Тимофей был Антоновне не сват, не брат, даже не зять с мужем. Тимофей был котом. Но каким! Такого днем с огнем по всему свету ищи - только батарейки в фонарике садить. Как будто из лауреатов кошачьей красоты свалился однажды на крыльцо. Шерсть исключительной пушистости и до голубизны дымчатая, на шее белый галстучек, глаза зеленые...
      - Ну, и околеет, - бросил муж на причитания Антоновны, - невелика персона. Возьмем нового. У Протасовых кошка через день с пузом. Убивался бы я по каждому шкоднику. По мне бы кто так убивался...
      - Тебя-то бульдозером не сковырнешь...
      - Ага, по весне вона как скрутило.
      - Дак горло дырявое, то и загибалси!
      - Че горло, когда желудок прихватило.
      - Выжрал какой-нибудь порнографики из киоска...
      - Тебя переговорить - надо язык наварить! - махнул рукой муж.
      - А нечего спориться...
      Антоновна пошла в закуток, где лежал кот.
      - Тишенька! Тиша! - склонилась над умирающим любимцем.
      У того не было силушки даже глаза приоткрыть. Всегда подвижный хвост лежал мертвой палкой. Ухо безжизненно завернулось. Шерсть свалялась, как у помоечной собаки. Нос горячий.
      Антоновна пошаркала с горем к ветеринару, который не выразил ни малейшей радости, завидев бабку.
      - Я по кошачьим не специализируюсь, - прервал просительницу на полуслове.
      - Как это? - удивилась Антоновна. - Все одно скотина.
      - Ты ведь не идешь к зубному, если возник гинекологический вопрос?
      - Слава Богу, этот вопрос отвозникался. И во рту протезы. Ты мне, родненький, Тимофея полечи.
      - Сам оклемается. Кошки живучие.
      - Дак ведь это кот. Пойдем осмотришь, я заплачу, не сумлевайся.
      Летом ветеринар поклялся с Антоновной дел не иметь. Она ухитрялась никогда деньгами не рассчитываться. Скажем, такса опростать поросенка от мужской нужды - 50 рублей. Жадная бабка вместо наличности то кусок сала старого всучит, то бутылку некачественной самогонки. У ветеринара своего сала - хоть через забор кидай, и что бы он сивухой при его должности давился? А язык деревенеет категорически отрубить: деньги давай! Будто гипноз анестезирующий подпускала Антоновна. Потом, возвращаясь домой, ветеринар плюется в свой адрес: зачем брал?
      - Ты к Степаниде сходи, - отфутболивая настырную бабку, посоветовал поросячье-коровий доктор.
      Степанида жила знахарством. Шептала, заговаривала, травничала.
      - Кота тащить не надо, - отказалась от осмотра слабоживого пациента Степанида. - Еще оцарапает. Фотография есть?
      - Моя?
      - На кой мне твоя? Кота!
      - Я сама-то лет двадцать не фоткалась.
      - Нашла чем хвастаться, - строго сказала Степанида. - Тогда клок шерсти с живота начеши.
      - Чьей?
      - Да не твоей же!
      Степанида дула на Тимофееву шерсть, шептала над ней, подбрасывала под потолок и внимательно следила за падением. В завершении колдовских процедур завернула клок в бумажку и швырнула в печь. Антоновне вручила пузырек с желтой жидкостью - капать Тимофею в пасть.
      - Сколько должна? - спросила Антоновна, не удовлетворенная курсом лечения.
      - Десятку.
      - С собой нет, - сказал Антоновна, - вечером занесу.
      Хотя "с собой" было.
      Дома Антоновна набрала в пипетку жидкости из Степанидиного пузырька, пошла вливать целительную влагу в болезного Тимофея. Того в закутке не оказалось.
      Сердце Антоновны оборвалось в нехорошем предчувствии.
      - Где Тиша? - трагически спросила мужа.
      - Где-где, - грубо прозвучало в ответ, - в гнезде! Околевать, поди, уполз. Они, как сдыхать, завсегда уходят из жилища.
      - Ой, темнеченько! - заголосила Антоновна и принялась жалостливо звать. - Тишенька, Тиша, погоди умирать, полечимся.
