Чекисты в предвоенные годы обезвредили значительную часть гитлеровской шпионской сети. Они "нанесли ряд ударов по агентуре империалистических разведок внутри СССР, в том числе и по немецко-фашистской агентуре"{469}. Но вместе с тем значительную часть фашистской агентуры, проникшей на территорию СССР, пришлось обезвреживать уже в ходе войны{470}. Следует отметить тот факт, что гитлеровская разведка все же располагала определенными сведениями о советских войсках, аэродромах, укреплениях, расположенных вблизи западной границы.
      Несмотря на тщательную подготовку и большой размах тайной войны против СССР, немецко-фашистской разведке не удалось собрать необходимую информацию о военном потенциале Советского Союза. Идеологическая и политическая доктрина фашизма, прусское высокомерие, национализм не могли служить основой для объективной оценки Советского Союза. Германское верховное командование просчиталось в оценке характера и природы социалистического государства. Эти просчеты оказались для гитлеровского рейха роковыми.
      "Барбаросса"
      I
      После того как 31 июля на совещании в своем запрятанном в горах баварском дворце Бергхоф Гитлер уже официально заявил нацистской верхушке, что предстоит война с Советским Союзом, всему громоздкому аппарату высшего военного руководства не потребовалось слишком много времени, чтобы повернуться на Восток. Он был готов давно, а события последних недель вполне ясно говорили, в какую сторону теперь проляжет путь агрессии. Под покровом строжайшей тайны генеральный штаб приступил к организационной работе, связанной с подготовкой нового похода.
      Чтобы лучше понять характер и результаты этой работы, нужно иметь в виду то психологическое состояние, в котором теперь находилась гитлеровская военная элита. У нее не вызывало сомнения, что во всей человеческой истории никогда не существовало столь могучей, такой идеально организованной и руководимой армии, как "непобедимый вермахт", и что неизбежно, чуть ли не автоматически, становится обреченным любое государство, на которое обрушится "меч фюрера". Не учитывая мании величия, охватившей за малым исключением всех высших генералов, порой прямо-таки невозможно представить себе, как могли эти профессионалы военного ремесла сконструировать стратегические идеи, с которыми на рассвете 22 июня 1941 г. вермахт ринулся в Советский Союз и дальнейшая судьба которых достаточно хорошо известна.
      Уже на следующий день после совещания у Гитлера, Гальдер собрал в своем кабинете руководящий состав генерального штаба сухопутных сил и приступил к подробному обсуждению задач, поставленных фюрером.
      Генштабисты с рвением взялись за дело. Прежде всего они принялись подробно изучать Россию. Ведь нельзя было, в самом деле, остаться профанами, как случалось в прошлую мировую войну, когда, например, один весьма крупный лидер Антанты, слывший знатоком России, долгое время считал, что Харьков - это русский генерал.
      Все засели за "изучение походов в Россию Карла XII и особенно Наполеона. Особым вниманием пользовались мемуары тогдашнего французского посла в Петербурге Коленкура. В книгах старательно выискивались детали военно-оперативного порядка, характеризующие театр военных действий, особенности снабжения, организации обозов и т. д. Но как-то само собой разумеющимся оказалось полное невнимание к тем политическим, социальным и национальным проблемам опыта прошлого, которые относились к поражению обоих завоевателей.
      История оказалась непонятой в главном: в отрицании самой идеи завоевания России. Арман Коленкур 129 лет назад нашел в себе мужество прямо сказать Наполеону: поход на Россию может оказаться гибельным. В известной продолжавшейся семь часов подряд беседе 5 июня 1811 г. он говорил: "Это не будет мимолетной войной. Придет время, когда ваше величество вынужден будет вернуться во Францию, и тогда все выгоды перейдут на сторону противника". Наполеон высказал мысль, что Россия подпишет мир после одного-двух проигранных сражений. Коленкур ответил, что император ошибается: "У русских чувство патриотизма преобладает над всеми другими чувствами, оно крепко сплотит их и доведет до героизма".
