– Что? – облизнув губы, спросил Нислав.

– Держись в седле крепче, – посоветовал Михай, выпрямляясь и извлекая из ножен меч. – Аристона прикрой, он нынче однорукий.

Второй молодой дозорный держал свой клинок левой рукой, но было видно, что такое положение для него непривычно.

Послышался крадущийся шелест, словно ветер нес по камням пересохшую листву, и через гребень в прогалину хлынул поток восьмилапых тварей. Увидев добычу, они распахнули собачьи пасти с длинными желтыми клыками, ринулись на людей. Михай, экономя силы, при приближении первых арахнопаков расчетливо качнулся вправо, резко вскинул меч, обрубая ближнему чудищу лапы с одной стороны тела, качнулся влево – опустил клинок опять же на лапы другому врагу, даже не пытаясь прорубить прочные черепа. Оставшиеся без опоры порождения пустыни закувыркались, размахивая в воздухе уцелевшими конечностями, а опытный воин уже кромсал новых набегающих противников: качок – клинок вверх, качок – клинок вниз.

Нислав, попытавшись достать с седла пикой первого из восьмилапых промахнулся, но арахнопак, наскочив на древко боком, все равно опрокинулся, а следующий уже сам налетел на острие распахнутой пастью. Копье сразу потяжелело – дозорный кинул его, выхватил меч, тут же лихим ударом с седла развалил одно из чудовищ пополам, ткнул острием другого. Его конь, медленно пятясь, высоко вскидывал ноги, откидывая пытавшихся вцепиться хищников. Скакун Аристона пытался поступить точно так же, но его «однорукий» седок работал слишком неуклюже, а потому нескольким тварям удалось подобраться сбоку и вцепиться скакуну в бок, вырывая огромные куски мяса. Конь захрипел, закружился, встал на дыбы, выкинув воина из седла и завалился на песок, исчезнув под рыжей копошащейся массой.

Михай тоже продержался не очень долго: вынужденный постепенно отступать под напором безмозглых собакоподобных, он опрокинулся через беспомощного Дугласа, а когда вскочил, то увидел, как арахнопаки, забыв про него, рвут на части лошадь. Воин тут же зарубил троих тварей – но остальные все равно продолжали свою трапезу.

А потом восьмилапые все вдруг сорвались с места, и умчались туда, где их сотоварищи вели смертельную битву с созданными Велемиром призраками. В прогалине осталось лежать два обглоданных лошадиных скелета и полсотни искалеченных арахнопаков.

– Целы? – спросил сверху старик. – Тогда уходим скорее, пока морок стоит. Успеем до Малиновой заставы добежать, если поторопимся. Предупредить их нужно.

Потерь среди людей, как ни странно не оказалось, а лошадь Нислава отделалась несколькими кровоточащими укусами.

– Что же это творится-то? – Михай только на миг задержался возле останков своего верного Дугласа, а потом решительным шагом направился прочь – у войны свои законы. Думать нужно не о мертвых, думать нужно о живых.

По счастью, злобные восьмилапые твари так и не почувствовали разницы между реальными собаками и их эфемерной копией – тем более, что в толкучке многие арахнопаки кусали друг друга, создавая полное впечатление реальной схватки. Четверо воинов из пограничного дозора тем временем быстрым шагом дошли до тропы, тут же свернули с нее, пройдя напрямую приболоченной балкой, и вскоре увидели впереди окруженную высоким сосновым частоколом пограничную заставу.

Сторожа издалека заметили усталых воинов, отворили ворота, пропустили людей внутрь. Здесь мирно пахло жареным мясом, из-под навеса доносился веселый смех – однако некоторые из высоких, статных мужчин, собравшихся на дворе, заметили гостей, и улыбки сползли с их лиц.

– Уходить надо, – без предисловий предупредил Велемир. – Арахнопаки идут. Огромная стая, заставе не выстоять.

– Ноябрь ведь за нами стоит, – неуверенно ответил один из воинов. – Снесут.

– Попробуем видениями задержать, – спрыгнул с коня старик. – Заморочить. Щит я уже вызвал, нам бы только до вечера продержаться. Но заставу снесут. Слишком много их, а она на одном месте стоит, не уворачивается, не прячется.

