Под конец третьей пары ее разыскал Виктор:

— Оль, Яков звонил. Он не смог дозвониться по твоему номеру…

“Потому что я отключила телефон”, — злорадно подумала Оля.

— …его тут срочно вызвали на комбинат, ты посиди со мной в лаборантской, он просил дождаться.

“Щазззз!” — громко подумала Оля и поехала с Наташей на “Стадион”.

Они приехали настолько рано, что Оля успела проводить Наташу до дому и вернуться. Спустилась в метро. Была там точка, с которой Оле было видно всю платформу, а сама она оставалась незамеченной.

Ждать пришлось долго. В конце концов Оля тяжело вздохнула: не судьба. Значит, не все желания сегодня сбываются. Или кредит удачи кончился. Неохотно поплелась наверх, уныло полюбовалась на толпу, собравшуюся у посадочной площадки. Сзади кто-то толкнул ее в плечо. Оля не обернулась — мало ли, кто ее там задел? В плечо толкнули сильней, она опять стерпела. Но когда ее стукнули, уже ощутимо, в третий раз, она решила высказать неуклюжему хаму все, что думает.

Обернулась — и застыла с полуоткрытым ртом. Потому что точно за ее спиной стоял смеющийся Илья.

Всю дорогу веселились. Оля щелкнула его по носу и тут же пожалела о содеянном. Ведь перед ней стоял не спокойный к ее выходкам Яков, а далеко не безобидный Моравлин. Ему забава понравилась. Попытался щелкнуть Олю, она уклонилась. И в ответ попала ему вместо кончика носа — ногтем в глаз. Ну все, подумала Оля, видя, как он оценивающе скользнул взглядом по ее сумке, которую Оля держала в левой руке, по правой руке, которой Оля вцепилась в поручень… Потом насмешливо и многообещающе посмотрел в глаза. Медленно повесил собственную сумку себе на шею, освободив обе руки. Потом с демонстративной осторожностью накрыл ее правую руку своей, плотно прижав Олины пальцы к поручню. И принялся методично общелкивать ее несчастный нос. Ни разу не попал, потому что Оля вертелась, как пиявка на сковородке. И все время заваливалась на очень сердитую тетку, сидевшую рядом. Тетка ругалась, а Моравлин, зараза, ей поддакивал. И снова толкал Олю на нее.

Потом он все-таки успокоился. Оля построила очень хитрую фразу, по которой, с одной стороны, не было понятно, что она скучала, а с другой — в ней содержался вопрос: почему его не было так давно?

— На Венере был, — охотно ответил Илья.

У Оли глаза стали круглыми.

— В командировке. Здорово там.

— А где именно ты был?

— Большей частью в Мораве. Офигенная красота. В Ольжичах был, в Адельгее, на Юрике…

— Где?

— Остров такой — Юрик.

Оля побледнела и рассказала ему сон, в котором его убило ракетой на Венере, в месте, которое начиналось на “Ю”. Илья сначала улыбался, потом начал расспрашивать: как выглядели корабли, местность, когда ей это приснилось. Оля еще сказала, что вариации этого же кошмара ей приснились позже. Когда назвала дату рецидива кошмара, побледнел уже Илья. И улыбочка пропала.

— Оль, ты, если тебе еще такое приснится, сразу мне говори, ладно?

— А что такое?

— Ничего. Все хорошо. Только говори сразу, ладно?

Только сейчас Оля обратила внимание на странные розоватые пятна у него на скулах. Как будто сеточка шрамов. Он смутился, потер скулы, шрамы стали заметней.

— Не обращай внимания. Я ж тебе говорил, кем работаю. Вот, последствия.

Оля понимающе ахнула. Илья помолчал, оглянулся, заметил, что задняя площадка салона свободна, и там их никто не подслушает, показал Оле. И там со счастливым блеском в глазах похвастался:

— Меня дополнительно к командировочному заданию нагрузили. Поучаствовал в создании кусочка венерианской суши.

Оля кивала, заражаясь его восторгом.

