ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

НИКТО

За окном завыла сирена, и Тиль открыл глаза. На черном стекле вспыхивали отсветы мигалки — наполняли комнату фиолетовым, проворачивались по потолку бледными сполохами и таяли на стене, возле самой двери.

Сирена вновь заголосила, протяжно и тоскливо. В ее вой влились гудки клаксонов, стрекот мотороллера и рев громкоговорителя — кто-то командовал оцеплением.

Тиль осторожно вылез из-под одеяла. Сверху слышалось легкое дыхание кондиционера, на кровати так же легко дышала вчерашняя подружка. Почему вчерашняя?.. Потому, что сегодня будет не до женщин.

— Разойтись! Очистить улицу! — вопил полицейский. Не приближаясь к окну, Тиль собрал с пола вещи и торопливо оделся. К фиолетовым зарницам добавились оранжевые — фазы не совпали, и вспышки смешались в суматошное мелькание. Как вчера в баре. Да, как вчера...

Девушка во сне беззащитно улыбалась.

Тиль вышел из спальни, глянул в дверной “глазок” и, никого не увидев, вернулся. Прикусил губу, зачем-то проверил время — ох ты!.. три часа ночи!.. — и выстрелил.

Девушка не шелохнулась. Отверстие в одеяле промокло и расползлось красной кляксой.

— Прости, — шепнул Тиль.

В коридоре по-прежнему было пусто, все четыре лифта двигались вверх. Добежав до лестницы, Тиль прижался к стене и толкнул створки. Никого.

Двадцать семь этажей до крыши. Пятьдесят четыре марша, или шестьсот сорок восемь ступеней. Много...

Перед тем как выйти на смотровую площадку, Тиль спрятал пистолет и отдышался. Спокойное лицо, желательно с улыбочкой. Улыбка — слегка хмельная, здесь это считается хорошим тоном, особенно в ночь с субботы на воскресенье.

Вдоль поручней прогуливался народ — в костюмах и в вечерних платьях, с нерационально изогнутыми стаканами, с сигарами и снова вошедшими в моду веерами, от которых на этой высоте едва ли был прок. Двести метров до земли, на севере — такие же небоскребы, на юге — россыпь тусклых огней. Смотреть на них неинтересно, все города одинаковые, просто это возможность проветриться между коктейлями и заодно погладить по заднице чужую любовницу, в то время когда кто-то так же ненавязчиво лапает твою. Бомонд. Тиль знал его изнутри, но теперь он жил по другую сторону, и эти милые люди с антикварными “Ролексами” на бледных запястьях были для него просто толпой, мешающей добраться до вертолета.

“Улыбайся, — приказал он себе. — В своей плебейской куртке сойдешь за обкуренного арабского туриста. Два дня не брился, это кстати. Голубых глаз в темноте не разглядят”.

— Покиньте площадку, — процедил официант. — Сегодня площадка закрыта. Вы не видите?.. Вы не понимаете?..

Решив, что его действительно не понимают, он повторил требование на русском и английском.

Тиль счел за лучшее промолчать и, взяв с подноса последний бокал шампанского, направился к стоянке аэротакси. Выбора не было: вертолет на платформе оказался лишь один. Зато и свидетелей не было тоже. Единственный пилот, дремавший в пляжном шезлонге, вздрогнул и почти уже вскочил, но вовремя разглядел тертую кожаную куртку и сбитые носы ботинок.

— Я не нанимаю на работу, — отмахнулся он, вновь прикрывая лицо фуражкой. — Обращайся в офис, но вряд ли тебе...

— Три часа.

— Что “три часа”? А-а... Уже десять минут четвертого. Выброси свои...

— Арендую машину на три часа, — внятно произнес Тиль. — Тысяча евро устроит? Покататься. Без посадок.

— Э-э... — Пилот растерялся. — Конечно, устроит... Но три часа — это не с моим ресурсом. Лошадка-то уже не девочка, — пояснил он, торопливо обходя вертолет. — Жрет, как прорва. Два с половиной, это максимум. Потом заправимся, и еще два с половиной. И еще, если захотите. Пока вам не надоест.

