Август. 2

Сетевой адрес на листке стоял тот же, что и в утренней рекламе. Городского не было.

– Обратиться к вам? – зло спросил Егор. – А с чего вы взяли, что я вам нужен? Или вы – мне. Откуда вам знать, какие у меня требования?!

Это уже смахивало на истерику, и Егор, взяв себя в руки и прекратив махать кулаками, вернулся к дивану.

– Может, я потребую квартиру, – сказал он уже спокойнее, но по-прежнему обращаясь к стене. – Как у Маришки квартиру. Нет, больше. Еще больше. А?! И зарплату в десять тыщ. Слабо?

Экран моргнул и самовольно вывел сообщение:

СМОТРИ НА ЖИЗНЬ РЕАЛЬНО.

Кажется, это был отрывок из первого послания, того, что Егор получил в пять часов. Как и почему он здесь появился, Егора почти не волновало. Он чувствовал, что сходит с ума. Медленно. Так намного больнее.

– Ладно, – сказал он. – Десять, конечно, многовато. Меня устроит семь.

По стене тут же пробежала новая строка:

БОЛЬШИЕ ДЕНЬГИ – ЭТО РЕШЕНИЕ БОЛЬШИХ ПРОБЛЕМ. ОБРАТИСЬ К НАМ.

– Надо понимать как согласие, да? Слушай, а может, ты и плясать умеешь?

Монитор секунду подумал и переключился на спортивный канал. Егор собрался принять холодный душ, но, когда встал, обнаружил, что все это время сидел на – пульте. Удивляясь своей выдержке, он сел обратно, так, чтобы пульт оказался под правой ягодицей, и поерзал. Все получалось. Спорт, музыка, новости – программы сменяли одна другую, едва он переносил центр тяжести. При определенной тренировке Егор, вероятно, смог бы работать с приходящими сообщениями и даже редактировать текст.

Это было забавно. Он заставил материться Холуя, но чтоб научить телесеть спорить с абонентом… А не сделать ли на этом карьеру? «Егор Соловьев, артист оригинального жанра. Диалог с унипечью и стиральной машиной. Выполняется без рук».

Он откинулся на спинку и захохотал – тяжело и напряженно, как настоящий душевнобольной.

Нет, он еще не совсем сошел с ума, чтобы поверить в такое совпадение.

– Не дождетесь, – прошептал Егор, вытирая слезы. – Ловко вы это… с пультом.

Экран не реагировал. Мускулистая женщина, обливаясь потом, тащила на шее стальной шар, а сзади ее догоняли еще две – тоже в поту и тоже с шарами. Зрители на трибуне под наклонным козырьком прыгали и орали. Комментатор посетовал, что не в силах предсказать, какая из спортсменок придет первой. Егору это почему-то было неинтересно.

Сменив шорты на более строгие бриджи, он надел свежий плащ и вышел из дома.

Егор часто обещал себе стать жестким и предприимчивым, но сегодня это было всерьез. Пусть его не. восстановят, пусть ему дадут самую гнусную характеристику, но деньги, жалованье за целый месяц, они вернут. Ему даже не нужно обращаться к адвокатам, его правота очевидна. И шеф, старый бурдюк с жиром, это признает. А за глупую шутку с конвертом он извинится – публично.

Егор свернул к платформе и глянул на расписание. Дневные электрички ходили не так часто, как утренние и вечерние. Ближайшая – через десять минут.

Почему на всей планете существует только одна транспортная камера, было загадкой для многих, но по-настоящему этим вопросом люди задавались, лишь когда им приходилось ждать – на платформе, в зале аэропорта, в автомобильной пробке.

