва­лись сно­ва.

      Ку­ойл си­дел в яли­ке Бил­ли Прит­ти. Ста­рик про­вор­но вско­чил в свою лод­ку, по­ло­жил под си­де­нье по­ли­эти­ле­но­вый па­кет и дер­нул за шнур. Мо­тор за­гу­дел как тру­ба: «Та-а-а-а!» За ни­ми ос­тал­ся ши­ро­кий след на во­де. Бил­ли на­гнул­ся над де­ре­вян­ным ящи­ком и из­влек от­ту­да хит­ро­ум­ное пла­ст­мас­со­вое при­спо­соб­ле­ние, по­ста­вил его в угол и опер­ся о не­го спи­ной.
      — Ох. Это «Луч­ший друг по­яс­ни­цы» — под­дер­жи­ва­ет по­зво­ноч­ник.
      Ку­ой­лу не­че­го бы­ло ска­зать. Го­ри­зонт был в ту­ма­не. Сквозь пер­ла­мут­ро­вое не­бо со­чил­ся жел­то­ва­тый свет. Ве­тер за­би­рал­ся Ку­ой­лу в рот, еро­шил и тре­пал его во­ло­сы.
      — Вон Ба­ран и Яг­не­нок, — ска­зал Бил­ли, по­ка­зы­вая на два кам­ня, сто­яв­ших сра­зу за уз­кой ча­стью про­ли­ва. Вол­на вре­мя от вре­ме­ни пе­ре­хле­сты­ва­ла че­рез них, пол­но­стью скры­вая под во­дой.
      — Мне нра­вит­ся, что здесь у кам­ней есть име­на, — ска­зал Ку­ойл. — На мы­се Ку­ой­лов то­же есть один…
      — А это, как его, Рас­чес­ка.
      — Точ­но. За­зуб­рен­ный, с тор­ча­щи­ми квер­ху вер­хуш­ка­ми.
      — На этом кам­не долж­но быть две­на­дцать вер­ху­шек. Во вся­ком слу­чае, бы­ло две­на­дцать. Его так на­зва­ли из-за сход­ст­ва со спич­ка­ми, ко­то­рые рань­ше вы­пус­ка­ли пла­стин­ка­ми, в фор­ме рас­че­сок. Од­на шла по ни­зу, а две­на­дцать стоя­ли на ней, как зу­бья у рас­чес­ки. Ко­гда нуж­на бы­ла спич­ка — ее от­ла­мы­ва­ли. Они жут­ко во­ня­ли се­рой, по­это­му их еще на­зы­ва­ли во­нюч­ка­ми или рас­чес­кой-во­нюч­кой. На мы­се Ку­ой­лов до­воль­но мно­го из­вест­ных кам­ней, по­то­пив­ших не од­ну лод­ку. Там есть та­кие Бу­лоч­ки: на круг­лом пя­та­ке дна, как на та­рел­ке, сто­ят не­вы­со­кие кам­ни, чуть мень­ше мет­ра от по­верх­но­сти. Это к се­ве­ру от Рас­чес­ки, а на са­мом краю мы­са есть Уп­ряж­ной Пес. Ко­гда под­хо­дишь к не­му, он по­хож на боль­шо­го ез­до­во­го пса, ко­то­рый сел на во­ду и ос­мат­ри­ва­ет­ся. Ста­ри­ки го­во­рят, что он ждет, по­ка ка­кое-ни­будь суд­но не пой­дет ко дну. То­гда он ожи­ва­ет и плы­вет к мес­ту кру­ше­ния, что­бы про­гло­тить не­сча­ст­ных, ока­зав­ших­ся в во­де.
      Ку­ойл по­ду­мал, что этот ка­мень он ни за что не ста­нет по­ка­зы­вать Бан­ни.
      Бил­ли на­тя­нул шап­ку силь­нее, что­бы солн­це не све­ти­ло в гла­за.
      — Ну как, ты уже встре­чал­ся с Но­ла­ном?
      — Нет, но по-мо­ему я как-то ви­дел его. Он плыл один в ста­рой мо­тор­ной лод­ке.
      — Это он. Стран­ный че­ло­век. Все де­ла­ет по ста­рин­ке. Не при­хо­дит за сво­им по­со­би­ем по без­ра­бо­ти­це. Он хо­ро­ший ры­бак, но жи­вет очень бед­но. К то­му же он не­лю­дим. По-мо­ему, он не уме­ет ни чи­тать, ни пи­сать. Он твой даль­ний род­ст­вен­ник, на­стоя­щий об­ло­мок про­шло­го. На­до те­бе схо­дить к не­му, в его из­буш­ку, по­зна­ко­мить­ся.
      — Я и не знал, что у нас здесь еще ос­та­лись род­ст­вен­ни­ки. Те­туш­ка го­во­ри­ла, что они все умер­ли.
      — В этом она не пра­ва. Но­лан не про­сто жив: я слы­шал, что он счи­та­ет этот дом Ку­ой­лов сво­им.
      — Ка­кой дом? Наш? Те­туш­кин дом на мы­се?
      — Имен­но.
      — Са­мое вре­мя об этом уз­нать, — про­бор­мо­тал Ку­ойл. — Нам ни­кто и сло­ва не ска­зал. Он же мог прие­хать, по­го­во­рить, ну, сам по­ни­ма­ешь.
      — Нет, он так не бу­дет де­лать. Ты смот­ри, вни­ма­тель­нее с ним. Он из ста­рых Ку­ой­лов, ко­то­рым при­выч­нее все ре­шать под по­кро­вом но­чи. Го­во­рят, от не­го во­ня­ет мерт­ве­чи­ной. Го­во­рят, он спал со сво­ей же­ной уже по­сле то­го, как она умер­ла, и от не­го до сих пор не­сет смер­тью и раз­ло­же­ни­ем. Ни од­на жен­щи­на боль­ше не ля­жет с ним. Ни еди­ная.
      — Бо­же, — со­дрог­нул­ся Ку­ойл. — А что ты име­ешь в ви­ду под «ста­ры­ми Ку­ой­ла­ми»? Я ни­че­го об этом не знаю.
      — Вот и хо­ро­шо. За­лив Бак­ла­нов был так на­зван в честь Ку­ой­лов. По­ло­ум­ные они бы­ли. Ди­кие, су­ма­сшед­шие убий­цы. По­ло­ви­на бы­ла не в се­бе. Слы­шал бы ты, как Джек раз­го­ва­ри­вал по те­ле­фо­ну, ко­гда он по­лу­чил пись­мо о тво­ем же­ла­нии ра­бо­тать в «Бол­туш­ке». Он по­зво­нил че­ло­ве­ку, ко­то­рый да­вал те­бе ре­ко­мен­да­цию, то­му, с птичь­им име­нем. А тот ска­зал Дже­ку, что ты зо­ло­то, а не че­ло­век, не бу­ян и не убий­ца.
      — Парт­ридж , — ска­зал Ку­ойл.
      — Мы мес­та се­бе не на­хо­ди­ли, по­ка жда­ли твое­го при­ез­да. Кто это бу­дет? Ду­ма­ли, уви­дим здо­ро­вен­но­го гро­ми­лу. Ну, в об­щем, ты и прав­да не ма­лень­кий. Зна­ешь, на са­мом де­ле Ку­ой­лы жи­ли на мы­се не боль­ше ста лет. Они уш­ли ту­да в 1880-х или 1890-х, та­ща по льду свой зе­ле­ный дом. Весь клан Ку­ой­лов, че­ло­век пять­де­сят муж­чин и ос­таль­ная хит­рая род­ня, во­лок его на ве­рев­ках мно­гие ми­ли. Они сде­ла­ли боль­шие по­ло­зья из ело­вых ство­лов, и по­лу­чи­лись ог­ром­ные во­ло­ку­ши.
      Они вы­шли из бух­ты, и Бил­ли на­пра­вил лод­ку в мо­ре. Ку­ойл сно­ва за­был кеп­ку и его во­ло­сы лох­ма­тил ве­тер. Ялик взре­зал мор­скую рябь. Ку­ойл ис­пы­ты­вал не­объ­яс­ни­мое удо­воль­ст­вие, ко­то­рое мо­жет дос­та­вить толь­ко яс­ный сол­неч­ный день на во­де.
      — Ага. — ска­зал Бил­ли, пе­ре­кри­ки­вая рев мо­то­ра и плеск во­ды о кор­пус лод­ки. — Вот мы го­во­ри­ли о кам­нях, па­рень, так у нас, их ви­ди­мо-не­ви­ди­мо. Ты­ся­чи миль по­кры­ты ка­мен­ны­ми от­ме­ля­ми и ва­лу­на­ми, скры­ты­ми под во­дой. Сам Нью­фа­унд­ленд — это боль­шой ка­мень на мор­ском ло­не, и ост­ро­ва во­круг не­го ка­мен­ные. Са­мые из­вест­ные сре­ди них это Цеп­ной Ка­мень и Блин в Сент-Джон­се. Оба они от­вес­но сто­ят над во­дой. Хо­дят ста­рин­ные слу­хи-стра­шил­ки, что эти кам­ни взры­ва­ют­ся. Как Мер­лин и Ру­бин воз­ле Сент-Джон­са взо­рва­лись сто или боль­ше лет на­зад. На се­вер­ном по­бе­ре­жье сто­ит Длин­ный Гар­ри. А еще есть бе­ше­ные кам­ни с во­до­рос­ля­ми. Пом­нит­ся, на мы­се Бо­на­ви­ста есть ка­мень Ста­рый Гар­ри. Он ле­жит на глу­би­не трех с по­ло­ви­ной мет­ров от уров­ня мо­ря и тя­нет­ся поч­ти три ми­ли по дну, за­кан­чи­ва­ясь ко­вар­ным вы­сту­пом, ко­то­рый на­зы­ва­ет­ся Мо­ло­дой Гар­ри. В бух­те Се­вер­но­го Рус­ла есть Кос­ма­тый ка­мень и Ад­ский ка­мень. Кос­ма­тым у нас на­зы­ва­ют та­ко­го чер­но­го гу­ся, во­ню­чую тварь, ко­то­рая вьет свои гнез­да из дох­лой ры­бы. Этим же име­нем на­зы­ва­ют че­ло­ве­ка, ес­ли он прие­хал с Боль­шо­го Бе­ре­га. А ес­ли из Фор­ту­ны, то чу­че­лом. — Бил­ли за­драл го­ло­ву и за­пел скри­пу­чим, но ме­ло­дич­ным те­но­ром:
 
Вот бы чу­че­ла с Фор­ту­ны
И кос­ма­чей с Боль­ших Бе­ре­гов
В боль­шие меш­ки за­су­нуть
И за­вя­зать по­верх го­лов.
А как ме­шок по­рвет­ся,
Кос­мач враз за­плю­ет­ся.
 
      — Слы­шал та­кую пес­ню? Так вот, вер­нем­ся к на­шим кам­ням. Порт Спа­си­тель­ный сла­вит­ся сво­им ши­ро­ким кам­нем, ко­то­рый на­зы­ва­ет­ся Ка­ра­вай, а даль­ше у них есть Ку­хон­ный ка­мень. Зло­вон­ные ост­ро­ва ок­ру­же­ны пло­хой во­дой: там од­ни ри­фы да мел­ко­во­дья. Но и у них есть Кле­о­пат­ра и Цап-ка­мень. Воз­ле ост­ро­вов Фо­го то­же опас­но, по­то­му что на их кам­нях раз­би­лось мно­го ко­раб­лей. Я тут ро­дил­ся и вы­рос, по­это­му знаю здесь все вдоль и по­пе­рек. А из тех, ко­то­рые вы­хо­дит из во­ды, я знаю Тан­цо­ра, Щер­ба­то­го Ста­ри­ка, Ир­ланд­ский Ка­мень, Хи­ба­ру и Ин­спек­то­ра, ко­то­рый но­ро­вит про­ин­спек­ти­ро­вать твое дни­ще. Смот­ри, от­сю­да уже ви­ден При­сталь­ный ост­ров. Я уже три го­да здесь не был. Я тут ро­дил­ся, вы­рос и жил, в смыс­ле, в то вре­мя, ко­гда был на су­ше, по­ка мне не ис­пол­ни­лось со­рок лет. Я дол­го хо­дил на су­дах и на­ни­мал­ся на круп­ные транс­порт­ни­ки. По­том по­бы­вал в двух штор­мах и ре­шил, что тре­тий я хо­чу пе­ре­жить в род­ных во­дах. Под этой во­дой ле­жит мно­го мо­ей род­ни, так что она для ме­ня уже ста­ла род­ной. Вот я и пе­ре­стал хо­дить в от­кры­тое мо­ре и стал ры­ба­чить воз­ле бе­ре­га. Мы с Дже­ком Баг­ги­том дав­но вме­сте, хо­тя он сам ро­дом из Муч­но­го Меш­ка. Его мать бы­ла двою­род­ной се­ст­рой мо­ей ма­те­ри. По нам это­го не ска­жешь, но мы с ним ро­вес­ни­ки, толь­ко Джек стал креп­че, а я съе­жил­ся. Пра­ви­тель­ст­во пе­ре­се­ли­ло нас с При­сталь­но­го в шес­ти­де­ся­тых. Там, прав­да, все еще сто­ят на­ши до­ма, креп­кие и ров­ные, не­смот­ря на то что пус­ту­ют три­дцать лет. Сам уви­дишь. Да, они вы­гля­дят креп­ки­ми.
      — Как наш дом на мы­се, — ска­зал Ку­ойл. — Он хо­ро­шо со­хра­нил­ся, да­же про­сто­яв со­рок лет без при­смот­ра.
      — На са­мом де­ле этот дом мно­го че­го пом­нит, — ска­зал Бил­ли.
      Ост­ров При­сталь­ный под­ни­мал­ся пе­ред ни­ми, как на­стоя­щая ска­ла. Пе­ред вну­ши­тель­ным мас­си­вом ост­ро­ва во­ду взре­за­ли кам­ни. Во­круг них кру­жи­ла пе­на.
      — Это Дом-Ка­мень. Мы все про­изош­ли от не­го. — Он на­пра­вил ялик к юж­но­му скло­ну ост­ро­ва.
      Бил­ли тру­дил­ся, про­во­дя ялик ме­ж­ду не­ви­ди­мы­ми ме­ля­ми и под­вод­ны­ми кам­ня­ми. Су­де­ныш­ко на­це­ли­лось на сте­ну из крас­но­го кам­ня. Вол­ны би­лись о бор­та лод­ки. У Ку­ой­ла пе­ре­со­хло во рту. Они плы­ли прак­ти­че­ски по пе­не. Да­же в не­сколь­ких мет­рах от от­вес­ной ска­лы он по-преж­не­му не ви­дел мес­та, где мож­но бы­ло бы вы­са­дить­ся на бе­рег. Бил­ли на­пра­вил ялик к не­яс­ной те­ни. Ро­кот мо­то­ра от­ра­жал­ся от скал и воз­вра­щал­ся к ним мощ­ны­ми по­ры­ва­ми, по­том сно­ва ухо­дил к кам­ням, про­но­сясь над оник­со­вой во­дой.
      Они за­шли в уз­кую рас­ще­ли­ну. Ку­ойл мог про­тя­нуть ру­ку и кос­нуть­ся кам­ня. Сте­на ска­лы по­сте­пен­но от­хо­ди­ла в сто­ро­ну, рас­ще­ли­на ста­но­ви­лась ши­ре и ухо­ди­ла на­ле­во. По­сте­пен­но они вы­шли в ма­лень­кую бух­ту, ок­ру­жен­ную су­шей. На зем­ле вид­не­лось пять или шесть до­мов, бе­лое зда­ние, цер­ковь с кри­вой ко­ло­коль­ней и об­вет­ша­лы­ми сте­на­ми. Ку­ойл да­же не пред­став­лял се­бе, что су­ще­ст­ву­ют та­кие ук­ром­ные и за­бро­шен­ные угол­ки. Без­жиз­нен­ность и труд­но­дос­туп­ность это­го мес­та на­во­ди­ла на мысль о мо­ги­ле.
      — Стран­ное ме­сто, — ска­зал Ку­ойл.
      — Это ост­ров При­сталь­ный. Рань­ше жи­те­ли Якор­ной Ла­пы го­во­ри­ли, что здеш­ние ост­ро­ви­тя­не бы­ли зна­ме­ни­ты дву­мя ка­че­ст­ва­ми: они луч­ше всех чуя­ли ры­бу и зна­ли о вул­ка­нах боль­ше всех нью­фа­унд­ленд­цев вме­сте взя­тых.
      Бил­ли вы­вел ялик на бе­рег, за­глу­шил мо­тор и вы­та­щил его на пе­сок. Гус­тую ти­ши­ну на­ру­шал толь­ко звук ка­паю­щей с ло­па­стей мо­то­ра во­ды да скри­пу­чие кри­ки ча­ек. Бил­ли от­каш­лял­ся, сплю­нул и по­ка­зал на из­гиб су­ши, на ко­то­ром стоя­ли до­ма.
      — Вон там мы рань­ше жи­ли.
      Ко­гда-то дом был вы­кра­шен в крас­ный цвет, но ве­тер, вре­мя и со­ле­ные брыз­ги сде­ла­ли его гряз­но-ро­зо­вым. Бил­ли под­хва­тил па­кет и за­ша­гал по пес­ку, ос­тав­ляя на нем каб­лу­ка­ми по­лу­круг­лые от­ме­ти­ны. Он при­вя­зал лод­ку к тру­бе, тор­чав­шей из кам­ня. Ку­ойл по­плел­ся за ним. Они слы­ша­ли толь­ко ше­лест сво­их ша­гов и ше­пот волн.
      — Ко­гда мой отец был маль­чиш­кой, здесь жи­ли пять се­мей: Прит­ти, Пу­лы, Со­псы, Пи­ли и Кас­ле­ты. Де­ти из этих се­мей все пе­ре­же­ни­лись друг на дру­ге, так что мы тут бы­ли как род­ст­вен­ни­ки. Да, ска­жу я те­бе, вот это бы­ли до­б­рые, хо­ро­шие лю­ди. Толь­ко они все уш­ли, и о них уже ма­ло кто пом­нит. Те­перь ка­ж­дый за се­бя.
      Он по­пы­тал­ся под­нять по­рос­шую тра­вой часть из­го­ро­ди, но она раз­ва­ли­лась пря­мо у не­го в ру­ках. Ему уда­лось рас­чис­тить толь­ко ее ку­сок, ко­то­рый он ак­ку­рат­но ук­ре­пил кам­ня­ми. Они вме­сте по­до­шли к воз­вы­ше­нию, от­ку­да бы­ло пре­крас­но вид­но мо­ре. Имен­но бла­го­да­ря ему ост­ров по­лу­чил свое на­зва­ние. Это бы­ла вы­со­кая часть уте­са, по­рос­шая елью с од­ной сто­ро­ны, об­ло­жен­ная низ­кой сте­ной из кам­ня — с дру­гой. Ку­ойл уви­дел всю ча­шу за­ли­ва, и часть ог­ром­но­го про­стран­ст­ва от­кры­то­го мо­ря, и да­ле­кие су­да, иду­щие в Ев­ро­пу или Мон­ре­аль. Под ним дви­га­лась и ды­ша­ла жид­кая би­рю­за. На се­ве­ре по­бле­ски­ва­ли ис­кор­ка­ми све­та два айс­бер­га. А в дру­гой сто­ро­не был ви­ден дым из труб Якор­ной Ла­пы. Да­ле­ко на вос­то­ке уга­ды­ва­лась еле раз­ли­чи­мая по­ло­са.
      — От­сю­да они ви­де­ли ка­ж­дый ко­рабль. А ле­том сю­да го­ня­ли ко­ров. Ни у од­ной ко­ро­вы Нью­фа­унд­лен­да не бы­ло воз­мож­но­сти лю­бо­вать­ся та­ким ви­дом.
      До­ро­га к клад­би­щу за­рос­ла ве­ре­ском и мхом. Гру­бо­ва­тые ог­ра­ды из час­то­ко­ла ок­ру­жа­ли кре­сты и де­ре­вян­ные таб­лич­ки. Мно­гие уже ле­жа­ли на зем­ле, и бу­к­вы на них уже не уга­ды­ва­лись в хо­лод­ном сол­неч­ном све­те. В угол­ке, по­рос­шем тра­вой. Бил­ли Прит­ти встал на ко­ле­ни. Верх­няя часть де­ре­вян­ной таб­лич­ки, к ко­то­рой он на­кло­нил­ся, бы­ла ук­ра­ше­на тре­мя рез­ны­ми ду­га­ми, что­бы сде­лать ее по­хо­жей на ка­мень. На­пи­сан­ные крас­кой бу­к­вы по-преж­не­му мож­но бы­ло сло­жить в сло­ва:

      У. Прит­ти
      Ро­дил­ся в 1897, умер в 1934
      Его дух не сло­ми­ли ни шторм, ни при­бой,
      Да­руй же Гос­подь ему веч­ный по­кой.

      — Это мой бед­ный отец, — ска­зал Би­ли Прит­ти. — Мне бы­ло пят­на­дцать, ко­гда он умер.
      Он ото­шел в сто­ро­ну и стал вы­па­лы­вать тра­ву из рам­ки в фор­ме гро­ба, ко­то­рая бы­ла увен­ча­на этой таб­лич­кой. Бор­дюр был ук­ра­шен все еще чет­ким ри­сун­ком с чер­ны­ми и бе­лы­ми ром­ба­ми.
      — Это я кра­сил, ко­гда был здесь по­след­ний раз, — ска­зал Бил­ли и дос­тал из па­ке­та бан­ки с крас­кой и две кис­точ­ки. — Сей­час я вы­кра­шу ее сно­ва.
      Ку­ойл за­ду­мал­ся о сво­ем от­це и о том, что те­туш­ка сде­ла­ла с его пра­хом. Ни­ка­кой це­ре­мо­нии про­во­дов не бы­ло, зна­чит, прах еще дол­жен быть у нее. Мо­жет быть, им то­же на­до по­ста­вить таб­лич­ку? Он по­чув­ст­во­вал лег­кую пе­чаль об ут­ра­те.
      Вне­зап­но он вспом­нил от­ца, уви­дел на зем­ле след из виш­не­вых кос­то­чек, иду­щий от са­да к лу­жай­ке, по ко­то­рой он хо­дил и ел виш­ни. Этот че­ло­век обо­жал фрук­ты. Ку­ойл пом­нил стран­ные тем­ные гру­ши, фор­мой и раз­ме­ром на­по­ми­нав­шие ин­жир, и то, как отец их над­ку­сы­вал, бы­ло очень по­хо­же на клюю­щую пти­цу. За­пах фрук­тов в до­ме, го­ры ко­жу­ры и ог­рыз­ков в му­сор­ном вед­ре, ос­то­вы от ви­но­град­ных гроз­дей, пер­си­ко­вые кос­точ­ки, как ку­ри­ные моз­ги, ле­жа­щие на по­до­кон­ни­ках, и ко­жу­ра от ба­на­на, кра­сую­щая­ся, как пер­чат­ка на при­бор­ной дос­ке ма­ши­ны. В под­ва­ле на вер­ста­ке в опил­ках бы­ли це­лые га­лак­ти­ки се­мян и оре­хов, а длин­ные фи­ни­ко­вые кос­точ­ки на­по­ми­на­ли меж­пла­нет­ные ко­раб­ли. В хо­ло­диль­ни­ке бы­ла клуб­ни­ка, а в ию­не они ос­та­нав­ли­ва­ли ма­ши­ну где-ни­будь на про­се­лоч­ной до­ро­ге, и его отец пол­зал на ко­ле­нях, со­би­рая зем­ля­ни­ку. Еще он пом­нил пус­тые по­лу­сфе­ры грейп­фру­тов, по­хо­жие на че­ре­па, и гло­бу­сы из ман­да­ри­но­вой ко­жу­ры.
      Дру­гие от­цы бра­ли сво­их сы­но­вей в по­хо­ды и на ры­бал­ки, а Ку­ойл с бра­том ез­ди­ли на сбо­ры чер­ни­ки. Они пла­ка­ли и зли­лись, ко­гда отец скры­вал­ся за кус­та­ми, ос­тав­ляя их на­еди­не с жа­рой и пла­ст­мас­со­вы­ми ве­дер­ка­ми. Од­на­ж­ды его брат, у ко­то­ро­го отек­ло ли­цо от пла­ча и уку­сов на­се­ко­мых, со­брал толь­ко пят­на­дцать или два­дцать ягод. Ко­гда при­шел отец, со­гнув­шись под тя­же­стью двух пол­ных до кра­ев ве­дер, брат за­пла­кал и ска­зал, ука­зы­вая на Ку­ой­ла, что тот за­брал у не­го все яго­ды. Лжец. Ку­ойл то­гда со­брал пол­гал­ло­на, но все рав­но был вы­дран вет­кой от бли­жай­ше­го кус­та чер­ни­ки. Пер­вые уда­ры ос­та­ви­ли на ко­же сле­ды раз­дав­лен­ных ягод. По до­ро­ге до­мой он смот­рел на вед­ра с чер­ни­кой, где пол­за­ли зе­ле­ные чер­вя­ки, кло­пы, тли и пры­гаю­щие пау­ки. Ниж­няя часть его спи­ны го­ре­ла жар­ким пла­ме­нем.
      Этот че­ло­век про­вел не один час в са­ду. Ку­ойл пы­тал­ся вспом­нить, сколь­ко раз его отец за­ми­рал, опи­рал­ся о мо­ты­гу и смот­рел на ря­ды про­рос­ших бо­бов, го­во­ря: «Ка­кая здесь слав­ная жир­ная зем­ля, сы­нок». То­гда Ку­ойл счи­тал это эмиг­рант­ским пат­рио­тиз­мом, но сей­час, уз­нав о тя­же­лом дет­ст­ве на про­со­лен­ных кам­нях, стал ду­мать ина­че. Его отец был оча­ро­ван пло­до­род­ной зем­лей. Ему на­до бы­ло стать фер­ме­ром. Жаль, что это по­ни­ма­ние при­шло слиш­ком позд­но. Он уже умер.
      Бил­ли Прит­ти буд­то под­слу­шал его мыс­ли.
      — По прав­де ска­зать, мой отец дол­жен был стать фер­ме­ром, — ска­зал он. — Он же был маль­чи­ком из До­ма, уже со­би­рал­ся в Он­та­рио, что­бы на­нять­ся в по­мощ­ни­ки к фер­ме­ру.
      — Маль­чи­ком из ка­ко­го до­ма? — Ку­ойл не по­ни­мал, что он име­ет в ви­ду.
      — Из та­ко­го. Что-то вро­де при­юта, ку­да ро­ди­те­ли от­да­ва­ли де­тей, ко­то­рых не мог­ли про­кор­мить, или тех, ко­го вы­лав­ли­ва­ли на ули­цах. В Анг­лии и Шот­лан­дии их от­лав­ли­ва­ли ты­ся­ча­ми и от­прав­ля­ли на ко­раб­лях в Ка­на­ду. Мой отец был сы­ном ти­по­гра­фа в Лон­до­не, но у не­го бы­ла боль­шая се­мья, и их отец умер, ко­гда мо­ему от­цу бы­ло все­го один­на­дцать. Бла­го­да­ря то­му что отец ра­бо­тал в ти­по­гра­фии, он нау­чил­ся хо­ро­шо чи­тать и пи­сать. Зва­ли его то­гда не Прит­ти. Он уро­ж­ден­ный Уиль­ям Энкл. Так вот, его мать ос­та­ви­ла ос­таль­ных де­тей, а его от­да­ла в Дом. Рань­ше та­кие до­ма бы­ли по все­му Со­еди­нен­но­му Ко­ро­лев­ст­ву. Мо­жет, они и сей­час есть. До­ма Бер­нар­до, дом Сир­са, на­цио­наль­ные дет­ские до­ма, дом Фе­га­на, Анг­ли­кан­ская цер­ковь, до­ма при ка­ме­но­лом­нях и мно­го, мно­го дру­гих. От­цу по­ка­за­ли фо­то­гра­фии ре­бят, со­би­раю­щих яб­ло­ки в за­ли­тых солн­цем са­дах, и ска­за­ли, что вот так вы­гля­дит Ка­на­да. Не хо­чет ли он ту­да по­ехать? Он час­то по­том рас­ска­зы­вал нам, ка­ки­ми соч­ны­ми ка­за­лись яб­ло­ки на кар­тин­ке. Да, ко­неч­но, он ска­зал «да».
      Так вот, спус­тя па­ру дней его по­са­ди­ли на ко­рабль, ко­то­рый на­зы­вал­ся «Ара­мея», и от­пра­ви­ли в Ка­на­ду. Бы­ло это в 1909 го­ду. Ему да­ли ма­лень­кий жес­тя­ный че­мо­дан­чик с оде­ж­дой, Биб­лию, щет­ку, рас­чес­ку и под­пи­сан­ную фо­то­гра­фию пре­по­доб­но­го Сир­са. Он час­то рас­ска­зы­вал нам об этом пу­те­ше­ст­вии. Там, на этом ко­раб­ле, бы­ло три­ста че­тыр­на­дцать де­тей, и всем бы­ло пред­пи­са­но по­мо­гать в фер­мер­ских хо­зяй­ст­вах. Он рас­ска­зы­вал, что мно­гим из них бы­ло по че­ты­ре, пять лет от ро­ду. Они по­ня­тия не име­ли о том, что с ни­ми про­ис­хо­дит и ку­да они плы­вут. Ма­лень­ких бро­дяг про­сто пе­ре­прав­ля­ли на край све­та, что­бы сде­лать их ра­ба­ми. Отец еще дол­го пе­ре­пи­сы­вал­ся с те­ми, кто вы­жил, со свои­ми друзь­я­ми по «Ара­мее».
      — В ка­ком смыс­ле вы­жил?
      — В смыс­ле ко­раб­ле­кру­ше­ния, сы­нок, и то­го, как они сю­да до­би­ра­лись. Вот по до­ро­ге сю­да мы го­во­ри­ли о кам­нях, но в мо­ре пол­но и дру­гих опас­но­стей. И у этих опас­но­стей нет имен, по­то­му что они по­яв­ля­ют­ся из ни­от­ку­да, де­ла­ют свое чер­ное де­ло и ис­че­за­ют. — Он по­ка­зал на айс­берг, вид­нев­ший­ся на го­ри­зон­те. — Ты, на­вер­ное, зна­ешь, что в 1909-м не бы­ло еще ле­до­во­го пат­ру­ля, спе­ци­аль­ных ра­да­ров и фак­сов, по ко­то­рым пе­ре­сы­ла­ют про­гно­зы по­го­ды. Лю­ди про­сто иг­ра­ли в ру­лет­ку с айс­бер­га­ми. И ко­рабль мое­го от­ца, как тре­мя го­да­ми поз­же «Ти­та­ник», на­толк­нул­ся на та­кую глы­бу льда. Был июнь, су­мер­ки. Это слу­чи­лось пря­мо здесь, не­да­ле­ко от ост­ро­ва При­сталь­ный. Не су­ще­ст­ву­ет кар­ты, где бы­ли бы обо­зна­че­ны айс­бер­ги. Из этих трех­сот че­тыр­на­дца­ти де­тей спас­ли толь­ко два­дцать че­ты­ре че­ло­ве­ка. В офи­ци­аль­ном ра­пор­те ука­за­ли два­дцать три. И спас­ли их толь­ко бла­го­да­ря то­му, что мо­ло­дой Шки­пер Джо, мас­тер сво­его де­ла, под­нял­ся на­верх, что­бы за­брать свою ко­ро­ву, уви­дел свет и ус­лы­шал кри­ки де­тей, ко­то­рые ухо­ди­ли под ле­дя­ную во­ду. Он по­бе­жал к до­мам, кри­ча, что суд­но тер­пит бед­ст­вие. Все до еди­ной лод­ки спус­ти­ли на во­ду. Да­же две жен­щи­ны, вдо­вы, се­ли на вес­ла и спас­ли тро­их де­тей. Они сде­ла­ли все, что смог­ли, но для боль­шин­ст­ва бы­ло уже слиш­ком позд­но. В та­кой во­де дол­го не про­дер­жишь­ся. За­сты­ва­ет кровь в жи­лах, че­ло­век пе­ре­ста­ет что-ли­бо чув­ст­во­вать и уми­ра­ет все­го за па­ру ми­нут. Че­рез не­сколь­ко не­дель дру­гой ко­рабль с дет­до­мов­ски­ми деть­ми до­шел до Ка­на­ды и при­слал сю­да не­боль­шое су­де­ныш­ко, что­бы за­брать тех, кто спас­ся, и от­пра­вить их в пункт на­зна­че­ния. Но мой отец не за­хо­тел ехать. Он при­жил­ся здесь, в се­мье Прит­ти, и они его спря­та­ли, ска­зав пред­ста­ви­те­лям вла­стей, что про­изош­ла ошиб­ка при под­сче­те уце­лев­ших. Что их бы­ло все­го два­дцать три. Бед­ня­га Уиль­ям Энкл по­гиб, и мой отец сме­нил свое имя на Уиль­я­ма Прит­ти, вы­рос тут и за­жил сво­ей жиз­нью. Он был здесь сча­ст­лив. Да­же ес­ли здеш­нюю жизнь нель­зя счи­тать сча­ст­ли­вой, дру­гой он не знал. Ес­ли бы он по­ехал с ос­таль­ны­ми деть­ми, то вся его жизнь мог­ла быть ис­ко­вер­ка­на. Ес­ли ты спро­сишь ме­ня о том, как бы­ла по­строе­на Ка­на­да, я те­бе от­ве­чу: на раб­ском тру­де этих бед­ных без­дом­ных де­тей, из ко­то­рых вы­жи­ма­ли все со­ки, об­ра­ща­лись с ни­ми как с гря­зью, мо­ри­ли их го­ло­дом и сво­ди­ли с ума. По­ни­ма­ешь, мой отец пе­ре­пи­сы­вал­ся еще с тре­мя вы­жив­ши­ми маль­чи­ка­ми, и у ме­ня до сих пор со­хра­ни­лись эти пись­ма. Бед­ные маль­чиш­ки, от ко­то­рых от­ка­за­лись их соб­ст­вен­ные се­мьи. Они пе­ре­жи­ли ко­раб­ле­кру­ше­ние, не рас­ста­лись с жиз­нью в хо­лод­ной во­де, и все рав­но их ожи­да­ла тя­же­лая, оди­но­кая жизнь.
      У Ку­ой­ла ув­лаж­ни­лись гла­за, ко­гда он пред­ста­вил, как его ма­лень­кие де­воч­ки, став­шие си­ро­та­ми, пу­те­ше­ст­ву­ют че­рез весь оке­ан, что­бы ока­зать­ся на хо­лод­ном кон­ти­нен­те, в раб­ст­ве у жес­то­ких фер­ме­ров.
      — Прав­да, у Прит­ти то­же жизнь бы­ла не са­хар, на При­сталь­ном во­об­ще жить не­лег­ко, но у них бы­ли ко­ро­вы, се­но и яго­ды, ры­ба и кар­тош­ка, а осе­нью они за­па­са­лись му­кой и мя­сом у тор­гов­цев, в Якор­ной Ла­пе. Ко­гда на­сту­па­ли слож­ные вре­ме­на, они де­ли­лись друг с дру­гом. По­мо­га­ли со­се­дям. Де­нег у них ни­ко­гда не бы­ло, мо­ре бы­ло опас­ным, и мно­го лю­дей по­ги­ба­ло, но эта жизнь при­но­си­ла удов­ле­тво­ре­ние. Сей­час лю­ди это­го не по­ни­ма­ют. Та жизнь бы­ла как пу­те­ше­ст­вие, ко­то­рое ты со­вер­ша­ешь не один, а с дру­ги­ми людь­ми. Ино­гда все шло глад­ко, ино­гда штор­ми­ло, но ты был не один. Жизнь и ра­бо­та бы­ли еди­ным це­лым, а не дву­мя раз­ны­ми ве­ща­ми, как сей­час. Отец по­лу­чал пись­ма ино­гда спус­тя шесть ме­ся­цев с то­го дня, как они бы­ли на­пи­са­ны, и чи­тал их вслух. Сле­зы тек­ли по ли­цам лю­дей. Ох, как им хо­те­лось до­б­рать­ся до этих фер­ме­ров из Он­та­рио! На ост­ро­ве При­сталь­ном ни один че­ло­век не го­ло­со­вал за при­сое­ди­не­ние к Ка­на­де! Ни один! В День кон­фе­де­ра­ции мой отец по­вя­зал бы на ру­кав чер­ную лен­ту. Ес­ли бы до­жил. Один из этих маль­чи­ков, Льюис Торн, ни ра­зу в жиз­ни не спал в соб­ст­вен­ной кро­ва­ти. Они спа­ли толь­ко на сы­ром се­не, у них не бы­ло обу­ви, и им при­хо­ди­лось хо­дить в об­мот­ках. Его кор­ми­ли кар­то­фель­ны­ми очи­ст­ка­ми и объ­ед­ка­ми. Тем, что они да­ва­ли свинь­ям. Его би­ли ка­ж­дый день, по­ка он не стал раз­но­цвет­ным, как ра­ду­га: жел­тым, крас­ным, зе­ле­ным, си­ним и чер­ным од­но­вре­мен­но. Он ра­бо­тал от тем­на до тем­на, при све­те ламп, по­ка соб­ст­вен­ные фер­мер­ские де­ти хо­ди­ли в шко­лу да по друзь­ям. Его во­ло­сы ни­кто ни­ко­гда не стриг, и они так и бол­та­лись вдоль спи­ны, все в кол­ту­нах и вся­кой пол­зу­чей дря­ни. Он сам пы­тал­ся их под­ре­зать сер­пом, так что ты мо­жешь се­бе пред­ста­вить, как они вы­гля­де­ли. Он был гряз­ным обор­ван­цем. А ху­же все­го бы­ло то, что все над ним из­де­ва­лись, по­то­му что он был из при­юта. Его жизнь пре­вра­ти­лась в ад. В кон­це кон­цов, ему не от­да­ли да­же ту ми­зер­ную пла­ту, ко­то­рая ему при­чи­та­лась, и вы­гна­ли на ули­цы Он­та­рио. В зи­му. Ему бы­ло три­на­дцать лет. Он по­шел к дру­го­му фер­ме­ру, ко­то­рый ока­зал­ся еще ху­же, хо­тя это слож­но се­бе пред­ста­вить. Он ни ра­зу за всю свою не­сча­ст­ную жизнь не ра­бо­тал за зар­пла­ту, по­то­му что не знал ни­че­го дру­го­го, кро­ме раб­ст­ва. Ни­кто с тех пор, как он со­шел с это­го чер­то­во­го ко­раб­ля в Мон­реа­ле, за все его два­дцать лет жиз­ни не ска­зал ему доб­ро­го сло­ва. Он по­гиб из-за не­сча­ст­но­го слу­чая. Он пи­сал мо­ему от­цу, и толь­ко его от­ве­ты не да­ва­ли ему све­сти сче­ты с жиз­нью. Для пи­сем ему при­хо­ди­лось во­ро­вать бу­ма­гу. Он хо­тел уе­хать на Нью­фа­унд­ленд, но по­гиб, не ус­пев это­го сде­лать.
      Дво­им дру­гим то­же дос­та­лось. Я пом­ню, как отец ле­жал на топ­ча­не, вы­тя­нув но­ги, и рас­ска­зы­вал нам о тех бед­ных оди­но­ких маль­чи­ках, ра­бо­тав­ших в раб­ст­ве у жес­то­ких ка­над­ских фер­ме­ров. Он то­гда го­во­рил: «Бла­го­да­ри­те Бо­га, что вы жи­ве­те здесь, как у Хри­ста за па­зу­хой».
      Мой отец нау­чил нас чи­тать и пи­сать. Зи­мой, ко­гда за­кан­чи­вал­ся се­зон рыб­ной лов­ли и на­чи­на­лись ме­те­ли, он про­во­дил за­ня­тия пря­мо на кух­не ста­ро­го до­ма. Да, все де­ти на этом ост­ро­ве уме­ли чи­тать и хо­ро­шо пи­са­ли. И ко­гда у не­го по­яв­ля­лись ка­кие-то день­ги, он за­ка­зы­вал для нас кни­ги. Я ни­ко­гда не за­бу­ду, как мне бы­ло две­на­дцать, шел но­ябрь 1933-го. (Где-то че­рез год он умер от ча­хот­ки.) Труд­но бы­ло то­гда, ох, труд­но. Ты да­же пред­ста­вить се­бе не мо­жешь. И тут поч­таль­он при­во­зит нам боль­шой де­ре­вян­ный ящик, ад­ре­со­ван­ный от­цу. Он был очень тя­же­лым и креп­ко за­бит гвоз­дя­ми. Мы ре­ши­ли не от­кры­вать его до Ро­ж­де­ст­ва. Мы не спа­ли но­ча­ми, ду­ма­ли о том, что мо­жет быть в этом ящи­ке. Мы пе­ре­бра­ли все, что при­хо­ди­ло на ум, кро­ме то­го, что там ока­за­лось на са­мом де­ле. На­сту­пи­ло Ро­ж­де­ст­во, и мы при­та­щи­ли этот ящик в цер­ковь. Все так и тя­ну­ли шеи, что­бы по­смот­реть на то, что там ле­жа­ло. Отец от­крыл его, и ока­за­лось, что он бит­ком на­бит кни­га­ми. Там их бы­ла, на­вер­ное, сот­ня: и книж­ки с кар­тин­ка­ми для де­тей, и боль­шая крас­ная кни­га о вул­ка­нах, ко­то­рая за­ни­ма­ла всех ре­бят це­лую зи­му. Это был на­стоя­щий учеб­ник по гео­ло­гии, по­ни­ма­ешь? Там бы­ло очень мно­го по­лез­но­го. А в по­след­ней гла­ве этой кни­ги бы­ло опи­са­ние древ­ней вул­ка­ни­че­ской дея­тель­но­сти на Нью­фа­унд­лен­де. Впер­вые за все это вре­мя лю­ди уви­де­ли сло­во «Нью­фа­унд­ленд» в кни­ге. Все буд­то за­го­ре­лись: это бы­ла на­стоя­щая ре­во­лю­ция умов. Это ме­сто упо­ми­на­лось в кни­ге! Мы-то ду­ма­ли, что мы од­ни в этом ми­ре. Един­ст­вен­ной бес­по­лез­ной книж­кой ока­зал­ся сбор­ник ре­цеп­тов. Мы не мог­ли при­го­то­вить ни­че­го из то­го, что там опи­сы­ва­лось, из тех про­дук­тов, ко­то­рые у нас бы­ли.
      Я так и не уз­нал, за­пла­тил ли он за эти кни­ги или они бы­ли чьим-то по­дар­ком. Один из тех ре­бят из То­рон­то, с ко­то­ры­ми он пе­ре­пи­сы­вал­ся, вы­рос и стал ра­бо­тать на гру­зо­подъ­ем­ни­ках. Вот он и со­брал эту по­сыл­ку с кни­га­ми и при­слал ее нам. Мо­жет, он сам за нее за­пла­тил, те­перь уже ни­кто об этом не уз­на­ет.
      На де­ре­ве бле­сте­ла све­жая крас­ка. За­но­во на­пи­сан­ные бу­к­вы чет­ко вы­ри­со­вы­ва­лись на све­ту.
      — Уж не знаю, как по­па­ду сю­да в сле­дую­щий раз: стоя или ле­жа. На­до бу­дет за­ка­зать, что­бы на мо­ем мо­гиль­ном кам­не сде­ла­ли глу­бо­кую над­пись, по­то­му что не­ко­му бу­дет при­ез­жать сю­да и под­кра­ши­вать ее све­жей крас­кой. У ме­ня есть толь­ко пле­мян­ни­ки да пле­мян­ни­цы в Сент-Джон­се.
      Ку­ойл ду­мал об Уиль­я­ме Энк­ле.
      — Что зна­чи­ли эти сло­ва твое­го от­ца о вы­со­кой ти­хой жен­щи­не? Пом­нишь, ты так на­звал Уэй­ви Про­уз? Что так го­во­рил твой отец. Это из сти­хо­тво­ре­ния?
      — А, это. Он все­гда го­во­рил, что в серд­це муж­чи­ны есть ме­сто для че­ты­рех жен­щин: Де­воч­ки на Лу­гу, Лю­бов­ни­цы-Дья­во­ли­цы, Стой­кой Жен­щи­ны и Вы­со­кой и Ти­хой Жен­щи­ны. Он про­сто так го­во­рил. Я не знаю, что он имел в ви­ду и от­ку­да это взял.
      — А ты был же­нат. Бил­ли?
      — Ме­ж­ду на­ми, у ме­ня бы­ла сер­деч­ная при­вя­зан­ность, но я не хо­тел, что­бы об этом кто-ни­будь знал.
      Ру­ка Ку­ой­ла мет­ну­лась к под­бо­род­ку.
      — И по­том, — ска­зал Бил­ли, — я ни­че­го не по­ни­маю в той ерун­де о сек­се, ко­то­рую кро­па­ют На­тбим и Терт. Я с этим не зна­ком. — Об этом он знал толь­ко то, что жен­щи­ны соз­да­ны в фор­ме ли­сть­ев, но па­да­ют вме­сто них муж­чи­ны.
      Он по­ка­зал на склон, про­ти­во­по­лож­ный мо­рю.
      — Тут есть дру­гое, ста­рое клад­би­ще.
      Не­боль­шой ку­сок зем­ли пе­ре­хо­дил в га­леч­ный пляж. Они по­шли в ту сто­ро­ну. Здесь ца­ри­ло за­пус­те­ние. Не­сколь­ко пи­ра­мид из зам­ше­лых кам­ней обо­зна­ча­ли мо­ги­лы, все ос­таль­ные те­ря­лись в не­про­хо­ди­мых за­рос­лях. Зор­кие гла­за Бил­ли вни­ма­тель­но смот­ре­ли на Ку­ой­ла, буд­то че­го-то ожи­дая.
      — Я бы ни­ко­гда не по­ду­мал, что это клад­би­ще. Здесь все та­кое ста­рое.
      — Да. Дей­ст­ви­тель­но ста­рое. Это клад­би­ще Ку­ой­лов.
      Он был до­во­лен эф­фек­том, ко­то­рый его сло­ва про­из­ве­ли на Ку­ой­ла. Тот сто­ял с от­кры­тым ртом и от­ки­ну­той на­зад го­ло­вой, буд­то змея, удив­лен­ная сво­им от­ра­же­ни­ем.
      — Го­во­рят, они бы­ли ма­ро­де­ра­ми. При­шли на ост­ров При­сталь­ный не­сколь­ко ве­ков на­зад и сде­ла­ли его сво­им ло­го­вом. Это был род пи­ра­тов, за­ма­ни­вав­ших ко­раб­ли на кам­ни. Ко­гда я был маль­чиш­кой, мы тут всё пе­ре­ры­ли. Пе­ре­во­ра­чи­ва­ли кам­ни в ук­ром­ных мес­тах: вдруг там спря­та­ны со­кро­ви­ща!
      — Здесь! — У Ку­ой­ла во­ло­сы вста­ли ды­бом. Не­за­мет­ная рас­ще­ли­на, ук­ром­но спря­тан­ная бух­та.
      — Ви­дишь, вон то ме­сто, где вы­ло­же­ны пло­ские кам­ни? Там рань­ше сто­ял твой дом, по­ка его не пе­ре­та­щи­ли по льду на мыс Ку­ой­лов. А за до­мом уш­ла раз­ве­се­лая се­мей­ка Ку­ой­лов. Это про­изош­ло по­то­му, что на ост­ро­ве по­се­ли­лись дру­гие лю­ди. По­это­му они и уш­ли. Прав­да, по­след­ней ка­п­лей в ча­ше люд­ско­го тер­пе­ния ста­ло не­же­ла­ние Ку­ой­лов по­се­щать цер­ков­ные служ­бы. В те вре­ме­на ре­ли­гия бы­ла в боль­шом по­че­те на При­сталь­ном, но Ку­ой­лы не хо­те­ли ее при­зна­вать. Вот им и при­шлось уй­ти. Они сня­ли свой дом и по­шли, рас­пе­вая во все гор­ло.
      — Бо­же мой, — ска­зал Ку­ойл. — А те­туш­ка об этом зна­ет?
      — Долж­на знать. Она те­бе ни­че­го не рас­ска­зы­ва­ла?
      — О про­шлом — ни­че­го, — ска­зал Ку­ойл, по­ка­чав го­ло­вой. Что ж, не­уди­ви­тель­но.
      — По прав­де ска­зать, в те вре­ме­на очень мно­гие жи­ли на том, что вы­бра­сы­ва­ло мо­ре по­сле ко­раб­ле­кру­ше­ний. То­гда сна­ча­ла спа­са­ли тех, ко­го мож­но бы­ло спа­сти, а по­том оби­ра­ли ко­рабль до нит­ки. В пер­вую оче­редь бра­ли дра­го­цен­но­сти, мас­ло, сыр, ки­тай­ский фар­фор, се­реб­ря­ные ко­фей­ные сер­ви­зы и хо­ро­шую ме­бель. Во мно­гих до­мах до сих пор еще хра­нят­ся раз­ные цен­ные ве­щи с тех ко­раб­лей. И пи­ра­ты Ка­риб­ско­го мо­ря все­гда при­хо­ди­ли сю­да, что­бы на­брать но­вую ко­ман­ду. Здесь ро­ж­да­лись и жи­ли са­мые на­стоя­щие пи­ра­ты и ма­ро­де­ры.
      Они сно­ва под­ня­лись на­верх, что­бы еще раз по­смот­реть на мо­ре, а Ку­ойл по­пы­тал­ся пред­ста­вить се­бя без­жа­ло­ст­ным пи­ра­том, под­жи­даю­щим свою до­бы­чу.
      Бил­ли уви­дел, что ту­ман­ная лен­та на го­ри­зон­те пре­вра­ти­лась в ог­ром­ную под­виж­ную сте­ну все­го в не­сколь­ких ки­ло­мет­рах от них и за­кри­чал. За­ве­са из ту­ма­на сколь­зи­ла по крас­но­ва­то-ко­рич­не­вой во­де пря­мо по на­прав­ле­нию к ним.
      — По­ра нам дви­гать, — кри­чал Бил­ли, по­скаль­зы­ва­ясь и ска­ты­ва­ясь по тро­пин­ке, ве­ду­щей к пля­жу. Бан­ки с крас­кой звя­ка­ли при ка­ж­дом ша­ге. Ку­ойл ед­ва по­спе­вал за ним.
      Взвыл мо­тор, и че­рез не­сколь­ко ми­нут они уже вы­плы­ва­ли из рас­ще­ли­ны.

      Ко­гда они сно­ва вы­шли в ка­мен­ный ла­би­ринт, их от сте­ны ту­ма­на от­де­ля­ло рас­стоя­ние лишь в два ки­ло­мет­ра.
      — Нам по­на­до­бит­ся ми­нут де­сять, что­бы вы­брать­ся из кам­ней и ме­ст­ных те­че­ний. Там мы возь­мем курс на Якор­ную Ла­пу, и все бу­дет в по­ряд­ке, — ска­зал Бил­ли, за­кла­ды­вая та­кие ви­ра­жи на яли­ке, что Ку­ойл мог толь­ко до­га­ды­вать­ся о том, ку­да они на­прав­ля­ют­ся.
      — Вот на эти кам­ни Ку­ой­лы на­прав­ля­ли ко­раб­ли, — про­кри­чал он.
      Ку­ой­лу по­ка­за­лось, что он по­чув­ст­во­вал, как под дни­щем яли­ка дви­жет­ся мощ­ный по­ток те­че­ния, омы­ваю­ще­го ска­лы. Он стал смот­реть в во­ду, буд­то на­де­ясь раз­гля­деть там за­то­п­лен­ные ос­то­вы ко­раб­лей. Они обош­ли рас­трес­кав­ший­ся ка­мень, ко­то­рый Бил­ли на­звал Ло­вец.
      — Это по­то­му, что, ко­гда лю­ди что-ни­будь те­ря­ли, ну, на­при­мер, по­плав­ки или ве­рев­ки, все это не­по­нят­ным об­ра­зом ока­зы­ва­лось на­мо­тан­ным или на­це­п­лен­ным на этот ка­мень. На­вер­ное, ка­кое-то вих­ре­вое те­че­ние стя­ги­ва­ло к не­му все ве­щи.
      — На нем и сей­час что-то есть. Ка­кой-то ящик, — ска­зал Ку­ойл. — По­го­ди, Бил­ли. Это че­мо­дан.
      Бил­ли под­вел ялик к кам­ню, во­круг ко­то­ро­го бур­ли­ла во­да, и про­тя­нул Ку­ой­лу крюк с ру­ко­ятью.
      — Толь­ко да­вай по-бы­ст­ро­му.
      Че­мо­дан за­це­пил­ся на са­мом вер­ху кам­ня, по­пав ту­да с ухо­дя­щим при­ли­вом. Он сто­ял на не­боль­шом вы­сту­пе, буд­то кто-то спе­ци­аль­но его ту­да по­ста­вил. Ку­ойл под­це­пил его за ве­ре­воч­ную руч­ку и дер­нул на се­бя. Че­мо­дан ока­зал­ся тя­же­лым и под сво­им ве­сом сва­лил­ся в во­ду. Ко­гда он всплыл на по­верх­ность, Ку­ойл сно­ва под­це­пил его крю­ком и под­та­щил бли­же. В кон­це кон­цов он про­тя­нул ру­ку и схва­тил че­мо­дан за руч­ку. С тру­дом под­нял его из во­ды в лод­ку. Бил­ли мол­ча управ­лял яли­ком, про­во­дя его ме­ж­ду кам­ня­ми.
      Ко­жа, из ко­то­рой был сде­лан че­мо­дан, ста­ла чер­ной от мор­ской во­ды. Он вы­гля­дел до­воль­но до­ро­го, но на нем по­че­му-то бы­ла ве­ре­воч­ная руч­ка. В этом не­со­от­вет­ст­вии бы­ло что-то зна­ко­мое. Ку­ойл по­пы­тал­ся от­крыть за­мок, но он не под­дал­ся. По­том их на­крыл ту­ман. Гус­той, клу­бя­щий­ся, по­гло­щав­ший все на сво­ем пу­ти. Да­же фи­гу­ра Бил­ли, си­дев­ше­го на кор­ме яли­ка, по­блед­не­ла и при­об­ре­ла ка­кой-то по­тус­то­рон­ний вид. Про­стран­ст­во ис­чез­ло. Не ста­ло ни го­ри­зон­та, ни не­ба.
      — Бо­же, Ку­ойл, да ты за­прав­ский ма­ро­дер! С этой ост­ро­гой ты стал на­стоя­щим Ку­ой­лом.
      — Он за­перт. Нам при­дет­ся от­крыть его, ко­гда мы вер­нем­ся.
      — Это мо­жет слу­чить­ся не ско­ро, — от­ве­тил Бил­ли. — Нам при­дет­ся ори­ен­ти­ро­вать­ся по за­па­ху. Мы еще не со­всем вы­шли из ка­мен­ной гря­ды, так что нам при­дет­ся ка­кое-то вре­мя здесь по­си­деть. По­ка не раз­вид­не­ет­ся.
      Ку­ойл вгля­ды­вал­ся в ту­ман, по­ка у не­го не за­бо­ле­ли гла­за, но он все рав­но ни­че­го не уви­дел. Его по­сте­пен­но ох­ва­ты­ва­ло бес­по­кой­ст­во, ка­кой-то лип­кий страх пе­ред не­ви­ди­мым. При­зрач­ная не­из­вест­ность, с от­тен­ком вос­по­ми­на­ния о пи­ра­тах Ку­ой­лах. В его фан­та­зи­ях ожи­ли пред­ки, чья гряз­ная кровь тек­ла в его жи­лах. Они уби­ва­ли тер­пя­щих бед­ст­вие, то­пи­ли сво­их не­же­лан­ных де­тей, дра­лись и кри­ча­ли. Раз­де­лен­ные на пря­ди бо­ро­ды и све­чи, за­кре­п­лен­ные в во­ло­сах. Ост­рые пи­ки, за­ка­лен­ные в ко­ст­рах.
      По пра­во­му бор­ту не­ожи­дан­но поя­вил­ся ка­мень, ог­ром­ная баш­ня в клу­бя­щем­ся па­ру.
      — Ага, все пра­виль­но. Это Дом-Ка­мень. Те­перь нам пря­мо. Мы ско­ро по­чув­ст­ву­ем за­пах ды­ма из Якор­ной Ла­пы, и то­гда уже бу­дет про­ще.
      — Бил­ли, мы ви­де­ли Дом-Ка­мень по до­ро­ге к ост­ро­ву. Он ед­ва вы­со­вы­вал­ся из во­ды, а эта шту­ко­ви­на про­сто ог­ром­ная. Не мо­жет быть, что­бы это был один и тот же ка­мень.
      — Это он и есть. Сей­час он сто­ит вы­ше над во­дой по­то­му, что от­лив, да еще ка­жет­ся боль­ше из-за ту­ма­на. Это та­кая оп­ти­че­ская ил­лю­зия. Из-за нее те­бе про­стая ло­доч­ка по­ка­жет­ся на­лив­ным тан­ке­ром.
      Лод­ка ти­хо сколь­зи­ла сквозь бе­ле­сую мглу. Ку­ойл ух­ва­тил­ся за бор­та и пре­дал­ся от­чая­нию. Бил­ли ска­зал, что чув­ст­ву­ет за­пах ды­ма из пе­чей Якор­ной Ла­пы, в пят­на­дца­ти ми­лях от них по пря­мой, и еще один. За­пах смер­ти и раз­ло­же­ния.
      — Не нра­вит­ся мне эта вонь. Буд­то ки­та вы­бро­си­ло на бе­рег, и он про­ле­жал там три не­де­ли на жа­ре. По­хо­же, она ста­но­вит­ся все силь­нее. Мо­жет, где-то в ту­ма­не плы­вет мерт­вый кит. Слу­шай вни­ма­тель­но, дол­жен быть звон ко­ло­ко­ла с буя воз­ле Ба­ра­на и Яг­нен­ка. В та­ком ту­ма­не лег­ко про­плыть ми­мо вхо­да в бух­ту.
      Где-то че­рез час Бил­ли ска­зал, что слы­шит шум бе­ре­га, вол­ны, раз­би­ваю­щей­ся о ка­мень. По­том из ту­ма­на по­ка­за­лась па­ра кам­ней с ост­ры­ми вер­хуш­ка­ми. Сгу­ща­лись су­мер­ки.
      — Вот это да! — ска­зал Бил­ли Прит­ти. — Это же Спи­цы! Нас ма­лость снес­ло на вос­ток от Якор­ной Ла­пы. Но мы не­да­ле­ко от бух­ты От­чая­ния. Ну, что ска­жешь? Мы мо­жем по­до­ж­дать тут, по­ка не рас­се­ет­ся ту­ман. А по­том по­плы­вем к бе­ре­гу. Там, в бух­те От­чая­ния, был слав­ный рес­то­ран­чик. Ну-ка, по­смот­рим, не за­был ли я, как ту­да вой­ти. Я не хо­дил в эту бух­ту по во­де с тех пор, как был маль­чиш­кой.
      — Ра­ди бо­га, Бил­ли, да тут же пол­но кам­ней!
      Из ту­ма­на вы­плы­ва­ла еще од­на тем­ная мас­са. Но Бил­ли знал, что де­лал. Он вспом­нил ста­рый сти­шок, со­хра­нив­ший­ся еще с тех вре­мен, ко­гда бед­ные мо­ря­ки не зна­ли карт и ори­ен­ти­ро­ва­лись по па­мя­ти, без ком­па­сов и бу­ев.
 
Слу­шай мо­ряк: как до Спиц до­п­лы­вешь.
Бух­ту От­ча­я­нья на за­па­де най­дешь.
За Спи­цы лод­ку за­ве­ди,
Уви­дишь Баш­мак Ста­ри­ка, по­до­ж­ди.
За паль­цем боль­шим ты уще­лье най­ди.
Там уз­ко, смот­ри и ти­хо иди.
 
      Ста­рик вы­вел ялик за Спи­цы и по­шел впе­ред, по те­че­нию и ухо­дя­ще­му при­ли­ву.
      — На са­мом де­ле мож­но по-раз­но­му ис­кать на­прав­ле­ние: слу­шать шум при­боя, кри­чать и ждать, как бы­ст­ро при­дет эхо, от­ра­зив­шись от скал, оп­ре­де­лить си­лу те­че­ния под то­бой. Или при­ню­хать­ся к за­па­хам бух­ты. Мой отец мог уз­нать ты­ся­чи за­ко­ул­ков по­бе­ре­жья толь­ко по за­па­ху.
      Ок­руг­лая вы­пук­лость кам­ня, вы­сту­паю­щая над во­дой, плеск во­ды о кор­му, ее вя­лое жур­ча­ние воз­ле кам­ня. Ку­ойл с изум­ле­ни­ем ус­лы­шал звук за­хлоп­нув­шей­ся ав­то­мо­биль­ной две­ри, за­тем стар­те­ра и, на­ко­нец, отъ­ез­жаю­щей ма­ши­ны. Ему по-преж­не­му бы­ло ни­че­го не вид­но. Че­рез ми­ну­ту сквозь ту­ман на­чал про­би­вать­ся сла­бый свет, и Бил­ли вы­брал­ся из лод­ки и стал кре­пить швар­то­вы на тум­бе.
      — Эта вонь идет от че­мо­да­на, — ска­зал он.
      — На­вер­ное, ис­пор­ти­лась ко­жа, — пред­по­ло­жил Ку­ойл. — Как да­ле­ко до рес­то­ра­на? Я не хо­чу бро­сать его здесь.
      — Да тут пря­мо, че­рез до­ро­гу. Ле­том сю­да при­ез­жа­ют ту­ри­сты с ка­ме­ра­ми. Си­дят здесь дня­ми на­про­лет и смот­рят на во­ду, буд­то это ка­кой-то ди­ко­вин­ный зверь, от ко­то­ро­го не ото­рвать глаз.
      — Ты бы их по­нял, ес­ли бы сам жил где-ни­будь в Сад­бе­ри или Нью-Джер­си, — ска­зал Ку­ойл.
      — Все, при­шли. Я чув­ст­вую за­пах рас­ти­тель­но­го мас­ла силь­нее, чем вонь из твое­го че­мо­да­на. Слу­шай, не вно­си его внутрь.
      Кли­ен­тов не бы­ло, и офи­ци­ант­ка вме­сте с по­ва­ри­хой уют­но си­де­ли за сто­ли­ком, вы­вя­зы­вая кру­жев­ные сал­фе­точ­ки. В ком­на­те пах­ло све­жим хле­бом. Они вы­пе­ка­ли его для сле­дую­ще­го дня.
      — Де­воч­ки, мы уми­ра­ем с го­ло­ду, — ска­зал Бил­ли.
      — Шки­пер Бил­ли! Как вы ме­ня на­пу­га­ли, поя­вив­шись из это­го ту­ма­на.
      По­ва­ри­ха от­ло­жи­ла вя­за­ние и по­до­шла к дос­ке, ис­пи­сан­ной мел­ком.
      — Вот что у нас сей­час есть, — ска­за­ла она, сти­рая «фи­ле трес­ки» и «ужин с кре­вет­ка­ми». — Есть жа­ре­ный каль­мар и кот­ле­ты. Слы­шал о ло­се, ко­то­ро­го до­был Рэй­ли? Так вот, мы сде­ла­ли из не­го фарш, и се­го­дня ут­ром я при­го­то­ви­ла кот­ле­ты в со­усе. По­лу­чи­лось очень вкус­но. Пю­ре бу­де­те? — Она бы­ла вся вы­чер­че­на вер­ти­каль­ны­ми ли­ния­ми: склад­ки на ли­це, склад­ки на тем­ной юб­ке.
      При­сло­нив­шись к сте­не и за­жав в зу­бах зу­бо­чи­ст­ку, Бил­ли раз­го­ва­ри­вал по те­ле­фо­ну с Тер­том Кар­дом.
      — Мы тут с Ку­ой­лом в бух­те От­чая­ния, за­стря­ли из-за ту­ма­на. Ес­ли ты под­ве­зешь нас до Якор­ной Ла­пы, я ос­тав­лю лод­ку тут. Его ма­ши­на ос­та­лась там, и я ос­та­вил свой гру­зо­вик у при­ча­ла. Ага. Я за­бе­ру ее зав­тра. Тут у нас Ку­ойл по­доб­рал че­мо­дан с Лов­ца. Не зна­ем. Он за­крыт. Ты смот­ри ез­жай по-ти­хо­му, тут силь­ный ту­ман. То­ро­пить­ся не на­до, мы тут бу­дем ужи­нать. Ага. Нет, она сде­ла­ла кот­ле­ты из ло­ся Рэй­ли. А, я ей ска­жу.
      Ку­ойл за­ка­зал каль­ма­ров и руб­ле­ный лук. Каль­ма­ры бы­ли фар­ши­ро­ва­ны кро­шеч­ны­ми кре­вет­ка­ми и уло­же­ны на блю­да с мор­ской пет­руш­кой. Офи­ци­ант­ка при­нес­ла им го­ря­чие ру­ле­ты с мас­лом и дже­мом из мит­чел­лы.
      По­ва­ри­ха вы­гля­ну­ла из кух­ни.
      — Я тут при­го­то­ви­ла для Рэй­ли клец­ки с фи­ни­ка­ми, по ста­рин­но­му ре­цеп­ту, Шки­пер Бил­ли. У ме­ня их по­лу­чи­лось до­воль­но мно­го. Не хо­ти­те уго­стить­ся?
      — Хо­чу. Терт Кард со­би­ра­ет­ся за на­ми за­ехать. Так он то­же хо­чет кот­лет, за­брать с со­бой. Ес­ли, ко­неч­но, у те­бя их хва­тит.
      И они ели клец­ки с фи­ни­ка­ми с ка­п­лей ро­мо­во­го со­уса и пи­ли ко­фе.
      — Я хо­чу от­крыть че­мо­дан, — ска­зал Ку­ойл.
      — Ну что, ма­ро­дер, толь­ко и ду­ма­ешь, что об этом чер­то­вом че­мо­да­не? Да­вай, иди от­кры­вай. Под­день за­мок вил­кой или про­сто сбей кам­нем. На­де­юсь, там бу­дет пол­но со­кро­вищ ост­ро­ва При­сталь­ный. — Бил­ли под­нял па­лец, что­бы ему при­нес­ли еще чаю.

***

      Ку­ойл по­ста­вил че­мо­дан у един­ст­вен­но­го фо­на­ря на при­ча­ле. На­шел ку­сок тру­бы и стал сби­вать им за­мок. Тру­ба зве­не­ла, уда­ря­ясь о мед­ную бляш­ку. За­мок не под­да­вал­ся. Ку­ойл ог­ля­нул­ся в по­ис­ках че­го-то бо­лее тон­ко­го, вро­де от­верт­ки или ста­ме­ски, но во­круг не бы­ло ни­че­го, кро­ме кам­ней и би­то­го стек­ла. Ра­зо­злив­шись, он раз­мах­нул­ся и уда­рил по зам­ку изо всех сил. Раз­дал­ся ме­тал­ли­че­ский треск, че­мо­дан рас­пах­нул­ся, об­дав его вол­ной уду­шаю­щей во­ни.
      В све­те фо­на­ря он уви­дел раз­би­тый глаз, сплю­щен­ное ли­цо и по­кры­тые за­пек­шей­ся кро­вью усы Бай­о­не­та Мел­вил­ла. На при­стань опус­тил­ся сту­де­ни­стый ужас.

      — У Аг­нис му­же­ст­вен­ное серд­це, да, она та­кая, — го­во­ри­ла Мэ­вис Бэнгз До­ун, ко­гда те­туш­ка вы­шла, взяв с со­бой сан­ти­метр и блок­нот. — Она сме­лая и управ­ля­ет­ся со всем как муж­чи­на. Это все из-за то­го, что она жи­ла в Шта­тах. Там все жен­щи­ны та­кие сме­лые. Ви­де­ла, ка­кая она спо­кой­ная? А ее пле­мян­ни­чек рас­пол­зся, как кваш­ня. Ну, ко­гда он го­ло­ву-то на­шел. Он еще то­гда два дня не мог за руль сесть, так он был шо­ки­ро­ван. Да я са­ма бы­ла шо­ки­ро­ва­на. А тут еще эти, из по­ли­ции, при­хо­ди­ли, во­про­сы за­да­ва­ли. Бед­ная Аг­нис! Тут еще вот что: она ведь Хамм, но и Ку­ойл в то же вре­мя. Са­ма слы­ша­ла, ка­кие о них хо­дят ис­то­рии, до­ро­гу­ша. Вот Омонд, мой бед­ный муж, он их хо­ро­шо знал. Он сам-то из Бе­зы­мян­ной бух­ты, это там, за Пе­ре­вер­ну­тым мы­сом. А это со­всем не­да­ле­ко от мы­са Ку­ой­лов. Эта их ма­лыш­ка то­же на­стоя­щая Ку­ойл. Как бу­ек в штор­мя­щем мо­ре.
      До­ун поч­ти не слы­ша­ла ее. Ка­ж­дый раз, как толь­ко гру­зо­вик Аг­нис отъ­ез­жал от мас­тер­ской, До­ун са­ди­лась за элек­трон­ную пи­шу­щую ма­шин­ку. Ра­ди это­го ей ино­гда при­хо­ди­лось по­дол­гу за­дер­жи­вать­ся на ра­бо­те. Она пи­са­ла пись­мо за пись­мом.

      «Ува­жае­мые гос­по­да,
      ме­ня ин­те­ре­су­ет ва­кан­сия про­дав­ца ав­то­мо­би­лей в Ва­шей фир­ме. Не­смот­ря на то что сфе­ра мо­ей про­фес­сио­наль­ной дея­тель­но­сти ка­са­ет­ся мо­ре­пла­ва­ния и су­до­ход­ст­ва…»

      «Ува­жае­мые гос­по­да,
      я пи­шу Вам в от­вет на Ва­шу рек­ла­му о при­гла­ше­нии к со­труд­ни­че­ст­ву ис­па­но­го­во­ря­ще­го слу­жа­ще­го. К со­жа­ле­нию, я не го­во­рю по-ис­пан­ски, но у ме­ня есть об­ра­зо­ва­ние ин­же­не­ра в об­лас­ти су­до­ход­ст­ва и мо­ре­пла­ва­ния. Я го­то­ва сме­нить свое ме­сто жи­тель­ст­ва. Я при­ла­гаю…»

      Мэ­вис Бэнгз про­дол­жа­ла го­во­рить:
      — Вот смот­ри: од­на жен­щи­на ры­ба­чи­ла бок о бок со сво­им му­жем. Это мис­сис Баг­гит. Она ос­тав­ля­ла де­тей со сво­ей се­ст­рой и от­прав­ля­лась в мо­ре. Го­во­рят, она бы­ла силь­на, как муж­чи­на. Сей­час мис­сис Баг­гит да­ле­ко не хо­дит, толь­ко до бель­е­вой ве­рев­ки. Она стра­да­ет не­дер­жа­ни­ем, она са­ма так го­во­ри­ла. Не мо­жет удер­жать свои во­ды. Ну, ко­гда вста­ет, каш­ля­ет или сме­ет­ся. Вот про­бле­ма! Они пы­та­лись уго­во­рить ее на ка­кие-то уп­раж­не­ния, ну, зна­ешь, пус­тить струю, по­том ос­та­но­вить­ся, пус­тить, ос­та­но­вить­ся. Она го­во­рит, что от них ни­ка­ко­го тол­ку, толь­ко до­маш­ние за­ме­ти­ли, что, ко­гда она в туа­ле­те, к две­рям под­бе­га­ет их со­ба­ка и на­чи­на­ет се­бя как-то стран­но вес­ти. Да, ко­неч­но, она очень пло­хо пе­ре­не­сла смерть сво­его стар­ше­го, Джей­со­на. Он был та­ким же, как Джек. Уп­рям­цем! Ни­че­го ему нель­зя бы­ло ска­зать! Как ты ду­ма­ешь, До­ун, это мис­сис Мел­вилл сде­ла­ла? Для ко­то­рой мы так ста­ра­тель­но ши­ли обив­ки из рос­кош­ной го­лу­бой ко­жи? Ну, от­ре­за­ла ему го­ло­ву? Пле­мян­ник Аг­нис го­во­рит, что они ла­ди­ли друг с дру­гом как кош­ка с со­ба­кой. Ссо­ри­лись и вы­пи­ва­ли. Жен­щи­на — и вы­пи­ва­ла! А как они уе­ха­ли и не рас­пла­ти­лись с Аг­нис за ту ра­бо­ту, ко­то­рую она сде­ла­ла? Ну ко­неч­но, те­перь-то по­нят­но, что это она уе­ха­ла и не рас­пла­ти­лась. Но от­ре­зать го­ло­ву муж­чи­не и по­ло­жить ее в че­мо­дан, это про­сто не­ве­ро­ят­но! Го­во­рят, ей дол­жен был кто-то по­мо­гать. Она же сла­бая ста­рая жен­щи­на!
      — Не знаю, — ска­за­ла До­ун.
      В пи­шу­щей ма­шин­ке хра­нил­ся шаб­лон пись­ма. Ей ос­та­ва­лось лишь из­ме­нять име­на ад­ре­са­та и на­зва­ние ва­кан­сии — и пись­мо бы­ло го­то­во.

      «Ува­жае­мые гос­по­да,
      не­дав­но я уви­де­ла Ва­шу рек­ла­му в „Гло­уб-энд-Мэйл” о том, что вы при­гла­шае­те к со­труд­ни­че­ст­ву ас­си­стен­тов для ис­сле­до­ва­ния. Я не го­во­рю по-япон­ски, но го­то­ва нау­чить­ся…»

      «Ува­жае­мые гос­по­да,
      не­дав­но я уви­де­ла Ва­шу рек­ла­му в „Гло­уб-энд-Мэйл” о том, что вы при­гла­шае­те к со­труд­ни­че­ст­ву фло­ри­ста. Я не умею со­став­лять бу­ке­ты, но го­то­ва это­му нау­чить­ся…»

      «Ува­жае­мые гос­по­да,
      не­дав­но я уви­де­ла Ва­шу рек­ла­му в „Гло­уб-энд-Мэйл” о том, что вы при­гла­шае­те к со­труд­ни­че­ст­ву бро­ке­ров. Я по­лу­чи­ла об­ра­зо­ва­ние по спе­ци­аль­но­сти ин­же­не­ра в об­лас­ти су­до­ход­ст­ва и мо­ре­пла­ва­ния, но я го­то­ва учить­ся…»

      — Это все при­ез­жие, не­хо­ро­шие лю­ди. Все ста­ло дру­гим, не та­ким, как рань­ше. Та­ких страш­ных ве­щей рань­ше не бы­ло. В ста­ри­ну хо­ро­шо жи­ли. Сей­час-то лю­ди над этим сме­ют­ся, но на по­вер­ку ста­рые обы­чаи ча­ще ока­зы­ва­ют­ся пра­виль­ны­ми, чем не­пра­виль­ны­ми. Вот од­на тра­ди­ция, ко­то­рую я ни­ко­гда не за­бу­ду. Сей­час ни од­на де­воч­ка не­бось об этом не зна­ет. Так вот, рань­ше, ко­гда кто-ни­будь за­кан­чи­вал ткать но­вый ков­рик, то звал к се­бе мо­ло­дых, не­за­муж­них де­ву­шек. Они бра­ли ко­та, за­во­ра­чи­ва­ли его в этот ков­рик и жда­ли. Тут обя­за­тель­но ну­жен кот. На Нью­фа­унд­лен­де лю­бят ко­тов. Так вот, по­том де­вуш­ки са­ди­лись во­круг ков­ри­ка и раз­во­ра­чи­ва­ли его. И та де­вуш­ка, к ко­то­рой шел кот, долж­на бы­ла вско­ро­сти вый­ти за­муж. Вот это бы­ла вер­ная при­ме­та, как вос­ход в на­ча­ле но­во­го дня.
      Она по­ста­ви­ла се­бе цель: пи­сать два­дцать пять пи­сем ка­ж­дую не­де­лю. На ка­кое-то из них обя­за­тель­но при­дет от­вет.

      «Ува­жае­мые гос­по­да, я не­дав­но уви­де­ла Ва­ше объ­яв­ле­ние о пред­ло­же­нии со­труд­ни­че­ст­ва спе­циа­ли­сту по стриж­ке со­бак. Я по­лу­чи­ла об­ра­зо­ва­ние по спе­ци­аль­но­сти ин­же­не­ра в об­лас­ти су­до­ход­ст­ва и мо­ре­пла­ва­ния, но я го­то­ва по­ме­нять ме­сто жи­тель­ст­ва…»

      — Моя се­ст­ра как-то всю зи­му ра­бо­та­ла над ков­ри­ком, та­кой го­лу­бень­кий, а по не­му рыб­ки и ро­зоч­ки. Хо­ро­шень­кий. И я бы­ла ря­дом. Мне то­гда бы­ло че­тыр­на­дцать. Она ре­ши­ла по­звать че­ты­рех сво­их под­ру­жек. По­лу­чи­лось пять де­ву­шек. Лиз, моя се­ст­ра, Кейт, Джейн и две Мэ­ри. Они за­вер­ну­ли ко­та в ков­рик. И пред­став­ля­ешь, кот под­хо­дит пря­мо ко мне и пры­га­ет мне на ру­ки. Как бы то ни бы­ло, сле­дую­щей за­муж вы­шла имен­но я. Лиз умер­ла от ча­хот­ки еще до на­сту­п­ле­ния ле­та. Кейт во­об­ще ос­та­лась ста­рой де­вой. Мэ­ри Джендж уе­ха­ла в Бос­тон со свои­ми род­ны­ми, а про дру­гую Мэ­ри я ни­че­го не знаю. А я вы­шла за То­ма­са Мун­на. Как раз в день мое­го пят­на­дца­ти­ле­тия. Он про­пал в мо­ре в 1957-м. Вот был кра­сав­чик: во­ло­сы чер­ные. Ко­гда он вхо­дил в ком­на­ту, всех как жа­ром об­да­ва­ло. Я так за­ли­ва­лась сле­за­ми. По­ху­де­ла. Со­ро­ка ки­ло­грамм не ве­си­ла. Ни­кто не ду­мал, что я вы­жи­ву, но как-то я вы­пра­ви­лась и вы­шла за Дес­мон­да Бэнг­са. Вот, мы жи­ли до тех пор, по­ка он не по­гиб во вре­мя ава­рии са­мо­ле­та, в Лаб­ра­до­ре. Я ре­ши­ла, что боль­ше за­муж не пой­ду, по­то­му что го­ре от по­те­ри му­жа не­вы­но­си­мо. А тут бе­рут и от­ре­за­ют го­ло­ву му­жу, да еще за­со­вы­ва­ют ее в ка­кой-то са­к­во­яж.
      Еще пять пи­сем, и она вы­пол­нит план на эту не­де­лю. Она го­то­ва на все, лишь бы вы­рвать­ся от­сю­да. Лишь бы не слы­шать Мэ­вис Бэнгз. И уви­деть что-ни­будь еще, кро­ме ло­док, кам­ней и во­ды!