— До Брянска долетим?

— До Брянска? Конечно! Нет проблем. Только, простите...

Тиль сунул руку в карман и вытащил наугад одну из карточек. Пилот на мгновение приложил ее к сканеру и, зафиксировав счет, распахнул пассажирскую дверцу.

— Прошу вас, господин Кучеренко. Простите, что я сразу не...

— Я сяду рядом.

— Э-э... слегка противоречит правилам...

Тиль усмехнулся. Что он особенно любил в Восточной Европе, так это формулировки. Чуть западнее говорят либо “Verboten”, либо “Sorry, it`s impossible”. А здесь — “слегка противоречит”.

— Чаевые будут наличными, — пообещал он, усаживаясь справа от штурвала.

На экране светился длинный идентификационный номер, под цифрами маячило: “Семен И. Кучеренко”. Возможно, Ильич. Возможно, Иванович.

Тиль обернулся на смотровую площадку. Отсюда, с высокой угловой платформы, люди сливались в бубнящую массу и напоминали кукол из набора “Barbie & Pat”. На земле, в ущелье между бетонными башнями, они и вовсе были как точки.

— Музыку? — осведомился пилот, запуская мотор.

— Новости.

Тиль провел пальцем по экрану, и две строки сменились ячейками тематических блоков. Он ткнул в квадрат “Криминальные” и в новом меню выбрал “Горячие репортажи”.

Винт залопотал и размылся в диск с желтой окантовкой. Оторвавшись от шасси, белый крест стоянки стремительно ушел вправо и назад. В нижней части стеклянной кабины, как по стенке мыльного пузыря, бежали радужные дорожки от красно-голубых огней города.

— Успешно завершилось спасение самоубийцы на улице адмирала Мартыненко, — объявила дикторша.

— Ого, это же прямо под нами, — заметил пилот. — Не интересуетесь? А то облетим...

— В Брянск, — отрезал Тиль.

— Мужчина пытался свести счеты с жизнью, — продолжала ведущая. — Жильцы из дома напротив заметили человека на карнизе и позвонили в Службу спасения. Высотная группа доставила на место страховочный бандаж, предназначенный для насильственной эвакуации. Всего было задействовано четыре наряда полиции, один пожарный расчет, две бригады “Скорой помощи” и уже названная высотная группа. В настоящее время с мужчиной работает кризисный психолог. Подробнее о происшествии — в утренних выпусках.

— Полиция тоже была, — пробормотал Тиль.

— Что? — встрепенулся пилот.

— Ничего.

“Целых четыре машины, — подумал он. — И все — не за мной. Снимали со стены какого-то придурка. А я... Это нервы, нервы...”

— Только что пришло новое сообщение с улицы Мартыненко, — запинаясь, проговорила дикторша. — Из того самого дома, жильцы которого недавно предотвратили самоубийство. К сожалению, второй трагедии избежать не удалось. В своей квартире убита двадцатилетняя Ирина Кравец. Сосед, разбуженный полицейской сиреной, услышал звук, похожий на выстрел...

— Да что ж такое?! — воскликнул пилот. — Никогда и ничего!.. Приличный район! И на тебе... Это там, где я вас посадил. В том же доме! В том самом... — он вдруг осекся.

— Я в курсе, — спокойно ответил Тиль.

На экране вращалось динамическое фото — не его, чужое, но некоторое сходство все-таки было: профиль, фас, профиль, затылок и снова профиль. Мимика и различные варианты грима — с усами, с бородой, в париках, бритый наголо... какие-то и вовсе нелепые сочетания.

— ...Уже располагаем портретом убийцы, — сказали за кадром. — Это давно разыскиваемый, крайне опасный преступник. Имеет десятки удостоверений, как фальшивых, так и подлинных. При обнаружении просьба немедленно...

Тиль вздохнул и выключил монитор.

— Ты меня убьешь?.. — тихо спросил пилот.

— Доставишь в Брянск и свободен.

— Не... не доставлю... — Пилот анемично дернул головой, вроде как кивнул.

Прямо по курсу, покачивая короткими плоскостями, завис полицейский перехватчик. Отбойным молотком прогрохотала предупредительная очередь.