Колонисты предусмотрели практически все, но с транспортом как-то промахнулись. Уникальная система внепространственного переноса, с помощью которой на Близнец забросили тысячи единиц техники и миллионы тонн готовых стройматериалов, использовалась исключительно для дальней связи. Принципа работы этой системы Егор, понятно, не знал, но он сильно сомневался, что ее нельзя было приспособить для коротких расстояний. Он представил себе, как за секунду перемещается от дома до работы, за секунду оказывается где-нибудь на Западном материке и за ту же секунду попадает обратно, – и не смог найти причин, помешавших колонистам установить на Близнеце эти штуковины. Здесь осталась лишь первая – ее доставили «своим ходом», на космическом корабле, но без пары она была бесполезна. Кстати, ее пара на Земле давно вышла из строя, поэтому канал Земля – Близнец тоже не действовал. На Земле у Егора никаких дел не было, зато на работу он ездил каждый день.

Температура, как он и ожидал, поднялась до шестидесяти с гаком. Быстро ходить в такую жару было опасно, поэтому на путь от платформы до здания метеослужбы Егор потратил почти столько же, сколько просидел в электричке. Пройдя за тройные двери, он разделся и не спеша, чтобы не сбить дыхания, поднялся на второй этаж.

– Что вы хотите? – пресно молвила секретарь. Вот как. На «вы».

– Мы хотим пообщаться с начальством, – слегка манерничая, ответил Егор.

– На предмет?

– На предмет денег, – твердо сказал он.

– Простите, не понимаю.

– Это уже перебор. Шеф на месте?

– Гражданин, а вы не ошиблись? – вполне искренне удивилась она.

– Ну хватит, хватит. Еще скажи, что не узнаешь.

– Предупреждаю: я вызвала охрану.

– Зачем? – в свою очередь удивился Егор.

– Сейчас объясним…

В коридоре показались двое – оба жили по соседству, и Егор частенько ездил с ними в одном вагоне. Охранники взяли его под локти и оттеснили к окну.

– Влад… Да Влад же! Костя! Вы что, разыгрываете меня?

– Не знаю, откуда вам известны наши имена, но то что они вам известны, это не в вашу пользу, – длинно объявил Костя.

– Чего надо? – спросил Влад.

– К шефу я, за деньгами. Он, когда меня рассчитывал, вместо денег…

– Выбирайте, – перебил его Костя, – либо уйдете сами, либо поедете в полицию.

– Вы что, мужики?.. – опешил Егор. – Вы меня не узнаете?

– Я повторяю вопрос и вызываю наряд.

– Да вы… как… – Егор поперхнулся и, выдернув руки, пошел к лестнице. – Это он вас заставил? Шеф заставил, да? Смешно, мужики. Смешно и глупо. Я на вас в суд подам.

Он налетел плечом на Веронику, и та чуть не свалилась за низкие перила. Егор корректно поддержал ее за талию, но она почему-то взвизгнула.

– Ребята, что вы смотрите?! – закричала Вероника. – Ненормальный какой-то! Зачем его пустили?

Костя с Владом снова двинулись на Егора, и он, оценив суровость их физиономий, поспешил к выходу.

На полдороге к платформе, сняв капюшон и задрав лицо к белесому небу, стояла Маркова.

– Надень немедленно! – велел Егор. – Шестьдесят пять, не меньше. Так врежет – до больницы не довезут.

– Что вы хотите? – спросила она, совсем как секретарь.

Глаза у Маришки были заплаканные. В смысле – красные. Слезы при шестидесяти пяти в континентальной зоне высыхали прямо на щеках.

– Мы хотим… – горько проговорил Егор. – Маришка… Я Соловьев! Ты тоже меня не помнишь? Как же это, Маришка? Как же?..

– Простите. Я не знаю, в чем ваша проблема, но никаких Соловьевых…

– Да надень капюшон-то, дурища!

Маришка шмыгнула носом и, еще раз вякнув «простате», поплелась к зданию.

– Маркова! – позвал Егор. – Ты же меня любишь! А? Дура ты набитая. Ты почему рыдала-то? Потому что меня уволили! Зачем ты вместе с этими?.. Зачем вы сговорились? Не из-за денег же! Там денег – тысяча таксов. Смех.

Она изобразила рукой что-то вроде «отстаньте» и скрылась в тонированных дверях. Егор плюнул и направился к платформе.