      Антоновна ходила по дому, заглядывала во все углы. Тимофея нигде не было.
      - Ой, темнеченько! - вышла в сени.
      Через минуту оттуда раздался истошный крик:
      - Ах ты, тварь! Ах ты, скот! Убью-ю-ю!!!
      В поисках околевающего любимца Антоновна заглянула в кладовку. Где страшно зачесалось схватить дрын потяжелее. Под потолком висело полтуши неделю назад забитого бычка. На ней, намертво вцепившись когтями, распластался Тимофей. Он хищно рвал мясо зубами. Добрая часть бычка отсутствовала.
      - Заболеешь так жрать-то, - прибежал на крик муж.
      - Убью! - кричала на любимца Антоновна.
      Тимофей не стал дожидаться смертельного дрына, камнем упал с объеденной туши и резво, несмотря на болезнь, юркнул на улицу.
      Антоновна ругала кота, мужа, который низко повесил бычка, оплакивала уничтоженное мясо и думала: платить Степаниде или обойдется?
      Платить, по-хорошему, было не за что. Но ведь порчу может навести. Ладно, если на кота-вредителя, а вдруг - на саму Антоновну...
      БОРЬБА ЗА ВЫЖИВАЕМОСТЬ
      рисунок
      И ПОД ЕЁ АТЛАСНОЙ КОЖЕЙ
      Суицидников Виктор Трофимович Сажин чувствовал за версту. Не успеет на своем конце провода бедолага доложить, что через минуту смертельно разящей пуле даст ход в истерзанное сердце или что окно распахнуто, до полета по законам всемирного тяготения лбом об землю всего один шаг, - эта кровавая трагедия еще не сорвалась с языка, а Виктор Трофимович уже чувствует: от трубки телефона службы доверия, где подрабатывал по ночам, несет самоубийством.
      В то дежурство, как только радио пробило полночь, Виктор Трофимович поворотом ручки заткнул крикливое "окно в мир" и начал в тишине укладываться на скрипучий диван.
      Куда там уснуть! Сразу заблажил телефон. От звонка веяло кладбищем.
      "Я тут при чем?" - раздраженно подумал Виктор Трофимович и снял трубку.
      - Значит так, - без "здрасьте" раздалось в ней, - сейчас открою бутылку водки, выпью стакан и повешусь.
      "Ну и дурак! - подумал Виктор Трофимович. - Уж пить так весь пузырь..."
      - Как вас зовут? - спросил он.
      - Без разницы, - отказался от знакомства собеседник.
      - Меня - Виктор Трофимович, - не обиделся Сажин. - Что у вас стряслось?
      - У меня обнаружен СПИД.
      Виктор Трофимович испуганно оторвал трубку от уха. СПИДа боялся панически. Предохранялся от него днем и ночью. В парикмахерской наотрез отказывался от штрихов, наносимых бритвой на шее и висках. Вдруг на лезвии осталась от предыдущего клиента частичка СПИДоносной крови? Летом остервенело боролся с комарами, и редко какому удавалось пробиться к кровеносным сосудам. Если хоботок крылатого упыря все же осквернял кровь, Виктор Трофимович пусть и не срывался в поликлинику сдавать анализы, молитву самосочиненную обязательно повторял про себя: "Боже праведный, спаси и сохрани от СПИДа, дай надежный иммунитет от заразы в трудную минуту".
      Сорок раз подряд читал молитву. Чтобы наверняка услышал Создатель. Хотя по жизни Виктор Трофимович крещеным не был.
      - Сейчас бутылку открою, - тускло повторила трубка, - выпью и на люстре повешусь.
      - Может не выдержать, - брякнул Виктор Трофимович.
      - Что не выдержать?
      - Разве не знаете, - вильнул на дежурную тропу Виктор Трофимович, самоубийство - великий грех.
      И подумал: "Как бы я повел себя на его месте?"
      - А если я девушку заразил? - с вызовом спросила трубка.
      "И под ее атласной кожей течет отравленная кровь", - вспомнился с вечера звучавший по радио романс. И тут же в голове пронеслось. - Боже праведный, спаси и сохрани от СПИДа..."
      - Я бы сначала подвесил за одно место ту, что меня заразила! непедагогично бросил Виктор Трофимович.
