– То верно. – После короткого колебания ведун отпустил саблю и вынул из шитого на заказ замшевого чехольчика серебряную ложку. – Да будет всегда сытость в этом хлебосольном доме.

Не нужно было обладать большим умом, чтобы понять: если в этой пещере знали его имя, то и появления ведуна ждали. А коли ждали не с засадой, а с полным котелком – то по первому приближению хозяевам можно доверять.

Мужичок, огладив пышную, лежащую лопатой бороду, тоже достал ложку, и они, придвинувшись к котелку, в две руки принялись наворачивать густое варево. Когда котелок опустел, хозяин аккуратно убрал ложку, опрокинул к стенке котелок, сгреб в кучу угли и повернулся к гостю:

– Много слышал о тебе, ведун Олег.

– Я тоже о себе немало наслушался, – скромно кивнул Середин.

– Это хорошо, – ничуть не смутился мужик. – Потому как нужда в тебе возникла, ведун. У местного князя сын пропал, и пропал не без помощи волшбы непотребной. Возьмешься помочь ему? Я путь тебе укажу.

Олег не успел ответить, так как в пещеру вошла девушка с луком в одной руке и подстреленным зайцем в другой. Она молча смерила взглядом ведуна и, не сказав ни слова, прошла в глубь пещеры.

– Не было нужды охотиться в дождь, Кира. – Мужик кивнул на пустой котелок: – Почему каши не захотела?

– Извини, волхв, – сказала она, не поднимая глаз.

– Коней укрыла?

– В соседнем гроте стоят. Воды им налила, овса позже задам.

– Так как, ведун? – повернулся к Олегу мужик.

– А никак, – отмахнулся Середин. – У князей, знамо дело, и без нас дружинников-волхвов в помощниках хватает. Обойдутся. А ты, стало быть, волхв? – Олег окинул мужика взглядом еще раз, но ничего нового не углядел: все та же русая борода лопатой, простецкая рубаха, волосы на лбу перехвачены тонким ремешком. – Не ожидал.

– Не любишь, что ли, князей, ведун? – удивился ответу хозяин пещеры. – Чай обидели чем?

– Обидеть меня трудно, волхв, —улыбнулся Середин, – а любви к княжьему племени у меня и вправду нет. Гонору у них много, благодарности мало. Живут так, словно весь мир у них в должниках ходит. А я, понимаешь, в должниках пребывать не люблю. Все же странное для волхва место ты выбрал, мил человек. Ни святилища здесь, ни рощи.

– Отчего странное, ведун? – пожал плечами волхв. – Место тихое, а святилище… Так для нас весь мир – святое место. Живу при дороге, путников исцеляю, порчу снимаю, скот от крикс да старухи-Морухи оберегаю, детей грамоте учу. Хорошее место. А на князя нашего ты зря наговариваешь. Наградит честь по чести. Из-за кровинушки своей над серебром давиться не станет.

– Ну извини, коли с князем обидел. Да только не тянет меня в княжеские-то палаты. С простыми людьми и говорить проще, и ласки больше, и радость у них чище. А серебро… Ты знаешь, волхв. После того как переступаешь порог бедности, серебро перестает казаться столь уж важным в этом мире.

– Бедности души, – тихо поправил хозяин пещеры.

– Чего? – не понял Олег.

– Бедность не в кошельке таится, ведун, – пригладил свою окладистую бороду волхв. – Бедность душевной токмо бывает. Коли у человека душа чистая да настоящая, он хоть и с голоду подыхать станет, а души своей за любые самоцветы не сменяет. А коли беден смертный душой, то будь у него хоть все подвалы златом забиты, а он все едино ради лишней гривны на любую подлость пойдет, нутром наружу вывернется, змеей подколодной ползать станет.

– Это точно, – признал Середин. – Есть в мире люди, что все только на деньги переводят, а есть те, что успехи свои измеряют совестью. И стена меж ними столь крепкая, что одним других вовеки не понять.

– Гладко стелешь, ведун, – довольно усмехнулся мужик. – А как в совести измеряются слезы детские? Серебром али голышами речными? Как душа того мужа ценится, что в неволе отрока бросает, руки помощи дать не желает?

