Я рассказывал ей об этой двери, она знала, что для того, чтобы пройти через нее, не обязательно обладать магической силой. И вот Нехалления прошла через дверь, прошла в двух шагах от меня, а я даже не заметил этого, сплетая очередное заклинание. Но она знала, что не сможет вернуться обратно! Почему же она ушла? Она отчаялась ждать, когда я перестану погружаться в книги и снизойду до нее, когда я задумаюсь над тем, что живу не только для себя? Почему я не сделал этого раньше? Почему я хотя бы не успокоил ее, не обнадежил, не сказал, что ей осталось ждать совсем недолго? Почему я никогда не принимал ее всерьез, не как объект для приложения своей абстрактной любви, а как живого хоббита-женщину, за которую я несу ответственность? Краска стыда залила мои щеки. Я спешно выполнил заклинание перехода.

– Да, Дромадрон, – сказал я, – три книги и один свиток. Кстати, Нехалления, ты села на неподобающее место. – И я указал ей на кресло для почетных гостей.

Нехалления не двинулась со стула, и я выполнил заклятие перемещения. Затем я опустился в свое собственное кресло, которое одновременно переместил из угла гостиной туда, где я стоял. Получилось эффектно: казалось, что я сейчас глупо сяду на пол, но, когда падение стало неотвратимым, под моим седалищем материализовалось кресло.

Хардинг и Дромадрон потрясенно молчали. Я протянул руку, вытащил из воздуха раскуренную трубку и затянулся с важным видом. Я вообще-то не курю, но в такой момент надо чем-то себя занять, чтобы не выглядеть ожидающим чужого решения.

Дромадрон нервно прокашлялся и спросил непослушным голосом:

– Хэмфаст, что с тобой произошло?

– Разве Нехалления вам не рассказала?

– Она рассказала, но ее рассказ ничего не проясняет, ведь она не поняла почти ничего из того, что увидела. Кто такой учитель? Как его истинное имя?

Я с удивлением сообразил, что не знаю истинного имени Учителя, он так и не удосужился сообщить его мне. Я хотел было сказать, что Учитель – эльф, но вовремя остановился. Я не могу раскрыть тайну Учителя даже самым близким хоббитам, ведь тайна, которую знают трое, – это уже не тайна, и то, что я расскажу, немедленно разнесется по Средиземью, а когда это узнают майары, они поймут, что сделал Учитель, и тогда... убить одного эльфа наверняка проще, чем утопить целую страну. И я не стал раскрывать тайну Учителя. Вместо этого я сказал:

– Он – один из сильнейших магов Средиземья. Он не называл своего имени, он пояснил, что не может этого сделать. Я не знаю, кто он, но его сила превосходит все мыслимые пределы. И в нем нет зла.

Дромадрон кивнул.

– Ты говоришь правду, твоя аура не затуманена ложью. Ты не знаешь в точности, кто такой Учитель, но у тебя наверняка есть предположения.

– Я не хочу говорить о них. Думаю, что раз Учитель не назвал свое имя, то он хотел остаться неизвестным, и мне не следует раскрывать его инкогнито, тем более что я не уверен в своих догадках.

В этот момент у меня сработал глаз орла. Заклинание постижения правды, направленное на меня, предстало перед моим внутренним взором, будто написанное на невидимом пергаменте. Я мгновенно понял принцип его действия, оно реагирует на специфические колебания маны, порождаемые произносимой ложью. Я сотворил магический фильтр и окружил им свою голову. Произошел небольшой выброс маны, Дромадрон дернул щекой и спросил:

– Что ты сейчас сделал, Хэмфаст?

– Ничего. Я еще не слишком хорошо умею обращаться с маной, иногда бывают спонтанные выбросы.

Заклинание Дромадрона подтвердило, что я говорю правду, и Дромадрон успокоился.

– Не волнуйся, – сказал он, – умение держать потоки приходит с опытом. Я вижу, учитель многому тебя научил. Нехалления рассказывала про зеркало...

