Потом стали являться герои – странные существа, принадлежащие, на первый взгляд, к обычным разумным расам, они обладали силой и способностями, недоступными никому из смертных. Только что явившийся герой стоит в бою двух десятков обученных халфлингов, а по мере того, как герой набирается опыта, его силы быстро растут, и через несколько лет он становится практически неуязвим для обычных смертных. Дредвинг, изображенный на гобелене в гостиной, тоже был героем, но он не успел развить свои силы в должной степени до того, как погиб в битве за северный узел. Что такое узел? Не забегай вперед, Хэмфаст, всему свое время. Впрочем…

В обоих мирах от века была магия. Но пока не было хозяев, никто из разумных не умел пользоваться ею в полном объеме. Только хозяева могут вникнуть в суть магии, только они могут творить по-настоящему могущественное волшебство. Что доступно шаману-халфлингу, если вдуматься? Сотворить огнешар, вылечить живое существо, очистить землю от заразы, вот и все. А хозяева… нет, это бессмысленно объяснять, это надо видеть. Вот, например, василиск, откуда, думаешь, он взялся? Из круга призвания, Оберик его призвал… первого, пожалуй, с год назад, а второго где-то с полгода… или раньше это было… да неважно! Короче, василисков Оберик призвал… откуда? Не знаю, принято говорить, что твари призываются, а не сотворяются, а откуда, пожалуй, только одному Оберику и ведомо.

Каждое заклинание требует маны. Мана берется из двух источников – от шаманов и от узлов. Каждый шаман постоянно дает хозяину немного маны, совсем чуть-чуть, но шаманов много и суммарная магическая дань весьма впечатляюща. А узлы… один узел в среднем дает столько же, сколько четыреста-пятьсот шаманов. Что представляет собой узел? Да что угодно! Роща, озеро, вулкан… Любой шаман чувствует за десятки миль силу, идущую от узла, и не только разумные существа чувствуют эту силу. Вокруг каждого узла неизбежно собираются разнообразные твари, которых притягивает поток магии. Говорят, что сами узлы обладают зачаточным разумом и что это они притягивают тварей, чтобы защитить себя… а кто его знает, от чего… про узлы много всего говорят…

Около Сакред Вейла есть два узла – северный и южный. Северный – это роща на берегу озера примерно милях в двухстах к северу и чуть западнее. Раньше там жили каменные куропатки и медведи, а когда войско Дредвинга выбило их из узла ценой своих жизней, там поселился магический дух, собирающий ману и пересылающий ее Оберику. А чтобы твари снова не захватили узел, Оберик разместил там гарнизон.

А южный узел – это вулкан на юго-юго-запад от города, на правом берегу Валуина. Валуин – это река такая, широкая, глубокая и судоходная. И рыбы там много ловится. Так вот, если переправиться по мосту через Валуин, миль через сто будет потухший вулкан. Там раньше спон жил, Оберик долго боялся с ним связываться, а когда пришло время, его прибили быстро и вообще без потерь. Спон – это ведь такая тварь, что приближаться к ней вплотную не следует, а издали расстрелять не так уж и сложно. Вот с куропатками так не получится… Почему? Да потому что куропатки летают! Спон, впрочем, тоже летает, но низко-низко и очень медленно, а куропатки, считай, обычные птицы во всем, кроме каменного прикосновения. Что такое каменное прикосновение? Помнишь, что с тобой было, когда с василиск на тебя посмотрел поверх очков? Это каменный взгляд. Василиск умеет обращать в камень взглядом, а каменные куропатки так не могут, им надо коснуться противника, хоть клювом, хоть лапой, хоть крылом. И броня от каменного прикосновения не защищает вообще никак. Теперь понял, почему Дредвинга на той картине так перекорежило? Давай, что ли, выпьем за упокой великого героя. Хоть и не успел он войти в великую силу, но его дух пожалуй, никто из героев не превзошел да и не превзойдет.

