Но справедливо и другое; составленное априори мнение о "слабости Советского Союза" наложило печать предвзятости на выводы разведчиков нацистского рейха.
      Сразу же после прихода нацистов к власти, еще до общей реорганизации вооруженных сил, военное руководство приступило к созданию широкого, разветвленного разведывательного аппарата против Советского Союза. Он охватывал самые различные инстанции и организации от ведомства Канариса и атташе при посольстве в Москве до "гражданских разведывательных органов", подобно "Восточному исследовательскому институту" при университете Кенигсберга и разведывательных отделов крупнейших монополий и банков. "Отдел иностранных армий Востока" генерального штаба сухопутных сил концентрировал идущие из всех источников материалы и периодически составлял "обзоры", в которых особое внимание обращалось на политическое положение в Советском Союзе, развитие экономики, вооружение, на численный состав Красной Армии, моральное состояние войск, качество командного состава, характер боевой подготовки и т. д.
      Разведку против СССР гитлеровская Германия старалась вести всегда и повсюду. Однако ее интенсивность резко возросла с осени 1939 г., и особенно после победы над Францией. Общие задачи военной разведки заключались в том, чтобы уточнить имеющиеся данные о Красной Армии, экономике, мобилизационных возможностях, политическом положении Советского Союза, о настроениях населения и добыть новые сведения; изучить театры военных действий, подготовить разведывательно-диверсионные мероприятия для первых операций, обеспечить скрытную подготовку вторжения, одновременно дезинформируя об истинных намерениях третьего рейха.
      Ведомство Канариса (абвер) включило все рычаги.
      Непосредственным центром сбора и предварительной обработки всех разведывательных данных, касающихся Советского Союза, являлся так называемый отдел "Абвер 1", возглавляемый полковником Пиккенброком. Сюда поступали данные разведки, ведущейся управлением имперской безопасности, СС, министерством иностранных дел, аппаратом фашистской партии и из других источников, а также от войсковой, морской, авиационной разведок. После предварительной обработки "Абвер 1" представлял все данные военного характера в главные штабы видов вооруженных сил, но прежде всего - опять-таки в отдел иностранных армий Востока генерального штаба сухопутных сил. Здесь осуществлялись окончательная обработка и обобщение сведений и составлялись новые заявки на разведку. Кроме того, функционировали отделы: "Абвер 2" (полковник Лахузен), занимавшийся диверсиями и саботажем, и "Абвер 3" (полковник Бентивеньи) - отдел контрразведки. Их усилиями были созданы крупные периферийные центры разведки "Абверштелле": "Кенигсберг", "Краков", "Бреслау", "Варшава", "Вена", "Данциг", "Познань", - получившие задание максимально активизировать деятельность против СССР прежде всего путем засылки агентуры. Аналогичный приказ получили все разведывательные органы групп армий и армий{430}.
      Гитлеровская разведка использовала немецкую агентуру, засылаемую на территорию СССР, документы бывшей польской, эстонской, литовской и латвийской разводок, сведения дипломатической службы, воздушную разведку и т. д. При засылке агентов через границу руководители абвера сразу же столкнулись с большими трудностями. Обнаружилось, что советская граница прекрасно укреплена. "Советские посты на границе, - пишет Рейле, - отклоняли любые контакты с немецкими солдатами... Позади было эвакуировано во всех местах население из пограничных деревень"{431}. Хорошо организованная советская пограничная служба не оставляла сомнений в сложности предстоящей работы германской разведки. Кроме того, требовалась массовая агентура. На кого же делалась ставка? Гитлеровская разведка сначала стала привлекать белоэмигрантское отребье, осевшее в Берлине после Октябрьской революции. Однако устаревшие данные этой сомнительной агентуры представляли собой главным образом "дезинформирующий материал, фальшивые сведения, что способствовало только внесению путаницы"{432}.
      Более серьезными помощниками абвер считал украинских буржуазных националистов{433}. Канарис перед войной установил связь с их "вождем" Коновальцем, а затем с Мельником, занимавшим официальную должность управляющего имениями митрополита Шептицкого во Львове и принявшим после смерти Коновальца функции "вождя". Как только фашистские войска вступили в Польшу, вновь созданный разведывательный центр в Кракове наладил контакт еще с одним лидером украинских националистов - Степаном Бандерой. При помощи этих предателей украинского народа гитлеровская разведка стала усиленно собирать их немногочисленных последователей.
