Глава первая. С НЕБА ЗВЁЗДОЧКА УПАЛА

Познакомились мы с Татьянкой в заводской столовой между первым и вторым, когда я соль попросил. Познакомились в городе, свадьбу играли в селе, у ее родителей. Дворца бракосочетаний в деревне нет, зато сельсовет — на все руки мастер. На регистрацию народу набежало… Все не вошли, остальные в окна заглядывают. Интересно. Это не городской ЗАГС, где все по секундомеру: раз-два — расписались, три-четыре — окольцевались, пять-шесть — поцеловались и кругом-бегом: освободите место, другим тоже надо в семейные объятия.

Сельсовет без затертого Мендельсона, но от души.

Председатель сельсовета, длинный такой дядечка, командует:

— Задние не напирай, передние очистить круг!

А передние уже шампанским целятся вспрыснуть момент.

— Брызгалки отставить! — строжится председатель. — Я еще, — говорит, — посмотрю, расписывать кота в мешке или погодить!..

— Какого кота? — возмущаются гости. — Не тяни резину — там водка киснет!

Председателю — пусть она хоть зачерствеет.

— Мне, — говорит, — за молодых потом краснеть не резон! Внести, — требует, — тест! Я их сейчас на всхожесть проверю.

Откуда ни возьмись — пилу-двуручку, бревно и козлы вносят.

— О-о-о! — веселятся гости. — Председатель решил пилораму открыть!

— Семейная жизнь не медовый месяц, — останавливает смешки председатель, — одними поцелуями сыт по горло не будешь. Пусть молодые покажут, откуда у них руки растут.

И подает нам пилу. Я, естественно, без понятия — есть у Татьянки тям в отношении дрова пилить или нет?

Шепчу:

— Не дави, не тяни, сам буду… Только ручку держи.

Сразу послушалась. Как дерганет… Платье у нее — парашют с рюшками да воланами. Эх, платье мое — четыре волана, хочу дома я ночую! Хочу у Ивана! С первого захода Татьянка запилила по рюшке.

Гостям только и надо похохотать. Советчики со всех сторон.

— Вы лучше вдоль пилите!

— Ремонт платья за счет сельсовета!

— У председателя губа не дура чужими руками дрова пилить!

— Замерзнет этой зимой председатель!

Освободили мы пилу из платья, но запил сделать не можем. Исцарапали бревно вдоль и поперек… У Татьянки не тест в голове, а как бы рюшку не отпилить.

— В брачную ночь тоже будете — один в лес, другой по дрова? — резвится народ над чужим горем.

— Нет, они будут — один в лес, другой — под кровать!

— Ты бы еще, председатель, заставил их кур щупать!

Вдруг свидетельница два шага вперед, ни одного назад:

— Дайте, — просит, — я вместо невесты попилю!

— Ночью тоже вместо будешь? — интересуются мужики.

— Я, — говорит свидетельница, — подругу хошь где заменю: в огне, в воде и в брачной постели!

Все: ха-ха-ха!

— Невеста на подмену согласна? — спрашивает председатель.

— Сейчас, — закивала головой Татьянка, — разбежалась! Дружба дружбой, а жених на двоих не делится!

И бросает пилу.

— Ну-ка, — поворачивается к председателю, — снимай пиджак!

— Ты че, девка? — растерялся председатель.

— Снимай-снимай! — требует Татьянка. — Власть переменилась!

— Слово невесты — закон! — говорит Миша-подженишник, по-научному — шафер.

— Сейчас она пиджак на жилетку распилит, — предполагают гости.

Татьянка пиджак на себя надела вместо халата, он ей и вправду до колен, рукава закатала, пуговицы застегнула. Платье парашютное вместе с рюшками-хрюшками под прикрытием оказалось, оглядываться не надо. Пилу взяла, и мы с ней такой класс показали — только опилки в гостей полетели!

На «раз» бревно развалили.

Свадьба ладошки от восхищения отбила.

— Горько! — торопыги кричат.

— Вперед батьки «горько» не бывает! — тормознула меня с поцелуями Татьянка. — После подарков горчит!

— Молодец, девка! — председатель похвалил. — Тест выдержала на пять с музыкой!

И включает магнитофон. А там:

Перевел я Татьянку на свою фамилию. Председатель командует:

— Вынести тест!

— Стоять! — Татьянка тормозит. — Мы что — зря мордовались? Чурбаки отдай, не греши!

Слово невесты — закон.