— А Стрельцова ты видел? — спросила она. — Я тут в Сети посмотрела на него…

— И увидела урода. А все из-за того, что планетные поля плохо стыкуются. И то, что сделано на одной планете, на другой будет выглядеть искаженно. Я Стрельцова не только видел. Я за ним в паре работал. Это не ошибка — именно за ним, а не с ним. Потому что в таких парах работают по очереди: сначала идет “рут”, а “постовщик” его страхует и порядок за ним наводит. Стрельцов же сам — “рут”. Только учти, это — никому!

Оля уже привыкла не выдавать секреты Ильи.

— И как он тебе?

— Знаешь, мне вообще не пришлось привыкать. Такое ощущение, что всю жизнь в паре работали.

Слезли на конечной, и говорили еще почти час, пока Илья не выплеснул переполнявшие его эмоции. Потом он попрощался, он же не с практики ехал, как обычно, а прямо с космодрома. И вечером ему еще нужно отчитываться.

Оля шла по Архангельской и не могла не улыбаться. И думала, что никто другой, никогда не сможет так потрясти ее воображение. Удивительный он человек! И кто сказал, что у корректировщиков тяжелый характер?

19 ноября 2083 года, пятница

Селенград

Илью поздравляли с удачным возвращением, делали вид, что завидуют: как выяснилось, Морава, где он реабилитировался после работы, была самым престижным местом отдыха не только на Венере — даже на Земле ничего подобного не нашлось бы. Попасть туда было почти невозможно. Вот только цену за это Илья заплатил, как думали, чрезмерную.

— Вот ведь гады, а? — только и сказал Савельев, когда увидел модель боя, присланную из венерианской Службы.

Сейчас Илье говорили, что риск в действительности был выше того, о котором упоминалось в заявке. Например, венерианцы не упомянули о том, что антикорректор замкнул на себя все системы управления ракетами. И бил в те точки, откуда в Поле исходил сигнал. Метко бил. От Ильи бы мокрое место осталось, если б не Вещий. На присланной модели было прекрасно видно, что ракета отклонена корректировкой. Ушла вниз и попала в двигатель вместо центрального отсека.

Илья ничего не сказал, хотя категорически не был согласен с Савельевым. Война есть война. Антикорректор мог оказаться сильней, мог угробить Илью и без ракеты, просто затянув в Поле, как это произошло с первым блокатором. Все прекрасно знали, что риск — смертельный. И чего теперь говорить? Стрельцов Илью страховал, Вещий же случайно его опередил. Но о том, что нынешний губернатор сам не дурак Поле подправить, Илья говорить не стал. А его и не спрашивали.

А теперь из венерианской Службы, никогда в жизни не контактировавшей с земной, вдруг прислали модель с просьбой разобраться. Межпланетный реал-тайм пробой ориентировочно пятой ступени. Венерианцы просили сообщить имя земного корректировщика. Мол, им позарез нужен герой именно такого потенциала.

— Ну и что будем делать? — спросил Савельев.

— Можно подумать, мы что-то можем сделать, — фыркнул Бондарчук. — Мы ж все равно не знаем, кто тут Вещий. Нет, ну каков гад, да? Межпланетный пробой — а на сканере девственная чистота! Это ж как аккуратно он земное Поле обошел… — Бондарчук покрутил головой, то ли с осуждением, то ли с восхищением. Второе вернее. Вещий и его проделки Бондарчуку нравились. — Вот теперь я начинаю его уважать. Раньше он дурью маялся, а теперь — по делу. И гляньте: на результат затрачено ровно столько сил, сколько и нужно было по минимуму.

Илье сказали, что в Селенграде последние сутки, а, собственно, вплоть до получения письма с Венеры, все стояли на ушах. Под утро засекли разряд на четыре ступени. Рейсовый лайнер “Афродита” совершил вынужденную посадку, не накрутив положенных восьми кругов по орбите. Илья вернулся домой раньше, чем ожидал. Фактически, в это же время он обычно приезжал с практики.