– Ты ли это, дед Велемир? – послышался низкий женский голос.

Мужчины расступились, давая дорогу рыжеволосой остроносой женщине лет тридцати. Она спустилась по широким дубовым ступеням из дверей поднятого на сваи бревенчатого дома, прошла по плотно утрамбованному двору.

– Приветствую, хозяюшка, – низко поклонился старец. – Рад видеть тебя в добром здравии.

– О каком здравии, ты говоришь, Велемир? – покачала головой женщина. – Думаешь, я ничего не слышала?

– Уходить нужно отсюда, хозяйка. Арахнопаки надвигаются огромной стаей. Я никогда такой и не видел.

– Бросить заставу им на разорение?

– Ты меня знаешь, хозяйка, – вскинул голову старец, положив руку на рукоять меча. – Не раз награждала меня, ругала, хвалила. Знаешь, зря словами кидаться не стану.

– И потому решил место, где награды свои получал, жилье наше на разорение диким чудовищам бросить?

– Заставу потеряем, хозяйка, но людей спасем. Колдуны малыми отрядами издалека морок наводить смогут. Удержим восьмилапых на месте до подхода Щита, а заставу потом новую поднимем.

– Тут ты прав, Велемир, людей спасать надо, – медленно кивнула женщина. – Что же, будь по сему. Уводи колдунов.

Она резко развернулась и тяжелой поступью пошла назад к дому.

– А ты, хозяйка?

– А то ты не знаешь, Велемир? – не оборачиваясь, кинула женщина. – Я хозяйка заставы. Я ее создавала, я ее хранила, я с ней и умру.

Мужчины промолчали. Этого закона не значилось ни в одном из своде правил, но чаще всего женщины соблюдали его с необычайной твердостью: как дом считался частью хозяйки, так и хозяйка считала себя частью дома или корабля, и не покидала его ни при каких обстоятельствах.

– В заставе нам не удержаться… – уже не так уверено пробормотал старик.

– Я остаюсь, хозяйка! – первым выкрикнул такой же молодой, как Нислав или Аристон мальчишка. – Я защищу твой дом!

– И я остаюсь, – тяжело вздохнул другой воин.

– И я, и я… – понеслось по двору.

– Погибнем, как дураки, – сделал вывод Велемир. – Все до единого и без всякой пользы. Проверьте пики у частокола, и давайте все пообедаем. Сегодня нам будет не до еды.

Воины разошлись. Часть направилась к тыну, вдоль которого, с внутренней стороны, шло несколько рядов вкопанных остриями вверх копий, часть побежала в дом за оружием.

Ворота опять отворились, и в них въехало три тяжело нагруженные телеги. Земледельцы спрыгнули с передков, за уздцы повели лошадей к навесу.

– А вы кто такие? Откуда? – повернулся навстречу Велемир.

– Хозяйка прислала, – пожал плечами первый из возчиков. – Припасы для заставы из Ноября.

– Уходите! – замахал на них руками старик. – Разворачивайтесь, и бегите скорее!

– Да как же ж бежать? – удивленно развел руками возничий. – Припас сгрузить нужно.

– Нет! – рявкнул Велемир. – Ничего не нужно! Убирайтесь отсюда!

– Нельзя нам, дед, назад. Хозяйка ругаться станет. Как же припас отвезенный не передать?

– Чудовища сюда идут, дураки! Нам не до припасов. Бегите! Бегите скорее!

– Ну, коли чудовища, – пожал плечами возничий и начал медленно разворачивать повозку.

Старик скрипнул зубами, но понукать его не стал, понимая, что это бесполезно. Если человек ленив и медлителен – то это навсегда. Земледелец, ведя лошадь под уздцы, наконец-то вышел за ворота. Следом за ним оба других. Но вместо того, чтобы нахлестывать своих меринов и во весь опор мчаться прочь, они, отъехав от заставы шагов на триста, остановились, собрались в кучку и стали обсуждать, как поступить с оказавшимся никому ненужным грузом.

Между тем, желтая граница пустыни, видимая с привратной вышки, начала стремительно рыжеть.

