Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Корректировщики

ModernLib.Net / Фантастический боевик / Прокопчик Светлана / Корректировщики - Чтение (стр. 16)
Автор: Прокопчик Светлана
Жанр: Фантастический боевик

 

 


— Ты чего? — шепотом спросила Валерия.

Оля только судорожно помотала головой. Потом показала глазами на Илью. Валерия обернулась и ахнула:

— Какие люди! Моравлин!

Оля подумала, что сейчас самое время грохнуться в обморок. Валерия оглянулась на нее, сопоставила Олину реакцию с ночным разговором, все поняла и испуганно прикрыла рот ладошкой:

— Оль, прости, я не хотела…

Поздно. Илья, конечно, слышал окрик. И шел к ним. У него было совершенно обычное лицо, и Оля вдруг поняла, что он заметил их намного раньше.

— Привет, — спокойно сказал он обеим сразу. — Вы откуда здесь?

— Гуляли, — ответила Валерия, потому что к Оле еще не вернулся дар речи.

— А я родню провожал. Потом решил прогуляться, забрел сюда, идти надоело, и я остался здесь.

Всю дорогу до метро Оля болтала с Валерией, а Илья отвернулся и смотрел в окно. У метро вышли. Илья извинился, попросил подождать его и нырнул в зеркальные двери ближайшего супермаркета.

— В туалет захотелось, — прокомментировала Валерия.

— А вот же! — Оля с удивлением показала на кабинку биотуалета в пяти метрах.

— Стесняется, — смеясь, сказала Валерия. — Ничего, сейчас вернется и сделает вид, что за водичкой ходил. — У нее загорелись глаза: — Слушай, так ты про него говорила?!

Оля беспомощно улыбнулась. Валерия оживилась:

— Вот это да… Теперь я понимаю, почему ты к Павлу остыла. Знаешь, я и раньше тебе симпатизировала, а теперь убедилась, что не зря.

Оля была страшно польщена.

— Ты оцениваешь людей не по внешним данным, — пояснила Валерия. — Потому что внешне Моравлин рядом с Пашкой, конечно, бледная тень. Но если не по внешности, то Пашке, при всей моей к нему симпатии, никогда даже рядом с Моравлиным не встать. И если ты это увидела, если ты предпочла Моравлина… Честь тебе и хвала.

— Только я совершенно его не понимаю, — убито сказала Оля.

— Поймешь. Как только перестанешь оглядываться на мнение окружающих — сразу поймешь. Он хороший парень. По большому, человеческому счету хороший, не в бытовом смысле. И, конечно, с ним трудно. Он безжалостный к себе и к тем, кого считает достойными людьми. К недостойным снисходителен по принципу — чего взять с урода?

— Откуда ты знаешь?

— У него сестра младшая есть, я с ней за одной партой три года просидела. Их семейство тогда в Давыдове жило. Как и я. Потом они уехали в Селенград, а я — в Каширу. А потом как-то так сложилось, что Илью я видела чаще, чем его сестру. Мне часто в Селенград ездить приходилось. Но вот последний раз виделись почти год назад.

Оля внезапно вспомнила. Покопалась в сумочке, вытащила кредитку. Ту самую, подаренную ей Валерией.

— Зачем? — удивилась Валерия, когда Оля протянула ей карту.

— Ну… — Оля смутилась. — Я так поняла, она служебная. Может, ты по ошибке мне ее сунула.

Валерия рассмеялась:

— Ну, ты даешь! Оля, безопасники так не ошибаются. И если к тебе попадает такая карта, то либо от человека, который никакого отношения к Службе не имеет, либо имеет, и карту отдал сознательно.

— И как на самом деле? — Она не смогла спросить прямо, работает Валерия в Службе или нет.

— Второй вариант. А ты, конечно, к этой карте и не притронулась?

— Разумеется. Она ж служебная! Мне мать денег прислала, так что я выкрутилась.