      Кроме бывших белогвардейцев и украинских буржуазных националистов отдел контрразведки привлекал к агентурной работе против Советского Союза самые различные эмигрантские группы, в частности из прибалтийских республик, которые стекались из всей Европы под крылышко гитлеровского рейха. Абверу помогала японская разведка, принявшая на себя, особенно после заключения советско-германского договора о ненападении, часть финансирования организации Мельника и непосредственные контакты с ней. На вилле японского посольства под Берлином секретно печаталась антисоветская пропагандистская литература.
      Но костяк фашистской разведки составляли, конечно, профессионалы абвера, под руководством которых велась вся подготовка агентуры, поставленная с размахом, проводимая в специально созданных 60 школах - "учебных центрах". Один из них находился в малоизвестном отдаленном городке Химзее, другой - в Тегеле, под Берлином, третий - в Квинцзее, близ Бранденбурга. Будущие диверсанты усиленно обучались здесь различным тонкостям своего ремесла.
      В лаборатории Тегель учили главным образом подрывному делу и способам поджогов на "восточных территориях". В качестве инструкторов трудились не только маститые разведчики, но и специалисты-химики. На полках стояли термосы, консервные банки, канистры для масла, чемоданы - все с двойным дном для переноски взрывчатых веществ. Подготовка шпионов находилась под неусыпным контролем самых высоких государственных органов. В ноябре 1939 г. лабораторию посетил Гиммлер. Оказалось, рейхсфюрер СС захотел внести некоторые "усовершенствования": предложил изготовлять отравленное вино и мины для уничтожения самолетов.
      В идиллической местности Квинцзее располагался хорошо скрытый среди лесов и озер учебный центр Квенцгут, где с большой основательностью готовили террористов-диверсантов "широкого профиля" для войны против СССР. Здесь стояли макеты мостов, пролегали участки железнодорожного полотна, а несколько поодаль на собственном аэродроме - учебные самолеты. Обучение максимально приближалось к "реальным" условиям. "Учебное поле в Квинцзее отвечало требованиям новейшей секретной службы, обучения агентов технике и тактике саботажа"{434}. Перед нападением на Советский Союз Канарис ввел порядок: через обучение в лагере Квенцгут должен пройти каждый офицер разведки, чтобы довести свое мастерство до совершенства.
      О том, насколько большое значение германский генеральный штаб придавал разведке против Советского Союза, принявшей столь широкие масштабы, свидетельствует факт создания в мае 1941 г. особого штаба руководства разведывательной и диверсионной работой против СССР. "Штаб Валли" во главе с опытным диверсантом и разведчиком Шмальшлегером расположился близ Варшавы и стал центром всей антисоветской шпионской деятельности.
      Фашистское командование старалось заслать на территорию СССР большое число диверсионно-разведывательных групп и одиночных диверсантов, получавших задания с началом военных действий разрушать линии связи, взрывать мосты и железнодорожное полотно на основных коммуникациях советских войск, уничтожать военные и промышленные объекты, захватывать в тылу Красной Армии мосты, переправы, дефиле и удерживать их до подхода передовых частей вермахта. Росла интенсивность воздушной разведки: с октября 1939 г. до 22 июня 1941 г. немецкие самолеты более 600 раз вторгались в советское воздушное пространство. Самолеты гражданской авиации, летавшие по трассе Берлин - Москва на основании соглашений между Аэрофлотом и Люфтганзой, часто "сбивались с курса" и оказывались над военными объектами Советского Союза.
      Вдоль границы абвер развернул широкую сеть технических средств разведки.
      В капитальном и с научной точки зрения весьма важном труде "Пограничные войска СССР. 1939 - июнь 1941" собраны ценные материалы, в частности характеризующие нарастание активности фашистской разведки на западных рубежах Советского Союза и те активные контрмеры, которые предпринимало командование пограничных войск. "В этих условиях западная граница для советских пограничников была постоянно действующим фронтом"{435}, - пишут авторы в предисловии к труду, приводя затем многочисленные документы об активности гитлеровской разведки и мужестве советских пограничников в охране границ.