Если уж Маришка… если даже она… Егору все меньше верилось в то, что это розыгрыш. Слишком слаженно у них получилось. Да и много чести для рядового сотрудника. И Вероника!.. Она бы не выдержала, хихикнула – если б это был розыгрыш.

Какое-то время Егор еще надеялся, что вот сейчас, через секунду, через две, из здания высыпет толпа в бледных плащах – с бутылкой шампанского, с идиотскими прибаутками… Он бы, конечно, простил. Поломался бы для порядка – и простил. Куда деваться, родной коллектив. Однако прошла и минута, и пять, он уже стоял на платформе, а двери все не открывались.

Окатив его волной горячего воздуха, затормозила. электричка. Он с тоской посмотрел на четыре купола. Оператор нетерпеливо свистнул, и Егор, стряхнув капюшон назад, шагнул в искусственную прохладу тамбура. Он еще верил, что все образуется. Но уже не очень искренне. Надо было себя успокоить, он и успокаивал. А верить – уже почти не верил.

Обычно он садился во второй вагон – там больше народу, там веселей, но сейчас Егор перешел в последний, четвертый. Здесь не было ни души. Выбрав неудобное место, спиной вперед, он скрестил на груди руки и прикрыл глаза. Ему хотелось бы ехать долго – не пятнадцать минут, а час или два, или до самого вечера. Ему было о чем поразмыслить.

– Гражданин… – сказал кто-то.

Егор вздрогнул и поднял голову. Он, кажется, заснул. Вот уж чего не ожидал…

– Гражданин. Ты ведь гражданин? Гражданин Востока. О-о… Ты только вслушайся: гражданин Востока…

В проходе между креслами, выпятив огромный круглый живот, стоял бородатый старик. Вместо плаща на нем был длинный, до пола, халат из какой-то грубой ткани, подпоясанный веревкой. Егор обратил внимание, что у халата нет капюшона, – человек мял в руках плетеную шляпу. От солнца она защищала не идеально: лысина и скулы старика были темно-коричневыми, а в складках морщин – черными. Борода же и спутанные волосы по бокам выгорели до цвета разбавленного молока. Старику можно было дать от шестидесяти до восьмидесяти, впрочем, можно было дать и сто. Тем не менее он выглядел энергичным и жизнерадостным – непристойно жизнерадостным для такого возраста.

Наверно, это маразм, сонно отметил Егор.

– Что вы хотите? – не задумываясь, спросил он.

– Гражданин Востока… – бессмысленно повторил старик. – Если ты обладаешь избыточными денежными средствами, ты мог бы ими поделиться. Например, со мной.

– Вам нужны деньги? Но вы должны получать пенсию.

– Пенсию получают по месту жительства, гражданин. А когда таковое отсутствует, соответственно отсутствует и все остальное. Например, пенсия.

– Вы странник? – изумился Егор.

– Странник? Что же во мне странного?

– Нет, странник – потому что странствуете.

– О, да, я странствую. Там, сям… Странствую и любуюсь. Красиво сделано.

– Что сделано? – не понял Егор.

Старик неопределенно кивнул и, нацепив шляпу, поднял с пола большой мешок. В мешке находилось что-то квадратное и по виду легкое, однако нес его старик аккуратно, словно внутри был дорогой сервиз.

О странниках Егор кое-что слышал, но раньше их никогда не встречал. Говорили про них примерно так: лентяи, алкоголики, наркоманы. Говорили, что они обуза для общества, хотя и не очень обременительная. Законов странники стараются не нарушать, а число их ничтожно мало. Вот, собственно, и все, что о них говорили. Тут и говорить особенно нечего.

– Гражданин! Гражданин Востока! – гаркнул из дверей старик. – Твоя платформа.

– Да? – встрепенулся Егор.

Он не помнил точно, когда задремал, но странник мог быть и прав. Егор привстал и посмотрел в окно – электричка подъезжала к четырехкупольному зданию метеослужбы.

– Спасибо, – буркнул Егор, отходя к противоположному тамбуру. Приближаться к бродяге ему не хотелось.