Зачем василиску очки нужны? Неужели еще не понял? Чтобы каменный взгляд нейтрализовать. Когда василиск через закопченное стекло смотрит, от его взгляда никакого вреда нет. Только василиск все время очки то снимает, то перекашивает, одна морока с ним. Думаешь, почему бестиарий в стороне от города размещается? Вот как раз поэтому. Ладно, хорошо мы с тобой поговорили, да язык уже заплетается, пора на боковую. Эля, возьми одеяло да постели Хэмфасту в пустом доме. Да заодно постель ему согрей, а то небось, как выздоровел, сразу тяга к жизни зашевелилась? Да не красней ты, и не обижайся, чего тут обижаться? Эля мне не жена, она солдатка, поделиться солдаткой хозяину не зазорно. Ладно, потом расскажешь, какие в вашей Хоботании законы, а я спать пойду, глаза уже слипаются.

6

Я проснулся от жажды и немного болела голова, хорошо, что заботливая Эля вчера догадалась поставить кувшин с пивом у изголовья. А вот и она, кстати, лежит, посапывает и чему-то радостно улыбается во сне. Я опохмелился и начал размышлять о том, что узнал вчера, а в особенности о том, что узнал в самом конце.

Халфлинги, так же, как и хоббиты, живут семьями. Вот только семьи у халфлингов бывают разными. В поселениях фермеры, лесорубы и шахтеры живут в основном так же, как и хоббиты. Не совсем так же хорошо, как в Хоббитании, нет у местных жителей таких же четких и правильных законов, и не в столь полной мере у халфлингов выражено законопослушание, но все равно, у большинства халфлингов семейная жизнь более-менее пристойна по хоббичьим меркам. А вот солдаты… Солдаты не имеют постоянного дома и постоянного имущества, все, что есть у солдата – это оружие, броня, да рюкзак с неприкосновенным запасом продовольствия. Солдат не имеет своей воли, он идет туда, куда прикажет хозяин и делает то, что прикажет хозяин, не щадя ради хозяина ни своей жизни, ни чести, ни вообще ничего. Большую часть времени солдаты проводят не в походах, а в гарнизонах, они оттачивают воинское мастерство, следят за порядком в городах и поселениях, отражают набеги рейдеров и монстров, когда такие набеги случаются. Чтобы солдаты не чувствовали себя ущербными и чтобы ремесло солдата было не позорным, а почетным, каждому солдату полагается солдатка – жена не жена, шлюха не шлюха, а так, что-то среднее. Когда солдат прибывает в гарнизон, ему немедленно выделяют дом, хозяйство и солдатку как приложение. Пока солдат в гарнизоне, она ему как жена, а прикажет хозяин отправиться в поход, и уходит солдат, а солдатка его остается, ждет, когда другие солдаты придут в гарнизон. А придет солдат служить на новое место, местный староста прикажет построить для него новый дом и выдаст новую солдатку.

Вот так и получается: на первый взгляд семья, а на второй – сплошное непотребство. Солдат не привязывается к временной жене, ведь в любой момент он может отправиться в дальний путь по слову хозяина, и неизвестно еще, дойдет ли солдат живым до конца пути. Зачем впускать в сердце глубокие чувства, если знаешь, что все равно придется расставаться? Лучше уж жить так, чтобы не страдать, когда настанет время разлуки. И солдатка солдату чаще всего не столько жена, сколько рабыня, а дети не столько дети, сколько бесплатные помощники на побегушках. А то и хуже бывает…

– Юрген еще ничего, – говорила Эля, когда вчера мы бок о бок лежали под одеялом, – он, по крайней мере, Шаню не трогал, пока жива была, а вот до Юргена был у меня Фобер… я еще тогда в городе жила… так он… нет, Хэмфаст, не буду я говорить об этом, до сих пор горько и противно.

– Шаня – это кто? – спросил я.