      Чем активнее велась подготовка нападения на СССР, тем энергичнее Канарис старался включить в разведывательную деятельность союзников. Он дал указание центрам абвера в странах Юго-Восточной Европы усилить работу против СССР.
      С разведкой хортистской Венгрии абвер издавна поддерживал довольно тесные контакты. "Результаты работы глубоко выдвинутой на Балканы венгерской разведывательной службы, - пишет Леверкюн, - составляли очень ценное дополнение разведывательной службе абвера"{436}. В Будапеште постоянно находился офицер связи гитлеровской разведки, который осуществлял обмен данными.
      Столь же тесными были контакты с румынской сигуранцей. С согласия шефа румынской разведки Моруцова и при помощи нефтяных фирм, находившихся в зависимости от немецкого капитала, на территорию Румынии, главным образом в нефтяные районы, прибыла немецкая агентура. Разведчики маскировались под "горных мастеров", а солдаты диверсионного полка "Бранденбург" - под "охранников". Абвер обосновался в нефтяном сердце Румынии и отсюда, совместно с сигуранцей, стал раскидывать свои сети дальше на восток.
      В январе 1940 г. Канарис начал создавать активный центр в Софии. Болгарию гитлеровцы также хотели превратить в один из опорных пунктов нацистской разведывательной сети. Эмиссары Канариса активно действовали и в Финляндии. Они вербовали буржуазных националистов, бежавших из прибалтийских государств. Для превращения их в разведчиков с согласия финского правительства на полуострове Секо в 40 км западнее Хельсинки абвер создал шпионский учебный центр.
      Сотрудничество с японской разведкой имело старые и глубокие корни. Перед второй мировой войной Канарис заключил соглашение с Осима, будущим главой японских разведчиков, а тогда военным атташе в Берлине и фактическим начальником японской разведывательной службы в Европе. Японцы имели развитую сеть политической и военной разведки, простиравшуюся от Лиссабона до Анкары, с секретным центром в германской столице. Здесь японская миссия была заполнена многочисленными офицерами агентурной службы, прилежно изучавшими нацистские методы и разведывательные данные. По определению Леверкюна, в сотрудничестве двух разведок против СССР "немцы были дающей, а японцы берущей стороной"{437}.
      Подготовка фронтовой разведки для "восточного похода" проводилась в Вене. Весной 1941 г. здесь были сосредоточены разведчики, имевшие опыт действий на западе, севере и юго-востоке Европы. Из них в течение нескольких недель формировались по приказу ОКВ новые фронтовые разведывательные отряды, которые в начале июня отдел иностранных армий абвера прикомандировал к трем группам армий, наступающим на Советский Союз. 21 июня штабы армий направили эти отряды в танковые дивизии, с которыми они начали поход{438}.
      Но сумела ли эта широко раскинутая опытнейшая фашистская разведывательная сеть выполнить возложенные на нее задачи?
      III
      В германских военных кругах с середины 30-х годов имелись две оценки военных возможностей Советского Союза. Большинство высших офицеров, непосредственно примыкавших к фашистскому политическому руководству, поддалось влиянию его "авторитета" и прежде всего безапелляционным суждениям Гитлера. Эти офицеры, вслед за фюрером, склонялись к преуменьшению советской военной мощи. Маннергейм в мемуарах пишет, что для Гитлера, как следует из его заявления, сделанного в 1942 г., вооружение русских оказалось "величайшей неожиданностью"{439}. Когда генерал Гудериан перед войной сообщил однажды о наличии в Советском Союзе большого числа танков, его осмеяли и назвали паникером{440}.
      Другая группа офицеров, чей авторитет в политических кругах рейха был весьма незначительным, но которая по разным причинам знала возможности Советского Союза лучше первой, предостерегала высшее руководство от недооценки будущего противника и от поспешных ни подов. Посол в Москве Шуленбург, военный атташе Кестринг, некоторые сотрудники посольства, генерал Гаммерштейн считали войну в России трудным и опасным предприятием. Но они тоже активно работали на эту войну. Борьба между пониманием глубокой ошибочности действий фашистского режима и боязнью утратить привилегии почти всегда заканчивалась в пользу второго. Немногочисленные трезвые голоса тонули в хоре бравурного оптимизма фашистских лидеров, считавших, что непрерывные победы не только подняли их на гребень волны истории, но и позволили диктовать ее ход.
