КОЛЕЧКО ИЗ ВОЛОС

Несколько раз за лето Крабат воспользовался своим правом уйти в воскресенье с мельницы. И не ради собственного удовольствия, а чтобы не возбудить подозрений Мастера. Он все никак не мог отделаться от мысли, что тот расставил ему сети.

После выстрела в Юро прошел почти месяц. Мастер за это время и двух слов не сказал с Крабатом. Но вот как-то вечером он заметил словно бы между прочим:

– В следующее воскресенье ты, наверно, пойдешь в Шварцкольм?

– А зачем?

– Там ярмарка, гулянье. А это, я думаю, подходящая причина!

– Посмотрю! Ты же знаешь, мне не очень-то по душе толкаться в толпе одному.

Улучив момент, Крабат посоветовался с Юро.

– Идти! Чего там! – решительно сказал Юро. – По-другому нельзя!

– Не так-то тут все просто!..

– Слишком многое от этого зависит! Да, может, еще представится случай перекинуться словечком с девушкой!

– Так ты знаешь, что она из Шварцкольма? – поразился Крабат.

– Еще с той пасхи, когда мы с тобой у костра сидели. Догадаться было нетрудно.

– Значит, ты и ее знаешь?

– Нет! И не хочу знать: чего не знаю, того из меня и клещами не вытянешь!

– Ну, а как же Мастер? Он ведь пронюхает, что мы встретились! От него не скроешь.

– Ты же видел, как обвести себя кругом! – Порывшись в кармане, он протянул ему деревяшку. – На, возьми! Встретишься с девушкой, поговори!

В субботу Крабат лег рано. Хотелось побыть одному, хорошенько поразмыслить. Встречаться ли ему с Певуньей, или еще не пришло время? Теперь ему все чаще удавалось противостоять приказаниям Юро. Иногда Юро сдавался первым, но предостерегал: с Мастером будет потруднее.

И все же уверенность Крабата росла с каждым разом. Ведь одолел же Мастера Пумпхут! А у него все-таки есть помощники – Юро и Певунья. Одно вызывало сомнение: смеет ли он впутывать во все это девушку? Имеет ли право ставить на карту ее жизнь?

Крабат сомневался. Вроде Юро прав – когда еще им представится возможность встретиться? Но как он может поведать ей то, в чем и сам-то не до конца разобрался? А что, если рассказать почти все, только умолчать о дне испытания? У нее будет время подумать, сам же он пока будет стараться изо всех сил, а там уж посмотрит, как пойдет дело. Тогда и решит.

Парни немножко позавидовали Крабату, когда он рассказал про ярмарку и гулянье.

– Вот здорово! – встрепенулся Лобош. – Так и вижу горы пирожков и сластей! Принеси мне чего-нибудь!

«Конечно, принесу!» – хотел было пообещать Крабат, да тут влез Лышко, съехидничал:

– Что ж, у Крабата, думаешь, в Шварцкольме другой заботы нет, кроме твоих пирожков! Он найдет кое-что и получше!

– Лучше пирожков ничего не бывает! – упорствовал Лобош.

Все расхохотались. Крабат попросил у Юро платок, в который заворачивали хлеб, когда работали в лесу или на торфянике. Аккуратно сложив его, сунул под шапку.

– Вот погоди, Лобош, увидишь, что я тебе принесу!..

Так, значит, в путь!

Крабат не спеша вышел из дому, прошел Козельбрух, свернул на полевую тропинку. Там, где они в прошлый раз разговаривали с Певуньей, остановился. Сел, обвел себя кругом.

Было тепло и солнечно, погода как на заказ. Крабат смотрел в сторону деревни.

Деревья в садах уже сбросили плоды, лишь редкие забытые яблоки отсвечивали красным и желтым золотом в увядшей листве. Мысли Крабата устремились к Певунье: «Певунья, Крабат сидит здесь на траве, он хочет с тобой поговорить. Освободись на минутку, он тебя не задержит. Никто не должен знать, куда ты идешь, с кем встретишься. Он ждет тебя и надеется, что ты ему не откажешь!»