– Дочь моя. Умерла она… уже с полгода, пожалуй, у нас тогда только-только второй василиск поселился. Гуляла в лесу, не знаю уж, чего она там делала, цветы собирала или за бабочками гонялась, вышла на поляну, не осмотревшись, и столкнулась с василиском нос к носу. А у него как раз очки сползли в очередной раз… Шаня маленькая была, худенькая, Юрген сразу же к ней бросился, а уже поздно было. Так и лежит с тех пор булыжник на краю леса.

Не знаю, как бы я отреагировал на эти слова, будь я трезв, а вчера я просто пробормотал что-то невразумительное, отвернулся от Эли и заснул. А сегодня это кажется уже совсем далеким и каким-то неважным, что ли…

Я осушил вторую кружку и поставил ее на тумбочку в изголовье кровати. Слишком громко поставил, не рассчитал. Эля немедленно открыла глаза, помотала головой и села, даже не потрудившись прикрыть одеялом обнаженную грудь.

– Ой, прости меня, Хэмфаст, – сказала она, – я ведь тебе так и не дала вчера. Не обижайся, я сейчас…

Я поспешно вскочил с кровати и потянулся за штанами. В глазах Эли проступила обида.

– Брезгуешь…

– Да ты что, Эля!

– Брезгуешь. Старая я стала. Боюсь, Юрген последним моим мужем будет. Уйдет он вместе с тварью своей, останусь я никому не нужна, одна дорога останется – на алтарь.

– Как это на алтарь? – не понял я.

– Как-как… из одного халфлинга можно получить один миллидух маны. Если правильно совершить умерщвление.

– Так это… так что, у вас жертвоприношения практикуются?

– Какие же это жертвоприношения? Это не в жертву, это чтобы ману извлечь. Разве ж это жертвоприношение?

Меня передернуло. Что за гнусный мир! И мне ведь предстоит прожить в нем всю оставшуюся жизнь! Интересно, хватит у меня сил и умения изменить этот мир? Или мне придется принять его таким, какой он есть? Лучше бы не пришлось.

7

Я сижу на лужайке в позе болотной кувшинки, напротив меня сидит Юрген, за ним высится гигантская туша василиска, еще один василиск пасется поодаль, он попадает в поле зрения, если сместить голову чуть правее. Я говорю Юргену:

– Ты же умеешь творить заклинания! Ты только что совершил излечение этого кузнечика, разве ты не почувствовал последовательность действий? Ты открыл его душу, проник во второй слой, получил свойство здоровья, увеличил до максимума, а потом сохранил все изменения двумя элементалами.

Юрген качает головой, скептически ухмыляясь:

– Я просто выполнил заклинание излечения, единое и неделимое. Все очень просто, Хэмфаст. Вы, хоббиты, умеете расчленять заклинания на составные части, а нам, халфлингам, это недоступно, пусть во всем остальном мы неотличимы. Я никогда не научусь высшей магии.

Он прав, и я это понимаю, но должен же я что-то сделать для того, кто спас мою жизнь! И я говорю:

– Хорошо, Юрген. Пусть я не могу научить тебя высшей магии, но я дам тебе воспользоваться ее плодами. Отныне ты неуязвим.

И я накладываю на него соответствующее заклинание.

Юрген не понимает меня.

– Отрежь себе палец, – говорю я.

Юрген смотрит на меня непонимающим взглядом, и в его глазах неверие.

– Позволь, я ударю тебя, – говорю я, – тогда ты поймешь, какое заклятие на тебя наложено.

Он медленно кивает, и я бью его кулаком в левую скулу, не очень сильно, но ощутимо. Голова Юргена резко дергается, он осторожно касается щеки, мотает головой, касается щеки еще раз. Он вытаскивает кинжал из ножен, висящих на поясе, зажмуривает глаза и… я отворачиваюсь, это слишком противно. Я слышу мерзкий хряск, тихое бормотание Юргена, несомненно, ругательство, а потом я поворачиваюсь обратно и вижу, как Юрген, широко распахнув глаза и отвалив нижнюю челюсть, смотрит на то, как у него медленно отрастает палец. Потом Юрген берет в руку отсеченный палец, вертит его туда и сюда, а потом поднимает глаза и говорит:

– Сдается мне, что теперь я твой должник.