Вышли с дровами на крыльцо, а там стрельба началась из всех ружей. Палят в честь нашей свадьбы. Деревня, что там говорить! Но приятно.

Глава вторая. ЕСЛИ МЫ НАПЬЁМСЯ В ДЫМ

Под салют вошли в тещин двор. Это чей такой дом? Чья это усадьба? Колокольчики звенят, у Тани с Лешей свадьба! Теща с тестем на крыльце встречают. Хлеб-соль. Бабушка с иконой. Нам под ноги шубу мехом вверх бросили, чтобы мягко было принимать благословение.

Поцеловали мы хлеб, нам по рюмке водки. Хрустальные рюмочки, лучики на гранях… Согласно инструкции — пить нельзя. Пригубили, остатки за спину. Я Мише-подженишнику в глаз попал. Не стой под краном. Свидетельница вовремя увернулась. Пригубили, выплеснули и разом с Татьянкой рюмки об пол. В соль на счастье разлетелись!

Слава Богу, все формальности выполнили. Дорогие гости, переходим к застольной части.

Столы накрыты!.. Ел бы и плакал! Нафаршированные гречкой поросята! языки в сметане! судак заливной! свиные ушки! маринованные маслята! чернослив с орехами — мое любимое блюдо! И, конечно, кислятинка всевозможная: огурчики, помидорчики!.. Слюна у гостей кипит, сердце желудочным соком обливается, ждет команды: наливай-поехали!

Свадьбой заправляет тамада. Кроме официального говорильщика, дя Афанасий, тещин брат, вставляется. Как выдаст залепушку — все лежат. Сам сорок четвертого размера, что в ширину, что в длину дробный, но всем говорит: я изнутри могучий! Особенно язык могучий. В него вся мощь ушла.

За столы садимся, дя Афанасий как закричит теще пожарным голосом:

— Убери от невесты этот салат!!!

С такой физиономией кричит, ну, прямо — яд на столе.

— Убери, — требует, — к чертовой матери этот салат! Без внуков останешься!

Теща, на что знает родственника, и то испугалась.

— Что такое?! — всполошилась.

Гости тоже остолбенели, рты пораскрывали на радость мухам.

— Это противозачаточный салат! — дя Афанасий бьет себя в грудь. — На себе испытал!

Все довольны! Все смеются!

— Болтун ты! — теща говорит.

— Болтун не вывелся! — дя Афанасий в ответ.

Тамада постучал вилкой по бутылке, закатил речь:

— Сегодня мы собрались тра-та-та-та… Прошу поднять бокалы за новую семью!

Подняли, дя Афанасий тут как тут:

— Будет счастье молодым, если мы напьемся в дым!

В дым никто не против на счастье…

Гуляем!.. Тамада раздал дипломы на вступление в должности свекра, свекрови, тестя. Тещу особо отмечает: тра-та-та-та… по постановлению Верховного Совета звание тещи приравнивается к званию Героя Советского Союза! Выпьем за молодую тещу, которую саму можно под венец!

Конечно, выпьем! Трезвый на свадьбе — шпион!

Закусываем, дя Афанасий опять подсуетился, бравенько прокричал:

— Совести у тебя, Афанасий, ни грамма! — теща ворчит.

— Совесть есть, да не всегда ею пользуюсь!

Всем весело… Гуляем… Моя мама украдкой слезы вытирает. Теща тоже нет-нет да поднесет платочек к глазам… Не за горами бабушками станут.

Нам с Татьянкой в этом плане советы со всех сторон:

— На каждую ночку сына и дочку!

— Дети цветы жизни! Даешь бабушкам по букету!

— Детей бить нельзя — только в качестве самообороны!

Под эти наставления подносят нам таз, в нем гора нашинкованной капусты.

— Ну-ка, — тамада говорит, — кто первый у молодых родится: мальчик или девочка? Пусть жених с невестой поищут!

Наперегонки с Татьянкой сунули руки в капусту. Как первоклассники, попались на мякинку.

— Мальчик должен быть! — ищу я по дну тазу.

— Нет, девочка! — Татьянка шурует. Даже перчатки не сняла.

Дя Афанасий рукой на нас махнул:

— Кольца, — говорит, — надели, а умом не созрели! Кто это в капусте детей ищет? Кто?!

Лопухнулись мы. Зато гости довольны.

— Молодым, — хохочут, — теорию еще, откуда дети берутся, учить надо!