– Идут, идут! – закричал сторож и торопливо спустился во двор.

Здесь все пришло в движение. Молодые воины несли к воротам загородки с торчащими вверх обоженными остриями, более опытные расходились вдоль частокола, надевая шлемы и обнажая мечи.

– Хозяйка! – громко позвал Велемир. – Тебе начинать.

Женщина снова вышла на ступени, сосредоточилась, закрыв глаза и широко раскинув руки. Частокол покрылся маревом, словно перед ним вспыхнули десятки костров, дышащих раскаленным воздухом, а потом – исчез.

Сразу стали видны оскаленные морды восьмилапых тварей, подбегающих к заставе, и три повозки, возле которых возничие все еще обсуждали: везти неожиданно свалившееся на них богатство домой, своим хозяйкам, продать или вернуть хозяйке города. Они заметили опасность, только когда до пустынных хищников оставалось не больше прыжка. Люди завопили, кинулись бежать – но их тут же смела рыжая лавина.

Затем арахнопаки развернулись и, сразу со всех сторон, ринулись на заставу. Наверное, им казалось, что сейчас они без труда схватят и растерзают стоящих на месте двуногих врагов – но тут первые из восьмилапых на всем ходу врезались в невидимую преграду, ломая слабые вытянутые челюсти и тонкие ноги. Следом налетела вторая волна, затаптывая предыдущую, затем следующая. Безмозглые чудовища никак не могли понять, почему им не удается пройти, и они толкались и давились, насмерть расплющивая тех, кто оказался внизу.

Однако потаенных чудовищ было слишком много – вскоре вал из тел поднялся на высоту частокола, и арахнопаки начали спрыгивать во двор, напарываясь на торчащие из земли пики. Тех, кто прыгал слишком далеко, немедленно рубили пограничники – но таких попадались считанные единицы.

– Сейчас завалят телами пики, – негромко произнес Велемир, – и нам конец. Затопчут и разорвут.

– А морок навести? – облизнул пересохшие губы Аристон.

– Их сейчас никакой призрак не отвлечет, – покачал головой старик. – Видишь, в какой ярости?

Но тут атакующая лавина внезапно схлынула, оставив пограничников в недоумении и настороженности.

– Чего это они, дед? – обратилась к Велемиру хозяйка, опуская руки – и вокруг заставы немедленно возродился высокий частокол.

– Пики расчищайте! – прикрикнул на замерших воинов старец. – Чего таращитесь?

Пограничники зашевелились, начали добивать напоровшихся на прочные острия арахнопаков и рубить их на куски, освобождая под частоколом место для новых врагов.

– Слышите? – вскинул палец Велемир.

Все ненадолго замерли и теперь, после предупреждения старика, явственно ощутили легкое сотрясение земли под ногами.

– Змеловог, – пробормотал Аристон.

– Вот именно, – кивнул старик. – Сперва чурыги, потом арахнопаки, теперь змеловог. Сегодня долина словно взбесилась. Для полного букета только облахов не хватает.

– Сплюнь, – посоветовала хозяйка. – Что делать станем? Он нас в щепки разнесет.

– Прикажи расчистить ворота снаружи, – вздохнул Велемир. – От моего меча проку нынче мало, так хоть эту тварь от заставы уведу.

– Хорошо, – кивнула женщина и обвела воинов взглядом: – Зенит, Самсунг, Тимофей, Волга, поднимайтесь на вышку, прыгайте наружу и расчистите створку ворот, чтобы всадник выехать мог.

– Аристона я тоже возьму, – негромко предложил Велемир, глядя как воины кинулись выполнять предсказание. – Куда ему тут с одной рукой болтаться? Пусть хоть опыта в колдовстве наберется.

– И хозяйку двора забери, – кивнула женщина. – Чего ей тут…

– Я не поеду! – высунулась из дома девушка лет двадцати. – Я остаюсь со своим двором!

– А кто тебя спрашивает? – презрительно вскинула бровь женщина. – Я хозяйка заставы, и я больше не нуждаюсь в твоей помощи. Убирайся!

– Седлай коня, девочка, – тихо попросил Велемир. – С хозяйками не спорят. А где сейчас опаснее окажется, еще неизвестно. Арахнопаки могут и не вернуться, а мы змеловога никак не минуем.

