- Откуда у тебя, Игнатушка, синяк-то под глазом? - участливо спросила Ульяна и, не желая, чтобы разговор и дальше шёл о горестных делах деревенских, толкнула деда: мол, хватит солдата пугать бедами.
      - Откуда синяк? - переспросил Игнат. - Наткнулся глазом на кулак. Подрался, так хоть синяк в прибыль достался.
      - С кем дрался, Игнат? - с любопытством спросил Василий и даже ложку в сторону отложил.
      - Долго рассказывать, - со вкусом продолжая хлебать щи, отмахнулся Игнат.
      - Да чего крутишь? И без тебя знаем - с Дурындой! - весело выкрикнул Демид. - Это, верно, тогда стукнули, когда сзади на тебя накинулись, скатертью заматывали.
      - Дурында-то не всегда Дурындой звался, - сказала Ульяна. - Было время, его Яковом кликали на селе. Остался, сиротина, без отца-матери. Силушкой парень не обижен - оглобли ломал, когда ещё дитём был. А потом его этот Спирька-Чёрт попутал, в услуженье взял. Вот и стал Яков чужеумом.
      - Да, у него разум не свой - чужой пустил на постой, - задумчиво произнёс Игнат. - Глаза у него грустные. Словно понимает, кем сделался...
      - Псом цепным - вот кем, - подхватил Демид,
      - Спирька-Чёрт - тот вертит языком, как корова хвостом, - сказал дед. - И думы у него что ужи скользкие - не ухватишь. Где уж тут Дурынде уразуметь, что к чему.
      - Рассмотрел я этого Спирьку со всех сторон, - усмехнулся Игнат, - не так страшен черт, как его малюют. Кафтан-то у него новый, а умишком он давно обносился.
      - Ой, Игнатушко, Спирька-то не так прост, - покачала головой Ульяна. Он кого хочешь обманет. Спирькин родной брат, поп наш, отец Парамон, и тот не верит ни слову его, ни вздоху. Целые дни Чёрт по деревням да сёлам бегает, принюхивается, присматривается, а ночью князю прислуживает. Спит-то он когда, нечистая душа?
      - Сказывают, один глаз у него недреманный, - с испугом произнёс Василий. - Мол, Спирька спит, сны смотрит, а глаз всё видит, всё слышит.
      - Глаз слышать не может, - рассмеялся Демид. - Это уж ты, брат, со страху!
      - Охочи братья, поп да Чёрт, до зелья всякого, - сказала Ульяна. Чего только я им не варила: баюн-траву, полынь горькую, черемшу, бруснику...
      - А пуще всего - первуху-медовуху! - подмигнул игриво дед Данилка. Нет никого в нашем краю, Игнатка, кто бы лучше Ульяны первуху-медовуху варил! Так и намотай себе на ус!
      - И нынче вот им бочонок наварила, - сердито ответила Ульяна. - Что делать - грозятся! Остерегайся их, Игнатушка!
      - Да что со мной Чёрт и поп сделать могут? - покрутил ус Игнат. - По миру пустят? Мокрый дождя, а бедный разбоя не боится. А вот кто это с князем нынче ночью пировал - боярин губастый, шепелявый? Ну и губищи - из таких только студень варить!
      - То - Голянский, князев дружок, - пояснил дед. - Как он у нас в Болотном краю объявляется, так жди беды-горя. Точная примета.
      - Да будет тебе, старый, каркать! - рассердилась Ульяна. - Накаркаешь ещё чего! Ешь, Игнатушка, ешь поболе...
      - Ложка эта узка, таскает по три куска! - сказал Игнат.
      - Нужно её расширить, чтоб таскала по четыре! - подхватил Демид.
      - Рот уже болит, а брюхо всё есть велит! - весело продолжал солдат. А ну-ка, честной народ, отгадай загадку: сидит на ложке, свесив ножки? Что это?
      - Лапша! - пискнула от печки Стёпка.
      - Ого, какая отгадчица растёт! - удивился Игнат, покрутил ус и спросил: - А ну-ка, честной народ, второй оборот. Загадка старая, для малых деток. Пробил стенку - увидел серебро, пробил серебро - увидел золото. Что сие?
      - Знаю, да не скажу, - пискнула Стёпка. - Яйцо!
      - Ну и ну! - развёл руками Игнат. - Смекалиста!
