Не менее серьезной оказалась проблема участия в войне Румынии. В боях на Украине и под Одессой румынская армия понесла тяжелые потери: 40 тыс. убитыми, 100 тыс. ранеными - и фактически потеряла боеспособность. Правда, на первых порах это не очень смущало Антонеску и его генеральный штаб, упоенных своими "победами".
      Вопрос о выставлении Румынией в 1942 г. более крупных, чем прежде, военных контингентов против Советского Союза был выдвинут Кейтелем еще в октябре 1941 г. Он посетил Бухарест по случаю так называемого победного парада в связи с захватом Одессы. Как "представителю вермахта на параде" Кейтелю отдавали высшие почести. Воспользовавшись атмосферой триумфа, неограниченного хвастовства и фашистско-националистического угара, Кейтель довольно быстро пришел к желаемому результату, хотя не обошлось и без трудностей. Противоречия в лагере сателлитов обострялись, Антонеску поставил обязательным условием расширения военных усилий Румынии против Советского Союза аналогичное участие Венгрии в 1942 г. Он жаловался Кейтелю: венгры сосредоточивают войска на румынской границе, вынуждают его в свою очередь ответить на угрозу и отвлекать армию от войны с Советским Союзом. Пусть Венгрия выставит на Восточный фронт крупный контингент. Пусть она тоже несет жертвы. Пусть не грозит войной Румынии. Кейтель усиленно стращал Антонеску "общей опасностью большевизма" и добился его обещания направить 15 дивизий, которые будут вооружены и оснащены Германией. Румынская армия пользовалась в основном французским оружием, которым после 1940 г. немцы располагали в достаточном количестве, и поэтому выполнение новых обязательств в общем-то не создавало особых трудностей для немецких арсеналов.
      В январе 1942 г. Кейтель вновь прибыл в Бухарест и снова заручился обещанием Антонеску выставить против Советского Союза "полнокровную армию"{760}. Согласно подписанному в конце января в Бухаресте соглашению, Румыния брала обязательство в 1942 г. довести армию на Восточном фронте до 26 дивизий, направить в течение лета новые соединения на фронт в три этапа. Германия официально согласилась вооружить эти дивизии на основе военного кредита и обеспечить их снабжение. Одновременно в Будапеште удалось достигнуть соглашения с Венгрией: она усилит так называемую оккупационную группу, отправит армию из девяти дивизий и моторизованного корпуса (200 тыс. человек). Оснащение этих войск также брала на себя Германия.
      Румыно-венгерские противоречия, обострившиеся зимой 1941/42 г., существенно осложняли решение вопросов совместной стратегии Германии и ее сателлитов.
      Венгерские руководители опасались, что, уклоняясь от участия в походе 1942 г., они окажутся перед фактом полной поддержки Гитлером Румынии в давнем споре о Трансильвании. С другой стороны, Хорти уже с сентября 1941 г. начал скептически смотреть на возможность победы Германии в войне с Советским Союзом и обдумывал, как осторожно начать контакты с западными державами.
      Напряженность румыно-венгерских отношений и трудности выработки совместной стратегии стали особенно очевидны для нацистской верхушки во время посещения Антонеску Гитлера в его ставке 11 февраля 1942 г. Румынский диктатор возбужденно говорил о возможных катастрофических последствиях для его режима даже косвенной германской поддержки венгерских требований ревизии границ. Ему показалось, что Риббентроп во время недавнего визита н Будапешт достаточно прозрачно намекал на сочувствие Берлина Хорти.
      Антонеску знал: в Берлине и в германской ставке боятся потерять Румынию как союзника, лишиться ее нефти, и он открыто спекулировал на опасениях могущественного партнера. Глава румынской фашистской клики хотел дороже продать свое преступление перед собственным народом, от имени которого отваживался говорить. Он категорически заявлял Гитлеру: если Германия поддержит Венгрию, это приведет к взрыву оппозиции в Румынии. Гитлер отвечал:
      - Не может так быть, что одна страна бережет себя, а жертвы приносит только другие. Моя цель - заставить Венгрию принести и со своей стороны жертвы и не устраняться от борьбы. Поход 1942 года в Россию должен привести к окончательному разгрому русской мощи. Необходимо позаботиться не только о том, чтобы занять пространство, но во всех случаях исходить из необходимости разбить и разоружить последнее русское соединение. Я надеюсь, что до наступления зимы мы победим.