Спустя несколько минут через щель между приоткрытыми воротинами протиснулось три всадника и бодрой рысью направились в сторону пустыни. Теперь тяжелые сотрясения почвы ощущались со все большей ясностью, и от предчувствия чего-то мощного и значительного по спине хозяйки двора поползли мурашки.

– А почему арахнопаки ушли, дед? – прервала тишину девушка.

– Змеловога испугались. Его все боятся.

– Так ведь его еще и не видно даже!

– Зато слышно. Потаенных чудовищ всегда к людскому жилью тянет, на человеческом мясе откормиться. Вот восьмилапые и не стали дожидаться, пока он их вместе с заставой изничтожит.

– А может?

– Коли зазеваешься, не то что заставу, целый город в минуту снести способен.

– А мы с ним справимся?

– Конечно, дочка.

– А арахнопаки после этого вернутся?

– Да. Они, скорее всего, неподалеку пережидают, пока змеловог вместо них заставу перемелет, а потом следом за ним в город пойдут. Там и отъедятся.

– А чего же ты дед, – моментально вспыхнула девушка. – На заставе говорил, что не вернутся?

– Могут и не вернуться. Могут сразу дальше пойти, – пожал плечами Велемир. – Кто их, безмозглых, знает?

Впереди над горизонтом внезапно выросла зеленая труба никак не меньше трех человеческих ростов в поперечнике, упала вперед, и земля снова содрогнулась: бум-м-м!

– А вот и он, – натянул поводья старик. – Жирный сегодня попался.

Над горизонтом вырос изгиб морщинистого тела, змеловог выпрямился во весь рост и снова упал вперед, встряхнув своей несчитанной массой пустыню. Стало ясно, что чудовищу достаточно один раз рухнуть на заставу, чтобы переломать ее до основания и передавить всех воинов. Велемир покачал головой и вытянул из ременной петли копье.

– Как же ты его этой булавкой убьешь, дед? – изумленно пробормотала бывшая хозяйка двора.

– Что есть, тем бить и придется, – безразлично пожал плечами Велемир. – Не впервой. Вы, ребята, главное не отставайте, и от меня в стороне держитесь. А то и меня, и себя угробите.

Змеловог вскинулся у них почти над головой, рухнул огромным телом в нескольких шагах, сложился вдвое, подтягивая заднюю часть. В этот миг Велемир и послал своего коня вперед, вогнав копье чудовищу в мягкий бок почти на всю длину.

Сказать, что змеловог заревел – значит не сказать ничего. Люди и лошади мгновенно оглохли, в воздух взметнулся песчаный смерч, ближайшие барханы от сотрясения расползлись и стали вдвое ниже.

Старик развернул коня и кинулся наутек. Раненый монстр вновь вскинулся в воздух, балансируя на четырех задних лапах, каждая размером с дом, начал рушиться на крохотного врага. Но в последний миг Велемир, едва не опрокинувшись набок, отвернул коня в сторону, оказавшись не под смертоносной тушей, а рядом с ней, и только увеличил темп скачки. Нислав и хозяйка двора не успевали следом за стариком не смотря на все свои старания.

Змеловог сложился, кинулся на скачущего человечка – промахнулся. Сложился, вскинулся под облака, обрушился снова – мимо! Он снова поднялся… Велемир, оглянувшись, помахал чудовищу рукой и круто повернул коня к полупрозрачному сосновому бору, растущему за влажной болотной балкой. Монстр попытался его прихлопнуть, опять не достиг успеха, сложился, поднялся в высоту и опять бросил все свое тело на въезжающего под хвойные кроны человека. Оглушительный треск прорвал звенящую в ушах глухоту: ровные и прочные стволы пробили тушу гиганта, словно десятки пик и, растеряв кроны, выглянули своими макушками из его спины. Змеловог забился среди леса, расставаясь с жизнью, обломал-таки судорожными сжатиями мышц несколько деревьев, и замер.

– Вот и все, – тяжело дыша, сообщил Велемир, выезжая из-под крон. – Запомни, Аристон… Чем больше монстр, тем проще с ним справиться. Куда хуже мелкие, но изрядные числом.