– По-разному, – вздохнул Середин, понимая, что его поймали на слове. – Так!

– Явился средь бела дня колдун, прямо в детинец… Как он выглядел, Кира?

– Выше вас на голову, – ответила девушка, сдирая заячью шкуру. – Весь в черном. В меня огнем швырнул. Железо его не брало, отскакивало. Потом он закружился вихрем и исчез.

– Ну огнем бросаться несложно, я вас научу, – небрежно сообщил мужик. – Но вот как он от булата отмахивается, не знаю…

– Куда ребенка унесли, известно? – перебил его ведун. – Что за колдун? Откуда взялся, чего хочет?

– Откуда взялся, неведомо, – вздохнул волхв. – Недавно появился на рубежах Руси Полабской^[3] и Новгородской республики. Мерзости всякие творит беспричинно. То в землях прусских мертвецов из земли подымет, то у чуди баб угонит, то у оттов скот в гадов земных обратит. Теперь вот до княжичей добрался. Чего добивается – неведомо, а логово свил в горах Аспида. Это где-то промеж Юрьевым и Пернавой, на юг от Мертвого озера.

– Юрьев и Пернава – в наше время Тарту и Пярну называться стали, – перевел для себя Середин. – Что-то я не помню никаких гор в Прибалтике.

– Логово тайное, – кивнул волхв, – от глаз простых заговорено. Вот и не знает про него никто. Без слова путеводного и не найдешь. Так что, возьмешься за дело княжеское?

– Посмотрим, – кивнул Олег. – Далеко идти-то к князю?

– Недалече. Поутру вас обоих и провожу.

– Обоих? – оглядел небольшую пещерку ведун, остановился взглядом на девушке. – Она пойдет с нами?

– Да.

Кира, закончив потрошить зайца, сунула тушку Олегу и сказала:

– Я служу матери мальчика, ведун, и должна ей помочь вернуть сына. Если ты откажешься, я найду черного колдуна сама. Зажарь мясо, а я пойду задам овса коням.

– Суровая леди, – покачал головой Середин. – Она со всеми такая или сделала для меня исключение?

– Дикарка заморская, – отмахнулся заметно оживившийся волхв. – Зайца надо бы луком и сельдереем изнутри набить, дабы ароматом пропитался. И солью, солью с перцем натереть, а потом в капустные листья завернуть. Дай, я сделаю.

Середин без сожаления расстался с зайцем, погрузившись в раздумья. Пару лет назад он совершил небольшую ошибку, разбудив от вековечного сна и упустив настоятеля древнего арийского храма. Потом пришлось дать обещание найти беглеца и уничтожить. Вот только приметы таинственного настоятеля оказались очень уж расплывчаты. Ясно, что он сильный и злобный колдун. И стремится во что бы то ни стало разрушить мир. К тому же он непременно должен иметь учеников.

Здешний черный маг под приметы как будто подходил: украл ребенка из центра города на глазах вооруженной стражи, беспричинно изголялся над окрестными племенами. Ученики…

– Скажи, волхв, у вашего колдуна есть ученики?

– А кто его знает? – пожал плечами деловитый мужик, натирая солью мясную тушку. – Лазутчики есть, это точно. И в детинце княжеском есть. Кто-то ведь на княжича навел чародея латинянского. К тебе в попутчики наверняка набиваться станет. Ну да ты в дороге его распознаешь да милостью божией и зарежешь от греха… Сейчас в листья заверну и в угольки… Не остыли еще, горячие. Счас откушаем, сытом липовым запьем, да и баиньки ляжем. Шкуры у меня теплые, овчиные. А утро вечера мудренее…

* * *

Невесомой дымкой исчез сон, но Олег открывать глаза не спешил и пока только прислушивался. Все так же тяжелые капли дождя барабанили по скалам, порывы ветра со свистом врывались в маленькую пещерку и налетали на огонь костра. Пламя металось в каменных оковах очага, отбрасывая на сырые стены яркие блики, но тут же опадало, вздыхая тлеющими углями.

Рядом прошелестели чьи-то легкие шаги, донесся тихий женский смех.

