— Я, простите за назойливость, видел, как вы к таксистам обращались, — молвил он. — Таксисты не скажут. Им отвезти интересно, деньги с клиента получить, а справки давать они не обязаны. Н-да... Такая порода.

— Возрождения, — отрывисто произнес Виктор. — Говорят, улицы Возрождения нет...

— Неправду говорят. Кстати, мне туда же.

— Серьезно?! Я на такую удачу даже не рассчитывал, — признался Мухин.

— Я тоже не рассчитывал на... гхм, такое везение, простите за каламбур.

Пассажир неторопливо, с достоинством уселся и поставил палку перед собой, точно был не в «девятке», а в собственном экипаже.

— Городским транспортом здесь неудобно, на двух автобусах, — продолжал он. — Или на метро, но тогда еще пешком придется... А откуда вы про улицу Возрождения знаете? Сейчас редко кто ее вспомнит.

— А я вот взял и вспомнил, — отшутился Виктор. Он выехал на Октябрьскую площадь и остановился у светофора. На угловом доме висела синяя табличка: «Площадь 7 Ноября».

— Что это за... — начал он, но старик его перебил:

— Все время прямо. Прямо, прямо и прямо, — указал он сухой ладошкой. — А потом два раза налево.

— Вы так здорово Москву знаете... — пробормотал Мухин исключительно для поддержания разговора.

— Опыт, молодой человек.

— Таксистом работали?

— Ну... вроде того, да. Много ездил.

Дома впереди расступились, и из-за крыш выглянуло громадное пятиугольное здание — ни дать ни взять Пентагон.

— Лево руля, — распорядился пассажир. И как бы между прочим добавил: — Вообще-то улицы Возрождения в Москве нет.

— Переименовали? Вот почему никто ее не помнит. Все-таки хорошо, что мы с вами встретились.

— Хорошо, — согласился старик. — Тут опять налево... Только ее не переименовывали. Ее сразу под другим названием построили. Планировали Возрождения, получилась Луначарского. Вон за тем перекрестком.

Свернув у старорежимной аптеки, Мухин посмотрел на номер дома и прибавил скорости, благо улочка была пустой и тихой. В пятнадцатом доме находился овощной магазин, в семнадцатом — что-то непонятное, явно коммерческое, в девятнадцатом была почта.

За почтой стоял бесхозный рекламный щит, полностью закрывавший обзор. Из-под ржавого края выглядывали мелкие заморенные деревца и угол скамейки. Миновав щит, Виктор увидел маленький, по-осеннему захламленный садик.

— Огромное вам спасибо, — сказал пассажир. Он дождался, пока машина не подъедет к следующему зданию, и коснулся ручки.

— Так вам тоже сюда? — удивился Мухин.

— И вам сюда же? — ответно удивился старик. — В двадцать третий?

— Почему?..

Виктор посмотрел на табличку — действительно: «23».

— Двадцать третий, — подтвердил пассажир. — А вы какой ищете?

— Двадцать первый. Улица Возрождения, дом двад— цать один.

— Ах, двадцать один! — Старик прихлопнул дверь и, усмехнувшись, постучал в пол своей палкой. — Наверно, вас разыграли, молодой человек.

— Ничего не понимаю.

— С этим домом целая история. — Дедок пожевал губами и вновь затеребил палочку. — Проект сам Иосиф Виссарионович рассматривал. Дело в том, что на этом месте собирались...

— Не так подробно, — прервал его Мухин. — После девятнадцатого дома должен идти... Его что, снесли?!

—Нет.

— Где же он?

— Его никогда не было. Дом двадцать один на этой улице так и не построили. Вместо него... — Старик звучно щелкнул пальцами, указывая через плечо на сад. — С самого начала. Уж поверьте аборигену.

Виктор поверил, ничего другого ему не оставалось.

Пассажир уже скрылся в подъезде, а он все еще сидел, поглядывая в зеркало. В садике не было ни души, и надежда на то, что дом двадцать один — это только метафора, растаяла.

В одиннадцатом часу начало темнеть, особенно это было заметно по деревьям. Кроны уплотнились, будто бы в них выросли дополнительные листья, и перестали пропускать свет. Черная скамейка утонула в сумраке — теперь любой желающий мог вздремнуть на ней без помех.

Несмотря на вечер, духота не спадала, и Мухин, утомившись от плотного мертвого воздуха и собственного пота, опустил в машине все четыре стекла.

