От фельдмаршала Бока директива требовала "после окончания операции против Москвы расположить силы так, чтобы можно было отразить русское наступление против фронта группы, нацеленного на Москву, и против ее левого фланга"{692}.
      Группа армий "Север" должна была продолжить операцию южнее Ладожского озера, чтобы разбить там советские войска, возможно скорее установить связь с финнами и тем "окончательно отрезать Ленинград от его связи с остальной Россией"{693}. Вслед за тем предполагалось установить оборонительный фронт.
      Генеральный штаб сообщил: он намеревается в течение зимы приложить все силы, чтобы полностью укомплектовать армию, "имея в виду еще стоящие перед нами на длительный период задачи"{694}. Группам армий следовало "создать по возможности глубокое эшелонирование, укрепить фронт различными инженерными средствами, использовать свои резервы для пополнения дивизий"{695}.
      На всем Восточном фронте для поддержки обороны оставалось два воздушных флота (4-й и 1-й) и 8-й авиакорпус специально для группы армий фон Бока. Штабы ориентировались, что наступательные операции будущего года начнутся, вероятно, в апреле - мае.
      Однако все это была лишь бумага. Подобных приказов германские штабы в периоды отступления всегда сочиняли великое множество, выбирая из своих стереотипов "наступать", "обороняться", "сокращать линию фронта" те, которые отвечали последнему мнению фюрера. Чем хуже шли дела на фронте, тем более далекими от реальности становились эти приказы и директивы.
      А реальность состояла в том, что, несмотря на эти приказы и директивы, отступление ширилось. Призрачными оказались надежды немедленно установить позиционный фронт. Контрнаступление Красной Армии успешно развивалось. Группа армий "Центр" под ударами советских войск откатывалась все дальше. Войска генерала Д. Д. Лелюшенко грозили глубоким охватом всей северной ударной группировки немцев. С фронта ее теснили дивизии генералов В. И. Кузнецова и К. К. Рокоссовского. На юге армия генерала Ф. И. Голикова энергично наступала на Сталиногорск, создавая угрозу тылу армии Гудериана{696}.
      Центральный участок Восточного фронта разваливался. Дивизии и корпуса сообщали о страшных потерях. Солдаты бросали оружие и брели на запад с единственным желанием - спастись. Отход временами превращался в паническое бегство. Массовый психоз охватывал отступающие колонны. В штабы поступали доклады об истреблении целых батальонов. Один из командиров корпусов 2-й танковой армии позже вспоминал: "Я до сих пор вижу перед собой длинные колонны безоружных оборванных солдат, бредущих по снежной пустыне". В бой бросалось все, вплоть до хлебопекарей и обозников, но сдержать это страшное бегство никак не удавалось. 10 декабря фон Бок сообщил о прорыве фронта 2-й армии у Ливен и о том, что образовался большой разрыв, который продолжает расширяться, а закрыть его нечем. (Повсюду раздавались требования подкреплений, помощи, но застигнутое врасплох верховное командование не могло дать фронту никаких существенных резервов. Солдат Восточного фронта сразу же объявили героями, но они плевали и на это.
      Вместо помощи Восточный фронт получил очередную речь Гитлера. Выступая 11 декабря перед рейхстагом, фюрер старался вдохнуть "боевой дух" в войска и объяснить приунывшей Германии, в чем же причина столь странного явления, что полная победа, до сих пор еще не одержана. Выспренно и замысловато говорил он о тяготах, с которыми встретился вермахт на Востоке: "Маршируя в бесконечных далях, мучаясь от жары и жажды, задерживаемые непроходимыми от распутицы дорогами, остановленные от Белого до Черного моря ненастным климатом, зноем июля и августа, ноябрьскими и декабрьскими вьюгами..., замерзая во льдах и снегах, они сражались... солдаты Восточного фронта. Приход зимы, естественно, задержит это движение. С приходом лета наступление продолжится"{697}.
      В этом перечислении имелось все: и климат, и грязь, и морозы. Отсутствовало лишь одно: советские войска, сорвавшие планы Гитлера и громившие теперь его армии под Москвой. Собственно с этой речи Гитлера и ведет начало та удивительная легенда буржуазной историографии, согласно которой виновником поражения под Москвой был "плохой климат".