Оставалось ждать. Крабат лег на спину, закинув руки за голову, и стал думать, что же сказать Певунье. Над ним высокое ясное небо, такое голубое и глубокое, какое бывает только осенью. Глядишь не наглядишься!

Он и сам не заметил, как уснул.

Проснувшись, Крабат увидел Певунью. Она сидела подле него на траве и терпеливо ждала. Поначалу он даже не мог понять, как она тут очутилась...

Ах, какая она! В праздничной юбке в складку, на плечах цветастый шелковый платок, волосы убраны под белый чепчик с кружевами.

– Певунья! Ты давно здесь? Почему не разбудила?

– Я не спешу. А еще я подумала, что лучше, если ты сам проснешься.

Крабат приподнялся, оперся на локоть.

– Как давно мы не виделись!

– Давно, давно... – Певунья задумчиво теребила платок. – Но иногда ты приходил ко мне во сне. Мы шли лесом под высокими деревьями. Помнишь?

Крабат улыбнулся.

– Да, лесом, под деревьями. Летом. Тепло было. И ты была в светлом платье... Так ясно помню, словно это было вчера.

– И мне кажется, что вчера... – кивнула Певунья и повернулась к нему лицом. – О чем ты хотел со мной поговорить?

– Да... чуть не забыл. Ты можешь спасти мне жизнь, если, конечно, захочешь.

– Спасти жизнь?

– Да.

– А как?

Крабат рассказал о грозящей ему опасности, о том, что есть только один-единственный путь – отыскать его среди воронов.

– Наверное, это не трудно. С твоей помощью, – решила девушка.

– Не трудно? Ты можешь поплатиться жизнью, если не выдержишь испытания!

Певунья молчала лишь мгновение.

– Моя жизнь мне не дороже твоей. Когда мне прийти к мельнику?

– Этого я тебе пока не скажу. Дам знать сам или пошлю друга.

Тут он попросил ее описать свой дом – как его найти. Потом Певунья спросила, нет ли у него с собой ножа. Крабат вынул нож Тонды. Лезвие его было черным, как и все последнее время. Но, очутившись в руках Певуньи, оно вдруг посветлело. Певунья развязала чепчик, отрезала прядку волос, скрутила ее в тонкое колечко.

– Это знак. Если его принесет твой друг, значит, то, что он передаст, – твоя просьба.

– Спасибо тебе! – Крабат спрятал колечко в верхний карман куртки. – Теперь возвращайся. А я приду в деревню немного погодя. Но не забудь: там мы не знакомы!

– Значит, мы не будем танцевать?

– Будем! Но не все время. Понимаешь?

– Да, я понимаю.

Певунья встала, расправила складки на юбке и пошла по тропинке в Шварцкольм. Оттуда уже доносилась музыка.

Вокруг деревенской площади стояли накрытые столы со скамейками, а посередине отплясывала молодежь. Те, кто постарше, с достойным видом сидели за столами, поглядывая на танцующих. Худощавые мужчины в коричневых и синих воскресных костюмах покуривали трубку, попивали пиво. Их жены, похожие в своих праздничных нарядах на пестрых клуш, угощаясь праздничной стряпней, перемывали косточки парням и девушкам.

Музыканты играли без передышки на помосте, сооруженном на пустых бочках из ворот амбара. Староста старался не зря: скрипки и кларнеты пели, контрабас гудел: брум, брум, брум! А если скрипачи опускали скрипку, чтобы проглотить свою законную кружку пива, им уже кричали со всех сторон:

– Эй вы, там наверху! Вы что, играть сюда пришли или пиво дуть?

Крабат тут же затесался в толпу танцующих. Приглашал то одну, то другую девушку, особо не раздумывая. Иногда танцевал и с Певуньей. И хотя ему было потом нелегко уступать ее другим парням – не подавал виду. Впрочем, даже женщины за столом, среди которых он вдруг обнаружил слепую на левый глаз старуху, не обратили на них особого внимания. Они вели себя так же, как все танцующие, – шутили, болтали чепуху, и только глаза Певуньи серьезно глядели на Крабата. Но это видел лишь он один и избегал ее взгляда из-за одноглазой старухи. Из-за нее придется, пожалуй, и вообще не приглашать больше на танец Певунью.

