— А что обсуждать? Зимой один зачет не сдашь — и свободен, как фанера над Парижем. А из четырех экзаменов пересдать можно только один. Лабораторки не оформишь вовремя — недопуск к сессии. Некогда тут о личной жизни думать. Флирт до лета подождет. Все равно зима здесь такая, что особо не погуляешь.

Почти все ребята в группе были симпатичными. Особенно Оле нравился светло-пепельный Саша с брюнетской фамилией Черненко. Он рукопашным боем занимался, по фигуре в нем спортсмена за километр видно было. Колосов, тоже яркий парень. И Лосев — крупный, почти квадратный, с восточными глазами. Руслан Ходжаев — наполовину узбек, наполовину дагестанец. Только увидев Руслана, Оля поняла, каким был Ходжа Насреддин.

А потом Оля увидела Павла. Он появился в группе в тот самый день, когда Оля наконец почувствовала, что боль от разлуки начала слабеть. Ехала утром в Академию и думала, что напрасно так убивалась, что жизнь длинная, и если судьба, то Павел никуда не денется. А если не судьба, то нечего хоронить себя. Наташа еще отметила, что Оля на удивление хорошо выглядит, и в эту же минуту Оля увидела его. Это было настолько неожиданно, что ей стало неподдельно плохо, ноги совсем отказались слушаться, и дыхание перехватило. Хорошо, что он не заметил ее растерянности. И уж конечно, сразу затмил всех остальных ребят: они ж были симпатичными, а он — красивым.

— Вот это красавец, — негромко сказала Наташа. — Блин, жалко мне таких ребят.

— Почему? — удивилась Рита. — Наоборот, с такой внешностью кого угодно выбрать может.

— Вот именно. На таких бабы с десяти лет вешаются, а к пятнадцати парень привыкает, что ему все на свете за красивые глаза достается. К двадцати спивается.

Конечно, с того момента, как Павел появился в группе, Оля ни на минуту не могла расслабиться. Она старалась не оборачиваться, но в маленькое зеркальце, прилепленное к монитору, видела, что он пялится ей в затылок. Хорошо еще, что ничего ехидного по ее адресу не говорил, ограничился только требованием подсказки. Вот оно, Московье! Зачем еще нужна Пацанчик, кроме как для этого?

На перемене Рита сказала, что с Павлом знакома. Ничего удивительного, Оля успела привыкнуть, что Рита знакома со всеми интересными людьми Академии. Это все летние лагеря. Оля попросила Риту — она смелая — подойти и осторожно выяснить настроение Павла. Ну, Рита сможет построить разговор так, что сразу станет ясно: будет Павел травить ее насмешками или нет. Рита легко согласилась, а потом рассказала, что Павел поморщился, когда Рита упомянула Олю.

После занятий Оля рассказала Рите историю своей тайной любви. Специально для этого они отправились в центр, прогуляться по проспекту Алтуфьева.

— Ты все неправильно делала, — рассудила Рита. — Тебе надо было подойти и поцеловать его.

— Как — поцеловать?! — опешила Оля. — Самой?!

— Ну да, — невозмутимо кивнула Рита. — А что такого?

— Ну, знаешь… — Оля растерялась. — Он такой, а я…

— Что — ты?

— Ну, я некрасивая…

— Тебе так кажется, — уверенно сказала Рита. — Нет, конечно, в “красавицы года” ты не попадешь, но ты вполне симпатичная. А у ребят разные вкусы.

— Вот у него такой вкус, что ему нравилась моя бывшая подруга, — убито сказала Оля. — А меня он терпеть не мог. И тут — его лишь подсказки интересуют. Ты ж сама сказала, он поморщился…

— Может, у него зуб болел? — весело предположила Рита.

— Ничего у него не болело. Вот увидишь, скоро он издеваться надо мной начнет, он же знает, что я в него влюблена…

— А вот этого ему никто не позволит, — веско заявила Рита. — Здесь не те люди. Если что, я с братом своим поговорю. Павел ведь его друг. Славик напишет ему и объяснит все.