      - Сам хотел придушить эту профурсетку! А она смоталась на два месяца. Порядочную из себя корчила: "Нехорошо! - ломалась. - У меня муж! Никогда не изменяла!" А у самой СПИД!
      - Найдите ее непременно! - Виктор Трофимович решил на этом отвлекать от суицидной веревки зараженного. - Как ее фамилия?
      - Зозуля.
      - Из 101-й аптеки?! - кипятком ужаса обдало Виктора Трофимовича.
      - Откуда я знаю?
      - Ну, ты даешь копоти! - перешел на "ты" Виктор Трофимович. Раздеваешь женщину, и где она? что? не спросил!
      - Она сама раздевалась.
      - Я в переносном смысле.
      - А вы что - анкету заполнять заставляете перед кроватью?
      - Зато у меня и СПИДа нет! - сказал Виктор Трофимович. Но голову полоснуло: "А вдруг есть?!"
      - Имя-отчество Зозули? - прокричал в трубку Виктор Трофимович.
      - Я бы эту тварь еще по отчеству звал! Танька.
      "В аптеке тоже Танька", - сердце у Виктора Трофимовича бешено заколотилось. Трясущейся рукой он начал листать записную книжку. Где эта Зозуля? Где? Единственный раз тогда изменил принципу предохранения. От вина затмение нашло...
      На "З" фармацевта не было.
      - Секундочку, - сказал Виктор Трофимович в трубку, бросил ее на стол и лихорадочно принялся шерстить блокнот. Сначала справа налево, потом - в обратную сторону. Где она? Где? "Боже, спаси и сохрани от СПИДа, дай надежный иммунитет..."
      Дал. На глаза Виктора Трофимовича попала запись "Татьяна Козуля". Он в голос засмеялся. Вот уж на самом деле - у страха глаза по чайнику! Как мог спутать - в аптеке не Зозуля, а Козуля. Ну, чудило! Сам себя до полусмерти напугал.
      "Татьяна Зозуля - СПИД", - записал в книжку для памяти.
      А зараженному сказал:
      - Надо, прежде чем вешаться, разделаться с этой Зозулей!
      - Куда она денется? - презрительно бросил тот. - Сама сгниет!
      - По-вашему, - снова на "вы" перешел Виктор Трофимович, - эта зараза пусть и дальше косит нашего брата?
      - А мне как жить? Как?! - с надрывом крикнула трубка. - Я невинную девушку... Мы в ЗАГС собрались.
      - Она проверялась?
      - Не могу ей сказать про СПИД! Нет!
      - Давайте я скажу.
      Вызвался Виктор Трофимович исключительно для поддержания разговора. Общаться с инфицированной ни под какой петрушкой не собирался. Не верил, что ВИЧ не передается дыхательным путем.
      - Нет! Нет! Нет! - отказался от услуги зараженный. - Если только после моей смерти. Это Галочка из 3-го книжного.
      - Да?! - шепотом выдохнул Виктор Трофимович.
      Галочку он знал. Слава Богу, не в интимном плане. Магазин был через дорогу от "психушки", где работал Виктор Трофимович. Частенько заходил посмотреть детективы.
      - Такая девушка!!! - с трагическим восторгом воскликнул зараженный. Ей 22 года, а до меня ни одного мужчины не было! Представляете!!
      "Дождалась дура!" - нехорошо подумал Виктор Трофимович и записал Галочку в черный список рядом с Зозулей.
      - Такая девушка! - повторила трубка. - Доверилась мне! А я ее СПИДом! Кобель! А ведь знал тогда, знал: надо предохраняться. Я имею в виду, когда с Танькой кувыркались. Знал, что береженого Бог бережет. А как осадили бутылку, все полезное из головы вылетело. Кого там от Таньки предохраняться! Одно на уме - быстрей вперед! А теперь Галочку, такую девушку...
      - С ней почему не предохранялись?
      - Откуда я знал, что СПИД поймал от этой Козули!
      - Как Козули?! - подскочил Виктор Трофимович. - Ты говорил Зозули.
      - При чем здесь Зозуля? Козуля ее фамилия!
      - У тебя что, вконец крышу сорвало? Ты говорил Зо-зу-ля!
