Исторические корни Волшебной сказки

      Наиболее значительная работа, непосредственно посвященная структурному анализу сказки, — это монография Аллана Дандиса "Морфология народных сказок североамериканских индейцев" (1964 г.). Выходу книги предшествовала диссертация и серия статей40. Если супруги Маранда стремились выявить границы применения формулы Леви-Строса, ввести в нее упрощения и уточнения, то Дандис занимает по его адресу резко критическую позицию. Дандис упрекает Леви-Строса в попытке включения в морфологическую структуру, с одной стороны, персонажей (например, трикстеров-посредников; в том же он упрекает и Маранда), а с другой — чисто лингвистические элементы. Дандис подчеркивает, что миф абсолютно переводим с одного естественного языка на другой (на это указывал и Фишер) и что миф может излагаться не только словесным, но и другими языками (живописным, мимическим и т. п.), что нет необходимости буквально переносить методы структурной лингвистики на фольклористику. Кроме того, Дандис высказывается против чрезмерного пристрастия к моделям родства и против манеры Леви-Строса анализировать структуру не конкретных мифов, а отношений между вариантами и мифами.
      Гиперкритическое отношение Дандиса к Леви-Стросу не совсем справедливо, но оно отражает известную нечеткость и неопределенность, которая до сих пор проявляется при попытках парадигматического анализа, несмотря на безусловную глубину и плодотворность основных идей Леви-Строса. Дандис, как нам кажется, правильно понимает качественный характер различий между мифом и сказкой (оппозиция коллективное — индивидуальное, ср. аналогичный взгляд в работах автора настоящей статьи41). Именно в этом, а не в самой структуре — основное отличие мифа и сказки (в мифе — космические недостачи). Дандиса привлекает исключительная прозрачность и достоверность синтагматического анализа В. Я. Проппа, и он сознательно выступает как прямой его продолжатель. В. Я. Проппа он лишь в незначительной мере дополняет идеями К. Л. Пайка о языковом и неязыковом поведении. От Пайка практически идет его терминология: противопоставление этического,т. е. классификаторского, и эмического,т. е. структурного, членения, употребление термина мотифема,в смысле эмической единицы вместо функцииВ. Я. Проппа. Теодор Стерн в своей рецензии на монографию Дандиса42 называет его эпигоном В. Я. Проппа (и соответственно, в духе Леви-Строса или Мелвила Джэкобса, сетует на недооценку Дандисом культурного контекста, абстрактность, невнимание к действующим лицам).
      Вслед за В. Я. Проппом Дандис считает ядерным (по его выражению) рядом мотифем (т. е. функций) пару недостача (L) — ликвидация недостачи ( LL). Имеются сказки американских индейцев, которые в отличие от европейских сводятся к этой простой структуре. Однако и здесь между недостачей и ее ликвидацией часто вставляются другие парные функции, в частности хорошо нам знакомые по книге В. Я. Проппа: запрещение — нарушение (Int/Viol),обман — пособничество (Dec/Dcpt)и трудная задача — решение (Т/ТА).Кроме того, Дандис вводит еще две функции: следствие нарушения запрета (Conseq)и ускользание от беды (АЕ).Заметим, что это нововведение не столь необходимо, так как обе эти функции в большинстве случаев можно рассматривать как недостачу и ее ликвидацию. Дандис выделяет и анализирует несколько типичных рядов функций, группируя соответствующим образом сказки. Далее он показывает, как сложные по составу сказки индейцев являются комбинацией более простых рядов. Он приводит такие серии, как:
       L–LL
       Viol — Conseq
       L-T-TA-LL
       L-Dec-Dcpt-LL
       Int-Viol-L–LL
       Int — Viol — Conseq — АЕ
       L–LL–Int — Viol — Conseq
       L-T- ТА- LL–Int- Viol- Conseq- АЕ
      и т. д.