– Не жди последнего часа, гражданин Востока, – сказал тот.

Фраза Егору показалась знакомой, однако в ней вроде бы чего-то не хватало. В это время двери распахнулись, и Егор, чуть не забыв про капюшон, вышел на улицу.

Настроение было пакостным. Предстояло тяжелое объяснение с шефом по поводу невыплаченной зарплаты и дурацкой шутки с конвертом. На кой ему сунули эту рекламу? Вместо характеристики и всего, что положено. Вместо этого положено совсем другое, невольно скаламбурил Егор.

Сняв плащ, он перекинул его через руку и подошел к лестнице. Ступени были довольно крутыми – подниматься по ним следовало не спеша, иначе запыхаешься И вместо гневной речи получится одно заикание. Возможно, лестницу к начальству проектировали как раз с таким расчетом.

Секретарь, дама более чем средних лет, была, как всегда, чем-то занята.

– Что вы хотите? – спросила она.

Егор насторожился. Прежде, с первого дня знакомства, секретарь называла его на «ты» – похоже, для нее это было делом принципа, – и официальное «вы» ничего хорошего не сулило.

– Мы хотим пообщаться с начальством, – ответил он.

Вот так, родная. Я тоже с зубами.

– На предмет?

– На предмет денег, – заявил Егор, испытывая какое-то непонятное волнение. Ему вдруг почудилось, что все это он уже где-то слышал. Как и тогда, со странником. Странник сказал: «Не жди последнего часа». А потом… там должно быть еще что-то…

«Обратись к нам», – неожиданно вспомнил Егор. И мгновенно вспомнил остальное: свой приезд на работу – не первый, а второй, с намерением учинить скандал. И дальше: препирательства с секретарем, охранники, Вероника, Маришка, электричка. А затем странник и… приезд на работу.

– Простите, не понимаю, – молвила секретарь. Ее рука потянулась к тревожной кнопке.

– Я ухожу, – объявил Егор. – Я ошибся адресом, перепутал платформы и вообще сошел с ума. Прощайте.

В конце коридора возникли фигуры Кости и Влада, но Егор уже спускался вниз. Секретарь озадаченно посмотрела ему в спину и дала охране отбой.

– Вероника! Ты сегодня необычайно красива, – проговорил Егор, помахивая плащом.

– Спасибо. А мы с вами раньше…

– Вряд ли. Мы никогда не встречались, – с печальной улыбкой ответил он.

– Но тогда откуда…

– Прощай, Вероника.

Обогнав у выхода Маришку, он нежно дотронулся до ее ладони.

– Не плачь, – сказал Егор. – Он того не стоит. А будешь плакать – состаришься быстро. И капюшон надень. До свидания.

Ему было удивительно легко. Так легко, как может быть только в детстве – когда все еще впереди.

Не ощущая духоты, он бодро дошагал до платформы – возле нее как раз остановилась подошедшая электричка.

Все правильно, отметил Егор, посмотрев на часы. В прошлый приезд я на нее не успел из-за охранников и Маришки. А теперь вышел раньше и…

Дымка перед глазами вдруг рассеялась, и Егора затрясло – мелко, противно. Словно кто-то, опасавшийся за его рассудок, поставил невидимый предохранитель – там, на работе, а сейчас, убедившись, что угроза шока миновала, отключил.

Без предохранителя было намного хуже. Прислонившись к спинке, Егор сполз на сиденье и взъерошил волосы. Он растерянно прокручивал в голове встречу со странником и все последующие события. Назвать их бессмысленными?.. Это было бы недостаточно, ведь его последний приезд просто невозможен. Ему просто некогда было случиться.

Егор проверил часы. Да, он только что вышел с работы и едет домой. Уложить в эти пятнадцать минут еще одну поездку нельзя. Даже лишний чих не впихнуть. Время идет – и проходит, и каждый миг бывает лишь однажды.

Еще не понимая, что делает, Егор встал и направился к тамбуру. Второй вагон не нужен, нужен четвертый. Там он заснул. Там он видел странника.

