ГЛАВА 3

ПОД ШАПКОЙ-НЕВИДИМКОЙ

Так кто же они, эти таинственные существа? Какие цели преследуют, пугая людей? И откуда конкретно паршивцы являются к нам?

Наконец, еще один вопрос – крайне неприятный. Он способен надолго испортить настроение любому здравомыслящему человеку, согласившемуся с допущением, что некий "тонкий мир" существует на самом деле. Если, по показаниям контактеров, откуда-то из того, видимо, мира, прибывают к нам в основном бесчинствующие малахольные громилы, то не значит ли это, что "тонкий мир" есть сплошная астральная помойка? И что в нем обитают только мерзавцы, подонки, висельники?

Поневоле поеживаешься, когда многочисленные контактные сообщения всей фактурой своей подводят к такой вот неутешительной мысли…

Может быть, некоторый свет на загадку "тонкого мира" пробьют показания других контактеров? Обратимся к ним.

В Ростове-на-Дону вместе с тридцатилетним Андреем Н. я просидел несколько ночей в засаде, поджидая незримых гостей с той помойки. Незадолго до нашей первой с ним встречи Андрей близко сошелся с членами ростовской секты адвентистов Седьмого дня и сильно увлекся их нетрадиционными религиозными идеями. Он категорически просил меня не указывать его фамилию, когда буду писать про случившееся с ним.

– Если мои духовные братья, адвентисты, узнают о том, что со мною якшалась нечистая сила, – пояснил он, – то мне тут же запретят посещать наши религиозные собрания.

Андрей любезно согласился составить подробный отчет о событиях, в которые оказался вовлеченным волею случая.

Человек с законченным высшим образованием, он самозабвенно занимался год за годом изучением религиозных вопросов, а работал где придется – грузчиком, сторожем, дворником. Материальная сторона жизни мало волновала его. В момент нашей с ним встречи он служил ночным сторожем в ростовском Дворце пионеров.

Вот его рассказ о странных происшествиях в том дворце, написанный Андреем собственноручно. Я ничего не прибавил к нему, ничего и не убавил. Я лишь навел на него сугубо стилистический лоск, как всегда и поступаю с сообщениями контактеров.

Итак, рассказывает Андрей:

– Первым забил тревогу сторож Анатолий, мой сменщик; мы с ним по очереди дежурили во дворце по ночам. Когда мы однажды встретились в бухгалтерии в день получки, он отвел меня в сторону и, округлив глаза, шепотом сообщил – мол, с недавних пор по второму этажу Дворца пионеров ходит ночью кто-то незримый, а в одной из комнат "слышны даже чьи-то голоса". Чьи?

Неизвестно. Комната всегда заперта на ключ – причем снаружи, а не изнутри.

Честно говоря, я не придал его рассказу особого значения, так как был Анатолий, по моему мнению, человеком неуравновешенным. Ну а старинное здание дворца с его высоченными залами и гулкими длинными коридорами было вполне приспособлено к тому, чтобы пугать человека с неустойчивой психикой, одиноко бродящего по нему по ночам.

Построенный в конце прошлого века, бывший банк Волго-Кам-ского товарищества, отданный под Дворец пионеров советской властью, при первом знакомстве с ним поражает обилием ночных звуков. Сложная строительная конструкция из широких мраморных лестниц, узких переходов, громадных залов, разноуровневого фойе и сводчатого, как в храме, гигантского холла образует собой нечто вроде резонатора, шумовой, я бы сказал, ловушки. Всякий наружный звук, попадая сюда, странным образом искажается и усиливается. Если троллейбус, к примеру, наезжает на улице в полуночной тиши на крышку люка в 100 метрах отсюда, то вы слышите мгновенное дребезжание той крышки, будто звякнула она под троллейбусными колесами рядом с вами. Бывший банк высится на главной улице города. Рядом разместился ресторан. Каждый вечер, каждую ночь по улице колобродят одни и те же звуки да шумы, проникая сквозь огромные стеклянные двери внутрь бывшего банка.

Ресторанное пение и пение автомобильных моторов. Грохот двигаемых во дворе ресторана мусорных баков. Стук каблуков об асфальт и разговоры прохожих… Все эти звуки, кажется, раздаются прямо внутри здания. Добавьте к ним треск и щелчки проседающих толстых стен, крики птиц и животных в пионерском "живом уголке" – и вы получите некоторое представление о какофонии, которая обрушивается на уши ночного сторожа, заступившего на дежурство. Не хочешь слушать, а все равно слушаешь.

