Усилившийся ветер бил им в лицо, рвал юбку Джесси, доносил до всадников запах морской воды и неумолчный грохот прибоя. Джесси рукой опытной наездницы направляла кобылу вниз по крутому спуску, ведущему на прибрежную полосу бухты. Ирландец следовал за ней. Тропа, по которой они спускались с мыса, усыпанная мелкими камешками, скатывавшимися вниз из-под лошадиных копыт, оказалась узкой и трудной. Дорога вела в южную часть бухты, где на песчаную береговую полосу с грохотом набегали бушующие волны. Джесси натянула поводья, попридержав лошадь, и обернулась, дожидаясь Лукаса.
      – Когда я наблюдаю за береговой линией, мне в голову приходят странные мысли, – заметил он, поравнявшись с Джесси. – Морские волны обладают удивительной властью. Они слизывают с песка все следы, устраняют все изъяны. О, если бы можно было точно так же за одну минуту смыть с души все грехи и очиститься от пороков, избавившись наконец от чувства вины и угрызений совести!
      Волны разбивались у самых ног лошадей, обдавая всадников ливнем брызг. Джесси чувствовала, как сильно колотится в груди сердце. Слова Лукаса почему-то взволновали ее.
      – Вы презираете меня за то, что я тайно посещаю обитательницу уединенного коттеджа?
      Он отрицательно покачал головой.
      – Я никогда не сужу людей. У вас наверняка есть причины, чтобы ездить сюда.
      Джесси снова тронулась в путь, не сводя глаз с пенистых бирюзово-синих волн. Над их головами с пронзительными криками кружили чайки. Сильный ветер растрепал волосы Джесси, и она время от времени убирала падавшие на глаза прядки.
      Лукас ехал рядом с ней.
      – Здесь погиб кто-то из близких вам людей? – неожиданно спросил он.
      Джесси встрепенулась и изумленно посмотрела на него.
      – Как вы догадались?
      – По выражению вашего лица. Вы не сводите глаз с бухты.
      Комок подступил к горлу Джесси.
      – Здесь погиб мой брат Сесил.
      – Когда? – спросил Лукас.
      – Десять лет назад. Мы, дети, в ту пору много времени проводили здесь, в бухте. Но больше всего к морю тянуло Уоррика. – При воспоминаниях о детстве лицо Джесси озарила улыбка, но тут же исчезла. – У него на причале стоял маленький шлюп, у того места, где кончается дорога. Суденышка давно уже нет. Его, наверное, унесло в море лет пять назад во время шторма. Впрочем, его судьба никого не интересует.
      Подняв голову, Джесси взглянула наверх, туда, где стоял маленький коттедж Женевьевы, скрытый за густой зеленью мыса.
      – В то время увитый розами домик Женевьевы принадлежал моей бабушке, – продолжала Джесси. – Сначала она приезжала сюда только на лето, но после смерти дедушки продала свой дом в Хобарте и поселилась здесь.
      Лукас тайком внимательно следил за выражением лица Джесси, поглядывая на нее из-под полей низко надвинутой на лоб шляпы.
      – Сесил, если не ошибаюсь, ваш старший брат. Джесси бросила на Лукаса удивленный взгляд.
      – Я видел памятник на его могиле с датами рождения и кончины.
      – Ах вот оно что! Он стал бы наследником нашего рода, и отец очень гордился им. Сесил казался нам серьезным человеком, интересующимся лишь финансами и хозяйственными делами в имении. Но в душе он завидовал Уоррику. – Джесси помолчала. Ее удивляло, что она вдруг стала рассказывать о своей семье каторжнику. – И вот однажды он настоял, чтобы Уоррик дал ему свою лодку. Стоял ясный летний день, но дул сильный ветер и подводные течения представляли большую опасность. Уоррик не хотел, чтобы Сесил выходил в море.
      – Но он все же вышел?
      – Да, мама отругала Уоррика за эгоизм. Она заявила, что погода хорошая, а Уоррик ссылается на сильный ветер, потому что не хочет давать брату лодку. – Джесси помолчала, борясь со слезами, набежавшими на глаза. – Уоррику в ту пору исполнилось всего лишь двенадцать лет, а Сесилу почти восемнадцать. Но он не умел обращаться со шлюпом, и лодка разбилась о рифы.
