Северный круг (№1) - Клан

– Водки нет, – выглянула из-за стальной дверцы хозяйка. – Могу налить коньяка.

– Да нет, спасибо, – отказался Дикулин. – Я же за рулем. Это я так, пошутил.

– Тогда обойдемся средствами попроще. – Девушка выставила на стол белый флакон с хлоргексидином, какой-то импортный аэрозоль, положила пучок ваты.

– Что, часто лекарства воруют? – кивнул Алексей на сейф.

– Нет, – покачала головой хозяйка. – Просто ценные вещи никогда нельзя класть туда, где их станут искать. Лекарства лежат для грабителей, если они все-таки вскроют эту махину. А то как бы от сердечного приступа не померли. Жалко… А теперь, мой друг, будьте любезны повернуться ко мне спиной и склонить голову.

По затылку пополз холодок, что-то металлически брякнуло, в мусорницу у стола полетел кусок розовой ваты.

– Так, тут хорошо, проплешины не останется… Та-ак, это всего лишь волосы… Еще чуть-чуть… – Послышалось шипение аэрозоля. – Ну, теперь почти все. Посидите немного в этой позе, я рану медицинским клеем залила. Минут за пять застынет, и можно гулять спокойно. Хотя, конечно, лучше в шляпе. Прядь волос у ранки будет казаться грязной.

– Спасибо… – Алексей немного помолчал, потом поинтересовался: – А чего так пусто в магазине? Время, что ли, нерабочее?

– Ну, здесь не бакалейная лавка, чтобы толпа крутилась, – отозвалась хозяйка. – У антикваров товар штучный, клиент редкий, разборчивый.

– А не прогорите при такой скромности?

– Ничего, выкручусь, – он ощутил в голосе собеседницы усмешку. – Даже магазин, и тот кое-как себя окупает.

– И на бензин для «Тойоты» остается?

– От магазина? – Теперь девушка откровенно рассмеялась. – Ну, на бензин, пожалуй, хватает.

– А на все остальное?

– Экий вы любопытный, Алексей… Ну, положим, так… В антикварном деле почти всегда продавец совершенно не представляет ценности своего товара, а больше половины покупателей мало разбираются в истинной стоимости покупки. Иногда за десять рублей можно купить вещь ценой в сотню долларов, а потом продать ее за четыреста.

– Хороший бизнес! – присвистнул Леша. – Помнится, это называлось…

– Это называлось обычной торговлей, – перебила его Лена. – Я покупаю вещь за те деньги, за которые ее соглашаются продать, и продаю за цену, которую соглашаются заплатить. Нож к горлу никому не приставляю. И если вы думаете, что это очень просто, попытайтесь сперва визуально различить бронзу начала и середины восемнадцатого века, или угадать на барахолке в куске лома ювелирное сокровище, или определить цену тому, чего никто и никогда не пытался продать.

– Я думал, все это есть в каталогах, – пожал плечами Дикулин.

– Так уж и есть… Хватит, поднимите голову, – разрешила хозяйка. – Ладно, сейчас я покажу тебе кое-что… Посмотрим, что ты скажешь о каталогах тогда.

Алексей поднялся, двинулся вслед за Леной к еще одной двери, покрытой теми же жидкими обоями, а потому мало заметной на фоне стены. Створка оказалась железной, за ней – решетка, и только после короткого коридора Дикулин очутился в еще одном помещении, увешанном картинами, с узкими светящимися прилавками вдоль стен.

– В те залы приходят те, у кого завелось чуток денег, и теперь они хотят купить дорогую безделушку жене на день рождения или похвастаться перед друзьями мебелью восемнадцатого века, – сообщила хозяйка. – Тот же, кто хочет вложить реальные капиталы и разбирается в вещах, идет сюда.

Дикулин ее не слушал. Он медленно приблизился к деревянному стенду, на полках которого были разложены инкрустированные самоцветами, покрытые мелким рисунком, сверкающие полировкой мечи, сабли, кинжалы, рапиры, ятаганы.

– Какая сказка… – Пальцы правой руки невольно сжались и разжались. Он оглянулся на хозяйку: – Можно?

– Ох уж эти мужики. Прямо как дети. Можно, попробуйте.