– К заставе скорее поехали! – воскликнула, подъезжая девушка.

– Экая ты быстрая, – перевел дух старик. – Ты на моего мерина посмотри. Он только что такую скачку выдержал, что и в кошмарном сне не приснится. Ему теперь до вечера шагом ходить нужно, силы восстанавливать.

Путь от места гибели змеловога до заставы занял минут двадцать – и сразу стало ясно, что они опоздали. На месте воинского укрытия копошилась однородная рыжая масса: подошедшие позже арахнопаки бегали по спинам своих товарищей, пытаясь подлезть по них и добраться до добычи – но своего места никто уступать не пытался.

– Странный сегодня день, – пробормотал Велемир. – Долина будто встрепенулась, как мокрый пес, и раскидывает тварей в несчетном количестве. Змеловог чересчур большой, восьмилапых не сосчитать, заставу потеряли. Нужно сегодня к оракулу идти. Не то что-то в мире происходит.

– Они нас заметят, дед, – предупредил Аристон.

– Я этого и хочу. Они, как все разорят, дальше пойдут. Если нас заметят, то за нами погонятся. Коли нет – пойдут в сторону города и такое там устроят, что пограничникам по гроб жизни от позора не отмыться будет. Давай-ка, Аристон, поближе подъедем. Пусть видят.

Все произошло куда быстрее, нежели они могли подумать: сотни восьмилапых существ с собачьими головами все вместе хлынули через стену и помчались к новой добыче.

– Бежим!!! – старик повернул коня, послал его в галоп. Раненый паренек и девушка помчались следом.

– И д-долго на-ам так нес-ст-тись? – подпрыгивая в седле, спросила хозяйка двора.

– Пока кони выдержат, – оглянулся на нее Велемир. – Чем дальше тварей в пустыню уведем, тем дольше им назад к человеческому жилью возвращаться. А Щит должен быть уже на подходе. Он аранопаков остановит, против него ничто не устоит.

Кони начали уставать где-то через час бешеной скачки. Восьмилапые приближались к спинам всадников медленно, но неуклонно.

– Кажется, и наша очередь пришла, – устало выдохнула девушка. – Я больше не могу.

Старик оглянулся на нее, потом на арахнопаков, потянул на себя правый повод, отворачивая коней. Девушка увидела, как от нее отделилась, как бы выросла прямо из тела, другая всадница, которая продолжила скачку, а от кобылы хозяйки остались только уши, летящие в воздухе, подобно двум бабочками. Хозяйка двора посмотрела по сторонам и увидела еще четыре лошадиных уха и столько же – человеческих.

– Мы уходим? – осторожно спросила она.

– Да, – послышался голос Велемира. – Пусть чудища за мороком еще немного пробегутся. Он скоро рассыплется, но мы успеем ускакать. Главное, чтобы кони выдержали. Когда восьмилапые появятся снова, бедные лошадки смогут только стоять. Вот тогда и вправду наша очередь настанет.

Старый колдун позволил прорезаться в воздухе трем силуэтам только после того, как последний рыжий хищник, торопливо перебирая ногами, скрылся среди песков. Как ни хотелось всадникам помчаться во весь опор – но скакуны еле шли, тяжело вздымая бока, и никаким приказам более не подчинялись.

Между тем земля снова наполнялась гулом. Но на этот раз не ритмичным, как при бросках змеловога, а ровным и постоянным.

– О-о, ребята, сюда, похоже, Щит идет, – закрутил головой Велемир. – Давайте убираться с дороги, он своих и чужих не разбирает. Уничтожает все. А мне еще к оракулу сегодня до темноты попасть нужно. Если день умрет, про него расспрашивать будет поздно. Пора возвращаться к хозяйке границы.

* * *

Подушка накрылась в самый неподходящий момент. Впрочем, они всегда выходят из строя не вовремя. Речь идет, естественно, не о той подушке, на которой спят по ночам, а о банальной воздушной подушке автобуса марки «Икарус 260-П», в просторечии – Пешки. Видимо, двудверной красавице очень не хотелось расставаться с водителем на ночь. Ревнует, что ли? Так ведь не должна: парень он холостой, не к жене убегает.