Перейдя в хвост поезда, Егор суеверно занял то же место, но, испугавшись, что снова заснет и все проспит, встал между кресел. Немного подумав, он дошел до дверей, но спохватился, что сел не в ту электричку, – первый раз он ехал позже. А потом вспомнил самое главное: между метеослужбой и городом остановок нет.

Вскоре за холмом появились серые башни. Несущаяся мимо земля потемнела и покрылась чахлой зеленью. В южной части материка было иначе, там климатические пояса сменялись медленно, постепенно, а здесь вот так: двадцать минут от берега – и влажность падает, начинаются субконтинентальные леса, еще пятнадцать – и уже пустыня.

В динамике раздался предупредительный писк, и Егор уперся ладонью в стену. После минутного торможения в окнах промелькнули опоры многоярусной платформы, и электричка остановилась. Опустив капюшон пониже, Егор вдохнул и вышел на улицу. Нового чуда не произошло, он был дома.

В вестибюле он увидел Маришку. Она стояла, поочередно извлекая из сумочки разные броши, и, не меняя выражения лица, опускала их обратно. Похоже, это был ее способ ожидания лифта – во всяком случае, утром, на площадке семидесятого этажа, Маришка так же шарила в сумке и так же прикладывала к плащу украшения.

– А с виду маленькая, – сказал Егор.

– Ой, напугал! – воскликнула Маришка. – Кто маленькая?

– Сумочка. Кажется маленькой, а ты в ней целый день найти не можешь.

– Что найти? – не поняла она.

– Не знаю. Но ты ведь что-то ищешь, – улыбнулся Егор.

– Да нет. Это так… нет.

Маришка оставила сумку в покое и повернулась к лифту. Двери, будто по сигналу, сразу открылись.

– А ты почему так рано? – спросила она уже в кабине.

– С работы ушел.

– Заболел?

На ее лице появилась тревога. Егору это было приятно.

– Я совсем ушел. Пора изменить жизнь, – небрежно пояснил он.

– Это поступок. Я тебе завидую.

– Пока нечему. Если б на новое место, а то в никуда.

Пол под ногами качнулся и замер. Егор и Маришка одновременно посмотрели друг на друга.

– Значит, не померещилось, – заключил он.

– А что это?

– Лифт сломался.

– Я еще никогда не застревала, – сказала она и потянулась к сумочке.

Егор удивленно наблюдал, как Стоянова вынимает золотую змейку, потом утреннюю алую гроздь, потом что-то бесформенное и опять змейку.

– Маришка!

– А?.. – встрепенулась она.

– Зачем тебе броши? Ты же домой идешь.

– Это я на завтра прикидываю.

Пол снова качнулся, и лифт, ощутимо набирая скорость, пошел вверх. Маришка тут же забыла про сумку и вернулась к беседе.

– Ты давно решил уволиться или так, вдруг?

– Вдруг.

– Завидую, – повторила она. – А я уже год собираюсь.

– Маришка… – сказал Егор, глотая невесть откуда взявшийся комок. – Мы же ничего не знаем. Я – про тебя, ты – про меня… Как секретные агенты. Ты, часом, не секретный агент?

– Нет, я не секретный, – рассмеялась она. – А ты?

– Я, конечно, секретный. Но не шибко. И не для тебя, – добавил Егор. – А ты сегодня как?..

– Что «как»? – лукаво прищурилась Маришка.

– Ну… не занята?

– Конечно, занята. Но не шибко.

Егор переступил с ноги на ногу. Надо было продолжать.

– Тогда… может, вечером поужинаем? Или просто сходим куда-нибудь. Или… чаю попьем.

– Слишком много предложений. Определись.

– Чай… – не то сказал, не то кашлянул Егор. – Приходи на чай.

– Хорошо, – ответила она каким-то новым тоном и повела плечами.

Двери, словно подчиняясь ее приказу, открылись, и Маришка вышла на площадку.

– В семь часов, – торопливо бросил Егор.

– В семь, – подтвердила она. Егор подмигнул лифту и отправился к себе.

