Из паровозного окошка выглядывал машинист Гуго Ялава. Серьёзный-пресерьёзный, но при виде Рахьи и знакомого кочегара заулыбался: "Что-то поседел наш кочегар!".
      Словом, Владимир Ильич возвращался из Финляндии в Петроград на том же паровозе, на ту же станцию Удельная. Эйно Рахья доехал пассажиром в вагоне.
      От станции Удельная до Сердобольской улицы вёрст пять пустырём. В тот студёный октябрьский вечер и вовсе было на улицах пусто. Только ветер гулял да свистел.
      Но Надежда Константиновна дожидалась в условленном месте. В драповом полупальто, круглой фетровой шапочке. Владимир Ильич взял её иззябшую руку. Без перчатки. Никогда не умела она о себе позаботиться! Работа, работа, работа для революции. Где велит партия, куда пошлёт партия.
      На углу Сердобольской улицы и Большого Сампсоньевского проспекта высился кирпичный некрашеный дом, мрачноватый на вид. Четырёхэтажный, он казался громадным посреди ветхих деревянных домишек.
      Владимир Ильич решительно направился к подъезду, будто всю жизнь здесь ходил. Эйно Рахья свернул на Сампсоньевский (сегодняшняя его задача исполнена), а Владимир Ильич впереди Надежды Константиновны поднялся на четвёртый этаж. Открыл дверь ключом. От двери пойдёт коридорчик. Его комната в конце коридорчика. Налево последняя. Владимир Ильич твёрдо всё это усвоил из плана. В квартире не должно быть никого, кроме хозяйки, Надюшиной подруги, Маргариты Васильевны Фофановой.
      Но что такое? Владимир Ильич отпер дверь: голоса. Из одной двери в коридор широко падал свет. Ярко горела над обеденным столом висячая лампа. За столом несколько женщин - по всему видно, учительницы.
      - Наша педагогическая цель, дорогие друзья... - услышал Владимир Ильич.
      Невероятно, но в квартире собрание! В конспиративной квартире. Именно в этот вечер приезда! Ни на миг не смешавшись, Владимир Ильич торопливо прошёл в конец коридора. Немного ссутулился. Он был в седом парике. Он был старичком, быстрым и лёгким.
      - Батюшки мои! - охнула Надежда Константиновна, когда они очутились одни в чистой, поразительно аккуратной комнате, где теперь Владимир Ильич будет жить. - Батюшки мои, как мы с Маргаритой опростоволосились-то!
      - Да, - сказал Владимир Ильич.
      Он не стал успокаивать Надежду Константиновну, что, мол, ничего, обойдётся. Наверное, обойдётся, но нельзя так рисковать в такое опасное время!
      - Почти три недели ждали тебя! - сокрушалась Надежда Константиновна. Всё не едешь... А сегодня как раз я и не предупредила Маргариту.
      - Последнее подполье, надеюсь, - сказал Владимир Ильич.
      Открыл окно. Внизу шумел ветер в деревьях. "Должно быть, там сад".
      - И птичий питомник, - сказала Надежда Константиновна, как всегда угадывая его мысли.
      - Смешное соседство! - улыбнулся Владимир Ильич.
      Из коридора донеслись обрывки фраз.
      - До свидания! - слышен был голос Фофановой: она выпроваживала учительниц.
      - Последнее подполье, надеюсь, - повторил Владимир Ильич.
      - Очень опасное, очень! - вырвалось у Надежды Константиновны.
      Владимир Ильич увидел нескрытую тревогу у неё в глазах. Да, здесь, на Сердобольской улице, было опаснее, чем в шалаше или в Гельсингфорсе.
      Сыщики Временного правительства за каждым углом, на каждом шагу.
      Здесь так было опасно, что никто, даже члены ЦК партии не знали, где поселился вернувшийся из Финляндии Ленин.
      Знали только Надежда Константиновна и связной Эйно Рахья.