Дромадрон сделал многозначительную паузу, но я промолчал. Он спросил несколько разочарованно:

– Ты не хочешь поделиться со мной этим заклинанием?

Я обратил взор на большое зеркало, висящее между двумя гобеленами, один из которых изображал, как Фолко Великий командует ополчением, а второй – как Фолко Великий убивает вождя орков. Отработанное заклинание легко слилось с отполированной бронзой, превратив зеркало в артефакт. Заодно я организовал вокруг зеркала маленький вихрь маны, ведь иначе Дромадрон понял бы, что высшая магия не имеет никакого отношения к полю маны, а это ему ни к чему.

Дромадрон потянулся было магическим взглядом к свежесотворенному артефакту, но вовремя пересилил себя. Он досадливо поморщился:

– Я просил тебя поделиться заклинанием, а не артефактом.

– Зачем тебе заклинание? – деланно удивился я. – Клану вполне хватит одного такого зеркала. Дромадрон снова поморщился.

– Ты не хочешь делиться знанием с родным кланом, – сказал он. – Почему?

– Это знание опасно.

– Любое знание опасно. Разве это зеркало более опасно, чем заклятие самонаведения?

– Да. В самом зеркале нет ничего опасного, но принципы построения заклинания...

– Принципы построения заклинания везде одинаковы, – перебил меня Дромадрон.

Я не стал противоречить мудрому визарду, вместо этого я открыл его душу и удвоил его скилл.

– Теперь ты понимаешь? – спросил я.

– Что? – удивился Дромадрон.

– Загляни внутрь себя.

Дромадрон заглянул и... Не знаю, как можно выразить его потрясение, кроме как в нецензурных выражениях. В общем, Дромадрон догадался. Он пробормотал:

– Если это тебе по силам... Кажется, я знаю, кто твой учитель.

– Теперь ты понял, почему я не произнес вслух его имя?

– Я понял, – лицо Дромадрона помертвело. – Он появляется так редко... – Дромадрон надолго замолчал. В разговор вступил Хардинг. Он спросил:

– Значит, Хэмфаст, ты не можешь передать клану те знания, что ты обрел в путешествии?

– Да. Я действительно не могу сделать это.

– Ты знаешь, что гласит закон по этому поводу?

– Это особый случай.

– Особых случаев не бывает! – отрезал Хардинг. – Все хоббиты равны перед законом, исключений из этого правила нет и быть не может. Закон говорит, что знание каждого хоббита принадлежит клану в лице его вождя. Вождь имеет право на любое знание любого хоббита клана.

– Я не могу передать мое знание даже тебе! – отчаянно воскликнул я. К чему он клонит? Изгнание??

– Из нашей истории нам ведомы примеры, – продолжал тем временем Хардинг, – когда обстоятельства складывались так, что хоббит не мог подчиняться законам клана, ибо слепое следование закону привело бы к беде все Средиземье, а значит и родной клан хоббита. Ты знаешь, что происходило с такими хоббитами.

У меня внезапно сел голос. Мне пришлось прокашляться, чтобы произнести следующие слова:

– Ты имеешь в виду героев? Ты считаешь, что я могу стать шестым героем?

– Конечно! За все время от сотворения мира не было хоббита, чья магическая сила могла бы сравниться с твоей. Неужели твой учитель дал тебе силу просто так? Нет, он никогда не появляется в Средиземье без веских причин. Если Гэн... – Хардинг замялся. – Если он снизошел в наш мир, значит, нас ждут великие потрясения. А в час великих потрясений всегда находится хоббит, который получает великий дар во имя спасения Средиземья. В этот раз выбор пал на тебя, и я скажу, что это не самый плохой выбор. Жалко, конечно, что ты не сможешь сменить меня в роли вождя и Дромадрона в роли визарда, но...

– Как? – перебил я Хардинга. – Никогда не было, чтобы вождь и визард совмещались в одном хоббите!