      - Но... - Последовала пауза. Гитлер сказал тише:
      - Я во всяком случае готовлюсь к любым возможностям, в том числе и к новому зимнему походу{761}.
      Фашистский вождь не оговорился. Новые проблемы не вмещались в правила гитлеровской стратегии, слабость которых обнаруживалась тем полнее, чем более крупные мировые проблемы возникали перед ней и чем крепче завязывались узлы международных противоречий. Фашистская коалиция давала первые трещины. Оказалось, что она не готова к испытаниям большим, чем те, которые были ей обещаны перед началом "восточного похода". Первые же неудачи ярко вскрывали ее шаткий фундамент, низменность объединявших ее идей.
      Да, Гитлер не оговорился в беседе с Антонеску. И не случайно, выступая 30 января 1942 г. с речью в берлинском Спортпаласе, он заявил, что не знает, как долго будет продолжаться война. Ему известно только, что новый год "снова будет годом больших побед"{762}.
      Взаимоотношения с союзниками обострялись по мере увеличения требований, предъявляемых к ним Берлином. И уж, конечно, чувства, которые питали друг к другу "равноправные" партнеры по фашистскому блоку, ничем не напоминали те идиллические картинки, которые малевала официальная нацистская пропаганда.
      Дошло до того, что 1 апреля 1942 г. Гитлер приказал во всех переговорах с союзниками "быть особенно осторожными и не говорить о целях предстоящих операций"{763}. 5 апреля последовало еще более любопытное распоряжение: поскольку невозможно венгерские и румынские части вводить в бой рядом, в дальнейшем между ними ставить итальянцев{764}. Не дай бог, воюя против русских, союзники передерутся между собой!
      Взаимоотношения между сателлитами порой носили прямо-таки скандальный характер. Ныне, читая документы их "дипломатии" и прекрасно понимая, что представляли собой ее творцы, нельзя не поражаться той примитивности и тому вульгаризму, с которыми они "решали" свои военно-политические проблемы.
      3 апреля Антонеску безапелляционно заявил Гитлеру:
      - Условия, на которых я буду участвовать в кампании: Венгрия должна мобилизовать все силы для войны, как это делает Румыния, так как разногласие между нами, т. е. между румынами и венграми, будет решаться вооруженным путем после окончания войны с русскими.
      На это Гитлер ответил: если Венгрия "не вступит полностью в войну, то ничего не получит"{765}.
      Грубые интриги, льстивое заискивание перед Берлином, самое низкое торгашество, чтобы урвать для себя чуть-чуть больше при "будущем дележе России" за счет "союзника", - таковы были взаимоотношения внутри коалиции агрессоров.
      IV
      Фашистский план наступления преследовал многие цели, сводившиеся в конечном итоге к одной главной: победить Советский Союз в 1942 г. Германские монополии стремились захватить индустрию, сырьевые ресурсы, богатейшие продовольственные районы Советского Союза прежде всего на юге страны, развернуть здесь широкую частнопредпринимательскую деятельность, которая могла бы дать, по их расчетам, колоссальные прибыли. Фашистское военное руководство считало, что ударом на юг оно лишит Советский Союз важнейших центров экономики, источников сырья, нефти, отрежет от черноморских портов, от связи с внешним миром и что таким путем будет достигнуто полное истощение и поражение Советского государства.
      Гитлеровская верхушка рассчитывала приобрести на юге России, на Кавказе, те ресурсы, которые казались необходимыми для последнего штурма во имя завоевания мирового господства. По-прежнему рассматривая СССР как главное препятствие на пути к достижению этой цели, монополисты, политические и военные лидеры фашизма готовились после "сокрушения Советского государства" прорваться на Ближний Восток с его нефтяными богатствами и стратегическими позициями, столь важными для дальнейших ударов против стран африканского и азиатского континентов. "Кавказ в агрессивных планах германского фашизма занимал одно из важных мест. Его территория, богатая нефтью и другими источниками стратегического сырья, промышленная и сельскохозяйственная база на протяжении всей войны манили гитлеровцев. Дороги, идущие через Кавказ, рассматривались фашистскими стратегами как важные направления расширения германской агрессии в Азию н Африку с целью завоевания мирового господства"{766}.