      Ничто подобное, повторяем, не интересовало сейчас тех, кто старался вникнуть в историю похода Наполеона. Все вращалось вокруг таких понятий, как большие пространства, русская зима, трудности снабжения. Никто из военных, штудировавших историю 1812 года, не мог и подумать, чтобы в результате своих изысканий поднять голос против самоубийственного решения вообще. Они удивительно хорошо продемонстрировали, как бывает опасно брать из истории только то, что хочется, а не воспринимать ее целиком. Позже мы еще увидим, насколько педантично воспроизводили немецкие генштабисты некоторые схемы подготовки вторжения, выработанные в те далекие времена, и как, повторяя эти схемы, дублировали и просчеты, в них заложенные.
      Если можно сказать, что когда-либо главная сущность и все особенности стратегического мышления германского генерального штаба находили свое высшее, концентрированное выражение, то речь, безусловно, должна идти о военно-стратегическом плане войны против Советского Союза. Он вобрал в себя весь опыт планирования войны Германией со времен Мольтке и Шлиффена. Не нужны особые военные познания, чтобы увидеть в нем и дух печально известного немецкого плана 1914 г., и уж, конечно, черты всех тех расчетов, которые создавались теми же самыми руками начиная с середины 30-х годов вплоть до варианта "Гельб" - плана нападения на Францию. Выжатая из всего этого некая эссенция пропитала новое творение германского милитаризма.
      В основе замысла лежали одни и те же непоколебимые принципы: скрытое развертывание армии, внезапность мощного удара, стремительные прорывы танковых масс, операции на окружение и в результате - "блицкриг", молниеносная победа.
      Приступая к планированию "восточного похода", генеральный штаб сухопутных сил исходил из той мысли, что эти принципы плюс опыт вермахта, плюс качество руководства вполне компенсируют трудности нового похода.
      Уже на ранней стадии планирования стало обнаруживаться некоторое различие в мнениях, куда наносить главный удар. Речь шла отнюдь не о разногласиях или, тем более, не о какой-нибудь борьбе. Дело сводилось к вежливому сопоставлению генералами из ОКХ своих взглядов с взглядами фюрера и его ближайшего окружения и к выработке компромиссного решения. Генералы из ОКХ склонялись к мнению, что от начала и до конца "восточного похода" необходимо сосредоточить максимальные силы в центре будущего фронта, в московском направлении.
      Гитлер настаивал кроме наступления на Смоленск - Москву также и на мощном прямом ударе в украино-кавказском направлении. "Мираж Украины", который с прошлого века всегда стоял перед глазами германских экспансионистов, теперь, казалось, воплощался в реальных формах. Другим направлением, которое интересовало фюрера, было ленинградско-прибалтийское. И здесь имелись свои причины. Овладеть Северо-Западом Советского Союза и выйти на побережье для Гитлера означало сразу же установить господство Германии над всем бассейном Балтийского моря, над Северной Европой, полностью обеспечить свой атлантический фланг. Вместе с тем это значило отрезать Советский Союз от Балтики, установить прямую связь с Финляндией, получить удобный, особенно с точки зрения коммуникаций, плацдарм для наступления с севера во внутренние районы Советского Союза.
      Стремление Гитлера к нанесению наиболее мощных ударов не только в центре, но прежде всего против Юга Советского Союза (которое сначала тормозилось ОКХ, но потом, в июле 1941 г., после так называемого поворота на юг, было частично претворено в жизнь) определялось преимущественно соображениями экономического порядка.
      В документах начальника управления военного хозяйства и военной промышленности Томаса от 13 февраля 1941 г. мы находим не только детальные подсчеты вероятных "военно-хозяйственных последствий операции на Востоке", но и некое "южное кредо" руководящей инстанции, объединявшей интересы монополий и планы военных. В специальном разделе документа "Значение области южнее устья Дона и Волги" говорится: "Область южнее устья Дона и Волги имеет особое значение как для обороняющегося, так и для наступающего". Далее следует детальный подсчет ее богатств: она поставляет 89% всей нефти и 60% всей марганцевой руды Советского Союза. Документ Томаса подводил итог длительным исследованиям, которые велись и монополиями, и экономической, и военной разведкой и на основании которых Юг Советского Союза сделался в глазах блока монополий, нацистов и военных особо важным объектом агрессии.
      Конечная цель наступления определялась так: "Конечной целью операции является выход на рубеж Архангельск - Волга... В случае необходимости оставшаяся у России последняя промышленная область на Урале может быть парализована с помощью авиации".