      Все оценки деятельности фашистской разведки против Советского Союза, даваемые как участниками тех событий, так и различными авторами, будь то во время войны или много позже, сходятся в одном: ее результаты оказались в общем и целом неудовлетворительными.
      Гитлеровский абвер в предвоенные годы не смог создать разведывательную сеть внутри СССР. По заключению западногерманского исследователя О. Рейле, абвер накануне войны "оказался не в состоянии покрыть Советский Союз хорошо действующей разведывательной сетью из удачно расположенных секретных опорных пунктов в других странах - в Турции, Афганистане, Японии или Финляндии"{441}. Империалистическая разведка не сумела найти нужную для себя социальную базу в Советском государстве. П. Леверкюн пишет: "Как трудно было вести разведку в России, можно видеть при просмотре материалов польской разведки, попавших в руки немцев в период польского похода. Хотя у Польши имелось значительно большее пограничное соприкосновение с Советским Союзом, сведения, которыми она располагала, были ненамного обширнее, чем те, которые имелись у немцев"{442}.
      Оказалось, что методы разведки, давшие крупный стратегический эффект против капиталистических государств, малопригодны против социалистического государства. Начальник отдела иностранных армий Востока Кинцель 4 июля 1940 г. докладывал Гальдеру о состоянии Красной Армии: по заключению Хилльгрубера, информация о ее силах и группировке "была чрезвычайно скудной"{443}. Карелль пишет: "Как обстояло с немецким шпионажем против России? Что знало немецкое руководство от секретной службы? Ответ в двух словах: очень мало!.. Она ничего не знала о военных тайнах русских... Мы насчитывали перед началом войны в Красной Армии 200 дивизий. Через 6 недель после начала войны мы вынуждены были установить, что их было 360"{444}. Военный атташе в Москве Кестринг незадолго до начала вторжения в СССР в кругу видных фашистских генералов говорил: "Какова сила Красной Армии, я не знаю, но предупреждаю, не недооценивайте ее"{445}. Кейтель 17 июня 1945 г. на допросе сказал: "До войны мы имели очень скудные сведения о Советском Союзе и Красной Армии, получаемые от нашего военного атташе. В ходе войны данные нашей агентуры касались только тактической зоны. Мы ни разу не получили данных, которые оказали бы серьезное воздействие на развитие военных операций..."{446}
      Гёрлиц в этой связи пишет: "Германская разведка неправильно оценивала силы Советского Союза... Полное неведение отмечалось со стороны Германии и в вопросе о производственной мощности русской индустрии..."
      Бывший сотрудник оперативного отдела генштаба сухопутных сил Фейерабенд признал после войны: "Германская разведка почти не заметила происходившее в это время перевооружение Красной Армии. Я считал еще кавалерийскими бригадами такие соединения, которые в действительности были оснащены танками"{447}. Абвер не сумел компетентно определить размеры военно-промышленного потенциала Советского Союза, в огромной степени недооценив значение новых промышленных центров, созданных в Сибири и на Урале.
      Вместе с тем немецко-фашистская разведка оказалась не в состоянии учесть такие первостепенной важности моменты, как значение руководящей роли Коммунистической партии, морально-политическое единство советского народа, дружба народов СССР. Да, гитлеровские офицеры и генералы "знакомились с Россией" по справочникам, произведениям Достоевского, изучали записки посла Наполеона в Петербурге Коленкура и описания похода самого Наполеона в 1812 г. Но, само собой разумеется, это им ни в малейшей степени не помогло понять существо великих преобразований, принесенных Октябрьской революцией стране, которую они хотели завоевать.
      В основе первого варианта плана войны против СССР, составленного в начале августа 1940 г., лежала следующая оценка Красной Армии (по данным на конец июня 1940 г.): "Россия имеет всего 151 пехотную дивизию, 32 кавалерийские дивизии, 38 мотомехбригад. До весны это число не может существенно увеличиться"{448}. Из общих сил Красной Армии, против Германии, по мнению гитлеровских специалистов, следовало ожидать развертывания 96 пехотных, 23 кавалерийских дивизий, 28 мотомехбригад{449}.