— Поразительно… Ты будешь смеяться. Этой карте лет двадцать. И скольких хозяев она поменяла — не перечислить. До сих пор никто не знает, сколько на ней денег, и есть ли они там вообще. Эту карту все как талисман друг другу передают. Говорят, она помогает новую жизнь начать.

— У меня так и вышло.

— Да у всех выходит. Так что оставь ее себе, еще пригодится… — Валерия замолчала. — Вон, Моравлин возвращается. Как я и говорила, с водичкой. Кстати, ты помнишь, сколько времени прошло? Ровно три часа.

Оля не сразу поняла, что Валерия про цыганку вспомнила. Сообразила и немного испугалась. Всегда страшно становится, когда начинают сбываться странные прогнозы.

Валерия поехала в Каширу, а Оле совсем расхотелось домой. Посмотрела на часы — всего-то начало седьмого, еще вполне можно погулять. Илья тоже не спешил.

Сходили в кино, на какой-то боевик. Вообще-то Оля к кино была равнодушна, просто немного соскучилась: в Селенграде американский кровавый боевик увидеть было невозможно. Разве только у кого-то на квартире. Там цензура была жестокой. И правильно, потому что ничего приятного в море крови нет. Противно. Один раз стало так противно и страшно от этих красных спецэффектов, что Оля невольно дернулась и уткнулась лбом Илье в плечо. Он ничего не сказал.

Порой она чувствовала на себе его взгляд. И вообще было такое ощущение, что он весь фильм смотрел не на экран, а на нее.

— Куда тебе? — спросил на улице.

— В Дубну.

— Надо же, мы и здесь поблизости живем. Мне тоже.

По дороге в метро болтали о том, о сем. Илья рассказал, как искал себе девчонку. Познакомился с одной — и понял, что не сможет с ней гулять. Со второй — тоже самое.

— Сначала вроде бы все хорошо, потом я был занят на работе, и мне сказали, что она не особо скучала в мое отсутствие. Целовалась там с кем-то… На следующий вечер она ко мне — я от нее. Ее у меня быстренько забрали. Больше я не пытался.

В Дубне Оля, зная нелюбовь Ильи к провожаниям, шла и раздумывала, прощаться или нет. Он сам сказал:

— Ну что, пройти с тобой?

Остановились не у дома, а около маленького сквера. Постояли там, Илья спросил, когда она собирается возвращаться домой.

— Когда хочу, — гордо сказала Оля.

Вообще-то Олина мама очень строго относилась к полуночным гулянкам дочери. У них было заведено правило: Оля должна была либо вернуться до десяти вечера, либо оставаться ночевать у подруги — но в этом случае обязана позвонить домой.

Сколько времени еще они с Ильей прогуляют — неизвестно. Ничего, подумала Оля, за эту гулянку можно и вытерпеть материнский выговор с утра.

Сели на скамейку.

— Откуда ты Лерку знаешь? — спросил он нарочито равнодушно.

Оля подавилась смехом:

— Ты так спросил… У безопасников такая манера — самое интересное самым незначительным тоном спрашивать.

— И много ты безопасников знаешь?

— Да видела пару раз.

Он кивнул. Посидел немного, потом вытащил из кармана рубашки пластиковую карточку удостоверения, показал Оле. На удостоверении было написано “Служба информационной безопасности СНГ. Моравлин Илья Иванович. Старший сержант”. Вот это номер! Оля уставилась на Илью круглыми глазами. И тут же поняла, по каким поводам Валерия летала в Селенград и почему Илью видела чаще, чем его сестру: они коллеги.

— Ну так и откуда? — повторил он свой вопрос.

— Учились вместе, — послушно сказала Оля. — Слушай, а чем ты занимаешься? Или это государственная тайна?

— Именно. Именно государственная тайна. — Илья покосился на нее, снисходительно усмехнулся: — Я корректировщик. “Постовщик”.

Минуту назад, узнав, где работает Илья, Оля думала, что сильней удивиться не сможет. Но то, что он сказал, в голове просто не укладывалось. Она совершенно иначе представляла себе корректировщиков, о чем и сказала.