Оля раньше не подозревала, что у Павла есть друзья в Челябинске, но мало ли о чем она не подозревала?

За две недели Оля, кажется, прожила целую жизнь. Рита прочно подружилась с Павлом, Оля часто видела, как Рита подходит к нему и Саше Черненко, они втроем разговаривают и смеются. Потом Рита рассказывала, что они что-то вспоминали, всякие смешные случаи из жизни археологов и спортсменов. Насчет Олиного больного вопроса Рита сказала: Павел и не собирался высмеивать незадачливую Пацанчик. Он вообще оказался парнем воспитанным и тактичным. А потом он отколол номер.

После занятий в тесной раздевалке их корпуса образовалась очередь. Оля честно стояла в общей куче, а Павел нагло растолкал всех, пролез первым, схватил куртки для себя и кого-то из ребят. Наташа на него рявкнула, он огрызнулся, но так, не зло: Наташин авторитет признавали все. Она могла такой подзатыльник отвесить, что мало не покажется. Павел, Черненко и Лосев смылись первыми. Девушки, как обычно, провозились у зеркала. На улице Оля увидела ребят, ждавших на углу корпуса. Когда девушки подошли, Черненко и Лосев, давясь от смеха, попятились в сторону, а Павел шагнул вперед, загородив дорогу девушкам. Простер над их головами руки — росту-то высокого — будто благословляя:

— Стойте! Как вы смеете мимо меня идти?!

Абсурдность этого высказывания вкупе с театральным пафосным тоном вызвала дружный смех. Павел даже не улыбнулся. Оля нашлась первой:

— Ну ты стоишь, как столб, посреди дороги, вот мы мимо и идем.

И подала пример, обогнув его. Он поплелся сзади, тем же тоном обещая всех неверных — девушек, то есть — отправить в ад за непочтение. Объявил себя могущественным волшебником и потребовал жертв в свою честь.

— Слушайте, а давайте мы его побьем? — провокационным тоном предложила расхрабрившаяся Оля. — Ну, для профилактики.

— А тебя, если ты такая смелая, я в сказку отправлю! — вдруг пообещал Павел.

Оля обернулась. Он загадочно улыбался, и взгляд у него был такой, что у нее екнуло сердце. Светло-зеленые глаза лучисто смеялись, обдавая ее волшебным теплом.

— Бабой-Ягой, что ли? — язвительно уточнила Рита.

— Принцессой! — поправил Павел. — К дракону. Только подберу такого, чтоб он не успел ее съесть до того, как я ее спасу, и отправлю. А ну-ка расступись, слабые смертные, я пройду! А то затопчу кого-нибудь ненароком.

— Вот еще! — засмеялась Наташа. — Я если встану, меня трактором не сдвинешь!

Девушки дружно расхохотались.

— Да я быка сбиваю! — крикнул запунцовевший Павел.

Но на него уже не обратили внимания. На “Академической” разошлись в разные стороны: кроме Оли, Наташи и Риты все жили в южной части города. Оля часто вспоминала предложение Царева насчет переезда, и порой жалела, что отказалась. Тут же успокаивала себя тем, что Солнечный — очень красивый район. И, между прочим, на одной линии с Академией. А Наташа с Ритой пересаживались на “Айвазовской”.

Наташа хотела пройтись по магазинам, она ждала в гости родных, Оля с Ритой не стали ее дожидаться. Сели в прозрачный тубус вагона метро, Оля усмехнулась:

— Как ты думаешь, чего это на Котлякова нашло?

— Да дурак он, вот и все! — в сердцах сказала Рита.

Оля стушевалась, как будто это не Павел, а она разыграла совершенно непонятную сценку. Виновато спросила, что это Рита такая сердитая. Рита сказала, что не сердитая, просто сегодня годовщина смерти ее лучшей школьной подруги, вот и все. Девочка погибла в аварии маршрутки, и такой подруги у Риты больше не было. Оле тоже стало грустно, подумала, как это, наверное, ужасно. Хоть и говорят, что маршрутки — транспорт безопасный, но что-то слишком часто слышно об авариях. У Риты подруга умерла, Оля сама такую же аварию видела, у Ирки в Московье брат чуть не погиб…

— Оль, спроси у Котлякова его телефон, — попросила Рита.