8

Я стою перед василиском. Я активировал заклинание неуязвимости и каменный взгляд мне больше не страшен. Я изучаю то, что творится в душе твари.

А ничего особенного там и не творится. Формула каменного взглядана языке высшей магии совсем проста, я без особых проблем могу наложить такое заклинание на себя или на кого-то другого. Я даже мог бы подарить это заклинание Юргену, но он не сможет включать и выключать каменный взгляд, как не может этого делать василиск, а будучи постоянно включенным, это заклинание не принесет Юргену ничего хорошего.

На василиска наложено еще одно заклинание, но оно совсем слабое, оно просто чуть-чуть увеличивает ловкость. В остальном василиск – обычная безмозглая тварь, примечательная лишь размером и физической силой.

Остается непонятным только одно – как бистмастеры ухитряются управлять этой гигантской тварью. Я прошу Юргена как-нибудь покомандовать василиском, он заставляет тварь сделать несколько шагов туда и обратно, и я испытываю разочарование. Это реализовано изящно, но просто до примитивности – василиск воспринимает внешние команды как свои собственные желания и все, больше говорить не о чем.

Даже гигантские пауки, живущие в лесу по соседству, устроены посложнее. На них наложено целых три заклинания – повышение ловкости, паутина и яд. Юрген и другие бистмастеры говорят, что это не заклинания, а свойства, присущие паукам от природы, но я, в отличие от них, умею проникать взглядом в суть вещей, и я знаю, что это заклинания, и неважно, наложены они магом или от природы присутствуют в душе паука.

Кажется, я уже сделал все дела, какие только можно сделать в этой зеленой долине между гор. Большой мир ждет меня. Мне осталось только одно – мне кажется несправедливым, что прекрасная душа Эли заключена в стареющее тело женщины-халфлинга. Пожалуй, я наложу на нее заклинание, которое даст ей красоту и бессмертие.

9

Бескрайнее небо простирается впереди и сзади, справа и слева. Только далеко-далеко внизу видны горные скаты, поросшие лесом, но они так далеко, что кажутся нарисованными на гигантском полотнище, растянутом по земле, а нерукотворный каменный мост, по которому идем мы с Юргеном, воспринимается как единственный реальный объект на многие мили вокруг. Крупная птица неподвижно висит в восходящем воздушном потоке футах в двухстах ниже уровня моста – для Юргена это привычное зрелище, а меня оно потрясает до глубины души.

Мы достигаем верхней точки моста и я вижу цель нашего путешествия – Сакред Вейл. Небольшой городок по меркам Средиземья, населения на глаз всего-то тысяч восемь, является одним из крупнейших городов на всем Арканусе. В небо вздымается белая башня собора и грязно-серая башня гильдии алхимиков, из трубы на крыше которой струится легкий дымок. В городе видно еще два или три источника дыма, Юрген говорит, в Вейле есть металлургический завод и много мастерских, изготавливающих из свежевыплавленного металла разнообразные орудия труда и войны. На краю пропасти распростерла гигантские крылья ветряная мельница чудовищных размеров, интересно, как используется столь огромное сооружение? Передает вращение станкам в мастерских? Оригинально.

Город стоит на ровной площадке, волей майаров или игрой случая возникшей посреди лабиринта острых скал и отрогов, только один путь ведет отсюда в большой мир, и этот путь перегорожен тридцатифутовой белокаменной стеной с воротами, четырьмя башнями, по две по каждую сторону от ворот, рвом и подъемным мостом на толстых цепях. Юрген говорит, с другой стороны есть еще два спуска, и оба тоже надежно защищены стеной и потому Сакред Вейл практически неприступен для нелетающей армии.