      - Вся в меня пошла, - гордо заявил дед Данилка. - Уж сколько я этих загадок ей перезагадывал - не счесть. Она их, как орешки, щёлкает.
      - Удивил нас загадками! - махнула рукой Ульяна. - У нас исстари в каждой избе свои загадки придумывали... В других краях припевки, пляски, а наши, болотные, всегда загадками славились...
      - Как они мне помогали... - вспомнил Игнат и отложил ложку. - Бывало, перед сражением сидим, ждём команды. Тихо. Каждый о своём думает. А я начинаю загадки загадывать. И сразу веселее всем, думы уходят, страха у молодых солдат меньше становится...
      - Что ж, Игнатушка, ты за-столько годов не выслужил у царя с царицей ничего? - спросила Ульяна.
      - Промашку, бабушка, дал, - очень серьёзно ответил Игнат, - один раз вместо "ура" закричал "караул"! Вот и попал в немилость!
      - Да ну тебя! - отмахнулась Ульяна. - Не шуткуй.
      Голову в целости назад принёс - что тебе ещё надобно? - сказал дед.
      - А кафтан солдатский? - улыбнулся Игнат, и одна бровь его изогнулась дугой. - Поспорили однажды Солнце и Мороз с Ветром - кто сильнее? "Вот, говорит Солнце, - стоит Солдат на часах. Кто из нас заставит его кафтан снять, тот и сильнее". Согласились. Первому выпало Морозу силу свою доказывать. Такого он холоду нагнал, даже Солнце с Ветром зубами застучали, в ознобе задрожали. Сколько было на земле людей - все попрятались. Кто не успел - сосулькой стал ледяной... А Солдат на часах стоит, его никакой мороз не берёт - потому на нём кафтан солдатский. Отступил Мороз. Ветер за Солдата взялся. Крыши с домов посрывал. Орудия с позиции сдул, унёс, как перышки куриные. Реки вспять потекли, а кафтан не сдувается, только крепче, плотнее к Солдату прижимается. Отступил и Ветер. "Ну, теперь мой черёд", молвило Солнце. Как начало жарить да парить - похуже, чем этим летом. Медведи в лесах шкуры посрывали с себя - вот какое пекло было. А Солдату хоть бы что. И порешили тогда Солнце, Мороз и Ветер - кафтан солдатский сильнее их... Вот как дело было, а вы кафтан мой за богатство не считаете!
      - Ты, Игнатушка, не серчай, - вздохнула Ульяна, - я ж от сердца спрашиваю. Двадцать пять лет, видано ли дело, землю топтал и сапоги без подмёток выслужил.
      - Истинно, бабушка, истинно, - откладывая ложку и отдуваясь, сказал Игнат. - У меня в кармане, как в барабане, пусто. Да я не кручинюсь. Руки зудят, работать хотят. Надоело мушкеты да ружья таскать, порох переводить, раны перевязывать. Поработать бы на поле да на вольной воле. Солдаты землю мирную любят...
      - А князь своё добро - превыше всего, - мрачно вставил Василий.
      - Ефимку-сборщика, пока вы в баньке парились, батогами до полусмерти избили на княжеском дворе, - гневно произнёс Демид.
      - Вот, Игнатик, дела-то какие! - молвил дед Данилка. - Ефиму, соседу нашему, приказал князь Ночной с нас собрать все подати сразу. Среди лета где ж это видано? Да мало того - вперёд за весь год.
      - А Ефим что мог поделать? Князь да Спирька-Чёрт назначили его сборщиком - и весь сказ, - молвила Ульяна. - Податей Ефимка не собрал, под батоги попал.
      В избе наступила тишина.
      - Кого-то теперь заставят подати собирать? - вздохнул дед Данилка. Найдёт князь пса вроде Дурынды. А то и сам Спирька возьмётся... Худо будет, ох и худо...
      - Наши коровы да бараны на острове живут, посреди болота, доверительно сказал Игнату Василий. - Чего нам Спирьки бояться? Будь он сам сатана - не сыщет.
      - У Василисы-вдовы корова в лесу спрятана, за старым скитом, продолжал Демид, - у Егора - животина возле большой берлоги, а стадо - за Волчьей падью. Хоть полк солдат пусть присылает князь, ничего не найти.
      - Наши деды да прадеды, сказывают, так от татар своё добро прятали, мрачно произнесла бабка Ульяна. - Не думала я, не гадала, что и мне придётся до такого времени дожить... Где ж это видано?