Когда я стал служить в том здании полуночным охранником, то в первые ночи моих дежурств чутко прислушивался и изучал все эти многочисленные шумы. И лишь точно установив со временем происхождение каждого из них, перестал всякий раз вздрагивать, когда тот или иной "странный" треск, вскрик птицы в "живом уголке" или шорох достигал моих ушей.

Я умышленно подчеркиваю, что внимательно изучил звуки и вполне свыкся с ними, дабы с порога исключить всякие домыслы о слуховых галлюцинациях либо об игре моего воображения в обстоятельствах, про которые сейчас расскажу.

В одну из ночей, где-то ближе к рассвету, раздался вдруг громкий стук в парадную стеклянную дверь Дворца пионеров. Кто-то троекратно грохнул кулаком по ней. В тот момент я сидел за столом вахтера недалеко от двери и читал Библию. Услышав стук, я удивился, поскольку ему не предшествовали шаги припозднившегося прохожего на улице, а, по идее, должны были бы предшествовать. Я должен был расслышать их.

Озадаченный, подошел я к двери и, щелкнув замком, распахнул ее створки. На улице, пустынной в оба ее конца, никого не было. Я недоумевал: что все это значит? Кто стучал троекратно в дверь?

Бдения ночного охранника – штука скучнейшая. Время тянется медленно-медленно. Коротать долгие ночи помогали мне книги, а также старинный рояль фирмы "Беккер", стоявший в холле второго этажа. Надо вам тут сказать, что я никогда не учился в музыкальной школе и играть не умею – во всяком случае, в привычном смысле этого слова. Поэтому то, чем я по ночам занимался, сидя за роялем и нажимая пальцами на клавиши с отодранными костяными накладками, скорее следует назвать звуко-извлечением. Я произвольно касался клавиш подушечками пальцев, добиваясь одного – чтобы плывшие по зданию аккорды резонировали с моей душой.

Иногда поздним вечером забредали ко мне "на огонек" в пустой Дворец пионеров мои приятели. Так вот, те из них, кому доводилось слышать мою игру, спрашивали, что это за пьеса и кто композитор. Они отмечали какое-то, по их словам, особое умиротворяющее или, наоборот, тревожащее воздействие, которое испытывали, слушая мои "упражнения". Что я мог ответить им? Я говорил, мол, это импровизация…

Наступила очередная ночь моего дежурства – следующая после той, когда неведомо кто трижды громко стукнул в стеклянную дверь дворца. В заведенное уже для этого дела время – вскоре после 22 часов – уселся я за рояль, заранее предвкушая ту релаксацию, которую должно было принести мне уединенное музицирование.

В холле было полутемно. Свет я не зажигал. В некотором отдалении, возле окна, горой была сложена новая мебель, закупленная намедни дирекцией Дворца пионеров… Я уронил руки на клавиши, но сначала ничего путного у меня, как обычно, не получилось. Пальцы должны были разойтись, должна была установиться тончайшая обратная связь между моей душой и руками. Постепенно, однако, вошел я в транс, и полилась музыка, освобождавшая от стеснения в груди. Я закрыл глаза, продолжая наигрывать вслепую, и полностью расслабился. Это было похоже на глубокую медитацию.

И вот в какой-то момент я явственно услышал, как мебель, наваленная горой у окна, словно бы сама собой задвигалась. Опешив, я отдернул руки от рояля и прислушался. Нет, мне, наверное, послышалось… И звуки музыки опять полились из-под моих пальцев.

Гора мебели ожила вдруг вновь. Там что-то зашуршало, заерзало, раздвигая столы и стулья. Что-то очень и очень крупное. Это были не мыши!

Испугался ли я? Еще бы. Да я просто похолодел. В страхе перед тем, что в ответ на мое неловкое резкое движение та неведомая тварь может кинуться на меня, я как можно тише привстал со стула, вышел из-за рояля и медленно попятился к двери, ведущей в коридор. А потом стремглав кинулся по широкой беломраморной лестнице со второго этажа вниз на первый.