      У Виктора Трофимовича взмокли подмышки. Левое веко задергалось. Он готов был своими руками повесить зараженного.
      - Какая вам разница - Зозуля или Козуля меня заразила?! Я, скотина такая, Галочку невинную на смерть обрек! Она доверилась! А у меня на ВИЧ отрицательный результат!! Как с этим жить? Как?!
      - Отрицательный? Точно?!
      - Нет, я ради шутки вешаться собрался. Вот она передо мной бумажка с анализом.
      - Ну, ты дундук! - в данный момент Виктор Трофимович готов был расцеловать суицидника. - Ну, темнота! Ну, глухомань! Мой тебе совет возьми веревку вешательную, натри скипидаром и отхлестай себя по голой заднице! Может, поумнеешь...
      - Нет, я повешусь!
      - Если результат отрицательный, баран ты ни разу не образованный, значит, ты не инфицирован. Минус в данном случае - самый что ни на есть плюс для таких дураков, как ты. Никакого СПИДа у тебя нет!
      Виктор Трофимович открыл книжку и с удовольствием вычеркнул занесенных в список СПИДоопасных Галочку и Козулю.
      - Точно?! - заорала трубка. - Точно!!!
      - Нет, я буду с тобой приколы шутить.
      - Слушай, - теперь на "ты" перешел псевдоВИЧинфицированный, - где ты сидишь? Сейчас беру такси и еду к тебе с бутылкой...
      - Езжай лучше к Галочке и не забудь на свадьбу пригласить.
      - Первым гостем будешь!
      - Коробку презервативов подарю налевака ходить.
      - Что ты?! Налево теперь ни ногой!
      - Не зарекаются любя, предохраняются почаще.
      На этой мудрости Виктор Трофимович положил трубку и только начал укладываться на диван, раздался звонок. Вновь показалось - суицидный.
      - Сколько времени? - спросила трубка с явно похмельным выхлопом.
      Виктор Трофимович пошел на борьбу с новым самоубийством по методу "клин клином..."
      - Вешаться собрался? - взял быка за рога.
      - Ага, хозяин точно за яйца подвесит, если опоздаю к семи! Вчера так ушатался, не могу въехать, где? как? и сколько времени?
      - Половина первого, - спас от подвешивания клиента за богоданные места врач.
      - Отец, базару нет, - в качестве благодарности радостно рявкнула трубка и запела гудком.
      "Нет, так нет, - снова начал укладываться подремать Виктор Трофимович. Приняв позу, параллельную линии горизонта, государственно подумал. - Надо с предложением в горздрав выйти: писать на результатах анализов коротко и дураку понятно: "СПИДа не обнаружено". Мозги у народа вконец отсохли от терроризма, наркомании и проституции, на ровном месте в петлю лезут".
      А засыпая, заповторял: "Боже праведный, спаси и сохрани от СПИДа, дай железный иммунитет от заразы..."
      К ЧЕРТЯМ СВИНЯЧИМ
      Проснулся Геннадий Фаддеевич Кукузей от дрели. Воя на изнуряющей ноте, она до мозгов пронзала пространство откуда-то из-за стен. Трудно сказать, с каким успехом сверло дырявило неживую материю, Геннадия Фаддеевича в пять секунд прошило насквозь, сон улетучился, как и не было.
      "Что они, вконец озверели?!" - нелюбезно подумал о соседях.
      С каких, спрашивается, атрибутов любезности взяться: ночь в полном развороте, темнота, хоть глаза всем подряд коли, самое время трудовому человеку расслабиться в кущах Морфея, а ему в уши заместо колыбельной сверло.
      Геннадий Фаддеевич возжег лампу в изголовье. И нехорошие слова бесенятами заплясали на языке. Стрелки часов еще только разменивали четвертый час, до верещания будильника спать да спать!.. А тут...
      Жену дрель не брала. Она, во всей красе раскинувшись на основных площадях двуспальной кровати, насморочно сопела.
      "А мне стоит всхрапнуть, - испепеляющим взглядом оценил безмятежный вид супруги, - сразу локоть до самых печенок воткнет".
      Геннадий Фаддеевич зашевелил ушами, определяя местоположение нарушителя тишины.
      "Какой гад ночь со днем перепутал? - задался шерлокхолмовским вопросом. - Опять Чумашкин?"
