Александр ПРОЗОРОВ, Олег ЯНКОВСКИЙ

КЛЮЧ ВРЕМЕН

Тучи

Дождливым в этот год выдался липень. Словно разгневался великий Сварог на внуков своих неразумных и наказывал нескончаемыми ливнями. Совсем не казал ласковый Хоре своего горячего лика из-за пухлых, тяжелых туч. Рубленные из прочного мореного дуба, высокие стены Изборска потемнели от влаги, обвисли мокрые вымпелы над островерхими крышами башен. Непрерывные ручьи струились по мощенным деревянными чурбаками улицам, то и дело отворачивая под ворота купеческих и ремесленных дворов.

Горожане, напуганные непогодой, укрывались в теплых домах, и только ратники у ворот в детинец, спрятавшись под высокий, в два жилья, терем, коротали время, играя в побитые кости. Время от времени они взглядывали на пустынную площадь перед княжеским домом, после чего снова начинали трясти в руках деревянные кубики и выбрасывать их на положенный на колени щит. Высокие рогатины с широкими наконечниками были прислонены к стене, но схватиться за них не составляло труда. Миг – и дружинники, одетые поверх толстых кожаных поддоспешников в свободные и длинные, до колен, кольчуги, в островерхих шеломах, с увесистыми мечами на поясах, были бы готовы к бою.

Пустовал нынче и княжеский двор, никто не желал выходить под пронизывающие порывы ветра и холодные струи дождя. Только мальчик лет десяти, в алой шелковой рубашке, малиновых шароварах и тонких сафьяновых сапожках играл под защитой навесной крыши на высоком крыльце с резными столбами и перилами. Он азартно переставлял маленькие, искусно вырезанные фигурки, изображавшие людей и зверей, и то и дело отмахивался от беличьей душегрейки, которую протягивала ему стоящая рядом девушка в длинном, шитом катурлином сарафане и с простым сатиновым платком на голове.

– Одень, замерзнешь ведь! Матушка гневаться будет, глупенький.

– Я не глупенький! Я – княжич твой! – Мальчишка вскинул голову, сжал богато украшенную рукоять кинжала, пристегнутого к поясу, приосанился.

– Ладно, ладно, – улыбнулась девушка и предупреждающе покачала пальцем: – Однако же, коли захвораешь – меня не зови.

Угроза оказалась серьезной. Княжич тяжело вздохнул и покорно позволил надеть ему теплую безрукавку. А затем вместе с присевшей рядом нянькой продолжил перебирать игрушки.

Княгиня Веледа наблюдала за всем этим из окна горницы. Она вообще любила смотреть, как играет сын с Любавой, его совсем еще молодой нянькой. А нынче с самого утра неспокойно было у нее на душе, словно червь какой к серцу подобрался и глодал его потихоньку. Дождь ли в том виноват, или беду какую сердце чует, да отвратить не в силах? И трава еще на лугах никак не сохнет, совсем пусты сеновалы. Молоко почему-то все разом скисло—и то, что в погребе, и парное. Муж ратников новообученных в Полоцк отпустил, дружина враз чуть не вдвое меньше стала. А ну, беда случится? И хотя здесь, в самом сердце русских княжеств, о разорительных войнах давно никто не слышал – но ведь беда всегда нежданной приходит. Тревожилось сердце матери, а почему – не сказывало И женщина слушала шелест капель по заливавшим двор лужам, и все думала, думала… Где-то вдалеке тяжко вздыхал глухими раскатами Перун-Громовержец, молнии сыпали из-под копыт его коней. На что же ты так гневаешься? К кому мчишься?

– Перун-Батюшка, воин небесный, явь от нави оберегающий, отведи беду неминучую, защити слабых, даруй силу правым, – чуть слышно прошептали губы княгини, а рука нащупала на груди, под тканью тяжелого парчового платья, родовую ладанку, что дал перед свадьбой волхв Мироней, провожая Веледу в далекий, незнакомый город из стольного Чернигова.

Словно в ответ на ее мольбу, на двор ворвался порыв ветра, подхватил тяжелую узорчатую юбку Любавы, хлестнул по окнам струями дождя. Княгиня вскрикнула от неожиданности и отшатнулась, стирая с лица холодные капли. А когда подняла глаза к небу, с удивлением увидела, как сквозь рваные прорехи в тяжелых свинцовых тучах несмело пробиваются лучи солнца.

Дождь оборвался, небо прочертила радуга, солнечные блики заплескались в лужах, разбрызгивая радость и заразительное веселье.

За спиной скрипнула дверь, княгиня обернулась:

– А, это ты, Кира.

Она кивнула вошедшей узкоглазой, желтолицей девушке в странном для здешних мест костюме, к которому за несколько месяцев так и не смогла привыкнуть. Простоволосая, в широких шароварах, но не заправленных в сапоги, как это делают степняки, а стянутых шнурками на щиколотках поверх голенищ; в свободной, но из плотной ткани, рубахе, перетянутой кожаным поясом, на котором висел кинжал с широким лезвием в простых добротных ножнах; со слегка сурмленными бровями и ресницами. Две толстые черные косы девушка перекинула за спину.

Она совсем недавно появилась в тереме княгини. Ее привез в подарок заморский купец, искавший выгодных условий для торговли, и небезуспешно. Торговый гость сказывал, что прибыл из сказочной страны за длинной, на полмира, китайской стеной^[1], и продавал дорогие шелковые ткани, незнакомые специи, благовония, посуду из тончайшего полупрозрачного камня, украшения тонкой чеканки, хитрые самоцветные браслеты, похожие на киевскую скань. Странные названия произносил, смешные. Сейчас и не повторить.

Кира, по его словам, проходила обучение у лучших мастеров своего дела, ученики которых ценились чуть ли не на вес золота. Заморских мастеров, естественно. И якобы лучших и более верных телохранителей, нежели такие служанки, найти просто невозможно. Князь Радомир благосклонно принял экзотический подарок и послал к своей жене. Девушка в тот же день поклялась в верности княгине и с тех пор ходила за ней, как верный пес.

Многие косо смотрели на странную чужачку, шептались по углам о ее диких манерах и непотребной одежде, да и самой княгине пытались против иноземки на ушко нашептывать, но Веледа отметала все доводы. А на вопросы о том, где и чему училась девушка, Кира обычно молчала, равнодушно глядя в стену. Она вообще не отличалась разговорчивостью, и потому ее голос заставил хозяйку дома вздрогнуть.

– Госпожа, что-то должно произойти. Что-то нехорошее, – тихо сказала девушка.

– Где? С кем? Когда? – резко обернулась Веледа.

– Не знаю, – пожала плечами Кира. – Однако же думы меня навещают тяжелые, непрошеные. Тревожно ныне с утра.

– И ты… – вздохнула княгиня, на миг прикусила губу, потом решительно приказала: – Ступай к воротам, моим именем вели запереть. Гостей али просителей сегодня, по всему видать, не появится. А мне все спокойней…

В спокойную тишину горницы ворвался женский визг. Княгиня метнулась к окну, не заметив, что Кира в несколько прыжков преодолела разделяющее их расстояние и тоже выглянула во двор.

У порога, рядом с мальчиком и Любавой, возвышалась странная фигура в черном бесформенном балахоне.

– Кто ты такой? – крикнула Веледа, перевесившись через подоконник.

Чужак поднял на нее маленькие глазки, и княгиня отшатнулась, словно взгляд чужака ударил ее по лицу. Девушка не стала ждать продолжения – она бросилась в проем окна, спрыгнула на возок со свекольной ботвой, затем на землю. В руке ее тускло блеснул кинжал. Кира успела сделать только шаг, когда незнакомец поднял руку – ладонь его охватило яркое пламя, и он легким движением швырнул ревущий шар огня в приближающуюся девушку. Та метнулась в сторону, но недостаточно быстро, и шар, увеличившийся в полете, зацепил Киру. Раздался треск, во все стороны брызнули искры. Удар оказался так силен, что девушка отлетела к стене и замерла, съежившись в луже воды. Вспыхнувшая было рубаха с шипением погасла. Шар, врезавшись в бревна конюшни, оставил дыру, в которую могла бы въехать груженая повозка.

Тем временем во двор начали выскакивать дружинники. Многие были при оружии – но пока не понимали, в чем дело. Подпаленная дыра в стене конюшни, бесчувственная телохранительница в дождевой луже, странный незнакомец у крыльца. Двое караульных у ворот, схватившиеся за рогатины, тоже растерянно переглядывались, не решаясь бросить пост.

– Ты! – Все вздрогнули от каркающего хриплого голоса чужака. Он указывал на мальчика. – Ты – мой!

Юный княжич выхватил кинжал и приготовился защищаться

– Да бейте же его! – заорал от ворот один из ратников. Они с напарником опустили копья, готовясь остановить странного гостя, если тот попытается вырваться через ворота.

Незнакомец придвинулся к крыльцу, вскинув руки – повисшие подолы сделали его сразу в несколько раз крупнее, он навис над княжичем, словно грозовая туча. С губ колдуна стали срываться слова, которые люди не могли понять. Голос его завораживал, опутывал невидимыми сетями, так что никто уж и пошевелиться не мог. Лишь тихо поскуливала Любава, прижимавшая к себе княжича и делавшая попытки прикрыть его собой.

– А ну, брось пакостить! – Ближний из дружинников помотал головой, стряхивая наваждение, и попытался кольнуть черного колдуна, но лезвие меча непостижимым образом толкнулось вбок, а сам ратник от неожиданного рывка потерял равновесие. В сторону отшвырнуло и сулицу, что мелькнула от двери в людскую, посланная неведомому врагу точно в грудь.

У ног колдуна родился странный вихрь, тяжелый низкий гул ударил по ушам, заставив людей застонать. Пылевой поток между тем разросся, заключил в призрачные объятия самого чужака и две маленькие фигурки.

– Мо-о-о-й! – Хриплый голос пришельца перемешался с торжествующим хохотом.

– Под корень, под корень бейте змея! – Несколько дружинников попытались подступиться к колдовскому смерчу, подрезать его тяжелыми мечами у основания, над самой землей, но ураганный ветер легко расшвырял воинов по углам двора. Дикая пляска вихря все набирала обороты. Когда же гул достиг нестерпимых пределов, вдруг раздался оглушительный грохот – и все стихло.

– Андрейка… Сынок… – Веледа протянула руку к тому месту, где мгновением раньше стоял ее сын, а теперь кружились хлопья черного снега. Они медленно опадали на пыльные бревна, на которых остался лежать тонкий обруч юного княжича. Глаза княгини закатились, и она без чувств рухнула на белый сосновый пол.

* * *

Тишина витала над головами людей, собравшихся поздним вечером в большой горнице. Напряженное молчание нарушал лишь треск свечей, слабый свет которых выхватывал два тяжелых резных кресла. Более широкое занимал князь Радомир, другое – его жена, за которой чуть позади тенью застыла Кира. Левая рука девушки висела на перекинутом через шею ремешке, под рубахой выпирал корявый бугор перевязки на месте ожога.

Князь сидел, подперев подбородок кулаком. Незастегнутая на груди ферязь разошлась, открыв легкую шелковую рубаху, перехваченную на поясе алым кушаком. Тяжелый меч, спрятанный в узорчатые, украшенные самоцветами, ножны, покоился рядом, прислоненный к сиденью рядом с коленом. Волнистые светлые волосы Радомира сдерживались тонким золотым обручем с красными и зелеными камнями.

Правитель недовольно нахмурился и опустил ладонь на рукоять меча. Но на этот раз прикосновение к верному другу, который ни разу не подвел хозяина, не успокоило Радомира. Под суровым взглядом князя нервно заерзали шестеро бояр, расположившихся на лавках у стены.

Ну что, ратные мои други? – сухо промолвил изборский князь. – Упустили первенца моего? Прямо из детинца украла его погань латинская? Окромя бабы заморской, заступиться за отрока оказалось некому?! Верно же вы мне служите, друга. Не ожидал, не ожидал.

– Прости, княже, – кашлянув, поднялся один из бояр. – Супротив ратей человеческих, супротив железа булатного мы за тебя завсегда живота не жалели. А против ведовства черного тебе другие ратники надобны. Дружинники твои, как могли, сразиться пытались. Однако же не обучены они слово колдовское на щит принимать и порчу подворотную рогатиной накалывать. А что целы остались – не обессудь. Не смерти искали они безвременной, а победы быстрой над колдовством латинянским.

– Успели? – скривился Радомир.

– Сбежал колдун, – скинув тафью, склонил голову боярин. – Не через ворота, не через ряды наши. Провалился сквозь землю, отродье чернобогово. Где стоял, там и сгинул.

С тихим стуком распахнулась дверь, пропуская высокую фигуру старца. Постукивая кривой толстой палкой, длиннобородый, седовласый волхв в рубище, подпоясанном пеньковой веревкой, неторопливо пересек комнату под напряженными взглядами собравшихся людей. В нескольких шагах от возвышения, на котором восседала княжеская чета, он остановился, опираясь на тяжелый посох.

– Наконец-то, отче, – тихо сказал Радомир, вставая с кресла и спускаясь навстречу старику. – Заждались мы тебя, Похвислав. Беда у меня. Боги на меня прогневались. Допустили чародейство черное.

– Слышал, слышал, – протянул руку волхв и положил ее князю на плечо. – Духи леса шепчутся, сказывают всякое. И про беду твою мне нашептали, и про сына. Нет среди молвы этой слов утешительных. Так надобно ли передавать тебе слова горькие?

Князь оглянулся на жену. Та кашлянула, после чего упрямо мотнула головой:

– Я хочу знать все, Похвислав!

Бабы, бабы, – покачал головой старик, отпуская княжеское плечо. – Незнамо вам, сколь блаженно пребывание в неведении. Ведь узнанного не выкинуть более из мыслей своих, не отринуть из памяти…

– Сказывай все, волхв, – отступил за кресло Радомир. – Горькая правда для нас слаще неведения.