      Основные идеи гитлеровского плана летней кампании 1942 г. коренились в давних устремлениях и расчетах германского империализма и фашизма, здесь в принципе не имелось ничего нового. План как бы концентрировал в себе "идеи" завоевания Украины и Кавказа, разработанные еще прусскими экстремистами XIX в., пангерманистами и "геополитиками", автором "Майн кампф" и "научными изысканиями" Дарре.
      Еще до нападения на Советский Союз ОКВ директивой No 32 (от 11 июня 1941 г.) наметило действия "после разгрома вооруженных сил Советской России". Считалось, что "победоносное завершение похода на Восток" не только откроет возможность создания гигантской колониальной империи, но и позволит завершить победу над Англией, захватить ряд стран Африки, Ближнего Востока. После завоевания Кавказа предполагалось бросить моторизованный корпус в Ирак, а также создать "особый штаб Ф" для "проведения всех мероприятий на арабской территории".
      С началом агрессии против СССР и по мере роста неудач вермахта на Восточном фронте мысль о наступлении только к югу, в частности на Кавказ, постепенно приобретала все более самостоятельное и доминирующее значение. 15 июля 1941 г. в тезисах к докладу ОКХ "Об оккупации и охране русской территории" намечалось создание "оперативной группы для проведения операции в направлении Кавказа - Ирана".
      План наступления через Кавказ, составленный ОКВ в июле 1941 г., предусматривал необходимость "овладеть кавказскими нефтяными районами и занять к сентябрю перевалы на иранско-иракской границе для дальнейшего продвижения на Багдад". 23 июля в "Дополнении" к директиве ОКВ No 33 говорилось о необходимости наступать крупными силами через Дон на Кавказ. Гальдер 23 июля 1941 г. отмечал, что следующей задачей группы армий "Юг" будет "нижняя Волга Кавказ". В записке Гитлера от 22 июля 1941 г. подчеркивалось: надо "как можно быстрее выйти в районы, откуда Россия получает нефть", а также занять Крым, чтобы исключить угрозу воздушного наступления на жизненно важные для Германии нефтяные источники в Румынии.
      Глубокой осенью 1941 г., когда стал очевидным провал плана "Барбаросса", верховное командование надеялось в этом году все же создать условия для успешного прорыва на Кавказ в 1942 г. В специальной разработке от 11 ноября 1941 г. ОКВ указывало: "Фюрер согласен с целями, которые должны быть достигнуты при дальнейшем развитии действий еще до наступления сильных снегопадов. Был бы целесообразен ввод крупных сил на юге для удара на Сталинград или для быстрого занятия Майкопа; в сочетании с захватом на севере Вологды это позволило бы перерезать обе линии подвоза англо-американских материалов". В 1941 г. осуществить все эти намерения не удалось. ОКХ ограничилось выработкой общих соображений для кампаний следующего года. Гальдер писал 23 ноября о целях на 1942 г.: "Кавказ, Волга, Вологда".
      С начала 1942 г. южное направление советско-германского фронта становится главным и единственным, вытесняя все остальные. Это определялось не только суммой чисто военных обстоятельств, среди которых на первом месте стоял недостаток сил для наступления на всех направлениях, но прежде всего отмеченными ранее тенденциями в развитии германского монополистического капитала и его требованиями.
      Важную роль играл тот факт, что в результате героического трудового подвига советских людей летом и осенью 1941 г. более 1300 крупнейших предприятий было выведено из-под удара вермахта и перебазировано в недосягаемые для захватчиков восточные районы Советской страны. Планы подрыва военно-экономической мощи Советского Союза в 1941 г. сорвались. В специальном докладе военно-хозяйственного штаба ОКВ 2 октября 1941 г. признавалось: "Решающее ослабление военно-экономической силы Советского Союза, вероятно, еще не достигнуто". Но тут же делался безапелляционный прогноз: потеря нефтяных месторождений Кавказа и донецко-ростовской области должна привести к тому, что СССР в 1942 г. "будет не в состоянии собственными силами создать за Уралом даже минимальные предпосылки производства вооружения, чтобы продолжать борьбу, которая обещала бы успех".