— Борт тринадцать ноль семь, на посадку! — пролаяли в мегафон.

Из брюха вертолета выпал ярко-желтый конус. Он чиркнул по ближней крыше, зацепил спешно взлетающее такси и остановился на пустой платформе. Вокруг разбегались бойцы какого-то спецподразделения. Тиль повидал их много — “Альфа”, “Алеф”, “Азъ”, они все были разными, но одинаково стремились лишить его свободы.

— Тринадцать ноль семь, немедленно сесть!

— Я сяду, — обреченно произнес пилот. — Мы от них не уйдем. Тебе бы не в такси, а...

— Да, — сказал Тиль. — Это была ошибка. Потом прикусил губу, посмотрел на часы — уже три, надо же!.. — и медленно убрал пистолет.

Девушка в кровати опять улыбнулась и что-то пробормотала. Тревожный сон. Все из-за сирены.

Тиль сбросил куртку и подошел к окну. Дом напротив был освещен прожекторами, далеко внизу, на глянцевой мостовой, сверкали маячки “Скорой”. Двое альпинистов придерживали на карнизе очумевшего от страха самоубийцу, а с крыши уже спускали спасательную люльку, напоминавшую не то кресло с трусами, не то подгузник со спинкой. У подъезда бестолково расхаживали пожарные — телескопическая лестница не понадобилась.

Над кварталом барражировали, добавляя шума, два патрульных вертолета.

“Перестраховались, — отметил Тиль, — перехватчик запросили. Нас бы и патруль посадил. Значит, шансов у меня не было. С самого начала. Никаких”.

Девушка перевернулась на бок и кого-то пихнула во сне ногой. Ирина. А сказала, что зовут Аленой... Обычные фокусы. Ищут партнера на ночь, ведут себя как волчицы и при этом прячутся за хрупкую условность чужого имени.

Ирина... Ирина Кравец, так ее назвали в новостях. Вернее — назвали бы, если бы Тиль выстрелил. Впрочем, он давно перестал видеть разницу — “было”, “будет” и “может быть” смешались для него в одно непрерывное “есть”.

Три часа ночи... Он почти и не спал, не для того эта Алена-Ирина шлялась вчера по барам, чтобы просто предоставить ночлег одинокому, загнанному в угол мужику.

Раздевшись, Тиль прилег и забрал себе часть одеяла. Потом свесился, нашарил в куртке пистолет и положил его под подушку. Три часа. Кошмар. Во сколько она угомонилась?.. Где-то в половине второго... Эх-х-х... с..

Еще не было пяти — на улице только светало, — когда Тилю в лицо ударил свет. Одновременно два фонаря; тик-так, слева и справа, заранее уведомляя, что, мол, нас тут много, дергаться не надо, руки на затылок и все такое...

— Руки на затылок! — скомандовал невидимый из-за фонаря голос. — И не дергайся!.. Тиль Хаген? — спросил он после того, как на больших пальцах Тиля замкнули два кольца. — Хаген, ты арестован. У меня ордер Европейского Трибунала.

— У кого это “у тебя”?

— Лейтенант полиции Шевцов.

— Это другое дело. Сначала нужно представиться, потом сказать про ордер, потом объявить, что я арестован, а уж потом — кандалы. И еще мои права, — напомнил Тиль.

— В постановлении написано, что ты предельно опасен. Не вынуждай меня толковать это по-своему.

— Живым или мертвым, да? Знаю, знаю. Славянское Содружество, зона произвола.

Лейтенант промолчал.

— Но за живого тебе обещано больше, — угадал Тиль. — Кроме премии, еще и ромбик на погоны.

— У нас не ромбики, у нас звезды. Собирайся, Хаген. Один из фонарей отвернул в сторону и погас. Через секунду вспыхнули стенные плафоны. Кроме лейтенанта, в комнате оказалось еще шесть человек: матовые шлемы, тонированные забрала, выпуклые сегменты брони по всему телу, в руках — короткие автоматы.