      Чумашкин был новым русским с верхнего этажа. Год назад купил над головой у Геннадия Фаддеевича две квартиры: двух- и трехкомнатную. Прорубил между ними дверь, и нет жить по-человечески на этих просторах, в двухкомнатной, в ванной, заделал парную.
      Когда перестраивался, всех соседей достал долбатней. Устали бегать к нему со скандалами: сколько можно издеваться? И он притомился отбрехиваться. Нашел мастеров-полуночников. Те в самый сон, часа в три, затевали сверление и другой строительный шум. И партизанами не открывали на звонки соседей.
      Собственно - против парной Геннадий Фаддеевич ничего не имел. Сам любил взбодрить кожу веником до ракообразного состояния. Имеется в виду, когда раков к пиву варят. Напариться и пивком жар внутренний унять Геннадий Фаддеевич считал первейшим удовольствием. Будь с кошельком Чумашкина, сам бы парную дома заварганил. Чтобы, как зачесалось, в шесть секунд раскочегарить и с веником на полок - держите меня, кто смелый!
      Чумашкин, он хоть и новорусский, а все одно - Чумашкин.
      Посади субъекта свинофермы за стол... Вдобавок к парной в ванной, сделал из кухни бассейн. То есть плиту, мойку и остальные принадлежности домашнего очага - геть, а во всю освободившуюся ширину и длину водная гладь в добрый метр глубиной... На тот предмет, чтобы нырять из парной, как в прорубь.
      Жить с водоемом над головой не мед, а прямо наоборот - деготь. Только сядешь вечерком чайку испить, обязательно мысль кляксой ляпнет: а что как потолок не выдержит купания ракообразно распаренных телес? Как обрушится вместе с "прорубью"? Как полетят в чашку мочалки и голые задницы?
      С такими тараканами в мозгах не до чая! Бежит Геннадий Фаддеевич, чертыхаясь, в дальний угол квартиры, где не висит над головой дамокловый бассейн.
      И вот, похоже, этому ихтиандру тесно на кухне нырять стало, расширяет акваторию на всю оставшуюся квартиру.
      "Чтоб твой банк лопнул! Чтоб тебя налоговая за вымя взяла! - зверея, лепил проклятия Геннадий Фаддеевич. - Чтоб у тебя член на лбу вырос! Чтоб тебя черти забрали!"
      Расхрабрившись, хотел даже постучать в потолок шваброй. Но передумал. И сосед может в суд подать, и жена спасибо не скажет.
      К тому же показалось: сверлят в другой стороне.
      "У проститутки что ли?"
      Дом пользовался большим спросом среди денежных граждан. Когда-то, в 60-е годы, строился для медработников и учителей, а сейчас другие работники, как мухи на сладкое, норовили въехать. Геннадию Фаддеевичу не раз предлагали с крутой доплатой обменяться, но он держался.
      Дом стоял в очень живо написанном природой и человеком месте. На бреге. Волны без устали катили мимо окон. Высунешься, а у тебя перед глазами не автобусы с троллейбусами или подштанники на веревке - речные просторы успокаивают нервы. Тут же рядом сквер вместо шума городского листвой шуршит. Тогда как до городского шума меньше чем раз плюнуть, центр в пяти минутах черепашьего хода.
      Недавно за стеной проститутка поселилась. Геннадий Фаддеевич лицензию ей на профпригодность не подписывал и свечку не держал, но жена говорила:
      "Проститутка, сразу видно. Нигде не работает, одевается, как из Парижа, мужиков разных водит, и пол в коридоре палкой не заставишь мыть. Проститутка, и к бабке не ходи".
      Пол она однажды мыла. Геннадий Фаддеевич видел. Вышла на площадку, в одной руке двумя пальцами, как дохлую крысу за хвост, держит тряпку, в другой - чашка с водой. Плеснула на пол, бросила в лужицу тряпку, заелозила ногой.
      Глаза бы отсохли на такое глядеть.
      "Убила бы! - злилась жена Геннадия Фаддеевича. - Проститутка чертова".
      Квартира эта всегда была, как говорила супруга, "слаба на передок". Раньше в ней Валька-парикмахерша "слабела". Но у той веселье с мужичками было образом жизни. На коммерческую основу не ставила. Отчего пришлось квартиру продать.