Первым Алексей взял в руку короткий, меньше полуметра, но широкий и толстый меч с грубо вырезанной из кости гардой, однако с крупным голубым камнем в навершии. Слегка взмахнул им, резко передвинул кончик клинка из стороны в сторону. Несмотря на массивность, меч управлялся легко, словно центр его тяжести находился в середине ладони. Никакого напряжения мышц, тяжелых замахов. Казалось, достаточно мысленного усилия – и сталь уже парирует направленный в сердце или голову удар.

– Хотите узнать, что такое деградация сильного пола? – поинтересовалась Лена. – Вот, возьмите. – Она сняла с полки и протянула Алексею шпагу с плетеной гардой. – Этим мечом мужи воевали тысячу лет назад. А вот этим – всего полтораста.

После меча шпага не весила почти ничего. Просто детская игрушка, баловство для женщин. Наверное, предложи такой клинок воину десятого века – за оскорбление сочтет.

Леша вернул шпагу на место, потянул с полки другой меч – шириной в три пальца, но длиной почти в метр, с разнесенными сантиметров на двадцать и загнутыми вперед плечами гарды. Вот это было оружие: весомое – но быстрое, послушное – но смертоносное.

– Вещь… – с чувством произнес он.

– Новодела здесь не держу, – сообщила хозяйка. – Каждый клинок в деле закалился, походы вынес, кровушки пролил.

– Я думал, они парадные, – удивился Алексей.

– Нет, – покачала головой Лена. – Сейчас мало кто верит, но самое ценное в них – это клинки, а не камни. А когда воин платит за лучшую сталь, он делает это не для того, чтобы таскать ее с собой на парадные приемы.

– Настоящие, значит… – Леша не без грусти расстался с мечом и потянулся к сабле.

– Подожди, еще кое-что покажу…

Хозяйка достала из-под витрины с оружием продолговатый футляр, открыла его, и Алексей увидел на зеленом бархате вовсе поразительную вещь: двойной персидский меч. Витая рукоять из яшмы, рубин в навершии, два изумруда на гарде, но клинок…

Дикулин уже видел такие мечи на фотографиях во всякого рода оружейных энциклопедиях: на одной рукояти поблескивали сразу два очень близко расположенных клинка. Но здесь – здесь между стальными клинками чернел, выступая острием над кончиками клинков, священный вулканический камень – обсидиан.

Задержав дыхание, Алексей взялся за рукоять и тут же почувствовал, как руку пробила, словно искра, жгучая энергия, сильно похожая на ту, что возникала от прикосновения к кошке с нефритовыми глазами – но только здесь по ту сторону не стояло никого. Это была просто энергия, и Дикулин понял, что уже не сможет жить без этого оружия.

– Сколько… он стоит…

– Я не могу назвать цену, – усмехнулась Лена. – Ты уронишь дорогую вещь и повредишь ее.

– Я могу… продать… Могу!

– Дай ее мне. Дай этот меч мне… – В голосе хозяйки прозвучали одновременно и страх, и надежда, и мольба. – Дай его мне, Леша. Положи в ладони.

Она вытянула руки перед собой ладонями вверх. В душе Дикулина появилось жгучее желание рубануть женщину сверху вниз остро отточенным лезвием по бьющейся над ключицей жилке – но он справился. Перехватил левой рукой за середину клинка опустил оружие в ладони хозяйки, немного так подержал, скрипнул зубами и разжал пальцы.

Лена быстро переложила меч в футляр, захлопнула крышку, торопливо сунула куда-то вниз, развернулась к гостю, приложила руку к его щеке:

– Леша, ты чего? Что случилось? – От неожиданно ласкового прикосновения, от скользнувшего по губам мизинца наваждение отпустило. – Ты как? Все хорошо? Это все топорники. Они ко мне тоже являются. То, говорят, вещь святая, ее храму подарить нужно, то иноверцам не продавай, то православным в дом не допускай. А у самих денег нет. Ничего не берут, только советуют…

Не переставая говорить, она опустила руку, плотно сжала его ладонь, вывела гостя из торгового зала, одной рукой запирая за собой засовы и вешая замки, пропустила в офис, посадила в кресло:

– Ну-ка, дай взгляну… Да, все в порядке, все застыло. Ну что? Тогда давай подброшу тебя обратно? – Она опять взяла его за руку своими теплыми, тонкими, мелко подрагивающими пальцами, провела через весь магазин и отпустила только на улице, перед машиной.