      Как же будет действовать Красная Армия, когда вермахт вторгнется в Советский Союз? Предполагалось, что ее главные силы сосредоточатся на флангах, в Прибалтике и на Украине, причем основная группировки окажется на севере. Красная Армия умышленно отступит от Двины и Днепра, но одновременно вторгнется в Румынию для захвата нефтяных районов или нанесет по ним авиационные удары{450}. Так гитлеровская разведка оценивала намерения Красной Армии летом 1940 г.
      На штабных играх в ОКХ, которыми руководил Паулюс (ноябрь - декабрь 1940 г.), использовались несколько иные оценки Красной Армии, которые затем легли в основу плана "Барбаросса". О них мы узнаем из личных бумаг Паулюса, опубликованных в ФРГ{451}.
      По заключению Паулюса, "силы России представляли собой большую неизвестную величину"{452}.
      В его бумагах имеется подробный расчет соотношения сил, принятый как для игры, так и для стратегического планирования. Согласно этому расчету, против Германии Красная Армия будет иметь 125 стрелковых дивизий, 50 танковых и мотомехбригад. "Особое превосходство немцев в вооружении" считалось бесспорным по артиллерии, включая средства артиллерийского наблюдения, по танкам, средствам связи. Особенно подчеркивалось, что вермахт будет иметь "решающее превосходство в авиации"{453}.
      Паулюс считал, что в Советском Союзе "большие людские резервы из-за недостатка в командных кадрах и материального снабжения не смогут быть полностью использованы". Наличие военной промышленности на Урале хотя и было известно, но ее производственная мощность оставалась загадкой.
      В документах имеется расчет вероятного прибытия резервов Красной Армии в ходе войны: до третьего месяца от начала военных действий ожидалась переброска на фронт советским командованием 30-40 дивизий, частью вновь сформированных, частью переброшенных с других границ; до шестого месяца от начала войны считалось вероятным появление на фронте за счет новых формирований еще 100 дивизий{454}.
      Так как военные действия Паулюс предполагал закончить не через 6, а через 3 месяца после их начала, то в своих расчетах генеральный штаб сухопутных сил исходил из того, что дополнительно подойдут не 140 советских дивизий, а значительно меньше.
      Теперь следует остановиться на содержании документа, чрезвычайно важного для понимания официальной оценки, даваемой германской разведкой военным возможностям Советского Союза. Этот секретный документ под названием "Вооруженные силы военного времени Союза Советских Социалистических Республик (СССР) по состоянию на 1 января 1941 г." был издан главным командованием сухопутных сил 15 января 1941 г. в 2 тыс. экземплярах и разослан во все командные и штабные инстанции вермахта. Документ необходимо рассматривать как официальную оценку гитлеровским командованием советского военного потенциала, положенную в основу германских стратегических расчетов.
      Силы Красной Армии определялись в 150 стрелковых дивизий, 32-36 кавалерийских дивизий, 6 мотомехкорпусов и 36 мотомехбригад{455}. Численность армии мирного времени - в 2 млн. человек. В случае войны, по мнению ОКХ, Советский Союз мог в принципе отмобилизовать 11-12 млн. человек, однако нехватка командных кадров и техники не позволит ему сделать это. Реальной считалась мобилизация 6,2 млн. человек{456}.
      Какое же число дивизий, по немецкой оценке, мог выставить Советский Союз в ходе войны при всеобщей мобилизации?
      "При развитии войны и проведении общей мобилизации, - читаем в документе, - число дивизий может быть значительно увеличено. На основе различных источников, которые по своей надежности примерно одинаково достоверны, можно определить следующее наибольшее число выставляемых дивизий:
      107 пехотных дивизий 1-й волны 77 пехотных дивизий 2-й волны 25 пехотных дивизий 3-й волны 209 пехотных дивизий
      и по меньшей мере 36 мотомехбригад"{457}.
      Итак, запомним эту цифру: Советский Союз в состоянии выставить при всеобщей мобилизации 209 дивизий, иными словами, прибавить к уже существующим 59 дивизий... В действительности только летом 1941 г. Ставка Верховного Главнокомандования Красной Армии направила на фронт более 324 дивизий{458}.
