Именно теперь, в 1940 г., когда германский фашизм перекраивал карту Европы, его младшие почитатели старались в той или иной степени следовать заманчивому примеру. Венгрия и Болгария потребовали от румынского правительства вернуть взятые после 1918 г. районы Трансильвании. 19 августа начались румыно-болгарские переговоры в Крайове. Они протекали довольно мирно. Но проходившие одновременно румыно-венгерские переговоры зашли в тупик. Сразу же вмешались Берлин и Рим. Гитлер из Бергхофа призвал оба государства провести "третейский суд" в Вене. 29 августа в Верхнем Бельведере, летней резиденции принца Евгения Савойского, встретились министры иностранных дел: Риббентроп, Чиано, Чако, Маноилеску. Уже на следующий день "Венский арбитраж" окончился. Румыния под нажимом стран оси передавала Венгрии основную часть Трансильвании - область в 43 тыс. кв. км с населением 2,6 млн. человек, где размещался ряд крупных румынских промышленных предприятий. За это Германия и Италия дали "гарантию" новых румынских границ. Мог ли кто-нибудь сомневаться в том, что гарантия была направлена прежде всего против СССР. 2 сентября Советский Союз заявил по этому поводу протест{364}.
      Советский Союз решительно выступал против "Венского арбитража", осуждая его как империалистическую сделку. Навязанный Румынии арбитраж вызвал широкое возмущение в стране, рост протеста против реакционной диктатуры{365}. Прав Н. И. Лебедев, считающий, что "Венским диктатом гитлеровская Германия преследовала цель углубить противоречия между Венгрией и Румынией, привязать их правителей к себе и иметь возможность шантажировать их"{366}.
      Смысл "гарантий" заключался в том, чтобы предложить румынским правителям совместное участие в войне против СССР, что даст им возможность получить "компенсацию" за счет советской территории. "Венский арбитраж" стал первым шагом к созданию германо-румыно-венгерского союза.
      Тем временем Антонеску, ставший под нажимом Берлина и при поддержке фашистской "Железной гвардии" премьер-министром и "вождем", 5 сентября объявил "новый режим" в стране. Он заставил Кароля II отказаться от престола в пользу сына и стал открыто проводить курс на сближение со странами оси. 16 сентября Румыния была объявлена фашистским государством, возглавляемым военной диктатурой.
      "Венский арбитраж" и "гарантия" позволили Берлину сделать дальнейшие шаги. "Услуги" не могли не быть вознаграждены. 2 сентября Гитлер сказал Иодлю, что теперь он потребует от Венгрии разрешения на проход германских войск, права на использование железных дорог и на перелет территории страны с промежуточными посадками, а от Румынии - оккупации нефтяных районов, "чтобы уберечь от вмешательства третьих государств"{367}. Ближайшая цель Германии состояла в том, чтобы послать в страну войска под видом "военной миссии".
      Дальнейшее разыгрывалось как по нотам. 7 сентября Антонеску обратился к германскому военному атташе полковнику Герстенбергу: просил третий рейх прислать военных инструкторов в военную академию и военные школы, технических советников в генеральный штаб, а также направить в страну германское механизированное, авиационное соединения и оружие. Он просил командировать в Бухарест генерала "для переговоров о будущем сотрудничестве между румынскими и германскими вооруженными силами"{368}.
      Раболепствуя перед германским фюрером и желая опереться на германские войска перед лицом нарастающего возмущения различных слоев народа, Антонеску сказал Герстенбергу, что "хочет сотрудничать с Германией целиком и полностью" и собирается "обнажить фронт против Венгрии и Болгарии, чтобы сосредоточить главные усилия обороны на восточной границе"{369}. Теперь в Берлине окончательно убедились: "новая Румыния" станет самым надежным союзником рейха в Юго-Восточной Европе и партнером в войне против СССР. Отныне эмиссары рейхсканцелярии и генерального штаба постоянно находились в Бухаресте, и сведения, поступавшие от них в Берлин, радовали Гитлера, Кейтеля и Браухича одно больше другого.
      Через два дня после беседы Антонеску с Герстенбергом из Румынии вернулся Канарис. Его доклад был не лишен скептицизма. Он лично убедился в состоянии проходящих мероприятий по "охране нефтяных областей" и пришел к выводу, что необходимо срочно послать немецкого генерала в Бухарест для заключения военной конвенции. Он считал, что позиции Антонеску внутри страны "твердые" и что его режим укрепился, однако... "только на такой срок, пока немецкое оружие останется победоносным"{370}. И не удивительно: народные массы Румынии активно выступали против утверждения в стране фашистского режима{371}.