С Рубинштейна по Невскому и Лиговскому они промчались самое большее за пять минут. Лена притормозила у въезда во двор управления, заглушила двигатель.

– Вот. Извини, если что не так.

– Спасибо, – кивнул Алексей. Вздохнул, размышляя. Потом решился: – В общем, я был там, на задержании. Когда изымали кошку с нефритовыми глазами. Я до нее дотронулся, и у меня такое странное ощущение возникло, как будто током ударило. А сегодня, на месте пожарища, я дотронулся до обгоревшего куска и ощутил тот же удар. Поэтому я точно знаю, что сгорела именно кошка, ее не украли. Вот…

Итак, он рассказал все, что хотела узнать от него Лена. Все, что знал. Больше он ей не нужен.

Дикулин вышел из машины, захлопнул дверцу и только после этого наклонился к приоткрытому окну:

– Может, кофейку как-нибудь выпьем?

– Нет, спасибо, – покачала девушка головой. – Терпеть не могу кофе.

– Ну да, конечно… – Алексей ощутил, как в душе лопнула какая-то тонкая звенящая струна. А чего он еще хотел? Чудес не бывает… – Да, конечно. Спасибо, что подвезли.

– Нет, Леша, постой! – наклонилась она к пассажирской дверце и до конца опустила стекло. – Я, правда, терпеть не могу кофе. Столько его выпивать на деловых встречах приходится, что не лезет больше. Ты знаешь, я так закрутилась, что уже целую вечность ни в музеях, ни в театрах не была. Если бы меня кто-то пригласил, обязательно бы согласилась.

– Музеи? – Вернулся Дикулин к машине, лихорадочно вспоминая, куда можно пригласить Лену. И ведь времени уже почти семь!

– Вот, возьми визитку, – протянула белый прямоугольник девушка. – Там телефон магазина указан. Вместо двух последних цифр наберешь пять-два. Это уже я. Сегодня, правда, я туда не попаду. Но завтра с утра буду на месте. В общем, звони.

Она подняла стекло, и секунду спустя «Тойота» сорвалась с места.

Москва, Большая Академическая улица.

14 сентября 1995 года. 10:45

– Ты же на работу проспал, Толя! – От резкого толчка Пустынник откинулся на спину, сладко зевнул и открыл глаза.

Низкий, шершавый мелованный потолок, оклеенные зелеными обоями стены, вонючая герань на облупившемся подоконнике. Да уж, удружили Великие. Ни оплаты, ни Ока, ни отдыха нормального. Нанялся, называется, новую силу получить.

– Да вставай же, тебе только одеться время осталось.

– Ерунда, у нас сегодня совещание после обеда, – сымпровизировал наиболее безопасную, на его взгляд, отговорку Пустынник, потом сосредоточился, вспоминая имя жены, и попросил: – Марина, оставь мне двести рублей, нужно купить кое-что.

– А зачем тебе? – тут же насторожилась женщина. – У нас всего сорок тысяч до аванса осталось. А нам еще на дачу два раза ехать.

– Я хочу сделать тебе сюрприз.

– Какой сюрприз? Нам сахар взять надо для варенья, баллон газовый поменять…

Пустынник покачал головой, глядя на эту загнанную, как фермерский мул, женщину. Гладко зачесанные и собранные на затылке волосы, серое лицо, наскоро подведенные брови, сутулые плечи. Полное смирение перед невзгодами судьбы, которые давно воспринимаются, как нормальная жизнь. Да, тяжелый случай. Маг вздохнул, откинул одеяло и, усаживаясь, потребовал:

– Оставь. Вечером разберемся.

Жена Анатолия Метелкина подчинилась, недовольно бросив на стол две бумажки, и, презрительно отвернувшись, вышла. Вскоре хлопнула входная дверь. Ушла.

Пустынник поднялся, сходил в ванную, смыл с себя накопившуюся пыль, смрад тюремной камеры, полуторасуточную усталость. Потом остановился перед книжными полками, проглядывая корешки.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.