– Ну так слушай, дитя мое, – распрямился волхв. – Нет у тебя, князь, врага неведомого, нет на тебе божьего проклятия. Есть токмо дар великий, твоему сыну доставшийся. Ради этого дара и украл его колдун, потому как для обрядов своих гнусных токмо в нем едином на всем свете нуждается.

– Ой, мамочка, – испуганно вскинула ладонь ко рту княгиня. – Что же он с Андрейкой делать станет?

– Всякое станет творить, – пожал плечами старик, снова скручиваясь над посохом. – Пока цели ворожбы своей не добьется. Али пока мальчонку не изведет.

– Что? Что?!

Старец встретил взгляд княгини, в котором плескалось отчаяние, и сокрушенно покачал головой.

– Сказывал я тебе, княгиня. Во многом знании многие печали.

– Радомир, – повернулась Веледа к мужу. – Ты должен что-нибудь сделать! Ты обязан!

– Остановись, женщина! – гневно повысил голос волхв. – Ты не смердка обычная, не купчиха, дабы округ радостей твоих все вертелось. Андрей твой – сын княжеский, наследник стола изборского, первенец, рода продолжатель. Ты князю новых сыновей родишь. И дочерей тоже. Другие дети будут. Так надобно ли этого выручать?

Услышав слова волхва, князь вскинулся, медленно выпрямился во весь рост.

–… посмел..? – Слова с трудом находили выход сквозь крепко стиснутые зубы Радомира, ноздри его расширились. Едва сдерживающий гнев, что застилал глаза князя черной пеленой, правитель Изборска обрел такой вид, что бояре съежились и притихли, радуясь, что ярость князя направлена не на них. Несдержан был Радомир в гневе. Голову снесет, а потом уж разбираться станет.

Но волхв даже бровью не повел, спокойно продолжая:

– Здесь чародейство черное творится, княже. Неведомо, какими наветами и порчами на княжича ворожить станут, пока он у ворога находится, чему учить станут, какие слова говорить. Коли освободить его удастся, то кто в его образе вернется – сын али враг лютый? Тебе известен закон, князь Радомир. Коли вьюноша в землях чужих воспитан, вдали от дома родного – на столе княжеском ему не бывать! Не допустят боги такого позора! – И волхв приподнял, а затем тяжело ударил посохом об пол, словно подводя черту своему предупреждению.

– Я знаю закон, – переведя дух, кивнул князь. – Коли сын княжеский в иных землях долго воспитывался, али в плену вражеском пребывал, к власти его допускать нельзя. Однако же и глумиться над первенцем своим я тоже не позволю! – повысил голос Радомир.

Его гневную отповедь прервал стук двери. Все обернулись на невысокого воина с белыми, как будто седоватыми, волосами, собранными сзади в хвост, с бледными глазами и вытянутым лицом, лишенным какой-либо растительности. На вид ему было лет тридцать, а то, что на поясе, между мечом и кинжалом, не выглядывало ни рукояти кистеня, ни шестопера, означало, что своим оружием ратник владеет в совершенстве и уверен, что не лишится его ни в жестокой сече, ни в быстротечной сшибке. Окинув собравшихся быстрым взглядом, дружинник коротко, одной головой, поклонился, неторопливо пересек зал и встал позади кресла Радомира.

– Ты чего-нибудь проведал, Сварт? – чуть откинул назад голову князь.

– Ни в городе, ни округ никто не видел этого колдуна, княже, – вздохнул дружинник. – Прости.

– А сына моего?

– Прости, князь, – вздохнул дружинник, – но коли бы он на свободу вырвался, то давно бы сюда прибежал. А колдун княжича Андрея без сомнения прячет. Оттого и искать его надобно, а не мальчика.

– Где же его искать, тварь бесчестную? – с силой сжал подлокотник кресла Радомир.

– Я могу указать путь к колдуну, – произнес волхв. —Коли князь волю богов принимает и первенца своего, через руки чуждые прошедшего, от стола отстранит, то изволению мальчика невинного я помочь готов. Что скажешь, Радомир?

Князь нахмурился, окинул взглядом бояр.

– Что скажете, други? Не грешно ли перворожденного своего сына звания княжеского лишать?

Бояре, неуверенно переглядываясь, молчали. Каждый примерял княжескую беду на себя, пытаясь решить – а готов ли он лишить своего сына наследства, коли тот ребенком в руки вражеские попадет? Со взрослыми воинами все ясно – нередко они в полон вражеский попадали, откуда выкупались родичами или князем. К дружинникам пленным все, кроме латинян, с уважением относились, равно как и сами русские ратники к своим, сдавшимся на милость победителя, врагам. Но вот что с ребенком невинным сделать могут? Какие слова ему в уши нашепчут, какого яда в сердце вольют? Чему научат в стенах недружеских? А уж коли дитя к колдуну в лапы досталось, то на него и заклятия наложить могут, и душу отнять, да нежить какую в тело подсадить. Подменить могут, личину дитяти ласкового на чародея какого наложить да в дом родительский подпустить. Как подумаешь – так и представить страшно. Но и кровинушку свою невинную лишь за то отталкивать, что руки чужие к ней прикоснулись – тоже страшно.

– Дозволь мне молвить, князь, – разорвал тишину голос Сварта.

– Говори, – разрешил Радомир, повернув голову к дружиннику.

– Честь мужа, княже, – положил тот ладонь на рукоять меча, – не токмо в богатстве и звании, что предками его дарованы, но и в чести своей, отваге и совести. Не бойся лишить княжича стола своего. Коли Андрей достоин предков своих окажется, то и стола, и славы, и милости богов добьется. А коли нет – то и кручиниться не о чем. Вспомни Рюрика великого. Сын захудалого князя Бодричского, варяг обычный – он и Новгородским, и Киевским правителем стал. Ужели Андрейка, прапраправнук его, того же не сможет, коли душой чист останется? Дозволь мне отправиться за княжичем, Радомир. Пусть волхв скажет, где прячется колдун. Я поеду туда и верну Андрея. Я вырву латинянину его черное сердце и привезу тебе, чтобы ты смог скормить его собакам. Я отрублю ему голову, насажу на кол и вкопаю у ворот Изборска, чтобы все черные души знали: вход в этот город им воспрещен!

– А ведь верно! – тут же согласился ближний из бояр. – Коли княжить ему заказано будет, так варяжскую дружину из охотников собрать никто не запретит! Славы княжич добьется, а там и стол для него сам найдется. Верно Сварт глаголет. В Андрееву дружину варяжскую я и своего сына отдать готов. Пусть свет повидает, себя покажет. Любо! Веди нас, Радомир, на колдуна. Не позволим нечисти латинянской земли русские топтать! На кол нечестивца! На кол!

– Верно, верно, – с облегчением зашевелились бояре. – Не в столе честь, а в деяниях славных. Нам бы освободить княжича, а там видно будет. Собирай дружину, князь! Не пожалеем живота своего за тебя! Не посрамим земли русской!

– Быть посему! – хлопнул ладонями по подлокотникам изборский князь. – Ты слышал наше решение, Похвислав? От стола мы княжичу Андрею откажем, но милости и доверия своего не лишим и из полона вызволим. Сказывай теперь, где колдун поганый свое гнездо свил? Куда за ним дружину посылать?

– А разве колдун сам сюда не являлся, Радомир? – усмехнулся в бороду волхв. – Сильно тебе дружина супротив него помогла? Добрый меч не всегда против чародейства выстоять способен. Не дружина на колдуна идти должна, а отряд малый, однако же ни ворожбы, ни булата не страшащийся. Силы колдуна невелики. Не силой он опасен, а токмо коварством и чародейством злым.

– Я пойду! – тут же выступил беловолосый воин. – Не боюсь я никакого колдовства, княже! И стали заговоренной не убоюсь. Я верну Андрея и принесу тебе сердце его похитителя, Радомир.

– Я верю тебе, Сварт, – остановил горячую речь дружинника изборский князь. – Знаю, воспитывал ты сына моего с малых лет и любишь, как своего. Однако же мало не бояться колдовства. Нужно еще и уцелеть в схватке с чародеем. Вон, на Киру посмотри. Она тоже не убоялась злого гостя, да токмо пользы это не принесло. Подожди. Чую я, не просто так волхв святилища нашего речи долгие ведет. Не иначе, подсказку некую дать желает.

– Боги милостивы к тебе, князь. – Похвислав чуть приподнял посох и ударил им об пол. – Тебе надобен не просто отважный ратник. Тебе надобен ратник, равно владеющий булатом и заклинанием, умеющий сражаться и против людей смертных, и против нежити. И ведомо мне, что стопы варяга такового великий Сварог повернул в сторону града нашего, и со дня на день явится он к вратам стольного Изборска.

– А можем ли мы верить неведомому ратнику, волхв? – усомнился Сварт. – Вестимо, варяги серебру служат, не земле отчей, не князю-батюшке.

– Верь ведуну сему, княже, – ответил, глядя на Радомира, старец. – Верь, ибо за него поручились боги. Ведомо мне еще, что в доме твоем предатель завелся, черному колдуну служащий.

– Кто?! – резко наклонился вперед князь. – Имя, Похвислав, назови мне имя!

– Сие от меня сокрыто, княже, – покачал головой волхв. – Однако же не раз чуял я, что чародеи иноземные то колдовскими путями с кем-то в граде общаются, то птиц почтовых пускают. Будь осторожен в выборе дружинников для дела сего, Радомир. Лазутчик тайный без сомнения с ратью спасательной отправиться пожелает.

– Тяжкие вести ты принес для меня, старик, – обвел угрюмым взглядом всех присутствующих князь. – Однако же за упреждение благодарствую тебя, Похвислав. Слова твои я запомню и настороже буду.

– Да пребудет с тобой милость богов, княже, – поклонился волхв. – А теперь отпусти со мной воительницу свою, что рану на боку носит. Отведу я ее к сотоварищу своему, Велиславу, на исцеление. Ему раны колдовские заговаривать не впервой, в несколько дней управится. Вернется твоя иноземка назад здоровее прежнего.

Радомир посмотрел сперва на супругу, как бы спрашивая разрешения, затем перевел взгляд на ее телохранительныцу:

– Ступай с волхвом, Кира. Как силы вернутся, назад придешь. Волхвов слушайся, они свое дело знатно ведают.

Девушка поклонилась и, чуть прихрамывая, направилась к старику.

– Постой, Похвислав, – спохватился князь. – А как имя ратника того, что волей Свароговой к вратам моим явиться должен.

– Не воитель и не волхв он, княже, – покачал головой старик, – и не варяг. Потому как не столько серебру, сколько совести своей служит. Просто ведун. А имя ему – Олег.

* * *

Широкая наезженная дорога петляла меж скал, сковывающих ее с двух сторон, поднималась то вверх, к самому гребню, то проваливалась в глубокую расселину, и тогда казалось, что острые зубцы окрестных пиков подпирают собой плачущие холодной моросью тучи. Приближалась ночь. Изборский тракт забрался на очередной взгорок – скалы расступились, и впереди, километрах в десяти, из вечернего сумрака и плотной пелены дождя темной громадой вырос город.

– Не везет… – остановился едущий о двуконь всадник и небрежно потрепал гриву своей гнедой кобылы. – Засветло до города не успеем. Ворота, небось, уже сейчас на засовы дубовые запирают. Неохота под дождем на улице ночевать, да видно судьба…

Добротные яловые сапоги, шаровары, ярко-голубая атласная рубаха, что проглядывала из-под расстегнутого на груди ворота потертой косухи показывали, что путник – человек отнюдь не бедный. Русые волосы его немного не доходили до плеч, усы и бородка, хотя и давно не стриженные, оставались довольно коротки. Открыто болтающаяся на поясе сабля и притороченный к седлу, окованный железом щит демонстрировали, что путник не пахарь, не ремесленник и не купец, хотя на ратника он тоже не походил: не имелось в его снаряжении ни рогатины, ни палицы, ни шестопера; не побрякивала в свисающих со спины заводного чалого мерина броня, да и всадник не носил ни войлочного, ни кожаного поддоспешника, которые дружинники обычно не снимали даже вне службы, переодеваясь в иные, более дорогие, наряды только ради праздника. В общем, странный это был прохожий, непонятного занятия. Встречный путник удивился бы ему еще больше, если бы знал, что в кожаную косуху незнакомца вшита «молния», не существующая в современном мире, и что застежки-кнопки на обшлагах рукавов станут ставить лишь через десять-одиннадцать столетий. Впрочем, обитатели Новгородской и Киевской Руси этого не знали, а потому странным заморским застежкам особо не удивлялись – мало ли в дальних странах случается диковинок? Оттуда и дерево, цветами пахнущее, привозят, и воду горючую, и камни сладкие, как мед. Чего уж там простой застежке дивиться!

Путника звали Олег Середин. Несколько лет тому назад – или несколько веков тому вперед – жил он в обычном городе, трудился в обычном автопарке, пил вечерами пиво «Оболонь» и частенько гонял на мотоцикле. Отличало Олега лишь то, что он увлекался магией, а также искусством боя на мечах и иных видах древнего оружия, встречался с такими же фанатами, как и он сам, ковал клинки и доспехи и, конечно же, экспериментировал. Встречался с реконструкторами из других клубов, рубился на театрализованных турнирах, пару раз снимался в псевдоисторических кинофильмах. А кроме того – иногда пытался использовать на практике колдовские обряды и заклинания, о которых рассказывал Ворон, руководитель клуба, а по совместительству – и преподаватель сразу всех дисциплин. Вот и доколдовался: захотел однажды набраться знаний «на халяву». Узнать, зачем ему магия и мастерство рукопашного боя нужны. Магическая книга Белеса ответила на его вопрос четко и однозначно. Теперь Олег знал, зачем могут понадобиться магия и боевые навыки. Не знал только – стоит ли теперь возвращаться туда, где эти знания нужны разве что режиссерам кино.