      Шаткие позиции диктатуры предстояло укрепить "авторитетом" немецких танковых дивизий.
      10 сентября объявляется "немедленная готовность" войскам, предназначенным для вступления в Румынию, а двумя днями позже следует аналогичная команда парашютным частям и транспортным соединениям.
      В ночь на 13 сентября немецкий военный атташе в Бухаресте сообщил по радио, что обострились противоречия между Антонеску и националистической "Железной гвардией" и что последняя готовит на 13-е манифестации по всей стране в память расстрелянного два года назад ее вождя Кодреану. В этой обстановке желательно вмешательство немецкой "военной миссии".
      Так как необходимые меры по подготовке еще не были завершены, Гитлер приказал 13 сентября отправиться в Бухарест генералу Типпельскирху. 14-го оттуда пришли сведения, что демонстрация "Железной гвардии" прошла спокойно и Антонеску с ее руководителем Хориа Сима создал новый кабинет, утвержденный в тот же день королевским декретом. Антонеску стал официальным вождем "кондукэторулом нового национального государства" и шефом "легионерного" режима. Он создал кабинет, в котором Хориа Сима сделался вице-президентом.
      Генерал Типпельскирх 14-го вечером выехал в Бухарест и уже на следующий день имел беседу с Антонеску, который ему сообщил: Румыния "просит практического проведения в жизнь немецких гарантий границ" в виде скорейшей помощи в поставках самолетов, зенитной артиллерии, моторизованных и танковых соединений под прикрытием направляемой в Румынию "военной миссии". Эти соединения должны иметь учебный персонал и обучить румынские войска владеть техникой. Антонеску сказал о плане предстоящей реорганизации румынской армии: она будет иметь около 100 тыс. солдат и 5 тыс. офицеров и организуется примерно так же, как немецкая 100-тысячная армия - рейхсвер, но с современным вооружением, особенно танками и ПВО, будет хорошо моторизована, с молодым офицерским составом.
      После доклада Типпельскирха, вернувшегося 18 сентября в Берлин, Гитлер приказал немедленно отправить в Румынию войска. Министерство иностранных дел должно договориться с Венгрией о пропуске их по железным дорогам.
      В качестве "учебных войск" назначалась 13-я моторизованная дивизия, усиленная 4-м танковым полком, батальоном корпусных саперов и подразделениями связи. Она получила приказ к 10 октября находиться в готовности к погрузке севернее Вены. Начальником "миссии" назначался генерал Ганзен, получивший инструкцию Гитлера прежде всего "охранять германские нефтяные интересы в Румынии". Ганзену подчинялась "миссия ВВС" во главе с генералом Шпейделем. Полное сосредоточение войск назначалось на 12-13 ноября{372}. 20 сентября Кейтель подписал секретную директиву для "миссии вермахта в Румынии": румынскую нефтяную область необходимо "охранять от захвата или разрушения третьими странами"; румынские вооруженные силы обучать по строгому плану, согласованному с германскими интересами; в случае войны против СССР "подготовить наступление немецких и румынских сил из Румынии"{373}.
      10 октября начальники армейской и воздушной "миссий" со своими помощниками выехали в Бухарест. 24-го двинулись войска. Их переброска затянулась до середины ноября. Во второй половине октября в Румынию прибыли военно-хозяйственный штаб и особая служебная инстанция связи ОКВ.
      Военная оккупация Румынии началась.
      Как обычно, Советское правительство было информировано о вступлении немецких войск в Румынию лишь в последнюю минуту: Риббентроп 9 октября просил Шуленбурга сообщить о начавшейся оккупации Румынии на следующий день после перехода немецкими войсками границы{374}.
      Фактическая военная оккупация Румынии стала решающим актом создания военного союза "третий рейх - Румыния". Антонеску говорил 28 сентября своим генералам: "Мы должны опираться на ось, в особенности на Берлин действительно решающий фактор на континенте"{375}. Германский генеральный штаб в полной мере использовал новую ситуацию. Уже осенью 1940 г. он готовил вторжение из Румынии через Болгарию в Грецию{376}. В середине ноября Антонеску поехал в Рим и Берлин. Гитлер, Кейтель и Риббентроп, беседуя с румынским фюрером, дали понять, что вскоре предстоит война с Советским Союзом. Участие в ней позволит Румынии приобрести Бессарабию и другие советские территории. Кроме того, Гитлер намекнул на возможность пересмотра в будущем "Венского арбитража"{377}. 23 ноября Антонеску подписал протокол о вступлении Румынии в "Тройственный пакт". Военный союз оформился.