      «Я пи­шу Вам от­но­си­тель­но ва­кан­сии ас­си­стен­та по ра­бо­те с ви­део дис­плея­ми. Я по­лу­чи­ла об­ра­зо­ва­ние по спе­ци­аль­но­сти ин­же­не­ра в об­лас­ти су­до­ход­ст­ва и мо­ре­пла­ва­ния, но я го­то­ва учить­ся…»

      — Зна­ешь, мы все, де­воч­ки, бы­ли боль­шие ру­ко­дель­ни­цы. Лиз, ко­неч­но, тка­ла ков­ри­ки. Она бы­ла из­вест­ной мас­те­ри­цей по ков­ри­кам. На­ша ма­ма дер­жа­ла овец, что­бы у нас все­гда бы­ла шерсть. Как сей­час пом­ню, она си­дит по­сле ужи­на и пря­дет или вя­жет. Она все­гда вя­за­ла по­сле ужи­на. У нас бы­ла прял­ка, ве­ре­те­но. Ма­ма го­во­ри­ла, что шерсть все­гда мяг­че к ве­че­ру, по­то­му что ов­цы ло­жат­ся спать. Эта ста­рая прял­ка пе­ре­шла ко мне по на­след­ст­ву. Дес вы­кра­сил ее в крас­ный и жел­тый цве­та, по­лу­чи­лось очень кра­си­во. Нам при­хо­ди­лось все­гда за­но­сить ее в дом на ночь. Мы боя­лись, что ее ук­ра­дут ту­ри­сты. Они та­кие, зна­ешь. За­про­сто уне­сут прял­ку с твое­го дво­ра. Я знаю жен­щи­ну, у ко­то­рой ук­ра­ли прял­ку. Мис­сис Хиг­генд, она хо­дит в на­шу цер­ковь. А что ты ду­ма­ешь о пле­мян­ни­ке, До­ун? Ты хо­ди­ла к ним до­мой на ужин. Как это он на­шел та­кую га­дость? Ты же не за­хо­чешь иметь ни­че­го об­ще­го с муж­чи­ной, ко­то­рый на­шел та­кую га­дость, прав­да? С Ку­ой­ла­ми ни­ко­гда ни­че­го пут­но­го не про­ис­хо­ди­ло.
      — Ни­ко­гда. — Мяг­ко щел­ка­ла кла­виа­ту­ра. Все, по­след­нее пись­мо на эту не­де­лю. В ее поч­то­вом ящи­ке уже мог ле­жать от­вет на од­но из них.

      «Ме­ня за­ин­те­ре­со­ва­ла ва­кан­сия чер­теж­ни­ка в Ва­шей ком­па­нии. Я по­лу­чи­ла об­ра­зо­ва­ние по спе­ци­аль­но­сти ин­же­не­ра в об­лас­ти су­до­ход­ст­ва и мо­ре­пла­ва­ния, но я го­то­ва пе­ре­ехать и пе­ре­учить­ся на спе­циа­ли­ста в ар­хи­тек­ту­ре и чер­че­нии…»

***

      Ку­ойл и Уэй­ви бы­ли ря­дом, со­чув­ст­вуя друг дру­гу. Гер­ри ды­шал им в шеи. Ма­ши­на сто­на­ла, под­ни­ма­ясь вверх по хол­му уно­ся их прочь от шко­лы, в дождь. Они под­ня­лись на вер­ши­ну хол­ма. Со сто­ро­ны Ку­ой­ла свин­цо­во-се­рый оке­ан мяг­ко пе­ре­ли­вал­ся под рас­се­ян­ным све­том.
      Они про­ры­ва­лись сквозь жел­тый дождь. Ря­ды поч­то­вых ящи­ков. Не­ко­то­рые из них бы­ли сде­ла­ны по­хо­жи­ми на до­ма их хо­зя­ев. Вдоль ко­леи сно­ва­ли че­ты­ре ут­ки. Ку­ойл сбро­сил ско­рость и мед­лен­но ка­тил­ся сле­дом за ни­ми, по­ка те не со­шли в ка­на­ву. Про­еха­ли «Бол­туш­ку» и дом Баг­ги­тов. Квад­рат­ные до­ми­ки, рас­кра­шен­ные раз­но­цвет­ны­ми по­ло­са­ми, не боя­лись вет­ра, ук­рыв­шись сре­ди скал.
      Ниж­няя часть до­ма Уэй­ви бы­ла мят­но-зе­ле­но­го цве­та, а верх­няя — на­сы­щен­но­го ало­го. На ве­рев­ке ви­се­ла крас­ная пи­жа­ма маль­чи­ка, яр­кая, как пе­рец чи­ли. Гор­ка об­те­сан­ных бре­вен, пиль­ные коз­лы ок­ру­же­ны опил­ка­ми и ще­пой, по­ле­нья, го­то­вые к то­му, что­бы их уло­жи­ли.
      Ря­дом с до­ро­гой стоя­ли два ры­ба­ка. Они бы­ли ху­до­ща­вы и креп­ки, как ру­жья. Чи­ни­ли сеть. Ка­п­ли вла­ги по­кры­ва­ли их сви­те­ра. Ост­рые ир­ланд­ские но­сы, длин­ные ир­ланд­ские шеи и во­ло­сы, вы­ле­зав­шие из-под ке­пок с ко­зырь­ка­ми. Один из них по­смот­рел на подъ­е­хав­шую ма­ши­ну, его взгляд мет­нул­ся от Уэй­ви к Ку­ой­лу, об­ша­рил его ли­цо, ста­ра­ясь уз­нать о нем как мож­но боль­ше. У не­го в ру­ке был уток.
      — Это дя­дя Кен­ни, — ска­за­ла Уэй­ви, об­ра­тив­шись к Гер­ри низ­ким, тя­гу­чим го­ло­сом.
      — Ба­ка! — за­кри­чал маль­чик.
      В дво­ри­ке Ар­чи Спар­кса в ок­ру­же­нии фа­нер­ных ле­бе­дей стоя­ла но­вая со­ба­ка, го­лу­бой пу­дель.
      — Ба­ка!
      — Да, но­вая со­ба­ка, — ска­за­ла Уэй­ви, гля­дя на де­ре­вян­но­го пу­де­ля с ве­ре­воч­ным хво­стом и ошей­ни­ком из бу­ты­лоч­ных про­бок. Со­ба­ка стоя­ла на шес­те. Ее гла­за бы­ли по­хо­жи на на­ры­вы.
      В зер­ка­ло зад­не­го об­зо­ра Ку­ой­лу бы­ло вид­но, как к ним по до­ро­ге шел брат Уэй­ви. Вто­рой муж­чи­на на­блю­дал за ни­ми из­да­ле­ка. Он дер­жал сеть, но его ру­ки не дви­га­лись.
      Уэй­ви вы­тя­ну­ла Гер­ри из ма­ши­ны. Он под­ста­вил ли­цо под влаж­ную мо­рось, при­слу­ши­ва­ясь к при­кос­но­ве­нию мел­ких ка­пель к его ко­же, как кон­чи­ков хо­лод­ных мок­рых во­лос ка­ко­го-то ска­зоч­но­го су­ще­ст­ва. Она уве­ла его к две­ри.
      Ку­ойл про­тя­нул ру­ку под­хо­див­ше­му муж­чи­не. Он с той же уве­рен­но­стью мог при­вет­ст­во­вать под­бе­гаю­щую к не­му не­зна­ко­мую со­ба­ку.
      — Ку­ойл, — ска­зал он, и да­же его имя про­зву­ча­ло как по­пыт­ка увер­нуть­ся от этой встре­чи. Ры­бак ко­рот­ко по­жал его ру­ку.
      Он был по­хож на Уэй­ви, толь­ко чер­ты ли­ца чуть гру­бее. Мо­ло­дой муж­чи­на, пах­ну­щий ры­бой и до­ж­дем. Су­хо­ща­вое те­ло, ро­ж­ден­ное, что­бы жить и ра­бо­тать до де­вя­но­сто­лет­не­го воз­рас­та.
      — Под­во­зил Уэй­ви до­мой, зна­чит?
      — Да. — Ему бы­ло стыд­но за свою мяг­кую ру­ку. На ок­не за де­ре­вян­ным зоо­пар­ком дер­ну­лась за­на­вес­ка.
      — Это отец, под­смат­ри­ва­ет, — ска­зал Кен. — За­хо­ди, вы­пьешь чаю.
      — Нет, нет, — ска­зал Ку­ойл. — Мне на­до воз­вра­щать­ся на ра­бо­ту. Я про­сто под­вез Уэй­ви.
      — Ходь­ба то­же по­лез­на. Зна­чит, ты на­шел са­к­во­яж с го­ло­вой? Ме­ня бы стош­ни­ло. Ты жи­вешь там, на мы­се? — Он дер­нул го­ло­вой. — Отец ви­дит ваш дом че­рез свою под­зор­ную тру­бу, ко­гда сто­ит яс­ная по­го­да. По­ло­жи­ли но­вую кры­шу на ста­рый дом?
      Ку­ойл кив­нул и сел в ма­ши­ну. Бес­цвет­ные гла­за со­хра­ня­ли вы­ра­же­ние дру­же­лю­бия.
      — Уже воз­вра­ща­ешь­ся? Я дое­ду с то­бой до мес­та, где у ме­ня сто­ит сеть, — ска­зал Кен, обо­шел ма­ши­ну спе­ре­ди и прыг­нул на ме­сто, где до это­го си­де­ла Уэй­ви.
      Ку­ойл сдал ма­ши­ну на­зад и раз­вер­нул­ся. Уэй­ви уже ис­чез­ла в до­ме.
      — При­ез­жай к нам в лю­бое вре­мя, ес­ли за­хо­чешь с ней уви­деть­ся, — ска­зал Кен. — Жаль, что так по­лу­чи­лось с маль­чиш­кой, но она до­б­рая ду­ша, бед­ня­га.

***

      «Ува­жае­мые гос­по­да, — пи­са­ла До­ун, — я хо­те­ла бы уз­нать по­боль­ше о…»

      Ку­ойл кра­сил дом. Но как бы они ни бла­го­ус­т­раи­ва­ли его, он про­дол­жал ка­зать­ся Ку­ой­лу мрач­ным и от­тал­ки­ваю­щим. Ни­что не мог­ло из­ме­нить впе­чат­ле­ния, поя­вив­ше­го­ся у них, ко­гда они впер­вые уви­де­ли его за ту­ман­ной за­ве­сой. Ин­те­рес­но, как он вы­гля­дел на ост­ро­ве При­сталь­ном, ко­гда его толь­ко по­строи­ли или ко­гда во­лок­ли по тре­ща­ще­му льду? Ему ка­за­лось, что пе­ре­ме­ще­ние до­ма с ис­кон­но­го мес­та из­ме­ни­ло его, пре­вра­тив из оча­га в про­стое со­че­та­ние гео­мет­ри­че­ских форм. Мысль о том, что за ним мо­жет на­блю­дать не­под­виж­ный взгляд муж­чи­ны с бе­лы­ми во­ло­са­ми, за­став­ля­ла его ежить­ся и вздра­ги­вать.
      Эн­ту­зи­азм те­туш­ки по­сте­пен­но уга­сал, пре­вра­тив­шись в лич­ные пе­ре­жи­ва­ния. Она ухо­ди­ла в свою ком­на­ту, ло­жи­лась на кро­вать и по­дол­гу смот­ре­ла в по­то­лок. По­том вста­ва­ла с ко­рот­ким смеш­ком или зев­ком и го­во­ри­ла: «Ну, что там у нас?» Так она воз­вра­ща­лась из тех мест, ку­да ее уно­си­ли мыс­ли.
      Вы­ход­ные про­хо­ди­ли сле­дую­щим об­ра­зом: те­туш­ка в сво­ей ком­на­те, или на кух­не, или гу­ля­ет. Ку­ойл стро­ит свой спуск к мо­рю, а де­ти пол­за­ют по мху и рас­смат­ри­ва­ют ко­по­ша­щих­ся на­се­ко­мых. Ино­гда Ку­ойл ко­лол дро­ва в ожи­да­нии гря­ду­щих хо­ло­дов. Вспо­ми­нал о Парт­рид­же, за­го­рал­ся же­ла­ни­ем го­то­вить но­вые блю­да, по­зво­лял де­тям за­би­рать­ся ру­ка­ми в еду, а ино­гда да­же раз­ре­шал Бан­ни поль­зо­вать­ся но­жом. Кор­шу­ном за­ви­сая над ней при этом.
      В кон­це ав­гу­ста на ку­хон­ном сто­ле стоя­ла та­рел­ка с вы­чи­щен­ны­ми каль­ма­ра­ми. Ку­ойл на­ме­ре­вал­ся за­кон­чить с крас­кой и при­го­то­вить каль­ма­ров с ма­ка­ро­на­ми. Еще он дол­жен был на­пи­сать Парт­рид­жу. Те­туш­ка зая­ви­ла, что бу­дет го­то­вить са­лат, не­смот­ря на то что са­лат­ные ли­стья увя­ли, а те­п­лич­ные по­ми­до­ры вы­гля­де­ли блед­но.
      — Мы мог­ли бы раз­бить здесь ма­лень­кий са­дик, — ска­за­ла она. — Там мож­но хо­тя бы вы­ра­щи­вать свой са­лат. То, что про­да­ет­ся на ме­ст­ном рын­ке, про­сто не­съе­доб­но. Сель­де­рей ко­рич­не­вый от гни­ли, а са­лат вы­гля­дит так, буд­то его ки­пя­ти­ли.
      — Уэй­ви го­во­рит, что смир­ния луч­ше, чем шпи­нат, — ска­зал Ку­ойл. — И ее мож­но со­би­рать здесь, на по­бе­ре­жье.
      — Ни­ко­гда о ней не слы­ша­ла, — ска­за­ла те­туш­ка. — Да­вай по­про­буй, — до­ба­ви­ла она и по­шла ис­кать под­хо­дя­щее мес­теч­ко для гряд­ки. Са­лат мож­но са­жать в лю­бое вре­мя. Она еще по­ду­ма­ла, что не­пло­хо бы­ло бы за­вес­ти соб­ст­вен­ный пар­ник.
      День вы­дал­ся те­п­лым. С за­ли­ва дул лег­кий ве­тер, во­да по­кры­лась ря­бью. Вдох­нув за­пах вско­пан­ной поч­вы, те­туш­ка ощу­ти­ла вол­ну ме­лан­хо­ли­че­ской гру­сти. Ку­ойл на­ню­хал­ся крас­ки до го­лов­ной бо­ли.
      — К нам кто-то идет, — ска­за­ла те­туш­ка, опершись о ло­па­ту. — Кто-то идет по до­ро­ге.
      Ку­ойл по­смот­рел в ту сто­ро­ну, но ни­че­го не уви­дел.
      — Где?
      — Сра­зу за кус­та­ми с по­ло­ман­ны­ми вет­ка­ми. Кста­ти, их по­ло­мал буль­до­зер.
      Они вгля­ды­ва­лись в сто­ро­ну фаб­ри­ки и в до­ро­гу, иду­щую в том на­прав­ле­нии.
      — Я точ­но ко­го-то ви­де­ла, — ска­за­ла те­туш­ка. — Ка­ко­го-то муж­чи­ну. Я рас­смот­ре­ла его кеп­ку и пле­чи.
      Ку­ойл вер­нул­ся бы­ло к сво­ей бан­ке с крас­кой, но те­туш­ка про­дол­жа­ла смот­реть в ту сто­ро­ну, в кон­це кон­цов во­ткну­ла ло­па­ту в зем­лю и по­шла к кус­там. Там ни­ко­го не бы­ло. Но она за­ме­ти­ла сле­ды ры­бац­ких бо­ти­нок, ко­то­рые рез­ко ухо­ди­ли в сто­ро­ну, на ло­си­ную тро­пу. Она вро­де бы ве­ла к бо­ло­там со стоя­чей во­дой цве­та креп­ко­го чая и кус­тар­ни­ку с ко­жи­сты­ми ли­сть­я­ми.
      Она за­таи­ла ды­ха­ние и ста­ла ис­кать сле­ды со­бачь­их лап ря­дом с до­ро­гой. Ее ох­ва­ти­ли со­мне­ния.
      — Это на­вер­ня­ка ста­рик, — ска­зал Ку­ойл. — Боль­ше не­ко­му.
      — Ка­кой ста­рик?
      Бил­ли Прит­ти на­зы­ва­ет его «ста­рым Ку­ой­лом». Го­во­рит, что он не про­стой ста­ри­кан. Не за­хо­тел ухо­дить из Оп­ро­ки­ну­той бух­ты и ос­тал­ся там один. Бил­ли счи­та­ет, что он, мо­жет быть, не­мно­го зол на нас, по­то­му что счи­та­ет, что мы жи­вем в его до­ме. Я те­бе рас­ска­зы­вал об этом.
      —Нет, не рас­ска­зы­вал. Кто же это мо­жет быть?
      — Я пом­ню, как те­бе о нем го­во­рил.
      Те­туш­ка ос­то­рож­но спро­си­ла, как его зо­вут.
      — Не знаю. Кто-то из ста­рых Ку­ой­лов. Не пом­ню, как его зва­ли. Ка­кое-то ир­ланд­ское имя.
      — Не мо­жет быть. Ни­ко­го из них не ос­та­лось. Зна­ешь, рань­ше о Ку­ой­лах хо­ди­ла дур­ная сла­ва, — ска­за­ла те­туш­ка, от­вер­нув­шись в сто­ро­ну.
      — Я уже об этом слы­шал. Го­во­рят, что за­лив Бак­ла­нов на­зван так имен­но из-за Ку­ой­лов. Как озе­ро Не­до­умок, порт Шес­ти­па­лый или ру­чей Аб­ри­ко­со­во­го Уха, ко­то­рые по­лу­чи­ли свои име­на в ре­зуль­та­те оп­ре­де­лен­ных не­при­ят­ных со­бы­тий. Бил­ли рас­ска­зы­вал, что Ку­ой­лы при­шли сю­да с ост­ро­ва При­сталь­ный. Го­во­рят, они пе­ре­та­щи­ли сю­да дом по льду.
      — Лю­ди мо­гут го­во­рить все что угод­но. По­ло­ви­на этих ис­то­рий — вы­дум­ки. Я счи­таю, что Ку­ой­лы бы­ли ни­чем не страш­нее лю­бой дру­гой се­мьи. По­ня­тия не имею, о ка­ком ста­ри­ке ты го­во­ришь.
      Ку­ойл от­мыл ру­ки от крас­ки и спро­сил: «Кто пой­дет со мной на бе­рег со­би­рать смир­нию?»
      Сан­шайн на­шла две яго­ды зем­ля­ни­ки. Бан­ни бро­са­ла кам­ни в во­ду, с ка­ж­дым ра­зом вы­би­рая их все боль­ше и боль­ше раз­ме­ром. Они па­да­ли все бли­же и бли­же, до тех пор, по­ка де­воч­ку не об­да­ло брыз­га­ми.
      — Хва­тит, хва­тит, пой­дем­те до­мой. Бан­ни пе­ре­оде­нет шта­ны, Сан­шайн вы­мо­ет зе­лень, а я под­жа­рю чес­нок с лу­ком.
      Но ко­гда со­ус был поч­ти го­тов, об­на­ру­жи­лось, что вме­сто ма­ка­рон у них есть толь­ко яич­ная вер­ми­шель, ко­то­рая, сме­ши­ва­ясь с со­усом, пре­вра­ща­лась в не­при­гляд­но­го ви­да сля­коть, с ко­то­рой со­скаль­зы­ва­ли коль­ца об­жа­рен­ных каль­ма­ров и разъ­ез­жа­лись к кра­ям та­ре­лок.
      — Да, пле­мян­ник, все­го не пре­ду­смот­ришь.

***

      Его что-то раз­бу­ди­ло в пред­рас­свет­ных су­мер­ках. Го­лая ком­на­та на­вис­ла над ним. Хо­лод и се­рая мгла. Он при­слу­шал­ся, ожи­дая ус­лы­шать плач Бан­ни, но во­круг стоя­ла пол­ная ти­ши­на.
      По по­тол­ку скольз­нул круг све­та и ис­чез. Это был луч от кар­ман­но­го фо­на­ри­ка.
      Ку­ойл встал, по­до­шел к ок­ну. Под бо­сы­ми но­га­ми хру­сте­ли вы­со­хшие ос­тан­ки мух. Он встал на ко­ле­но и на­чал всмат­ри­вать­ся в ночь. Дол­гое вре­мя он ни­че­го не ви­дел. По­сте­пен­но его зрач­ки рас­ши­ри­лись, и он за­ме­тил, как по не­бу за­сколь­зи­ли пер­ла­мут­ро­вые вспо­ло­хи при­бли­жаю­ще­го­ся рас­све­та. Вод­ная гладь вы­сту­па­ла на пер­вый план, как в се­реб­ря­ном не­га­ти­ве. Да­ле­ко вни­зу, на тро­пин­ке за гус­тым кус­тар­ни­ком, он уви­дел ме­чу­щую­ся точ­ку све­та. Ско­ро она ис­чез­ла из ви­ду.

***

      — Мы долж­ны ту­да съез­дить, — го­во­рил Ку­ойл. — Мы долж­ны про­ве­дать ста­ри­ка.
      — Я уж точ­но не же­лаю со­вать­ся в но­ру ка­ко­го-то даль­не­го род­ст­вен­ни­ка, ко­то­рый к то­му же име­ет ко мне пре­тен­зии. Мы и без не­го пре­крас­но об­хо­ди­лись, и луч­ше бу­дет, ес­ли мы ос­та­вим все как есть.
      Но Ку­ойл на­стаи­вал на по­езд­ке.
      — Мы мо­жем взять с со­бой де­во­чек. Они рас­то­пят серд­це да­же лю­до­еду.
      «Ско­рее, ра­зо­злят его», — по­ду­ма­ла те­туш­ка.
      — По­едем, те­туш­ка, — звал он ее.
      Но она ос­та­ва­лась не­пре­клон­ной.
      — Я уже ду­ма­ла о том, кто это мо­жет быть. У мо­ей ма­те­ри бы­ла це­лая ку­ча род­ни в бух­те Оп­ро­ки­ну­той, но они все бы­ли ее воз­рас­та, ес­ли не стар­ше. У них бы­ли де­ти и вну­ки, ко­гда я бы­ла еще под­ро­ст­ком. Так что ес­ли он — один из них, то ему уже за во­семь­де­сят или да­же за де­вя­но­сто. Впол­не мо­жет стра­дать стар­че­ским ма­раз­мом. А на до­ро­ге, на­вер­ное, был кто-то из по­сел­ка. Охо­тил­ся, не знал, что здесь кто-то жи­вет.
      Ку­ойл не стал рас­ска­зы­вать ей о фо­на­ри­ке, но ре­шил не сда­вать­ся.
      — Со­гла­шай­ся. Мы дое­дем от раз­вил­ки, а даль­ше пой­дем пеш­ком. Я хо­чу по­смот­реть бух­ту и бро­шен­ный по­се­лок. Там, на ост­ро­ве При­сталь­ном, ку­да мы ез­ди­ли с Бил­ли, бы­ло до­воль­но пе­чаль­но. Эти пус­тую­щие до­ма, да еще рас­ска­зы о Ку­ой­лах.
      — Я ни ра­зу не бы­ла на этом ост­ро­ве и не счи­таю, что мне нуж­но это де­лать. Бро­шен­ные се­ле­ния все­гда вы­гля­дят тоск­ли­во. Не по­ни­маю, по­че­му пра­ви­тель­ст­во ос­та­ви­ло эти до­ма как есть? Их на­до бы­ло дав­но все сжечь.
      Ку­ойл пред­ста­вил, как го­рят ты­ся­чи до­мов, как ис­кры па­да­ют на ска­лы и с ши­пе­ни­ем ка­са­ют­ся во­ды.
      В ре­зуль­та­те они ни­ку­да не по­еха­ли.

      Шел сен­тябрь, ме­сяц убы­ваю­щих дней и ос­ты­ваю­щих вод. Ку­ойл от­вез Бан­ни в шко­лу, на пер­вый день за­ня­тий. Но­вые туф­ли, клет­ча­тая юб­ка, бе­лая блу­за. Влаж­ные ла­дош­ки. Ей бы­ло страш­но, но она от­ка­за­лась от его со­про­во­ж­де­ния и от­пра­ви­лась в шум­ную дет­скую тол­пу са­мо­стоя­тель­но. Не дви­гая го­ло­вой, она од­ни­ми гла­за­ми ис­ка­ла сре­ди де­тей свою под­ру­гу, Мар­ти Баг­гит.
      В три ча­са он ждал ее воз­ле шко­лы.
      — Как про­шел день? — спро­сил он, ожи­дая ус­лы­шать о том, что сам пе­ре­жил три­дцать лет на­зад. Страх и уни­же­ние.
      — Бы­ло ве­се­ло. Смот­ри, — и она по­ка­за­ла ему лист бу­ма­ги с боль­ши­ми не­ров­ны­ми бу­к­ва­ми: Бан­ни.
      — Ты на­пи­са­ла свое имя, — с об­лег­че­ни­ем ска­зал Ку­ойл. Он был по­ра­жен тем, на­сколь­ко она от­ли­ча­лась от не­го.
      — Да, — это про­зву­ча­ло так, буд­то речь шла о чем-то са­мо со­бой ра­зу­мею­щем­ся. — И учи­тель­ни­ца ска­за­ла всем при­нес­ти зав­тра по упа­ков­ке сал­фе­ток, по­то­му что у шко­лы нет на них де­нег.

***

      Ут­ром, во вре­мя по­езд­ки на за­лив, они ви­де­ли яр­кие ра­ду­ги. Вме­сте с ар­ка­ми из жи­во­го цве­та при­шел рез­кий, по­ры­ви­стый ве­тер. Бил­ли Прит­ти что-то го­во­рил о лун­ных га­ло. Шли гро­зы. Не­ожи­дан­ный мок­рый снег на хо­ду пре­вра­щал­ся в стран­ный Си­ре­не­вый град из све­тя­щих­ся длин­ных со­су­лек, за­тем пе­ре­хо­дил в дождь. За­тем бы­ли два или три дня зноя, буд­то слу­чай­но до­шед­ше­го сю­да из пус­ты­ни. По по­лот­ну за­ли­ва дви­га­лись све­тя­щие­ся ни­ти, по­хо­жие на элек­три­че­ских уг­рей.
      На мы­сах и в бо­ло­тах зре­ли ми­риа­ды ягод: ди­кая смо­ро­ди­на, кры­жов­ник, клю­к­ва, брус­ни­ка, мо­рош­ка, мит­чел­ла, позд­няя зем­ля­ни­ка, во­ро­ни­ка.
      — Пой­дем со­би­рать яго­ды на вы­ход­ных, — пред­ло­жи­ла те­туш­ка. — Тут со­всем не­да­ле­ко на­стоя­щие ягод­ные по­ля­ны. О них все зна­ли, ко­гда я бы­ла ма­лень­кой. А по­том мы сва­рим ва­ре­нье. Сбор ягод — на­стоя­щее удо­воль­ст­вие. Не хо­чешь при­гла­сить Уэй­ви Про­уз?
      — Хо­ро­шая мысль, — ска­зал Ку­ойл.
      Она от­ве­ти­ла, что при­сое­ди­нит­ся к ним с удо­воль­ст­ви­ем. Мож­но по­ду­мать, он при­гла­сил ее на празд­ник.
      — Кен до­ве­зет ме­ня до ва­ше­го до­ма. Он хо­чет по­смот­реть ва­шу но­вую кры­шу.
      Ке­на боль­ше ин­те­ре­со­ва­ли Ку­ойл и его до­че­ри, чем кры­ша их до­ма. Он шу­тил с те­туш­кой, кос­нул­ся пле­ча Гер­ри на про­ща­ние.
      — Ну, мне по­ра. У ме­ня де­ла в бух­те, так что при­дет­ся объ­е­хать мыс. За­ехать за то­бой на об­рат­ном пу­ти? — Он цеп­ким взгля­дом ста­рал­ся рас­смот­реть всех и ка­ж­до­го, не упус­тив ни ма­лей­шей де­та­ли.
      — Да, спа­си­бо, бра­тиш­ка.
      На ее ягод­ных ко­ро­бах бы­ли руч­ки из ве­ре­вок, за­вя­зан­ных осо­бен­ны­ми уз­ла­ми.

***

      Те­туш­ка, де­воч­ки, Ку­ойл, Уэй­ви и Гер­ри шли к ягод­ным по­ля­нам, ко­то­рые рас­по­ла­га­лись воз­ле фаб­ри­ки по по­ши­ву пер­ча­ток. Их ко­ро­ба и кор­зи­ны сту­ча­ли друг о дру­га, кам­ни ше­ле­сте­ли под но­га­ми. Сан­шайн про­си­ла по­нес­ти ее на ру­ках. Солн­це на­пои­ло пус­тошь то­па­зо­вы­ми от­тен­ка­ми. Ульт­ра­ма­ри­но­вое не­бо. Бле­стя­щее мо­ре.
      На Уэй­ви бы­ли ко­рич­не­вые чул­ки и юб­ка с за­што­пан­ны­ми шва­ми. Ку­ойл на­дел клет­ча­тую ру­баш­ку, ко­то­рая бы­ла ему ма­ло­ва­та.
      — Лю­ди при­хо­ди­ли сю­да из­да­ле­ка, — го­во­ри­ла те­туш­ка, обер­нув­шись че­рез пле­чо. — Рань­ше здесь тор­го­ва­ли яго­дой.
      — И до сих пор тор­гу­ют, — ска­за­ла Уэй­ви. — Не по­ве­ришь, Аг­нис, в про­шлом го­ду за гал­лон мо­рош­ки про­си­ли де­вя­но­сто дол­ла­ров. Мой отец про­шлой осе­нью за­ра­бо­тал на яго­дах око­ло ты­ся­чи дол­ла­ров. Го­ро­жа­не до сих пор ее по­ку­па­ют. Не­ко­то­рые де­ла­ют на­стой­ку из мит­чел­лы.
      — Ягод­ная на­стой­ка! Вот га­дость! — ска­за­ла те­туш­ка. — По­смот­рим, что нам се­го­дня по­па­дет­ся.
      Она ис­ко­са по­смот­ре­ла на Уэй­ви, за­ме­чая ее ог­ру­бев­шие ру­ки, по­тре­скав­шую­ся обувь и ухо­жен­ный, здо­ро­вый вид Гер­ри. Он был очень хо­ро­шень­ким маль­чи­ком, в ко­то­ром от­цов­ская кра­со­та со­хра­ни­лась поч­ти без из­ме­не­ний. Толь­ко чья-то силь­ная ру­ка буд­то вскользь кос­ну­лась его и смя­ла по­дат­ли­вые чер­ты.
      Мор­ская во­да све­ти­лась, став про­зрач­ной от сол­неч­но­го све­та. Уэй­ви и Ку­ойл со­би­ра­ли яго­ды не­да­ле­ко друг от дру­га. Ее креп­кие паль­цы пе­ре­би­ра­ли кус­ти­ки рас­те­ний, сры­вая за один раз две, три, семь ягод и ска­ты­вая их в со­гну­тую ков­ши­ком ла­донь. Ко­гда она ссы­па­ла яго­ды в ко­роб, раз­да­вал­ся при­глу­шен­ный стук. Она пе­ре­дви­га­лась на ко­ле­нях. Пах­ло чем-то терп­ким. Ку­ойл сдул со­рин­ку. Где-то мет­рах в трех­стах от них Гер­ри, Сан­шайн и Бан­ни ва­ля­лись на тра­ве. Те­туш­ка уш­ла да­ле­ко впе­ред. Ее бе­лая ко­сын­ка пре­вра­ти­лась в ма­лень­кую точ­ку, мая­чив­шую ме­ж­ду де­ревь­я­ми. Раз­бре­да­ясь по по­ля­нам, ягод­ни­ки те­ря­ли друг дру­га из ви­ду, ис­че­зая во впа­ди­нах или за хол­ма­ми. Ше­ле­сте­ло мо­ре.
      — Ау! — про­кри­ча­ла те­туш­ка. — Ку­ойл, я за­бы­ла свер­ток с обе­дом. Он там, воз­ле фаб­ри­ки. Схо­ди за ним, а я при­смот­рю за деть­ми.
      — Пой­дем со мной, — ска­зал он Уэй­ви. Это бы­ла не прось­ба. Она по­смот­ре­ла на Гер­ри.
      — Они иг­ра­ют. Пой­дем. Вдоль бе­ре­га бу­дет бы­ст­рее, чем про­би­рать­ся че­рез кус­ты. Вер­нем­ся че­рез два­дцать ми­нут.
      — Хо­ро­шо.
      И она по­шла впе­ред на сво­их силь­ных но­гах. Ку­ойл с тру­дом за ней по­спе­вал. Оке­ан ше­ве­лил­ся, как ог­ром­ное по­кры­ва­ло, на­бро­шен­ное на клу­бок змей.

***

      Ку­ойл раз­ма­хи­вал кор­зи­ной и шел вдоль бе­ре­га, ми­мо вы­бро­шен­ных вол­на­ми по­лу­рас­сы­пав­ших­ся ос­то­вов ло­док, спу­тан­ных клуб­ков ве­рев­ки, во­до­рос­лей, ко­то­рые за свою фор­му но­си­ли на­зва­ние «паль­цы мерт­ве­ца», ост­ров­ков тем­но-крас­ной съе­доб­ной мор­ской тра­вы, сре­ди ко­то­рой вид­не­лись за­рос­ли мшан­ки и длин­ные ко­рич­не­вые ли­стья ла­ми­на­рии. Тем­ная по­ло­са при­боя бы­ла мут­ной из-за не­дав­не­го штор­ма.
      Уэй­ви ка­раб­ка­лась по кам­ням, пе­ре­пры­ги­ва­ла с од­но­го на дру­гой, про­би­ра­лась че­рез вы­бро­шен­ные мо­рем ва­лу­ны. Ку­ойл мед­лен­нее вы­би­рал се­бе до­ро­гу, в его кор­зи­не уже по­сту­ки­ва­ли бу­тыл­ки пи­ва.
      — Смот­ри! — ска­зал он. В устье за­ли­ва вид­нел­ся айс­берг с дву­мя вер­ши­на­ми.
      Он на­кло­нил­ся.
      Уэй­ви вы­пря­ми­лась на кам­не, свер­ну­ла паль­цы в фор­ме ку­лач­ков и под­нес­ла их к гла­зам, как би­нок­ли. Ле­дя­ная баш­ня скло­ни­лась над во­дой, буд­то лю­бу­ясь на свое от­ра­же­ние. Юж­ная вер­ши­на ока­за­лась под уг­лом ка­ран­да­ша в ру­ке пи­шу­ще­го че­ло­ве­ка, а се­вер­ная за­не­слась над ней, как в по­ры­ве стра­сти. По­том эти баш­ни без­звуч­но со­еди­ни­лись и уш­ли под во­ду. Над ни­ми взвил­ся фон­тан.
      Ку­ойл обо­шел ка­мень, на ко­то­ром стоя­ла Уэй­ви. Не­ожи­дан­но он об­хва­тил ру­ка­ми ее но­ги. Она по­чув­ст­во­ва­ла жар его рук и не дви­ну­лась с мес­та. За­хва­че­на в плен. Она по­смот­ре­ла вниз. Ли­цо Ку­ой­ла при­жи­ма­лось к ее но­гам. Ей бы­ла вид­на бе­лая ко­жа под ры­же­ва­ты­ми во­ло­са­ми, паль­цы, об­ви­вав­шие ее щи­ко­лот­ки и поч­ти пол­но­стью скры­вав­шие ее бо­тин­ки. Вид­не­лись толь­ко ост­рые но­сы. На ко­же его пер­ча­ток был вы­бит при­чуд­ли­вый ор­на­мент, на­по­ми­нав­ший вик­то­ри­ан­ские усы. Она за­ме­ти­ла, ка­кие у не­го креп­кие за­пя­стья и что ру­ка­ва на сви­те­ре бы­ли по­тре­па­ны и кое-где на них вид­не­лись во­лос­ки со­бачь­ей шер­сти. Она не дви­га­лась. Они чув­ст­во­ва­ли, что сто­ят пе­ред за­на­ве­сом, ко­то­рый вот-вот рас­кро­ет­ся. Ку­ойл вдох­нул за­пах шер­сти от ее чу­лок и со­ло­но­ва­тый аро­мат жен­щи­ны, ко­то­рый за­ста­вил его за­быть об ос­то­рож­но­сти. Он раз­жал паль­цы и уб­рал ру­ки. Она по­чув­ст­во­ва­ла пус­то­ту там, где толь­ко что был он. Ку­ойл не сво­дил с нее глаз: «Спус­кай­ся. Спус­кай­ся». Он про­тя­нул к ней ру­ки. Его на­ме­ре­ния бы­ли оче­вид­ны. Она не мог­ла дви­нуть­ся с мес­та и чуть ды­ша­ла. Еще се­кун­да, и он на­бро­сит­ся на нее, сры­вая оде­ж­ду, стя­ги­вая чул­ки, при­жи­мая к кам­ням и впе­ча­ты­вая в ее об­на­жен­ную ко­жу ри­су­нок при­бреж­но­го пес­ка. Вот он вхо­дит в нее, вжи­ма­ясь ог­ром­ным под­бо­род­ком ей в пле­чо. А по­том бу­дет мол­ча­ли­вое со­гла­ше­ние, до­сад­ное чув­ст­во не­лов­ко­сти. Пре­да­тель­ст­во. Она за­го­во­ри­ла:
      — Зна­ешь, как он умер? Мой муж? Ге­рольд Про­уз? Я рас­ска­жу те­бе. Он ос­тал­ся в мо­ре, пря­мо на са­мом его дне. Ка­ж­дый раз, ко­гда я при­хо­жу на бе­рег, я вспо­ми­наю, что Ге­рольд ря­дом. Бил­ли те­бе рас­ска­зы­вал об этом?
      Те­перь она со­скольз­ну­ла с кам­ня, скры­ва­ясь под на­деж­ной за­ши­той соб­ст­вен­но­го го­ря. Ку­ойл сто­ял, опус­тив ру­ки и гля­дя на нее. Она не мог­ла удер­жать хлы­нув­ше­го из нее по­то­ка слов:
      — Ге­рольд был ра­бо­чим на «Гек­то­ре». Это бы­ла са­мая луч­шая ра­бо­та из всех, что ему уда­ва­лось най­ти. Пре­крас­ный за­ра­бо­ток, спо­кой­ная ра­бо­та. У нас все хо­ро­шо скла­ды­ва­лось. Это бы­ла са­мая боль­шая и безо­пас­ная неф­тя­ная выш­ка в ми­ре. Три не­де­ли ра­бо­та­ет, три не­де­ли от­ды­ха­ет. Ко­гда она пе­ре­вер­ну­лась, бы­ла его сме­на. Ра­но ут­ром, два­дцать де­вя­то­го ян­ва­ря 1981 го­да раз­дал­ся те­ле­фон­ный зво­нок. Я уже про­сну­лась и бы­ла оде­та, но мне при­шлось при­лечь, по­то­му что я пло­хо се­бя чув­ст­во­ва­ла. Я но­си­ла Гер­ри. По те­ле­фо­ну со мной го­во­ри­ла мо­ло­дая жен­щи­на и ска­за­ла: «О, мис­сис Про­уз, мы долж­ны из­вес­тить вас о том, что в свод­ках пе­ре­да­ют об ава­рии, про­изо­шед­шей на „Гек­то­ре”. Он пе­ре­вер­нул­ся из-за силь­но­го штор­ма, и всех лю­дей, на­хо­див­ших­ся на нем в это вре­мя, ре­ше­но счи­тать про­пав­ши­ми без вес­ти». Она ска­за­ла, что все про­изош­ло из-за штор­ма. Да, сна­ча­ла они все ва­ли­ли на шторм. Но ведь кро­ме «Гек­то­ра» бы­ли дру­гие неф­тя­ные выш­ки. Они бы­ли со­всем не­да­ле­ко, но вы­стоя­ли: «Аякс» и «Глу­бо­кая си­не­ва-12». На них все бы­ло в по­ряд­ке. Та­кие штор­ма бы­ва­ли ка­ж­дую зи­му. Раз в сто­ле­тие у нас бы­ва­ют ужас­ные по си­ле штор­ма, но этот был са­мым обык­но­вен­ным. Про­па­ло де­вя­но­сто семь че­ло­век, и не бы­ло най­де­но ни од­но­го те­ла. Го­во­рят, ко­го-то ви­де­ли на то­ну­щем спа­са­тель­ном пло­ту, ко­то­рый по­том на­кры­ло вол­ной и про­сто за­тя­ну­ло в мо­ре. Это бы­ло еще не все. Все бы­ло по­хо­же на ноч­ной кош­мар, ко­то­рый с ка­ж­дой ми­ну­той ста­но­вит­ся еще страш­нее. Ока­зы­ва­ет­ся, у пра­ви­тель­ст­ва не бы­ло раз­ра­бо­та­но ни­ка­ких пра­вил безо­пас­но­сти для ра­бо­ты на та­ких выш­ках. «Гек­тор» был не­пра­виль­но по­стро­ен, и на нем не бы­ло че­ло­ве­ка, ко­то­рый взял бы на се­бя всю от­вет­ст­вен­ность и смог ру­ко­во­дить людь­ми. У них не бы­ло на­чаль­ни­ка. Боль­шин­ст­во ра­бо­чих ни­че­го не зна­ли о мо­ре. Там бы­ли гео­ло­ги и бе­тон­щи­ки, вер­хо­ла­зы и спе­циа­ли­сты по бу­ро­во­му рас­тво­ру, бу­риль­щи­ки, свар­щи­ки и сле­са­ри. Они все за­ни­ма­лись до­бы­чей неф­ти. Не­ко­му бы­ло сле­дить за во­дой и за по­го­дой. Они да­же не по­ни­ма­ли, что оз­на­ча­ют про­гно­зы, ко­то­рые им пе­ре­сы­ла­ли. Они да­же не до­га­да­лись за­дра­ить ил­лю­ми­на­то­ры, ко­гда под­ня­лись вол­ны. В ил­лю­ми­на­то­рах бал­ла­ст­но­го от­де­ле­ния бы­ли сла­бые стек­ла, и центр управ­ле­ния за­ко­ро­ти­ло от по­пав­шей ту­да во­ды. Их не учи­ли то­му, что нуж­но де­лать в та­ких си­туа­ци­ях. Ни­ка­ких ука­за­ний то­же не бы­ло. По­это­му, ко­гда от­клю­чил­ся центр управ­ле­ния, они по­пы­та­лись вы­ров­нять бал­ласт вруч­ную, с по­мо­щью мед­но­го пру­та, но сде­ла­ли толь­ко ху­же. Выш­ка на­кре­ни­лась, пря­мо как тот айс­берг. По­том она пе­ре­вер­ну­лась. Спа­са­тель­ные пло­ты то­же ни­ку­да не го­ди­лись. Боль­шин­ст­во ра­бот­ни­ков да­же не до­б­ра­лись до них, по­то­му что цен­тра­ли­зо­ван­ная сис­те­ма опо­ве­ще­ния от­клю­чи­лась вме­сте с пуль­том управ­ле­ния. Юрист еще ска­зал, что си­туа­ция раз­ви­ва­лась по прин­ци­пу па­даю­ще­го до­ми­но. Я не хо­чу те­бя оби­деть, но де­ла об­сто­ят та­ким об­ра­зом. Я как раз об этом вспом­ни­ла, на­блю­дая за па­де­ни­ем айс­бер­га. Я вспо­ми­наю об этом ка­ж­дый раз, ко­гда под­хо­жу к во­де. Вся­кий раз я и бо­юсь, и в то же вре­мя хо­чу уви­деть те­ло уто­нув­ше­го Ге­роль­да. Это не­смот­ря на то что про­шло уже мно­го лет.
      Ку­ойл слу­шал ее и ду­мал: не­у­же­ли ему при­дет­ся уво­дить ее в су­хие пус­то­ши? И как по­ве­дет се­бя при­зрач­ная Пе­тал, жи­ву­щая в нем при­вив­кой про­тив лю­бов­ной го­ряч­ки? За­чем он во­об­ще кос­нул­ся су­хой ру­ки Уэй­ви?
      Они вы­шли на тро­пин­ку, ве­ду­щую к рав­ни­не, и ста­ли ис­кать блед­ную точ­ку те­туш­ки­ной ко­сын­ки и ска­чу­щих де­тей.
      Ку­ойл шел сле­дом за Уэй­ви. Ей не нуж­но бы­ло ог­ля­ды­вать­ся, она и так точ­но зна­ла, где он. Те­п­лый воз­дух, глу­бо­кое не­бо и ти­ши­на, на­ру­шае­мая толь­ко да­ле­ким сме­хом и кри­ка­ми их де­тей. Вне­зап­но что-то из­ме­ни­лось, как буд­то от­сту­пи­ла го­лов­ная боль. Ста­рая боль уш­ла. Она обер­ну­лась. Ку­ойл был со­всем близ­ко. Она на­ча­ла что-то го­во­рить. Ее ог­ру­бев­шая ко­жа под вес­нуш­ка­ми вспых­ну­ла яр­ким ру­мян­цем. Она упа­ла, или это он ув­лек ее вниз? Они ка­ти­лись по плот­но­му ков­ру из трав и ягод­ных кус­тов, пе­ре­ме­шав го­ря­чие ру­ки и но­ги, яго­ды и ли­стья, гу­бы и сле­зы и глу­пые сло­ва.
      Но ко­гда ря­дом с ней вздох­ну­ла вол­на, Уэй­ви ус­лы­ша­ла ее. По­ду­ма­ла о кра­сав­це Ге­роль­де, за­пу­тав­шем­ся в при­зрач­ных се­тях. Она от­толк­ну­ла Ку­ой­ла, вста­ла и по­бе­жа­ла к те­туш­ке, де­воч­кам и бед­но­му Гер­ри, ли­шен­но­му от­ца. Кор­зин­ка би­ла ее по но­гам. Ес­ли Ку­ой­лу дей­ст­ви­тель­но что-то от нее нуж­но, он дол­жен по­сле­до­вать за ней.

***

      Уэй­ви бе­жа­ла, что­бы убе­жать, по­том ра­ди то­го, что­бы дви­гать­ся, а по­том про­сто по­то­му, что ей не ос­та­ва­лось ни­че­го дру­го­го. Ес­ли бы она по­шла мед­лен­нее, то мог­ло по­ка­зать­ся, что она со­мне­ва­ет­ся. Слов­но не зна­ет, че­го хо­чет. Не­у­же­ли она об­ре­че­на на бес­цель­ные по­ступ­ки?
      Ку­ойл ле­жал в ве­ре­ске и смот­рел ей вслед. Ее го­лу­бая юб­ка по­сте­пен­но ис­че­за­ла из ви­ду. Те­туш­ка, де­ти, Уэй­ви. Он при­жал­ся к зем­ле чрес­ла­ми, буд­то бы со­еди­ня­ясь с ней. Его воз­бу­ж­де­ние при­да­ва­ло про­ис­хо­дя­ще­му ис­клю­чи­тель­но важ­ное зна­че­ние. Ма­лень­кие фи­гур­ки на фо­не ог­ром­ной ска­лы, стоя­щей над мо­рем. Ка­за­лось, пе­ред ним об­на­жи­лась вся та­ин­ст­вен­ная сущ­ность жиз­ни, и он на­чи­нал ее по­ни­мать. В этом ми­ре не су­ще­ст­во­ва­ло ни­че­го, кро­ме ска­лы и мо­ря, и на ко­рот­кое мгно­ве­ние бро­сив­ших на них тень кро­хот­ных фи­гу­рок лю­дей и жи­вот­ных.
      Он вдруг с не­обы­чай­ной яс­но­стью уви­дел свое про­шлое. По­ко­ле­ния, как стаи миг­ри­рую­щих птиц, за­лив, на­пол­нен­ный при­зрач­ны­ми па­ру­са­ми, вновь ожив­шие по­се­ле­ния, глу­бо­ко­вод­ные се­ти, све­тя­щие­ся от пе­ре­лив­ча­той че­шуи. Вот его те­туш­ка ста­рит­ся и уми­ра­ет. Сам он дрях­ле­ет, и Уэй­ви сги­ба­ет­ся под гру­зом про­жи­тых лет. До­че­ри жи­вут сво­ей жиз­нью, где-то да­ле­ко. Гер­ри по-преж­не­му ра­ду­ет­ся де­ре­вян­ным со­ба­кам и раз­но­цвет­ным ве­ре­воч­кам. Се­дею­щий Гер­ри спит в ком­на­те с се­вер­ны­ми ок­на­ми пря­мо под кры­шей или за ле­ст­ни­цей.
      Его ох­ва­ти­ло ка­кое-то но­вое ощу­ще­ние чис­то­ты, тон­ко­го ба­лан­са дей­ст­ви­тель­но­сти.
      Все, ре­ши­тель­но все ка­за­лось мно­го­обе­щаю­щим.

      За­лив ки­шел бе­ля­ка­ми, как за­ста­ре­лая ра­на ли­чин­ка­ми мух. От­вра­ти­тель­ное ут­ро. Ку­ойл прыж­ка­ми спус­кал­ся вниз по сту­пе­ням. Он по­едет на ма­ши­не, но сна­ча­ла схо­дит к при­ста­ни по­смот­реть на во­ду. Лод­ка би­лась о ста­рые ши­ны. Вол­ны, вы­ка­ты­вав­шие­ся на бе­рег, вы­гля­де­ли тя­же­лы­ми и мрач­ны­ми. Во­пло­ще­ние сдер­жан­но­го гне­ва. Он по­смот­рел на ча­сы. Ес­ли он по­то­ро­пит­ся, то ему хва­тит вре­ме­ни на чаш­ку чаю и пор­цию тос­тов в Гнез­де. За­кон­чит ста­тью о неф­ти, по­том вер­нет­ся к сво­им мор­ским ар­хи­вам. Нуж­но бу­дет по­смот­реть на су­да, при­шед­шие в порт. Там жда­ли шху­ну с За­пад­но­го по­бе­ре­жья.
      Он си­дел за сто­ли­ком, ма­кая в чаш­ку тост. По­том скла­ды­вал его и от­прав­лял в рот.
      — Ку­ойл! Ку­ойл, иди-ка сю­да, — по­зва­ли его Терт Кард и Бил­ли Прит­ти, си­дев­шие за пе­ре­го­род­кой. Пла­сти­ко­вый стол был ус­тав­лен та­рел­ка­ми и чаш­ка­ми. Терт за­ту­шил си­га­ре­ту в блюд­це.
      — Смот­ри-ка, ка­кие но­во­сти при­нес­ла со­ро­ка на хво­сте, — ска­зал Кард, ис­то­чая гус­тые вол­ны раз­дра­же­ния, ед­кие, как за­пах лось­о­на по­сле бри­тья.
      Он му­чил­ся от язв во рту. Кард но­сил аму­ле­ты из спе­ци­аль­ных уз­лов от этих язв, но они не­из­мен­но при­хо­ди­ли вме­сте с зи­мой. Все на­ча­лось с то­го, что он не­удач­но при­ку­сил ще­ку, жуя ку­сок от­вар­ной сви­ни­ны. Этим ут­ром он вы­вер­нул ще­ку пе­ред зер­ка­лом и с от­вра­ще­ни­ем уви­дел три вос­па­лен­ные яз­вы с бе­лы­ми края­ми. При­шлось при­ло­жить ку­сок мар­ли с со­дой. Те­перь ему не­сколь­ко дней нель­зя ни ост­ро­го, ни ко­фе. Вот он и си­дел над чаш­кой чаю с мо­ло­ком.
      Ку­ойл за­ка­зал еще тос­тов и двой­ную пор­цию дже­ма. По­ду­мал, не съесть ли ему жа­ре­но­го кар­то­фе­ля.
      — Все что нам нуж­но — это На­тбим. И на ра­бо­ту мож­но не хо­дить, — ска­зал Бил­ли, раз­ми­ная яй­цо в та­рел­ке с мел­ко по­ре­зан­ной ры­бой.
      — Я все­гда го­во­рил, что вся на­де­ж­да на раз­ра­бот­ку неф­ти, — про­дол­жил раз­го­вор Терт. Он ко­вы­рял­ся паль­цем в ухе. — Ко­гда они об­на­ру­жи­ли ме­сто­ро­ж­де­ние Мак-Го­на­гал в 1980-м, я ку­пил ак­ции. Че­ст­но, я так и сде­лал. Ко­гда нач­нет­ся его раз­ра­бот­ка, к нам хлы­нут зо­ло­тые ре­ки. Неф­тя­ные день­ги. Бог мой, да ко­гда пой­дут тан­ке­ры, я бу­ду уже во Фло­ри­де!
      — Ме­сто­ро­ж­де­ние Мак-Го­на­гал? — за­ин­те­ре­со­вал­ся Ку­ойл.
      — Не мо­жет быть! Ты не зна­ешь о ве­ли­чай­шем ме­сто­ро­ж­де­нии неф­ти на тер­ри­то­рии Ка­на­ды? Это пря­мо воз­ле на­ше­го по­бе­ре­жья. Мил­ли­ар­ды бар­ре­лей неф­ти. На­зы­ва­ет­ся ме­сто­ро­ж­де­ние Мак-Го­на­гал. Мы все раз­бо­га­те­ем. Ра­бо­ты бу­дет на­ва­лом, вла­дель­цы ак­ций по­лу­чат ди­ви­ден­ды, про­из­вод­ст­во, склад­ские и гос­ти­нич­ные ус­лу­ги. На­ста­нут слав­ные день­ки.
      Си­дя­щий в со­сед­нем за­кут­ке ху­до­ща­вый муж­чи­на с бо­ро­дой в фор­ме ло­па­ты ог­ля­нул­ся че­рез пле­чо и по­смот­рел пря­мо на Кар­да. Ку­ойл по­ду­мал, что он мог быть од­ним из мас­те­ров ры­бо­пе­ре­ра­ба­ты­ваю­ще­го за­во­да. На сто­ле у со­се­да стоя­ли та­рел­ки с ка­шей и кол­ба­сой.
      Бил­ли хмык­нул.
      — Един­ст­вен­ны­ми, кто по­лу­чит ра­бо­чие мес­та и эко­но­ми­че­ские бла­га, бу­дут ре­бя­та из Сент-Джон­са. Уви­дишь, к то­му вре­ме­ни, как они бу­дут го­то­вы на­чать раз­ра­бот­ку, у них уже бу­дет по­строе­на атом­ная стан­ция и они смо­гут по­лу­чать лю­бое ко­ли­че­ст­во элек­три­че­ст­ва из про­стой во­ды. А на Нью­фа­унд­лен­де они бу­дут скла­ди­ро­вать от­хо­ды.
      Ку­ойл про­тя­нул Бил­ли тре­уголь­ник тос­та, гус­то на­ма­зан­ный дже­мом. Он по­ду­мал о том, ка­ким хруп­ким вы­гля­дит этот ста­рик ря­дом с плот­ным Кар­дом.
      — Нет, па­рень. До этой атом­ной стан­ции де­ло не дой­дет. Са­мое глав­ное — нефть. Нью­фа­унд­ленд ста­нет са­мым бо­га­тым ме­стом на Зем­ле. На­чи­на­ет­ся но­вый век. Мы бу­дем как сыр в мас­ле ка­тать­ся.
      Бил­ли по­вер­нул­ся к Ку­ой­лу:
      — Это неф­тя­ной пси­хоз, ис­те­ри­ка. — По­том он сно­ва об­ра­тил­ся к Кар­ду: — Все рав­но по­лу­чит­ся так, что все слив­ки сни­мут ме­ж­ду­на­род­ные неф­тя­ные ком­па­нии. Нам ос­та­нут­ся кро­хи. Все зо­ло­то по­те­чет на боль­шую зем­лю. Сю­да уже про­со­чи­лись нар­ко­ти­ки и пре­ступ­ность, уже поя­ви­лись про­сти­тут­ки, а это толь­ко на­ча­ло! Сплош­ное на­си­лие, во­ров­ст­во и жуль­ни­че­ст­во.
      — Это точ­но, — ска­зал ра­бот­ник ры­бо­пе­ре­ра­ба­ты­ваю­щей фаб­ри­ки. Он уже съел свою ка­шу с кол­ба­сой, а те­перь ды­мил си­га­ре­той и го­рел же­ла­ни­ем бро­сить­ся в бой. — Они уже со­жгли ста­рый ма­як, пря­мо тут, в Якор­ной Ла­пе. А как раз­нес­ли пред­ста­ви­тель­ст­во ры­бо­ло­вец­кой ком­па­нии!
      — До­бавь­те сю­да, — про­дол­жил Бил­ли, раз­вер­нув­шись, как бы при­ни­мая под­держ­ку сво­его еди­но­мыш­лен­ни­ка, — ал­ко­го­лизм и пол­ную мо­раль­ную де­гра­да­цию. Раз­во­ды, жес­то­кое об­ра­ще­ние в семь­ях, бро­шен­ные де­ти, ша­таю­щие­ся по ули­цам! За­гряз­не­ние ок­ру­жаю­щей сре­ды! Мор­ское дно за­рос­ло ка­бе­ля­ми, цис­тер­на­ми, ме­тал­ли­че­ски­ми ос­тан­ка­ми ко­раб­лей, ко­то­рые рвут на час­ти лю­бой трал. А че­го мы ждем? Об­шир­но­го раз­ли­ва неф­ти, ко­то­рый от­ра­вит по­след­нюю трес­ку, ко­то­рая у нас ос­та­лась? Он унич­то­жит на­ше чах­лое ры­бо­лов­ст­во, по­кро­ет всю при­бреж­ную зо­ну чер­ной во­ню­чей жи­жей, ис­пор­тит лод­ки и пор­ты. Весь фар­ва­тер бу­дет за­бит неф­те­на­лив­ны­ми тан­ке­ра­ми и гру­зо­вы­ми су­да­ми. — Он на­лил дро­жа­щей ру­кой се­бе чаю.
      — По­шло-по­еха­ло, — съяз­вил Терт, раз­гля­ды­вая чер­ный сгу­сток се­ры на ног­те. — То­же мне зна­ток.
      Бил­ли взгля­нул на Ку­ой­ла, по­том на ра­бот­ни­ка за­во­да и от­крыл рот, что­бы вы­ска­зать свое мне­ние. Терт ря­дом с ним от­ки­нул­ся на­зад и при­нял­ся раз­ма­хи­вать ру­ка­ми, изо­бра­жая иг­ру на скрип­ке.
      — При­не­си­те мне пор­цию жа­ре­ной кар­тош­ки с кол­ба­сой, — ска­зал Ку­ойл офи­ци­ант­ке. Бил­ли вздох­нул.
      — Я ви­дел, как уло­вы упа­ли с мил­лио­нов тонн до двух или трех ящи­ков. Как рыб­ная лов­ля пе­ре­шла от се­зон­ной при­бреж­ной до­бы­чи на ма­лень­ких су­де­ныш­ках к круг­ло­го­дич­ной охо­те на глу­бо­кой во­де, с ог­ром­ны­ми пла­ву­чи­ми за­во­да­ми и траль­щи­ка­ми. Те­перь ры­ба за­кон­чи­лась, а ле­са вы­руб­ле­ны. Вез­де раз­вал и раз­ру­ха! Не уди­ви­тель­но, что у нас пол­но при­ви­де­ний! Мы вы­ка­пы­ва­ем сво­их мерт­ве­цов буль­до­зе­ра­ми!
      Ра­бот­ни­ку ры­бо­пе­ре­ра­ба­ты­ваю­ще­го за­во­да то­же уда­лось вста­вить сло­во:
      — В ста­ри­ну го­во­ри­ли, что муж­чи­на уст­ро­ил свою жизнь, ес­ли у не­го есть сви­нья, лод­ка и кло­чок зем­ли под кар­тош­ку. А сей­час что го­во­рят? Как хо­чешь, так и жи­ви.
      — Точ­но, — под­хва­тил Бил­ли. — Сей­час все го­ня­ют­ся за лег­ки­ми день­га­ми, по­ку­па­ют пла­сти­ко­вые ско­ро­ст­ные ка­те­ра, сне­го­хо­ды и стран­ных со­бак с ма­те­ри­ка. Лю­ди шля­ют­ся по ба­рам, уби­ва­ют и во­ру­ют, сни­ма­ют с се­бя всю оде­ж­ду и изо­бра­жа­ют ума­ли­шен­ных. Рань­ше мы здесь жи­ли сча­ст­ли­вой жиз­нью. По­ни­мае­те? Рань­ше тут бы­ло ве­се­ло. Жизнь бы­ла ве­се­лой. Ты не пой­мешь, что я имею в ви­ду, Терт Кард, со сво­ей меч­той о Фло­ри­де. Да что я тут рас­пи­на­юсь?!
      Кард ждал, ко­гда у не­го поя­вит­ся воз­мож­ность то­же вы­ска­зать­ся. Он об­ра­щал­ся ко всем сра­зу, вклю­чая вспо­тев­шую офи­ци­ант­ку и по­ва­ри­ху, вы­су­нув­шую­ся в окош­ко за­ка­зов:
      — Ес­ли бы не эти са­мые пе­ре­ме­ны, мис­тер Прит­ти, ты бы уже дав­но был мертв. Ты за­был, как не­сколь­ко лет на­зад ва­лял­ся в боль­ни­це с ки­тай­ским грип­пом? Я ви­дел те­бя то­гда, ты был се­рый, как: дох­лая ры­би­на. Я еще по­ду­мал, что все, доп­ры­гал­ся ста­ри­кан. Но те­бе да­ли ан­ти­био­ти­ки, ки­сло­род, и ты вы­жил, что­бы уку­сить ту са­мую ру­ку, ко­то­рая те­бя спас­ла. Ни­кто, слы­ши­те, ни­кто в здра­вом уме не бу­дет воз­вра­щать­ся к ста­рой, тя­же­лой жиз­ни. Лю­ди то­гда бы­ли до­б­ры­ми толь­ко по­то­му, что не мог­ли по­зво­лить се­бе рос­кошь иметь вра­гов. То­гда бы­ло од­но пра­ви­ло: пан или про­пал. В та­кой си­туа­ции лю­ди ста­но­вят­ся про­сто душ­ка­ми, — он втя­ги­вал в се­бя воз­дух сквозь зу­бы.
      По­ва­ри­ха по­да­ла го­лос с кух­ни:
      — А я счи­таю, что с ры­бо­лов­ст­вом по­ра про­стить­ся. Пусть те­перь ра­бо­та­ют до­быт­чи­ки неф­ти. Ху­же уже не бу­дет, а луч­ше еще впол­не мо­жет стать. — Она за­смея­лась, что­бы все по­ня­ли, что она шу­тит. На тот слу­чай, ес­ли кто оби­дит­ся.
      — Смот­ри, что­бы те­бя твои кли­ен­ты не слы­ша­ли, а то пой­дешь вме­сто шту­ка­тур­ки на сте­ны, — ра­бот­ник за­во­да встал и по­шел за зу­бо­чи­ст­кой.
      — А я ска­жу это ко­му угод­но, — за­ре­вел Терт Кард. — За неф­тью бу­ду­щее, а ры­ба в про­шлом. Здесь нет ни­ка­ких со­мне­ний. Все­му ми­ру нуж­на нефть. За неф­тью сто­ят боль­шие день­ги. Сей­час слиш­ком мно­го ры­ба­ков и слиш­ком ма­ло ры­бы. Все сво­дит­ся к это­му. А те­перь по­шли в кон­то­ру и бу­дем за­ни­мать­ся этой чер­то­вой га­зе­той. Ку­ойл, ты на­пи­сал о суд­не? — Он все еще кри­чал. Еще не­мно­го, и пар по­ва­лит пря­мо из ушей.
      — Ва­ляй, — ска­зал Бил­ли, ко­то­рый чи­тал его ста­тью, слы­шал, как Ку­ойл всю не­де­лю раз­го­ва­ри­вал о неф­ти по те­ле­фо­ну, и ви­дел, как он вер­нул­ся с мы­са От­чая­ния весь пе­ре­пач­кан­ный неф­тью, с гряз­ным блок­но­том. Он уро­нил его воз­ле ос­тан­ков мор­ских птиц. — От­дай ему свою ста­тью, а мы по­смот­рим, как Терт Кард, Неф­тя­ной Ко­роль, за­бьет­ся в при­пад­ке. Мож­но по­ду­мать, он на­ку­пил ак­ций на мил­ли­он дол­ла­ров. Ха! У не­го две ак­ции «Мо­бил». Две! — Бил­ли сде­лал дви­же­ние го­ло­вой, на­по­ми­нав­шее змеи­ный вы­пад.
      — Она ле­жит у ме­ня на сто­ле, — ска­зал Ку­ойл.
      — Я те­бе это­го не за­бу­ду, Бил­ли Прит­ти, — ска­зал Кард. У не­го на ще­ках го­ре­ли ог­ром­ные крас­ные пят­на.

***

      Ко­рот­кое па­рад­ное ше­ст­вие до бух­ты Муч­ной Ме­шок, те­ку­щие ста­кан­чи­ки с ко­фе, руль, лип­кий от са­ха­ра с пон­чи­ков. Че­рез де­сять ми­нут Ку­ойл пе­ре­дал Тер­ту свою ста­тью и мол­ча на­блю­дал за тем, как его гла­за бе­га­ли взад-впе­ред по строч­кам.
      «Под­чи­нен­ные в ожи­да­нии при­пад­ка».

      НИ­КТО НЕ СТА­НЕТ УК­РА­ШАТЬ СВОЙ ДОМ ФО­ТО­ГРА­ФИ­ЕЙ НЕФ­ТЯ­НО­ГО ТАН­КЕ­РА
      На сте­не пуб­лич­ной биб­лио­те­ки Якор­ной Ла­пы ви­сит фо­то­гра­фия, сде­лан­ная в 1904 го­ду. На ней изо­бра­же­ны за­лив Бак­ла­нов и во­семь шхун, от­прав­ляю­щих­ся за ры­бой в от­кры­тое мо­ре с рас­пу­щен­ны­ми па­ру­са­ми. Они по­хо­жи на птиц с рас­про­стер­ты­ми крыль­я­ми. Они не­вы­ра­зи­мо пре­крас­ны. Для то­го что­бы ими управ­лять, тре­бу­ют­ся мас­тер­ст­во и пре­крас­ное зна­ние мо­ря.
      Се­го­дня на мор­ском го­ри­зон­те ча­ще уви­дишь чер­ный про­филь неф­те­на­лив­но­го тан­ке­ра. Нефть, в сы­ром или об­ра­бо­тан­ном ви­де, без со­мне­ния, в ми­ро­вой тор­гов­ле яв­ля­ет­ся то­ва­ром но­мер один.
      Еще од­ним час­тым зре­ли­щем стал раз­лив неф­ти, чер­ная грязь, по­кры­ваю­щая ки­ло­мет­ры по­бе­ре­жья. Как по­бе­ре­жье мы­са От­чая­ния на этой не­де­ле. Сот­ни лю­дей ста­ли сви­де­те­ля­ми то­го, как ут­ром в по­не­дель­ник че­тыр­на­дцать ты­сяч тонн неф­ти-сыр­ца из тан­ке­ра «Зо­ло­той Гусь» вы­мы­ло на бе­рег. Ты­ся­чи мор­ских птиц и рыб би­лись в чер­ной плен­ке, лод­ки и се­ти бы­ли за­губ­ле­ны. «При­шел ко­нец этим мес­там», — ска­зал Джек Ай, вось­ми­де­ся­ти­се­ми­лет­ний жи­тель Литтл Дес­понд, ко­то­рый в го­ды сво­ей мо­ло­до­сти ры­ба­чил на сво­ей плос­ко­дон­ке.
      Нефть пра­вит на­шим ми­ром. Бо­лее трех ты­сяч тан­ке­ров бо­роз­дят Ми­ро­вой оке­ан. Сре­ди них есть са­мые боль­шие пла­ву­чие со­ору­же­ния, ко­гда-ли­бо соз­дан­ные че­ло­ве­ком: ОБПНС, или Очень Боль­шие Пе­ре­воз­чи­ки Неф­ти-Сыр­ца, тан­ке­ры дли­ной до че­ты­рех­сот мет­ров и во­до­из­ме­ще­ни­ем бо­лее 200 000 тонн. Мно­гие из этих тан­ке­ров не снаб­же­ны пе­ре­го­род­ка­ми внут­ри от­се­ков. Не­ко­то­рые уже мо­раль­но и фи­зи­че­ски ус­та­ре­ли и про­ржа­ве­ли. Од­но мож­но ска­зать точ­но: нас ждет еще не один раз­лив неф­ти, и не­ко­то­рые из них бу­дут иметь ка­та­ст­ро­фи­че­ские мас­шта­бы.
      Ни­кто не ста­нет ук­ра­шать свой дом фо­то­гра­фи­ей неф­тя­но­го тан­ке­ра.

      Терт Кард за­кон­чил чи­тать, по­ло­жил ста­тью на угол сво­его сто­ла и по­смот­рел на Ку­ой­ла.
      — И ты ту­да же, — ска­зал он. — И ты, мать твою, ту­да же.

***

      Ве­че­ром то­го же дня он сто­ял у ок­на в опус­тев­шей ком­на­те но­во­стей и раз­го­ва­ри­вал с от­сут­ст­вую­щим Ку­ой­лом.
      — Не суй­ся сю­да со сво­им аме­ри­кан­ским грин­пи­сов­ским ли­бе­ра­лиз­мом! Да кто ты та­кой, что­бы так го­во­рить? Ах, ах, это же ко­лон­ка дра­го­цен­но­го мис­те­ра Ку­ой­ла! Да она же про­ти­во­ре­чит об­щим уси­ли­ям по раз­ви­тию и эко­но­ми­че­ско­му про­грес­су!
      И он пе­ре­пи­сал ста­тью, под­кле­ил ее не­по­слуш­ны­ми паль­ца­ми, за­тем по­шел в бар и на­пил­ся. Что­бы за­глу­шить боль от язв. Кто зна­ет, что он за­пи­вал, оп­ро­ки­ды­вая ста­кан за ста­ка­ном?

***

      Спус­тя два или три дня Терт Кард при­нес в кон­то­ру вы­ре­зан­ную из на­стен­но­го ка­лен­да­ря фо­то­гра­фию в рам­ке. Он по­ве­сил ее над сто­лом. На ней в за­лив Пла­сен­та в лу­чах за­ка­та вхо­дил ги­гант­ский тан­кер «Ти­хий Глаз». ЭТО БЫ­ЛА ФО­ТО­ГРА­ФИЯ СА­МО­ГО БОЛЬ­ШО­ГО НЕФ­ТЕ­НА­ЛИВ­НО­ГО ТАН­КЕ­РА В МИ­РЕ. При пер­вом же уда­ре две­рью о ко­сяк кар­тин­ка с тан­ке­ром на­кре­ни­лась.
      Ку­ой­лу ка­за­лось это смеш­ным, но толь­ко до тех пор, по­ка в пол­день не вер­нул­ся Кард с пач­кой пах­ну­ще­го чер­ни­ла­ми све­же­го вы­пус­ка «Бол­туш­ки». Ку­ойл взял од­ну из га­зет и раз­вер­нул ее на сво­ей ко­лон­ке. Его ста­тья ока­за­лась сжа­той до раз­ме­ра ком­мен­та­рия под той же фо­то­гра­фи­ей, ко­то­рая ви­се­ла над сто­лом Тер­та Кар­да.

      ФО­ТО­ГРА­ФИЯ НЕФ­ТЯ­НО­ГО ТАН­КЕ­РА
      Бо­лее трех ты­сяч неф­те­на­лив­ных тан­ке­ров гор­до бо­роз­дят про­сто­ры Ми­ро­во­го океа­на. Эти ги­ган­ты, да­же са­мые круп­ные из них, за­хо­дят в глу­бо­ко­вод­ные пор­ты, на неф­те­пе­ре­ра­ба­ты­ваю­щие за­во­ды Нью­фа­унд­лен­да. Нефть и Нью­фа­унд­ленд под­хо­дят друг дру­гу как ом­лет и вет­чи­на, и, как эти два на­сущ­ных про­дук­та, они бу­дут пи­тать весь мир в са­мом ско­ром бу­ду­щем.
      Да­вай­те же ук­ра­сим свои до­ма фо­то­гра­фия­ми неф­тя­ных тан­ке­ров.

      Ку­ойл по­чув­ст­во­вал, как кровь от­ли­ва­ет от его го­ло­вы и все на­чи­на­ет бе­ше­но кру­жить­ся пе­ред его гла­за­ми.
      — Ты что на­де­лал? — за­орал он на Тер­та Кар­да.
      — При­вел ста­тью в по­ря­док, толь­ко и все­го. Нам тут ни к че­му эта грин­пи­сов­ская ерун­да, — за­хи­хи­кал Терт. Он был до­во­лен со­бой. Его глу­пое ли­цо так и све­ти­лось гор­до­стью.
      — Ты пе­ре­врал мне всю ста­тью! Ты пре­вра­тил ее в де­ше­вую про­па­ган­ду неф­те­до­бы­ваю­щей про­мыш­лен­но­сти! Ты пре­вра­тил ме­ня в гла­ша­тая ин­те­ре­сов неф­те­про­мыш­лен­ни­ков! — Он вда­вил Тер­та в его угол.
      — Я те­бя пре­ду­пре­ж­дал! — ска­зал На­тбим. — Я го­во­рил те­бе, Ку­ойл, что­бы ты дер­жал ухо вос­тро, по­то­му что этот тип за­по­рет те­бе ра­бо­ту.
      Ку­ойл ра­зо­злил­ся. В нем за­бур­лил гнев, как неф­тя­ной фон­тан, вне­зап­но с ши­пе­ни­ем вы­рвав­ший­ся из-под пес­ка.
      — Это ста­тья для ко­лон­ки, — ре­вел Ку­ойл. — Нель­зя пе­ре­де­лы­вать ста­тью для ко­лон­ки про­сто по­то­му, что она те­бе не нра­вит­ся! Джек по­про­сил ме­ня пи­сать для ко­лон­ки о ко­раб­лях и мо­ре. Это зна­чит, вы­ска­зы­вать свое мне­ние и опи­сы­вать все так, как я это ви­жу. Вот это, — и он по­тряс га­зе­той, — ни­ка­ко­го от­но­ше­ния не име­ет ни к мо­ему мне­нию, ни к мо­ему ми­ро­воз­зре­нию.
      — По­ка я тут вы­пус­каю­щий ре­дак­тор, — от­ве­тил Терт, тря­сясь как тра­вин­ка на вет­ру, — у ме­ня есть пра­во из­ме­нять все, что я счи­таю не­под­хо­дя­щим для «Бол­туш­ки». А ес­ли ты с этим не со­гла­сен, со­ве­тую те­бе об­су­дить это с Дже­ком Баг­ги­том. — С эти­ми сло­ва­ми он на­гнул­ся и про­скольз­нул под ру­кой Ку­ой­ла.
      И рва­нул к две­рям.
      — И не ду­май­те, буд­то бы я не знаю, что вы тут все про­тив ме­ня. — И он убе­жал, уно­ся прочь вспо­ло­хи сво­его гне­ва.

***

      — Ты не ус­та­ешь ме­ня удив­лять, — ска­зал Бил­ли Прит­ти. — Я и не ду­мал, что в те­бе столь­ко пы­ла. Ты сдул его с вод пря­мо на чис­тый бе­рег.
      — Те­перь ты зна­ешь, что это та­кое, — ска­зал На­тбим. — Я пы­тал­ся те­бя пре­ду­пре­дить еще в са­мый пер­вый день.
      — Ты смот­ри, зав­тра он уже бу­дет на пла­ву и при пол­ном па­ру­се. Терт Кард му­жик уп­ря­мый, он так про­сто не сда­ет­ся.
      — Я и сам удив­ля­юсь, — ска­зал Ку­ойл. — На­до по­зво­нить Дже­ку и во всем ра­зо­брать­ся. Кто ве­дет ко­лон­ку, я или он.
      — Дам те­бе со­вет, Ку­ойл. Не зво­ни Дже­ку. Он сей­час ры­ба­чит, и во­об­ще, он не лю­бит, ко­гда де­ла «Бол­туш­ки» не да­ют ему по­коя до­ма. Ос­тавь все как есть, а я за­молв­лю сло­во где на­до се­го­дня и зав­тра ве­че­ром. С Дже­ком не на­до в лоб. С ним луч­ше по-кра­бьи.

***

      — «Бол­туш­ка». Терт Кард у те­ле­фо­на. Ага, да, Джек. — Терт при­жал труб­ку те­ле­фо­на к гру­ди и по­смот­рел на Ку­ой­ла. Ут­рен­ний свет по­ка­зал­ся то­му не­до­б­рым. — Хо­чет по­го­во­рить с то­бой, — его тон вы­да­вал пред­вку­ше­ние хо­ро­шей вы­во­лоч­ки.
      — Здрав­ст­вуй­те. — Он был го­тов тер­петь уни­же­ния.
      — Ку­ойл. Это Джек Баг­гит. Пи­ши свою ко­лон­ку. Ес­ли ты вля­па­ешь­ся в ка­кое-ни­будь дерь­мо, мы со­шлем­ся на то, что ты вос­пи­ты­вал­ся в Аме­ри­ке. Терт не бу­дет к те­бе лезть. Пе­ре­дай ему труб­ку.
      Ку­ойл про­тя­нул ру­ку с труб­кой и по­ма­хал ею Тер­ту. Все в ком­на­те слы­ша­ли, как ро­ко­тал го­лос Дже­ка в труб­ке. Терт Кард мед­лен­но по­вер­нул­ся спи­ной ко всем ос­таль­ным в ком­на­те и встал ли­цом к ок­ну, к мо­рю. Шли ми­ну­ты, он пе­ре­ми­нал­ся с но­ги на но­гу, по­том при­сел на край сво­его сто­ла, стал ко­пать­ся в ухе, по­том в но­су. Он рас­ка­чи­вал­ся, пе­ре­кла­ды­вал труб­ку от од­но­го уха к дру­го­му. На­ко­нец труб­ка за­мол­ча­ла, Терт ее по­ло­жил.
      — Так, — спо­кой­но ска­зал он, хо­тя его ще­ки го­ре­ли. — Джек хо­чет по­ка ос­та­вить ко­лон­ку Ку­ой­лу. Вре­мен­но. По­это­му мы не бу­дем ему ме­шать. Ме­шать не бу­дем. Но у не­го поя­ви­лась идея о ко­лон­ке с не­сча­ст­ны­ми слу­чая­ми. Все зна­ют, что бы­ва­ют не­де­ли, ко­гда у нас нет ни­ка­ких ав­то­мо­биль­ных ка­та­ст­роф и нам при­хо­дит­ся пе­ре­пе­ча­ты­вать ста­рые за­мет­ки. Так вот, Джек хо­чет, что­бы кто-то пи­сал о про­ис­ше­ст­ви­ях на во­де. Он го­во­рит, что на со­б­ра­нии ры­ба­ки рас­ска­зы­ва­ли, как в про­шлом го­ду из-за не­сча­ст­ных слу­ча­ев на во­де по­гиб­ло бо­лее трех­сот су­дов. Ку­ойл, он хо­чет, что­бы ты пи­сал о про­ис­ше­ст­ви­ях на во­де и де­лал фо­то­гра­фии, как ты пи­шешь об ав­то­ка­та­ст­ро­фах. То­го и дру­го­го нам долж­но хва­тить, что­бы в ка­ж­дом но­ме­ре у нас бы­ло све­жее про­ис­ше­ст­вие.
      — Я в этом не со­мне­ва­юсь, — ска­зал Ку­ойл, гля­дя пря­мо на Тер­та Кар­да.