Вот и вечер. Крестьяне с женами разошлись по домам, молодые же, никак не желавшие расставаться с праздником, отправились танцевать в сарай.

Крабат не пошел за ними, разумнее было сейчас же вернуться в Козельбрух. А Певунья его, конечно, поймет и не обидится. Он приподнял на прощанье шапку и тут почувствовал на голове что-то мягкое и теплое. Платок! Лобош!

Связав концы платка, набрал на столах полный узел пирогов, пирожков, сластей. Теперь можно и в путь!

НЕОЖИДАННОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ

Чем ближе была зима, тем медленнее тянулось время. Крабату казалось даже, что оно остановилось.

Когда никого не было поблизости, он проверял, на месте ли колечко. И как только нащупывал его в верхнем кармане куртки, чувствовал: все будет хорошо.

Все будет хорошо!

В последнее время Мастер отлучался все реже. Неужто он почуял опасность и остерегается?

В редкие ночи, когда Мастер отсутствовал, Крабат и Юро без устали упражнялись.

Все чаще Крабат противостоял Юро.

Как-то, сидя за кухонным столом напротив Юро, он ненароком вынул колечко, повертел, примерил на мизинец левой руки. Первому же приказу Юро он оказал сопротивление легко и быстро, как никогда раньше.

– Ого! – удивился Юро. – Как это тебе удалось? Твоя сила словно бы вдруг удвоилась.

– Не знаю! Может, случайно?

– Давай подумаем. – Юро испытующе поглядел на друга. – Мне кажется, тебе что-то неожиданно помогло.

– Но что? – недоумевал Крабат. – Не кольцо же?

– Какое еще кольцо?

– Колечко из волос. Мне его девушка в воскресенье подарила. Я его сейчас на палец надел! Но не могло же оно увеличить мою силу.

– Не скажи! Давай-ка попробуем! Как только Крабат надевал колечко, он играючи побеждал. Без него все было, как прежде.

– Дело ясное! – заключил Юро. – Колечко поможет тебе одолеть Мастера.

– Странно, – никак не мог успокоиться Крабат, – выходит, она тоже может колдовать?

– Только иначе, чем мы. Есть волшебство, которому обучаются по книге, с трудом запоминая заклинание за заклинанием. А есть другое, которое идет из глубины сердца. Из глубины любящего сердца, когда оно печалится о дорогом человеке. Поверь мне, Крабат! Трудно, конечно, поверить, но это так!

Утром, когда подмастерья пошли умываться к колодцу, они увидели, что весь мир побелел, – ночью выпал снег. Со снегом пришло беспокойство.

Теперь уж и Крабат знал, что на них надвигается. Только Лобош – он хоть и мало подрос за этот год, но все же превратился на вид из четырнадцатилетнего подростка в семнадцатилетнего парня, – только он один ни о чем не догадывался.

Как-то раз, когда он в шутку швырнул снежком в Андруша и тот хотел было ему хорошенько всыпать, а Крабат вмешался и рознял их, Лобош стал допытываться, что случилось с ребятами.

– Боятся они, вот что...

– Чего боятся?

– Радуйся, что не знаешь. Скоро тебе все станет ясно.

– А ты, Крабат? Ты не боишься?

– Больше, чем ты думаешь! И не только за себя.

Незадолго до Нового года на мельнице появился Незнакомец с петушиным пером. Подмастерья бросились разгружать мешки. Незнакомец не остался, как обычно, сидеть на козлах – прихрамывая, он вошел вслед за Мастером в дом. Пока он там был, в окне мелькало и трепетало его петушиное перо. Казалось, там полыхает пламя.

Ханцо велел принести факелы. При свете их парни разгрузили повозку, потащили мешки к мертвому жернову.

Все перемололи, ссыпали в мешки, вновь загрузили повозку.

Чуть забрезжил рассвет, Незнакомец вышел, взобрался наверх, однако не укатил тут же, а обратился к подмастерьям:

– Кто из вас Крабат?

В голосе – бушующий огонь и трескучий мороз.

– Я, – еле вымолвил Крабат, чувствуя ком в горле. Он вышел вперед.