— Если б корректировщики внешне отличались от людей, у нас не было бы таких проблем с их розыском. Но, к сожалению, они такие же.

— Почему к сожалению?

— Потому что сейчас мы все ищем одного человека… “рута”, точней. Он практически всемогущий. Знаешь, я не взялся бы объяснять кому-либо, что такое всемогущество. Это не возможности, которые дают деньги. Это — настоящее. Но я прекрасно понимаю, что, когда до него это дойдет, у него будет шок. Психическая травма. Как ни странно, у нас вся культура построена на стремлении к надмирным целям, а когда человек понимает, что он может достичь этой цели, обычно ударяется в панику. Вот мы его и ищем, чтоб объяснить ему все раньше, чем он сам себя осознает. Мы его Вещим Олегом прозвали.

— Пушкинский Вещий Олег?

Илья засмеялся:

— Настоящий! Учебник по истории хоть иногда открывать надо.

Некоторое время молчали. А потом Оля осторожно спросила:

— Илья, а как это? Ну, у тебя же тоже эти настоящие возможности…

Он очень грустно улыбнулся. И вдруг рассказал ей все. Полностью. Рассказал то, чего не говорил никогда и никому.

Рассказал, что с людьми у него отношения не ладились никогда. Что он живет как в другом мире, что устал от собственной умудренности. А от нее никуда не деться, потому что Поле ставит свою печать. И на самом-то деле Илье не удается почти ничего из того, что задумал. Особенно не везет в личной жизни.

Алла Сердюкова, первая его любовь, была антикорректором. Он ничего не мог с ней поделать, даже заблокировать, потому что знал, какую боль испытывает антикорректор при блокаде. Она убила двоих человек. Илья чувствовал себя чем-то средним между мерзавцем и половой тряпкой, но ничего не предпринимал. Потом она бросила Академию и уехала в Саратов. Там-то ее и арестовали.

Приятелей у него не было: простые люди шарахаются от безопасников. Служба тоже накладывает свою печать: меняются интонации и манера разговора, взгляд, появляется привычка никогда не доверять людям. И быть независимым от мнения окружающих. Илье нетрудно было привыкнуть к внутреннему этикету Службы, но своим он не стал и тут: обыкновенные безопасники, без корректировочных способностей, — они Поля боятся до судорог, боятся и корректировщиков. Боятся их и завидуют им.

— Тебе не тяжело так жить — без друзей, без понимания?

— Я привык. Зачем мне оно? Все равно мы все сошлись только на четыре года. Потом нас жизнь раскидает. Я не нуждаюсь в друзьях.

— А они — в тебе.

— Да, — спокойно согласился Илья.

— Поэтому тебя и не любят в группе.

Он замолчал. Оля почему-то не испугалась, что он обиделся. Напомнила:

— Помнишь, что я тебе говорила про тайные мысли каждого человека? У тебя ведь нет стремления к одиночеству. Ты так защищаешься от мира, от того, что мир может тебя бросить.

— Оль, все изменилось. Мне на самом деле уже не нужна любовь этого мира. Скоро мне предложат мои тридцать сребреников. И я их возьму. Вот чтобы они не стали платой за предательство, я и избегаю близких отношений с людьми.

— А что такое эти твои тридцать сребреников?

Он тихо улыбнулся:

— Вещий Олег.

— Это как?

— Есть такое слово — предназначение. Так вот, мне предназначено работать с ним. И когда наступит момент, что он меня позовет, я брошу все и уйду. Буквально все брошу. Потому что нам с ним, вдвоем, предстоит спасти мир. Только никому не говори, ладно? Даже Наташе.

Оля и не собиралась.

— Уже поздно, — сказал он.

Оля хотела еще посидеть, но настаивать не стала. У подъезда Илья насторожился:

— Ты здесь живешь?

— Да.

— В какой квартире?

— Семьдесят пятая.