Глава третья. С ЗАНЕСЕНИЕМ В ПРОТОКОЛ

Тамада опять стучит вилкой по бутылке. Куранты бьют ответственную минуту. Дорогие гости, не прячьте головы за пазуху, а деньги в карманах! Дружно соберем молодым на орехи!

Выходит Татьянкина крестная с подносом.

— Сейчас начнется рытье могил! — Татьянка мне шепчет.

— Ага, — поддакиваю, хотя сам думаю: при чем здесь рытье, когда подарки вручать будут?

Первыми родители положили на поднос сберкнижки. Потом родственники взялись поздравлять.

Выходит Татьянкин дядя:

— Дорогие, — говорит, — Таня и Леша, поздравляю вас и дарю…

Сам молча рисует углем на белоснежной от известки стене: рожки, ножки, голову, кудряшки — в сумме получается баран в натуральную величину.

Я подумал — у дяди не все дома, а гости кричат:

— Ура! Горько!

Пока мы с удовольствием удовлетворяли просьбу, Татьянкина тетя начала рисовать на другой стене прямоугольник, а в нем крупными буквами вывела: «ПАЛАС».

Хороший подарок, но что дальше?

Дальше пошла писать деревня в лице невестиной родни. А родни у нее — за день в окошко не перекидаешь.

«ПЫЛЕСОС ОТ ТЁТИ ПАШИ».

«САМОВАР САПОГОВЫЙ ОТ МАШИ И ВОВЫ».

«СТО РУБЛЕЙ НА ПОКУПКУ КОРАБЛЕЙ».

Резвятся углем вдоль стен, поперек и по диагонали.

«ОДЕЯЛО ИЗ…» Рядом каракатица нарисована.

— Из каракатицы? — тамада интересуется.

— Из верблюда!

— Если это верблюд, — тамада головой качает, — значит, я — трактор!

А гости поздравляют подарками дальше.

«ХРЮ-ХРЮ МОЛОЧНЫЙ».

«ТАНЯ + ЛЁША + СЕРВИЗ ОТ БРАТА ГОШИ».

«ВЕДРО МЁДА ЭТОГО ГОДА».

Исполосатили стены — места живого нет.

«НАБОР ПУСТЫШЕК ДЛЯ ПЕРВОЙ ДЮЖИНЫ ДЕТИШЕК».

— Ничего, — говорят, — молодая забелит!

Параллельно надписям гора денег на подносе растет.

— На самом деле, — на ушко спрашиваю Татьянку, — тебе эту живопись забеливать?

Оказывается, ей и не когда-нибудь, а непременно до завтрашнего утра. То есть — в самую брачную ночь!

— Брачная ночь, — говорю, — святое дело! Отдай — не греши!

Но хорошая хозяйка все должна успеть.

Вот уж действительно «рытье»… Традиции — лохмаче не придумаешь! В нашем селе такого варварства нет.

Один потолок чистым остался.

Да, думаю, Татьянке в брачную ночь глаз сомкнуть некогда будет.

— А ты мне помогать должен! — Татьянка говорит.

Тут дя Афанасий встает и начинает доставать откуда-то из-за пазухи деньги. Одну купюру, вторую, третью… Потом из-под стола молоток вытаскивает.

— Деньжата, — говорит, — дарю детишкам на молочишко, а Леше — персонально молоток! Клади под подушку — наследник родится.

Молоток как игрушечка, сам в руки просится.

— Желаю, — говорит дя Афанасий, — внести подарок в протокол.

Ставит табуретку на стул и лезет писать на потолке.

— Ну, дя Афанасий, — Татьянка грозится. — Припомню вам потолок!

— Не говори под руку! — сказал дя Афанасий с верхотуры, написал «МО…» и полетел в противоположную от потолка сторону.

Поймали его, но все же на чью-то вилку напоролся вскользь.

— Налейте, — за бок схватился, — пятнадцать капель, рану изнутри продезинфицировать от столбняка.

Поднесли ему фужер капель, нам с Татьянкой поднос с деньгами. Но тоже не в карманы распихивать — в банку трехлитровую полагается ссыпать. Утрамбовали мы под горлышко. Татьянка машинкой для закатывания законсервировала урожай. Получился трехлитровый банк под крышкой.

Неплохо «на орехи» собрали.