      Обратим внимание: на Урале у Советского Союза - "последняя промышленная область". Последняя! А за Уралом? А в Сибири? А в Средней Азии? А возможности перебазирования в эти районы промышленного потенциала из западных областей? Ничто не принималось во внимание. В том же документе генерала Томаса говорится: "Если удастся в общем и целом уничтожить индустрию Урала, то военная промышленность, оставшаяся в азиатской части, больше не будет иметь никакого значения". После занятия европейской части Советского Союза в его распоряжении, согласно подсчетам штаба Томаса, останется в "азиатской России" лишь 2% промышленности, производящей вооружение, 4% танковой промышленности, 5% промышленности боеприпасов и т. д.
      Поскольку выход к Волге означал бы, с этой точки зрения, захват всей советской индустрии, конечный рубеж наступления и определялся Волгой.
      Но известно, что еще в годы первой пятилетки в СССР началось комплексное развитие экономики восточных районов страны. Здесь создавался второй угольно-металлургический центр, и к середине 1941 г. сложилась мощная металлургическая база. Росла добыча железной руды, выплавка чугуна, стали, расширялось производство проката черных металлов. Здесь воздвигалась крупная топливно-энергетическая база, производились многие виды машиностроительной продукции, имевшие первостепенное военно-экономическое значение. Иными словами, "на гигантских просторах советского Востока в благоприятных природных условиях быстрыми темпами развивалось многоотраслевое комплексное народное хозяйство. Его удельный вес в производстве важнейших видов товарной продукции занимал примерно от 1/4 до 1/3 всесоюзного производства"{471}.
      Не сумев учесть этих обстоятельств, нацистская военно-политическая и экономическая стратегия допустила настолько крупный промах, что его можно без преувеличения считать одной из главных причин проигрыша Германией войны.
      Итак, Гитлера больше интересовали фланги. "У него была идея занятием Ленинграда устранить политико-моральный центр советской мощи. Но прежде всего он видел своей целью Украину и Кавказ как важнейшие хозяйственные области, т. е. самое главное - завоевание областей, дающих хлеб, руду, уголь и нефть"{472}.
      Паулюс пишет: "Базируясь на эти области, Гитлер надеялся воздвигнуть господство в Европе и добиться конечной стабилизации. Он связывал... с этим надежды, что тогда Англия увидит бессмысленность дальнейшего упорства в войне с Германией и будет готова заключить мир".
      По мнению Гитлера, генералы сухопутных сил, акцентируя внимание на "чисто военном" решении всех проблем, недооценивали или даже недопонимали "значение экономики". Генералы считали, что наряду с южным направлением необходимо сделать особый акцент на центральном и прежде всего занять Москву. Наличие двух точек зрения и попытки впоследствии примирить их привели в стратегических расчетах и в начальной стадии военных действий к несколько половинчатому решению вопроса о направлении главных усилий.
      II
      Прежде всех свои предложения о плане войны против Советского Союза представило командование военно-морского флота. 28 июля 1940 г. Редер передал Гитлеру памятную записку под названием "Соображения о России". В ней говорилось: "Военные силы русской армии необходимо считать неизмеримо более слабыми, чем наши, имеющие опыт войны. Захват района до линии Ладожское озеро - Смоленск - Крым в военном отношении возможен, и из этого района будут продиктованы условия мира. Левый фланг, который прорвется через прибалтийские государства, за короткий срок установит контакт с финнами на Ладожском озере. С занятием побережья и Ленинграда сила сопротивления русского флота рухнет сама собой. Если еще потребуется занять Москву, то это будет решено с учетом обстановки и времени года". В конечном счете автор записки приходил к выводу: поход против Советского Союза возможен осенью 1940 г., до вторжения в Англию{473}.
      Эти соображения военно-морского командования - серьезный аргумент против тех военных писателей на Западе, которые нередко высказывают мысль о якобы абсолютно негативном отношении военно-морского командования, в частности Редера, к войне против СССР.