– Не везет… – приподнялся на стременах Олег, словно лишние десять сантиметров могли сыграть решающую роль, и огляделся по сторонам, ища отблески огня, которые выдадут близкое человеческое жилье. Но тьма вокруг не разрывалась ни единой искоркой.

«Снова тучи надо мною

Собралися в тишине;

Рок завистливый бедою

Угрожает снова мне…» —

пробормотал ведун пришедшие на ум грустные строки, но поэтический настрой трусливо испарился, стоило порыву ветра хлестнуть по лицу ведуна холодными нитями дождя. Олег опять потрепал гнедую по гриве:

– Обидно. В кошельке столько серебра – хоть год на печи отлеживаться можно и одной белорыбицей копченой облопываться. И вас обоих отборным ячменем кормить и пивом вместо воды ублажать. А приходится ночевать на мокрой траве и жрать одну солонину без хлеба. И ведь берегиню местную в темноте не найдешь, ночь спокойную выпросить. Этак ляжешь к моховику возле логова, и будет он тебя всю ночь, как проклятого, по буреломам гонять… И чего меня сюда понесло? Нужно было в Погах непогоду пересидеть, благо половина девок засматривалась.

Возле оставленной три дня назад деревеньки ему довелось убить волка. Самого обычного. Правда, волк был матерым, сильным зверем с совершенно белой шерстью.

Потому-то местные мужики и не решались загнать и заколоть его сами – сочли оборотнем, колдуном с болотного острова. На вече они порешили, что проще заплатить заезжему воину, нежели рисковать получить посмертное проклятье на свои головы. В результате капитал Олега пополнился на несколько серебряных чешуек^[2], а на ноге появилась новая ссадина.

И ведь предлагали мужики остаться переждать непогоду! К вдовице симпатичной на постой определили. Нет, не послушался мудрого совета. Странное чувство томило его, словно кто-то в путь кликал. Никак не мог ведун усидеть на месте. Вот так и оказался на этой дороге, из-за ливней совершенно пустынной.

– Не везет, – сделал окончательный вывод ведун и тронул пятками коня, посылая его вперед.

Земля от дождя раскисла и представляла собой болото, которое протестующе чавкало под копытами. Промокшие шаровары противно липли к ногам, холодные капли, то и дело попадающие за шиворот, стекали по спине. Олег тоскливо оглянулся на обступавшие его скалы и торопливо натянул поводья: на высоте примерно его роста, на камне за скалами, плясали огненные блики.

– Уже кое-что, – пробормотал ведун. – Коли люди добрые, так к огоньку должны пустить. Коли тати лесные… – Он нащупал рукоять сабли. – Коли тати, мы тоже что-нибудь придумаем.

Олег спешился, откинул со лба мокрый волос и воодушевленно принялся карабкаться по скалам, придерживая рукой саблю. Вскоре впереди открылся вход в пещеру. Веселое пламя костра в центре довольно большой пустоты освещало упитанного бородатого мужичка в длинной рубахе, выпущенной поверх шерстяных штанов грубой вязки. Тот негромко напевал и помешивал в котелке какое-то варево, от которого распространялся одуряюще мясной запах. Олег невольно потянул носом.

– Ну что стоишь там, ведун? Проходи, попробуй кашу. – Мужик обернулся и посмотрел Середину прямо в глаза. На вид ему было лет тридцать-сорок – с бородой и усами возраст не особо и определишь. Голубые глаза смотрели пронзительно, словно пробивая насквозь до самого сердца. Олег слегка смутился, так как полагал, что подобрался незаметно.

– Приглашения жду, – недовольно буркнул он, входя в пещеру. – Мир вашему дому, хозяин.

– Присаживайся к котлу, – кивнул мужик. – Небось, озяб с непогоды. Похлебай горяченького.

– Да кони у меня там.

– Ништо, – усмехнулся хозяин. – За конями ужо приглядят.

– Да ну? – Ведун, не привыкший в этом мире к добрым сюрпризам, положил руку на рукоять сабли.

– Небось, Олег, не пропадут лошадки, – усмехнулся мужик, с чувством облизывая ложку. – А на пустое брюхо и говорить тоскливо. Садись, угостись, чем боги поделились.

– То верно. – После короткого колебания ведун отпустил саблю и вынул из шитого на заказ замшевого чехольчика серебряную ложку. – Да будет всегда сытость в этом хлебосольном доме.

Не нужно было обладать большим умом, чтобы понять: если в этой пещере знали его имя, то и появления ведуна ждали. А коли ждали не с засадой, а с полным котелком – то по первому приближению хозяевам можно доверять.

Мужичок, огладив пышную, лежащую лопатой бороду, тоже достал ложку, и они, придвинувшись к котелку, в две руки принялись наворачивать густое варево. Когда котелок опустел, хозяин аккуратно убрал ложку, опрокинул к стенке котелок, сгреб в кучу угли и повернулся к гостю:

– Много слышал о тебе, ведун Олег.

– Я тоже о себе немало наслушался, – скромно кивнул Середин.

– Это хорошо, – ничуть не смутился мужик. – Потому как нужда в тебе возникла, ведун. У местного князя сын пропал, и пропал не без помощи волшбы непотребной. Возьмешься помочь ему? Я путь тебе укажу.

Олег не успел ответить, так как в пещеру вошла девушка с луком в одной руке и подстреленным зайцем в другой. Она молча смерила взглядом ведуна и, не сказав ни слова, прошла в глубь пещеры.

– Не было нужды охотиться в дождь, Кира. – Мужик кивнул на пустой котелок: – Почему каши не захотела?

– Извини, волхв, – сказала она, не поднимая глаз.

– Коней укрыла?

– В соседнем гроте стоят. Воды им налила, овса позже задам.

– Так как, ведун? – повернулся к Олегу мужик.

– А никак, – отмахнулся Середин. – У князей, знамо дело, и без нас дружинников-волхвов в помощниках хватает. Обойдутся. А ты, стало быть, волхв? – Олег окинул мужика взглядом еще раз, но ничего нового не углядел: все та же русая борода лопатой, простецкая рубаха, волосы на лбу перехвачены тонким ремешком. – Не ожидал.

– Не любишь, что ли, князей, ведун? – удивился ответу хозяин пещеры. – Чай обидели чем?

– Обидеть меня трудно, волхв, —улыбнулся Середин, – а любви к княжьему племени у меня и вправду нет. Гонору у них много, благодарности мало. Живут так, словно весь мир у них в должниках ходит. А я, понимаешь, в должниках пребывать не люблю. Все же странное для волхва место ты выбрал, мил человек. Ни святилища здесь, ни рощи.

– Отчего странное, ведун? – пожал плечами волхв. – Место тихое, а святилище… Так для нас весь мир – святое место. Живу при дороге, путников исцеляю, порчу снимаю, скот от крикс да старухи-Морухи оберегаю, детей грамоте учу. Хорошее место. А на князя нашего ты зря наговариваешь. Наградит честь по чести. Из-за кровинушки своей над серебром давиться не станет.

– Ну извини, коли с князем обидел. Да только не тянет меня в княжеские-то палаты. С простыми людьми и говорить проще, и ласки больше, и радость у них чище. А серебро… Ты знаешь, волхв. После того как переступаешь порог бедности, серебро перестает казаться столь уж важным в этом мире.

– Бедности души, – тихо поправил хозяин пещеры.

– Чего? – не понял Олег.

– Бедность не в кошельке таится, ведун, – пригладил свою окладистую бороду волхв. – Бедность душевной токмо бывает. Коли у человека душа чистая да настоящая, он хоть и с голоду подыхать станет, а души своей за любые самоцветы не сменяет. А коли беден смертный душой, то будь у него хоть все подвалы златом забиты, а он все едино ради лишней гривны на любую подлость пойдет, нутром наружу вывернется, змеей подколодной ползать станет.

– Это точно, – признал Середин. – Есть в мире люди, что все только на деньги переводят, а есть те, что успехи свои измеряют совестью. И стена меж ними столь крепкая, что одним других вовеки не понять.

– Гладко стелешь, ведун, – довольно усмехнулся мужик. – А как в совести измеряются слезы детские? Серебром али голышами речными? Как душа того мужа ценится, что в неволе отрока бросает, руки помощи дать не желает?

– По-разному, – вздохнул Середин, понимая, что его поймали на слове. – Так!

– Явился средь бела дня колдун, прямо в детинец… Как он выглядел, Кира?

– Выше вас на голову, – ответила девушка, сдирая заячью шкуру. – Весь в черном. В меня огнем швырнул. Железо его не брало, отскакивало. Потом он закружился вихрем и исчез.

– Ну огнем бросаться несложно, я вас научу, – небрежно сообщил мужик. – Но вот как он от булата отмахивается, не знаю…

– Куда ребенка унесли, известно? – перебил его ведун. – Что за колдун? Откуда взялся, чего хочет?

– Откуда взялся, неведомо, – вздохнул волхв. – Недавно появился на рубежах Руси Полабской^[3] и Новгородской республики. Мерзости всякие творит беспричинно. То в землях прусских мертвецов из земли подымет, то у чуди баб угонит, то у оттов скот в гадов земных обратит. Теперь вот до княжичей добрался. Чего добивается – неведомо, а логово свил в горах Аспида. Это где-то промеж Юрьевым и Пернавой, на юг от Мертвого озера.

– Юрьев и Пернава – в наше время Тарту и Пярну называться стали, – перевел для себя Середин. – Что-то я не помню никаких гор в Прибалтике.

– Логово тайное, – кивнул волхв, – от глаз простых заговорено. Вот и не знает про него никто. Без слова путеводного и не найдешь. Так что, возьмешься за дело княжеское?

– Посмотрим, – кивнул Олег. – Далеко идти-то к князю?

– Недалече. Поутру вас обоих и провожу.

– Обоих? – оглядел небольшую пещерку ведун, остановился взглядом на девушке. – Она пойдет с нами?

– Да.

Кира, закончив потрошить зайца, сунула тушку Олегу и сказала:

– Я служу матери мальчика, ведун, и должна ей помочь вернуть сына. Если ты откажешься, я найду черного колдуна сама. Зажарь мясо, а я пойду задам овса коням.

– Суровая леди, – покачал головой Середин. – Она со всеми такая или сделала для меня исключение?

– Дикарка заморская, – отмахнулся заметно оживившийся волхв. – Зайца надо бы луком и сельдереем изнутри набить, дабы ароматом пропитался. И солью, солью с перцем натереть, а потом в капустные листья завернуть. Дай, я сделаю.

Середин без сожаления расстался с зайцем, погрузившись в раздумья. Пару лет назад он совершил небольшую ошибку, разбудив от вековечного сна и упустив настоятеля древнего арийского храма. Потом пришлось дать обещание найти беглеца и уничтожить. Вот только приметы таинственного настоятеля оказались очень уж расплывчаты. Ясно, что он сильный и злобный колдун. И стремится во что бы то ни стало разрушить мир. К тому же он непременно должен иметь учеников.

Здешний черный маг под приметы как будто подходил: украл ребенка из центра города на глазах вооруженной стражи, беспричинно изголялся над окрестными племенами. Ученики…

– Скажи, волхв, у вашего колдуна есть ученики?

– А кто его знает? – пожал плечами деловитый мужик, натирая солью мясную тушку. – Лазутчики есть, это точно. И в детинце княжеском есть. Кто-то ведь на княжича навел чародея латинянского. К тебе в попутчики наверняка набиваться станет. Ну да ты в дороге его распознаешь да милостью божией и зарежешь от греха… Сейчас в листья заверну и в угольки… Не остыли еще, горячие. Счас откушаем, сытом липовым запьем, да и баиньки ляжем. Шкуры у меня теплые, овчиные. А утро вечера мудренее…

* * *

Невесомой дымкой исчез сон, но Олег открывать глаза не спешил и пока только прислушивался. Все так же тяжелые капли дождя барабанили по скалам, порывы ветра со свистом врывались в маленькую пещерку и налетали на огонь костра. Пламя металось в каменных оковах очага, отбрасывая на сырые стены яркие блики, но тут же опадало, вздыхая тлеющими углями.

Рядом прошелестели чьи-то легкие шаги, донесся тихий женский смех.

Ведун медленно открыл глаза и огляделся. У противоположной стены спал волхв, завернувшись в теплую волчью шкуру, у костра тихо вздохнула во сне Кира. Но поразило Олега не это. Он оглянулся на шорох шагов и какое-то время молча хлопал глазами от удивления, Там, где еще вечером возвышалась – и Олег был в этом совершенно уверен – монолитная стена, сейчас виднелся темный проход, в конце которого яркими всполохами бился огонь. Середин неслышно поднялся, подхватил пояс, одним движением проверил, легко ли выходит сабля из ножен, и осторожно двинулся к таинственному проему.

Коридор быстро вывел его к широкой пещере. Хотя, пожалуй, об этом месте лучше было бы сказать – зала. Стены странной залы сверху донизу покрывали надписи на незнакомом Олегу языке, и как он ни пытался, так и не смог ничего разобрать. Под самым потолком виднелись лепные украшения, которые отбрасывали угловатые тени.

Вдоль стен огненной змеей струилось пламя, ярко освещая высокий камень в центре и хрупкую женскую фигурку. Настороженно поглядывая на застывшую спиной к нему женщину, Олег погладил ладонью серебряный крестик, привязанный к запястью левой руки. Обычно при приближении нечисти, колдунов, да и вообще любой нехристианской магии, он нагревался, предупреждая хозяина об опасности, но сейчас металл неприятно холодил руку, словно покрылся коркой льда.

Платье женщины с тихим шорохом колыхнулось, и она обернулась к вошедшему. Высокая, невероятно красивая, с копной пышных смолисто-черных волос. Она окинула Олега взглядом огромных черных глаз и улыбнулась:

– Здравствуй, ведун. Молва добрая о тебе идет по всей земле русской. Что ж ты молчишь? Не признал меня? Али сробел?