– Все когда-то происходит в первый раз, – возразил Хардинг, – ты обладаешь всеми качествами, необходимыми вождю, а кроме того, и хорошим скиллом. Ты мог бы объединить в своих руках всю силу клана. Но, видать, высшие силы приготовили тебе другое предназначение. Кстати, Дромадрон, тебе следует снять заклинание с Олеси.

Дромадрон кивнул, а я воскликнул, не в силах поверить в то, что уже понял:

– Какое заклинание?!

– Олеся рожает только дочерей, – пояснил Дромадрон. – Я сделал так по просьбе Хардинга, ведь, если бы она родила сына, ты не смог бы стать вождем.

– Ты, Хардинг, отказался от счастья иметь сына только ради меня?!

– Не только ради тебя и вообще не ради тебя, а ради клана. Ты стал бы великим вождем, а это важнее для клана, чем мое счастье.

Моргот меня раздери! Если бы не Учитель, я мог бы стать самым прославленным хоббитом Средиземья! Вождь сильнейшего клана, да еще и визард одновременно... Впрочем, тогда я не смог бы повелевать элементалами, а это может принести мне еще большую славу. Если бы вождь и везард не оказались такими упертыми... Я предпринял последнюю попытку:

– Если я уйду, как раньше ушел Фолко, я больше никогда не вернусь, и клан не сможет воспользоваться моими талантами. А ведь я могу очень многое, если я останусь в клане, нам не придется больше голодать, волки не причинят зла нашим детям и нашим свиньям, у нас... Да мы станем такими сильными, что никакой другой клан не сможет даже мечтать о том, чтобы превзойти Брендибэков! И я могу отказаться и от места вождя, и от места визарда, мне не нужна власть, благо клана для меня важнее всего.

– Ты говоришь как настоящий герой, – ответствовал Хардинг. – Но если бы Фолко отказал Торину и остался в клане, он не научился бы военному мастерству и в час орочьего вторжения Хоббитания оказалась бы беззащитна. Нет, Хэмфаст, твой путь отныне расходится с путем клана. Ты можешь вернуться только во славе.

– Разве того, что я сделал, – я кивнул на зеркало, – недостаточно, чтобы сказать, что я вернулся во славе? Хардинг разгневался.

– Хэмфаст, – воскликнул он, – не заставляй меня упрекать тебя в малодушии! Твой путь предначертан, и негоже тебе уклоняться от собственного пути. Наберись мужества следовать начертанию судьбы, и ты обретешь силу, мудрость и счастье. Если же ты уклонишься, тебя ждет изгнание. И не почетное изгнание героя, а позорное изгнание преступника. Я все сказал, Хэмфаст! Собирай свои вещи и удаляйся, завтрашнее утро не должно застать тебя на земле клана.

Что ж, сказано недвусмысленно, после этого возражать просто невозможно. Я обратился к Нехаллении:

– Ты можешь выбрать, с кем ты свяжешь свою жизнь – со мной или с кланом. Нехалления оскорбилась:

– И ты еще сомневаешься! Разве ты разлюбил меня?!

Дромадрон сдавленно охнул:

– Еще и любовь! И ты, Хэмфаст, еще сомневаешься в своем предназначении?! Мне стыдно за тебя!

В общем, меня обругали со всех сторон. Я взял Нехаллению за руку, и мы перенеслись в тот мир, что теперь принадлежит только нам двоим.

4

Четвертый раздел первой книги Учителя посвящен вратам миров. Я внимательно прочитал его, но не стал выполнять проверочные задания. Врата миров – вещь очень полезная, но мне она без нужды, поскольку меня не интересует ни Валинор, ни загадочный Запретный Квадрат. Врата миров можно применять для перемещения или разговора и в пределах одного мира, но для этого есть другие, более эффективные способы.

В общем, к концу сентября я дочитал первую книгу до конца. Мне стало казаться, что я уже постиг все важнейшие заклинания, а все, что написано во второй книге, может пригодиться только для совсем запредельного волшебства, как если бы я вдруг захотел превратить всех орков Средиземья в хоббитов или превратить Мордорскую пустыню в главную житницу Ганнара. Наверняка я неправ, но от этого чувства никак не удается избавиться.