      Генеральный штаб сухопутных сил не мог принять столь поспешных суждений. Он готовил гораздо более "основательную" проработку вопроса. Гальдер решил прежде всего продумать независимо один от другого несколько вариантов плана. Потом, сравнив и детально изучив их, создать что-то наиболее приемлемое. Были даны соответствующие задания, и штабные специалисты "блицкрига" сели за работу. Вскоре в ОКХ появился первый вариант плана: удар против Советского Союза намечался в центре фронта, на московском направлении, группой армий в составе 16 танковых и моторизованных и 34 пехотных дивизий при развертывании двух более слабых групп армий на флангах, против Украины и Прибалтики.
      Другой вариант, подготовленный начальником штаба 18-й армии, "специалистом по России", генералом Марксом, имел большое значение для дальнейших расчетов по "восточному походу". В основу своих рассуждений генерал положил опыт войны с Польшей, даже не задумываясь, насколько разительно отличается от нее новый противник. Исходя из опыта германо-польской войны, оценки местности и начертания дорожной сети в Советском Союзе, он предложил создать две ударные группы, нацеленные на Киев и Москву{474}. Составитель плана считал, что, вероятно, советское командование выставит главные силы Красной Армии на московском направлении, "чтобы защитить столицу и дать здесь сражение". Поэтому под Москвой "имеется больше всего возможностей нанести решающий удар советским подвижным войскам"{475}. Представленный 5 августа Марксом "Оперативный проект "Ост"" так формулировал "цель похода": "Разбить русские вооруженные силы и сделать Россию неспособной в ближайшее время выступать в качестве противника Германии. Для обеспечения рейха от ударов советской авиации Россия должна быть оккупирована до линии: нижнее течение Дона Средняя Волга - Северная Двина"{476}.
      Русские не смогут, как в 1812 г., оттягивать решение, продолжал Маркс. "Современные вооруженные силы в 100 дивизий не имеют возможности оставить на произвол судьбы источники своей мощи. Необходимо исходить из того, - писал он, - что русская армия вступит в сражение на оборонительной позиции для защиты Белоруссии и Восточной Украины"{477}. Маркс приходил к безапелляционному утверждению: после первого же удара "русские не смогут больше сосредоточить для единых контрмер свои разделенные на растянутой линии силы и вскоре падут жертвой в поединках с превосходством немецких войск и руководства"{478}.
      В результате делался вывод: с лета 1940 г. и до весны 1941 г. численность Красной Армии в западных районах Советского Союза принципиально не изменится. "Ведя бои разрозненными группировками, - вновь подчеркивал автор, - русские будут вскоре вынуждены сложить оружие".
      Определяя вероятную продолжительность войны, Маркс считал, что победа над Советским Союзом будет достигнута за девять недель, а в самом неблагоприятном случае - за 17{479} (Гитлер на основании доклада ОКВ говорил о пяти месяцах). Типпельскирх считал, что СССР может поставить под ружье резервы в 12 млн. человек. Военный атташе в Москве Кестринг сообщал о 8 - 10 млн.{480} Маркс полагал, что Советский Союз не сумеет и не успеет мобилизовать их за время "блицкрига".
      Никому не приходило и в голову усомниться в решающем воздействии на Красную Армию и на исход войны первого же удара. Различие стратегических проектов сводилось к направлениям главной атаки.
      Разработанный в ОКВ подполковником Лоссбергом еще один вариант плана предусматривал, в отличие от проекта Маркса, создание не двух, а трех ударных групп и тесное взаимодействие с финнами при наступлении на Ленинград, захвату которого придавалось большое значение. Мысли Лоссберга повлияли затем на решение Гитлера после выхода армии в район Смоленска передать часть сил из центра на север для захвата Ленинграда{481}.
      Генерал Зоденштерн, начальник штаба группы армий "Юг", автор четвертого проекта, предлагал осуществить гигантский двойной охват советских войск северной группой армий (21 танковая и моторизованная, 46 пехотных дивизий) через Смоленск, Даугавпилс и южной группой (9 танковых и моторизованных, 37 пехотных дивизий) через Киев в общем направлении на Москву при сковывающих действиях третьей группой в центре. Разбив в ходе первого наступления части Красной Армии под Минском, Вильнюсом и Киевом, обе фланговые группировки сосредоточат усилия в центре и нанесут удар на советскую столицу.
      Все предварительные варианты стратегического плана поступили к генералу Паулюсу, назначенному 3 сентября 1-м обер-квартирмейстером генерального штаба сухопутных сил и одновременно заместителем начальника генерального штаба. Ему предстояло обобщить разные точки зрения и завершить работу.