      Мотифемы Т/ТА, Int/Viol, Dec/Dcptв принципе альтернативны в сказках и мифах американских индейцев. Int/Violи Т/ТАДандис считает формами предписания герою, отличными по своей дистрибутивной характеристике: трудные задачи всегда помещаются между недостачей и ее ликвидацией, а нарушение запрета большей частью либо предшествует недостаче, либо следует за ее ликвидацией. Известный интерес представляет сопоставление Дандисом сказок и поверий, например последовательности Int — Viol — Conseq — АЕ ссистемой: условие — результат — противодействие.
      Пользуясь совершенно той же методикой, что и В. Я. Пропп, Дандис приходит, однако, к иным, гораздо более простым схемам. Это, по-видимому, следствие архаичности самого фольклора североамериканских индейцев. Дандис не дифференцирует волшебную сказку от других ее разновидностей и от мифа, что отчасти опять-таки отражает особенности самого материала — его жанровый синкретизм. Сопоставление схем В.Я. Проппа и Дандиса поэтому очень полезно для решения задач, выдвигаемых исторической поэтикой.
      Интересные работы по структурному изучению мифов и сказок имеются и в австралийской науке, тесно связанной с американской. Оставляя в стороне некоторые попытки парадигматизации сюжетов в свете культурных моделей43, необходимо упомянуть о серии статей Э. Станнера в журнале «Океания» под общим названием "О религии аборигенов"44. В этом обстоятельном исследовании семиотики культуры австралийского племени муринбата содержится тонкий сравнительный анализ сюжетной синтагматики мифов и ритуалов; словесных, пантомимных и живописных "текстов".
      Убедительное доказательство принципиального тождества структур мифов и обрядов (включая мифы, не имеющие обрядового эквивалента, и обряды, не сопряженные с мифами) дает возможность Станнеру выявить и некоторые важные парадигматические отношения в символическом языке мифов муринбата. Некоторые наблюдения Станнера поразительно близки к выводам явно оставшейся ему неизвестной книги В.Я. Проппа "Исторические корни волшебной сказки" (тематическое и структурное сближение мифов с обычаями инициации). К сожалению, в рамках данной статьи нет возможности подробнее касаться этой темы.
      Продуктивные исследования повествовательного фольклора были предприняты рядом румынских ученых, в первую очередь М. Попом, а также Г. Врабье, Г. Эретеску, Н. Рошияну. В очень содержательной статье "Актуальные аспекты исследования структуры сказок"45 Поп на примере одной румынской сказки демонстрирует соотношение синтагматической последовательности функций и общей логики сюжета. Для данной сказки она представлена схемой:

      I недостача
      II обман
      III испытание
      IV насилие
      IV ликвидация насилия
      III ликвидация испытания
      II ликвидация обмана
      I ликвидация недостачи

      Поп убедительно показывает роль сюжетного параллелизма и антитез. Он также проникает в структуру элементарной последовательности (лишь отчасти опираясь на Бремона), исследует ее троичность. В другой статье (о формулах сказки)46 он анализирует структуру на стилистическом уровне. Исследованию сказочных формул посвящена и диссертация Н. Рошияну. Интересный анализ композиционных вариантов предлагает Г. Врабье47.
      Работы по структурной типологии появляются в других странах. Чешский ученый Б. Бенеш применяет морфологическую схему В.Я. Проппа при анализе былички48. Оригинальная попытка вскрыть структуру анекдотической сказки содержится в статье немецкого фольклориста Г. Баузингера49. (Любопытно, однако, что в его теоретической монографии "Формы народной поэзии" морфология фольклора исследуется скорее в русле Йоллеса).