В ту ночь у меня, естественно, не было более желания подниматься наверх. Вот тогда-то мне впервые и пришла на ум мысль о духах, шалящих в старинном здании бывшего банка. Я вспомнил странный рассказ моего сменщика сторожа Анатолия…

В следующее дежурство я опять поднялся около десяти часов вечера на второй этаж и подошел к роялю. Не устоял перед соблазном насладиться игрой на старом чудесном инструменте, глубокий звук которого просто невозможно было сравнить с казенным бряцанием современных безголосых пианино марки "Ростов" или "Кавказ". Но едва я начал играть, как послышались шаги. В холле был настлан старый рассохшийся и скрипучий паркет; характерный звук шагов по этому паркету нельзя было спутать с чем-либо другим. Топая по паркету, ко мне направлялись, по крайней мере, двое или трое людей.

Я быстро оглянулся через плечо. Никого в холле не было. Пуст был и коридор, ведущий из холла к лестнице, – во всяком случае, та его часть, что просматривалась в лунном свете, падавшем в него из окна. А шаги невидимок приближались! Содрогнувшись, я ощутил, как они, подойдя к роялю, молча обступили меня.

Не помню, как я встал из-за рояля, как бежал вниз по лестнице… Помню, что, сбежав, так и плюхнулся на стул, стоявший возле столика вахтера. Схватил со стола книжку и стал лихорадочно читать ее, пытаясь, как сейчас понимаю, отвлечься от всей той жути, что случилась только что. Глаза, однако, вхолостую бегали по странице. Я не понимал ни слова из прочитанного.

На втором этаже отчетливо скрипнула дверь. Потом там же скрипнула другая. И вдруг обе двери заскрипели почти в унисон, а потом, услышал я, стали вращаться на петлях, мотаясь из стороны в сторону с равномерностью маятников. Ну, будто бы сквозь них проходили один за другим вереницей люди, как в больших магазинах.

Этого я уже не мог выдержать! Не рассуждая, бросился к выходу и пулей вылетел на улицу.

Положение мое было нелепым. Я не мог запереть дверь снаружи и уйти, так как запоры на той двери были только изнутри.

Стоять же ночь напролет возле здания, в котором завелись духи, мне тоже не улыбалось. Мимо проходила в тот момент группа ребят, старшеклассников, судя по возрасту. Я остановил их и попросил помочь – подняться вместе со мною на второй этаж Дворца и послушать, как там бродят привидения. Когда старшеклассники уяснили себе, в чем дело, то попятились от меня, и один из них, тот, лто был постарше, сказал:

– Да нет, вы уж в этой своей чертовщине разбирайтесь сами.

И ребята отошли от меня, опасливо оглядываясь.

– Я остался стоять, сконфуженный, – продолжает свой рассказ Андрей. – Что мне было делать? Пришлось вернуться в здание. Войдя в него, я вновь уселся за стол вахтера… Увы, ждать пришлось недолго. Двери наверху вскоре снова заскрипели, а потом буквально начали ходить ходуном. Я решил запереться в раздевалке, а там – будь что будет.

Кое-как дотянул до утра, трясясь от страха. Лишь на рассвете все стихло на втором этаже.

Сменявшей меня вахтерше я все честно рассказал о проделках духов, чтобы она на всякий случай имела эту информацию в виду. Сменщица отнеслась к рассказу с недоверием. Недоуменная улыбка бродила по ее лицу, пока я толковал с нею.

Между тем надо было что-то решать, и я надумал увольняться. Но материальное мое положение было трудным, и первоначальная горячая решимость почти полностью улетучилась к концу следующего дня. Я остановился на том, чтобы подождать еще какое-то время, и вышел на работу на следующую по графику ночь. А вдруг, подумал я, духи не будут больше шастать по зданию бывшего банка в ночной тиши?

Я сел, как обычно, за стол вахтера и принялся читать книгу. О том, чтобы подниматься наверх, к роялю, у меня, конечно же, отныне и мысли не было. Честно говоря, я боялся даже сходить в туалет.

Поначалу все было нормально. Пришла уборщица, помахала веником, послушала мой рассказ про привидения и ушла, посмеявшись тому рассказу и все же, подметил я, несколько смущенная.

Шум на улице постепенно стихал. Приближалось время, когда я обычно поднимался наверх – к роялю. Где-то в половине одиннадцатого там, наверху, скрипнула дверь. Потом скрипнула еще раз.

"Скрипи себе, скрипи, – думаю. – Черт с тобой!" Деваться из дворца мне было некуда, и я твердо вознамерился сидеть неподвижно ночь напролет за столиком вахтера, не обращая внимания на шумы, идущие со второго этажа. И вот, как бы в ответ на мою бесповоротную решимость, наверху вдруг раздался такой оглушительный грохот, будто кто-то с размаху высадил запертую дверь, полетевшую кувырком по паркету.