«К проституткам мотануть?.. — вяло подумал он. — Ну их на фиг. Вокзал?.. Тогда уж сразу -• в отделение, в клетку. А в клетке — бомжи и опять проститутки. На фиг...»

Он мог переночевать в гостинице, но денег хватило бы дня на три-четыре, не больше, и то при условии, что это будет далеко не «Метрополь». К тому же Мухин чувствовал, что проблему надо решать кардинально, поскольку...

Виктор тяжко вздохнул и закурил.

Да... Поскольку возвращаться домой он не собирался. Там чужая жизнь — в чужой квартире, с чужой женой. Там все не его, и даже эта рубашка, и даже эти трусы... Единственное, что Виктор мог считать своим, — это сигареты. Пачку «Кента» он купил сам... правда, на чужие деньги.

Возможно, у местного Мухина, у зоолога, была любовница, возможно — и апартаменты для встреч... Однако, чтобы о них узнать — о любовнице и апартаментах, — Виктору нужен был хоть какой-то намек.

За последние полчаса на улице Возрождения-Луначарского не появилось ни одного прохожего.

Лихо отстрелив окурок — он этому не учился, это умел зоолог, — Мухин тронул руль и медленно поехал, словно размышляя, не подождать ли ему еще, хотя было ясно, что Константин не придет — ни с топором, ни без.

Впереди, у аптеки, в сером полотне дороги фары выхватили дырку открытого люка.

«Откуда?.. — отстранение подумал Виктор. — Никого ведь не видел...»

Он повернул, объезжая колодец, и вдруг заметил между домами какую-то тень. Силуэт пробежал по стене, огромной птицей скользнул на тротуар, тут же — на мостовую и, догнав «девятку», вскочил в правую дверь. Виктор даже не пытался увернуться, а если б и пытался, то вряд ли успел бы — все произошло нереально быстро.

Мухин остановил машину и вопросительно произнес:

— Ну...

На него смотрели неглупые карие глаза. Темные глаза и светлые брови — редкое сочетание. Еще у мужчины был нос с горбинкой — Мухин почему-то сразу обратил на это внимание. Горбинка была не природной — нос ломали, и, скорее всего, неоднократно. Одет был мужчина в черную хлопковую «натовку» и плотные брюки, тоже черные. На выбритом загорелом черепе выступали крупные капли и, скатываясь по щекам, впитывались в лоснящийся воротник. Казалось, куртка была мокрой насквозь, но его это ничуть не беспокоило.

Под сороковник, оценил Мухин. Опасный возраст.

— Привет, — бросил человек. — Давно в этом слое?

— В этом... что?..

— Понятно. Ты езжай, езжай. Не надо тут отсвечивать, — сказал незнакомец и деловито представился: — Петр.

— Виктор, — ответил Мухин без энтузиазма. — Куда ехать-то?

— Все равно. Лично мне никуда не надо.

— А чего сел? Тачка?..

— Витя, я не вор.

— Кто же ты, Петя? — поинтересовался Мухин насмешливо, даже с некоторой издевкой, и сам поразился своему нахальству. Есть люди, становящиеся в опасности бесстрашными, или, точнее, безбашенными, но Виктор себя к ним не относил. Ошибался, что ли?..

— Вопросец... — молвил Петр задумчиво и вроде бы не враждебно. — Кто я... А ты кто? Можешь ответить?

— Я?.. Зоолог, — поколебавшись, сказал Мухин.

— Ну-ну... А я в таком случае — геолог. Такой же, как ты зоолог, — добавил он многозначительно. — И что же наш уважаемый зоолог здесь делал?

— Девочек снимал, — огрызнулся Виктор.

— У дома номер двадцать один... И как, много наснимал?

Мухин сунул в рот сигарету и, не прикуривая, пожевал фильтр. Теперь было ясно, что Петр не прыгнул в первую попавшуюся машину, а ждал именно его. Он знал про двадцать первый дом, и еще... да!.. он что-то говорил про «слой».

На Садовом кольце, куда они выскочили, движение было слишком плотным, и Виктор повернул к Арбату. Небо уже стало угольным, но звезды едва светили — вместо них повсюду вертелись и вспыхивали затейливые рекламные финтифлюшки. Обе стороны проспекта горели всеми мыслимыми цветами, и неоновый огонь выглядел не просто живым, а разумным.