      Был ко­нец сен­тяб­ря. От­лив, по­след­няя чет­верть лу­ны. Ку­ойл впер­вые был один в зе­ле­ном до­ме. Те­туш­ка на вы­ход­ные ос­та­лась в Сент-Джон­се, что­бы за­ку­пить пу­го­ви­цы и тка­ни. Бан­ни и Сан­шайн с ры­да­ния­ми вы­про­си­ли раз­ре­ше­ние ос­тать­ся с но­чев­кой у Ден­ни­са и Би­ти по­сле дня ро­ж­де­ния Мар­ти.
      — Пап, она моя луч­шая под­ру­га. Жаль, что мы не се­ст­ры, — с чув­ст­вом ска­за­ла Бан­ни. — По­жа­луй­ста, по­жа­луй­ста, ну по­жа­луй­ста, раз­ре­ши нам ос­тать­ся у них на ночь!
      В ма­га­зи­не по­дар­ков и за­ку­сок «Ле­таю­щий каль­мар» она вы­бра­ла в по­да­рок Мар­ти коль­цо из пер­ла­мут­ра и лист бу­ма­ги в го­ро­шек, что­бы его за­вер­нуть.
      В пят­ни­цу Ку­ойл пе­ре­плыл бух­ту на лод­ке, ку­пил два па­ке­та про­дук­тов и две упа­ков­ки ба­нок пи­ва.
      По­том пе­ре­вез свои бу­ма­ги и пи­шу­щую ма­шин­ку. По­том стоп­ку книг де­вят­на­дца­то­го ве­ка о пра­ви­лах мо­ре­ход­ст­ва. На кух­не он на­кло­нил­ся, что­бы по­ло­жить пи­во в хо­ло­диль­ник под ра­ко­ви­ной, по­том по­ду­мал о том, что ему на­до бы при­нес­ти льда. Он дав­но дол­жен был это сде­лать, но по­ка пус­тая ем­кость для льда по-преж­не­му ос­та­ва­лась пус­той и ле­жа­ла в лод­ке. Это уже бы­ло не важ­но. Ве­че­ром он пил пи­во та­ким, ка­кое оно бы­ло, ца­ра­пая что-то в сво­ем блок­но­те при све­те лам­пы.
      В суб­бо­ту Ку­ойл сло­нял­ся по до сих пор не об­став­лен­ным ком­на­там. Ка­за­лось, что пыль­ный воз­дух по­кры­вал­ся мор­щи­на­ми, ко­гда он сквозь не­го про­хо­дил. До обе­да он ко­лол дро­ва. Пи­во, две бан­ки сар­дин и бан­ка лим­ской фа­со­ли. По­сле обе­да он ра­бо­тал за ку­хон­ным сто­лом. На­чал ста­тью, щел­кая по кла­ви­шам, ру­га­ясь, ко­гда па­лец по­па­дал не ту­да. Он пи­сал о Са­му­эле Плим­со­ле и его ва­тер­ли­нии.

      «РА­ДИ БО­ГА, ПО­МО­ГИ­ТЕ МНЕ!»
      Все ви­де­ли ва­тер­ли­нии Плим­со­ла, или его мет­ки на су­дах. Эти от­мет­ки по­ка­зы­ва­ют, на­сколь­ко глу­бо­ко мо­жет осесть суд­но под гру­зом, что­бы не рис­ко­вать безо­пас­но­стью.
      Они поя­ви­лись бла­го­да­ря од­но­му по­ря­доч­но­му че­ло­ве­ку, Са­му­элю Плим­со­лу, чле­ну пар­ла­мен­та, из­бран­но­му от Дер­би в 1868 го­ду. Плим­сол бо­рол­ся за безо­пас­ность мо­ря­ков еще в те вре­ме­на, ко­гда бес­прин­цип­ные су­дов­ла­дель­цы соз­на­тель­но от­прав­ля­ли в мо­ре пе­ре­гру­жен­ные су­да. В ма­лень­кой кни­ге под на­зва­ни­ем «Мо­ря­ки» Плим­сол опи­сы­вал су­да, на­столь­ко пе­ре­гру­жен­ные уг­лем или же­лез­ной ру­дой, что их бор­та бы­ли вро­вень с во­дой. Су­дов­ла­дель­цы зна­ли о том, что эти су­да об­ре­че­ны. Они зна­ли, что лю­ди, ра­бо­тав­шие на них, по­гиб­нут вме­сте с су­да­ми. Но все рав­но де­ла­ли это для то­го, что­бы по­лу­чить стра­хов­ку.
      Чрез­мер­ный вес гру­за был ос­нов­ной при­чи­ной ги­бе­ли ты­сяч су­дов ка­ж­дый год. Плим­сол умо­лял, что­бы на су­дах раз­ре­ши­ли ри­со­вать ва­тер­ли­нию, мо­лил, что­бы ни од­но­му суд­ну не по­зво­ля­ли по­ки­нуть порт, ес­ли ва­тер­ли­ния бы­ла ни­же уров­ня во­ды.
      Он об­ра­щал­ся к сво­им чи­та­те­лям: «Вы со­мне­вае­тесь в мо­их сло­вах? То­гда ра­ди Гос­по­да, ра­ди Бо­га свя­то­го, по­мо­ги­те мне пред­стать пе­ред Ко­ро­лев­ским со­ве­том, что­бы уз­нать, ка­ко­ва их прав­да!» Мо­гу­ще­ст­вен­ные пред­ста­ви­те­ли ин­те­ре­сов су­дов­ла­дель­цев бо­ро­лись с ним на ка­ж­дом ша­гу.

      Ко­гда он де­лал пе­ре­рыв, сно­ва на­сту­пал ве­чер. Он при­го­то­вил ки­ло­грамм кре­ве­ток в олив­ко­вом мас­ле с чес­но­ком. По­том в су­мер­ках по­шел к при­ча­лу с по­след­ней бан­кой пи­ва. Он тер­пел ко­ма­ров и смот­рел, как за­жи­га­ют­ся ог­ни Якор­ной Ла­пы.
      Ста­рая Ведь­ма при­шла под по­кро­вом но­чи, осед­ла­ла и взнуз­да­ла Ку­ой­ла. Ноч­ной кош­мар сно­ва пе­ре­нес его на шос­се. То­нень­кая фи­гур­ка про­тя­ги­ва­ла из-под эс­та­ка­ды ру­ки, умо­ляя о спа­се­нии. Ис­тер­зан­ное, ок­ро­вав­лен­ное те­ло Пе­тал. Он на ог­ром­ной ско­ро­сти про­ско­чил ми­мо. На­жи­мал на тор­мо­за, но они не ра­бо­та­ли. Он про­снул­ся, да­вя пра­вой но­гой на во­об­ра­жае­мую пе­даль. Шея в по­ту. Бы­ло слыш­но, как сто­нет ве­тер в тро­сах, под­дер­жи­ваю­щих дом. Этот звук на­ве­вал мыс­ли о без­на­деж­ном оди­но­че­ст­ве. Ку­ойл на­тя­нул спаль­ный ме­шок на ухо и сно­ва ус­нул. Он уже при­вык к кош­ма­рам.
      К обе­ду в вос­кре­се­нье ста­тья о Плим­со­ле бы­ла го­то­ва, и он ре­шил прой­тись. Ку­ойл еще ни­ко­гда не был на краю мы­са. Ко­гда он за­крыл за со­бой дверь, со ще­кол­ды упал ку­сок шну­ра, за­вя­зан­ный стран­ны­ми уз­ла­ми. Ку­ойл под­нял его, по­ло­жил в кар­ман и по­шел по бе­ре­гу ту­да, где за­кан­чи­ва­лась зем­ля и на­чи­на­лось мо­ре.
      Он за­би­рал­ся на кам­ни раз­ме­ром с дом. Их края об­ра­зо­вы­ва­ли по­до­бие сы­рых ком­нат с по­ла­ми, по­кры­ты­ми во­до­рос­ля­ми. Ме­ж­ду кам­ня­ми за­стря­ли по­те­рян­ные се­ти, сбив­шие­ся в клуб­ки с ра­куш­ка­ми и во­до­рос­ля­ми. Над при­лив­ным бас­сей­ном ле­та­ли чай­ки. Вез­де ва­ля­лись кра­бо­вые пан­ци­ри, все еще влаж­ные от ос­тат­ков ко­рич­не­ва­той жи­вой пло­ти. По­сте­пен­но бе­рег су­зил­ся до кли­фа . Даль­ше этим пу­тем ему бы­ло не прой­ти.
      По­это­му Ку­ойл за­брал­ся на ка­мень, це­п­ля­ясь за ве­реск, ко­то­рый по­кры­вал склон на ма­нер ста­ро­го па­ри­ка. Ка­мень был из­рыт глу­бо­ки­ми впа­ди­на­ми. По олень­им тро­пам он вы­шел на гра­нит­ный язык, вда­вав­ший­ся пря­мо в мо­ре. Спра­ва от не­го бы­ло го­лу­бое по­лу­кру­жье за­ли­ва Бак­ла­нов, сле­ва — рва­ная бе­ре­го­вая ли­ния, вы­хо­дя­щая к за­ли­ву Мис­ки. Пря­мо пе­ред ним ле­жа­ли от­кры­тые про­сто­ры Ат­лан­ти­ки.
      Бо­тин­ки сту­ча­ли о го­лый ка­мень. Он спо­ткнул­ся о мож­же­ве­ло­вый ко­рень, тор­чав­ший из тре­щи­ны в кам­не. Квар­це­вые про­жил­ки в нем блес­ну­ли, как за­стыв­шая мол­ния. Ка­мень весь со­сто­ял из буг­ров и вы­емок, вер­шин и пла­то. Да­ле­ко впе­ре­ди он уви­дел пи­ра­ми­ду из кам­ней и за­ду­мал­ся о том, кто бы мог ее сло­жить.
      Он пол­ча­са до­би­рал­ся до сло­жен­ных друг на дру­га кам­ней и, по­дой­дя, ре­шил их рас­смот­реть. По­рос­шие ли­шай­ни­ком кам­ни бы­ли вы­со­той в три че­ло­ве­че­ских рос­та. Их по­ста­ви­ли сю­да мно­го лет на­зад. Воз­мож­но, строи­те­лем был древ­ний на­род, ко­то­рый ис­чез на­ве­ки. Этих лю­дей ис­тре­би­ли охо­тив­шие­ся на них от ску­ки ки­то­бои. Мо­жет быть, пи­ра­ми­да слу­жи­ла ори­ен­ти­ром для ба­ск­ских ры­ба­ков или ма­ро­де­ров Ку­ой­лов, за­ма­ни­вав­ших ко­раб­ли на ска­лы с по­мо­щью лож­ных ог­ней. Рит­мич­ные уда­ры вол­ны за­ста­ви­ли его по­дой­ти еще бли­же.
      Он на­хо­дил­ся на са­мом краю све­та, в ди­ком, пер­во­здан­ном ми­ре, ко­то­рый, ка­за­лось, па­рил над мор­ской пу­чи­ной. Че­ло­век не ус­пел ос­та­вить в этом мес­те сле­дов сво­его при­сут­ст­вия: здесь не бы­ло ни ко­раб­лей, ни са­мо­ле­тов, ни жи­вот­ных, ни птиц, ни бу­ев. Ему ка­за­лось, что он один на всей пла­не­те. Не­бо над его го­ло­вой ка­за­лось та­ким не­объ­ят­ным, что он ин­стинк­тив­но под­нял ру­ки, что­бы за­щи­тить­ся. По­лу­про­зрач­ные, как из жид­ко­го стек­ла, де­ся­ти­мет­ро­вые вол­ны об­ру­ши­ва­лись на ка­мень, пе­ни­лись и сте­ка­ли в ма­лень­кие озер­ца мо­лоч­ным во­до­во­ро­том. Да­же в не­сколь­ких мет­рах над по­верх­но­стью мо­ря ви­се­ла дым­ка из мил­ли­ар­дов мель­чай­ших ка­пель, ко­то­рые жгли Ку­ой­лу гла­за и ук­ра­ша­ли его ли­цо и бо­ро­ду жи­вым те­ку­чим би­се­ром. Вол­ны би­ли о кам­ни с низ­ким гул­ким зву­ком.
      Он стал спус­кать­ся по ка­мен­но­му скло­ну. Гра­нит был влаж­ным, и но­ги Ку­ой­ла сколь­зи­ли. Он дви­гал­ся ос­то­рож­но, чув­ст­вуя не­при­выч­ное воз­бу­ж­де­ние от бли­зо­сти с этой пер­во­быт­ной си­лой и пы­та­ясь пред­ста­вить се­бе, что это та­кое — очу­тить­ся в мо­ре во вре­мя штор­ма. Во­да по-преж­не­му убы­ва­ла, под­чи­ня­ясь уди­ви­тель­но­му за­ко­ну на­сту­п­ле­ния и ка­пи­ту­ля­ции во­ды пе­ред су­шей. Буд­то где-то в цен­тре Зем­ли боль­шое серд­це от­би­ва­ло по два уда­ра в день.
      Имен­но в эти во­ды стре­ми­лись все про­пав­шие без вес­ти ко­раб­ли, ры­ба­ки и ис­сле­до­ва­те­ли, спус­кав­шие­ся в тем­ные, как зве­ри­ная глот­ка, мор­ские глу­би­ны. Ста­но­вясь оче­ред­ным ин­гре­ди­ен­том со­ле­но­го буль­о­на. Ви­кин­ги в дра­ка­рах шли под па­ру­са­ми, на­ду­вае­мы­ми пе­ре­мен­чи­вы­ми вет­ра­ми, ве­дя свои су­да сквозь ту­ман и по­ла­га­ясь толь­ко на по­ля­ри­зо­ван­ный свет «сол­неч­ных кам­ней» . Эс­ки­мо­сы на лод­ках из шкур жи­вот­ных, рит­мич­но вды­хаю­щие ле­де­ня­щий воз­дух, опус­каю­щие в во­ду об­ле­де­нев­шие вес­ла. Вот брыз­ги во­ды на­чи­на­ют за­мер­зать на ле­ту, на­пря­га­ют­ся силь­ные спи­ны, удар, рвет­ся шку­ра, и лод­ка по спи­ра­ли ухо­дит под во­ду. Ты­ся­че­лет­ние айс­бер­ги, ос­кол­ки лед­ни­ков, ужас­ные и мол­ча­ли­вые. Ти­ши­ну воз­ле них на­ру­ша­ет толь­ко плеск раз­би­ваю­щих­ся о ле­дя­ные скло­ны волн, соз­да­вая об­ман­чи­вый шум при­боя там, где нет бе­ре­гов. Ту­ман­ная си­ре­на, при­глу­шен­ное эхо вы­стре­лов на бе­ре­гу. Лед объ­е­ди­ня­ет су­шу с во­дой. Мо­роз­ная дым­ка. Об­ла­ка с бли­ка­ми све­та, от­ра­жен­но­го в ма­лень­ких окош­ках во­ды на по­верх­но­сти льди­ны. При­зрач­ное ле­дя­ное сия­ние сти­ра­ет все гра­ни про­стран­ст­ва, ос­тав­ляя ор­га­ны чувств пре­да­вать­ся ил­лю­зи­ям. Уди­ви­тель­ное, ред­кое ме­сто.
      Спус­ка­ясь, Ку­ойл по­скольз­нул­ся на ка­ком-то рас­те­нии, пре­да­тель­ски спря­тав­шем­ся в тре­щи­не кам­ня. Он до­шел до вы­сту­па, с ко­то­ро­го, на­кло­нив­шись, мож­но бы­ло по­смот­реть вниз, на бур­ля­щую во­ду. Даль­ше ид­ти бы­ло не­ку­да.
      От­ту­да он уви­дел три ве­щи: пе­ще­ры в фор­ме пче­ли­ных сот на уров­не мо­ря, ка­мень, на­по­ми­наю­щий ог­ром­ную со­ба­ку, и те­ло че­ло­ве­ка в жел­том кос­тю­ме, опус­тив­ше­го го­ло­ву под во­ду, буд­то не в си­лах ото­рвать взгля­да от при­чуд­ли­во­го ри­сун­ка мор­ско­го дна. Его ру­ки и но­ги бы­ли рас­ки­ну­ты в сто­ро­ны, от­че­го он на­по­ми­нал мор­скую звез­ду. Те­ло за­плы­ва­ло с вол­ной в не­боль­шую пе­ще­ру, по­том сно­ва вы­гля­ды­ва­ло от­ту­да, как дет­ская иг­руш­ка на ве­ре­воч­ке, за ко­то­рую тя­ну­ло мо­ре. «Кор­рес­пон­дент га­зе­ты ока­зал­ся на­стоя­щим маг­ни­том, при­тя­ги­ваю­щим мерт­вые те­ла».
      Те­ло мож­но бы­ло дос­тать, толь­ко прыг­нув в хо­лод­ную пе­ну. Прав­да, ес­ли он при­не­сет сю­да ве­рев­ку и крюк… Ку­ойл сно­ва стал за­би­рать­ся на клиф. Ему в го­ло­ву вне­зап­но при­шла мысль о том, что этот че­ло­век мог упасть в во­ду как раз с то­го мес­та, где он сей­час сто­ял. Или вы­пал из лод­ки. Он дол­жен об этом ко­му-ни­будь ска­зать.
      Он бе­гом взби­рал­ся на мыс. У не­го бо­лел бок. Он дол­жен рас­ска­зать ко­му-ни­будь о мерт­вом че­ло­ве­ке. По­ка он до­бе­рет­ся до до­ма, на то, что­бы дое­хать до бли­жай­шей стан­ции бе­ре­го­вой ох­ра­ны, по­тре­бу­ет­ся не мень­ше ча­са. На лод­ке бу­дет бы­ст­рее. Ве­тер дул в спи­ну, за­став­ляя во­ло­сы па­дать на ли­цо, лезть в гла­за. Сна­ча­ла шее бы­ло хо­лод­но, но по­том, пре­одо­лев бе­гом ска­лу, он по­чув­ст­во­вал, что ему ста­ло жар­ко. При­шлось да­же рас­стег­нуть курт­ку. Как да­ле­ко еще до при­ча­ла.
      Взбу­до­ра­жен­ный чрез­вы­чай­ным про­ис­ше­ст­ви­ем и не в си­лах из­ба­вить­ся от стоя­щей пе­ред гла­за­ми кар­ти­ны пла­ваю­ще­го у вхо­да в пе­ще­ру тру­па в жел­том кос­тю­ме, он от­вя­зал лод­ку и на­пра­вил ее пря­мо че­рез всю бух­ту в сто­ро­ну Якор­ной Ла­пы. Он то­ро­пил­ся так, буд­то это­го че­ло­ве­ка еще мож­но бы­ло спа­сти. Че­рез де­сять ми­нут, вый­дя из-за под­вет­рен­ной сто­ро­ны бе­ре­га пря­мо под по­ры­вы вет­ра, он по­нял, что со­вер­шил ошиб­ку.
      Он ни­ко­гда рань­ше не ис­пы­ты­вал эту лод­ку в не­спо­кой­ной во­де. Вол­ны об­ру­ши­лись на не­го, как зал­пы из ар­тил­ле­рий­ско­го ору­дия. Их греб­ни ста­ли по­хо­жи на жес­то­кие ух­мыл­ки. Лод­ка на­ча­ла рас­ка­чи­вать­ся, под­ни­мать­ся и па­дать под вол­ны с ужа­саю­щей ско­ро­стью. Он ин­стинк­тив­но сме­нил курс, что­бы вол­ны би­ли в кор­му лод­ки по ка­са­тель­ной. Но тем са­мым он на­пра­вил лод­ку к се­ве­ро-вос­то­ку от Якор­ной Ла­пы. Ему при­дет­ся где-ни­будь раз­вер­нуть­ся и вой­ти в порт с вос­то­ка или юго-вос­то­ка. Ку­ойл не знал, как вес­ти лод­ку по зиг­за­го­об­раз­ной тра­ек­то­рии, что­бы пе­ре­сечь бух­ту: длин­ный от­ре­зок с вол­на­ми к но­су лод­ки и ко­рот­кий с вол­ной в кор­му. Где-то на се­ре­ди­не бух­ты он сде­лал рез­кий по­во­рот в сто­ро­ну Якор­ной Ла­пы, под­ста­вив низ­кую и ши­ро­кую кор­му под вол­ны.
      Лод­ка за­ка­ча­лась, и из-под ска­мьи вы­скольз­нул ко­рот­кий ку­сок ве­рев­ки. На од­ном кон­це у не­го бы­ли за­вя­за­ны уз­лы, а вто­рой был рас­тре­пан и за­ло­ман, буд­то там ко­гда-то то­же бы­ли уз­лы, но те­перь раз­вя­за­лись. Толь­ко сей­час Ку­ойл по­нял, что эти уз­лы на ве­рев­ках что-то обо­зна­ча­ли.
      Лод­ка безу­держ­но пры­га­ла на вол­нах вниз и вверх, за­ры­ва­ясь но­сом в во­ду, в то вре­мя как мо­тор все еще ра­бо­тал. Ку­ой­лу ста­ло страш­но. Ка­ж­дый раз, ко­гда у не­го вы­би­ва­ло руль из рук, лод­ка сби­ва­лась с кур­са. Че­рез не­сколь­ко ми­нут его пу­те­ше­ст­вие за­кон­чи­лось. Лод­ка ру­ба­ну­ла но­сом во­ду, как то­пор, вы­со­ко за­драв кор­му. Сле­дую­щая вол­на раз­вер­ну­ла лод­ку бор­том к от­кры­то­му мо­рю. Лод­ка пе­ре­вер­ну­лась, а Ку­ойл ока­зал­ся под во­дой.
      За пят­на­дцать ужас­ных се­кунд он нау­чил­ся пла­вать дос­та­точ­но, что­бы до­б­рать­ся до пе­ре­вер­нув­шей­ся лод­ки и схва­тить­ся за ось за­мер­ше­го вин­та. Сво­им ве­сом он по­гру­зил кор­му в во­ду, тем са­мым при­под­няв нос. Это­го ока­за­лось дос­та­точ­но, что­бы сле­дую­щая вол­на раз­вер­ну­ла лод­ку и на­пол­ни­ла ее во­дой. Ку­ойл сно­ва по­вис в про­зрач­ной во­де и уви­дел где-то под со­бой блед­ную тень сво­ей лод­ки, ее зна­ко­мые очер­та­ния и цвет по­сте­пен­но про­па­да­ли, по ме­ре то­го как она все глуб­же ухо­ди­ла вниз.
      Он всплыл, су­до­рож­но хва­тая ртом воз­дух. Он поч­ти ни­че­го не ви­дел из-за ка­ко­го-то го­ря­че­го ве­ще­ст­ва в гла­зах и тут за­ме­тил сте­каю­щие с не­го ка­п­ли во­ды, ко­то­рые бы­ли по­че­му-то кро­ва­во-крас­но­го цве­та.
      «Глу­по, — по­ду­мал он, — ка­кая глу­пость уми­рать, по­ка не вы­рос­ли де­ти». У не­го не бы­ло ни спа­са­тель­но­го жи­ле­та, ни не­по­то­п­ляе­мых ве­сел, ни ма­лей­ше­го по­ня­тия о том, где он на­хо­дит­ся. Он ка­чал­ся на вол­нах, как по­пла­вок из те­лес­но­го жи­ра и воз­ду­ха в лег­ких. Он стал по­плав­ком. Его от­де­ля­ли пол­то­ры мор­ские ми­ли от ка­ж­до­го бе­ре­га, пол­то­ры ми­ли, ко­то­рые на­до бы­ло про­плыть в хо­лод­ной во­де. Пря­мо пе­ред ним ка­ча­лась на во­де ве­рев­ка с узел­ка­ми, а в шес­ти мет­рах на по­верх­ность всплыл крас­ный ящик. Это был пла­ст­мас­со­вый кон­тей­нер для льда, о ко­то­ром он за­был. Ку­ойл про­бил­ся к кон­тей­не­ру сквозь це­лую фло­ти­лию де­ре­вян­ных спи­чек, ко­то­рые, долж­но быть, вы­па­ли в лод­ку из па­ке­та с про­дук­та­ми. Он хо­ро­шо пом­нил, как по­ку­пал спич­ки. На­вер­ное, ко­гда-ни­будь эти спич­ки вы­не­сет на бе­рег, толь­ко уже без сер­ных го­ло­вок. А где в это вре­мя бу­дет он?
      Ку­ойл схва­тил­ся за руч­ки кон­тей­не­ра и лег на не­го гру­дью. У не­го со лба сте­ка­ла кровь, но он не смел от­нять рук от кон­тей­не­ра, что­бы кос­нуть­ся ра­ны. Он не пом­нил уда­ра. На­вер­ное, его за­де­ло бор­том лод­ки, ко­гда она пе­ре­во­ра­чи­ва­лась.
      Вол­ны ка­за­лись ог­ром­ны­ми, ве­ли­чи­ной с го­ру, но он под­ни­мал­ся и па­дал вме­сте с ни­ми, на­блю­дая за зе­ле­ны­ми во­до­во­ро­та­ми, тя­нув­ши­ми его вниз, и ко­вар­ны­ми вспле­ска­ми, за­би­ваю­щи­ми нос со­ле­ной во­дой.
      Ко­гда он уви­дел те­ло мерт­во­го че­ло­ве­ка, от­лив поч­ти за­кон­чил­ся. Это бы­ло поч­ти два ча­са на­зад. Ско­ро, на­вер­ное, нач­нет­ся при­лив. Ку­ойл по­те­рял ча­сы. Ес­ли он ни­че­го не пу­та­ет, то ме­ж­ду от­ли­вом и при­ли­вом про­хо­дит око­ло ча­са, ко­гда во­да сто­ит со­всем низ­ко. Он со­всем ни­че­го не знал о те­че­ни­ях в бух­те. То, что лу­на на­хо­ди­лась в по­след­ней чет­вер­ти, оз­на­ча­ло, что при­лив бу­дет низ­ким. Бил­ли го­во­рил, что вдоль за­пад­но­го бе­ре­га идут слож­ные во­ды. Там мно­го ри­фов и по­кры­тых во­до­рос­ля­ми кам­ней. Ку­ойл бо­ял­ся, что ве­тер вы­не­сет его из бух­ты в от­кры­тое мо­ре и он от­пра­вит­ся в Ир­лан­дию на кон­тей­не­ре для льда. Ес­ли бы он ока­зал­ся бли­же к за­пад­но­му под­вет­рен­но­му по­бе­ре­жью, где вол­ны бы­ли ни­же, то у не­го поя­вил­ся бы шанс до­б­рать­ся до кам­ней.
      Про­шло мно­го вре­ме­ни. Ку­ой­лу ка­за­лось, что он на­хо­дит­ся в во­де не­сколь­ко ча­сов. Он не чув­ст­во­вал ног. Ко­гда его под­ня­ла оче­ред­ная вол­на, он по­пы­тал­ся оп­ре­де­лить, где на­хо­дит­ся. За­пад­ное по­бе­ре­жье ста­ло бли­же, но, не­смот­ря на ве­тер и на­сту­паю­щий при­лив, он дви­гал­ся в сто­ро­ну мы­са.
      Чуть поз­же он уди­вил­ся, уви­дев ка­мен­ную пи­ра­ми­ду, к ко­то­рой не­дав­но под­хо­дил. Долж­но быть, ка­кое-то те­че­ние под­хва­ти­ло его и по­нес­ло к са­мо­му краю зем­ли, к пе­ще­рам, к мерт­во­му че­ло­ве­ку. Ему по­ка­за­лось за­бав­ным, что ско­ро он со­ста­вит ком­па­нию тру­пу в жел­том и при­сое­ди­нит­ся к его иг­ре у вхо­да в пе­ще­ру.
      — По­ка у ме­ня есть этот го­ря­чий кон­тей­нер, ни­че­го у вас не по­лу­чит­ся, — гром­ко ска­зал он.
      Ему ста­ло ка­зать­ся, что пла­сти­ко­вый ко­роб на­пол­нен тлею­щи­ми уг­ля­ми. Он так ре­шил по­то­му, что, как толь­ко он под­ни­мал под­бо­ро­док с крыш­ки кон­тей­не­ра, его на­чи­на­ла бить силь­ная дрожь, но ко­гда он сно­ва опус­кал его об­рат­но, дрожь пре­кра­ща­лась. Так мог­ло дей­ст­во­вать толь­ко бла­го­сло­вен­ное те­п­ло.
      Он с удив­ле­ни­ем за­ме­тил, что ста­ло смер­кать­ся. Од­на­ко это его да­же об­ра­до­ва­ло. Раз на­сту­па­ет ночь, зна­чит, он ско­ро ля­жет спать. На­ко­нец-то от­дох­нет. Ку­ойл не­ве­ро­ят­но ус­тал. Как при­ят­но бу­дет по­гру­зить­ся в эти ка­чаю­щие­ся мяг­кие вол­ны. Да, это мож­но бу­дет сде­лать. Толь­ко не­по­нят­но, по­че­му эта мысль рань­ше не при­хо­ди­ла ему на ум. И че­ло­век в жел­том со­всем не мертв. Он спит. От­ды­ха­ет. Еще ми­ну­та, и Ку­ойл уже был го­тов пе­ре­вер­нуть­ся, что­бы уст­ро­ить­ся по­удоб­нее и ус­нуть. Вот толь­ко ог­ни по­гас­нут. Но же­ст­кий свет све­тил пря­мо в его отек­шие гла­за, и Джек Баг­гит уже вы­тас­ки­вал его, от­ры­вая от го­ря­че­го кон­тей­не­ра и стал­ки­вая пря­мо на ку­чу хо­лод­ной ры­бы.
      — Свя­тые угод­ни­ки и пе­ту­ши­ное пле­мя! Я так и знал, что тут кто-то есть! Я чу­ял. — Джек на­бро­сил на Ку­ой­ла про­смо­лен­ную па­ру­си­ну. — Я же го­во­рил те­бе, что эта шту­ко­ви­на те­бя уто­пит. Ты дав­но в во­де? Вдруг про­шло уже слиш­ком мно­го вре­ме­ни? В та­кой во­де дол­го не вы­дер­жишь.
      Но Ку­ойл не мог ему от­ве­тить. Его так силь­но тряс­ло, что пят­ки би­лись о ры­бу. Он по­пы­тал­ся ска­зать Дже­ку, что­бы тот дос­тал из во­ды его го­ря­чий кон­тей­нер, что по­мог­ло бы ему сно­ва со­греть­ся, но не смог ра­зомк­нуть че­лю­сти.

***

      Джек во­ло­ком при­та­щил Ку­ой­ла на иде­аль­ную кух­ню мис­сис Баг­гит.
      — Это Ку­ойл, ко­то­ро­го я вы­ло­вил из чер­то­во­го мо­ря, — по­яс­нил он.
      — Ес­ли бы ты толь­ко знал, сколь­ких че­ло­век он спас, — ска­за­ла мис­сис Баг­гит Ку­ой­лу. — Сколь­ких спас! — Но од­но­му он по­мочь так и не су­мел.
      Она раз­де­ла Ку­ой­ла, об­ло­жи­ла его но­ги бу­тыл­ка­ми и уку­та­ла одея­лом. За­ва­ри­ла чай и с лов­ко­стью, го­во­ря­щей о боль­шом опы­те, на­пои­ла его, раз­жи­мая зу­бы лож­кой. Джек про­бур­чал что-то о том, что ста­кан ро­ма был бы ему по­лез­нее.
      Че­рез два­дцать ми­нут его че­лю­сти рас­сла­би­лись и ра­зум про­яс­нил­ся. Он смог из­ба­вить­ся от на­ва­ж­де­ния ухо­дя­щей вдаль лод­ки, ил­лю­зии го­ря­че­го кон­тей­не­ра и рас­смот­реть дом Баг­ги­тов в де­та­лях. Он да­же су­мел вы­пить вто­рую чаш­ку чаю с са­ха­ром и сгу­щен­ным мо­ло­ком.
      — Это хо­ро­ший чер­ный чай, — ска­за­ла мис­сис Баг­гит. Ни­ка­кой ром не мог срав­нить­ся с ним по бла­го­дат­ной це­ли­тель­ной си­ле.
      В до­ме вез­де ле­жа­ли кру­жев­ные сал­фе­точ­ки, вы­пол­нен­ные с боль­шим мас­тер­ст­вом, ха­рак­тер­ным для этих мест: кру­жев­ные вол­ны и пла­ву­чие льди­ны, вы­пук­лые ра­ко­ви­ны и во­до­рос­ли, изо­гну­тые усы ома­ров, круг­лые ры­бьи гла­за, то­пор­ща­щие­ся за­пя­тые кре­ве­ток и глу­бо­кие пе­ще­ры. Бе­лый снег на чер­ных ска­лах, раз­но­цвет­ные чай­ки, ко­сой се­реб­ря­ный дождь. В пле­тен­ных круп­ны­ми уз­ла­ми рам­ках стоя­ли фо­то­гра­фии пред­ков и яко­рей, Биб­лия бы­ла ук­ра­ше­на тон­кой кру­жев­ной пе­ной, а ци­фер­блат ча­сов, как не­вес­та, вы­гля­ды­вал из-под вен­ка ди­ких цве­тов. Руч­ки ку­хон­ных шка­фов драз­ни­ли кис­точ­ка­ми, как стрип­ти­зер­ши в ба­ре, руч­ку чай­ни­ка оп­ле­та­ла при­чуд­ли­вая змей­ка, а сту­лья уто­па­ли в ажур­ном пле­те­нии, пол­но­стью по­кры­вав­шем спин­ки и под­ло­кот­ни­ки. На пол­ке ле­жа­ла те­ле­фон­ная кни­га Он­та­рио, из­дан­ная в 1961 го­ду.
      Мис­сис Баг­гит стоя­ла воз­ле зе­ле­ной сте­ны. Она до­ли­ва­ла в чай­ник во­ды. Ее ру­ки бы­ли по­хо­жи на ло­па­ты: круп­ные, буг­ри­стые сус­та­вы и по­кры­тые шра­ма­ми паль­цы. В за­вар­ной чай­ник по­лил­ся кру­той ки­пя­ток. На мис­сис Баг­гит бы­ло хлоп­ко­вое пла­тье без ру­ка­вов. Дом ды­шал те­п­лом и спо­кой­ным ую­том.
      У нее был силь­ный го­лос, при­выч­ный к пе­ре­кри­ки­ва­нию вет­ра и от­стаи­ва­нию сво­его мне­ния во вре­мя жар­ких спо­ров. В этом до­ме Джек умень­шил­ся до раз­ме­ров дет­ской кук­лы, а его же­на в ма­то­вом све­те и гир­лян­дах цве­тов пре­вра­ти­лась в ве­ли­кан­шу. Она вни­ма­тель­но рас­смат­ри­ва­ла ли­цо Ку­ой­ла, буд­то бы зна­ла его рань­ше. Он уже мень­ше сту­чал зу­ба­ми о край круж­ки. Дрожь, со­тря­сав­шая его от шеи до пят, про­шла.
      — Ты со­гре­ешь­ся, — ска­за­ла она та­ким то­ном, буд­то са­ма уже не смо­жет это­го сде­лать.
      Она под­нес­ла к его сто­пам на­гре­тый ка­мень. Пе­ст­рая мо­ло­дая со­ба­ка за­ер­за­ла на сво­ем ков­ри­ке и при­под­ня­ла уши.
      Дже­ку, как боль­шин­ст­ву муж­чин, за­ни­маю­щих­ся тя­же­лым фи­зи­че­ским тру­дом, стои­ло толь­ко сесть в крес­ло, как он рас­сла­бил­ся, рас­тек­ся по не­му, буд­то рос­кошь удоб­ст­ва рас­тво­ря­ла мыш­цы.
      — Ска­жи спа­си­бо, что ты та­кой кре­пыш. Толь­ко твой жир со­хра­нял те­п­ло твое­го те­ла все эти ча­сы и под­дер­жи­вал те­бя на пла­ву. Ху­дыш­ка на тво­ем мес­те уже бы дав­но умер.
      По­том Ку­ойл вспом­нил о че­ло­ве­ке в жел­том и сно­ва рас­ска­зал свою ис­то­рию, на­чи­ная с про­гул­ки по мы­су и за­кан­чи­вая све­том, ре­за­нув­шим его по гла­зам.
      — Под кам­ня­ми? — Джек от­пра­вил­ся в кли­но­об­раз­ный за­ку­ток под ле­ст­ни­цей, где у них сто­ял те­ле­фон, что­бы по­зво­нить в бе­ре­го­вую ох­ра­ну.
      Ку­ойл сел. У не­го зве­не­ло в ушах.
      — Лю­ди в оч­ках не боль­но-то ла­дят с со­ба­ка­ми, — го­во­ри­ла она Ку­ой­лу. — Со­ба­ке, что­бы по­нять, что у те­бя на серд­це, на­до ви­деть твои гла­за. Со­ба­ка бу­дет ждать, по­ка ты ей улыб­нешь­ся. Ес­ли по­на­до­бит­ся, то мо­жет ждать це­лый ме­сяц.
      — Это нью­фа­унд­ленд­ская по­ро­да? — спро­сил тря­су­щий­ся Ку­ойл, все еще сла­бый от дол­го­го пре­бы­ва­ния в во­де.
      — Нью­фа­унд­ленд­ская по­ро­да! Да ей тут и не пах­нет! Эта со­ба­ка не из на­ших мест. На­стоя­щая со­ба­ка, са­мая луч­шая со­ба­ка в ми­ре, это во­дя­ной пес. Вот у это­го, Бат­ча, есть не­мно­го кро­ви во­дя­но­го пса, толь­ко он по­лу­кров­ка. Все чис­то­кров­ные вы­мер­ли. Вер­нее, их уби­ли не­сколь­ко по­ко­ле­ний на­зад. Спро­си у Дже­ка, он те­бе рас­ска­жет. Прав­да, он боль­ше лю­бит ко­шек. А мне вот по ду­ше со­ба­ки. Батч у нас от Эл­вис Бил­ли Прит­ти. А у Дже­ка есть кот, Шки­пер Том­ми, так он хо­дит с ним на яли­ке в мо­ре. Са­мый на­стоя­щий ры­бак.
      На­ко­нец в бе­ре­го­вой ох­ра­не при­ня­ли со­об­ще­ние об уто­п­лен­ни­ке в жел­том кос­тю­ме. Круж­ка Ку­ой­ла опус­те­ла. Джек ушел на мос­тки чис­тить и за­мо­ра­жи­вать улов. Он сде­лал свое де­ло, спас, а ле­че­ние — уже де­ло же­ны.
      Ку­ойл по­шел за мис­сис Баг­гит на­верх, в ком­на­ту для гос­тей. Она про­тя­ну­ла ему на­пол­нен­ные за­но­во бу­тыл­ки с го­ря­чей во­дой.
      — За сле­дую­щей лод­кой иди к Эл­ви­ну Яр­ку, — ска­за­ла она.
      Пе­ред тем как ус­нуть, он за­ме­тил лю­бо­пыт­ный гоф­ри­ро­ван­ный ци­линдр воз­ле две­ри. Это бы­ло по­след­ним из то­го, что он уви­дел.
      Ут­ром он му­чил­ся от го­ло­да и на­сла­ж­дал­ся ра­до­стью жиз­ни. Он уви­дел, что ци­линдр вы­пол­нял роль упо­ра для две­ри и был сде­лан из ка­та­ло­га то­ва­ров по поч­те. Ты­ся­чи стра­ниц, ак­ку­рат­но сло­жен­ных и скле­ен­ных в стро­гом по­ряд­ке. Он тут же пред­ста­вил се­бе, как мис­сис Баг­гит тер­пе­ли­во тру­дит­ся над ни­ми, день за днем; за ок­ном над еля­ми во­ет ве­тер и па­да­ет снег. Да­ле­ко в бух­те сто­нет лед, на се­ве­ре в не­бо по­ды­ма­ет­ся дым от пе­чей. Она скла­ды­ва­ет и кле­ит, на пли­те ки­пит чай­ник, по­кры­вая ок­на на­ле­том от па­ра. Из все­го шес­ти­ча­со­во­го при­клю­че­ния в ле­дя­ной во­де боль­ше все­го Ку­ойл за­пом­нил свои гус­то-си­ние от по­ли­няв­ших де­ше­вых нос­ков ног­ти на паль­цах ног.

***

      Ко­гда ее дом сно­ва опус­тел, Ку­ойл был от­прав­лен до­мой, чай­ник уб­ран на пол­ку, а пол вы­мыт; она вы­шла на ули­цу, что­бы по­ве­сить влаж­ное одея­ло, ко­то­рым ук­ры­вал­ся Ку­ойл, и за­брать вче­раш­нее вы­сти­ран­ное бе­лье. Был мяг­кий сен­тябрь, но во­круг нее по-преж­не­му бу­ше­ва­ла яро­ст­ная бу­ря, от­няв­шая у нее Джей­со­на. Она не­сколь­ко раз морг­ну­ла, что­бы ото­гнать на­ва­ж­де­ние. Же­ст­кие паль­цы взя­лись за шта­ни­ны брюк Дже­ка, стрях­ну­ли иней с го­лу­бой ру­баш­ки. Она вер­ну­лась до­мой, что­бы сно­ва гла­дить и уби­рать, под скре­жет ло­маю­ще­го­ся за мы­сом льда и гро­хот рас­сы­паю­щих­ся от дав­ле­ния айс­бер­гов, взды­маю­щих об­лом­ки на де­сят­ки мет­ров вверх, к бе­лой лу­не.

      Че­рез два дня по­сле за­плы­ва Ку­ой­ла в ком­на­ту но­во­стей во­шел Бил­ли Прит­ти в ста­ром ко­жа­ном лет­ном шле­ме с раз­ве­ваю­щи­ми­ся ре­меш­ка­ми и в шер­стя­ной курт­ке в се­рые и чер­ные квад­ра­ты. Он был бле­ден.
      — На­шли твое­го уто­п­лен­ни­ка, Ку­ойл. Ре­бя­та из бе­ре­го­вой ох­ра­ны вы­та­щи­ли его из пе­ще­ры. Прав­да, он пре­под­нес нам всем сюр­приз. — Бил­ли вы­нул из кар­ма­на об­ры­вок бу­ма­ги и раз­вер­нул его. — А это — ста­тья для пер­вой по­ло­сы, ко­то­рую я со­ста­вил по до­ро­ге сю­да. На­до бы­ло, ко­неч­но, от­дать ее те­бе, но я уже ее на­пи­сал. Ко­ро­че, он пла­вал в спа­са­тель­ном кос­тю­ме. К пе­ще­рам его вы­не­сло те­че­ни­ем. Ту­да не­сколь­ко лет на­зад вы­не­сло еще од­но­го пар­ня с мы­са Бе­зы­мян­но­го.
      — А в ка­ком смыс­ле сюр­приз?
      — Не мог­ли оп­ре­де­лить, кто это. Вна­ча­ле. Слож­но бы­ло.
      — Не тя­ни. Что там? — про­ры­чал Терт Кард.
      — У не­го го­ло­вы не бы­ло.
      — А в че­мо­да­не? — глу­по ска­зал Ку­ойл. — Это его го­ло­ва бы­ла в че­мо­да­не? Это мис­тер Мел­вилл?
      — Он са­мый, мис­тер Мел­вилл из че­мо­да­на. Во вся­ком слу­чае, они так счи­та­ют. Сей­час вся по­ли­ция и бе­ре­го­вая ох­ра­на как с це­ни со­рва­лись. Зво­нят в Шта­ты, объ­яв­ля­ют тре­во­гу. Ско­рее все­го, это им ни­че­го не даст. Го­во­рят, все вы­гля­дит так, буд­то те­ло за­су­ну­ли в кос­тюм уже по­сле то­го, как бы­ла от­ре­за­на го­ло­ва.
      — С че­го они взя­ли? — спро­сил Терт Кард.
      — По­то­му что те­ло бы­ло раз­ре­за­но на пять кус­ков. Как пи­рог.
      Вил­ли си­дел за ком­пь­ю­те­ром и на­би­рал ста­тью.

      ОБ­НА­РУ­ЖЕ­НО ПРО­ПАВ­ШЕЕ ТЕ­ЛО. СТРАШ­НАЯ НА­ХОД­КА В ПЕ­ЩЕ­РАХ

      — Не по­ни­маю, по­че­му мне не дос­та­ют­ся хо­ро­шие те­мы? — ска­зал На­тбим. — Од­на га­дость. Ко­неч­но, На­тби­му ос­та­ют­ся толь­ко са­мые мерз­кие, гад­кие ис­то­рии, ко­то­рые и рас­ска­зать-то пря­мо нель­зя, толь­ко гряз­ны­ми на­ме­ка­ми. Вот уж по че­му я ску­чать не бу­ду. Са­мым при­ят­ным из то­го, что мне по­па­лось за все это вре­мя, бы­ло об­ви­не­ние, вы­дви­ну­тое про­тив мэ­ра Гал­ли­ам­би­ка. Он вы­иг­рал в ло­те­рею ты­ся­чу дол­ла­ров и от­ме­тил это со­бы­тие тем, что за од­ну не­де­лю рас­тлил че­тыр­на­дцать сту­ден­тов. Его об­ви­ни­ли в не­при­стой­ном на­па­де­нии, вуль­гар­но­сти и без­нрав­ст­вен­ном по­ве­де­нии и со­до­мии. А еще был два­дца­ти­де­вя­ти­лет­ний пар­ниш­ка, ко­то­рый прие­хал в дом пре­ста­ре­лых «Зо­ло­тая до­ли­на» и убе­дил се­ми­де­ся­ти­од­но­лет­нюю ста­руш­ку съез­дить с ним в ма­га­зин в бух­ту Мис­ки. Он за­вез ее на про­се­лоч­ную до­ро­гу и так из­на­си­ло­вал, что ей при­шлось по­том швы на­кла­ды­вать. Его по­са­ди­ли в кар­цер, и знае­те, что он сде­лал в день сво­его су­да?
      — Со­рвал с се­бя оде­ж­ду, — в один го­лос ска­за­ли Ку­ойл, Бил­ли Прит­ти и Терт Кард.
      — Есть еще но­во­сти о свя­щен­ни­ках, ра­бо­таю­щих в при­ютах. Сей­час су­да ждут уже де­вят­на­дцать че­ло­век из этих доб­ро­хо­тов. По­том док­тор из кли­ни­ки на Бе­зы­мян­ном, ко­то­ро­го об­ви­ни­ли в до­мо­га­тель­ст­вах по от­но­ше­нию к че­тыр­на­дца­ти па­ци­ент­кам. Они опи­са­ли это как «про­во­ка­ци­он­ные ме­то­ды ос­мот­ра гру­ди и ге­ни­та­лий». Ру­ко­во­ди­тель хо­ра в бух­те Мис­ки в по­не­дель­ник был при­знан ви­нов­ным в раз­врат­ных дей­ст­ви­ях и рас­тле­нии бо­лее сот­ни маль­чи­ков за по­след­ние две­на­дцать лет. Там же был аре­сто­ван аме­ри­кан­ский ту­рист, щу­пав­ший маль­чи­ков в го­род­ском бас­сей­не. «Он все вре­мя тро­гал мой зад и пе­ред», — ска­за­ла де­ся­ти­лет­няя жерт­ва. А здесь, в Якор­ной Ла­пе, бы­ло предъ­яв­ле­но об­ви­не­ние люб­ве­о­биль­но­му па­па­ше, ко­то­рый рас­тлил двух сво­их сы­но­вей и дочь во вре­мя бес­чис­лен­ных по­ло­вых сно­ше­ний в пе­ри­од с 1962 го­да по на­стоя­щее вре­мя. Об­ви­нен в со­до­мии, не­при­стой­ном на­па­де­нии и по­ло­вом ак­те. Еще один лю­би­тель се­мей­ных раз­вле­че­ний, здо­ро­вен­ный де­ти­на три­дца­ти пя­ти лет от ро­ду, ры­бак, все свое вре­мя на бе­ре­гу по­свя­щал обу­че­нию сво­ей че­ты­рех­лет­ней до­че­ри ораль­но­му сек­су и мас­тур­ба­ции.
      — Ра­ди бо­га, — взмо­лил­ся Ку­ойл, — это все не мог­ло про­изой­ти за од­ну не­де­лю!
      — Все­го за од­ну не­де­лю, го­во­ришь? Да это еще не все, черт возь­ми! — зая­вил На­тбим.
      — Ра­ди этих ис­то­рий и по­ку­па­ют на­шу га­зе­ту, — ска­зал Терт Кард. — А не ра­ди ва­ших ко­ло­нок или вся­ких со­ве­тов по хо­зяй­ст­ву. Тут глав­ное — сек­су­аль­ные стра­шил­ки На­тби­ма с име­на­ми и да­та­ми. Это Джек до­га­дал­ся о том, что лю­дям ин­те­рес­ны та­кие ис­то­рии. Сей­час-то, ко­неч­но, все ме­ст­ные га­зе­ты их пе­ча­та­ют, но «Бол­туш­ка» пер­вой ста­ла да­вать име­на и соч­ные де­та­ли.
      — Не уди­ви­тель­но, что те­бя от это­го все­го тя­нет в де­прес­сию, На­тбим. У нас об этом боль­ше пи­шут, чем в дру­гих га­зе­тах? По-мо­ему, так боль­ше.
      Бил­ли си­дел в сво­ем уг­лу и пи­сал. Ох уж эти под­роб­но­сти.
      — Не мо­гу ска­зать, что боль­ше. Про­сто тут об этом го­во­рят бо­лее от­кры­то. Вот та­ко­го ко­ли­че­ст­ва ис­то­рий о свя­щен­ни­ках я боль­ше ни­где не встре­чал. На­вер­ное, в этих ма­лень­ких пор­тах пол­но мер­зав­цев в су­та­нах, ко­то­рым до­ве­ря­ют сво­их де­тей на­ив­ные ро­ди­те­ли. Прав­да, я слы­шал вы­ска­зы­ва­ние о том, что сек­су­аль­ные до­мо­га­тель­ст­ва по от­но­ше­нию к де­тям на Нью­фа­унд­лен­де — обыч­ное де­ло.
      — Га­дость ка­кая, — ска­зал Терт Кард. — А я мо­гу ска­зать, что это для анг­ли­чан обыч­ное де­ло. — Он че­сал го­ло­ву до тех пор, по­ка на кла­виа­ту­ру не по­сы­пал­ся на­стоя­щий сне­го­пад из пер­хо­ти.
      — А что даль­ше здесь про­ис­хо­дит с на­силь­ни­ка­ми? Их пы­та­ют­ся ле­чить? Или про­сто са­жа­ют?
      — Не знаю, — от­ве­тил На­тбим.
      — А из это­го мог бы по­лу­чить­ся хо­ро­ший ма­те­ри­ал, — ска­зал Ку­ойл.
      — Да, — вя­ло ото­звал­ся На­тбим, буд­то у не­го за­кан­чи­ва­лись си­лы. — Мог бы. Ес­ли бы я смог взять­ся за не­го до отъ­ез­да. А я не мо­гу. «Во­ро­гов» поч­ти го­тов, и мне на­до вы­би­рать­ся от­сю­да до то­го, как все по­кро­ет­ся льдом. — Он со вку­сом зев­нул. — Хва­тит, с этим уже по­кон­че­но.
      — А Дже­ку ты об этом го­во­рил? — на­пряг­ся Терт Кард.
      — А, да он и так зна­ет.
      — Что у те­бя, Ку­ойл, ав­то­ка­та­ст­ро­фа или ава­рия на бор­ту? Ты дол­жен был что-ни­будь на­пи­сать. По­хо­же, что вся­кий раз, ко­гда слу­ча­ет­ся важ­ное про­ис­ше­ст­вие, ты где-то ез­дишь со свои­ми ин­тер­вью для ко­ра­бель­ных ис­то­рий. Или ка­та­ешь мис­сис Про­уз? Ку­ойл, ты что, дей­ст­ви­тель­но это де­ла­ешь? Ты в ре­дак­ции бы­ва­ешь ре­же, чем Джек.
      — У ме­ня ис­то­рия о Га­роль­де Най­тин­гей­ле, — ска­зал Ку­ойл. — Его фо­то­гра­фия на пус­том до­ке есть у те­бя в ком­пь­ю­те­ре. На­зы­ва­ет­ся «Про­щай­те все».

      ПРО­ЩАЙ­ТЕ ВСЕ
      Бы­ва­ют дни, ко­гда не сто­ит да­же вы­ле­зать из по­сте­ли. Га­рольд Най­тин­гейл из пор­та Тоск­ли­вый зна­ет об этом не по­на­слыш­ке. Для ры­ба­ков пор­та Тоск­ли­вый этот се­зон ока­зал­ся на­стоя­щей ка­та­ст­ро­фой. За весь се­зон Га­рольд Най­тин­гейл пой­мал де­вять ры­бин. «Два го­да на­зад у Буг­ри­стых Бе­ре­гов мы ло­ви­ли по 170 000 фун­тов, — рас­ска­зы­ва­ет он. — А в этом го­ду да­же мень­ше, чем ни­че­го. Не знаю, что я бу­ду де­лать даль­ше. Мо­жет, нач­ну сти­рать бе­лье».
      Для то­го что­бы пой­мать де­вять ры­бин, мис­тер Най­тин­гейл по­тра­тил 423 дол­ла­ра на то­п­ли­во, 2150 дол­ла­ров на ли­цен­зию, 4670 на тех­ни­че­ское об­слу­жи­ва­ние лод­ки и 1200 дол­ла­ров на но­вые се­ти. Вдо­ба­вок в этом го­ду его сус­та­вы за­бо­ле­ли так, как ни ра­зу не бо­ле­ли за 31 год рыб­ной лов­ли. «У ме­ня за­пя­стья взду­лись до са­мых лок­тей!» — ска­зал он.
      Про­шлая пят­ни­ца ста­ла по­след­ней ка­п­лей в ча­ше тер­пе­ния Га­роль­да Най­тин­гей­ла. Он ска­зал же­не, что по­след­ний раз по­ста­вит сил­ки. Он на­пи­сал текст рек­лам­но­го объ­яв­ле­ния о про­да­же сво­ей лод­ки и ры­бачь­ей оде­ж­ды и по­про­сил же­ну раз­мес­тить ее в «Бол­туш­ке».
      Вме­сте с че­тырь­мя чле­на­ми сво­ей ар­те­ли он вы­шел ут­ром к сил­кам, ко­то­рые ока­за­лись со­вер­шен­но пус­ты­ми. На об­рат­ном пу­ти они по­чув­ст­во­ва­ли, что ве­тер не­мно­го уси­лил­ся. Не­боль­шой вол­ны хва­ти­ло для то­го, что­бы взло­мать па­лу­бу на кор­ме. Воз­ле са­мо­го вхо­да в порт Тоск­ли­вый суд­но за­ва­ли­лось на пра­вый борт и боль­ше не вы­ров­ня­лось. Шки­пер Най­тин­гейл и эки­паж смог­ли пе­ре­брать­ся в лод­ки и по­ки­нуть то­ну­щее суд­но. Ко­гда оно пол­но­стью уш­ло под во­ду, лю­ди от­пра­ви­лись на бе­рег. Стра­хов­ки у них не бы­ло.
      «Ху­же все­го, что суд­но уто­ну­ло под ве­сом пус­тых сил­ков. Мне бы­ло бы лег­че, ес­ли бы оно не вы­дер­жа­ло тя­же­сти гру­за ры­бы», — ска­зал Най­тин­гейл. Ко­гда он вер­нул­ся до­мой, его же­на ото­зва­ла рек­лам­ное объ­яв­ле­ние из га­зе­ты.

      — Ха-ха, — ска­зал Терт Кард. — Я пом­ню, как он зво­нил на­счет этой рек­ла­мы.
      Ку­ойл опер­ся о стол и сно­ва вспом­нил двух ста­ри­ков, стоя­щих под до­ж­дем и рас­ска­зы­ваю­щих ему о том, что про­изош­ло. Рас­ска­зы­ваю­щих ис­то­рию о Га­роль­де Най­тин­гей­ле, все де­ло жиз­ни ко­то­ро­го за­кон­чи­лось как в пло­хом анек­до­те.
      Он вы­та­щил из кар­ма­на пись­мо Парт­рид­жа и сно­ва его про­чи­тал. Дни, про­ве­ден­ные в пу­ти, ме­бель для но­во­го до­ма. Мер­ка­лия по­да­ри­ла Парт­рид­жу на день ро­ж­де­ния ви­део­ка­ме­ру. Они обу­ст­рои­ли бас­сейн и что-то, что они на­зва­ли га­зо­вый гриль «Меч­та По­ва­ра». Это обош­лось им в две ты­ся­чи. Он серь­ез­но ув­лек­ся де­гу­ста­ци­ей вин, сде­лал в до­ме вин­ный по­греб. По­зна­ко­мил­ся на ве­че­рин­ке со Спай­ком Ли. Мер­ка­лия учит­ся ле­тать. Он ку­пил ей ко­жа­ную курт­ку-пи­лот­ку и бе­лый шел­ко­вый шарф. Про­сто так, ра­ди шут­ки. Они на­шли че­ло­ве­ка, ко­то­рый по­стро­ит им вто­рую гли­ня­ную печь во внут­рен­нем дво­ри­ке. Там они бу­дут коп­тить мя­со и сем­гу. На­щель­ник на три тем­пе­ра­ту­ры на кух­не. Они ус­та­но­ви­ли рос­кош­ную ау­дио­сис­те­му с циф­ро­вой об­ра­бот­кой зву­ка, ко­то­рая мог­ла вос­про­из­во­дить ви­део­дис­ки и ау­дио­за­пи­си од­но­вре­мен­но в раз­ных ком­на­тах с раз­ным уров­нем гром­ко­сти. Ко­гда Ку­ойл со­би­ра­ет­ся к ним прие­хать? Он мо­жет при­ез­жать в лю­бое вре­мя. Как ему бу­дет удоб­но.
      Ку­ойл сно­ва сло­жил пись­мо и спря­тал в кар­ман. За­лив был по­хож на алю­ми­ние­вый под­нос с кро­хот­ны­ми бу­маж­ны­ми ко­раб­ли­ка­ми. Дни ста­но­ви­лись все ко­ро­че. Он по­смот­рел на ча­сы и вне­зап­но по­нял, что со дня его пе­ре­ез­да про­шло уже не­сколь­ко ме­ся­цев.
      — На­тбим, пой­дем к Шки­пе­ру Уил­лу. По­едим каль­ма­ров.
      — Обя­за­тель­но. Сей­час я за­кон­чу аб­зац, и по­едем.
      — При­ве­зи­те мне ры­бы с чип­са­ми, — ска­зал Терт Кард, вы­тас­ки­вая ском­кан­ные сче­та из кар­ма­нов шта­нов.
      Толь­ко Бил­ли от­крыл ко­роб­ку с обе­дом, на ко­то­рой был на­ри­со­ван кот из муль­ти­ка Гар­филд. Он по­смот­рел на ту­ше­ную трес­ку с кус­ком хле­ба, ра­зо­грел ее и ре­шил, что уст­ро­ил­ся луч­ше всех.

***

      Ку­ойл и На­тбим си­де­ли за даль­ним сто­ли­ком. Рес­то­ран бла­го­ухал ра­зо­гре­тым мас­лом и све­же­за­ва­рен­ным ча­ем. На­тбим на­лил се­бе в чаш­ку крас­но-ко­рич­не­вый на­пи­ток.
      — Ты за­ме­тил, как стран­но Джек на­зна­ча­ет за­да­ния? Он да­ет те­бе имен­но то, что про­бу­ж­да­ет твои по­та­ен­ные, лич­ные стра­хи. Вот, на­при­мер, ты. Твоя же­на по­гиб­ла в ав­то­ка­та­ст­ро­фе. И чем Джек за­став­ля­ет те­бя за­ни­мать­ся? Имен­но ав­то­ка­та­ст­ро­фа­ми, да еще и де­лать сним­ки го­ря­щих си­де­ний и ок­ро­вав­лен­ных тел. Бил­ли, ко­то­рый ни­ко­гда не был же­нат, по не­по­нят­ной при­чи­не он по­ру­ча­ет до­маш­нюю стра­ни­цу для жен­щин, где опи­сы­ва­ет­ся быт в мель­чай­ших де­та­лях. Это очень бо­лез­нен­ная те­ма для бед­но­го ста­ри­ка. А я? Мне дос­та­ют­ся ис­то­рии о сек­су­аль­ном на­си­лии, будь они не­лад­ны. И с ка­ж­дой из этих ис­то­рий я за­но­во пе­ре­жи­ваю свое дет­ст­во. В шко­ле я в те­че­ние трех лет под­вер­гал­ся на­си­лию. Сна­ча­ла это де­лал ни­чтож­ный учи­тель гео­мет­рии, по­том стар­шие маль­чиш­ки, его при­яте­ли. Я до сих пор не мо­гу за­снуть, по­ка не за­вер­нусь в пять или в шесть про­сты­ней, как му­мия. Я толь­ко од­но­го не по­ни­маю, Джек что, де­ла­ет это спе­ци­аль­но? Он счи­та­ет, что боль долж­на утих­нуть из-за то­го, что ты по­сто­ян­но о ней вспо­ми­на­ешь, стал­ки­ва­ясь с по­хо­жи­ми слу­чая­ми? Мне так ка­жет­ся, что она ни­ку­да не де­ва­ет­ся.
      Ку­ойл за­ка­зал еще од­ну пор­цию ру­ле­та и вы­ло­жил па­ке­тик с ча­ем на блюд­це. Ин­те­рес­но, хва­тит ему ру­ле­та или бу­дет ма­ло?
      — А с со­бой он раз­ве не так по­сту­па­ет? Ко­гда вы­хо­дит в мо­ре, ко­то­рое от­ня­ло у не­го от­ца и де­да, двух брать­ев, стар­ше­го сы­на и по­ку­ша­лось на млад­ше­го. Он хо­чет за­глу­шить боль. И она про­хо­дит уже от­то­го, что ты ви­дишь, что ты не оди­нок в сво­их пе­ре­жи­ва­ни­ях, что есть лю­ди, ко­то­рые стра­да­ют так же, как и ты. На­вер­ное, прав­ду го­во­рят, что стра­да­ние не лю­бит оди­но­че­ст­ва. Да­же уми­рать лег­че, ко­гда во­круг те­бя уми­ра­ют дру­гие.
      — Что за оп­ти­ми­сти­че­ские мыс­ли, Ку­ойл! Вы­пей еще чаю и пре­кра­щай мять этот не­сча­ст­ный па­ке­тик. Ты ви­дел, что ут­ром при­це­пи­лось к шта­нам Тер­та Кар­да?
      Но Ку­ойл не слу­шал. Он был за­нят раз­мыш­ле­ния­ми о том, не съесть ли ему два кус­ка ягод­но­го пи­ро­га.

***

      В че­ты­ре ча­са он по­ехал за Уэй­ви.
      С се­ве­ра над­ви­га­лась хо­лод­ная по­го­да. Дождь пе­ре­шел в мок­рый снег, по­том снег стал гу­ще. Ту­ман пре­вра­тил­ся в об­ла­ко тон­ких, как иг­лы, ле­дя­ных кри­стал­лов. Ку­ойл дей­ст­во­вал по при­выч­но­му рас­по­ряд­ку: ут­ром от­во­зил Сан­шайн к Би­ти, Бан­ни в шко­лу, под­во­зил Уэй­ви. Око­ло че­ты­рех ча­сов все по­вто­ря­лось в об­рат­ном по­ряд­ке. «Муж­чи­на под­ра­ба­ты­ва­ет шо­фе­ром». Ко­гда он за­кан­чи­вал с де­ла­ми, то мог вы­пить чаю на кух­не Уэй­ви. Ес­ли ему при­хо­ди­лось за­дер­жи­вать­ся на ра­бо­те, то они мог­ли ос­тать­ся у нее на ночь. Она под­ре­за­ла Ку­ой­лу во­ло­сы. Он ко­лол ей по суб­бо­там дро­ва. Ино­гда они вме­сте обе­да­ли. Ста­но­ви­лись бли­же и бли­же. Как две ут­ки, ко­то­рые сна­ча­ла пла­ва­ли по раз­ные сто­ро­ны пру­да, но в ито­ге встре­ча­лись на са­мой се­ре­ди­не. Для это­го сбли­же­ния по­тре­бо­ва­лось мно­го вре­ме­ни.
      — Это ведь со­всем ни к че­му, — шеп­та­ла мис­сис Бэнгз на ухо До­ун. — Все эти разъ­ез­ды на ма­ши­не. Эти де­ти впол­не мог­ли бы ез­дить на школь­ном ав­то­бу­се. А по­том во­ди­тель ав­то­бу­са вы­са­жи­вал бы де­воч­ку воз­ле ре­дак­ции. По­ка отец ра­бо­та­ет, она мог­ла бы де­лать уро­ки. Или чем он там за­ни­ма­ет­ся? Пи­шет? Не боль­но под­хо­дя­щая ра­бо­та для муж­чи­ны. А мис­сис Ге­рольд Про­уз и во­все не­за­чем столь­ко хо­дить по та­кой от­вра­ти­тель­ной по­го­де. Она за­тея­ла всю эту ис­то­рию с кни­га­ми, толь­ко что­бы его под­це­пить. Прав­да, он то­же мог все это за­те­ять из-за нее. Ему про­сто не­об­хо­ди­ма жен­щи­на, что­бы при­смат­ри­вать за его де­ви­ца­ми и го­то­вить еду. И для дру­го­го то­же. Ну, ты по­ни­ма­ешь, что я имею в ви­ду. Он же та­кой здо­ро­вяк, на­вер­ное, из­го­ло­дал­ся.

***

      На кух­не Уэй­ви воз­ле ок­на сто­ял ра­бо­чий стол, на ко­то­ром она по­кры­ва­ла жел­той крас­кой ми­ниа­тюр­ные гру­зо­ви­ки, ко­то­рый де­лал ее отец. На ка­ж­дом из них бы­ла вы­ве­де­на кро­хот­ная над­пись: «Сто­ляр­ная мас­тер­ская бух­ты Муч­ной Ме­шок». Она шку­ри­ла и кра­си­ла под­став­ки для сал­фе­ток с изо­бра­же­ни­ем ре­си­ве­ра, де­ре­вян­ные ба­боч­ки для ту­ри­стов, ко­то­рые они при­би­ва­ли к тор­цам сво­их до­мов, и ча­ек, стоя­щих на од­ной но­ге. Кен раз­во­зил эти по­дел­ки по су­ве­нир­ным ма­га­зи­нам по все­му по­бе­ре­жью. Они хо­ро­шо про­да­ва­лись.
      — Я знаю, что это де­ла­ет­ся для ту­ри­стов, — ска­за­ла она. — Но не ви­жу в этом ни­че­го пло­хо­го. При­лич­ная ра­бо­та, ко­то­рая при­но­сит не­пло­хой за­ра­бо­ток.
      Ку­ойл про­вел паль­цем по тща­тель­но вы­пол­нен­ным швам и глад­кой крас­ке и ска­зал, что на­хо­дит по­дел­ки дей­ст­ви­тель­но не­пло­хи­ми.
      Ма­лень­кий дом был на­пол­нен яр­ки­ми цве­та­ми, буд­то под су­хой ко­жей Уэй­ви пря­та­лась мя­теж­ная ду­ша. Фио­ле­то­вые сту­лья, объ­ем­ные алые с го­лу­бым ков­ри­ки, рас­пис­ные бу­фе­ты и двер­ные ко­ся­ки. Оку­на­ясь в этот цвет, она буд­то ли­ша­ла се­бя при­над­леж­но­сти к че­ло­ве­че­ско­му ро­ду, к жен­ско­му по­лу.
      Сан­шайн боль­ше все­го нра­вил­ся шкаф со стек­лян­ны­ми двер­ца­ми, за ко­то­ры­ми стоя­ли бе­лая суп­ни­ца, ряд та­ре­лок с пла­ваю­щи­ми по кай­ме ры­ба­ми и че­ты­ре зе­ле­ных бо­ка­ла для ви­на. На ниж­них двер­цах Уэй­ви на­ри­со­ва­ла соб­ст­вен­ный дом с ог­ра­дой и от­цов­ский дво­рик с де­ре­вян­ны­ми фи­гу­ра­ми. Сан­шайн от­кры­ла двер­цу с от­цов­ским дво­ри­ком. Она из­да­ла тон­кий скрип. Сан­шайн не мог­ла сдер­жать смех.

      Те­туш­ка вы­шла прой­тись. Ей нуж­но бы­ло от­дох­нуть от Ку­ой­ла и его де­тей, на­хо­див­ших­ся в до­ме. От то­по­та Сан­шайн и ее пря­мых во­про­сов. От ау­дио­за­пи­си, по­да­рен­ной На­тби­мом, ко­то­рую Бан­ни кру­ти­ла без ос­та­нов­ки, рас­тра­чи­вая ба­та­рей­ки. В по­след­ние дни ок­тяб­ря над по­бе­режь­ем раз­но­сил­ся гро­хот, по­хо­жий на ору­дий­ные зал­пы. Пред­вест­ник ско­ро­го раз­рас­та­ния льда. Пти­цы уле­та­ли с шель­фа на за­пад. Ис­то­щен­ная сем­га ле­жа­ла глу­бо­ко в рус­лах рек под ле­дя­ной кор­кой или вы­хо­ди­ла в мо­ре.
      Она дош­ла до ма­лень­ко­го пру­да. Вспом­ни­ла его. Оваль­ное зер­ка­ло во­ды, ок­ру­жен­ное ко­лю­чим кус­тар­ни­ком и лав­ром. Жен­щи­ны и де­ти идут по осен­не­му бо­ло­ту, яго­ды, по­хо­жие на ка­п­ли на­ли­то­го солн­цем ме­да. Мок­рые бо­тин­ки, взле­таю­щие из-под ног ягод­ни­ков пти­цы. Ее мать все­гда лю­би­ла бо­ло­та, не­смот­ря на оби­лие там кро­во­со­су­щих тва­рей. Она на­хо­ди­ла не­боль­шую коч­ку, ло­жи­лась и за­сы­па­ла под об­ла­ка­ми на­се­ко­мых. По­том про­сы­па­лась и го­во­ри­ла: «Я так мо­гу про­спать всю свою жизнь». Она да­же не зна­ла, сколь­ко со­бы­тий про­спа­ла! Мать умер­ла от пнев­мо­нии в Брук­лин­ской боль­ни­це, ду­мая, что не­жит­ся под се­вер­ным солн­цем в ле­су.
      Те­туш­ка по­зво­ли­ла се­бе вспом­нить осень, за­мер­ший пруд с бес­цвет­ным льдом, об­ла­ка, по­хо­жие на тон­кие се­рые паль­цы, как ка­ран­да­ши в ко­роб­ке, во­ро­ни­ку в ле­дя­ной ко­роч­ке. Ве­тер вне­зап­но стих. По­вис­ла глу­бо­кая ти­ши­на. Изо рта вы­ры­ва­лось об­ла­ко па­ра. Из­да­ле­ка слы­ша­лись ти­хие вздо­хи волн. Не ше­ве­ли­лась тра­ва, не мель­ка­ла кры­лом про­ле­таю­щая пти­ца. Все во­круг бы­ло пер­ла­мут­ро­во-се­ро­го цве­та. Ей бы­ло один­на­дцать или две­на­дцать. Си­ние вя­за­ные чул­ки, пе­ре­ши­тое ма­ми­но пла­тье, паль­то из вы­па­рен­ной шер­сти, сде­лан­ное в Анг­лии. Оно жа­ло ей под мыш­ка­ми. Оно по­па­ло к ним в ка­че­ст­ве по­мо­щи ну­ж­даю­щим­ся от бла­го­тво­ри­тель­но­го фон­да церк­ви пя­ти­де­сят­ни­ков. У нее бы­ла па­ра ог­ром­ных муж­ских конь­ков, ко­то­рые она при­вя­зы­ва­ла к сво­им бо­тин­кам. Ко­гда по­рвал­ся шну­рок, она свя­за­ла его гру­бым уз­лом, про­де­ла его сквозь от­вер­стие и ту­го за­вя­за­ла.
      От пер­вых по­пы­ток на льду ос­та­ва­лись рва­ные бе­лые сле­ды, по­том они вы­ров­ня­лись и ста­ли за­ви­вать­ся в пет­ли и спи­ра­ли. Она ка­та­лась в без­вет­рен­ном су­мра­ке. Слы­ша­лись зву­ки ее ды­ха­ния и скре­жет конь­ков о лед. Она бы­ла од­на на иде­аль­но ров­ном льду при све­те крас­но­го за­ка­та. Об­ла­ка бы­ли по­хо­жи на вет­ви. На за­рос­ли дви­жу­щих­ся кро­ва­во­крас­ных ве­ток. Со­всем од­на. И в ее кар­ма­не ле­жа­ла бу­лоч­ка со сви­ни­ной. Она взгля­ну­ла на­верх и уви­де­ла его.
      Он спус­тил­ся на лед, рас­сте­ги­вая шта­ны и ос­то­рож­но сколь­зя на по­дош­вах сво­их ры­бац­ких са­пог. Ей бы­ло не­ку­да бе­жать, толь­ко по кру­гу, и она по­ни­ма­ла, что ра­но или позд­но он ее все рав­но до­го­нит, но все же бро­си­лась от не­го прочь. Ей уда­ва­лось уво­ра­чи­вать­ся от не­го це­лых де­сять ми­нут. Это бы­ла це­лая веч­ность.
      Сей­час она стоя­ла и смот­ре­ла на пруд. Он был ма­лень­ким и не­ин­те­рес­ным. Не бы­ло ни­ка­ко­го смыс­ла спус­кать­ся к не­му. И не­бо бы­ло не крас­ным, а поч­ти чер­ным на юго-за­па­де. Ско­ро сю­да при­дут ме­те­ли. Ско­ро иней по­кро­ет стек­ло и по­до­кон­ни­ки, одея­ла, там, где осе­да­ла вла­га от ды­ха­ния. По но­чам брев­на в сте­нах до­ма бу­дут скри­петь и тре­щать от арк­ти­че­ско­го хо­ло­да. Так бы­ло ко­гда-то. Как бы­ло и дру­гое: зву­ки ша­гов, го­ря­чее ды­ха­ние на ли­це. А сна­ру­жи выл ве­тер в тро­сах, тру­ба ды­мо­хо­да за­хле­бы­ва­лась воз­ду­хом, и над пли­той плы­ли струи ды­ма. Та­ков был жес­то­кий фев­раль. И март, и ап­рель. Снег шел до кон­ца мая. Она вздрог­ну­ла.
      Ну что ж, та жизнь сде­ла­ла ее силь­нее. Она вы­жи­ла на по­бе­ре­жье, за­ла­та­ла свои па­ру­са, за­ме­ни­ла раз­би­тый руль на креп­кий и но­вый. Она су­ме­ла вы­брать­ся из этих кам­ней и с мел­ко­во­дья. На­ла­ди­ла свою жизнь и до сих пор управ­ля­ет ею.
      Воз­дух за­зве­нел. Свер­ху ста­ли спус­кать­ся кри­стал­ли­ки льда. Вне­зап­но в воз­ду­хе при со­вер­шен­но яс­ном не­бе поя­ви­лись сне­жин­ки. Она не­хо­тя по­вер­ну­ла об­рат­но к до­му. Мо­роз­ный воз­дух ка­зал­ся при­прав­лен­ным за­па­хом ды­ма. На­до по­слу­шать про­гно­зы. Как же да­ле­ко ехать! Им нель­зя боль­ше тя­нуть.
      Зай­дя в дом, она по­ве­си­ла паль­то, по­ло­жи­ла на пле­чо шап­ку и ак­ку­рат­но сло­жи­ла пер­чат­ки в пра­вый кар­ман: паль­ца­ми внутрь, ман­же­та­ми на­ру­жу.
      Пле­мян­ник чи­тал де­тям кни­гу. По­ра, на­вер­ное, го­то­вить ужин. Что-ни­будь про­стое. На­при­мер, блин­чи­ки. На­сы­пая в мис­ку му­ки, она за­ду­ма­лась о над­ви­гаю­щем­ся сне­го­па­де. Им на­до это об­су­дить. Пер­вая же ме­тель мо­жет пе­ре­крыть дви­же­ние по до­ро­ге. Он об этом еще не зна­ет.
      На­ле­тел ве­тер, за­ше­ве­лил кус­тар­ник, за­сто­нал в тро­сах.
      — Ужин го­тов! — по­зва­ла всех те­туш­ка. Как гром­ко зву­чал ее го­лос в по­лу­пус­той ком­на­те! — Я бы все от­да­ла сей­час за вкус­ный ужин в хо­ро­шем рес­то­ра­не, — не­ожи­дан­но ска­за­ла она Ку­ой­лу на­кла­ды­вая вил­кой бли­ны в его хо­лод­ную та­рел­ку. — И за хо­ро­ший фильм в ки­но­те­ат­ре. И за то, что­бы вый­ти зав­тра ут­ром на ос­та­нов­ку и сесть в обог­ре­вае­мый ав­то­бус, вме­сто то­го что­бы ехать на гру­зо­ви­ке во­круг бух­ты. Че­ст­но ска­зать, мысль о на­сту­п­ле­нии зи­мы на­чи­на­ет ме­ня пу­гать.
      Буд­то бы до­ж­дав­шись объ­яв­ле­ния о сво­ем при­хо­де, по­шел снег, за­ше­ле­стев сне­жин­ка­ми в ок­на.
      — Ви­дишь? — ска­за­ла те­туш­ка, буд­то по­лу­чив под­держ­ку от не­ожи­дан­но­го со­юз­ни­ка.
      Ку­ойл про­же­вал блин и за­пил его ча­ем.
      — Я по­го­во­рил с пар­ниш­кой на буль­до­зе­ре, дру­гом Ден­ни­са. Он мо­жет чис­тить до­ро­гу за не­ко­то­рую пла­ту. Это мож­но бу­дет сде­лать, ес­ли сне­га вы­па­дет боль­ше, чем на де­сять сан­ти­мет­ров. А до этой глу­би­ны твой гру­зо­вик впол­не спра­вит­ся с до­ро­гой.
      — Там же со­рок пять ки­ло­мет­ров! И во сколь­ко нам вста­нет рас­чи­ст­ка та­кой до­ро­ги?
      — По сот­не за один раз. Это ед­ва по­кро­ет его рас­хо­ды на то­п­ли­во. В за­ви­си­мо­сти от то­го, как час­то бу­дет ид­ти снег, ему нуж­но бу­дет при­ез­жать не ре­же двух раз в не­де­лю. За пять ме­ся­цев по­лу­ча­ет­ся со­рок вы­ез­дов, че­ты­ре ты­ся­чи дол­ла­ров. Есть еще один ва­ри­ант с Ден­ни­сом. Он ска­зал, что мо­жет пе­ре­прав­лять нас на сво­ей лод­ке, по­ка не за­твер­де­ет лед. Он со­гла­сен этим за­ни­мать­ся за де­сять дол­ла­ров в час, что по­кро­ет его тра­ты на то­п­ли­во и ком­пен­си­ру­ет его тру­ды.
      — По­хо­же, эта сдел­ка вы­год­нее.
      — Не ду­маю. Я под­счи­тал, что ему при­дет­ся тра­тить по два ча­са в день. По глад­кой во­де тут плыть все­го два­дцать ми­нут. Вы­хо­дит та же сум­ма, что за буль­до­зер: сот­ня в не­де­лю. А к ян­ва­рю бух­та по­кро­ет­ся льдом. Я не хо­чу рис­ко­вать, пе­ре­во­зя де­во­чек по льду ка­ж­дый день ту­да и об­рат­но. Ден­нис го­во­рит, что на льду все­гда ос­та­ют­ся про­та­ли­ны. Это опас­но. Ка­ж­дый год ту­да кто-ни­будь про­ва­ли­ва­ет­ся и то­нет. На­до точ­но знать, где ты дол­жен ехать. В то же вре­мя мне не нра­вит­ся, что им при­хо­дит­ся так да­ле­ко ка­ж­дый день ез­дить на ма­ши­не.
      — Ты, ока­зы­ва­ет­ся, все про­ду­мал, — хо­лод­но ска­за­ла те­туш­ка. Она при­вык­ла все про­ду­мы­вать са­ма.
      Он не стал го­во­рить ей, что за день до то­го, как пе­ре­вер­ну­лась его лод­ка, он обо­шел весь дом с пус­ты­ми ком­на­та­ми и по­нял, что в этом го­ду у них не бу­дет ме­бе­ли.
      — По­это­му… — ска­зал он и стал раз­ла­мы­вать вил­кой блин для Сан­шайн, что­бы по­ло­жить ко­нец скри­пе­нию но­жа о та­рел­ку. — По­это­му мы мо­жем пе­ре­ехать на зи­му в дру­гое ме­сто. Бу­дем счи­тать этот дом лет­ней ре­зи­ден­ци­ей. Че­рез па­ру не­дель уез­жа­ет На­тбим. Ос­во­бо­ж­да­ет­ся его трей­лер. Там не хва­тит мес­та на чет­ве­рых, но нам с де­воч­ка­ми это­го бу­дет дос­та­точ­но. А ты мо­жешь снять се­бе ком­на­ту или что-ни­будь дру­гое. Мис­сис Бэнгз мо­жет те­бе что-ни­будь под­ска­зать?
      Те­туш­ка бы­ла по­ра­же­на. Она про­сто схо­ди­ла на про­гул­ку и по­смот­ре­ла на пруд. И все со­бы­тия ста­ли раз­ви­вать­ся со ско­ро­стью не­су­ще­го­ся в но­чи по­ез­да.
      — Ут­ро ве­че­ра муд­ре­нее, — ска­за­ла она.
      Ут­ро встре­ти­ло их две­на­дца­ти­сан­ти­мет­ро­вым сло­ем сне­га, сле­пя­щим солн­цем и те­п­лым вет­ром. Все во­круг тая­ло и ка­па­ло. Бе­лое по­кры­ва­ло на кры­ше со­бра­лось склад­ка­ми, по­тре­ска­лось и раз­ва­ли­лось на кус­ки. Они с ши­пе­ни­ем ска­ты­ва­лись и па­да­ли на зем­лю. К по­луд­ню на влаж­ной до­ро­ге да в ни­зи­нах ос­та­лись ред­кие ост­ров­ки сне­га.
      — Хо­ро­шо, — ска­за­ла те­туш­ка, — я об этом по­ду­маю.
      Те­перь, ко­гда при­шло то, че­го она жда­ла, это слу­чи­лось слиш­ком бы­ст­ро.