Скальный мост, наконец, кончается, мы оказываемся на твердой земле и я непроизвольно вздыхаю с облегчением. К нам приближаются два халфлинга, у них нет никакого оружия, кроме коротких кинжалов, и одеты они в обычные куртки и штаны, но я сразу понимаю, что это воины, солдаты, как здесь говорят. Не знаю, почему я так решил, но есть что-то неуловимое в их походке, движениях, взглядах, что позволяет безошибочно определить воинское умение. А тот, кто идет чуть впереди, пожалуй, не простой воин, а командир, по меньшей мере, сотник.

– Привет, Юрген! – крикнул он. – Кого это ты привел к нам? Твой сын, вроде, моложе.

– Привет, Ясенгард! – отозвался Юрген. – Это не Честер, Честер, действительно, намного моложе, – Юрген усмехнулся. – Его зовут Хэмфаст, это молодой сын Творца.

– Сын Творца? – Ясенгард выглядел удивленным. – Когда я только-только прошел курс молодого бойца, дети Творца уже давно не появлялись в Вейле. Очень странно.

– Это не самое странное, – продолжал Юрген, – он помнит мир, из которого пришел сюда.

Ясенгард хмыкнул.

– А ты уверен, как там тебя… Хэмфаст… ты уверен, Хэмфаст, что это действительно воспоминания, а не галлюцинации? В первые дни после Пришествия чувствуешь себя довольно странно, я, правда, не слышал, чтобы у кого-то начинались глюки, но…

– Я абсолютно уверен, что это не галлюцинации, – сказал я. – Я помню, что мой мир называется Средиземье, а моя страна называется Хоббитания.

– А как зовут твоего хозяина? – спросил Ясенгард.

– У нас нет никаких хозяев. В Хоббитании хоббиты… так у нас называются халфлинги… так вот, хоббиты живут кланами, и во главе каждого клана стоит вождь, но он – обычный хоббит, просто более достойный, чем другие, в нем нет ничего сверхъестественного.

– Значит, в ваш мир хозяева еще не явились, – заявил Ясенгард. – Живете в дикости и варварстве, как наши предки до Оберика.

– Мы не живем в дикости! – возразил я. – У нас есть законы, ремесла и магия – все, что делает народ цивилизованным.

– Только присутствие хозяина делает народ цивилизованным. Разве могут халфлинги, предоставленные самим себе, построить город? А ведь мало просто построить город, в городе надо построить собор или хотя бы часовню, и только потом можно начинать обучение шаманов. Да, впрочем, разве магия шаманов – это настоящая магия? Ты просто не видел, на что способна магия Оберика!

– Я видел василиска и пауков. Я понял все заклинания, наложенные на них, и могу в точности повторить каждое из них. И я умею многое, что в вашем мире недоступно халфлингам.

– Ну тогда покажи что-нибудь, – скептически произнес Ясенгард.

Я открыл низший уровень его души и запустил заклинание перемещения. Ясенгард нелепо взмахнул руками, когда земля ушла из-под ног, но быстро овладел собой и даже сумел состроить непроницаемое лицо, когда я поднял его на двести футов над землей. Все халфлинги, находившиеся неподалеку, дружно задрали головы к небу и разинули рты. Я зафиксировал Ясенгарда в воздухе и поднялся к нему тем же заклинанием.

– Ну как? – спросил я.

– Сильно. А теперь опусти меня на землю.

Мы опустились, Ясенгард помотал головой и полез во внутренний карман куртки. Он вытащил трубку, закурил, сделал пару жадных затяжек, и только после этого его руки перестали дрожать.

– В твоем мире это умеют все халфлинги? – спросил он.

– Нет, – ответил я, – только я один.

– Ты такой сильный шаман?

– Я не шаман, я – маг.

– Магов-халфлингов… гм… нет, к тебе это не относится. Значит, ты сильнейший маг своего народа. А как вышло, что ты оказался здесь?

– Мой учитель Уриэль открыл способ перемещаться в иные миры. Он взял меня с собой, но вышло так, что только я смог совершить перемещение. Уриэль остался в Средиземье, и без его помощи я не могу вернуться обратно.

Ясенгард озадаченно потряс головой.