      Здесь уместно сказать о генерале Паулюсе.
      Фридрих Паулюс - одна из наиболее выразительных фигур германского фашистского генерального штаба. Судьба этого человека, если рассматривать ее через призму исторических судеб германского милитаризма, характерна. Преданный нацистскому рейху, аристократ, консерватор во всех своих общественных взглядах, он завоевал полное доверие Гитлера, достиг высших рангов и почестей в фашистском рейхе, ибо верно ему служил, и стал фельдмаршалом за полчаса до капитуляции в Сталинграде. Он понял затем преступность системы, которой отдал силы и знания, и смог найти в себе силы, чтобы, правда слишком поздно, возвысить против нее голос. В 1940 г. Паулюс "шел вверх". Обласканный политической и военной верхушкой рейха, он быстро продвигался по службе. В "западном походе" он - начальник штаба 6-й армии. Затем Паулюс получил назначение в генеральный штаб.
      Как 1-й обер-квартирмейстер, Паулюс был третьим человеком в верховном командовании сухопутных сил, после главнокомандующего и начальника генерального штаба. Все трое, каждый в своем роде, считались представителями "хорошо подготовленного офицерского корпуса генерального штаба старой школы". Гальдер очень скоро увидел в Паулюсе доверенного сотрудника и всячески поддерживал его.
      Новый 1-й обер-квартирмейстер тотчас после вступления в должность был поставлен перед задачей представить в окончательном виде план войны против Советского Союза.
      Документы Паулюса, опубликованные в Западной Германии его сыном, позволяют установить некоторые детали планирования "восточного похода". Мы не можем не остановиться на них, хотя они и носят несколько специальный характер.
      Свои мысли Паулюс изложил 17 сентября Гальдеру, после чего приступил к обобщению имевшихся вариантов и 29 октября представил в ОКХ записку под названием "Основы русской операции"{482}. Она была использована оперативным отделом для разработки "Директивы по развертыванию "Ост"". Затем штаб сухопутных сил сосредоточил внимание на уточнении вопросов распределения сил и постановке оперативных задач. С этой целью под руководством Паулюса были проведены три штабные игры: 29 ноября, 3 и 7 декабря{483}. В них участвовали помимо генерального штаба сухопутных сил офицеры, которым предстояло участвовать в "восточном походе" на высоких штабных должностях.
      В ходе игр стал очевидным определенный недостаток сил, особенно резервов. Тем не менее генеральный штаб игнорировал это обстоятельство, надеясь компенсировать слабость резервов внезапностью вторжения. "Восточный поход" предстояло выиграть единственным эшелоном войск.
      Учения показали, что при успешном развитии операций на театре военных действий, "который расширяется к востоку наподобие воронки", немецкие силы "окажутся недостаточными, если не удастся нанести решающее поражение русским до линии Киев - Минск - Чудское озеро"{484}. При всех обстоятельствах полную победу над Красной Армией следовало одержать западнее Днепра.
      Иными словами, намерение разбить главные силы Красной Армии обязательно в западных районах Советского Союза определялось также боязнью его обширных пространств. "По ту сторону линии Днепр - Двина пространство угрожает поглотить каждую операцию, проводимую на широком фронте"{485}. Предстояло одержать решающую победу до этой линии, а затем быстро захватить исходную базу, или, как ее стали называть, "сухопутный мост" - район Смоленска, для наступления на Москву, "чтобы занять ее еще до осенней распутицы"{486}.
      Главный удар в штабе сухопутных сил предполагали нанести севернее Припятской области ввиду благоприятных дорожных условий и возможности прямого наступления в центральные районы страны и в Прибалтику. Второй удар последует из Румынии или Южной Польши. Во время совещания Гальдера с командующим резервной армией и начальником вооружений 28 января 1941 г. выяснилось, что резерв личного состава для армии имеет 400 тыс. человек и может покрыть потери похода только до осени 1941 г. Это казалось вполне достаточным, так как именно тогда поход и закончится.