Женщина так заразительно рассмеялась, что Олег невольно улыбнулся и сам.

– Извини, красавица, но мы не встречались с тобой. – Нет, не смог бы он забыть такую даму, доведись повстречаться им раньше. – Как тебя зовут?

Она удивленно изогнула черную бровь.

– Люди по-разному кличут. Кто Марой, кто Мареной, а кто и Погибелью Ледяной. Вот уж не знала, что есть те, которые Мару не узнают. А ведь наши пути уже пересекались. Ах, ведун, сколько раз ты был на краю! Сколько раз я подходила к тебе с чашей. А однажды – помнишь? – ты с грифоном бессмертным столкнулся. Я ведь тогда почти дала испить тебе из моей чаши, протянула… Но ты невежлив оказался, вывернулся. – Она снова доброжелательно засмеялась.

– Что за чаша такая?

Смех оборвался, губы Мары скривились недобро.

– Я покажу тебе, – шепнула она и подняла руку.

Над ладонью Мары взвился вихрь, вспыхнул и сложился в легкоразличимые очертания человеческого черепа. Видение наполнялось красками, обретало объем. Олег удивленно моргнул. Нет, он не ошибся. Женщина действительно держала на ладони настоящий человеческий череп, окованный серебристым металлом. Серебро? Хотя почему бы и нет. Она ведь богиня, а не нежить.

Однако череп продолжал меняться. Его очертания снова поплыли, как воск под лучами солнца. Верхняя часть провалилась, оставив пустоту, стенки покрылись рельефным узором. И снова Олег не уловил момента, когда трансформация закончилась.

Мара держала перед ним небольшую серебряную чашу на короткой ножке. А внутри, вспыхивая рубиновыми искрами, плескалась тягучая жидкость.

– Попробуй, ведун. Только пригуби.

В бездонной глубине глаз богини вспыхивали такие же искры. Стены закружились вокруг Олега, и он с тихим ужасом понял, что не может отвести взгляд.

– Ты будешь лучшим воином в дружине Велеса, – рассмеялась Мара и поднесла к губам Олега чашу.

– Зачем торопишься, госпожа?

Тихий голос волхва разорвал цепи наваждения. Олег встряхнулся, как пес, и проворно отскочил от Ледяной Богини.

Но Мара, похоже, не очень расстроилась и улыбнулась волхву, как старому знакомому.

– Опять ты мне мешаешь, Велислав. Ох, берегись, когда-нибудь и ты пригубишь мой напиток, – кокетливо подмигнула она волхву. – Но я не тороплюсь. Подожду. Я умею ждать… И всегда получаю желанное.

– Дай мне испить полную чашу, – вышла из-за спины волхва Кира. – Я давно искала встречи с тобой, Темная Божиня.

Но Мара покачала головой и обернулась к Олегу.

– Не бойся, ведун, сегодня минует тебя моя чаша. Горькое в ней питье. Отчаяние вдов и несбывшиеся мечты невест смешались со слезами матерей.

Чаша снова потеряла очертании, потекла с руки Мары белесым мороком и растаяла.

Олег вдруг с невероятной ясностью ощутил одуряющее отчаяние, пустоту, которую не в силах заполнить ПРОСТО и ничто. Но он знал, что это не его чувства. Рядом стоял кто-то, кто не понаслышке ведал, что такое потеря любимого. Он медленно обернулся. Кира напряглась, как хищник перед прыжком, и сжала в побелевших пальцах большой обоюдоострый кинжал с широким клинком. Мара посмотрела на девушку и усмехнулась.

Глаза женщин на миг встретились.

– Вижу, кровоточит еще твоя рана. Не забыла своего Сирия? – В голосе Мары Олег ясно различил сострадание. А он, признаться, думал, что Ледяная Богиня не знает обычных чувств.

– Болит сердечно, Темная Божиня, слезами кровавыми плачет, тоской лютой исходит. Зачем тогда обошла меня, а его забрала? Позволь мне пригубить питье из чаши. О милости прошу, Божиня! – Голос девушки сорвался на крик, взмыл к потолку, разбился о стены и, разлетевшись множеством отголосков, обрушился звонким эхом на притихших людей: – Прошу, Божиня… милости… прошу!..

Олег смотрел на искаженное отчаянием лицо Киры и гадал: что же произошло с ней в прошлом? Какая тайна скрывалась за показным хладнокровием?

– Я приду к тебе. Непременно, приду. Но позже, не сейчас. Забери ее, Велислав, избавь меня от соблазна, а ее – от тихого мира.

Волхв кивнул, осторожно обнял девушку и повел из залы.

Олег проводил их хмурым взглядом и, когда стихли шаги, обернулся к Маре.

– Что с ней произошло?

Богиня выудила из воздуха тонкий серебряный браслет и повертела его в пальцах.

– Она сама тебе расскажет, если захочет. Ну да не о том сейчас речь.

Мара приблизилась к Олегу, коснулась его ладони, и Середин невольно вздрогнул от обжигающего холода ее руки.

– Возьми этот браслет, ведун. Глядишь – и пригодится когда.

– Стоит ли? Чую, не к добру твои подарки, Ледяная Богиня.

– А еще перстень этот возьми… – Владычица смерти надела ему, словно обручальное кольцо, простенькое оловянное, покрытое эмалью украшение. – Он повелевает моей стражей. В беде окажешься – проверни его вокруг пальца да позови: «Смерти!». И глаза сразу закрой. Не нужно никому видеть тех, кто является по этому зову. Лишь моли меня и Сварога, чтоб самому целым остаться.

– Ничего себе, – охнул Середин. – Это в честь чего такая милость?

– А с чего ты взял, что это милость?

– Тогда зачем такие щедрые подарки? За что? Почему?

– Есть пути, которые выбирают смертные, ведун, – вкрадчиво ответила Мара. – И есть пути, которые сами выбирают смертных…

Олег снова подпал под чары Ледяной Богини, не в силах отвести взгляд от бездонной пустоты черных глаз – но на этот раз в ее руках не было серебряной чаши. Он почувствовал, как запястье сжал холодный металл браслета, и Мара отступила.

Шаг за шагом она приближалась к ревущему пламени. Огненные языки жадно тянулись к ней, но словно спотыкались об окружающий богиню холод и бессильно опадали. Когда Мара почти коснулась пламени, воздух вокруг женской фигуры подернулся полупрозрачной дымкой. Женщина моргнула – наваждение отпустило ведуна, но властительница смерти уже почти исчезла.

Несколько минут Середин непонимающе созерцал быстро гаснущий огонь, пока наконец не сообразил, что рискует остаться в полной темноте. Он встряхнулся и, не оглядываясь, покинул таинственную залу.

Когда он ступил на пыльный пол пещеры Велислава, стена за его спиной беззвучно затянулась.

Волхв сидел у разведенного заново костра и время от времени подкидывал сухие ветки и опавшие листья, в изобилии покрывавшие пол пещеры. У стены спала Кира, заботливо укрытая шкурой, в которую прежде кутался Велислав. Бородач немигающим взглядом смотрел на огонь и даже не обернулся, когда Олег подошел и сел рядом.

Пронзительный взгляд ночной красавицы никак не шел у него из головы.

«Не красавицы – богини, – мысленно поправил себя ведун. – Богини смерти…»

Воспитанный в школе в лучших традициях материализма, Середин всегда воспринимал богов как нечто полумифическое и совершенно нереальное. И занятия магией, как ни странно, ничуть не поколебали этой уверенности. Ведь одно дело – нашептывать заговоры, произносить древние молитвы, и совсем другое – верить в существование того, кому они предназначены. Это как закон Архимеда: тело выталкивается из воды вне зависимости от того, реальным был античный ученый или вымышленным персонажем. Никто ведь не ожидает, выписывая формулы, вдруг обнаружить перед собой в плоти и крови грека в белой тоге? Вознося молитвы Сварогу или Макоше, ведун тоже никогда не рассчитывал здороваться с ними за руку или вести задушевную беседу. А тут вдруг…

Олег положил руку на холодящий запястье браслет, покачал головой. Мара, Ледяная Богиня, является к нему ночью, как простая берегиня или какой-нибудь баечник… Подарки дарит… В конце концов, он ведь не хитроумный Одиссей, которого за что-то любила Афина Паллада, регулярно наведываясь в гости. Он храмов для Мары не строил, молитв ей не возносил, родственных связей иметь не может. Тогда почему?

Олег не знал, сколько просидели они вот так, думая каждый о своем. Что пытался разглядеть волхв в глубине ярких всполохов костра?

– Она никак не могла успокоиться, – прервал Велислав затянувшееся молчание. – Все оплакивала кого-то. Пришлось помочь уснуть горемычной. – Волхв бросил на ведуна хмурый взгляд. – Я с вами пойду. Сами вы ни за что дорогу не сыщете, больно зелены еще. Может, и тебе моя наука пригодится. Мара тут еще вдруг появилась. Пришла, чашей поманила, да никого не взяла. Не к добру.

– А ты с ней уже встречался?

– Кто же с ней не встречался? – пожал плечами Велислав. – Только не все видят. Кому не дано, кто не узнает, кто узнать не желает. Посмотрим, какой еще ты в ворожбе мастер… Молва – одно, а человек – другое. Давай ложиться, ведун. Завтра медом вас напою, не чета зелью Мариному. И к князю пойдем – он тебя, поди, заждался.

Волхв

Дед, которым угостил с утра своих гостей Велислав, оказался самым что ни на есть хмельным, однако Середина это не очень огорчило: он тихо подозревал, что с гаишниками сегодня на дороге наверняка не встретится.

– Снеди не предлагаю, – сообщил волхв, закидывая в котомку яйца, куриную полть, несколько клубней репы и бурдючок с медом. – От нее в брюхе тяжесть и шаг тяжелый.

Он сунул за пазуху двух вяленых лещей и, выйдя из пещеры, сразу свернул с дороги на узкую тропинку. На поляне под скалами Кира ждала их с лошадьми – уже навьюченными и оседланными. Однако ехать через лес верхом было невозможно, и Олег взял гнедую за повод.

С раннего утра дождь прекратился, лучи солнца играли с дождевыми каплями, расцвечивая лес яркими красками, и путники коротали дорогу за разговорами.

– Ты знаешь, ведун, что лес живой, населен мудрыми существами, – сказал волхв, отламывая лещу голову и зубами отдирая со спины полоску мяса. – Он может и другом быть, и ворогом страшным, может стать и постелью пуховой, и могилой безвременной. Его нужно любить и уважать, находить общий язык с мудрыми его обитателями.

– Ну я бы не сказал, что, например, волк, который пытается загрызть меня ночью, блистает мудростью, – поморщился Олег. – Дать кистенем по голове – вот и вся мудрость.

– Экий ты глупый! – Велислав сплюнул под куст попавшую в рот чешуйку. – А еще ведуном называешься. Я же про духов лесных говорю да про вековую мудрость деревьев! Они тебя и заморочить, закружить могут насмерть. А могут и укрыть, от непогоды и булата спрятать.

– И как же ты в лесу скрываешься? – поинтересовался Олег.

Волхв улыбнулся в бороду.

– Вон видишь ель раскидистую? – указал Велислав посохом на огромное дерево. – Нижние лапы ее дают приют многим существам. Смотри.

Волхв, спрятав рыбу за пазуху, приблизился к ели и приподнял концом посоха одну из ветвей. На траву обрушился целый водопад. В тот же миг мимо опешившего ведуна прошмыгнул серой стрелой заяц и, петляя, скрылся в траве, оставив на память только брызги, отлетавшие от сильных лап.

– Просто ты должен стать частью этого мира, ведун, – снова достал недоеденного леща Велислав. – Не обязательно иметь шапку-невидимку, чтобы пройти мимо ворога. Достаточно слиться с духами леса.

Олег стряхнул с косухи капли воды и, поглядев вслед зайцу, про себя пожалел, что у него нет лука – а то бы не ушел ушастый от стрелы.

– Кстати, Кира, – обернулся он к девушке. Она с интересом наблюдала за своими спутниками и старалась не проронить ни слова. – Что ж ты прозевала такую добычу?

– Разве ты голоден? – усмехнулась она. – Скоро в город придем, там и поешь. Зачем убивать животное, если все равно не собираешься его есть?

Что на это ответишь? Середину только и осталось, что разочарованно сплюнуть и дальше отправиться. Баба-дура – она дура и есть. Не понимает, что в городе за такого косого полновесным серебром платить придется. Привыкла, поди, на всем готовом жить. Наверняка невольница. Так они и шли через лес. Волхв, то и дело отрываясь от рыбины, показывал то одно, то другое «чудо» и пытался заставить Середина это повторить. Олег, стараясь удержаться в рамках приличий, иногда отнекивался, ссылаясь на неспособность, иногда прятался за елочки и вскрывал родники – хотя на деле предпочел бы старый добрый заговор на отвод глаз или флягу с хмельным медом из своей сумки, которую можно наполнить на каждом постоялом дворе, а на худой конец – из ближайшего деревенского колодца. Но Велислав лишь головой качал:

– Не дается тебе наука наша, не дается. Ничего страшного, ведун. Этому тоже долго учиться надобно. Лес сам тебя признать должен. Вот тогда все и получится. Когда, обсосав последние косточки, волхв закинул в мшаник рыбий хвост, Середин не выдержал: – А скажи мне, Велислав, ты всем эти великие тайны выдаешь или только последним идиотам?

– Дитятям малым сказываю, что из деревень окрестных на обучение приводят, – ничуть не смутившись, ответил волхв. – Да ученикам редким, которым иные секреты выдать собираюсь. Ты проверку на терпение прошел: мне на советы наивные в ответ не нагрубил, своим мастерством без нужды хвалиться не стал. Стало быть, и мое знание в тайне удержать сумеешь. Сгоряча али по глупости не выдашь.