      В последние годы ожил интерес к "Морфологии сказки" В.Я. Проппа и поднятым в ней проблемам у нас в Советском Союзе. В 1965 г. на научной сессии в честь семидесятилетия В.Я. Проппа высоко оценили эту книгу в своих докладах акад. В.М. Жирмунский и член-корр. АН СССР П.Н. Берков; состоялся и специальный доклад о "Морфологии сказки" автора настоящей статьи. Но возрождение широкого интереса к этой книге у нас, как и за рубежом, было обусловлено прежде всего развитием структурной лингвистики и семиотики. Имя В. Я. Проппа как автора "Морфологии сказки" (а также "Исторических корней волшебной сказки") постоянно упоминалось (часто рядом с именем Леви-Строса) на семиотических симпозиумах, в работах по вторичным моделирующим системам. Однако, если оставить в стороне многочисленные общесемиотические работы по мифологии (Вяч. Вс. Иванова, В.Н. Топорова, Д.М. Сегала, А.М. Пятигорского, Ю. М. Лотмана, Б.Л. Огибенина и др.) и сюжетике литературных произведений (Б.Ф. Егорова, Ю.К. Щеглова), а также структурные исследования несказочных жанров фольклора (народного театра — П.Г. Богатырева, баллады — В.Н. Топорова, эпических песен — С.Ю. Неклюдова и Ю.И. Смирнова, заговоров — И.А. Чернова и М.В. Арапова, пословиц — Г.Л. Пермякова), то число статей и выступлений, непосредственно затрагивающих проблематику морфологии сказки, пока еще очень невелико.
      Работа Д.М. Сегала "Опыт структурного описания мифа"50 представляет собой попытку анализа структуры мифа на материале трех близких версий одного и того же сюжета об отверженном, ни впоследствии торжествующем герое у северо-западных индейцев. Пользуясь в принципе методикой Леви-Строса и сопоставляя фрагменты мифа синтаксически и парадигматически (исходя из категории ценности), Д. М. Сегал вскрывает различные уровни мифологического смысла и приходит к выводу о совмещении в исследуемых текстах сказки об отверженном герое с этнологическим мифом.
      Вяч. Вс. Иванов и В. Н. Топоров51 прямо обращаются к схеме В. Я. Проппа с тем, чтобы использовать ее для записи и анализа различных повествовательных текстов. Они предлагают рациональное упорядочение символов средствами современной логики. При этом функция всякий раз интерпретируется как отношение различных сказочных персонажей или предметов.
      Эти авторы увязывают функциональный анализ в духе В.Я. Проппа с исследованием элементарных семантических оппозиций, играющих большую роль в мифах. Для их записи ими также предложены определенные символы.
      С.Д. Серебряный в своем докладе52 пытается внести некоторые коррективы в формулу В.Я. Проппа, исходя, как ему кажется, из более строгой формализованной интерпретации материала. Он предлагает функцию Всчитать связкой, функцию К —мотивировкой, функцию Т —лишь сопутствующим моментом при различных функциях и т. д. Всю сказку, считает С. Д. Серебряный, можно разделять на три основных момента: 1) начальное вредительство, создающее завязку (А ДБ-3 Пр Х Ф),2) ответные действия героев (Г Р- П) и3) благополучный исход, восстановление разрушенного порядка вещей ( Л Сп У О Н С*);между ними — перемещения. Сказка, по его мнению, создается разворачиванием этой троичной схемы.
      В заключение мы позволил! себе бегло высказать некоторые соображения о возможности дополнительной морфологической интерпретации волшебной сказки, исходя из принципиальных основ, заложенных В.Я. Проппом в его книге53.
      Дополнительные связи между функциями В.Я. Проппа, их единая природа — как синтагматическая, так отчасти и семантическая — обнаруживается при анализе более абстрактного уровня больших синтагматических единств.Такими синтагматическими единствами являются различные виды испытаний и приобретаемых героем в результате испытаний сказочных ценностей. Ритм потерь и приобретений объединяет волшебную сказку с мифом и с другими видами повествовательного фольклора.