Когда мы с Нехалленией вернулись в наш мир, мы, впервые поругались. Впрочем, ругались мы недолго, да и то все это время ругался я, а Нехалления слушала и молчала, а потом заплакала. И я начал утешать ее, я говорил ей, что люблю ее, я извинялся за то, что обращал на нее так мало внимания, а она говорила, что она недостойна меня, что она неграмотная дура, что она устала ничего не делать, что она хочет жить сама, а не наблюдать за чужой жизнью, но она уже поняла, что ей это не суждено. Я спросил, почему она так решила, и Нехалления рассказала, что произошло после того, как она впервые ступила на землю Хоббитании.

Пройдя через дверь, она очутилась на краю круга судьбы, на том самом месте, где произошло мое раздвоение. Она села в позу болотной кувшинки и совершила медитацию. Она знала, что это надлежит делать ночью, но она не хотела ждать ночи. Медитация прошла успешно, и Нехалления обрела судьбу. Только вот судьба эта оказалась совершенно пуста – ни одно из базовых свойств души не было заполнено. Фактически она оставалась ребенком, и теперь у нее больше не было надежды когда-нибудь стать нормальным хоббитом.

Дромадрон, давно вернувшийся из Аннуина, заметил волнение маны возле круга судьбы и отправился проверить, в чем дело, ведь в круге в это время не было никого из юных хоббитов клана. Когда Дромадрон встретил Нехаллению, он был потрясен. Никогда еще не было так, чтобы хоббит принял пустую судьбу. Дромадрон привел Нехаллению к Хардингу, и они стали ее расспрашивать, и Нехалления рассказала все, что знала. Когда она уже закончила говорить, а Хардинг с Дромадроном уточняли второстепенные детали ее рассказа, появился я.

Теперь мы изгнанники. Точнее, я изгнанник, а Нехалления вообще не имеет статуса. Если бы она осталась в клане, ее статус определил бы совет визардов, но, раз она ушла, нет нужды собирать совет, и ее положение остается неопределенным. Мы больше не сможем вернуться в клан, но я не могу сказать, что сильно расстроен. Законы хоббитов мудры. Не зря в глубокой древности мудрые визарды решили, что герои стоят вне закона. Я представил себе, как трудно было бы мне соблюдать все необходимые обряды и установления, сколько разнообразных запретов пришлось бы нарушать или обходить... Нет, в одинокой жизни есть свои преимущества. Я буду тосковать по клану, по маме и отчиму, по друзьям и подругам, но мне не придется ежечасно думать о том, как совместить мою магическую силу, запредельную по хоббичьим меркам, с жесткими жизненными правилами. Например, имею ли я право пользоваться магией во время охоты на волков? Нет, потому что я не визард и не подмастерье визарда. Только эти хоббиты могут бросать боевые заклинания, ведь неумелое заклинание скорее уничтожит товарищей непутевого мага, чем преследуемую стаю. Но я сильнее любого визарда Хоббитании, и я уже достаточно освоил магию, чтобы не делать грубых ошибок. Однако закон есть закон, и я не имею права творить боевую волшбу.

В общем, я осмыслил свой путь и пришел к выводу, что дядюшка Хардинг принял правильное решение. Мне следует поблагодарить его, если мы с ним еще встретимся, ведь сам я из ложной скромности не смог бы назвать себя героем и вести себя как герой. Я бы попытался вести скромную жизнь обычного хоббита. Кто знает, к каким бедам это могло привести?

Только одно нехорошо получилось. Властители клана думают, что мой Учитель – это Гэндальф. Я не говорил впрямую, что это так, но они истолковали мои слова как согласие и теперь непоколебимо уверены, что я служу позитивному аватару, как раньше служили ему пятеро хоббитов, двое из которых – Брендибэки. Получается, что я обманул визарда. Хорошо, что я герой и стою вне законов, иначе моя совесть вконец замучила бы меня.

