Наличие многочисленных и серьёзных проблем во взаимоотношениях полов отстранённому и поверхностному взгляду может показаться парадоксальным – ведь мужчины и женщины, так же как самцы и самки животных, хотят одного – соединиться в паре, то есть – их стремление сблизиться, найти друг друга – взаимно. Откуда же тогда проблемы? Надо полагать от того, что цели устремлений тех и других чем-то существенно отличаются. В свете сказанного выше про обладателей и потребителей ресурсов понятно, что это стремление друг к другу отнюдь не безусловно бескорыстно, и подобно поведению людей на рынке. Продавец и покупатель тоже стремятся друг к другу, но оба они стараются извлечь из сделки максимальную личную выгоду, часто невзирая на возможные убытки другой стороны. Природе, увы, чужды сентименты… Эта личная выгода, для обоих участников репродуктивного процесса в данном случае заключается в максимально надёжном закреплении своих генов в потомках, собственно и составляющем смысл размножения.
      Кроме того, личные интересы участников этого процесса не должны чрезмерно противоречить интересам всего вида, ибо выживание особи вне вида по многим причинам проблематично. Поскольку возможности и роли самцов и самок в этом процессе существенно различны, то и поведение должно соответственно различаться.
      В интересах всего вида целесообразно, чтобы небольшая часть самцов оплодотворяла большую часть самок, вынуждая таким образом, большую часть самцов гордо изображать убеждённых холостяков. Такая стратегия позволяет быстро закрепить в потомстве появляющиеся полезные признаки, избавляя самок от репродукции ненужных генов. В личных же интересах самца – стремление к максимально частой смене самок, чем неявно предполагается, что он есть носитель уникально-полезных генов. Представим себе, что у некоторого мужчины появился каким-то образом ген устойчивости, ну например, к СПИДу. Крайне важно этот ген срочно распространить в популяции как можно шире! А он вот взял и решил быть верным только одной женщине. Сколько она может ему родить? Ну 10, максимум 20 детей, и по законам генетики этот ген получит только половина их. Это попахивает преступлением перед видом! А вот если себя вести подобно султану, то вполне можно народить 1000, и в пределе пожалуй, до 2000 детей. Это уже кое-что… Так что общественное мнение не на пустом месте столь снисходительно относится к мужской неверности – такова инстинктивная программа, и с биологических позиций очень, надо сказать здравая. Самец не должен ограничивать своей половой экспансии – на это есть самки. Однако, забегая вперед замечу, что «природность» или «инстинктивность» той или иной линии поведения – это вовсе не оправдание и не призыв к реализации именно его; прежде чем пускаться во все тяжкие, прочтите хотя бы эту книгу до конца.
      Таким образом, инстинктивная цель брачного поведения мужчин -
       больше женских тел, хороших и разных.
      А если такой уникальный ген обнаружится у женщины? Как она должна вести себя, чтобы этот ген, так сказать не канул в Лету, а наоборот, закрепился и размножился? В принципе, можно тоже увеличить количество детей, но увеличится ли оно от интенсивной смены мужчин? Разумеется нет, но от этого может существенно пострадать их (детей) качество! Не зря то же общественное мнение с гораздо большим осуждением относится к женской неверности – женщина, неразборчивая в половых партнёрах, не заботится тем самым о качестве своих детей! Мужчина, пристроивший свои гены к некачественной женщине практически ничего не теряет – если завтра подвернется качественная, то он пристроится и к ней; женщина же, зачавшая от некачественного мужчины, может исправить свою оплошность очень нескоро (природа человека не предполагает абортов), и вообще, число такого рода попыток чаще всего очень ограничено. Чтобы понадёжней закрепить свои гены в потомках, женщина должна усилить строгость отбора претендентов, чтобы не разбавлять свои, предположительно уникальные, гены чем попало. Но чтобы было из кого выбирать, она должна нравиться по возможности всем мужчинам. И чем большему количеству мужчин она нравится, чем больше у неё воздыхателей, тем шире её выбор. Идеал – влюбить в себя всех, но подпустить – одного, а может быть, даже и никого. Само совокупление при этом может быть едва ли не досадным побочным эффектом процесса соблазнения.
      Итак, цель инстинктивной брачной стратегии женщин -
       больше мужских сердец, хороших и разных.