— Я?!

— Ну да.

— Он не даст. Тебе дал бы, ты с ним в хороших отношениях.

Рита покачала головой:

— Понимаешь, как раз лучше, чтоб он не знал, что ты берешь для меня. Меня один человек попросил переговорить с Котляковым, ну и…

— А у брата своего спросить не можешь?

— У брата? — Рита посмотрела на нее так, будто впервые услышала о существовании своего брата.

— Ну, ты ж говорила, что твой брат и Котляков — друзья.

— А-а… Славик знал его телефон, пока Котляков жил в Московье. Я как раз для него спрашиваю. Неудобно самой, Павел не знает, что мне брат рассказывал. Спроси, ладно?

Оля пожала плечами. Конечно, страшно, но ведь это ж не личное? Для кого-то Оля всегда была смелая, она только для себя ничего сделать не могла.

31 октября 2082, суббота

Селенград

Павел страшно нервничал. Приперлись с Сашкой Черненко чуть не за час до начала занятий, чтобы все приготовить. Закрыли жалюзи в аудитории, Сашка несколько раз сделал свой “проход”.

Оля пришла как обычно, за десять минут до начала урока. Павел вздохнул с облегчением: хорошо, что эта Рита опаздывала. Хотя они и учли ее в плане на всякий случай. Павел осторожно, стараясь не производить шума, подкрался сзади, присел пока на стул Колосова. Отсюда до Олиной головы было в буквальном смысле руку протянуть.

Сашка, перехватив его взгляд, с беспечным видом направился к двери, встал, сунув руки в карманы и делая вид, будто увлеченно читает инструкцию по технике безопасности. Рядом с пластиковой табличкой инструкции находился выключатель. Павел дождался, пока Сашка обернется, и кивнул, соскальзывая со стула вперед, вплотную к Оле. Сашка выключил свет и захлопнул дверь, выскочив наружу. На миг воцарилась тьма, после яркого освещения показавшаяся непроглядной. Павел одним движением сдернул заколку с хвоста волос на затылке Оли, тут же прыгнул назад, зацепился ногой за что-то, с грохотом упал, вскочил и кое-как взгромоздился на свое место, надеясь, что не промахнулся и оно точно его. И тут же возмущенно заорал, перекрывая недовольный Олин возглас:

— Ну и какой осел свет выключил?! Делать нечего, да?!

Свет тут же загорелся: Ходжаев включил. Павел притих, наблюдая за Олиной реакцией. Она растерянно озиралась, одной рукой держа рассыпавшиеся волосы. Посмотрела под стулом, вокруг стола — искала заколку. Потом сообразила, что кто-то утащил. С укором посмотрела на ничего не подозревающего Лосева:

— Лосев, отдай заколку.

— У меня ее нет, — честно ответил тот.

— Ну хватит издеваться!

Она чуть не заплакала. Павел мужественно сдержал желание подойти и с независимым видом отдать несчастной ее заколочку. Оля поняла, что ей ничего не светит, отвернулась, уткнулась в экран своего монитора. Потом отыскала какой-то шнурок, кое-как заплела косу и завязала ее этим шнурком.

Вернулся Сашка, привел раскрасневшуюся с морозца Риту. Постоял еще, поболтал с ней около ее места.

— Ну как? — спросил шепотом, когда начался урок.

Павел молча, из-под стола показал добычу — заколку в форме двух клешней, выполненную под кость с резьбой. Заколка недорогая, но оригинальная. Да будь она хоть трижды ширпотребом, Павла это не волновало. Он бы все равно ее утащил. Меж хищных зубцов застежки застряло три или четыре длинных русых волоса.