      - Пошто ты, Игнат, кровососа и душегуба Спирьку-Чёрта нынче ночью пожалел, живьём из рук выпустил? - спросил вдруг Демид. - Пусть бы князь с ним расправился, как с Ефимом, батогами...
      - Отцепись, Демидка! - стукнула клюкой по полу Ульяна. - Дал Игнатушка промашку - в другой раз умнее будет. Не в Спирьке суть. А в отце Парамоне. Он князю главный советчик.
      - Издали наш поп некрасив, зато поближе - ещё хуже! - улыбнулся Демид, и его озорная борода поползла вбок. - А уж как он пиявки князю ставит посмотреть любо-дорого! И всё вздыхает:
      "Ах, мне бы на небеса... Там пожить по-райски..."
      - Вот бы Парамону поскорее на небесах очутиться - всем бы стало легче, - произнёс дед Данилка. - Но он-то ловок, хитёр! О небесной жизни языком чешет-мелет, а с земной расставаться не желает... Охоч поп до зелья хмельного - другого такого охотника во всей округе не сыскать. Любит выпить, особенно на дармовщину. У меня с ним один раз такой случай вышел...
      Но какой у деда вышел случай, Игнат так и не узнал: в избу влетела Стёпка и сказала, что по улице едет возок со Спирькой-Чёртом и Парамоном.
      - И Дурында с ними - верхом! - звонко закончила Стёпка и снова убежала.
      Игнат повернулся к оконцу, но сквозь старую, потрескавшуюся слюду ничего нельзя было разобрать.
      - К нам, верно, едут-скачут, - молвил дед Даиилка. - Опять что-то Чёрт надумал!
      - Известно что, - покачала головой Ульяна, - беду новую...
      Демид и Василий вышли из избы.
      - Врага встречают за околицей, - сказал Игнат, вставая с лавки.
      Он потянулся было рукой к висящему в углу своему зелёному солдатскому кафтану, но передумал и, как был - босой, в чистой холщовой рубахе, шагнул к порогу.
      Слегка прихрамывая, он вышел на улицу, где уже стояли Демид и Василий. Стёпка удобно устроилась на плетне.
      Дед Данилка и Ульяна показались на пороге избы в тот момент, когда возок, запряжённый двумя лошадьми, остановился возле Демида и Василия. Дурында верхом на чалом коне сопровождал братьев.
      Спирька-Чёрт держал вожжи, а рядом с ним восседал маленький, худенький попик в коричневой рясе. Рыжая бородка его была едва приметна. Бросалась в глаза непомерно большая, похожая на пузырь голова. Казалось, подуй сейчас хотя бы самый лёгкий ветерок - и улетит поп в выси поднебесные.
      Но ветерка не было, и отец Парамон благополучно сошёл на землю, произнося нараспев:
      - Мир да любовь, люди добрые!.. Ага, вот ты каков, Игнатик? - с ласковым любопытством оглядел он солдата. - Мужик, истинно мужик. Не отличишь!
      - Я мужик и есть, за то мне и честь! - ответил Игнат.
      - Э-э, Игнатик, врёшь! - усмехнулся поп, и толстые губы его зашевелились, как алые тряпицы на ветру. - Честь тебе за то, что ты двадцать пять лет царю-батюшке отдал.
      - Я под началом царя был да родной земле, народу своему служил, прямо смотря в поповские глаза-горошины, сказал Игнат.
      Парамон улыбнулся ещё шире, толстые красные губы расплылись, ощерился большой чёрный зуб.
      - Я, Игнатик, радостную весть привёз, - умилённо проговорил он.
      - Может, дожди пойдут? - хитро спросил Игнат.
      - Ах, дожди, дожди... - вздохнул поп и перекрестился. - Засуха, пожар, наводнение - всё не от нас, а оттуда! - Он ткнул пальцем в небо. - Мы должны ждать да о жизни небесной не забывать. Вот там, - поп во второй раз поднял тонкий пальчик и ткнул его в белёсое от зноя небо, - нет ни дождей, ни засухи - никаких забот. Рай! Не то что здесь.
      - Если там так хорошо, - сказал Игнат, - так чего мы здесь топчемся? Спеши на небо, отец Парамон, а мы - за тобой!