Пассажиры были страшно рады сокращению путевого времени. Обычно лайнер прибывал ночью, приходилось ждать утренних рейсов в разные города… А так люди разъехались сразу же. Да, но… Но Служба встала на уши. Потому что разряд на полных четыре ступени мог оказаться началом инициации. Тем более, что в течение дня было еще несколько кратких пробоев не выше первой ступени.

Правда, теперь бояться перестали. Раз уж Вещий за две недели до этого достал аж до Венеры, то в этот раз точно ему ничего не сделается.

— Кто ж такой, а? — мучительно скривился Савельев, сгорбился и потер лицо ладонями. — И ведь наверняка сопляк какой-нибудь, на какого в жизни не подумаешь.

— Мы тут между собой кое-что прикинули, — подал голос Черненко.

У Ильи почему-то все зазвенело внутри.

— Ну, в общем, мы всегда исходили из того, что Вещий помогает Илюхе. Так вот я тут прикинул: а что, если не Илюхе? Если он на самом-то деле помогает человеку, которому Илья дорог?

— Ты о чем? — насторожился Илья.

— Да-да, о чем это вы? — оживился Иосыч.

— Да ни о чем, — Черненко не смутился. — Ряд прорывов был связан не с Илюхой. Вон, взять хотя сегодняшнее. Все изменения были связаны исключительно с нашей группой.

— Не считая “Афродиты”, — поправил педантичный Бондарчук. — Хотя я бы не считал как раз остальное.

— Это неважно. Во-от… А Рита Орлова? Ее инициацию купировал Вещий, и Илюха тут — ну никаким боком! Вот мы, собственно, и подумали: а что, если это для нас Илюха — знаковая фигура? А для Вещего, скажем, он только один из друзей по-настоящему знаковой фигуры? Что, если эта фигура — не Илюха, а Ольга Пацанчик?

Поднялся шум. Кто-то говорил, что девчонка совершенно ни при чем, кто-то указывал на явные странности… Котляков кричал, что Оля замешана буквально во всех случаях, когда проявлялся и Вещий Олег, требовал обратить внимание на совпадение имен… Илья же вспомнил, что Оля — натуральный провидец. Причем его собственный отец просто отдыхает по сравнению с ней. Мало того, к ней липнут антикорректоры — они всегда почему-то виснут на дельфийцах. Не исключено, совсем не исключено, что у нее дельфийский дар. А механизм взаимодействия дельфийцев с Полем не изучен вовсе.

А ведь Черненко прав. Дельфийцы поголовно сильнейшие телепаты. Если у Оли с Вещим стойкий телепатический канал, то ему вовсе не обязательно находиться рядом с местом происшествия. Достаточно получить от нее сигнал тревоги.

— Конкретней, — прохладно попросил Савельев.

— Роберт Морозов, — сказал Котляков.

Все замолчали.

— Мне Ковалев проболтался, что Робка влюблен в Ольгу настолько, что даже признаться не может, — пояснил Котляков. — А я тут вспомнил, что он тоже затесался среди свидетелей. Проверил почти все случаи — совпадает.

Савельев посмотрел на Лоханыча. Лоханыч выглядел недовольным.

— Тестируйте, что я могу еще сказать, — распорядился Савельев. — Желательно прямо сейчас.

— Никак нельзя, — развел руками Лоханыч. — Морозов в данный момент находится в городской больнице номер два с подозрением на аппендицит. Потерял сознание на третьей паре.

Все переглянулись. И у всех была одна и та же мысль: все-таки это инициация. Потому что уж больно вовремя случился этот приступ.

— Значит, проверяйте, когда выпишется, — немного раздраженно сказал Савельев. — И вот еще что. Прихватите заодно и эту девушку. Она явный дельфиец.

21 ноября 2083 года, воскресенье

Селенград

С момента возвращения Ильи Оля старательно избегала Якова. Но перед таким предложением устоять просто не смогла. Яков взял четыре билета на “Инквизитора”. Про этот фильм вся Академия уже месяц говорила, ждали презентации, на которую, по слухам, попасть было невозможно. В компанию Яков пригласил еще Наташу и своего друга. Но Наташа отказалась, и этот парень тоже остался дома. А Оля пошла, найдя компромисс со своей совестью. В конце концов, а что такого?