      Прищурившись, Лукас внимательно осмотрел бухту. Издали рифы походили на темных призраков, выступающих из воды посреди бушующих волн.
      – Ваш старший брат не умел плавать?
      – Умел, но море было слишком бурным. Его отбросило на рифы, и он разбился. А мама… – Голос Джесси задрожал. – Сесил считался ее любимцем. В тот день она вышла на берег, чтобы посмотреть, как он будет править лодкой. И несчастье произошло у нее на глазах.
      – Поэтому теперь она не хочет выходить на берег моря? Она винит себя в смерти сына?
      Джесси внимательно взглянула на своего спутника. Ветер надувал его рубашку из грубого полотна. Солнце на минуту выглянуло сквозь разрывы в облаках и озарило округу.
      – Наша мать не умеет винить себя, – сухо констатировала Джесси.
      – Значит, вы вините ее во всем случившемся.
      – Но не в гибели Сесила.
      – Тогда в чем же конкретно?
      Над ними пролетел орел. Его тень промелькнула на песке. Подняв голову, Джесси следила за его полетом.
      – Из-за нее Уоррик все годы мучается от чувства тяжкой вины, – наконец вздохнула она.
      – Но он ни в чем не виновен.
      Джесси пожала плечами:
      – Уоррик убежден в обратном. Он ведь знал, что Сесил не умеет обращаться со шлюпом, но не остановил его.
      Она печально улыбнулась.
      Они добрались до широкого устья реки, впадавшей в море на краю бухты.
      – Зачем же вы приезжаете сюда, на место трагедии? Ведь ваши визиты бередят душевные раны.
      – Я приезжаю сюда, чтобы повидаться с Женевьевой.
      Джесси бросила взгляд туда, где стоял остов старой усадьбы Граймзов. Тот факт, что она дружила с такой женщиной, как Женевьева, смущал ее, однако Джесси всегда старалась подавить свою натуру в угоду матери, требовавшей, чтобы дочь вела себя как истинная леди. Тайные посещения Женевьевы стали для нее своего рода протестом против навязываемых условностей. Джесси с наслаждением набрала полные легкие свежего, пахнувшего солью воздуха.
      – Честно говоря, я сама не знаю, почему езжу сюда, – наконец призналась она. – Но я чувствую, что мне необходимы такие поездки.
      Лукас внезапно коснулся ее щеки загрубевшими пальцами.
      – Я никому не скажу о том, что мы приезжали к вашей подруге, – пообещал он.
      Жест Лукаса, естественный и дружеский, не вызвал у Джесси негодования, хотя должен бы.
      Посмотрев в загорелое лицо Лукаса с широкими скулами и глубоко посаженными глазами, Джесси почувствовала, как в ее душе что-то шевельнулось. Она считала его грубым и опасным человеком, мятежником, бросившим вызов властям и покушавшимся на все, что дорого ее сердцу. И он действительно оставался таким. И все же…
      – Почему вы решили хранить мою тайну? – дрогнувшим голосом спросила Джесси.
      На губах Лукаса заиграла озорная улыбка, а в глубине зеленых глаз зажегся лукавый огонек.
      – Потому что каждый человек имеет право на тайну, – ответил он и посмотрел на руины стоявшего среди скал вблизи устья реки дома. – Окружающая местность выглядит совершенно безлюдной. Неужели сюда никто никогда не заглядывает?
      – Большинство местных жителей обходят бухту стороной.
      – Я слышал, что на развалинах появляются привидения.
      – Я тоже слышала.
      Лукас усмехнулся:
      – А разве вы верите в привидения, мисс Корбетт?
      – Я не знаю, существуют они или нет. Но я уверена в том, что место, в котором произошли ужасные события, концентрирует негативные эмоции страдавших там когда-то людей.
      – А в разрушенном доме произошло что-то ужасное?
      – О да.
      Джесси повернула лошадь и пустила ее легким галопом туда, где проходила дорога. Ей хотелось подальше умчаться от мрачного места. Однако Лукас не спешил следовать за ней. Он еще какое-то время, прищурившись, внимательно разглядывал остов дома и расположенный рядом лодочный причал.