      - Но попадёт на небо только тот, кто на земле живёт тихо, послушно, елейным голоском произнёс Парамон. - Затем, кто достоин, придут ангелы, раздастся трубный глас, и откроется ему дорога на небо... И увидит он бога-создателя...
      - Видел я его, бога. - Игнат подкрутил усы. - Шёл я степным шляхом, попросился в хату на ночлег. А в той хате богомаз жил - все стены в иконах. Куда ни глянь - святые лики...
      Поп Парамон перекрестился смиренно.
      - Попросил я этого богомаза, - продолжал солдат, - отца моего покойного нарисовать. "Как же родителя твоего рисовать, если я его не видел?" - удивился богомаз. "Бога же тоже никогда не видел, а рисуешь!" говорю-я ему.
      - Ну, и чем дело кончилось? - спросил поп.
      - Переночевал среди богов, вот и всё. Теперь любого из них встречу сразу узнаю, - одними глазами усмехнулся Игнат.
      Спирька-Чёрт слез с возка, передал вожжи сидящему верхом Дурынде.
      - Отец Парамон, - поклонился попу подошедший поближе дед Данилка, пять молебнов было о дожде, два водосвятия, а ни капли не упало с твоего неба.
      - Чудо надо ждать смиренно, - ответил Парамон. - Верить в него.
      - И тогда с неба закапает? - спросила Стёпка.
      - Цыц, несмышлёныш! - прохрипел Спирька. - Распустила язык!
      - А отчего бы тебе, отец Парамон, не сотворить чудо? - спросил Игнат. - Я видел во славном городе Санкт-Петербурге, как попы чудеса творят. Прямо на площади. И на улицах тоже могут... Сотвори нам чудо, отче. Маленькое какое-нибудь.
      Это был открытый вызов Парамону. Поп растерялся: как бы не опозориться. Он закатил глазки к небу и начал мелко и быстро креститься, чтобы выиграть время. Эх, придумать бы какой-нибудь ответ дерзкому солдату! Но, как назло, ничего не шло в голову.
      В глазах Спирьки зажглись змеиные огоньки, и он снова, как это уже было раз нынешней ночью, почувствовал предательскую дрожь в коленках. Кто знает, что надумал этот проклятый солдат?
      Спирька огляделся, встретился глазами с Дурындой, который преданно и доверчиво смотрел на попа. Затем взглянул с ненавистью на улыбающегося Игната.
      Игнат же в оба глядел на большой, круглый, без морщин лоб Парамона, и думал о том, как хорошо было бы постучать в этот лоб, как в барабан.
      - Не можешь, отче? - громко сказал Игнат. - Тогда сотворю чудо я.
      Поп, Чёрт и Дурында, как по команде, уставились на солдата.
      С удивлением смотрели на него и дед Данилка с Ульяной, и Василий с Демидом.
      А восхищённая Стёпка соскочила с плетня и подошла поближе.
      - Чьи это лошади? - спросил Игнат, кивая на возок.
      - Мои, - пробормотал Спирька.
      - Смотри, честной народ! - громогласно продолжал Игнат. - Сей момент этот возок с лошадьми и всем, что в нём есть, сгинет. Да так, что и духу от него не останется! Буду счёт вести до пяти! Раз...
      - Ой, - сказал Спирька, - ведь и возок тоже мой... Давай, солдатик, покажи чудо на том коне, чго под Дурындой...
      - Не мешай! - закричал Игнат. - Теперь опять сначала всё начинать нужно! Чудо, свершись! Пусть сгинет этот возок с лошадьми! Раз... два...
      - Да что он тебе дался, мой возок! - прохрипел Спирька. - Солдатик! Вот же конь стоит...
      - То мой конь, - смиренно молвил поп Парамон. - Зачем ему на небо? Он и тут небесным делам служит... А Игнатик сказал так, и перетакивать не будем. Пусть твой возок пропадает.
      Спирька злобно посмотрел на брата, а тот ответил ему широкой улыбкой.
      - Буду считать тихо, - сказал Игнат. - Чудо всё равно свершится. Все закройте глаза, а то ударит молния - и вы ослепнете.
      Все зажмурили глаза, а Спирька бросился к лошадям и схватил за постромки.
      - Не отдам, - шептал он, закрыв глаза. - Не отдам!
      Поп Парамон приоткрыл один глаз и встретился взором с хитрым взглядом Стёпки - она тоже ослабила прищур.