В квартире что-то протухло. Заглянув в кухонный отсек, Егор определил, что амбре исходит от пустых консервных банок. Запах был не таким уж и мерзким, скорее уведомляющим: это кушать не следует.

Собрав грязную посуду, Егор сложил ее возле утилизатора и попутно заказал почтовому бункеру дюжину пирожных. Самых дорогих. Затем обнаружил шкурки от копченого угря и, хотя они тоже слегка попахивали, подержал их во рту. После этого бороться с голодом он был уже не в силах. Отложив заказ на пирожные, Егор затребовал большую порцию угря.

Рыбу он поглотил, не отходя от бункера. Как только возник поднос, Егор вцепился в еду обеими руками и, разрывая ее на куски, пихал в себя до тех пор, пока на тарелке не остался один хребет. На этот раз он не стал искать объяснений ни зверскому аппетиту, ни внезапной охоте к рыбным блюдам. В конце концов, было время обеда.

Вернувшись в комнату, он увидел включенный монитор.

– Холуй!

Мажордом не отозвался, и Егор вспомнил что назначил ему какой-то пароль.

– Холуй, к ноге!.. Холуй, служить!.. Холуй, отзовись!.. – принялся он перебирать свои дежурные кличи, пока не наткнулся, совершенно случайно, на правильный. – Холуй, привет!

– Привет.

– Стол убери.

– Меблировка по программе «день».

– Убери, гнида, – тихо произнес Егор.

Сектор со столом перевернулся, образовав пустой угол. Так было лучше, правда, не намного. У Маришки наверняка стояла какая-нибудь модная мебель, и Егор забеспокоился, что ей у него не понравится. Вся его обстановка исчерпывалась стандартным комплектом, прилагающимся к жилью бесплатно. У Маришки же одних коробок от квазиинтеллект-блоков было не меньше десятка, а кто пользуется крутыми КИБами, тот на раскладную койку не ляжет.

Эта мысль Егора особенно опечалила.

– Холуй!.. Холуй, привет.

– Привет.

– Во-первых, команда «Холуй, привет» отменяется.

– Отменяется, принято.

– Во-вторых, кто включил монитор?

– Монитор не выключался с утра.

– А я говорю, выключался! Кто его трогал?

– Информация недоступна.

– Да что тебе вообще доступно… – пробормотал Егор, подбирая пульт.

Экран работал в режиме мозаики. Кто-то – точно не Егор – разделил поле на пятнадцать ячеек, так, чтобы просматривать все каналы одновременно. Егор со своей нелюбовью к сети и одну-то программу терпел с трудом, а пятнадцать…

Пятнадцать?..

Он заметил, что центральное окошко ничего не показывает. Почти ничего. По темно-зеленому фону бежала строка – настолько мелкая, что прочесть ее можно было, лишь подойдя к стене вплотную. Выставив пульт вперед, Егор увеличил окошко до полного экрана. Светлая ниточка превратилась в текст:

СООБЩИТЕ О ГОТОВНОСТИ ТРЕХКРАТНЫМ НАЖАТИЕМ КНОПКИ «5».

Егор трижды ткнул в «пятерку» и увидел новое сообщение:

ВАШ ДОПУСК ОТСУТСТВУЕТ.

Он снова набрал три пятерки – то же самое. Мало того, что ему совали контрафактную рекламу, они еще смели куда-то его не пускать. В собственном доме.

Егор вернул режим мозаики – монитор показывал четырнадцать программ. Пятнадцатая ячейка постоянно предлагала набрать «555». Похоже, ему перестроили один из каналов. На рекламу. Здорово.

– Холуй, привет! – рявкнул он.

– «Привет» не обязательно, – сказал Холуй.

– Кто копался с сетью? Кто здесь был?

– Посторонних не было.

– А, что тебя спрашивать!..

Егор попытался разобраться, какой программы его лишили. Кажется, водного спорта. Потеря была невеликой, но принципиально обидной.