Я изменил судьбу Нехаллении. Я назначил ей те же свойства, что и себе, и применил к ней сторожевое заклинание, которое ранее навесил на себя. Теперь Нехалления третий маг Средиземья после Учителя и меня, но она не может сплести ни одного заклинания, потому что сила без умения – ничто. Я мог бы дать ей первую книгу Учителя, эта книга более мне не нужна, но Нехалления не умеет читать даже по-хоббичьи, не говоря уж об аннурских рунах, которыми написана книга. Я стал учить ее грамоте, для начала хоббичьей, есть у меня идея – сотворить серого переводчика и заставить его перевести книги Учителя на хоббичий язык, тогда Нехалления сможет обойтись без постижения аннурской письменности.

Я изменил судьбу Нехаллении в тот самый вечер, когда мы вернулись из Средиземья, и она плакала, уронив голову мне на колени. Я изменил ее судьбу и спросил:

– Теперь ты понимаешь, что ты – настоящий хоббит? Нехалления попыталась пожать плечами (в ее позе это оказалось неудобно).

– Не знаю, – сказала она, – я чувствую себя как настоящий хоббит, но почему тогда моя первая судьба оказалась пустой?

Настала моя очередь пожимать плечами.

– Я не могу сказать точно, – произнес я, – ясно, что это оттого, что ты появилась на свет необычным путем, но как именно это отразилось на твоей судьбе... не знаю. Почему ты оказалась такой красавицей? Почему ты знаешь то, что никогда не делала? Почему ты умеешь говорить, но не умеешь читать и писать? Высшая магия очень сложна, и даже Учитель не знает ответов на многие вопросы. Одно из главнейших правил высшей магии гласит: все, что ты упустил из вида, может быть любым. Каким угодно, без всяких ограничений. Ты получила пустую судьбу, но зато твоя внешность великолепна. Когда ты шла в Самый Большой Дом, ты встречала женщин на улицах?

– Да. Они так смотрели на меня...

Я представил себе, каково им было увидеть, как мимо проходит само совершенство. Я усмехнулся и спросил неожиданно для самого себя:

– Нехалления, ты выйдешь за меня замуж? Она просияла.

– Конечно, Хэмфаст! – И вдруг помрачнела. – Но ни один визард нас не обвенчает.

– Нам не нужен визард, – возразил я, – мы стоим вне законов, и нам достаточно только обоюдного желания.

– Тогда мы муж и жена? – удивилась Нехалления.

– Да, мы муж и жена, – подтвердил я и притянул ее к себе. Наши губы слились, как два месяца назад слились наши ауры, и я перестал контролировать себя.

5

Наступил октябрь. В нашем мире царит вечное лето, но в далекой Хоббитании вовсю льют осенние дожди, а в краях Полночной Орды первый снег ложится на орочью землю.

Я прочитал вторую книгу Учителя. Впрочем, “прочитал” – слишком громкое слово, скорее, я внимательно пролистал ее, не вдаваясь в технические детали описываемых магических структур, а ограничиваясь постижением общих концепций. Для меня эта книга бесполезна, в этом уже нельзя сомневаться. Учитель подробно описал, как можно наложить магический замок на предмет, артефакт или существо, но любой маг, имеющий тот же самый ключ силы, откроет этот замок без труда. А ведь все маги Средиземья, кроме Учителя, пользуются одним и тем же ключом силы.

Я разобрался, что такое ключ силы, и понял, как Учитель получил силу майаров. Я только не понял, как Учитель сумел втиснуть свои артефакты во врата, соединяющие Средиземье с Валинором, но это, по большому счету, не так важно. Я выяснил, как можно воззвать к майарам, чтобы они точно услышали твой зов. К сожалению, для этого недостаточно обычного ключа силы смертных магов, а если воспользоваться ключом Учителя, майары сразу поймут, что кто-то из смертных осмелился прикоснуться к их силе.

В общем, книга толковая, но бесполезная.

Моя любовь к Нехаллении расцвела пышным цветком после того, как я стал спать в ее постели. Теперь я понимаю, откуда берутся чудеса, создаваемые влюбленными парами. Стоит нам слить наши тела, как уровень маны в спальне моментально увеличивается на одну пятую, а потом... В лучшие ночи бывало и учетверение естественного фона.