      - Тьфу! - сплюнул поп и снова зажмурился.
      - Четыре... - закричал Игнат.
      - Не надо, солдатик! - взмолился Спирька. - Уже пропадает всё... Ой-ой-ой...
      - Хорошо! - согласился Игнат. - Я ещё раз сотворю чудо! Чудо! Не разоряй бедного доброго человека Спиридона! Оставь ему возок и лошадей! Пять... четыре... три... два... один! Чудо свершилось! Смотрите все: возок и лошади, как были, целы и невредимы!
      Все открыли глаза. Возок и кони стояли на том же месте, где прежде.
      Только Спирька, по-прежнему зажмурив глаза, цеплялся за сбрую и бормотал:
      - Не отдам... не отдам... мои... моё... солдатик...
      - Эй, Чёрт! - засмеялся Игнат. - Открой очи-то. Назад всё повернулось. Твоё твоим осталось!
      Спирька открыл глаза, тяжело дыша, огляделся.
      Брови Игната ходили ходуном.
      - Вот как надо чудеса творить!
      - Я с тобой посчитаюсь ещё, - еле слышно проговорил Парамон. Чудотворец!
      - Что ж тебя, солдатик, и этому в армии научили? - спросил Спирька.
      - И многому другому, - ответил Игнат. - Поживёшь - узнаешь.
      - Так зачем вы приехали, гости дорогие? - поклонилась бабка Ульяна. Не на чудеса же смотреть? Ко мне, верно?
      - Где медовуха, бабка? - спросил Парамон. - Наварила бочонок, как я наказывал?
      - Наварила, батюшка, наварила, как же, - снова поклонилась Ульяна. - В подполе он...
      - Эй, Дурында, ступай за бочонком, грузи его в возок! - приказал поп.
      - А у меня дело особое. - Спирька воткнул в Игната свои змеиные немигающие глазки. - Хочу должок вернуть. Обещал я тебе сапоги?
      - Обещал, - согласился Игнат. - Неужели привёз?
      Спирька кузнечиком прыгнул к возку, запустил туда руку и вытащил пару сапог:
      - Получай, солдатик! С княжеской ноги сапожки!
      - Мне всё одно, с чьей ноги, - довольно усмехнулся Игнат. - Лишь бы подмётки были в целости...
      - Целы-целёхоньки! - щёлкнув по подмётке, улыбнулся Спирька. - Бери!
      - Не бери! - воскликнула Ульяна. - Не бери их, проклятых! Они с княжеской ноги!
      - Да что тут такого? - беря сапоги, сказал спокойно Игнат. - Я и царские сапоги в руках держал - жив остался.
      - Взял! - прохрипел Спирька и закашлялся смехом. - Хе-хе-хе!
      - Теперь ты князю-батюшке должен служить по совести! - ощерил толстый рот Парамон.
      - Игнатка, то ж погибель твоя! - почти простонал дед Данилка. - Сапоги с княжеской ноги даются только князевым сборщикам. Тебя Данила Михайлович сборщиком податей делает вместо Ефимки... Не взял бы сапог - спроса нет. А раз взял - погиб.
      - Слышал, солдатик! - прохрипел Спирька. - Не попади и ты под батоги! Князь даёт тебе три дня сроку - чтоб все подати с села были собраны! Все! До маковой росинки. Реестр, в коем прописано, сколько и чего надобно доставить князю, получишь в усадьбе.
      Дурында притащил бочонок, положил его бережно, как живого, в возок.
      - Едем! - приказал Спирька.
      Поп, путаясь тоненькими ножками в рясе, полез следом за братом.
      Дурында лихо вскочил в седло.
      - Эй, снулые! - стегнул лошадей Спирька.
      Возок помчался по пыльной улице. Дурында поскакал сбоку, чтобы не попасть в хвост пыли.
      - Хотя и ношеные, но ещё послужат мне верой-правдой, - осматривая подарок, сказал Игнат. - Вот я наконец и при сапогах!
      Но когда он поднял глаза, то удивился: Демид и Василий как-то робко, боком отдалялись от него и в глазах их смешались испуг и удивление.
      Бабка Ульяна словно завяла - сгорбилась, платок чуть не по самые глаза спустила.
      Дед Данилка сморщил лицо, будто кислицу-ягоду раскусил.
      Только Стёпка радостно и доверчиво смотрела на Игната.