Ведун медленно открыл глаза и огляделся. У противоположной стены спал волхв, завернувшись в теплую волчью шкуру, у костра тихо вздохнула во сне Кира. Но поразило Олега не это. Он оглянулся на шорох шагов и какое-то время молча хлопал глазами от удивления, Там, где еще вечером возвышалась – и Олег был в этом совершенно уверен – монолитная стена, сейчас виднелся темный проход, в конце которого яркими всполохами бился огонь. Середин неслышно поднялся, подхватил пояс, одним движением проверил, легко ли выходит сабля из ножен, и осторожно двинулся к таинственному проему.

Коридор быстро вывел его к широкой пещере. Хотя, пожалуй, об этом месте лучше было бы сказать – зала. Стены странной залы сверху донизу покрывали надписи на незнакомом Олегу языке, и как он ни пытался, так и не смог ничего разобрать. Под самым потолком виднелись лепные украшения, которые отбрасывали угловатые тени.

Вдоль стен огненной змеей струилось пламя, ярко освещая высокий камень в центре и хрупкую женскую фигурку. Настороженно поглядывая на застывшую спиной к нему женщину, Олег погладил ладонью серебряный крестик, привязанный к запястью левой руки. Обычно при приближении нечисти, колдунов, да и вообще любой нехристианской магии, он нагревался, предупреждая хозяина об опасности, но сейчас металл неприятно холодил руку, словно покрылся коркой льда.

Платье женщины с тихим шорохом колыхнулось, и она обернулась к вошедшему. Высокая, невероятно красивая, с копной пышных смолисто-черных волос. Она окинула Олега взглядом огромных черных глаз и улыбнулась:

– Здравствуй, ведун. Молва добрая о тебе идет по всей земле русской. Что ж ты молчишь? Не признал меня? Али сробел?

Женщина так заразительно рассмеялась, что Олег невольно улыбнулся и сам.

– Извини, красавица, но мы не встречались с тобой. – Нет, не смог бы он забыть такую даму, доведись повстречаться им раньше. – Как тебя зовут?

Она удивленно изогнула черную бровь.

– Люди по-разному кличут. Кто Марой, кто Мареной, а кто и Погибелью Ледяной. Вот уж не знала, что есть те, которые Мару не узнают. А ведь наши пути уже пересекались. Ах, ведун, сколько раз ты был на краю! Сколько раз я подходила к тебе с чашей. А однажды – помнишь? – ты с грифоном бессмертным столкнулся. Я ведь тогда почти дала испить тебе из моей чаши, протянула… Но ты невежлив оказался, вывернулся. – Она снова доброжелательно засмеялась.

– Что за чаша такая?

Смех оборвался, губы Мары скривились недобро.

– Я покажу тебе, – шепнула она и подняла руку.

Над ладонью Мары взвился вихрь, вспыхнул и сложился в легкоразличимые очертания человеческого черепа. Видение наполнялось красками, обретало объем. Олег удивленно моргнул. Нет, он не ошибся. Женщина действительно держала на ладони настоящий человеческий череп, окованный серебристым металлом. Серебро? Хотя почему бы и нет. Она ведь богиня, а не нежить.

Однако череп продолжал меняться. Его очертания снова поплыли, как воск под лучами солнца. Верхняя часть провалилась, оставив пустоту, стенки покрылись рельефным узором. И снова Олег не уловил момента, когда трансформация закончилась.

Мара держала перед ним небольшую серебряную чашу на короткой ножке. А внутри, вспыхивая рубиновыми искрами, плескалась тягучая жидкость.

– Попробуй, ведун. Только пригуби.

В бездонной глубине глаз богини вспыхивали такие же искры. Стены закружились вокруг Олега, и он с тихим ужасом понял, что не может отвести взгляд.

– Ты будешь лучшим воином в дружине Велеса, – рассмеялась Мара и поднесла к губам Олега чашу.

– Зачем торопишься, госпожа?

Тихий голос волхва разорвал цепи наваждения. Олег встряхнулся, как пес, и проворно отскочил от Ледяной Богини.

Но Мара, похоже, не очень расстроилась и улыбнулась волхву, как старому знакомому.