– Сережа наш, между прочим, – с укоризной попенял машине Саша Трофимов, – посимпатичней будет, повиднее. Бабник к тому же. Вот его бы и ревновала! Зануда. А я маленький, лохматый и толстый. Чего ты от меня хочешь.

На счет «маленький и толстый» Саша, конечно преувеличивал. При своих ста семидесяти пяти роста он весил семьдесят пять килограмм. Но вот только сменщик его имел тот же вес, но росту вымахал на две головы выше, рядом с Серегой он казался маленьким колобком. И на счет лохматости Трофимов приврал. По лености своей он носил стрижку класса «бобрик», которая не требовала причесывания вообще. Но в данный момент это все равно ничего не меняло.

Для очистки совести Саша вышел и направился к заднему мосту. От колес яростно шипело, словно кто-то старался свистнуть в два пальца, но никак не получалось. Трофимов открыл лючок перед правыми задними колесами, сдернул тягу уровня пола – неизменно грязный кусок ржавого прута с двумя заросшими мхом резинками на концах – и перевернул рычаг воздушного крана в верхнее положение: хоть давление из ресиверов сбрасывать не будет.

– Ты понимаешь, свинья, что я так без зарплаты останусь? – высказался Саша, несильно пнув ногой колесо. – Даже не покраснела, подлюка.

– Товарищи пассажиры, – поднялся он на первую ступеньку и заглянул в салон, – к сожалению, автобус дальше не пойдет.

– Как это не пойдет?! Почему?! Да что это такое, как вечер, так до дома не доехать! Хоть до остановки довезите! Почему из парка на ломаном автобусе выезжаете?!

Чтоб избавиться от криков, Трофимов взял подстилку, кинул поближе к задним колесам и с умным видом полез под брюхо машины.

Все эти вопросы пассажиры задают всегда, при каждой поломке. Можно подумать, водитель специально песочек в подшипники подсыпает! Саша терпеливо лежал на спине и вспоминал Костика с тридцать четвертого маршрута: его сегодня бабка пытала – почему полтора часа автобуса не было. А там круг двадцать минут, Костя мимо этой старушенции пять раз проезжал! А разве докажешь чего? Фиг! Только жалобы строчат. Как хорошо было бы работать в автопарках, не будь на маршрутах пассажиров!

– Хэй, зэмлак! – постучал кто-то по ботинку.

– В чем дело? – высунул Саша голову из-под машины.

– Скажи, зэмлак, гдэ улыца Ора Джани, Кидзэ?

– Какая?

– Ора Джани, Кидзе.

– Без понятия! – Трофимов попытался уползти обратно, но смуглый сын знойного юга застучал по ботинку с энергичностью швейной машинки:

– Э-э, зэмлак, ты там эздишь, точно эздишь! Шэстэсат чэтвэртый сказали!

– Не знаю… – засомневался Трофимов, – Какая, говоришь?

– Ора Джани, Кидзе! Два часа эж-жу!

– Какая?

– Ай, зэмлак, Ора Джани…

– Постой… Орджоникидзе, что ли? Так остановку назад была!

– Ай, зачэм не гаварил?! Два часа эж-жу! – Южанин театрально вскинул руки и зашагал вдоль тротуара.

Выждав еще немного, Саша вылез из-под машины и заглянул в окно салона. Кажется, все разбрелись.

– Ох, накатают сегодня на меня жалобу! – вслух подумал Трофимов. – А может, и нет. По Новоизмайловскому проспекту еще один автобус ходит, да и троллейбус тоже, пассажиров разберут. А на кольцо, к платформе, в такое время никто не ездит.

Он вернулся за руль, вытер руки, погасил свет в салоне. Рядом, противно визгнув тормозами, остановилась двести тридцать пятая ГМ»Пешка» – то бишь «Икарус» с гидромеханической коробкой передач – передняя дверь, опять же с визгом, распахнулась: Антошка с шестьдесят третьего маршрута.

– Что у тебя? – крикнул Антон.

– Подушка гавкнулась!

– Как?

– Как-как, еду, вдруг – бабах! Бум-бум-бум… Как они еще накрываются?