      Во время новой встречи с Гитлером - 14 января 1941 г. - Антонеску в присутствии Кейтеля и Иодля прямо заявил о готовности участвовать в антисоветской войне. Когда вслед за этим Германия помогла Антонеску подавить мятеж легионеров "Железной Гвардии" (январь 1941 г.), румынский диктатор окончательно превратил страну в сателлита Германии, исполнителя воли Берлина в предстоящей войне.
      Вместе с тем Румыния превращалась в аграрно-сырьевой придаток Германии. Немцы захватили все господствующие позиции в румынской экономике и поставили ее под свой контроль. Румыния тратила огромные средства на содержание немецких войск: "военная миссия" обходилась ей в 1/6 всего бюджета{378}.
      Ввод немецких "учебных войск" означал, что стратегическое развертывание вермахта на южном фланге будущего "Восточного фронта" началось. Германский генеральный штаб предусматривал нарастающее усиление войск в Румынии. Гитлер говорил 20 января 1941 г. Муссолини, что туда "должны быть введены очень крупные силы, развертывание которых займет длительное время"{379}.
      III
      В отношении хортистской Венгрии Гитлер и его политические советники придерживались несколько иной линии. Поощряя захватнический курс внешней политики хортистов, они приняли Венгрию в "Тройственный пакт" (20 ноября 1940 г.), решили в ее пользу "Венский арбитраж", использовали венгерские войска при вторжении в Югославию. В 1939 г. Венгрия оккупировала Закарпатскую Украину, создав здесь плацдарм для будущего нападения на Советский Союз. Зная о некоторой оппозиции (группа Телеки) в правительственных кругах Венгрии планам полного подчинения страны диктату Берлина и не желая рисковать военной тайной, гитлеровцы не торопились сообщать Хорти свои планы войны против СССР.
      Гитлер и генеральный штаб не сомневались, что хортисты примут участие в антисоветской войне. Они планомерно и активно готовили будущего союзника{380}. Летом 1940 г. начались поставки Венгрии оружия, транспорта, снаряжения. Кейтель принял в январе 1941 г. венгерскую делегацию во главе с военным министром Барта. Он возил ее на поля сражений во Франции и Бельгии, хвастал победами, давал банкеты, где провозглашались тосты за "воинское товарищество, выковавшееся в первую мировую войну". Барта расточал комплименты Гитлеру, вермахту, его генералам и договорился о расширении военных поставок.
      Венгерский генеральный штаб особенно настойчиво добивался решения правительства о войне против Советского Союза вместе с Германией. В мае 1941 г. начальник генерального штаба X. Верт дважды обращался к правительству с меморандумами по этому вопросу. Он утверждал: будет одержана "молниеносная победа" - и настаивал на "официальном предложении рейху" добровольно вступить в германо-советскую войну, в близости которой у него не имелось сомнений. Одновременно венгерский генеральный штаб вступил в переговоры с германским.
      Еще во время визита в Берлин Барта договорился с Кейтелем: в случае войны против СССР Венгрия выставит 15 дивизий, построит укрепления в Карпатах и предоставит немцам железные дороги. В марте 1941 г. в Будапешт прибыл первый обер-квартирмейстер генерального штаба сухопутных сил Паулюс. Он согласовал вопрос о силах, которыми Венгрия будет участвовать в войне с Югославией и Советским Союзом. В апреле новый германский атташе Туссен, получивший от Гитлера задачу "побудить Венгрию к активному участию в войне против Советской России" и пообещать ей области Восточной Галиции, развернул энергичную деятельность{381}. В результате началось срочное формирование сильной "Карпатской группы" во главе с генералом Сомбатхельи.
      2 июня немецкий генерал Гимер, назначенный представителем при венгерском генштабе, вел переговоры об "охране венгерской территории при осуществлении плана "Барбаросса"". Он выяснил, что венгерская мобилизация продлится 20 дней, просил ее сократить до 12 дней{382}. 16 июня немецкий посланник в Будапеште передал венгерскому правительству заявление, в котором предлагал укрепить восточную границу, ибо рейх намерен предъявить Советскому Союзу "ряд требований", что вызовет реакцию, которую "трудно предвидеть"{383}.