– Опять ты мне мешаешь, Велислав. Ох, берегись, когда-нибудь и ты пригубишь мой напиток, – кокетливо подмигнула она волхву. – Но я не тороплюсь. Подожду. Я умею ждать… И всегда получаю желанное.

– Дай мне испить полную чашу, – вышла из-за спины волхва Кира. – Я давно искала встречи с тобой, Темная Божиня.

Но Мара покачала головой и обернулась к Олегу.

– Не бойся, ведун, сегодня минует тебя моя чаша. Горькое в ней питье. Отчаяние вдов и несбывшиеся мечты невест смешались со слезами матерей.

Чаша снова потеряла очертании, потекла с руки Мары белесым мороком и растаяла.

Олег вдруг с невероятной ясностью ощутил одуряющее отчаяние, пустоту, которую не в силах заполнить ПРОСТО и ничто. Но он знал, что это не его чувства. Рядом стоял кто-то, кто не понаслышке ведал, что такое потеря любимого. Он медленно обернулся. Кира напряглась, как хищник перед прыжком, и сжала в побелевших пальцах большой обоюдоострый кинжал с широким клинком. Мара посмотрела на девушку и усмехнулась.

Глаза женщин на миг встретились.

– Вижу, кровоточит еще твоя рана. Не забыла своего Сирия? – В голосе Мары Олег ясно различил сострадание. А он, признаться, думал, что Ледяная Богиня не знает обычных чувств.

– Болит сердечно, Темная Божиня, слезами кровавыми плачет, тоской лютой исходит. Зачем тогда обошла меня, а его забрала? Позволь мне пригубить питье из чаши. О милости прошу, Божиня! – Голос девушки сорвался на крик, взмыл к потолку, разбился о стены и, разлетевшись множеством отголосков, обрушился звонким эхом на притихших людей: – Прошу, Божиня… милости… прошу!..

Олег смотрел на искаженное отчаянием лицо Киры и гадал: что же произошло с ней в прошлом? Какая тайна скрывалась за показным хладнокровием?

– Я приду к тебе. Непременно, приду. Но позже, не сейчас. Забери ее, Велислав, избавь меня от соблазна, а ее – от тихого мира.

Волхв кивнул, осторожно обнял девушку и повел из залы.

Олег проводил их хмурым взглядом и, когда стихли шаги, обернулся к Маре.

– Что с ней произошло?

Богиня выудила из воздуха тонкий серебряный браслет и повертела его в пальцах.

– Она сама тебе расскажет, если захочет. Ну да не о том сейчас речь.

Мара приблизилась к Олегу, коснулась его ладони, и Середин невольно вздрогнул от обжигающего холода ее руки.

– Возьми этот браслет, ведун. Глядишь – и пригодится когда.

– Стоит ли? Чую, не к добру твои подарки, Ледяная Богиня.

– А еще перстень этот возьми… – Владычица смерти надела ему, словно обручальное кольцо, простенькое оловянное, покрытое эмалью украшение. – Он повелевает моей стражей. В беде окажешься – проверни его вокруг пальца да позови: «Смерти!». И глаза сразу закрой. Не нужно никому видеть тех, кто является по этому зову. Лишь моли меня и Сварога, чтоб самому целым остаться.

– Ничего себе, – охнул Середин. – Это в честь чего такая милость?

– А с чего ты взял, что это милость?

– Тогда зачем такие щедрые подарки? За что? Почему?

– Есть пути, которые выбирают смертные, ведун, – вкрадчиво ответила Мара. – И есть пути, которые сами выбирают смертных…

Олег снова подпал под чары Ледяной Богини, не в силах отвести взгляд от бездонной пустоты черных глаз – но на этот раз в ее руках не было серебряной чаши. Он почувствовал, как запястье сжал холодный металл браслета, и Мара отступила.

Шаг за шагом она приближалась к ревущему пламени. Огненные языки жадно тянулись к ней, но словно спотыкались об окружающий богиню холод и бессильно опадали. Когда Мара почти коснулась пламени, воздух вокруг женской фигуры подернулся полупрозрачной дымкой. Женщина моргнула – наваждение отпустило ведуна, но властительница смерти уже почти исчезла.