***

      — А я тут вол­ну­юсь: что с то­бой при­клю­чи­лось? — ска­за­ла Мэ­вис Бэнгз. Не­ко­то­рые во­лос­ки в ее при­чес­ке све­ти­лись на солн­це. — Я ду­ма­ла, что ты за­бо­ле­ла или у те­бя сло­ма­лась ма­ши­на. До­ун счи­та­ла, что те­бя нет из-за сне­га, но он рас­та­ял так же бы­ст­ро, как вы­пал. В об­щем, я в обед схо­ди­ла на поч­ту и за­бра­ла для те­бя пись­ма. — Она взгля­дом ука­за­ла на стол те­туш­ки.
      О, ка­кая мно­го­зна­чи­тель­ность! У нее поя­ви­лась при­выч­ка ока­зы­вать Аг­нис Хамм раз­ные мел­кие ус­лу­ги. Она по сво­ей ини­циа­ти­ве мог­ла схо­дить на поч­ту или на­лить ей чаш­ку чаю. Все эти ме­ло­чи по­да­ва­лись с очень зна­чи­тель­ным ви­дом.
      — Это все из-за сне­га, — ска­за­ла те­туш­ка. — Ты же зна­ешь, ка­кой вяз­кой ста­но­вит­ся раз­би­тая до­ро­га под сне­гом. — Она ста­ла про­смат­ри­вать пись­ма. — Де­ло в том, что мы ре­ши­ли по­ис­кать на зи­му се­бе жи­лье по­бли­же к Якор­ной Ла­пе. Дом боль­ше по­хож на да­чу, са­ма по­ни­ма­ешь. Он не хо­чет, что­бы де­ти так да­ле­ко ез­ди­ли в шко­лу. Вот так. — Она вздох­ну­ла.
      Мис­сис Бэнгс вос­при­ня­ла этот вздох как сиг­нал.
      — Ты ищешь дом для всех вас? Я слы­ха­ла, как Бер­ки по­го­ва­ри­ва­ли о том, что­бы про­дать свой дом и пе­ре­ехать во Фло­ри­ду. Они ез­дят ту­да ка­ж­дую зи­му. Об­за­ве­лись там друзь­я­ми. И бун­га­ло. Во Фло­ри­де они жи­вут в бун­га­ло с ве­ран­дой. Мис­сис Берк, ее зо­вут Пэн­си, го­во­рит, что там у них пря­мо пе­ред до­мом рас­тут два апель­си­но­вых де­ре­ва и паль­ма. Они со­би­ра­ют апель­си­ны пря­мо с де­ре­ва. Пред­став­ля­ешь? Вот что я хо­чу по­смот­реть пе­ред смер­тью: Фло­ри­ду.
      — Я бы­ла там, — ото­зва­лась До­ун. — Мо­жешь за­би­рать ее се­бе. А мне нра­вит­ся Мон­ре­аль. О-ля-ля! Кра­си­вая оде­ж­да, вся­кие ма­га­зин­чи­ки. А рын­ки! Ты не ви­де­ла та­кой еды, как там, за всю свою жизнь! Ки­но­те­ат­ры, бу­ти­ки. В Май­а­ми мне то­же не по­нра­ви­лось. Там жи­вет куч­ка бо­га­тых при­дур­ков.
      — А что за дом у Бер­ков? — как ни в чем не бы­ва­ло спро­си­ла те­туш­ка.
      — Ну, он сто­ит на ска­ле. До­ро­га вы­хо­дит в бух­ту Муч­ной Ме­шок. Те­бе на­до съе­хать с нее ли­цом к хол­му и за­брать­ся на­верх. Ну, в смыс­ле, за­брать­ся-то не по­лу­чит­ся, по­то­му что там сто­ят дру­гие до­ма. Их при­дет­ся обой­ти. Так вот, их дом се­рый с го­лу­бой от­дел­кой. Очень ухо­жен­ный. Мис­сис Берк хо­ро­шая хо­зяй­ка. У них там кух­ня, как в ста­ри­ну де­ла­ли, с ле­жан­кой и всем ос­таль­ным. Но удоб­ст­ва у них есть. Мас­ля­ные ра­диа­то­ры, по­су­до­мой­ка. В под­ва­ле — сти­раль­ная ма­ши­на и су­шил­ка. В ком­на­тах хо­ро­шие обои.
      — М-м, — ска­за­ла те­туш­ка. — Как ду­ма­ешь, они не за­хо­тят сда­вать жи­лье?
      — Вряд ли. По-мо­ему, они не со­би­ра­лись его сда­вать. Их уже спра­ши­ва­ли. Они хо­тят его про­дать.
      — Мой пле­мян­ник со­би­ра­ет­ся все­лить­ся в трей­лер это­го анг­ли­ча­ни­на, ко­то­рый ра­бо­та­ет в га­зе­те. Он ско­ро уез­жа­ет.
      — Так ты ищешь жи­лье толь­ко для се­бя?
      — Да-а, — ска­за­ла те­туш­ка.
      — По-мо­ему, у Бер­ков для од­но­го бу­дет слиш­ком до­ро­го, — ска­за­ла мис­сис Бэнгз. — Да­же ес­ли ку­пить этот дом. Там у них де­вять ком­нат. Или де­сять.
      — Я уже столь­ко де­нег вло­жи­ла в ста­рый дом. Жаль. А жить там мож­но толь­ко ле­том. Очень не­удоб­но ез­дить на ра­бо­ту и до­мой. Но, как го­во­рит­ся, че­му быть, то­го не ми­но­вать. До кон­ца не­де­ли я сня­ла ком­на­ту в «Чай­ке», а по­том мы что-ни­будь при­ду­ма­ем. Пле­мян­ник с де­воч­ка­ми по­жи­вут у Би­та с Ден­ни­сом. Тес­но­ва­то, но они не воз­ра­жа­ют. Мы не хо­тим, что­бы нас за­ва­ли­ло сне­гом в этом до­ме. Сей­час ра­но об этом вол­но­вать­ся. Что у нас за­пла­ни­ро­ва­но на се­го­дня? Чер­ная обив­ка ди­ва­нов на «На­ко­неч­ни­ке»?
      — Мы с До­ун за­кон­чи­ли ди­ван­ные по­душ­ки еще в пят­ни­цу. А се­го­дня ут­ром от­пра­ви­ли их на суд­но.
      Те­туш­ка по­смот­ре­ла на пись­ма.
      — Я смот­рю, вы ме­ня дав­но опе­ре­ди­ли, — ска­за­ла она. По­том пе­ре­вер­ну­ла от­крыт­ку и про­чи­та­ла над­пись на ней. — Как ми­ло! — это за­ме­ча­ние про­зву­ча­ло сар­ка­сти­че­ски. — Я рас­счи­ты­ва­ла на этой не­де­ле уви­деть­ся с Пей­ка­ми и их «Пе­ной», но от них при­шла от­крыт­ка с из­вес­ти­ем, что они не хо­тят рис­ко­вать, от­прав­ля­ясь сю­да в это вре­мя го­да. Они, мол, мо­гут пла­вать толь­ко в хо­ро­шую по­го­ду. Боль­ше то­го, они уже от­да­ли наш за­каз дру­го­му мас­те­ру! Вот уро­ды. — Те­туш­ка вы­бро­си­ла от­крыт­ку и взя­ла в ру­ки не­боль­шую бан­де­роль.
      — А кто у нас в Ма­као? Это при­шло из Ма­као.
      Она от­кры­ла па­кет.
      — Что это? — На пол вы­па­ла пач­ка аме­ри­кан­ских дол­ла­ров. Она бы­ла пе­ре­вя­за­на го­лу­бой бе­че­вой. Боль­ше в па­ке­те ни­че­го не бы­ло.
      — Этот го­лу­бой цвет… — с со­мне­ни­ем на­ча­ла Мэ­вис, про­тя­нув ру­ку к бе­чев­ке.
      Те­туш­ка по­смот­ре­ла на нее. Раз­вя­за­ла и пе­ре­да­ла Мэ­вис. Бе­чев­ка ока­за­лась тон­кой по­лос­кой го­лу­бой ко­жи.

      Они сра­зу по­ня­ли, в чем за­клю­ча­лось един­ст­вен­ное дос­то­ин­ст­во зе­ле­но­го до­ма. Не­бри­тый Ку­ойл зе­вал в уг­лу кух­ни Би­ти и рас­че­сы­вал спу­тав­шие­ся во­ло­сы Бан­ни. Во­круг них был цар­ст­во тос­тов, ка­као, суе­ты в по­ис­ках про­пав­шей оде­ж­ды и шу­ма до­маш­ней ра­бо­ты. Во­шел Терт Кард и на­лил се­бе ко­фе. Ден­нис уе­хал час на­зад. Кард по­смот­рел на Би­ти, де­мон­ст­ра­тив­но об­ли­зал гу­бы и под­миг­нул ей. Он был по­хож на ин­дю­ка с крас­ны­ми гла­за­ми.
      Он сто­ял пе­ред Ку­ой­лом и Сан­шайн и по­че­сы­вал пах, буд­то его жгло ог­нем.
      — Ку­ойл, я за­шел ска­зать те­бе, что ты дол­жен по­зво­нить Ди­ди Ша­ве­лу. У них там ка­кое-то суд­но го­рит. Те­бе, на­вер­ное, на­до ехать пря­мо ту­да. Я по­ло­жил те­бе в ма­ши­ну фо­то­ап­па­рат, по­про­буй сде­лать па­ру сним­ков. Го­во­рю те­бе, Джек Баг­гит — ум­ней­шая го­ло­ва. На Нью­фа­унд­лен­де ско­рее бу­дут чи­тать про не­до­ум­ков на лод­ках, чем про ав­то­ка­та­ст­ро­фы.
      Он не то­ро­пясь до­пил ко­фе, по­ще­ко­тал Бан­ни под под­бо­род­ком и сно­ва по­че­сал в па­ху пе­ред ухо­дом.
      — Мне он не по­нра­вил­ся. Он про­тив­ный, — ска­за­ла Сан­шайн, по­чув­ст­во­вав злость Ку­ой­ла че­рез рас­чес­ку.
      — Он влюб­лен в се­бя, — ска­за­ла Би­ти. — И все­гда лю­бил толь­ко се­бя од­но­го. В этом у не­го кон­ку­рен­ции не бы­ло.
      — Вот так, — ска­зал Мер­чи Баг­гит, изо­бра­зив без­ос­та­но­воч­ное по­че­сы­ва­ние.
      — Хва­тит, — ска­за­ла Би­ти. — Ты по­хож на пса, за­рос­ше­го бло­ха­ми.
      — Он то­же! — Сан­шайн и Мер­чи виз­жа­ли от хо­хо­та, по­ка Мер­чи не по­да­вил­ся крош­ка­ми от тос­та и Ку­ойл не по­хло­пал его по спи­не.
      Не ус­пел он на­брать но­мер на­чаль­ни­ка пор­та, как за­зво­нил те­ле­фон.
      — Это те­бя, — ска­за­ла Би­ти.
      — Ал­ло? — Он ожи­дал ус­лы­шать го­лос Ди­ди Ша­ве­ла.
      — Ку­ойл, — ска­зал Бил­ли Прит­ти. — Ты за­хо­дил к Эл­ви­ну Яр­ку, что­бы по­го­во­рить о лод­ке?
      — Нет. Че­ст­но ска­зать, я да­же за­был об этом. Я был за­нят, да и, зна­ешь, я как-то не го­рю же­ла­ни­ем сно­ва сесть в лод­ку по­сле то­го, что слу­чи­лось.
      — Вот по­это­му ты и дол­жен это сде­лать. Счи­тай, ты при­нял кре­ще­ние. Зи­ма — луч­шее вре­мя для строи­тель­ст­ва лод­ки. Эл­вин сде­ла­ет для те­бя то, что нуж­но. А ко­гда сой­дет лед, я по­ка­жу те­бе, как с ней об­ра­щать­ся. Раз уж те­бя ни­че­му не учи­ли и ты пред­став­ля­ешь для се­бя опас­ность.
      Ку­ойл знал, что ему сле­ду­ет быть бла­го­дар­ным, но чув­ст­во­вал се­бя пол­ным бол­ва­ном.
      — Ты очень добр, Бил­ли. Я дей­ст­ви­тель­но так и сде­лаю.
      — Ты про­сто ез­жай к Эл­ви­ну. Зна­ешь, где его мас­тер­ская? Пусть Уэй­ви те­бе по­ка­жет. Она его пле­мян­ни­ца. Он стар­ший брат ее бед­ной ма­те­ри, по­кой­ни­цы.
      — Эл­вин Ярк — дя­дя Уэй­ви? — Ему по­ка­за­лось, что он хо­дит кру­га­ми, ко­то­рые с ка­ж­дым ра­зом ста­но­ви­лись все уже.
      — Ну да.
      Ку­ойл ре­шил по­зво­нить Ди­ди Ша­ве­лу. Прав­да ли там по­жар, о ко­то­ром сто­ит на­пи­сать? Бан­ни вы­полз­ла на кух­ню в сви­те­ре, оде­том за­дом на­пе­ред. Ку­ойл по­пы­тал­ся по­ка­зать ей жес­та­ми, что она долж­на пе­ре­одеть сви­тер, но до­бил­ся лишь хму­ро­го взгля­да.
      — Мо­ло­дой че­ло­век, — за­гу­дел го­лос в труб­ке. — По­ка вы там ко­пае­тесь, го­рит «Рим». Гру­зо­вое суд­но, дли­ной сто во­семь­де­сят мет­ров, за­ре­ги­ст­ри­ро­ва­но в Па­на­ме. С пол­ным гру­зом цин­ка и свин­ца. Он сто­ит где-то в два­дца­ти ми­лях от бе­ре­га и го­рит с ча­су дня. Двое по­гиб­ших: ка­пи­тан и не­опо­знан­ное ли­цо. Ос­таль­ных лю­дей вы­вез­ли вер­то­ле­том. Два­дцать один че­ло­век из Мьян­мы. Ты зна­ешь, где на­хо­дит­ся Мьян­ма?
      — Нет.
      — Так вот там, где рань­ше бы­ла Бир­ма. Боль­шую часть эки­па­жа вер­то­ле­том от­пра­ви­ли в гос­пи­таль в за­лив Мис­ки, ле­чить от от­рав­ле­ния ды­мом. Суд­но ве­дут на бук­си­ре в Якор­ную Ла­пу. Боль­ше я ни­че­го не знаю.
      — Не ска­же­те, как мне до не­го до­б­рать­ся?
      — А за­чем? По­до­ж­ди, по­ка его при­ве­дут сю­да. Уже не­дол­го.
      Но в по­ло­ви­не чет­вер­то­го суд­на все еще не бы­ло вид­но в бух­те. Ку­ойл сно­ва по­зво­нил Ди­ди Ша­ве­лу.
      — Они долж­ны быть здесь око­ло пя­ти. Я так по­ни­маю, что у них там что-то не за­ла­ди­лось. По­рвал­ся бук­сир­ный трос, и им при­шлось це­п­лять дру­гой.

***

      Уэй­ви спус­ка­лась, на хо­ду про­со­вы­вая ру­ки в ру­ка­ва курт­ки цве­та гряз­но­го сне­га, ко­то­рую, ско­рее все­го, она сши­ла са­ма. За­стег­ну­лась, взгля­ну­ла на Ку­ой­ла. Ми­мо­лет­ная улыб­ка, и взгляд сно­ва ушел в сто­ро­ну.
      Они мол­ча­ли, но это мол­ча­ние бы­ло при­ят­ным. Ме­ж­ду ни­ми что-то про­ис­хо­ди­ло. Но что? Это не лю­бовь, по­то­му что она не ка­ле­чи­ла. Это не лю­бовь, по­то­му что при­шла во вто­рой раз.
      — Я дол­жен съез­дить в порт, так что мы за­бе­рем де­тей и я при­ве­зу те­бя и млад­ше­го Ге­роль­да до­мой. Я еще не знаю, ос­та­вить ли Бан­ни на час у Би­ти или взять с со­бой. В порт долж­ны при­вес­ти вы­го­рев­ший ко­рабль. Там по­гиб­ло два че­ло­ве­ка, вклю­чая ка­пи­та­на. Ос­таль­ные в боль­ни­це. Так ска­зал Ди­ди Ша­вел.
      — Ме­ня от та­ких вес­тей про­сто в дрожь бро­са­ет. — Она дей­ст­ви­тель­но дро­жа­ла.
      Они подъ­е­ха­ли к шко­ле. Вни­зу, воз­ле сту­пе­ней, стоя­ла Бан­ни с лис­том бу­ма­ги в ру­ках. Ку­ойл при­шел в со­стоя­ние бла­го­го­вей­но­го тре­пе­та от то­го, что она при­нес­ла из шко­лы и про­де­мон­ст­ри­ро­ва­ла с гор­до вы­пя­чен­ной гу­бой: ма­ка­ро­ны, при­кле­ен­ные к кус­ку кар­то­на в фор­ме ли­ца, цве­ты из изо­гну­тых при­спо­соб­ле­ний для чи­ст­ки труб, рас­кра­шен­ные мел­ка­ми до­ма с квад­рат­ны­ми ок­на­ми и ко­рич­не­вые де­ре­вья с кро­ной, на­по­ми­наю­щей ка­пус­ту брок­ко­ли. Та­кая рас­ти­тель­ность на Нью­фа­унд­лен­де ни­где не встре­ча­лась. «Вот она, школь­ная ико­но­гра­фия», — по­ду­мал он.
      — Вот как нас учит де­лать мисс Грэн­ди.
      — Бан­ни, но где ты ви­де­ла ко­рич­не­вое де­ре­во?
      — Мар­ти рас­кра­ши­ва­ет де­ре­вья в ко­рич­не­вый цвет. И я так бу­ду.
      — Бил­ли го­во­рит, что я дол­жен за­ка­зать но­вую лод­ку сей­час, что­бы ее по­строи­ли за зи­му. Он со­ве­ту­ет мне об­ра­тить­ся к Эл­ви­ну Яр­ку, — ска­зал Ку­ойл Уэй­ви.
      Она кив­ну­ла, ус­лы­шав имя дя­ди.
      — Он хо­ро­ший мас­тер, — от­ве­ти­ла она сво­им низ­ким, груд­ным го­ло­сом. — Он сде­ла­ет для те­бя под­хо­дя­щую лод­ку.
      — Я хо­тел съез­дить к не­му в суб­бо­ту, — про­дол­жил Ку­ойл. — По­го­во­рить. Я бы взял де­во­чек с со­бой. Ты не хо­чешь по­ехать с на­ми, вме­сте с Гер­ри? Суб­бо­та удоб­ный для вас день?
      — Са­мый удоб­ный, — от­ве­ти­ла она. — И я на­ко­нец смо­гу от­вез­ти те­те Иви то, что дав­но со­би­ра­лась пе­ре­дать. Мы у них по­ужи­на­ем. Те­тя Иви — знат­ная по­ва­ри­ха.
      По­том Ку­ойл и Бан­ни уе­ха­ли в порт, но «Рим» по при­ка­зу из ком­па­нии су­дов­ла­дель­ца от­бук­си­ро­ва­ли в Сент-Джонс.
      — Обыч­но ме­ня об этом пре­ду­пре­ж­да­ли, — ска­зал Ди­ди Ша­вел. — Рань­ше бы я их за это в ба­ра­ний рог свер­нул. А что сей­час?

***

      В суб­бо­ту ту­ман был та­ким гус­тым, что боль­ше по­хо­дил на ва­ту. С ним при­шел про­ни­зы­ваю­щий до кос­тей хо­лод. Де­ти си­де­ли на зад­нем си­де­нье, как ку­ри­цы на жер­доч­ке. Уэй­ви при­на­ря­ди­лась. Ее чер­ные туф­ли по­бле­ски­ва­ли на чер­ном ав­то­мо­биль­ном ков­ри­ке. У Ку­ой­ла жгло гла­за от уси­лий рас­смот­реть до­ро­гу в ту­ма­не. Вель­ве­то­вые шта­ны бы­ли та­ки­ми уз­ки­ми, что при­чи­ня­ли боль. Он в ты­сяч­ный раз по­клял­ся се­бе сбро­сить вес. До­ма на обо­чи­не за­те­ря­лись в ту­ма­не, мо­ре ста­ло не­ви­ди­мым. Для то­го что­бы про­ехать пят­на­дцать ки­ло­мет­ров до бух­ты Мо­на­ше­ской Су­мы, у них ушел час. Ма­ши­ну тя­ну­ло в сто­ро­ну, про­ти­во­ту­ман­ные фа­ры све­ти­ли еле-еле.
      Бух­та Мо­на­ше­ской Су­мы ока­за­лась не­боль­шим мес­теч­ком, где до­ро­га де­ла­ла пет­лю и вы­во­ди­ла к но­вым до­мам, по­хо­жим на ран­чо. Они с тру­дом уга­ды­ва­ли их очер­та­ния в сы­рой мо­роз­ной мгле.
      — Здесь все сго­ре­ло лет шесть на­зад, — ска­за­ла Уэй­ви. — Был по­жар на весь го­род. По­том все вы­строи­ли но­вые до­ма на день­ги, ко­то­рые им вы­пла­ти­ли по стра­хов­ке. У не­ко­то­рых се­мей, у пя­ти или шес­ти, я уже не пом­ню, стра­хо­вок не бы­ло, так ос­таль­ные с ни­ми по­де­ли­лись. Так что у всех поя­ви­лись но­вые до­ма. Дя­де Элу и те­те Иви не ну­жен был та­кой боль­шой дом, как тот, что сго­рел, по­это­му но­вый они по­строи­ли мень­ше.
      — По­го­ди, — ска­зал Ку­ойл. — У них бы­ло мно­го стра­хо­вых де­нег, но они по­строи­ли ма­лень­кий дом?
      — Э-э, де­ло в том, что у дя­ди бы­ла от­дель­ная стра­хов­ка на мас­тер­скую с лод­ка­ми. Он за­стра­хо­вал ее на та­кую сум­му, ко­то­рая бы по­кры­ва­ла стои­мость и мас­тер­ской, и но­во­го па­луб­но­го суд­на.
      — На­до же, ка­кая пре­ду­смот­ри­тель­ность.
      — Но ведь мог­ло же слу­чить­ся так, что эта лод­ка стоя­ла бы в мас­тер­ской во вре­мя по­жа­ра! Уж луч­ше при­нять ме­ры за­ра­нее, чем ока­зать­ся к это­му не­го­то­вым. Зна­ешь, со сколь­ки­ми людь­ми слу­ча­лись по­доб­ные ве­щи, а их стра­хов­ка по­кры­ва­ла толь­ко стои­мость мас­тер­ской?
      У мис­сис Ярк ока­за­лись тон­кие ру­ки и но­ги, но они вы­гля­де­ли так, буд­то бы­ли вы­ко­ва­ны из же­ле­за. Она уса­ди­ла их за ку­хон­ный стол и на­ли­ла де­тям чаю с мо­ло­ком в кро­хот­ные чаш­ки, ук­ра­шен­ные изо­бра­же­ни­ем жи­вот­ных и с по­зо­ло­чен­ны­ми обод­ка­ми. Сан­шайн по­па­лась гло­стер­ская пят­ни­стая свин­ка, Гер­ри — се­реб­ри­стый пе­тух и ку­роч­ка, а Бан­ни — дор­сет­ская ов­ца. Стол был еще влаж­ным от то­го, что его не­дав­но про­ти­ра­ли.
      — Ко-ко-ко, — ска­зал Гер­ри, по­ка­зав паль­цем на пе­ту­ха.
      — Этим чаш­кам бы­ло мно­го лет, еще ко­гда я бы­ла ма­лень­кой, — ска­за­ла Уэй­ви.
      — Ты уди­вишь­ся, до­ро­гу­ша, ка­кие они на са­мом де­ле ста­рые. Они при­над­ле­жа­ли еще мо­ей ба­буш­ке. Дав­но это бы­ло. Их при­вез­ли из Анг­лии. Ко­гда-то здесь бы­ло две­на­дцать ча­шек, а сей­час ос­та­лось толь­ко че­ты­ре. Ло­ша­ди и ко­ро­вы раз­би­лись, ос­та­лись толь­ко блюд­ца. Еще бы­ли та­кие ма­лень­кие та­ре­лоч­ки с гла­зу­рью, но они то­же раз­би­лись.
      Мис­сис Ярк ис­пек­ла им­бир­ное пе­че­нье в фор­ме ле­тя­щих го­лу­бей с гла­за­ми-изю­мин­ка­ми.
      Бан­ни на­шла на кух­не мно­же­ст­во ин­те­рес­ных ве­щей: скла­ды­ваю­щее­ся при­спо­соб­ле­ние для сня­тия са­пог, жес­тя­ную фор­му для же­ле в ви­де зам­ка с ост­ро­ко­неч­ны­ми баш­ня­ми, ук­ра­шен­ную цве­та­ми чаш­ку для муж­чи­ны с уса­ми, у ко­то­рой над обо­дом был ма­лень­кий ке­ра­ми­че­ский бор­тик, что­бы за­щи­тить усы от вла­ги.
      — Хо­ро­шо еще, что это уда­лось спа­сти от ог­ня, — ска­зал Ку­ойл. И съел еще од­но пе­че­нье.
      — Ах да, — вы­дох­ну­ла мис­сис Ярк, и Ку­ойл по­нял, что ляп­нул глу­пость.

***

      Ку­ойл по­ки­нул об­ще­ст­во жен­щин и по­шел за Эл­ви­ном Яр­ком в мас­тер­скую. Ярк ока­зал­ся ма­лень­ким че­ло­ве­ком с ли­цом, по­хо­жим на смя­тый лист бу­ма­ги, кро­хот­ны­ми уша­ми и гла­за­ми цве­та иво­вых ли­сть­ев. Его рот был поч­ти без­гу­бым: про­сто тре­щи­на ме­ж­ду но­сом и под­бо­род­ком.
      — Так ты хо­чешь лод­ку. Мо­тор­ную?
      — Да, про­стую ма­лень­кую лод­ку. Мне нуж­но что-то, на чем я бы мог пе­ре­плы­вать бух­ту. Что-то не­боль­шое, чем я мог бы управ­лять. У ме­ня это не слиш­ком по­лу­ча­ет­ся.
      Кеп­ка сме­сти­лась на­бок на буг­ри­стой го­ло­ве Яр­ка. На нем был ком­би­не­зон на мол­нии и с дву­мя эти­кет­ка­ми. Од­на кра­со­ва­лась у не­го на про­меж­но­сти, дру­гая — на гру­ди. Из-под ком­би­не­зо­на вы­гля­ды­ва­ла клет­ча­тая ру­баш­ка, а свер­ху — кар­ди­ган с еще од­ной мол­ни­ей.
      — Я ду­маю, те­бе по­дой­дет род­ни с низ­ким бор­том. Где-то на че­ты­ре с по­ло­ви­ной мет­ра. По­ста­вим ту­да мо­тор в семь ло­ша­ди­ных сил. Что-ни­будь в этом ро­де, — ска­зал он и по­ка­зал на креп­кую лод­ку с чет­ки­ми ли­ния­ми, ко­то­рая стоя­ла ря­дом на коз­лах.
      — Да, — со­гла­сил­ся Ку­ойл. Он уже дос­та­точ­но мно­го знал, что­бы по­нять, что пе­ред ним сто­ит хо­ро­шая вещь.
      — Нау­чишь сво­их ма­лы­шек управ­лять ею, ко­гда они ста­нут по­креп­че.
      И они про­шли в по­лу­тем­ную мас­тер­скую.
      — Да, — ска­зал Ярк, — мне тут ос­та­лось за­кон­чить па­роч­ку. — Он по­ка­зал на де­ре­вян­ные ске­ле­ты с на­по­ло­ви­ну на­бран­ны­ми бор­та­ми. — Да еще по­обе­щал по­мочь Най­джу Фер­ну с его лод­кой. Но как толь­ко я вы­бе­русь в лес и най­ду хо­ро­шую дре­ве­си­ну, то де­ло пой­дет бы­ст­ро. Где-ни­будь к вес­не за­кон­чу. Как раз и лед сой­дет. Глав­ное — най­ти пра­виль­ную дре­ве­си­ну. Хвою, там, или что-то в этом ро­де. По­ни­ма­ешь, тут на­до най­ти хо­ро­ший ствол, что­бы в нем бы­ла не­боль­шая по­лость. Старн­пост, под­кос, и, ко­неч­но, су­хо­стой, и бреш­тук. Де­ре­во долж­но быть под­хо­дя­щим. Ну, сам по­ни­ма­ешь. Тут есть мас­те­ра, ко­то­рые па­рят дре­ве­си­ну, так я да­же не ся­ду в лод­ку из па­ре­но­го де­ре­ва.
      — А я ду­мал, что вы за­го­тав­ли­вае­те ма­те­риа­лы, — ска­зал Ку­ойл.
      — Нет, па­рень. Из су­хо­го де­ре­ва я не строю. Ес­ли лод­ка по­строе­на из су­хо­го де­ре­ва, она на­би­ра­ет­ся во­ды и уже с ней не рас­ста­ет­ся. Но ес­ли ты стро­ишь из жи­во­го де­ре­ва, то в не­го во­да ни­ко­гда не по­па­дет. Я ни­ко­гда не строю из су­хо­го де­ре­ва.

      Ку­ойл с де­воч­ка­ми дош­ли пеш­ком от до­ма Би­ти и Ден­ни­са к гос­ти­ни­це «Чай­ка», где квар­ти­ро­ва­ла их те­туш­ка. Сан­шайн дер­жа­ла Ку­ой­ла за ру­ку и все вре­мя по­скаль­зы­ва­лась, по­ка он не по­нял, что это та­кая иг­ра, и не ве­лел ей пре­кра­тить.
      До­ро­га сия­ла под лун­ным све­том, как сплош­ная до­рож­ная раз­мет­ка. Мо­роз­ный де­кабрь­ский ту­ман уку­тал мир чер­ным льдом, при­не­ся хо­лод на все се­вер­ное по­бе­ре­жье. Ехать на ма­ши­не бы­ло не­воз­мож­но, хо­тя он рань­ше ез­дил. Он до­би­рал­ся до Ма­ло­го Дес­пон­да и на­зад, ко­гда от­сле­жи­вал про­дол­же­ние неф­тя­ной те­мы. Те­му он за­крыл. Ста­рый мис­тер Ай ле­жал в боль­ни­це с пнев­мо­ни­ей. Вся бух­та бы­ла по­кры­та неф­тя­ной плен­кой.
      Они про­шли че­рез холл, где пах­ло хи­ми­ей, в сто­ло­вую, где их жда­ла те­туш­ка. Они про­шли ми­мо пус­тых сто­ли­ков. Бан­ни сте­пен­но вы­ша­ги­ва­ла, но Сан­шайн бро­си­лась к те­туш­ке, спо­ткну­лась, упа­ла и раз­ры­да­лась. Ужин на­чал­ся со слез. От окон­ных сте­кол вея­ло хо­ло­дом.
      — Бед­няж­ка, — ска­за­ла те­туш­ка, ос­мат­ри­вая крас­ные ко­лен­ки Сан­шайн. По вы­тер­то­му ков­ру к ним по­до­шла офи­ци­ант­ка. У нее при ходь­бе скри­пе­ла од­на туф­ля.
      Ку­ойл вы­пил ста­кан от­да­вав­ше­го же­стью то­мат­но­го со­ка. Те­туш­ка вы­пи­ла вис­ки и па­ру ста­ка­нов им­бир­но­го пи­ва. При­нес­ли суп из ин­дей­ки. В та­рел­ке Ку­ой­ла пла­ва­ла во­лок­ни­стая ве­на из шеи.
      — На­до ска­зать, что по­сле пер­во­го дня ти­ши­ны и по­коя я по­ня­ла, что со­ску­чи­лась без вас. При­чем очень. — Ли­цо те­туш­ки бы­ло крас­нее обыч­но­го. В го­лу­бых гла­зах бле­сте­ли сле­зы.
      Ку­ойл за­сме­ял­ся:
      — И мы со­ску­чи­лись.
      Он спал в под­ва­ле Би­ти и Ден­ни­са. Ему дей­ст­ви­тель­но не хва­та­ло при­ят­ной ком­па­нии те­туш­ки, ее ре­ши­тель­но­го под­хо­да к ре­ше­нию про­блем.
      — Пап, пом­нишь ма­лень­кие крас­ные чаш­ки с кар­тин­ка­ми, ко­то­рые мы ви­де­ли у те­ти Уэй­ви?
      — Да, пом­ню. Слав­ные чаш­ки.
      — Я пи­шу пись­мо Сан­та-Клау­су, что­бы он при­нес нам точ­но та­кие же. В шко­ле мы все пи­шем пись­ма Сан­та-Клау­су. А я еще на­ри­со­ва­ла, как они вы­гля­дят, что­бы он точ­но при­нес та­кие, как нуж­но. И еще го­лу­бые бу­сы. И Мар­ти на­пи­са­ла то же са­мое. Пап, а Мар­ти пи­шет бу­к­ву «с» за­дом на­пе­ред.
      — А я хо­чу лод­ку с па­лоч­кой и ве­ре­воч­кой, — ска­за­ла Сан­шайн. — Что­бы пус­тить лод­ку на во­ду, от­толк­нуть ее па­лоч­кой, и она по­плы­ла! А по­том по­тя­нул за ве­ре­воч­ку, и она при­плы­ла об­рат­но! — И она за­хо­хо­та­ла.
      — По­хо­же, это как раз та­кая лод­ка, как мне нуж­но, — ска­зал Ку­ойл, дое­дая хо­лод­ный ру­лет.
      — А ес­ли мне по­да­рят эти крас­ные ча­шеч­ки, те­туш­ка, то я за­ва­рю те­бе чаю, — ска­за­ла Бан­ни.
      — Да, до­ро­гу­ша, я с удо­воль­ст­ви­ем его вы­пью.
      — Ко­му эс­ка­лоп? — спро­си­ла офи­ци­ант­ка, дер­жа в ру­ках бе­лую та­рел­ку с куч­кой блед­ных об­рез­ков, го­рой ри­са и ку­соч­ком бе­ло­го хле­ба.
      — Это за­ка­зы­ва­ла я, — ска­за­ла те­туш­ка, на­хму­рив­шись при взгля­де на свою блед­ную еду. По­том она за­шеп­та­ла Ку­ой­лу: — На­до бы­ло по­ехать к Шки­пе­ру Уил­лу за бу­лоч­ка­ми с каль­ма­ром!
      — Ко­гда мы едим у Би­ти, она ино­гда го­то­вит ще­ки и огу­зок, — ска­за­ла Бан­ни. — Я их про­сто ОБО­ЖАЮ.
      — А я их тер­петь не мо­гу, — ска­за­ла Сан­шайн и с шу­мом до­пи­ла на­пи­ток из ста­ка­на.
      — А вот и нет. Ты их все­гда дое­да­ла до по­след­не­го ку­соч­ка.
      При­нес­ли фи­ле трес­ки и чип­сы.
      — Гм! — ска­за­ла те­туш­ка. — У ме­ня есть но­вость. Вер­нее так: хо­ро­шая но­вость и но­вость пло­хая. Хо­ро­шая но­вость: я по­лу­чи­ла боль­шой за­каз, поч­ти на всю зи­му. Пло­хая но­вость — мне при­дет­ся пе­ре­ехать в Сент-Джонс. Сей­час все рас­ска­жу. Я тут мно­го ду­ма­ла о том, как об­сто­ят де­ла с пе­ре­тяж­кой ме­бе­ли на ях­тах. Со­гла­си­тесь: здесь не так мно­го вла­дель­цев ши­кар­ных яхт, как в Лонг-Ай­лен­де. Нью­фа­унд­ленд во­об­ще не очень по­пу­ля­рен у яхт­сме­нов. По­это­му я и за­бес­по­кои­лась. За по­след­ние шесть не­дель у ме­ня не бы­ло ни од­но­го за­ка­за. Ес­ли бы не та­ин­ст­вен­ная по­сыл­ка с день­га­ми из Ма­као, ко­то­рая, прав­да, для ме­ня не яв­ля­ет­ся тай­ной, то мне при­шлось бы ту­го. Нет, но вы толь­ко пред­ставь­те се­бе жен­щи­ну, ко­то­рая рас­чле­ня­ет сво­его му­жа, но пред­по­чи­та­ет пла­тить по сче­там! Так вот. я ста­ла ду­мать. Мо­жет быть, я под­ня­ла не тот флаг? Ско­рее все­го. Я ре­ши­ла по­про­бо­вать сме­нить на­зва­ние сво­ей мас­тер­ской. Нель­зя ска­зать, что­бы «Ин­терь­е­ры для яхт от Хамм» при­вле­ка­ли мно­го кли­ен­тов. Вот я и спра­ши­ваю у мис­сис Бэнгз: «А что, ес­ли мы на­зо­вем се­бя „Су­до­вые дра­пи­ров­ки Хамм”?» К нам смо­жет об­ра­тить­ся кто угод­но: вла­дель­цы яхт. тан­ке­ров, все­го, что пла­ва­ет. Она ска­за­ла, что это хо­ро­шая мысль. По­это­му ко­гда я по­зво­ни­ла в ре­монт­ные мас­тер­ские Сент-Джон­са, то на­зва­лась Аг­нис Хамм, хо­зяй­кой «Су­до­вых дра­пи­ро­вок Хамм», и ока­за­лось, что мы им очень да­же нуж­ны. Мы сра­зу же по­лу­чи­ли боль­шой за­каз: гру­зо­вое суд­но, «Рим», ко­то­рое силь­но вы­го­ре­ло. У не­го нет мос­ти­ка, сго­ре­ло все в жи­лых по­ме­ще­ни­ях, ком­на­те от­ды­ха. Все ис­пор­че­но ды­мом и во­дой. Там ра­бо­ты не на один ме­сяц. Так вот, я уво­жу с со­бой До­ун и мис­сис Бэнгс, и мы бу­дем ра­бо­тать в Сент-Джон­се, по­ка не за­кон­чим. Вла­дель­цы за­ка­за­ли ин­терь­ер в соч­ных вин­ных то­нах. И еще тем­но-си­ний цвет, очень хо­ро­ший вы­бор. Ко­жа не всем под­хо­дит. Она мо­жет за­плес­не­веть. До­ун сча­ст­ли­ва, что по­едет в Сент-Джонс. Бан­ни, ес­ли ты со­би­ра­ешь­ся и даль­ше ка­пать на се­бя кет­чу­пом, по­ло­жи на ко­ле­ни сал­фет­ку. Ты та­кая не­ря­ха!
      — Па­па, — ска­за­ла Бан­ни. — А я кое-что умею. Ме­ня Шки­пер Альф­ред нау­чил. На­зы­ва­ет­ся «Солн­це в об­ла­ках».
      — Угу, — ска­зал Ку­ойл, об­ма­ки­вая ку­со­чек трес­ки в сталь­ную чаш­ку с та­тар­ским со­усом. — Но где ты бу­дешь жить? Но­мер в оте­ле в Сент-Джон­се, да еще на па­ру ме­ся­цев, те­бя ра­зо­рит.
      — Смот­ри­те, — ска­за­ла Бан­ни и вы­та­щи­ла ку­сок бе­чев­ки.
      — Так это са­мое при­ят­ное, — ска­за­ла те­туш­ка, жуя эс­ка­лоп. — Мас­тер­ская дер­жит за со­бой две квар­ти­ры как раз на та­кой слу­чай. Мис­тер Молт, ну, тот па­рень, с ко­то­рым мы раз­го­ва­ри­ва­ли, го­во­рит, что им до­воль­но час­то при­хо­дит­ся при­гла­шать мас­те­ров и экс­пер­тов уз­ко­го про­фи­ля. Так что нам пред­ло­жи­ли по­се­лить­ся в од­ной из квар­тир ком­па­нии со­вер­шен­но бес­плат­но. Там две спаль­ни. Это вхо­дит в на­шу сдел­ку. По­том, там хва­та­ет мес­та, что­бы раз­мес­тить пе­ре­нос­ную мас­тер­скую. Брат До­ун по­мо­жет нам все за­гру­зить в мой гру­зо­вик. Ма­те­ри­ал они за­ка­за­ли, ка­жет­ся, из Нью-Джер­си. В об­щем, мы едем в кон­це сле­дую­щей не­де­ли. И все это про­изош­ло из-за то­го, что я сме­ни­ла на­зва­ние!
      — По­хо­же, те­бе пред­сто­ит це­лое при­клю­че­ние.
      — Ну, к вес­не я уже вер­нусь. Мы смо­жем пе­ре­ехать в зе­ле­ный дом, как толь­ко от­та­ют до­ро­ги. Ожи­да­ние сде­ла­ет воз­вра­ще­ние еще бо­лее при­ят­ным. Я хо­чу ска­зать, ес­ли ты еще хо­чешь ту­да вер­нуть­ся. Или ты со­би­ра­ешь­ся уе­хать в Нью-Йорк?
      — Я не по­еду в Нью-Йорк, — ска­за­ла Бан­ни. — Мар­ти Баг­гит — моя луч­шая под­руж­ка на всю жизнь. Вот вы­рас­ту и то­гда по­еду.
      Ку­ойл то­же не со­би­рал­ся воз­вра­щать­ся в Нью-Йорк. Ес­ли жизнь пред­став­ля­ла со­бой све­то­вую ра­ду­гу, на­чи­нав­шую­ся и за­кан­чи­вав­шую­ся в тем­но­те, то пер­вая часть его жиз­ни про­шла в не­вы­ра­зи­тель­ных су­мер­ках. Здесь он буд­то бы на­шел уве­ли­чи­тель­ное стек­ло, ко­то­рое де­ла­ло яр­че и уси­ли­ва­ло кон­тра­ст­ность все­го, что Ку­ойл сквозь не­го ви­дел. Он вспо­ми­нал се­бя в Мо­кин­гбер­де. Глу­по­го и по­кор­но­го, сми­рен­но при­ни­мав­ше­го все, что с ним про­ис­хо­ди­ло. Не уди­ви­тель­но, что лю­бовь рас­тер­за­ла его серд­це, за­ста­вив му­чи­тель­но ис­те­кать кро­вью.
      — Па­па, — ска­за­ла Бан­ни со сле­за­ми в го­ло­се. — Я уже вто­рой раз по­ка­зы­ваю, а ты не смот­ришь. И те­туш­ка то­же.
      — А я смот­ре­ла, — ска­за­ла Сан­шайн. — Толь­ко ни­че­го не уви­де­ла.
      — Мо­жет быть, те­бе по­ра но­сить оч­ки? — ска­за­ла те­туш­ка.
      — Бан­ни, дет­ка, из­ви­ни. По­ка­жи мне еще раз. Я смот­рю при­сталь­но, как яс­т­реб.
      — И я то­же, — ска­за­ла те­туш­ка.
      Де­воч­ка ту­го на­тя­ну­ла в ру­ках ку­сок бе­чев­ки и с по­мо­щью паль­цев сло­жи­ла его в на­кла­ды­ваю­щие­ся друг на дру­га кру­ги и пет­ли. Ука­за­тель­ные и боль­шие паль­цы слу­жи­ли уг­ла­ми по­лу­чив­шей­ся воз­душ­ной фи­гу­ры.
      — А те­перь смот­ри­те на солн­це, — ска­за­ла она. — Солн­це — это ды­роч­ка в са­мой се­ре­ди­не. А все ос­таль­ное — об­ла­ка. Смот­ри­те, что сей­час бу­дет. — Она мед­лен­но на­тя­ги­ва­ла бе­чев­ку, и цен­траль­ное от­вер­стие по­сте­пен­но ста­но­ви­лось все мень­ше до тех пор, по­ка со­всем не ис­чез­ло.
      — Эта иг­ра на­зы­ва­ет­ся «ве­ре­воч­ка», — ска­за­ла Бан­ни. — Я еще од­ну знаю. Шки­пер Альф­ред зна­ет их це­лую сот­ню.
      — Это про­сто за­ме­ча­тель­но, — ска­зал Ку­ойл. — Это Шки­пер Альф­ред дал те­бе эту ве­ре­воч­ку? — Он взял в ру­ки глад­кую бе­че­ву и на­счи­тал на ней семь ту­гих ма­лень­ких узел­ков. Кон­цы бе­че­вы со­еди­нял еще один, боль­шой не­ук­лю­жий узел «кле­вер­ный лист». — Ты са­ма за­вя­за­ла эти уз­лы? — спро­сил он как ни в чем не бы­ва­ло.
      — Я за­вя­за­ла вот этот, — она по­ка­за­ла на «кле­вер­ный лист». — А ве­ре­воч­ку на­шла се­го­дня ут­ром, пап, в ма­ши­не, на спин­ке твое­го си­де­нья.

      «Два­дцать пер­во­го но­яб­ря „Га­лак­ти­че­ский бу­ран", трей­лер­ный па­ром-ва­гон с дву­мя па­рал­лель­ны­ми ру­ля­ми и дву­мя вин­та­ми для ста­би­ли­за­ции ки­ле­вой кач­ки, вы­шел из Сент-Джон­са, взяв курс на Мон­ре­аль», — на­пи­сал Ку­ойл. Он еще не ус­пел со­греть­ся по­сле экс­кур­сии на по­стра­дав­ший ко­рабль, где он по­бы­вал на рас­све­те.

      Во­да вдоль бе­ре­га уже по­кры­ва­лась льдом, но день вы­дал­ся яс­ным. Го­лу­бое не­бо и ни­чем не ог­ра­ни­чен­ная ви­ди­мость. Спус­тя час по­сле то­го, как суд­но вы­шло из пор­та Сент-Джон­са, оно столк­ну­лось с кли­фом юж­нее ост­ро­ва Ту­гая Су­ма. За­дре­мав­ший вах­тен­ный про­снул­ся от столк­но­ве­ния. «Бы­ва­ет, — ска­зал он сле­до­ва­те­лям бе­ре­го­вой ох­ра­ны. — Не­из­беж­ные по­те­ри».

      Терт Кард вло­мил­ся в дверь.
      — Сдох­нуть как хо­лод­но, — за­кри­чал он, дуя на свои об­вет­рен­ные ру­ки и при­страи­вая свой объ­е­ми­стый зад по­бли­же к ба­та­рее. — Та­кие хо­ло­да в это вре­мя го­да! Пря­мо за ду­шу бе­рет, что-то ста­нет­ся с эти­ми мес­та­ми? Я тут ут­ром ехал вдоль кли­фов на ма­ши­не. На ули­це снег со льдом, двор­ни­ки при­мерз­ли, и ма­ши­ну все вре­мя сно­сит в сто­ро­ну. Вот я и по­ду­мал: сей­час толь­ко но­ябрь. Как та­кое мо­жет быть? А что тво­рит­ся с ма­ши­на­ми? В про­шлом ян­ва­ре мы на­счи­та­ли сот­ню про­ис­ше­ст­вий на до­ро­гах Нью­фа­унд­лен­да. Смерть, те­лес­ные по­вре­ж­де­ния, по­те­ря соб­ст­вен­но­сти. И это все за один ме­сяц. Вот так, од­ним мо­роз­ным ут­ром, по­ка ты едешь вдоль кли­фа, и по­яв­ля­ет­ся же­ла­ние уе­хать от­сю­да. Сна­ча­ла ты про­сто за­да­ешь се­бе во­прос. По­том на­чи­на­ешь об­су­ж­дать его. А по­том вы­ре­за­ешь ку­по­ны из жур­на­лов с пу­те­ше­ст­вия­ми. По­том при­хо­дят бро­шю­ры. Ты ста­вишь их на при­бор­ную дос­ку, что­бы хо­тя бы смот­реть на паль­мы, по­ка ты тут от­мо­ра­жи­ва­ешь се­бе зад­ни­цу. В фев­ра­ле ты жив толь­ко од­ним: би­ле­та­ми во Фло­ри­ду, ко­то­рые ле­жат у те­бя на сто­ле. А ес­ли ты до­жи­вешь до мая, то по­па­дешь в на­стоя­щий рай зем­ной! Са­дишь­ся на са­мо­лет в бух­те Мис­ки, а у не­го на крыль­ях столь­ко льда, что те­бе уже не ве­рит­ся, что ты ку­да-ни­будь до­ле­тишь. Но ты до­ле­та­ешь, са­дишь­ся, и ко­гда от­кры­ва­ют­ся две­ри, сы­нок… Мне не пе­ре­дать, ка­кой там за­пах жар­ко­го ле­та, ма­сел для за­га­ра и вы­хлоп­ных га­зов! Про­сто сле­зы на­во­ра­чи­ва­ют­ся от удо­воль­ст­вия! Ка­кое там слад­кое мес­теч­ко, и апель­си­но­вые де­ре­вья! — Он тя­же­ло вздох­нул, поч­ти всхлип­нул и вы­дох­нул со­п­ли­вую струю, меч­тая о глад­кой тя­гу­чей во­де, по­хо­жей на жел­тый ли­кер. По­том об­ра­тил­ся к Ку­ой­лу: — Слу­шай, пар­ниш­ка, так ты на­пи­сал что-ни­будь об ава­ри­ях на этой не­де­ле? Лод­ки или ма­ши­ны?
      — Я бы ту­да не по­ехал. Я на са­мо­ле­ты ни но­гой, — ото­звал­ся Бил­ли Прит­ти, что-то бы­ст­ро чир­кая в сво­их за­пи­сях. Он по­смот­рел из-за сво­его за­хлам­лен­но­го сто­ла. Его гла­за бы­ли об­ве­де­ны крас­ной кай­мой, а ли­цо по­хо­ди­ло на рас­кро­шен­ное пе­че­нье. — На­де­юсь, что у Ку­ой­ла пол­но вся­ких ис­то­рий про ава­рии, по­то­му что у ме­ня не гус­то. На­шли еще па­роч­ку не­опо­знан­ных тел, да еще двое раз­де­лись до­го­ла в за­ле су­да. Од­но­го тут пой­ма­ли, ко­гда он вы­ле­зал из ок­на, при­хва­тив с со­бой швей­ную ма­шин­ку, мик­ро­вол­нов­ку, ко­рот­ко­вол­но­вый ра­дио­при­ем­ник, цвет­ной те­ле­ви­зор, в то вре­мя как ста­рая хо­зяй­ка с хо­зяи­ном спа­ли в сво­ей спаль­не. Ви­дать, та­кие им слад­кие сны сни­лись, что бы­ло не про­снуть­ся. По­ли­цей­ский пат­руль за­ме­тил, как он за­це­пил­ся за гвоздь в окон­ной ра­ме. От­пра­ви­ли его в кар­цер в Якор­ной Ла­пе. По­том по­сре­ди но­чи он как на­чал выть да орать и со­рвал с се­бя всю оде­ж­ду. Го­во­рят, он псих. На­вер­ное, от­ве­зут в Уо­тер­форд, для на­блю­де­ний. Эта ерун­да рас­про­стра­ня­ет­ся как за­раза, будь она не­лад­на! А вот еще ис­то­рия. Мо­ло­дой па­рень, сын ры­ба­ка из пор­та При­зер. Его па­па­ша рез­ко бо­га­те­ет на кре­вет­ках и по­ку­па­ет сво­ему сы­ниш­ке ло­шадь. Стро­ит, зна­чит, са­рай и по­ку­па­ет ло­шадь. Ну, хо­тел маль­чик ло­шадь, что тут по­де­ла­ешь. «Пусть у мо­их де­тей бу­дет то, че­го не бы­ло у ме­ня», и вся­кая по­доб­ная ерун­да. Так вот, ло­шадь ста­вят в са­рай. Где-то че­рез не­де­лю па­ца­ну она на­дое­да­ет, и о ней про­сто за­бы­ва­ют. В кон­це кон­цов, ло­шадь дох­нет от го­ло­да. Пар­ню уст­раи­ва­ют вы­во­лоч­ку, а с от­ца бе­рут штраф в раз­ме­ре ты­ся­чи дол­ла­ров. Все вро­де бы по­нят­но, но как вы ду­мае­те, что де­ла­ет па­рень? Ко­гда его при­во­дят в зал су­да и ста­вят пе­ред судь­ей, он раз­де­ва­ет­ся до­го­ла. Так что его то­же от­пра­ви­ли в Уо­тер­форд. По­том у нас есть про­пав­шие без вес­ти и не­опо­знан­ные те­ла. При­чем од­ни не сов­па­да­ют со вто­ры­ми. Муж­чи­на из бух­ты Ог­ры­зок ушел на охо­ту. От не­го ос­та­лись од­ни ва­реж­ки. Тут, в Пад­дик­то­не, од­на мис­сис на­шла мок­рый хо­лод­ный труп, ко­то­рый пла­вал под шки­пер­ским при­ча­лом. Умер­ший был чу­жа­ком и ни­ка­ко­го от­но­ше­ния к пар­ню из бух­ты Ог­ры­зок не имел. При­чем он был со­вер­шен­но го­лым. Сра­зу на­чи­на­ешь ду­мать, а не был ли он в су­де не­за­дол­го до сво­ей смер­ти? А ху­же все­го этот слу­чай с со­ба­ка­ми. Здесь по­яв­ля­ет­ся еще один ры­бак из пор­та При­зер. Не­дав­но он ку­пил ка­ких-то ши­кар­ных со­бак с ма­те­ри­ка, па­ру пит­бу­лей, па­ру рот­вей­ле­ров и па­ру до­бер­ма­нов. Дер­жал их в од­ном боль­шом воль­е­ре. Те­перь это­го ры­ба­ка ни­кто не мо­жет най­ти. Го­во­рят, он по­шел к со­ба­кам, в воль­ер, и не вер­нул­ся. Се­мей­ст­во в это вре­мя смот­ре­ло те­ле­ви­зор. Спус­тя па­ру ча­сов кто-то спро­сил: «А ку­да по­де­вал­ся отец?» По­шли ис­кать, све­ти­ли фо­на­ря­ми в воль­е­ре, зва­ли, ау­ка­ли. На­шли толь­ко сле­ды кро­ви на сне­гу да кое-что из от­цов­ской оде­ж­ды, в пла­чев­ном со­стоя­нии. Так что, хо­тя его и объ­я­ви­ли про­пав­шим без вес­ти, они до­га­ды­ва­ют­ся, ку­да он мог деть­ся.
      Терт Кард за­ду­мал­ся воз­ле ок­на, при­сталь­но гля­дя ку­да-то в юж­ном на­прав­ле­нии.
      — Им там, в пор­ту При­зер, по­ра за­вя­зы­вать со зверь­ем. У них нет к это­му та­лан­та. Ко­неч­но, ведь они все­гда за­ни­ма­лись толь­ко ма­ши­на­ми да нар­ко­той. Ку­ойл, у те­бя есть ка­кая-ни­будь ава­рия, что­бы ожи­вить пе­ре­до­ви­цу?
      На­тбим под­нял го­ло­ву и раз­вел ру­ки в сто­ро­ны.
      — По­хо­же, на про­ща­ние, в по­след­нюю не­де­лю мое­го пре­бы­ва­ния здесь, у ме­ня вы­дал­ся бо­га­тый уро­жай на за­ру­беж­ные но­во­сти. Во-пер­вых, ка­над­ский ми­нистр здра­во­охра­не­ния брыз­жет ки­пят­ком по по­во­ду уда­ле­ния не­же­ла­тель­ных во­лос.
      — Зна­ешь, На­тбим, для не­ко­то­рых из нас Ка­на­да не яв­ля­ет­ся ино­стран­ным го­су­дар­ст­вом, — съяз­вил Кард.
      — Ос­тавь его в по­кое, — ска­зал Бил­ли Прит­ти. — Про­дол­жай.
      — Лад­но. Сот­ни вра­чей вы­став­ля­ют ме­ди­цин­ским стра­хо­вым ком­па­ни­ям сче­та за уда­ле­ние не­же­ла­тель­ных во­лос на ли­це па­ци­ен­ток. Из­вест­на ци­та­та из вы­ска­зы­ва­ния ми­ни­ст­ра здра­во­охра­не­ния: «Это го­ря­чая те­ма!» Ско­рее все­го, он имел в ви­ду ра­бо­ту ап­па­ра­та для элек­тро­ли­за. Мил­лио­ны дол­ла­ров тра­тят­ся на мил­лио­ны кур­сов элек­тро­ли­за.
      Кард за­хи­хи­кал. Он был весь ка­кой-то гряз­ный, по­кры­тый жир­ны­ми пят­на­ми, веч­но го­лод­ный. А ног­ти его бы­ли по­хо­жи на ков­ши для сы­пу­чих про­дук­тов.
      — Я так и ду­мал, что ты бу­дешь над этим сме­ять­ся, — ска­зал На­тбим.
      Ку­ойл был не­ска­зан­но удив­лен, ус­лы­шав, как разъ­я­рил­ся Бил­ли.
      — Ты мо­жешь сме­ять­ся, по­ка не лоп­нешь, Кард, но нет ни­че­го пе­чаль­нее и обид­нее для жен­щи­ны, чем по­яв­ле­ние усов на ли­це. Ес­ли бы речь шла о муж­чи­нах, у ко­то­рых уда­ля­ют из­ли­шек жи­ра из гру­ди, ты бы про­явил боль­ше по­ни­ма­ния? — И он ус­та­вил­ся пря­мо на ост­рые гру­ди Кар­да.
      Не­сколь­ко се­кунд ти­ши­ны, и гря­нул влаж­ный смех Кар­да и хи­хи­ка­нье Бил­ли. Это бы­ла шут­ка. Ку­ойл по-преж­не­му не по­ни­мал шу­ток.
      — Ага. — ска­зал Кард, смор­ка­ясь в сал­фет­ку, по­том раз­во­ра­чи­вая ее и вни­ма­тель­но рас­смат­ри­вая на све­ту. — У мо­ей се­ст­ры бы­ла по­хо­жая про­бле­ма, толь­ко во­ло­сы рос­ли на ру­ках. В ста­ри­ну у жен­щин бы­ли свои ме­то­ды бо­роть­ся с этим. Жил то­гда та­кой шки­пер Смол, он умел ле­чить за­го­во­ра­ми. Он пи­сал что-то на клоч­ке бу­ма­ги, по­том ки­дал его в огонь, смот­рел на не­го, по­ка там не ос­та­ва­лась толь­ко бе­лая пе­ле­на на уг­лях. По­том брал пал­ку и сби­вал этот на­лет с уг­лей, что­бы его ос­тат­ки вы­ле­те­ли в тру­бу. И все вре­мя при­го­ва­ри­вал: «Ку­да дым, гу­да хво­ро­ба».
      — Ну и как, по­мог­ло это тво­ей се­ст­ре?
      — О да, еще как. Ее ру­ки ста­ли глад­кие, как шелк. Об­ни­мать­ся с ней бы­ло од­но удо­воль­ст­вие. Ну, так все го­во­ри­ли. На­де­юсь, На­тбим, спо­со­бы уда­ле­ния во­лос в Он­та­рио не ста­нут про­дол­же­ни­ем тво­ей ста­тьи о ме­ж­ду­на­род­ных но­во­стях.
      — Ну, еще есть эпи­де­мия хо­ле­ры в Пе­ру. Ар­ген­ти­на и Па­ра­гвай те­перь от­ка­зы­ва­ют­ся иг­рать в фут­бол в Пе­ру. За по­след­ние шесть не­дель за­ре­ги­ст­ри­ро­ва­но че­тыр­на­дцать ты­сяч боль­ных.
      — Вот и хо­ро­шо. Мы по­ста­вим эту ста­тью ря­дом с рас­ска­зом о том, как ра­бот­ни­ков со­ци­аль­ной служ­бы в бух­те Мис­ки по­ку­са­ли не­из­вест­ные на­се­ко­мые. — Он сно­ва по­смот­рел на Ку­ой­ла. — Так ты на­пи­сал ста­тью об ава­рии?
      — Ну, — ска­зал Ку­ойл. Терт Кард так ни­че­го и не по­нял.
      — Ну, то­гда о чем она, где она и где фо­то­гра­фии?
      — Столк­но­ве­ние су­дов в Ту­гой Су­ме. По­том я снял па­роч­ку ав­то­мо­биль­ных ос­то­вов в ог­не, воз­ник­шем по не­из­вест­ным при­чи­нам. Пе­ред по­хо­рон­ным бю­ро был при­пар­ко­ван гру­зо­вик, ко­то­рый вне­зап­но взо­рвал­ся, по­ка скор­бя­щее се­мей­ст­во бы­ло в зда­нии. Вы­гля­де­ло это как на­стоя­щий фей­ер­верк.
      — А это хо­ро­шая мысль, Ку­ойл. Ко­гда у нас за­кон­чат­ся хо­ро­шие сним­ки, то мы за­про­сто мо­жем за­жечь фей­ер­верк и сфо­то­гра­фи­ро­вать его. Встрях­нешь фо­то­ап­па­рат, по­ка сни­ма­ешь, и ни­кто не до­га­да­ет­ся.
      — В бух­те Мис­ки про­изош­ла ка­кая-то ссо­ра. Су­дя по все­му, раз­молв­ка ме­ж­ду брать­я­ми-близ­не­ца­ми, Бой­лом и Дой­лом Кэ­та­ми.
      — Я их знаю, — ска­зал Бил­ли Прит­ти. — Один из них во­дит так­си.
      — Пра­виль­но. Бойл ра­бо­та­ет так­си­стом. Они по­спо­ри­ли на­ка­ну­не ве­че­ром. Го­во­рят, из-за нар­ко­ти­ков. В обед в сре­ду Бойл по­доб­рал пас­са­жи­ра воз­ле рыб­но­го за­во­да, раз­вер­нул­ся и по­пал в за­са­ду, уст­ро­ен­ную че­ло­ве­ком в мас­ке на сне­го­хо­де «Яма­ха» по­след­ней мо­де­ли, у ко­то­ро­го на об­те­ка­те­ле на­пи­са­но сло­во «пси­хо­пат». Го­во­рят, что у Дой­ла есть имен­но та­кой сне­го­ход. Так вот, во­ди­тель сне­го­хо­да стре­ля­ет из ору­жия в так­си и на боль­шой ско­ро­сти уез­жа­ет прочь. У так­си вдре­без­ги раз­ле­та­ет­ся ло­бо­вое стек­ло, ма­ши­ну за­но­сит, и она ос­та­нав­ли­ва­ет­ся у по­гру­зоч­но­го пан­ду­са ры­бо­пе­ре­ра­ба­ты­ваю­ще­го за­во­да. Во­ди­тель от­де­лал­ся не­зна­чи­тель­ны­ми уши­ба­ми и по­ре­за­ми, на­па­дав­ше­му на сне­го­хо­де уда­лось скрыть­ся.
      — А там снег есть?
      — Нет.
      — Мне это ме­сто бу­дет пом­нить­ся мно­гим, — ска­зал На­тбим. — Но боль­ше все­го изо­щрен­ным на­си­ли­ем и боль­шой лю­бо­вью к стрип­ти­зу в за­ле су­да. По­хо­же, в этом за­клю­ча­ет­ся свое­об­ра­зие нью­фа­унд­ленд­ско­го ха­рак­те­ра. У ме­ня еще есть про­стой под­жог: пар­ниш­ка под­па­лил свою лод­ку, кста­ти, ты то­же мог об этом слы­шать. Ку­ойл. Ско­рее все­го, ему бы­ла нуж­на стра­хов­ка. Он про­си­дел не­сколь­ко дней за ре­шет­кой. Се­го­дня ут­ром за ним при­шли, что­бы от­вес­ти его к су­дье. И что вы ду­мае­те, он сде­лал, ока­зав­шись в су­де?
      — Снял с се­бя всю оде­ж­ду, — под­хва­ти­ли все хо­ром.
      — А что, из это­го мож­но сде­лать ста­тью, — ска­зал Бил­ли, щел­кая кла­ви­ша­ми.
      — Терт, а эта твоя се­ст­ра, не она ли про­гло­ти­ла мор­ско­го вол­ка? — спро­сил На­тбим.
      — Мор­ско­го вол­ка? Ну ты ум­ник. Она про­гло­ти­ла во­дя­но­го вол­ка. А мор­ской волк — это суб­ма­ри­на. Она при­шла в тем­но­те, за­черп­ну­ла ков­шом во­ды и вы­пи­ла. Ко­гда бы­ла ма­лень­кая. Го­во­рит, по­чув­ст­во­ва­ла, как с во­дой про­гло­ти­ла что-то еще. И ско­ро на­ча­ла есть как ло­шадь. Все ест и ест. А ста­ру­ха, так та сра­зу все по­ня­ла. «Ты про­гло­ти­ла во­дя­но­го вол­ка», — го­во­рит. На­тбим, у ме­ня тут на эк­ра­не твои ста­тьи о сек­су­аль­ном на­си­лии. Ты что, их те­перь мет­ра­жом на­би­ра­ешь? Семь, во­семь, де­вять, у те­бя тут це­лых один­на­дцать слу­ча­ев! Ес­ли мы все это на­пе­ча­та­ем, то мес­та на но­во­сти не ос­та­нет­ся.
      — Ты бы ви­дел мой блок­нот. Пря­мо ка­кая-то эпи­де­мия. — На­тбим по­вер­нул­ся к ящи­кам, сто­яв­шим по­за­ди не­го. Ме­тал­ли­че­ская дверь цве­та ха­ки за­зве­не­ла, ко­гда он ее рез­ко рас­пах­нул. — А здесь ле­жит все, что я на­ко­пал за все вре­мя ра­бо­ты. Что ты бу­дешь де­лать, ко­гда я уе­ду?
      — Это пусть Джек ду­ма­ет. И обо всем ос­таль­ном то­же, — ска­зал Терт Кард с яв­ным удов­ле­тво­ре­ни­ем. — Так ты не пе­ре­ду­мал? Едешь в чет­верг?
      — Да. Прочь от се­ку­ще­го сне­га, на­встре­чу ост­ро­вам Ка­риб­ско­го мо­ря, при­клю­че­ни­ям и люб­ви.
      — Позд­но­ва­то ты со­брал­ся. Ес­ли бу­дет ме­тель, ты за од­ну ночь льдом об­рас­тешь и вста­нешь. Кое-где уже лед креп­ко взял­ся. Сей­час опас­но хо­дить под па­ру­сом. Ты мо­жешь не дой­ти. Сле­дую­щим те­лом воз­ле пе­щер мо­жет ока­зать­ся твое. — Терт Кард ко­вы­рял­ся в зу­бах кра­ем кон­вер­та. Бу­ма­га смя­лась и по­рва­лась, за­стряв ме­ж­ду жел­ты­ми рез­ца­ми.
      — Вот как об­сто­ят де­ла. Позд­ней осе­нью здесь ста­но­вит­ся пус­то. Все едут на юг, — ска­зал Бил­ли Прит­ти. — Очень ма­ло ос­та­лось тех, кто про­жил здесь дол­гие го­ды и ни­ко­гда не уез­жал на зи­му. Не счи­тая, ко­неч­но, даль­них рей­сов. А Ку­ойл — един­ст­вен­ный из всех, ко­го я знаю, кто пе­ре­ехал сю­да жить. Вот я и ду­маю: на­вер­ное, по­сле те­бя и он уе­дет.
      — Я оп­ре­де­лен­но ос­та­юсь, — ска­зал Ку­ойл. — Эл­вин Ярк де­ла­ет для ме­ня лод­ку. Бан­ни учит­ся в шко­ле, у нее все в по­ряд­ке. Сан­шайн обо­жа­ет Би­ти. У де­тей поя­ви­лись дру­зья. Те­туш­ка вес­ной воз­вра­ща­ет­ся из Сент-Джон­са. Нам все­го лишь ос­та­лось об­за­вес­тись жиль­ем.
      — Я не мо­гу пред­ста­вить те­бя в трей­ле­ре На­тби­ма. Ты его уже ви­дел? — Терт Кард улы­бал­ся, буд­то бы зная ка­кой-то сек­рет.
      — Уви­дит в пят­ни­цу. Ку­ойл по­мо­жет мне под­го­то­вить­ся к ве­че­рин­ке. Мы ку­пим лю­бую вы­пив­ку, ка­кую за­хо­ти­те: от пи­ва до шам­пан­ско­го.
      — Шам­пан­ское? Это мне нра­вит­ся, — ска­зал Терт Кард. — Осо­бен­но ко­гда в нем пла­ва­ет лом­тик спе­ло­го пер­си­ка.
      — Ну, ну. Это ты где-то вы­чи­тал. На Нью­фа­унд­лен­де не бы­ва­ет спе­лых пер­си­ков.
      — Я их ел во Фло­ри­де. Я про­бо­вал «Май-тай», «Свет Ямай­ки», «На­бе­жав­шую вол­ну», ба­на­но­вый дай­ки­ри, пи­на ко­ла­да. Бо­же мой! Си­дишь на бал­ко­не в плав­ках и пьешь эти за­ме­ча­тель­ные на­пит­ки. И жа­ра.
      — Со­мне­ва­юсь я, что муж­чи­на мо­жет вы­рас­тить двух де­во­чек в оди­ноч­ку, — ска­зал Бил­ли Прит­ти. — В этом де­ле не обой­тись без ру­га­ни и нерв­ных сры­вов.
      Ку­ойл де­мон­ст­ра­тив­но сде­лал вид, что не слы­шит его.

      За ночь по­ток те­п­ло­го, аро­мат­но­го воз­ду­ха с ма­те­ри­ка опус­тил­ся на на­чав­ший за­сты­вать лед. Рас­та­ял но­ябрь­ский снег. В пол­день пят­ни­цы Терт Кард, оша­лев­ший от не­ждан­ной вес­ны, вва­лил­ся в ре­дак­цию, стал всех ра­зыг­ры­вать, от­ве­чал на те­ле­фон фаль­це­том и все вре­мя бе­гал в туа­лет. От не­го пах­ло ро­мом. Воз­бу­ж­де­ние На­тби­ма про­яв­ля­лось толь­ко в гром­ком го­ло­се. Его отъ­езд сов­пал с на­рас­таю­щей лу­ной.
      — Я по­ехал за Бан­ни. От­ве­зу ее к Би­ти и вер­нусь, — ска­зал Ку­ойл.
      На кух­не Би­ти он бы­ст­ро вы­пил чаш­ку чаю.
      — Би­ти, На­тбим се­го­дня уст­раи­ва­ет ве­че­рин­ку. Я по­еду по­мо­гу ему все при­го­то­вить, за­од­но по­смот­рю трей­лер. Бо­же мой, ты пе­чешь са­мый луч­ший в ми­ре хлеб. — Он за­пи­хи­вал в рот ог­ром­ные кус­ки.
      — Мо­жет быть, мне боль­ше не по­на­до­бит­ся его печь, ес­ли Эл­ли Мар­вел от­кро­ет этой вес­ной соб­ст­вен­ную пе­кар­ню. Хлеб дер­жит хо­зяй­ку до­ма, а мне хо­те­лось бы кое-чем за­нять­ся. Ес­ли, ко­неч­но, Ден­нис мне это по­зво­лит, — про­шеп­та­ла она.
      — Па­па, — ска­за­ла Бан­ни. — Я то­же хо­чу на ве­че­рин­ку.
      — Нет, на эту те­бе ид­ти не на­до. Это бу­дет муж­ская ве­че­рин­ка. Те­бе там бу­дет не­ин­те­рес­но.
      — Слу­шай, Ку­ойл, — ска­зал Ден­нис из-за те­ле­ви­зо­ра. — Я так по­ни­маю, что се­го­дня ты сю­да уже не вер­нешь­ся.
      — По­че­му, вер­нусь, — ска­зал Ку­ойл, ко­то­ро­му в ожи­да­нии пе­ре­ез­да в трей­лер при­хо­ди­лось но­че­вать на пе­ре­нос­ной кой­ке в под­валь­чи­ке, слу­жив­шем мас­тер­ской. — Зав­тра мне пред­сто­ит мно­го дел, раз уж до­ро­ги ста­ли по­чи­ще. Ут­ром на­до бу­дет кое-что за­брать из до­ма на мы­се, по­том ехать по­мо­гать Эл­ви­ну с лод­кой.
      — Ес­ли у де­во­чек есть за­пас­ные ва­реж­ки, при­ве­зи их сю­да, — ска­за­ла Би­ти. — Сан­шайн, по­ка­жи па­пе, что слу­чи­лось с твои­ми ва­реж­ка­ми.
      Де­воч­ка при­нес­ла что-то же­ст­кое и обуг­лив­шее­ся.
      — Она при­нес­ла па­ру по­лень­ев, и од­на ва­реж­ка за­це­пи­лась за ще­пу. Она не за­ме­ти­ла это­го, и ко­гда Ден­нис бро­сил по­ле­но в печь, мы по­чув­ст­во­ва­ли за­пах. Зна­ешь, за­пах па­ле­ной шер­сти все­гда при­вле­ка­ет вни­ма­ние. Мы ее вы­та­щи­ли, но бы­ло уже позд­но. Я се­го­дня свя­жу ей еще од­ну, но ты по­ни­ма­ешь, что лиш­ние ва­реж­ки де­тям не по­ме­ша­ют.
      Сан­шайн под­бе­жа­ла к Ку­ой­лу, при­жа­ла гу­бы к его уху и гром­ко, ще­кот­но за­шеп­та­ла:
      — Па­па, Би­ти учит ме­ня вя­зать. Я вя­жу для те­бя по­да­рок на Ро­ж­де­ст­во. Это очень труд­но.
      — Бо­же мой! — ска­зал по­тря­сен­ный Ку­ойл. — Те­бе же все­го че­ты­ре го­да!
      — Это та­кой фо­кус, пап. Из длин­ной-пред­лин­ной тол­стой нит­ки по­лу­ча­ет­ся шарф. Толь­ко я не мо­гу те­бе это по­ка­зать.
      — Ты рас­ска­зы­ва­ешь па­пе о на­шем сек­ре­те?
      — Да, — от­ве­ти­ла Сан­шайн, све­тясь от сча­стья.
      — До сви­да­нья, — ска­зал Ку­ойл.
      — До ско­ро­го! — азарт­но ото­звал­ся Ден­нис.