      Завладев же сердцем мужчины, женщина может утратить к нему активный интерес, придерживая его только для коллекции. А тем временем соблазнять следующих.
      В этом разделе обрисован лишь базис различий брачной стратегии. Ниже мы рассмотрим инстинктивные факторы, заполняющие этот базис конкретным содержанием.
 
       Короче говоря:
      Для реализации преимуществ полового отбора самцы стремятся к максимально возможному количеству совокуплений – они, так сказать, борцы за количествопотомства, ибо количественно их плодовитость практически не ограничена;
      С той же целью самки, имея количественно ограниченную плодовитость, стремятся к наивысшему качествурождающегося потомства. В силу этого именно они являются выбирающим субъектом, а стало быть заинтересованы в максимальном расширении количества потенциальных партнёров, из которых легче выбрать наиболее «качественного», отвергнув остальных.
 

 
      Человек, как известно, относится к отряду приматов, виду HOMO SAPIENS. И хотя на бытовом уровне этот факт, бывает, оспаривается (о чём мы говорили во введении), всё же это факт – с обезьянами мы родственники. Означенное родство с другими приматами определяется большим или меньшим сходством генетического материала, внешне выражающимся в сходстве строения тела. Например, гены человека и шимпанзе совпадают более чем на 99%; интересно, что геном мыши сходен с человеческим на 85% и даже у дождевого червя имеется порядка 70% тех же генов, что и у человека. В этом мало удивительного – ведь это означает, что тела тех и других построены на основе примерно тех же белков. Другое дело – как построены и организованы функционально.
      Однако видообразующими признаками являются не только особенности строения органов, но и поведение, повадки (приёмы охоты, защиты, брачные ритуалы, и многое другое). И раз уж все видообразующие признаки жёстко передаются по наследству (на то они и видообразующие!), то присущее виду поведение тоже передаётся по наследству. К примеру, львы и гепарды демонстрируют существенно разное охотничье поведение, хотя оба относятся к семейству кошачьих, и даже живут в примерно одинаковых природных условиях. Причём говорить о «передающейся из поколения в поколение культурной традиции» в этом случае нет оснований. Даже у подвидов одного вида поведение может отличаться. К примеру доказана передача по наследству способность делать стойку для собак именно охотничьих пород. Ещё пример инстинктивно-обусловленного рефлекса, но уже ближе к нам, людям: опускание глаз, как признание своего подчинения другой особи, характерен для приматов, включая человека. Псовые (собаки, к примеру) в этой же ситуации поджимают хвост. Такой интересный для нашей темы инстинктивный акт, как поцелуй – часть врождённого брачного ритуала приматов, произошедший от ритуала кормления.
      Такое унаследованное поведение принято называть инстинктивным, а отдельные его компоненты – инстинктами. В отношении инстинктивных поведенческих программ используется также термин «врождённая модель поведения».
      Как уже говорилось выше, вопрос о наследовании поведения применительно к человеку неизменно вызывает бурные протесты и жаркое желание спорить у значительной части общества, преимущественно – у лиц с гуманитарным складом характера, однако в этой книге мы исходим, что унаследованным поведением человека пренебречь нельзя, и наоборот – именно оно даёт ключ к пониманию многих парадоксов поведения. Тех же читателей, кому трудно с этим согласиться, я отсылаю к этологическому продолжению, где мы рассмотрим этот вопрос подробнее.