Он долго смотрел на нее, потом засмеялся:

— А я — в семьдесят первой. На том же этаже, дверь напротив. И теперь я понимаю, с какой такой подругой Олей меня все пыталась познакомить сестра.

— Так ты — Иркин брат?! — ахнула Оля.

И тут же выпалила, что она давно хотела на него посмотреть — из-за аварии маршрутки. Но, к сожалению, так и не смогла твердо сказать, Илья там был или нет. Уже забыла, как выглядел тот мальчик, слишком много времени прошло. Илья сказал, что наверняка он, но развивать тему отказался. Единственное, что его заинтересовало, — почему Олиной фамилии не было в списках свидетелей по той аварии.

— А я маленькая была тогда. Так что записали только мою маму, а у нас с ней разные фамилии.

Дома все спали. Оля на цыпочках прокралась в свою комнату, долго не могла заснуть, вспоминая разговор. Надо же, так неожиданно все произошло… Встреча в самом непредсказуемом месте, и так легко помирились. Оля была рада этому.

Странный у них был разговор. Оля не понимала, зачем Илья рассказал ей все это. Может, потому, что знал — Оля поверит ему. И примет его таким, какой он есть. А может, ему просто надо было облегчить душу. И еще осталось ощущение, что он сказал или больше того, что хотел, или не договорил что-то очень важное.

Какой тяжелый день… Сколько всего случилось! Сначала цыганка… Оля села в постели. Так. Она же предсказала встречу. И еще Оля в Красноярске загадывала. Ей стало очень жутко, даже зубы сами собой клацнули. Цыганка говорила про смерть. Ее, Олину, смерть из-за Ильи. Девять месяцев, сказала она, и часочки… Между предсказанием и встречей прошло три часа. Что это значит? Девять месяцев и три часа? Три дня? Три месяца? Последняя версия ей понравилась больше. Значит, ровно через год. Третьего августа. Нет, четвертого — год-то будет високосный.

Часть 3

Двуликий Олег, двуличный Иуда

Глава 6.

От перемены мест слагаемых сумма ИЗменяется.

09 — 10 сентября 2083 года

Селенград

Алавердиев придумал новое издевательство: групповой проект. В четверг после третьей пары Оля, Наташа, Павел, Земляков и Задорнов решили посидеть в библиотеке — там удобней всего обсуждать задание. За ними увязались еще ребята. Только устроились, явился Фил Дойчатура, властно позвал официальным тоном:

— Товарищ Пацанчик!

Оля уставилась на него во все глаза и тихо, шепотом — с испугу-то — спросила: “Что?”

— Не пугайтесь!

Оле от этого легче не стало. Со всех сторон посыпались замогильные шутки, вроде “Оль, мы тебя никогда не забудем” и “Ее знали в лицо”. Фил взял ее под руку, отвел в сторону, и тоном, полным доверительной секретности, предложил Оле назавтра заглянуть на большой перемене в комитет.

И исчез. Оля с трудом добралась до стула. Ей казалось, что случилось что-то страшное, иначе бы Филька сказал при всех, а не отводил ее в сторону. Конечно, на этом фоне оказалось не до занятий. Поэтому Наташа и все остальные остались за компьютерами, а Олю Павел увел в угол за кадкой с пальмой.

Оля быстро успокоилась. Павел разоткровенничался и рассказал, как Рита его обработала. Как с самого начала она втиралась в доверие, расчетливо оттесняя Олю и пользуясь каждым удобным моментом, чтобы ее очернить. А потом Павлу сказали, что Оля встречается с Моравлиным.

Оля покраснела:

— Мы с ним не гуляем. Я даже не знаю, как он ко мне относится.

Павел скривился:

— Оль, насчет ваших отношений — нечто подобное я слышал от него самого. Правда, уже позже того случая, когда мне намекнули, что я лишний.