      Таким путем немцам дали понять, что с надеждами на окончание войны покончено, что впереди - новые тяготы и жертвы, а солдатам Восточного фронта разъяснили, что им предстоит еще долго "замерзать во льдах и снегах" и готовиться к новому, походу.
      В генеральном штабе сухопутных сил после речи фюрера начали сразу прикидывать: с чем же армия сможет выступить весной в новый поход. Когда Гальдер посовещался об этом с начальником организационного отдела, оба пришли к ряду печальных выводов. Положение с производством танков таково, что "мы вообще далее не сможем вести войну"{698}. Аналогичная картина - со штурмовыми орудиями. Обнаружился острейший кризис в снабжении армии горючим. Еще в октябре до 80% легковых машин, годных к использованию, вообще не получали ни капли бензина. В ноябре пришлось ввести жесткие ограничения в потреблении горючего для флота и авиации (для линкоров на 30%, для подводных лодок на 50%, после чего почти все линкоры, за исключением "Адмирал фон Шеер", лишились возможности вести операции, что представляло собой чистый выигрыш для Англии). Забегая несколько вперед, заметим, что с октября 1941 г. до марта 1942 г. германская армия потеряла 74 тыс. автомашин, а получила от промышленности только 7 тыс., т. е. 90% потерь не было восполнено.
      Нужно было срочно решить, что же делать дальше. В среде различных групп нацистского высшего военного руководства появилось несколько вариантов нового стратегического решения: 1) предложить Советскому Союзу переговоры о мире, 2) отступить в Польшу, 3) отступить за Днепр, 4) любой ценой остановить отступление и стабилизировать фронт вблизи Москвы.
      Вероятно, с точки зрения планов агрессора и дальнейшего существования третьего рейха наиболее логичным представлялось последнее из предложенных решений, т. е. упереться там, где сейчас находится истекая кровью "Восточная армия", остановить это страшное паническое бегство, как можно быстрее закрепиться и сделать передышку до весны. Иного решения ни Гитлер, ни его паладины из штаба верховного командования не могли себе и представить. Оправившись от первого шока, фюрер решил действовать со всей энергией. Он не хотел и слушать ни о чем другом, кроме этого последнего варианта, считая, что все другое - путь к немедленной гибели. Он не только отверг все другие варианты решения, но и хорошо запомнил их авторов - время рассчитаться с ними еще наступит!
      В полночь 16 декабря у фюрера появились срочно вызванные руководящие генералы из штаба верховного командования. Гитлер отдал приказ: ни о каком отходе не может быть и речи. Отводить войска только с таких участков, где противник добился глубокого прорыва. Скоро в бой будут брошены свежие дивизии. Для их доставки выделяется транспортная авиация. Немедленно штаб оперативного руководства передал войскам указания верховного главнокомандования: "Глубокое отступление большой части армии среди зимы, при ограниченной подвижности, недостатке зимнего снаряжения и без подготовленных тыловых позиций может привести к самым тяжелым последствиям"{699}. Поэтому фюрер приказал группе армий "Юг" подготовить резервы за обоими флангами группы. Группе армий "Центр" путем ввода всех резервов закрыть образовавшиеся бреши севернее Ливны и западнее Тулы и удержать общую линию Ливны - Дубна - Алексин. 4-й армии не отступать ни шагу назад. Если же обстановка в 4-й и 3-й танковых группах не оставит иного выбора, они должны "шаг за шагом отойти на более короткую позицию по общей линии течение Рузы - Волоколамск - Старица"{700}. Восточному фронту были обещаны подкрепления: до 8 дивизий с Запада, 4 1/2 дивизии из армии резерва, одна горная дивизия{701}. Пока все это было лишь обещанием, а наступление Красной Армии реальностью.
      Через двое суток генеральный штаб сухопутных сил направил указание в группу армий "Центр": "Фюрер приказал: большие отступательные движения проводиться не должны. Они ведут к полнейшей потере тяжелого оружия и снаряжения. Личным воздействием командующих, командиров и офицеров войска должны быть принуждены к фанатическому сопротивлению на своих позициях, не обращая внимания на прорывы противника на флангах и в тыл. Только руководя войсками таким образом, можно добиться выигрыша времени, необходимого для переброски подкреплений с родины и с Запада, которые фюрер приказал осуществить"{702}.