Вся моя былая решимость мгновенно испарилась. В считанные секунды я оказался на улице. Ситуация повторилась. Мне было и страшно, и смешно, но заходить в здание я боялся. Так и простоял на его пороге до самого рассвета. Стоял и раздумывал: кто же это там, на втором этаже, чудит? Духи? Домовые? Нечистая сила?

Разгадка пришла неожиданно. Точнее говоря, не столько разгадка – полная и окончательная, сколько версия о природе происходящего, достаточно близкая, по моему предположению, к реальной действительности.

В один из вечеров я сидел за вахтенным столом. Из дворца только что ушли последние сотрудники, и я не успел еще закрыть на ключ дверь за ними. Только собрался сделать это, только отложил в сторону Коран, который в тот момент читал, как вдруг дверь неспешно отворилась. И в холл Дворца пионеров кто-то вошел. Я ожидал, что посетитель подойдет к моему закутку, к столику вахтера, огороженному деревянным барьерчиком. Тот, однако, не спешил общаться со мной, медленно и задумчиво прохаживаясь по холлу. Его взгляд блуждал по стенам и потолку. Это был немолодой высокий мужчина незапоминающейся наружности.

Удивленный его странным поведением, я наконец не выдержал и громко произнес:

– Дворец закрыт.

– Знаю, – отозвался мужчина, не поворачивая ко мне головы, продолжая задумчиво осматриваться. Возникла неловкая пауза.

– Чего же вы хотите? – полюбопытствовал я.

– Да вот, смотрю… – неопределенно молвил тот.

– Вы, значит, просто прохожий. Зашли со скуки посмотреть? На стены? На потолок? Так, что ли, получается?

– Нет, я – не простой прохожий, – ответил мужчина со вздохом, стоя по-прежнему вполоборота ко мне.

Рассеянным жестом он провел ладонью по лицу, как бы отгоняя прочь какие-то там свои, неведомые мне мысли, воспоминания, и, обернувшись, в упор глянул на меня.

– Не просто прохожий, – повторил негромко он. – Когда я был пионером, то ходил сюда на занятия шахматного кружка. А было это еще до начала Второй мировой войны… Теперь вот вспоминаю… Да, давненько не бывал я в этом здании.

– А сами вы теперь где живете? Не в Ростове? – догадался я.

– Нет. Далеко отсюда живу. Очень далеко. Сегодня я оказался здесь, можно сказать, почти случайно. Проездом. А вот войну встретил тут, в родном моем Ростове, и было мне в ту пору двенадцать лет… Многие мои товарищи по шахматному кружку погибли. Причем, увы, именно в пионерском возрасте. Немецкая авиация в годы войны очень сильно бомбила город. Особенно его центральную часть. А потом бомбила его столь же сильно и наша родная советская авиация, когда Красная Армия брала штурмом Ростов, занятый фашистами. Многие, очень многие дети в городе погибли под теми бомбами. Среди погибших были мои друзья, пионеры, и начинающие шахматисты. А я вот уцелел… Прощайте!

Мужчина круто повернулся через плечо и вышел из дворца вон. Больше я никогда не видел его. А вскоре опять был день выплаты зарплаты в нашем Дворце. В бухгалтерии я вновь столкнулся нос к носу с моим сменщиком, ночным сторожем Анатолием. Тот с ходу сообщил, что, во-первых, увольняется, а, во-вторых, делает это потому, что ему, как выразился он, "осточертели ночные страсти-мордасти в этом проклятом здании".

Анатолий сказал, что с недавних пор в ночи его дежурств наверху, на втором этаже, бегает кто-то и… трубит в трубы. Звонкие переливы пионерских горнов несутся после полуночи непосредственно из холла второго этажа.

И тут меня осенило!