***

      На то, что­бы до­б­рать­ся до трей­ле­ра, уш­ло пол­то­ра ча­са. Ку­ойл и На­тбим на­дол­го ос­та­нав­ли­ва­лись воз­ле ли­кер­ных ма­га­зин­чи­ков, на­гру­жая ба­гаж­ник ма­ши­ны Ку­ой­ла ящи­ка­ми пи­ва и ро­ма, по­ка его зад­няя часть не про­се­ла. Про­стран­ст­во на зад­них си­день­ях бы­ло за­би­то рас­фа­со­ван­ны­ми и на­ре­зан­ны­ми про­дук­та­ми: вет­чи­на, ин­дей­ка, коп­че­но­сти и олив­ки из един­ст­вен­но­го в го­род­ке су­пер­мар­ке­та. За­тем они от­пра­ви­лись на ры­бо­пе­ре­ра­ба­ты­ваю­щий за­вод за ящи­ком льда, ко­то­рый На­тбим ухит­рил­ся во­дру­зить свер­ху. Ра­но стем­не­ло. До зим­не­го солн­це­стоя­ния ос­та­лось не­сколь­ко не­дель.
      — А это не бу­дет лиш­ним? — спро­сил Ку­ойл. — Тут все­го очень мно­го.
      — Ты за­бы­ва­ешь о со­труд­ни­ках га­зе­ты и рек­лам­ных аген­тах, и двух раз­бор­чи­вых гас­тро­но­ми­че­ских кри­ти­ках. Бен­ни Фадж и Адо­нис Кол­лард, у них своя ко­лон­ка. Ты чи­тал их по­след­ний ше­девр? Что-то вро­де «Нью­фа­унд­ленд­ско­го пу­те­во­ди­те­ля по мес­там, где жа­рят кол­ба­су». По­том бу­дет твой зна­ко­мый, ста­рик из пор­та. При­дет од­на да­ма из су­дей­ских, ко­то­рая пе­ре­да­ет нам но­во­сти из за­ла су­да. У нас бу­дет позд­няя гу­лян­ка, нач­нем в пол­ночь. Ожи­да­ет­ся око­ло пя­ти­де­ся­ти лю­бо­пыт­ных пер­со­на­жей. Ты уви­дишь, что и в Якор­ной Ла­пе мож­но по­гу­лять. Как не по­гу­лять, у ме­ня тут поч­ти два­дцать три лит­ра од­но­го са­мо­го­на!
      — Во­об­ще-то жа­ре­ная бо­лон­ская кол­ба­са то­же вещь хо­ро­шая, — ска­зал Ку­ойл.
      — Ты, по­хо­же, уже ас­си­ми­ли­ро­вал­ся.
      Они по­еха­ли в юж­ную часть го­ро­да, из ко­то­рой уз­кий мост с од­но­сто­рон­ним дви­же­ни­ем вел к трей­ле­ру, стоя­ще­му по­за­ди групп­ки до­мов. Пас­тель­ный ро­зо­вый цвет с кан­вой, ко­то­рый луч­ше бы смот­рел­ся на де­вуш­ках с зон­ти­ка­ми; низ­кий час­то­кол. Ви­дав­ший ви­ды ве­ло­си­пед сто­ял воз­ле сту­пе­ней.
      — Са­ми Гуд­лэ­ды жи­вут в хо­ро­ших до­мах, — ска­зал На­тбим. — Они из ры­ба­ков. Лэм­би, Джон и их мать в зе­ле­ном до­ме. Есть еще два млад­ших сы­на: Рей — в бе­лом с крас­ным до­ме, а Сэм­ми — в си­нем. Са­мый стар­ший сын за­ни­ма­ет­ся их­тио­ло­ги­ей, он био­лог, ра­бо­та­ет в Сент-Джон­се. Это его трей­лер. Про­шлым ле­том он как-то при­ез­жал, но че­рез два дня уе­хал об­рат­но. Сей­час он в Но­вой Зе­лан­дии, изу­ча­ет ка­ко­го-то эк­зо­ти­че­ско­го кра­ба Юж­но­го по­лу­ша­рия, — Сам На­тбим ин­те­ре­со­вал­ся кра­ба­ми толь­ко с гас­тро­но­ми­че­ской точ­ки зре­ния, и то лишь в уме­рен­ных ко­ли­че­ст­вах. Ина­че у не­го по­яв­ля­лась кра­пив­ни­ца на за­пя­сть­ях. — За­хо­ди, — ска­зал он и от­крыл дверь.
      Ку­ойл во­шел и уви­дел ти­пич­ный трей­лер, с син­те­ти­че­ским ков­ром, уют­ны­ми спа­лен­ка­ми, гос­ти­ной, как на фо­то­гра­фи­ях се­ми­де­ся­тых го­дов. Един­ст­вен­ным не­при­выч­ным фраг­мен­том об­ста­нов­ки бы­ли ог­ром­ные ко­рич­не­вые ди­на­ми­ки, за­стыв­шие в уг­лах ком­на­ты как те­ло­хра­ни­те­ли. Кух­ня бы­ла раз­ме­ром не боль­ше шка­фа, а в ра­ко­ви­ну Ку­ойл не смог бы оку­нуть обе ру­ки од­но­вре­мен­но. В ван­ной он на­шел стран­ное со­ору­же­ние: на ков­ре ле­жал жел­тый шланг с аэра­то­ром, свер­ну­тый в фор­ме охот­ничь­е­го ро­га, а в ка­бин­ке ду­ша — по­ло­ви­на пла­ст­мас­со­во­го бо­чон­ка.
      — А что это? — спро­сил он у На­тби­ма.
      — Мне очень не хва­та­ло ван­ной, то есть до сих пор не хва­та­ет. Это хоть как-то ее на­по­ми­на­ет. На ко­раб­лях пол­но та­ких бо­чек, в них пе­ре­прав­ля­ют ме­лас­су, чер­ную па­то­ку. Так вот, я рас­пи­лил его и по­ста­вил в этот угол. Я да­же мо­гу в нем сесть. Не очень удоб­но, ко­неч­но, но все же луч­ше, чем на­лип­шая на торс по­ли­эти­ле­но­вая за­на­вес­ка.
      Вый­дя в гос­ти­ную, На­тбим ска­зал: «Вот по­слу­шай!» — и вклю­чил це­лую баш­ню из зву­ко­вос­про­из­во­дя­щих при­спо­соб­ле­ний. За­све­ти­лись крас­ные и зе­ле­ные огонь­ки, циф­ро­вые дис­плеи, за­пуль­си­ро­ва­ли дат­чи­ки и оран­же­вые эк­ва­лай­зе­ры. Ди­на­ми­ки гу­де­ли и гро­хо­та­ли, как жи­вые лег­кие ве­ли­ка­на. На­тбим вста­вил се­реб­ри­стый диск в про­иг­ры­ва­тель, и воз­дух за­виб­ри­ро­вал низ­ки­ми час­то­та­ми. Му­зы­ка бы­ла та­кой гром­кой, что Ку­ойл был не в со­стоя­нии раз­ли­чить зву­ча­щие ин­ст­ру­мен­ты. Пуль­си­рую­щий сгу­сток энер­гии про­ни­зы­вал его на­сквозь, за­став­ляя виб­ри­ро­вать в такт его рит­му.
      Ку­ойл во­ткнул бу­тыл­ки с пи­вом в лед и по­мог На­тби­му при­дви­нуть стол к сте­не. Пла­стик, ко­то­рым бы­ла за­тя­ну­та од­но­ра­зо­вая по­су­да с на­ре­зан­ной кол­ба­сой и сы­ром, за­мет­но под­ра­ги­вал.
      — Ко­гда прие­дет пер­вый гость, мы от­кро­ем упа­ков­ки, — ска­зал На­тбим.
      Они по­ис­ка­ли по шка­фам боль­шую мис­ку, в ко­то­рую уме­сти­лось бы три­дцать па­ке­тов чип­сов, но так ни­че­го и не на­шли.
      — Да­вай возь­мем твою боч­ку из ду­ша, — про­кри­чал сквозь гро­хот Ку­ойл. — Толь­ко на один ве­чер. Она до­воль­но вме­сти­тель­ная.
      — Точ­но! И вы­пей пи­ва. Про­щаль­ная ве­че­рин­ка На­тби­ма объ­яв­ля­ет­ся офи­ци­аль­но от­кры­той! — По­ка Ку­ойл вы­сы­пал чип­сы в пах­ну­щий мы­лом бо­чо­нок, На­тбим из­дал бое­вой клич, под­хва­чен­ный но­чью.
      В ок­но, в кар­тин­ной ра­ме неж­но-ро­зо­во­го цве­та, они уви­де­ли при­бли­жаю­щие­ся к мос­ту ог­ни ав­то­мо­би­ля. Пи­во в ру­ке Ку­ой­ла дро­жа­ло от гро­хо­та му­зы­ки. На­тбим что-то го­во­рил, но его сло­ва бы­ло не­воз­мож­но ра­зо­брать.
      Пер­вым прие­хал Терт Кард. Он спо­ткнул­ся и на­ле­тел на сто­лик с та­рел­ка­ми. У не­го в ру­ках бы­ла бу­тыл­ка ро­ма, а на го­ло­ве боль­шая ту­ри­сти­че­ская кеп­ка, ко­то­рая де­ла­ла его го­ло­ву по­хо­жей на му­равь­и­ную. Он со­рвал упа­ко­воч­ную плен­ку, схва­тил пол­ную горсть вет­чи­ны и за­пи­хал ее в рот. Во­пя и ша­та­ясь, во­шла це­лая тол­па муж­чин и при­ня­лась по­гло­щать мя­со и сыр с та­ре­лок так, буд­то бы при­шли на на­цио­наль­ный кон­курс по об­жор­ст­ву. Они ели чип­сы, буд­то фар­ши­ро­ва­ли дичь, пе­ред тем как по­ло­жить ее в печь.
      Трей­лер за­ка­чал­ся на опо­рах. Вне­зап­но ком­на­та на­столь­ко на­пол­ни­лась людь­ми, что бу­тыл­ки при­хо­ди­лось пе­ре­да­вать друг дру­гу над го­ло­ва­ми.
      Ря­дом с Ку­ой­лом ока­зал­ся Кард.
      — Я хо­чу те­бе кое-что ска­зать, — про­кри­чал он, про­тя­нув ему ши­ро­кий бо­кал со ско­ло­той кром­кой. По­том, не до­го­во­рив, ис­чез.
      Ку­ойл на­чал ис­пы­ты­вать не­при­выч­ное, ди­кое удо­воль­ст­вие. Бре­мя от­цов­ст­ва от­пус­ти­ло его, а мыс­ли о Пе­тал и Уэй­ви от­сту­пи­ли. За всю свою жизнь он был толь­ко на двух или трех ве­че­рин­ках и ни ра­зу не был на маль­чиш­ни­ке. Он при­вык счи­тать, что ве­че­рин­ки уст­раи­ва­ют ра­ди сек­су­аль­ных и со­ци­аль­ных иг­рищ, но этот ве­чер был ни на что не по­хож. Там ца­ри­ло гру­бое воз­бу­ж­де­ние, ко­то­рое боль­ше по­до­шло бы сто­ян­ке воз­ле пор­то­во­го ба­ра, чем дру­же­ст­вен­но­му ве­че­ру про­ща­ния с На­тби­мом. Гус­той за­пах та­ба­ка, ро­ма и не­мы­тых во­лос. Кеп­ка Тер­та Кар­да по­ка­за­лась и сно­ва ис­чез­ла из ви­ду, буд­то он пля­сал впри­сяд­ку. Он тер бро­ви тыль­ной сто­ро­ной ру­ки.
      — Ме­ня все спра­ши­ва­ют о лох­ма­том дья­во­ле, — про­кри­чал Терт Кард. — Те­бе я рас­ска­жу о нем.
      Ку­ойл ед­ва раз­би­рал сло­ва мо­но­ло­га, ко­то­рый гро­зил стать бес­ко­неч­ным.
      — В мо­ло­до­сти мой отец жил на Лаб­ра­до­ре… То­гда его зва­ли Кард Лев­ша, по­то­му что он все де­лал ле­вой ру­кой, все над ним смея­лись. Так вот, он рас­ска­зы­вал, что од­на­ж­ды по­чув­ст­во­вал ря­дом с со­бой под сне­гом ДЫ­РУ. На­до бы­ло сту­пать ос­то­рож­но… или ты мог ку­ба­рем про­ва­лить­ся ту­да. Он шел очень ос­то­рож­но… бы­ло так страш­но. Од­на­ж­ды он встре­ча­ет­ся со сво­им друж­ком, Аль­фон­сом, и они от­прав­ля­ют­ся в охот­ни­чий до­мик. Аль­фонс го­во­рит, мол, пло­хо де­ло, не нра­вит­ся мне тут, я воз­вра­ща­юсь до­мой. А отец его все уго­ва­ри­ва­ет ос­тать­ся. По­го­ди, го­во­рит, по­ка раз­вид­не­ет­ся, и ло­жит­ся спать. Вста­ет ут­ром, а Аль­фон­са уже нет. Ушел, зна­чит. Отец вы­шел и ви­дит: его сле­ды ухо­дят пря­мо, впе­ред. Идут, идут, а по­том про­сто ис­че­за­ют. И все. Во­круг толь­ко чис­тый снег.
      К Ку­ой­лу про­тис­нул­ся муж­чи­на с мя­си­стым ли­цом, на­по­ми­нав­шим фор­мой знат­ный ку­сок вет­чи­ны. Муж­чи­на кри­чал, но его го­лос до­но­сил­ся от­ку­да-то из­да­ле­ка.
      — При­вет, Ку­ойл. Я Адо­нис Кол­лард, пи­шу для гас­тро­но­ми­че­ской ко­лон­ки. По­до­шел по­здо­ро­вать­ся. Я не час­то бы­ваю в Якор­ной Ла­пе. Мы боль­ше бы­ва­ем в за­ли­ве Мис­ки, сам по­ни­ма­ешь. Там поч­ти все рес­то­ра­ны.
      Тол­па кач­ну­лась, и Ку­ойл ока­зал­ся воз­ле бо­чон­ка с пи­вом. Ау­дио­сис­те­ма На­тби­ма про­ни­зы­ва­ла воз­дух ужа­саю­ще низ­ки­ми зву­ка­ми, по­хо­жи­ми на храп и визг пи­лы од­но­вре­мен­но. По­том сно­ва поя­вил­ся Терт Кард с тор­ча­щим изо рта кус­ком вет­чи­ны.
      — Так вот, отец взял ШЕСТ. И стал про­щу­пы­вать снег там, где об­ры­ва­лись сле­ды. Вдруг раз­да­ет­ся ТРЕСК… и от­кры­ва­ет­ся глу­бо­кий го­лу­бой ко­ло­дец… та­кой по­ли­ро­ван­ный сталь­ной ЦИ­ЛИНДР. Отец бро­сил в не­го шест, а от­ту­да свист!
      Ме­ж­ду ни­ми кто-то про­тис­нул­ся, и Ку­ойл по­пы­тал­ся про­брать­ся к вы­хо­ду, ра­бо­тая лок­тя­ми как вес­ла­ми. Но Кард сно­ва ока­зал­ся пе­ред ним.
      — Тут вдруг что-то как прыг­нет по­за­ди не­го! ЛОХ­МА­ТЫЙ ДЬЯ­ВОЛ прыг­нул в эту ды­ру, как хок­кей­ная шай­ба… та­кой, с КРАС­НЫ­МИ ГЛА­ЗА­МИ. И го­во­рит мо­ему от­цу: «Я ВЕР­НУСЬ за то­бой… вот толь­ко вы­мою свои ка­ст­рю­ли». Так мой отец про­бе­жал боль­ше пя­ти­де­ся­ти ки­ло­мет­ров.
      — А у ме­ня же­на умер­ла, — вы­дал Ку­ойл.
      — А, я знаю, — ска­зал Терт Кард. — Это уже не но­во­сти.
      К де­ся­ти ча­сам Ку­ойл был пьян. На­ро­ду на­бра­лось тьма. В трей­ле­ре бы­ло так тес­но, что На­тбим не мог про­бить­ся к туа­ле­ту и не при­ду­мал ни­че­го дру­го­го, как по­мо­чить­ся на ос­тат­ки кар­то­фель­ных чип­сов в го­лу­бой боч­ке. Этот при­мер был при­нят на ура. Ог­лу­шаю­щая му­зы­ка, ка­за­лось, сея­ла бе­зу­мие. Во дво­ре про­изош­ло две дра­ки, и обаг­рен­ный Ди­ди Ша­вел вы­бро­сил ве­ло­си­пед На­тби­ма в за­лив. Си­лач ог­ля­нул­ся в по­ис­ках бал­ки, на ко­то­рой мог бы под­тя­нуть­ся на паль­це. Поя­вил­ся Ден­нис, ру­га­ясь и по­ша­ты­ва­ясь, с бу­тыл­кой ро­ма в ру­ках. Че­ло­век с уг­рю­мым ли­цом, ко­то­ро­го Ку­ойл ни­ко­гда не ви­дел, ски­нул шта­ны и при­нял­ся тан­це­вать в гря­зи. Ры­вок и два­дцать рас­пе­ваю­щих муж­чин при­под­ня­ли край трей­ле­ра и от­бро­си­ли в сто­ро­ну под­пор­ки. Джек, об­няв­ший Ден­ни­са и пью­щий с ним из од­ной бу­тыл­ки. Гру­зо­вик слу­чай­но бьет дру­гую ма­ши­ну. По зем­ле раз­ле­та­ют­ся ос­кол­ки стек­ла. Бил­ли Прит­ти ле­жит на сту­пе­нях, гор­ла­ня без­звуч­ные пес­ни и ме­шая всем прой­ти. Ша­та­ние, кри­ки и ру­гань, сме­ши­ваю­щие­ся с ро­ко­чу­щим рит­мом, зло­ве­щие хри­пы и ярость. Ак­цент ста­но­вил­ся все силь­нее, по­ка спо­ря­щие не пе­ре­шли на чис­тей­шее ме­ст­ное на­ре­чие, и Ку­ойл пе­ре­стал их по­ни­мать.
      Ху­до­ща­вый чер­но­во­ло­сый муж­чи­на, на три­дцать сан­ти­мет­ров вы­ше ме­ст­ных жи­те­лей, ко­то­рые внеш­не бы­ли по­хо­жи друг на дру­га: ог­ром­ные че­лю­сти, от­сут­ст­вие шеи, свет­лые во­ло­сы и боч­ко­об­раз­ная грудь, за­брал­ся на крыль­цо.
      — Ага! — за­орал он. — Он хо­чет бро­сить нас и уе­хать, да? А мы ос­та­вим его здесь. По­шли, ре­бя­та, ра­зо­бьем его лод­ку! У те­бя пи­ла с со­бой, Ни­ди?
      На­тбим за­во­пил:
      — Нет! Нет! Мать ва­шу, не тро­гай­те ее! Не тронь­те, чтоб вас всех!
      С воз­бу­ж­ден­ны­ми кри­ка­ми и ры­ча­ни­ем дю­жи­на че­ло­век по­сле­до­ва­ла за чер­но­во­ло­сым. Ку­ойл не по­ни­мал, что про­ис­хо­дит. Он толь­ко уви­дел, что его бро­си­ли, за­бы­ли. Все ве­се­лье пе­ре­мес­ти­лось в ка­кое-то дру­гое ме­сто, но без не­го. Так бы­ло все­гда. Ку­ой­ла ни­ку­да не бра­ли. Ни­че­го не из­ме­ни­лось. В по­ры­ве оби­ды он по­брел в сто­ро­ну до­ро­ги. За­чем? На­до же бы­ло что-то де­лать.
      — Ку­ойл, су­кин ты сын, вер­нись и по­мо­ги мне ее спа­сти! — Но вопль На­тби­ма рас­тво­рил­ся в ка­ко­фо­нии зву­ков.

***

      Ве­че­рин­ка пе­ре­мес­ти­лась к при­ча­лу, воз­ле ко­то­ро­го сто­ял при­швар­то­ван­ный «Во­ро­гов». Кто-то из гос­тей при­хва­тил из ба­гаж­ни­ков сво­их пи­ка­пов бен­зо­пи­лы, а кто-то про­сто взял в ру­ки кам­ни и пал­ки. Чер­но­во­ло­сый муж­чи­на шел впе­ре­ди и во­пил: «Мы лю­бим су­ки­на сы­на На­тби­ма!»
      Скром­ная лод­ка, по­чи­нен­ная и го­то­вая к от­плы­тию, уком­плек­то­ван­ная про­ви­ан­том и с за­пол­нен­ны­ми ба­ка­ми пре­сной во­ды, с но­вень­ки­ми ли­ня­ми и по­ли­ро­ван­ны­ми час­тя­ми об­шив­ки, спо­кой­но стоя­ла у при­ча­ла. На­тбим ме­тал­ся вдоль до­ро­ги, пла­ча и сме­ясь, по­ка ди­кая тол­па кру­ши­ла его лод­ку. Чер­но­во­ло­сый муж­чи­на под­нял то­пор и об­ру­шил его на па­лу­бу. Бен­зо­пи­ла вон­за­лась в ее кор­пус. Раз­да­ва­лись жут­кие зву­ки раз­ру­ше­ния и вспле­ски во­ды, ко­гда час­ти «Бо­ро­го­ва» па­да­ли за борт. Чер­но­во­ло­сый бы­ст­ро про­ру­бил па­лу­бу и за счи­тан­ные ми­ну­ты — дни­ще.
      — Ка­ж­дый сам за се­бя, — про­орал он и спрыг­нул на при­стань.
      Че­рез де­сять ми­нут лод­ка На­тби­ма бы­ла под во­дой. В воз­ду­хе ос­та­лась лишь кры­ша каю­ты, как за­то­п­лен­ный спа­са­тель­ный плот.

***

      Ку­ойл не пом­нил, как ушел из эпи­цен­тра со­бы­тий. В од­ну ми­ну­ту он был там, по­том как-то ока­зал­ся ру­ка­ми и но­га­ми в ка­на­ве, по дру­гую сто­ро­ну мос­та. Во рту все го­ре­ло, и воз­дух ка­зал­ся гус­тым, как во­да. Или он все-та­ки упал в во­ду и те­перь ба­рах­тал­ся в ней под по­кро­вом но­чи? Он встал, по­ша­ты­ва­ясь, ог­ля­нул­ся на трей­лер. В тем­но­те све­тя­щие­ся ок­на на­кре­нив­ше­го­ся трей­ле­ра на­по­ми­на­ли то­ну­щий пас­са­жир­ский ко­рабль. Он еще по­ду­мал, что му­зы­ка из ди­на­ми­ков На­тби­ма долж­на быть слыш­на на су­дах в ра­диу­се пя­ти миль. К это­му гро­хо­ту при­ме­ши­ва­лось за­вы­ва­ние тол­пы.
      Он по­шел вдоль до­ро­ги не­твер­ды­ми ша­га­ми, уг­луб­ля­ясь в ти­ши­ну. Черт бы по­брал это­го На­тби­ма. У не­го есть свои де­ла. Ку­ойл про­шел ми­мо до­мов на кру­тых ули­цах Якор­ной Ла­пы. В го­ло­ве у не­го по­сте­пен­но про­яс­ня­лось. Он не знал, ку­да на­прав­ля­ет­ся, но про­дол­жал под­ни­мать­ся все вы­ше. Вот он на хол­ме, воз­вы­шав­шем­ся над го­ро­дом. По этой до­ро­ге он ка­ж­дый день ез­дил на ра­бо­ту. Вни­зу он ви­дел пор­то­вые ог­ни и мед­лен­но при­бли­жаю­щий­ся боль­шой ко­рабль. Луч све­та с мая­ка маз­нул по по­верх­но­сти мо­ря. Ку­ойл по­шел даль­ше. Ему ка­за­лось, что он мо­жет дой­ти хоть до Ав­ст­ра­лии. Вниз по скло­ну хол­ма, ми­мо тем­ных окон «Бол­туш­ки». В до­ме Баг­ги­тов смот­ре­ли те­ле­ви­зор. Мис­сис Баг­гит бы­ла од­на в ок­ру­же­нии бе­ло­снеж­ных сал­фе­то­чек. По­смот­рел в сто­ро­ну про­ти­во­по­лож­но­го бе­ре­га, где в гус­той но­чи уга­ды­ва­лись очер­та­ния мы­са Ку­ой­лов. Лун­ный свет сде­лал очер­та­ния зем­ли чет­че, бро­сил свер­каю­щую по­ло­су на во­ду.
      Он сто­ял у ок­на ее кух­ни. Из­нут­ри до­но­си­лись ис­ка­жен­ные зву­ки му­зы­ки. Он встал на ко­ле­ни воз­ле ок­на. Же­ст­кий не­оно­вый свет от круг­лой люс­т­ры на по­тол­ке. Звон и то­пот. Он смот­рел на Уэй­ви, си­дя­щую на ку­хон­ном сту­ле, с ши­ро­ко рас­став­лен­ны­ми но­га­ми, дер­жа­щую на по­до­ле юб­ки, как на га­ма­ке, крас­ный ак­кор­де­он. Ее ступ­ня дви­га­лась вверх и вниз, ко­гда она от­би­ва­ла ритм, ко­то­рый ка­зал­ся ка­ким-то гру­ст­ным из-за сво­ей чет­кой раз­ме­рен­но­сти. На пус­той сце­не, по­кры­той ли­но­ле­умом, пря­мо пе­ред пли­той, тан­це­вал Гер­ри. Он пры­гал, ста­ра­тель­но вы­тан­цо­вы­вая джи­гу. На его пух­лом ли­це бы­ла на­пря­жен­ная улыб­ка че­ло­ве­ка, пол­но­стью по­гру­жен­но­го в свое за­ня­тие.
      Ку­ойл сно­ва вы­брал­ся на до­ро­гу. От­ра­же­ние лу­ны вре­за­лось в ров­ную по­верх­ность во­ды, об­ра­зо­вав в ней от­вер­стие, на­по­ми­наю­щее ле­дя­ной ко­ло­дец, в ко­то­ром лох­ма­тый дья­вол от­ца Тер­та Кар­да мыл свои ка­ст­рю­ли. Со дво­ра от­ца Уэй­ви на не­го вни­ма­тель­но смот­ре­ли раз­но­цвет­ные де­ре­вян­ные со­ба­ки. Свет мер­цал на их про­боч­ных ошей­ни­ках, буд­то они про­гло­ти­ли ку­со­чек лу­ны. Ку­ойл по­шел об­рат­но в Якор­ную Ла­пу. В гос­ти­ни­цу, где сни­мет ком­на­ту. Он уже за­был о до­ме Би­ти и Ден­ни­са и о сво­ей кой­ке в под­ва­ле.

      В де­сять ут­ра в но­мер Ку­ой­ла по­сту­ча­лась гор­нич­ная. По­том она при­от­кры­ла дверь, про­су­ну­ла в нее го­ло­ву и ска­за­ла:
      — Я иду при­брать в ком­на­те, до­ро­гой!
      — По­до­ж­ди­те, — ска­зал Ку­ойл. — Еще пол­ча­са. — Вы­цвет­ший, по­лу­жи­вой го­лос.
      — По­хо­же, ты был на той ве­че­рин­ке, где уто­пи­ли лод­ку! Гар­ри­ет го­во­рит, что на кух­не уже го­то­вы сво­ра­чи­вать­ся с зав­тра­ком, что­бы под­го­то­вить­ся к обе­ду. Ска­зать ей, что­бы ос­та­ви­ла те­бе пор­цию яиц с ча­ем?
      Ку­ойл сто­ял на ко­ле­нях пе­ред туа­ле­том, ту­жась в по­пыт­ке вы­звать рво­ту. Его тош­ни­ло, ему бы­ло пло­хо. Он не­на­ви­дел се­бя. Ее го­лос ка­зал­ся ему до­куч­ли­вым жуж­жа­ни­ем осы, по­пав­шей в бан­ку. В кон­це кон­цов ему уда­лось вклю­чить душ и встать под его го­ря­чие ко­лю­чие струи, ли­цом пря­мо на­про­тив рас­пы­ли­те­ля. Го­лов­ная боль не­мно­го от­сту­пи­ла. Бо­ле­ли но­ги.
      Воз­дух в спаль­не по­сле го­ря­че­го ду­ша по­ка­зал­ся ему ле­дя­ным. Ко­гда он на­тя­ги­вал оде­ж­ду, она ца­ра­па­ла его, буд­то бы­ла сде­ла­на из же­ле­за. Ко­гда он на­кло­нил­ся, что­бы за­вя­зать шнур­ки на бо­тин­ках, го­лов­ная боль вер­ну­лась, за­бо­ле­ли гла­за и су­до­рож­но сжал­ся же­лу­док.
      Гряз­но-се­рое не­бо за ок­ном, ве­тер кру­жил пе­сок по ули­цам. Ми­мо про­еха­ло не­сколь­ко гру­зо­ви­ков. Вы­хлоп­ные га­зы под­ни­ма­лись вверх спи­ра­ле­вид­ны­ми ни­тя­ми. Хо­лод­но. Ру­кав курт­ки ока­зал­ся изо­рван­ным от пле­ча до ман­же­ты.
      Вни­зу Гар­ри­ет ух­мыль­ну­лась, уви­дев Ку­ой­ла.
      — Го­во­рят, ве­че­рин­ка уда­лась, — ска­за­ла она.
      Ку­ойл кив­нул.
      — Те­бе на­до бы вы­пить чаш­ку чаю. Хо­ро­ше­го, креп­ко­го го­ря­че­го чаю.
      — Я до­ма по­пью, — ска­зал он. — Мне се­го­дня на­до съез­дить на мыс, кое-что за­брать. — Кое-что — это бо­тин­ки Сан­шайн, дет­ские ва­реж­ки, его ру­баш­ки, биб­лио­теч­ные кни­ги, ко­то­рые он дол­жен был сдать не­сколь­ко не­дель на­зад, ин­ст­ру­мен­ты. По­сле обе­да он дол­жен быть у Эл­ви­на Яр­ка. У не­го ос­та­лись смут­ные вос­по­ми­на­ния о раз­гром­лен­ном трей­ле­ре На­тби­ма. Вы­хо­дит, они не смо­гут в нем жить? Он по­пы­тал­ся по­зво­нить На­тби­му опус­тив не­сколь­ко мо­нет в про­резь те­ле­фо­на-ав­то­ма­та. Ни­кто не от­ве­тил.
      — Го­во­рят, се­го­дня ве­че­ром бу­дет снег, — ска­за­ла Гар­ри­ет и за­ше­ле­сте­ла бу­ма­га­ми. — Что слыш­но от Аг­нис? Ей нра­вит­ся в Сент-Джон­се? Я знаю, что До­ун в вос­тор­ге от Сент-Джон­са. Она моя ку­зи­на, са­мая млад­шая из де­тей Ар­ки. По-мо­ему, она счи­та­ет, что сбы­лась ее меч­та. Она го­во­рит, что сю­да боль­ше не вер­нет­ся.
      — На­вер­ное, у нее все в по­ряд­ке, — ска­зал Ку­ойл. Его тряс­ло.
      Он вы­шел на ули­цу и не смог най­ти свою ма­ши­ну. Он си­лил­ся вспом­нить о том, что про­ис­хо­ди­ло пе­ред ве­че­рин­кой и во вре­мя ее, но его соз­на­ние вер­ну­ло его в тот мо­мент, ко­гда он шел к до­му Уэй­ви. Что­бы по­смот­реть в ее ок­но. Долж­но быть, ма­ши­на все еще сто­ит воз­ле трей­ле­ра На­тби­ма. Или он раз­бил ее, съе­хав с до­ро­ги ли­бо сва­лив­шись в мо­ре? Он не знал. Ему при­шлось дой­ти до пор­то­вой кон­то­ры так­си, что­бы на­нять ма­ши­ну. Он по­про­сил от­вез­ти его к трей­ле­ру. Мень­ше все­го на све­те ему хо­те­лось воз­вра­щать­ся к это­му мес­ту.
      — Так вот, ока­зы­ва­ет­ся, где бы­ло ве­се­лье, — ска­зал во­ди­тель. — Я и не знал. Прав­да, я ви­дал гу­лян­ки на два, три дня. Сей­час так не гу­ля­ют. Эх, про­шли хо­ро­шие вре­ме­на. — И с эти­ми сло­ва­ми он уе­хал.
      Его «уни­вер­сал» сто­ял пе­ред трей­ле­ром. На две­ри ма­ши­ны бы­ла вмя­ти­на. На зад­нем си­де­нье ва­ля­лось семь или во­семь ба­нок пи­ва. К кры­лу при­клеи­лись съе­жив­шие­ся кру­жоч­ки вет­чи­ны. Трей­лер на­кре­нил­ся на од­ну сто­ро­ну. Вся зем­ля во­круг бы­ла усы­па­на ос­кол­ка­ми бу­ты­лоч­но­го стек­ла. Ни На­тби­ма, ни его ве­ло­си­пе­да не бы­ло вид­но. Лод­ки на при­ста­ни то­же не бы­ло. Не­у­же­ли он уп­лыл вдре­без­ги пья­ный, да­же не по­про­щав­шись? Долж­но быть, он сей­час где-то в от­кры­том океа­не му­ча­ет­ся от го­лов­ной бо­ли.
      Ку­ойл по­ду­мал о бо­чон­ке с мо­чой и ос­тат­ка­ми чип­сов, о кро­хот­ных алю­ми­ние­вых ком­нат­ках. Ему по­че­му-то не хо­те­лось жить в этом трей­ле­ре.

***

      Би­ти встре­ти­ла его хо­лод­ным взгля­дом и чаш­кой го­ря­че­го чая.
      — Я но­че­вал в гос­ти­ни­це, — ска­зал он. — Как вы, на­вер­ное, до­га­да­лись.
      — А по те­бе не ска­жешь. Ты вы­гля­дишь так, буд­то спал в со­бачь­ей ко­ну­ре. Я не ду­ма­ла, что ты на это спо­со­бен.
      — Я то­же, — ска­зал он. Об­жи­гаю­щий чай с двои­ной пор­ци­ей са­ха­ра и мо­ло­ка по­сте­пен­но воз­вра­щал ему си­лы. — Ден­нис уже встал?
      — Да. Мож­но ска­зать, что он и не ло­жил­ся. При­шел уже за­свет­ло с бед­ня­гой На­тби­мом взять ка­кие-то ин­ст­ру­мен­ты. Сей­час он ищет всех ос­таль­ных, кто то­пил лод­ку. Бед­ный, бед­ный мис­тер На­тбим.
      — То­пи­ли лод­ку? Я это­го не ви­дел. По­хо­же, я ушел до это­го мо­мен­та. Ни­че­го не ви­дел. Сей­час там ни­че­го и ни­ко­го нет. Со­всем.
      — Они уе­ха­ли за кра­ном. Ден­нис го­во­рит, что вче­ра они все ра­зо­шлись. Вот и ре­ши­ли под­шу­тить: ос­та­вить бед­но­го На­тби­ма на бе­ре­гу, раз­бив его лод­ку. А те­перь они долж­ны бу­дут ее по­чи­нить.
      — Бо­же мой, — ска­зал Ку­ойл. — А я ду­мал, что На­тбим от­плыл вче­ра ве­че­ром.
      — Да он бы и до­ро­гу пе­рей­ти не смог.
      — Пап, зна­ешь что? Пап, я за­бо­ле­ла. И Бан­ни то­же за­бо­ле­ла. И Мар­ти.
      — В две­рях стоя­ла Сан­шайн в мя­той пи­жа­ме. У нее тек­ли со­п­ли. Она дер­жа­ла в ру­ках лист бу­ма­ги.
      — Бед­ная де­воч­ка, — ска­зал Ку­ойл, под­ни­мая ее на ру­ки и оку­ная в чай ку­со­чек тос­та для нее.
      — Они все про­сту­ди­лись, — ска­за­ла Би­ти.
      — А я со­би­рал­ся взять их с со­бой в дом. Они бы­ли с то­бой всю не­де­лю, Би­ти. Те­бе обя­за­тель­но нуж­но пе­ре­дох­нуть.
      — Они для ме­ня как род­ные, — от­ве­ти­ла она. — Но, мо­жет быть, ты при­смот­ришь за ни­ми зав­тра по­сле по­луд­ня? Здесь бу­дет Вин­ни, но мне бы хо­те­лось, что­бы в до­ме все-та­ки был взрос­лый. Мы с Ден­ни­сом хо­тим на­вес­тить его мать и от­ца. Они при­гла­си­ли нас на ве­чер­нюю служ­бу и ужин. Мы бы взя­ли с со­бой де­тей, но они все чи­ха­ют и каш­ля­ют.
      — Я с удо­воль­ст­ви­ем при­смот­рю за ни­ми, Би­ти. Ты и так нам очень по­мо­га­ешь. Вче­ра я ви­дел Дже­ка и Ден­ни­са вме­сте. У них обо­их был очень до­воль­ный вид. Так что, я ду­маю, от­но­ше­ния на­ла­жи­ва­ют­ся.
      — Да это все сплет­ни. Они ни­ко­гда не пор­ти­лись. Ну, бы­ли на­тя­ну­ты­ми ка­кое-то вре­мя, ино­гда они ру­га­лись, но это уже дав­но по­за­ди. А раз­ду­ли из это­го це­лую ис­то­рию.
      Сан­шайн по­ка­за­лась Ку­ой­лу го­ря­чей. Он по­смот­рел на ее ри­су­нок. Фи­гу­ра с уша­ми, по­хо­жи­ми на как­тус, и спи­ра­ле­вид­ным хво­стом. Но­ги тя­ну­лись до са­мо­го края лис­та.
      — Это обезь­я­на с длин­ны­ми но­га­ми, — ска­за­ла Сан­шайн.
      Ку­ойл по­це­ло­вал го­ря­чий ви­сок, сно­ва вспом­нив о тай­ных си­лах, за­став­ляв­ших ее ри­со­вать де­ре­вья из брок­ко­ли с ко­рич­не­вы­ми ство­ла­ми.
      — Трей­лер На­тби­ма се­го­дня вы­гля­дел пла­чев­но. Его сня­ли с под­по­рок с од­ной сто­ро­ны. Я ду­маю, что луч­ше бу­дет, ес­ли я пе­ре­ве­зу де­тей не в трей­лер, а в на­стоя­щий дом. Ес­ли смо­гу най­ти что-ни­будь под­хо­дя­щее. Ты не зна­ешь, кто со­гла­сил­ся бы сда­вать жи­лье на ко­рот­кое вре­мя?
      — А ты не го­во­рил с Бер­ка­ми? Они сей­час во Фло­ри­де. У них хо­ро­ший дом. Рань­ше они хо­те­ли его про­дать, но сей­час, мо­жет быть, со­гла­сят­ся сда­вать его. Го­во­рят, они ни в ка­кую не хо­те­ли его сда­вать, но за все это вре­мя у них не на­шлось под­хо­дя­ще­го по­ку­па­те­ля. Дом сто­ит по до­ро­ге в бух­ту Муч­ной Ме­шок. Ты про­ез­жа­ешь его по два раза на день. Та­кой се­рый, с над­пи­сью «Про­да­ет­ся» на фа­са­де.
      — Во­круг не­го та­кая чер­но-бе­лая ог­ра­да?
      — Точ­но, это он.
      Он ви­дел этот дом. Ак­ку­рат­ный дом с го­лу­бой от­дел­кой. Вы­со­кий. На­стоя­щий иде­ал же­ны мо­ря­ка.
      — По­про­бую ра­зуз­нать об этом в по­не­дель­ник. Мо­жет быть, он ока­жет­ся как раз тем, что нам нуж­но. Толь­ко я не мо­гу его ку­пить. Я вло­жил слиш­ком мно­го де­нег в тот ста­рый дом на мы­се. Ос­та­лось все­го ни­че­го. А день­ги де­во­чек от­ло­же­ны на по­том, для их соб­ст­вен­ных нужд. Лад­но, вот ка­кой у нас бу­дет план, — ска­зал он од­но­вре­мен­но и для Би­ти, и для Сан­шайн. — Я сей­час по­еду в зе­ле­ный дом, что­бы за­брать на­ши ве­щи. По­том за­еду к Эл­ви­ну Яр­ку, что­бы по­мочь ему с лод­кой. По­том я за­гля­ну к На­тби­му, уз­наю, что слу­чи­лось с еголод­кой. Ес­ли они дос­та­нут ее, смо­гут по­чи­нить. Ес­ли Ден­нис ре­шит на де­нек пе­ре­дох­нуть от ра­бо­ты, я при­ве­зу пиц­цу и фильм из про­ка­та. Как ты к это­му от­не­сешь­ся, Би­ти? Те­бе ка­кие филь­мы нра­вят­ся? Про лю­бовь?
      — Да ну! Брось ты эти глу­по­сти! Да­вай луч­ше по­смот­рим ко­ме­дию. Та, ав­ст­ра­лий­ская, ко­то­рую ты про­шлый раз при­во­зил, бы­ла до­воль­но при­лич­ная.
      Ку­ойл по­ду­мал, что ис­то­рию про ав­ст­ра­лий­ских вам­пирш-лес­бия­нок то­же уже мог­ли пре­вра­тить в ки­но­фильм.

***

      Гра­вий­ная до­ро­га на мыс Ку­ой­лов с ос­кол­ка­ми льда в рыт­ви­нах и ка­на­вах ни­ко­гда рань­ше не ка­за­лась ему та­кой убо­гой. Вет­ра не бы­ло, и гус­то­го цве­та не­бо ниж­ним кра­ем упи­ра­лось пря­мо в мо­ре. Бы­ло ти­хо. Мерт­вен­но ти­хо и спо­кой­но. «Ни зву­ка», — ска­зал бы Бил­ли. Шум мо­то­ра ка­зал­ся не­ес­те­ст­вен­но гром­ким. Бан­ки с пи­вом ка­та­лись по по­лу. Он свер­нул к бух­те Оп­ро­ки­ну­той, уви­дел ды­мок, вью­щий­ся над до­ма­ми, про­ехал фаб­ри­ку по по­ши­ву пер­ча­ток и подъ­е­хал к мрач­но­му до­му на ска­ле.
      Там ца­ри­ла ти­ши­на за­пус­те­ния. Спер­тый воз­дух. Все, как в пер­вый раз. Буд­то они ни­ко­гда в нем не жи­ли. Го­лос и энер­гия те­туш­ки не ос­та­ви­ли на нем сле­да.
      Дом при­ни­мал его тя­же­ло. Про­шлое на­пол­ня­ло ком­на­ты, как бес­цвет­ный газ. Да­ле­ко вни­зу ды­ша­ло мо­ре. Этот дом мно­го зна­чил для те­туш­ки. Дос­та­точ­но ли это­го бы­ло для то­го, что­бы при­вя­зать к не­му и Ку­ой­ла? Ему очень нра­вил­ся бе­рег воз­ле до­ма, но сам дом был ка­ким-то не­пра­виль­ным. Он все­гда был та­ким. Его та­щи­ли по льду дол­гие ми­ли, упи­ра­ясь, дер­гая за ве­рев­ки, кри­ча про­кля­тия и ру­га­тель­ст­ва в ад­рес бо­го­лю­би­вой тол­пы. Под­ни­ма­ли на эту ска­лу. Он сто­нал, как свя­зан­ный за­клю­чен­ный, стре­мя­щий­ся об­рес­ти сво­бо­ду. Гу­де­ли ка­бе­ли, их виб­ра­ция пе­ре­да­ва­лась до­му, де­ла­ла его жи­вым. В этом и бы­ло все де­ло: на­хо­дясь в этом до­ме, он чув­ст­во­вал се­бя внут­ри свя­зан­но­го жи­вот­но­го. Не ра­зум­но­го, но ост­ро чув­ст­вую­ще­го. Ка­за­лось, его про­гла­ты­ва­ло са­мо про­шлое.
      Он под­нял­ся по ле­ст­ни­це. Кто-то по­ло­жил кус­ки за­вя­зан­ной стран­ны­ми уз­ла­ми бе­че­вы на по­рог ка­ж­дой ком­на­ты. Гряз­ные об­рыв­ки при вхо­де в ком­на­ту, где спа­ли его де­ти! Ку­ойл по­чув­ст­во­вал ярость и стал хло­пать две­ря­ми.
      Он по­ду­мал о ды­ме, ко­то­рый ви­дел, подъ­ез­жая к бух­те Оп­ро­ки­ну­той, и о том, что Бил­ли Прит­ти рас­ска­зы­вал о его ку­зе­не, жи­ву­щем где-то в тех мес­тах. Так вот кто за­вя­зы­вал эти чер­то­вы уз­лы! Ку­ойл со­рвал свои ру­баш­ки с ве­ша­лок, ви­сев­ших на две­ри, на­шел бо­тин­ки Бан­ни. У де­тей не ока­за­лось за­пас­ных ва­ре­жек. Он вы­ско­чил из до­ма, за­пи­хи­вая на хо­ду в кар­ман кус­ки ве­рев­ки с уз­ла­ми.

***

      Он ос­та­но­вил­ся на до­ро­ге в Оп­ро­ки­ну­тую. Он дол­жен пре­кра­тить эти без­обра­зия. До­ро­гу дав­но не ре­мон­ти­ро­ва­ли. В за­мерз­шей гря­зи он уви­дел со­ба­чьи сле­ды. Он на­шел пал­ку и взял ее с со­бой, го­то­вясь от­би­вать­ся от ры­ча­щей тва­ри. Или уг­ро­жать лю­би­те­лю уз­лов. Поя­ви­лась бро­шен­ная де­рев­ня. Из-за кру­то­го скло­на ка­за­лось, что до­ма сто­ят друг на дру­ге. На са­мом де­ле от до­мов ос­та­лись толь­ко ос­то­вы: об­шив­ки и стен на них не бы­ло. Го­лу­бой фа­сад, тор­ча­щие реб­ра ба­лок, под­дер­жи­ваю­щих воз­дух. Гнию­щие дос­ки в во­де.
      Из тру­бы хи­жи­ны, стоя­щей бли­же все­го к бе­ре­гу, шел дым. Ку­ойл ог­ля­нул­ся в по­ис­ках со­ба­ки и за­ме­тил вы­та­щен­ную на бе­рег лод­ку, по­кры­тую меш­ко­ви­ной. Она бы­ла при­ва­ле­на кам­ня­ми. Се­ти и по­плав­ки, вед­ро и до­рож­ка, ве­ду­щая от до­ма к строе­нию, ко­то­рое слу­жи­ло туа­ле­том. Че­шуя трес­ки, под­став­ки для каль­ма­ров. Три ов­цы в за­го­не не боль­ше но­со­во­го плат­ка. По­лен­ни­ца с дро­ва­ми, крас­ная мор­ская звез­да из по­ли­эти­ле­но­во­го меш­ка, вы­мы­то­го на бе­рег вол­ной.
      Ко­гда Ку­ойл по­до­шел бли­же, ов­цы мет­ну­лись от не­го, зве­ня ко­ло­коль­чи­ка­ми. Со­ба­ки не бы­ло вид­но. Он по­сту­чал. Ему не от­ве­ти­ли. Но он знал, что ста­рый ку­зен был до­ма.
      Он по­звал его: «Мис­тер Ку­ойл, мис­тер Ку­ойл», и ему по­ка­за­лось, что он зо­вет са­мо­го се­бя. Ему по-преж­не­му не от­ве­ча­ли.
      Он толк­нул дверь и во­шел. Ку­ча по­лень­ев и му­со­ра, силь­ная вонь. За­ры­ча­ла со­ба­ка. Он уви­дел ее в уг­лу, воз­ле печ­ки: бе­лая со­ба­ка с ма­то­вы­ми гла­за­ми. Ле­жав­шая в дру­гом уг­лу ку­ча тря­пья за­ше­ве­ли­лась, и из нее по­ка­зал­ся че­ло­век.
      Да­же при туск­лом ос­ве­ще­нии, не­смот­ря на древ­ний воз­раст это­го че­ло­ве­ка, Ку­ойл уз­нал в нем зна­ко­мые чер­ты. Не­по­слуш­ные те­туш­ки­ны во­ло­сы, без­гу­бый рот от­ца, фа­миль­ные глу­бо­ко по­са­жен­ные гла­за, же­ст­кие бро­ви, по­сад­ка го­ло­вы бра­та. И его, Ку­ой­ла, чу­до­вищ­ный под­бо­ро­док, те­перь ка­жу­щий­ся ка­ким-то ма­лень­ким, на­по­ми­наю­щий кос­тя­ной клиф, по­кры­тый бе­лым мхом.
      В этом до­миш­ке, в ни­ще­те и ве­ко­вой дрях­ло­сти Ку­ойл уви­дел тень сво­его пра­ро­ди­те­ля. Этот че­ло­век был бе­зу­мен. Яс­ность ума дав­но по­ки­ну­ла его, и вся его жизнь пе­ре­мес­ти­лась из ог­ром­но­го ми­ра в ма­лень­кое про­стран­ст­во его го­ло­вы. Он со­шел с ума от оди­но­че­ст­ва, или от­сут­ст­вия люб­ви, или из-за ка­ко­го-то ге­не­ти­че­ско­го де­фек­та. Или от ощу­ще­ния, что его пре­да­ли, не­из­беж­но­го спут­ни­ка всех за­твор­ни­ков. Под его но­га­ми ле­жа­ли мот­ки ле­сы, спу­тан­ные клуб­ки, спрес­со­ван­ные до кам­ней, дре­вес­ная тру­ха, пе­сок, мор­ская сы­рость, грязь, тра­ва и во­до­рос­ли, кло­чья шер­сти, об­гло­дан­ные ба­ра­ньи реб­ра, хвоя, ры­бья че­шуя и кос­ти, пла­ва­тель­ные пу­зы­ри, по­тро­ха тю­ле­ней, хря­щи каль­ма­ров, би­тое стек­ло, рва­ная оде­ж­да, со­ба­чья шерсть, об­лом­ки ног­тей, ко­жа и кровь.
      Ку­ойл вы­та­щил из кар­ма­на за­вя­зан­ные уз­ла­ми ве­рев­ки и бро­сил их на пол. Стран­ный че­ло­век мет­нул­ся впе­ред, схва­тил их не­гну­щи­ми­ся паль­ца­ми и бро­сил в печь.
      — Все, те­перь уз­лы не раз­вя­зать! Их взял огонь.
      Ку­ойл не мог на не­го кри­чать, да­же за кол­дов­ские уз­лы на по­ро­ге ком­на­ты его де­тей и за бе­лую со­ба­ку, ко­то­рая так на­пу­га­ла Бан­ни. Он толь­ко ска­зал: «Вам не нуж­но это­го де­лать». Что это оз­на­ча­ло, он и сам не знал. По­том он ушел.

***

      На об­рат­ном пу­ти по раз­би­той до­ро­ге он ду­мал о ста­ром Ку­ой­ле и его убо­гом вол­шеб­ст­ве, дер­жа­щем­ся на ос­тан­ках жи­вот­ных и ве­рев­ках. У не­го не бы­ло со­мне­ний в том, что ста­рик жил, под­чи­ня­ясь лун­но­му цик­лу, ос­тав­ляя ма­ги­че­ские зна­ки на де­ревь­ях, ви­дя кро­ва­вые до­ж­ди и чер­ный снег и ве­ря в то, что гу­си уле­та­ют на зи­му на бо­ло­та Ма­ни­то­бы, где вмер­за­ют в лед до на­сту­п­ле­ния вес­ны. Его по­след­ней жал­кой по­пыт­кой за­щи­тить­ся от втор­же­ния во­об­ра­жае­мых вра­гов ста­ли уз­лы на ку­соч­ках ве­рев­ки.

***

      Ку­ойл вва­лил­ся в мас­тер­скую. Эл­вин Ярк в по­лу­мра­ке ра­бо­тал над изо­гну­тым кус­ком дре­ве­си­ны с по­мо­щью кри­во­ли­ней­но­го стру­га.
      — По­хо­же, хо­ро­шее де­ре­во, — буб­нил он. — Вот иду я по ле­су, гля­жу — сто­ит хо­ро­шая ель. И го­во­рю се­бе, вот этот ствол сго­дит­ся для Ку­ой­ла. Ви­дишь, как она слав­но рас­ши­ря­ет­ся кни­зу? По­лу­чит­ся хо­ро­шая, уз­кая лод­ка. Ну, не слиш­ком уз­кая, а хо­ро­шая. Я тут де­лал лод­ку для Ноя Дея, лет де­сять на­зад. Ствол смот­рел­ся хо­ро­шо в де­ре­ве, но для лод­ки был слиш­ком пря­мым, слиш­ком ров­ным. Не бы­ло у не­го хо­ро­ше­го рас­ши­ре­ния. Нос по­лу­чил­ся слиш­ком от­вес­ный. Вот Ной мне и го­во­рит: «Ес­ли бы у ме­ня бы­ла дру­гая лод­ка, я бы эту про­дал».
      Ку­ойл кив­нул и при­крыл ру­кой под­бо­ро­док. «Муж­чи­на с по­хме­лья слу­ша­ет о слож­но­стях ко­раб­ле­строе­ния».
      — Вот по­че­му все лод­ки раз­ные. По­ни­ма­ешь, ка­ж­дое де­ре­во рас­тет по-сво­ему, по­это­му у ка­ж­дой лод­ки свой на­клон но­са и свой на­клон кор­мы. У ка­ж­дой лод­ки свое на­зна­че­ние. Все они раз­ные, как муж­чи­ны и жен­щи­ны, кто-то хо­ро­ший, а кто-то не очень. — Ско­рее все­го, он слы­шал это на про­по­ве­ди и те­перь по­вто­ря­ет как соб­ст­вен­ную мысль. Он на­чал петь низ­ким си­п­лым го­ло­сом: «Ах ты, гусь, „Гусь-ны­рок”, не пой­му, ка­кой от те­бя прок?»
      Ку­ойл сто­ял по­сре­ди тор­чав­ших, как кос­ти, кус­ков дре­ве­си­ны, по са­мые щи­ко­лот­ки в опил­ках. Бы­ло хо­лод­но. У Эл­ви­на Яр­ка на ру­ках бы­ли ва­реж­ки, а бе­гу­нок на его мол­нии от­ра­жал свет. Он при­сло­нил­ся к сте­не, где стоя­ли са­мые боль­шие кус­ки де­ре­ва.
      — Эти сре­зал на про­шлой не­де­ле. Сей­час их нет смыс­ла ре­зать все сра­зу, — объ­яс­нил Ярк Ку­ой­лу. — Я сна­ча­ла де­лаю три ос­нов­ные — бреш­тук, ми­дель-бимс и гак. У ме­ня есть ле­ка­ла, их мне дал еще отец. Он с их по­мо­щью от­ме­рял и ре­зал всю дре­ве­си­ну, но боль­шин­ст­во раз­ме­ток уже по­ис­тер­лись. Не­ко­то­рые бы­ли без под­пи­сей, так что я да­же не знаю, за­чем они бы­ли нуж­ны. Вот, зна­чит, я де­лаю три са­мые глав­ные час­ти и кор­мо­вой под­зор. От­ту­да я уже смот­рю, что де­лать даль­ше.
      Ку­ой­лу бы­ло по­ру­че­но под­ни­мать, дер­жать и пе­ре­но­сить. Его го­лов­ная боль уси­ли­лась. Ему ка­за­лось, что он чув­ст­ву­ет ее раз­мер и цвет: она бы­ла в фор­ме ги­гант­ской бу­к­вы «Y», ко­то­рая на­чи­на­лась в моз­гу и за­кан­чи­ва­лась в глаз­ных яб­ло­ках. Она бы­ла крас­но-чер­ная, как мя­со на гри­ле.
      Эл­вин Ярк вы­ре­зал и об­ра­ба­ты­вал ко­сые сты­ки до тех пор, по­ка они не сце­п­ля­лись друг с дру­гом, как креп­кое ру­ко­по­жа­тие. Го­то­вые де­та­ли ле­жа­ли, ожи­дая сбор­ки. По­том они со­еди­ня­ли нос с ки­ле­вы­ми сты­ка­ми. Ко­гда Ку­ойл на­кло­нил­ся, ему по­ка­за­лось, что у не­го от бо­ли лоп­нут гла­за.
      — Так, те­перь под­ни­ми старн­пост.
      Даль­ше они кре­пи­ли су­хо­стой на внут­рен­ние сты­ки.
      — Те­перь да­вай со­би­рать, — ска­зал Ярк, за­го­няя де­ся­ти­сан­ти­мет­ро­вые на­ге­ли и за­тя­ги­вая вин­ты. Он сно­ва за­пел: «Ка­кой от те­бя прок, „Гусь-ны­рок”?» — Вот он, твой хре­бет. Вот хре­бет тво­ей лод­ки. Счи­тай, она уже в сбо­ре. Вот по­смот­ришь на нее, ес­ли ты, ко­неч­но, раз­би­ра­ешь­ся в лод­ках, то сра­зу пой­мешь, что к че­му. Но ни­кто те­бе не ска­жет, как она по­ве­дет се­бя на во­де, на вол­не, на зя­би. Все уз­на­ешь, ко­гда спус­тишь ее и ис­про­бу­ешь. Был, прав­да, у нас ста­рый дя­дюш­ка Лес, Лес Бад­жел. Зем­ля ему пу­хом. Ему сей­час бы­ло бы сто три­дцать лег. Он был пер­вым мас­те­ром-ло­доч­ни­ком на этом бе­ре­гу еще до то­го, как я уви­дел свой пер­вый мо­ло­ток. Он де­лал за­ме­ча­тель­ные яли­ки и плос­ко­дон­ки. Они ре­за­ли во­ду, как те­п­лое мас­ло. По­след­няя лод­ка у не­го бы­ла са­мая луч­шая. Прав­да, пил он, дя­дюш­ка Лес. Да не ста­ка­на­ми, а лит­ра­ми. Но до­жил до се­дин. Стран­ное это де­ло, как жизнь-то скла­ды­ва­ет­ся.
      При упо­ми­на­нии об ал­ко­го­ле го­ло­ва Ку­ой­ла за­пуль­си­ро­ва­ла.
      — Же­на умер­ла, де­ти уе­ха­ли в Ав­ст­ра­лию. У не­го в го­ло­ве бы­ли од­ни по­хо­ро­ны, гро­бы да жем­чуж­ные во­ро­та. В кон­це кон­цов он ре­шил сде­лать се­бе гроб. По­шел в свою мас­тер­скую, на­брав пол­чай­ни­ка са­мо­го­на, и за­сту­чал мо­лот­ком. Пи­лил, сту­чал це­лую ночь. По­том пе­ре­полз в дом и ус­нул на по­лу на кух­не. Мой отец по­шел в мас­тер­скую, по­то­му что ему очень хо­те­лось по­смот­реть на этот гроб. Он его уви­дел: гроб с но­сом и ки­лем, слав­но вы­пи­лен­ный, с про­смо­лен­ны­ми шва­ми, сто во­семь­де­сят сан­ти­мет­ров в дли­ну и за­ме­ча­тель­но вы­кра­шен­ный.
      Ку­ойл сла­бо за­сме­ял­ся.
      Ярк при­тя­нул вин­том к внут­рен­ней по­верх­но­сти но­са ку­сок ели, ко­то­рый он по­че­му-то на­звал «пе­ред­ни­ком».
      — Он де­ла­ет нос жест­че, да и об­шив­ку под­дер­жи­ва­ет. Ох, до­жи­ву ли я до то­го, что­бы ее за­кон­чить. — Он со­гнул­ся, что-то из­ме­рил и за­бил гвоздь в са­мый ко­нец ки­ля. По­том за­це­пил за не­го пет­лю от ме­ло­вой ни­ти, ко­то­рую по­том про­тя­нул до дру­го­го кон­ца и за­це­пил ее там. По­том за­щип­нул нить, на­тя­нул ее и от­пус­тил, от­ме­тив ось тон­кой го­лу­бой ли­ни­ей.
      — Я ду­маю, мы уже мо­жем вы­пить по чаш­ке чаю, — про­мур­лы­кал он. Вы­тер нос тыль­ной сто­ро­ной ру­ки, а по­том на­гнул­ся и вы­смор­кал из но­са пыль и опил­ки. И сно­ва за­тя­нул свою пес­ню: «Нет, ка­кой тут прок, раз ты лен­тяй и ле­же­бок».
      Но Ку­ойл чай пить не стал. Он дол­жен был ехать к трей­ле­ру На­тби­ма.

***

      На сту­пе­нях воз­ле трей­ле­ра си­де­ли На­тбим, Ден­нис, Бил­ли Прит­ти и чер­но­во­ло­сый муж­чи­на. Они не об­ра­ща­ли вни­ма­ния на хо­лод и пи­ли пи­во. Ку­ой­ла чуть не стош­ни­ло от од­ной толь­ко мыс­ли о пи­ве. Ни кра­на, ни лод­ки не бы­ло вид­но.
      — Хре­но­во вы­гля­дишь, Ку­ойл.
      — Чув­ст­вую се­бя со­от­вет­ст­вую­ще. Что тут у нас? — Он ви­дел, что трей­лер вер­нул­ся в свое нор­маль­ное по­ло­же­ние на опо­рах. В по­гну­тое окош­ко встав­ле­но но­вое стек­ло вза­мен раз­би­то­го.
      — Про­па­ла лод­ка, — по­дал го­лос Ден­нис. — Сна­ча­ла нам бы­ло ни­как не най­ти кран, по­том прие­хал Карл на буль­до­зе­ре. Ерун­да по­лу­чи­лась: мы ото­рва­ли ей ка­би­ну. Ну, мы по­зва­ли во­до­ла­за, ко­то­рый жи­вет на Бе­зы­мян­ном. Его зо­вут Овар, так вот, он прие­хал и про­дел под нее ка­бель. Мы под­ня­ли ее так, что­бы за­це­пить бук­си­ром и вы­та­щить на бе­рег, а она пе­ре­ло­ми­лась по­по­лам. Так что те­перь, ко все­му про­че­му, она еще и пред­став­ля­ет опас­ность для на­ви­га­ции.
      — Про­тив­но-то как! — ска­зал Бил­ли Прит­ти.
      Его ко­ле­ни бы­ли из­ма­за­ны гря­зью, по­ло­ви­на ли­ца изо­дра­на и кро­во­то­чи­ла, яр­ко-го­лу­бые гла­за, по­дер­ну­тые крас­ной се­точ­кой, вы­гля­ды­ва­ли из-под ко­зырь­ка. Он, при­хле­бы­вая, пил ка­кой-то апе­ри­тив.
      На­тбим сде­лал боль­шой гло­ток и по­смот­рел на за­лив. Тя­же­лое не­бо низ­ко ви­се­ло над во­дой. Бы­ло все­го три ча­са, но уже на­чи­на­ло тем­неть.
      — Я бы все рав­но ни­ку­да не до­п­лыл, — ска­зал он. — Вон бу­ря над­ви­га­ет­ся. Штор­мо­вое пре­ду­пре­ж­де­ние, мок­рый снег и по­том обиль­ный сне­го­пад, за ко­то­рым при­дет мо­роз. Вот та­кой ком­плект удо­воль­ст­вий. Ко втор­ни­ку тут уже все бу­дет по­кры­то льдом. Я бы не до­п­лыл.
      — Мо­жет, и не до­п­лыл бы, — ска­зал Бил­ли Прит­ти. — Но лод­ку ты бы мог вы­та­щить, до вес­ны.
      — Что тол­ку те­перь пла­кать? — ска­зал На­тбим.
      Не­сколь­ко ма­лень­ких сне­жи­нок упа­ли на ко­ле­ни Бил­ли. Он дол­го на них смот­рел, по­том дох­нул на них, что­бы они рас­тая­ли. Еще не­сколь­ко сне­жи­нок за­ня­ли их ме­сто.
      — Вот они, дья­воль­ские пе­рья.
      Но На­тбим не со­би­рал­ся так лег­ко от­ка­зы­вать­ся от бла­го­дар­ной пуб­ли­ки.
      — По хо­ду се­го­дняш­них со­бы­тий я ре­шил из­ме­нить пла­ны.
      — Мо­жет, то­гда ос­та­нешь­ся? Не­на­дол­го? Ос­та­вай­ся, по­смот­ришь ро­ж­де­ст­вен­ские тор­же­ст­ва, а там бу­дет вид­но.
      — Вряд ли мне за­хо­чет­ся еще ко­гда-ни­будь по­се­тить ве­че­рин­ку, — ска­зал На­тбим. — Это как в той ис­то­рии про пар­ниш­ку, ко­то­рый лю­бил тас­кать по ло­жеч­ке са­ха­ру, по­ка его ба­бу­ля не по­са­ди­ла его пе­ред це­лым меш­ком, да­ла лож­ку и ска­за­ла: «По­ка все не съешь, не дви­нешь­ся с мес­та!» По­сле это­го са­хар ему ра­зо­нра­вил­ся на всю ос­тав­шую­ся жизнь. — Он рас­хо­хо­тал­ся, раз­ду­вая ще­ки.
      — Хо­ро­шо, что ты хоть мо­жешь над этим по­сме­ять­ся, — ска­зал Ден­нис, ко­то­рый то­же улы­бал­ся.
      — А как же. Ес­ли не сме­ять­ся, то мож­но и с ка­ту­шек съе­хать, прав­да? Нет, я ре­шил плю­нуть на все, за­быть и рва­нуть в Бра­зи­лию на са­мо­ле­те. Там те­п­ло и нет ту­ма­нов. Во­да за­ме­ча­тель­но­го зе­ле­но­го цве­та, как в бас­сей­не. На­стоя­щий цвет Дэ­ви­да Хок­ни . Ду­ши­стые бри­зы… Мо­жет быть, у ме­ня да­же по­лу­чит­ся про­жить там не­сколь­ко ме­ся­цев в свое удо­воль­ст­вие. А ка­кая там ры­ба! Ах, бо­же мой! Стей­ки из жел­то­хво­сти­ка… Там есть та­кой про­стой со­ус, с ним мож­но есть ры­бу или сме­ши­вать с дру­ги­ми со­уса­ми и при­прав­лять са­ла­ты. Вы­жи­ма­ешь чаш­ку со­ка лай­ма, хо­ро­шень­ко его со­лишь и ос­тав­ля­ешь так на не­сколь­ко не­дель. По­том про­це­жи­ва­ешь его и на­ли­ва­ешь в бу­тыл­ку с проб­кой. Все, он го­тов к упот­реб­ле­нию. Пах­нет он стран­но­ва­то, но на вкус про­сто пре­вос­хо­ден. Мож­но кап­нуть не­сколь­ко ка­пель на ды­мя­щую­ся по­сле гри­ля рыб­ную мя­коть. А ку­бин­ский зе­ле­ный со­ус? Лайм, чес­нок, во­дя­ной кресс, ост­рый пе­рец, сме­та­на и ко­рал­ло­вый омар. А я го­тов­лю кар­ри, мол­лю­сков с кар­ри, вы­мо­чен­ных в ко­ко­со­вом мо­лоч­ке, и по­даю их на лом­ти­ках коп­че­но­го па­рус­ни­ка. По­верь­те мне, это на­стоя­щий рай на та­рел­ке!
      — Ос­та­но­вись, — ска­зал Ку­ойл.
      Над за­ли­вом по­вис­ло по­лот­но сне­го­па­да. Сне­жин­ки за­сы­па­ли их пле­чи и го­ло­вы.
      — Друг мой, я еще не до­шел до ка­мен­ных кра­бов. О, эти кра­бы: рос­кош­ный им­пер­ский жел­тый цвет, алая и бе­лая хва­леб­ная песнь всем кра­бам се­ми мо­рей, эпи­ку­рей­ский час сла­вы. Мо­мент Ис­ти­ны на тво­ем сто­ле! Я люб­лю их с то­п­ле­ным мас­лом, к ко­то­ро­му до­бав­ляю ка­пель­ку со­уса из ки­сло­го лай­ма и ли­ке­ра из грец­ких оре­хов. Ино­гда мож­но по­ло­жить доль­ку чес­но­ка.
      — Ты — на­стоя­щий по­эт еды, На­тбим, — ска­зал Бил­ли Прит­ти. — Я ни­ко­гда не за­бу­ду, как ты на­кор­мил ме­ня кар­ри с плав­ни­ком тю­ле­ня. Это бы­ла це­лая по­эма.
      — Я ду­маю, Бил­ли, что не оши­бусь, ес­ли ска­жу, что мы с то­бой един­ст­вен­ные здесь лю­ди, про­бо­вав­шие это ред­кое блю­до. И кре­вет­ки по-бра­зиль­ски. Бе­решь боль­шую ко­рич­не­вую ско­во­ро­ду с длин­ной руч­кой, на­гре­ва­ешь олив­ко­вое мас­ло, ки­да­ешь в не­го па­ру зуб­чи­ков чес­но­ка, а по­том кла­дешь ту­да кре­ве­ток та­ки­ми, ка­ки­ми их вы­тас­ки­ва­ют из во­ды. Ну, ко­неч­но, сна­ча­ла их на­до не­мно­го под­су­шить. Ко­гда они дос­ти­га­ют за­ме­ча­тель­но­го крас­но-оран­же­во­го цве­та, сбра­сы­ва­ешь их в бу­маж­ный па­кет, что­бы стек­ло мас­ло, и до­бав­ля­ешь не­мно­го мор­ской со­ли и два мо­ло­тых зе­ле­ных пер­ца. Или про­сто встрях­ни над ни­ми пе­реч­ни­цу с ост­рым пер­цем. По­да­вать их на­до пря­мо в этих меш­ках. Про­сто от­ку­сы­ва­ешь го­ло­ву и вы­тас­ки­ва­ешь мя­со соб­ст­вен­ны­ми зу­ба­ми. Хво­сты толь­ко вы­пле­вы­вай.
      На них па­дал снег. Ко­гда На­тбим под­ста­вил ли­цо вет­ру, его во­ло­сы и бро­ви бы­ст­ро об­рос­ли сне­жин­ка­ми. Ос­таль­ные ста­ра­лись по­вер­нуть­ся так, что­бы ве­тер дул им в спи­ну.
      — Имен­но так го­то­вил кре­ве­ток мой друг Парт­ридж, — ска­зал Ку­ойл.
      Мол­чав­ший до это­го чер­но­во­ло­сый муж­чи­на на­хму­рил­ся. На его пле­чах ле­жа­ли пу­ши­стые бе­лые эпо­ле­ты.
      — Не знаю. У Нелл в Бе­зы­мян­ной бух­те их то­же хо­ро­шо го­то­вят. Она бе­рет ма­лень­ких та­ких кре­ве­ток, раз­ме­ром с но­готь, чис­тит их, оку­на­ет в мас­ло, а по­том об­ва­ли­ва­ет в дроб­ле­ных кре­ке­рах из му­ки гру­бо­го по­мо­ла. По­том жа­рит их и по­да­ет с па­ке­ти­ком со­уса по-та­тар­ски. Вот это я по­ни­маю! А еще они вкус­ные, ес­ли их есть с муч­ным со­усом и фа­со­лью.
      — Да, это са­мые слад­кие кре­вет­ки из всех, что я про­бо­вал, — ска­зал На­тбим. — Эти ма­лень­кие кре­вет­ки очень вкус­ны. В об­щем, позд­нее я про­плы­ву по по­бе­ре­жью на юг, до­бе­русь до Ти­хо­го океа­на, до ка­кой-ни­будь де­ре­вень­ки, где ры­ба­ки хо­дят на акул. Очень слож­ные мес­та и слож­ное за­ня­тие. Я, ко­неч­но, ни­че­го не пла­ни­рую. Ту­да еще на­до до­б­рать­ся.
      — Ага, — ска­зал Бил­ли, вы­би­рая ру­кой снег из-за во­ро­та тви­до­вой ру­баш­ки. — Эх, ес­ли бы я сно­ва стал мо­ло­дым, то по­ехал бы с то­бой. Я был в Сан-Пау­лу и на всем том по­бе­ре­жье. Я да­же про­бо­вал тот со­ус, о ко­то­ром ты рас­ска­зы­вал. Дав­но это бы­ло, го­ду этак в три­дца­том. И ка­мен­ных кра­бов ел. И на Ку­бе был, и в Ки­тае. Это еще до вой­ны. Да, нью­фа­унд­ленд­цы — са­мые что ни на есть пер­вые пу­те­ше­ст­вен­ни­ки. У ме­ня тут пле­мян­ник не­дав­но за­хо­дил сю­да на во­ен­ном суд­не. Они пе­ре­во­зи­ли аме­ри­кан­цев на их вой­ну в Пер­сид­ском за­ли­ве. В лю­бом угол­ке ми­ра мож­но встре­тить че­ло­ве­ка с Нью­фа­унд­лен­да. Но сей­час я уже вы­шел из то­го воз­рас­та, ко­гда все ин­те­рес­но. И те­перь мне уже один черт — лайм там или кар­тош­ка, ры­ба или жар­кое.
      — Ко­гда ты со­би­ра­ешь­ся ехать?
      — Во втор­ник. Да­та ос­та­ет­ся не­из­мен­ной. У ме­ня есть по­след­ний шанс на­стря­пать еще пор­цай­ку су­ма­сшед­ших ис­то­рий для Дже­ка и Тер­та. «Пре­ста­ре­лая вдо­вуш­ка бе­жит с лю­бов­ни­ком-ома­ром», «Пре­мьер-ми­нистр ку­па­ет­ся в им­порт­ном пи­ве», «По­хот­ли­вый ста­рый па­па­ша на­си­лу­ет дет­ско­го по­ни». Мо­жет быть, я все-та­ки бу­ду ску­чать по «Бол­туш­ке». Да, Ку­ойл, у ме­ня есть для те­бя пло­хие но­во­сти. Гуд­лэ­ды го­во­рят, что боль­ше ни­ко­гда не сда­дут свой трей­лер ра­бот­ни­ку га­зе­ты. Это по­сле вче­раш­не­го. Я их убе­ж­дал, уго­ва­ри­вал, объ­яс­нял, что у те­бя две слав­ные до­чур­ки и что ты очень скром­ный па­рень. Что ак­ку­рат­ный хо­зя­ин и ни­ко­гда не уст­раи­ва­ешь ве­че­ри­нок, и так да­лее, и то­му по­доб­ное, но они на­стаи­ва­ют на сво­ем. Мне ужас­но жаль.
      — Я что-ни­будь най­ду, — ска­зал Ку­ойл.
      С ка­ж­дым вдо­хом сне­жин­ки за­ле­та­ли ему в нос. Го­лов­ная боль пре­вра­ти­лась в глухую пуль­са­цию.
      — Ка­кая жа­лость, — ска­зал Бил­ли Прит­ти. Он стал се­реб­ря­ным от сне­га. Ме­нял цве­та в со­от­вет­ст­вии с се­зо­ном. — Ка­кая жа­лость. — Эти сло­ва вы­ра­жа­ли все, что он хо­тел ска­зать.
      Ку­ойл при­щу­рил­ся и по­смот­рел на не­бо. Там не бы­ло вид­но ни­че­го, кро­ме мил­лио­нов дви­жу­щих­ся сне­жи­нок, под­го­няе­мых жи­вым вет­ром.
      — Это ды­ха­ние ма­че­хи, — ска­зал Бил­ли.