      Маршал Советского Союза А. А. Гречко пишет: "Анализ документов гитлеровской ставки и германского генерального штаба полностью подтверждает, что, чем отчетливее вырисовывались перспективы провала идеи "молниеносной" войны и перехода к ведению затяжной войны, тем сильнее обозначалась тенденция переноса главных усилий германских вооруженных сил на южное крыло советско-германского фронта. Эта объективная тенденция породила иллюзию односторонних - экономических, политических и стратегических - решений Гитлера"{767}.
      Проблема нефти также оставалась немаловажным фактором, определявшим военно-экономические расчеты германского руководства при выработке плана летней кампании 1942 г. В 1941 г. Германия добывала на своей территории лишь 1562 тыс. т нефти, а ввезла 2807 тыс. т; производство синтетических продуктов достигло 4116 тыс. т. Основным и практически единственным поставщиком нефти была Румыния. Захват нефтяных месторождений на Кавказе мог, по мнению гитлеровских стратегов, полностью разрешить острую проблему горючего для дальнейшего ведения войны.
      С оперативной точки зрения, германский военно-стратегический план на 1942 г. в основных чертах повторял замыслы "молниеносных" походов 1939 - 1941 гг. Авантюризм нового стратегического творения германских милитаристов, как и прежде, заключался в игнорировании реальных исторических условий данного этапа войны.
      Имела ли теперь шансы на успех концепция "блицкрига", провалившаяся в 1941 г.? Советский Союз выстоял в самый трудный период вторжения, перестроил жизнь на военный лад. Красная Армия формировала многочисленные резервы, ее командные кадры получили обширный боевой опыт, закалились, имели новую технику. Сложилась антигитлеровская коалиция, ресурсы которой намного превосходили возможности фашистского блока, причем войну Германии и ее союзникам объявили 26 государств. Поражения на советско-германском фронте ослабили вермахт и дали мощный толчок антифашистскому движению Сопротивления в Европе.
      Все эти обстоятельства по существу игнорировались новым планом нацистов. Переоценка экономических, политических и военных возможностей Германии и недооценка их у противника оказались хронической болезнью германского милитаризма, основным неизлечимым пороком гитлеровской стратегии.
      Давая оценку немецко-фашистской стратегии в широком плане в связи с событиями 1942 г., Маршал Советского Союза Г. К. Жуков пишет: "В основе всех этих просчетов лежала явная недооценка силы и могущества нашей социалистической страны и советского народа, руководимого ленинской партией, и переоценка своих сил и возможностей". И далее: "Не рассчитывали гитлеровцы, что их войска будут так измотаны, обескровлены и морально надломлены, что уже в 1941 году, не достигнув ни одной стратегической цели, вынуждены будут перейти к обороне на всем советском фронте, потеряв стратегическую инициативу. То же самое повторилось и в конце 1942 года под Сталинградом"{768}.
      В 1942 г. германский генеральный штаб даже не стремился создать какую-либо новую концепцию ведения войны. Стратегический план вермахта на 1942 г. вновь базировался на предвзятом, догматическом, а следовательно, ошибочном подходе к оценке экономического, морального, военного потенциала Советского Союза. В нем снова не учитывались возможности социалистического хозяйства по перестройке на военный лад. План исходил из ложной предпосылки, будто удар на юг полностью ликвидирует военно-экономический потенциал Советского Союза. При этом, в частности, совершенно игнорировались значение и возможности военного производства в восточных районах Советской страны.
      Между тем именно в восточных районах Советского Союза быстро создавалась мощная военно-экономическая база. Во втором полугодии 1941 г. и в первой половине 1942 г. здесь было восстановлено и введено в действие полностью или частично 1200 переведенных сюда из западных районов промышленных предприятий. Сюда главным образом направлялись основные капиталовложения. В первом полугодии 1942 г. широкое строительство развернулось на Магнитогорском, Кузнецком комбинатах и на многих заводах. Доля Урала в общем объеме капитального строительства повысилась с 9% в 1940 г. до 25% в 1942 г.; Западной Сибири - с 3 до 10%; Казахстана и Средней Азии - с 8 до 11% и т. д. Валовая продукция машиностроения и металлообработки в 1942 г. увеличилась по отношению к 1940 г. в Западной Сибири в 7,9 раза, на Урале - в 4,5 раза, в Узбекистане - в 5,1 раза. Удельный вес предприятий военной промышленности, размещенных в восточных районах, повысился с 18,5% в июне 1941 г. до 76% в июне 1942 г. Уже в марте 1942 г. только в восточных районах страны выпускалось военной продукции столько, сколько до войны на предприятиях всего Советского Союза. Урал, Сибирь, Поволжье, Средняя Азия, Казахстан превратились в мощный арсенал Советских Вооруженных Сил{769}. Этого не смогли разглядеть в Берлине.