      Но и такие отчаянные призывы и приказы не спасли положение. В середине декабря советские войска освободили Клин, Солнечногорск, Калинин, Плавск, преодолели Истринское водохранилище и среднее течение Оки.
      В эти трудные для агрессоров дни в ОКВ шли напряженные совещания. В частности стоял вопрос: кому поручить преодоление кризиса под Москвой? Полковник Лоссберг в беседе с Иодлем предложил создать новый орган: генеральный штаб вооруженных сил, во главе которого должна стать "сильная личность" из генералов, например Манштейн. Иодль, как всегда, не рискнул доложить фюреру то, что могло идти вразрез с мнением Гитлера. "Манштейна он не признает".
      Геринг в беседе с Гитлером обрушил гнев на Браухича и Гальдера:
      - Это в военном отношении слабые головы, - заявил он.
      19 декабря между Гитлером и Браухичем состоялась двухчасовая беседа с глазу на глаз. Затем фельдмаршал, совершенно разбитый и поникший, появился у Кейтеля.
      - Я еду домой, он дал мне отставку, я больше не могу, - упавшим, трагическим голосом произнес Браухич.
      - Что же теперь будет?
      - Я не знаю, спросите его самого{703}.
      Через несколько часов Гитлер вызвал Кейтеля. Он прочитал ему только что составленный Шмундтом приказ об отставке Браухича и о том, что командование сухопутными силами берет на себя теперь он сам, фюрер. Приказ был немедленно отправлен в войска.
      Второе распоряжение касалось подчинения Гитлеру генерального штаба сухопутных сил.
      Фюрер отстранил Браухича. Возглавив армию, он еще больше подчеркнул роль и ее, и генерального штаба, еще больше сблизился с генералами.
      Браухич ушел в отставку не потому, что был не согласен в чем-либо с Гитлером или нелоялен к нему, как часто прямо или косвенно утверждают на Западе. Командующий сухопутными силами периода легких и ярких успехом, подобно Леебу, уже "не мог выносить" неудач и провалов "трудной войны". Поражения были "не по нему" - он привык к триумфам. И все же он был потрясен своей отставкой и немилостью фюрера, которого так искренне боготворил.
      Отстранением Браухича Гитлер и ОКВ как бы указывали вермахту на виновника начавшихся неудач и снимали с себя ответственность за прошлое. Браухич оказался самое большее тем лицом, на кого можно было взвалить ответственность, но ни в малейшей степени "оппозиционером" Гитлеру.
      На следующий день после того, как Гитлер возложил на себя командование сухопутными силами, он продиктовал Гальдеру программу действий на Восточном фронте. Это была некая волевая импровизация, назначение которой состояло в том, чтобы заменить рухнувшую наступательную доктрину генерального штаба, когда в его арсенале не имелось никакой оборонительной альтернативы. Все теперь сводилось к жестоким террористического плана требованиям остановиться невзирая ни на что. Каждый солдат должен оборонять тот участок, на котором стоит. Вбить в сознание каждого фронтовика необходимость сопротивления! Изжить выражение "русская зима"! Сжигать населенные пункты! Воля к сопротивлению должна быть внедрена в каждую воинскую часть! Любое убежище превращать в опорный пункт! и т. д. все в том же духе.
      Немедленно указания фюрера были переданы во все штабы и войсковые части Восточного фронта:
      "1. Держаться и бороться до последнего. Ни одного шага назад не делать добровольно. Прорвавшиеся подвижные части противника должны быть отброшены. 2. Тем самым добиться выигрыша времени для: а) улучшения работы транспорта, б) подвода резервов... 3. Направить энергичных офицеров для того, чтобы: а) на железнодорожных станциях ускорять поезда и полностью их использовать, б) организовать снабжение, в) собирать отбившихся от своих частей и отправлять вперед... 4. Все имеющиеся на родине и на Западе соединения перебросить на Восток".
      В группу армий "Север" направлялись две дивизии и три отдельные части. В группу армий "Юг" - две дивизии. "Все остальные силы - для группы армий "Центр". Чтобы ускорить переброску резервов, авиация предоставляет дополнительные самолеты".