Оля обомлела. Попыталась возразить, доказать, что Павел неправильно что-то понял, но он только махнул рукой, мол, это уже неважно. Важно, что когда Павел услышал об этом в первый раз, он в полной прострации приехал к Рите. И до сих пор не может вспомнить, было между ними что-то в ту ночь, или не было. Ему кажется, что нет, Рита утверждает обратное. В общем, с утра она поставила его перед фактом, что они должны гулять. И уж конечно, он никогда не запрещал Рите дружить с Олей, а если бы и запретил, то из опасения за Олю.

Домой Оля поехала с Наташей, через “Стадион”. Оттуда ходила маршрутка до Архангельской, правда, долго, почти сорок минут. Но Оле эта дорога нравилась. Может быть, после той весенней прогулки с Ильей, когда они ножками измерили почти половину маршрута. Ему, кстати, тоже нравилось ездить через “Стадион”, хотя намного ближе было бы через “Медвежий бор” или “Дмитровский собор”. Порой они там встречались — он ехал с производственной практики, она с учебы. Оля даже сумела засечь промежуток, в который он обычно появлялся. Правда, заканчивались такие встречи ссорами. В августе, когда они встретились в Московье, Оля была уверена: теперь-то повода для размолвок не будет. Но получилось наоборот: между ними застряло катастрофическое непонимание. И Оле казалось, что Илья намеренно старается оттолкнуть ее. Наверное, потому, что Оля ему просто надоела. Несмотря даже на то, что она не требовала от него ничего, никакой любви. Всякий раз после ссоры ее охватывала тоска. Оля уже почти привыкла к ней, но отказаться от этих мимолетных встреч было выше ее сил.

В пятницу с утра Оля гадала, зачем понадобилась Фильке. На второй паре Филька зашел в аудиторию и, не глядя на нее, пригласил Павла в комитет на большой перемене. Оля даже подумала, что накануне Филька спутал ее с Павлом. Но на всякий случай решила заглянуть.

Павел, Робка Морозов, Филька и еще двое ребят с наладочного сидели и ели дыню. Оле Филька тоже предложил, но она отказалась. Потом собрались командиры всех групп военки кроме четвертого курса, все переместились из “закулисной” комнатушки в собственно комитет.

Филька начал говорить про реорганизацию структуры комитета МолОта. Он хотел отменить громоздкие комитеты и бюро факультетов, а вместо этого назначить ответственных, которые почти все могут. Эти ответственные для каждого конкретного задания будут назначать исполняющих из числа членов МолОта, а не поручать задание руководителю соответствующего сектора, как раньше. Этим Филька хотел добиться мобильности и скорейшего отбора лучших лидеров.

Командиры групп слушали, кивали, а Оля упорно не понимала, зачем она потребовалась Фильке.

Явился Цыганков, который отрабатывал производственную практику лаборантом в Академии, сел на тумбочку около двери, прямо напротив Оли. Филька прогнал его.

Отпустив командиров групп, Филька занялся Олей. Оказалось, он ее хотел на это место — ответственной за факультет. Причем за весь, и за классику, и за наладку. Но Оля почему-то подумала, что Филя никогда не поручит ей такую работу.

После уроков Наташа планировала посидеть в библиотеке, так что домой Оля поехала одна. Вошла в вагон; невысокий симпатичный парень улыбнулся ей во все тридцать восемь зубов, Оля опешила, но тут же узнала его. Яков Ильин, они познакомились в прошлом учебном году во время подготовки празднеств по случаю Дня Города. Только в июне он носил длинные, ниже лопаток, волосы, а сейчас коротко постригся. Он учился на четвертом курсе, на технологическом, а сейчас отрабатывал производственную практику в Академии — лаборантом при кафедре волокнистых конструкций.

Поздно вечером позвонила перепуганная Наташа:

— Оль, ты новости слушаешь?

Оля новости не слушала, из телевизионных каналов ее интересовали только музыкальные, поэтому причину Наташиного испуга поняла не сразу.

— Мне мать только что из Питера звонила. На Венере война!

Оля села. В голове понеслись страшные картинки.

— Говорят, будет объявлена мобилизация, и студентов, которые учатся на военных и военно-космических факультетах, заберут в армию. Только мужчин. Слушай, неужели наших ребят заберут?! И Сашку.