– Ты только что говорил, что ты – сильнейший маг своего народа. И вдруг оказывается, что твой учитель сильнее тебя. Как это понимать?

– Очень просто. Мой учитель – не хоббит, он эльф.

– Эльф? Как эльф может быть учителем халфлинга, если эльфы и халфлинги живут в разных мирах?

– Это у вас, почтенный Ясенгард, эльфы и халфлинги живут в разных мирах и служат разным хозяевам. А у нас, в Средиземье, хоббиты и эльфы от века жили бок о бок, пока не случился Эльфийский Исход и эльфы не покинули Средиземье. Только восточные эльфы Авари…

– Стоп, стоп, стоп! – перебил меня Ясенгард. – Ты еще успеешь рассказать историю своего мира в другой раз. Значит, ты умеешь летать сам и поднимать в воздух других…

– Он еще умеет давать неуязвимость, – вмешался Юрген.

– Это как?

Юрген вытащил кинжал и одним резким движением отсек себе палец. Меня передернуло. Понятно, что ему ничего не грозит, но это же больно! Юрген не закричал и не застонал, он только слегка поморщился. Кровь мгновенно остановилась, а затем обрубок начал расти прямо на глазах и уже через минуту на руке Юргена вырос новый палец. Трубка Ясенгарда потухла, а его руки снова начали трястись.

– Мда… – наконец сказал он, – не знаю, что и сказать по этому поводу. Нет, я не могу принять решение! – резко и как-то мучительно выкрикнул он. – Пойдем к бургомистру.

И мы пошли к бургомистру.

10

Мы стоим перед собором Сакред Вейла. Гигантское здание из белого камня, увенчанное тонкой изящной башней, пронзающей облака. Я чувствую мощнейший источник маны, берущий начало на алтаре, скрытом точно под башней. Это не совсем источник, сам по себе собор генерирует совсем немного маны, гораздо больше магической энергии аккумулируется из ближайших окрестностей, отовсюду, где есть шаманы. В Сакред Вейле обитает около пятисот шаманов, и каждый из них отдает собору примерно миллидух маны в день.

Странно здесь меряют магию, миллидух – вовсе не абстрактная единица, как я думал вначале. Миллидух – это одна тысячная количества маны, потребного для того, чтобы поддерживать существование одного магического духа в течение одного месяца. А магический дух – одно из простейших магических существ, не умеющее почти ничего, кроме как черпать энергию из магического узла и пересылать ее хозяину. Василиск потребляет маны в семь раз больше, чем дух, и несложно подсчитать, что всей магической энергии этого города не хватит даже на то, чтобы поддержать существование двух василисков, пасущихся в бестиарии, не говоря уже о пауках, плетущих сети неподалеку от василисков. Только энергия магических узлов позволяет Оберику держать в своем войске этих тварей.

Ясенгард толкнул дверь собора и мы вошли внутрь. Многочисленные фрески и статуи должны повергать каждого входящего халфлинга в глубокое мистическое потрясение, но какое мне дело до этого? Я-то знаю, что аккумуляция маны не несет в себе ничего сверхъестественного. Ясенгард немедленно опустился на колени перед фреской, изображающей халфлингов, занятых каким-то сложным обрядом, а я двинулся вглубь собора.

Откуда-то появился пожилой седовласый халфлинг в длинном белом балахоне.

– Что привело тебя сюда, брат мой? – обратился он ко мне, и меня чуть-чуть покоробило. Я сразу понял, что «брат мой»– это не более чем вежливое обращение, но, все равно, как-то неприятно слышать, как совершенно посторонний человек называет тебя братом.

– Я хотел бы побольше узнать о мире, – ответил я.

– Кто ты? – немедленно поинтересовался мой собеседник.

– Я прибыл в этот мир совсем недавно и еще не получил определенного статуса.

– Ты из детей Творца? – изумился халфлинг. – Уже около десяти лет в Сакред Вейл не приходили дети Творца. Твое явление поистине удивительно.