Больше всего он боялся, что Сашка задаст самый страшный вопрос: зачем Павлу такие сложности? Ну если нужна девчонка, можно ж в кафе пригласить, в кино или на концерт, благо, в Селенграде хватало мест для культурного отдыха. Действительно культурного, без всякого мещанства или пошлости. В том-то и дело, что эту — нельзя. Неправильно поймет. Сашка не спрашивал и охотно принимал участие во всех Павловых спектаклях, независимо от степени их кретинизма. Настоящий друг.

06 ноября 2082 года, суббота

Селенград

Из Академии Оля возвращалась домой измученная и счастливая одновременно. Темп занятий был такой, и учили их таким вещам, что ни на какие другие мысли сил не оставалось. Только на переживания.

Включила компьютер, села, в задумчивости уставилась в монитор с забавной картинкой на бэкграунде. Оля любила работать с оформлением, и бэкграунд меняла два раза в неделю. Наверное, опять пора — надоело.

Последняя пара была математикой, и занимались тем, что пытались вычислять корни любой степени без компьютера, можно сказать, вручную. Самым сложным для Оли оказалось понять, зачем это делать, ведь куда бы их ни забросили, компьютеры там будут, хоть прошлого века, но будут. Но преподавателям видней. И Оля честно практиковалась.

Сами собой набежали всякие воспоминания, Оля застыла, уставившись в монитор, губы расплылись в довольной улыбке.

Павел совсем замучил, думала она, даже не пытаясь погасить трепет в сердце. Голову назад нельзя повернуть — сидит и смотрит. В упор. Глаза у него красивые — большие, иногда кажется, что почти черные, иногда — зеленые, а иногда — льдисто-серые, прозрачные.

Вспомнила, как сегодня утром видела его в метро. Вообще-то он жил недалеко от Академии, в том самом новом корпусе, можно и пешком дойти — десять минут по продуваемой всеми забайкальскими ветрами улице. Павел как-то рассказывал, что предпочитает ездить на маршрутке до “Южной”, а оттуда — одну остановку на метро до “Академической”. А что? У него, как и у всех студентов, проезд бесплатный. Времени на такой маршрут уходит побольше, зато тепло.

У девушек в группе было принято встречаться перед занятиями в метро — недалеко от эскалатора, на площадке, образованной уходящим в туннель служебным коридором. Обычно первой приезжала Оля, но сегодня ее опередила Наташа. Она и обратила Олино внимание на Павла. Он выскочил из вагона на противоположной стороне платформы, шел и смотрел на Олю, не отрываясь, как будто… будто… Оля даже не знала, с чем сравнить. Как будто всю жизнь мечтал ее увидеть, случайно встретил на улице и смотрел, не веря своим глазам, с удивлением и тоской во взгляде.

Наташа остро посмотрела на Павла, потом — на Олю:

— Он на всех занятиях на тебя смотрит.

Оля смутилась и промолчала, чтобы не потерять контроль над своим лицом и не покраснеть. Наташа продолжала:

— Ты ему нравишься.

Наташа не спрашивала и не говорила, что ей так кажется. Она утверждала, ставила перед фактом. И Оля внезапно панически испугалась, даже замахала руками:

— Ты что, это не так, он все время на Риту смотрит, я же видела! Она ему нравится, она хорошая девушка, и я очень хочу, чтобы у них все получилось!

Наташа ничего не сказала, только усмехнулась скептически. Приехала Рита. А Оля для себя решила, что будет вести себя так, будто для нее Павел — никто. Пустое место. Пусть не думает, что его взгляды как-то на нее действуют. А то сейчас Наташа заметила, потом еще кто-нибудь обратит внимание, а потом кто-нибудь догадается, что и Оля к нему неравнодушна…

На второй паре группе сказали оценки за контрольную по биологии. Оценки здесь проставляли совсем не так, как привыкла Оля. В Московье каждый заполнял отчет, отправлял в администрацию. Там он сравнивался с результатами независимой базы данных, и вносился в личное дело. Здесь им всем выдали пластиковые карточки зачеток, их вставляли в специальную прорезь на системном блоке, каждый вводил свои отметки в нужную графу личной базы данных, а потом преподаватель щелкал все карточки магнитным ключом. Закреплял информацию. Причем у каждого преподавателя ключ был свой. Без такого ключа изменить уже существующую информацию было невозможно — считалось, что невозможно, — а незакрепленная, она стиралась автоматически через час после внесения.