Ирина, уже одетая, стояла за порогом. Натягивая штаны, Тиль внимательно посмотрел ей в глаза. Девушка выдержала его взгляд, даже усмехнулась. Искательница приключений, совместила приятное с полезным. Теперь ей будет о чем рассказать подругам, таким же сытым, холеным самкам. Возможно, даст интервью паре-тройке частных каналов. Героиня... С ней будут носиться целую неделю. Потом про нее забудут. И ей снова станет невыносимо скучно, и она снова попрется на окраину за острыми ощущениями. Пока однажды не получит их в максимальном объеме: четырнадцать колотых ран — девять в спину и пять в лицо.

— Не ходи туда больше, — сказал Тиль. Лейтенант приподнял подушку и, обрадовавшись пистолету, уложил его в контейнер.

— Понятые у вас, вероятно, под кроватью, — процедил Тиль.

В ответ он ждал окрика, но не удара по затылку — во всяком случае, не при свидетелях. Затем вспомнил, что он находится в Славянском Содружестве, и, уже валясь на колени, выдавил:

— Ошибка...

И прикусил губу, и посмотрел на часы, и спрятал пистолет в куртку.

Ирина во сне почесывала нос и что-то ворковала про конспекты. Студентка?.. Тогда откуда эта квартира? Наверное, чья-то дочка. Сама не заработала ни цента, но потратила уже столько, что хватило бы на целый госпиталь в Африке... Тиль не был борцом за справедливость. Последнее время он боролся лишь за свою жизнь, но так уж складывалось, что нищим он был безразличен. Нищие занимались только собой. А эта... чего ей не хватало?

Тиль тихонько сел рядом. В начале пятого Ирина Кравец сдаст его полиции. И сейчас она, конечно, не спит.

Девушка, почувствовав его внимание, моргнула закрытыми глазами.

— Я ведь тебе ничего не сделал.

— О чем ты?.. — Ирина перестала притворяться, но только наполовину. Она думала, что если группа захвата еще не вломилась в квартиру, то ничего и не произошло. Возможно, в полицию она не обращалась — пока. Но если бы она знала, почему разыскивают Тиля, то не рискнула бы ему врать. Это было глупо.

Однако ничего такого Ирина не знала — в новостях правду о нем не говорили.

Убрав руки с красивой шеи, Тиль накрыл ей лицо одеялом и посмотрел в окно. Люльку со спасенным самоубийцей медленно тянули вверх.

По-прежнему не включая свет, он достал из кармана трубку персонального терминала и вызвал первое попавшееся транспортное агентство.

— Вас приветствует компания “Славтранзит”. — В маленьком мониторе возникла хорошенькая мордашка одной из тех девиц, что вряд ли попадут на обложки журналов, но без работы не останутся никогда.

— Брянск, ближайший рейс.

— Самолет?..

Тиль повернул трубку так, чтобы девушка видела не столько его, сколько постель. Совсем отключать видеоканал было бы неразумно.

— Самолет, поезд?.. — Она заметила, что в комнате спят, и понизила голос.

— Самолет. Место подешевле на имя Семена Кучеренко.

— Вылет в шесть утра, регистрация пассажиров заканчивается за двадцать минут. Благодарю, что выбрали...

— Да. — Тиль, не дослушав, набрал другой номер.

— “Юни-Аэро”, доброй ночи.

— Мне нужно в Киев. Срочно.

— К сожалению, раньше десяти утра мы вас отправить не сможем. Билеты на ближайшие рейсы проданы.

— Десять утра?..

— Да, и только в первом классе.

— Забронируйте для Вольфа Шнайдера.

— Принято, Герр Шнайдер, благодарим за выбор компании “Юни-Аэро”. Если у вас есть багаж, он будет...

— И вам спасибо, — буркнул Тиль, сбрасывая звонок.

— “Глобал-Транс”, здравствуйте, — кивнула ему очередная мордашка.

— Здрасте. Во сколько отходит первый поезд на Москву?

— Первый в пять утра, далее через каждые полчаса.

— Давайте на этот, пятичасовой.

— Ваше имя...

— Александр Юхневич.