      Аналогичную испытаниям (по своей дистрибуции) ключевую роль в мифах играют космогонические и "культурные деяния" демиургов, в животных сказках — трюки зооморфных плутов (трикстеров), в новеллистической сказке особые категории испытаний, ведущие к разрешению индивидуальной драматизированной коллизии. Для классической формы волшебной сказки специфична двойная оппозиция предварительного и основного испытаний, во-первых, по результату (в первом случае только чудесное средство, необходимое для прохождения основного испытания, во втором — достижение основной цели), во-вторых, по характеру самого испытания (проверка правильности поведения — героический подвиг).
      В архаическом синкретическом фольклоре эта оппозиция либо отсутствует, либо нерелевантна, а в классической волшебной сказке она заложена в самой семантической структуре и неустранима.
      Наряду с предварительным ( e) и основным (Е)испытанием в волшебной сказке часто (но не обязательно) имеется еще и дополнительное (Е')испытание на идентификацию героя. Кроме того, действия антагониста или даже самого героя (нарушение запрета, «поддача» на "подвохи"), ведущие к беде и к недостаче, могут быть условно интерпретированы как своего рода испытание с обратным знаком (Евч ).Если мы соответственно обозначим потерю или недостачу через l, чудесное средство, полученное от дарителя в результате предварительного испытания (чудесный предмет, помощник, совет) через л , ликвидацию недостачи вследствие основного испытания — через l, то получим следующую формулу:

      Таким образом, волшебная сказка на наиболее абстрактном уровне предстает как некая иерархическая структура бинарных блоков, в которой последний блок (парный член) обязательно имеет положительный знак.
      Менее жесткая структура первобытных синкретических сказок выступает как своего рода метаструктура по отношению к классической волшебной сказке.
      Пропповские функции легко группируются по указанным бинарным блокам (большим синтагматическим единицам). Не только дистрибутивно тождественные борьба — победа и задача — решение (обозначим их как A1 B1 и A2 B2 )оказываются алломорфами основного испытания (богатырский и чисто сказочный варианты), но также чудесное перемещение к цели (ab)и магическое бегство (аbвч ),строго различные дистрибутивно (до или после борьбы), суть динамические (присоединительные) элементы основного испытания. Соответственно претензии самозванца и опознание истинного героя [или негативный вариант: убегание (маскировка) героя — поиск виноватого] составят комплекс дополнительного испытания. Между перечисленными функциями возможны многоваленгные отношения (ср. замечание самого В.Я. Проппа о синкретизме функций). Так, например, убегание «скромного» героя, входящее в систему дополнительного испытания, можно одновременно рассматривать как обращенный вариант магического бегства.
      Выше уже отмечалось принципиальное различие предварительного и основного испытаний и соответствующее деление на правильные поступки и подвиги. Даритель проверяет правильность поведения героя (его доброту, сообразительность, вежливость, а чаще всего — просто знание своеобразных правил игры) и снабжает его чудесным средством, гарантирующим успех основного испытания. Волшебные силы активно помогают совершить подвиг, порой даже действуют за героя, но в правильном поведении всегда проявляется добрая водя героя (и злая воля ложного героя).
      Правила поведения, структура сказочного поступка, составляют цельную семантическую систему, в которой функции обнаруживают дополнительные логические отношения, независимые от их синтагматических связей. Отметим, что поведение по правилам ведет не только к успеху в предварительном испытании, но и к беде, поскольку всякий стимул влечет за собой определенную реакцию: герой обязан принять вызов, ответить на вопрос, выполнить просьбу, даже если это исходит не только от нейтрально-благожелательного дарителя, но и от явно враждебного и коварного вредителя. Известный формализм системы поведения подтверждается необходимостью нарушения запрета (обращенная форма понуждения к действию).
