Глава 1

Виктор обогнал пыльный фургон и вернулся в правый ряд — сзади неслась вереница одинаковых черных «Шевроле».

— А кругом курьеры, курьеры... Тридцать тысяч одних курьеров... или сорок? Не помню... — пробормотал он и, очнувшись, ударил по тормозам.

Водитель фуры вильнул влево и просигналил — длинно, с негодованием. Кажется, он еще что-то орал в открытое окно, но Мухин не расслышал.

Отдышавшись, Виктор открыл дверь, но тут же захлопнул — мимо, капризно бибикнув, пролетел шустрый «Запорожец». Надо было отъехать подальше от дороги, и он нерешительно тронул педаль.

Машиной Мухин управлял впервые — если не считать детского опыта, когда отец, крепко выпив, позволил ему «покуролесить». Батя тогда прямо так и сказал:

«Витька, хочешь покуролесить?» И двенадцатилетний Витька «покуролесил». Две «Волги», гаишный «жигуль» и столб — спасибо, что деревянный. С тех пор Мухин за руль не садился.

Он медленно отпустил сцепление, и машина плавно покатилась вперед. Сообразив, что надо наконец свернуть, Виктор прижался к канаве и остановился. Ничего необычного он вроде бы не делал. Ноги как-то сами разобрались с педалями, пальцы толкнули ручку, выключая скорость. Это было совсем просто — слишком просто для второго раза.

Мухин растерянно пощупал карман рубашки и обнаружил водительское удостоверение. Свое. «Стаж с 1990 года». Однако поразило его не это. Он знал, где лежат права, — вернее, знал, что у него их нет, не было и никогда не будет, а рука... она взяла и достала их из кармана. А он... Виктор и карману-то удивился — летом он предпочитал носить футболки. И, кстати, он ненавидел сандалии, особенно такие — черные, с кондовыми пряжками...

Выйдя из машины, он удивился еще больше: у него была темно-синяя «девятка»... но вспомнил он об этом, лишь посмотрев на нее со стороны. Теперь, когда он увидел, это было естественно и бесспорно, но ведь еще секунду назад... он не знал, на чем ехал.

Виктор озадаченно погладил лоб и обошел автомобиль. Это ничего не дало. Обычная тачка, забрызганная, с неглубокой царапиной на заднем крыле. На крыше — багажник с какой-то облезлой тумбочкой. Зачем она ему?..

Он сосредоточился, но из сплошной мути вынырнуло лишь одно: царапина. Это его тревожило. Придется выправлять, подкрашивать... Геморрой тот еще. Сосед по «ракушке», чайник долбаный, как начнет на своей «Ниве» заезжать... Вот и вчера — рулил-рулил... Виктор чувствовал, что добром не кончится, но убрать машину поленился. Там бы для «Икаруса» места хватило, не то что для «Нивы»! Не вписался, чайник...

Вчера?! — чуть не крикнул Мухин.

Вчера его «девятку» никто не мял — потому что ее не было, «девятки». Прав не было, не было этой дурацкой тумбочки. А что тогда было?..

А был один только закат, неожиданно осознал Виктор. Последний закат — и больше ничего.

Он проверил часы: десятое июня, четверг, 19.00. Ну да, он специально в четверг поехал — всю пятницу и субботу до обеда трасса будет забита, люди на дачу попрутся. А он? И он тоже... на дачу.

Виктор увидел километровый столбик и, подойдя ближе, разглядел табличку: «42». Откуда?.. Куда?.. И, пока он возвращался к машине, в памяти прорезалось: Минское шоссе.

Мухин даже засмеялся — настолько ему полегчало. Сон. Конечно, сон! Ему уже несколько раз снилось что-то подобное. Деталей он не помнил, но само ощущение врезалось в память здорово. Электричество, вода... что там еще? Боеголовки... Чушь собачья!

Упоминание о собаке что-то в нем задело, но Виктор поспешил загнать эту мысль подальше. Он сел в машину, завел мотор и, пропустив «Москвич» с прицепом, быстро набрал скорость.