      На днях Геннадий Фаддеевич к мусоропроводу с ведром идет, навстречу проститутка с подругой.
      - Многое могу простить мужчине, - сказала в пространство, как бы в упор не видя соседа, - но если выносит на помойку ведро, ни за что с ним не лягу.
      "Куда ты, мокрощелка, денешься, когда у меня будут деньги", мстительно подумал Геннадий Фаддеевич.
      Но денег не было. Родное предприятие, чтоб ему провалиться, считай, год не платило наличкой. То макаронами выдадут, то крупорушкой. Не идти же к проститутке с крупорушкой...
      "У нее, точно у нее гудит, - приложил Геннадий Фаддеевич ухо к стене. Но че бы она сверлила? У нее руки не на дрель заточены. Может, массажер какой?"
      "Чтоб тебе замассироваться в доску! - пожелал Геннадий Фаддеевич. Чтоб у тебя критические дни сплошняком пошли! Чтоб тебя черти в свой гарем затащили!"
      И, вспомнив сцену у мусоропровода, тихо выплыл в общественный коридор. Где подкрался к железной проституткиной двери и от всей души каблуком попинал ее. Грохот получился отменный.
      Геннадий Фаддеевич не стал ждать реакции хозяйки двери или ее клиента, заскочил домой и нырнул под одеяло.
      Источник бессонницы, вроде бы смолкший, вновь появился.
      Тонким воем, настойчиво вгрызаясь в мозги, он выматывал душу. Как ни натягивал против него одеяло, как ни лез под подушку, сон не шел.
      Геннадий Фаддеевич высунул уши из-под одеяла, нацелил в пол. Нет, зря терроризировал проституткину дверь. Снизу шумит.
      Под ними недавно купил квартиру по культуре чиновник. Его чаще можно было в телевизоре увидеть, чем наяву. А по ночам давала знать о себе его жена. "Импотент чертов!" - бескультурно вопила.
      "Ему еще и дома "потентом" быть! - говорила на это супруга Геннадия Фаддеевича. - На работе круглый день не переводятся балерины ногастые да певицы сисястые..."
      "Может, с горя новый ремонт начала?" - подумал Геннадий Фаддеевич.
      В плане работ по дому сосед был точно не "потент". Глухой нуль. Зато соседка (не как жена Геннадия Фаддеевича, которая ни петь, ни свистеть, когда надо красить или белить) была что надо по отделочным вопросам. Кафель наклеить, обои, что-то закрутить, прикрутить - это никому не доверяла. "У меня что, ку-ку поехало халтурщикам платить, - говорила, - когда сама во сто крат лучше и с душой!"
      "А может, картину опять муж приволок, ей вздумалось посередь ночи вешать, раз от него никакого толка, - выдвинул новое предположение Геннадий Фаддеевич. - Не могла, зараза, до утра подождать".
      Картин у них было, только что в туалете не висели.
      "Чтоб ты сама обеспотентилась! - адресовал мысленное послание соседке. - Чтоб тебя черти защекотали! Чтоб..."
      И вдруг опять показалось - изматывающее сверло ноет со стороны Чумашкина.
      Или от проститутки?
      Или снизу?
      "Да чтоб вас всех перевернуло и трахнуло! - скопом пожелал Геннадий Фаддеевич соседям. - Чтоб вас рогатые сверлили денно и нощно!"
      Затем достал из аптечки рулон ваты, вырвал два здоровенных клока, каждым из которых можно было наглухо законопатить для разоружения танковое дуло, и с остервенением воткнул в уши...
      "Теперь хоть засверлитесь!" - натянул одеяло.
      Но изнуряющий звук не исчез. С еще большей силой он начал дырявить воспаленные бессонницей мозги...
      И Геннадия Фаддеевича пробило - не надо пенять на зеркало...
      Воющая "дрель" сидела в его родной головушке.
      "Да чтоб ты пропала! - застучал кулаком по "родной". - Чтоб ты отсохла! Чтоб ты провалилась к чертям свинячим!"
      И вдруг перед глазами замелькали копыта, хвосты, мерзопакостные морды, запахло серой...