      Гитлеровское военное руководство не поняло, какие огромные силы таит в себе социалистический способ производства и в какой мере они могут раскрыться в ходе войны.
      Между тем рабочий класс Советского Союза, повышая производительность труда, увеличил ее в 1942 г. по сравнению с 1941 г. в среднем на 18 %. В первой половине 1942 г. производство танков для Красной Армии выросло по сравнению со вторым полугодием 1941 г. в 2,3 раза, минометов - в 3,2 раза, пистолетов-пулеметов и противотанковых ружей - в 6 раз и т. д. В июле 1942 г. военные предприятия выпускали больше продукции, чем в июне 1941 г., причем предприятия танковой промышленности - в 3,8 раза. Быстрое увеличение мощностей всех ведущих отраслей тяжелой и военной промышленности, особенно в восточных районах, необычайные масштабы нового капитального строительства, рост производительности труда, - все это создавало прочный фундамент для бурного развития военной экономики Советского Союза. В 1942 г. были мобилизованы и подчинены интересам войны все колоссальные материально-технические возможности страны. В результате к середине года в основном закончилась перестройка промышленности на военный лад.
      Во второй половине 1942 г. в Советском Союзе завершился процесс создания слаженного военного хозяйства. Советская экономика могла теперь во все возрастающих размерах снабжать фронт всем необходимым.
      Всего этого не учло гитлеровское военное руководство в своих стратегических расчетах.
      Первую предварительную директиву для Восточного фронта в духе новых задач ОКВ и ОКХ отдали 12 февраля 1942 г.
      "Зимняя оборонительная борьба на Востоке, - говорилось в директиве, очевидно, перешла через высшую точку. Благодаря настойчивости и твердому боевому духу войск вражеское наступление остановлено. Цель русского командования - зимним наступлением разбить наш фронт и уничтожить наши боевые силы - не достигнута". Ставка Гитлера требовала в предстоящие недели, перед началом таяния снегов, "позаботиться о том, чтобы укрепить фронт, улучшить его в отдельных местах и уничтожить русские подвижные силы, переброшенные через фронт". Войскам предстояло готовиться к тому, чтобы "пережить наступающий после русской зимы период распутицы". На этот счет директива давала множество практических советов. В качестве дальнейшей общей цели генеральный штаб намечал завершение отдыха и укомплектования соединений, а затем "подготовку к наступлению из района группы армий "Юг""{770}. После окончания распутицы на юге предстояло "восстановить сплошной оборонительный фронт как исходную базу для будущих наступательных операций". Группа армий "Юг" получила задачу "заблаговременно провести всю подготовку для наступательной операции согласно директиве, которая будет издана особо". Одновременно ей следовало ликвидировать прорыв советских войск западнее Изюма, затем "как можно скорее снова овладеть Керченским полуостровом, после чего занять Севастополь, чтобы высвободить здесь силы для предстоящего наступления"{771}. Группа армий "Центр" готовила удар из района Ржева на Осташков, чтобы восстановить связь с группой армий "Север" у Демянска.
      Все это верховное командование рассматривало как предварительные действия перед генеральным наступлением.
      Но был ли генеральный штаб сухопутных сил с самого начала 1942 г. вполне и до конца убежден в успехе нового замысла, т. е. в возможности окончательной победы над Советским Союзом? Нет, полностью не был. 1941 год и разгром под Москвой не прошли даром и кое-чему научили. Хойзингер пишет: "Гальдер долгое время вынашивал идею: есть ли смысл окончательно перейти, на Востоке к обороне, потому что говорить о наступлении больше уже невозможно... Ну а что тогда? Если мы дадим русским передышку, а угроза со стороны Америки усилится, тогда инициатива окажется в руках врага, и мы ее уже никогда себе не вернем. Итак, нам ничего другого не остается, как еще раз сделать попытку, несмотря на существующие сомнения"{772}.