      — Ку­ойл, да­вай за­кан­чи­вай с этим, и я от­ве­зу те­бя за угол, в «Плохую По­го­ду». Вы­пьем гро­га.
      Уг­рю­мый и блед­ный Терт Кард с не­на­ви­стью смот­рел на ско­ван­ный льдом за­лив. Бы­ло очень хо­лод­но. Пла­сти­ны льда со­еди­ни­лись друг с дру­гом, об­ра­зо­вав ог­ром­ные ле­дя­ные про­стран­ст­ва. Не­ров­ное зе­ле­ное те­ло льда ста­но­ви­лось все креп­че, он все проч­нее це­п­лял­ся за бе­рег, свя­зы­вая су­шу и мо­ре в еди­ное це­лое. Жид­кое ста­ло твер­дым, твер­дое ока­за­лось по­гре­бен­ным под кри­стал­ли­че­ским. Ле­до­вая рав­ни­на про­сти­ра­лась поч­ти до са­мо­го устья за­ли­ва. Терт смот­рел, как ле­до­кол про­гры­зал се­бе до­ро­гу по чер­ной по срав­не­нию со льдом во­де.
      — Мож­но… — с не­охо­той от­ве­тил Ку­ойл. Ему не хо­те­лось пить с Тер­том Кар­дом, но, кро­ме не­го, ни­кто на это не со­гла­сит­ся. Он мо­жет все сде­лать по-бы­ст­ро­му. — Сей­час, я толь­ко по­зво­ню Би­ти и ска­жу, что не­мно­го за­дер­жусь.
      На са­мом де­ле он хо­тел за­брать до­че­рей и по­ехать до­мой, в дом Бер­ков. Скри­пу­чий, но удоб­ный дом, где бы­ло мно­го шка­фов в са­мых не­ожи­дан­ных мес­тах. Са­мым уди­ви­тель­ным в этом мес­те был аба­жур, ко­то­рый на­чи­нал мяг­ко по­щел­ки­вать, ко­гда на­гре­ва­лась лам­поч­ка. Там бы­ла ван­ная ком­на­та с са­мо­дель­ной мед­ной ван­ной, дос­та­точ­но ши­ро­кой, что­бы в ней уме­стил­ся Ку­ойл. Это бы­ла пер­вая ван­на, в ко­то­рой он по­ме­щал­ся. Еще бы­ли сво­бод­ные ком­на­ты для гос­тей. На тот слу­чай, ес­ли кто-ни­будь прие­дет.
      — То­гда мы вы­пьем па­ру ста­кан­чи­ков, па­ру раз, — ух­мыль­нул­ся Терт Кард. Дья­вол ще­ко­тал его гор­ло, из­вле­кая из не­го стран­ные зву­ки. — Да­вай за мной. — Гу­де­ние дви­га­те­лей раз­нес­лось по мо­роз­но­му воз­ду­ху.
      «Пло­хая По­го­да» ока­за­лась длин­ной ком­на­той с по­лом, по­кры­тым про­гнив­шим ли­но­ле­умом, с за­па­хом за­со­рив­ше­го­ся туа­ле­та, бле­во­ти­ны, за­ста­ре­ло­го та­бач­но­го ды­ма и ли­ке­ра. Здесь пил Терт Кард, от­сю­да он от­прав­лял­ся до­мой, ино­гда полз­ком, ино­гда не в со­стоя­нии под­нять­ся по сту­пе­ням соб­ст­вен­но­го до­ма. Ку­ойл ре­шил, что Терт кри­чит на сво­их до­маш­них. Или ху­же. Он ви­дел его же­ну все­го не­сколь­ко раз, и она все вре­мя хо­ди­ла со­гнув­шись, буд­то съе­жив­шись. Де­ти вздра­ги­ва­ли, ес­ли Ку­ойл пы­тал­ся с ни­ми по­здо­ро­вать­ся. Ку­ойл вез­де за­ме­чал ма­лень­ких де­тей.
      Коль­ца флюо­рес­цент­ных ламп. Мощ­ные спи­ны за стой­кой ба­ра. Си­лу­эты муж­чин в кеп­ках с от­лож­ны­ми уша­ми, ко­то­ры­ми их хо­зяе­ва поль­зо­ва­лись при пер­вой не­об­хо­ди­мо­сти. Там го­во­ри­ли о стра­хов­ках и без­ра­бо­ти­це и о том, что нуж­но уез­жать на за­ра­бот­ки. Ку­ойл и Терт Кард се­ли за стол, за­ва­лен­ный гряз­ны­ми сал­фет­ка­ми. Му­сор­ное вед­ро ды­ми­лось. За ни­ми си­де­ли два про­мы­сло­ви­ка из До­не­го­ла в курт­ках и шап­ках. Ка­за­лось, что это не лю­ди, а кук­лы из тро­ст­ни­ка и тол­стых шар­фов с ру­ка­ви­ца­ми. Они си­де­ли бок о бок на длин­ной ска­мье, у ка­ж­до­го в ру­ке бы­ло по ста­ка­ну. Ку­ойл по­ду­мал, что, ско­рее все­го, это де­ре­вен­ская рю­моч­ная.
      — Что бу­дешь пить? — Терт Кард тя­же­ло об­ло­ко­тил­ся на стол и тот за­ша­тал­ся. — Не го­во­ри мне, что бу­дешь пить. Бу­дешь са­мо­гон с пеп­си. — И по­шел к стой­ке, ко­па­ясь в кар­ма­не в по­ис­ках де­нег.
      Сно­ва вер­нул­ся и сел. Они вы­пи­ли. Гор­ло Тер­та Кар­да де­ла­ло жад­ные дви­же­ния, и он про­гло­тил свою рюм­ку од­ним ма­хом. По­том под­нял ру­ку с дву­мя рас­то­пы­рен­ны­ми паль­ца­ми и по­ма­хал ей.
      — Бы­ва­ло и ху­же, — ска­зал он, имея в ви­ду по­го­ду — Два го­да на­зад по все­му по­бе­ре­жью в это вре­мя уже ле­жал тол­стый слой льда. Ле­до­ко­лам при­хо­ди­лось ра­бо­тать два­дцать че­ты­ре ча­са в су­тки. А бу­ри ка­кие, бо­же упа­си! А не­сколь­ко лет на­зад в пер­вую не­де­лю де­каб­ря за­ду­ли та­кие вет­ры, что с мо­ря по­шли пят­на­дца­ти­мет­ро­вые вол­ны. Ка­за­лось, что под­ни­ма­ет­ся са­мо дно океа­на. Ты бы ви­дел, как Бил­ли тряс­ся от хо­ло­да в сво­ем уг­лу. По­том па­ру не­дель шел силь­ней­ший ли­вень, ка­ких еще ни­кто здесь не ви­ды­вал. Все за­то­пи­ло, все бы­ло раз­ру­ше­но. Со­рва­ло пло­ти­ну Про­пав­ше­го Без Вес­ти. Ущер­ба бы­ло на мно­гие мил­лио­ны. Де­кабрь­ские штор­ма здесь са­мые ко­вар­ные, из­мен­чи­вые и су­ро­вые. За де­сять ми­нут те­п­лый бриз мо­жет пре­вра­тить­ся в по­ляр­ную ме­тель.
      На сте­не ви­сел ка­лен­дарь ры­ба­ка, на нем бы­ла от­кры­та по­след­няя стра­ни­ца. Пус­тые сто­лы от­ра­жа­ли свет. Терт Кард с раз­дра­же­ни­ем зе­вал. На ули­це бы­ло тем­но: на­сту­пи­ла по­ра са­мых длин­ных но­чей. Из ви­сев­ше­го за стой­кой ба­ра ра­дио до­но­сил­ся про­гноз по­го­ды. Тен­ден­ция к по­те­п­ле­нию. Ожи­да­ют­ся вы­со­кие зна­че­ния тем­пе­ра­ту­ры, вы­ше нор­мы.
      — Вот ка­кая у нас сей­час по­го­да: шторм, ме­тель и хо­лод, по­том по­те­п­ле­ние. Как йо-йо, вверх-вниз. Те­п­ло, хо­лод­но, силь­ный ве­тер, вы­со­кий при­лив. Пря­мо как ка­кой-то рек­лам­ный трюк.
      Но­вые на­пит­ки им при­нес ста­рик. Ку­ойл ре­шил, что ему, долж­но быть, не мень­ше вось­ми­де­ся­ти лет. На­до же, он еще ра­бо­тал. Его во­ло­сы пре­вра­ти­лись в се­реб­ря­ную ще­ти­ну, гла­за то­же от­ли­ва­ли се­реб­ром, круг­лые, как лю­не­ты. Се­рая ка­п­ля под но­сом от­ра­жа­ла свет. Усы бы­ли по­хо­жи на со­сно­вую хвою. Ра­зи­ну­тый рот, как ды­ра в че­ре­пе, де­мон­ст­ри­ро­вал бе­лый язык и дес­ны. Он ту­по ус­та­вил­ся на день­ги, ко­то­рые ему бро­сил Терт Кард.
      — Я те­бе кое о чем рас­ска­жу, — за­го­во­рил Терт Кард. — Джек и Бил­ли Прит­ти уже об этом зна­ют. Зна­ешь, я уез­жаю. Хва­тит с ме­ня Якор­ной Ла­пы. Еду три­дцать пер­во­го де­каб­ря. Ме­ня зо­вут в Сент-Джонс, со­став­лять ин­фор­ма­ци­он­ный бюл­ле­тень для по­став­щи­ков неф­ти. Вче­ра мне по­зво­ни­ли и ска­за­ли. Я на­пи­сал за­яв­ле­ние год на­зад, но там не то­ро­пи­лись с вы­бо­ром. Они бе­рут толь­ко луч­ших из луч­ших, са­мые слив­ки. Ве­ришь, я рад от­сю­да уе­хать. Ес­ли я пра­виль­но ра­зы­граю свои кар­ты, то мо­гу по­ехать в Шта­ты, в Те­хас, где у них го­лов­ной офис. Прав­да, боль­ше все­го я люб­лю Фло­ри­ду. Я не за­бу­ду о те­бе, Ку­ойл. Не знаю толь­ко, на­дол­го ли ты тут за­дер­жишь­ся? По­ни­ма­ешь, я уез­жаю три­дцать пер­во­го де­каб­ря. Го­тов по­бить­ся об за­клад, что за мной и ты вер­нешь­ся в Шта­ты. Дже­ку и Бил­ли при­дет­ся са­мим та­щить на се­бе «Бол­туш­ку». Ес­ли они су­ме­ют, ко­неч­но.
      — А как твоя же­на от­но­сит­ся к пе­ре­ез­ду?
      — Же­на? Она ни­ку­да не по­едет. Она ос­та­нет­ся здесь, до­ма. Ее ме­сто до­ма. Вся ее се­мья здесь. Она ос­та­нет­ся. Жен­щи­ны си­дят до­ма. Она ос­та­нет­ся здесь.
      Он при­шел в ярость от од­ной мыс­ли о том, что это мо­жет быть не так. Ко­гда Терт под­нял ру­ку, что­бы за­ка­зать еще вы­пив­ки, Ку­ойл встал и ска­зал, что ему по­ра ехать за деть­ми. Ско­рее прочь от Тер­та Кар­да.
      — Зна­ешь, Джек от­да­ет мою ра­бо­ту Бил­ли. Ско­рее все­го, они по­са­дят те­бя на стра­ни­цу для жен­щин и най­мут ко­го-ни­будь но­во­го для ко­ра­бель­ных ис­то­рий и ка­та­ст­роф. Я ду­маю, что твои дни тут со­чте­ны.
      Он за­су­нул ру­ку под ру­баш­ку и при­нял­ся че­сать­ся.

***

      Ку­ойл был удив­лен во­ца­рив­шей­ся жа­рой, ко­то­рая при­шла вме­сте с де­кабрь­ски­ми штор­ма­ми. Буд­то вет­ра вы­пус­ти­ли на во­лю не­кую де­мо­ни­че­скую си­лу, и она вол­ной рас­про­стра­ни­лась по по­бе­ре­жью. Ку­да бы он ни по­шел, вез­де раз­да­ва­лись зву­ки пи­лы и мо­лот­ка, по­сту­ки­ва­ние спиц и крюч­ков, раз­но­сил­ся аро­мат би­ск­ви­тов, вы­ма­чи­вае­мых в брен­ди, и за­пах кра­сок, ко­то­ры­ми рас­пи­сы­ва­лись ку­коль­ные ли­ца. Да­же из ста­рых нос­ков ши­лись мяг­кие иг­руш­ки.
      Бан­ни рас­ска­зы­ва­ла о празд­ни­ке в шко­ле. Она го­то­ви­ла ка­кой-то но­мер с Мар­ти. Ку­ойл стал го­то­вить се­бя к ча­со­во­му про­слу­ши­ва­нию чте­ния сти­хо­тво­ре­ний. Он не лю­бил Ро­ж­де­ст­во. Оно на­по­ми­на­ло ему о том, как его брат сры­вал празд­нич­ную упа­ков­ку с рос­кош­но­го на­бо­ра кро­хот­ных ма­ши­нок, точ­ных мо­де­лей всех воз­мож­ных цве­тов ра­ду­ги. Ему, ка­жет­ся, то­же да­ри­ли ка­кую-то иг­руш­ку, но ему по­че­му-то боль­ше за­пом­ни­лись мяг­кие пло­ские упа­ков­ки, в ко­то­рых ле­жа­ли пи­жа­мы или ко­рич­не­вые с си­ним вя­за­ные сви­те­ра, ку­п­лен­ные ма­те­рью. «Ты слиш­ком бы­ст­ро рас­тешь», — уп­ре­ка­ла она его, гля­дя на бра­та Ку­ой­ла, ко­то­рый был не вы­ше сред­не­го рос­та. Ку­ойл то­же смот­рел, как он от­прав­ля­ет «аль­фа ро­мео» пря­мо в бок крас­но­му двух­па­луб­но­му ав­то­бу­су.
      Он до сих пор не мог это­го за­быть. Ему бы­ли не­при­ят­ны из­де­ва­тель­ские го­ло­са дик­то­ров ра­дио­эфи­ра, от­счи­ты­вав­ших, сколь­ко дней ос­та­лось для по­ку­пок, и при­зы­вав­ших по­тен­ци­аль­ных по­ку­па­те­лей оформ­лять кре­дит. Прав­да, ему нра­вил­ся за­пах ели. Ему при­дет­ся пой­ти на школь­ный празд­ник. Ко­то­рый на са­мом де­ле празд­ни­ком не был.

***

      Зал был на­бит бит­ком. Все на­ря­ди­лись в луч­шую оде­ж­ду: ста­ри­ки бы­ли в пах­ну­щих кам­фа­рой чер­ных пид­жа­ках, под­жи­мав­ших их под мыш­ка­ми, жен­щи­ны — в шел­ках и тон­кой шер­сти. Бе­же­вый, ки­но­варь, алый, брон­зо­вый, оран­же­вый и крас­ный. Италь­ян­ские туф­ли. За­ви­тые ло­ко­ны, взби­тые и за­ли­тые ла­ком до пла­ст­мас­со­во­го со­стоя­ния. По­ма­да. Крас­ные кру­ги ру­мян. Вы­бри­тые ску­лы у муж­чин. Гал­сту­ки в цве­то­вой гам­ме по­да­роч­ной упа­ков­ки. Де­ти в яр­ко-ро­зо­вых и кре­мо­вых на­ря­дах. Аро­ма­ты на­ду­шен­ных тел, гул го­ло­сов, как жуж­жа­ние над цве­точ­ным лу­гом.
      Ку­ойл нес на ру­ках Сан­шайн. Он ни­где не ви­дел Уэй­ви. Они се­ли в треть­ем ря­ду, ря­дом с оди­но­ко си­дя­щим Ден­ни­сом. Ку­ойл по­ду­мал, что Би­ти по­мо­га­ет на кух­не. Впе­ре­ди си­де­ли ста­рый бар­мен из «Пло­хой По­го­ды», па­ра груз­чи­ков с при­ста­ни. Их тем­ные-во­ло­сы бы­ли вы­мы­ты и рас­че­са­ны, а ли­ца при­пух­ли от вы­пи­то­го и от вос­тор­га еди­не­ния с тол­пой. Ряд, в ко­то­ром си­де­ли мо­ло­дые хо­ло­стые ры­ба­ки, ожи­даю­щие объ­яв­ле­ния о ва­кан­си­ях где-ни­будь на сто­ро­не, по­даль­ше о до­ма. Не­на­деж­ные ре­бя­та. Це­лые кла­ны со все­воз­мож­ны­ми род­ст­вен­ны­ми от­ветв­ле­ния­ми раз­мес­ти­лись на склад­ных стуль­ях. Сан­шайн стоя­ла на сту­ле и раз­вле­ка­лась тем, что при­вет­ст­вен­но ма­ха­ла не­зна­ко­мым лю­дям. Ку­ойл по-преж­не­му не ви­дел ни Уэй­ви, ни Гер­ри. Пах­ло пуд­рой. Она ска­за­ла, что бу­дет на празд­ни­ке. Он про­дол­жал ее ис­кать.
      На сце­ну вы­шла ди­рек­тор шко­лы, на­ря­жен­ная в ко­рич­не­вый кос­тюм. Про­жек­тор скольз­нул лу­чом по ее но­гам, за­пел дет­ский хор. Зву­ки звон­ких, чис­тых го­ло­сов хлы­ну­ли на ау­ди­то­рию.
      Это бы­ло со­всем не то, че­го он ожи­дал. Да, де­ти, ше­пе­ля­вя, чи­та­ли ко­ми­че­ские или ре­ли­ги­оз­ные сти­хи, вы­зы­вая гром ап­ло­дис­мен­тов. Но вы­сту­па­ли не толь­ко де­ти. На сце­ну вы­хо­ди­ли жи­те­ли го­ро­да и близ­ле­жа­щих се­ле­ний. Бен­ни Фадж, чер­но­во­ло­сый смуть­ян, ко­то­рый вел тол­пу гро­мить лод­ку бед­но­го На­тби­ма — то­го те­перь ина­че как «бед­ный На­тбим» и не на­зы­ва­ли, — вы­шел и спел «Лун­ный свет». У не­го ока­зал­ся соч­ный те­нор. Он за­кон­чил вы­сту­п­ле­ние рит­мич­ным щел­кань­ем паль­цев и по­сту­ки­ва­ни­ем каб­лу­ков.
      — Ко­гда я был ма­лень­ким, они при­хо­ди­ли но­чью и пе­ли под две­рью, — про­шеп­тал Ден­нис. — Ста­рик Спар­ки Фадж, дед Бен­ни, был зна­ме­нит сво­им го­ло­сом. Про­пал, бед­ня­га, в мо­ре.
      По­том вы­шли Бан­ни и Мар­ти и вста­ли на краю сце­ны. Боль­ше там ни­ко­го не бы­ло.
      — При­вет, Бан­ни! — за­кри­ча­ла Сан­шайн. — При­вет, Мар­ти! — По за­лу про­нес­лась вол­на сме­ха.
      — Ти­хо, — про­шеп­тал ей Ку­ойл. Ре­бе­нок был как на игол­ках.
      На Бан­ни и Мар­ти бы­ли оди­на­ко­вые крас­ные ком­би­не­зо­ны. Би­ти по­зво­ли­ла им сесть за швей­ную ма­шин­ку и про­стро­чить пря­мые бо­ко­вые швы. Ку­ойл ви­дел, как у Бан­ни дро­жат ко­ле­ни. Она стис­ну­ла ру­ки. Де­воч­ки за­пе­ли, и Ку­ойл вспом­нил, как эта ме­ло­дия про­са­чи­ва­лась из-за две­рей. Неж­ная ме­ло­дия, не­зна­ко­мые ино­стран­ные сло­ва, ко­то­рые ему по­ка­за­лись од­ним из аф­ри­кан­ских на­ре­чий. Как они его за­пом­ни­ли? Они с Ден­ни­сом тер­ли в удив­ле­нии гла­за и стыд­ли­во со­пе­ли.
      — Не­пло­хо, — карк­нул Ку­ойл.
      — Ну да, — ото­звал­ся Ден­нис го­ло­сом пред­во­ди­те­ля во­ров.
      Ку­ойл вдруг вспом­нил плен­ку На­тби­ма. Мо­жет быть, де­ти за­пом­ни­ли ка­кую-то язы­че­скую пес­ню со слу­ха? Он на­де­ял­ся, что так оно и бы­ло.
      На сце­ну, улы­ба­ясь, вы­шла жен­щи­на, се­дые во­ло­сы ко­то­рой на­по­ми­на­ли све­тя­щий­ся шар над ее лбом. Пух­лые ще­ки над улыб­кой, как два хол­ма над до­ли­ной. Гла­за за стек­ла­ми оч­ков. При­бе­жал ре­бе­нок и по­ло­жил на пол пря­мо за ней фут­боль­ный мяч.
      — О! Это здо­ро­во, — ска­зал Ден­нис, толк­нув лок­тем Ку­ой­ла. — Те­туш­ка Со­фи сей­час по­ка­жет ку­ри­цу.
      Не­сколь­ко се­кунд она стоя­ла не­под­виж­но, за­ло­жив длин­ные ру­ки в кар­ма­ны коф­ты из джер­си. Тви­до­вая юб­ка до­хо­ди­ла ей до ко­лен. Жел­тые чул­ки и крас­ные та­поч­ки на но­гах. Не­ожи­дан­но она за­скреб­ла но­гой сце­ну, ру­ки пре­вра­ти­лись в кры­лья, и, за­ку­дах­тав, те­туш­ка Со­фи пре­вра­ти­лась в на­стоя­щую ку­ри­цу-на­сед­ку над яй­цом.
      Ку­ойл сме­ял­ся, по­ка у не­го не за­бо­ле­ло гор­ло. До. это­го он не счи­тал ку­ри­цу за­нят­ной пти­цей.
      По­том поя­ви­лись Уэй­ви и Гер­ри. На маль­чи­ке был кос­тюм мо­ря­ка, на обу­ви на­бой­ки для сте­па, ко­то­ры­ми он цо­кал по сце­не, по­ка не вы­шел на ее се­ре­ди­ну. Уэй­ви в се­ром, сши­том ею са­мой пла­тье се­ла на стул и при­ло­жи­ла к гру­ди ак­кор­де­он. Па­ра фаль­ши­вых нот. По­том Уэй­ви ска­за­ла Гер­ри что-то, что мог слы­шать толь­ко он. На­пря­жен­ная ти­ши­на. По­том: «Раз, два, три» — и Уэй­ви на­ча­ла иг­рать. В за­ле раз­да­лись зву­ки во­лын­ки и сот­ни каб­лу­ков од­но­вре­мен­но ста­ли от­би­вать ритм, по­ка маль­чик от­би­вал че­чет­ку на сце­не. Ку­ойл хло­пал в ла­до­ши, они все ап­ло­ди­ро­ва­ли и кри­ча­ли, по­ка Гер­ри не вы­бе­жал впе­ред и не по­кло­нил­ся в по­яс, как нау­чи­ла его мать. Он ши­ро­ко улы­бал­ся.
      Гвоз­дем про­грам­мы бы­ла Би­ти.
      Сна­ча­ла из-за за­на­ве­са по­ка­за­лась чер­ная трость, и ау­ди­то­рия за­гу­де­ла. По­том са­ма Би­ти вы­порх­ну­ла на сце­ну. На ней бы­ли уз­кое три­ко для тан­цев и ту­ни­ка, рас­ши­тая бле­ст­ка­ми и стек­ля­ру­сом, бу­си­на­ми, ат­ла­сом и стра­за­ми, перь­я­ми и пу­го­ви­ца­ми, жем­чу­жи­на­ми и ви­тым кан­том, пер­ла­мут­ром и елоч­ным до­ж­дем. Стои­ло ей сде­лать вдох, как ее на­ряд на­чи­нал рас­сы­пать кру­гом мер­цаю­щие бли­ки. На ней бы­ла шля­па, от­ра­жаю­щая свет, как бле­стя­щие бу­ме­ран­ги. Она опер­лась на трость, за­кру­ти­ла шля­пу на паль­це, под­ки­ну­ла ее в воз­дух, что­бы она сде­ла­ла двой­ной пе­ре­во­рот, и пой­ма­ла ее, на­дев пря­мо на го­ло­ву
      — Мы все зна­ем, ка­кой хит­рец Бил­ли Прит­ти, — ска­за­ла она звон­ким иг­ри­вым го­ло­сом.
      Та­ко­го то­на Ку­ойл ни­ко­гда от нее не слы­шал. Он взгля­нул на Ден­ни­са, ко­то­рый по­дал­ся впе­ред с по­лу­от­кры­тым ртом. Он, как и все ос­таль­ные, ло­вил ка­ж­дое ее сло­во.
      — Ко­пей­ка рубль бе­ре­жет, да, Бил­ли?
      Смею­щая­ся пуб­ли­ка раз­вер­ну­лась на сво­их стуль­ях, что­бы по­смот­реть на Бил­ли, ко­то­рый си­дел у даль­ней сте­ны, с тру­дом сдер­жи­ва­ясь. Трость за­тан­це­ва­ла в ру­ках Би­ти.
      — Да, мы зна­ем его хит­ро­сти. Но кто из вас зна­ет, как про­шлой зи­мой, ка­жет­ся, в фев­ра­ле, то­гда еще бы­ла от­те­пель, Бил­ли ре­шил от­ре­мон­ти­ро­вать ста­рые де­дов­ские ча­сы, сто­яв­шие на кух­не? Де­ло бы­ло так. — Трость по­шла по кру­гу. — Бил­ли зво­нит Ле­ан­д­ру Ме­ше­ру. — Зри­те­ли сно­ва ста­ли обо­ра­чи­вать­ся, что­бы по­смот­реть на ба­ка­лей­щи­ка. Всем бы­ло из­вест­но, что на до­су­ге он чи­нит ан­тик­вар­ные ча­сы. — Все зна­ют, что Ле­андр мо­жет по­чи­нить лю­бые ча­сы у се­бя на ку­хон­ном сто­ле. Ста­рые ча­сы, ко­то­рых мно­гие из вас да­же не пом­нят. В ста­ри­ну их на­до бы­ло за­во­дить ка­ж­дый день. Прав­да? По­мо­гай­те, так оно и бы­ло! Жизнь во­об­ще в ста­ри­ну бы­ла тя­же­лой. Так вот, зво­нит он Ле­ан­д­ру. Зво­нок ме­ст­ный, по­это­му пла­ты за не­го не бе­рут. — Вне­зап­но она пре­вра­ща­ет­ся в Бил­ли Прит­ти, го­во­ря­ще­го по те­ле­фо­ну. — «Ле­андр, — го­во­рит Бил­ли, — сколь­ко ты возь­мешь за то, что­бы по­чи­нить ча­сы мое­го де­да? Они уже сто лет сто­ят у ме­ня на кух­не. Я за­во­жу их клю­чом, толь­ко они со­всем не ра­бо­та­ют». «Ну, — го­во­рит Ле­андр, — дол­ла­ров сто де­сять. Са­мое до­ро­гое — это дос­та­вить их ко мне. Ма­ши­на до твое­го до­ма, по­том до мое­го обой­дет­ся мне в пять­де­сят дол­ла­ров в один ко­нец. При­дет­ся на­ни­мать силь­ных пар­ней, пла­тить за бен­зин и мас­ло для гру­зо­ви­ка. По­том стра­хов­ка, под­кач­ка ко­лес». «Под­кач­ку де­ла­ют бес­плат­но», — го­во­рит Бил­ли. — «Ты что, с лу­ны сва­лил­ся? А что та­кое ин­фля­ция, ты зна­ешь?» За­ду­мал­ся Бил­ли. Его дом сто­ит на хол­ме, а дом Ле­ан­д­ра — у под­но­жия хол­ма. Ме­ж­ду ни­ми дю­жи­на улиц. И Бил­ли кое-что при­ду­мал. Он сам от­не­сет ча­сы к Ле­ан­д­ру! Сэ­ко­но­мит пять­де­сят дол­ла­ров. А Ле­андр, ко­гда по­чи­нит, сам при­не­сет их хо­зяи­ну. На­верх, на вер­ши­ну хол­ма. Ни­че­го, не та­кие уж они и тя­же­лые. Там один ко­роб для ма­ят­ни­ка, и все. Не­удоб­но не­сти, а так ни­че­го. — Она по­ка­за­ла раз­мер де­дов­ских ча­сов, кос­нув­шись тро­стью де­ре­вян­но­го го­лу­бя, ко­то­рый, как всем бы­ло из­вест­но, ук­ра­шал вер­хуш­ку ча­сов Бил­ли. По­том она рас­ши­ри­ла ру­ки, изо­бра­жая, что стря­хи­ва­ет пыль с рез­но­го фа­са­да.
      Ку­ойл ог­ля­нул­ся и уви­дел, что Бил­ли хо­хо­чет от удо­воль­ст­вия, со­зер­цая свои соб­ст­вен­ные ча­сы на сце­не. Кто-то в за­ле ска­зал «тик-так».
      — Бе­рет он длин­ную ве­рев­ку и креп­ко так об­вя­зы­ва­ет ею свои ча­сы, что­бы удоб­нее бы­ло брать­ся ру­ка­ми. По­том взва­ли­ва­ет на спи­ну — и впе­ред! К до­му Ле­ан­д­ра. — Те­перь она изо­бра­жа­ла, как Бил­ли се­ме­нит вниз по сту­пе­ням, по­скаль­зы­ва­ясь на об­ле­де­нев­шем скло­не хол­ма. — «Ужас как скольз­ко ид­ти по этим сту­пе­ням», — го­во­рит наш Бил­ли. А там, у под­но­жия хол­ма, жи­вет те­туш­ка Фи­зард, де­вя­но­ста лет от ро­ду. Прав­да, до­ро­гая?
      Все вы­тя­ну­ли шеи, что­бы уви­деть пре­ста­ре­лую ле­ди в пер­вом ря­ду, ко­то­рая под­ня­ла в воз­дух обе свои тол­стен­ные пал­ки в дро­жа­щем при­вет­ст­вии, вы­звав одоб­ри­тель­ные воз­гла­сы и ап­ло­дис­мен­ты пуб­ли­ки.
      — Так вот, ей де­вя­но­сто лет, и она как раз на­де­ла свои слав­ные га­ло­ши с ме­хо­вой опуш­кой, на ко­то­рые ей на­би­ли гвоз­ди в каб­лу­ки, что­бы не сколь­зи­ли. По­том на­де­ла чер­ное зим­нее паль­то, по­том вя­за­ную ша­поч­ку, взя­ла в ка­ж­дую ру­ку по пал­ке с ре­зи­но­вы­ми на­ко­неч­ни­ка­ми, что­бы не упасть, ес­ли кто ее толк­нет. — Те­перь Би­ти пре­вра­ти­лась в те­туш­ку Фи­зард, мел­ки­ми шаж­ка­ми про­дви­гаю­щую­ся впе­ред и бро­саю­щую по сто­ро­нам прон­зи­тель­ные взгля­ды. А ну как кто ре­шит толк­нуть ста­руш­ку!
      — А на хол­ме… — за­ре­ве­ла пуб­ли­ка.
      — А на хол­ме вы­шла не­при­ят­ность. Сна­ча­ла Бил­ли спус­ка­ет­ся по ма­лень­ким сту­пень­кам, что ве­дут на­пра­во, по­скаль­зы­ва­ет­ся, съез­жа­ет на­ле­во, по­том пря­мо, а даль­ше склон хол­ма идет кру­то вниз. А лед бле­стит как во­да, и вот он ле­тит на сво­их ча­сах, раз­го­ня­ясь, слов­но на сан­ках. Толь­ко ру­лить не мо­жет. Бед­ная те­туш­ка Фи­зард слы­шит по­доз­ри­тель­ный шур­ша­щий звук, смот­рит на­верх, но… слиш­ком позд­но. Ча­сы под­хва­ты­ва­ют ее и од­ним ма­хом вми­на­ют в ог­ром­ный суг­роб. На­сту­па­ет зло­ве­щая ти­ши­на. По­том Бил­ли вста­ет и на­чи­на­ет вы­ни­мать свои дра­го­цен­ные ча­сы из сне­га, что­бы сно­ва взва­лить на спи­ну. Он же еще не до­шел до до­ма Ле­ан­д­ра! По­том смот­рит — а из сне­га тор­чат га­ло­ши те­туш­ки Фи­зард. Вот они за­дви­га­лись, и вся те­туш­ка Фи­зард по­ка­зы­ва­ет­ся из-под сне­га. Шап­ка сби­лась, од­на пал­ка ос­та­лась под сне­гом до при­хо­да вес­ны, а чер­ное паль­то так из­ва­ля­лось в сне­гу, что ста­ло бе­лым. «Ты! Ах ты. Бил­ли Прит­ти! — кри­чит она ему, раз­ма­хи­вая пал­кой. — Ты что, — длин­ная пау­за, — ты что, не мо­жешь но­сить на­руч­ные ча­сы, как все нор­маль­ные лю­ди?»
      Пуб­ли­ка взре­ве­ла. Мо­ло­дежь ста­ла под­бра­сы­вать свои ча­сы в воз­дух.
      — Ну мо­лод­чи­на, ну да­ет, — Ден­нис хло­пал Ку­ой­ла по спи­не, тя­нул­ся впе­ред, что­бы кос­нуть­ся пле­ча ста­рой мис­сис Фи­зард.
      — Ну ни сло­ва прав­ды, — про­кри­ча­ла она, рас­крас­нев­шись от сме­ха, — а как по­хо­же! Ох и мо­лод­чи­на она!

***

      Спус­тя не­сколь­ко дней Ку­ойл по­да­рил Уэй­ви чай­ник из про­зрач­но­го стек­ла и шел­ко­вый шарф с узо­ром из ягод чер­ни­ки. Он за­ка­зал их по поч­то­во­му ка­та­ло­гу из Шта­тов. Она по­да­ри­ла ему тем­но-крас­ный сви­тер, ко­то­рый свя­за­ла са­ма дол­ги­ми ве­че­ра­ми. Он был ему впо­ру. Их ли­ца бы­ли так близ­ко, что сме­ши­ва­лось ды­ха­ние. Ку­ой­ла пре­сле­до­ва­ло вос­по­ми­на­ние о един­ст­вен­ном по­дар­ке, ко­то­рый ему сде­ла­ла Пе­тал. Она при­ня­ла от не­го дю­жи­ну по­дар­ков: би­рю­зо­вый брас­лет, ак­ва­ри­ум с тро­пи­че­ски­ми рыб­ка­ми, жи­лет с вы­ши­тым би­се­ром изо­бра­же­ни­ем Эл­ви­са Пре­сли. Яр­ко-жел­тые гла­за, гу­бы с бле­ст­ка­ми. Пе­тал от­кры­ла по­след­нюю ко­роб­ку и взгля­ну­ла на не­го. Он си­дел сло­жив ру­ки и смот­рел на нее.
      — По­до­ж­ди ми­нут­ку, — ска­за­ла она и вы­бе­жа­ла на кух­ню. Он ус­лы­шал хло­пок двер­цы хо­ло­диль­ни­ка. Она вер­ну­лась, дер­жа ру­ки за спи­ной. — У ме­ня не бы­ло воз­мож­но­сти ку­пить те­бе по­да­рок, — ска­за­ла она и вы­тя­ну­ла пе­ред со­бой обе ру­ки со сжа­ты­ми паль­ца­ми. По­том она их раз­жа­ла. В ка­ж­дой ру­ке она дер­жа­ла по ко­рич­не­во­му яй­цу. Он взял их у нее. Они бы­ли хо­лод­ны­ми на ощупь. То­гда этот по­да­рок по­ка­зал­ся ему ми­лым, за­бот­ли­вым жес­том. Она сде­ла­ла ему по­да­рок. Пусть яй­ца, это уже бы­ло не важ­но. Глав­ное, что они бы­ли пе­ре­да­ны ему из ее рук. По­да­рок для не­го. Его не сму­ща­ло, что он сам ку­пил их за день до это­го. Он те­шил се­бя фан­та­зи­ей, что она по­ня­ла его, что для то­го, что­бы по­нять, что ва­жен не сам по­да­рок, а про­тя­ну­тые впе­ред ру­ки, сам факт да­ре­ния, на­до лю­бить че­ло­ве­ка, ко­то­ро­го ода­ри­ва­ешь.
      На Ро­ж­де­ст­во в не­бе поя­ви­лись тя­же­лые об­ла­ка. Те­туш­ка ос­та­лась в Сент-Джон­се, и они бы­ли при­гла­ше­ны на ро­ж­де­ст­вен­ский ужин к Баг­ги­там, вме­сте с Ден­ни­сом и Би­ти. Лю­ди при­хо­ди­ли на кух­ню и ухо­ди­ли, жар­ко го­рел огонь, зву­ча­ли рас­ска­зы о преж­них вре­ме­нах, шут­ки и ве­се­лые ис­то­рии. Джек ти­хо хо­дил ме­ж­ду гос­тя­ми, под­ли­вая ро­мо­вый пунш. Из­да­ле­ка до них до­но­си­лись еди­нич­ные вы­стре­лы. Са­лют.

***

      Усы Ден­ни­са по­бе­ле­ли от мо­ро­за. В суб­бо­ту, на сле­дую­щее ут­ро по­сле Ро­ж­де­ст­ва, они с Ку­ой­лом по­шли в ело­вый лес на бе­рег за­ли­ва ру­бить дро­ва на вто­рую по­ло­ви­ну зи­мы. У Ку­ой­ла бы­ла бен­зо­пи­ла, с ко­то­рой он ни­как не мог рас­стать­ся, а Ден­нис нес то­пор, об­ру­бать су­чья. Си­ний шарф, ко­то­рый ему свя­за­ла Сан­шайн, ед­ва при­кры­вал шею Ку­ой­ла. В пол­день они уже стоя­ли воз­ле ко­ст­ра, по­пи­вая го­ря­чий чай.
      — Би­ти го­во­рит, что нам на­до про­ве­дать ста­ри­ка Но­ла­на. Здесь не­да­ле­ко, в бух­те Оп­ро­ки­ну­той. Мы тут по­рань­ше за­кон­чим и съез­дим к не­му. Отец или кто-ни­будь дру­гой обыч­но хо­дит к не­му в на­ча­ле зи­мы, убе­дить­ся, что у не­го хва­та­ет дров и пи­щи. В этом го­ду мы что-то при­позд­ни­лись. Би­ти ис­пек­ла ему пи­рог и хле­ба. Я ут­ром ви­дел дым из его из­буш­ки.
      — Я о нем да­же не ду­мал, — ска­зал Ку­ойл. Ему бы­ло стыд­но.
      Они сде­ла­ли боль­шой круг и по­шли вдоль за­ли­ва. Ден­нис гром­ко рас­ска­зы­вал ис­то­рии о пья­ных во­ди­те­лях сне­го­хо­дов, ко­то­рые на­все­гда скры­лись по­до льдом по­то­му, что не зна­ли мар­шру­та.
      — Как хо­лод­но, черт возь­ми, — за­кри­чал он, со­щу­рив­шись и раз­гля­ды­вая вы­ем­ку на по­бе­ре­жье. Пус­тые до­ма вы­гля­де­ли как на­бро­сок уг­лем на гру­бой бу­ма­ге. Они по­вер­ну­ли и дол­го еха­ли к бе­ре­гу.
      Из ме­тал­ли­че­ской тру­бы ста­ро­го до­миш­ки шел дым. Визг мо­то­ра сне­го­хо­да пе­ре­шел в ро­кот хо­ло­сто­го хо­да.
      — Ос­та­вим вклю­чен­ным, — ска­зал Ден­нис.
      Внут­ри бы­ло ху­же, чем про­шлый раз. Вонь бы­ла та­кая, что вы­зы­ва­ла рво­ту. Ста­рик ли­бо ос­лаб, ли­бо был бо­лен, по­то­му что не вы­хо­дил в туа­лет. Пе­ред ни­ми пред­стал дро­жа­щий ске­лет. Со­ба­ка за­мер­ла воз­ле печ­ки и не дви­га­лась. Но она бы­ла жи­ва. Ку­ойл был не в си­лах вы­не­сти это зре­ли­ще. Он с тру­дом по­да­вил рвот­ный реф­лекс и рва­нул­ся к две­рям. Во дво­ре в ого­ро­жен­ном пя­тач­ке уга­ды­ва­лись три хол­ми­ка, по­кры­тых сне­гом. За­мерз­шие ов­цы.
      — Дя­дюш­ка Но­лан, — ус­лы­шал Ку­ойл. — Я Ден­нис Баг­гит, сын Дже­ка Баг­ги­та, с той сто­ро­ны за­ли­ва. Моя же­на при­сла­ла для вас хле­ба. — С эти­ми сло­ва­ми он вы­та­щил из сум­ки хлеб. Раз­нес­ся аро­мат до­ма и ую­та. Ске­лет на­бро­сил­ся на не­го, за­пи­хав сра­зу поч­ти всю бу­хан­ку в рот и по­ста­ны­вая.
      Ден­нис вы­шел на ули­цу и плю­нул. От­каш­лял­ся и сно­ва плю­нул.
      — Ка­кая га­дость. Бед­ный ста­рик уми­ра­ет с го­ло­ду. Бо­же ты мой, ка­кая же там грязь. На­до его от­прав­лять в дом пре­ста­ре­лых, а ты что ска­жешь? Он точ­но не в сво­ем уме. Ви­дел, он сжи­га­ет соб­ст­вен­ные сте­ны? Он твоя род­ня, так что те­бе ре­шать, что с ним бу­дет даль­ше. Ко­гда его уве­зут, я прие­ду сю­да и уто­п­лю ста­ро­го пса. Он и так уже еле жи­вой.
      — Я по­ня­тия не имею, что для не­го мож­но сде­лать.
      — Би­та зна­ет, к ко­му нуж­но об­ра­тить­ся. Она кое-что де­ла­ет для «Спа­саю­щей Бла­го­да­ти», ну, это где по­мо­га­ют жен­щи­нам и под­ро­ст­кам-ма­те­рям. Она всех зна­ет. Она и еще Уэй­ви.
      — Би­ти и Уэй­ви? — Ли­цо Ку­ой­ла пы­ла­ло от чув­ст­ва ви­ны. Он дол­жен был взять на се­бя за­бо­ту о по­ло­ум­ном ку­зе­не с са­мой пер­вой встре­чи. Но ему это не при­хо­ди­ло в го­ло­ву.
      — Да, Би­ти и Уэй­ви ор­га­ни­зо­ва­ли эту «Спа­саю­щую Бла­го­дать», па­ру лет на­зад. Тут ря­дом с на­ми жил один из важ­ных, член му­ни­ци­паль­но­го со­ве­та, так он бил свою же­ну и как-то зи­мой вы­гнал ее на снег в чем мать ро­ди­ла. Она при­шла к Би­ти. Си­няя от хо­ло­да, поч­ти глу­хая, с ок­ро­вав­лен­ны­ми уша­ми. На сле­дую­щий день Би­ти по­зво­ни­ла Уэй­ви. Та зна­ет, как ор­га­ни­зо­вы­вать груп­пы, на­чи­нать вся­кие важ­ные де­ла. В об­щем, как при­влечь к се­бе вни­ма­ние вла­стей.
      — Бы­ва­ют же жен­щи­ны, — ска­зал Ку­ойл. А сам по­ду­мал: «Ты бы ви­дел Пе­тал! Ви­дел бы ты мою кра­са­ви­цу». Что за не­ле­пая мысль. Пе­тал в Якор­ной Ла­пе. Нет, это да­же не смеш­но. Она бы за­кри­ча­ла и се­ла на пер­вый же са­мо­лет, ле­тя­щий в лю­бом на­прав­ле­нии. И боль­ше ни­ко­гда бы здесь не поя­ви­лась.
      — Э, па­рень, — ска­зал Ден­нис. — Счи­тай, что ты еще ни­че­го не ви­дел. — И по­гнал сне­го­ход по про­ду­вае­мо­му вет­ром за­ли­ву.

      — Нам на­до по­го­во­рить, Ку­ойл, — кри­чал Джек из труб­ки. — За­еду за то­бой зав­тра ут­ром, что­бы они зна­ли, с кем ты по­ехал в бух­ту Мис­ки. — За­каш­лял­ся и по­ве­сил труб­ку до то­го, как Ку­ойл ус­пел от­ве­тить. Ему бы­ло не­че­го ска­зать в от­вет.
      В ян­ва­ре зи­ма во­шла в свои пра­ва. Так бы­ло все­гда. Не­бо не­по­сти­жи­мым об­ра­зом сли­ва­лось цве­том с за­ко­ван­ным в ле­до­вый пан­цирь океа­ном. Воз­ле бе­ре­га он был сплош­ным мо­но­ли­том, а в пя­ти­де­ся­ти ми­лях от бе­ре­га пре­вра­щал­ся в рва­ную ли­нию пла­ву­чих льдин, но­ро­вя­щих на­крыть друг дру­га. Снег шел ка­ж­дый день, ко­гда ва­лил хлопь­я­ми, ко­гда па­дал ред­ки­ми сне­жин­ка­ми, буд­то по­лу­чив дол­го­ждан­ный от­дых ме­ж­ду бу­ря­ми. Его ста­но­ви­лось все боль­ше: пол­то­ра мет­ра, два с по­ло­ви­ной, три с чет­вер­тью. До­ро­ги пре­вра­ти­лись в тон­не­ли без кры­ши. Зву­ки ме­тал­ла и де­ре­ва за­глу­ша­лись бе­лым одея­лом. Ку­ойл под­счи­тал, что ка­ж­дые де­сять дней при­хо­ди­ла но­вая бу­ря.
      Печ­ка в пи­ка­пе Дже­ка ра­бо­та­ла на всю мощь, но от их ды­ха­ния все рав­но поя­ви­лась из­мо­розь на бо­ко­вых ок­нах. Ку­ойл стал от­скре­бать ее ног­тя­ми, что­бы по­смот­реть на тю­ле­ней, ко­то­рые ста­ли по­яв­лять­ся на да­ле­ких льди­нах. Они бы­ли по­хо­жи на за­пя­тые и двое­то­чия на бе­лом лис­те бу­ма­ги. Он поч­ти не слу­шал Дже­ка. Он ду­мал о тю­ле­нях. Стар­ший брат Уэй­ви, Ос­кар, при­ру­чил од­но­го тю­ле­ня. Лю­би­те­ля ме­ст­ных гре­беш­ков. Джек был по­лон идей и го­во­рил со ско­ро­стью пу­ле­ме­та. На­чал­ся но­вый се­зон рыб­ной лов­ли, а кво­ты и ог­ра­ни­че­ния зна­чи­тель­но ос­лож­ня­ли ра­бо­ту ры­ба­ков.
      — Да­же Эйн­штейн не смог бы в этом ра­зо­брать­ся. Они, эти ум­ни­ки из От­та­вы, так все за­пу­та­ли, что те­перь тут черт но­гу сло­мит. Да эти сво­ло­чи ры­бу от сво­ей зад­ни­цы не от­ли­чат. — Джек гне­вал­ся по сред­не­му бал­лу. — Что же это та­кое? — Он про­вел ру­кой по во­ло­сам так, что они вста­ли ды­бом. — Черт возь­ми, сто­ит толь­ко на­чать хо­ро­шее де­ло, кто-ни­будь тут же его за­гу­бит. Все од­но к од­но­му.
      Ку­ойл за­ко­пал­ся по­глуб­же в свою ог­ром­ную крас­но-ко­рич­не­вую курт­ку с ка­пю­шо­ном. Он вспом­нил, как зва­ли тю­ле­ня Ос­ка­ра. Пас­сел. Так ме­ст­ные на­зы­ва­ли гре­беш­ки.
      — Лад­но, Ку­ойл. Бил­ли не хо­чет рас­ста­вать­ся со сво­ей до­маш­ней стра­ни­цей, так что ты те­перь но­вый глав­ный ре­дак­тор. Бу­дешь вы­пол­нять ра­бо­ту Тер­та Кар­да: под­би­рать ма­те­ри­ал, от­ве­чать на те­ле­фон, за­ни­мать­ся за­да­ния­ми для кор­рес­пон­ден­тов, сче­та­ми, рек­ла­мо­да­те­ля­ми и пе­чат­ни­ком. Ты смот­ри, вни­ма­тель­нее с этим су­ки­ным сы­ном, ти­по­гра­фом. Я за этим те­бя и ве­зу, что­бы ты на не­го по­смот­рел. Ес­ли где-то мож­но сде­лать ошиб­ку, он ее обя­за­тель­но сде­ла­ет. Так, что еще. Я хо­чу, что­бы ты и даль­ше пи­сал свои ко­ра­бель­ные ис­то­рии.
      Ку­ойл за­мер, не до­не­ся ру­ку до под­бо­род­ка.
      — По­про­бу­ем Бен­ни Фад­жа на ре­пор­та­жах из за­ла су­да, ав­то­ка­та­ст­ро­фах и сек­су­аль­ном на­си­лии. Бог с ни­ми, с рей­тин­гом рес­то­ра­нов и ме­ж­ду­на­род­ны­ми но­во­стя­ми. Все и так зна­ют, как где кор­мят, и ни­ко­му нет де­ла до то­го, что про­ис­хо­дит за гра­ни­цей. Это мож­но по­смот­реть по те­ле­ви­зо­ру.
      Ма­ши­на за­би­ра­лась на вер­ши­ну хол­ма, и они по­па­ли в зо­ну по­сто­ян­но­го сне­го­па­да.
      — Как ду­ма­ешь, мо­жет, нам пе­ре­смот­реть до­маш­нюю стра­ни­цу? Мо­жем на­звать ее «Стиль жиз­ни». По­ни­ма­ешь, мы с Бил­ли ма­ем­ся с этим уже го­да два. Сей­час здесь мож­но жить дву­мя раз­ны­ми спо­со­ба­ми: по-ста­ро­му и по-но­во­му. По-ста­ро­му — это зна­чит за­бо­тить­ся о се­мье, уми­рать там, где ро­дил­ся, ло­вить ры­бу, ва­лить лес, уха­жи­вать за са­дом и быть до­воль­ным тем, что у те­бя есть. А по-но­во­му — зна­чит хо­дить в тре­на­жер­ные за­лы, на ра­бо­ту, де­лать то, что те­бе го­во­рят, ид­ти на ком­про­мисс. Твой брат в Юж­ной Аф­ри­ке, мать в Ред­жай­не, а ты по­ку­па­ешь вся­кую япон­скую дрянь. Бро­са­ешь дом, уез­жа­ешь на за­ра­бот­ки. Есть лю­ди, ко­му это не по ду­ше. Ку­ойл, мы все зна­ем, что «Бол­туш­ку» лю­бят за опи­са­ния птичь­их кор­му­шек и хо­ро­шие ре­цеп­ты, но это­го не­дос­та­точ­но. Сей­час нам при­хо­дит­ся иметь де­ло с рей­тин­га­ми, ас­фаль­то­вы­ми до­ро­га­ми, ло­те­рея­ми, ли­цен­зия­ми на про­да­жу жа­ре­ной ку­ри­цы, элит­ным ко­фе в гас­тро­но­мах и то­му по­доб­ны­ми ве­ща­ми. Со­ве­ту­ем, как пра­виль­но се­бя вес­ти в да­ле­ких го­ро­дах. Бил­ли го­во­рит, что сей­час ма­те­риа­ла дос­та­точ­но, что­бы уве­ли­чить до­маш­нюю стра­ни­цу до раз­во­ро­та. Он рас­ска­жет те­бе, что при­ду­мал. Вме­сте вы все ре­ши­те.
      — Мы мо­жем по­про­сить ко­го-ни­будь из тех, кто уе­хал в дру­гую стра­ну, вре­мя от вре­ме­ни пи­сать для гос­те­вой ко­лон­ки. Так, в фор­ме пись­ма, вре­мя от вре­ме­ни. Пись­мо из Ав­ст­ра­лии, из Сад­бе­ри о том, как там жи­вет­ся, — ска­зал Ку­ойл.
      — На­вер­ное, я бы за­хо­тел это про­чи­тать, ес­ли бы мне был два­дцать один и я го­то­вил­ся к даль­ней до­ро­ге. Да, по­хо­же, га­зе­та из­ме­нит­ся. Во мно­гом.
      — У На­тби­ма очень хо­ро­шо шли ще­кот­ли­вые те­мы. Не знаю, спра­вит­ся ли Бен­ни с ни­ми так, как он.
      — Ну, да­вай по­до­ж­дем и по­смот­рим, что у не­го по­лу­чит­ся. Не бу­дем его сра­зу то­пить. Ну как, возь­мешь­ся, Ку­ойл? — Они вли­ва­лись в дви­же­ние бух­ты Мис­ки по двум бе­зы­мян­ным ули­цам и кру­той до­ро­ге на вер­ши­ну хол­ма, по ко­то­рой бы­ло од­но­сто­рон­нее дви­же­ние, ос­лож­нен­ное снеж­ны­ми суг­ро­ба­ми.
      Он кив­нул. По­клял­ся се­бе все­ми свя­ты­ми, что ни за что не про­пус­тит опе­чат­ку.
      — При­хо­ди се­го­дня ве­че­ром к при­ча­лу, я рас­ска­жу те­бе все ос­таль­ное. Так, смот­ри, вот здесь де­ла­ешь по­во­рот, сре­за­ешь за по­жар­ной стан­ци­ей. Так бу­дет ко­ро­че.

***

      — Так, — ска­зал Ку­ойл, си­дя на том мес­те, где рань­ше си­дел Терт Кард. Он все уб­рал со сто­ла и со­рвал со сте­ны фо­то­гра­фию неф­те­на­лив­но­го тан­ке­ра. — Что у нас с но­во­стя­ми на эту не­де­лю? Бен­ни, как у те­бя де­ла с сек­су­аль­ным на­си­ли­ем и су­деб­ны­ми ис­то­рия­ми? — Он ста­рал­ся го­во­рить низ­ким го­ло­сом.
      Бен­ни Фадж си­дел, ак­ку­рат­но сло­жив ру­ки на чис­том сто­ле, буд­то при­сут­ст­во­вал на уро­ке ариф­ме­ти­ки. Его пу­ши­стые во­ло­сы на­во­ди­ли Ку­ой­ла на мыс­ли о па­рик­махер­ской.
      — Сей­час рас­ска­жу. Я про­чи­тал око­ло пя­ти­де­ся­ти ста­тей На­тби­ма, что­бы по­нять, как он по­да­вал слу­чаи с на­си­ли­ем, но у ме­ня не по­лу­ча­ет­ся на­ни­зы­вать их од­ну на дру­гую, как это де­лал он. Я ста­рал­ся, по­то­му что чув­ст­во­вал се­бя обя­зан­ным На­тби­му. По­сле слу­чая с лод­кой. Толь­ко у ме­ня не по­лу­чи­лось еди­но­го це­ло­го. Вот что мне уда­лось сде­лать.

      Об­ви­не­ния в ин­це­сте про­тив шес­ти­де­ся­ти­се­ми­лет­не­го жи­те­ля бух­ты Мис­ки во втор­ник бы­ли сня­ты по­сле то­го, как его че­тыр­на­дца­ти­лет­няя дочь от­ка­за­лась да­вать по­ка­за­ния.
      Док­тор Син­го­ло Бу­ти, се­ми­де­ся­ти од­но­го го­да от ро­ду, был аре­сто­ван с по­сле­дую­щим предъ­яв­ле­ни­ем ему об­ви­не­ний в один­на­дца­ти слу­ча­ях сек­су­аль­но­го до­мо­га­тель­ст­ва по от­но­ше­нию к се­ми па­ци­ент­кам, про­изо­шед­ших в пе­ри­од с мая 1978 по июль 1991 го­да. Суд со­сто­ит­ся три­дцать пер­во­го ян­ва­ря.

      Он ждал, ку­сая но­готь боль­шо­го паль­ца.
      Ку­ойл по­смот­рел на Бил­ли, ко­то­рый чуть за­мет­но дрог­нул бро­вя­ми. На­тбим сде­лал бы из это­го ма­те­риа­ла две ду­ше­раз­ди­раю­щие ис­то­рии.
      — Дру­гой ма­те­ри­ал по­лу­чил­ся про­сто пре­вос­ход­но. Ну, дру­гой, о су­дах. У ме­ня про­сто за­ме­ча­тель­ный ма­те­ри­ал.
      — И что же это за ма­те­ри­ал та­кой за­ме­ча­тель­ный? — спро­сил Ку­ойл.
      — Двум ме­ст­ным ре­бя­там предъ­яв­ле­ны все су­ще­ст­вую­щие в прак­ти­ке об­ви­не­ния. Они за­тея­ли стыч­ку с дву­мя еге­ря­ми. Им предъ­яв­ле­ны об­ви­не­ния в но­ше­нии ог­не­стрель­но­го ору­жия не во вре­мя охот­ничь­е­го се­зо­на, на­па­де­нии на офи­це­ров при ис­пол­не­нии слу­жеб­но­го дол­га, на­не­се­нии офи­це­рам по­вре­ж­де­ний ост­ры­ми вет­ка­ми и пле­те­ны­ми кор­зи­на­ми для лов­ли ома­ров, при­чи­не­нии ущер­ба иму­ще­ст­ву в ви­де по­лом­ки сол­неч­ных оч­ков фир­мы «По­ла­ро­ид», при­над­ле­жав­ших офи­це­рам, и вы­ска­зы­ва­нии уг­роз в ад­рес тех же офи­це­ров. Штраф око­ло че­ты­рех ты­сяч дол­ла­ров. Од­но­му из них так­же предъ­яв­ле­но об­ви­не­ние в пе­ре­нос­ке и рас­про­стра­не­нии га­ши­ша. И еще у ме­ня есть дан­ные по рос­ту мо­ло­деж­ной пре­ступ­но­сти. Па­рень ук­рал ве­ло­си­пед в Без­на­деж­ном, про­ехал на нем сем­на­дцать ки­ло­мет­ров до Не­ве­зу­че­го, там ук­рал мо­то­цикл, на ко­то­ром до­б­рал­ся до мы­са Ни­ко­гда. Но маль­чик ока­зал­ся чес­то­люб­цем. Бро­сил мо­то­цикл и уг­нал ма­ши­ну. За­гнал ма­ши­ну в во­ду и до­б­рал­ся вплавь до Ут­рен­ней Ра­до­сти. Где по чис­той слу­чай­но­сти при­пар­ко­ва­ли свою ма­ши­ну два офи­це­ра из бе­ре­го­вой ох­ра­ны. Зав­тра­ка­ли пон­чи­ка­ми. Пять вы­яв­лен­ных ма­хи­на­ций со стра­хов­кой по без­ра­бо­ти­це. С че­ты­рех ка­пи­та­нов трей­ле­ров взы­скан штраф в раз­ме­ре двух ты­сяч дол­ла­ров с ка­ж­до­го за лов­лю мор­ско­го оку­ня в за­кры­тых во­дах. Муж­чи­на с Бе­зы­мян­но­го по­лу­чил три­дцать дней за лов­лю на удоч­ку во внут­рен­них во­дах. Пол­но вся­ких ава­рий. Мно­же­ст­во фо­то­гра­фий. Мне нра­вит­ся де­лать фо­то­гра­фии. Ви­ди­те, я мо­гу сде­лать карь­е­ру в ка­че­ст­ве ре­пор­те­ра и фо­то­гра­фа.
      — Опи­ши их, толь­ко с б оль­ши­ми под­роб­но­стя­ми, чем в за­мет­ках о сек­су­аль­ном на­си­лии. — Ку­ойл был не­при­вет­лив и сух.
      — Да я мо­гу пи­сать о пре­сту­п­ле­ни­ях хоть це­лый день. Толь­ко не о сек­су­аль­ных шту­ках. — Он под­жал гу­бы. — По-мо­ему, кри­ми­наль­ная хро­ни­ка и фо­то­гра­фии луч­ше рас­кро­ют мой по­тен­ци­ал.
      «Ин­те­рес­но, ка­кой имен­но по­тен­ци­ал?» — по­ду­мал Ку­ойл. Вот он ока­зал­ся на мес­те Тер­та Кар­да, с веч­но при­жа­тым к уху те­ле­фо­ном, про­смат­ри­вал ста­тьи на ком­пь­ю­те­ре, вер­стая стра­ни­цы, от­во­зя за­кон­чен­ную ко­пию в ти­по­гра­фию в бух­те Мис­ки. Ко­гда вы­шла га­зе­та, он ото­рвал ре­дак­тор­скую стра­ни­цу, на ко­то­рой бы­ло на­пи­са­но: «Глав­ный ре­дак­тор: Р. Дж. Ку­ойл», и от­пра­вил ее Парт­рид­жу.
      Так и по­ве­лось: рас­ска­зы о гру­зо­вых су­дах, ско­ван­ных льда­ми, спа­са­тель­ных ко­ман­дах, с воз­ду­ха сни­маю­щих мо­ря­ка, ко­то­рый за­стрял в ав­то­ма­ти­че­ских гер­ме­тич­ных две­рях, о дрей­фую­щей кор­ме трау­ле­ра, рас­став­шей­ся с ос­нов­ной ча­стью по­сле взры­ва в ма­шин­ном от­де­ле­нии, о тан­ке­ре-реф­ри­же­ра­то­ре, ото­бран­ном у за­во­да бан­ком, о мо­ря­ке, про­пав­шем во вре­мя не­по­го­ды с бор­та на­уч­но­го суд­на. О па­де­нии са­мо­ле­та и раз­ли­ве неф­ти, о ки­тах, за­пу­тав­ших­ся в се­тях, и не­за­кон­ном сбро­се от­хо­дов ры­бо­пе­ре­ра­ба­ты­ваю­щей про­мыш­лен­но­сти в пор­ту, о по­чет­ных на­гра­дах по­жар­ни­кам и ко­ро­ле­вам кра­со­ты, о жес­то­ких мужь­ях, уто­нув­ших маль­чи­ках, про­пав­ших и на­шед­ших­ся пу­те­ше­ст­вен­ни­ках, ко­раб­лях, ушед­ших на дно во вре­мя штор­мов, о лод­ке, раз­дав­лен­ной ле­до­ко­лом, о по­бе­ди­те­лях ло­те­реи и кра­же мя­са не­за­кон­но уби­то­го ло­ся.
      Он по­слал ко­пию кри­ми­наль­но­го бюл­ле­те­ня те­туш­ке. Там го­во­ри­лось о за­дер­жа­нии мис­сис Мел­вилл. Она бы­ла на Га­вай­ях со стю­ар­дом с «Креп­кой Крош­ки». Кра­сав­чик, лет на три­дцать мо­ло­же хо­зяй­ки, но­ся­щий кос­тю­мы от Джорд­жо Ар­ма­ни и вла­дею­щий «Лек­су­сом ЛС 400» и со­то­вым те­ле­фо­ном. Она при­зна­лась, что «сде­ла­ла это ра­ди люб­ви». Стю­ард ни­как не про­ком­мен­ти­ро­вал ее сло­ва.
      Все это ста­ло его по­все­днев­ны­ми за­бо­та­ми.

      Се­вер­ный по­люс на­кло­нил­ся на­встре­чу солн­цу. Воз­дух на­ли­вал­ся све­том, и под ним на во­де по­яв­лял­ся мо­лоч­ный на­лет фи­то­планк­то­на в мес­тах, где со­ле­ный Гольф­ст­рим вли­вал­ся в те­че­ние Лаб­ра­до­ра. По­то­ки во­ды об­ра­зо­вы­ва­ли слож­ную мно­го­слой­ную смесь Арк­ти­ки и тро­пи­ков, где буй­но раз­ви­ва­лись все­воз­мож­ные бак­те­рии, дрож­жи, крем­ние­вые во­до­рос­ли, гриб­ки и дру­гие фор­мы жиз­ни. Все это дви­га­лось, рос­ло и раз­мно­жа­лось.
      Пол­день пят­ни­цы. Ку­ойл до­ма, пе­ре­оде­ва­ет­ся в ста­рую оде­ж­ду. Смот­рит в ку­хон­ное ок­но, ожи­дая по­яв­ле­ния яли­ка Дже­ка. Про­стран­ст­во при­об­ре­та­ет цвет ра­ду­ги и ме­ша­ет оп­ре­де­лять рас­стоя­ние. Трау­лер ушел с рыб­за­во­да. Ско­рее все­го, на­прав­ля­ет­ся в сто­ро­ну от­кры­то­го мо­ря, к Зло­вон­ным ост­ро­вам. Де­сять дней эки­паж из че­тыр­на­дца­ти че­ло­век бу­дет тра­лить сеть и мед­лен­но за­тя­ги­вать ее об­рат­но. Ко­рот­кая вспыш­ка вос­тор­га и воз­бу­ж­де­ния, ко­гда на по­верх­ность под­ни­ма­ет­ся сеть с ры­бой. Или раз­оча­ро­ва­ние. По­том сно­ва бро­сать сеть и вы­тя­ги­вать ее. По­том по­чин­ка се­ти. И все по­вто­ря­ет­ся сно­ва. И сно­ва. И сно­ва.
      Поя­вил­ся ялик Дже­ка, на­прав­ляю­ще­го­ся к бух­те Муч­ной Ме­шок. За­ве­са до­ж­дя сдви­ну­лась на вос­ток, ос­та­вив по­сле се­бя го­лу­бые сле­ды на не­бе. Ку­ойл под­нял труб­ку:
      — При­вет, Бил­ли. Я по­шел к Дже­ку. Ви­жу, как он под­хо­дит.
      — Те­бе толь­ко что зво­ни­ли из Шта­тов. Я дал им твой но­мер, так что по­до­ж­ди па­ру ми­нут, мо­гут пе­ре­зво­нить. И еще: хо­дят слу­хи, что «Мор­ская Пес­ня» в сле­дую­щем ме­ся­це со­би­ра­ет­ся за­крыть три ры­бо­пе­ре­ра­ба­ты­ваю­щих за­во­да. Пе­ре­дал ано­ним­ный ис­точ­ник. Бух­та Бе­зы­мян­ная сто­ит в этом спи­ске. Ска­жи об этом Дже­ку. Ес­ли это прав­да, то я не знаю, как лю­ди бу­дут там жить.
      — Ты го­во­рил с кем-ни­будь из «Мор­ской Пес­ни»?
      — Ха, у них там управ­ляю­щий с ли­цом как мор­да у раз­бой­ничь­ей ло­ша­ди. Он про­сто по­шлет ме­ня по­даль­ше, и все. Но мы по­про­бу­ем.
      Ку­ойл по­до­ж­дал ми­нут пять и уже взял­ся за двер­ную руч­ку, ко­гда за­зво­нил те­ле­фон. В го­ло­се Парт­рид­жа да­же за ты­ся­чи ки­ло­мет­ров слы­ша­лась грусть.
      — Ку­ойл? Ку­ойл? От­вра­ти­тель­ная связь! Слу­шай, ты зна­ешь об об­ще­ст­вен­ных вол­не­ни­ях?
      — В не­ко­то­ром смыс­ле, — ска­зал Ку­ойл. — Здеш­ние про­грам­мы но­во­стей от­во­дят этой те­ме око­ло де­ся­ти се­кунд. По­хо­же, де­ло пло­хо.
      — Да уж, ху­же не­ку­да. При­чем это не толь­ко в Лос-Анд­же­ле­се. Та­кое впе­чат­ле­ние, что всю стра­ну по­ра­зил ка­кой-то ви­рус яро­сти. Лю­ди хва­та­ют­ся за ру­жья ча­ще, чем смот­рят на ча­сы. Пом­нишь Эд­ну, ли­те­ра­тур­но­го об­ра­бот­чи­ка из «Ре­кордз»?
      — Да, пом­ню. За все вре­мя на­ше­го зна­ком­ст­ва она ни ра­зу мне не улыб­ну­лась.
      — Улыб­ку Эд­ны на­до бы­ло за­слу­жить. Слу­шай, она толь­ко что мне зво­ни­ла. У них в «Ре­кордз» про­изош­ла тра­ге­дия. В пол­день в офис во­шел один при­ду­рок с ав­то­ма­том и убил Пан­ча, Эла Ка­та­ло­га и еще тро­их или чет­ве­рых на­ших. Ра­нил еще во­семь че­ло­век.
      — Бо­же! За что?
      — Да тут це­лая ис­то­рия. Пря­мо де­ко­ра­ции к сце­не, ко­то­рую мож­но на­звать «Пись­мо к ре­дак­то­ру». Не по­ве­ришь. Этот па­рень при­слал ано­ним­ное пись­мо, в ко­то­ром го­во­рил, что мя­те­жи и вол­не­ния не­об­хо­ди­мы для очи­ще­ния сис­те­мы и пе­ре­рас­пре­де­ле­ния ма­те­ри­аль­ных цен­но­стей, а они его не на­пе­ча­та­ли. Вот он и при­шел с ав­то­ма­том. Эд­на ска­за­ла, что ей спас­ло жизнь толь­ко то, что в тот мо­мент, ко­гда на­ча­лась стрель­ба, она бы­ла под сто­лом, ис­ка­ла упав­шую скреп­ку. Пом­нишь, у нас все­гда не хва­та­ло скре­пок? Ку­ойл, на про­шлой не­де­ле стре­ля­ли в Мер­ка­лию. Ты пред­став­ля­ешь, ка­кое здесь су­ма­сше­ст­вие? Я как-то по­шу­тил о жиз­ни в Ка­ли­фор­нии, о лос-анд­же­лес­ском сти­ле жиз­ни. И вот, в ее вет­ро­вом стек­ле поя­ви­лись пу­ле­вые от­вер­стия. Про­ма­за­ли на ка­ких-то чер­то­вых не­сколь­ко сан­ти­мет­ров. Она на­пу­га­на до смер­ти, а я тут шут­ки шу­чу. По­сле то­го как по­зво­ни­ла Эд­на, я по­нял, в ка­ком жал­ком и убо­гом ми­ре мы жи­вем. Ни­где нель­зя ук­рыть­ся от ве­ро­ят­но­сти быть под­стре­лен­ным или по­до­жжен­ным. А я сме­ял­ся! — Ку­ой­лу по­ка­за­лось, что он слы­шит, как пла­чет его друг на дру­гой сто­ро­не кон­ти­нен­та. Или он сно­ва сме­ет­ся?

***

      В воз­ду­хе ви­тал ка­кой-то не­уло­ви­мый аро­мат, за­ста­вив­ший его сно­ва сде­лать глу­бо­кий вдох. Не­бо бы­ло цве­та со­ча­щей­ся из ра­ны сук­ро­ви­цы. На две­рях его «уни­вер­са­ла» поя­ви­лись пу­зы­ри ржав­чи­ны. Ос­тань­ся он в Нью-Йор­ке, в Мо­кин­гбер­де, мог бы уже уме­реть.
      Джек сто­ял в яли­ке и вы­бра­сы­вал ры­бу на мос­тки. Ку­ойл на­тя­нул ма­кин­тош и ре­зи­но­вые пер­чат­ки, взял нож и ры­би­ну. Вна­ча­ле та­кой спо­соб про­ве­де­ния ре­дак­тор­ско­го со­ве­ща­ния ка­зал­ся ему стран­ным.
      — По­ка мы го­во­рим, ру­ки мож­но за­нять де­лом, — ска­зал Джек, вы­би­ра­ясь из яли­ка. — Ме­ня все­гда зли­ло, ко­гда пять или шесть взрос­лых му­жи­ков си­дят за сто­лом и ра­бо­та­ют толь­ко язы­ка­ми. Вот они ухо­дят, бе­рут с со­бой бу­маж­ки, по­ка­чи­ва­ют но­га­ми и ма­ют­ся ду­рью со скреп­ка­ми.
      Ку­ой­лу не хо­те­лось ду­мать о скреп­ках. Он рас­ска­зал Дже­ку о стрел­ке из ав­то­ма­та, о вы­стре­ле на шос­се и вол­не­ни­ях.
      — Все и так зна­ют об уров­не на­си­лия в Шта­тах. Худ­шее, что мо­жет слу­чить­ся с то­бой здесь, — ска­зал он, — это ку­лач­ная дра­ка или ес­ли ко­му-то при­дет в го­ло­ву сбро­сить твою ма­ши­ну со ска­лы. — Даль­ше они ра­бо­та­ли в пол­ном мол­ча­нии.
      Джек ска­зал, что ры­ба идет мел­кая, в сред­нем два — два с по­ло­ви­ной ки­ло­грам­ма. Сей­час ред­ко ко­му уда­ва­лось пой­мать ры­бу бо­лее два­дца­ти ки­ло­грам­мов, хо­тя рань­ше ры­ба­ки вы­лав­ли­ва­ли ог­ром­ных ры­бин, под де­вя­но­сто ки­ло­грам­мов. Или то­го боль­ше. Ры­бу не­щад­но ис­треб­ля­ли в те­че­ние два­дца­ти лет, по­ка не ис­то­щи­лись при­род­ные за­па­сы. «Ведь ис­то­щи­лись же», — го­во­рил Джек, ра­бо­тая но­жом.
      — Зна­ешь, по­че­му я не пе­ре­стаю ры­ба­чить? — ска­зал он, лов­ко вспа­ры­вая брю­хо и вы­бра­сы­вая внут­рен­но­сти, так и не вы­ни­мая си­га­ре­ты из угол­ка рта. — Да­же ес­ли бы я и за­хо­тел это сде­лать, мне боль­ше не вер­нут ли­цен­зию на лов­лю ома­ров и сем­ги. Не знаю по­че­му. Но мне боль­ше все­го нра­вит­ся ло­вить ома­ров. А упус­тишь эту ду­рац­кую ли­цен­зию хоть на один год — мо­жешь рас­про­щать­ся с ней на­все­гда.
      — Бил­ли про­сил пе­ре­дать, что хо­дят слу­хи о за­кры­тии трех ры­бо­пе­ре­ра­ба­ты­ваю­щих за­во­дов в сле­дую­щем ме­ся­це. Го­во­рит, слы­шал, что Бе­зы­мян­ный на оче­ре­ди.
      — Бо­же! Толь­ко по­ду­ма­ешь, что ху­же быть не мо­жет, — по­жа­луй­ста, ста­но­вит­ся еще ху­же! Вся эта ис­то­рия с пе­ре­рас­пре­де­ле­ни­ем квот на ры­бо­лов­ст­во про­сто не­ле­па! Мож­но по­ду­мать, что ры­ба — это кар­тош­ка. Под­хо­ди к лю­бо­му ря­ду и вы­ка­пы­вай! Ес­ли нет ры­бы, ты ее не пой­ма­ешь, ес­ли не пой­ма­ешь — не пе­ре­ра­бо­та­ешь и не про­дашь. А не про­дашь — ни те­бе, ни дру­гим жить бу­дет не на что. Что за ду­рац­кие пра­ви­ла? Их ни­кто не по­ни­ма­ет. Вот и при­хо­дит­ся тер­петь, сжав зу­бы. Они го­во­рят, мол, слиш­ком мно­го ме­ст­ных ры­ба­ков на слиш­ком ма­лое ко­ли­че­ст­во ры­бы. Да? А ку­да же де­лась ры­ба-то? Рус­ские да фран­цу­зы по­вы­лав­ли­ва­ли? А еще есть япон­цы, за­пад­ные нем­цы, вос­точ­ные нем­цы, по­ля­ки, пор­ту­галь­цы, анг­ли­ча­не, ис­пан­цы, ру­мы­ны, бол­га­ры, или как их те­перь там на­зы­ва­ют? Как на­ло­жи­ли ог­ра­ни­че­ния, так и пе­ре­ста­ло хва­тать при­бреж­ной лов­ли. Как же ры­ба по­дой­дет к бе­ре­гу, ес­ли ее за пять­де­сят, сто миль реф­ри­же­ра­то­ры уже всю по­выг­ре­ба­ли? А за два­дцать миль у бе­ре­га трау­ле­ры по­доб­ра­ли ос­тат­ки? Что же ос­та­ет­ся ры­ба­кам на при­бреж­ной ли­нии? — Он плю­нул в во­ду. На­блю­дал за тем, как Ку­ойл не­ук­лю­же дей­ст­во­вал но­жом. — Ты по­нял, в чем тут де­ло. Ни­че­го не от­нять, не при­ба­вить. Так что да­вай за­ни­май­ся.
      — Рек­лам­ные объ­яв­ле­ния, Джек. Я бы хо­тел из­ба­вить­ся от пус­тых рек­лам­ных объ­яв­ле­ний. Нам нуж­но ме­сто для но­во­стей. На про­шлой не­де­ле у нас бы­ли ста­тьи о ле­со­пил­ке, о на­цио­наль­ном ис­то­ри­че­ском пар­ке в бух­те Мис­ки, о де­мон­ст­ра­ции про­тес­та про­тив ино­стран­но­го ры­бо­лов­ст­ва, по­том еще бы­ла од­на де­мон­ст­ра­ция про­тив вы­со­ких цен на элек­тро­энер­гию, за­бас­тов­ка ра­бот­ни­ков фаб­ри­ки по пе­ре­ра­бот­ке каль­ма­ров — все это хо­ро­ший, ос­но­ва­тель­ный ма­те­ри­ал о со­ци­аль­ных про­бле­мах. И нам при­шлось уре­зать эти ста­тьи поч­ти до од­них за­го­лов­ков. И ни­ка­ких фо­то­гра­фий. Я хо­чу ска­зать, ес­ли бы это бы­ли на­стоя­щие рек­лам­ные объ­яв­ле­ния, то­гда дру­гое де­ло.
      — Да это все идеи Тер­та Кар­да. Мол, на­до рек­ла­ми­ро­вать круп­ные пред­при­ятия Сент-Джон­са, то­гда га­зе­та бу­дет вы­гля­деть со­лид­но. За­од­но по­тре­п­лем нер­вы ме­ст­ным рек­ла­мо­да­те­лям. Да­вай вы­бра­сы­вай эту рек­ла­му, ес­ли те­бе по­на­до­бит­ся до­пол­ни­тель­ное ме­сто. По­ни­ма­ешь, ко­гда мы толь­ко на­чи­на­ли, но­во­стей бы­ло го­раз­до мень­ше. Да и рек­лам­ные объ­яв­ле­ния вы­гля­де­ли при­лич­но.
      Од­на за дру­гой вы­чи­щен­ные ры­би­ны от­прав­ля­лись в се­рый пла­ст­мас­со­вый ящик. Джек смыл ры­бьи по­тро­ха в во­ду.
      — Про­бле­мы ры­бо­лов­ст­ва пре­вра­ти­лись в гноя­щую­ся ра­ну! Они пре­вра­ти­ли при­бреж­ных ры­ба­ков в из­го­ев, как им­ми­гран­тов, под­ра­ба­ты­ваю­щих на фер­мах. Нам не ос­та­ет­ся ни­че­го дру­го­го, как под­би­рать ос­тат­ки, да и то ес­ли толь­ко раз­ре­шат. Де­нег мы по­лу­ча­ем столь­ко, сколь­ко нам да­ют. Мы те­перь ни­чем не мо­жем управ­лять в том, что ка­са­ет­ся рыб­ной лов­ли. Мы не при­ни­ма­ем ни­ка­ких ре­ше­ний. Толь­ко де­ла­ем, что нам ска­жут и ко­гда ска­жут. Жи­вем по пра­ви­лам, на­вя­зан­ным нам су­ки­ны­ми деть­ми, ни чер­та не по­ни­маю­щи­ми в ры­бе и в этих мес­тах! — Этот вздох был боль­ше по­хож на страв­ли­вае­мый пар.
      Но Ку­ойл по­ду­мал, что по та­ким пра­ви­лам жи­вет весь мир и Дже­ку еще по­вез­ло, что они так дол­го его не ка­са­лись.

***

      В кон­це фев­ра­ля Ку­ой­лу по поч­те при­шли бу­ма­ги из Сент-Джон­са. Как бли­жай­ше­го род­ст­вен­ни­ка ку­зе­на его про­си­ли дать пись­мен­ное со­гла­сие на по­ме­ще­ние Но­ла­на в спе­циа­ли­зи­ро­ван­ную кли­ни­ку. На­все­гда. Гал­лю­ци­на­ции, стар­че­ское сла­бо­умие, ши­зоф­ре­ния и пло­хие про­гно­зы. Он си­дел и смот­рел на ме­сто для под­пи­си. Ни­как не мог под­пи­сать при­го­вор ма­ло­зна­ко­мо­му че­ло­ве­ку, с ко­то­рым об­ме­нял­ся лишь па­рой фраз, ко­то­рый про­ви­нил­ся пе­ред ним толь­ко тем, что вя­зал ка­кие-то уз­лы, же­лая ему зла. Он ре­шил съез­дить в го­род и по­ви­дать­ся с ку­зе­ном еще раз, пе­ред тем как при­нять окон­ча­тель­ное ре­ше­ние. Что, ес­ли Но­лан был оз­лоб­лен и не в се­бе? Ку­ойл был го­тов к это­му. А что, ес­ли он ока­жет­ся в яс­ном уме и об­ру­шит на не­го шквал об­ви­не­ний? К это­му он то­же при­го­то­вил­ся.
      В по­след­нюю ми­ну­ту он по­про­сил Уэй­ви со­ста­вить ему ком­па­нию. Он ска­зал, что они мог­ли бы раз­ве­ять­ся. По­ужи­нать в ка­ком-ни­будь мес­те. Схо­дить в ки­но. Да­же на два филь­ма. Но он по­ни­мал, что пред­ла­гал ей не­что боль­шее.
      — Бу­дет ве­се­ло, — в его ус­тах эти сло­ва зву­ча­ли как-то глу­по.
      И ко­гда это ему бы­ло «ве­се­ло»? Или Уэй­ви, чье сдер­жан­ное ли­цо уже по­кры­лось мор­щин­ка­ми и ко­то­рая на­ча­ла усы­хать от жа­ра оча­га и силь­но­го вет­ра? Что про­ис­хо­ди­ло? Они оба от­но­си­лись к то­му раз­ря­ду лю­дей, ко­то­рые сто­ят с вы­му­чен­ны­ми улыб­ка­ми, ко­гда дру­гие пля­шут, иг­ра­ют или бро­са­ют ша­ры в ке­гель­ба­не. Раз­вле­че­ния. Но Ку­ой­лу на са­мом де­ле нра­ви­лись ки­но, тем­но­та, си­лу­эты не­зна­ко­мых лю­дей, вы­ри­со­вы­ваю­щие­ся на фо­не эк­ра­на, за­пах ара­хи­са и шам­пу­ня, скрип поп­кор­на на зу­бах. Там он мог пе­ре­ме­щать­ся из сво­его под­бо­род­ка и гро­мозд­ко­го те­ла в эле­гант­ные те­ла в бе­лых оде­ж­дах, цар­ст­вую­щие на эк­ра­не.
      Уэй­ви ска­за­ла «да». Гер­ри мо­жет по­быть с от­цом. Да-да, прав­да.

***

      Ут­ром на не­бе кло­чья об­ла­ков, фор­мой и цве­том на­по­ми­наю­щие лом­ти­ки сем­ги. Неж­ное зе­ле­но­ва­тое не­бо на­ли­ва­лось тя­же­стью, по­ка они еха­ли ме­ж­ду снеж­ны­ми суг­ро­ба­ми. Под­ня­лось солн­це, за­лив ма­ши­ну све­том. На ру­ле ле­жа­ли ру­ки Ку­ой­ла, по­рос­шие брон­зо­вы­ми во­ло­са­ми. Крас­но-ко­рич­не­вый сер­же­вый кос­тюм Уэй­ви стал по­хож на зо­ло­тое одея­ние. По­том этот вол­шеб­ный свет пре­вра­тил­ся в обык­но­вен­ный днев­ной, раз­де­лив­ший ланд­шафт на чер­ное и бе­лое: кам­ни и снег. И не­бо. Мыс­ли Ку­ой­ла о раз­вле­че­ни­ях не ос­тав­ля­ли ему тем для раз­го­во­ра. Он ни­как не мог раз­ру­шить по­вис­шее ме­ж­ду ни­ми мол­ча­ние. Про­бор­мо­тал ка­кой-то глу­пый во­прос о бес­ко­неч­ной пес­не Эл­ви­на Яр­ка. На са­мом де­ле она его со­вер­шен­но не ин­те­ре­со­ва­ла. Ему на­до бы­ло с че­го-то на­чать раз­го­вор.
      — Он по­ет ее, сколь­ко я се­бя пом­ню. «Гусь-ны­рок» уто­нул в мо­ре, а на суд­не под на­зва­ни­ем «Брюс» при­вез­ли ло­ся. Ло­ся из Нью-Брун­суи­ка. Я не знаю, ко­гда это бы­ло. На­вер­ное, во вре­ме­на Пер­вой ми­ро­вой. На Нью­фа­унд­лен­де не бы­ло ло­сей, по­ка их не за­вез­ли сю­да. — Для нее эта те­ма то­же не бы­ла ин­те­рес­ной, но зву­ки го­ло­сов в гро­мы­хаю­щей ма­ши­не при­но­си­ли об­лег­че­ние. Она по­ду­ма­ла о маль­чи­ке в шко­ле, ко­то­рый пла­кал над сво­им обе­дом из за­плес­не­ве­лых кре­ке­ров. Она да­ла ему сэн­двич с мя­сом ло­ся.
      — Сей­час их уже до­воль­но мно­го, — ска­зал Ку­ойл, сме­ясь и пы­та­ясь пой­мать ее об­вет­рен­ную ру­ку. То, что они уви­де­ли это жи­вот­ное на за­мерз­шем суг­ро­бе воз­ле до­ро­ги, по­ка­за­лось им зна­ме­ни­ем.
      К по­луд­ню они уже бы­ли воз­ле пор­тов, и от­крыв­шая­ся их взгля­дам си­няя во­да при­нес­ла обо­им ощу­ще­ние сча­стья. Ра­до­ст­ный си­ний, по­сле не­сколь­ких ме­ся­цев сплош­но­го льда.