В кухонном отсеке негромко тренькнуло – прибыли пирожные. Егор пошел вынимать их из бункера, и тут позвонили в дверь. Он на мгновение замер, решая, что делать сначала, и, выругавшись, метнулся к двери.

– Привет, – сказала Маришка. – Чай готов?

– Чай? – удивился Егор.

Он с идиотским видом посмотрел на часы – десять минут восьмого. Во рту еще не растаял вкус рыбы, а ее он ел где-то между двумя и тремя…

– Мне уйти? – насупилась Маришка.

– Что ты! – испугался Егор: – Заходи, конечно. Я… это…

– Ошалел от счастья, – подсказала она.

– Внимание, освободите почтовый бункер, – подал голос мажордом.

– Холуй, заткнись! – крикнул Егор.

– Зачем ты? – спросила Маришка. – Не надо с ним так.

– Как? «Холуй»? Это его имя.

– Я знаю. «Заткнись» говорить не надо. А Холуем ты его сам назвал? И не противно тебе с ним жить? С холуем?

Егор задумался.

– А твоего как зовут?

– Не моего, а мою. Она у меня девица. Присутствие невидимого мужчины – это неудобно. Для меня. А зовут ее Маришка. Мы с ней тезки.

– И вы не путаетесь? – пошутил Егор. – Ой, что же мы?.. Холуй, меблировка по программе «гости».

На полу сдвинулось несколько сегментов, и из образовавшегося колодца поднялся круглый стол.

– Сколько персон? – осведомился Холуй.

– Девятнадцать, – кисло ответил Егор. – Ну как с таким уродом общаться?

– А какая ему разница? – со смехом спросила Маришка.

– Он выясняет, сколько ставить стульев.

– Да ну его, лучше на диване сядем. А насчет Холуя… знаешь что? У меня есть лишний мажордом, на базе двести сорок пятого. Примешь в подарок?

Три тысячи триста таксов, вспомнил Егор. Да, девочка не бедствует.

– Нет, не приму.

– Ну и не надо. – Маришка непринужденно села за стол и закинула ногу на ногу. – Тогда чаем угощай.

– Ах, да!..

Егор бросился к бункеру, достал пирожные, загремел чашками, рассыпал сахар – руки постоянно что-то делали, а голова мучительно соображала, чем бы Маришку развлечь. Он не подозревал, что уже восьмой час, не успел продумать, о чем говорить и как себя вести.

– Представляешь, – сказал он, занося в комнату приборы, – я тебе утром говорил о рекламе. Ну, на работу звали. А теперь отобрали у меня весь пятнадцатый канал. Да еще издеваются, допуск им какой-то нужен.

Егора подмывало рассказать также о страннике и непонятном повторе с приездами в метео, но этого он делать не стал. В противном случае его уход с работы из красивого и в чем-то романтического поступка превратился бы в недоразумение.

– Насчет сети ты что-то путаешь, – сказала Маришка. – Я не знаю, сколько у нас частных студий, но государственных программ всего четырнадцать. Пятнадцатой никогда не было.

Егор начал было возражать, но Маришка его остановила:

– Путаешь, путаешь. Четырнадцать, точно. А вот реклама… Это больше смахивает на приглашение. И зовут не всех, а тебя лично. Я ничего подобного не получала.

– Да, но идет-то это личное сообщение по общему каналу!

– Мало ли, подсоединили….Ты в этом что-нибудь понимаешь? Я тоже. А если нашли твой адрес, значит, ты им нужен. Какая у тебя специальность?

– Э-э… По диплому – сорок слов. Короче, я эксперт по перистым облакам.

– Облака? А при чем тут перья?

– Вот видишь. Кому я нужен? То есть так, чтобы искать, резать кабели и нарываться на неприятности. Возьму да свяжусь с полицией, тогда поглядим, у кого допуск отсутствует, а у кого присутствует.

– Правильно, Егор, свяжись, – поддержала Маришка. – Не с полицией, конечно, а с фирмой или что у них там. Неужели не любопытно?

– Любопытство – черта сугубо женская. А мне все это не нравится. Это называется вторжением в частную жизнь.