      Обозначим парные функции, относящиеся к правилам поведения, греческими буквами ар в отличие от латинских АВ, аb,относящихся к подвигам. Знаком отрицания над буквой укажем на негативную форму (испытание не дарителем, а вредителем), индексами ти iразграничим материальное действие и словесную информацию. Тогда получим:

      Структура поступка героя имеет вид ар (и соответственно — АВ)или ар (положительным должен быть второй элемент, соответствующий реакции, поступку героя). Поступок ложного героя имеет вид ар (и затем — АВ). По второму элементу ( b) противопоставлен герой и ложный герой, по первому элементу ( а) можно различить предварительное испытание ( аb) и «отрицательное» испытание, ведущее к беде ( авч b,abвч).
      Уже В.Я. Пропп, давая инвариантную синтагматическую схему функций, наметил и сопряженную с ней структурную модель распределения персонажей по ролям, а также поставил задачу изучения атрибутов персонажей. В изучение атрибутов и самих персонажей можно ввести некоторые парадигматические отношения, также имеющие бинарный характер. Такова, например, схема атрибутов героя и ложного героя. Из нее между прочим, вытекает, что герою с чудесными свойствами сопутствуют ложные герои тоже с чудесными свойствами (например, Вырвидуб), а другим героям соответствуют самозванцы противоположного духовного, семейного, социального статута (оппозиция младший — старший и т. п.). Герои, "не подающие надежд", могут рассматриваться как негативные варианты (излюбленные сказкой в отличие от эпоса) героев с благородной видимостью.
      Отношения героя и вредителя-антагониста строятся обычно на оппозиции свой — чужой, проецированной на различные плоскости: дом — лес (ребенок — баба-яга), наше царство — иное царство (молодец — змей), родная семья — неродная семья (падчерица — мачеха). Вредителю соответствует и характер вредительства: мачеха изгоняет падчерицу, чтоб ее извести; баба-яга заманивает детей, чтоб их съесть; змей похищает царевну себе в наложницы и т. п. Это примеры чисто семантического анализа, который основан на вычленении оппозиций, лежащих в основе сказочных представлений и соответствующей им модели мира.
      Возможность выделения некоторых алломорф пропповского метасюжета допускалась им самим: он указывал на альтернативность сказок с Б-Пи 3-Р(т. е. A1 B1 и А2 В2 ), с А и а(по нашей символике с W-с вредительством и без него). Исходя из этих альтернатив, можно, например, четко отграничить некоторые родственные между собой сюжетные типы — группу 300–303 по системе AT (Аарне-Томпсона) от группы 550–551 (в первомслучае W lвч и А1 В1, во втором lвч и A2 B2 )группу 311, 312, 327 и т. д. от 480, 510, 511 (A1 B1-А2 B2 ).Однако для выделения больших фундаментальных сюжетных групп оказьшаются более пригодными иные критерии, а именно:
      Оппозиция О vs. Овч. Символом Ообозначается наличие независимо от героя некоего сказочного объекта, за который идет борьба. О vs. Овч — определение направления вредительства и поисков (quest); O1 — женщина (в исключительных случаях, наоборот, мужчина), вообще — возможный партнер по браку; O2 — чудесный предмет. Оппозиция Оvs. Овч четко противопоставляет сказки, в которых герой — спаситель, искатель или, наоборот, жертва, изгнанник.
      Оппозиция Svs. Sвч. Символ Sуказывает, что героическая деятельность служит собственным интересам, а S — интересам царя, отца, вообще общины в целом (как в героическом эпосе и в мифе). Svs. Sвч противопоставляет сказки героического, отчасти мифологического характера (где герой часто бывает чудесного происхождения и силы, где в испытаниях порой преобладает героическая борьба с мифическим противником и т. п.) типично волшебным сказкам.
      Оппозиция Fvs. Fвч. Символом Fобозначается семейный характер основной коллизии. F выделяет сказки о героях, гонимых мачехой, старшими братьями и т. п.