      Ведущая роль крупных танковых соединений в операциях на Востоке не вызывала ни у кого сомнений. Но, как и в прошлые годы, единые взгляды на методы управления танковыми группами отсутствовали. Паулюс пишет: "Вопрос был тогда спорным. ОКВ и компетентные командующие танковых войск, односторонне используя опыт второй фазы похода во Францию, подчеркивали необходимость самостоятельности танковых соединений, их использования для самостоятельных операций на большую глубину и отклоняли их подчинение другим армиям. Генеральный штаб сухопутных сил возражал против любых крайностей в решении этого вопроса и считал необходимым "регулировать его от случая к случаю, каждый раз в зависимости от обстановки"{487}.
      Документы Паулюса, особенно те из них, которые посвящены последней штабной игре, происходившей в декабре 1940 г., дают и другие важные сведения о главных оперативных расчетах генерального штаба. Из них мы узнаем о так называемой первой цели наступления: "Первая цель - Украина, включая Донбасс, Москва, Ленинград. Главное направление - Москва. Конечная цель - Волга, Архангельск... Следует ожидать, что русские, даже если они захотят использовать свои обширные пространства и первоначально отступят, позднее вынуждены будут остановиться для борьбы за эти районы"{488}.
      Задачи сухопутных сил определялись следующим образом: при поддержке авиации любой ценой уничтожить лучшие кадры русской армии, чтобы тем самым "сорвать планомерное и полноценное использование главных русских сил". Успех "очень быстро развить, прежде чем русские смогут развернуть свои оборонительные силы". После прорыва необходимо "всеми средствами разбить русские силы по частям", до того как советскому командованию удастся создать новый фронт.
      Если подобное решение не приведет к окончанию войны, продолжал Паулюс, то все же следует предполагать, что тогда Россия ни с точки зрения личного состава, ни материальных средств не будет в состоянии продержаться длительное время, не говоря уже о том, чтобы осуществить поворот событий{489}.
      От армии требовалось сосредоточение возможно более крупной, глубоко эшелонированной группировки в направлении Москвы (группа армий "Центр"), причем группы армий "Юг" и "Север" займут Украину и Ленинград и обеспечат фланги группы армий "Центр". В то время как взаимодействие между группами "Центр" и "Север" станет непосредственным и тесным, группа армий "Юг" на первом этапе наступления, до Днепра, окажется несколько изолированной от них Припятской областью.
      Первая стратегическая цель наступления (линия Днепр - район между верхним течением Днепра и Двиной - Чудское озеро) определялась задачами разгрома "главных сил Красной Армии", военно-географическими соображениями, необходимостью дать передышку войскам и подготовить новую базу для предстоящей вслед за этим решающей борьбы{490}.
      Генеральный штаб сухопутных сил сделал весьма примечательный расчет темпа движения вермахта к победе: на восьмые сутки войны (по терминологии германского генштаба "икс плюс 8") Восточная армия достигнет районов между Днестром и Бугом, Могилева-Подольского, Львова, Барановичей, Каунаса.
      На двадцатые сутки войны ("икс плюс 20") "немецкой армии удастся после тяжелых пограничных сражений в Западной Украине, в Белоруссии и в балтийских государствах захватить территорию и достигнуть рубежа: Днепр до района южнее Киева, Мозырь, Рогачев, Орша, Витебск, Великие Луки, южнее Пскова, южнее Пярну и тем самым выйти на линию, которая может стать исходным рубежом для наступления в направлении Москвы"{491}. Здесь перед последним наступлением требовалась пауза в три недели, чтобы сосредоточить и перегруппировать соединения, дать передышку танковым и моторизованным войскам и прежде всего подготовить новую базу снабжения. Предполагалось, что Красная Армия в пограничных сражениях, особенно в Белоруссии и на Северной Украине, "вследствие своего упорного сопротивления" за восемь дней понесет потери в личном составе и технике до 50%.
      Продолжая оценивать положение на двадцатый день войны, генеральный штаб сухопутных сил после ряда дискуссий пришел к выводу, что паузу следует по возможности сократить и продолжить наступление "прежде, чем красные смогут подвести новые силы", ибо "каждый день пойдет на пользу русским оборонительным мероприятиям". Согласились на том, что готовность войск для последнего удара должна быть установлена самое позднее на сороковой день войны. Генеральный штаб заблаговременно разработал и общий план наступления на Москву, которое начнется на сороковой день: "Группа армий "Центр" прорвет русские позиции между районом восточнее Гомеля и северо-западнее Смоленска. Танковые армии вести на внешних флангах прорыва таким образом, чтобы можно было окружить и уничтожить возможно большие силы противника в районе западнее Брянска, Вязьмы, прикрываясь против Москвы по обе стороны Калуги"{492}. Часть сил "будет направлена через Демидов, Торопец в направлении Ржева для охраны северного фланга и одновременно, чтобы поддержать связь с южным флангом группы армий "Север"".