– Нет, почтенный, – сказал я. – Мое появление еще более удивительно. Я явился в Арканус из другого мира, и этот мир – не Миррор.

– Ты говоришь глупости, юноша, не существует других миров помимо Аркануса и Миррора.

– Может, ты еще скажешь, что любое заклинание едино и неделимо? – усмехнулся я.

– Конечно!

– Может, ты скажешь, что халфлингам недоступна иная магия, кроме метания огнешаров, излечения живых существ и дезактивации местности?

– Конечно.

В этот момент Ясенгард, завершивший, наконец, сложный ритуал входа в собор, вмешался в разговор и испортил мое нехитрое развлечение.

– Приветствую тебя, почтенный Атлон, – сказал он. – Я хочу увидеть бургомистра по неотложному делу.

– В чем состоит твое дело? – спросил Атлон, подозрительно косясь на меня.

– Этот почтенный халфлинг, – Ясенгард показал на меня, – его зовут Хэмфаст, он молодой сын Творца, он только что прибыл в Арканус, но он помнит, что с ним происходило в предыдущей жизни в ином мире, и он владеет невиданной магией.

Атлон состроил скептическую гримасу.

– Невиданной магией? Ну-ну… – и скрылся в полумраке.

– Зря ты начал шутить над ним, – прошептал Ясенгард. – Это священное место, шутки здесь неуместны. Надеюсь, Буридан сделает скидку на то, что ты еще не знаешь наших законов.

– Буридан – это кто? Бургомистр?

Ясенгард кивнул и началось долгое ожидание. Я отметил, что Ясенгард заметно нервничает. Непонятно, ведь воин на то и воин, чтобы воспринимать спокойно и без лишнего волнения все, что только может встретиться на его пути. У нас юношей-хоббитов учат этому в первые же месяцы обучения воинскому делу. Может, Ясенгард ощущает потоки злой силы, концентрирующиеся вокруг алтаря? Нет, вряд ли, он же воин, а не шаман.

Атлон выплыл из темноты, как мантикора из тьмы сарая в тот вечер, когда почтенный Никанор принял глупую смерть. Интересно, почему я вспомнил сейчас именно об этом? Предчувствие?

– Почтенный Буридан готов принять вас в малом кабинете, – сказал Атлон, и мне сразу бросился в глаза резкий контраст между медоточивым тоном, которым были произнесены эти слова, и злой торжествующей усмешкой, скрытой в глубине прозрачных стариковских глаз.

Ясенгард уверенно шагнул в темноту, и я последовал за ним. Как только мы покинули круг света, образованный небесным светом, проникающим под своды собора сквозь гигантское круглое окно в центре фасада, сразу оказалось, что темнота не так уж и непроницаема, что она кажется таковой только по контрасту. Ясенгард целеустремленно шагал к неприметной лестнице в темном углу, я следовал за ним и наши шаги отдавались гулким эхом в гигантском зале. Непонятно, какой смысл строить в таком маленьком городке такое огромное святилище. Неужели этот алтарь не может работать так же эффективно в маленькой деревянной часовне?

Мы поднялись на второй этаж и свернули в полутемный коридор, освещенный лишь острыми лучами небесного света, врывающимися сквозь узкие бойницы. Странное зрелище – будто огненные мечи пронизывают тьму частой гребенкой, их сверкающие лезвия серебрятся тысячами пылинок, танцующих в потоке света, как птицы танцуют в потоке воздуха, и от этого тьма между бойницами кажется еще более непроницаемой.

Я заметил охрану бургомистра только тогда, когда мы подошли к массивной дубовой двери в конце коридора. Двое воинов-халфлингов в легких кольчугах и примитивных шлемах-шишаках с короткими прямыми мечами на поясе. Приглядевшись, я различил два прислоненных к стене маленьких круглых щита из толстой кожи на деревянном каркасе. Рядом с щитами лежали две пращи, а рядом с каждой – увесистый мешочек, очевидно, с боеприпасами. Что-то в этих пращах показалось мне необычным, но я так и не понял, что именно – призрачный свет, не рассекающий тьму, а лишь усугубляющий ее, не позволяет различать все подробности окружающих предметов. Теперь понятно, почему в этом коридоре такое странное освещение – злоумышленник заметит охрану не раньше, чем получит камнем в лоб. Но почему у них такое примитивное оружие ближнего боя? Я более пристально вгляделся в короткий меч-огрызок одного из охранников и понял, что не все так просто – от меча ощутимо тянет магией.