      Голова со свистом куда-то проваливалась. То ли в сон, то ли похуже...
      БОРЬБА ЗА ВЫЖИВАЕМОСТЬ
      Юрий Трифонович Ковригин был не из того бесшабашного десятка, кто в плане терроризма полагался на авось да небось. Мол, это где-то у черта на рогах, в Израиле или Чечне, ходи да оглядывайся, у нас в Сибири кого бояться? Живем в лесу, молимся колесу. Какие тут к бесу террористы?
      Юрий Трифонович думал: раз пошла такая катавасия: там убили, здесь взорвали, - варежку не разевай - вместе с головой оторвет.
      По этой причине в общественном транспорте на симпатичных дамочек не пялился. Неустанно шарил глазами по салону - не стоит ли где подозрительная сумка? Не лежит ли где бесхозный пакет?
      Поэтому, когда однажды засек на задней площадке автобуса одинокий рюкзак, сразу уши топориком навострил.
      - Чей? - громко поинтересовался.
      - Ничей, - сказал мужчина в унтах. - Бери, раз нашел.
      - Сам бери! - категорически отказался Юрий Трифонович. - Вдруг там мина?
      - Какая мина?! - заверещала женщина в нутриевой шубке.
      - Тише, господа, - приложил палец к губам мужчина с "дипломатом", кажется, тикает.
      Куда там "тише"!
      - Остановите автобус! - закричали со всех сторон.
      У дверей началось давка. Мужчина с "дипломатом" принялся своей ручной кладью колотить по окнам в поисках аварийного выхода.
      - Пустите меня! - пробивалась к дверям женщина в нутриевой шубке. - Я в больницу опаздываю!
      - Ща как шандарахнет, - сделал неутешительный прогноз мужчина в унтах, - все там будем! Многие по частям!
      - Граждане, среди вас минера нет? - взмолилась кондуктор. - Опять план накрывается горшком без ручки!
      Водителя слезно начали просить:
      - Миленький, открой двери! Бомба!
      Однако водитель с вытаращенными, как фары, глазами жал на педаль, стремился, по принципу: спасайся кто может! - в одиночку оторваться от смертоносного груза. Мужчина с "дипломатом", раздолбав его в лохмотья, головой пытался пробить аварийный выход.
      И вдруг бабахнуло.
      "Пропала шуба?" - упала на пол женщина в нутриевой шубке.
      "Съездил к свояку на свеженинку", - распластался рядом мужчина в унтах, норовя подлезть под женщину.
      И все повалились от осколков, кто где стоял.
      Но зря. Сверху посыпались не осколки, а разноцветные кружочки конфетти. Хулиган-первоклашка, ехавший на елку, не утерпел до оной, дернул за кольцо хлопушки посреди растревоженного автобуса.
      - Поганец! - взревела кондуктор. - Весь план распугаешь!
      С этими словами она бросилась к подозрительному рюкзаку, выхватила из него брикетообразный предмет.
      - Динамит! - заблажил мужчина в унтах. - Помогите!
      От истошного крика двери с треском распахнулись, автобус, будто колом в землю, затормозил. Пассажиров как ветром сдуло.
      - Вернитесь! - кричала вослед разбегающемуся плану кондуктор. - Это дрожжи!
      Никто не вернулся. В том числе и водитель.
      С той поры у Юрия Трифоновича аллергия на общественный транспорт открылась. Или пешком, или на своем древнем "Москвиче" начал бороться за выживаемость.
      Недавно тормознул перед светофором, как водится, обшарил глазами окружающее пространство на предмет наличия снайперов. Не обнаружив последних, расслабился, хотя по радио сообщали о захвате самолета с сотней заложников.
      И тут рвануло. "Началось!" - обожгло воспаленное воображение. Юрий Трифонович прямо на "красный" погнал из зоны терроризма. В зеркале заднего обзора показалось: асфальт за машиной вздыбился.
      Раздался еще один взрыв. Машину подбросило как на кочке.
      "Обложили!" - панически ударило в голову.
      Сзади завыла милицейская сирена. "И милиция на них работает!" захлестнуло отчаяние.
      - Я не банкир!!! - закричал во всю глотку.