Я окончательно переселился к Нехаллении, каморка, в которой начиналась моя учеба, теперь совершенно пуста и заброшена, ведь изучать заклинания куда приятнее, валяясь на широкой кровати, чем сидя за некрашеным столом на неудобном, рассчитанном на человека, стуле, под тусклым мертвенным светом магического светильника. Мы похожи на двух студентов человеческого университета, мы ничего не делаем, только читаем ученые книги: я – вторую книгу Учителя, Нехалления – букварь. Но, сдается мне, такая жизнь продлится недолго. Есть время учиться, и есть время действовать. И второе время неумолимо приближается.

6

Холод, дождь, слякоть. В Хоббитании со дня на день ляжет первый снег, а в Могильных Пустошах никак не кончится осень. Это хорошо – мантикорам трудно летать в ненастную погоду.

Настало время действовать. Я прочитал все, что оставил мне Учитель. Не могу сказать, что абсолютно все понял, но я не вижу смысла в дальнейшем познании. Моих теперешних знаний достаточно, чтобы сделать много нужных и полезных дел.

Для начала я решил очистить Средиземье от мантикор. Я никогда не думал, что смогу отомстить за отца так всеобъемлюще, но сейчас я знаю – эта задача мне по силам. Ведь что такое мантикора? Это просто живое существо, созданное с помощью традиционной магии. Обычный тупой летающий хищник, чьих мозгов хватает на то, чтобы находить, преследовать и убивать добычу, но недостаточно для того, чтобы понять, что охотиться лучше, сбившись в стаю.

Мантикора – очень сильный и опасный хищник, недаром ее боятся все разумные и неразумные существа, и ни один купец не рискнет провести караван через Пустоши без десятка хазгских лучников да трех магов с рогатыми посохами. Мантикора умеет работать с маной, но ей доступно только одно волшебство – поддерживать полет своего могучего тела. Такое тело, как у нее, не смогут удержать в воздухе никакие крылья, а, используя ману, мантикора покрывает в час до пятидесяти миль. Крылья, кстати, у мантикоры тоже есть, только совсем куцые, и использует их она не для полета, а для маневрирования.

Внешне мантикора похожа на помесь льва, орла и скорпиона. У нее отличное зрение, и, кружа под облаками, она способна углядеть желанную добычу за десятки миль. Увидев лошадь, корову, дикого ишака, человека или хоббита, мантикора мчится к выбранной жертве, никуда не сворачивая и не отклоняясь. За милю или чуть больше до цели она переходит на бреющий полет, и, если мишень все еще не видит приближающуюся опасность, мантикора внезапно выныривает из-за деревьев или крутого склона – и участь жертвы предрешена. Могучие лапы ломают позвоночник, когти вцепляются в шкуру или одежду, и мантикора взмывает в небо, как будто не замечая, что ее вес удвоился. Если добыча еще трепыхается, в ход идут зубы, а в особо сложных случаях и ядовитое жало на конце хвоста. Никто и никогда не вырывался из лап мантикоры.

Если разумный, которого мантикора выбрала своей добычей, успел заметить ее, еще когда она была маленькой точкой высоко в небе, у разумного есть шанс. Поймать момент, когда он на минуту выпал из поля зрения хищника, и укрыться, используя любые предметы и складки местности. Опытный маг может просто укрыться плащом, укрепив свою маскировку заклинанием отвода глаз, а очень сильный маг может, помимо себя, прикрыть и небольшой отряд.