Презентация проходила в “Гонконге”, так что Оля вынуждена была по морозу ехать через весь город. Правда, фильм оказался еще лучше, чем про него говорили, Оля даже забыла, кто ее спутник.

Потом Яков пригласил Олю на чай. Она согласилась. В маршрутке впереди сидела парочка. Симпатичный парень и очень красивая девушка. Целовались, не отрываясь друг от друга.

— Репетируют, — цинично прокомментировал Яков.

— Что репетируют? — не поняла Оля.

— Да они трахаться едут, на хату. Времени в обрез, им же еще по домам надо, они молодые, их родители пасут. Или квартира — друзей, а им ключи на два часа дали. Вот они и целуются по дороге, чтоб на хате сразу к делу перейти.

Оля возмутилась:

— С чего ты взял? Может, они просто так целуются?!

— Не просто, — с видом знатока заметил Яков. — Я сразу вижу, парочка спала уже вместе, или еще нет. Да все так живут, без вариантов же, пока собственной хаты нет.

Оля скрипнула зубами. Больше всего в Якове ее бесила эта циничность, смешанная с сопливой сентиментальностью.

У него самого родителей дома не оказалось. Олю это как-то не насторожило. Яков вспомнил о маленьком споре: Оля как-то заявила, что ее связать невозможно. Принес сначала ремень. Хороший кожаный ремень. Связал ей запястья. А у Оли были узкие кисти, к тому же неплохо “архивирующиеся”. Конечно, из ремня она выскользнула. Тогда он принес веревку. Долго обматывал ей руки, Оля делала вид, что испугалась, а на самом деле оставила зазор. Потом он наклонился связать ей ноги, а она в это время вывернула кисти внутрь и веревка просто упала. Оля красиво ступила прочь из петли. Тогда Яков вскочил, схватил ее на руки и кинул обратно на диван, а сам упал рядом.

Оле стало страшно, она вдруг поняла, что он запросто сможет ее уложить, и на сопротивление не посмотрит. Но тут, к счастью, пришли его родители, он отвлекся и остыл. Потом включил синтезатор. Оля деликатно — на самом деле для безопасности — забилась в угол. Яков спел пошлую песенку:

И долго смотрел на нее лукавыми сладкими глазами. Оля смутилась и обиделась. Ей и без того казалось, что она слишком полная, а тут он еще намекает на ее “большое” тело. Если б его мама в этот момент не позвала пить чай, Оле наверняка удалось бы учинить вожделенную ссору — уж больно случай подходящий, гнев даже инсценировать не нужно.

За чаем его родители устроили Оле настоящий допрос: где учится, из какой она семьи, почему перевелась из Московья. На последний вопрос Оля честно отвечать не стала, заявила, что ей интересны космические технологии. Потом отец Якова спросил, когда у Оли день рождения.

— Нескоро, — отмахнулась она. — В середине мая.

— Мы тебе машину подарим, — сказал он.

У Оли отвисла челюсть.

— А квартиру — на диплом. Если здесь. Если в Московье, то чуть подождать придется. Да? — он вопросительно посмотрел на Якова.

— Вполне, — согласился тот. — Лучше подождать, и в Московье.

Оля со стуком захлопнула рот. Никакого чая ей больше не хотелось. С трудом отсидела положенные полчаса, потом сказала, что не голодна и перебралась в гостиную.

— Я хочу домой, проводи меня, — сказала она, как только Яков к ней присоединился.

— Так рано?!

— Завтра, между прочим, в Академию, а еще сколько ехать.

— Какие проблемы? Ты можешь переночевать у меня.

— Я хочу спать.

— Ну и поспишь.

— С тобой? А родители?!

— Они ничего не скажут. Даже если б мы с тобой занимались любовью, а они вошли бы в комнату, они извинились бы и вышли.