Несколько минут Середин непонимающе созерцал быстро гаснущий огонь, пока наконец не сообразил, что рискует остаться в полной темноте. Он встряхнулся и, не оглядываясь, покинул таинственную залу.

Когда он ступил на пыльный пол пещеры Велислава, стена за его спиной беззвучно затянулась.

Волхв сидел у разведенного заново костра и время от времени подкидывал сухие ветки и опавшие листья, в изобилии покрывавшие пол пещеры. У стены спала Кира, заботливо укрытая шкурой, в которую прежде кутался Велислав. Бородач немигающим взглядом смотрел на огонь и даже не обернулся, когда Олег подошел и сел рядом.

Пронзительный взгляд ночной красавицы никак не шел у него из головы.

«Не красавицы – богини, – мысленно поправил себя ведун. – Богини смерти…»

Воспитанный в школе в лучших традициях материализма, Середин всегда воспринимал богов как нечто полумифическое и совершенно нереальное. И занятия магией, как ни странно, ничуть не поколебали этой уверенности. Ведь одно дело – нашептывать заговоры, произносить древние молитвы, и совсем другое – верить в существование того, кому они предназначены. Это как закон Архимеда: тело выталкивается из воды вне зависимости от того, реальным был античный ученый или вымышленным персонажем. Никто ведь не ожидает, выписывая формулы, вдруг обнаружить перед собой в плоти и крови грека в белой тоге? Вознося молитвы Сварогу или Макоше, ведун тоже никогда не рассчитывал здороваться с ними за руку или вести задушевную беседу. А тут вдруг…

Олег положил руку на холодящий запястье браслет, покачал головой. Мара, Ледяная Богиня, является к нему ночью, как простая берегиня или какой-нибудь баечник… Подарки дарит… В конце концов, он ведь не хитроумный Одиссей, которого за что-то любила Афина Паллада, регулярно наведываясь в гости. Он храмов для Мары не строил, молитв ей не возносил, родственных связей иметь не может. Тогда почему?

Олег не знал, сколько просидели они вот так, думая каждый о своем. Что пытался разглядеть волхв в глубине ярких всполохов костра?

– Она никак не могла успокоиться, – прервал Велислав затянувшееся молчание. – Все оплакивала кого-то. Пришлось помочь уснуть горемычной. – Волхв бросил на ведуна хмурый взгляд. – Я с вами пойду. Сами вы ни за что дорогу не сыщете, больно зелены еще. Может, и тебе моя наука пригодится. Мара тут еще вдруг появилась. Пришла, чашей поманила, да никого не взяла. Не к добру.

– А ты с ней уже встречался?

– Кто же с ней не встречался? – пожал плечами Велислав. – Только не все видят. Кому не дано, кто не узнает, кто узнать не желает. Посмотрим, какой еще ты в ворожбе мастер… Молва – одно, а человек – другое. Давай ложиться, ведун. Завтра медом вас напою, не чета зелью Мариному. И к князю пойдем – он тебя, поди, заждался.

Волхв

Дед, которым угостил с утра своих гостей Велислав, оказался самым что ни на есть хмельным, однако Середина это не очень огорчило: он тихо подозревал, что с гаишниками сегодня на дороге наверняка не встретится.

– Снеди не предлагаю, – сообщил волхв, закидывая в котомку яйца, куриную полть, несколько клубней репы и бурдючок с медом. – От нее в брюхе тяжесть и шаг тяжелый.

Он сунул за пазуху двух вяленых лещей и, выйдя из пещеры, сразу свернул с дороги на узкую тропинку. На поляне под скалами Кира ждала их с лошадьми – уже навьюченными и оседланными. Однако ехать через лес верхом было невозможно, и Олег взял гнедую за повод.

С раннего утра дождь прекратился, лучи солнца играли с дождевыми каплями, расцвечивая лес яркими красками, и путники коротали дорогу за разговорами.

– Ты знаешь, ведун, что лес живой, населен мудрыми существами, – сказал волхв, отламывая лещу голову и зубами отдирая со спины полоску мяса. – Он может и другом быть, и ворогом страшным, может стать и постелью пуховой, и могилой безвременной. Его нужно любить и уважать, находить общий язык с мудрыми его обитателями.