      От обиды за хозяина мотор заглох. Юрий Трифонович в борьбе за выживаемость упал на пол, затих, и вдруг на затылок из бардачка закапало. Мазнул, лизнул - шипучка. Вот черт! Вчера на оптовке по дешевке купил три бутылки жене на Новый год.
      "Хорошо, третья не взорвалась", - подумал по-хозяйски.
      Тут же взорвалась третья. Шипучка полилась струей. Юрий Трифонович подставил пересохший в передряге рот. Но не успел утолить жажду. Дверца распахнулась, в нос уперся ствол автомата.
      - Выходи, пьянь! - раздалась команда.
      "Я не пью!" - хотел сказать Юрий Трифонович и осекся.
      "Теперь пусть террористы сколько влезет минируют мою машину! - утешал себя, возвращаясь из милиции, где у него забрали права, домой. - Долго им ждать придется, когда снова сяду за руль, ох, долго..."
      ШАНДЫК, ГРИБЫ И ВЕРТОЛЁТЫ
      Спирт - напиток острый. Не зря ракетчики его шилом зовут, летчики шпагой, народ - стеклорезом. В сибирском городе Ачинске вынырнуло еще одно название - шандык. Откуда - покрыто кромешной тайной. Может, в переводе с какого-нибудь французского или хакасского - это штык или кортик, не знаю. Только шандык на закате неслабого на счет плеснуть за галстучек ХХ века мгновенно вошел в обиход в вышеназванной местности.
      Из-за него Валентин Баранцев насмерть поругался с родной сестрой Надеждой. Сестра открыла на дому торговлю шандыком. Хочешь - сто граммов нальет, хочешь - канистру набузует. В крае день и ночь в самых глухих селениях, не покладая рук и ног во всех звеньях, функционировала широко-густая сеть реализации шандыка на разлив. В то время как последний безостановочно лился в пересохшие от жажды глотки, в противоположную сторону бесперебойно текли денежки. Куда? Куда надо.
      В стоквартирном доме, где жил Валентин, обслуживали страждущих аж две шандычные точки. Одна прямо над головой работала. Иногда ее клиенты, снедаемые желанием, ошибались этажом, с деньгами и тарой ломились к Валентину - наливай!
      - Так налью, - недружелюбно встречал заблудших Валентин, - тошно станет.
      Сестра Надежда тоже встряла в шандычную сеть.
      - На что мне детей обувать-одевать-кормить?! - отбивалась от нравоучений брата.
      - Не на чужом горе!..
      Знакомому Валентина шандык в голову так ударил, что ноги больше 100 метров не тянут - подкашиваются присесть через каждые пять минут. В деревне Окуньки смех и грех: половина мужиков как рыба на хвосте ходит, коленками впритык, - шандык паралитичный завезли.
      Валентин приводил убийственные примеры, сестра отражала их женско-непробиваемой логикой.
      - Я со стаканом ни у кого над душой не стою!
      - Ты провоцируешь!
      - Не я, так другие будут! Тебе хорошо в городе на комбинате ежемесячно деньги получать!
      Сестра жила в селе Большой Улуй.
      - Такие вот брата Ивана споили! - кипел праведным гневом Валентин.
      - Его "честная давалка" довела!
      С Иваном Валентин тоже разругался. Тот, отчасти, опустился из-за жены, слабой, как говорят в народе, на передок.
      - Брось ее! - требовал Валентин.
      - Да пошел ты на плешь! - категорично ответил брат.
      И Валентин хлопнул дверью, аж ходики сорвало с гвоздя, кукукнув лебединую песню, они рассыпались по полу.
      В то отпускное лето в Улуе как шлея ругательная Валентину под хвост попала. С другом детства, одновременно кумом, Петей Корякиным, сцепились на политической почве. Пошли к куму в баню оттянуться на полке. В предбаннике, снимая штаны, схлестнулись на тему правительства и президента. Им бы про баб с телесными утехами поговорить... Они в бесовскую потеху - политику ударились...
      Валентин давно зарекся поганить ею встречи с другом. А тут тормоз в голове слабину дал. Не заметил, как к чертовой бабушке полетел так хорошо начавшийся за пивом, пока баня топилась, летний вечер. Петька был за реформы демократов, Валентин без дипломатических антимоний крыл их матом.