– Какой же ты скучный, – разочарованно произнесла Маришка, и Егор, бросив ложечку в блюдце, схватил пульт.

Он вызвал буфер и, просмотрев сегодняшние послания, убедился, что все они пришли из одного места. Затем откинул на пульте буквенную панель и решительно набрал адрес – нечто длинное и абсолютно бессмысленное.

– Слушаю вас, – сказала молодая женщина, до того похожая на Маришку, что Егор невольно обернулся.

– Это я вас слушаю. – Он проверил, включена ли телекамера, и демонстративно уселся на диван. – Ну?.. Вот, я к вам обратился. Вы довольны? Что дальше?

Женщина на экране похлопала ресницами и покосилась куда-то влево.

– Назовите себя, – попросила она.

– Не валяйте дурака. Вы знаете, кто я.

– Хорошо. Мне придется обратиться к вашему мажордому. Он должен подтвердить, что хозяин квартиры – вы.

– Надо же, какие строгости, – обронила Маришка. – Не ломайся, Егор, скажи ей.

– Не. Пусть у Холуя спросит. Сейчас он ей объяснит…

– Сожалею, – сказала женщина. – Ваша модель мажордома не позволяет…

– Да я это, я! Егор Соловьев.

– Спасибо. С вами свяжутся завтра в десять. Будьте, пожалуйста, дома.

Женщина мгновенно исчезла; экран почернел и через секунду выдал сообщение:

БУФЕР ОЧИЩЕН.

– Кто велел? – крикнул Егор. Стертой рекламы ему было не жалко, его возмутило то, как вольно с ним обходились.

– Приказ абонента, – ответил Холуй.

– Здесь приказываю я!

– Оставь его, Егор. Возьми моего, не занудствуй. С Холуем к тебе не то что в сеть, в квартиру влезать будут. А вообще-то я заинтригована, – призналась Маришка. – Я уверена, это серьезная фирма. Скорей бы утро.

Егор посмотрел на ее ноги в тугих шортах и вдруг осознал, насколько же нелепо он себя ведет. В кои-то веки осмелился пригласить Маришку в гости и…

– Нет-нет, мне интересно! – возразила она, будто он сказал это вслух. – Я немного опасалась, что ты начнешь разводить тары-бары… ну, обычная история. Некоторые мужчины воспринимают женщин исключительно как… ты понимаешь.

– Понимаю, – вякнул Егор.

Теперь с ней будет труднее, отметил он. А ведь он тоже не против, чтобы тары-бары и все такое. Не против обычной истории. За этим, собственно, и звал. А зачем еще?

– Покушай, ты совсем не ешь, – сказала Маришка. – Я уже три штуки слопала, а ты ни одного. Ставишь меня в неудобное положение.

Егор хлебнул чаю. Сладкое он любил, но сегодня что-то не тянуло.

– Тебя как маленького кормить? – спросила она. Маришка придвинулась и положила ему руку на плечо. Потом взяла с блюда пирожное и, рассмеявшись, покачала головой. Ее лицо оказалось совсем близко.

Егор удивился, когда это они успели настолько сойтись, чтобы так касаться коленками и вот так смотреть друг другу в глаза.

– Понемножку: я – ты, я – ты.

Она поднесла пирожное к его губам – тем краем, откуда откусила сама. Чтобы не портить игру, надо было есть. Егор раскрыл рот, однако от мысли, что бисквит придется глотать, его замутило.

Он мягко отобрал у Маришки пирожное и прижал ее к спинке дивана. Это был первый случай, когда Холуй понял его без слов. Диван разложился, и они откинулись на узкое, кривоватое ложе.

Язык у Маришки оказался сладкий. И зубы тоже.

– Какой ты быстрый, – с притворным укором сказала она. – Всего два года знакомы, и уже целоваться. Пройдет еще лет пять, и ты, чего доброго, расстегнешь мне вот это.

Она перекатилась на живот и показала «молнию» на. маленьких шортах. С застежкой Егор справился не сразу, однако это заняло не пять лет. Гораздо меньше.