Оля не могла понять такой свободы нравов. Яков принялся ее уговаривать. Потом заявил, что не выпустит ее из квартиры. Оля уже почти в истерике, не надеясь на успех, выложила следующий аргумент:

— Я устала, понимаешь?! И вообще, я еще маленькая для подобного времяпровождения!

Яков посмотрел на нее очень внимательно:

— Ты в самом деле так считаешь?

— Да!

— Если ты так думаешь, значит, и на самом деле маленькая.

В метро Оля спросила:

— Твои родители всегда так шутят? Насчет подарков и прочего? А то я себя идиоткой чувствовала.

— Они не шутили. И насчет квартиры в Московье… Я потом с отцом перемолвился, может, в Америку уедем.

— Не поеду ни в какую Америку.

— А куда ты хочешь?

— На Венеру! — выпалила Оля.

Яков скривился:

— Там нет ничего, кроме грязи и уголовников. И вкалывают там все. Мы поженимся и поедем в Америку.

— Я не выйду за тебя замуж.

Яков снисходительно отмахнулся:

— Все уже решено. Ты моим родителям понравилась.

— Зато они мне не понравились! И ты мне тоже не нравишься! И вообще, я другого люблю. Между прочим, он говорит, что на Венере очень красиво.

— Это ты с ним собралась на Венеру?

— Да, с ним!

— Да что ж это за мужик — тащить женщину на Венеру? — сказал Яков с таким презрением, что Оля взвилась:

— Он в тыщу раз лучше тебя! Умный, воспитанный, честный! И мне с ним хорошо. И еще он не трус!

— Зато нищий. Хватит кричать, я ж не дурак. Если б он в самом деле был таким прекрасным, ты сейчас была бы с ним.

“И была бы, если б он позвал”, — чуть не сказала Оля.

— Моя мать тоже отцу говорила что-то подобное. И ничего, двадцать пять лет прожили. Так что не надо капризничать. Я понимаю, ты боишься, — он гаденько улыбнулся и приторно посмотрел на нее, — я ж давно понял, что ты девственница. Ты даже целоваться не умела, когда я первый раз тебя поцеловал. Это так, к вопросу о якобы существующем любимом человеке. Но ты не волнуйся, у меня опыта достаточно, я все сделаю так, что тебе понравится.

Олино терпение лопнуло. Она выскочила из вагона, благо, поезд стоял на станции. Краем глаза увидела, что Яков направился за ней. Тогда она сорвалась с места и понеслась, как рысак на скачках. В переход, там прыгнула в отходивший поезд… Яков не отставал, только попал в соседний вагон.

И все-таки она от него отделалась. Ехала домой и боялась, что Яков ее обогнал и догадался встретить у выхода. Или у ее подъезда. Оля позвонила Илье: если Яков увидит ее с другим, не подойдет. Тем более, что Илья довольно крупный. Яков просто струсит.

Илья холодно сказал, что занят и встретить ее у метро никак не может. Оля попыталась уговорить, но он положил трубку. Она чуть не расплакалась — ведь только два дня назад все нормально было, и опять он ни с того, ни с сего рычит на нее! Да еще и в такой ситуации, где она не обойдется без его помощи.

Ее опасения были напрасными. Яков ее не караулил.

22 ноября 2083 года, понедельник

Селенград

В понедельник утром, перед первой парой, Яков догнал Олю на лестнице. Поймал за рукав, строго спросил, что все это значит. Оля молча вырвалась и продолжала подниматься. Опять догнал:

— Ты собираешься разговаривать со мной?

— Нет.

Яков отстал. На большой перемене Олю отыскал его друг, из тех, с кем они ходили на концерт “Парфенона”. Начал уговаривать помириться. Оля охотно побеседовала с ним. Изложила свою позицию, он попробовал доказать, что она неправа. Что не права, Оля знала и сама, но поди докажи ей это! В конце концов Оле стало скучно, она не знала, как отделаться от парламентера-энтузиаста. Выручил Царев. Отвел ее в сторону, тихо спросил:

— Тебе ведь Моравлин про Службу говорил?