Незнакомец оглядел его с ног до головы, кивнул:

– Ладно!

Взмах кнута – и повозки как не бывало!

Три ночи, три дня Мастер скрывался в Черной комнате. На четвертый день – за неделю до новогодней ночи – он позвал к себе под вечер Крабата.

– Хочу поговорить с тобой. Думаю, ты не удивишься. Пока еще в твоей воле, на что ты решишься, – будешь ли со мной или против меня.

Крабат прикинулся, что не понял.

– Не знаю, о чем ты говоришь.

Однако Мастер не дал сбить себя с толку.

– Не забывай, что я знаю тебя лучше, чем тебе бы хотелось. Кое-кто из вас уже пытался пойти против меня. Тонда, например, и Михал. Безмозглое дурачье! Мечтатели! Ты, Крабат, их умнее, ты из другого теста. Хочешь быть моим преемником на мельнице?

– Ты уходишь? – удивился Крабат.

– Сыт по горло! Хочу быть свободным! За два-три года обучишься и станешь Мастером, будешь учить чернокнижному искусству, у тебя талант. Если согласен – все здесь твое, и Корактор тоже.

– А ты?

– Отправлюсь ко двору, стану министром, маршалом или канцлером при польской короне – что больше понравится. Придворные будут меня бояться, дамы – обхаживать, потому что я богат и влиятелен. Все двери передо мной открыты, все станут просить моего совета и покровительства. А кто осмелится возражать, от того избавлюсь – мое волшебство ведь останется при мне. Уж поверь, своей властью я сумею распорядиться! – Мастер распалялся все больше и больше: глаз сверкал, кровь прилила к лицу. – Ты тоже можешь так сделать. Лет через двенадцать-пятнадцать найдешь себе замену среди подмастерьев, передашь ему весь этот скарб и живи в свое удовольствие! В богатстве и почете!

Крабат еле сдерживался. Разве забыл он Тонду и Михала? Разве не поклялся отомстить за них и за тех других, что лежат на Пустоши? И за Воршулу, и за беднягу Мертена...

– Тонды нет и Михала нет. Кто знает, не буду ли я следующим?

– Обещаю тебе! – Мельник протянул ему левую руку. – Мое слово и слово моего Господина, который мне это поручил, твердо и нерушимо!

Крабат словно и не заметил протянутой руки.

– Если не я, значит, кто-нибудь другой?

– Кто-нибудь обязательно! – Мастер сделал вид, будто стирает что-то рукой со стола. – Но мы ведь можем решить это вдвоем. Пусть это будет тот, кого не жалко. Лышко, к примеру.

– Я, конечно, терпеть его не могу, но тут, на мельнице, он мой товарищ. Не хочу быть виновником его смерти. И соучастником не хочу – это одно и то же. И ты меня не заставишь, мельник! – Крабат больше не сдерживал свое отвращение. Он вскочил и крикнул: – Делай своим преемником кого хочешь, только не меня! Я ухожу!

Мастер оставался спокоен.

– Уйдешь ты или не уйдешь – решаю я. А ну-ка сядь и выслушай до конца!

Крабату нелегко было подчиниться. Может, прямо сейчас помериться силой с мельником? Но он овладел собой.

– Понимаю! Ты взволнован моим предложением. Даю тебе время обдумать.

– К чему? Все равно откажусь.

– Жаль! – Мастер глядел на Крабата, качая головой. – Раз тебя не устраивает мое предложение, значит – смерть! В сарае уже стоит гроб.

– Для кого? Это мы еще посмотрим!

Мастер и бровью не повел.

– Ты, похоже, на что-то надеешься? А тебе известно, что будет потом?

– Да! Колдовать я больше не буду.

– И ты готов пойти на это? – Мастер немного помолчал, откинулся в кресле, задумался. – Ладно! Даю восемь дней. Уж я позабочусь, чтобы ты почувствовал, что значит – жить без волшебства. Все, чему ты здесь у меня научился, ты забудешь сию же минуту. А в предпоследний вечер этого года я спрошу тебя еще раз. Посмотрим, что ты ответишь!