 
      После ужина началась гроза.
      Лукас стоял на веранде барака, прислонившись спиной к опорному столбу, поддерживающему крышу. Шел проливной дождь, и за его плотной пеленой величественный, похожий на крепость усадебный дом трудно просматривался. Уже стемнело, и на верхнем этаже горели огни. Вглядываясь в них, Лукас пытался угадать, где окна спальни Джесси. Поймав себя на крамольных мыслях, он усмехнулся. Какое ему дело до того, где располагается ее комната и что она сейчас делает? Ему казались абсурдными чувства, которые он испытывал к юной английской леди. Но он ничего не мог поделать с собой. Его неудержимо влекло к девушке. «Чем быстрее я сбегу отсюда, тем лучше», – думал Лукас. Штормовой ветер трепал его длинные черные волосы, швыряя в лицо капли дождя. Вдохнув влажный воздух, Лукас ощутил незнакомые запахи чужбины.
      – Дэниел сказал мне, что ты нашел место, где мы могли бы прятать лодку, – заявил Лис, подойдя к Галлахеру.
      Лукас кивнул, не сводя глаз с темного неба, которое время от времени раскалывали зигзаги ослепительных молний.
      – Протекающая здесь река впадает в Бухту кораблекрушений. У ее устья располагаются остатки сгоревшего от пожара дома, а рядом – удобная пристань, скрытая кустарником. Там мы сможем прятать лодку. Люди стараются держаться подальше от пепелища, оставшегося от дома, поэтому риск того, что ее обнаружат, невелик.
      – Да ты с ума сошел! – воскликнул тщедушный Лис. – Ты хочешь, чтобы мы проникли в дом Граймзов, населенный привидениями?
      Лукас усмехнулся:
      – Ты веришь в привидения, приятель?
      Некоторое время Лис молчал, тяжело дыша. Его бледное лицо казалось озабоченным.
      – Да, верю, – наконец ответил он.
      Лукас достал из кармана кисет с табаком и бросил другу.
      – На, пожуй.
      Лис ловко поймал кисет одной рукой и сунул щепотку табака в рот.
      – Ну хорошо. Пусть будет по-твоему. Предположим, у нас есть место, где мы сможем готовиться к побегу. Но где взять лодку?
      Лукас спустился с веранды во двор и, запрокинув голову, подставил лицо под прохладные струи дождя.
      – Достанем где-нибудь, – пробормотал он.
      – А если нам не удастся?
      Чувствуя, как в его сапогах хлюпает вода, Лукас повернулся и взглянул на барак с крепкими каменными стенами. Его двери, закрывающиеся ночью на мощные железные засовы, еще распахнуты настежь. Лукас глубоко вздохнул. Его влажная рубашка прилипла к телу.
      – Если нам не удастся раздобыть лодку, мы сами построим ее, – отозвался он с усмешкой.
 
      На следующее утро Галлахер снова занялся выездкой гнедого жеребца. Он надеялся, что Джесси опять придет к конюшням, чтобы посмотреть на Урагана. Но она не пришла. Не появилась она на хозяйственном дворе и на следующий день.
      Нет, Лукас вовсе не хотел, чтобы она приходила. Он не желал, чтобы она наблюдала за ним и отвлекала от работы. Лукасу не по нраву роль послушного предупредительного грума, скачущего следом за своей госпожой, куда бы та ни пожелала направиться. Но Лукасу необходимо снова наведаться в бухту, чтобы внимательнее осмотреть руины дома и находившийся рядом причал. Он хотел понаблюдать за течением и изучить расположение опасных рифов в бухте, прежде чем рискнуть выйти в море. Впрочем, он уже начал понимать, что мисс Джесмонд Корбетт для него опаснее рифов и скал в Бухте кораблекрушений.
      Нет, он не хотел, чтобы она приходила, но он с нетерпением ждал ее и не мог ничего с собой поделать.
      И вот в субботу утром, когда Лукас готовился седлать Урагана, он вдруг услышал голос Джесси. Напевая песенку, она появилась на пороге конюшни в простом темно-синем платье и белой кружевной косынке. Золотистые волосы Джесси зачесала назад и собрала в пучок. Ее лицо раскраснелось от свежего утреннего воздуха. Взглянув на нее, Лукас почувствовал, что у него перехватило дыхание.