      Инстинкты управляют нами через эмоции, не утруждаясь разъяснениями. Инстинкт, побуждающий женщину украшать себя, в частности косметикой, никак не сообщает ей зачем это нужно делать – ей хочется, и всё. Логический смысл в этом однозначен – привлечь внимание мужчин, однако большинство женщин будут это категорически и искренне отрицать, говоря что красятся они «для себя». Просто хочется, и всё… Но ведь гетеросексуальные мужчины «для себя» не красятся! Такой поведенческой программы в их инстинктах нет. Кстати, очень многие современные мужчины негативно относятся к косметике на женщинах, но инстинкт про это не хочет знать. Ещё стоит обратить внимание, что чем ниже уровень культуры женщины, тем ярче и грубее «штукатурка» – инстинктивные мотивы в этом случае не сдерживаются и не корректируются рассудком. Однако имея свободный и прямой доступ к мотивационным центрам мозга, инстинкты способны вызвать ощущениесвоей правоты в чём угодно. Воистину верно сказано «То, чего хочется, всегда кажется необходимым»(© Мария Эбнер-Эшенбах). Это воздействие можно даже уподобить наркотическому. Наркотические иллюзии также нередко воспринимаются, как какая-то высшая мудрость. Также и пресловутая «мудрость любви» на деле – лишь только ощущение мудрости. На самом деле любовь оценивает объект выбора очень поверхностно – в соответствии с жёсткой, где-то даже тупой, генетической программой, задающей стратегию выбора брачного партнера. Рассудку при этом не остается ничего другого, кроме как заниматься подгонкой под ответ. Человеку вообще очень свойственно заниматься подгонками под ответ, когда он пытается объяснить своё инстинктивно-мотивированное поведение.
      «Любовь всегда права» часто слышим мы в песнях, стихах или проповедях. Люди же бывалые склонны петь другие песни – «любовь зла – полюбишь и козла». Зачем и почему возникает любовь к человеку, в отношении которого приходят на ум аналогии со столь малоприятным в качестве объекта половой любви животным? Затем, что такой человек малоприятен лишь в современной обстановке с желательным ныне моногамным браком и продуктивной деятельностью на благо общества в рамках закона; в те же доисторические времена, когда формировались инстинкты выбора наилучшего брачного партнёра, как раз такая, ныне неприятная, а то и опасная личность была вариантом хоть куда… Но инстинкты не спрашивают, какова нынче социальная конъюнктура, они просто включаются, когда сочтут нужным, в соответствии с заложенным в них древним шаблоном, оставляя нам недоумевать, как зла и слепа бывает любовь.
      Реальная картина поведения людей усложняется и запутывается не только наличием в нас двух «Я», но и тем, что граница между ними не абсолютно чёткая, инстинктивная и рассудочная мотивация может причудливо переплетаться. Кроме того, на каждый случай человек располагает несколькими инстинктивными программами поведения, возникшими в разное эволюционное время, и бывает, противоречащими друг другу.
 
       Короче говоря:
      Человек рождается с большим количеством врождённых программ поведения, которые возникли в разное эволюционное время, в силу чего нередко друг другу противоречат.
      Механизмы реализации врождённых программ поведения способны лишь на сигнатурный анализ обстановки, предполагающий формально-поверхностное сопоставление обстановки со схематичными сигнальными признаками, заложенными в эти программы.
      Достаточное совпадение внешних условий с этими сигнальными признаками порождает ту или иную эмоцию, побуждающую человека к реализации соответствующей инстинктивной программы;
      Истинная мотивировка действий при этом не осознаётся – для рассудочного объяснения инстинктивно-мотивированного поведения привлекаются самые случайные доводы, носящие характер подгонки под ответ.
 

 
      Справедливости нет! Те, кто возмущён несправедливостью в мире людей, могут успокоить себя тем, что в мире всех прочих животных обстановка гораздо хуже. Ведь что есть справедливость? Это когда каждому воздаётся по заслугам. А как оценить заслуги каждого? Вот в чём вопрос, достойный Гамлета… Тем не менее – некое практическое его решение, пусть крайне спорное, природой найдено.
      Если группе мышей давать корм, то скоро можно заметить, что каждый раз лучшие и большие куски достаются одним и тем же особям. Эти же особи занимают лучшие места для отдыха и имеют наибольшее количество спариваний. Другие особи, довольствуются тем, что осталось от первых; третьи – от вторых, и так далее… Таким образом, в этой группе будет наблюдаться определённая внутригрупповая иерархия, определяющая доступ ко всяческим ресурсам. Такая иерархичность была изучена основателями этологии впервые на птицах, за что и до сих пор называется иногда «порядком клевания». Первой клюёт корм высокоранговая особь; остальные – в порядке, определяемом своим рангом в группе. Однако ранг в этой иерархии определяет не только доступ к ресурсам; но об этом – ниже.
      Великолепнейше дал современное описание иерархических отношений В.Р. Дольник в [1]; я лишь не могу согласиться с его утверждением, что у человека иерархию образуют только мужчины.