Если бы еще в настенный протокол не заносили…

Глава четвертая. ТИШЕ, ВАСЯ, ЖУЙ ОПИЛКИ

Забанкованные деньги бабушка на хранение унесла. В стеклянном банке они процентами не обрастут, но мы вовсе не собирались трястись над сосудом. Запланировали после свадьбы под мышку его и к морю, где персики и шампанское…

На свадьбе шампанского два ящика было. Татьянка подняла фужер и как заверещит, запрыгает пощикоточно. Вася-сосед вылезает из-под стола с туфлей невесты в зубах, синяк под глазом от каблука наливается.

Словил фонарь, пока перепонку туфли отстегивал.

Выкуп с Миши-подженишника заломил — полный туфель денег или пусть невеста неполноценная сидит.

Собрался круто компенсировать испорченную под столом фотографию. Я на одной свадьбе столкнулся с таким поворотом событий. Полвечера тюха-свидетель ходил среди гостей с протянутой туфлей: подайте, кто сколько может, невеста голая сидит! Гостям оно большая радость внеплановые убытки нести, кровные раскошеливать.

Неужели, думаю, Вася подгадит нашу свадьбу в самом начале.

Дя Афанасий со своим языком выручил.

— Деньги, — говорит, — навоз! Сегодня нуль, а завтра — воз!

Татьянка, молодец, сразу отрезала, что у нее туфель — не мусорная яма, всякий навоз туда пихать. И тамада поддерживает: слово невесты — закон! Меняй, Вася, пластинку с требованиями.

Вася недоволен, хотел по-легкому сорвать деньжат. И повеселюся, мол, на свадьбе и навар. А ему шлагбаум перед носом. Гуляй, Вася, жуй опилки, я начальник лесопилки.

Он не нытьем, так карканьем решил навредить.

— Пусть, — меняет Вася пластинку, — свидетель выпьет полный туфель водки!

Туфель у Татьянки — не «лодочка»-маломерка. Тридцать девятый размер, граммов триста войдет без напряжения. Для Миши-подженишника это верный аут на четвереньках. Он и без того зла в рюмках после тостов не оставлял, сушил до дна.

Но Миша вдруг говорит:

— Два туфля могу выпить, правый и левый!

Ничего себе, думаю, заносит Мишаню. Дергаю его за рукав: попридержи коней, водку туфлями хлестать! Свадьба только началась, у тебя куча обязанностей, а ты под стол, напившись, лезешь, друг называется.

— Спокойно, — Мишаня говорит, — два туфля осушу, если ты, Вася, выпьешь стакан шампанского, не прикасаясь руками!

К стакану, само собой. И к содержимому тоже.

Цирковой номер. Берет Мишаня граненый стакан, наполняет шампанским: пей, Вася, не стыдись!

Васе и сказать нечего. Туфель крепко держит, не дай Бог, выхватят добычу, синяком озабоченно красуется.

— Лакать надо! — советуют болельщики.

— Через тряпочку сосать!

— Через трубочку!

Весь фокус — без тряпок и трубок пьется. Один на один со стаканом.

— Если сам без рук выпьешь, — Вася ухмыляется, — тогда отдам туфель.

Мишаня только этого и ждал. Стакан перед собой поставил, руки, как арестант, за голову — ручки, дескать, вот они, — зубами край стакана сжал, оторвал его от стола и, медленно поднимая, выпил до капли содержимое.

Никогда не замечал в Мишане таких способностей. Как выяснилось позже, он сам впервые так пил: ва-банк шел. Когда выпил, как закричит:

— Горько!

С обутой невестой не грех поцеловаться.

Дя Афанасий решил повторить фокус в облегченном варианте — с рюмкой. Правда, наполнил ее водкой. Чтобы тут же на себя вылить.

— Ничего, — говорит, — для моей раны снаружи тоже полезно. Это не соль все-таки.

Глава пятая. ДАВАЙ, МИЛКА, ПОТАНЦУЕМ

Дальше еще кучерявее. Поднялись мы подышать свежим воздухом. Сокол с места — ворона на место. Возвращаемся, наши смягченные подушечками стулья заняты, Татьянкины двоюродные братья-парубки уселись. И довольные, как слон после купания.

— Ну-ка, — говорю, — ребятки-трулялятки, ослобоните места согласно купленным билетам!

Им что в лоб, что по лбу. Рот до ушей от счастья! Не просто, оказываются, сидят — за выкуп. Проворонили свидетели трон.

— Что, — спрашивает Миша-подженишник, — теперь из стула пить?

— Все бы ты горлом рассчитывался! — тамада говорит. — Пора ногами поработать на пару со свидетельницей!