– Ну я бы не сказал, что, например, волк, который пытается загрызть меня ночью, блистает мудростью, – поморщился Олег. – Дать кистенем по голове – вот и вся мудрость.

– Экий ты глупый! – Велислав сплюнул под куст попавшую в рот чешуйку. – А еще ведуном называешься. Я же про духов лесных говорю да про вековую мудрость деревьев! Они тебя и заморочить, закружить могут насмерть. А могут и укрыть, от непогоды и булата спрятать.

– И как же ты в лесу скрываешься? – поинтересовался Олег.

Волхв улыбнулся в бороду.

– Вон видишь ель раскидистую? – указал Велислав посохом на огромное дерево. – Нижние лапы ее дают приют многим существам. Смотри.

Волхв, спрятав рыбу за пазуху, приблизился к ели и приподнял концом посоха одну из ветвей. На траву обрушился целый водопад. В тот же миг мимо опешившего ведуна прошмыгнул серой стрелой заяц и, петляя, скрылся в траве, оставив на память только брызги, отлетавшие от сильных лап.

– Просто ты должен стать частью этого мира, ведун, – снова достал недоеденного леща Велислав. – Не обязательно иметь шапку-невидимку, чтобы пройти мимо ворога. Достаточно слиться с духами леса.

Олег стряхнул с косухи капли воды и, поглядев вслед зайцу, про себя пожалел, что у него нет лука – а то бы не ушел ушастый от стрелы.

– Кстати, Кира, – обернулся он к девушке. Она с интересом наблюдала за своими спутниками и старалась не проронить ни слова. – Что ж ты прозевала такую добычу?

– Разве ты голоден? – усмехнулась она. – Скоро в город придем, там и поешь. Зачем убивать животное, если все равно не собираешься его есть?

Что на это ответишь? Середину только и осталось, что разочарованно сплюнуть и дальше отправиться. Баба-дура – она дура и есть. Не понимает, что в городе за такого косого полновесным серебром платить придется. Привыкла, поди, на всем готовом жить. Наверняка невольница. Так они и шли через лес. Волхв, то и дело отрываясь от рыбины, показывал то одно, то другое «чудо» и пытался заставить Середина это повторить. Олег, стараясь удержаться в рамках приличий, иногда отнекивался, ссылаясь на неспособность, иногда прятался за елочки и вскрывал родники – хотя на деле предпочел бы старый добрый заговор на отвод глаз или флягу с хмельным медом из своей сумки, которую можно наполнить на каждом постоялом дворе, а на худой конец – из ближайшего деревенского колодца. Но Велислав лишь головой качал:

– Не дается тебе наука наша, не дается. Ничего страшного, ведун. Этому тоже долго учиться надобно. Лес сам тебя признать должен. Вот тогда все и получится. Когда, обсосав последние косточки, волхв закинул в мшаник рыбий хвост, Середин не выдержал: – А скажи мне, Велислав, ты всем эти великие тайны выдаешь или только последним идиотам?

– Дитятям малым сказываю, что из деревень окрестных на обучение приводят, – ничуть не смутившись, ответил волхв. – Да ученикам редким, которым иные секреты выдать собираюсь. Ты проверку на терпение прошел: мне на советы наивные в ответ не нагрубил, своим мастерством без нужды хвалиться не стал. Стало быть, и мое знание в тайне удержать сумеешь. Сгоряча али по глупости не выдашь.

– Тебе страшно повезло, что я прошел экзамен, – честно сказал Олег. Но про то, что еще несколько таких уроков, и он свернул бы «учителю.» шею, вслух добавлять не стал. Тем более что лес расступился, и перед путниками предстал город Изборск во всей своей красе.

Стены в десять человеческих ростов, сложенные из неохватных бревен, вырытый вокруг города и наполненный водой глубокий ров, черные зловещие бойницы башен представляли собой впечатляющее зрелище. Середин – во всяком случае, по приставной лестнице – на такую высоту не полез бы ни за какие коврижки. Да еще и лестницу поди сделай, чтобы длины хватило до зубцов добраться.