– Тебе страшно повезло, что я прошел экзамен, – честно сказал Олег. Но про то, что еще несколько таких уроков, и он свернул бы «учителю.» шею, вслух добавлять не стал. Тем более что лес расступился, и перед путниками предстал город Изборск во всей своей красе.

Стены в десять человеческих ростов, сложенные из неохватных бревен, вырытый вокруг города и наполненный водой глубокий ров, черные зловещие бойницы башен представляли собой впечатляющее зрелище. Середин – во всяком случае, по приставной лестнице – на такую высоту не полез бы ни за какие коврижки. Да еще и лестницу поди сделай, чтобы длины хватило до зубцов добраться.

Широкая проездная дорога упиралась в добротные ворота, которые охраняли два дружинника. Делать страже было совершенно нечего, так как желающих войти или выйти не находилось. Олег мысленно отметил, что это плохой, очень плохой признак. Коли местные пахари не едут в город со своим товаром, это значит, что они чуют недоброе. Так уж повелось, что любой ворог, приходя на чужие земли, первым делом разоряет окрестные деревни. Потому-то крестьяне при первых признаках опасности предпочитают собирать добро, что поценнее, семью, скотину да уходить в тайные лесные схроны, от греха подальше. И на дорогах, а уж тем более у городов, без крайней нужды не появляться. А какая у мужика может быть нужда в городе? Ну инструмент новый купить, коли кузнец деревенский старого уж совсем починить не может, петли, замки, скобы. Ну украшения всякие, ткани шелковые и атласные, сапоги из хорошо выделанной кожи приобрести али еще какое подобное баловство, дабы не только из домотканой холстины одежду носить и не только в поршнях самошитых разгуливать. Ну серебра в кошель положить – себе на черный день или дочерям на приданое. Так без всего этого не то что месяц-другой – пару лет пережить можно. Вот разве соль с перцем на огородах не растут, ради них могут и высунуться. Но нужда пока никого не подперла.

– Что так пусто? – удивленно спросил ведун дружинников. – Неужто все по домам сидят?

– Да вот, – охотно ответил один, – дожди зарядили. Купцы на дворах постоялых сидят, вино-пиво потягивают да кости свои у очага греют. А горожане-то наши у детинца собралися. Сказывали, ведун известный прийти должон. За ним ужо и дружинников отрядили. Мыслю так, что только к завтрему встречать их и надобно, уж больно дороги размыло.

– Да? – Олег оглянулся на Велислава, но тот лишь головой покачал. – Что ж такого особенного в ведуне-то том?

– Ну как же? Народ сказывает, что он с нечистью борется. Землю от нави поганой избавляет. Огромный это богатырь; говорят, из-за леса его видно будет. Вот и поджидаем, как бы буйства какого не учинил.

– С чего же это он безобразничать станет? – обиделся Середин.

– Да кто их знает, ведунов-то этих, уж не серчай, Велислав, – слегка поклонился стражник волхву, – а только мы для того тут и приставлены, чтобы порядок блюсти.

– Ну ждите, служивые, ждите, – усмехнулся не больно-то высокий Олег. – Смотрите, нечисть через ворота не допускайте, чтоб ведуну работы меньше в вашем городе было.

– Хе. Мимо нас и мышь не проскочит. Спокойно спи, путник, – отмахнулся второй ратник и прислонил рогатину к стене. – Ты семечек не хочешь, волхв?

– Отчего не пощелкать? – оживился Велислав. – Мы как раз без завтрака в путь тронулись. Будет чем червячка успокоить.

Стражник с готовностью потянулся к свисающему с пояса мешочку и вдруг охнул: – Ой, плечо, плечо… – А, ну так ты не тревожься. – Волхв зевнул и повернул в ворота. – Обойдусь. – А плечо? – А чего плечо? – Да замучило оно меня, Велислав. Третью неделю ноет к утру, мочи нет. Я уж и жиром барсучьим с перцем мазал, и листьями березовыми отпаривал. – А чего хитришь? – обернулся волхв. – Ой, семечки, ой плечо! Нету серебра – так и скажи. Поклонись, пообещай, что потом отблагодаришь…

– Так отговоришь кости-то, Велислав? – стыдливо опустил глаза дружинник. – Не иначе, Кумоха привязалась.

– На двор я иду княжеский, – отмахнулся волхв. – Найдешь меня там – посмотрю плечо. И зелье приноси, которым мазался. Чую я, от жадности пакость какую-нибудь купил.

Олег достал серебряную чешуйку, но плату за вход с него никто спрашивать не стал, и он, пожав плечами, вслед за Кирой вошел в город. Подковы лошадей гулко застучали по деревянной мостовой, в воздухе пахнуло дымом – видать, из-за непогоды многие хозяева предпочли затопить печи. Узкую улицу ограждали плотно стоящие двухэтажные бревенчатые дома с забранными слюдой окнами. Лишь изредка между зданиями обнаруживался короткий частокол – внутри крепости лишней земли для широких дворов не имелось.

До детинца они дошли за несколько минут – метров триста было до него от ворот, не более. В воротах княжеской обители стояли на страже аж шестеро воинов. Перед ними толпились любопытные. Трое путешественников с трудом протолкались через толпу и приблизились к дружинникам.

– Стойте! – воскликнул один из них, грозно направив на них рогатину. Но тут же узнал волхва и Киру. – Никак поправилась уже, воительница. Ну, Велислав, ты сам, видать, чародей знатный. Проходите, князь ждет вас. А кто это с вами? Неужто сам ведун?

– Он самый.

– Что-то хилый больно… – Воин окинул Олега насмешливым взглядом.

Вокруг возбужденно загомонил народ. Весть о том, что пришел сам ведун, распространилась с катастрофической скоростью.

– Так я не кулаком, я словом недругов бью, – пожал плечами Середин. – Хочешь, у тебя сейчас рука отвалится? Алыбды, дуан рых, механуралмашзавод…

– Чур меня, чур меня, – мгновенно побледнев, попятился ратник, закрываясь щитом.

– Да ты не боись, – то ли в шутку, то ли всерьез попытался успокоить его Велислав. – Принесешь руку мне, я ее тебе за полгривны назад приворожу.

– Ступайте, сказываю, князь ждет! – торопливо отмахнулся дружинник.

– Ну как знаешь, – прервал «заклинание» ведун и, пряча улыбку, шагнул в ворота. Прочие воины тоже притихли и расступились, давая дорогу. Авторитет гостя теперь казался им совершенно непререкаемым.

Радомир в это время упражнялся с мечом, играя им, словно котенок с мячиком – стальной клинок мелькал в воздухе из стороны в сторону, оказывался то вверху, го внизу, иногда меняя траекторию движения самым непостижимым образом. Когда Олег, волхв и Кира остановились посреди двора, князь опустил меч и обернулся к ним.

– Велислав? А где мои воины? Неужто не встретились по дороге?

– Разминулись мы, наверное. Но гляди, кого я привел. Это и есть ведун Олег.

Князь окинул гостя оценивающим взглядом, и на лице его проявилось явное разочарование. Однако вслух он сказал совсем другое:

– Рад видеть доброго человека. Наслышан о тебе, ведун, много наслышан. Еремей, прими коня у гостя! Покои тебе уже приготовлены. Княгиня заждалась тоже, перемолвиться желает. Князь вогнал меч в ножны и, взяв из рук слуги рушник, широким жестом пригласил волхва и Олега за собой. Середин огляделся в поисках Киры, но та уже исчезла. Радомир находу накинул рубаху и сказал, затягивая пояс: – Не знаю, поведал ли тебе Велислав про беду мою, но ответ твой хочу услышать поскорее. Поможешь али нет? Время уходит, а душа моя болит. Ох, болит, хоть сам в седло садись.

– Ты бы гостей сперва за стол усадил, княже, – укорил хозяина волхв, – напоил, накормил, а уж потом и с ответом торопил.

– Баньку мы уже истопили, ведун, – кивнул Радомир. – Попарься, отдохни, а потом доброй медовухи испить пожалуй ко мне. Там и поговорим. Велислав прав, с чистым телом и душа чище. За чаркой оно и беседа легче, и на душе радостней.

– Спасибо, княже, – ответил Середин. – Это верно подмечено. После парилки любой разговор легче катится.

Князь привел Олега к избе, из которой валил пар. Словно по команде распахнулась дверь, и к гостям вышел румяный дородный мужичок, кожа которого лоснилась, как лаковая шкатулка.

– Милости просим, – поклонился он, – ох и попарим! Все хвори темные прочь выгоним, и мысли дурные туда же.

– Когда топили? – поинтересовался из-за спины Олега волхв.

– Да ты чего помыслил, Велислав, – махнул на него веником банщик. – Никак заподозрил, в третью очередь поведу? А я-то для тебя огурчиков из своего погреба принес.

– А я тебе – меду гречишного… – оглянулся на лошадей волхв. – Кони-то где, ведун?

– Расседлывают…

– Наш Афанасий свое дело знает, – кивнул Радомир. – Вмиг и хвори, и усталость прогонит. Проходите, гости дорогие, парком себя потешьте.

– А ты, князь?

– У меня еще дела есть, уж не серчайте.

Банщик, радостно размахивая веником, распахнул перед гостями двери, и они окунулись в густой, пахнущий свежим хлебом пар.

После баньки Олег и волхв вошли в горницу с накрытым столом, который ломился от угощений и напитков.

Князь Радомир, стоявший у окна, повернулся к гостям, широким жестом пригласил их за стол.

– Прошу, вина отведайте заморского, кваску холодного после пару отпейте. Велислав, в крынке, что с глазурью синей, на репе квас сварен. Ты, я знаю, любишь. Пироги там с вязигой стоят, печень медвежья. А тебя, ведун, хочу почками заячьими на вертеле попотчевать. Поутру отроки с охоты вернулись. Вина латинянского могу предложить. У латинян души хоть и черные, а вино они делают дивное, легкое, как вода, да забористое, почище пива выдержанного.

В результате такого нехитрого хода хозяин дома развел гостей по разные концы стола, и Олег понял, что может говорить, не опасаясь, что его услышит волхв, наполняющий корец квасом. Если не кричать во весь голос, конечно.

– Так чем тебе не нравятся латиняне, княже? – негромко спросил Олег, принимая из рук Радомира золотой кубок.

– А кому они нравятся? – пожал плечами хозяин. – Чести никакой не знают, воинов полоненных в рабство продают али режут для потехи. Богам молятся черным, кровавым. Оттого и колдовство у них черное. Али не слышал про беду мою?

– Слышал, – отпив глоток вина, кивнул Середин.

– Поможешь?

– Ну клясться не стану, – осторожно ответил Олег, – потому как дело пока непонятное, однако попробую. Что смогу – сделаю.

– А плату какую возьмешь? – опасливо стрельнул взглядом в сторону волхва Радомир. – Варяг ты, я слышал, известный. Хватит ли мне казны славу твою окупить?

Вот так! Середин залпом допил вино и со стуком поставил кубок на стол. Чуть начинаешь серебро за труд свой просить – так сразу варягом называют, наемником. Можно подумать, дружинники простые или богатыри известные за службу платы не берут!

– Положим, казны мне твоей на паре лошадей не увезти, – скривился ведун. – Да и неудобно мне столько денег в странствиях за собою таскать. Посему плату я с тебя спрошу клятвой. Поклянешься, что в княжестве твоем я в любой день и час смогу получить кров, стол и защиту. И пользоваться покровительством твоим али наследников твоих смогу, сколько пожелаю.

Князь удивленно воззрился на Середина.

– Однако ты не размениваешься на мелочи, а, ведун? А коли ворог у тебя обнаружится сильный и опасный?

– У тебя он уже есть, княже, – повел плечами Олег. – Я же тебе в мече своем не отказываю и силой врага не интересуюсь. Каков есть – с таким биться и стану.

– Ладно, ведун, – после короткого колебания кивнул Радомир. – Меч за меч, быть посему.

– Еще я двадцать гривен спрошу, как с княжичем вернусь, дабы нужды после отъезда в странствиях не испытывать, – продолжил Середин, – и еще десять вперед, на дорогу. Кто знает, чего в пути понадобиться может?

– Двадцать гривен меня не пугают, – покачал головой Радомир. – Да и десять тоже. Токмо отпускать тебя одного я не хочу. Намеревался дружину малую с тобой отправить. Дабы не случилось чего. Мечи – они ведь лишними не бывают. А, ведун?

– Тогда последнее условие снимается, – легко согласился Олег. Ему не так уж часто доводилось ездить с личной охраной и отказываться от подобного удобства было бы просто глупо. Даже если Радомир просто опасается, что наемник сбежит с вытребованным серебром.

– Хорошо, – кивнул князь. – Я согласен на твою цену, ведун. С чего начнем?

– Позволь мне молвить, князь, – сказал Велислав, облизывая пальцы. – Мыслю так, ты должен бросить клич среди дружинников: кто захочет пойти с нами к колдуну. Выберем из охотников достойнейших, да и тронемся в путь с милостью богов.

– Ужель и ты в поход собрался, Велислав? – изумился хозяин.

– А куды ж они без целителя? – Волхв распустил веревку на животе, перевязал ее чуть пошире и придвинул к себе блюдо с маленькими птичьими тушками, покрытыми румяной корочкой.

* * *

Разумеется, отправиться на выручку княжеского сына вызвались все – во всяком случае, из тех, кто находился во дворе детинца, когда Радомир бросил клич. Изборский князь решил выбрать среди ратников самых достойных, и дружинники быстро образовали круг напротив крыльца. Первым в него вышел хозяин – видимо, желая доказать воинам, что и сам на что-то годится. Напротив него выступил паренек лет восемнадцати, с только-только наметившимися усиками. Тоже, видать, захотел покрасоваться, но уже перед князем.