И Илью, с ужасом подумала Оля. Полезла в сеть с тайной надеждой найти опровержение Наташиных слов, но обнаружила косвенное подтверждение: селенградская сеть была отключена от мировой.

Ночь Оля не спала.

* * *

11 сентября 2083 года, суббота

Селенград

Утром Академия гудела. Несмотря на отключенную сеть, все были в курсе событий.

На взгляд Оли, Венера была жутким местом. И загадочным. В прошлом веке все ученые были уверены, что жизнь на Венере невозможна. А когда рассекретили документы после падения тоталитарного режима Золотова, выяснилось, что СНГ отправил на Венеру несколько экспедиций. С целью освоения. Причем изначально не планировалось масштабного строительства защищенных от агрессивной внешней среды комплексов. Ни одна из тех экспедиций не вернулась. Зато когда в 2039 году туда прилетел американский автомат, внезапно выяснилось, что жить на Венере не только можно, но и нужно! Потому что там есть пригодная для дыхания атмосфера, там есть вода, — словом, нормальная планета. И где все это было в двадцатом веке, совершенно непонятно. Или, если в двадцатом веке этого не было, то откуда это взялось?! Интересно, что, вопреки обычаю, по данному поводу не велось никаких научных диспутов. Никто не говорил об ошибке. Просто все взяли и признали факт. Даже Олин дедушка, когда Оля пристала к нему с этим вопросом, мягко отмахнулся и сказал, что объяснение есть, только Оля не поймет. Оле, правда, было тогда девять лет.

Сейчас Венера вполне обитаема. Там не было естественных материков, площади, покрытые жидкостью, близкой по составу к земной океанической воде, чередовались с участками подвижной коры. В отличие от Земли, на Венере кора представляла собой топкую кисельную жижу. На Венере было три официальных колонии: союзная, которую на Западе по старой дурной привычке именовали русской, американская и Евросоюза. Западные страны вели добычу полезных ископаемых с плавучих установок, приспособленных к изменчивых условиям Венеры. А специалисты из Союза ухитрились создать искусственный материк размером с Гренландию — Ольгову Землю. Если честно, Оля так и не поняла, каким образом его сделали. В сети вопрос этих технологий деликатно замалчивался. В то же время, разговоры на эту тему не запрещались. Столь ценная и уникальная технология не была государственной тайной. Просто никто не мог ее повторить.

На первой паре зашел Филька и ледяным тоном предупредил:

— На большой перемене собрание в актовом зале. Явка обязательна для всех.

Объяснять ничего не стал. Все с трудом дождались срока сбора. Филька мог бы и не предупреждать об обязательности явки, все ж понимали, о чем пойдет речь.

Говорил он без микрофона, все и так его слышали — так тихо было.

— Все уже в курсе, что на территории нашей колонии на Венере война? — спросил он. Филька был зол, говорил отрывисто и агрессивно, и это успокаивало: если б все было плохо, Филька сделал бы траурную рожу.

Старый губернатор Юрий Долгоруков умер, будучи избранным на третий срок, не дотянув до очередных выборов два года. Досрочные выборы в администрации решили не проводить, на Венере не та жизнь, чтоб нарушать распорядок. Назначили исполняющего обязанности губернатора — какого-то Родиона Стрельцова. В южной части Ольговой Земли и.о. губернатора не признали, заявили, что им Стрельцов не нужен. Потребовали досрочных выборов. Стрельцов отказал. Тогда в Юганске народ сам провел выборы, и назвал своего губернатора. Им стал Антон Хохлов, довольно часто мелькавший в земной прессе, вроде приятный человек. Когда из Ольжичей, столицы колонии, потребовали объяснений, Хохлов заявил, что обязан отчитываться только перед избравшим его народом, а продажная администрация Долгорукова-Стрельцова ему не указ. Стрельцов пригрозил силовыми мерами, юганцы ответили, что будут сопротивляться до последнего. Бардак, в общем. В довершение стало известно, что американцы и европейцы готовы ввести в нашу колонию свои войска — “миротворческие”. Вроде как для того, чтобы русские не предоставили свою территорию в качестве базы террористам-венколам.