Так вот, думаю, какой, значит, народец чудит да шалит там, наверху. Пионеры довоенной поры, не успевшие стать взрослыми! Дети! Одни из них погибли под фашистскими, а другие – под советскими бомбами…

Их неуспокоенные, не насладившиеся жизнью души собираются изредка по ночам в здании Дворца пионеров. А мы с моим сменщиком Анатолием стали, по всей видимости, невольными свидетелями очередной такой их сходки, достаточно длительной. Души возвращаются время от времени туда, куда те дети ходили при жизни в шахматный или любой иной кружок, – туда, где протекали лучшие часы в их жизни, перечеркнутой авиабомбами. Юным этим душам здесь, во дворце, хорошо и привольно. Они чувствуют себя вполне вольготно – именно и только, наверное, здесь, в этой их, я бы сказал, любимой явочной квартире в нашем мире. Прибывая сюда из мира иного – потустороннего, малолетние привидения ведут себя соответственно их возрасту. Они шалят и играют, хлопают дверьми, носясь по родному для них зданию, резвясь в нем. И даже, по утверждению Анатолия, трубят в горны.

Подчеркну, что я сам ни разу не слышал звуки тех горнов в ночи моих дежурств. Я слышал другое – то, чего, в свою очередь, не слышал Анатолий: например, как уже рассказывалось, страшный грохот на втором этаже, выгнавший меня в страхе на улицу. Но я склонен верить сообщению моего сменщика. Его уши уловили одни звуки, мои уши – другие, а вместе мы с ним слышали те или иные проделки… духов в пионерских галстуках? Такова моя версия происходящего в ростовском Дворце пионеров по ночам.

В отличие от Анатолия, я так по сей день и не уволился с работы, не сбежал из этого жутковатого "заколдованного здания". Ибо сбегать мне пока что некуда. Ищу, ищу, но все еще не могу подыскать себе новое место службы, отвечающее моим интересам.

Продолжаются ли "ночные страсти-мордасти" в том здании и сейчас, спрашиваете. Отвечаю: продолжаются, но лишь эпизодически – вовсе не в каждую ночь моих дежурств. "Страсти" заметно поутихли, и это меня радует. Бывает, пять-шесть, а то и десять и даже более дежурств подряд проходят в благословенной тишине. Никто не чудит на втором этаже дворца. А потом вдруг все опять начинается… Скрипы дверей, шаги, какие-то иные шумы неясного происхождения.

Хотите услышать их сами? Ну, так заступайте вместе со мною на ночное дежурство. И вы услышите, если повезет, конечно. Если духи в пионерских, по моей гипотезе, галстуках соблаговолят явиться в ночь нашего с вами совместного дежурства.

…На этом сообщение ночного сторожа Андрея заканчивается.

Предложение лично пообщаться с малолетними призраками, сделанное мне Андреем, выглядело весьма заманчивым. Разумеется, я ни в коем случае не мог позволить себе упустить такой редкостный шанс. Спустя пару дней ровно в девять часов вечера стеклянные створки парадной двери Дворца пионеров закрылись за моей спиной. Сухо щелкнул дверной замок. По утверждению Андрея, мы с ним остались в здании одни.

Это утверждение я намеревался сию же минуту проверить.

В обступившей нас полумгле, гулкой и чуточку таинственной, гигантское фойе с полукруглым белоснежным сводом растревожило мое воображение. Оно показалось похожим на огромный окаменевший парус, вздувшийся куполом к небесам. Что за загадочные ветры, веющие снизу вверх, навечно надули его? Уж не те ли ирреальные потусторонние сквозняки, которые леденяще тянули здесь, по догадке ночного сторожа, прямиком из жуткой кладбищенской тьмы – из-под земли?

На душе стало малость неуютно и тревожно. По спине пробежал холодок… Я поспешно одернул себя и сделал мысленно своему расшалившемуся воображению очень строгое замечание. А потом все-таки не удержался и произнес, усмехнувшись, вслух:

– У меня сейчас, знаете ли, такое впечатление, будто всхожу я на борт Летучего Голландца.

– А у меня, – откликнулся Андрей, – будто спускаюсь в склеп.

По моему предложению мы с Андреем, ни секунды не мешкая, проинспектировали того Летучего Голландца от клотика до киля – от чердака до подвала. И убедились: в здании действительно кроме нас двоих никого не было. Затем Андрей молча подвел меня к роялю в холле второго этажа и, сделав прощальный жест рукой, поспешно ретировался. Он отказался коротать ночь вместе со мной здесь – на этаже, по которому шастают привидения.

Я присел на стул возле рояля и приготовился к длительному ожиданию. Достал из портфеля, прихваченного с собой, и разложил на матово-черной крышке этого невообразимо здоровенного музыкального ящика письма, сообщения контактеров об их "встречах с чуждым". Коротая время, занялся их корреляционным анализом. Я с головой ушел в работу, строго-настрого при этом наказав себе держать, как говорится, ушки на макушке, то есть в меру настороженными. Час шел за часом и… ничегошеньки не происходило!