      Скептицизм Гальдера вполне отражал то чувство неуверенности, которое появилось в генеральном штабе сухопутных сил после разгрома под Москвой и провала плана "Барбаросса". Кроме того, затяжная борьба на Востоке вызывала опасения перед возможным вторым фронтом в Европе. "В генеральном штабе сухопутных сил и в разведывательном отделе, - приходит к заключению Варлимонт, - цель военного плана на 1942 год по старому стратегическому принципу видели в том, чтобы любым способом справиться сперва с одним противником, прежде чем другой смог бы полностью развернуть свои силы"{773}.
      Обстановка, в которую теперь попала гитлеровская политическая и военная верхушка, вернее, которую она сама создала, по мнению нацистских военных заправил, не оставляла выбора. И если существовали некоторые оттенки в подходе к решению у Гальдера, Гитлера, Иодля и Кейтеля, то, когда подводилась черта, итог сходился: надо наступать и победить Советский Союз. Однако штаб флота продолжал отстаивать свою точку зрения. Редер упорно придерживался традиционной антианглийской морской доктрины кайзеровских времен. Вместе с тем он, быть может, лучше других знал Россию, так как жил в ней некоторое время, и не верил в возможность победить ее, особенно теперь, после всего, что произошло в минувшем году.
      Свои взгляды Редер изложил еще 20 февраля 1942 г. в так называемых "Соображениях по поводу обстановки" и несколько позже в специальном докладе Гитлеру. Командующий флотом тоже настаивал на прорыве к Ближнему и Среднему Востоку, но путь через Советский Союз казался ему теперь очень трудным.
      На Восточном фронте Редер предлагал больше не наступать. Он хотел главные усилия перенести в район Средиземного моря, а удар через Кавказ, если для него появятся благоприятные предпосылки, сделать вспомогательным. Если удастся наладить прямое взаимодействие между германским и японским военным руководством и вооруженными силами обоих партнеров, то можно будет "сделать главным шансом 1942 г. коалиционную войну держав тройственного пакта"{774}.
      Несколько раньше, 13 февраля 1942 г., Редер докладывал Гитлеру: позиция Суэц - Басра представляет собой западную опору британского господства в индийском пространстве. Если эту позицию удастся сокрушить совместными усилиями держав оси, то стратегические последствия для Британской империи должны стать уничтожающими.
      Штаб флота предлагал "немедленный германо-итальянский удар против британской ключевой позиции Суэц", что имело бы важнейшее значение для "полного урегулирования положения в Средиземном море", для захвата Мосульских нефтяных источников (здесь Редер делал особый акцент), для изменения в более благожелательную сторону позиции Турции, стран Дальнего Востока, "арабского и индийского движения" и, кроме того, повлияло бы на весь Восточный фронт и Кавказ.
      - Англичане сами рассматривают теперешнюю угрозу Египту как особенно сильную, - доказывал Гитлеру гросс-адмирал, - и опасаются установления стратегической связи немецкого и итальянского военного руководства с японским. Японцы добиваются признания решающего значения прямой связи на морских и воздушных путях с Германией{775}.
      На заседании 20 февраля перед самым узким кругом ответственных военных руководителей Редер говорил:
      - Из обоих стратегических путей наступления против британских позиций на Ближнем Востоке первый ведет через южную Россию, Кавказ в Иран, второй - через Средиземное море, Северную Африку, в Египет - Суэц. Оба пути имеют большие трудности с точки зрения снабжения и характера местности. При теперешней слабости английских позиций на Суэцком канале вряд ли есть сомнение, что стратегическая цель - Суэц - может быть завоевана быстрее, чем дорога через Кавказ.
      - На основе этой истины, - продолжал Редер, - руководство военно-морских сил приходит к выводу, что необходимо провести удар на Суэц - Египет и этим решить задачу охраны европейского жизненного пространства. Со стратегической точки зрения самым благоприятным было бы немедленно, по возможности еще до периода дождей, провести наступление на Суэц, используя теперешнее состояние противника и при полном вводе итальянского флота{776}.
      Предложения Редер а показательны как свидетельство разочарования и сомнений руководителя одного из видов германских вооруженных сил относительно перспектив войны против Советского Союза. С другой стороны, отклонение проекта Редера говорило о том первостепенном значении, которое верховное командование придавало войне против СССР.