— Господин Юхневич, ваш билет стоит двести сорок четыре евро девяносто пять центов плюс двенадцать евро за страховку. По прибытии в Москву не забудьте, пожалуйста, перевести часы. Мы ряды приветствовать вас...

Тиль выключил трубку и пасьянсом разложил идентификационные карточки. Свет зажигать не хотелось — в темноте Ирина выглядела спящей, и это успокаивало. Как будто все еще можно было изменить. Просто выбрать что-то иное и тем самым вернуть ей жизнь. Если бы Тиль мог, он бы сейчас так и поступил. Но выбор предполагаемый и выбор сделанный — это разное...

Вглядываясь в рельефный шрифт, он разыскал три ИД-карты: Кучеренко, Шнайдер, Юхневич. Три варианта — не дань традиции и не давление стереотипов. Москва, Киев и Брянск. Три разных варианта, элементарная мера предосторожности.

Тиль принялся гладить пластиковые прямоугольники, словно пытаясь различить их на ощупь. “Спасибо за ваш выбор...” Так ему говорили по терминалу те девицы. Странно. Очень странно звучит. Никто никогда не скажет: “Спасибо за то, что дышишь”. А за выбор — почему-то спасибо...

— Пожалуйста, — прошептал он, поднося к глазам карточку.

Александр Юхневич. Значит, Москва. Поезд в пять ноль-ноль.

Не то чтобы две другие дороги вели не туда. Тиль давно убедился: они все ведут в одну сторону. Но пути с названиями “Кучеренко” и “Шнайдер” слишком быстро заканчивались.

Собрав карточки, он распихал их по карманам и направился к выходу. В дверях Тиль задержался и поймал себя на том, что продолжает взвешивать какие-то варианты. Эта привычка была полезной, но сейчас он думал об Ирине Кравец, а то, что с ней случилось, он исправить не мог — ее смерть уже стала реальностью. Реальность Тилю Хагену не подчинялась.

— Лаур? Элен Лаур?..

— Что?.. — Женщина подалась к окну. — Что вы сказали?

— Ваша фамилия Лаур? — спросил инспектор, перекрикивая грохот ливня и рев горящей на обочине цистерны. К черному небу рвался оранжевый смерч, и все вокруг — колонны автомобилей, ребристые потоки воды на асфальте, даже плащи патрульных, — все было такое же оранжевое и недоброе.

Полиция проверяла каждую машину, но фонарями никто не пользовался — в три часа ночи на шоссе было светло, как днем.

— Ваша фамилия Лаур? — повторил инспектор, махнув ее ИД-картой.

Элен снова не расслышала, но, догадавшись, кивнула.

Он с профессиональным отвращением заглянул, к ней в салон и, поежившись, провел мокрой ладонью по мокрому лицу. Бессмысленный жест. По щекам вновь потекла вода, закручиваясь на подбородке в кривую китайскую косичку.

— Может, я поеду? — спросила Элен. — Ваш простатит — ваши проблемы. А у меня дела в городе.

— Покиньте автомобиль.

— Что?.. Вы шутите.

— Покиньте автомобиль! — проорал полицейский, хватаясь за терминал, висящий на поясе.

С его стороны это было свинством. Маленькой гадостью, на которую он имел право, — вытащить человека под ливень и продержать несколько минут, пока одежда не промокнет насквозь.

Элен тряхнула головой, скидывая длинную челку набок, и открыла дверь.

Инспектор зачем-то включил фонарь и направил свет ей в глаза. Она неохотно вылезала, чувствуя, как внимательный взгляд ощупывает ее губы, шею, цепляется за длинный смоляной “хвост”, скользит по куртке, застывает на уровне лопаток и вползает под широкий лацкан. Несмотря на дождь, ночью было душно, а кондиционер не работал, поэтому Элен позволила себе избавиться от свитера. Чужой взгляд холодной рукой шарил по телу и, кажется, не собирался останавливаться.

Она подняла воротник.

— Ну?..

— Дорогая машина, — со значением произнес инспектор. — По области таких больше ста штук в угоне.

Построение фразы предполагало полуинтим, но из-за шума пожара приходилось кричать изо всех сил. Так и вышло: полуинтим-полукрик. Доверительный вопль.