      19 июня в Будапешт прибыл Гальдер. Он обсудил с генералом Вертом вопросы взаимодействия немецкой и венгерской армий, ибо немцы "в ближайшее время, примерно на этой неделе, начнут решение русского вопроса"{384}. Гальдер сообщил, что в начале военных действий венгерская армия должна "стоять наготове за Карпатами" и "связывать как можно больше русских войск", а только позднее "сильным южным флангом наступать через Коломыю - Городенки"{385}. 20 июня "Карпатская группа" закончила сосредоточение у советской границы.
      В Финляндии гитлеровское руководство старалось использовать крайне правые элементы и настроения реванша, чрезвычайно сильные в кругах финской реакции. Нацистская дипломатия взяла курс на поворот финской политики в русло военного сотрудничества с рейхом.
      Беседуя с Редером в рейхсканцелярии 13 августа 1940 г., Гитлер распорядился подготовить "надежную опорную военно-морскую базу в районе Петсамо". Было решено создать здесь новое военно-морское командование. На следующий день фюрер выслушал главнокомандующего войсками в Норвегии Фалькенхорста, сообщив, что он намерен перевести из центральных районов страны в область Нарвик - Киркенес горный корпус. Геринг получил приказ оборудовать в Северной Норвегии воздушную базу{386}.
      Уже летом 1940 г. Германия заключила договор с Финляндией, по которому немецкие войска получили право переезда через финскую территорию на Киркенес. Новая дорога из Нарвика в Киркенес протяженностью в 810 км вступила в строй в начале ноября 1940 г. Финское правительство в конце августа предоставило в распоряжение немецких войск морской транспорт общим тоннажем 50 тыс. т для перевозки войск и передало в пользование шоссе от Кеми через Северную Финляндию. "Соглашение о транзите" было заключено 23 сентября. Германия обязалась поставить Финляндии новое вооружение. По распоряжению Гитлера в начале сентября была создана должность "адмирал Северного побережья". Ее занял адмирал Бем.
      Первым эшелонам войск предстояло высадиться в Финляндии 22 сентября{387}. Риббентроп дал указание в Москву Шуленбургу сообщить об этом договоре Советскому правительству не раньше, чем вечером 21 сентября, в момент, когда немецкие корабли "будут приближаться к финскому побережью"{388}. Когда посол сделал сообщение, то, как он впоследствии доносил, с советской стороны последовали вопросы: на какой срок заключено германо-финское соглашение, о каком числе соединений идет речь и долго ли останутся немецкие войска в Киркенесе. Вопросы остались без ответа.
      "Соглашение о транзите" останется действенным, по официальному заявлению Берлина, "до тех пор, пока будет существовать военная необходимость, исходя из требований войны против Англии". Однако подлинные его цели не вызывали ни малейших сомнений: немецкие войска в Финляндии нацеливались против СССР. 26 сентября в беседе с Шуленбургом нарком иностранных дел выразил недоверие по поводу договора и потребовал ознакомить его с текстом, включая секретные части. Конечно, это требование осталось невыполненным.
      Стараясь использовать Финляндию в качестве военного союзника на северном фланге, Германия одновременно стремилась наложить руку на ее ресурсы. 20 января Гитлер говорил Муссолини о "большом значении финских месторождений никеля для Германии"{389}.
      Согласование оперативных вопросов по линии генеральных штабов начиналось еще в декабре 1940 г., когда начальник финского генерального штаба Гейнрихс приехал в Цоссен на совещание, проводимое Гальдером по поводу плана "Барбаросса". Доклад Гейнрихса перед высшими немецкими офицерами о советско-финской войне был выдержан в духе восхваления финского оружия и критики Красной Армии. Вскоре по заданию ОКВ в Хельсинки вылетел начальник штаба германских войск в Норвегии Бушенгаген. Он обсудил все основные вопросы взаимодействия германской и финской армий и провел совместно с финскими генералами детальную рекогносцировку на местности. Его доклад в ОКВ стал основой разработки оперативных планов наступления{390}. В начале июня Бушенгаген вновь появился в Хельсинки, а несколькими днями раньше Гейнрихс вылетел к Кейтелю. Все последние детали совместного наступления были уточнены и зафиксированы протоколом. За несколько дней до вторжения старый германский генштабист генерал Эрфурт принял должность германского представителя для связи с финским генеральным штабом. 9 июня в Финляндии началась скрытая мобилизация.