      Командование сухопутных сил считало, что в сражении под Москвой будут разбиты последние резервы Красной Армии, которые советское командование выставит для обороны столицы, и война закончится до наступления осени.
      III
      Уже вечерело, когда машина, в которой находились Браухич и Гальдер, проехав дождливыми берлинскими улицами, остановилась у рейхсканцелярии. Как всегда, пройдя длинными коридорами, они оказались в приемной. Ровно в 15.00 дверь под барельефом "АГ" распахнулась и появившийся шеф-адъютант Шмундт произнес привычную фразу: "Фюрер просит". Оба прошли в громадную пустоту и полумрак "рабочего кабинета".
      Ровно 3 года и 1 месяц назад в этих же стенах принималось решение начать войну за мировое господство, столь счастливо проводимое теперь в жизнь. Полтора года назад, в мае 1939 г., фюрер излагал здесь свои стратегические планы. Как много вдохновляющего связано у генералов с этим местом! Здесь фюрер давал указания о новых походах, вручал награды, отсюда они уходили в полной уверенности, что сделан еще один шаг к величию третьего рейха и их самих.
      Сегодня, 5 декабря 1940 г., предстояло обсудить особенно важное решение. В портфелях Браухича и Гальдера находилась, они не сомневались в этом, судьба России на много лет вперед.
      Жестом руки фюрер пригласил обоих к широкому из мрамора столу, на котором аккуратно лежали карты.
      Гальдер сделал доклад о подготовленном генеральным штабом плане "Отто" плане нападения на Советский Союз.
      Весь восточный театр разделяется Припятскими болотами на северную и южную части, заявил он. Наиболее хорошая сеть дорог находится в северной части, на направлении Варшава - Москва. Поэтому северная часть более благоприятна для крупных маневренных действий.
      Далее начальник штаба перешел к подробной характеристике расположения советских войск, каким оно ему представлялось.
      - Немецкие оперативные замыслы должны заключаться в том, - резюмировал Гальдер, - чтобы выброской вперед сильных танковых клиньев воспрепятствовать созданию Красной Армией сплошного фронта к западу от Днепра и Двины.
      Оптимизмом и твердой уверенностью дышала каждая фраза начальника генерального штаба, когда он излагал фюреру, каким образом, по мнению "штабной науки", вермахт победит Советский Союз.
      Выслушав Гальдера, Гитлер, как всегда в подобных случаях, произнес длинную речь, в которой развернул свой анализ обстановки и дал указания, как нужно вести войну на Востоке.
      Он начал издалека, чтобы анализ получился, как в таких случаях говорили его клевреты, "всеохватывающим".
      Сначала речь пошла о балканских делах. На Балканах всякое ослабление стран оси может повлечь за собой усиление России. Югославия до сих пор не дала ответа на требование примкнуть к тройственному пакту. Следует выждать и потом оказать давление на Югославию. Наши угрозы Греции, продолжал фюрер, оказались действенными: греки не хотят втягиваться в конфликт с Германией из-за англичан. Можно рассчитывать, что в результате англичане будут задержаны на два-три месяца и не смогут ничего предпринять против румынских нефтяных районов.
      Затем фюрер сделал несколько общих замечаний относительно борьбы с Англией. Она не падет вследствие воздействия какого-либо одного средства. Разгрома Англии можно достигнуть лишь в результате многочисленных ударов авиации, подводного флота, в результате блокады ее внешних коммуникаций. Решающим фактором было бы падение Гибралтара - символа величия Британии. Кроме того, Гибралтар следует захватить, чтобы поправить дела итальянцев, поражение которых имеет большое психологическое значение. Из Гибралтара нужно вторгнуться в Марокко для давления на правительство Виши в вопросе его сближения с Италией.