Оля, не зная, тайна это или нет, на всякий случай сделала круглые глаза:

— Какую Службу?

Царев нетерпеливо отмахнулся:

— Ладно, он мне сам только что рассказал, что говорил. Тут дело в чем. У нас есть подозрение, что твое предвидение будущего — не случайное совпадение. В общем, тебе надо пройти тестирование.

Оля вспомнила, как отец Ильи подарил ей флакон таблеток, снимающих усталость. Здорово они помогали. У Ильи тоже такие были, носил с собой, она один раз видела флакон у него в сумке. Оле, конечно, очень хотелось работать с Ильей, можно сказать, она мечтала об этом.

— Хорошо, — кивнула она.

— К шести вечера. В кабинет психолога. И найди Роберта Морозова.

— Он, по-моему, заболел.

— Уже выписали, — уверил ее Царев. — Я видел его утром, но далеко, сам предупредить не успел. В общем, скажи ему, чтоб тоже пришел. Тоже к шести.

— Конечно!

Роберта Оля нашла через пять минут. Просто попросилась на третьей паре выйти “в туалет”, а Робкина группа занималась на этом же этаже. Вызвала его в коридор, ничего не стала объяснять, просто сказала, когда и куда надо подойти. Робка не расспрашивал. Вот и отлично.

22 ноября 2083 года, понедельник

Селенград

Этот разряд Илья почувствовал. Года два назад на тренировке он сломал коренной зуб и случайно коснулся языком оголенного нерва — так вот, ощущение было похожим. Такая же резкая, дергающая боль. Только не в челюсти, а в позвоночнике. И намного сильней.

Когда перед глазами перестали мельтешить искры, Илья набрал рабочий номер Лоханыча. Телефон не работал, Илья перезвонил по личному номеру:

— Лоханыч, че стряслось?

— Илюха, а я тебе звонить собирался. Я тут без техники остался, не поможешь?

В лаборатории Илья застал следующую картину. По полу ползали Бондарчук, Иосыч, Котляков, Черненко, Робка Морозов, Митрич и Дим-Дим. Они ковыряли щитки и шипели лазерной сваркой. Вся ремонтная техника и освещение были подключены к переносным аккумуляторам. Бондарчук ругался матом. Нет, даже не ругался. Он им говорил. Изысканно рассуждал о том, какие сволочи эти “руты”. Робка чувствовал себя виноватым, поэтому молчал. Остальные переговаривались редко и по делу. Илья посмотрел на них и без дополнительных приглашений включился в работу.

По ходу дела ему рассказали, что произошло. Робка с перепугу во время тестирования дал пробойный разряд. Результат — выгорела вообще вся техника у Лоханыча, во втором корпусе Академии погас свет. Хорошо хоть время позднее было, уроки уже закончились.

И на самом деле, как Илья и думал, виноват был не Робка, а Лоханыч. Ну тысячу раз всем говорили: следить, чтоб клиент не видел, что творится с человеком во время тестирования! Уже такие последствия бывали — вспомнить страшно, и все равно.

Робку пригласили на тестирование вместе с Олей. Он уже сидел в кресле, когда появилась Оля. Опоздала. Лоханыч отвлекся, не успел ее перехватить, и Оля оказалась в кабинете. Надо сказать, что процедура тестирования совершенно безболезненна, но вот смотреть на тестируемого — лучше не надо. Во время процедуры мышцы лица подергиваются самым неприятным образом. Оля закричала, увидев Робку в проводах и с электродами в черепе, да еще и скалящегося. Лоханыч попытался ее успокоить, тут неожиданно проснулся Робка.

— Я спросонья не разглядел, кто это, — оправдывался он. — Вижу, что девчонка отбивается от мужика. Хотел заступиться, и тут погас свет.