      Оппозиция Мvs. Mвч различает мифический и немифический характер области основного испытания, выделяет сказки с отчетливо мифологической окраской враждебного герою демонического мира. Основные сюжетные типы — Овч S, OS, O Sвч — далее делятся на подтипы:
      Овч S m Fи Fвч, a OSи О Sвч на O1 и О2; далее все подтипы имеют варианты Ми Мвч. Таким образом выделяются следующие фундаментальные сюжетные типы:
      1.1) O1 Sвч Fвч М —героические сказки змееборческого типа (300–303 по системе АТ);
      1.2) O1 Sвч Fвч М — героические сказки типа quest (550–551);
      2.1) Oвч S Fвч M-архаические сказки типа "дети у людоеда" (311, 312,314, 327);
      2.2) Овч S F M-сказки о семейно-гонимых, отданных во власть лесным демонам(480, 709);
      2.3) Овч S F Mвч — сказки о семейно-гонимых без мифических элементов (510.511);
      3.1) О1 S Fвч М — сказки о чудесных женах (мужьях) — 400,425 и др.
      3.2) O1 S Fвч M-сказки о чудесных предметах (560, 563, 566, 569, 736) 4.) O1 S Fвч М —сказки о свадебных испытаниях (530, 570, 575, 577, 580, б10,621,675); НР
      5.1) O1 Sвч Fвч Mвч —408,653;
      5.2) O2 Sвч Fвч Mвч-665.
      Таким образом пролагается путь к формализации определения типа сказочного сюжета и к более строгой рациональной классификации сюжетов.
      Дальнейший шаг должен состоять в возвращении к изучению мотивов, но уже с позиций, достигнутых с помощью структурного анализа, памятуя о том, что распределение мотивов в сюжете структурно и происходит практически по приведенной выше формуле. Но если сама эта формула представляет собой особый механизм для синтеза сказок, то мотив — это кардинальная единица анализа.
      Таким образом, "Морфология сказки" В.Я. Проппа открывает целое направление в изучении повествовательного фольклора. Но и в пределах этого направления, несмотря на сорок лет, прошедших с момента выхода первого издания, эта книга остается наиболее фундаментальным трудом, ни в чем не потускневшим от времени.

Библиографические примечания

      1 В.Я. Пропп. Морфология сказки // "Вопросы поэтики" (Государственный институт истории искусста), вып. XII, Л., 1928.
      2 VI. Ргорр. Morphology of the Folktale, Edited with an Introduction by Svatava Pilkova-Jacobson, Translated by Laurence Scott // "Indiana University Research Center in Anthropology, Folklore and Linguistics, Publication Ten", Bloomington, 1958, Перепечатано в следующих изданиях: "International Journal of American Linguistics" (vol. 24, № 4, pt 3);
      "Bibliographical and Special Series of the American Folklore Society" (vol. 9). См. новый английский перевод: V. Ргорр. Morphology of the Folk-tale. Second Edition, Revised and Edited with a Preface by Louis A. Wagner, New Introduction by Alan Dundes, "University of Texas Press", Austin-London, [1968].
      3 VI. Ja. Ргорр. Morfologia della fiaba, con un intervento di Claude Levi-Strauss e ina replica dell' autore, a cura di Gian Luigi Bravo // "Nuova biblioteca scientifica Einaudi", 13, Torino, 1966.
      4 W. Ргорр. Morfologia bajki // "Pamietnik literacki", rocznik LK, zeszyt 4, Wroolaw-Warszawa-Krakow, 1966, с. 203–243 (сокращенный перевод Ст. Бальбуса).
      5 В. Я. Пропп. Исторические корни волшебной сказки. Л., 1946.
      6 А. Н. Веселовский. Историческая поэтика, под ред. В. М. Жирмунского (Институт литературы АН СССР), Л., 1940. Первое издание см.: А- Н. Веселовский, Собрание сочинений, сер. 1, т. 2, вып. 1, СПб., 1913.
      7 К. Spiess. Das deutsche Volksmarchen, Leipzig-Berlin, 1924; F. von der Leyen. Das Marchen, Ausg. 3, Leipzig, 1925.