Надежда Владимировна, биологичка, монотонным голосом называла фамилии, делала паузу, потом говорила оценку.

— Володина, — сказала она.

И, пока тянулась пауза, Павел сзади выкрикнул:

— Два!

Все девушки дружно обернулись и высказали Павлу все, что они про него думали. Надежда Васильевна оборвала перепалку, строго сказав:

— Хватит. Володина — три.

“Ну, держись”, — подумала Оля, очень сильно разозлившись. Сейчас она ему устроит — и за то, что он пялится ей в спину, и за то, что уставился в метро, и за то, что дразнит Наташу, хотя она — замечательная.

— Котляков… — сказала Надежда Васильевна.

— Два, — спокойно сказала Оля, не оборачиваясь, но так, что ее слышно было во всей аудитории.

Павел возмутился. Надежда Васильевна посмотрела на него поверх очков и спросила:

— А на что ты надеялся?

Павел утих. Оля обиделась за него, потому что всамделишная двойка в ее планы не входила, за нее могут выгнать, а ей совсем этого не хотелось.

Потом Надежда Васильевна пошла по рядам, проверяя выставленные в базе оценки, вынимая зачетные карты и щелкая по ним ключом. Дошла до Павла:

— А ты чего себе двойку поставил? — засмеялась она. — Тебе три!

Вся группа грохнула. Павел покраснел, метнул в сторону Оли яростный взгляд, но ничего не сказал.

И вот, теперь она сидит дома и в одиночестве переваривает сегодняшний день. Вспомнила, что сказала Наташа в метро, и ее опять охватил страх. Только не такой, как тогда — лишающий разума, вызывающий острое желание убежать, а сладкий. Она не знала, как к этому относиться. Но при мысли, что Наташа может оказаться права, по спине бежали мурашки.

Нет, нет. Он просто издевается, думала Оля. Она не может на самом деле ему нравиться. Она же некрасивая и лохушка. В нее никто никогда не влюблялся. Павел просто знает, что она в него влюблена, и нарочно провоцирует ее на всякие компрометирующие действия. Ну, чтоб потом посмеяться. На самом деле ему нравится Рита. И это правильно, потому что Рита намного лучше ее, Оли. И красивая, и умная, и добрая. Конечно, это грустно, зато думать о такой возможности вовсе не так страшно, как о том, что он может в нее влюбиться.

12 ноября 2082 года, среда

Селенград

Неприятности начались с утра. Точней, с вечера накануне. Позвонил кто-то из ребят, причем позвонил по внутреннему номеру — в каждой квартире в общежитиях Академии были стационарные телефоны. Обыкновенные такие телефоны, с минимумом услуг — переключение на видеоканал и на внешний микрофон, ни автоответчика, ни определителя номера, ничего. Впрочем, пользоваться им все равно было удобней, хотя бы потому, что за пользование внутренней сетью студенты Академии не платили, чего не скажешь о личных телефонах.

Так вот, этот тип не представился и заблокировал видеоканал, так что Оля не поняла, кто это. Спросил, что задано по химии. Оля потянулась за планшетом, он лежал под стопкой стиподисков. Конечно, когда она дотянулась, диски рассыпались по всему полу. А этот тип выслушал половину, а потом начал задавать какие-то дурацкие вопросы. Сначала спросил, понимает ли Оля что-то в химии. Потом отказался дослушивать ее, причем зная, что химичка наверняка придерется к невыполненному заданию. А за химию могут и отчислить, между прочим.

Она полночи вертелась, соображая, кто бы это мог быть. Сеть внутренняя, то есть, звонить мог только кто-то из своих. Тем более, что знали, куда звонят. Голос похож на Павла и Козлова одновременно. Причем по тембру скорей Козлов, а вот наглые интонации свойственны Павлу. Но, судя по содержанию, это ни тот, ни другой. Потому что никому из них в голову не придет спрашивать, разбирается ли Пацанчик в химических формулах.