— Я не из вашей области, — ответила Элен.

— Проверим. Пошлю запрос в Центральную.

Она запахнула куртку плотнее. Без толку: вода лилась и сверху, и сбоку, и как будто даже снизу. Это было похоже на автомойку. Элен предпочитала ванну.

Мимо них, разрезая скатами лужи, прокатились уже три машины. Не такие дорогие, как ее “Лексус-Т2”. Она вздохнула и посмотрела на инспектора.

Триста евро он не возьмет, испугается. А двести — возьмет. Можно предложить сто, и он согласится на сто пятьдесят. Проклятая тачка... И еще он видел бриллиантовую серьгу в ее левом ухе. Отдать ее к черту? Нельзя, это подарок. Надоело... Как же все надоело...

— Руки на крышу, ноги врозь, — сказал полицейский громко, но ласково.

Двести. Всего-то двести евро. Заплатить и не мучиться. Иначе обыск. Ледяная ладонь под куртку. Грязная и шершавая — прямо на грудь. Конечно, куда же еще? Ни к чему ей такое удовольствие.

Элен поправила мокрую прядь и коснулась пальцами лба. Нет, это не то...

— Не то, не то, не то... — пробормотала она.

— Ваша фамилия Лаур?

Она кивнула и вытряхнула из пачки сигарету.

Инспектор облокотился на дверь и сунул голову внутрь. Ему хотелось хоть на секунду избавиться от дождя и от воя пламени.

— Воспаления легких не боитесь? — спросила Элен.

В машине было тепло и сухо, но, чтобы оценить эту роскошь, нужно хорошенько вымокнуть. Или попробовать вымокнуть.

Элен потрогала куртку. Ни капельки, разумеется. Полицейский продолжал мяться снаружи.

— Дорогая машина, — сказал он, фиксируя внимание на ее коленях. — По области больше ста штук...

Элен усмехнулась. Она почему-то думала, что его взбесило упоминание простатита, а он просто желал денег. И это, как говорил школьный учитель физики, объективная реальность. И значит, от этого никуда не деться.

— Да, морока... — Она проверила карманы. Наличные шелестели и в левом, и в правом, и в обоих внутренних. Проблема была в том, чтобы не вытащить слишком много.

Щелкнул прикуриватель, и Элен, вздрогнув, достала две сотни.

— Взяток я не беру, — сказал полицейский.

— Правильно.

Она протянула деньги, и он их не взял — просто банкноты исчезли под его широким манжетом. Элен с инспектором посмотрели друг на друга и синхронно моргнули, будто стали друзьями.

— Всего хорошего, мисс Лаур. Да!.. Я вижу, у вас спутниковый навигатор. Хотел предупредить, что в городе он работать не будет.

— Весьма любезно с вашей стороны. — Она прикурила и тронулась.

Двенадцатиполосное шоссе было перегорожено — напротив щита “МОСКВА —MOSKAU — MOSCOW” громоздились бетонные блоки. В роли шлагбаумов выступали чумазые, утомленного вида броневики. “Лексус-Т2”, созданный на базе старичка “Хаммера”, протиснулся между бортами и, выехав на простор, устремился вперед. По обеим сторонам дороги торчали жилые башни — горящих окон было немного, но стены до третьего этажа были покрыты светящимися граффити. Везде одно и то же...

Слева от “Лексуса” появился его прототип, натуральный “Хаммер”, не иначе — из последней партии, снятой с консервации. Какой-то хлыщ за рулем жестом позвал Элен к себе — не то в машину, не то замуж. Она отмахнулась и включила навигатор.

Инспектор не соврал, прибор не работал. Красная точка на карте помелькала — все время в разных местах — и погасла. Сама карта с монитора не исчезла, но после двух развязок Элен потеряла направление. “Хаммер” с плейбоем был уже далеко, от него осталась лишь мутная водяная взвесь, прибиваемая к дороге дождем. Элен свернула к висевшему вдали желтому зареву. В центре никогда не спят. “Кто видел Находку, тот знает Париж...” Элен не видела ни Парижа, ни тем более Находки, и вообще она считала, что все пословицы — мусор, но с этой сентенцией спорить было трудно.