      8 P. М. Волков. Сказка. Розыскания по сюжетосложению народной сказки, т. 1. Сказка великорусская, украинская, белорусская, Госиздат Украины, [Одесса], 1924.
      9 J. Bedier. Les fabliaux, Paris, 1893.
      10 А. И. Никифоров. К вопросу о морфологическом изучении народной сказки // "Сборник статей в честь академика А. И. Соболевского", Л., 1928, с. 172–178.
      11 Рецензия Д. К. Зеленина опубликована в журнале: "Slavische Rundschau". Berlin-Leipzig-Prag, 1929, № 4, с. 286–287.
      12 В. Н. Перетц. Нова метода вивчати казки // "Етнографiчний вiсник", № 9, Киев 1930, с. 187–195.
      13 A. Jolles. Einfache Fonnen. Halle (Saale), 1929 (Ausg. 2-1956).
      14 P. Bogatyrev, R. Jakobson. Die Folklore als besondere Form des Schaf-fens // "Verzameling van opstellen door ond leerlingen", en bevriende vakgftnooten opgedragen aan mgr. prof. dr. Jos. Schrijnen, Nijmegen-Utrecht, 1929, с. 900–913.
      15 R. Jakobson. "On Russian Folktale" in "Russian Fair) Tales", New York, 1945 (см. то же: "Selected Writing", IV, Hague, 1966, с. 90–91).
      16 A. Stender-Petersen. The Byzantine Prototype to the Varangian Story of the Hero" s Death through his Horse // «Varangica», Aarhus, 1953, с. 181–184.
      17 E. Souriau. Les deux cent mille situations dramatiques, Paris, 1950.
      18 Рецензия Мелвила Джекобса опубликована в журнале: "Journal of American Folklore", vol. 72, № 284, April-June 1959, с. 195–196.
      19 С. Levi-Strauss. La structure et la forme. Reflexions sur un ouvrage de Vladimir Propp // "Cahiers de I'lnstitut de Science econoinique appliquee", serie М, № 7, mars, 1960, с. 1–36. Перепечатано: "International Journal of Slavic Linguistics and Poetics", III, Gravenhage, I960, c. 122–149 ("L'analyse morphologique des contes russes"). Итальянский перевод опубликован в приложении к итальянскому изданию "Морфологии сказки" В. Я. Проппа (см. VI. Ja. Propp, Morfologia della fiaba, с. 165–199).
      2 °C. Levi-Strauss. The Structural Study of Myth // "Journal of American Folklore", vol. 68, № 270, X–XII, с. 428–444. Перепечатано в сб.: "Myth. A Symposium" (Bloomington, 1958, с. 50–66). См. французский вариант с незначительными дополнениями в его книге: "Anthropologie structurale", Paris, 1958, с. 227–255 ("La structure des mythes").
      21 С. Levi-Strauss. Die Kunst symbole zu deuten/7"Diogenes", V, Bd 2, 1954. с. 684–688.
      22 С. Levi-Strauss. Four Winnebago Myths // "Culture in History. Essays in Honor of P. Radin", ed. by S. Diamond, New York, I960, c. 351–362; С. Levi-Strauss. La geste d'Asdiwal // "Ecole practique des hautes etudes" ("Sectiuoc des sciences Religieuses"), Extr. Anuuaire, 1958–1959, c. 3^t3.
      23 С. Levi-Strauss. La pensee sauvage, Paris, 1962.
      24 C.Levi-Strauss. Les niythologiques, 1–3, Paris, 1964–1968 (готовится к изданию последний четвертый том <- вышел в свет в 1971 — ред.>).
      25 См., в частности, сборник статей: "The Structural Study of Myth and Totemism", Edited by Edmund Leach, London, 1967; ср. E. Leach, Levi-Strauss in the Garden of Eden // "Transactions of the New York Academy of Science", serie II, vol. 23, № 4, 11961.