Утром проснулась разбитой. На маршрутку опоздала. Настроение стало и вовсе ужасным. Ехала в метро, смотрела на свое искаженное кривизной отражение в стеклянной стенке напротив, и хандрила. Ей казалось, что выглядит она хуже некуда, хуже даже, чем обычно. Над губой вскочил прыщик. Конечно, она постаралась замазать его тональным кремом, но бесполезно. Прыщ сиял, как электрический фонарь, только красный. Еще эта контрольная…

А в довершение выяснилось, что Оля забыла пропуск. Если б они занимались на обычном месте, где вахтерша ее знала, все обошлось бы. Но контрольную проводили в первом корпусе. Сегодня вид помпезного мраморно-зеркального холла вовсе не радовал, и вместо гардеробщиц-сказочниц в окошках торчали молодые и злорадные рожи. Дежурные, поняла Оля. Особенно ей не понравился чернявый, отдаленно похожий на Павла, только с каким-то порочным выражением лица. Он так насмешливо посмотрел на ее затрепанную курточку, что Оля сразу направилась к другому окошку, хотя очередь там была больше.

Дежурный на вахте понял, что у нее нет пропуска, кажется, даже раньше самой Оли. Встал за турникетом, самоуверенно заложил руки за спину и с презрительной усмешкой наблюдал, как Оля копается в сумочке, надеясь, что пропуск не забыт, а просто куда-то завалился. В ее сумочке постоянно что-то куда-то заваливалось. А вахтер все усмехался.

Сообразив, что пропуск можно искать до бесконечности, а до звонка оставались считанные минуты, Оля втиснулась в “позорную” кабинку: шкаф для таких, как она, непутевых. Делался мгновенный снимок, отправлялся в банк, сравнивался там с оригиналом, и если все совпадало, то турникет срабатывал. Правда, чтоб не возникало соблазна пользоваться этой кабинкой постоянно, академические шутники придумали противоядие: попавшие в эту кабинку затем “вывешивались” на “Заборе” — стенде-терминале первого этажа, вообще-то обыкновенной борде объявлений, только используемой исключительно в воспитательных целях. И в таких ракурсах там “воспитывали”, что людям впечатлительным этого лучше не видеть. Олю совсем не тянуло прочитать обсуждения своего прыщика, но другого выхода не было.

И, когда стояла, как идиотка, перед опалесцирующим экраном, по коридорам раскатился звонок. Эт-того только не хватало! Мало того, что ее рожица появится сегодня на “Заборе”, еще и Альбина выволочку устроит. Отношения с математичкой и без того были в высшей степени натянутые, а сегодня контрольная. А потом — нельзя забывать, что у нее испытательный срок не закончился, ее еще не зачислили, и вот уже первое нарушение, да еще и двойное: забыла пропуск и опоздала. Оля зажмурилась от предчувствия грандиозного унижения, в этот момент щелкнула автоматика. Блин, снимок запорола! Пришлось ждать, пока техника созреет до второго. Каждый дежурный вахтер настраивал выдержку под свои потребности. О такой длительной, как сейчас, Оля даже не слышала. Вахтер, определенно, козел и сволочь. Выслуживается, гранты зарабатывает. Чем больше нарушителей отловит, тем больше премия. Хорошо еще, что Оле пока стипендии не положено. А то еще и из стипендии штраф вычли бы.

Дождалась второго снимка, встала перед турникетом, зло поджав губы. Первый автомат сработал. Вахтер ждал ее у своего компьютера с наглой полуулыбкой. Совсем-совсем светловолосый, Сашка Черненко по сравнению с ним почти брюнет. И лицо такое… как будто у этого парня в родословной была примесь какой-то северной крови. Причем почему именно северной, Оля не знала, арийским происхождением тут вроде бы и не пахло. Просто если бы она делала его портрет, она бы поместила его на фоне заснеженного леса.