Вскоре на улице появились машины и мотоциклы, а количество светлых окон заметно выросло, как будто Элен пересекла часовой пояс.

Из больших размокших коробок выбирались сонные люди. Потревоженный картон тяжело шевелился, менял форму и разваливался на куски. Бродяги, еще толком не протрезвевшие, мучительно возвращались к реальности. Под дождем это происходило быстро.

Элен полистала на мониторе карту и выяснила, что ей нужно попасть к какому-то кольцу. Потом появится река — вероятно, такая же переплюйка, что и в Питере, — надо будет проехать по мосту между храмом и крепостью, и вот там, где-то за мостом, начнется...

Элен проверила записи.

Да, начнется Полянка. Почему-то Малая. Наверно, есть и Большая...

Она взглянула на карту.

Да, действительно, Большая тоже есть. Черт разберет... Мерить их, что ли?

Она остановилась у тротуара и посигналила. Старик, задумчиво обходивший мусорные баки, повернулся и замер.

— Чего? — спросил он после паузы.

На нем был блестящий полицейский плащ — почти новый, но зачем-то подвязанный пестрым поясом от домашнего халата. Короткие поля шляпы опустились, и с них, как с крыши, бежали частые струйки. И еще у него была борода — пегая, разлохмаченная, заметная даже сзади.

— Малая Полянка, — сказала Элен. — Подойди, дам тебе кой-чего.

Бородатый проворно шагнул к машине.

— Это возле “Ударника”, — сообщил он. Элен достала десятку, но до окна не дотянулась.

— Какой еще ударник?..

— Киноцентр “Ударник”, а там уже близко. Э, да ты первый раз в Москве? — Он покачал головой. — Сама не найдешь.

Элен побарабанила по рулю.

— Ладно, садись.

Старик без разговоров забрался в машину. Впрочем, теперь Элен видела: не такой уж он и старик. Лицо у бродяги было грязное, но относительно свежее. Он сверкнул глазами на купюру, потом, с вожделением, на короткую голубую куртку и на голые колени. Элен застегнула “молнию” до подбородка.

— Я с тобой деньгами расплачусь.

— Сейчас едем прямо, до самой площади. Там налево, — сказал мужчина. — И хорошо.

— Что “хорошо”? — не поняла Элен.

— Хорошо расплатишься — вот и хорошо.

Она наступила на педаль, и “Лексус” рванул по ночному проспекту.

Бородатый помалкивал, лишь косился на ее ноги и тревожно, как лось в зимнем лесу, потягивал носом воздух. Купюру с приборной панели он не забрал, и это было не очень здорово. Элен что-то предчувствовала, но пока — смутно.

Следуя указаниям бродяги, она несколько раз свернула, пока не уперлась бампером в кирпичную стену. То, что на въезде выглядело как тоннель, было каким-то подземным складом. На стальных воротах висел здоровенный ржавый замок. Элен растерянно посмотрела назад, и этой секунды мужчине оказалось достаточно, чтобы выдернуть ключ зажигания.

— Вот и приехали, — сказал он.

— Десятки тебе не хватит? Еще?..

— “Хватит” — это не про деньги, — изрек бородатый, встряхивая ладонью, ловя выскочивший из рукава нож и выщелкивая лезвие — все одним движением.

— Возьмешь наличные и карточки, — предположила Элен. — И тачку тоже?

— И тачку, — спокойно подтвердил он.

— И меня?

— Ну, так!..

Мужчина продолжал ее рассматривать, уже откровенно и деловито, как свою собственность.

— Один разик, — строго сказала она. Незнакомец нахмурился и поиграл ножом — на случай, если она вдруг не заметила.

— А чего ты ждал? Мне что, плакать, что ли? Давай, же двигайся, только по-быстрому.

Она решительно расстегнула “молнию”, сунула левую руку за пазуху и, приподняв правый локоть, выстрелила через куртку ему в живот. — Ты чего от меня ждал? — повторила Элен. — Слез?