– Ну-ка, парень, покажи, на что способен, – кивнул Радомир. – Тебя я в деле еще не видел.

Тот выставил вперед раскрытые ладони. Князь хмыкнул, сделал выпад. Тяжелый кулак метнулся к парню, но тот чуть присел и, пропустив удар, ухватил противника за руку, протащил чуть по движению и завернул в обратную сторону. Радомир опрокинулся, и его прилично бросило об землю.

Олег моментально поставил на юном бойце крест. Этакие выкрутасы хороши в уличной стычке с безоружным хулиганом. А в плотном воинском строю – кто же тебе так выкаблучиваться позволит? И в конной сшибке от подобных балетных пируэтов пользы никакой.

Князь между тем крякнул и поспешил подняться. Негоже перед людом служивым в пыли-то валяться.

– Экий ты, – шутливо покачал головой князь. Теперь он стал двигаться осторожнее и наносить удары более расчетливо. Силы берег и противника изматывал.

Но ловок оказался шельмец! Легко уходил из-под ударов пудовых кулаков Радомира, словно перетекал из одного движения в другое, стремительно и в то же время плавно. Прямо кичился своей ловкостью. Может, и не совладал бы хозяин с воином – но тому под ноги подвернулся предательский камень с острыми краями. Князь как раз напал, когда парень сделал шаг назад, отступился, на миг потерял равновесие – и Радомир своего шанса не упустил. Удар оказался настолько силен, что парень тяжело рухнул в пыль и ошалело затряс головой, пытаясь увидеть одного князя, а не двух сразу.

Радомир смахнул пот со лба и подал руку упавшему парню, с которым он мерялся силами в кулачном поединке.

– Молодец. Быть тебе рысью. – Щеки парня предательски вспыхнули, и он гордо улыбнулся: не каждый день князь похвалу раздает. – Иди в строй.

– Руслан, – вызвал князь в круг круглолицего паренька немногим старше предыдущего противника. – Добро о тебе воевода отзывался. Ну-ка, покажи, на что способен…

Ратник, приступая к Радомиру, засучил рукава и попытался ударить первым. Князь его выпад парировал, быстро ударил противника в живот, в висок, тут же получил удар в лоб, отступил. Парень дрался уперто и настойчиво, не отступая ни на шаг, и через минуту изборский князь удовлетворенно кивнул:

– Молодца. – Он кивнул дружинникам: – Что скажешь, воевода? Возьмешь воина под свое начало?

Мужчина лет сорока неторопливо разгладил пышные усы и бороду, окинул молодого ратника цепким взглядом.

– Отчего ж не взять? Только знаешь ведь, парень, что непростое дело затеваем. Трудно будет с черным колдуном справиться.

– Ништо, управимся! – небрежно отмахнулся тот. Радомир обернулся к стоящему в стороне Олегу.

– Одобряешь, ведун?

– Хороший боец, – кивнул Середин.

За последующие десять минут князь, проведя еще два поединка и свалив обоих противников, решил, что показал себя вполне достаточно, и занял кресло, установленное на крыльце. Вместо него вышел ратник в алой атласной косоворотке, с золотым браслетом на запястье – видимо, сотник или тысячник. Воин прошелся по кругу, поигрывая плечами и замер в центре, смерив оценивающим вышедшего следом противника. Им оказался кряжистый мужик, немного ниже ростом сотника, но гораздо шире его в плечах. И Олег почти не удивился, когда ратник практически сразу словил мощный удар и рухнул с громким «уф-ф-ф», подняв облако пыли.

– Митрич, ты бы полегче, – улыбнулся Радомир. – Где ж я нового сотника-то найду?

– Достойных много, княже. Дозволь мне в поход пойти.

– Прости, Митрич, но… За сотника я тебя мыслил оставить, к «медведям». Воевода отряд за ведуном поведет, а Травор-сотник заместо него службу понесет.

Дружинник грустно кивнул, но спорить не стал и отошел к воеводе.

– Однако кто ж в круг выйдет? – обернулся князь к нескольким воинам, стоявшим рядом с креслом.

– Позволь, князь?

– Сварт? Ну что ж, коли ты желаешь…

По рядам воинов тихой волной пронесся удивленный ропот. Невысокий жилистый воин сбежал по ступеням крыльца и прошел в центр ратного круга. Олег окинул его взглядом и удивленно присвистнул. За время, что прожил он в этом мире, ведун успел многих воинов повидать, великих и не очень; тех, кто больше хвастовством живет и таких, за кого оружие в мастерских руках поет. Но вышедший в ратный круг человек отличался от всех, виденных прежде. Единственный во всей дружине, он был гладко выбрив Глаза белесые, словно выцветшие. Вроде и не юнец, но и не старик – на вид лет тридцать, волосы белые, с каким-то пепельным отливом, собраны сзади в длинный хвост. Олег ощутил, как его запястье кольнуло теплом. Неужели это волхв? Или тайный колдун?

В ратный круг уже без прежнего азарта выходили бойцы, но совладать с опытным воином не мог никто. Впрочем, перед ними и не ставилось такой цели. Нужно было хотя бы продержаться какое-то время. Но и это оказалось трудной задачей. Середин внимательно следил за поединками и не мог не заметить, что Сварт не просто сильный противник, а смертельно опасный. Быстрый, ловкий, хладнокровный, не знающий усталости и уверенный в себе.

Наконец, после очередного бесславного поражения нового добровольца, князь не выдержал и рассмеялся.

– Хватит, Сварт! Ты всех распугаешь, и идти в поход будет некому. А мне нужно еще человек пять выбрать.

Дружинник усмехнулся уголками губ и, отбросив со лба длинную белесую прядь, сказал:

– Отпусти меня в поход, княже. Позволь тебе послужить и помочь вернуть сына.

Радомир оглянулся на Олега. Ведун кивнул.

– Забирай его, коли так, – вздохнул князь. – Воспитатель это Андрейкин. В седле учил сына моего держаться, мечом владеть, с лука точно бить. Коли откажешься – сам за княжичем пойдет, я его знаю. А ты, Сварт… постарайся вернуться живым и невредимым, друг мой. Ладно, коли охотников ты распугал, то так выбирай, кто еще годен.

Сварт обернулся и поманил к себе одного из последних противников. Ратник неторопливо приблизился, поклонился князю и посмотрел синими сузившимися глазами на недавнего соперника. Рядом с невысоким Свартом он казался великаном.

– Этот воин лучший из тех, с кем пришлось сойтись в поединке, – сказал Сварт. – Пусть он идет с нами.

Ни у Середина, ни у князя возражений не нашлось.

– Как тебя зовут?

– Никита, вдовий сын.

– Итого четверо, – подвел итог Радомир. – Что скажешь, ведун, хватит или еще кого хочешь взять? Олег немного поколебался и решил предложить еще одну кандидатуру. – Вон тот, в синей рубахе, – указал он посохом на парня, который тоже сходился в поединке со Свартом и довольно успешно противостоял ему, но более опытный Сварт все же подловил его на подсечке.

– Хороший выбор, – кивнул князь. – Ермолай – отличный боец.

– А что же ты сам, ведун?

Олег медленно поднял взгляд на Сварта и осторожно огляделся. В нависшей тишине отчетливо прозвучали слова воина:

– Каков ты в сече? Сабельку не для красоты, небось, носишь?

– Угадал, – вздохнул ведун.

– Вот и покажи себя.

– С тобой?

– Коли не боязно, – усмехнулся Сварт. – Должен же я знать того, с кем хлеб делить придется. А то ты все стоишь и стоишь. Уж не хромый ли ты?

Середин ощущал на себе любопытные взгляды всех, кто собрался в детинце. Люди ждали. Всем было интересно, на что способен в деле знаменитый ведун. Вот оно, тяжкое бремя известности – от тебя всегда ждут втрое против того, что ты хотел бы сделать.

– Ладно, прогуляюсь…

Середин вышел в круг, образованный воинами, на ходу вынимая саблю. И сразу почувствовал, как все его существо заполняет чувство силы и покоя. Он был в своей стихии, в насквозь знакомом мире.

Олег глубоко вздохнул и, чуть улыбнувшись, остановился перед Свартом. Привязанный к запястью крестик опять тревожно уколол кожу теплом. Беловолосый воин оглянулся на товарищей. Кто-то протянул ему меч, и ратник, не дав Середину и мига для раздумий, рубанул противника поперек груди. Олег, отступив, увернулся, а клинок, рассекая воздух в рубящем ударе, уже устремился серебристой молнией к голове ведуна. Но тут же натолкнулся на клинок Олега, высекая искры.

Не бывает в бою времени для раздумий и размышлений. Мастер на то и мастер, чтобы действовать, не тратя времени на долгие колебания. Тренированное тело, мышцы работают, минуя неповоротливый мозг. Оттого и не бывает зрелищным бой мастеров. Точные, идеально выверенные движения редко поражают зрителей красивым и неторопливым замахом. Шаг, еще шаг, легкий поворот кисти, уклон, блок. Кажется, что оружие живет своей жизнью, воет и стонет от жажды крови, выискивает слабые места и ни за что не пропустит прореху в защите, немедленно метнувшись к беззащитной жертве.

Меч дружинника весил как минимум втрое больше сабли ведуна, но тот, как рассчитывал Олег, минута за минутой работал в прежнем темпе, ничуть не выдыхаясь. А вот сабля постепенно начинала тяжелеть. Середин понял, что пора вспоминать заветы Ворона, и, уйдя из-под очередного выпада, положил клинок на сгиб левой руки. Сварт, увидев столь странную боевую позицию, с удивлением остановился, пошел по кругу. Ведун ждал, переводя дух и отдыхая. Ратник сообразил, что теряет преимущество, взмахнул мечом – и в этот миг Середин, локтем бросив клинок вперед, резко толкнул его правой рукой. Выпад получился столь стремительным, что парировать его Сварт не успел – однако извернулся, пропуская мимо груди. И попятился, опуская оружие.

– Это было быстро, – покачал он головой.

– Я знаю, – усмехнулся Олег, возвращая саблю в прежнее положение.

Сварт слегка улыбнулся Середину и, не глядя, протянул меч в толпу.

– Подходит, – сказал он, обращаясь к князю.

Отбор воинов окончился. Дружинники стали расходиться. Те, что были при оружии, вытягивали мечи, укладывали на локоть левой руки, пытаясь повторить хитрый удар ведуна. Сварт и Середин поднялись на крыльцо. – Итак, вас пятеро, – поднялся с кресла Радомир. – Еще, воевода, Кире я обещал в поход ее отпустить, и волхв с вами отправится. На ночь глядя вас гнать ни к чему, отправитесь завтра поутру. Чего еще кто спросить желает?

– Есть ли у вас в городе мастер, который делает боевые луки? – поинтересовался Середин.

– Есть два мастера. Один старый уже, но у него лучшие луки. За его оружием из самого Царьграда приезжали!

– А где мне его найти?

– Да вон Ванька тебя проводит. – Радомир кликнул мальчишку и велел отвести ведуна к мастеру Архипу.

Олег покинул детинец и вслед за бежавшим вприпрыжку Ванькой пошел по главной улице Изборска, с любопытством оглядываясь, точно провинциал, впервые попавший в большой город. Каблуки глухо стучали по мостовой, мимо проходили женщины и девушки, одетые в уже ставшие привычными сарафаны. Одни несли на коромысле объемные бадьи, другие – корзины с бельем или огурцами, гнали весело визжащих поросят или медлительных коров. Прогрохотала колесами телега с внушительной горой сена – ее понуро тащила чахлая лошадка, которую, покрикивая, подгонял кнутом дедок в широкополой войлочной шапке, сильно смахивающей на ковбойскую шляпу. С важным видом расхаживала разная мелкая живность. Словом, город жил обычной повседневной жизнью.

– Вот тут мастер Архип и живет, – указал Ванька на Широкие добротные ворота с небольшой калиткой сбоку.

– Спасибо, – кивнул Олег и кинул ему «чешуйку». Мальчик ловко поймал денежку, развернулся и побежал обратно.

Олег обошел троих парней в поддоспешниках, которые отчаянно раскачивались из стороны в сторону и пытались удержаться на ногах, цепляясь друг за дружку. Однако через несколько шагов один из них споткнулся об собственную ногу и рухнул, подняв тучу пыли и завалив обоих своих товарищей, которые успели только сказать что-то вроде эть… и распластались сверху. Почти сразу улицу огласил мощный богатырский храп. Олег фыркнул, представив что осталось бы от него, окажись он на месте самого нижнего. Ребятки подобрались на редкость крепкие.

– Вот ведь охальники! – беззубо прошамкала проходившая мимо старушка и недовольно поджала губы. – Молодежь пошла ныне…

Усмехнувшись, Олег постучал в ворота. На его стук раздался отчаянный собачий лай, из-под створки высунулась широкая пасть самого настоящего дога.

– Оп-па… – изумленно выдохнул ведун. Это была первая породистая собака, которую он встретил в этом мире. Разумеется, всякого рода псин в городах и весях тявкало немало. У кого собака на веревке двор сторожила, у кого со стадом бегала, у кого просто так, без дела слонялась, крыс давила, лис да хорьков отпугивала. Но собак везде и всюду на Руси считали животными нечистыми, особого внимания недостойными. Князья и бояре охотились не с гончими, а с поджарыми гепардами, на крупного зверя ходили с рогатиной, гонялись за ним верхом. Специально разводить собак, следить за чистотой их породы – никому п в голову прийти не могло. И то, что во дворе мастера Архипа бесновался породистый пес, говорило о многом. Непрост, значит, мастер. Ох, как непрост.

Почти сразу открылась калитка, и на Олега глянули огромные ярко-синие глазищи на почти детском лице. Такие чистые и глубокие, что чуть не утонул в них ведун. И только чуть позже разглядел, что перед ним стоит совсем еще девчонка, едва-едва вступающая в пору юности.