      - Ты теперь князев приказчик, - произнёс Василий, - ты у нас поборы делать будешь...
      - А мы тебе про наше спрятанное сказали, - скосил бороду Демид. Голыми руками всё забрать можешь...
      - Те сапоги, которые князь сборщикам своим дарит, никто ещё до конца не сносил - не успевают... - вздохнула Ульяна. - Три дня... охо-хо... Вот так и Ефим-горемыка...
      6. Пузыри на реке
      Где ум - там и толк.
      На другой день после полудня поп Парамон, Спирька-Чёрт и Дурында поехали провожать опухшего от бессонных ночей и выпитой медовухи Голянского.
      Возок, на котором уезжал Голянский, сопровождали двое вооружённых верховых слуг графа Темитова.
      - Тебя, боярин, нужно было охранять, когда ты сюда с денежками ехал, хихикнул Спирька. - А ныне-то денежки у князя-батюшки остались, хехе. К чему же охрана тебе?
      Голянский пошлёпал губами, ответил вялым голосом:
      - Расписка, которую мне Данила Михайлович для графа дал, дороже денег.
      Набрякшие сальцем жёлтые щёки и вислые губы Голянского тряслись на ухабах, глаза слипались, но он всё же не мог удержать довольной улыбки: и коня своего сбыл Ночному князю с прибылью, и для графа сделку выгодную заключил. Ещё бы!Стоеросов почти всех мужиков своих вместе с семьями продал Темитову, на вывоз! От этой купли-продажи и ему, Голянскому, немалая толика перепадёт!
      - Сиятельный граф Темитов чудак, - шлёпал губами Голянский, - хлебом не корми - дай поспорить. Миллион может проиграть - глазом не моргнёт. Ну, а ваш князь ещё того чуднее... Много лет его знаю, а привыкнуть не могу... Ночь в день переделал... Чудак!
      В первом возке, по бокам которого скакали верховые, сидели Голянский, Спирька-Чёрт и поп Парамон.
      В другой повозке, сжимая вожжи в пудовых кулаках, расположился Дурында.
      На высоком берегу реки все остановились. Внизу лежала обессилевшая от жары, обмелевшая река. К ней спускалась дорога, кривая, как коровий рог. Но на том берегу дорога, словно купание придало ей силы, становилась стройной, стремительно перерезала бурый ковёр лугов и скрывалась в расщелине далёкого леса. По ту сторону леса лежало Заболотье - не так уж далёкий край, в котором, однако, мало кто из жителей стоеросовских владений бывал.
      Здесь, на крутом берегу, провожающие обычно прощались с отъезжающими, и долго ещё, пока всадник или повозка не скрывались из виду, махали платками и шапками.
      Поп Парамон и Спирька вылезли из возка, почтительно простились с Голянским.
      - Возвращайтесь скорее, боярин! - поклонился Спирька.
      - Да будет благословен твой путь! - пробубнил поп.
      - Приеду, всенепременно приеду! - прошепелявил Голянский и покрутил в воздухе прозрачной, словно из одного жира вылепленной, ручкой.
      Возок в сопровождении верховых спустился вниз, разбрызгивая воду, с разбегу перескочил брод и покатился по плоскому луговому берегу.
      Спирька махнул раз-другой шапкой, Парамон - ладошкой, потом братья посмотрели друг на друга.
      - Не велика птица - и без нашего провожания доедет! - сказал поп.
      - И то верно, - надевая шапку, согласился Спирька.
      Дурында на повозке уже съехал вниз, к реке, распряг лошадей, пустил их в воду. Они радостно зафыркали, заржали весело.
      - Неужто мы хуже скотины? - спросил Спирьку Парамон.
      - К чему ты, отче, не разумею? - удивился Спирька.
      - К тому, что тварь бессловесная и то купается. В такую жару и нам окунуться не грех...
      Поп, подобрав рясу, начал спускаться вниз.Спирька засеменил за ним.
      - Отменное дельце, отменное, - довольно бормотал Парамон. - Лишь бы не надул нас этот кусок сала, приказчик графский.
      - Боярин-то хоть и себе на уме, - с завистью произнёс Спирька, и пальцы его рук зашевелились, как у кошки, выпускающей когти, - да не на простаков напал. Прибыль, что боярин от купли-продажи мужичков наших получит, ему от графа и князя не скрыть...
      - Истинно, истинно, - забубнил Парамон, - ежели мы не подсобим, то не скрыть.