«Две „Волги“ и милицейская тачка», — хмыкнул он. Что за бред? Когда это с ним было? Не было этого. В восемнадцать лет записался в автошколу и, как все нормальные люди, получил права. И жена у него тоже с правами.

Виктор покосился на безымянный палец. Обручальное кольцо было на месте.

— Куда же оно денется? — спросил он вслух, словно с кем-то споря. — И кольцо, и жена... Настя, — произнес Виктор с запинкой и сделал вид, что сам этого не заметил.

Чем больше он себя уговаривал, тем явственней проступали черты его настоящей жизни. В голове еще витала какая-то дымка, но Мухин уже разделил воспоминания на вымышленные и реальные. Точки в небе, мужик с топором, конфуз диктора на передаче «Между прочим» — все в корзину. Наплевать и забыть. И что это за название — «Между прочим»?! Нет такой программы!

Виктор обрадовался, как здорово он себя подловил — не себя, разумеется, а тот внутренний голос, который хотел его запутать...

Он вдруг понял, что это смахивает на шизофрению, и, скроив в зеркало идиотскую рожу, заявил:

— Переутомился ты, дружок. Надо бы к врачу сходить. Мозги — дело такое... Лучше раньше, чем...

Не закончив, он издал какой-то жалобный звук и закрыл рот. Ему показалось, что он это уже слышал — слово в слово. Или... он сам это говорил. Самому себе. Только не здесь.

«Не здесь?! — возмутились остатки рассудка. — А где же?»

«Во сне, во сне, — попытался он себя успокоить. — Там, где боеголовки и Константин с топором».

Странно, но имя жены ему далось труднее. Оно пришло не сразу, будто его кто-то подсказал. А Константин из кошмара — вот он, пожалуйста...

Мухин раздраженно махнул рукой и пообещал себе больше об этом не думать. Вот царапина на крыле — другое дело. Там и жестянка, там и покраска... Будь он проклят, чайник на «Ниве»!

Перед железнодорожным мостом стоял огромный указатель со стрелкой на Минск, и Виктор удовлетворенно покивал. Все правильно. Минское шоссе, и... и...

Не выдержав, он снова затормозил.

Невозможно... Виктор не помнил, где его дача. Помнил, что на даче ждет Настя, то есть жена, и про недостроенную баню тоже помнил, но где находится все это счастье, он сообразить не мог.

Мухин вынужден был признать, что, кроме этого провала, есть еще и другие. Например, та «Нива»... Какого она цвета? Забыл. Что за чайник ее водит? Лысый, усатый, молодой, старый? Может, женщина?

Может, и женщина...

Виктор понял, что забыл о себе почти все. Вернее, что-то он помнил, но это смахивало на конспект: не память, а теоретическое знание, его личного опыта оно не касалось. Это была... память о чужой жизни.

Ему стало неимоверно душно. Мухин выскочил из машины и бессильно привалился к ней спиной — колени тряслись с такой амплитудой, что проезжавшие мимо могли принять это за танец. Дунул ветерок, и мокрая рубашка прилипла к телу, но холода Виктор не чувствовал — он стоял с закрытыми глазами и молился лишь об одном: проснуться... проснуться побыстрей...

Такое ему уже снилось. Иногда сон раскладывается, как матрешка: просыпаешься, проходит время, и ты опять просыпаешься. Но ведь когда-то это кончается!

По мосту загрохотали вагоны, и Виктор открыл глаза. Машинально сосчитал: девятнадцать... двадцать... двадцать один. На последнем, двадцать первом рефрижераторе было написано: «АО Возрождение». Нет...

Он попытался отвлечь себя на что-нибудь прозаическое, например на вчерашнюю вмятину, но понял, что не может сказать с уверенностью, какое из задних крыльев ему поцарапали.

— Левое! — отчаянно крикнул он и резко повернул голову.

Не угадал.

Виктор со стоном опустился на сиденье и обнял руль. Поглазел на улетающие в сторону Минска автомобили и, вздохнув, потихоньку тронулся. Доехав до перекрестка, он выкрутил руль до упора и газанул — «девятка» взвизгнула скатами и помчалась обратно в Москву.