      Далее следовало: "5. У военнопленных и местных жителей беспощадно отбирать зимнюю одежду. 6. Все оставляемые хутора сжигать. 7. Команды истребителей партизан снабжать на родине хорошим зимним снаряжением... 9. Там, где фронты стабилизировались, моторизованные дивизии использовать в качестве пехоты, а автомашины направлять для пополнения танковых дивизий". Наконец Гитлер сообщал, что Италия, Венгрия и Румыния выставят в 1942 г. крупные силы, которые прибудут как только начнется снеготаяние, и они смогут двигаться вперед{704}.
      Программа Гитлера намечала основы перехода к прямому и более жесткому осуществлению доктрины "тотальной войны".
      Контрнаступление Красной Армии ширилось. Калининский, Западный и Брянский фронты продолжали развивать успех. На правом крыле Западного фронта советские войска выходили к рекам Лама и Руза. На левом - с боями форсировали Плаву, Оку и подходили к Калуге.
      Ярость Гитлера обрушилась на тех генералов, кого он хотел представить главными виновниками неудач или от кого намеревался избавиться по тем или иным причинам. В декабре 1941 г. - начале января 1942 г. были отстранены, помимо Браухича, Рундштедта и Лееба, также фельдмаршал Бок, Гудериан, командующий 2-й армией Вейхс, командующий 17-й армией Штюльпнагель. В январе 1942 г. ушли в отставку генералы Гепнер и Штраус. Но и это мало помогло. В войска шли один за другим самые жестокие приказы: держаться любой, самой крайней ценой! 26 декабря вновь последовала директива Кейтеля от имени Гитлера: "В обороне сражаться за каждую пядь земли до последней крайности. Только так можно нанести врагу кровавые потери, ослабить его моральный дух и реализовать бесспорное превосходство немецких солдат"{705}. Но о каком превосходстве могла идти речь, когда разгромленные гитлеровские войска отступали по всему центральному участку фронта?
      Контрнаступление Красной Армии под Москвой означало важнейший поворот военных событий в пользу СССР и оказало первостепенное влияние на весь ход второй мировой войны.
      Декабрьские события 1941 г. потрясли германское военное руководство. Сознание офицеров германской армии, способных в интеллектуальном отношении на что-то большее, чем убежденно тупое повторение сказанного Гитлером, постепенно стало освобождаться от военных химер, рожденных безумным фанатизмом творцов гитлеровского рейха и его военных вождей. Все бледнее и абстрактнее становились привычные понятия: скорая победа, завоевания, трофеи, военный гений фюрера, непобедимость вермахта, превосходство германского солдата. Со страхом, отгоняя собственную крамолу как преступление перед совестью, присягой "вождю" и ложно понимаемым авторитетом нации, начинали они мыслить иными категориями. Среди последних все настойчивее утверждались такие, как бесперспективная война, шаткость военных успехов и превратности человеческой судьбы вообще.
      А советский народ и его Вооруженные Силы выполняли теперь важнейшую военно-политическую задачу, состоявшую в том, чтобы вырвать стратегическую инициативу из рук врага и создать перелом в ходе войны. "Победа под Москвой означала, что советский народ под руководством партии сумел преодолеть трагические последствия внезапного нападения фашистской Германии, изменить в ходе тяжелого единоборства соотношение сил. Она показала, что война, несмотря на ее неудачное для советских войск начало, будет неизбежно выиграна Советским Союзом"{706}.
      Еще никогда прежде вермахт не стоял перед кризисом такого масштаба, как в ноябре - декабре 1941 г. Здесь назревало нечто большее, чем просто военная неудача или срыв стратегического плана, хотя и то и другое занимало свое место в логике развертывающихся событий. Здесь сплетались воедино невыносимая для сознания лидеров третьей империи и германского милитаризма угроза потери нацистского идеологического, военного и государственного престижа; мрачная перспектива затяжной войны на Востоке со всеми ее не поддающимися учету превратностями и поворотами, с колоссальными требованиями, к удовлетворению которых рейх не был готов; крах той доктрины, создателями которой были фюрер и генеральный штаб и которая признавалась автоматически победоносной.
      Подошел к концу тысяча девятьсот сорок первый год.
      В кровавых закатах Московской битвы исчезла иллюзия победы, питавшая захватчиков.