Светлые волосы в длинную косу заплетены и за спину переброшены, серьги в ушах в виде листиков березки, сарафан голубенький, затейливым узором украшенный, рукава рубахи на запястьях браслетами перехвачены. Бусы из синих прозрачных камешков, похожих на корунды, а среди них – металлический кулон со стилизованным изображением челюстей. Насколько помнил Середин, это был оберег от диких зверей в лесу. Вообще он давно заметил, что и женщины, и мужчины не носят украшения просто так. Любое из них является оберегом и имеет конкретную цель.

Невольно залюбовался девочкой Олег. Любят, наверное, родители дочку, если обряжают, как куколку. Она тоже с интересом, нимало не смущаясь, разглядела гостя и чуть дольше задержала взгляд на посохе в руке Олега.

– Здравствуй, красавица, – улыбнулся Олег. – А не подскажешь ли, здесь живет мастер Архип?

– Здесь, – сверкнула девочка зубками. – Только он не работает уже.

Олег удивленно бросил взгляд на небо. Солнце стояло еще высоко. С чего бы это мастер в такое время уже работу оставил?

Девочка поняла его удивление и рассмеялась.

– Ты не местный, верно? А то бы знал, что дед Архип старым совсем стал, почти и не делает больше оружия.

– А ты не могла бы проводить меня к нему? Девочка кивнула и пошире открыла калитку, при этом она отпихнула ногой скалившуюся и грозно рявкающую собаку. Олег покосился на четверолапого охранника. Псина откормленная, с чистой шерстью и забавными разноцветными ушами. – одно черное, а другое – белое. Забавная зверушка, только клыки кажет огромные, так что подумаешь раз десять, прежде чем переступать порог.

– Откуда такую животину взяли?

Девочка держала собаку за ошейник – простой кожаный ремешок – и с лукавинкой посматривала на замешкавшегося гостя.

– Один богатый венед с Полабии привез. Сказал, что лук деда Архипа ему жизнь спас. От нечисти сберег.

Псина между тем упорно пыталась протиснуться между ногой девочки и калиткой и дотянуться до сапога Олега.

Середин поймал взгляд черных, пылающих злостью глаз пса и мысленно оскалился. Пес на миг запнулся, подавившись лаем, и растерянно замер. Тогда ведун представил, что его пальцы касаются загривка собаки, гладят и перебирают вставшую дыбом шерсть.

«Успокойся, – сказал мысленно ведун, не отпуская взгляда собаки. – Я сильнее тебя. Я – друг и не желаю зла твоим хозяевам».

Олег уже пытался подчинить себе животных. Как-то он разложился в лесу на обед – ну там хлеб, сыр, вяленое мясо – и решил угостить соловья, уж больно красивые трели выводил певун лесной. Окончилось тем, что птицы живым ковром упали на импровизированный столик, а одного особо любопытного воробья пришлось из крынки с молоком вылавливать. Сложнее было с собаками и лошадьми. Они обладали довольно высоким интеллектом, а Олег, если говорить честно, мало практиковался в этой области. С котами дела обстояли еще хуже. Однако на сей раз ведун преуспел. Он чувствовал, как бурлит сила, покалывают кончики пальцев. Пес жалобно всхлипнул и поджал хвост. Парень улыбнулся, наклонился и потрепал его по загривку.

– А ты никак колдун, молодец, – опасливо покосилась девочка на гостя. – Наш Куська не жалует гостей, а перед тобой вон как стелется.

– Колдуем помаленьку, – ответил Олег, вспомнив одного сказочного персонажа. – А зверю твоему я просто понравился.

Олег вошел во двор и с интересом огляделся. Хорошо утоптанная дорожка упиралась в широкое крыльцо добротного одноэтажного дома с резными ставнями. Невелик дом для такого мастера, каким его люди почитают, – усмехнулся про себя ведун. Впрочем, во всем городе только десяток домов можно было отыскать в два этажа, не считая княжеского терема.

За домом виднелась стена и часть амбарной двери, у забора в роскошной грязевой луже лениво похрюкивали совершенно довольные жизнью свиньи. Чуть в стороне Олег приметил пристройку, к которой вела присыпанная речным песком дорожка, и по ней явно прошло народу больше, чем к самому дому. И именно по этой дорожке повела гостя девочка. А рядом трусил пес, преданно заглядывая в глаза хозяйке.

– Дедушка, к тебе колдун пришел! – с порога объявила девочка. Олег невольно смутился.

– Спасибо, милая, что представила, – и добавил тише: – Теперь как бы взашей не выгнали.

Но он зря волновался. Маленький дедок, который что-то мастерил за длинным, в полстены, верстаком лишь поднял глаза на ведуна и подслеповато прищурился. Укоризненно усмехнулся. И – вернулся к своему занятию. Довольно большая комната представляла собой обычную мастерскую. По стенам висели различные заготовки: плечи, костяные пластины, деревянные плашки, мотки сухожилий, очищенные копыта, пучки конских волос. Но основную часть занимали луки – и натянутые, на которых тетива почти касалась рукояти, и без тетивы, закрутившиеся в кольцо, покрытые лаком и еще не обтянутые кожей.

– Что тебе, мил человек?

Олег вздрогнул от неожиданно прозвучавшего вопроса, подошел ближе:

– Прослышал я, будто у тебя лучшие луки во всей округе. Не продашь ли мне такое оружие, старче?

Мастер недовольно покряхтел, наконец ответил:

– Не занимаюсь я этим боле, добрый человек. Стар стал, а наследника нет, только внучка вон. Сыновья-то мои больше по хозяйству занимаются, а оружейники из них плохие.

– Мне князь Радомир сказывал, будто ты – лучший мастер. Я за сыном его отправляюсь, княжичем Андреем, вот и хотел бы лук хороший взять. В походе наверняка пригодится.

Старик долго рассматривал гостя, и Олег уже начал волноваться. Наконец мастер усмехнулся в усы и кивнул.

– Ну коли так… Слышал я, что люди говорят, будто ты от нечисти избавляешь.

Середин осторожно кивнул.

– Ладно. Помогу тебе, гость незваный, но жданный. – Старик встал из-за стола. – Есть у меня кое-что, мил человек. Обожди-ка здесь.

Когда за ним хлопнула дверь, девочка потрепала за ухом пса, который вертелся рядом с ней, не спуская настороженного взгляда с Олега.

– Тебя как зовут, красавица?

– Купава. А тебя?

– А меня Олегом кличут, но чаще – просто ведуном.

– Значит, это ты тот самый ведун, что нечисть изводит? Я тебя стариком злобным да неулыбчивым представляла.

– Это почему ж так-то?

Тихо звякнули обереги, когда Купава вскинула голову и коротко рассмеялась.

Тишина выбралась из дальнего угла и туманом растеклась по комнате. Олег огляделся. Что бы там ни говорили, а мастерская художника своего дела, настоящего мастера, всегда вызывала интерес. Он подошел к стене, на которой оружейник развесил рукояти луков. «Мореный дуб», – угадал Середин, пальцы ощутили приятную прохладу хорошо обработанного дерева. Это были только заготовки, которые мастер должен превратить в надежное боевое оружие. Ведун осторожно снял одну из них и провел рукой по отполированной поверхности.

– Скажи, ведун, а ты лес слышать можешь?

Олег так увлекся, что слегка вздрогнул от голоса девочки и едва не уронил рукоять. Он поспешно положил ее на место и обернулся.

– Ты имеешь в виду духов леса?

– Не только. Голоса деревьев, травы, листвы опавшей? Ответить он не успел. Хлопнула входная дверь, и к Олегу подошел дед. На протянутых руках, как ребенка, он держал большой боевой лук. И Середин сразу понял, что это оружие уникально.

Пальцы удобно легли в специальные вырезы на рукоятке, он коснулся маленькой полочки – ложа для стрелы; над ней мастер приклеил кусочек кожи, чтобы древко стрелы не терлось об рукоять. Тетива из бычьих жил навощена и оплетена суровыми нитками. Такое оружие не промокнет от дождя и не подведет в самый критический момент.

Примерно на середине тетивы Олег нащупал посадочное место для хвостовика стрелы и, ухватив тетиву, попытался натянуть лук.

– Э-э, – разочарованно потянул мастер. – Да держал ли ты хоть раз лук в руках, ведун?

– Держал, – уточнять, что последний раз это было в детском садике, Олег не стал.

– Че ж ты его голыми рукам и-то хватаешь? Отрежет тетивой пальцы-то! Запястье обмотал, а кольца не надел. Есть оно у тебя?

Олег пожал плечами.

– Э-э, – вздохнул дед. – Руку давай.

Он осмотрел правую ладонь ведуна, отошел к верстаку, вернулся с костяным колечком, надел его покупателю на большой палец.

– Вроде угадал в размер. Ну тяни теперь.

Середин, вспомнив, как управлялись при нем со своим оружием русские лучники, зацепил тетиву кольцом, сжал кулак, поднатужился… Лук натянулся от силы на треть. Олег сделал еще попытку – аж в спине что-то хрустнуло, однако эффект получился тот же самый.

– Дай сюда, – раздраженно отнял лук дед. – Другой принесу. Тебе только с детского стрелять.

– Да пусть этот будет, я заплачу… – попытался остановить его Олег, но дед только раздраженно зашипел:

– Опозорить меня хочешь? Сказать, что луки мои не стреляют? Это ж тебе не мерин, чтобы сел и поехал. Лук но руке подбирается, по росту примеряется. Коли до конца не натянешь, то и стрела не полетит, рядом упадет. Коли перетянешь – сила понапрасну пропадет, что для стрелы предназначена. Ратнику такой лук потребен, чтобы на пределе сил, но полностью вытягивался, не больше, но и не менее. Это тебе не колдовать, тут голова нужна. Сиди здесь, принесу.

Мастер ушел, и на этот раз вернулся только минут через десять, прошел к столу, выложил на верстак сразу три лука, внешне почти неотличимые от первого. Однако, попытавшись натянуть первый из них, Середин сгоряча чуть не вывихнул руку: тетива быстро и легко ушла за спину.

– Положь, – распорядился мастер, – слаб он для тебя. Яблоневый вот возьми.

– А какой из них яблоневый?

– Ты глаза-то разуй, – опять разозлился дед. – Не видишь – вот яблоневый, вот березовый.

Олег, подавив раздражение, не стал отвечать на грубость, поднял лук с более темной рукоятью, пару раз дернул тетиву, примериваясь, потом напрягся. Тетива ушла к плечу, легко прикоснувшись к мочке уха. Положил обратно, взял другой. Натянул. На этот раз, несмотря на все его старания, тетива дошла только до губ. Ведун опустил лук, посмотрел на предыдущий. Попытался прикинуть, какой из двух все-таки лучше. Лучший, наверное, тот, который бьет дальше. А какой из них будет бить дальше?

Середин, дабы лишний раз не вступать в пререкания со старым мастером, призвал на помощь логику. Так какой лук лучше? С огнестрельным оружием все просто: чем длиннее ствол, тем дальше стреляет. Потому, что на пулю, разгоняя ее, дольше воздействуют пороховые газы. Стрелу же разгоняет тетива. Значит, чем дольше она давит на стрелу, тем больше успевает разогнать и тем дальше та полетит. А тетива давит тем дольше, чем дальше была предварительно оттянута. Вот почему дед сказал, что из сильного, но недотянутого лука стрела не вылетит! Она просто не успевает разогнаться! Отсюда вывод: при одинаковом усилии предпочтительнее то оружие, которое чуть послабее – его сильнее растянуть получится.

– Яблоневый возьму, – тоном знатока сообщил ведун. – Сколько просишь?

– Десять гривен.

– Да ты чего! – задохнулся ведун. – Да за такие деньги табун лошадей купить можно!

– Вот ты из лошади и постреляй, – невозмутимо ответил мастер.

– Совесть-то у тебя есть, дед? Кусок деревяшки дороже золота продаешь!

– Ты эту деревяшку сперва найди среди садов-то, – посоветовал мастер. – Чтобы ветка ровная вся была, прожилка к прожилочке, без сучков и червоточин. Да расщепи ровненько. Да пластинки из копыт одну к одной вырежи, чтобы одинаковые и одна к другой сошлись. Жилки равные размочаль, клей свари хороший, да на полтора месяца под пресс, И чтобы после всего этого оба плеча одно от другого не отличались ни на йоту. Не то стрела-то прямо не полетит. Потом так же ровно плечи в рукоять вклей. Да так, чтобы лук из одного кольца в другое перегибался, но плечо из рукояти не выломалось. А потом перед первым выстрелом на пять лет в темное прохладное место положи. Чтобы летом не запарился клей, а зимой не замерз. Лаком все это залей, кожей али пергаментом обтяни, и еще раз лаком. А потом тетиву первый раз натяни – и узнай, что тебе пять лет назад жилка с изъяном попалась. А, как тебе такая деревяшка понравится? Ты сперва сам лук добрый хоть один сделай, а уж потом о цене суди.

– Слабый лук-то, – усмехнулся Середин. – Я ворожбой больше прирабатываю, потому силой богатырской похвастаться не могу. Мне он по руке. Коли уйду, кому продашь? А у меня токмо пять гривен есть.

– Врешь, – покачал головой дед.

– Откуда ты знаешь?

– Дык, – усмехнулся тот, – почитай, полвека торгуюсь. Наскрозь вас всех ужо вижу. Гривен восемь у тебя есть, не менее.

– Ну, – вздохнул ведун, удивляясь его прозорливости, – так семь из них могу заплатить. Себе-то тоже чего-то оставить на жизнь нужно.

– Давай семь, – кивнул мастер. – Помру – дети и за столько не продадут.

– А стрелы-то к нему у тебя есть? – Олег сунул руку в карман косухи и нащупал два кошеля.

– А как же! Внучка, ну-ка сбегай, принеси.