Чтобы не сойти с ума, Мухин включил радио. Сквозь бесчисленные мальчишники и девичники местами прорывались то «Раммштайн», то «Апокалиптика», но в целом все было культурно.

Наткнувшись на блок новостей, он увеличил громкость — по радио говорили о встречах в Кремле, о премьерах в «Пушкинском» и о внешних долгах.

Виктор поймал себя на том, что весь этот мир воспринимает так же, как свою биографию, — конспективно. Отрывок галлюцинации с явлением Константина и ядерной войной казался намного богаче — там были и цвета, и запахи, и настоящий страх. А здесь был какой-то перечень фактов и событий, в которых он якобы участвовал.

Там — боялся, здесь — участвовал... Большая разница. Только где «здесь»?.. Где «там»?..

Мухин открыл «бардачок» и, не глядя выбрав кассету, воткнул ее в магнитолу.

— А в ШИЗО нет телеви-изора-а!.. — заревело из динамиков.

Он ударил по кнопкам, сразу по всем, и на лету поймал выскочившую кассету. Оказывается, он слушал «Привет с зоны № 8». В «бардачке» нашлись предыдущие семь «Приветов» и еще пяток альбомов с недобрыми мужчинами на обложках. Там же валялась полупустая пачка «Винстона» — наверно, от жены — и еще какой-то журнальчик.

Мухин педантично, одну за другой, вышвырнул кассеты в окно и переложил журнал обложкой вверх.

«Проблемы зоологии в средней школе».

Надо же, он и не думал, что в школах с этим проблема-в смысле, с зоологией. Виктор вообще ни о чем подобном не думал. Он попробовал соотнести зоологию со своим опытом — в мозгу что-то тренькнуло, но так хило, что он лишь замычал и бросил журнал обратно.

Ближе к Москве его начало одолевать какое-то смутное желание, скорее даже влечение. Оно было сродни голоду — Мухин чувствовал, что выдержит еще час или два, но не больше. У поворота на Профсоюзную неудовлетворенность усилилась, и к ней добавилось тошнотворное ощущение невесомости. Терпеть это было невыносимо.

— Уж не наркоман ли ты, дружище? — пробормотал он.

Виктор промаялся еще минут десять, пока случайно не наткнулся взглядом на обычную коммерческую палатку. Сигареты!

Мухину стало досадно — насколько он, молодой и цветущий, зависит от какого-то дыма, однако эти здоровые мысли не помешали ему сцапать нагревшийся прикуриватель и глубоко затянуться.

Никотин с канцерогенами дал ему то, чего не дали бы в этот момент все женщины мира, — избавление от глухой пустоты. Не выкурив сигарету и на треть, Виктор насытился и брезгливо выкинул ее на улицу. Пачку он сунул в карман, к водительскому удостоверению. Он уже осознал, что без этого ему не обойтись.

Семьянин, дачник, автомобилист, курильщик, любитель блатных песен — перечислил про себя Мухин. Предположительно — зоолог. Наверное, можно было добавить еще десяток пунктов. Но как с этим списком жить, когда это только список, и ничего более? Дьявол, да о чем речь, если он даже к жене на дачу попасть не может?! Единственное, на что он был способен, — это вернуться домой и ждать просветления. Оно просто обязано наступить, иначе...

Про «иначе» Мухин додумать не успел — взгляд споткнулся об отсутствие «ракушек». Так бывает: идешь к чему-то знакомому, но в последний момент видишь, что того, к чему шел, нет на месте. И тогда кажется, что куда-то проваливаешься, как будто собирался поставить ногу на ступеньку — а ступеньки и нет. И гаражей тоже...

Виктор был уверен, что «ракушки» здесь стояли. Штук двадцать — длинный ряд, отгораживающий детскую площадку от домов. Он не мог поручиться, что какая-то из них точно принадлежала ему, — теперь это и не имело значения.