      В документе далее читаем:
      "Число танковых полков войсковых частей неизвестно". Сила артиллерии резерва главного командования - 40 артиллерийских полков. "Неизвестно число тяжелых батарей". В авиации насчитывалось 4 тыс. самолетов (только в европейской части СССР).
      Особый раздел посвящался характеристике советского вооружения. Авторы документа приходили к следующему выводу: "Успехи русской военной промышленности, без сомнения, значительны. В какой мере, однако, качество оружии можно считать хорошим, трудно сказать"{459}.
      Изучая приводимые далее характеристики отдельных видов советского оружия, нельзя не заметить, что нацисты не обладали на этот счет серьезными сведениями. Данные о новом вооружении были почерпнуты ими главным образом из прессы, немногочисленных докладов агентуры, а также из наблюдений парадов на Красной площади, о чем говорили приложенные к тексту документа фотоснимки. Даже в определении калибров советской артиллерии имелись существенные неточности. Так, 82-мм миномет ошибочно назван 84-мм; 50-мм - соответственно 52, а 76-мм пушка - 76,2-мм{460}. Что касается советских танков, то, при хорошей осведомленности о старых моделях, снимки которых во время парадов также были помещены в тексте документа, полностью отсутствовали сведения о новых советских танках Т-34 и KB, появление которых на поле боя в 1941 г. стало, как известно, полной неожиданностью для гитлеровской армии.
      Заключительный раздел обзора посвящался предполагаемым методам ведения Красной Армией операций против германского вермахта. "О советских оперативных намерениях, - приходили к выводу гитлеровские разведчики, - не имеется представления. Маловероятно, что Красная Армия оставит без борьбы вновь приобретенные жизненно необходимые области и отойдет на тыловую линию, чтобы там занять оборону. Для методов советского руководства более характерно стремление развернуться главными силами Красной Армии ...с основной группировкой севернее или южнее Припятской области с тем, чтобы наступлением, по возможности против фланга главной группировки противника, остановить вторжение"{461}.
      Переходя к оценке советского командования, германский генеральный штаб считал, что начатая "широкая перестройка армии" даст положительные результаты. "Все эти мероприятия должны постепенно внести улучшение общего порядка во всех областях в ряды Красной Армии. Однако в России этот успех новых методов будет виден не по прошествии нескольких лет, а может быть через несколько десятилетий"{462}. Всесторонне недооценивая советский командный состав, генеральный штаб считал, что военачальники всех степеней "в течение довольно длительного времени не будут способны руководить маневренными действиями современных крупных соединений. Едва ли они будут способны проводить крупные наступательные операции"{463}. Что касается войск, то ни у кого не вызывало сомнений, что если они получат хорошее оружие, то "будут сражаться храбро". Но у них "нет достаточного умения в современном искусстве атаки, в частности во взаимодействии родов войск... В обороне, особенно длительной, Красная Армия сможет достигнуть хороших успехов. Способность даже при поражении и под сильным натиском противника стойко держаться особенно свойственна русскому характеру"{464}.
      29 января 1941 г. отдел иностранных армий Востока генерального штаба сухопутных сил представил ОКВ еще один расчет сил Красной Армии. В европейской части СССР ожидалось развертывание 121 стрелковой и 25 кавалерийских дивизий, 31 моторизованной и механизированной бригад. Значительной разницы в оценках по сравнению с августом 1940 г. и декабрем того же года не имелось.
      Внесла ли германская разведка какие-нибудь существенные уточнения в свои оценки в период между январем 1941 г., когда был издан этот важный документ, и началом войны?
      Дальнейшее уточнение возможностей Красной Армии вплоть до лета 1941 г. не носило принципиального характера. В документах начальника штаба группы армий "Б" о предполагаемой численности советских войск от 8 и 18 июня 1941 г., приводимых в сборнике документов, составленном историком ГДР Э. Морицем, определяется следующая численность советских войск непосредственно перед гитлеровским вторжением:
      общая численность Красной Армии - 175 стрелковых, 33,5 кавалерийских, 7 танковых дивизий, 43 мотомехбригады.