***

      Уэй­ви в ма­га­зи­нах на Вод­ной ули­це, во­оду­шев­лен­ная и на­пу­ган­ная за­па­ха­ми но­вой ко­жи, от­де­лов с пар­фю­ме­ри­ей, вы­хлоп­ных га­зов. Она ку­пи­ла иг­ру­шеч­ную ко­ро­ву для Гер­ри и па­ру те­п­лых каль­сон для от­ца. Ко­роб­ку от­кры­ток на рас­про­да­же. Ку­хон­ный нож с крас­ной руч­кой, что­бы за­ме­нить ста­рый в ку­хон­ном шка­фу. Бю­ст­галь­тер в яр­кий цве­то­чек. Ей по­нра­ви­лась за­ме­ча­тель­ная шет­ланд­ская шерсть, из ко­то­рой мог бы по­лу­чить­ся хо­ро­ший сви­тер, но она ока­за­лась слиш­ком до­ро­гой. В од­ной вит­ри­не на слое льда она за­ме­ти­ла це­лую сцен­ку, вы­пол­нен­ную из мо­ре­про­дук­тов: ялик из фи­ле кам­ба­лы на вол­нах из кре­вет­ки и си­не-чер­ных ми­дий. Це­лая сем­га пред­став­ля­ла со­бой ма­як, ис­пус­каю­щий лу­чи из мер­цаю­щей мак­ре­ли. За­вер­ша­ла кар­ти­ну рам­ка из кра­бо­вых клеш­ней.
      У нее был спи­сок по­ку­пок для Ку­ой­ла и кон­верт с день­га­ми на оде­ж­ду для де­во­чек. Им бы­ли нуж­ны рей­ту­зы, вель­ве­то­вые брю­ки, сви­тер для Сан­шайн, нос­ки и тру­си­ки. Она по­лу­чи­ла ог­ром­ное удо­воль­ст­вие, по­ку­пая ве­щи для де­во­чек. К то­му, что бы­ло пе­ре­чис­ле­но в спи­ске, она са­ма до­ба­ви­ла ба­та­рей­ки, нос­ки с тон­кой кру­жев­ной от­дел­кой, два за­ме­ча­тель­ных шер­стя­ных бе­ре­та, жел­тый и ро­зо­ва­то-ли­ло­вый. Она бы­ла очень ос­то­рож­на и пом­ни­ла о кар­ман­ных во­рах, ко­то­ры­ми изо­би­ло­ва­ли го­ро­да. Съе­ла сэн­двич с жа­ре­ной го­вя­ди­ной и про­ве­ла ос­та­ток дня, за­хо­дя в рос­кош­ные ма­га­зи­ны и рас­смат­ри­вая вит­ри­ны. Она не по­тра­ти­ла боль­ше ни еди­но­го цен­та.

***

      Ку­ойл то­же де­лал по­куп­ки. Он хо­дил во­круг вит­рин с по­дар­ка­ми, пы­та­ясь вы­брать что-ни­будь для ку­зе­на. Кто зна­ет, что он пом­нит? Кто зна­ет, ка­кую жизнь он про­жил? Он ло­вил ры­бу и ома­ров. У не­го бы­ла со­ба­ка. Он бро­дил по но­чам. Вя­зал уз­лы.
      Он смот­рел на жур­на­лы и па­ке­ты с за­во­дской упа­ков­кой, по­ка не на­шел сен­ти­мен­таль­ную фо­то­гра­фию пу­де­ля в ме­тал­ли­че­ской рам­ке. Это по­дой­дет. Ку­ойл ска­зал про­дав­щи­це, что не ну­ж­да­ет­ся в упа­ков­ке, рас­пла­тил­ся и по­ло­жил по­куп­ку в кар­ман.
      Ста­рый ку­зен си­дел на пла­сти­ко­вом сту­ле с де­ре­вян­ны­ми под­ло­кот­ни­ка­ми. Он был со­всем один, воз­ле ок­на. Вы­гля­дел чис­то вы­мы­тым, был одет в бе­лую ру­ба­ху и ха­лат. На но­гах с чет­ко про­сту­паю­щи­ми ве­на­ми бы­ли бу­маж­ные тап­ки. Он при­сталь­но смот­рел на те­ле­ви­зор, под­ве­шен­ный на кон­тей­не­ре пря­мо под по­тол­ком. Изо­бра­же­ние бы­ло та­ким сма­зан­ным, что у ка­ж­до­го ли­ца бы­ло по два рта, че­ты­ре гла­за и до­пол­ни­тель­но­му кон­ту­ру скул. С эк­ра­на лы­сый муж­чи­на рас­ска­зы­вал о диа­бе­те. По­том шла за­жи­га­тель­ная рек­ла­ма ан­ти­фри­за с фраг­мен­та­ми хок­кей­но­го мат­ча и глад­ко­го льда.
      Ку­ойл встал на стул и умень­шил гром­кость зву­ка, на­жав на кноп­ки. Спус­тил­ся, сел. Ста­рик по­смот­рел на не­го.
      — Ты и сю­да при­шел?
      — Да, — ска­зал Ку­ойл. — Я при­шел, что­бы встре­тить­ся с ва­ми.
      — Да­ле­ко­ва­то за­брал­ся, да?
      — Да, — ска­зал Ку­ойл. — Да­ле­ко­ва­то. Но со мной за ком­па­нию прие­ха­ла Уэй­ви Про­уз. — И за­чем он это рас­ска­зы­ва­ет ста­ри­ку?
      — А, да. Она по­те­ря­ла му­жа.
      — Да. — Ку­ой­лу по­ка­за­лось, что ста­рый ку­зен на­хо­дит­ся в сво­ем уме. Он ог­ля­нул­ся в по­ис­ках ве­ре­вок с уз­ла­ми и ни­че­го не на­шел. — Ну, что ска­же­те? — Этот во­прос мог ка­сать­ся че­го угод­но.
      — О! Чу­дес­но! Еда чу­дес­ная! У них там шту­ки для мы­тья тор­чат пря­мо из по­тол­ков, сы­нок, во­да как бе­лый шелк. И мы­ло да­ют с пе­ной. Чув­ст­ву­ешь се­бя как маль­чиш­ка под эти­ми во­да­ми. Ка­ж­дый день да­ют но­вую оде­ж­ду. Бе­лую, как све­жий снег. И те­ле­ви­зор. И в кар­ты иг­ра­ют.
      — По­хо­же, здесь хо­ро­шо, — ска­зал Ку­ойл, ду­мая о том, что ста­ри­ка нель­зя от­прав­лять об­рат­но в зло­вон­ный хлев.
      — Нет, нет. Не все тут хо­ро­шо. В этом чер­то­вом мес­те пол­но по­ло­ум­ных. Я-то знаю, где на­хо­жусь. Но здесь так удоб­но, что я про­сто им по­дыг­ры­ваю. Они спра­ши­ва­ют: «Кто ты?» А я го­во­рю: «Джои Смол­вуд» или «Са­мый боль­шой краб в кор­зи­не». Они го­во­рят: «Ой, да он не в се­бе! Ос­та­вим его тут!»
      — Э, знае­те, в Якор­ной Ла­пе есть дом пре­ста­ре­лых «Зо­ло­той Век», так что мож­но бу­дет… — Но Ку­ойл и сам не знал, при­мут ли там его. Он опус­тил ру­ку в кар­ман и дос­тал фо­то­гра­фию пу­де­ля. Про­тя­нул ее ста­ри­ку. — Я при­нес вам по­да­рок.
      Ста­рик взял его в дро­жа­щие ру­ки и стал рас­смат­ри­вать. От­вер­нул­ся от Ку­ой­ла, в сто­ро­ну ок­на и мо­ря. Его ле­вая ру­ка под­ня­лась и при­кры­ла гла­за.
      — Я вя­зал про­тив те­бя уз­лы. Вы­зы­вал вет­ры. Ов­цы сдох­ли. Сне­жок не мо­жет вой­ти в дом.
      Как тя­же­ло. Ку­ойл жа­лел, что не при­нес ста­ри­ку ко­роб­ку шо­ко­лад­ных кон­фет. Но он дол­жен до­ве­сти все до кон­ца.
      — Ку­зен Но­лан. — Как стран­но зву­чат эти сло­ва. Но, про­из­не­ся их, он по­чув­ст­во­вал, что тем са­мым при­вя­зал се­бя к это­му дро­жа­ще­му ста­ри­ку. — Ку­зен Но­лан. Это все уже в про­шлом. Не ви­ни­те се­бя. Вы мо­же­те не­мно­го по­до­ж­дать, по­ка я по­смот­рю, как об­сто­ят де­ла в до­ме пре­ста­ре­лых «Зо­ло­той Век»? Там жи­вет мно­го лю­дей из Якор­ной Ла­пы и Бе­зы­мян­но­го. Вы же по­ни­мае­те, что вам нель­зя воз­вра­щать­ся на мыс Пе­ре­вер­ну­тый?
      — Я ни­ко­гда не хо­тел там жить! Я хо­тел стать лет­чи­ком. Хо­тел ле­тать. Ко­гда Линд­берг пе­ре­сек Ат­лан­ти­ку, мне бы­ло два­дцать семь лет! Ви­дел бы ты ме­ня то­гда! Я был та­кой силь­ный! Он был здесь, на Нью­фа­унд­лен­де. Вы­ле­тел от­сю­да. Они все бы­ли здесь: Брен­дан, Лиф Эрик­сон, Джон Ка­бот, Мар­ко­ни, Ла­ки Лин­ди. Здесь про­ис­хо­ди­ли ве­ли­кие ве­щи. Я все­гда это знал. Я знал, что ро­дил­ся для под­ви­гов. Но с че­го на­чать? Ку­да ехать? Про­бо­вал за­нять­ся рыб­ной лов­лей, но ме­ня про­зва­ли Ку­ойл Шкваль­ный. По­ни­ма­ешь, я был не­ве­зу­чим, при­тя­ги­вал пло­хие вет­ры. Не вез­ло мне. Ни­ко­му из Ку­ой­лов не вез­ло. Вот и при­шлось мне жить од­но­му. А в кон­це я по­те­рял на­де­ж­ду.
      Ку­ойл ска­зал, что ра­зуз­на­ет все о до­ме пре­ста­ре­лых в Якор­ной Ла­пе, а по­ка не бу­дет под­пи­сы­вать ни­ка­ких бу­маг.
      Ста­рик по­смот­рел на дверь, за спи­ну Ку­ой­ла.
      — А где Аг­нис? Она ни ра­зу не при­хо­ди­ла ме­ня на­вес­тить.
      — Че­ст­но ска­зать, не знаю, по­че­му она не прие­ха­ла.
      — А, да я знаю, по­че­му она не хо­чет ме­ня ви­деть. Ей стыд­но! Ей про­сто стыд­но от то­го, что я знаю. Она как-то при­бе­жа­ла в наш дом, ко­гда еще бы­ла ма­лень­кой де­воч­кой. При­шла к мо­ей ста­ру­хе за по­мо­щью, умо­ля­ла ее по­мочь. Кри­ча­ла и пла­ка­ла. Эти гряз­ные жен­ские де­лиш­ки! Я ви­дел, как она вы­ка­пы­ва­ла ко­рень этой «гла­за­стой» яго­ды. Вот уж точ­но гла­за дья­во­ла, под­смат­ри­ваю­ще­го за на­ми из кус­тов. Ста­ру­ха сва­ри­ла из это­го кор­ня чер­ный дья­воль­ский чай и да­ла ей вы­пить, пря­мо там, на кух­не. Она у нас всю ночь про­ве­ла, ора­ла так силь­но, что я не мог ус­нуть. Ут­ром смот­рю — она еще здесь, глаз не под­ни­ма­ет, к сте­не от­вер­ну­лась. А в та­зу ка­кая-то кровь. «Ну что? — го­во­рю. — Все за­кон­чи­лось?» — «За­кон­чи­лось», — го­во­рит мне ста­ру­ха. И я по­шел в свою лод­ку. Это все ее брат, этот не­ук­лю­жий здо­ро­вяк Гай Ку­ойл. Взял ее, ко­гда она бы­ла со­всем дев­чон­кой.
      Ку­ойл по­чув­ст­во­вал, как у не­го от­крыл­ся рот. Зна­чит, те­туш­ка то­же бы­ла на ост­ро­ве Ноч­ных Кош­ма­ров. И это сде­лал его соб­ст­вен­ный отец! Бо­же!
      — Я зай­ду ут­ром, — про­бор­мо­тал он. — Вам что-ни­будь нуж­но?
      Ста­рик смот­рел на фо­то­гра­фию пу­де­ля. Раз­во­ра­чи­ва­ясь, что­бы уй­ти, Ку­ойл за­ме­тил, что его взгляд блес­нул бе­зу­ми­ем. Он вспом­нил от­вра­ти­тель­ный рас­сказ Бил­ли о Но­ла­не и его мерт­вой же­не. Той са­мой ста­ру­хе. О том, что он де­лал с тру­пом. Эти Ку­ой­лы…

***

      В рес­то­ра­не гос­ти­ни­цы Ку­ойл за­ка­зал ви­на. Скром­ное бор­до, ки­слое, с за­па­хом проб­ки. Уэй­ви гра­ци­оз­но при­под­ня­ла свой бо­кал. Ви­но сра­зу уда­ри­ло в го­ло­ву, и они за­го­во­ри­ли без ос­та­нов­ки. Ни о чем. Он слы­шал ее глу­бо­кий го­лос, да­же ко­гда она мол­ча­ла. Ку­ойл за­был о ста­ри­ке и о том, что тот рас­ска­зал. Он чув­ст­во­вал се­бя пре­крас­но. Пре­крас­но. Уэй­ви опи­сы­ва­ла то, что ви­де­ла в ма­га­зи­нах и что но­вый тем­но-си­ний сви­тер Сан­шайн под­черк­нет ее яр­ко-ры­жие куд­ри. Она чув­ст­во­ва­ла, что на ней на­дет но­вый бю­ст­галь­тер. Она на­бра­ла тес­те­ров в пар­фю­мер­ном ма­га­зи­не, и те­перь вся­кий раз, как она под­ни­ма­ла ру­ку, от нее ис­хо­ди­ли вол­ны изы­скан­но­го аро­ма­та. Они смот­ре­ли друг на дру­га. Сна­ча­ла это бы­ли ко­рот­кие взгля­ды, по­том они пре­вра­ти­лись в прон­зи­тель­ные дли­тель­ные пред­вест­ни­ки бли­зо­сти. Зве­не­ли бо­ка­лы. Мас­ло тая­ло на их но­жах. Ку­ойл уро­нил кре­вет­ку, Уэй­ви за­смея­лась. Он ска­зал, что все вре­мя ро­ня­ет кре­вет­ки. Они оба за­ка­за­ли эс­ка­лоп из те­ля­ти­ны. Еще од­на бу­тыл­ка ви­на.
      По­сле та­ко­го ужи­на ки­но бы­ло поч­ти лиш­ним, но они все рав­но по­шли ту­да. Что-то о фран­цуз­ском за­твор­ни­ке, ко­то­рый под­смат­ри­вал за людь­ми сквозь жа­лю­зи и иг­рал с хлеб­ным но­жом.
      На­ко­нец они по­шли в кро­вать.
      Уй­э­ви, оце­пе­нев­шая и ка­кая-то по­ник­шая, ле­жа­ла в боль­ших ру­ках Ку­ой­ла.
      — Зна­ешь, имен­но в этом оте­ле мы с Ге­роль­дом про­ве­ли свой ме­до­вый ме­сяц.

***

      Ут­ром ад­ми­ни­ст­ра­тор кли­ни­ки ска­зал, что се­го­дня ста­ри­ка на­ве­щать нель­зя. Он вы­ло­мал стек­ло из порт­ре­та пу­де­ля и бил им всех, кто к не­му под­хо­дил. Ему вко­ло­ли тран­кви­ли­за­то­ры. Во­прос о «Зо­ло­том Ве­ке» от­пал сам со­бой.

      Не­сколь­ко не­дель сто­ял силь­ней­ший хо­лод. Ку­ой­лу бы­ло те­п­ло в сви­те­ре и курт­ке. Ста­рый «уни­вер­сал» дре­без­жал и чи­хал мо­то­ром и в кон­це кон­цов про­сто за­глох не­да­ле­ко от ре­дак­ции «Бол­туш­ки». Он вы­лез из ма­ши­ны, упер­ся в стой­ку пле­чом, дер­жа ру­кой руль, по­ка­тил ее, по­том прыг­нул на си­де­нье и по­пы­тал­ся сно­ва за­вес­ти. Дви­га­тель ожил на ко­рот­кие се­кун­ды, по­том сно­ва за­глох. Ма­ши­на ти­хо под­ка­ти­лась к про­ржа­вев­ше­му «дод­жу» Бил­ли. На­вер­ное, за­мерз бен­зо­про­вод. Мо­жет быть Бил­ли зна­ет, чем ему по­мочь.
      Бил­ли пе­ре­ска­зал ему не­сколь­ко со­об­ще­ний, пе­ре­дан­ных по те­ле­фо­ну. Два звон­ка от ди­рек­то­ра шко­лы, где учи­лась Бан­ни. Он дол­жен не­мед­лен­но по­зво­нить. Он бро­сил­ся зво­нить. Серд­це би­лось где-то воз­ле гор­ла. Толь­ко бы с Бан­ни все бы­ло в по­ряд­ке.
      — Мис­тер Ку­ойл. Се­го­дня ут­ром Бан­ни ста­ла ви­нов­ни­цей про­ис­ше­ст­вия. Во вре­мя пе­ре­ме­ны. Мне очень жаль об этом го­во­рить, но она толк­ну­ла од­ну из учи­тель­ниц. Мис­сис Лам­бал. Очень силь­но толк­ну­ла. Че­ст­но ска­зать, Бан­ни да­же сби­ла ее с ног. Она у вас круп­ный и силь­ный ре­бе­нок для сво­его воз­рас­та. Нет, это не бы­ло слу­чай­но­стью. Это был од­но­знач­но осоз­нан­ный по­сту­пок. Вы са­ми по­ни­мае­те, что мис­сис Лам­бал рас­строе­на и не по­ни­ма­ет, за что ее толк­нул ре­бе­нок. Бан­ни от­ка­зы­ва­ет­ся что-ли­бо объ­яс­нять. Она си­дит пря­мо на­про­тив ме­ня и от­ка­зы­ва­ет­ся со мной раз­го­ва­ри­вать. Мис­тер Ку­ойл, вам луч­ше прие­хать и за­брать де­воч­ку. Мис­сис Лам­бал да­же не зна­ет Бан­ни. Она не ве­дет у них за­ня­тий.
      — Бил­ли, я возь­му твой гру­зо­вик? В мо­ем за­мерз бен­зо­про­вод.

***

      Бан­ни вы­ве­ли из ка­би­не­та ди­рек­то­ра, и она си­де­ла в ко­ри­до­ре в шап­ке и курт­ке, сло­жив ру­ки. Ли­цо по­крас­нев­шее, но ре­ши­тель­ное. На Ку­ой­ла да­же не смот­рит. От­го­ро­ди­лась от всех.
      Ди­рек­тор с лас­ко­вым ли­цом, в ко­рич­не­вом шер­стя­ном кос­тю­ме. Ног­ти как лож­ки в су­ве­нир­ной лав­ке. Она дер­жа­ла в ру­ках ка­ран­даш, буд­то бы ее пре­рва­ли во вре­мя пись­ма. Вла­ст­ный го­лос, до­ве­ден­ный за го­ды не­пре­рыв­ной прак­ти­ки до со­вер­шен­ст­ва.
      — Учи­ты­вая об­стоя­тель­ст­ва, я не ви­жу дру­го­го вы­хо­да, кро­ме вре­мен­но­го от­стра­не­ния ее от за­ня­тий. До тех пор, по­ка Бан­ни не объ­яс­нит сво­его по­ступ­ка и не при­не­сет из­ви­не­ний мис­сис Лам­бал. Так, Бан­ни, я даю те­бе по­след­ний шанс. Да­вай в при­сут­ст­вии от­ца по­ста­рай­ся все объ­яс­нить. Ска­жи, по­че­му ты толк­ну­ла бед­ную мис­сис Лам­бал?
      Мол­ча­ние бы­ло им от­ве­том. Ку­ойл уви­дел по вы­ра­же­нию ли­ца сво­ей де­воч­ки, что ее на­столь­ко пе­ре­пол­ня­ли гнев и оби­да, что она про­сто бы­ла не в со­стоя­нии раз­го­ва­ри­вать.
      — Пой­дем, — мяг­ко ска­зал он. — Я прие­хал на гру­зо­ви­ке Бил­ли.
      Он кив­нул ди­рек­то­ру, ко­то­рая бро­си­ла ка­ран­даш на стол с рез­ким зву­ком.
      В гру­зо­вич­ке Бан­ни раз­ры­да­лась.
      — Ты толк­ну­ла учи­тель­ни­цу?
      — Да!
      — По­че­му?
      — Она са­мая пло­хая! — И не про­ро­ни­ла боль­ше ни сло­ва. Так Ку­ойл до­вез ее до до­ма Би­ти, ду­мая о том, что все на­чи­на­ет­ся сна­ча­ла.
      — Зна­чит, мис­сис Лам­бал? — Бро­ви Би­ти взле­те­ли вверх. — Го­то­ва по­спо­рить на три пе­че­нья, что у те­бя бы­ли на это при­чи­ны.
      — Бы­ли, — ска­за­ла Бан­ни, сдер­жи­вая сле­зы. Би­ти под­толк­ну­ла Ку­ой­ла к две­ри и взма­хом по­зва­ла его за со­бой.
      Толь­ко к обе­ду он ус­лы­шал рас­сказ о том, что там про­изош­ло. Рас­ска­зы­ва­ла Би­ти. Со слов Мар­ти.
      — Мис­сис Лам­бал — «за­пас­ной» учи­тель. Она ве­дет уро­ки, толь­ко за­ме­няя за­бо­лев­ших или ко­ман­ди­ро­ван­ных учи­те­лей. Се­го­дня ей дос­тал­ся класс «осо­бен­ной об­ра­зо­ва­тель­ной про­грам­мы». Она оде­ла их и вы­ве­ла на ули­цу. В этом клас­се учит­ся Гер­ри Про­уз. Бед­ня­га Гер­ри, вый­дя на хо­лод­ный воз­дух, по­ни­ма­ет, что ему на­до в туа­лет. Он пы­та­ет­ся ска­зать об этом мис­сис Лам­бал. Под­пры­ги­вая на мес­те. Ну, ты же зна­ешь, как раз­го­ва­ри­ва­ет Гер­ри. Но учи­тель­ни­ца не про­сто не по­ня­ла его или, мо­жет, на­обо­рот, по­ня­ла, но на гла­зах у всех по­ста­ви­ла его к кир­пич­ной сте­не в на­ка­за­ние за пло­хое по­ве­де­ние. Ка­ж­дый раз, ко­гда он пы­тал­ся ска­зать ей, в чем де­ло, она из­де­ва­лась над ним и от­тал­ки­ва­ла на­зад. Гер­ри рас­пла­кал­ся и в кон­це кон­цов опи­сал­ся. Сто­ял в мок­рых шта­нах и стра­дал от уни­же­ния. И в этот мо­мент по­яв­ля­ет­ся ан­гел от­мще­ния, мисс Бан­ни Ку­ойл, под­ле­та­ет к ним на пол­ной ско­ро­сти и сби­ва­ет злоб­ную мис­сис Лам­бал с ног, бро­са­ясь ей под ко­ле­ни. Все ос­таль­ное не важ­но. Ку­ойл, ес­ли бы она бы­ла мо­ей до­че­рью, я бы на­гра­ди­ла ее ме­да­лью. Толь­ко ула­дить все в шко­ле бу­дет не­про­сто. Ди­рек­то­ра ни­ко­гда не при­зна­ют ви­ну за сво­им учи­те­лем. Учи­те­лей очень ма­ло. Да­же та­ких, как мис­сис Лам­бал. Так что она бу­дет во всем ее вы­го­ра­жи­вать.
      Ко­гда тем ве­че­ром Ку­ойл раз­го­ва­ри­вал по те­ле­фо­ну с те­туш­кой, он не знал, что эта но­вость так за­де­нет ее за жи­вое. Слы­ши­мость бы­ла пло­хая, скрип и скре­жет, буд­то там, в про­во­дах, где-то си­де­ла чай­ка. Она, не ко­леб­лясь, се­ла на ут­рен­ний са­мо­лет, и вско­ре ди­рек­тор шко­лы име­ла сча­стье ви­деть пе­ред со­бой три по­ко­ле­ния Ку­ой­лов. Но­вая при­чес­ка те­туш­ки, в сти­ле Сент-Джон­са, по­хо­жая на шлем, вы­даю­щая­ся че­люсть Ку­ой­ла, и Бан­ни ме­ж­ду ни­ми.
      Ей при­шлось мно­го вы­слу­шать от те­туш­ки, но Ку­ойл сгла­дил уг­лы, объ­яс­нил все ло­гич­но и спо­кой­но и под­вел и ди­рек­то­ра, и Бан­ни к вза­им­ным из­ви­не­ни­ям. Ди­рек­тор из­ви­ни­лась лег­ко, по­то­му что зна­ла о ско­ром пе­ре­ез­де мис­сис Лам­бал на Ве­ли­кие Во­до­па­ды, где та со­би­ра­лась от­крыть хри­сти­ан­ский книж­ный ма­га­зин. Бан­ни же из­ви­не­ния да­лись тя­же­ло, по­то­му что она по-преж­не­му оце­ни­ва­ла все, что про­ис­хо­ди­ло во­круг нее, ис­хо­дя из дет­ских по­ня­тий пра­виль­но­го и не­пра­виль­но­го.

***

      За­кру­ти­лись ко­ле­са судь­бы. В суб­бо­ту Ку­ойл, как обыч­но, по­ехал к Эл­ви­ну Яр­ку, взяв с со­бой Уэй­ви и де­тей. Она обер­ну­лась и по­смот­ре­ла на Бан­ни. Это был не тот взгляд, ко­то­рым взрос­лые обыч­но смот­рят на де­тей, про­ве­ряя, осоз­на­ют ли они свою ви­ну, по­ни­ма­ют ли то, что им го­во­рят, ка­кой дли­ны у них ног­ти, за­стег­ну­ты ли курт­ки и на­де­ты ли шап­ки. Она по­смот­ре­ла на нее так, как один взрос­лый смот­рит на дру­го­го, ска­зав ей о мно­гом без еди­но­го сло­ва. По­том взя­ла ее ру­ку и по­жа­ла.
      — Здрав­ст­вуй­те, здрав­ст­вуй­те, — ска­зал Гер­ри, ко­то­рый все­гда хо­ро­шо чув­ст­во­вал об­щее на­строе­ние.
      По до­ро­ге в Мо­на­ше­скую Су­му в ма­ши­не во­ца­ри­лось не­кое внут­рен­нее рав­но­ве­сие, ощу­ще­ние ред­кой гар­мо­нии, ко­то­рое уми­ро­тво­ри­ло всех пас­са­жи­ров.
      Уэй­ви и те­туш­ка Иви за­ни­ма­лись ков­ром с узо­ром из мор­ских птиц, ко­то­рый они сри­со­ва­ли с ка­лен­да­ря. Уэй­ви дос­тал­ся ту­пик. Бан­ни уш­ла с книж­кой к крес­лу-ка­чал­ке воз­ле ок­на. Здесь, по­ка стек­ло не по­кры­ва­лось мо­роз­ны­ми узо­ра­ми, кот Яр­ка на­блю­дал за лод­ка­ми на во­де, буд­то они бы­ли кры­са­ми. Сан­шайн и Гер­ри вы­та­щи­ли иг­руш­ки из крас­но­го рюк­зач­ка пар­ниш­ки.
      Чуть поз­же Сан­шайн все же пе­ре­бра­лась по­бли­же к жен­щи­нам, по­сту­ки­вав­шим крюч­ка­ми и про­дер­ги­вав­шим пет­ли яр­кой шер­сти, ук­ла­ды­ваю­щей­ся в за­мы­сло­ва­тый узор. Она по­чув­ст­во­ва­ла ще­ко­чу­щий ноз­д­ри за­пах пень­ко­вой ос­но­вы. Уэй­ви под­миг­ну­ла ей. Сан­шайн по­доб­ра­лась еще бли­же и до­тро­ну­лась паль­цем до ту­пи­ка. Ей ужас­но хо­те­лось по­про­бо­вать сде­лать это са­мой.
      — Вот так, — ска­за­ла Уэй­ви, на­крыв сво­ей ру­кой дет­скую ру­ку, по­мо­гая ей под­це­пить крюч­ком нить блед­ной шер­сти.
      Бан­ни пе­ре­вер­ну­ла стра­ни­цу и по­гла­ди­ла ко­та но­гой в нос­ке. В от­вет раз­да­лось рас­ка­ти­стое мур­лы­ка­нье. Она от­влек­лась от чте­ния.
      — Пе­тал по­па­ла в ав­то­мо­биль­ную ка­та­ст­ро­фу в Нью-Йор­ке, по­это­му не мо­жет сю­да прие­хать. Это по­то­му, что ей не про­снуть­ся. Я бы мог­ла ее раз­бу­дить, но я слиш­ком да­ле­ко от нее. Вот я вы­рас­ту и по­еду ту­да, к ней.
      «Что на­толк­ну­ло ее на эти мыс­ли?» — по­ду­ма­ла Уэй­ви.

***

      В мас­тер­ской хо­зяй­ни­чал Ярк. Он был взвол­но­ван. Сне­га бы­ло мно­го, бу­ри и вью­ги сви­реп­ст­во­ва­ли по-преж­не­му, но по­че­му-то ло­мал­ся лед, тю­ле­ни ухо­ди­ли даль­ше в за­лив, трес­ка не­рес­ти­лась, а сельдь как-то стран­но ма­нев­ри­ро­ва­ла. Он чув­ст­во­вал, как ме­ня­ет­ся жизнь, и его тя­ну­ло на про­мы­сел. Пой­мать па­ру тю­ле­ней или про­сто по­стре­лять по айс­бер­гам. В об­щем, он жа­ж­дал дви­же­ния. Но его гла­за бы­ли уже слиш­ком сла­бы для это­го и сле­зи­лись от от­ра­жен­но­го сне­гом све­та. Так бы­ло еще два­дцать лет на­зад, не­смот­ря на то что его же­на де­ла­ла ему на гла­за чай­ные ком­прес­сы. Имен­но по­это­му он был вы­ну­ж­ден сей­час ра­бо­тать в су­мрач­ной мас­тер­ской.
      За по­след­ние не­де­ли он по­ста­вил и за­кре­пил кли­ном киль, вы­ров­нял, скре­пил и уси­лил кар­кас лод­ки.
      — Те­перь она уже что-то со­бой пред­став­ля­ет. Се­го­дня мы зай­мем­ся раз­мет­кой дре­ве­си­ны.
      С по­мо­щью сво­их ис­тер­ших­ся ле­кал он вы­ме­рил весь фор­ште­вень, сле­дуя по не­ви­ди­мой гла­зу ли­нии, и что-то бор­мо­тал Ку­ой­лу. Он под­счи­тал, где долж­на на­хо­дить­ся се­ре­ди­на кор­пу­са, раз­ме­тил киль по­втор­но, толь­ко уже на не­сколь­ко сан­ти­мет­ров вы­ше се­ре­дин­ной от­ме­ти­ны. От­счи­тал от старн­по­ста ме­сто для кре­п­ле­ния га­ка. Ку­ойл при­вел в по­ря­док ря­ды ста­ме­сок и пил и вы­гля­нул сквозь при­по­ро­шен­ное опил­ка­ми ок­но на за­лив. Раз­мет­ка все еще про­дол­жа­лась. Ярк рас­счи­тал глу­би­ну лод­ки по пра­ви­лам и фор­му­лам, ко­то­рые он дер­жал в го­ло­ве.
      — Дай-ка мне вон ту пи­лу, па­рень, — ска­зал Ярк.
      Ка­за­лось, он раз­го­ва­ри­вал с на­би­тым ртом. Ку­ойл пе­ре­дал ему пи­лу, по­том ста­ме­ску, по­том сно­ва пи­лу, по­том еще раз ста­ме­ску и на­кло­нил­ся, что­бы по­смот­реть, как Ярк про­би­ва­ет в де­ре­ве паз, что­бы по­том вста­вить в не­го еще од­ну де­ре­вян­ную часть кор­мы. По­том, на­ко­нец, ему бы­ло по­зво­ле­но при­кос­нуть­ся к де­ре­вян­ным за­го­тов­кам. Он их дер­жал, по­ка ста­рый мас­тер кре­пил их креп­ки­ми ско­ба­ми, ко­то­рые на­зы­вал шпо­ра­ми.
      — А те­перь бу­дем про­би­вать паз на старн­по­сте, сы­нок.
      Ме­тал­ли­че­ские кре­п­ле­ния вгры­за­лись в де­ре­во на­мерт­во. Ярк по­ло­жил ру­ки на бед­ра и от­ки­нул­ся со сто­ном на­зад.
      — Мож­но и пре­рвать­ся, раз мы так мно­го сде­ла­ли. Уэй­ви прие­ха­ла?
      — Да. Де­ти то­же.
      — Де­ти долж­ны все вре­мя быть ря­дом. Это про­дле­ва­ет че­ло­ве­ку мо­ло­дость. — Он от­каш­лял­ся и сплю­нул. — Так ко­гда вы, двое, ре­ши­тесь?
      Он вы­клю­чил свет и в во­ца­рив­шем­ся су­мра­ке мас­тер­ской по­вер­нул­ся и при­сталь­но по­смот­рел на Ку­ой­ла. Тот не сра­зу по­нял, о чем его спра­ши­ва­ли. Тре­щи­на на ли­це, слу­жив­шая Яр­ку ртом, уд­ли­ни­лась. Это бы­ла не улыб­ка, а, ско­рее, ору­жие, при­зван­ное вме­сте с этим не­лег­ким во­про­сом об­на­жить тай­ные и яв­ные на­ме­ре­ния Ку­ой­ла.
      Ку­ойл вздох­нул, буд­то по­сле тя­же­лой ра­бо­ты.
      — Я не знаю, — от­ве­тил он.
      — Из-за маль­чи­ка?
      Ку­ойл по­ка­чал го­ло­вой. Как он мо­жет это объ­яс­нить? Ска­зать, что он лю­бит Пе­тал, а не Уэй­ви, что его спо­соб­ность лю­бить вы­го­ре­ла за ту, ко­рот­кую жизнь? Да, был мо­мент, ко­гда вспых­ну­ла ис­кра, и, в оп­ре­де­лен­ном смыс­ле, она все еще не по­гас­ла. Но Ку­ой­лу, для ко­то­ро­го лю­бовь бы­ла си­но­ни­мом уни­же­ния, бы­ло слож­но оп­ре­де­лить­ся со свои­ми чув­ст­ва­ми. С Уэй­ви он ощу­щал толь­ко спо­кой­ст­вие, уют и тихую ра­дость. Он все же ре­шил от­ве­тить:
      — Де­ло в Ге­роль­де. Ее му­же. Она не пе­ре­ста­ет ду­мать о нем. Она глу­бо­ко при­вя­за­на к вос­по­ми­на­ни­ям о нем.
      — Ге­рольд Про­уз! — Ярк по­до­шел к две­ри и за­крыл ее. — Я те­бе рас­ска­жу кое-что о Ге­роль­де Про­узе. Ко­гда он про­пал, во мно­гих до­мах вздох­ну­ли с об­лег­че­ни­ем. Ты, на­вер­ное, слы­хал о му­жи­ках, ко­то­рые вро­де ко­тов, да? Так вот, это как раз про Ге­роль­да. Он на­пло­дил бас­тар­дов по все­му по­бе­ре­жью, от Сент-Джон­са до Воз­вра­ще­ния. Тут да­же за­ба­ву при­ду­ма­ли: смот­реть вни­ма­тель­но на де­тей и оп­ре­де­лять, не по­хо­жи ли они на Ге­роль­да. Очень час­то они ока­зы­ва­лись по­хо­жи­ми.
      — А Уэй­ви об этом зна­ла?
      — Ко­неч­но зна­ла. Он пре­вра­тил ее жизнь в кош­мар. Он де­лал это пря­мо у нее на гла­зах. Про­па­дал на не­де­ли, ме­ся­цы, по­ка не на­гу­ли­вал­ся. Нет, па­рень, Ге­рольд те­бе не по­ме­ха. Прав­да, ста­ра­ясь со­хра­нить па­мять о Ге­роль­де в ро­зо­вом цве­те, она по­ста­ви­ла на се­бе крест. А что ей ос­та­ва­лось де­лать? А по­том еще этот маль­чик. Я не мо­гу ска­зать пар­ниш­ке, ро­див­ше­му­ся при та­ких об­стоя­тель­ст­вах, что его отец был уро­дом. Я знаю, что она из Ге­роль­да чуть не свя­то­го сде­ла­ла. Толь­ко ку­да это ее при­ве­дет? — Он сно­ва от­крыл дверь.
      — Во вся­ком слу­чае, не на­встре­чу но­вой жиз­ни, — ска­зал Ку­ойл, ко­то­рый сно­ва от­ве­чал на ри­то­ри­че­ский во­прос.
      — Это уже как по­смот­реть. Иви ис­пек­ла хле­ба. Мы мог­ли бы пе­ре­ку­сить и вы­пить по чаш­ке чаю. — ска­зал он и по­хло­пал Ку­ой­ла по пле­чу.

***

      Охо­та на тю­ле­ней на­ча­лась в мар­те. На пе­ре­до­вой бы­ло не­сколь­ко ино­стран­цев. Да, пе­ре­до­вая, воз­ле Лаб­ра­до­ра, где грен­ланд­ский тю­лень вы­на­ши­вал по­том­ст­во и ли­нял в ук­ры­тии ле­дя­ных то­ро­сов. Лю­ди сго­ра­ли, за­мер­за­ли и то­ну­ли там ве­ка­ми. Их ста­ло не­мно­го мень­ше, ко­гда по цвет­но­му те­ле­ви­де­нию впер­вые по­ка­за­ли, как они за­би­ва­ют зве­рей ду­бин­ка­ми.
      Ты­ся­чи тю­ле­ней при­хо­ди­ли в за­лив, и воз­бу­ж­ден­ные жи­те­ли по­бе­ре­жья бро­са­лись на них со всем, что по­па­да­лось под ру­ку.
      В че­ты­ре ут­ра при сияю­щем яр­ком све­те Джек Баг­гит вы­пил по­след­нюю чаш­ку чаю и по­до­шел к крюч­ку за печ­кой, где ви­се­ла его курт­ка. На ру­ках у не­го бы­ли свя­зан­ные за­бот­ли­вой же­ной пер­чат­ки. Он взял ру­жье, ко­роб­ку с па­тро­на­ми по­ло­жил в кар­ман. Вы­клю­чил свет и по­шел по тем­но­му ко­ри­до­ру до две­рей. Дверь за ним ти­хо за­кры­лась.
      Хо­лод­ный воз­дух за­пол­нил его гор­ло, как ле­дя­ная во­да. Не­бо бы­ло по­хо­же на сеть, в ко­то­рую по­па­лись мер­цаю­щие звез­ды.
      Воз­ле плат­фор­мы он по­гру­зил ру­жье в тро­ну­тый из­мо­ро­зью ялик. Ру­жье, ду­бин­ка, не хва­та­ло толь­ко нор­веж­ско­го «ха­ка­пик», удоб­но­го ин­ст­ру­мен­та, по­зво­ляю­ще­го взо­брать­ся на скольз­кий ле­до­вый от­кос. Ну что ж, ры­бак дол­жен поль­зо­вать­ся лю­бой воз­мож­но­стью при­нес­ти до­бы­чу. Нож, жид­кость от по­жел­те­ния, то­пор, ко­ло­тый лед, вед­ра, пла­ст­мас­со­вая ме­тел­ка, ве­рев­ка, по­ли­эти­ле­но­вые меш­ки. Джек све­же­вал ту­ши на льду. Все на­до бы­ло де­лать по пра­ви­лам или не за­ни­мать­ся этим во­об­ще.
      Про­ве­рил то­п­ли­во и дви­нул­ся впе­ред, от ближ­не­го льда ко льду да­ле­ко­му.
      Око­ло по­луд­ня он уже под­пол­зал на жи­во­те по ле­дя­ным рас­ще­ли­нам к ста­ду тю­ле­ней.
      Пер­вых он под­стре­лил, ко­гда еще не бы­ло вось­ми. Ко­рот­ко взгля­нул на мут­нею­щий глаз, кос­нул­ся зрач­ка, по­том пе­ре­вер­нул тол­стое жи­вот­ное на спи­ну и сде­лал ров­ный пря­мой над­рез от че­лю­сти до хво­ста. У не­го за спи­ной бы­ло бо­лее шес­ти­де­ся­ти лет прак­ти­ки на тю­лень­их льди­нах. Прав­да, ему при­выч­нее бы­ло де­лать это в боль­шой ком­па­нии, а не иг­рать в оди­но­ко­го рейнд­же­ра, как сей­час. Джек вспом­нил Гар­ри Клью­са, зна­ме­ни­то­го жи­во­де­ра, ко­то­рых! мог ос­ве­же­вать са­мо­го жир­но­го тю­ле­ня тре­мя бы­ст­ры­ми дви­же­ния­ми но­жа. Но как у это­го пар­ня во­ня­ло изо рта! С ним не­воз­мож­но бы­ло на­хо­дить­ся в од­ном по­ме­ще­нии. Жен­щи­ны все­гда при­кры­ва­ли но­сы ру­ка­ми. Так он и жил, сам с со­бой. Тя­же­лая бы­ла жизнь, эти охо­ты на тю­ле­ней… А в са­мом кон­це Гар­ри Кльюс, экс­перт сво­его гряз­но­го ис­кус­ст­ва, был сфо­то­гра­фи­ро­ван над сво­ей до­бы­чей, и эта фо­то­гра­фия на пер­вой об­лож­ке обош­ла все стра­ны ми­ра, вы­зы­вая все­об­щее не­го­до­ва­ние и по­ри­ца­ние.
      Он под­дел но­жом жир и об­ре­зал плав­ни­ко­вые ве­ны, пе­ре­вер­нул тю­ле­ня на рас­пах­ну­тый жи­вот пря­мо на чис­тый лед. За­ку­рил си­га­ре­ту и стал ждать, по­ка алая кровь не впи­та­ет­ся в снег и лед. По­ду­мал о том, что кровь — вер­ная спут­ни­ца убий­ст­ва.
      По­том, сняв пер­чат­ки, сре­зал всю шку­ру с те­ла, ста­ра­ясь со­хра­нить на ней ров­ный слой жи­ра, вы­ре­зал плав­ни­ки и от­ло­жил их в сто­ро­ну. От­вер­стия бы­ли ма­лень­ки­ми и очень точ­ны­ми. Он опо­лос­нул плав­ник в мо­ре, по­то­му что на­сы­щен­ная же­ле­зом кровь ис­пор­тит шку­ру, ос­та­вив на ней не­смы­вае­мые пят­на. По­ло­жил на лед, ме­хом вниз, и сно­ва вер­нул­ся к ту­ло­ви­щу.
      Ух­ва­тил и вы­ре­зал ды­ха­тель­ное гор­ло, лег­кие, же­лу­док, ки­шеч­ник, не тро­нув пле­вы, раз­ре­зал та­зо­вую кость, за­тем ос­то­рож­но об­ре­зал плоть во­круг ану­са, ста­ра­ясь не за­деть ки­шеч­ник. По­том он ос­то­рож­но вы­нул всю мас­су внут­рен­но­стей и вы­ло­жил ее на снег. Вы­лил не­сколь­ко ве­дер хо­лод­ной мор­ской во­ды в ту­шу, что­бы ос­ту­дить и вы­мыть ее. Об­ра­зо­вал­ся бас­сейн со сте­на­ми из пло­ти.
      Он от­нес шку­ру по­даль­ше от мес­та раз­дел­ки ту­ши, по­ло­жил ее на снег ме­хом вверх, смах­нул с не­го ка­п­ли во­ды пла­ст­мас­со­вой щет­кой и про­пи­тал жид­ко­стью от по­жел­те­ния. За­ме­ча­тель­но. «Это сам­ка», — по­ду­мал он.

***

      Од­на­ж­ды Уэй­ви при­шла к Ку­ой­лу пе­ред ужи­ном в дом Бер­ков. Она при­нес­ла кор­зин­ку, Гер­ри ска­кал за ней, во­ло­ча по до­ро­ге пал­ку. Мо­ре по-преж­не­му бы­ло по­кры­то пе­ре­лив­ча­ты­ми об­ла­ка­ми ка­пу­ст­но­го цве­та. Она от­кры­ла дверь кух­ни и про­шла ту­да, где Ку­ойл ки­пя­тил во­ду для спа­гет­ти. Да, ко­неч­но, она при­шла пеш­ком, ска­за­ла она. В кор­зи­не она при­нес­ла пи­рог с мя­сом из тю­лень­их ласт.
      — Ты ска­зал, что ни ра­зу его не про­бо­вал. Это вкус­но. На­чин­ка сде­ла­на из пле­че­во­го сус­та­ва, ну, зна­ешь. На са­мом де­ле, это не лас­ты. Это мя­со тю­ле­ня, ко­то­ро­го до­был Кен. Го­во­рит, это бы­ло в по­след­ний раз. Ско­ро он уез­жа­ет в То­рон­то.
      Нет, она ос­тать­ся не мо­жет. Ку­ойл бы­ст­ро за­пи­хал де­тей в курт­ки, ос­та­вил пи­рог на сто­ле и по­вез ее до­мой. Ос­та­но­вил­ся воз­ле ог­ра­ды. Ее ру­ки ле­жа­ли на руч­ке кор­зи­ны, его ру­ка — на ее ру­ках. Он чув­ст­во­вал жар ее паль­цев всю до­ро­гу до до­ма Бер­ков.
      Пи­рог был тя­же­лым от жир­но­го тем­но­го мя­са в аро­мат­ном со­усе. Сан­шайн съе­ла толь­ко ко­роч­ку из тес­та, с тру­дом до­ж­дав­шись раз­ре­ше­ния вер­нуть­ся к сво­им ка­ран­да­шам. На ее ри­сун­ке был чет­кий крест над бес­по­ря­доч­но раз­бро­сан­ны­ми штри­ха­ми и ли­ния­ми.
      — Это Бан­ни, — ска­за­ла Сан­шайн. — Она ле­тит над во­дой. — И она за­смея­лась, от­крыв рот с мел­ки­ми зу­ба­ми.
      Позд­ним ве­че­ром Ку­ойл до­ел весь пи­рог и вы­ли­зал блю­до. Он все еще дер­жал его в ру­ках, ко­гда дверь кух­ни от­кры­лась и в нее сно­ва во­шла Уэй­ви.
      — Гер­ри спит у от­ца, — ска­за­ла она, — а я бу­ду спать здесь.
      Она с тру­дом пе­ре­во­ди­ла дух от бе­га.
      На­стоя­щие нью­фа­унд­ленд­ские по­це­луи в ту ночь на вкус на­по­ми­на­ли пи­рог с мя­сом из ласт тю­ле­ня.

***

      Да­же че­рез три или че­ты­ре не­де­ли по­сле то­го ве­че­ра он все еще ду­мал об этом пи­ро­ге. И вспо­ми­нал два сы­рых яй­ца, по­да­рен­ных ему Пе­тал. В ко­то­рые он вло­жил столь­ко смыс­ла. Как глу­по.
      — Пе­тал не­на­ви­де­ла го­то­вить, — ска­зал Ку­ойл Уэй­ви. — Она во­об­ще ни­ко­гда ни­че­го не го­то­ви­ла.
      Он вспом­нил о том, как сам го­то­вил ей обе­ды и ужи­ны, за­жи­гал ду­рац­кие све­чи, скла­ды­вал сал­фет­ки, буд­то бы это име­ло ка­кое-то зна­че­ние, и в ито­ге ужи­нал один, в ком­па­нии с ра­дио­при­ем­ни­ком. По­том с ним за сто­лом си­де­ли де­ти, ко­то­рых он кор­мил кон­сер­ви­ро­ван­ны­ми спа­гет­ти, вы­ти­рая дет­ское пю­ре с ма­лень­ких под­бо­род­ков.
      — Од­на­ж­ды она по­да­ри­ла мне два яй­ца. Два сы­рых яй­ца в по­да­рок. — Он сде­лал из них ом­лет и на­кор­мил им Пе­тал с ло­жеч­ки, буд­то бы она бы­ла пти­ца, вы­си­жи­ваю­щая птен­цов. А скор­лу­пу от этих яиц он со­хра­нил в спе­ци­аль­ной ко­ро­боч­ке на пол­ке над хо­ло­диль­ни­ком. На­вер­ное, они там так и ле­жат до сих пор.
      — Но тос­ты-то она вам на­вер­ня­ка де­ла­ла, хо­тя бы вре­мя от вре­ме­ни.
      — Ее прак­ти­че­ски ни­ко­гда не бы­ва­ло до­ма. Днем она ра­бо­та­ла. А ве­че­ра­ми и на вы­ход­ных она раз­вле­ка­лась с при­яте­ля­ми. Я знаю, что она бы­ла с ни­ми.
      — С при­яте­ля­ми?
      Ему при­дет­ся все на­звать свои­ми име­на­ми.
      — Пе­тал раз­вле­ка­лась с муж­чи­на­ми. Ей нра­ви­лись муж­чи­ны, — ска­зал Ку­ойл. — Очень. — Ему ка­за­лось, что он не смог объ­яс­нить, что хо­тел, но Уэй­ви его по­ня­ла и вздох­ну­ла, це­дя воз­дух сквозь зу­бы. Как же она рань­ше не по­ня­ла, что здесь что-то не так? Ку­ойл все­гда рас­ска­зы­вал о сво­ей люб­ви, но ни ра­зу не об­мол­вил­ся о са­мой жен­щи­не. Те­перь она мог­ла по­де­лить­ся с ним са­мым глав­ным сво­им сек­ре­том.
      — Зна­ешь, — ска­за­ла она, — а Ге­рольд был баб­ни­ком.
      Она вспом­ни­ла, как он вва­ли­вал­ся в дом на рас­све­те, рас­про­стра­няя за­пах та­ба­ка, ро­ма и чу­жой пло­ти. Ло­жил­ся го­лым на чис­тое бе­лье. Его лоб­ко­вые во­ло­сы бы­ли лип­ки­ми по­сле бур­но про­ве­ден­ной но­чи. «Это все­го лишь су­чий сок, жен­щи­на, — го­во­рил он, — так что за­ткнись».
      Она вздох­ну­ла и сно­ва про­из­нес­ла его имя:
      — Ге­рольд…
      — М-м, — ска­зал Ку­ойл.
      — Он не про­пус­кал ни од­ной юб­ки, — про­дол­жи­ла Уэй­ви. — А со мной об­ра­щал­ся как со сточ­ной ямой. При­хо­дил по­сле гу­ля­нок и вы­ти­рал об ме­ня всю их грязь. Ко­гда он в ме­ня кон­чал, мне ка­за­лось, что его так рвет. Я ни­ко­му об этом не го­во­ри­ла, толь­ко те­бе.
      Дли­тель­ное мол­ча­ние. Ку­ойл от­каш­лял­ся. Хва­тит ли у не­го ду­ху сно­ва по­смот­реть на нее? Поч­ти хва­ти­ло.
      — Зна­ешь, я по­нял кое-что, что мне бы­ло не­по­нят­но год на­зад, — ска­зал Ку­ойл. — Пе­тал бы­ла не­хо­ро­шей жен­щи­ной. И ка­жет­ся, я имен­но за это ее и лю­бил.
      — Да. Так же и я с Ге­роль­дом, — ска­за­ла Уэй­ви. — Как буд­то ты чув­ст­ву­ешь, что не за­слу­жи­ва­ешь луч­ше­го. Чем ху­же ста­но­вит­ся, тем боль­ше ты в это ве­ришь. Что с то­бой долж­но про­ис­хо­дить имен­но это, а ина­че и быть не мо­жет. По­ни­ма­ешь, что я хо­чу ска­зать?
      Ку­ойл кив­нул. И про­дол­жал ки­вать, ды­ша сквозь сжа­тые гу­бы, по­сви­сты­вая, буд­то об­ду­мы­вал что-то важ­ное. В это вре­мя кра­сав­чик Ге­рольд и вос­хи­ти­тель­ная Пе­тал по­сте­пен­но по­ки­да­ли за­ко­ул­ки па­мя­ти. Да, так и бы­ло.

***

      Ку­ойл ни­как не мог при­вык­нуть к зре­ли­щу вя­жу­ще­го Бен­ни Фад­жа. Он од­ним ма­хом про­гла­ты­вал сэн­дви­чи, вы­тас­ки­вал но­сок и на­чи­нал сту­чать спи­ца­ми как за­прав­ская ру­ко­дель­ни­ца. Это мог­ло про­дол­жать­ся око­ло по­лу­ча­са. На этот раз, за­кон­чив с од­ним из­де­ли­ем из го­лу­бой пря­жи, он при­нял­ся за бе­лую шерсть, вы­вя­зы­вая не­что по­хо­жее на коф­ту.
      Ку­ойл по­пы­тал­ся по­шу­тить:
      — Эх, ес­ли бы ты пи­сал с той же лов­ко­стью, как вя­жешь! — Бен­ни под­нял на не­го оби­жен­ные гла­за.
      — У не­го та­лант не толь­ко к вя­за­нию. Бен­ни был луч­шим сре­ди по­чин­щи­ков се­тей. Он зна­ет пе­ре­пле­те­ния се­ти луч­ше, чем свою соб­ст­вен­ную же­ну. Прав­да, Бен­ни? — Бил­ли под­миг­нул Ку­ой­лу.
      — Не со­всем, — от­ве­тил Бен­ни. Чер­ные во­ло­сы упа­ли ему на ли­цо, ко­гда он на­кло­нил­ся над сво­ей ра­бо­той.
      — На са­мом де­ле пи­шет он то­же не­пло­хо. — ска­зал Ку­ойл, же­лая ус­по­ко­ить пар­ня. Бил­ли кив­нул, но бы­ло вид­но, что он все еще ду­ма­ет о вя­за­нии и ис­кус­ст­ве за­ни­мать ру­ки.
      — Джек до сих пор не­мно­го вя­жет, прав­да не так, как рань­ше. Он от­лич­но вя­зал. Но у не­го ни­ко­гда не бы­ло та­кой хват­ки, ко­то­рой у нас сла­вит­ся Бен­ни. Бен­ни в этом смыс­ле как во­ди­тель гру­зо­ви­ка. Ну, пом­нишь, то­го, что пе­ре­во­зил кон­тей­не­ры ме­ж­ду Мон­реа­лем и Сент-Джон­сом?
      Ку­ойл по­ду­мал о Парт­рид­же. Он дол­жен по­зво­нить ста­ро­му дру­гу и обо всем рас­ска­зать. Толь­ко вот о чем? О том, что он уме­ет чис­тить трес­ку во вре­мя со­ве­ща­ния о раз­ме­ще­нии рек­ла­мы и стои­мо­сти пе­ча­ти? О том, что он не мо­жет по­ве­рить в то, что лю­бовь мо­жет быть не чер­но­го цве­та тос­ки и не крас­но­го, цве­та одер­жи­мо­сти?
      — Он гнал на пол­ной ско­ро­сти че­рез Но­ва-Ско­тию и Нью-Брун­су­ик, про­су­нув ру­ки сквозь ру­ле­вое ко­ле­со и ра­бо­тая спи­ца­ми как вя­заль­ная ма­ши­на. К то­му вре­ме­ни, как он подъ­ез­жал к Мон­реа­лю, у не­го уже бы­ва­ли го­то­вы сви­тер или коф­та, ко­то­рые он за хо­ро­шую це­ну про­да­вал в су­ве­нир­ных лав­ках как из­де­лие руч­ной ра­бо­ты.
      — Мо­жет, и мне так де­лать? — ска­зал Бен­ни Фадж. — Не зна­ешь, слу­ча­ем, сколь­ко он вы­ру­чал?
      — Не знаю. Но мо­гу рас­ска­зать про не­го дру­гую ис­то­рию. Го­нит он как-то по транс­ка­над­ской ав­то­трас­се и вя­жет при­мер­но с той же ско­ро­стью, с ко­то­рой не­сет­ся его гру­зо­вик, и тут его за­ме­ча­ет офи­цер до­рож­но­го пат­ру­ля. Бро­са­ет­ся за ним вдо­гон­ку, и ока­зы­ва­ет­ся, что для то­го, что­бы его дог­нать, ему при­хо­дит­ся ид­ти сто со­рок ки­ло­мет­ров в час! Ну, по­рав­нял­ся он с ним. и да­вай сиг­на­лить, чтоб тот ос­та­но­вил­ся. Но па­рень так за­нят вя­за­ни­ем, что ни­че­го не ви­дит и едет даль­ше!
      Это бы­ла од­на из ба­ек Бил­ли. Ку­ойл слег­ка улыб­нул­ся.
      — Офи­цер ми­га­ет фо­на­ря­ми — ни­ка­кой ре­ак­ции. В кон­це кон­цов ему при­хо­дит­ся вы­су­нуть­ся в ок­но и за­кри­чать: «При­ми впра­во! Впра­во при­ми!» Ко­гда па­рень на­ко­нец за­ме­ча­ет его. он за­ду­мы­ва­ет­ся, а по­том го­во­рит: «Ка­кой прой­мы? Я уже поч­ти все до­вя­зал!»
      Бен­ни Фадж да­же не улыб­нул­ся, а до­воль­ный Бил­ли скри­пу­че за­хи­хи­кал.

***

      Ко­гда за­кон­чил­ся се­зон охо­ты на тю­ле­ней, Джек пе­ре­клю­чил­ся на лов­лю сель­ди. У не­го для это­го бы­ли спе­ци­аль­ные ло­вуш­ки.
      Ку­ой­лу это нра­ви­лось боль­ше все­го: си­деть на ка­ме­ни­стом бе­ре­гу, спря­тав­шись от вет­ра за ка­мень, и по­во­ра­чи­вать над уг­ля­ми се­реб­ри­стую сельдь. Эти хо­лод­ные пик­ни­ки воз­ле мо­ря бы­ли вос­хи­ти­тель­ны. Уэй­ви из вы­бро­шен­но­го на бе­рег брев­на и кам­ней де­ла­ла стол. Гер­ри на­хо­дил уп­ру­гие во­до­рос­ли. Солн­це со­гре­ва­ло не­боль­шие, по­рос­шие тра­вой уча­ст­ки скло­на, по ко­то­рым но­си­лись на­пе­ре­гон­ки Бан­ни и Сан­шайн.
      — Уэй­ви, — зве­нел го­лос Сан­шайн. — Уэй­ви, ты взя­ла зе­фир?
      — Да, де­воч­ка. Ма­лень­ки­ми ку­соч­ка­ми.
      «Де­воч­ки на Лу­жай­ке», — по­ду­мал Ку­ойл, гля­дя на до­че­рей. Вне­зап­но все вста­ло на свои мес­та. Сло­ва от­ца Бил­ли чет­ко сов­па­ли с жиз­нью Ку­ой­ла. Лю­бов­ни­ца-Дья­во­ли­ца. Стой­кая Жен­щи­на. Де­воч­ки на Лу­жай­ке. Вы­со­кая и Ти­хая Жен­щи­на.
      Бан­ни бе­жа­ла к ним, дер­жа ру­ки ла­дош­кой. Она как стре­ла, все­гда ле­те­ла к це­ли. Ма­лень­кая не­под­виж­ная пти­ца, со­вер­шен­ная в сво­ей кра­со­те, под­жав лап­ки, ле­жа­ла на дет­ских ла­до­нях.
      — Это мерт­вая пти­ца, — ска­за­ла Уэй­ви. — У бед­няж­ки сло­ма­на шея. — Го­ло­ва пти­цы дей­ст­ви­тель­но без­воль­но бол­та­лась. Она не ска­за­ла ни сло­ва ни о смер­ти, ни о не­бе­сах. Бан­ни по­ло­жи­ла пти­цу на ка­мень и по­сто­ян­но воз­вра­ща­лась к не­му, что­бы сно­ва на нее по­смот­реть.
      Сельдь коп­ти­лась на ды­му, де­ти иг­ра­ли, пры­гая во­круг и спра­ши­вая: «Па­па! Па­па! Ко­гда же они бу­дут го­то­вы?»
      «Па­па!» — ска­зал Гер­ри. И под­нял круг­лое ли­цо вверх, гор­дясь сво­ей со­об­ра­зи­тель­но­стью.

***

      — Гос­по­ди, да ты ху­же чай­ки, — ска­зал Джек, на­блю­дая за тем, как Ку­ойл сгре­бал сельдь в вед­ро.
      — Я мо­гу съесть весь улов.
      — Ес­ли бы у те­бя ни­че­го не по­лу­чи­лось с га­зе­той, те­бе стои­ло бы за­нять­ся ры­бал­кой. Те­бя к это­му тя­нет, я ви­жу. Зна­ешь, что в ней са­мое при­ят­ное? Бе­решь в лод­ку ма­лень­кую печ­ку, ско­во­род­ку и чу­ток за­со­лен­ной сви­ни­ны и го­то­вишь луч­шую еду, ко­то­рую ты ко­гда-ли­бо про­бо­вал. По­это­му ты ни­ко­гда и не ви­дишь, что­бы ры­бак брал с со­бой ко­роб­ки с обе­да­ми. Ес­ли он про­го­ло­да­ет­ся, то най­дет спо­соб се­бя на­кор­мить. Ни­ко­гда при­го­тов­лен­ная на бе­ре­гу еда не срав­нит­ся с тем, что ты толь­ко что вы­та­щил из мо­ря. Схо­дишь со мной как-ни­будь — уз­на­ешь.
      Че­рез две не­де­ли сельдь ис­чез­ла не­объ­яс­ни­мым об­ра­зом, и штат «Бол­туш­ки» вре­мен­но со­кра­тил­ся в раз­ме­рах, по­ка Бил­ли, Ку­ойл и Ден­нис по­мо­га­ли Дже­ку чи­нить ста­рые ло­вуш­ки для ома­ров и пле­сти но­вые. А Бен­ни Фадж уе­хал в бух­ту Мис­ки, что­бы уда­лить все свои зу­бы.
      — Вот уж не знаю, по­лу­чит­ся ли ло­вить этих ома­ров: на се­бя или на всех вас.
      — Хо­тел бы я пой­ти на ома­ра, — ска­зал Бил­ли. — На ома­ре мож­но хо­ро­шо за­ра­бо­тать. Толь­ко вот мне не по­лу­чить ли­цен­зию. Един­ст­вен­ный спо­соб — пой­ти вме­сте с Ден­ни­сом.
      — Я го­тов, — ска­зал Ден­нис.
      — В дру­гой раз, — от­ре­зал Джек. Ко­рот­ко и вес­ко. Он за­ви­до­вал при­ви­ле­ги­ям сы­на и хо­тел удер­жать его на бе­ре­гу. В безо­пас­но­сти. Это был его по­след­ний сын.
      — При­хо­ди как-ни­будь, мы сва­рим боль­шо­го ома­ра, лад­но? — пред­ло­жил Бил­ли. — Да­же ес­ли нам при­дет­ся ку­пить его у ко­го-ни­будь на Бе­зы­мян­ном. Жаль толь­ко, что нам не­че­го вро­де празд­но­вать.
      — По­че­му? — ска­зал Ку­ойл. — В суб­бо­ту воз­вра­ща­ет­ся те­туш­ка, и мы уст­раи­ва­ем в ее честь ве­че­рин­ку в мо­ем до­ме. Толь­ко вот я со­мне­ва­юсь, что там бу­дет омар.
      В са­рае Дже­ка, в уг­лу, ле­жа­ли кам­ни. Яко­ря от ло­ву­шек для ома­ров, по­яс­нил он. Гру­зи­ла.

      Ко­гда Эл­вин Ярк дос­тал из кар­ма­на ста­рое, по­тер­тое ле­ка­ло, звяк­нул бе­гу­нок на мол­нии его сви­те­ра. По­ра при­ни­мать­ся за ра­бо­ту. За день до это­го он на­пил­ся очи­щаю­ще­го от­ва­ра, ос­во­бо­дил ки­шеч­ник и те­перь был го­тов к под­ви­гам. Он от­ме­тил ка­ран­да­шом мес­та для па­зов на ки­ле. Об­шив­ка все еще не бы­ла вы­стру­га­на из вы­гну­той дре­ве­си­ны, сто­яв­шей вдоль сте­ны. Сквозь ок­но вид­не­лась пус­тая до­ро­га. Мур­лы­кая се­бе под нос или на­пе­вая, он по­до­шел к пол­ке, ко­то­рая тя­ну­лась по вер­ху всей сте­ны, он вы­тя­нул от­ту­да де­ре­вян­ные строи­тель­ные ры­би­ны, вы­ло­жил их по все­му кар­ка­су, от но­са до кор­мы. И по­лу­чи­лась лод­ка.
      «Эх. Ку­ойл про­пус­тил са­мое ин­те­рес­ное. Он не ви­дел, как она поя­ви­лась из ни­че­го».
      Ярк сно­ва по­смот­рел в ок­но. Там бы­ли толь­ко ап­рель­ские во­ды, по­бле­ски­вав­шие на сне­гу, как ис­кри­стые улыб­ки све­та. Буд­то кру­жев­ная ска­терть мед­лен­но са­ма по се­бе раз­во­ра­чи­ва­лась во всю дли­ну. Кло­чья пе­ны по­ка­чи­ва­лись воз­ле свай. За мы­сом вид­не­лись кус­ки айс­бер­гов, ос­кол­ки льдин пла­ва­ли ог­ром­ны­ми си­ни­ми фраг­мен­та­ми в бес­по­кой­ной во­де.
      На­ко­нец по­ка­зал­ся раз­бра­сы­ваю­щий во все сто­ро­ны ко­мья гря­зи «уни­вер­сал» Ку­ой­ла. Ку­ойл ос­та­но­вил­ся в две­рях. Тем­но-крас­ный сви­тер за­це­пил­ся за гвоздь. Нерв­но по­тре­пал вы­тя­нув­шую­ся пет­лю, в то вре­мя как лю­бой дру­гой на его мес­те про­сто дер­нул бы пле­чом, что­бы ос­во­бо­дить­ся. Ска­зал, что не мо­жет за­дер­жать­ся на­дол­го, по­то­му что хо­чет ус­петь к ужи­ну в честь воз­вра­ще­ния те­туш­ки. Они с Уэй­ви все ут­ро ту­ши­ли ры­бу, так что еды хва­ти­ло бы для за­то­п­ле­ния сред­не­го тан­ке­ра. Эл­вин и Иви про­сто обя­за­ны прий­ти по­мочь все это съесть.
      — Я люб­лю ве­се­лить­ся, — ска­зал Ярк. — Те­туш­ка уже прие­ха­ла или толь­ко едет?
      Ку­ойл встре­тил те­туш­ку в пол­день у Олень­е­го Озе­ра. Она хо­ро­шо вы­гля­де­ла. В ней бур­ли­ли энер­гия и но­вые идеи.
      Ку­ойл же меч­тал. Ви­тал мыс­ля­ми да­ле­ко от это­го мес­та. Ко­гда Ярк по­про­сил его по­дать ин­ст­ру­мент, он дал со­вер­шен­но не то, что на­до.
      — Столь­ко все­го про­ис­хо­дит, — про­бор­мо­тал он.
      Его мыс­ли бы­ли за­ня­ты стра­ни­цей «Стиль жиз­ни». Не­ис­ся­кае­мый по­ток пи­сем. Они боль­ше не пуб­ли­ко­ва­ли опи­са­ний птичь­их кор­му­шек, а за­ни­ма­лись по­ис­ка­ми ле­кар­ст­ва от тос­ки по до­му. Ни­кто из по­ки­нув­ших род­ные мес­та не смог най­ти по­коя. «При­дет день, и я обя­за­тель­но вер­нусь!» — пи­са­ли они. Но ни­кто не воз­вра­щал­ся. Про­шлая жизнь бы­ла для них слиш­ком тес­на и боль­ше им не под­хо­ди­ла.
      Ярк на­пе­вал свою бес­ко­неч­ную пе­сен­ку: «Эх, „Гусь-ны­рок”, те­бе во­да не впрок, она хле­щет сквозь ще­ли. Си­деть те­бе на ме­ли, „Гусь”, как си­дит дру­жок твой „Брюс”. На всех мо­ре од­но — и всех ждет его дно». Он пел и пе­ре­но­сил раз­мет­ку на не­оте­сан­ные дос­ки.
      — Мо­жешь за­брать свою лод­ку в сле­дую­щую суб­бо­ту. Она бу­дет го­то­ва.
      «Сла­ва бо­гу! — по­ду­мал Ку­ойл. — Че­ло­век спа­са­ет­ся от пыт­ки бес­ко­неч­ной пес­ней».
      Свет­ло-ко­рич­не­вый па­ук рез­во по­бе­жал по верх­ней кром­ке строи­тель­ной ры­би­ны.
      — По­го­да ме­ня­ет­ся. Вон пау­ки как ска­чут весь день, и ко­ле­ни у ме­ня тре­щат. Лад­но, да­вай ре­зать за­го­тов­ки. «Вот „Брюс” сю­да ло­ся при­вез, и лось тут слав­нень­ко жи­вет».
      Ку­ойл по­смот­рел на свою лод­ку. Она ста­ла на­стоя­щей бла­го­да­ря де­ре­ву, из ко­то­ро­го ее со­бра­ли. Он ошиб­ся, спу­тав свер­шив­ший­ся факт с его пер­во­при­чи­ной. Эта лод­ка су­ще­ст­во­ва­ла в уме Яр­ка вот уже не­сколь­ко ме­ся­цев.
      Ярк от­пи­ли­вал и вы­рав­ни­вал, а Ку­ойл вы­страи­вал час­ти кор­пу­са вдоль сте­ны. Их из­ги­бы на­пом­ни­ли ему о Уэй­ви с ли­ро­об­раз­ны­ми бед­ра­ми, рас­ши­ряю­щи­ми­ся воз­ле та­лии, и уп­ру­ги­ми но­га­ми. Ес­ли они с ней по­же­нят­ся, не­у­же­ли Пе­тал так и бу­дет треть­ей в их по­сте­ли? Или треть­им бу­дет Ге­рольд Про­уз? Он пред­ста­вил се­бе, как де­мо­ни­че­ские лю­бов­ни­ки спле­та­ют­ся в стра­сти, ку­сая друг дру­га и по­ста­ны­вая, а они с Уэй­ви кор­чат­ся воз­ле из­но­жья кро­ва­ти, за­жму­рив гла­за и за­жав ру­ка­ми уши.
      Смер­ка­лось, они тя­же­ло ды­ша­ли, ус­та­нав­ли­вая и за­кре­п­ляя час­ти кор­пу­са.
      — Раз про­ку нет, его не жди, а луч­ше чай по­пить иди! — спел Ярк, ко­гда они вы­шли из су­мра­ка мас­тер­ской на ули­цу.
      Мо­ре и не­бо бы­ли по­хо­жи на два стек­лян­ных по­лот­на, стоя­щих под уг­лом друг к дру­гу Ма­як на мы­се чер­тил го­ри­зонт яр­ки­ми лу­ча­ми. Ок­на до­ма го­ре­ли яр­ко-оран­же­вым цве­том.
      — Слы­шал? — спро­сил Ярк, ос­та­нав­ли­ва­ясь на тро­пин­ке и пре­дос­те­ре­гаю­ще под­няв ру­ки с рас­то­пы­рен­ны­ми паль­ца­ми.
      — Что? — Ку­ойл слы­шал толь­ко ти­хое ды­ха­ние мо­ря где-то вни­зу. Он хо­тел до­мой.
      — Мо­ре. Я слы­шал боль­шую вол­ну. — Они стоя­ли под ян­тар­ным не­бом и слу­ша­ли. Тем­ные спу­тан­ные вет­ви кус­тар­ни­ка, утес, на­по­ми­нав­ший ме­мо­ри­аль­ную сте­лу.
      — Вот! Слы­шал? — Ярк схва­тил Ку­ой­ла за за­пя­стье, вы­тя­нув его ру­ку ту­да, ку­да до это­го по­ка­зы­вал сам, на се­ве­ро-вос­точ­ную часть за­ли­ва.
      В по­бле­ски­ваю­щей во­де све­тил­ся сгу­сток го­лу­бо­го све­та. Луч мая­ка про­ре­зал воз­дух над за­ли­вом, но не встре­тил ни­че­го на сво­ем пу­ти. А за ним в сгу­щаю­щем­ся су­мра­ке ше­ве­ли­лось, мер­ца­ло и пе­ре­ка­ты­ва­лось не­что тем­ное и не­из­вест­ное.
      — Это пред­вест­ник пло­хой по­го­ды. Я час­то та­кие ви­дел. Ско­ро по­го­да из­ме­нит­ся.
      Од­на­ко об­ман­чи­во яс­ное не­бо не пред­ве­ща­ло ни­че­го пло­хо­го.