— Фамилия, — сказал он.

— Пацанчик, — буркнула Оля, готовясь к тому, что он церемонию регистрации нарушителя растянет на пол-урока.

— Опаздываешь. И пропуск забыла. Какая группа?

— В-1011.

— Нехорошо, Пацанчик. Плохое у тебя будущее. Не успела поступить, а уже нарушения… а они все учитываться будут.

Оля закатила глаза:

— Слушай, от тебя что требуется? Записать мои данные, а не морали читать.

Тот только посмеивался:

— Умная какая. Я тебя сейчас могу в администрацию отправить, чтоб там воспитательную работу провели.

Оля жутким усилием воли сдержалась, чтоб не назвать его козлом. Ну не объяснять же этому скоту, что у нее контрольная? Такому только дай повод поизгаляться, никогда своего не упустит.

Проклятый вахтер все тянул время. Оля плюнула на все доводы рассудка и просто перепрыгнула через загородку второго автомата. И тут же кинулась бегом вверх по парадной лестнице, надеясь, что вахтер не помчится за ней. Вот была бы комедия!

В спину донесся изумленный и сердитый окрик, Оля обернулась только на промежуточной площадке. Вахтер покраснел как свежесваренный рак, за турникетом столпились его однокашники из раздевалки, и, кажется, они больше сочувствовали Оле, чем ему.

— Чао, котик! — Оля помахала ему рукой. — Извини, меня ждут. Еще встретимся!

У вахтера вытянулось лицо, а чернявый порочный тип из раздевалки оглушительно расхохотался. Оля решила, что все правильно сделала. По крайней мере, настроение из упаднического превратилось в победоносное. Даже Альбина была не страшна, а уж контрольная — так вообще пустяки.

Ей повезло: Альбина тоже опоздала. Молодая склочная математичка опаздывала крайне редко, но метко. Оля даже успела поведать о маленьком приключении на вахте. Группа единодушно поддержала ее в мнении, что сегодня дежурят какие-то козлы, и если они вывесят Олину триграфию на “Заборе”, то в В-1011 найдется, кому написать там же опровержение.

— Да не будет там ничего, — сказала Оля, отчего-то уверенная, что ее слова сбудутся.

Пришла Альбина, и все разом утихли — контрольная была важной. Два часа пролетели почти мгновенно. В Олин инкоминг[5] постоянно сыпались просьбы о помощи, в основном касающиеся проверки уже готовых решений. Но кое-кто, как Наташа, “плыл” откровенно. Оля без звука и малейшего недовольства делала все. Со своим заданием она справилась в рекордно короткие сроки — за двенадцать минут, но специально не переносила в чистовой файл: чтобы Альбина не выставила ее за дверь и не лишила возможности кому-то помочь. Это ведь своя, родная группа.

На перемену вышли все в мыле. Двоек не было. Оля была счастлива. Около “Забора” табунились желающие принять участие в “воспитании”. Оля протолкалась поближе, внимательно изучила свежие данные о сегодняшних нарушителях. Ее триграфии не было, и вообще она не упоминалась. Хотя кое-кто явился еще позже нее.

Живописная группа у прилавка гардероба заставила ее насторожиться. А там было вот что: давешний вахтер, покинувший пост — впрочем, автоматический турникет прекрасно работал и без него, а всех опоздавших он засек перед первой парой, — снаружи. В окне торчали две головы, в том числе и того порочного брюнета. Причем в том окне, куда Оля сдала свою куртку. Но теперь она была не одна, а со всей группой.

Вахтер, когда они приблизились, только слегка потеснился, пропуская толпу шумных малолеток. Они все, эти старшекурсники, смотрели свысока на молодых, будто уже прикоснулись к неким внепланетным тайнам. Оля сунула свой номерок, отвернулась, болтая с Наташей. Куртку принес брюнет. И стоит, главное, не отдает. Смотрит пристально, нехорошо так. Оля поежилась.

— Слышь, красивая! Будешь моей.

Оля опешила.