Лоханыч не успел довести процедуру до конца. Но и того, что он увидел, было достаточно. График потенциала дополз до третьей ступени реал-тайма. С нормальным треугольным импульсом. А перед тем, как погас свет, Лоханыч собственными глазами увидел, как на этот график наложился другой. С прямоугольным импульсом. Лоханыч родил версию, что Робка, видимо, вполне обычный реал-тайм корректировщик, но за счет перенесенной в детстве черепно-мозговой травмы под действием стресса может выдать и прямоугольный импульс. Причем более высокой ступени.

Олю не тестировали. Она просто удрала, пользуясь темнотой. Илья для очистки совести позвонил ей. Уговаривал вернуться, обещал даже рядом с ней сидеть, за руку держать, чтоб не страшно было. Отказалась наотрез.

— Уже не важно, — сказал Иосыч.

Верно, в общем-то. Вещий Олег найден, остальное — побоку. Только Илья, глядя на Робку, отчего-то не испытывал всеобъемлющей, всепоглощающей радости. Он столько мечтал о первой встрече с Вещим, когда будут скинуты все маски, столько раз переживал все наималейшие подробности, а произошло все буднично. Под аккомпанемент матерной ругани Бондарчука. Илья был страшно разочарован.

Он искоса наблюдал за Робкой. Ребята явно рады, что Вещим оказался именно он. Робку уважали, он имел репутацию парня принципиального и строгого. Это вам не Ковалев. Илья думал, что теперь ему нянчиться с Робкой, обучать его всему, что нужно знать корректировщику про Поле — именно ему, потому что Робке предстоит работать перед ним. Но Илья был откровенно раздосадован тем, что Робка и в помине не вызывал тех эмоций, которые с первого мгновения вызвал Стрельцов. Что-то Илья иначе представлял себе корректировочную связь, это братство по Полю. А связь есть, иначе бы он не почувствовал позвоночником очередной разряд.

Если бы у Ильи был выбор, он бы предпочел работать за Стрельцовым.

09 декабря 2083 года, четверг

Селенград

Воспаленные глаза слезились. У него почти всегда так бывало с недосыпу. Фил осторожно приложил к векам ледяные примочки. На секунду полегчало.

В комнатушке было темно, он сейчас не выносил яркое освещение. В соседнем помещении, “комитете”, как все говорили, слышался однотонный ноющий бубнеж. Яшка Ильин в растерзанных чувствах. Чувства лечил водочкой, запах с ног сбивал. Утешать его взялся Васька Цыганков. Хорошо, хоть на это сгодился, потому что Филу только плачущего Яшки для полного счастья не хватало.

Яшку бросила подружка. Он ей пообещал золотые горы, а она его променяла на кого-то, кто собрался ехать на Венеру. Ах, бессовестная, ах, стерва… Фил прекрасно помнил эту мисс и еще лучше понимал, что такой финал был неизбежен. Ольга — девушка с характером, ей кто посильней нужен. Даже тогда, во время субботника — с каким презрением она смотрела на Яшку, и с каким восхищением и уважением на Фила! Ну, правильно. Что ей может предложить Яшка? Ну квартиру, машину, всякие цацки-брюлики, ну, еще загранку. И все. А того не понимает, идиот, что таким женщинам надо предлагать власть. Причем не в подарок, нет. Этого она не поймет и не оценит. Ей нужно предлагать самой заработать свое положение.

Именно это ей Фил и предложит. Не сейчас. Пусть она поработает на подхвате, пусть проникнется духом власти. А когда распробует — тогда ей и можно делать какие-то предложения. Фил прекрасно знал, что от его предложения она не откажется. Не сможет. Потому что он предложит ей пост Президента Союза Независимых Государств.

Но до этого много воды утечет. Еще надо пережить август.

Поморщился. Чертов сон. Бред какой-то. И такое ощущение, что он не спал, а в реальности все происходило. Сидел в своем кабинете, собирался лечь спать пораньше. Вдруг открывается дверь и заходит ОН. Фил еще успел удивиться, как этот тип попал в его квартиру без ключа. Внешность — самая незапоминающаяся. На что у Моравлина черты лица размытые, так этот и вовсе незаметен. С такой рожей только в разведке работать. Представился Игорем.