— А студентов мобилизовывать будут?

— Ни о какой досрочной мобилизации официальные источники не сообщали, — громко и почти с торжеством сообщил Филька. — Союз Независимых Государств имеет регулярную армию, силами которой порядок будет восстановлен. Некоторые прогнозисты предполагают серьезные разрушения промышленных и жизнеобеспечивающих комплексов, так что вполне вероятно, что там будут востребованы специалисты, которых готовит наша Академия. Но это коснется только выпускного курса, и ни о каком их участии в военных действиях, равно как и о досрочном выпуске, не может быть и речи. Они туда поедут только после того, как будут проведены досрочные выборы, которых требует народ. Партия и МолОт приложат все усилия, чтобы все студенты Академии не прервали обучения по причинам, не связанным с успеваемостью. А потому, если кто-то из вас получит повестку в военкомат, настоятельно рекомендую предварительно зайти ко мне в комитет.

Оля по наивности решила, что Филька предупредил на всякий случай, но на третьей паре ребята не выглядели успокоенными. Павел сказал, что всю эту политинформацию Филька затеял с одной целью: ненавязчиво так предложить свою помощь в откосе от армии.

Отнеслись все к этому по-разному. Павел и Черненко, например, почти не переживали. Если только Черненко, но не с тем “знаком”, если можно так выразиться.

— Знаешь, Оль, — говорил он, — я армии не боюсь. Это нормально для мужчины, служить в армии. Я не маменькин сынок. Но чего я действительно боюсь — что меня отправят в какую-нибудь земную часть строить дачи генералам. Лучше сейчас, на Венеру. Там все понятно. Там будет оружие, будет враг, будет цель. И там я не буду бесплатной рабочей силой, волом без права голоса.

После уроков Оля пошла искать лаборантскую Якова: он же тоже четверокурсник, должен знать какие-то подробности. Ее отправили в 308-ю аудиторию. Оля переступила порог и не сразу поняла, куда попала. Это было большое полутемное помещение, длинное как трамвай, с центральной двухрядной столешницей рабочих мест. Напротив окон стоял камин, электрический, но с красивой голографической заставкой под натуральное пламя. Около камина несколько стульев были сдвинуты в ряд, и на них, как на диване, полулежал совершенно незнакомый парень — ноги на рабочей столешнице, в одной руке сигарета, в другой книжка. Яков сидел по-человечески, на стуле. И наблюдал за Олиной реакцией. Почему-то она подумала, что Илья уже хохотал бы, заметив, как у нее вытянулось лицо. А здесь никто не проронил ни звука. Незнакомый парень встал и закрыл дверь на доску, как на засов. Потом картинным движением отбросил назад длинные светлые волосы, падавшие на лоб философа, и все так же молча вернулся на свое место.

Яков наконец-то снисходительно рассмеялся, увидев, что Оля опешила. Поздоровался за руку, представил незнакомому парню. Того звали Виктором. Подставил Оле стул к камину.

Оля спросила, что они думают — будут старшекурсников отправлять на Венеру или нет?

— Не грузись, — посоветовал Виктор. — На Венере раз в пять лет заварушка. Как выборы, так и заварушка. Это при том, что губернаторов там выбирать особо не из кого. Кто живет на Венере? Всякий сброд и надсмотрщики, которые называются “администрация”. Вольных поселенцев, которых по телеку рекламируют, четыре с половиной процента. Все понятно, да? Губернаторов там не выбирают. Их назначают. Здесь, в Кремле. А там людей ставят перед фактом — вот вам человек, он будет хорошим губернатором, надо его выбрать.

— Но почему ж тогда…

— Да потому, что в Кремле представлены интересы не одной, а нескольких фракций, только и всего. В общем, это все политика.