      IV
      Оставалась проблема Дальнего Востока и взаимоотношений с японским союзником во время "восточного похода". Здесь немецкому генеральному штабу приходилось труднее, ибо проблемы, стоявшие перед Берлином и Токио, были слишком различны, а дальневосточный партнер отличался особой индивидуальностью в политических и военных вопросах, имея по каждому самостоятельное суждение. В данном случае, конечно, нельзя было поступать, как с Хорти, Антонеску или царем Борисом, где небольшие подачки, прямые угрозы, заманчивые обещания и дешевая лесть, особенно в сиянии ореола военных побед третьего рейха, действовали лучше, чем приемы классической дипломатии. К тому же это был верный союзник, хотя его замыслы прятались в улыбающихся губах и непроницаемом взгляде дипломатов.
      Дальневосточная политика гитлеровской Германии с 1933 по 1939 г. определялась, с одной стороны, стремлением немецких монополий усиленно участвовать в эксплуатации Китая, с другой - наладить союзнические отношения с Японией для нового передела мира путем войны{391}. С 1927 г., а особенно с 1934 г., и до первой половины 1937 г. немецкий монополистический капитал сумел снова укрепить свои экономические, политические и военные позиции в Китае, которые были утрачены и результате первой мировой войны, и создать так называемую систему колониализма без колоний. Импорт из Китая имел особое значение для монополий, работавших на военную промышленность. Благодаря значительным поставкам оружия и боеприпасов, которые прояпонское правительство Ван Цзин-вея получало из Германии, немецкие милитаристы смогли использовать Китай в виде опытного полигона.
      Подготавливая агрессию в Европе, немецкий империализм в своей дальневосточной политике делал вторую ставку на Японию, которая тоже держала курс на новый передел мира и была потенциальным союзником немецкого империализма в будущей мировой войне. Но укрепление позиций гитлеровской Германии в Китае мешало интересам японского империализма. Союз с Японией должен был все больше и больше подрывать позиции немецких монополий в Китае. С тех пор как начала расширяться японская агрессия в Китае, т. е. с июля 1937 г., стало неизбежным определение немецкой дальневосточной политики со ставкой либо на Китай, либо на Японию.
      После продолжавшихся несколько месяцев разногласий внутри правящей клики Германии самые реакционные и агрессивные круги немецкого монополистического капитала окончательно определили курс на Японию. Японская реакция в свою очередь искала сближения с германским фашизмом. С точки зрения японских политиков, создание "сильной Германии" приковывало Англию, Францию, Советский Союз и отчасти США к европейским делам и облегчало Японии агрессию на Дальнем Востоке. Аналогичными мотивами руководствовался и Берлин: агрессивная Япония свяжет на востоке западноевропейские державы, отвлечет внимание СССР и расчистит путь для реализации Германией захватнических планов в Европе. На такой основе и возникла "взаимная заинтересованность" обоих агрессоров, хотя, как видит читатель, она исходила из прямо противоположных расчетов. Японские планы были направлены и против Китая, где агрессия продолжалась с 1931 г., и против Советского Союза, в отношении которого наиболее экстремистские круги выдвигали лозунг захватов "вплоть до Урала", и против США и Англии, с которыми в середине 30-х годов усилился антагонизм на почве борьбы за рынки Восточной и Юго-Восточной Азии.
      Когда Германия в сентябре 1939 г. развязала вторую мировую войну, то, несмотря на переговоры, длившиеся полтора года, все еще не существовало военного договора агрессоров. Ни Италия, ни Япония не примкнули к войне немедленно. Здесь наблюдались разногласия между немецким и японским империализмом. Германия и Япония преследовали свои собственные империалистические цели и были готовы, смотря по обстоятельствам, выполнить требования союзника, лишь если они соответствовали этим целям.
      Под влиянием военных успехов Германии в Европе летом 1940 г. в Японии получила перевес группировка, стоявшая за теснейшие контакты с фашистским рейхом. 27 сентября 1940 г. в большом зале новой имперской канцелярии в Берлине был, наконец, подписан германо-японо-итальянский военный пакт, предварительные переговоры о котором начались еще в 1938 г. Теперь агрессоры с грубой откровенностью требовали передела мира в свою пользу. "Япония признает и уважает руководство Германии и Италии в создании нового порядка в Европе; Германия и Италия признают и уважают руководство Японии в создании нового порядка в восточноазиатском пространстве", - так было сказано в двух первых статьях соглашения.