Когда мантикора видит, что намеченная цель исчезла, она приземляется и начинает искать добычу. А поскольку слух и обоняние мантикоры немногим уступают ее зрению, она находит добычу всегда. И единственное, что может спасти разумного, – это драконья кость или рогатый посох. Мантикора дает своей жертве только один шанс – дождаться, когда она повернется спиной, и всадить в спину чудовища сотню миниатюрных волшебных молний, срывающихся с оконечности магического оружия. Обычное оружие тоже может ранить мантикору, но подойти к ней на расстояние удара мечом или копьем и остаться при этом в живых никому еще не удавалось. Стрелы же не причиняют мантикоре большого вреда, они ранят ее, отвлекают внимание, но никто еще не сумел одолеть мантикору без магического оружия. Правда, хазги говорят, что давным-давно Церег Отважный поразил мантикору тремя неоперенными стрелами, две из которых он всадил в глаза монстра, а третью – в сердце. Но я в это не верю – разве что та мантикора была готова издохнуть от старости.

Кстати, неправильно говорить о мантикоре “она”, мантикоры не имеют пола, как и половых органов. Они не способны размножаться, и никто не знает, где и как они появляются на свет. Первые мантикоры появились в конце Хтонского конфликта, и их было так много, что многотысячные армии в панике разбежались: аннурцы – на север, ганнарцы – на юг, и с тех пор Аннур и Ганнар ни разу не сходились на поле брани. С момента вторжения прошло уже почти сто лет, те твари, что рвали на части воинов великих держав, давным-давно издохли, но откуда-то появляются все новые и новые исчадия тьмы. С годами их становится меньше, но их число уменьшается слишком медленно, пройдет не одно столетие, прежде чем люди снова появятся в Могильных Пустошах. Где рождаются мантикоры? Этого не знает никто, и эту тайну я намерен раскрыть.

Разыскать в Средиземье живых мантикор оказалось несложно. Я наложил дополнительное заклинание на колдовское зеркало Нехаллении (теперь уже наше общее), и зеркало показало мне, где можно найти мерзких тварей. Только одна из них охотилась в северном Рохане, все остальные находились в пределах Пустошей. Их оказалось больше, чем я ожидал, – почти тысяча. Еще одна загадка – как они добывают в Пустошах потребное пропитание?

Я рассчитывал, что распределение мантикор по территории позволит определить, где располагается их гнездилище. Я узнал, где сейчас находится каждая мантикора, и, когда я спроецировал эти данные на карту, получилась столь удивительная картина, что маги аннурского университета наверняка присвоили бы мне звание доктора, если бы увидели ее.

Мантикоры располагались в строгом порядке в узлах квадратной решетки, точно выровненной по сторонам света и занимающей всю территорию Пустошей. Единственная мантикора, порхавшая над Роханом, не вписывалась в общую картину, но это не страшно – правил без исключений не бывает. Понятно, что они заняли такой порядок не по своей воле, значит, ими до сих пор управляет чья-то злая магия. И я разберусь, чья это магия.

Я сотворил заклинание перемещения и в мгновение ока оказался в самом центре Пустошей. В четверти мили к западу от меня находится одна из мантикор. Я немедленно захватил ее колдовским зрением – даже с моей силой надо быть предельно осторожным, находясь рядом с мантикорой. Я не стал налагать на себя невидимость и неощутимость – мантикора заметит меня по звуку шагов и запаху тела, а накладывать дополнительно неслышимость и необоняемость слишком утомительно даже для меня. Я хотел было сам принять облик мантикоры, но оказалось, что без соответствующих заклинаний тело мантикоры настолько неудобно и неповоротливо, что лучше оставаться хоббитом. А получить необходимые заклинания у меня не получится: схоларность не поможет, потому что у мантикоры нет мозгов, а глаз орла – потому что эти заклинания не направлены против меня.

В общем, я двинулся к мантикоре, не изменяя облика и не совершая никаких магических действий, чтобы не привлекать к себе внимания того, кто контролирует мантикор. Со стороны, наверное, я смотрелся забавно – маленький хоббит, ничем не вооруженный и промокший с ног до головы, отважно приближается к самому опасному хищнику западного мира, поминутно поскальзываясь на мокрой траве.

Когда до мантикоры осталось футов триста, я ощутил, как она встрепенулась. Странное оцепенение, в котором пребывала ее неразумная душа, мгновенно прошло, крупная голова повернулась на короткой шее, крылья растопырились, готовясь управлять движениями летящего тела, лапы напружинились, хвост загнулся к затылку, в жало на всякий случай скользнула капля нервно-паралитического яда. Десять ударов сердца, и инстинкт подсказал хищнику, что нужно делать.