— Тебе жить до августа осталось, — без предисловий начал он. — В августе у тебя инициация, и ты в ящик сыграешь.

Фил опешил. Игорь будто мысли читал:

— На Моравлина не рассчитывай, в этот же день им Вещий Олег так даст просраться, что мало не покажется.

— Так они ж вроде нашли. — От Цыганкова Фил знал кое-какие новости.

Игорь ухмыльнулся:

— “Найти” и “купировать инициацию” — две большие разницы. Инициация у него будет такая, что кое-кто поседеет. Я вообще вам удивляюсь: какого черта вы его бережете, надеетесь на него?! Ну есть же исторические свидетельства, есть! Один раз Вещий Олег уже сунул вашу нацию в мясорубку, мало показалось? Все надеетесь, что он удовлетворится Полем и не полезет в политику? Ну-ну. Устроит он вам всем. Причем в один присест. Правда, ты этого не увидишь.

И тут Фил ему поверил.

Начал выяснять подробности, искать какой-то выход… Игорь посмеивался:

— Бесполезно.

Фил понял одно: если б совсем бесполезно, этот Игорь не появился бы.

— Что ты хочешь? — пересохшими губами произнес Фил.

— Нет, это что ты хочешь?

— Жизнь.

— А что готов отдать за нее?

— Все.

— Даже ступень антикорректора? Это большая сила, если ей правильно пользоваться. Сталина только пятьдесят лет спустя развенчали, а так его народ на руках носил. У тебя — такая же ступень.

— Мне все равно. Пусть не будет.

— А этого мало.

— Что еще?

Игорь придвинулся к самому лицу Фила:

— Мечту. Единственную, настоящую.

Филу стало нехорошо. Он понял, о чем говорит Игорь. Понял, что тому известно сокровенное. Фил мечтал стать Президентом Союза. А его самым доверенным лицом был бы Моравлин. Мечта… или жизнь. В конце концов, если он сам не будет Президентом, это не значит, что он вообще будет отстранен от власти. Вот тут-то ему и пришла в голову мысль сделать Президентом Ольгу, а самому жениться на ней. Загодя, конечно.

— Хорошо.

— А если за твою жизнь заплатит Моравлин? Своей жизнью?

Фил облизнул пересохшие губы:

— Не знаю. Иначе никак?

Игорь отрицательно покачал головой:

— Никак. Думай… твоя жизнь, твои планы, твой успех — и его жизнь.

— Ты мне как Иуде тридцать сребреников предлагаешь.

Игорь неприятно улыбнулся:

— Моравлин не Христос. Ты подумай.

— Когда я должен принять решение?

Игорь вдруг расхохотался. Плохо он смеется, зачем-то подумал Фил, как христопродавец после удачной сделки.

— Ты его уже принял. Ну ладно, скажу как на самом деле будет. Ступень у тебя останется, и Моравлин останется жив.

Фил вздохнул с облегчением. С нескрываемым.

— Умрет Вещий Олег. Он не нужен. Да если б в Службе знали, каковы последствия его инициации, они б его сами пристрелили. Никто ж не знает, что по руслу Амура — глубинный разлом литосферы. И не расходится он только за счет того, что у Поля достаточно энергии. Вещий Олег высосет во время инициации все резервы. И если он останется жив, если эта энергия не вернется в Поле, народу погибнет под два миллиарда. И прежде всего — русская нация. Потому я и говорил, что Вещий опять сунет вас в мясорубку. Мало того — пока мир будет зализывать раны, Вещий поставит ему ногу на шею. Это его обычная тактика, пользоваться катаклизмами. Никому такой риск не нужен. Поэтому ты инициируешься на сутки раньше Вещего. Моравлин выложится на тебя и не сможет купировать Вещего. Вещий со всей своей энергией останется в Поле. Вот и все. А чтоб тебя угрызения совести не мучили, могу добавить: там, где Вещий, может быть только один государь. Он сам. И плевать ему на то, законно ли он занимает свой трон. Можешь вспомнить историю, — насмешливо скривился Игорь.