Мухин вышел из машины и побродил вдоль газона. Ни отметин на асфальте, ни вырезанного дерна — никаких следов. Бордюрный камень весь лежал в целости и сохранности, а ведь в прошлом году его вывезли, причем со скандалом: пенсионерки стихийно организовались в пикет, и автовладельцам пришлось дополнительно скидываться по сотне, — все это Мухин прекрасно помнил, хотя... если «прекрасно», то вряд ли...

Вряд ли это здесь, понял он.

В глубине двора гавкнула собака, судя по голосу — крупная, не меньше овчарки, и Виктор, обернувшись, вновь испытал что-то похожее на падение. За кустами он обнаружил карусель — обычную, на одном подшипнике, левее находилась неряшливая песочница, еще левее стояла лавочка. На ней сидел хозяин собаки — пожилой добряк в красных спортивных штанах.

Это по нему выла овчарка...

Когда?! Где?!

Мухин, как близорукий, поднес часы к лицу. Десятое июня, четверг, 20.05.

Это было сегодня. В этом самом дворе. Но только не здесь. Это произошло там, где еще в прошлом году поставили «ракушки», там, где несколько часов назад вспыхнуло и погасло солнце. Там, где он когда-то жил.

Виктор поднял глаза к своим окнам. Вот, значит, куда он приехал, вот какой адресок вертелся у него в голове. Адрес оттуда, из недавнего кошмара. Из его прежней жизни.

У Мухина возникло желание зайти к себе в квартиру, но он даже не стал с ним бороться — он заранее знал, что никуда не пойдет. В окне висела чужая сиреневая занавеска, на балконе стоял то ли рулон линолеума, то ли кусок широкой трубы — неважно. Это был чужой рулон и чужой дом.

Виктор посидел в машине, послушал радио, выкурил, уже без горячки, со вкусом, еще одну сигарету и достал паспорт.

Данные совпадали: Мухин Виктор Иванович, «родился», «выдан» и так далее. С полузнакомой фотографии пялилась его собственная физиономия: смугловатая кожа, густые брови, глаза замутненные, но с блеском, под ними глубокие тени, на щеках — темные впадины. Видок, откровенно говоря, нездоровый. Фотограф, сволочь, лишнюю лампочку зажечь пожалел.

Почти на каждой странице в паспорте оказывалась какая-нибудь печать: группа крови, отметка о высшем образовании, штамп военкомата.

Ближе к концу, после незаполненной графы «Судимость», Мухин нашел страничку «Прописка». Вероятно, в паспортах здесь указывали все, вплоть до анализов.

Прочитав адрес, Виктор его тут же вспомнил — но лишь через мгновение после того, как разобрал казенные закорючки. Теперь, разобрав, он мог описать свое жилье достаточно подробно — начиная от планировки и заканчивая цветом наволочек. Но это теперь. А раньше?.. Только что, до подсказки, он даже не представлял, куда ему податься.

«Академическая». Это недалеко.

До новой квартиры он добрался минут за двадцать — вырулил обратно на Профсоюзную, проехал в сторону центра, чуть-чуть попетлял во дворах и наконец нашел дом, в котором проживал уже пять лет.

Ключей на связке было четыре штуки, но к замку почему-то ни один не подошел. Виктор позвонил.

Внутри клацнуло, и перед ним возникла худая фигура в семейных трусах.

— Здрасьте, Виктор Иваныч, — сказал молодой мужчина, скорее даже юноша. Небритый, нечесаный, с фантастически волосатыми ногами.

— Здорово.

Оттеснив соседа — или родственника? — Мухин шагнул в прихожую. Сосед-родственник посторонился, но неохотно, с каким-то театральным недоумением.

— Слушаю вас, Виктор Иваныч. Забыли чего?

— Я?.. — Мухин увидел в зеркале свое перекошенное лицо. — Я тут живу.

Незнакомец облокотился о стену и беспомощно улыбнулся.

— Живете?..

Из комнаты вылезла его подруга в тельняшке, едва прикрывавшей то, за что ее любил красавец в трусах.

— Здравствуйте, Виктор. Договорились же: без звонка вы нас не навещаете. Мы гарантировали порядок, это да, но ведь не каждый день! Обои не рвем, паркет не царапаем...