      - Вот и выходит, - подхватил с тоненьким смешком Спирька, - не поделишься - сам с носом останешься.
      - Князю - князево, графу - графово, - напевно проговорил Парамон, - а нам - наше вынь да положь!
      Братья спустились к воде. Поп Парамон начал снимать рясу. Спирька принялся суетливо расстёгивать свой кафтан.
      Но Дурында, на радостях, что нынче решено купаться, разделся быстрее всех. Его мощное квадратное тело так стремительно вошло в реку, что по ней пошли волны, брызги взлетели на высоту крутого берега, а кони испуганно заржали.
      - Вот силушка у парня! - завистливо вздохнул Парамон, который едва-едва стянул сапоги и никак не мог после этого отдышаться.
      - Велика оглобля, да что смыслит? - Спирька-Чёрт плюнул вслед Дурынде. - Богатырь какой сыскался!
      В голом виде коротышка Спирька словно усох - такой он был щуплый и неприметный. Его кафтан, рубаха и сапоги, лежавшие кучей рядом, занимали гораздо больше места, чем их хозяин.
      Поп Парамон, мелко переступая тоненькими паучьими ножками, подошёл к кромке воды. И хотя река была такой тёплой, что от неё едва пар не шёл, поп всё же сперва дотронулся до неё ладошкой, взвизгнул, а уж потом зашёл в воду по колени.
      Большая голова Парамона, как тыква на хилом стебле, клонилась в сторону. Казалось, узенькие поповские плечики не могут её удержать и она вотвот скатится, поплывёт по воде, как жёлтый шар.
      Парамон ещё раз взвизгнул и сел на корточки - окунулся с головой.
      - Ух, парное молоко, а не водица! - снова показываясь на поверхности, отфыркиваясь, сказал он.
      Решился, наконец, и Спирька. Боком-боком начал приближаться к реке, затем похлопал себя по животу, по груди, перекрестился и с криком "ой-ай-уй!" бросился в воду.
      Однако от этого волны по реке не пошли, брызг почти не было, а кони даже глазом в сторону Спирьки не повели - такой он был лёгонький, сухой и тощий.
      ... Игнат, слегка прихрамывая, шагал по дороге от села к реке. Полтавская медаль на его зелёном кафтане сверкала в солнечных лучах, как росинка на лугу. Железный свой посох солдат держал на плече, как ружьё.
      На холме, неподалёку от берега реки, слегка раскачивались крылья мельницы.
      В её тени сидел мельничный работник Савушка с какими-то двумя мужиками. Перед ними топорщился ворох мочёных прутьев, и тут же, стопкой, как блины, лежали готовые плетёнки.
      - Скоро совсем болотными жителями станете! - улыбнулся мужикам Игнат.
      - Не тебе одному, служба, по трясине ходить, - ответил Савушка, прикрывая ладонью глаза - солнечный зайчик от солдатской медали забегал по его лицу.
      - В болоте-то хоть князя нет - сами себе мы хозяева, - добавил один из мужиков. И хотел сказать ещё что-то, но второй толкнул его предостерегающе, и мужик замолк.
      - Чего ж она у тебя не крутится? - кивнув на мельницу, спросил Игнат Саву.
      - Ветер спит, - неторопливо ответил Сава. - А крыльям что делать?
      Игнат ещё раз окинул мельницу внимательным взглядом:
      - Ветер-то заворачивает иногда на мельницу в гости?
      - Бывает на ночь глядя, - отозвался Савушка. - Да не долго гостит, видит, работы нет, - и летит дальше.
      - Чудно! - задумчиво покрутил ус Игнат. - Ладно, поживём - увидим... Попа и хозяина своего тут нее примечал?
      - Боярина сейчас провожали, - показал в сторону реки Савушка, - на берегу вот-вот топтались...
      Купаться, верно, спустились.
      ... Под крутым берегом, внизу возле самой воды, виднелся распряжённый возок. Две лошади, наслаждаясь прохладой, стояли в ленивых струях обмелевшего речного потока. Три кучки одежды лежали поодаль.
      - А где ж хозяева? - удивился Игнат, спустившись к броду. - И отчего пузыри по реке плывут?
      В этот миг из воды выскочила безбровая, с реденькими кустиками волос голова Спирьки-Чёрта.
      Поморгала глазами, фыркнула и ушла снова под воду.