***

      Пе­ред до­мом Вер­ков вдоль до­ро­ги стоя­ли лег­ко­вые ма­ши­ны и пи­ка­пы. Сквозь ку­хон­ное ок­но Ку­ойл уви­дел на­хо­дя­щих­ся там лю­дей. Он от­крыл дверь и во­шел в му­зы­ку. Уэй­ви иг­ра­ла «Джой Лард» на ак­кор­де­о­не, а Ден­нис по­дыг­ры­вал ей на ги­та­ре. А кто это по­ет? Би­ти вы­ну­ла из ду­хов­ки го­ря­чие про­тив­ни и про­кри­ча­ла ка­кую-то шут­ку. В от­вет раз­дал­ся взрыв сме­ха. Мэ­вис Бэнгз рас­ска­зы­ва­ла те­туш­ке о жен­щи­не в Сент-Джон­се, у ко­то­рой бы­ла ка­кая-то бо­лезнь гру­ди. Кен с дру­гом стоя­ли, при­сло­нив­шись к сте­не и сло­жив ру­ки. Они на­блю­да­ли за ос­таль­ны­ми, по­то­му что впер­вые ока­за­лись не на про­стой ку­хон­ной ве­че­рин­ке, а на зва­ном ужи­не.
      — Пап, — ска­за­ла Бан­ни, дер­гая Ку­ой­ла за на­по­ло­ви­ну сня­тую курт­ку. — Я так дол­го жда­ла, по­ка ты вер­нешь­ся до­мой! Пап, по­шли в мою ком­на­ту, я по­ка­жу те­бе, что нам при­нес­ла Уэй­ви. Пой­дем, пап. Ну пой­дем, по­жа­луй­ста.
      Она бы­ла чем-то воз­бу­ж­де­на. Он очень на­де­ял­ся, что де­ло бы­ло не в ее ри­сун­ках. Он бо­ял­ся уви­деть еще од­но де­ре­во, по­хо­жее на ка­пус­ту брок­ко­ли. Весь хо­ло­диль­ник уже был уве­шан ими.
      Ку­ойл по­зво­лил ей про­та­щить се­бя че­рез всю ком­па­нию, пой­мав на хо­ду взгляд Уэй­ви и ее улыб­ку, пред­на­зна­чен­ную толь­ко для не­го, и во­шел в ком­на­ту Бан­ни. По­ка он шел по сту­пе­ням, ему на ум при­шла мысль: мо­жет быть, лю­бовь бы­ла по­хо­жа на ко­роб­ку с кон­фе­та­ми раз­ных сор­тов, из ко­то­рой че­ло­ве­ку по­зво­ля­лось брать боль­ше, чем один раз? Ка­кие-то кон­фе­ты жгли и жа­ли­ли язык, ка­кие-то пах­ли ду­ха­ми. В не­ко­то­рых на­чин­ка бы­ла горь­кой, в не­ко­то­рых — сме­шан­ный с ме­дом яд. Что-то бы­ст­ро про­гла­ты­ва­лось, а что-то за­стре­ва­ло в гор­ле. И сре­ди обыч­ных мят­ных и сли­воч­ных ка­ра­ме­лек по­па­да­лись по-на­стоя­ще­му ред­кие, не­ко­то­рые бы­ли смер­тель­но опас­ны, а не­ко­то­рые да­ри­ли ти­хое спо­кой­ст­вие и ра­дость. Ка­кую из них вы­би­ра­ет он сей­час?
      Гер­ри и Сан­шайн ле­жа­ли на по­лу. Мар­ти по­до­дви­ну­ла мис­ку с во­дой по­бли­же к щен­ку лай­ки. Бе­лый мех, свер­ну­тый буб­ли­ком хвост. Ще­нок га­ло­пом ки­нул­ся к Бан­ни, схва­тил шну­рок на ее бо­тин­ке и при­нял­ся тя­нуть.
      — Это же бе­лая со­ба­ка, — он с тру­дом про­из­нес эти сло­ва. На­блю­дал за ней кра­еш­ком гла­за.
      — Это ез­до­вая со­ба­ка, пап. Уэй­ви при­вез­ла ее от бра­та, ко­то­рый вы­ра­щи­ва­ет ез­до­вых со­бак.
      — От Ке­на? Кен вы­ра­щи­ва­ет ез­до­вых со­бак? — Он знал, что это не Кен, но ни­как не мог по­нять, что про­ис­хо­дит. «Муж­чи­на край­не удив­лен, уви­дев в ком­на­те до­че­ри бе­лую со­ба­ку».
      — Да нет. Это дру­гой брат, Ос­кар. Тот, у ко­то­ро­го руч­ной тю­лень. Ну пом­нишь, мы ви­де­ли руч­но­го тю­ле­ня? Нас ту­да во­зил Кен. А еще Ос­кар обе­щал нау­чить ме­ня дрес­си­ро­вать ее. ко­гда она под­рас­тет. Пап, мы бу­дем уча­ст­во­вать в гон­ках, ес­ли она за­хо­чет. А еще я по­про­шу Шки­пе­ра Эла по­ка­зать мне, как де­лать ко­ма­тик. Это та­кие сан­ки. Мы ви­де­ли та­кие у Ос­ка­ра. Ко­гда я вы­рас­ту, то ста­ну гон­щи­цей на со­ба­ках.
      — И я, — ска­за­ла Сан­шайн.
      — Это са­мое при­ят­ное, что я слы­шал, де­воч­ки. Мои гон­щи­цы на со­бачь­их уп­ряж­ках. Вы уже при­ду­ма­ли ей имя?
      — Уор­рен, — ска­за­ла Бан­ни. — Уор­рен Вто­рая.
      — Уор­рен Вто­рая, — по­вто­рил Гер­ри.
      Ку­ойл по­нял, что его жизнь мо­жет прой­ти в ок­ру­же­нии ди­на­стии со­бак по име­ни Уор­рен.
      — Па­па, — про­шеп­та­ла Бан­ни. — У Гер­ри то­же бу­дет со­ба­ка. Брат Уор­рен Вто­рой. Ему по­да­рят ее зав­тра. Толь­ко не го­во­ри ему, по­то­му что это сек­рет.
      Ку­ойл спус­тил­ся вниз, что­бы об­нять те­туш­ку и по­том Уэй­ви. Его бли­зость к ней при­да­ла ему сме­ло­сти, и он по­це­ло­вал ее. Силь­ное ис­крен­нее объ­я­тие. За­жа­тый ме­ж­ду ни­ми ак­кор­де­он из­дал стран­ный звук. Этот де­мон­ст­ра­тив­ный лич­ный жест пуб­ли­ка встре­ти­ла кри­ка­ми и ап­ло­дис­мен­та­ми. Это бы­ло уже рав­но­силь­но объ­яв­ле­нию о на­ме­ре­ни­ях. Отец Уэй­ви си­дел за сто­лом. Од­на ру­ка ле­жа­ла на ко­ле­не, вто­рой он стря­хи­вал пе­пел си­га­ре­ты в блюд­це. Он кри­во­ва­то улыб­нул­ся Ку­ой­лу. Под­миг­нул, что­бы вы­ра­зить одоб­ре­ние, но не со­уча­стие. Так вот от ко­го Уэй­ви нау­чи­лась под­ми­ги­вать. Толь­ко Джек сто­ял в тем­ной кла­до­вой и смот­рел в ок­но.
      — Джек, — по­зва­ла его Би­ти. — Что это ты там сто­ишь? Что те­бе не да­ет по­коя?
      Она вы­та­щи­ла вы­со­кий бе­лый торт, по­кры­тый ро­зо­вым кре­мом. Вы­ло­жен­ные кон­фе­та­ми бу­к­вы: «Доб­ро по­жа­ло­вать, Аг­нис!» Ку­ойл съел два кус­ка и уже на­це­лил­ся на тре­тий, но он дос­тал­ся Бил­ли Прит­ти, ко­то­рый прие­хал позд­но. Его го­ло­ва бы­ла по­кры­та сне­гом. Он во­шел и про­сто сто­ял воз­ле пли­ты. Что-то в его по­зе го­во­ри­ло о том, что у не­го бы­ли важ­ные но­во­сти. Все муж­чи­ны в ком­на­те по­смот­ре­ли на не­го, хо­тя он не про­ро­нил ни сло­ва.
      — Мор­ские про­гно­зы ма­ло что го­во­рят, но я вам точ­но ска­жу: там со­би­ра­ет­ся что-то серь­ез­ное. Идет силь­ный снег. А ве­тер ду­ет уз­лов три­дцать, не мень­ше. С вос­то­ка, и ста­но­вит­ся все силь­нее. Я ду­маю, идет вью­га. По­слу­шай­те. — Ко­гда звук ак­кор­де­о­на за­тих и со­всем смолк, все ус­лы­ша­ли вой вет­ра во­круг до­ма. — Долж­но быть, это один из по­ляр­ных низ­ких вет­ров, ко­то­рый на стан­ци­ях не вид­но до тех пор, по­ка он не по­дой­дет со­всем близ­ко. Я, на­вер­ное, по­здо­ро­ва­юсь со все­ми да по­еду до­мой. Не нра­вит­ся мне все это, — ска­зал Бил­ли с на­би­тым ртом. Про­гноз не по­нра­вил­ся и всем ос­таль­ным.
      — Я бу­ду си­деть до­ма, при­ятель, — про­кри­чал Джек Ку­ой­лу. — Я, зна­ешь, чув­ст­во­вал, как она над­ви­га­ет­ся. Ес­ли я не убе­ру лод­ку, она ра­зо­бьет ее в щеп­ки. Мать по­едет с Ден­ни­сом. — Он по­ка­зал на же­ну и на Ден­ни­са. Все бы­ло по­нят­но.
      К де­вя­ти ча­сам обес­по­ко­ен­ные гос­ти разъ­е­ха­лись, ду­мая о за­ме­тен­ных до­ро­гах и раз­ло­ман­ных лод­ках.
      — По­хо­же, ты при­ве­ла ее за со­бой, те­туш­ка.
      Они си­де­ли на кух­не в ок­ру­же­нии та­ре­лок. Те­туш­ка дер­жа­ла в ру­ках свою пор­цию вис­ки. В ра­ко­ви­не ле­жал ске­лет из ви­лок.
      — Ни­ко­гда так не го­во­ри. Ни­ко­гда не го­во­ри че­ло­ве­ку, что он при­нес с со­бой шторм или вью­гу. Это са­мое пло­хое, что ты мо­жешь ему ска­зать. — Но ей бы­ло при­ят­но.

***

      Ча­сы с ма­ят­ни­ком, при­ве­зен­ные с эк­ва­то­ра в Се­вер­ное по­лу­ша­рие, бу­дут спе­шить. Арк­ти­че­ские ре­ки силь­нее раз­мы­ва­ют пра­вые бе­ре­га, а охот­ни­ки, по­те­ряв­шие­ся в се­вер­ных ле­сах, не­воль­но ухо­дят пра­вее вы­бран­но­го ими мар­шру­та из-за вра­ще­ния зем­ли под их но­га­ми. На се­ве­ре са­мые опас­ные за­пад­ные бу­ри час­то на­чи­на­ют­ся с вос­точ­но­го вет­ра. Все это свя­за­но с ко­рио­ли­со­вым эф­фек­том вра­ще­ния Зем­ли, соз­даю­ще­го вет­ры и по­то­ки воз­душ­ных масс, об­рат­ный по­ток и вих­ре­вые бу­ри.
      — Пе­ре­мен­чи­вый ве­тер, мерз­кая по­го­да, — бор­мо­тал Бил­ли Прит­ти, бо­ком съез­жая с хол­ма. Ве­тер те­перь дул под уг­лом в се­вер­ном на­прав­ле­нии.
      Не­сколь­ко дней на­зад он ви­дел пред­вест­ни­ков это­го вет­ра — ром­бо­вид­ные све­тя­щие­ся пят­на на мут­ном не­бе: поч­ти сра­зу уло­вил внут­рен­ним чуть­ем этот ве­тер, его на­прав­ле­ние, рас­чер­чен­ное эти­ми ром­ба­ми как по­мет­ка­ми на ста­рых кар­тах, на­зы­вае­мы­ми «ро­зой вет­ров». Кар­та вет­ров его по­бе­ре­жья по­ка­зы­ва­ла из­ме­не­ние на­прав­ле­ния с се­ве­ро-вос­точ­но­го на юго-за­пад­ное.
      К по­лу­но­чи ве­тер уже дул чет­ко на за­пад, и Бил­ли слы­шал его сто­ны и вой, за­яв­ляю­щие о при­хо­де од­но­го из са­мых страш­ных из­вест­ных че­ло­ве­ку вих­рей. Он был род­ст­вен­ни­ком Го­лу­бо­му Се­вер­но­му и хо­лод­ным Ба­лаа­сту и Лэнд­ла­шу, бра­том шква­лу Бы­чий Глаз, на­чи­нав­ше­му­ся с ма­лень­ко­го об­ла­ка с крас­но­ва­той серд­це­ви­ной, от­чи­мом Виндс-Гни­ру из нор­веж­ских саг, дя­дюш­кой Уил­лиу­оу из Аля­ски и ди­ко­му Дои­ни­он­ну из Ир­лан­дии, свод­ным бра­том Ко­ша­ве. тер­заю­щей юго­слав­ские рав­ни­ны рус­ской вью­гой, Степ­пе­ну­ин­ду и жес­то­ко­му бу­ра­ну от­кры­тых сте­пей Цен­траль­ной Азии, мо­роз­ным вью­гам и пур­ге из Си­би­ри и ме­те­ли из се­вер­ной час­ти Рос­сии, кров­ным бра­том Бли­зар­ду, ка­над­ско­му за­вы­ваю­ще­му вет­ру, ко­то­рый час­то на­зы­ва­ют про­сто Се­вер­ным вет­ром, и Пит­та­ра­ку, за­став­ляю­ще­му ды­мить­ся ле­дя­ные про­сто­ры Грен­лан­дии. Этот бе­зы­мян­ный по­ка ве­тер вгры­зал­ся в ска­лу сво­им не­ви­ди­мым, но твер­дым как сталь те­лом.
      Бил­ли по­мо­лил­ся в по­душ­ку за бед­ные ду­ши, ко­то­рые по­па­ли во власть волн в этот ве­чер. Длин­ные, по­кры­тые пе­ной, они раз­не­сут в щеп­ки трау­ле­ры и тан­ке­ры, ис­поль­зу­ют лю­бой не­дос­та­ток из­но­сив­ше­го­ся кор­пу­са.
      По­том ему при­шлось встать. Элек­три­че­ст­ва не бы­ло. Он про­брал­ся в тем­но­те к фо­на­рю, на­шел его и по­све­тил в ок­но. Там не бы­ло вид­но ни­че­го, кро­ме сне­га, кру­жа­ще­го­ся с та­кой ско­ро­стью, что ка­за­лось, буд­то воз­дух све­тит­ся.
      Бил­ли ос­то­рож­но от­крыл дверь, по­чув­ст­во­вал, как она рва­ну­лась, по­ви­ну­ясь дви­же­нию вет­ра, и с ог­ром­ным уси­ли­ем за­крыл ее сно­ва. На ку­хон­ном по­лу ос­тал­ся снеж­ный ве­ер с от­пе­чат­ком его бо­сой но­ги. В до­ме дре­без­жа­ли все ок­на, а сна­ру­жи стоя­ла ка­ко­фо­ния — гро­хот ве­дер, хло­па­нье ве­рев­ки и бре­зен­та, — вто­ря­щая вою вет­ра. Про­во­да, иду­щие от его до­ма к стол­бу, из­да­ва­ли та­кие прон­зи­тель­ные зву­ки, что у Бил­ли за­ше­ве­ли­лись во­ло­сы на го­ло­ве. Сю­да при­шел хо­лод пря­мо с лед­ни­ков и от­сю­да от­пра­вит­ся даль­ше, к ды­мя­ще­му­ся океа­ну. Он бро­сил по­ле­нья в тлею­щие уг­ли, но огонь ед­ва го­рел. Бил­ли по­нял, что ве­тер дул с та­кой си­лой и ско­ро­стью, что в ды­мо­хо­де об­ра­зо­ва­лась воз­душ­ная проб­ка. Буд­то свер­ху на тру­бу на­де­ли за­глуш­ку. Но это­го же не мо­жет быть!
      — Та­кой ве­тер мо­жет да­же с со­ба­ки шерсть сдуть, — ска­зал он. А его соб­ст­вен­ная со­ба­ка, Эл­вис, при­жа­ла уши и дер­ну­ла шку­рой на спи­не.

***

      В до­ме Бер­ков те­туш­ка об­ра­ти­ла вни­ма­ние на ро­кот мо­ря, низ­кий звук ко­то­ро­го пе­ре­да­вал­ся да­же нож­кам ее кро­ва­ти. Вы­ше по до­ро­ге мис­сис Баг­гит уз­на­ла в го­ло­се вет­ра сви­стя­щее ды­ха­ние сво­его то­ну­ще­го сы­на. Гер­ри, за­стыв под одея­лом, ощу­щал мощь бу­ри, чув­ст­вуя се­бя кро­хот­ным му­равь­ем на от­кры­том про­стран­ст­ве. А в Сент-Джон­се, ле­жа в сво­ей бе­лой кро­ва­ти, ста­рик дро­жал от ра­до­сти, что смог вы­звать та­кие си­лы с по­мо­щью сво­их уз­лов.
      Бан­ни по­до­шла к вою­щей тру­бе на кры­ше, под­ня­лась в воз­дух и по­плы­ла про­тив вет­ра че­рез за­лив, на ог­ром­ный ка­мень, где сто­ял при­вя­зан­ный зе­ле­ный дом. Она лег­ла на ка­мень и ста­ла смот­реть вверх. Сна­ча­ла при­под­ня­лась па­нель на кры­ше, по­том она ото­рва­лась и уле­те­ла. Тру­ба ды­мо­хо­да раз­ле­те­лась на кир­пи­чи, как кар­точ­ный до­мик. Ка­ж­дый из тро­сов сто­нал сво­им низ­ким го­ло­сом. Медь впи­ва­лась в ска­лу, брев­на до­ма виб­ри­ро­ва­ли. Со­тря­са­лись сте­ны, вы­стре­ли­вая гвоз­дя­ми в рас­па­хи­ваю­щие­ся две­ри. Дом рвал­ся к мо­рю.
      Раз­дал­ся треск, свист, и один трос обор­вал­ся. Взо­рва­лось стек­ло. Дом раз­вер­нул­ся, прон­зи­тель­но за­вы­ли ос­тав­шие­ся тро­сы.
      Бан­ни на­блю­да­ла за про­ис­хо­дя­щим, ле­жа на спи­не и вы­тя­нув ру­ки, буд­то свя­зан­ный за­клю­чен­ный, ко­то­рый не мо­жет дви­нуть­ся с мес­та. Дом при­под­нял­ся, и один его угол ока­зал­ся над кам­нем. По­том упал на­зад и сно­ва при­под­нял­ся. Раз­би­лось стек­ло, ото­рвал­ся вто­рой трос. Те­перь в воз­дух под­ня­лась вся зад­няя часть до­ма и сно­ва упа­ла. Слы­шал­ся треск бре­вен, звон стек­ла; по­су­да, кро­ва­ти и шка­фы — все ме­та­лось по по­лу внут­ри до­ма. Ящик с лож­ка­ми и вил­ка­ми ле­жал на бо­ку. Вы­ги­ба­лись сту­пе­ни.
      Рез­кий по­рыв вет­ра сдви­нул дом на вос­ток. Лоп­ну­ли по­след­ние тро­сы, и дом од­ним мощ­ным дви­же­ни­ем пе­ре­вер­нул­ся на­бок.
      Она за­кри­ча­ла. Про­сну­лась, за­би­лась на по­лу, пы­та­ясь убе­жать. За­вы­ваю­щий сна­ру­жи ве­тер толь­ко под­кре­пил ре­аль­ность кош­ма­ра. Ку­ойл во­рвал­ся в дверь и схва­тил ме­чу­ще­го­ся ре­бен­ка. Он бо­ял­ся за свою дочь, ко­то­рая поч­ти схо­ди­ла с ума от стра­ха.
      Од­на­ко ми­нут че­рез де­сять она уже бы­ла спо­кой­на, вы­пи­ла чаш­ку те­п­ло­го мо­ло­ка, вы­слу­ша­ла ло­гич­ные объ­яс­не­ния Ку­ой­ла о том, что шум вет­ра вы­звал у нее пло­хой сон, ска­за­ла, что го­то­ва ид­ти спать, ес­ли Уор­рен Вто­рая бу­дет спать на ее кро­ва­ти. Вме­сте с ней. Ко­гда Ку­ойл ос­то­рож­но спро­сил ее о том, что имен­но ей при­сни­лось, она уже ни­че­го не пом­ни­ла.

***

      В «Бол­туш­ке» Ку­ойл от­крыл но­вую руб­ри­ку: «Раз­би­тое по­бе­ре­жье», где раз­мес­тил фо­то­гра­фии ло­док, ва­ляю­щих­ся на ули­це, пе­ре­вер­ну­тых сне­го­очи­сти­те­лей. Бил­ли Прит­ти ус­та­лым го­ло­сом со­об­щил, что у них на­бра­лось мно­же­ст­во ма­те­риа­ла для ста­тей и ты­ся­чи ис­то­рий. Про­пав­шие ко­раб­ли, бо­лее со­ро­ка муж­чин, три жен­щи­ны и один ре­бе­нок уто­ну­ли ме­ж­ду Ве­ли­ки­ми Бе­ре­га­ми и за­ли­вом Свя­то­го Лав­рен­тия. Раз­би­тые су­да, по­те­рян­ные гру­зы. Бен­ни Фадж при­нес фо­то­гра­фии лю­дей, от­ка­пы­вав­ших за­не­сен­ные сне­гом ав­то­мо­би­ли.
      Гид­ро­ме­тео­ро­ло­ги­че­ская служ­ба го­во­ри­ла об ожи­даю­щем­ся рез­ком по­те­п­ле­нии.
      Оно при­шло в по­не­дель­ник. Жар­кий день, зем­ля ды­ми­лась от таю­ще­го сне­га, все кру­гом го­во­ри­ли о гло­баль­ном по­те­п­ле­нии. Под­та­яв­ший айс­берг про­шел ми­мо мы­са. Ку­ойл в од­ной ру­баш­ке щу­рясь смот­рел впе­ред. Ко­гда ему уда­ва­лось при­глу­шить свое бес­по­кой­ст­во о Бан­ни, он чув­ст­во­вал вне­зап­ные вол­ны ра­до­сти. Ка­за­лось, для них не бы­ло ни­ка­кой при­чи­ны, раз­ве что по­сте­пен­но уд­ли­няю­щие­ся дни, или вне­зап­ное те­п­ло, или яс­ный, про­зрач­ный воз­дух. Та­кой слад­кий, что ему ка­за­лось, буд­то он толь­ко что нау­чил­ся ды­шать.
      Позд­ним ут­ром от­кры­лась дверь ком­на­ты но­во­стей. Там стоя­ла Уэй­ви. Ко­то­рая ту­да ни­ко­гда не при­хо­ди­ла. Она по­ма­ни­ла его к се­бе и за­шеп­та­ла на ухо. Ее ды­ха­ние при­ят­но ще­ко­та­ло ще­ку. Зо­ло­ти­сто-каш­та­но­вая ко­са из бле­стя­щих во­лос, ко­то­рые он ви­дел рас­пу­щен­ны­ми. Жел­тая крас­ка на паль­це, лег­кий за­пах ски­пи­да­ра.
      — Па­па го­во­рит, что ты дол­жен за­ехать к нам се­го­дня до обе­да. Он хо­чет те­бе кое-что по­ка­зать.
      Ска­за­ла, что не зна­ет, о чем идет речь. Ка­кой-то муж­ской раз­го­вор. Ар­чи был из­вест­ным мас­те­ром раз­де­лять все со­бы­тия на жен­ские и муж­ские де­ла. Пус­той бу­фет и пол­ная та­рел­ка бы­ли муж­ским де­лом, а пол­ный бу­фет и пус­тая та­рел­ка — жен­ским.
      Ко­гда Ку­ойл подъ­е­хал, он сто­ял, об­ло­ко­тив­шись об ог­ра­ду. Долж­но быть, он из­да­ле­ка ус­лы­шал подъ­ез­жаю­щую ма­ши­ну, по­то­му что у нее был со­рван глу­ши­тель. Ку­ойл знал, что ему бы сле­до­ва­ло прой­ти это рас­стоя­ние и что фи­зи­че­ская на­груз­ка ему не по­вре­дит, но на ма­ши­не он до­б­рал­ся сю­да го­раз­до бы­ст­рее. Ес­ли зав­тра по­го­да не из­ме­нит­ся, он нач­нет хо­дить пеш­ком.
      За спи­ной Ар­чи был его де­ре­вян­ный зоо­парк, в ру­ках ста­рин­ный би­нокль, во рту си­га­ре­та. Мно­го лет на­зад пер­вым, что он уви­дел в этот би­нокль, ста­ли бра­тья Баг­ги­ты, под­ра­жаю­щие друг друж­ке, пе­ре­пры­ги­ваю­щие на за­ли­ве с од­ной льди­ны на дру­гую. Он да­же рас­смот­рел их мок­рые но­сы. Це­лый час ни один из них не ос­ту­пал­ся. По­том Джей­сон упал и за­це­пил­ся за край льди­ны, по­ка брат пы­тал­ся его вы­та­щить. Ар­чи вы­ско­чил на во­ду в сво­ей лод­ке и ока­зал­ся на мес­те мень­ше чем за три ми­ну­ты. Спас маль­чи­ка, вы­дер­нув его из во­ды, по­кры­той ле­дя­ной ка­ши­цей. В то вре­мя он ду­мал, что им всем по­вез­ло толь­ко бла­го­да­ря его би­нок­лю. Но поз­же он по­нял, что тот слу­чай был дур­ным пред­зна­ме­но­ва­ни­ем. Ни­ко­му еще не уда­ва­лось из­ме­нить судь­бу. Джей­со­ну бы­ло су­ж­де­но уто­нуть.
      Ко­гда Ку­ойл по­до­шел к не­му, он под­нял би­нокль и на­пра­вил его на даль­ний бе­рег, на мыс Ку­ой­лов, буд­то там на­хо­ди­лась ил­лю­ст­ра­ция то­му, что он хо­тел ска­зать.
      — Зна­ешь, ка­жет­ся, твое­го до­ма боль­ше нет. По­смот­ри сам. — И про­тя­нул би­нокль Ку­ой­лу.
      Ку­ойл сто­ял на при­по­ро­шен­ном сне­гом кам­не и мед­лен­но смот­рел в би­нокль, по­во­ра­чи­ва­ясь из сто­ро­ны в сто­ро­ну. Еще раз. И еще.
      От Ар­чи силь­но пах­ло си­га­ре­та­ми. Его ли­цо бы­ло ис­пещ­ре­но ты­ся­чью тон­ких ли­ний, из ноз­д­рей и ушей рос­ли чер­ные вью­щие­ся во­ло­сы. Паль­цы бы­ли оран­же­во­го цве­та. Он не мог го­во­рить не каш­ляя.
      — Ты не най­дешь его, по­то­му что его нет. Я ис­кал его се­го­дня ут­ром, но до­ма не ока­за­лось на мес­те. Прав­да, мож­но схо­дить и по­смот­реть, мо­жет, он про­сто оп­ро­ки­нул­ся или его чуть от­не­сло в сто­ро­ну. У нас тут был очень силь­ный, рез­кий ве­тер. Сколь­ко лет дом дер­жа­ли эти тро­сы?
      Ку­ойл не знал. Они бы­ли еще до те­туш­ки, по­лу­ча­лось, ше­сть­де­сят че­ты­ре го­да или то­го боль­ше.
      — Ей бу­дет тя­же­ло по­те­рять этот дом, — ска­зал Ар­чи. — Осо­бен­но по­сле то­го, как вы столь­ко в не­го вло­жи­ли.
      Ку­ойл по­ни­мал, что его соб­ст­вен­ная до­ро­га к мо­рю ос­та­лась на мес­те, ему ка­за­лось, что он по­те­рял птиц, ле­таю­щих ме­ж­ду ство­ла­ми елей, ме­сто, где он спры­ги­вал на пляж. Буд­то он по­те­рял пра­во на ти­ши­ну. Те­перь ему ос­та­вал­ся толь­ко го­род. Ку­ой­лов сно­ва ожи­да­ли пе­ре­ме­ны.
      Он по­бла­го­да­рил Ар­чи и по­жал ему ру­ку.
      — Хо­ро­шо, что у ме­ня есть би­нокль, — ска­зав это, Ар­чи за­тя­нул­ся си­га­рет­ным ды­мом. Что это мо­жет для них зна­чить?

***

      Би­ти под­твер­ди­ла, что Ден­нис ва­лил лес для сво­его дру­га Кар­ла, ко­то­рый до сих пор не мог под­нять ни­че­го тя­же­лее вил­ки и все вре­мя но­сил ог­ром­ный во­рот­ник во­круг шеи. Да, у не­го был сне­го­ход. Прав­да, снег уже на­чи­нал под­таи­вать. Воз­ле шос­се, у го­лу­бой раз­мет­ки, Ку­ойл за­ме­тил при­пар­ко­ван­ный гру­зо­ви­чок. Это бы­ло не­да­ле­ко от то­го мес­та, где они ру­би­ли дро­ва по­сле Ро­ж­де­ст­ва. Ту­да ве­ла чет­кая тро­па. Он най­дет его. Ко­неч­но, не за­блу­дит­ся. Ден­нис был весь по­крыт щеп­ка­ми, и Ку­ой­лу при­шлось пе­ре­кри­ки­вать ра­бо­тав­шую бен­зо­пи­лу. Он рас­ска­зал, что его дом про­пал. И они по­еха­ли в сто­ро­ну мы­са Оп­ро­ки­ну­то­го. Сквозь снег кое-где про­гля­ды­вал гра­вий. Они ми­но­ва­ли фаб­ри­ку по по­ши­ву пер­ча­ток. Пти­цы ока­за­лись на мес­те. За­пах смо­лы и вы­хлоп­ных га­зов. Ка­пель.
      Ог­ром­ный ка­мень ка­зал­ся го­лым. В нем вид­не­лись кре­п­ле­ния и пет­ля тро­са. Боль­ше на нем не бы­ло ни­че­го. Дом Ку­ой­лов ис­чез, уне­сен­ный вет­ром, из­гнан­ный со ска­лы в мо­ре, в брыз­гах би­то­го стек­ла и ле­дя­ных кри­стал­лов.

***

      — Мы вло­жи­ли в не­го столь­ко тру­да и де­нег, а он про­сто ис­чез? Про­сто­ял пус­тым со­рок лет, а по­том про­пал за од­ну ночь? Имен­но то­гда, ко­гда мы его по­чи­ни­ли? — Те­туш­ка бы­ла в сво­ей мас­тер­ской, смор­ка­лась в пла­ток. По­том за­мол­ча­ла. — А туа­лет сто­ит?
      Он не мог по­ве­рить сво­им ушам. Они ли­ши­лись до­ма, а она спра­ши­ва­ет о сор­ти­ре!
      — Я не об­ра­тил вни­ма­ния, те­туш­ка. Ка­жет­ся, его то­же не бы­ло, прав­да, не мо­гу ска­зать, что я его ис­кал. При­чал на мес­те. Мы мо­жем по­стро­ить ка­кую-ни­будь из­буш­ку, что­бы при­ез­жать ту­да по вы­ход­ным и жить ле­том. Зна­ешь, я тут по­ду­мы­ваю, не ку­пить ли дом Бер­ков. Хо­ро­ший дом в удоб­ном мес­те. В нем во­семь ком­нат, хва­тит на всех.
      — Я пе­ре­жи­ву, — ска­за­ла она. — Ни­че­го, у ме­ня в жиз­ни слу­ча­лись и не та­кие ис­пы­та­ния.
      — Я знаю, — ска­зал он.
      — О маль­чик мой, ты да­же о них не до­га­ды­ва­ешь­ся, — она ка­ча­ла го­ло­вой с за­стыв­шей улыб­кой на ли­це.
      Это на­чи­на­ло раз­дра­жать, и Ку­ойл вы­па­лил:
      — Я знаю о том, что мой отец сде­лал с то­бой. Ко­гда вы бы­ли деть­ми. Мне об этом рас­ска­зал ста­рый Но­лан Ку­ойл.
      Он все знал. У те­туш­ки пе­ре­хва­ти­ло ды­ха­ние. Он знал тай­ну всей ее жиз­ни.
      Она не на­шлась что ска­зать, по­это­му рас­смея­лась. По­пы­та­лась рас­сме­ять­ся. По­том на­ча­ла всхли­пы­вать, при­крыв ли­цо ру­ка­ми. Пле­мян­ник ус­по­каи­вал ее и по­хло­пы­вал по пле­чу, буд­то она бы­ла Сан­шайи или Бан­ни. По­том до­га­дал­ся сде­лать ей чаю. За­чем он об этом ска­зал?
      Она вы­пря­ми­лась, сно­ва ожи­ли ру­ки. Она сде­ла­ла вид, что ни­че­го не бы­ло ска­за­но, и уже вы­да­ва­ла идеи ча­ще, чем Джек Баг­гит вы­тас­ки­вал ры­бин из во­ды.
      — Мы по­стро­им но­вый дом. Да­чу, как ты и ска­зал. А я бу­ду хо­лод­ную часть го­да жить в го­ро­де. На са­мом де­ле я дав­но об этом по­ду­мы­ва­ла.
      — Нам при­дет­ся сна­ча­ла под­на­ко­пить де­нег и толь­ко по­том стро­ить дом. Я да­же не знаю, сколь­ко смо­гу в не­го вло­жить. Я дей­ст­ви­тель­но хо­тел бы ку­пить дом Бер­ков.
      — В об­щем-то у нас есть день­ги на по­строй­ку но­во­го до­ма на мы­се, — ска­за­ла те­туш­ка. — Он же был за­стра­хо­ван.
      — Ты за­стра­хо­ва­ла зе­ле­ный дом? — не­до­вер­чи­во пе­ре­спро­сил Ку­ойл. Он об этом со­всем не ду­мал.
      — Ра­зу­ме­ет­ся. Это пер­вое, что я сде­ла­ла, ко­гда мы пе­ре­еха­ли сю­да в про­шлом го­ду. От по­жа­ра, по­то­па, ущер­ба, на­не­сен­но­го льдом, и со­бы­тий, клас­си­фи­ци­руе­мых как «про­яв­ле­ние Божь­ей во­ли». А та­кое ис­чез­но­ве­ние до­ма бы­ло яв­но про­яв­ле­ни­ем во­ли Божь­ей, ес­ли я что-ни­будь в этом смыс­лю. На тво­ем мес­те я бы спро­си­ла Бер­ков, не про­да­дут ли они вам дом. Он боль­шой и удоб­ный, там хва­тит мес­та для вас и для де­тей. Я так по­ни­маю, вы с Уэй­ви при­ня­ли ка­кое-то ре­ше­ние? Прав­да, вы об этом еще ни­че­го не го­во­ри­ли.
      Ку­ойл поч­ти кив­нул. Опус­тил под­бо­ро­док и за­ду­мал­ся, по­ка те­туш­ка про­дол­жа­ла го­во­рить.
      — У ме­ня дру­гие пла­ны, — ска­за­ла те­туш­ка, при­ду­мы­вая их на хо­ду. Те­перь она не мог­ла жить с пле­мян­ни­ком, по­то­му что он обо всем знал. — Я тут при­смат­ри­ва­лась к зда­нию, в ко­то­ром на­хо­дит­ся моя мас­тер­ская. Воз­мож­но, я его ку­п­лю. За не­го про­сят гро­ши, а мне на­до рас­ши­рять­ся. На­вер­ху там до­воль­но ми­ло и пре­крас­ный вид на за­лив. Мож­но сде­лать уют­ную квар­ти­ру. И по­том, я боль­ше не бу­ду рис­ко­вать в оди­но­че­ст­ве. Мэ­вис, ты ведь пом­нишь Мэ­вис Бэнгз, так вот, она хо­чет стать мо­им ком­пань­о­ном. Она от­ло­жи­ла не­мно­го де­нег и хо­чет пус­тить их в де­ло. Мы про­го­во­ри­ли об этом всю зи­му. Ло­гич­но бу­дет, ес­ли мы обе бу­дем жить над мас­тер­ской. Так что, на­вер­ное, я так и сде­лаю. На са­мом де­ле ис­чез­но­ве­ние до­ма об­лег­ча­ет нам жизнь.
      Как обыч­но, те­туш­ка уже опе­ре­жа­ла со­бы­тия.

      Ле­дя­ные то­ро­сы, по­хо­жие на го­ры раз­би­той по­су­ды в рес­то­ра­не, все еще по­кры­ва­ли по­верх­ность за­ли­ва, но лод­ка бы­ла уже за­кон­че­на. С ру­бан­ка Яр­ка упал по­след­ний за­ви­ток струж­ки. Он сде­лал шаг в сто­ро­ну, по­хло­пал по изящ­но­му де­ре­вян­но­му бо­ку, под­няв не­боль­шое об­ла­ко опи­лок. Ка­за­лось, он сам весь со­сто­ял из опи­лок. Он ти­хо на­пе­вал.
      — Вот и она. Ну, по­смот­рим, — ска­зал он. — Ос­та­лось по­кра­сить ее, и впе­ред!
      По­ка Ку­ойл и Ден­нис сра­жа­лись с лод­кой, за­тас­ки­вая ее в при­цеп, ста­рик на­блю­дал за ни­ми со сто­ро­ны. Его ра­бо­та бы­ла окон­че­на. Вот его рот при­от­крыл­ся, а Ку­ойл, до­га­дав­шись о том, что за этим по­сле­ду­ет, за­орал: «Эх, „Гусь-ны­рок”, в чем твой прок?» Он до­пел пес­ню до кон­ца, с ка­ж­дой фра­зой гор­ла­ня ее все гром­че, по­ка его го­ря­чая глот­ка не со­гре­ла сло­ва, при­дав им пе­чаль­ный от­те­нок. Ста­рый Ярк ре­шил, что эта пес­ня ста­ла при­вет­ст­вен­ным са­лю­том для его лод­ки, и це­лых пол­ча­са рас­ска­зы­вал им уди­ви­тель­ные ис­то­рии, толь­ко по­том от­пра­вив­шись по сво­ему обык­но­ве­нию пить чай. Спе­тая ме­ло­дия по-преж­не­му со­гре­ва­ла ему уши не ху­же вы­та­щен­ной из-за пе­чи шап­ки.

***

      Боль­шое блю­до с жа­ре­ной сель­дью, лом­ти­ка­ми вет­чи­ны и ту­ше­ной кар­тош­кой. Чет­верть ба­ноч­ки гор­чи­цы. Би­ти бе­га­ет взад-впе­ред по кух­не, пе­ре­сту­пая че­рез Уор­рен Вто­рую, ко­то­рая ни­как не мо­жет ре­шить, где бы она хо­те­ла про­вес­ти ос­та­ток сво­ей жиз­ни: под ска­тер­тью или ря­дом с бо­тин­ка­ми. Ку­ойл и Уэй­ви при­гла­ше­ны на ужин, слы­шит­ся бла­го­дар­ный смех и по­хва­лы уго­ще­нию. От­вар­ная ка­пус­та, а на де­серт — би­ск­ви­ты с чер­ни­кой и с кре­мом. Ку­ой­лу двой­ные до­бав­ки ка­ж­до­го блю­да. Прав­да, ка­пус­та спо­соб­ст­ву­ет ме­тео­риз­му.
      Сан­шайн сги­ба­ет по­зво­ноч­ник се­лед­ки и по­ет: «Бе­ре­зо­вый прут лов­ко со­гнут, бе­ре­зо­вый сок все лю­ди пьют». Бан­ни и Мар­ти си­дят на од­ном сту­ле, у обе­их по па­ке­ти­ку с кон­фе­та­ми в фор­ме сер­де­чек со Дня свя­то­го Ва­лен­ти­на. Они да­ют друг дру­гу по кон­фе­те. На них над­пи­си: ВЗА­ИМ­НАЯ ЛЮ­БОВЬ и ТЫ МОЯ РА­ДОСТЬ.
      За сто­лом нерв­ни­ча­ет Ден­нис. От­кры­ва­ет и за­кры­ва­ет ящик сто­ла.
      — Да что с то­бой се­го­дня? — спра­ши­ва­ет его Би­ти. — Ты пря­мо как кот, ко­то­ро­му при­ще­ми­ли хвост.
      Оби­жен­ный взгляд Ден­ни­са в от­вет, Ку­ойл при­ку­сил гу­бу.
      — Да не знаю я, же­на! Вро­де как ищу что-то, а вот что — не знаю. Как-то мне не­спо­кой­но.
      — Мо­жет, хо­чешь еще чаю?
      — Да нет, мне уже не ле­зет.
      Ему бы­ло о чем бес­по­ко­ить­ся: ра­бо­ты не бы­ло уже не­сколь­ко не­дель и не пред­ви­де­лось в бли­жай­шее вре­мя. Так он ска­зал Ку­ой­лу. Нель­зя жить, по­сто­ян­но вол­ну­ясь о том, хва­тит ли те­бе де­нег и где ты их бу­дешь за­ра­ба­ты­вать. Ему это на­дое­ло. Ес­ли бы он мог хоть не­мно­го ры­ба­чить, все бы­ло бы ина­че. По­том он сно­ва встал, взял в ру­ки лож­ку и стал ее рас­смат­ри­вать. Ку­ой­лу по­вез­ло, что у не­го есть ра­бо­та. А что, чай еще есть?
      — Га­зе­та при­над­ле­жит твое­му от­цу, — ска­зал Ку­ойл. — Не­у­же­ли ты не мо­жешь ра­бо­тать в га­зе­те? Ви­дит бог, ты бы нам при­го­дил­ся. Нам так не хва­та­ет со­труд­ни­ков. — Он за­бол­тал лож­кой в чаш­ке, про­лив по­ло­ви­ну чая на чис­тую ска­терть.
      — Бо­же упа­си! Луч­ше уж я бу­ду без­ру­ким, чем пой­ду в га­зе­ту! Не­на­ви­жу я эти скольз­кие сло­веч­ки, чи­тать и пи­сать, и все та­кое. Это как ко­пать­ся в дох­лых му­хах! — И он по­ка­зал круп­ные гру­бо­ва­тые ру­ки. — Мы тут ду­ма­ем, — Ден­нис кив­нул на Би­ти, у ко­то­рой бы­ли опу­ще­ны гла­за, — не по­ехать ли нам в То­рон­то на па­ру лет. Нам не хо­чет­ся, но там мы мо­жем за­ра­бо­тать де­нег, а по­том вер­нуть­ся до­мой. Там мно­го ра­бо­ты для плот­ни­ков. А тут мы ни­че­го не мо­жем най­ти. — Он за­сту­чал паль­ца­ми по сто­лу, что тут же за­ин­те­ре­со­ва­ло де­тей. Их ма­лень­кие паль­чи­ки ста­ра­лись изо­бра­зить стук ко­пыт га­ло­пи­рую­щей ло­ша­ди. Ден­нис бро­сил на них стро­гий взгляд. Не убе­дил.
      Би­ти и Уэй­ви мы­ли по­су­ду и раз­го­ва­ри­ва­ли о То­рон­то. Го­лос Би­ти тих и не­ре­ши­те­лен. Как мо­жет сло­жить­ся их жизнь на но­вом мес­те? По­нра­вит­ся ли там де­тям? Мо­жет, бы­ло бы луч­ше, ес­ли бы не по­нра­ви­лось? Мо­жет быть. Мо­жет быть.
      Ку­ойл не мог за­ста­вить се­бя ска­зать: не уез­жай­те. Но по­ни­мал, что ес­ли они все-та­ки уе­дут, то это бу­дет на­все­гда. По­то­му что да­же те еди­ни­цы, ко­то­рые воз­вра­ща­лись, уже не бы­ли преж­ни­ми, как нож, най­ден­ный на пе­пе­ли­ще род­но­го оча­га. Бед­ная Бан­ни, ко­то­рой при­дет­ся рас­стать­ся с Мар­ти. Бед­ный Ку­ойл, ко­то­рый по­те­ря­ет Ден­ни­са и Би­ти.
      Ко­гда все на­ча­ли зе­вать, Ку­ойл взял на ру­ки Гер­ри, ус­пев­ше­го за­дре­мать на ков­ре в гос­ти­ной. Сан­шайн схва­ти­ла Уэй­ви за ру­ку, по­то­му что на ули­це был лед. Со­ба­ка пер­вой за­бра­лась в ма­ши­ну и ус­пе­ла по­си­деть на всех мес­тах, по­ка они не усе­лись.
      — Уэй­ви, а ес­ли вы­гла­дить ры­бу, она мо­жет быть раз­ме­ром с ков­рик? — спро­си­ла Сан­шайн.
      — Я ду­маю, что да­же боль­ше, — от­ве­ти­ла Уэй­ви. — Ес­ли ее еще и раз­вер­нуть.
      Ден­нис вы­шел про­во­дить их до ма­ши­ны. Ко­гда Ку­ойл за­хлоп­нул дверь за Уэй­ви, из ма­ши­ны по­сы­па­лась ржа­вая тру­ха.
      — Ко­гда ты толь­ко из­ба­вишь­ся от это­го ста­ро­го хла­ма? — Ден­нис вы­гля­дел уг­рю­мо. Сто­ял, упер­шись ру­ка­ми в ма­ши­ну, по­ка она не дви­ну­лась с мес­та. Смот­рел в их сто­ро­ну, по­ка не скры­лись ог­ни ма­ши­ны. По­том пе­ре­шел че­рез до­ро­гу и ог­ля­дел­ся. Не уви­дел ни­че­го, кро­ме элек­трон­но­го ми­га­ния мая­ка. Мо­ре бы­ло пло­ским и ров­ным, как дос­ка.

***

      В спя­щем до­ме Ку­ойл на­брал го­ря­чую ван­ну. Он сел в го­ря­чую во­ду, за­жал нос и по­гру­зил­ся в нее с го­ло­вой. С чув­ст­вом ог­ром­ной бла­го­дар­но­сти. Судь­ба впол­не мог­ла по­се­лить его в чер­ном трей­ле­ре На­тби­ма.
      Вы­брав­шись из ван­ны, он вы­тер­ся по­ло­тен­цем, по­том про­тер боль­шое зер­ка­ло, за­ни­мав­шее всю дверь ван­ной. По­смот­рел на свое го­лое те­ло, от ко­то­ро­го шел пар, рас­тво­ряв­ший­ся в про­хлад­ном воз­ду­хе. Он уви­дел, что ог­ро­мен. Бы­чья шея, тя­же­лая че­люсть; мощ­ные ску­лы и ще­ки по­кры­ты от­ли­ваю­щей ме­дью ще­ти­ной. Жел­то­ва­тые вес­нуш­ки. Ши­ро­кие пле­чи и силь­ные ру­ки, по­кры­тые шер­стью, как у обо­рот­ня. Влаж­ные во­ло­сы на гру­ди, до вы­сту­паю­ще­го жи­во­та. Объ­ем­ные чрес­ла, яр­ко-крас­но­го цве­та от го­ря­чей во­ды, в об­рам­ле­нии ры­жих во­лос, как в гнез­де. Но­ги, по­хо­жие на ство­лы де­ревь­ев. Но при этом он не ка­зал­ся туч­ным. Ско­рее, мощ­ным. Ку­ойл по­нял, что дос­тиг сво­его фи­зи­че­ско­го рас­цве­та. Впе­ре­ди был сред­ний воз­раст, но Ку­ой­ла он не пу­гал. Ему ста­ло труд­нее пом­нить ошиб­ки, ко­то­рые он до­пус­тил. То ли от­то­го, что их на­ко­пи­лось так мно­го, что их бы­ло не­воз­мож­но все упом­нить, то ли по­то­му, что он их пе­ре­рос.
      Он на­тя­нул се­рую ру­баш­ку, в ко­то­рой спал. У нее под мыш­ка­ми зия­ли ды­ры, и она сра­зу же при­ли­п­ла к спи­не. И сно­ва на не­го на­хлы­ну­ла вол­на ра­до­сти. Без вся­кой при­чи­ны.

***

      Он про­снул­ся от те­ле­фон­но­го звон­ка. Спус­тил­ся на кух­ню, спо­ткнув­шись о гряз­ную ру­баш­ку, ко­то­рую ве­че­ром бро­сил на пол. Это был Ден­нис.
      — Я не хо­тел те­бя бу­дить, но по­ду­мал, что ты дол­жен об этом знать. Де­сять ми­нут на­зад зво­ни­ла ма­ма. Он все еще не вер­нул­ся. В мо­ре с че­ты­рех ут­ра, дол­жен был вер­нуть­ся к обе­ду. Сей­час уже де­сять ча­сов. Что-то слу­чи­лось. Я по­зво­нил спа­са­те­лям, а сей­час еду к ма­ме. У ме­ня весь день бы­ло та­кое чув­ст­во, что что-то не так. Мы го­то­вим­ся к худ­ше­му.
      — Дай мне знать, как толь­ко что-ни­будь ста­нет из­вест­но. — Ку­ойл дро­жал в хо­лод­ной кух­не. На ча­сах бы­ло де­сять ми­нут один­на­дца­то­го. Он не слы­шал шу­ма мо­ря.
      Ден­нис по­зво­нил сно­ва в пол­ночь. Су­хой, без­жиз­нен­ный го­лос. Буд­то он тя­же­ло и дав­но бо­рол­ся, но про­иг­рал.
      — Они на­шли лод­ку. И его то­же на­шли. Он уто­нул. Ска­за­ли, что не смог­ли его реа­ни­ми­ро­вать. — Ку­ойл тут же уви­дел Дже­ка: ле­жит не­под­виж­но на сто­ле в ка­те­ре спа­са­те­лей. Ни пуль­са, ни ды­ха­ния. — По­хо­же, он за­це­пил­ся но­гой за линь, ко­гда сбра­сы­вал ло­вуш­ки для ома­ров. Сей­час его и лод­ку ве­зут сю­да. По­зво­нишь Бил­ли? Я по­ве­зу мать на при­стань. Она хо­чет его встре­тить.

***

      Ут­ром, без зав­тра­ка, тря­су­щий­ся от се­ми ча­шек ко­фе, с боль­ным серд­цем и же­луд­ком, Ку­ойл по­ехал на при­стань, по до­ро­ге к Уэй­ви. Ялик Дже­ка был при­вя­зан за оран­же­вым суд­ном спа­са­те­лей. Ря­дом стоя­ли лег­ко­вые ма­ши­ны и гру­зо­вич­ки, и куч­ка лю­дей, при­шед­ших по­смот­реть на лод­ку уто­п­лен­ни­ка.
      Уэй­ви упа­ла на не­го, как под­ко­шен­ное де­рев­це, на­мо­чив сле­за­ми его ру­баш­ку. Ку­ойл опер­ся на ра­ко­ви­ну в ее ма­лень­кой кух­не. Он ска­зал, что от­ве­зет Гер­ри и Бан­ни в шко­лу, что­бы не на­ру­шать обыч­ный рас­по­ря­док дня. Сан­шайн по­бу­дет с Уэй­ви, ко­то­рая, по­сле ко­рот­ко­го от­ды­ха на пле­че Ку­ой­ла, уже го­то­ви­ла школь­ные обе­ды. Они не долж­ны сей­час бес­по­ко­ить Би­ти.
      Во­круг все за­мер­ло. Ту­ман та­кой гус­то­ты, буд­то ты оку­нул­ся ру­кой в во­ду, по­крыл все по­бе­ре­жье. Ост­рые как лез­вие ска­лы за­щи­ща­ли су­шу от мо­ря. Ку­ойл вдох­нул пол­ной гру­дью. Хо­лод­ный воз­дух об­жег ноз­д­ри, и с ним при­шло ост­рое чув­ст­во ви­ны: Джек был мертв, а он еще ды­шал.

***

      Бил­ли с блед­ным и осу­нув­шим­ся ли­цом знал уже все в под­роб­но­стях. На­ка­ну­не по­бы­вал на при­ча­ле, об­нял пле­чи мис­сис Баг­гит, кос­нул­ся ру­ки Ден­ни­са и ска­зал, что со­бо­лез­ну­ет их ут­ра­те. Ви­дел, как Дже­ка вно­си­ли в дом. По­мог раз­деть его и на­крыть про­сты­ней. Ви­дел от­ли­чи­тель­ное ро­ди­мое пят­но под ле­вым со­ском, ко­то­рое из­да­ли вы­гля­де­ло как точ­ка в над­пи­си во­круг груд­ной клет­ки Джек.
      Ви­дел, как мис­сис Баг­гит и ее се­ст­ры с та­за­ми во­ды и нож­ни­ца­ми го­то­ви­ли Дже­ка в по­след­ний путь. Бри­ли ще­ки, стриг­ли во­ло­сы и ног­ти. Уже бы­ла го­то­ва вы­ши­тая по­душ­ка, что­бы по­ло­жить ему под го­ло­ву. Ее дос­та­ли из сун­ду­ка, ак­ку­рат­но за­вер­ну­тую в тря­пи­цу. Его пу­те­ше­ст­вие за­кон­чи­лось. Он про­ра­бо­тал не один де­ся­ток лет при све­те из се­вер­ных окон.
      Ку­ойл и Бен­ни Фадж, об­ло­ко­тив­шись о свои сто­лы, на­блю­да­ли за Бил­ли, ко­то­рый, ка­за­лось, со­сто­ял из по­лу­про­зрач­ных рыбь­их кос­тей. Его сло­ва об­ру­ши­ва­лись на них, как при­горш­ни галь­ки.
      — Ялик на­шли воз­ле Чер­то­ва Кам­ня. Джек в жиз­ни ни­ко­гда не ста­вил там ло­ву­шек на ома­ров. Ни­как не мо­гу по­нять, что он там де­лал? Пом­ни­те ко­та, ко­то­ро­го он так лю­бил? Он еще звал его Шки­пе­ром. Шки­пер Том. Он в это вре­мя был на лод­ке. Под­хо­дит ка­тер спа­са­те­лей к яли­ку, све­тит на не­го про­жек­то­ром, а там Шки­пер Том, но­сит­ся ту­да-сю­да, за­драв хвост, буд­то чу­ет, что Дже­ку нуж­на по­мощь, но ни­как не мо­жет при­ду­мать, как ее ока­зать. Они сра­зу уви­де­ли Дже­ка под во­дой. Линь спус­кал­ся в во­ду, и он был там, вниз го­ло­вой, сра­зу под лод­кой. Ве­рев­ка от кам­ня-гру­зи­ла об­мо­та­лась во­круг его ло­дыж­ки, и он вы­пал за борт. Не смог ос­во­бо­дить­ся. Ко­гда Дже­ка вы­та­щи­ли, его но­ги бы­ли силь­но за­пу­та­ны. Ру­ка бы­ла за­жа­та в кар­ма­не. Долж­но быть, он ис­кал нож, что­бы об­ре­зать линь и ос­во­бо­дить­ся, но но­жа там не бы­ло. Мо­жет, вы­ро­нил, по­ка па­дал, или еще что-ни­будь. Вот уж не знаю, не мо­жет быть, что­бы он дер­жал нож про­сто в кар­ма­не. Вот ко­гда я хо­дил в мо­ре, мой нож был при­вя­зан ве­рев­кой к поя­су. По­то­му что ес­ли ты те­ря­ешь нож, ко­гда ви­сишь вниз го­ло­вой в во­де, как бед­ный Джек, то все. Счи­тай, при­плыл. — Он го­во­рил хри­п­ло, поч­ти кар­кал.
      Ку­ойл пред­ста­вил, как оде­ж­да Дже­ка пла­ва­ет в во­де — его блед­ное как шелк, как из лун­но­го кам­ня ли­цо и гор­ло сия­ют сквозь тол­щу во­ды.
      — Аминь, — ска­зал Бен­ни Фадж. — Мно­го лов­цов ома­ров по­шло этой до­ро­гой.
      — Как мис­сис Баг­гит? Дер­жит­ся? — Ку­ой­лу пред­ста­ви­лась жен­щи­на, за­мер­шая от не­из­быв­но­го го­ря, вся в вол­нах пле­те­но­го кру­же­ва.
      — Уди­ви­тель­но спо­кой­на. Она ска­за­ла, что жда­ла это­го с пер­вой не­де­ли их со­вме­ст­ной жиз­ни, ко­гда Джек по­те­рял­ся во льдах. Он охо­тил­ся на тю­ле­ней. Она го­ре­ва­ла и оп­ла­ки­ва­ла его вот уже три раза. Но есть кое-что, что по­мо­га­ет ей дер­жать­ся. Ви­дишь ли, те­ло-то они на­шли. За­бра­ли до­мой, что­бы об­мыть и по­хо­ро­нить. Джек бу­дет пер­вым Баг­ги­том за дол­гое-дол­гое вре­мя, ко­то­ро­го пре­да­дут зем­ле. Для нее очень важ­но, что она мо­жет по­хо­ро­нить му­жа.
      На клад­би­ще в Якор­ной Ла­пе бы­ло дос­та­точ­но над­гро­бий в па­мять о тех, кто про­пал в мо­ре и не ну­ж­дал­ся в двух квад­рат­ных мет­рах зем­ли.
      Сей­час они его оде­ва­ют. По­мин­ки се­го­дня ве­че­ром , а по­хо­ро­ны зав­тра. Ку­ойл, при­во­зи се­го­дня Уэй­ви в дом бед­ня­ги Дже­ка. Ден­нис про­сил ме­ня это те­бе пе­ре­дать. Он еще по­про­сил, что­бы ты вы­нес его гроб.
      — Хо­ро­шо, — ска­зал Ку­ойл. — Я это сде­лаю. И мы на этой не­де­ле сде­ла­ем спе­ци­аль­ный вы­пуск га­зе­ты, по­свя­щен­ный Дже­ку. Бил­ли, на пер­вую по­ло­су ну­жен бу­дет нек­ро­лог. От все­го серд­ца. Кто на­пи­шет его луч­ше те­бя? По­го­во­ри со все­ми. На­до уз­нать, со­хра­ни­лись ли ка­кие-ни­будь фо­то­гра­фии Дже­ка. Я спро­шу у Би­ти. Бен­ни, бро­сай все, чем ты за­ни­мал­ся. Ез­жай к спа­са­те­лям и уз­най во всех под­роб­но­стях, как они на­шли те­ло. Сфо­то­гра­фи­руй ялик. Обы­грай все с ко­том. Как его зва­ли? Шки­пе­ром То­мом.
      — А что бу­дет с «Бол­туш­кой»? — спро­сил Бен­ни Фадж, от­ки­ды­вая на­зад при­ли­зан­ные чер­ные во­ло­сы. — Ее за­кро­ют? — Ему ка­за­лось, что он ли­ша­ет­ся сво­его луч­ше­го шан­са в жиз­ни. Да­же сей­час он кру­тил в ру­ках ку­со­чек ве­рев­ки, буд­то это бы­ла пря­жа для вя­за­ния.
      — Нет. Га­зе­та жи­вет сво­ей жиз­нью, не­за­ви­си­мо от жиз­ни сво­их вла­дель­цев. Зав­тра мы вый­дем как-обыч­но. И нам при­дет­ся по­тру­дить­ся, что­бы так и бы­ло в даль­ней­шем. Во сколь­ко по­мин­ки, Бил­ли? — Ку­ойл на­чал рвать пе­ре­до­ви­цу.
      Бил­ли по­лез за блок­но­том.
      — В семь. Не знаю, смо­жет ли Ден­нис сде­лать гроб или им при­дет­ся его по­ку­пать?
      Бен­ни Фадж вы­скольз­нул в дверь, уно­ся с со­бой но­вый но­ут­бук, в по­лу­чен­ной по поч­те фет­ро­вой шля­пе, ко­то­рая так шла из­ме­нив­шей­ся из-за но­вых зу­бов и лич­ных ам­би­ций ли­нии ли­ца.
      Над во­дой сгу­щал­ся ту­ман. Ис­па­ре­ния за­кру­чи­ва­лись в спи­ра­ли, воз­дух ста­но­вил­ся тя­гу­чим. Все ис­че­за­ло в дым­ке, как в во­рон­ке. Ос­та­ва­лись толь­ко мок­рые кам­ни, глад­кое мо­ре и влаж­ный воз­дух. До­но­сив­ший­ся из­да­ле­ка глу­хой вой про­ти­во­ту­ман­ной си­ре­ны был по­хож на ис­пол­нен­ный тос­ки и же­ла­ния рев бы­ка на ве­сен­ней лу­го­ви­не.

***

      Ку­ойл очень ус­тал и был взвин­чен, го­то­вясь к по­мин­кам. Он с тру­дом втис­нул­ся в чер­ные по­хо­рон­ные брю­ки. Он дол­жен бу­дет уй­ти с по­ми­нок как мож­но ско­рее и вер­нуть­ся в ре­дак­цию, что­бы за­кон­чить длин­ную ста­тью о Дже­ке. Они на­шли хо­ро­шую фо­то­гра­фию, где Джек был лет на де­сять мо­ло­же, но вы­гля­дел так же. На ней он сто­ял ря­дом со све­же­вы­кра­шен­ным яли­ком. Ку­ойл за­ка­зал боль­шую ко­пию этой фо­то­гра­фии для мис­сис Баг­гит.
      Он бо­ял­ся уви­деть Дже­ка ле­жа­щим в гос­ти­ной в вол­нах вы­вя­зан­ных сал­фе­то­чек. Ду­мал о том, что его те­ло обя­за­тель­но долж­но быть влаж­ным, буд­то его не­ко­му бы­ло вы­те­реть, что мор­ская во­да струя­ми сте­ка­ет с его те­ла и ка­па­ет на глад­кий пол. А без­утеш­ная мис­сис Баг­гит на­кло­ня­ет­ся, что­бы вы­те­реть ее бе­лым пла­точ­ком, ко­то­рый она дер­жит в ру­ке.
      Ста­рый тви­до­вый пид­жак был ему то­же мал. В кон­це кон­цов он от­ка­зал­ся от же­ла­ния вы­гля­деть тор­же­ст­вен­но и сно­ва на­дел ог­ром­ный крас­ный сви­тер, в ко­то­ром про­хо­дил весь день. С этим ни­че­го нель­зя бы­ло по­де­лать. Но он обя­за­тель­но ку­пит но­вый пид­жак для по­хо­рон и сде­ла­ет это ут­ром в бух­те Мис­ки, ко­гда по­ве­зет за­кон­чен­ную ко­пию в ти­по­гра­фию. Он за­вя­зы­вал шнур­ки на вы­ход­ных бо­тин­ках, ко­гда по­зво­ни­ла Уэй­ви и ска­за­ла, что с ним хо­чет по­го­во­рить Бан­ни.
      Серь­ез­ный дет­ский го­ло­сок. Они вто­рой раз раз­го­ва­ри­ва­ют с ней по те­ле­фо­ну. Вот уж кто не смо­жет ра­бо­тать стра­хо­вым аген­том!
      — Па­па, Уэй­ви го­во­рит, что я долж­на спро­сить у те­бя. Я хо­чу пой­ти на вспо­мин­ки дя­ди Дже­ка. Уэй­ви го­во­рит, что это ты дол­жен ре­шить, мож­но или нет. Па­па, ты ту­да идешь, и Мар­ти с ро­ди­те­ля­ми идет, и Гер­ри с Уэй­ви идут, а я с те­туш­кой долж­на си­деть в ее мас­тер­ской, где пол­но иго­лок. Я не хо­чу. Я хо­чу ид­ти на вспо­мин­ки.
      — Бан­ни, это по­мин­ки, а не вспо­мин­ки. А Мар­ти, Мер­чи и Ми­ни идут ту­да по­то­му, что дя­дя Джек их де­душ­ка. Дай-ка я по­го­во­рю об этом с Уэй­ви.
      Но Уэй­ви не ви­де­ла ни­че­го пло­хо­го в том, что­бы Бан­ни шла вме­сте с ни­ми.
      Ку­ойл ска­зал, что за про­шлый год де­ти и так ви­де­ли слиш­ком мно­го смер­тей.
      — Но в ми­ре все уми­ра­ет, — воз­ра­зи­ла Уэй­ви. — В жиз­ни бы­ва­ют и го­ре, и по­те­ри. Де­ти долж­ны это по­ни­мать. Ка­жет­ся, они счи­та­ют, что смерть — это глу­бо­кий сон.
      Ку­ойл ска­зал, что они еще ма­лень­кие, а ма­лень­ких де­тей на­до за­щи­щать от встре­чи со смер­тью. И как быть с ноч­ны­ми кош­ма­ра­ми Бан­ни? Ей мо­жет стать еще ху­же.
      — Но, до­ро­гой, ес­ли они не бу­дут знать, что та­кое смерть, как им по­нять, что та­кое жизнь? Ведь есть своя по­ра у все­го, есть при­ро­да и тво­ре­ние…
      Он не хо­тел, что­бы она сей­час вда­ва­лась в ре­ли­ги­оз­ные рас­су­ж­де­ния. Ино­гда она ими ув­ле­ка­лась.
      — Мо­жет быть, ей снят­ся кош­ма­ры по­то­му, что, ус­нув, она бо­ит­ся не про­снуть­ся. Как Пе­тал, Уор­рен или ее де­душ­ка с ба­буш­кой. Кро­ме то­го, ес­ли ты по­смот­ришь на умер­ше­го, про­стишь­ся с ним, то те­бя не бу­дут тре­во­жить вос­по­ми­на­ния о нем. Это всем из­вест­но.
      И Ку­ойл со­гла­сил­ся. И по­обе­щал не го­во­рить, что Джек спит. Ска­зал, что за­едет за ни­ми че­рез пят­на­дцать ми­нут.

***

      Обо­чи­на до­ро­ги бы­ла за­став­ле­на ав­то­мо­би­ля­ми. Лю­дям при­хо­ди­лось да­ле­ко ос­тав­лять ма­ши­ны и ид­ти до до­ма пеш­ком, ори­ен­ти­ру­ясь на гром­кий гул го­ло­сов, ко­то­рый был слы­шен ки­ло­мет­ра за три. Длин­ная оче­редь про­хо­ди­ла сквозь гос­ти­ную, где сре­ди кру­жев­ных за­ви­ту­шек на коз­лах, на­кры­тых чер­ной тка­нью, сто­ял гроб с те­лом Дже­ка. Они про­бра­лись ми­мо про­хо­дя­щих в гос­ти­ную лю­дей. Ку­ойл дер­жал Бан­ни за ру­ку и нес Сан­шайн. Джек был по­хож на соб­ст­вен­ную фо­то­гра­фию. Вос­ко­вое ли­цо, не­зна­ко­мый кос­тюм. Фио­ле­то­вые ве­ки. Ку­ойл по­ду­мал, что Джек на са­мом де­ле был по­хож на спя­ще­го че­ло­ве­ка. Ему при­шлось от­дер­нуть Бан­ни в сто­ро­ну.
      Вслед за людь­ми они во­шли на кух­ню, где стоя­ли пи­ро­ги и пле­те­ные бул­ки, па­ря­щий чай­ник, ряд бу­ты­лок с вис­ки и ма­лень­кие ста­кан­чи­ки. За­вя­зал­ся раз­го­вор о Дже­ке. О том, что он сде­лал и что мог бы сде­лать.
      Го­во­рил Бил­ли Прит­ти со ста­ка­ном в ру­ке. Его ли­цо по­крас­не­ло из-за вис­ки и слов, ко­то­рые он го­во­рил то­ном дек­ла­ма­то­ра, раз­жи­гая се­бя са­мо­го.
      — Вы все знае­те, что мы здесь лишь стран­ни­ки. Мы толь­ко ус­пе­ва­ем ска­зать па­ру слов над эти­ми кам­ня­ми, по­стро­ить лод­ку и про­плыть на ней не­сколь­ко миль, а по­том эти лод­ки то­нут. Во­да — это тем­ный цве­ток, а ры­ба­ки — пче­лы, ко­то­рые спус­ка­ют­ся в са­мую его глу­би­ну.
      Ден­нис в сер­же­вом кос­тю­ме с бле­стя­щи­ми ман­же­та­ми и Би­ти, дер­жа­щая ру­ки на дро­жа­щих пле­чах мис­сис Баг­гит. Кру­жев­ной во­рот­ник ук­ра­ша­ет чер­ный шелк. Ден­нис ис­кал в ко­роб­ках и ящи­ках зна­чок-бу­лав­ку Дже­ка. Он про­пал мно­го лет на­зад, а те­перь по­на­до­бил­ся.
      Де­ти иг­ра­ли на ули­це. Ку­ойл ви­дел во дво­ре Мар­ти, бро­саю­щую крош­ки ку­ри­цам. Но Бан­ни не за­хо­те­ла пой­ти с ней и про­скольз­ну­ла об­рат­но в гос­ти­ную и проч­но обос­но­ва­лась воз­ле гро­ба.
      — Я за­бе­ру ее, — ска­за­ла Уэй­ви, по­то­му что та­кое при­сталь­ное вни­ма­ние ре­бен­ка к усоп­ше­му бы­ло не­обыч­но.
      В это вре­мя Ден­нис по­ка­зы­вал ма­те­ри зна­чок от­ца, ко­то­рый оты­скал­ся в чаш­ке на са­мой верх­ней пол­ке в кла­до­вой. На нем эма­лью был изо­бра­жен ве­нок с ини­циа­лом «Р». Мис­сис Баг­гит взя­ла его, вста­ла и мед­лен­но по­шла в гос­ти­ную. По­шла, что­бы при­ко­лоть зна­чок на кос­тюм Дже­ка. До­ба­вить по­след­ний штрих. Она на­кло­ни­лась над те­лом сво­его му­жа. Зна­чок дро­жал в ее ру­ках, по­ка она пы­та­лась про­ткнуть им ткань. Сре­ди при­сут­ст­во­вав­ших во­ца­ри­лась бла­го­го­вей­ная ти­ши­на. Вдруг всхлип­ну­ла Би­ти. Уэй­ви мед­лен­но по­тя­ну­ла Бан­ни прочь от гро­ба. Де­воч­ка при­сталь­но смот­ре­ла на те­ло. Она не со­би­ра­лась ухо­дить и вы­дер­ну­ла свою ру­ку.
      Раз­дал­ся ка­шель, буд­то пы­тал­ся за­вес­тись ста­рый мо­тор. Мис­сис Баг­гит уро­ни­ла зна­чок в гроб, обер­ну­лась и схва­ти­ла Ден­ни­са за ру­ку. Ее гор­ло сжал спазм, гла­за ста­ли по­хо­жи на руч­ки для двер­цы шкаф­чи­ка. Уэй­ви по­та­щи­ла Бан­ни прочь. Пер­вым за­кри­чал Ден­нис: «Отец ожил!» И бро­сил­ся, что­бы по­мочь ему при­под­нять пле­чи над кра­ем гро­ба. Рев тол­пы и от­дель­ные кри­ки. Кто-то от­шат­нул­ся, кто-то, на­обо­рот, бро­сил­ся впе­ред. Ку­ойл с тру­дом про­бил­ся из кух­ни и уви­дел ру­ки, по­мо­гаю­щие се­ро­му Дже­ку вер­нуть­ся в бы­тие. С ка­ж­дым дви­же­ни­ем гру­ди у не­го изо рта тек­ла во­да. Че­рез всю ком­на­ту до не­го до­нес­ся крик Бан­ни: «Он про­снул­ся!»

***

      Ку­ойл сквозь ту­ман вез в боль­ни­цу Ден­ни­са, ко­то­ро­го би­ла дрожь. Они еха­ли за ма­ши­ной «ско­рой по­мо­щи». Сквозь ок­но за­вы­ваю­ще­го ав­то­мо­би­ля они ви­де­ли про­филь мис­сис Баг­гит. В ос­тав­лен­ном до­ме бы­ст­ро рас­хо­дил­ся вис­ки, стоя­ли го­мон и кри­ки о чу­де Божь­ем. Ден­нис рас­ска­зал Ку­ой­лу о том, что про­изош­ло, что он ду­мал, что чув­ст­во­вал, что ви­дел, что ска­зал врач «ско­рой по­мо­щи», ко­то­ро­го Ку­ойл уже слы­шал сам.
      — Они обес­по­кое­ны пнев­мо­ни­ей и со­стоя­ни­ем моз­га! А я об этом не бес­по­ко­юсь!
      Ден­нис сме­ял­ся, пры­гал на си­де­нье ма­ши­ны, тре­бо­вал, что­бы они близ­ко шли к ма­ши­не «ско­рой по­мо­щи». В его ру­ках бы­ли ка­кие-то бу­ма­ги, ко­то­рые он где-то взял. Он го­во­рил без ос­та­нов­ки, вы­со­ким го­ло­сом и от­ры­воч­ны­ми фра­за­ми. Шур­шал лис­та­ми, ко­то­рые пе­ре­кла­ды­вал один на дру­гой. Тол­кал Ку­ой­ла в пле­чо.
      — И вот он пы­та­ет­ся сесть. Он же там ле­жал вплот­ную к стен­кам. Ну вот, при­под­ни­ма­ет­ся не­мно­го и смот­рит на нас. По­том сно­ва как за­каш­ля­ет! Во­да из не­го так и брыз­жет! Го­во­рить не мо­жет со­всем. Но, по­хо­же, по­ни­ма­ет, где на­хо­дит­ся. При­хо­дит док­тор со свои­ми ин­ст­ру­мен­та­ми, смот­рит его и го­во­рит, что при та­ком креп­ком ор­га­низ­ме он, ско­рее все­го, вы­жи­вет. Он еще рас­ска­зы­вал, что при по­гру­же­нии ча­ще все­го вы­жи­ва­ют де­ти, а не взрос­лые. Те-то ча­ще все­го не вы­дер­жи­ва­ют. Но они не зна­ют от­ца! По­ни­ма­ешь, из-за хо­лод­ной во­ды у не­го в ор­га­низ­ме все за­мер­ло, и серд­це би­лось мед­лен­но-мед­лен­но. Ну, ка­кое-то вре­мя. Док­тор не ве­рит, что отец мог дол­го про­быть в во­де. Мол, уве­рен в том, что отец вы­ка­раб­ка­ет­ся. А мать? Пер­вы­ми сло­ва­ми, ко­то­рые она ска­за­ла от­цу, ко­гда сно­ва смог­ла го­во­рить, бы­ли: «Ден­нис на­шел твой зна­чок, Джек. Мы так дав­но его ис­ка­ли!»
      Ку­ойл вдруг уви­дел эти сло­ва на пер­вой по­ло­се и ре­шил вы­бро­сить все, что хо­тел по­мес­тить ту­да рань­ше. Ден­нис уро­нил на пол свои до­ку­мен­ты.
      — По­го­ди, мне тут на­до при­вес­ти их в по­ря­док.
      — Что это?
      — Это дол­жен под­пи­сать отец. Его ли­цен­зия на ома­ров. Он пе­ре­да­ет ее мне. Сей­час для них са­мое вре­мя.

***

      Уэй­ви си­де­ла с Бан­ни на краю кро­ва­ти в пус­той ком­на­те до­ма Баг­ги­тов. На этой кро­ва­ти Ку­ойл спал с го­ря­чи­ми бу­тыл­ка­ми.
      — По­слу­шай, — го­во­ри­ла Уэй­ви. — Пом­нишь ту мерт­вую птич­ку, ко­то­рую ты на­шла на бе­ре­гу не­сколь­ко не­дель на­зад? Ко­гда Па­па го­то­вил сельдь? — Те­перь его все на­зы­ва­ли «Па­па».
      — Да. — Паль­цы Бан­ни те­ре­би­ли по­кры­ва­ло.
      — Так вот та пти­ца бы­ла мерт­ва, а не спа­ла. Пом­нишь, ты все вре­мя смот­ре­ла на нее, а она бы­ла все та­кая же. Это смерть. Ко­гда кто-то уми­ра­ет, он не про­сы­па­ет­ся. Смерь это не сон. Это про­ис­хо­дит и с людь­ми то­же.
      — Дя­дя Джек был мертв и про­снул­ся.
      — Зна­чит, он не был на са­мом де­ле мертв. Лю­ди, ко­то­рые это ска­за­ли, ошиб­лись. Та­кое бы­ва­ет. Я пом­ню, как та­кое слу­чи­лось с маль­чи­ком из мое­го клас­са, где я учи­лась. Его зва­ли Эд­ди Бант. Все ду­ма­ли, что он уто­нул, а он был в ко­ме.
      — А что та­кое ко­ма?
      — Это ко­гда че­ло­век без соз­на­ния, но не умер и не спит. Это про­ис­хо­дит, ко­гда при­чи­ня­ют вред го­ло­ве или все­му те­лу и ор­га­низм не про­сы­па­ет­ся до тех пор, по­ка не на­би­ра­ет­ся сил. Это по­хо­же на то, как твой па­па за­во­дит по ут­рам ма­ши­ну, что­бы ра­зо­греть мо­тор. Мо­тор ра­бо­та­ет, но ма­ши­на ни­ку­да не едет.
      — То­гда Пе­тал то­же в ко­ме. Она спит. Так го­во­рит па­па. Она спит и не мо­жет про­снуть­ся.
      — Бан­ни, я долж­на ска­зать те­бе прав­ду. Пе­тал не в ко­ме. Она умер­ла. Она не спит. Твой па­па ска­зал так, что­бы вы с Сан­шайн не рас­страи­ва­лись. Он ста­рал­ся быть де­ли­кат­ным с ва­ми.
      — Все рав­но, она мо­жет быть в ко­ме. Мо­жет быть, вра­чи ошиб­лись с ней так же, как с дя­дей Дже­ком.
      — Ох, Бан­ни. Мне очень жаль, но она по-на­стоя­ще­му, на са­мом де­ле мерт­ва. Ма­лень­кая птич­ка бы­ла мерт­ва, по­то­му что у нее бы­ла сло­ма­на шея. При не­ко­то­рых трав­мах вы­жить про­сто не­воз­мож­но.
      — У Пе­тал бы­ла сло­ма­на шея?
      — Да. У нее бы­ла сло­ма­на шея.
      — У дру­га Ден­ни­са Кар­ла то­же бы­ла сло­ма­на шея, а он не умер. Ему про­сто при­хо­дит­ся но­сить боль­шой во­рот­ник.
      — Его шея толь­ко чуть-чуть над­ло­ми­лась.
      Мол­ча­ние. Бан­ни во­ди­ла паль­ца­ми по кру­жев­ным звез­дам на по­кры­ва­ле. Уэй­ви ви­де­ла, что де­воч­ке еще мно­гое ос­та­ет­ся не­по­нят­ным и впе­ре­ди еще мно­го во­про­сов. Ре­бе­нок толь­ко на­чи­нал осоз­на­вать тон­кие от­тен­ки смыс­ла слов. Смех и раз­го­во­ры вни­зу ста­ли гром­че. На­вер­ху ре­ша­лись слож­ные во­про­сы. По­че­му од­но­му уда­ва­лось со­хра­нить жизнь, а дру­гой ее ли­шал­ся? По­че­му вы­жи­вал имен­но этот че­ло­век, а не дру­гой? Она мог­ла го­да­ми объ­яс­нять де­воч­ке эти ис­ти­ны, а они все рав­но ос­та­нут­ся тай­ной. Но она бу­дет ста­рать­ся.
      — Уэй­ви. Да­вай схо­дим на бе­рег и по­смот­рим на эту птич­ку! — Ма­лень­кие паль­цы по-преж­не­му на­пря­жен­но пе­ре­би­ра­ли кру­же­ва.
      — Хо­ро­шо, — от­ве­ти­ла она. — Да­вай схо­дим. Но не за­бы­вай, что здесь был силь­ный шторм и птич­ку мог­ло уне­сти вет­ром или вол­ной. А еще кот или чай­ка мог­ли съесть ее на зав­трак. Мы вряд ли ее най­дем. Пой­дем спро­сим Ке­на, не мо­жет ли он нас под­вез­ти. А по­том по­едем ко мне до­мой и сва­рим ка­као.

***

      Они на­шли ка­мень и ма­лень­кое пе­рыш­ко, за­стряв­шее в пуч­ке тра­вы. Его мог­ла об­ро­нить лю­бая пти­ца. Бан­ни взя­ла его в ру­ки.
      — Она уле­те­ла.

***

      По­сте­пен­но, не­де­ля за не­де­лей по­сле вос­кре­се­ния Дже­ка он вос­ста­нав­ли­вал­ся по­сле пнев­мо­нии. Ко­гда к не­му вер­нул­ся го­лос, он ше­по­том рас­ска­зал в под­роб­но­стях о сво­ем пу­те­ше­ст­вии к да­ле­ко­му бе­ре­гу и об­рат­но.
      День был по­го­жим. Ома­ров бы­ло не мно­го, но по­па­да­лись. Вне­зап­но за­ба­рах­лил и от­ка­зал мо­тор. Пе­ре­стал све­тить фо­на­рик. Два ча­са в тем­но­те во­зил­ся с мо­то­ром, но так и не смог его ожи­вить. Ми­мо про­шла па­ра яли­ков. Он кри­чал, про­сил от­бук­си­ро­вать его к при­ча­лу, но его не слы­ша­ли. Вре­мя шло. Он щелк­нул за­жи­гал­кой и по­смот­рел на ча­сы. Бы­ло без де­ся­ти де­сять. Шки­пер Том но­сил­ся во­круг как ош­па­рен­ный. По­том кот оп­ро­ки­нул свою от­хо­жую мис­ку на ло­вуш­ки. Джек вы­бро­сил их в во­ду, что­бы вы­по­лос­кать, но вме­сте с мис­кой сам ока­зал­ся в во­де. По­тя­нул за шнур, ко­то­рым к поя­су был при­вя­зан нож. По­чув­ст­во­вал, как раз­вя­зы­ва­ет­ся узел, и уви­дел, как нож па­да­ет вниз, вдо­ба­вок уда­рив его по го­ло­ве. Он вдох­нул во­ду. Его за­тряс­ло. От­кры­лись все от­вер­стия те­ла. Соз­на­ние по­сте­пен­но уга­са­ло, и он вне­зап­но по­ду­мал, что ока­зал­ся в бан­ке с ма­ри­на­дом. Как огу­рец. Ему ос­та­ва­лось лишь ждать, по­ка кто-ни­будь не при­дет и не вы­та­щит его от­ту­да.

***

      Ку­ойл уви­дел и пе­ре­жил все цве­та жиз­ни, нау­чил­ся вы­ска­зы­вать за­ме­ча­тель­ные мыс­ли вслух и при­слу­ши­вать­ся к из­мен­чи­во­му го­ло­су волн, счи­таю­щих кам­ни, пла­кал и сме­ял­ся, ви­дел за­ка­ты и рас­све­ты, уз­на­вал му­зы­ку в шу­ме до­ж­дя. Он ска­зал: «Я со­гла­сен». На пе­ред­нем дво­ре до­ма Бер­ков поя­вил­ся ряд бле­стя­щих кол­па­ков на пал­ках. Это был сва­деб­ный по­да­рок мо­ло­дым от от­ца не­вес­ты.
      Ес­ли Джек Баг­гит спас­ся из бан­ки с ма­ри­на­дом, ес­ли пти­ца со сло­ман­ной ше­ей смог­ла уле­теть, то в этой жиз­ни не ос­та­ва­лось ни­че­го не­воз­мож­но­го. Во­да мог­ла ока­зать­ся стар­ше све­та, ал­ма­зы — по­тре­скать­ся от го­ря­чей козь­ей кро­ви, жер­ла вул­ка­нов — из­верг­нуть хо­лод­ное пла­мя; ле­са мог­ли под­нять­ся по­сре­ди вод­ной гла­ди, тень от ру­ки — пой­мать кра­ба, а вет­ра — под­чи­нить­ся уз­лу на бе­чев­ке. И лю­бовь — со­еди­нить дво­их без бо­ли и уни­же­ния.