— Чего стоит вся эта красота, когда она зависит от одного рубильника... — мрачно произнес Петр.

— А рубильник от чего зависит? — осторожно спросил Мухин.

— Рубильник-то? От человека, естественно. А люди, как правило, дураки... Дай-ка и мне.

— Чего?..

— Сигарету, «чего»! Нигде от них не отвяжешься.

— Назови улицу, — помолчав, сказал Виктор. — Улицу, где мы были.

— Пароль, да? — осклабился он. — Возрождения. Этот пароль всему миру известен.

— Как?.. Ее же здесь нет...

— При чем тут «здесь»? Э-э, да тебя первый раз перекинуло?

— Ты от Константина? Что ж ты раньше не сказал?

— Где вы с ним виделись?

— Не знаю, — удрученно ответил Мухин. — Где-то... где-то не здесь.

— Понятно, что не здесь, — скривился Петр. — Он к тебе, наверное, в последний момент пришел?

— В последний?..

— А-а... — протянул Петр. — Вас же всех корежит поначалу. Кого раздваивает, у кого вообще память отшибает. Ты не волнуйся, это временное. Еще пару раз околеешь, и все восстановится.

— Пару?.. — тупо переспросил Виктор. — Так я, значит, умер... И те ракеты...

— Что, и ракеты видел? Повезло.

— Мне их Константин показал.

— И велел прийти на улицу Возрождения, да? Урод вонючий...

— Почему?

— Он меня убил, — хмуро ответил Петр. Мухин озадаченно взглянул на собеседника.

— Все равно ее тут нет, этой улицы. И дома тоже. И площадь! — спохватился он. — Не Октябрьская, а площадь Седьмого Ноября!

— Хорошо, хорошо. Чего ты разбушевался-то?

— Но ведь не совпадает!

— Что не совпадает? С чем? С тем слоем, в котором ты жил? Ну и что? Они все отличаются, какие сильно, какие не очень.

Мухин с трудом проглотил комок.

— Петр... Где я?..

— Знаешь, что первое приходит в голову тем, кого перекинуло? Что они попали в ад! — Петр искренне рассмеялся и повел рукой, охватывая одновременно и Новоарбатский гастроном, и книжный на другой стороне, и всю Москву разом. — Никто не соглашается принять это... ну, не за рай, так хоть за чистилище. Все ждут после смерти какого-то большого кайфа, а получают вон чего... — Он цыкнул зубом и отвернулся к окну.

— Так что я получил?

— Да практически ничего. Но ничего и не потерял. Слоев много, и в каждом ты существуешь — за исключением тех, где ты уже попал под машину, отравился грибами или, допустим, тебя кто-нибудь грохнул. Вообще-то перекидывает многих, но человек редко может это осознать. У тебя там что было, на родине?.. Ядерная война? Обычное дело, — сказал Петр, не отрывая взгляда от двух девушек в коротких юбках. — Есть хочешь? — неожиданно спросил он.

Виктор вроде бы не хотел, но стоило ему об этом подумать, как в животе громко булькнуло. Теща в обед накормила одним супом — да и тот, кажется, съел кто-то другой.

— Понятно, — сказал Петр. — Притормози-ка.

— Здесь запрещено. Арбат проедем, свернем на Гоголевский...

— Здесь нет Гоголевского бульвара, — раздельно произнес Петр. — А слово «запрещено» для тебя потеряло смысл. Сегодня. Во сколько?

— Без чего-то семь, — сказал Виктор, покорно останавливаясь возле подземного перехода.

Петр вышел и направился к фургончику с датскими хот-догами. Палатка на колесах стояла задом к дороге, лицом к гастроному, и Мухин не видел, ни как Петр заказывал, ни как он расплачивался.

Виктор потянулся было к магнитоле, но раздосадо-ванно хлопнул ладонью по ноге. Не до музыки...

Он пытался убедить себя в том, что все эти слои, все эти сомнительные истории с реинкарнациями — или как их называют? — это чушь, бред и сказки для блондинок.

Там — умер, здесь — воскрес... И как, спрашивается, воскрес, если здесь он прожил те же тридцать два года?

Вселился в готовое тело?.. прямо в женатого зоолога, да?.. как зло дух в монашку, да?.. вселился, да?..

Мухин внезапно иссяк и с отвращением посмотрел в зеркало. Да,да,да.