      Из этих сил находятся в европейской части СССР: 150 стрелковых, 25,5 кавалерийских, 7 танковых дивизий, 38 мотомехбригад.
      Непосредственно для боевых действий против вторжения из Германии ожидалось встретить около 120 стрелковых, 22,5 кавалерийских, 5 танковых дивизий, 33 мотомехбригад, 4 парашютных бригад{465}. Данные о стратегических резервах оставались неясными, а вооружение считалось устаревшим. Общие оценки Красной Армии оставались весьма невысокими. Немецкую армию считали стоящей во всех отношениях выше. Единственное, что германский генеральный штаб безусловно и твердо признавал за советским военным искусством, - разработку методов массированного использования подвижных войск. В заметках ОКХ от 18 февраля 1941 г. читаем о назначении генерала армии Г. К. Жукова на должность начальника Генерального штаба: "Ом был первым применившим массированно танковые соединения в боях во Внешней Монголии. На озере Хасан он впервые руководил крупным танковым соединением против японцев"{466}.
      Сопоставляя оценки, дававшиеся германской разведкой Красной Армии в 1940-1941 гг., с действительной численностью и мощью Советских Вооруженных Сил, нельзя не прийти к заключению о крупном просчете гитлеровских разведывательных органов, ставшем впоследствии одной из причин поражения вермахта. Так, германская разведка преуменьшала: число имеющихся в Красной Армии стрелковых дивизий в 1,3 раза, самолетов в 2,8 раза; она не имела ясных сведений о количестве танков, которыми располагала Красная Армия.
      Гитлеровские разведчики не только просчитались в определении численности Красной Армии в целом, в количестве войск в европейской части СССР и вблизи германских границ. Они не смогли определить организационной структуры основных соединений советских войск: не знали, что бронетанковые войска состоят не из мотомехбригад, а из механизированных корпусов, не имели представления об их организации, преувеличили количество кавалерийских дивизий.
      Германская разведка смогла дать близкие к достоверным сведения о числе соединений Красной Армии, о дислокации ее войск и штабов, но только на глубину планируемой первой стратегической операции, т. е. до линии рек Западная Двина - Днепр, а не в масштабе всей страны. Гитлеровская разведка оказалась не в состоянии предвидеть характер борьбы, которую будет вести Советский Союз. Она считала, что победа над первым стратегическим эшелоном Красной Армии будет равнозначна победе над Советским Союзом вообще, и думала, что страна полностью прекратит сопротивление, как только немцы дойдут до Москвы. Здесь и будет достигнута окончательная победа.
      Германская разведка допустила принципиальную и решающую недооценку советского военного потенциала в целом. Она просчиталась в определении возможности перестройки советского народного хозяйства на военный лад. Она глубоко ошиблась в оценке сил Красной Армии, военного искусства ее полководцев. Она недооценила мобилизационные возможности Советского Союза, темпы мобилизации Красной Армии, преуменьшила способность советского Верховного Командования быстро развернуть стратегические резервы в первых кампаниях войны и перебросить их из внутренних округов на театр военных действий. Германские разведчики считали, что резерв Верховного Главнокомандования Красной Армии составляют лишь 4 дивизии, в действительности же он был намного большим.
      Гитлеровская разведка не смогла в общем осуществить свои широко задуманные планы. "Для срыва гитлеровских планов тайной войны решающее значение имели те огромные социалистические преобразования, которые были осуществлены в СССР за предвоенные годы, а также мероприятия Коммунистической партии и Советского правительства по укреплению безопасности нашей Родины. Фашистская разведка не нашла в Советском Союзе социальной опоры для своей подрывной деятельности. Все происки гитлеровской агентуры разбивались о прочное политико-моральное единство советского народа, его беззаветную преданность своей Родине и высокую революционную бдительность"{467}.
      С другой стороны, "советские разведчики сумели своевременно добыть многочисленные данные о подготовке германских вооруженных сил к нападению на Советский Союз... - пишет Маршал Советского Союза А. А. Гречко. Небезынтересно отметить: через 11 дней после принятия Гитлером окончательного плана войны против Советского Союза (18 декабря 1940 г.) этот факт и основные данные решения германского командования стали известны нашим разведывательным органам"{468}.