Просит их цыганочку сплясать.

Мишаня — это мы запростака! — пиджак снял, рукава рубашки закатал. Эх, вышли плясать, расступитесь, дали! Вы такого молодца сроду не видали!

Раздайся круг, сольный номер идет!

Оказалось, слишком запросто хотел Мишаня посадить нас обратно в президиум. Да у тамады нашармачка не проедешь. Ставит посреди круга стул и назначает Мишане со свидетельницей за коллективное ротозейство сплясать на нем. Хоть с выходом из-за печки, хоть без выхода, но на стуле. Да не по отдельности, а в одной упряжке. Трактор, трактор-сосипатыч и коробка скоростей! Давай, милка, потанцуем для развития костей!

Танцплощадка такая, что на ней не разбежишься кренделя писать. Да еще с дамой. Везде ее ноги, руки и другие выступающие части. Попробуй среди них ударь чечетку или вприсядку пройдись.

Мишаня, стараясь не упасть, начал было что-то изображать, но свидетельница его быстро охолонила.

— Ты что, — говорит, — по моим ногам как по бульвару?! Разуйся!

Разулся Мишаня, да все равно нет цыганского огня, чтобы искры на головы окружающих из пяток и стула.

Баянист наяривает по клавиатуре туда и обратно, чертит мехами синусоиды…

Мишане обидно на себя глядеть, умеет он цыганочку делать… Да еще как умеет! Свидетельнице тоже в пляске палец в рот не клади — отобьет каблуками. Но нет на стуле простора, чтобы развернуться, заткнуть тамаду-выдумщика за пояс. Топчутся как слепые котята…

— Это тебе не безручные стаканы опрокидывать! — Вася-сосед синяком ухмыляется!

Но Мишаня вдруг кричит свидетельнице: «Подвинься, я лягу!» — падает на стул на колени и давай руками по себе плясать. Нашел выход. Поверхность собственного тела больше площади сиденья и свидетельница не путается. По груди, животу, бедрам, коленям, затылку, пяткам в бешеном темпе себя охлапывает, весь ходуном — то вперед согнется, то назад откинется — ходит. Такие пассажи вытворяет, у всех слюнки текут. Свидетельница над ним ручную чечетку бьет, задиком, плечами танцевально вихляет… Дают, не сходя со стула, цыганского дрозда. На полу такое не каждый сумеет.

Тамаде только и осталось руками развести и кышнуть непрошеных гостей из президиума.

Заняли мы свои места, а дя Афанасий захотел посидеть на танцевальном стуле.

— Что-то, — жалуется, — рана в боку заныла, похоже, осколок вилки остался.

Цыганские переплясы стул выдержал, дя Афанасия с осколком нет — рассыпался.

— Не свадьба, — поднялся с пола дя Афанасий, — а увечья сплошные. В боку травма от холодного оружия, еще и ум зашиб. Налейте, — просит, — пятнадцать капель для дезинфекции шизофрении.

Глава шестая. СИДИТ ЗАЯЦ НА ЗАБОРЕ

Ради здоровья не грех и выпить. Но тамада строго следит: начинают гости стаканами за галстук плескать, мигом объявляет культурное мероприятие.

— Ну-ка, — говорит, — чья сторона больше частушек знает?

И вызывает к себе двух женщин со стороны невесты и двух мужчин от жениха.

Мячиками выскочили Татка и Натка, две кубышечки лет по двадцать пять каждой. Трахнули каблуками, лампочки заподмигивали:

Такие точняком повоюют без поражения.

На Татке юбка цветными волнами ходит. Натка в джинсах наступает на мою команду, в которую, что самое интересное, первым вошел мой начальник цеха Сметана. На самом деле он — Князев, Сметаной за глаза зовут, потому что белобрысый с ног до головы. Я его больше для приличия приглашал, когда отгулы подписывал, он с женой приехал, и, не лом проглотивши сидел, мол, я начальник и этим все сказано, веселился, невзирая на должность. Смело спел против Татки и Натки:

Натка, по бокам и сзади выпирающая из джинсов, подхватила любовную тему, не опускаясь до березок и свиданий при луне на речке:

На подмогу Сметане в борьбе с этими оторвяжками вышел Паша Груздь, мой двоюродный брат. Паша — это два метра красоты, не считая сутулости. Он любовную бочку катить не стал: с кем тут состязаться? Спел на головы моторных девок:

Татку такое пренебрежение задело за живое. Не переставая колотить каблуками, выпалила в Пашку:

Сметана не стерпел, ввязался в любовную полемику:

И получил за это от девок:

Если учесть, что Сметану Владимиром Николаевичем зовут, то вышло в самую точку. Натка еще и язык показала, что, мол, получил сильный пол от слабопрекрасного! Паше все равно. С тем же видом — кто это мне в пуп дышит? — продолжает заячью тематику:

Дя Афанасий встрял вернуть соревнование на любовные рельсы, свадьба как-никак, вякнул вне конкурса:

— Спасибо за подсказку! — крикнула Натка и отбарабанила:

На что Сметана моментально отреагировал:

Народ про капли в пол-литровых пузырьках забыл, приплясывает, подпевает: оп-па! оп-па! зеленая ограда! потеряла я тебя! этому и рада! Сильнее за девок болеют, Татьянкиной родни больше. А девки стараются:

В ответ на плясовые наскоки Сметана пристукивал каблуками, Паша даже не шевелился, сыпал свою заячью программу, как с трибуны. Лишь «провода» отвислые задели за живое, не стерпел, запустил в девок:

Минут двадцать они бодались. Девки прут по всему фронту, огонь под пятками:

Мои мужички с улыбочками отбрыкиваются:

Вдруг наступление захлебнулось. Татка с Наткой бэ, мэ, а пороха больше нет. Как по речке, по реке плывет корова в пиджаке! Рукава бумажные, у нас дела неважные! Неважные дела у Татки с Наткой — закончились частушки. Резервом главного командования Татьянка моя выскочила на помощь:

Спела, рукой махнула, вот мы какие! Обручальное кольцо, символ супружеской верности, с пальца слетело и покатилось под стол. Гости растерялись, один тамада, будто и это запланировал, тут же объявляет следующий номер культурной программы: кто найдет кольцо, в награду получит поцелуй невесты и бутылку шампанского на закуску! Все, как тараканы от света, кинулись под столы. Писк! Визг! «Не наступайте на голову, она и так пустая!» «Сойди с руки, не казенная!»

Дя Афанасий первым нашел золотую пропажу.

— Невесту, — говорит, — я поцелую в щечку, а шампанское мне врачи строго-настрого не велят. Вилочная рана, говорят, будет в боку гноиться! Одну водку разрешают помаленьку. Но часто. Не откажите пятнадцать капель согласно рецепту!

Глава седьмая. БРАЧНАЯ НОЧЬ ПОД ПОТОЛКОМ

Порезвились гости, да нагрянула пора убираться со двора. На боковую отдыхать пошли. У нас «САМОВАР САПОГОВЫЙ ОТ МАШИ И ВОВЫ», другие протокольные надписи кричат со стен, спать не дают. Невеста белоснежное платье с воланами и рюшками не на пеньюар интимный — на робу маляра-штукатура сменила. С сестрой на побелку рукава закатали.

Дя Афанасий тоже бессонницей мается. Помогает нам с тестем пространство от столов освобождать.

— Леша, — спрашивает меня, — что такое два удара — восемь дырок? — И сам отвечает. — Вилка! Дайте ножик, дайте вилку я зарежу мою милку!

Вдруг Миша-подженишник нарисовался, не сотрешь. Я думал, он давно со свидетельницей заборы по селу подпирает, ничего подобного — заходит, как пугало огородное. На голове панама в горошек, рубаха линялая на пупе узлом, гамаши, что пожарная машина красные… Только часы на руке свои. Полюбила я его, а он деревенский! При плаще и при часах, но в рейтузах женских!

— Мишаня, — говорю, — ты вроде водку туфлями не пил, зачем тогда перепутал день с ночью? Ряженые завтра будут. Рано ворон пугать. Они спят, и ты иди поспи!

— Свистеть приказа не было! — топает ногой Мишаня. — На дворе брачная ночь, не могу друга в беде бросить! Давай, — требует, — кисть, белить буду!

Как тут не подумаешь: успел-таки под занавес, после сладкого стола, набраться. Пол в общаге помыть толком не может, поперек плашек всегда тряпкой елозит, и то не заставишь, вдруг — зачесалось белить.

— Это не коровник, — объясняю, — белить. Дело ответственное. Вся свадьба работу невесты утром принимать будет. Иди, — отправляю его, — отдыхай, завтра день тяжелый: дурнина ожидается.

Мишаня прочел мои мысли.

— Я тебе, — говорит, — сейчас докажу, какой я пьяный!