      Известно наличие такой иерархичности у всех живых существ, ведущих сколь-нибудь групповой образ жизни. Даже у амёб, и тех уже наблюдаются зачатки иерархичности. Места (ранги) в этой иерархии издавна принято обозначать буквами греческого алфавита: альфа – высокопоставленная особь, омега – соответственно, низкопоставленная. Впрочем, это обозначение не вполне удачно – в больших группах иерархическая структура утрачивает линейность алфавитного списка, более напоминая пирамиду, в которой несколько особей могут иметь практически одинаковый ранг. Высокоранговых особей называют также «иерарх», «доминант», В.Р. Дольник иногда употребляет термин «пахан» – нередко он наиболее уместен.
      Очевидно, что ранг чрезвычайно важен для каждой особи – ведь от него сильно зависит качество её жизни, а бывает, и само выживание. Поэтому члены группы в той или иной форме борются между собой за повышение этого ранга, или сохранение достигнутого. Причём, чем выше ранг, тем больше времени и сил вынуждена тратить особь на его поддержание. Бывает даже, что альфа меньше вкушает от жизненных благ, чем бета – ему некогда, он занят борьбой. Однако он сохраняет возможность, по крайней мере теоретическую, отнять любой кусок у беты.
      То, какой ранг будет занимать особь в группе, зависит от соотношения ранговых потенциалов данной особи, и других особей группы, т.е. одна и та же особь в разных группах будет иметь разный ранг. Ранг, таким образом – явление относительное, а ранговый потенциал – абсолютное.
      А что такое ранговый потенциал? Понятно, что он тесно связан с физической силой, однако именно связан, а не определяется ей однозначно; практически он зависит от большого количества признаков и особенностей особи – как врождённых, так и приобретённых, которые мы рассмотрим ниже.
      Поскольку иерархическое поведение проявляется самых разных видов, в том числе (и особенно!) у примитивных, практически неспособных к обучению, то можно уверенно полагать, что основа рангового потенциала даётся особи при рождении. Причём специфическое высоко-, или низкоранговое поведение начинает проявляться с первых дней жизни. Значит, поведение особи в иерархии регулируется врождёнными поведенческими механизмами, то есть инстинктами.
      Виктор Дольник называет ранговый потенциал силой настырства(известный психолог Владимир Леви – силой наглости; – пожалуй, нагляднее). Они доказывают, что решающим компонентом рангового потенциала является уверенность в своём превосходстве – возможно, и весьма часто, особыми действительными достоинствами не подкреплённая и ни на чём не основанная. В самом деле, уверенность одного человека может просто гипнотизировать другого, да и самого себя, будь то уверенность студента перед экзаменом, водителя перед ГАИшником, гуру перед верующим, и прочее и прочее…
      Всё это неплохо обрисовано в фольклоре. Возьмем к примеру, сказку о лисе в ледяной избушке, и зайце в лубяной. Ранговый потенциал у лисы был очень высок – её убоялся и волк и медведь. Но у петуха он был ещё выше, и лиса сразу убежала. Хотя петух, даже с косой, не опаснее медведя.
      Обычно доминант с большой решимостью, упорством и удовольствием занимается внутригрупповой борьбой, которая для него нередко становится самоцелью. Омеге эта борьба гораздо менее приятна – он более уступчив. Отсюда, есть и другой параметр, влияющий на ранговый потенциал – это степень уступчивости (или, наоборот, конфликтности). Приемлемая для каждой особи величина конфликтной напряжённости напрямую связана с ранговым потенциалом – чем ниже ранговый потенциал особи, тем менее напряжённый конфликт вызывает у неё дискомфортные ощущения.
      Следует различать ранговый потенциал исходный, фактический и визуальный. Исходный потенциал определяется главным образом наследственностью; к примеру, на него сильно влияют природные уровни гормонов и нейромедиаторов (серотонина, адреналина, норадреналина, допамина, тестостерона и прочих) и в меньшей степени – условиями внутриутробного развития. Фактический, отталкиваясь от исходного потенциала, сильно зависит от условий роста, воспитания, и прочих довольно случайных обстоятельств – везения, если угодно. Эти обстоятельства могут воспрепятствовать реализации врождённого рангового потенциала, а могут способствовать его полному раскрытию, и даже усилению.