      "Взаимное уважение" двух агрессоров означало, само собой разумеется, не что иное, как договор о сферах агрессии.
      Япония, ввиду военных успехов Германии, форсировала свои экспансионистские устремления в южном направлении. После капитуляции Голландии и Франции колонии этих держав - Французский Индокитай и Нидерландская Индия - притягивали как магнит японских агрессоров. Путем угрозы пактом трех держав Токио надеялось удержать США от вступления в войну против Японии.
      У гитлеровской политики в отношении Японии имелся на этом этапе свой план. Германский империализм не хотел делить лавры победы над СССР с не менее алчным японским империализмом. Гитлеровское руководство не сомневалось, что Советский Союз в ближайшие месяцы будет разгромлен Германией без японской помощи и что осенью 1941 г. Германия совместно с Японией нанесет решающий удар Британской империи на Востоке. С другой стороны, Гитлер в начале 1941 г. хотел, чтобы Япония полностью втянулась в борьбу с Англией на Дальнем Востоке. Таким путем удалось бы в момент, когда Германия будет занята в России, нанести еще один удар Британской империи, вырвать ее дальневосточные позиции, приблизить ее падение. Удар к югу мог воспрепятствовать дроблению сил японского союзника, которое произошло бы в случае нападения Японии на СССР, а также исключал любые ее претензии на советские территории после победы.
      Вместе с тем в Берлине опасались, что некоторые японские политические деятели, настроенные проамерикански, будут добиваться компромисса с Англией и США за счет Германии. И поэтому Берлин активно толкал Японию к агрессии в южном направлении, считая, что наиболее уязвимым пунктом Англии в сфере возможных действий японских вооруженных сил является Сингапур. Эта важная база вполне могла быть захвачена комбинированными ударами японского флота, десантов и авиации за те несколько месяцев, которые потребуются Германии для разгрома России. Гитлер обещал, что Германия "немедленно примет меры, если Япония вступит в войну с Соединенными Штатами"{392}.
      С декабря 1940 г. и до апреля 1941 г. Гитлер, политические и военные лидеры рейха осторожно внушали Японии мысль о "сингапурском варианте", что соответствовало и планам японских агрессивных кругов. Вопрос о желательности наступления на Сингапур и об отказе участвовать в походе против СССР впервые был поставлен на военном совещании у Гитлера 27 декабря 1940 г.{393} Затем вторично он обсуждался двумя неделями позже, а потом в феврале. Риббентроп оказывал серьезный нажим в сингапурском вопросе на Осима - посла в Берлине, а германский посол в Токио Отт - на представителей японского правительства и военного командования.
      В Берлине Риббентроп говорил Осима: вмешательство Японии нанесет решительный удар центру Британской империи, заставит Америку устраниться от войны. "Если же возникнет нежелательный конфликт с Россией, - намекал Риббентроп, - мы должны будем в этом случае взять на себя основное бремя".
      Но германский фашизм, склоняясь к мысли о желательности действий восточного партнера против "стран южных морей", все же не оставлял планов насчет активного выступления Японии в случае необходимости и против Советского Союза. Здесь германские политики и стратеги, помимо собственных интересов, считались также с давним антисоветским политическим курсом японской реакции. Усилившийся в начале 30-х годов, этот курс предусматривал прямую агрессию против Советского Союза. Для ее подготовки и для "прощупывания сил" японское командование решило создать ряд плацдармов в Маньчжурии, Внутренней Монголии и других частях Северного Китая. Так возникла летом 1938 г. авантюра у озера Хасан. Ее провал не ослабил антисоветских тенденций японской политики. Когда с приходом к власти правительства Хиранума (январь 1939 г.) сближение с Германией пошло быстрыми шагами, его результатом стало резкое усиление подготовки Японии к войне против США, Англии и СССР.
      Новая провокация значительными силами у советских границ на р. Халхин-Гол (лето 1939 г.), закончившаяся полным разгромом нападавших, внесла серьезную поправку в японскую "большую стратегию". Понимая теперь, насколько трудным делом будет самостоятельная война с Советским Союзом, японские руководители решили выждать более благоприятной ситуации. Не прекращая подготовку к агрессии на севере, но отложив ее "до лучших времен", они теперь окончательно склоняются к главному удару в Юго-Восточную Азию.