ПОД НОВЫЙ ГОД

Это была невыносимо тяжелая неделя, – Крабат вспомнил первые дни на мельнице. Каждый мешок весил пять пудов, как ему и полагалось, а его надо было тащить из амбара на мельницу, с мельницы в амбар. Крабат валился с ног, а добравшись до постели, никак не мог заснуть. Кто владеет волшебством, может закрыть глаза, пробормотать заклинание – и спи себе сколько влезет, глубоко и спокойно!

Наверное, это измучит меня больше всего, думал Крабат.

Когда же он в конце концов засыпал, налетали мучительные сны – не трудно догадаться, откуда.

Крабат в разорванной одежде тянет за веревку повозку с камнями. Передвигается через силу, каждый шаг дается с трудом. Стоит одуряющая жара. Хочется пить, горло пересохло от жажды. Ни колодца, ни деревца, ни тени. Проклятая повозка! Он должен доставить ее в Каменец, торговцу скотом. За нищенскую плату. С тех пор как случилась беда – правая рука угодила в дробилку, – он рад любой работе, какую ему дают. Жить ведь на что-то надо! Вот он и тащится с тележкой, полной камней, и слышит знакомый хриплый голос: «Ну что? Хорошо быть калекой, Крабат? Не лучше ли было б послушать меня и стать моим преемником в Козельбрухе? А сейчас ты сказал бы „нет“?» Что это, слова Мастера или его собственные мысли? Ах вот оно что: он думает голосом и словами Мастера...

Каждую ночь Крабату снилась его страшная судьба. То он стар и болен, то, невинный, сидит в темнице, в глубоком подземелье, то лежит в поле смертельно раненный, истекая кровью. И каждый раз он себя спрашивал голосом Мастера: «Ты и сейчас сказал бы „нет“, Крабат?»

Сам Мастер явился во сне всего лишь раз, в последнюю ночь.

Крабат превратился в коня, чтобы облегчить участь Юро. Мастер в одежде польского пана заплатил за него на рынке в Витихенау сто гульденов, купил вместе с седлом и уздечкой. Безжалостно гонит Мастер вороного коня напрямик через изгороди и канавы, по полям и холмам, через заросли и болота.

«Помни, что я – Мастер!»

Бьет куда попало кнутом, вонзает шпоры.

«Я тебе покажу!»

«В галоп! Налево! Направо!»

Незнакомая деревня. Мастер рванул удила. Остановились у кузницы.

«Эй, кузнец, где ты, черт подери!»

Выбежал кузнец.

Вытирая руки о фартук, спрашивает, чего желает господин.

Мастер соскочил с седла.

– Подковать рысака! Раскаленным железом!

Кузнец не поверил своим ушам.

– Раскаленным?..

– Тебе что, дважды повторять? Пусть шибче бегает!

– Эй, Бартек! – позвал кузнец своего ученика. – Подержи-ка коня его милости!

Веснушчатый мальчуган мог бы быть братом Лобоша, так похож!

– Возьми кусок железа потяжелей! – приказывает Мастер. – Покажи-ка, что у тебя там есть!

Кузнец повел Мастера в кузницу, парнишка тем временем сдерживает коня, шепча ему по-сорбски:

– Спокойнее, лошадка, спокойнее. Ты вся дрожишь!

Крабат потерся о плечо мальчика. Если бы тот снял уздечку, можно было бы попытаться...

Парнишка заметил кровь на его ухе – натер ремень узды.

– Обожди-ка, я ослаблю! Он ослабляет ремень, сдвигает уздечку с уха коня.

Крабат, освободившись от уздечки, тут же превратился в ворона. Каркая, поднялся в небо, полетел в Шварцкольм. Над деревней сияет солнышко, внизу, у колодца, стоит Певунья с корзинкой в руках – кормит кур. Вдруг – тень! Крик ястреба! «Мастер!» Камнем бросился Крабат в колодец, обернулся рыбой.

Спасен?

Слишком поздно он понял, что отсюда нет выхода! Напряг все силы, чтобы внушить девушке: «Певунья, помоги мне выбраться из колодца!» Девушка опустила руку в воду. Крабат вынырнул на поверхность золотым колечком на ее пальце.