– Понятно. «Возвратом» пойдешь?

– Не-е, я теперь тут жить буду! Места хорошие, воздух свежий. Ночью костерок разведу, прохожего отловлю, на вертеле зажарю. Романтика!

– Понял, оставь чуток жаркого, утром подъеду, пикник устроим!

– Заметано!

– Ну, до завтра!

– Пока! – Саша закрыл форточку и еще раз протер руки тряпкой. Антону хорошо трепаться, он через час машину на БАМ поставит и домой, баиньки. А ему с автобусом корячиться.

Теоретически, сейчас Трофимову следовало звонить в парк и брать «возврат» по технеисправности. Но тогда за последний круг с него снимут премию за регулярность движения. Десять рублей – бутылка пива пропадет. Саша считал, что допускать этого не стоит. Он в третий раз тщательно протер руки – а то ведь потом сам постоянно об руль пачкаться будешь – воткнул вторую передачу и, высоко подскакивая в кресле от каждой кочки, медленно заковылял на станцию.

Когда премудрые венгры ставили на автобус воздушную подвеску, то это было гениально: чуть выше давление – автобус поднялся, чуть ниже – осел. Всегда одинаковое расстояние от ступенек до земли, всегда ровно стоящая машина, причем независимо от загрузки. Это было прекрасно. Теоретически. И для теоретических дорог. А на натуральных российских кочках мост гуляет туда-сюда, кузов прыгает, как испуганный заяц и подушки отзывчиво выдергиваются со своих гнезд. Вот потому-то везде, где нормальные машины скачут по ямам, словно кузнечики после получки, «Икарусы» медленно переваливаются, подобно гусыне перед родами. И все равно выдергивают подушки. Нет, «Икарус» машина хорошая. Даже очень хорошая! Но – местами.

На кольцо Трофимов приковылял примерно в то время, когда и полагалось. Правда, полагалось вернуться от платформы «Воздухоплавательный парк», а не с проспекта Гагарина, но зачем придираться к пустякам? Диспетчер сонно черканула в путевке пару слов, расписалась, и, зевнув, помахала ручкой: «До завтра!» Что и требовалось. Теперь Трофимов мог ехать в парк с сознанием честно выполненного долга. Увы, осознание конца трудового дня скорости Пешке не прибавило, и в парк она приковыляла не в двадцать три сорок две, а в полпервого.

Заявку на ремонт Саша давать не стал – кто ее ночью выполнять станет? Просто загнал свою красотку на яму, скинул рычаг в нижнее положение, выправил по месту крепления нижний край подушки и руками прикрыл щель между резинкой и ее площадкой.

Обнаружив, что рычаг упал вниз, наивный венгерский кран уровня пола решил, будто в салон ввалилась толпа народу и стал трудолюбиво загонять в подушку воздух. Резинку раздуло, расперло во все стороны, придавило к площадке – бабах! – и она встала на место. Это был фарт, такое не всегда получается. Минут за двадцать Саша отмыл руки, – и почему в машинах все всегда такое грязное? – а потом погнал Пешку на БАМ, как в просторечье обзывали открытую стоянку.

Часы натикали час тридцать три. Приткнув машину в ряд, Саша лихорадочно скрутил зеркала – а то ведь и ноги могут вырасти – запер их в кабине, (час тридцать шесть) добежал до будки охраны, крикнул в дверь:

– Двести тридцать восьмую сдал Трофимов! – бросился в медкабинет (час тридцать девять) – Девочки, я трезвый, штамп, развозка…

– Беги, поставим.

Трофимов кинул путевку на стол, метнулся на улицу и увидел красные габаритные огни уходящей развозки. Час сорок. Ровно через четыре часа ему вставать на работу.

– Не грусти, Шурик, – сказал он сам себе, – за полчаса дойдешь. Если бы ты жил в Веселом поселке, положеньице было бы намного хуже.

Саша натянул шапку на уши, застегнул молнию куртки до самого горла, надел перчатки и тронулся в путь.