Широкая проездная дорога упиралась в добротные ворота, которые охраняли два дружинника. Делать страже было совершенно нечего, так как желающих войти или выйти не находилось. Олег мысленно отметил, что это плохой, очень плохой признак. Коли местные пахари не едут в город со своим товаром, это значит, что они чуют недоброе. Так уж повелось, что любой ворог, приходя на чужие земли, первым делом разоряет окрестные деревни. Потому-то крестьяне при первых признаках опасности предпочитают собирать добро, что поценнее, семью, скотину да уходить в тайные лесные схроны, от греха подальше. И на дорогах, а уж тем более у городов, без крайней нужды не появляться. А какая у мужика может быть нужда в городе? Ну инструмент новый купить, коли кузнец деревенский старого уж совсем починить не может, петли, замки, скобы. Ну украшения всякие, ткани шелковые и атласные, сапоги из хорошо выделанной кожи приобрести али еще какое подобное баловство, дабы не только из домотканой холстины одежду носить и не только в поршнях самошитых разгуливать. Ну серебра в кошель положить – себе на черный день или дочерям на приданое. Так без всего этого не то что месяц-другой – пару лет пережить можно. Вот разве соль с перцем на огородах не растут, ради них могут и высунуться. Но нужда пока никого не подперла.

– Что так пусто? – удивленно спросил ведун дружинников. – Неужто все по домам сидят?

– Да вот, – охотно ответил один, – дожди зарядили. Купцы на дворах постоялых сидят, вино-пиво потягивают да кости свои у очага греют. А горожане-то наши у детинца собралися. Сказывали, ведун известный прийти должон. За ним ужо и дружинников отрядили. Мыслю так, что только к завтрему встречать их и надобно, уж больно дороги размыло.

– Да? – Олег оглянулся на Велислава, но тот лишь головой покачал. – Что ж такого особенного в ведуне-то том?

– Ну как же? Народ сказывает, что он с нечистью борется. Землю от нави поганой избавляет. Огромный это богатырь; говорят, из-за леса его видно будет. Вот и поджидаем, как бы буйства какого не учинил.

– С чего же это он безобразничать станет? – обиделся Середин.

– Да кто их знает, ведунов-то этих, уж не серчай, Велислав, – слегка поклонился стражник волхву, – а только мы для того тут и приставлены, чтобы порядок блюсти.

– Ну ждите, служивые, ждите, – усмехнулся не больно-то высокий Олег. – Смотрите, нечисть через ворота не допускайте, чтоб ведуну работы меньше в вашем городе было.

– Хе. Мимо нас и мышь не проскочит. Спокойно спи, путник, – отмахнулся второй ратник и прислонил рогатину к стене. – Ты семечек не хочешь, волхв?

– Отчего не пощелкать? – оживился Велислав. – Мы как раз без завтрака в путь тронулись. Будет чем червячка успокоить.

Стражник с готовностью потянулся к свисающему с пояса мешочку и вдруг охнул: – Ой, плечо, плечо… – А, ну так ты не тревожься. – Волхв зевнул и повернул в ворота. – Обойдусь. – А плечо? – А чего плечо? – Да замучило оно меня, Велислав. Третью неделю ноет к утру, мочи нет. Я уж и жиром барсучьим с перцем мазал, и листьями березовыми отпаривал. – А чего хитришь? – обернулся волхв. – Ой, семечки, ой плечо! Нету серебра – так и скажи. Поклонись, пообещай, что потом отблагодаришь…

– Так отговоришь кости-то, Велислав? – стыдливо опустил глаза дружинник. – Не иначе, Кумоха привязалась.

– На двор я иду княжеский, – отмахнулся волхв. – Найдешь меня там – посмотрю плечо. И зелье приноси, которым мазался. Чую я, от жадности пакость какую-нибудь купил.

Олег достал серебряную чешуйку, но плату за вход с него никто спрашивать не стал, и он, пожав плечами, вслед за Кирой вошел в город. Подковы лошадей гулко застучали по деревянной мостовой, в воздухе пахнуло дымом – видать, из-за непогоды многие хозяева предпочли затопить печи. Узкую улицу ограждали плотно стоящие двухэтажные бревенчатые дома с забранными слюдой окнами. Лишь изредка между зданиями обнаруживался короткий частокол – внутри крепости лишней земли для широких дворов не имелось.