      – Вы пришли, чтобы понаблюдать за моей работой? – спросил он.

      – Седлаете Урагана, мистер Галлахер? – вопросом на вопрос ответила Джесси, подходя к Лукасу.
      Она шла медленно, сцепив руки за спиной. Ее широкая юбка колебалась при каждом шаге, на губах застыла улыбка, хотя в глазах затаилась настороженность.
      – Неужели вы наконец решились прокатиться верхом на норовистом жеребце? – снова задала она вопрос с насмешливой улыбкой.
      – Да, – ответил Лукас, прилаживая седло.
      – В таком случае вы необыкновенно отважны. Не прошло и месяца с тех пор, как вы начали заниматься с Ураганом.
      Лукас внимательно взглянул на Джесси. Сегодня она явно не в духе и явилась сюда, чтобы попортить ему кровь. По-видимому, она жалела о том, что излишне откровенничала с ним во время прогулки в бухту, и теперь хотела выместить на нем свое недовольство собой. Он наклонился, чтобы подтянуть подпругу.
      – Вы считаете, что я слишком задержался с приручением жеребца?
      – Уоррик говорил, что вам потребуется много времени для того, чтобы получше узнать жеребца и изучить его повадки.
      Снова взглянув на Джесси, Лукас увидел, что на ее лице блуждает все та же неприятная улыбка.
      – Но ведь Уоррик не в курсе того, что вы давно уже прекрасно знаете его необычный характер, – продолжала Джесси.
      Лукас выпрямился.
      – Вы ошибаетесь, я знал его недостаточно хорошо. Наклонив голову, Джесси задумчиво посмотрела на него.
      – Неужели? В таком случае вы, наверное, узнали о нем что-то новое за последнее время, мистер Галлахер?
      – Да, кое-что узнал.
      Ураган между тем, в надежде получить кусочек сахара или другое вкусное угощение, вытянул шею и стал с любопытством обнюхивать белую косынку на груди Джесси. Затем жеребец, разочарованно фыркнув, обдал Джесси своим теплым дыханием. Она засмеялась и погладила его по носу.
      – К сожалению, я тебе ничего не принесла. Впрочем, ты ведешь себя невежливо, как истинный ирландец, – заметила она, обращаясь к жеребцу.
      Лицо Джесси преобразилось, утратив выражение холодности и надменности.
      – Похоже, вы узнали кое-что новое об Урагане, – предположил Лукас. – Этот ирландец – настоящий сладкоежка и любит, когда ему приносят угощение.
      Джесси погладила жеребца по атласной шее.
      – Интересное открытие, – заключила она. – Но оно не имеет никакого отношения к его проблемам. В частности, к тому, что он взбрыкивает и старается сбросить седока.
      – Как посмотреть!
      – Что вы хотите сказать?
      – Многое зависит от того, завтракал Ураган или нет.
      – А сегодня он завтракал?
      – Нет.
      Лукас взялся за уздечку и вывел жеребца из конюшни во двор. Джесси последовала за ними.
      – Так в чем же заключается ваш блестящий план? В том, чтобы морить бедное животное голодом и тем самым принудить его к покорности?
      Лукас завел жеребца в загон и вставил стремена.
      – Я не морю его голодом, – проворчал он. – Я добиваюсь лишь того, чтобы он ждал поощрения от меня.
      – Поощрения?
      Крепко держа жеребца под уздцы, Лукас кивнул головой в сторону охапки свежей сочной люцерны, привязанной к забору на высоте седла в четырех-пяти ярдах от морды жеребца.
      – Как вы думаете, что предпримет Ураган? Взбрыкнет ли он, когда я сяду в седло, или постарается поскорее добраться до лакомства?
      – Думаю, что взбрыкнет, – улыбнулась Джесси.
      Галлахер засмеялся и вскочил в седло. Жеребец дернулся, но не взбрыкнул. Он не отрывал взгляда от сочной люцерны.
      – Я с тобой, мой мальчик, не бойся, – прошептал Лукас и, ослабив поводья, направил жеребца к охапке люцерны.