      26 V. Propp. Morfologia della fiaba, c. 201–229 ("Struttura e storia nello studio delle favola"). См. также В. Я. Пропп. Структурное и историческое изучение волшебной сказки // Пропп В. Я. Собрание трудов: Поэтика фольклора. М., 1998, с. 208–229.
      464
      27 A. I. Greimas. La description de la signification et la mythologie сотраree // L'homme", t. 3, № 3, Paris, 1963, с. 51–66.
      28 A. I. Greimas. La conte populaire russe. Analyse fonctionnelle // "L'homme", t. 3, № 3. Перепечатано в его книге "Samantique structurale", c. 192–213 (см. ниже, прим. 30).
      29 A. I. Greimas. Elements pour une theorie de 1'interpretation du recit mythique // «Communications», 8 ("L'analyse structurale du recit"), Paris, 1966, c. 28–59.
      30 A. I. Greimas. Samantique structurale. Recherche de methode, Paris, 1966.
      31 См. работы Бремона (Claude Bremond): Le message narratif // «Communications», 4, 1964, с. 4–32; La logique des possibles narratifs // «Conununications», 8, c. 60–71; Kombinacje syntaktyczne miedzy funkcjami a sekwencjami narracyjnynii // "Paimenuk literacki", rosznik LIX, zeszyt 4, c. 285–291 [переведено на польский язык с машинописной рукописи доклада "Combinaisons syntaxiques entre fonctions et sequences narratives", прочитанного на Международной семиотической конференции в Казимеже-над-Вислой (1966)].
      32 См. «Communications», 8; ср. Geza de Rohan-Csermak. Structuralism et folklore // "IV International Congress for Folk-Narrative Research in Athens", Athens, 1965, c. 399–407.
      33 Th. A. Sebeok, Toward a Statistical Contingency Method in Folklore Research // "Studies in Folklore. Indiana University Publications", Folklore Series, № 9, Bloomington, 1957, c. 130–140, Th. A. Sebeok, F. J. Ingemann. Structural and Content Analysis in Folklore Research (Studies in Cheremis: the Supematural) // "Viking Fund Publications in Anthropology", № 22, New York, 1956, c. 261–268.
      34 См. работы Мелвила Джекобса (Melville Jacobs): The Content and Style of an Oral Literature. Clackamas Chinook Myths and Tales, "University of Chicago Press", 1959;
      Thoughts on Mythology for Comprehension of an Oral Literature // "Men and Cultures", Philadelphia, 1960, c. 123–129; предисловие к сб.: "The Anthropologist Looks at Myth", Compiled by Melville Jacobs, "University of Texas Press", Austin-London, 1966.
      35 R. P. Armstrong. Content Analysis in Folkloristics // "Trends in Content Analysis", Urbana,1959,c. 151–170.
      36 J. L. Fischer. Sequence and Structure in Folktales // "Men and Cultures", c. 442–446.
      37 J. L. Fischer. A Ponapean Oedipus Tale // "Anthropologist Looks at Myth", c. 109–124. 38 E.-K. Kongas. P. Maranda. Structural Models in Folklore // "Midwest Folklore", vol. 12, 1962,с. 133–192.
      39 E. Maranda. What does a Myth Tell about Society // "Radcliffe Institute Seminars", Cambridge, 1966; P. Maranda. Computers in the Bush: Tools for the Automatic Analysis of Myth'/aProceedings of the Annual Meetings of the American Ethnological Society", Philadelphia, 1966.
      4 °Cм. работы Дандиса (Alan Dundes): The Morphology of North American Indian Folk-tales // "FF Communications", vol. LXXXI, № 195, Helsinki, 1964; The Binary Structure of "Unseccesfol Repetition" in Lithuanian Folktales // "Western Folklore", XXI, 1962, c. 165–174; From Etic to Ernie Units in the Structural Study of Folktales // "Joumal of American Folklore", vol. 75,1962, с. 95–105.