      V
      План летнего наступления 1942 г. впервые стал предметом официального обсуждения в главной квартире Гитлера 28 марта. Из соображений секретности адъютанты на это совещание пригласили самый узкий круг лиц. Гальдер на основе данных ему раньше указаний представил расчеты по развертыванию сухопутных сил, которые Гитлер одобрил. Сразу же Иодль поручил своему штабу "резюмировать соображения фюрера в директиве ОКВ"{777}. Когда 4 апреля начальник штаба оперативного руководства представил первый набросок документа Гитлеру, тот заявил, что напишет директиву сам. Авторство директивы историки ФРГ приписывают Гитлеру, прозрачно намекая, что фюрер во всем и виноват. Но этот факт не имеет никакого значения, ибо директива отражала единую согласованную точку зрения всех высших инстанций вермахта, прежде всего ОКВ, ОКХ, ОКЛ.
      На следующий день вышла в свет директива No 41 - план второго "молниеносного похода против Советского Союза" (операция "Блау").
      Противник израсходовал этой зимой большинство резервов, констатировал Гитлер. Мы должны снова овладеть инициативой и навязать ему свою волю. "Цель заключается в том, чтобы окончательно уничтожить оставшиеся еще в распоряжении Советов силы и лишить их по мере возможности важнейших военно-экономических центров". Главная операция планировалась на южном участке с целью "уничтожить противника западнее Дона, чтобы затем захватить нефтеносные районы на Кавказе и перейти через Кавказский хребет".
      В связи с тем, что необходимые войска будут подходить постепенно, операция по плану распадалась с севера на юг на ряд последовательных, но связанных друг с другом ударов. По заключению Гитлера, "русские нечувствительны к окружению оперативного характера". Поэтому особое требование состояло в необходимости "плотного окружения группировок противника"{778}. Когда войска Красной Армии удастся разгромить западнее Дона последовательными ударами, наносимыми от Воронежа до Ростова, и подвижные группировки, наступающие с севера и от Таганрога, соединятся под Сталинградом, задача будет решена, и затем очень скоро падет Кавказ. Операция "Блау", как мы подробно говорили ранее, преследовала многие цели: и военно-экономические - захват промышленно-сырьевых ресурсов юга Советского Союза, прежде всего нефти, и политические - отрезать СССР от коммуникаций с союзниками через Ближний Восток, и стратегические проведение в будущем огромной охватывающей операции из районов Кавказа, Средиземноморья и Северной Африки в направлении Ближнего Востока. В его основе, мы подчеркнем еще раз, лежала давняя программа германского империализма по захвату богатств "юга России".
      Генеральный штаб полностью согласился с Гитлером. Никто из генералов не сомневался в целесообразности совместно принятого решения. Никто, включая Гальдера, больше не вспоминал Клаузевица. Все молча отказались от аргументаций 1941 г.
      Единственное робкое замечание высказал 10 мая Иодль: операция "Блау" "ввиду слабости групп армий "Север" и "Центр" содержит немалый риск, ибо русские могут предпринять решительный удар на Смоленск..."{779} Гитлер возразил: "В результате немецкой южной операции русские силы тоже автоматически будут переброшены к югу"{780}.
      Что касается чисто оперативной стороны замысла, то здесь, по мнению Кейтеля, главная идея заключалась в том, чтобы группа армий "Юг" под командованием фон Бока проводила танковый прорыв к Дону на Воронеж и, быстро усилив свой северный фланг, наступала затем "вдоль Дона, свертывая русский фронт". Первый удар от Курска к Воронежу, "расположенному на полпути между Москвой и Донбассом", должен был, как подчеркивал Кейтель, "ввести в заблуждение русских" и "создать ложное впечатление намерения поворота на север, против Москвы, с тем чтобы их резервы были там удержаны". Затем следовало быстро перерезать железные дороги, связывающие Москву с индустриальными и нефтяными районами, "внезапным и быстрым поворотом вдоль Дона на юг занять Донбасс, захватить нефтяные районы Кавказа и у Сталинграда перерезать движение судов по Волге в центральную Россию, ибо по этому водному пути происходит с помощью тысяч танкеров снабжение нефтью из Баку". Союзные войска прикрывали северный фланг этой операции вдоль течения Дона{781}.