      "Южный вариант" агрессивной войны японского империализма не снимал угрозы дальневосточным границам Советского Союза. Даже подписание несколько позже японским министром иностранных дел Мацуока пакта о нейтралитете с СССР отнюдь не свидетельствовало об отказе Токио от нападения на Сибирь и Советский Дальний Восток в удобный и выгодный момент. С другой стороны, и Берлин, склонявшийся к "южному варианту" для Японии, продолжал все-таки довольно благосклонно относиться и к мысли о выступлении при определенных обстоятельствах своего дальневосточного партнера против СССР, а позже стал даже активно настаивать на нем{394}. Японское военное командование продолжало держать у советских границ крупные силы - Квантунскую армию. В начале июля 1941 г. оно разработало план вторжения в Советский Союз (план "Кантокуэн"){395}.
      Однако вернемся к вопросу о складывании германо-японского союза перед гитлеровским нападением на СССР. Взаимное прощупывание позиций как в политических кругах, так и в генеральных штабах Берлина и Токио продолжалось зимой и ранней весной 1941 г.
      Высшие японские офицеры не давали союзнику никаких обещаний. Шло дипломатическое маневрирование, и окончательные решения зависели от результатов запланированного на март визита Мацуока в Европу.
      5 марта 1941 г. Кейтель подписал так называемую директиву фюрера о сотрудничестве с Японией. Целью сотрудничества, согласно директиве, являлось "заставить Японию как можно скорее предпринять активные действия на Дальнем Востоке. Таким образом английские силы будут ослаблены, и центр тяжести интересов США будет перенесен на Тихий океан... Захват Сингапура - опорного пункта Англии на Дальнем Востоке - станет решающим для успеха всей войны, которую ведут три державы".
      Координирование действий возлагалось на Редера.
      Закончив обмен мнениями в руководящих кругах, Мацуока 12 марта выехал из Токио. Он прибыл в Москву и после переговоров с Советским правительством. 27 марта появился в рейхсканцелярии. Беседа с Гитлером и Риббентропом велась при довольно своеобразной ситуации. Фюрер, зная о многочисленных колебаниях во влиятельных токийских кругах, о всяких скрытых и явных течениях, до поры до времени не очень доверял японцам и поэтому не упоминал в разговоре с Мацуока о предстоящем нападении Германии на Советский Союз. Однако еще раньше Риббентроп открыл эту тайну японскому послу Осима, а в Токио Отт прозрачно намекал о том же самом представителям военных кругов. Поэтому Мацуока вел беседу, будучи осведомленным о планах рейха, что и облегчало ему ориентацию в дипломатии союзника. Теперь японское решение о направлении дальнейшей агрессии созрело. Гитлер говорил о японской атаке на Сингапур. Мацуока не сказал в этой беседе последнего слова, но в принципе согласился с таким планом, ибо отныне война с Советским Союзом откладывалась до момента, когда он будет ослаблен Германией.
      Совершенно очевидно, что нападение на Сингапур означало усиление войны против Англии в Юго-Восточной Азии и одновременно открывало путь к захвату Японией колоний в этом районе мира, к чему она и стремилась. Намерения обоих союзников наконец сошлись. 10 апреля 1941 г. японский император в беседе с Коноэ одобрил решение{396}. 13 апреля находившийся снова в Москве Мацуока подписал договор о нейтралитете между Японией и Советским Союзом.
      Договор о нейтралитете лишь прикрывал агрессивные планы японской реакции. Направляя главные усилия к югу, чтобы выполнить программу обширных захватов в Тихом океане, японское правительство вместе с тем не отказывалось и от своей антисоветской стратегии и продолжало Квантунской армией создавать угрозу дальневосточным границам СССР.
      Так складывалась коалиция фашистских агрессоров, готовых выступить против единственного в мире социалистического государства. В ее создании германское командование и генеральный штаб играли исключительно важную роль. Представители военного руководства выступали в процессе складывания коалиции как самые активные политики и дипломаты. Они даже не подозревали, какой ущерб нанесут тем историкам и мемуаристам в некоторых западных странах, которые много лет спустя будут писать о полной непричастности гитлеровских генералов к политике фашизма, о их традиционной неспособности "как солдат" разглядеть ее преступное существо.