Открыв дверь, она вытолкнула его из машины и вышла сама. Теперь ствол можно было и показать, иногда это полезно. Она носила пистолет во внутреннем кармане — страшно подумать, что сделал бы полицейский, нащупав рядом с грудью еще и рукоятку. Семимилли метровый “стейджер”, оружие профессиональных подонков: пуля на воздухе нейтральна, в крови разлагается. Если не убьет, то замучает до смерти.

— Ну что, угомонился? — Она откинула нож подальше и присела на корточки. — До Малой Полянки-то мы с тобой так и не доехали...

Собрав силы, бородатый махнул рукой куда-то в стык между стенами.

— Ты издеваешься? — возмутилась Элен. Он виновато кашлянул.

— “Ударник”... Или Кремль... Любой покажет.

— Какой еще Кремль?!

— Щас из трубы... направо... потом дальше... дальше, дальше... — мужчина снова помахал, уже слабее.

Элен выпрямилась и, прикрыв глаза, погладила лоб. Значит, направо и дальше... Километра три по прямой, затем поворот, еще один, там спросить у прохожего, опять поворот, и... Да, бродяга говорил правду: она попадет на мост между красным забором и большой белой церковью. Где-то в тех местах и будет Малая Полянка.

— Тебе сколько лет? — осведомилась Элен.

— Сорокх... сорок фосемь, — с натугой произнес бородатый.

— А мне — двадцать четыре. Ты ублюдок, ясно?

— Ясно... Вызови врача. У тебя же есть?.. терминал есть?..

Она достала трубку и посмотрела в потолок. На сей раз жмуриться ей не пришлось: варианты были очевидны, почти осязаемы. И было их на удивление мало, всего четыре.

Первый. Бродяга — кстати, Петр Николаевич Рыбкин — дохнет прямо здесь, у запертых ворот. Композитная пуля уже начала растворяться, через полтора часа его смогут спасти только в серьезной дорогой клинике. Еще через час его не спасет уже никто. Но умрет он нескоро, агония продлится до вечера.

Второй. Петр Николаевич успевает попасть на операционный стол. И продолжает жить с кривым рубцом во все пузо. Как долго — зависит от него самого, Элен это не касается.

Третий. Рыбкин выживает, и его треп о “смазливой суке со “стейджером” доходит до тех, кто ею, хм... такой смазливой, сильно интересуется. Находят ее или нет — неизвестно. Точнее, не важно. Просто этот вариант отпадает как слишком хлопотный.

Ну и четвертый, конечно. Четвертый вариант.

Элен подняла пистолет и сделала в полицейском плаще новую дырку, ближе к сердцу. Мужчина дернулся и уронил голову, как будто пуля перебила в нем арматурину.

Вернувшись к водительскому сиденью, Элен скинула куртку и надела свитер. Вода с улицы сюда не попадала, но под утро становилось свежо. У Элен задрожали руки. Нервы?.. Нет, вряд ли. Если бы она тратила на это много энергии, то давно бы не жила. Хотя, с другой стороны, — если бы не тратила, не жила бы точно.

Элен не представляла, как некоторые умудряются дотягивать до старости, не зная, что их ждет в следующую секунду. Не видя параллельных вариантов. Не имея возможности выбирать, поскольку каждый их выбор — единственный и каждый — навсегда. Для нее это было загадкой. А то, что делала она... вернее, то, как она жила... Иначе она не умела.

Врач говорил Инге Лаур, что дочка у нее родится с отклонениями. Предупреждал, что ребенку будет трудно в этом мире. Советовал что-нибудь предпринять.

Когда крошка Элен появилась на свет, того врача уже месяц как закопали в землю — выезжал из дома и не догадывался, что через перекресток несется трейлер с неисправными тормозами. Он даже не догадывался...

Элен не могла этого понять. Но все же ей было трудно. Очень трудно одной.

— Господин Юхневич?..

— Здесь что, неразборчиво написано?

— Нет, нормально. — Сержант снова посмотрел на Карточку.

— Или вы думаете, что это не мои документы? — начал закипать Тиль. — Думаете, утопил хозяина в речке и хожу теперь с его удостоверением?