Купава сорвалась с места и вместе с верным псом скрылась за дверью. Вскоре она вернулась с саадаком – двумя обшитыми мягкой замшей колчанами – и пучком стрел с широкими наконечниками.

– Эти супротив бездоспешных, бронебойные стрелы в колчане… – Дед подумал. – Ладно, ведун, забирай оба колчана и стрелы, не возьму с тебя за них ничего. Оружие-то тебя и от нечисти сбережет, и от ворога лютого защитит. Так неужто не стоит оно таких денег?!

Олег собрался уже согласиться, как вдруг:

– Эй, хозяин! – раздался крик с улицы.

– Похоже, у тебя гости, мастер.

– Хозяи-и-и-н!

Рев мощной глотки не услышать нельзя было при всем желании.

– Купава, пойди глянь, кто там пришел, а мы с нашим гостем продолжим.

– Все отдал тебе, – выложил ведун кошели на верстак. – А понадобится ли твое оружие – не знаю.

– Теперь это твое оружие, ведун, – рассмеялся старик и помог Олегу убрать в один из колчанов лук. – Смотри, чтобы не намокали сильно колчаны-то. Воды ни луки, ни стрелы не любят.

Середин закинул колчаны на плечо.

– Спасибо, мастер, – поклонился он и вышел во двор.

– Там тебя спрашивают, – подбежала девочка. – Говорят, что срочно нужен.

Во дворе стояла телега, около которой возился дюжий детина, вероятно, сын мастера. Олег кивнул ему и вышел на улицу, где его поджидал Ермолай, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.

– Тебя волхв Велислав ищет. Сказывает, что-то важное узнал.

* * *

Волхв сидел за широким столом, на котором стояла корзинка с зелеными яблоками, и не спеша резал их на тонкие ломтики, по одному перекидывая в рот. Когда вошел Олег, толстяк поднял на него глаза и молча указал на скамью напротив себя. Ведун поудобнее расположился на жесткой лавке и приготовился слушать. Однако Велислав продолжал неторопливо переправлять яблоки из корзинки в свое объемистое брюхо.

– Ты чего звал-то, волхв? – наконец не выдержал ведун.

– Подарок у меня для тебя есть, – похрустывая сочной фруктовой плотью, ответил тот.

– Похоже, для меня наступает Новый год, – усмехнулся Середин. – И какой?

– На вечерней заре узнаешь.

– Чего же сейчас тогда звал? До заката еще не меньше часа!

– А ну найти тебя не успеют? – возразил Велислав. – Куда тогда все денется?

– Ладно, – согласился Олег, поднимаясь с лавки и подходя ближе. – Подождем.

Он подхватил из корзинки яблоко, обтер о рукав и запустил в него зубы. Зеленое на вид, оно оказалось сочным и почти сладким. Волхв с тревогой проводил взглядом второе яблоко, которое выбрал себе ведун, покончив с первым, торопливо поднялся:

– Пожалуй, пора. Идем-ка со мной, ведун.

– Далеко?

– В лес. Саблю здесь оставь.

Рука ведуна замерла в каком-то миллиметре от ножен.

– Не понял… Почему?

– Лук и колчан со стрелами захвати. Остальное тебе не понадобится.

Ничего себе фокусы! В голове сразу всплыло предупреждение о возможном предателе, который живет в городе. Вспыхнуло и погасло: ведь предупреждал об этом именно Велислав.

– Вообще-то я не оставляю оружие, если собираюсь на… прогулку, – осторожно возразил Олег.

– Нельзя туда с булатом. – Волхв взялся за посох, развернул плечи и подтянул живот. – Возьми только лук.

– Ладно, ладно, – согласился ведун, решив, что в таком случае предупреждение к кистеню в кармане не относится.

Они вышли из избы и отправились к городским воротам. Середин так и не понял, к добру или нет, но солнце еще не успело скрыться за горизонтом, а потому они благополучно миновали стражников и вышли на подсыхающий тракт, повернулись спиной к багровому закату и направились к темнеющему вдали лесу.

– Куда идем-то? – осторожно поинтересовался Олег.

– К заповедному месту, – лаконично ответил волхв, прицокнул языком и замолчал. Наверное, опять что-то жевал.

Когда они вышли на опушку, солнце окончательно скрылось за горизонтом, а его место занял ущербный диск луны. Света он давал не слишком много – но чтобы не налететь на ствол, вполне хватало. Сколько Середин прошагал дорог по таким вот местам! Научился слушать лес, чувствовать его дыхание. Тропинка тянулась под кронами огромных деревьев; где-то в высоте проказничал ветерок, игриво перебирая листву и тревожа мелкую живность.

С громким уханьем пронесся филин – а скорее леший решил побаловать. Совы, как известно, охотятся бесшумно. В кустах вспыхнули глаза лисицы, и с тихим шорохом шмыгнула рыжая за деревья в поисках добычи. Никогда не затихает жизнь в лесу. Укладываются спать дневные жители, а им на смену выходят ночные хищники.

Тропинка тянулась и тянулась, то ныряя во впадины, то поднимаясь на взгорки. Интересно, далеко там до заповедного места волхва? Или бородач вообще не намерен возвращаться в Изборск?

Вдруг им под ноги кинулся совершенно обезумевший заяц и тут же скрылся в ближайших зарослях, следом промчался волк. Олег какое-то время тупо смотрел на слабо колышущиеся кусты, за которыми исчезли и добыча, и охотник.

– Ну что застыл? Идем, что ли?

– Да леший явно балует, – пожаловался ведун. – Голову морочит, с пути увести пытается.

– А ты чего хотел? – В голосе Велислава почувствовалась улыбка. – Место заповедное сторожит. Рядом уже.

Они едва успели сделать еще с десяток шагов, как перед ними на тропинку темными тенями выступили несколько волков. Крестик на руке Олега раскалился так, что ведун едва не вскрикнул и опустил правую руку в петлю кистеня.

– Говорил я тебе, нельзя ходить без сабли, – тихо пробормотал он волхву.

Тот взмахнул рукой – волки прыгнули вперед и растаяли в воздухе, обернувшись плотным белесым туманом!

Упругие клубы заволокли тропку, в их глубине стали вспыхивать алые россыпи искр. Яркое перемигивание огоньков складывалось в странный завораживающий узор, и Середин невольно шагнул к туману, чтобы получше рассмотреть его. Словно чьи-то невидимые руки принялись лепить из мглистых сгустков странные фигуры то ли людей, то ли животных – не рассмотреть. Клыкастые пасти сменялись лучистыми глазами, бесформенные тела – грациозными женскими фигурами. Странный калейдоскоп продолжал создавать вокруг ведуна фантастические картины, завлекая в необычный танец. Вот перед ним возникла высокая красавица. Она призывно улыбнулась, коснулась его плеча и закружила в вихре танца. И не было сил противиться ей.

Вдруг перед Олегом расцвел огненный вихрь, дохнул в лицо обжигающим жаром и оттолкнул Середина на добрых пару локтей. Когда перед глазами перестали выплясывать разноцветные огоньки, ведун огляделся: путь чист, никаких туманов или зверей больше нет, а рядом стоит Велислав, опираясь на свой посох.

Заметив, что Олег очнулся, волхв кинул в рот семечку, разгрыз, сплюнул в траву и сказал:

– Слаб ты еще, ведун. С простым мороком справиться не смог. Кабы я не вмешался, пропал бы ты.

– Стража у вас тут такая? – Ведун вскинул ладони к лицу, несколькими быстрыми движениями растер лицо, прогоняя остатки наваждения. – Пропал, не пропал… Ты меня вел, я тебе доверился. А чем это ты так жахнул?

– Нечисть в основном боится огня. И ты это должен знать, ведун. И смотреть на морок надо сквозь огненное заклятие.

Волхв поднял руку, поднеся открытую ладонь почти к самому лицу, и проговорил:

– Яр-батюшка, огня хранитель, ты раздуй пламя яркое, ты сожги нечисть лютую, освети небо чистое. Ты даруй мне силушку против нави-погани, не покинь меня ты в бою честном. Разгони ты тьму проклятую да морок-наваждение. Да не остынь ты вовеки веков!

С громким хлопком над ладонью Велислава вспыхнул огненный цветок, тут же его лепестки истончились и разрослись, образуя эдакий полупрозрачный экран, берущий начало в ярком огне. Языки пламени трещали и плевались искрами, но исправно поддерживали тонкое защитное стекло.

– А вот так избавляются от морока.

Велислав подставил вторую ладонь и взял один язычок пламени. Олег удивленно отметил, что ко всему прочему посох бородача послушно висит в воздухе рядом с ним. Небрежным движением кисти руки волхв бросил язычок огня на дорогу недалеко от себя. Уже знакомая Олегу вспышка на миг озарила притихший лес, но разросшийся экран прикрыл их от жара. Разбившись об заклятие волхва, огненный вихрь бессильно опал и словно ушел в землю, забрав с собой пелену с руки Велислава. И тот немедленно кинул в рот еще семечку.

– Колдун, что княжича украл, Киру похожим огненным заклятием опалил, – сообщил толстяк. – Поэтому, я так мыслю, надобно и тебе эту ворожбу знать. Может статься, выручит она, коли до дела дойдет.

Когда глаза Олега несколько привыкли к мраку леса после яркого света, он осторожно подошел к месту попадания огненного снаряда, но ничего разглядеть не смог. И не столько потому, что было мало света, – просто там не осталось никаких следов.

– Запомнил, как я это делал?

– Запомнил… кажется… – Олег и сам не заметил, что стал смотреть на лузгающего семечки толстяка с уважением и некоторой… Ну не опаской, а скорее осторожностью.

Велислав спрятал улыбку в бороде и отправился дальше по дороге.

– Черный Корней – опасный колдун, – бросил он мимоходом. – Я постараюсь помочь тебе подготовиться к встрече с ним.

– Какой еще Корней? – не понял ведун.

– А разве я тебе не говорил? – удивился волхв. – Корнеем колдуна зовут, вестимо. Видать, духам подземным поклоняется, от того корнем и назвался.

Между тем деревья расступились, и мужчины вышли на небольшую полянку. Посередине ее в землю был врыт столб, который освещался удивительно ярким лунным светом. Олег обошел его несколько раз кругом, разглядывая со всех сторон. Наконец поднял на Велислава взгляд и спросил:

– Это Перун?

– Да.

– Зачем мы здесь?

– Ты сам должен все увидеть, ведун. – Волхв указал посохом на Чур Перуна, развернулся и скрылся за темной стеной деревьев.

Олег недоуменно почесал в затылке и снова посмотрел на идола.

– Что же я должен увидеть, Перун?

Он разглядел, что губы бога вымазаны чем-то темным. Кровью, не иначе. И похоже, что свежей. Интересно, кто и когда успел это сделать? Олег протянул руку и попробовал пальцем тяжелые вязкие капли.

Разряд молнии проскочил между пальцами Олега и истуканом Перуна. Боль обжигающей волной прокатилась по телу, и Олег, вскрикнув, упал…

* * *

…Под потолком небольшой пещеры ровным огнем горели факелы, испуская необычно яркий свет. По пологим стенам стекала вода и, собираясь в капли, падала с громким плеском на сырой каменный пол.

На подстилке из гнилой соломы, привалившись к стене, сидели княжич Андрей и Любава, от них к стене тянулись тяжелые, начищенные до зеркального блеска, цепи.

– Значит, это и есть тот мальчик, которого ты так долго искал?

Высокий бледный человек поднял вопросительный взгляд на стоящего рядом колдуна в длинном черном балахоне.

– Да, Равгед, это он.

Тот, кого колдун назвал Равгедом, приблизился к мальчику и пристально вгляделся в его глаза. Быстрый жест рукой, тихое бормотание, и из длинных тонких пальцев бледного незнакомца сорвалась белая вспышка. Княжич шарахнулся в сторону, однако избежать столкновения с магическим лучом не смог. И едва сияние окутало мальчика, как на лбу у него полыхнул ярким зеленым светом сложный геометрический узор. Новая вспышка – и все исчезло, больше не было ни магического света, ни знака на лбу у мальчика.

– Видишь? – кивнул Корней. – Я искал его по всему миру. И кто бы мог подумать, что найду здесь, совсем под боком?

– Что тебе нужно? – Княжич потянулся к поясу, где всегда был прикреплен нож, но пальцы ухватили пустоту.

– Ничего особенного, мой мальчик, – покачал головой колдун. – Ничего, что ты не в состоянии выполнить.

– А что вы сделаете с девушкой? – Равгед смерил Любаву критическим взглядом.

– Разве ты не знаешь, что делают с такой добычей? – Усмехнулся колдун. – А когда надоест… Мне пригодится Живой человек для заклинаний…ну или отдельные ее части.

Любава тихо заскулила от ужаса и мертвой хваткой вцепилась в Андрея.

– Не смейте ее трогать! – Княжич исподлобья глянул На двух колдунов. Если он и испытывал какой-то страх, то теперь злость напрочь вытеснила другие чувства. —

Смотрите, доберется отец до вас, тотчас на вратах повесит.

– Разве ты веришь в это, мальчик? – удивился колдун. – Тогда ты куда глупее, чем я думал.

– Днем известие из Изборска пришло, господин, – спохватился Равгед. – Демон тебя звал да сказывал: князь и вправду дозор малый собрал, дабы на выручку сыну послать.

– А почему малый? – вроде даже обиделся Черный Корней.

– Ведуна туда позвали известного да волхва местного, лекаря. Видать, решили колдовством, а не силой управиться. Прикажете демону перебить их, господин?

– Ведуна, говоришь? Волхва? Не-е-ет, – покачал головой колдун. – Они нам в деле нашем пригодиться могут. Уж очень хрупкая штука – маленький ребенок. А без него – никак. Нет, передай демону: пусть отправится с отрядом и бережет обоих, как зеницу ока.