      Ветер улегся, и на хозяйственном дворе стало тихо. Лукас слышал, как струится в бидоны молоко в коровнике, где шла утренняя дойка, как Ураган жует люцерну и как поскрипывает кожаное седло. Он надеялся, что Джесси что-нибудь скажет, но она молчала.
      – Может быть, вы хотите отправиться на прогулку верхом? – спросил Лукас, потрепав жеребца по холке.
      – Нет. Сегодня я еду на лекцию в Блэкхейвен-Бей, – сообщила Джесси и, помолчав, спросила: – А как вам в голову пришла такая идея?
      Лукас бросил на нее удивленный взгляд. Джесси стояла, прислонившись спиной к забору загона. Он поймал себя на том, что пристально смотрит на ее пухлые губы, и отвел глаза в сторону.
      – О какой идее вы говорите? – севшим голосом спросил он, чувствуя, что у него перехватило горло.
      – Как вы догадались о том, что надо делать, чтобы усмирить жеребца?
      – Один весьма мудрый человек сказал мне однажды, что строптивую лошадь можно усмирить единственным способом. Надо сделать так, чтобы ей стало приятнее повиноваться вам, чем не повиноваться.
      Лукас направил к ней лошадь.
      – Я думала, что у вас ничего не получится, – призналась она.
      – Я знаю.
      Натянув поводья, он остановился рядом с ней.
      – Вы пришли сюда, чтобы стать свидетельницей моего позора. Вы хотели увидеть, как я упаду на землю.
      В синих глазах Джесси зажглись озорные огоньки.
      – Да, вы угадали, – едва сдерживая смех, проговорила она.
      Однако Лукас не разделял ее веселья. Его лицо хранило выражение суровости.
      – Но почему вам так отчаянно хотелось, чтобы я потерпел неудачу?
      Вопрос сразу настроил Джесси на серьезный лад. Она на минуту задумалась, а потом ответила, тряхнув головой:
      – Не знаю. Может, потому, что вы ведете себя неподобающим образом.
      Опершись рукой на луку седла, Лукас наклонился вперед и внимательно вгляделся в ее лицо. Жеребец беспокойно переступал с ноги на ногу.
      – А вы, как я вижу, придаете огромное значение подобающему поведению, не так ли?
      – Да, – подтвердила Джесси. Налетевший ветерок трепал белые атласные ленты ее шляпки. Ураган тревожно зафыркал. Джесси поймала их и стала задумчиво накручивать на палец. – Я понимаю, что вести себя подобающим образом не всегда просто, но я стараюсь. Я стремлюсь стать такой, какой всегда хотели видеть меня мои родители.
      – Зачем?
      У Джесси перехватило дыхание. Она судорожно сжала в пальцах атласные ленточки, чувствуя, как ее бьет мелкая дрожь.
      – Что за странный вопрос!
      Лукас улыбнулся:
      – Раз вы не можете ответить на вопрос, значит, он попал в самую точку!
      Джесси вскинула подбородок, и ее ноздри затрепетали от негодования.
      – Мне кажется, что ответ на ваш вопрос очевиден. Человек, который нарушает установленные правила, мистер Галлахер, оказывается за бортом жизни.
      – Возможно, вы правы. Но мне кажется, что если бы вы нарушили некоторые правила, то не оказались бы в том положении, в котором сейчас находитесь.
      – А чем вам не нравится мое положение? – спросила Джесси, открывая ворота загона.
      – Не знаю. Но мне кажется, с вами не все благополучно, – ответил Лукас, выезжая из загона.
      Ему очень хотелось остановиться, поравнявшись с Джесси, задержаться, чтобы еще немного поговорить с ней, понаблюдать за ее реакцией на его поддразнивания и скрытые насмешки. Выразительное лицо Джесси, на котором читались все эмоции, представляло для него большой интерес. Но Лукас не мог позволить себе подобного. Мужчина в его положении не должен любоваться белоснежной шеей юной леди, ее голубыми глазами и золотистыми локонами, в которых играли солнечные блики.
      Проклиная свою злую судьбу, Лукас молча проехал мимо Джесси и направил жеребца на пастбище.
 
      Ежемесячные лекции Научного общества Блэкхейвен-Бей проходили в единственной церкви города – англиканском храме Святого Антония, возведенном в неоготическом стиле на высоком холме, откуда открывался великолепный вид на море.