У колодца, откуда ни возьмись, одноглазый барин в красном польском костюме для верховой езды. Серебряная шнуровка, черный позумент.

– Скажи-ка, девушка, откуда у тебя такое чудесное кольцо? Ну-ка, покажи!

Он уже протягивает руку.

Крабат скользнул с пальца Певуньи в корзину, обернулся ячменным зернышком. Она сыплет курам зерно. Бросила горсть – и он на земле, у ее ног.

Польский пан исчез. Черный, как смоль, одноглазый петух поспешно клюет зерно. Но Крабат его быстрее. Обернувшись лисой, кидается на петуха, перегрызает горло. Солома хрустит у него на зубах, сухая солома, труха.

Крабат проснулся весь в поту, долго не мог успокоиться. То, что во сне он одолел Мастера, было как счастливый знак. Теперь ему стало ясно: дни Мастера сочтены, и это он, Крабат, положит конец его козням, победит злую силу.

Вечером Крабат пришел в комнату Мастера.

– Я отказываюсь. Делай кого хочешь своим преемником.

Мастер выслушал его, казалось, спокойно.

– Иди в сарай за киркой и лопатой. Вырой себе могилу на Пустоши. Это твоя последняя работа!

Не проронив ни слова, Крабат повернулся, направился к двери.

Когда подходил к сараю, кто-то вышел из тени ему навстречу. Юро!

– Я ждал тебя, Крабат. Можно теперь дать знать девушке?

Крабат объяснил Юро, как найти дом Певуньи.

– Скажи ей, что она может завтра, в последний вечер этого года, прийти к мельнику. – Он вынул колечко. – Покажешь колечко, чтоб она знала, что ты от меня. И не забудь ей напомнить, что она не обязана это делать. Придет в Козельбрух – хорошо, нет – тоже хорошо. Тогда мне все равно, что со мной будет. – Он обнял Юро. – Ты обещаешь мне, что не станешь уговаривать Певунью делать то, чего бы ей не хотелось?

– Обещаю!

Черный ворон с колечком в клюве полетел в Шварцкольм.

Крабат вошел в сарай. Что там в углу – гроб? Вскинул на плечо кирку и лопату. Пробираясь по глубокому снегу, побрел к Пустоши.

Где копать? А, вот тут темный квадрат посреди белого раздолья. Кому он предназначен?

– Завтра в это время все уже будет решено!..

Он взялся за лопату.

На другое утро Юро после завтрака отвел Крабата в сторону, вернул колечко. Он поговорил с девушкой.

Под вечер, лишь начало смеркаться, у ворот мельницы показалась Певунья. В праздничной одежде, с белой лентой в волосах. Ее встретил Ханцо, спросил, что ей угодно.

– Поговорить с мельником.

– Я – мельник. – Отстранив онемевших парней, Мастер вышел вперед – в черном плаще, в треуголке, бледный как мел.

– Чего тебе надо?

Певунья глядела на него без страха.

– Отдай мне моего парня!

– Твоего парня? – Мастер расхохотался. Однако смех прозвучал как блеяние. – Я его не знаю!

– Это Крабат. Я люблю его!

– Крабат? – Мастер попытался ее запугать. – Да знаешь ли ты его? Сможешь ли отыскать среди других?

– Я его знаю!

– Так может сказать любая! Мельник повернулся к подмастерьям.

– Отправляйтесь в Черную комнату, встаньте в ряд и не двигайтесь с места!

Крабат стоял между Андрушем и Сташко. Он ждал, что сейчас они все обернутся воронами.

– Стойте и молчите! И ты, Крабат, тоже, один звук, и она умрет!

Мастер вынул из кармана черный платок и, завязав глаза Певунье, ввел ее в комнату.

– Узнаешь своего парня – уведешь с собой.

Крабат испугался – такого он никак не ожидал. Как же помочь? Тут и кольцо бесполезно!

Певунья прошла вдоль ряда раз, другой... Крабат еле стоял на ногах. Он поплатится жизнью и жизнью Певуньи! Никогда еще он не испытывал такого страха: «Я один виноват в ее смерти! Один только я...»