— И чем все это кончится?

— Пшиком, — уверенно сказал Яков. — Хохлов — ставленник Партии. Просто выскочил раньше времени. Но это уладят. Скажут, что народ разволновался, испугался, что ему навяжут Стрельцова, потом проведут выборы, на этот раз законные, и утвердят Хохлова.

— А чей ставленник Стрельцов?

Ребята переглянулись. Ответил Виктор:

— Ничей. Я тут года три назад начал собирать досье на всяких известных людей, так вот, Стрельцов — сам по себе. И если б на Венере была возможность провести действительно справедливые выборы, победил бы Стрельцов. Он единственный из администрации, кого там знают все. И кого почти не знают на Земле. У него там серьезный авторитет.

— Да какой авторитет, — насмешливо скривился Яков. — Никому он там не нужен. За ним не стоят ни Партия, ни олигархи, ни Кремль, ни американцы. Он не политик. А там нужен политик. Так что максимум через полгода его привезут сюда, устроят показательный судебный процесс по делу о превышении полномочий, навешают на него чего пострашней и отправят на ту же Венеру, только уже в роли осужденного.

Оля открыла рот, но Яков опередил ее замечанием, что о политике спорят только некрасивые женщины. Оля заткнулась.

Яков с Виктором рассказывали множество веселых историй, Оля смеялась от души.

— Знаешь, что такое женские тайны? — спросил Виктор, когда Оля кокетливо отказалась отвечать на один из его вопросов. — Сижу я тут как-то под вечер, прибегает девчонка из нашей группы, Танька. В слезах. Я ее к камину, успокаивать… Она ревет так, что тут стены дрожат. Ну, корова здоровенная, четыре меня. Спрашиваю — что случилось? Тайна. Я уж самое плохое думаю. Любимый человек женился, родственник умер, да мало ли… Полчаса успокаивал, а потом она с ревом: “Блу-у-узка мала!” Вот и все ваши женские тайны. Блузка на бюсте не застегивается, а размера побольше в магазинах нет.

Оле даже жалко уходить было оттуда после всего веселья. Но — надо.

— Ты заходи еще, — сказал Яков на прощание.

— Как получится, — уклончиво сказала Оля.

Она была уверена, что не получится. И сама об этом немного жалела, потому что здесь опять нашла ту бесхитростную атмосферу общения, которая в свое время так привлекла ее в Моравлине.

* * *

24 сентября 2083 года, пятница

Селенград

Оле приснился ужасный сон. Она поехала в какой-то городок на Венере. Помнила только, что название начинается на “Ю”. Юганск, наверное, там всего три города — Адельгея, Ольжичи и Юганск. Из окон Олиного домика была видна река. И тут же размещалась армейская часть, где служили старшекурсники на каких-то странных кораблях. Все, кого Оля знала. Шла война. Еще туда приехала мама, и оказалось, что Оля на Венере только на каникулах, но мама попросила ее остаться, чтобы обжить место, а она бы потом приехала. Оля подумала и сказала:

— Академию закончу, тогда перееду сюда.

Каждый вечер в ее домике собирались все, приходил Царев и рассказывал о ходе боевых действий. И в один такой вечер Оля стояла у стены, Царев почему-то сразу подошел к ней и тихо сказал:

— Сегодня мы потеряли двоих. Один — Авдеев, его отшвырнуло дверью и смыло за борт. Другого убило ракетой. Это Моравлин.

У Оли вырвался вопль, и она зарыдала, почему-то сразу поверила и не могла успокоиться.

Потом все, оставшиеся в живых, собрались, и между ними мелькала чья-то подозрительно знакомая белая голова, только Оле никак не удавалось разглядеть лицо. Тут же оказалась ее школьная знакомая Марина Карлова, которая когда-то учила Олю гадать на картах. Она принесла колоду хороших карт и сказала:

— А ты погадай, вдруг он оживет.

Оля погадала, и карты показали, что он жив, но тут она проснулась, так и не успев ни в чем убедиться.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31