      Профессор Генрих Люнеберг оказался долговязым жилистым человеком, на лице которого выделялись черные усы и мохнатые брови. Делая акцент в своей лекции на том или ином слове, он то поднимал, то опускал их. Вопросы спелеологии живо интересовали Джесси, и лекция Люнеберга казалась ей очень содержательной. Тем не менее она довольно рассеянно слушала ее, постоянно отвлекаясь.
      Окинув взглядом побеленные стены и высокий потолок храма, Джесси подумала о том, что здесь, возле моря, особый, волшебный вибрирующий воздух. Неудивительно, что Женевьева обожала свой дом и садик, расположенные на мысе Последней Надежды. Джесси решила, что однажды тоже поселится на берегу моря. Как хорошо каждое утро бродить по окрестностям, вдыхая свежий соленый воздух и любуясь морскими далями, думала она. Но тут она вспомнила, что обручена с Харрисоном и остаток своей жизни должна провести в усадьбе Болье.
      Джесси взглянула на сидевшего рядом с ней на церковной скамейке Харрисона – привлекательного мужчину с правильными чертами лица. Правда, ему не хватало того обаяния, которым с избытком природа наделила Уоррика, и мужественности, присущей Лукасу Галлахеру. В Харрисоне Тейте недоставало изюминки, хотя его можно считать образцом британского джентльмена, живущего в колонии и обладающего такими чертами, как сдержанность, уравновешенность и умеренность.
      Почувствовав на себе ее взгляд, Харрисон повернулся и улыбнулся Джесси натянутой улыбкой. Он заметил рассеянность невесты и хотел напомнить ей о том, что она должна внимательно слушать лекцию, а не разглядывать сводчатый потолок церкви с грустным выражением лица.
      После лекции Харрисон и Джесси вышли на церковный двор и двинулись между надгробными плитами туда, где их ждал экипаж. Порывистый ветер гнал по небу облака, за которыми время от времени пряталось солнце. Поэтому Джесси становилось то жарко, то холодно. Внизу под холмом бушевало море. На берег с ревом накатывали пенистые волны.
      – Интересная лекция, – заключил Харрисон, беря невесту под руку, – хотя она проигрывает прошлой лекции об электричестве, во время которой лектор разрядом оживил на долю секунды мертвую лягушку.
      Джесси рассмеялась.
      – Бедный профессор Люнеберг! Ему следовало бы прочитать свою лекцию в известковых пещерах Папоротникового оврага, среди загадочных прозрачных сталактитов и сталагмитов. Тогда, я уверена, пещеры показались бы тебе более интересной темой, чем мертвые лягушки, оживляемые электричеством.
      – Нет, – возразил Харрисон, – если бы профессор читал свою лекцию в Папоротниковом овраге, я не пошел бы на нее. Я с детства терпеть не могу пещеры. Помнишь, как ты таскала меня по ним в детстве? Меня больше туда ничем не заманишь.
      Джесси снизу вверх взглянула на Харрисона.
      – Неужели тебе не хочется теперь, когда ты так много нового узнал о пещерах, снова посетить их?
      Харрисон ответил не сразу.
      – Надеюсь, ты шутишь? – наконец спросил он после неловкой паузы.
      – Вовсе нет.
      Харрисон поморщился.
      – Послушай, Джесмонд, я не возражаю против посещения увлекательных лекций по спелеологии. Но я категорически против того, чтобы женщина лазила по пещерам в поисках острых ощущений.
      Джесси резко остановилась.
      – Ты категорически против, Харрисон?
      – Да, подобное просто недопустимо. – Харрисон старался говорить непринужденным тоном, но в его голосе слышалось напряжение. – И ты сама должна признать, что такое поведение никак нельзя назвать приличным.
      Тучка вновь набежала на солнце, и над их головой под порывом налетевшего ветра зашелестела листва эвкалипта.
      – Неужели ты действительно считаешь, что нельзя нарушать принятые в обществе условности?
      – Конечно, надо всегда соблюдать правила приличия.
      Джесси окинула его внимательным взглядом. Правильные черты лица, безупречно белый накрахмаленный воротничок, аккуратно завязанный узел галстука…
      – И ты никогда в жизни не нарушал их, Харрисон?