Он спорил не с Петром, а с самим собой, и это было гораздо хуже — потому что было бесполезно. Потому что Виктор все отчетливей вспоминал тот мир... или тот слой, в котором разговаривал с Константином, а через него, как сквозь ряску, уже проглядывал другой — приснившийся... Споря, Мухин все больше соглашался с тем, что эта жизнь, с синей «девяткой» и «Проблемами зоологии в средней школе», принадлежит не ему. И вот теперь он согласился окончательно. Да. Его перекинуло. Другого объяснения не найдется. Петр довольно спортивно добежал до машины и, еще толком не усевшись, бросил:

— Гони.

Мухин механически вдавил педаль и лишь потом обернулся — вокруг палатки происходила какая-то суета, впрочем, скоро обзор закрыл подошедший автобус.

— Все нормально, — заверил Петр, вручая ему длинную булку с розовой сарделькой. Кроме четырех хот-догов, он взял две пол-литровые банки пива и пачку сигарет. — А зачем тебе тумбочка?

— На дачу ехал, — ответил Виктор, изрядно откусывая.

— Снял бы. Больно приметно.

Мухин с тревогой посмотрел назад, но около бывшего — или нынешнего? — роддома Грауэрмана проспект изгибался, и гастроном уже пропал из виду.

Через несколько секунд по улице разнеслась сирена, и в лобовом стекле замелькали блики от двух маячков. Виктору даже и зеркало не понадобилось — за ними ехали два патрульных автомобиля.

— Бензина много? — осведомился Петр и, швырнув недоеденную сардельку в окно, достал из-под куртки здоровенный пистолет.

_ Ты им деньги заплатил? — спросил Мухин.

— Зачем? У меня же ствол.

— А с милицией что делать будешь?

— По обстоятельствам.

— Какие еще обстоятельства? У нас «Жигули», а у нихдва"БМВ"!

— А у нас обойма на двадцать патронов, — в тон ему произнес Петр и, покачав пистолетом, коротко пояснил: — Это «стечкин».

— Ты спятил?!

— Почему? Неплохая пушка.

За «Прагой» Виктор хотел свернуть к бульвару, но Петр придержал руль.

— Не надо, — сказал он. — Прямо давай, к центру. Отрывайся.

Машин было много — и впереди, и по бокам, поэтому, как можно оторваться, Мухин не представлял. Патруль почти уперся ему в бампер и снова зыкнул сиреной, но вдруг ушел в сторону и остановился у тротуара.

— Не за нами, что ли? — буркнул Виктор.

— Ч-черт... — прошипел Петр. — Все испортили. Мухин молча обогнул библиотеку, пересек площадь и заехал в какой-то темный переулок.

— Разыграл, да?..

— Проверил, — сказал Петр. — Машину ты водишь неважно.

— Так ты заплатил?

— Я за бутерброды людей не убиваю. — Он извлек из пакета второй хот-дог и с приятным пшиком открыл пиво. — Да ты ешь, ешь!

— За бутерброды нет, а за что убиваешь?

— По обстоятельствам, — повторил Петр.

— И какие же у тебя обстоятельства?

— Разные. Сам увидишь, — пообещал Петр и смачно хлебнул из банки. — Запомни текст: «Уникальный рецепт вишневого пирога». Дашь объявление в какой-нибудь газете. В любой.

— Глупость... И что дальше?

— Я тебя найду.

— А чего меня искать? Вот он я...

— Не-ет, — нетерпеливо возразил Петр. — Не здесь дашь, а в другом слое. Ты ведь сам пока не выбираешь, этому не сразу учатся.

— Почему в другом слое? — опять не понял Виктор.

— В этом ты не задержишься. Так всегда бывает: воспоминания запутаны, связи разорваны... Тебе деваться некуда. Ты перекинутый.

— С чего ты взял, что я к тебе приду?

— Все куда-нибудь да приходят... — изрек Петр. Он тщательно вытер рот салфеткой и, отряхнув руки, поднял пистолет.

— Убери. От него порохом воняет.

— Что, Витя, боишься?

— Боюсь...

Мухин, не шевелясь, покосился на ствол — «стеч-кин» был настоящий. И от него едко пахло порохом.

— Не бойся, Витя. В смерти ничего страшного нет. Потому что ее самой нет.

— Не стреляй.

Петр взвел курок.

— Не стреляй...

— "Уникальный рецепт вишневого пирога". Запомнил?

— Не стреляй!

— Не бойся. Хуже не будет...