* * *

К святилищу Велемир подошел пешим. Конь окончательно выдохся еще на дальних подъездах к дворцу хозяйки границы, и его пришлось бросить на попечение Аристона и девушки. Здесь, в пахнущих мятой, нежно шелестящих, густых лесных дебрях, все случившиеся несколько часов назад казалось странным и невероятным. Просто не верилось, что где-то неподалеку от этого покоя могут гибнуть люди, разрывать боевых коней хищные чудовища, превращаться в пепелища целые заставы.

Тропа хитро изогнулась, нырнула между кустов когтистых шиповника. Здесь в воздухе над тропой висела огромная, размером с хорошего кабана, змеиная голова с длинными ядовитыми зубами, похожими на изогнутый меч. Когда-то одно из порождений пустыни, ныне она обозначала границу священной земли, и уходящие в сторону стежки ясно показывали, что далеко не все путники решались войти внутрь.

Старик тоже ощутил вполне естественную дрожь перед владениями Гекаты, но у него выбора не имелось – а потому он, не останавливаясь, только пригнув голову, твердо шагнул внутрь, невольно положив руку на рукоять меча.

В святилище, как всегда, было значительно теплее и светлее, чем снаружи, хотя над головой раскинулось все тоже небо, а он внешнего холода обитель прорицателей защищали только восемь идолов, стоящих по кругу лицами наружу.

– День еще жив? – спросил старик поднявшуюся навстречу женщину, приложил руку к груди и почтительно поклонился.

Хозяйка святилища повернула голову к растущему на высоком камне цветку, улыбнулась:

– Бутон еще не закрылся, но час смерти близок.

– Я хочу узнать пророчество на этот день, хозяйка, – для меня, и для мира.

– Зачем тебе это, Велемир? – удивилась женщина. – Ведь день уже позади.

– Ответь мне, пока он не умер совсем, – старик положил на землю у ее ног ритуальную плату из двух шкурок белых кроликов и двух копейных наконечников.

– Что же, Велемир, раз тебе это так нужно… – она еще раз оглянулась на засыпающий цветок, поднялась, вскинула лицо к небу и начала вращаться, раскинув руки и повернув ладонями к земле. Почти одновременно в центре святилища вспыхнула и стала медленно наливаться алым цветом небольшая точка. Чем быстрее крутилась пророчица, тем ярче раскалялась точка, пока вдруг не полыхнула самым обычным пламенем, тут же начавшим жадно пожирать сложенные в кучу смолистые сосновые ветви и пересохший хворост. Огонь поднялся на высоту человеческого роста, недовольно затрещал, осел вниз. Пророчица, не останавливая вращения, двинулась к костру и вскоре оказалась в самом центре. Словно только и дожидаясь этого момента, разлетелись по сторонам яркие искры, поднялась вышитая по краю тайными иероглифами юбка.

– И-имя! – прокричала хозяйка святилища.

Велемир поднес ко рту ладонь, еле слышно прошептал в нее свое истинное имя, метнул его в пламя. Костер жадно взвыл, полностью поглотив прорицательницу, и тут же опал вниз, превратившись в россыпь крохотных угольков. Женщина резко остановилась и упала оземь. Старик подошел ближе, открыл флягу, подсунул левую ладонь прорицательнице под затылок, приподнял голову, поднес горлышко фляги к совершенно белым губам.

Прорицательница сделала несколько глотков, часто и тяжело задышала.

– Скажи свое слово, хозяйка священного огня, – попросил Велемир.

– День… – прошептала она. – Посмотри на цветок. День еще жив?

Бутон растущего на камне цветка полностью свернулся, и старик кивнул:

– День окончен, хозяйка. Его больше нет.

– И он тоже? Везде смерть… Всему смерть… Странно, а почему ты жив? Тебе выпал поцелуй смерти.

– Я ощутил ее ласку, хозяйка. Твои губы были намного слаще.

– Вот как? – женщина через силу улыбнулась, подняла руку и погладила его по щеке. – Ты еще помнишь…

– Что сказал священный огонь про наш мир?

– Смерть. Везде смерть… Оракул сказал, что в наш мир пришли Дьявол и Создатель, и теперь мы обречены на гибель. Смерть. Наш мир исчезнет. Не уцелеет никто и ничто. Это все… Конец миру, Вселенной, всему…