До детинца они дошли за несколько минут – метров триста было до него от ворот, не более. В воротах княжеской обители стояли на страже аж шестеро воинов. Перед ними толпились любопытные. Трое путешественников с трудом протолкались через толпу и приблизились к дружинникам.

– Стойте! – воскликнул один из них, грозно направив на них рогатину. Но тут же узнал волхва и Киру. – Никак поправилась уже, воительница. Ну, Велислав, ты сам, видать, чародей знатный. Проходите, князь ждет вас. А кто это с вами? Неужто сам ведун?

– Он самый.

– Что-то хилый больно… – Воин окинул Олега насмешливым взглядом.

Вокруг возбужденно загомонил народ. Весть о том, что пришел сам ведун, распространилась с катастрофической скоростью.

– Так я не кулаком, я словом недругов бью, – пожал плечами Середин. – Хочешь, у тебя сейчас рука отвалится? Алыбды, дуан рых, механуралмашзавод…

– Чур меня, чур меня, – мгновенно побледнев, попятился ратник, закрываясь щитом.

– Да ты не боись, – то ли в шутку, то ли всерьез попытался успокоить его Велислав. – Принесешь руку мне, я ее тебе за полгривны назад приворожу.

– Ступайте, сказываю, князь ждет! – торопливо отмахнулся дружинник.

– Ну как знаешь, – прервал «заклинание» ведун и, пряча улыбку, шагнул в ворота. Прочие воины тоже притихли и расступились, давая дорогу. Авторитет гостя теперь казался им совершенно непререкаемым.

Радомир в это время упражнялся с мечом, играя им, словно котенок с мячиком – стальной клинок мелькал в воздухе из стороны в сторону, оказывался то вверху, го внизу, иногда меняя траекторию движения самым непостижимым образом. Когда Олег, волхв и Кира остановились посреди двора, князь опустил меч и обернулся к ним.

– Велислав? А где мои воины? Неужто не встретились по дороге?

– Разминулись мы, наверное. Но гляди, кого я привел. Это и есть ведун Олег.

Князь окинул гостя оценивающим взглядом, и на лице его проявилось явное разочарование. Однако вслух он сказал совсем другое:

– Рад видеть доброго человека. Наслышан о тебе, ведун, много наслышан. Еремей, прими коня у гостя! Покои тебе уже приготовлены. Княгиня заждалась тоже, перемолвиться желает. Князь вогнал меч в ножны и, взяв из рук слуги рушник, широким жестом пригласил волхва и Олега за собой. Середин огляделся в поисках Киры, но та уже исчезла. Радомир находу накинул рубаху и сказал, затягивая пояс: – Не знаю, поведал ли тебе Велислав про беду мою, но ответ твой хочу услышать поскорее. Поможешь али нет? Время уходит, а душа моя болит. Ох, болит, хоть сам в седло садись.

– Ты бы гостей сперва за стол усадил, княже, – укорил хозяина волхв, – напоил, накормил, а уж потом и с ответом торопил.

– Баньку мы уже истопили, ведун, – кивнул Радомир. – Попарься, отдохни, а потом доброй медовухи испить пожалуй ко мне. Там и поговорим. Велислав прав, с чистым телом и душа чище. За чаркой оно и беседа легче, и на душе радостней.

– Спасибо, княже, – ответил Середин. – Это верно подмечено. После парилки любой разговор легче катится.

Князь привел Олега к избе, из которой валил пар. Словно по команде распахнулась дверь, и к гостям вышел румяный дородный мужичок, кожа которого лоснилась, как лаковая шкатулка.

– Милости просим, – поклонился он, – ох и попарим! Все хвори темные прочь выгоним, и мысли дурные туда же.

– Когда топили? – поинтересовался из-за спины Олега волхв.

– Да ты чего помыслил, Велислав, – махнул на него веником банщик. – Никак заподозрил, в третью очередь поведу? А я-то для тебя огурчиков из своего погреба принес.

– А я тебе – меду гречишного… – оглянулся на лошадей волхв. – Кони-то где, ведун?

– Расседлывают…