      Глава пятая. Триумфы у края бездны
      Новые проблемы
      I
      Германское военное руководство на рубеже 1941 и 1942 гг. стояло перед новыми сложными проблемами. Главная из них вытекала из факта полного провала расчетов "молниеносного" завоевания СССР. Требовался коренной пересмотр всей политической и военной стратегии, многих предыдущих планов развития вооруженных сил, отказ от намерений, так или иначе связанных с надеждой на быструю победу на Востоке, которая рассматривалась как предпосылка для дальнейшего развертывания агрессии мирового масштаба.
      Успешная борьба Советского Союза, который к концу 1941 г. вырвал у гитлеровского вермахта стратегическую инициативу, имела решающее влияние на весь ход второй мировой войны. Планы вторжения в Англию были окончательно похоронены. Британская империя получила время для собирания сил; отпали надежды фашистского руководства на завоевание Ближнего Востока; испарились все и всякие расчеты на высвобождение армии "для новых задач". Конца войны не было видно, здание германской стратегии лишилось фундамента.
      На третьем году войны фашистский блок оказался перед фронтом антигитлеровской коалиции. Военная система третьего рейха не была приспособлена для успешного ведения войны на два и более фронтов. Поэтому объединение противостоявших Германии государств и открытие активных военных действий на втором фронте становилось важным условием быстрого разгрома фашистского блока{707}. Антигитлеровская коалиция сложилась в течение полугода после нападения Германии на СССР. Освободительные цели войны, которую вел Советский Союз, его мощь и последовательность политики стали основой союза, потенциальные возможности которого намного превосходили ресурсы держав оси. История коалиции наполнена многими противоречиями. Они с особой силой обнаруживались в борьбе за открытие второго фронта в Европе. Эта борьба, процесс которой детально исследован в работах советских авторов В. М. Кулиша{708}, В. Г. Трухановского, В. Л. Исраэляна{709}, проистекала из классовых противоречий участников союза и их различных целей в войне. Затягивание открытия второго фронта, вызванное политикой правительств США и Англии, направленной прежде всего на ослабление СССР в войне с Германией, объективно не способствовало быстрой и полной реализации преимуществ антифашистского блока. Но тем не менее "центростремительные силы антифашистской коалиции оказались более мощными, чем центробежные"{710}. И этим в значительной мере определялись общие неблагоприятные перспективы политики стран оси в масштабе всей войны.
      Борьба на Восточном фронте сразу отодвинула на второй план все остальные проблемы гитлеровской стратегии. Надежды возобновить подготовку к вторжению в Англию еще в 1941 г. "после победы над Советским Союзом" улетучивались по мере того, как все хуже и хуже шли дела Восточной армии. Советско-германский фронт стал поглощать основные военные ресурсы третьего рейха.
      В течение пяти месяцев войны ОКВ и ОКХ направили на Восток 24 дивизии из резерва, 21 дивизию и 15 бригад из Германии и других стран Европы{711}.
      Своим героическим сопротивлением в 1941 г. советский народ, его армия похоронили чудовищные завоевательные планы фашизма. "Молниеносная победа" над СССР, рассматриваемая как главная предпосылка для дальнейшей агрессии в глобальных рамках, не состоялась. И можно ли сомневаться, чем уже тогда были обязаны Советскому Союзу миллионы людей в тех странах, которым предназначалось стать объектами ударов нацистской военной машины "после победы над СССР"?
      Редер еще в декабре 1941 г. дважды пытался уговорить Гитлера сосредоточить все усилия против Англии и направить на войну с ней весь военно-промышленный потенциал рейха, увеличив флот и морскую авиацию. План не нашел поддержки, хотя Редер надолго остался убежденным сторонником идеи войны прежде всего против Англии и перенесения основных усилий с суши на море,
      В ожидании "победы на Востоке" германский флот усилил подводную войну в Атлантике. Резкое улучшение его базирования после захвата французского побережья открыло перед гитлеровским военно-морским командованием новые горизонты. Пути подхода германских подводных лодок к британским морским коммуникациям сократились в три раза, и лодки - главное оружие немцев на море - могли теперь значительно дольше оставаться в районах боевых действий. Надводные корабли - рейдеры - быстро и незаметно выходили в открытый океан и внезапно нападали на караваны судов. Морская авиация значительно увеличила радиус действий. Потери британского флота вплоть до первых месяцев 1941 г. катастрофически росли.