— Разогнался! — осадила его Наташа. — Тут желающие в очереди стоят!

Вахтер молчал. И смотрел на брюнета. Очень недобро смотрел, с прищуром. Оля поняла, что раньше где-то встречала этого беловолосого парня с жестким взглядом, только как будто очень давно. Такие случаи, кажется, называются дежа-вю. Что-то неуловимо знакомое, кажется, что можешь человека просчитать, как старого друга или родню, только не можешь вспомнить, где же его видела. Было в этом что-то мистическое.

С другого бока от Оли протолкался Павел. Лег животом на прилавок, выдернул куртку из рук обалдевшего брюнета, сунул Оле и тут же вытеснил ее, загородив плечом.

— Давай номерок, Наташ, — скомандовал он.

Оля, тихо улыбаясь, отступила к зеркальной колонне. Заступничество Павла было не только кстати, но и очень приятно. Может, он и не насмехался над ней никогда, даже в Московье? Или это общение с Ритой так на него подействовало?

— Эй, красивая! — донесся до нее голос брюнета. — Как звать?

Оля скорчила презрительную рожицу и молча отвернулась. За нее ответил Павел:

— Много будешь знать… некоторые от этого старятся, а ты — так сразу помрешь.

Дежурные засмеялись.

— Смелый? — уточнил брюнет. — А если я выйду?

Оля обернулась, испугавшись за Павла, потому что брюнет был выше него, в два раза шире в плечах и старше. Однако тут неожиданно вступился беловолосый вахтер:

— Утихни, — негромко посоветовал он брюнету. — Отстань от них, они молодые и твоих шуток не понимают.

Оля удивилась: по ее разумению, вахтер должен был скорей нападать на нее, а не защищать. Брюнет попытался что-то сказать, но вахтер очень странно на него смотрел. И брюнет стушевался, отошел назад, почему-то зримо уменьшившись в размерах.

Оля повернулась и вышла на улицу, на ходу влезая в рукава куртки. Снаружи дождалась остальных. Второй пары у группы не было, решили пообедать в кафе при спорткомплексе, пока там мало народу, а потом — на третью пару.

Павел держался рядом, Оля воспользовалась моментом:

— Паш, слушай, мне нужен твой телефон.

Сказала — и испугалась. А вдруг он ее сейчас пошлет? Или еще чего скажет… Но он без всякого удивления назвал восемь цифр своего личного номера. Оля благодарно кивнула и тут же отдрейфовала к Рите. Шепотом сказала, что телефон взяла и все нормально.

А вечером ей опять позвонил вчерашний тип. На этот раз спросил, что задано по русской литературе, а потом позвал в кино. Оля сказала, что не ходит по кино с незнакомыми, он засмеялся — в зале все равно темно, так какая разница? Оля бросила трубку.

25 ноября 2082 года, среда

Селенград

Ночью Оле приснился кошмар. Будто она в Московье, с родителями, но учится с Павлом в одной группе, как в Селенграде. А мама решила, что Оля должна уехать из Московья. И в тот же день, когда мама приняла это решение, Павел написал Оле, что любит ее. А она ему сказала, что поздно — она должна уехать навсегда. И такое жуткое чувство безысходности проникло в этот сон, что Оля проснулась в слезах и даже утром, в метро, не могла отделаться от этой тоски.

После третьей пары она собиралась ехать сразу домой, но у Риты было другое мнение. Потащила Олю в кафе при спорткомплексе. И уже там прицепилась как репей, требуя, чтобы Оля в ее присутствии тщательно изучила содержимое своей сумочки. Оля отмахивалась, в сумочке был бардак, и не хотелось хвастаться им перед посторонними. Рита не отставала.

— Да зачем тебе это?

Рита долго мялась, загадочно усмехалась, потом проговорилась:

— Я видела, как Котляков тебе что-то туда положил.

— Взрывчатку? — предположила Оля, не желавшая принимать всерьез никакие намеки. — Или крысиный яд? Я не крыса, он на меня не подействует, так что он зря старался.