      На его губах заиграла мальчишеская подкупающая улыбка.
      – Мне хотелось бы так думать, но я должен открыть тебе одну тайну: в четырнадцать лет я безумно влюбился в очаровательную, но взбалмошную и порой непредсказуемую девочку. И с тех пор чувство к ней не покидает меня.
      – А разве любовь – нарушение правил приличия? Разве это непозволительное чувство?
      Харрисон сжал ее руку в своих ладонях.
      – Да, если любовь чрезмерна. Но я не могу и не хочу избавляться от такого чувства, даже если оно недопустимо.
      Солнце снова вышло из-за облаков и озарило округу золотистым светом. Любой женщине приятно было бы сознавать, что человек, с которым ей предстоит связать свою жизнь, страстно, самозабвенно любит ее. Но Джесси стало не по себе после признания Харрисона. У нее сложилось такое чувство, словно она падает в глубокую черную пропасть отчаяния и ей нет спасения.
 
      Джесси уже заканчивала седлать Симмерию, когда в конюшню вошел Чарли. Он насвистывал какой-то мотивчик, засунув руки за пояс брюк.
      Мальчик не сразу заметил Джесси, так как его глаза после яркого слепящего солнца некоторое время привыкали к полутьме конюшни. Увидев леди, он резко оборвал свист и остановился.
      – Простите, мисс, – промолвил он, – я не знал, что вы хотите поехать на прогулку. Разрешите, я помогу вам.
      Джесси ласково улыбнулась Чарли.
      – Не надо, я справлюсь. Ты, наверное, прибыл сюда уже после моего отъезда в Лондон?
      – Да, мэм. – Чарли робко топтался на месте, не зная, что делать. – Позвольте мне…
      – Я часто сама седлаю свою кобылу, – известила Джесси, выводя Симмерию под уздцы во двор.
      Мальчик с круглыми от изумления глазами последовал за ней.
      – Но, мисс… – попробовал возразить он. – Вы не можете отправиться на прогулку без грума.
      Джесси бросила на него взгляд через плечо. – Ты говоришь прямо как мой жених Харрисон.
      – Что вы сказали, мисс?
      – Так, ничего, не обращай внимания. – Она снова улыбнулась, давая понять мальчику, что не сердится на него. – Я заходила к старому Тому, он неважно себя чувствует.
      – Я могу сбегать за Галлахером, – предложил Чарли, нервно переминаясь с ноги на ногу. – Он по поручению хозяина усадьбы сейчас занимается с гнедым мерином в загоне за конюшней.
      Джесси легко и непринужденно поднялась в седло.
      – Спасибо, Чарли, мне не нужны услуги мистера Галлахера. Я не собираюсь далеко ехать. Мне хочется немного покататься здесь, поблизости от усадьбы.
      И прежде чем мальчик успел что-нибудь сказать, Джесси пришпорила свою лошадь и пустила ее галопом.
      Выехав на дорогу, она двинулась в сторону гор, поросших тропическим лесом. Джесси действительно не собиралась удаляться от усадьбы на значительное расстояние. Ветер разогнал облака, и теперь в ясном небе ярко светило солнце. Но Джесси вскоре въехала под сень леса. Ее окружали мирты, буки, акации и эвкалипты. Она наслаждалась царившей здесь прохладой. Странные мысли и чувства, которые на нее накатывали в последние дни, истомили ее душу. Джесси не понимала, что с ней происходит, но ее сердце часто сжималось словно от сладкой боли. Джесси скакала все дальше и дальше, забыв о своем намерении не удаляться от дома на слишком большое расстояние. Ей хотелось остаться одной, чтобы разобраться в своих ощущениях. Юная незамужняя леди должна соблюдать массу условностей. Так, например, от нее требовали, чтобы она всегда находилась под присмотром.
      Джесси думала, что, выйдя замуж за Харрисона, обретет большую свободу. Во всяком случае, никто не будет больше контролировать каждый ее шаг. Но мысль о замужестве не успокаивала, а смущала. Джесси вдруг испугалась. Она перестала понимать себя. Почему она боится собственных сокровенных желаний и стремлений? Почему прячет их в глубине своего сердца?