      После нападения на Советский Союз действия германского флота против Англии стали сокращаться. Активизация британской обороны, улучшение охраны конвоев, создание новых баз, развитие авиации, радиолокаторов и радиопеленга позволили англичанам оттеснить немецкий подводный флот от главных своих коммуникаций и от портов, которым он непосредственно угрожал. Штаб германских военно-морских сил стремился компенсировать временное ухудшение базирования подводных лодок резким увеличением их активности и усилением наступления рейдирующих надводных кораблей. Последние действовали в начале 1941 г. с большим эффектом и нанесли немалые потери английскому торговому флоту. Но потопление 27 мая 1941 г. севернее Нормандии самого крупного немецкого линкора "Бисмарк" положило предел наступлению рейдеров. Британское военно-морское командование предприняло массированные атаки авиацией по германским кораблям во французских портах. Захватив господство в воздухе, авиация нанесла ряд повреждений стоявшим там линкорам "Шарнхорст" и "Гнейзенау" и вынудила Редера в феврале 1942 г. отдать приказ о переводе их обратно в немецкие порты.
      Тем временем германские подводные лодки активизировали борьбу на коммуникациях в Атлантике путем перехода к новой групповой тактике ("волчья стая"). Но улучшение британской обороны не позволило им к концу 1941 г. действовать столь же успешно, как в начале войны. Потери английского торгового судоходства неуклонно снижались. Битву за Атлантику германским военно-морским силам выиграть не удалось.
      В Северной Африке поражение итальянцев зимой 1940/41 г. заставило германское верховное командование включиться в борьбу и на этом театре. Захват английскими войсками североафриканского побережья означал бы установление их господства в Средиземноморье, на Ближнем Востоке, постоянную угрозу Балканам и вишистской Франции. Хозяином Средиземного моря должны были оставаться державы оси. Кроме того, Гитлер опасался выхода Италии из войны в результате бомбардировки ее городов британской авиацией. Подготовка нападения на Советский Союз поглощала все главные силы вермахта, поэтому Североафриканскому театру ОКВ имело возможность дать лишь самое минимальное количество сухопутных войск и авиации. Принятое в феврале 1941 г. решение послать в Африку небольшое "заградительное соединение", нанести авиационные удары по английским морским перевозкам в Средиземном море и по расположению британских войск в Киренаике означало максимум того, что могло сделать сейчас германское командование.
      В Берлине рассчитывали победой в Северной Африке и в бассейне Средиземного моря решить одну из давних задач германского империализма - установить господство на Ближнем Востоке. В случае успеха планируемого в 1942 г. прорыва на советско-германском фронте через Кавказ на Ближний Восток здесь предполагалось объединить значительные силы, что сделало бы возможной дальнейшую агрессию против стран Африки и Азии.
      Северная Африка превратилась в самостоятельный театр военных действий, тесно связанный с развитием событий в бассейне Средиземного моря. Командир "заградительного соединения", ставшего вскоре "Африканским корпусом", Роммель пользовался почти неограниченной самостоятельностью: в условиях концентрации главных усилий на Восточном фронте Африка ускользала из поля зрения верховного командования.
      Генерал Эрвин Роммель, кумир нацистской военщины и партийной верхушки, излюбленный герой всей военной пропаганды третьего рейха, прозванный "лисой пустыни", был духовно близок Гитлеру своим мировоззрением и верностью фашизму. Роммель горячо приветствовал установление нацистской диктатуры, и это помогло его выдвижению: он стал офицером связи при штабе рейхсфюрера гитлерюгенда и вскоре генерал-майором. В начале войны особое безграничное доверие Гитлера сделало 48-летнего Роммеля комендантом его личного поезда и вместе с тем командиром моторизованного "батальона охраны фюрера". После победы над Польшей он попросился в войска и стал командовать 7-й танковой дивизией.
      В Африке Роммель старался применять, нередко вступая в конфликт с "Командо Супремо" (итальянское верховное командование), обычные для гитлеровской военной доктрины приемы "блицкрига", которые он знал не лучше и не хуже любого другого немецкого генерала. Практический опыт он получил во время "западного похода". В африканской пустыне танковый "блиц" дал немалый эффект, особенно на первом этапе военных действий.