Мухин начал прозревать. Очевидно, они с женой сдали квартиру этим сосункам.

— Ребят, вы будете смеяться, но я и правда забыл... — кисло произнес он. — Забыл, где я сейчас обитаю. Головой немножко ударился и... фьють. Как ветром.

Квартиросъемщики напряженно переглянулись.

— Да мы не знаем, — сказала девушка. — Откуда нам знать?

— Телефон-то я, наверно, вам оставлял.

— Так вы и телефон забыли?!

— Сильно ударился, — признался Мухин. — Очень сильно.

Юноша отклеился от стены и принес тетрадный листок.

— Пожалуйста. Светлане Николаевне привет передавайте, — сказал он и приоткрыл дверь, намекая, что Виктору уже пора.

— А Светлана... Светлана Николаевна — это кто?

— Так она же у нас преподает!

— Зоологию?

— Почему зоологию? — растерялся юноша. — Историю преподает. Мы с вами через нее и познакомились. Ну, чтобы квартиру... Мы спросили, нет ли квартиры подешевле, она и посоветовала.

— Ага... У вас — историю, а у меня?.. Я-то с ней откуда знаком, с вашей Светланой?

— Виктор, вам бы к врачу обратиться, — проговорила девушка. — Светлана Николаевна — ваша теща.

Мухин нахмурился. Теща, естественно. Как же он сразу-то?.. Сдали квартиру студентам, а сами переехали к теще. К «маме», получается.

— Вот что, орелики... — строго сказал он.

— Мы за июнь заплатили, — объявила девушка,-предчувствуя что-то дурное.

— Не волнует. Полчаса вам хватит? Ладно, час. Можете не торопиться.

— Игорь, ну что ты стоишь?! — спросила она.

— А что мне с ним — драться? — буркнул юноша.

— Правильно, Игорь, — сказал Мухин. — На это время уйдет. Сумки у вас есть или в руках все понесете?

— Игорь! — возмущенно крикнула девушка. В комнате послышался какой-то лепет, не то «гу-гу», не то «гы-гы», а спустя секунду — дикий, неистовый рев.

— Черт... У вас еще и ребенок? Сами-то вы кто?..

Виктор хлопнул дверью и медленно направился вниз по лестнице. Спешить было некуда: ребенка выкидывать жалко, к теще переться неохота, где дача — неизвестно. В принципе, про дачу можно было выяснить у той же тещи, Светланы... как ее?.. Николаевны, но Мухин знал, что туда он тоже не поедет.

Выйдя на улицу, он сел в машину и задумчиво погладил руль. У него было две квартиры, но ни в одной из них он поселиться не мог. У него была жена, но он с трудом представлял, как его благоверная выглядит.

Виктор завел мотор и, включив радио, тронулся вперед — без всякой цели, просто чтобы не стоять на месте. У выезда из двора он притормозил, пропуская раскрашенную «Газель», и прочитал на кузове:

«ИЧП РЕНЕССАНС. Вторая жизнь Вашей мебели».

Мухин тяжелым взглядом проводил грузовик и сзади рассмотрел номер: «021».

— Стало быть, на улицу Ренессанса, — решил он.

Глава 2

—Возрождения?.. — Таксист зачем-то потрогал нос и сплюнул. — Нет.

— Что «нет»? — спросил Виктор. — Не знаешь?

— Нет такой улицы, — заявил тот. — Можешь не искать.

Мухин газанул и тут же затормозил возле другого такси — у кинотеатра их стояла целая шеренга.

— Не, — отозвался второй. — Возрождения я не слышал. Никогда не слышал.

Третий и четвертый сказали примерно то же, а до пятого Виктор не доехал — он как раз поравнялся с табачным киоском и вышел за сигаретами.

— Вы, молодой человек, что-то потеряли? — раздалось рядом.

— А?.. — рассеянно вякнул Мухин.

У него за спиной стоял благообразный старик с идеальной осанкой и удивительными белыми ресницами, пушистыми, словно у ребенка. Старик теребил щегольскую палочку — до трости она все-таки не дотягивала, но и клюкой назвать ее было нельзя.