      Поскольку ранговый потенциал определяется различными, в том числе и не связанными друг с другом параметрами, то реальный иерархический облик особи может быть мозаичным, когда одни признаки указывают на высокий потенциал; другие – на низкий. Эти признаки в общих чертах можно разбить на ранговые амбиции и ранговые возможности. Ранговые амбиции – это желание(жажда, если угодно) занять возможно более высокий ранг в доступных и возможных иерархиях; ранговые возможности – способность это желание реализовать.
      Разумеется, это далеко не все факторы, из которых складывается ранговый потенциал; однако чтобы не слишком отвлекаться от темы любви, не будем здесь очень уж углубляться в эту бескрайнюю и очень важную тему, однако воздадим ей должное в этологическом продолжении.
      Из мозаичности рангового потенциала (как обобщающего понятия), вытекает понятие визуального рангового потенциала, как совокупности сигнальных признаков (в специальной литературе такие сигнальные признаки часто называют релизерами), возможно второстепенных, но выраженных ярко, что вызывает срабатывание инстинкивных моделей у других особей. Ведь инстинктивные механизмы не проводят сложного анализа; блестит – значит золото. Хороший пример визуального ранга – низкоранговый петух с наклеенным гребнем. Такого все другие петухи воспринимают как высокорангового, но стоит отклеить гребень, и он опять скатится вниз. Ещё пример: человек, страдающий нарциссизмом (влюблённостью в самого себя), может на кого-то из окружающих производить впечатление высокорангового. Но при этом он может быть напрочь лишён способности бороться за место под солнцем, что есть сущность высокого ранга. Напротив, дружелюбный человек, пусть даже неплохо устроившийся в жизни, может производить впечатление низкорангового.
      На разных особей могут производить впечатление разные проявления рангового потенциала, т.е. чувствительность разных особей к разным сигнальным признакам, составляющим шаблон образа особи может быть разной. Визуальный может совпадать с фактическим, а может и не совпадать. Происходит это потому, что как уже было сказано, нервные структуры, реализующие инстинктивные модели поведения, возникли в глубочайшей древности – они относительно просто устроены и реагируют на обстановку очень поверхностно, шаблонно. Особь может быть низкоранговой по сути, но обладать одним – двумя сигнальными признаками высокого ранга. Тогда эти один – два ярких визуальных (сигнальных) признака могут на кого-то подействовать, несмотря на объективно низкий ранговый потенциал. Да, даже своих первобытных целей, инстинктивные программы, в силу примитивности механизмов их реализации, достигают усреднённо, с большими погрешностями.
 
       Короче говоря:
      Человеку, как и всем групповым животным, присуще образовывать иерархические социальные структуры, поведение в которых регулируется соответствующими инстинктами.
      Способность занять тот или иной ранг в иерархии называется ранговым потенциалом. Ранговый потенциал определяется многими параметрами, начиная от физической силы, но для высокоорганизованных существ, главным образом – глубинной уверенностью в своём праве быть выше всех (в основном – врождённой), возможно не подкреплённой действительными достоинствами и ни на чём не основанной.
      Важнейшими факторами рангового потенциала также являются: конфликтность, а именно желание инициировать конфликты; конфликтная устойчивость, а именно способность выдерживать конфликты, навязанные извне; тесно связанная с вышеназванными факторами уступчивость (или неуступчивость), однако она может быть и самостоятельным явлением.
      В силу определённой независимости факторов, влияющих на ранговый потенциал, возможны мозаичные проявления иерархического статуса, когда одни признаки указывают на высокий ранговый потенциал, а другие – на низкий, и можно говорить о ранговом потенциале как обобщающем понятии.
      При рождении особь уже обладает определённым ранговым потенциалом, который обусловлен как наследственными факторами, так и условиями внутриутробного развития, и является основой фактического, присущего уже взрослой особи.
      Фактический потенциал зависит также от условий роста, формирования и воспитания особи, могущих как усиливать, так и ослаблять врождённые задатки.
      Визуальный ранговый потенциал определяется наличием у особи одного или нескольких второстепенных, но ярко выраженных признаков высокого или низкого рангового потенциала.
      Визуальный ранговый потенциал очень часто бывает иллюзорным, т.е. не соответствующим реальной способности особи к ранговой борьбе.