– Почтенный Буридан ждет меня, – сообщил охранникам Ясенгард и постучался в дверь. Охранники не обратили на эти слова никакого внимания, они пристально разглядывали меня и под их взглядами я почувствовал себя немного неуютно. Голос из-за двери что-то неразборчиво прокричал, Ясенгард открыл дверь и мы вошли внутрь.

Кабинет бургомистра, против ожидания, оказался совсем крошечным, примерно десять на десять футов. Большую часть его площади занимали три составленных вместе письменных стола, сплошь заваленные свитками пергамента и папируса. Роскошное деревянное кресло с резными подлокотниками, в котором сидел маленький толстенький халфлинг неопределенного возраста, резко контрастировало с предельно функциональным стилем убранства этой комнаты. Позже я узнал, что у бургомистра есть другой, куда более представительный, кабинет для официальных приемов, а эта каморка служит ему только для повседневной работы и то, что нас пригласили именно сюда, могло означать одно из двух – либо большую честь, либо столь же большое недовольство, а реально это означало… но по порядку.

Несколько секунд Буридан напряженно вчитывался в очередную бумагу, не обращая на нас никакого внимания, потом он поднял близоруко прищуренные глаза, пристально вгляделся в меня (если его прищур действительно вызван близорукостью, то безуспешно), перевел взгляд на Ясенгарда и раздраженно воскликнул:

– Ну когда вы научитесь не дергать меня по самому ничтожному поводу! Ясенгард, ты что, забыл законы хозяина?

– Я помню законы хозяина, – возразил Ясенгард, – но я считаю, почтенный Буридан, что в этом случае эти законы неприменимы.

– Не тебе решать, когда законы применимы, а когда неприменимы! Законы применимы всегда!

Странно, Буридан сказал сущую правду, но мне кажется, что в его словах есть что-то неправильное. Может, это оттого, что я уже привык жить вне закона?

Буридан тем временем продолжал:

– Охрана! Этого халфлинга на алтарь, а ты, Ясенгард, впредь не забывай, что исполнение законов – долг каждого, а не только бургомистра.

Меня будто ударили по голове орочьей дубинкой. Мне показалось, что я ослышался, конечно, я ослышался, этот пожилой близорукий халфлинг просто не мог просто так взять и отправить меня на смерть! Я не заметил, как открылась дверь позади меня и только охранник, с силой дернувший меня за левую руку, вывел меня из странного оцепенения.

Тело отреагировало само, как учил целую вечность назад Ингрейд, инструктор по рукопашному бою. Я уперся, дернув телом обратно, а когда противник, все еще находящийся за спиной и потому невидимый, дернул сильнее, я подался навстречу его движению, резко развернувшись лицом к нему, моя правая рука совершила размашистое, но плавное движение, будто целясь ударить в лицо, но не рассчитав траектории удара, не было смысла блокировать это движение, и мой противник не стал этого делать, он просто откинул голову назад, уходя из-под удара, но привнося в свою позу неустойчивость, и моя рука завершила движение, разместившись внутри локтевого сгиба его правой руки. Ой, как плохо! Второй халфлинг заходит сбоку, намереваясь вступить в бой, теперь нельзя продолжать начатый прием до логического завершения, весь план боя приходится менять прямо на ходу, но ничего, в учебных боях бывали ситуации и посложнее. Я шагнул вперед, с силой толкнув левой рукой, все еще пребывающей в тисках противника, его предплечье и оказалось, что теперь поймана на захват не моя рука, а его, и этот захват вот-вот перейдет в болевой прием.