Да так в ту ночь и не произошло.

В ночь следующего нашего совместного дежурства опять-таки ничего экстраординарного не случилось.

А вот зато в третью ночь – случилось. Не бог весть что, но тем не менее.

Как и в предыдущие ночи, лежал в поле моего зрения на крышке рояля компас. Этот бесхитростный приборчик, как показывает мой многолетний исследовательский опыт, может служить неплохим подспорьем в работе. Он чутко реагирует на спонтанно иногда возникающие в домах, где "нечисто", магнитные аномалии, фиксируя их. Другими словами, на приборном уровне подтверждает, что в таких домах в самом деле то появляются, то пропадают какие-то, по меньшей мере, магнитные аномалии. Мельком замечу попутно, что в моменты их "всплесков", их регистрации компасом ничего, как правило, не наблюдается на визуальном уровне.

Когда я впервые положил компас на крышку рояля, то с облегчением убедился – его реакция на струны, натянутые внутри музыкального инструмента, была нулевой. Прибор функционировал исправно, стрелка четко указывала на север.

В третью ночь я продолжал сличать и анализировать показания контактеров… Что-то около полуночи я бросил в очередной раз рассеянный взгляд на циферблат компаса да так и обмер. Стрелка на том циферблате слабыми рывками, как бы с натугой, смещалась вправо – то есть от севера к востоку. Я немедленно засек время. За одну секунду стрелка проходила, подергиваясь, около десяти градусов.

Миновав точку востока, она замерла, колеблясь, как пьяная, из стороны в сторону, на отметке 125 градусов. А затем – и опять-таки рывками – двинулась назад. Дошла до точки севера, остановилась.

Мои наручные часы оттикали семнадцать секунд, прежде чем стрелка вновь задергалась. Рывочек за рывочком, шажок за шажком она с видимым усилием добралась до 110-го на сей раз градуса и, как и ранее, поворотила вспять. Вернулась в точку севера, где и застыла недвижимо.

Вот и все.

При этом никаких попутных акустических либо каких-то иных феноменов в холле второго этажа Дворца пионеров не было. Во всяком случае, мои лично уши и мои лично глаза не засекли их.

Что же там произошло?

Допускаю, что некий незримый и неслышимый объект или даже, может быть, субъект – призрак, например – дважды тихохонько подбирался ко мне и…

А вот что стоит за этим "и", я, уж извините, не ведаю.

Незримый субъект подбирался и в упор рассматривал меня? Заглядывал через мое плечо, любопытствуя, чем это я занимаюсь и что это за бумаги разложены по роялю?

Так или иначе, компас дважды зафиксировал аномальное кратковременное изменение вектора направленности магнитного поля в холле второго этажа. Кстати, заметьте, изменение вектора было чудовищным: в первом случае стрелка компаса отклонилась на 125 градусов. Ну, словно бы незримая рука поднесла к приборчику невидимую железную чушку и крайне медленно, осторожно повела ею вдоль ободка компаса, оттягивая на себя по кругу стрелку. Или это один из духов в пионерских галстуках перемещался там – в холле – не слышимой для моих ушей поступью? И дважды обошел меня, сидевшего возле рояля, по кривой дуге?

Все сказанное только что – не более чем голословные предположения, само собой. Своими корнями они уходят в версию о странных ночных событиях в "заколдованном здании", сформулированную ночным сторожем Андреем. По его догадкам, невидимки, время от времени колобродящие по ночам на втором этаже Дворца пионеров, – это души мертвых.

Еще раз: невидимки – это души мертвых людей. В данном конкретном случае – пионеров довоенной поры, как полагает Андрей.

Конечно, можно назвать сугубо интуитивные догадки ночного сторожа идиотскими домыслами. И, едко усмехнувшись, пройти мимо них индифферентным шагом, как мимо пустого места… Давайте, однако, не будем спешить. Прежде чем отправлять "гипотезу ночного сторожа" в ведро с мусором, давайте вдумаемся, вчитаемся в показания других контактеров.

Тамара Харченко проживает на расстоянии нескольких кварталов от ростовского Дворца пионеров. Одноэтажный многоквартирный дом-барак, в котором она обитает, расположен на одной из улиц, параллельных центральному проспекту города.