      В конце марта 1941 г. Роммель перешел в наступление в Западной Киренаике небольшими силами и с ограниченной целью. Его удар имел крупный успех: британский генерал Уэйвелл, не ожидавший атаки раньше лета, начал отводить свои войска вдоль побережья. Видя слабость англичан, Роммель действовал все решительнее. Он продвинулся до Тобрука - порта, который англичане решили удерживать любой ценой, блокировал его и достиг египетской границы у горного прохода Хальфайя.
      Однако в конце 1941 г. на море и в воздухе в бассейне Средиземного моря полностью стали господствовать англичане. Роммель почти не получал подкреплений. Используя благоприятные условия, созданные героической борьбой Красной Армии на советско-германском фронте, британское командование смогло усилить свои войска в Африке (называвшиеся теперь 8-й армией) и 18 ноября 1941 г. открыть наступление, которое увенчалось полным успехом. В январе 1942 г. понесшие тяжелые потери итало-германские войска оказались отброшенными в Западную Киренаику.
      Таким образом, на рубеже 1941 и 1942 гг. германское верховное командование и здесь оказалось перед новыми проблемами, перед новыми решениями.
      II
      Но в центре мировых военных событий стояла, конечно, борьба на советско-германском фронте. Здесь последовал удар, потрясший всю гитлеровскую военную машину. Контрнаступление советских войск означало полный и окончательный крах плана "Барбаросса". Произошло это благодаря героизму Красной Армии; это произошло и потому, что советский народ беззаветно и самоотверженно трудился в годы предвоенных пятилеток, строил Магнитку, создавал свою индустриальную базу, военную промышленность, колхозы, потому, что наши люди вдохновенно строили новое общество. Правильность и дальновидность политики Коммунистической партии, взявшей в годы мирного строительства курс на индустриализацию и коллективизацию страны, подтвердились целиком и полностью.
      Ставка Верховного Главнокомандования Красной Армии, учитывая благоприятную для Советского Союза обстановку на фронте, сложившуюся к началу 1942 г., высокий моральный дух войск, наличие стратегических резервов, решила начать общее стратегическое наступление на всех основных направлениях. Директива Ставки от 10 января 1942 г. требовала не давать немецко-фашистским войскам передышки, гнать их на запад без остановки, обеспечить полный разгром гитлеровских войск в 1942 г. Общее наступление девяти советских фронтов, начавшееся в январе 1942 г., развернулось на фронте до 2 тыс. км. Переход Красной Армии от стратегической обороны к стратегическому наступлению означал, что в ходе борьбы наступил поворот.
      Над Восточной армией нависла катастрофа. По словам А. Хилльгрубера, события на рубеже 1941 и 1942 гг. "поставили немецкое верховное командование перед тяжелейшим кризисом с начала войны 1939 г. вообще"{712}. Ставка Верховного Главнокомандования Красной Армии нацеливала фронты на концентрическое наступление. Калининский фронт наносил удар с севера, от Ржева, на Вязьму; Западный фронт - тоже на Вязьму с юго-востока и востока, а Северо-Западный фронт наступал от Осташково на Велиж и Рудню. Так советское командование стремилось окружить войска группы армий "Центр".
      А. Филиппи и Ф. Гейм пишут: "Фактически в январе 1942 г. русская инициатива на немецком Восточном фронте от Крыма до Волхова привела к цепи тактических и оперативных кризисов, которым могло противостоять только руководство с крепкими нервами"{713}. Однако выяснилось, что далеко не весь генералитет обладал ими. "Сразу же после первых кризисных недель фронтовое руководство и войска под Москвой, Ростовом и Тихвином перенесли тяжелый шок"{714}. В среде гитлеровского верховного руководства господствовало подавленное, а временами паническое настроение. Еще 28 декабря штаб верховного командования отдал от имени Гитлера приказ: "В обороне нужно бороться за каждую пядь земли, до последнего человека"{715}.
      Но что мог принести генералам из "Волчьего логова" этот отчаянный вопль, когда центральный участок фронта был разорван на несколько частей и в его широкие бреши упорно, неуклонно, как рок, двигались советские армии? Они вышли к Дорогобужу и наносили удары с тыла по 3-й танковой армии Гота и 9-й армии Штрауса. Положение последней оказалось особенно трудным. Успешное наступление Калининского и Северо-Западного фронтов создало угрозу ее обоим флангам. После прорыва советских соединений к Вязьме, Велижу и Великим Лукам войска Красной Армии стали выходить с севера и северо-востока в тыл всей группе армий "Центр".