До этого момента я видел мантикору только магическим зрением, и для меня стало неожиданностью, когда поросль неизвестного мне кустарника с колючими ветками как будто взорвалась, вытолкнув могучее темно-бежевое тело. Мантикора бесшумно прыгнула навстречу мне, и ее прыжок перешел в полет. Крылья встрепенулись, выравнивая воздушные потоки, обтекающие массивное туловище, а затем начали отклоняться к хвосту, готовя ускорение перед последним ударом. Я еле-еле успел подготовить заклинание, еще несколько мгновений, и мне пришлось бы стать первым из смертных, поразивших мантикору голыми руками. Славно, но глупо.

Но я успел сотворить заклинание, и мантикора зависла в воздухе. Волна маны гнала ее вперед, но она не перемещалась, она лишь едва заметно подергивалась вперед и назад – каждое мгновение мое заклинание исправно перемещало ее в исходную позицию.

С минуту я просто стоял и любовался зверем. Да, это страшное существо, уничтожившее за свою жизнь не один десяток людей, гномов, орков и хоббитов, но это не мешает ему быть прекрасным. Любое совершенство прекрасно, и совершенное орудие убийства не является исключением. Впечатление портит только очевидная безмозглость, заставляющая мощные лапы бестолково бить по воздуху, а глотку – издавать жалобно-удивленное повизгивание.

Повизгивание сменилось воплем, от которого у меня заложило уши, и я спешно установил вокруг полог неслышимости. Не хватало мне еще, чтобы родичи этой твари собрались посмотреть, что я с ней делаю. И вообще, хватит любоваться, пора заниматься делом.

Значит, так. Захватываем мыслеобраз, не такой уж он и большой, не более миллиона понятий, совсем тупая зверюга. Что у нас с кратковременной памятью? Фу, как плохо... У нее совсем нет чувства времени. Смена дня и ночи фиксируется? Нет? Она что, видит в темноте? Видит, и неплохо, хотя поле зрения весьма ограниченно. Посмотрим, что она помнит о последней охоте.

Снег? Точно снег? Точно, ошибка исключена. Сколько же она не ела? В Пустошах снег обычно ложится в декабре, а сходит в феврале. А судя по местности, в которой проходила охота, это не Пустоши, а либо Хазг, либо Рохан. Впрочем, не важно, климат там не сильно отличается от местного. Значит, она ничего не ела по меньшей мере девять месяцев. Что у нас с обменом веществ? Совершенно нормальная скорость для существа таких размеров. Что она там съела? Кажется, дикую лошадь. Этого ей могло хватить на месяц, не больше. Она что, была в спячке? Похоже на то. Что ее пробудило?

Ну это и ежу ясно – мое приближение. А что усыпило? Что-то магическое, сразу не разберешься.

Я направил на мантикору заклятие постижения правды. Стыдно признаться, но других заклинаний низшей магии я до сих пор не знаю – не удосужился выучить. Ясно, что постигать правду в ответах мантикоры бессмысленно – она не дает вообще никаких ответов, но сейчас мне не важно, какое заклинание налагать. Смотрим на ману... Похоже на какой-то усилитель. Фильтр маны между мной и ею... Повторное наложение... Да тут, пожалуй, не только усилитель, но и приемная антенна! Дистанционное управление, проще говоря. Куда ориентирована антенна? Точно не определить, но похоже, что никуда, при такой чувствительности ориентация не нужна. Значит, кто-то ею управляет...

А как насчет обратной связи? Сейчас она явно ничего не передает, я бы заметил, но в прошлом... Ага, вот и оно! Около восьми месяцев назад, ранней весной. Чужое прикосновение к долговременной памяти, чье-то магическое щупальце грубо и бесцеремонно роется в воспоминаниях, не обращая внимания на то, какую боль оно причиняет мантикоре.