      - Чудно! - усмехнулся Игнат и уселся на тёплый, как печка, бугорок. Ого, вот ещё одна!
      Теперь выплыла наружу круглая и жёлтая, как тыква, голова попа Парамона. С хилой бородёнки его текла вода, глаза зорко огляделись по сторонам. Поп хлебнул воздуха и опять нырнул.
      Мохнатые брови Игната весело зашевелились.
      - Может, повезло мужикам, тонут братья? - спросил он сам себя. - Нет, тут мелко, коню по колено... Небось клад ищут... Или обронили что...
      Опять вынырнул Спирька. Захлопал глазами, приметил Игната.
      - Не говори, что меня видел! - сказал Чёрт и ушёл под воду.
      Потом снова показалась тыква Парамона. Поп в этот раз тоже узрел солдата и попросил, отфыркиваясь:
      - Игнатик, т-ш-ш! То не я!
      И, заглотав побольше воздуха, ушёл на дно.
      В стороне вынырнула третья голова.
      - Ага, и ты, простота, здесь, - обрадовался Дурынде Игнат. - Чего друг от друга прячетесь, Яков?
      Дурында оглядел реку - никого нет.
      - Чего смотришь, тебя спрашиваю. Или ты не Яков? - усмехнулся Игнат.
      - Я вроде, - неуверенно произнес Дурында.
      - Эх, "вроде"... - вздохнул Игнат. - Даже имя у тебя украли..
      - Я первый вынырнул, - обречённо сказал Дурында.
      - Да чего там! - спокойно молвил Игнат. - И поп, и Чёрт уже не раз вылезали.
      Дурында удивился. Игнат заметил, что у парня яркие голубые чистые глаза.
      - Спор у нас, - объяснил Дурында. - Кто первый вынырнет, тот к себе всех ведёт на угощение.
      - А-а, тогда ныряй, простота, - махнул рукой Игнат, - вон Чёрт вылезает!
      Дурында едва успел нырнуть, как над водой показалась голова Спирьки.
      - Ты первый, первый, - сказал Игнат. - Лезь назад.
      - Ау-улб! - Спирька ушёл в реку. Тотчас же всплыл Парамон. Он, видно, уже хлебнул водицы, подзамёрз, и голос его дрожал.
      - Сол-солдатик Иг-иг-игнатик, - гнусаво проговорил поп, - никого больше тут-ту-тут не видел?
      - Ты первый вылез, - вздохнул Игнат.
      - Госпо-по-по-ди по-по-помилуй... - пробормотал Парамон и скрылся под водой.
      Затем, как поплавок, бесшумно выплыла голова Дурынды.
      - Сотоварищи твои надышались - и снова к рыбам, - доложил Игнат. - Вот братья, друг друга стоят - скорее утопятся, чем угостят.
      Дурында увидел всплывающую макушку Спирьки и скрылся в реке.
      "Парень-то начинает привыкать к хитрости, - довольно подумал Игнат. Придёт день, и он себя ещё покажет..."
      Чёрт уже был голубым от холода.
      - Ну? - спросил он зло, глядя на Игната. - Чего веселишься, солдатик?
      - С весёлого - беда, как с гуся вода! - ответил Игнат. - Весёлость лучше богатства - не слыхивал разве? Ныряй, а то опоздаешь!
      Спирька послушно нырнул.
      - Что-то поп долго не вылезает, - оглядывая реку, проговорил Игнат. Не утонул ли ненароком от жадности?
      Наконец вынырнул Парамон. Он весь дрожал, губы стали серыми. Голова попа была уже не жёлтого, а какого-то зелёного, лягушачьего цвета.
      - Ва-ва-ва, - сказал Парамон.
      - Ныряй, а то проспоришь, - сказал Игнат. - Вон Спирька лезет!
      - В-ва-ва, - вякнул поп и упал в воду.
      Действительно, вылез Спирька. Лицо его голубело, как небо, отражающееся в реке. Протёр глаза, зло посмотрел на солдата и, дрожа, спросил:
      - Сидят всё ещё?
      - Ты первый, - грустно сказал Игнат. - Холодно?
      - Зимой хуже бывает, - проговорил Спирька и нырнул.
      Дурында показался над водой, огляделся.
      - Чего видел там? - спросил Игнат. - Как рыбы не жнут, не сеют, а живут?
      Дурында улыбнулся побледневшими губами.