Ее показания были подтверждены рассказами других свидетелей происшедшего в ее квартире – родственниками, соседями.

– Мы переехали в Ростов в 1946 году. И сразу же вселились в крохотную квартирку в одноэтажном доме старинной постройки, где я живу по сей день, – рассказывает Тамара. – В ту пору я была малолетней девочкой… В 1958 году умерла моя бабушка. Сразу же – повторяю, сразу же! – после ее смерти стали твориться в нашей квартире необъяснимые вещи.

Происходило же вот что. Едва Тамара и ее мать просыпались утром, первым, что бросалось им в глаза, была… гирлянда сожженных до половины спичек, развешанная неведомо кем в комнате по стене. Спички висели на стене, как приклеенные, длинной – до полутора метров – и изогнутой линией. Стоило прикоснуться к любой из спичек кончиком пальца, как она тут же падала на пол. Никаких следов клея на спичках не было. Каким образом они удерживались на стене – неизвестно.

Мать с дочерью в полном недоумении собирали спички, снимая их со стены, в бумажный кулек. А кулек выбрасывали в мусорный бак, стоявший во дворе. Но на следующее утро они опять обнаруживали новую гирлянду почерневших спичек на все той же стене…

– Вскоре, впрочем, фантасмагория с этими непонятно откуда берущимися гирляндами прекратилась, – вспоминает Тамара. – Вместо нее началась другая фантасмагория, не менее дикая. После полуночи сама собой стремительно и с шумом распахивалась дверь, ведущая из кухни в комнату, где спали мы с мамой. А потом сама же со скрипом и закрывалась. Затем опять распахивалась. Разбуженные ее хлопками, мы с мамой с ужасом наблюдали за ее судорожными рывками из стороны в сторону. Это происходило вовсе не каждую ночь, но довольно часто. Наверное, не реже одного раза в неделю на протяжении нескольких месяцев… Потом дверь успокоилась, перестала вести себя по ночам, как живая.

Миновало примерно полгода. Однажды Тамара, по ее словам, пребывала дома в одиночестве, готовила на кухне обед. Она стояла в тот момент спиной к двери, ведущей в жилую комнату. И вдруг раздался у нее за спиной очень сильный грохот.

Тамара Харченко вспоминает:

– Стремглав вылетела я из кухни в комнату. Огляделась в растерянности по сторонам. Все в доме было тихо и спокойно. Все вещи стояли на своих привычных местах. Потом пригляделась – что за чудо?! Оконная форточка, которую я своей собственной рукой заперла утром на задвижку, висит косо, распахнутая настежь и сорванная с окна вместе с задвижкой. А оконные шпингалеты, вырванные неведомой силой из рам, валяются на полу под окном, исковерканные до неузнаваемости. Между тем окна по-прежнему плотно закрыты, и все стекла в них целы… Гляжу, лежит также на полу круглая металлическая ручка от книжного шкафа, стоящего возле окна. И она тоже, как и шпингалеты, вырвана, вижу, из дверцы шкафа "с мясом", но самое удивительное – расплющена в гладкую круглую тонкую лепешку, словно по ней прокатился асфальтовый каток… Я показывала и скрученные винтом шпингалеты, и раздавленную в блин ручку от шкафа соседям по дому, рассказывала им о случившемся. Они недоуменно пожимали плечами и уверяли меня, что никакого взрыва ни в доме, ни рядом с ним не было. Но я-то ясно слышала страшенный грохот! И потом – вот шпингалеты, вот ручка… Что же искорежило их?!

– Шли годы, – продолжает свой рассказ Тамара. – Слава богу, на протяжении нескольких лет у нас не происходило больше ничего… гм… ненормального. Все те странные происшествия, что случились, еще раз повторяю, сразу после смерти моей бабушки, стали забываться, затягиваясь пеленой времени. Но вот однажды моя соседка решила познакомить меня с одним молодым человеком, дабы сосватать за него. Едва она, войдя в нашу квартиру, завела разговор насчет этой своей брачной идеи, как я внезапно почувствовала – в доме в мгновение ока возник некто посторонний, некто невидимый. И он чутко прислушивается к нашей с той соседкой беседе. Не знаю, откуда оно взялось, это чувство. Ведать не ведаю также, откуда пришла попутно на ум странная, как бы введенная в мозг со стороны мысль, что этот загадочный некто не желает, чтобы я вообще выходила замуж.