 

 
      Примативность (через «а» – от лат. primatus – первоначальный) – понятие, предложенное автором, и характеризущее степень влияния инстинктивных мотиваций на практическое поведение. Если мы будем изучать поведение, к примеру, насекомых, то скоро обнаружим, что оно полностью инстинктивно – неспроста само понятие инстинкта было впервые предложено на основании изучения поведения насекомых. Такое поведение, несмотря на его сложность, представляет собой вполне жёсткую поведенческую программу, принципиальных отклонений от которой животное не допускает – или так, или никак. В новой для такого животного обстановке его поведение становится бессмысленным, и в этом его главный недостаток. В ходе же эволюции позвоночных (и в какой-то степени – головоногих), по мере усложнения нервных систем, поведенческие программы становятся всё более гибкими, врождённые поведенческие схемы во всё большей степени становятся лишь тенденциями, предрасположенностями, уходя от жёсткой детерминированности действий. И наконец у наиболее продвинутых в этом отношении существ появляется способность к сложной деятельности, впрямую не зарегулированной инстинктами. Однако способность к такой деятельности вовсе не выключает врождённых механизмов, регулирующих поведение; они действуют совместно, иногда антагонизируя, иногда – сотрудничая. Это подтвержается и нейрофизиологами – отдельные мозговые структуры, при всей взаимосвязанности, обладают определённой степенью автономности в обработке информации, и принимаемые ими решения столь же автономны, что порождает в том числе и внутренний антагонизм (ну бывают люди не в ладу сами с собой, что скрывать…).
      К человеку это относится в полной мере – инстинктивные и рассудочные мотивации в поведении имеют сравнимый порядок величины. И что особенно для нас важно – отношение степени влияния первых и вторых могут сильно отличаться у разных представителей рода человеческого. И вот именно это отношение и выражает понятие примативности.
      Если некто почти не подвержен влиянию своих инстинктов, живет только рассудком – примативность такого человека низка. При всём при том, что снижение примативности – явно генеральная линия эволюции HOMO SAPIENS, такие люди не всегда благоприятно воспринимаются окружающими. Их, бывает, находят скучными, пресными и непонятными при всём при том, что они могут быть вовсе не чужды эмоций как таковых. И наоборот – высокопримативный человек, весьма «ведущийся» на голос своих инстинктов, может восприниматься как яркая, интересная и захватывющая личность, хотя практически контактирование с ним может доставлять очень много хлопот, проблем и даже трагедий; да и яркость его как личности при более пристальном рассмотрении может оказаться иллюзорной. И это закономерно – ведь инстинктивно «правильное» поведение одного человека будет с большой вероятностью вызывать в окружающих те или иные инстинктивные же отклики, ярко окрашенные эмоционально. Неспроста среди высокопримативных людей так много деятелей искусств.
      Понятие примативности отнюдь не тождественно понятию культуры (точнее – бескультурности). На бытовом уровне примативность воспринимается скорее как эмоциональность, импульсивность, но совсем не обязательно бескультурие. Ведь инстинктивные программы, обнаружив совпадение внутренних сигнальных признаков с какими-то факторами внешней обстановки, порождают соответствующие эмоции, и высокопримативный человек им охотно подчиняется. Низкопримативный человек, даже испытывая те же по силе эмоции, способен поступать им вопреки. Да, конечно, современная культура – это комплекс правил, призванный регулировать отношения между людьми по правилам, отличающимся от инстинктивных, и в этом смысле примативное поведение вполне может быть бескультурным. Однако далеко не все инстинктивные модели поведения являются неприемлемыми в культурном смысле, особенно если примативное поведение никого отрицательно не затрагивает кроме его исполнителя; кроме того, многие в общем-то бескльтурные (и даже хамские) поведенческие акты можно облечь в весьма культурную оболочку.
      Уровень примативности, как и ранговый потенциал, в основном детерминирован генетически и условиями внутриутробного развития. Он весьма слабо меняется в ходе воспитания и образования, однако сам может влиять на воспитуемость и способность к получению образования того или иного вида. Бывает, что человек с серьёзным научным образованием в житейских вопросах может не доверять своим знаниям, больше полагаясь на чувства. И наоборот.