      НАКАНУНЕ
      Через несколько дней Эйно Рахья пришёл проводить Владимира Ильича на одно тайное собрание. Был поздний вечер. Магазины закрылись. Неподалёку от дома вывеска с позолоченным кренделем указывала булочную. Дверь на замке. Ставни на запоре. Но длинный хвост, главным образом женщин, протянулся у булочной с запертыми наглухо ставнями. Кутаясь в платки, женщины терпеливо стояли, ёжась от холода. У другой булочной тоже. И у третьей. Вечерний Петроград был полон унылыми, безмолвными очередями. Давно уже хлеб продавали по карточкам. Полфунта, а то и четверть фунта в день. Надо успеть захватить. Опоздал - и ни за какие деньги куска хлеба не купишь. Женщины становились в хвост у булочных на ночь. Тяжко им было! Мужья на фронте. Война с немцами всё тянулась. Мужья и сыновья мучились на фронтах, ни за что пропадали.
      - И дома хорошего мало, - сказал Эйно Рахья. - Хозяева закрывают заводы. Заводы стоят. Безработица.
      Положение в стране было бедственное. Поезда ходили кое-как. Расписание сломалось. Поезда не везли уголь и сырьё на заводы. Не везли хлеб в города.
      - Чего ждать? - сказал Эйно Рахья.
      - Большевик должен знать чего, - резко ответил Владимир Ильич. - Надо не ждать, а делать рабочую революцию.
      С самого начала Февральской революции Ленин убеждал: необходимо добиваться, чтобы Советы стали большевистскими. Тогда рабочий класс сможет взять власть мирным путём. Но меньшевики не соглашались, мешали.
      Теперь всё изменилось. Мирным путём победы не добьёшься. Пришло время брать власть вооружённым восстанием. Не медлить!
      В тот октябрьский вечер на тайное собрание пришли члены Центрального Комитета партии. Все знали, что будет Ленин. Они давно не видели его и теперь ожидали с надеждой. Он был неузнаваем в своём седом парике. Но голос, но мысли, но призывы и воля были ленинские.
      Готовить вооружённое восстание! Привлекать на сторону рабочих войска. Направить сильнейших большевиков в различные области и по другим городам. Крепче вооружить отряды Красной гвардии на заводах и фабриках. Назначить умных командиров в отряды. Распределить точно, куда двинутся отряды Красной гвардии, когда час пробьёт.
      Руководить восстанием должен Военно-революционный комитет.
      Вот какой план намечен был Лениным. ЦК обсудил. Хороший план. Всё правильно, ясно. Все согласились.
      Но нашлись двое членов ЦК. Напрасно называли они себя большевиками. Яростно спорили против восстания пролетариата, не соглашались с великим замыслом Ленина, партии. Кто же они, эти предатели? Зиновьев и Каменев.
      Зиновьев и Каменев умели рассуждать. Ораторами были отличными. А когда дело дошло до восстания, струсили.
      - Разве способен рабочий класс управлять государством? - не верили Зиновьев и Каменев.
      И вот теперь, в решающее время, они выступили против восстания. Мало того, в одной меньшевистской газете рассказали о том, что большевики готовят восстание. Где, как, когда - всё выболтали Зиновьев и Каменев. Всё выложили Временному правительству. А о себе: мы против восстания.
      Выдали капиталистам товарищей. Нет, они не товарищи!
      "Я говорю прямо, что товарищами их обоих больше не считаю... - гневно писал Владимир Ильич. - ...Трудное время. Тяжёлая задача. Тяжёлая измена".
      Но Ленин не дрогнул. Восстание будет. ЦК вплотную приступил к подготовке восстания.
      В СМОЛЬНЫЙ
      На берегу реки Невы, где, круто повернув течение, она устремляет путь к Ладожскому озеру, в давние времена был в Петербурге Смоляной двор. В огромных чанах варили смолу. Тут и хранили её для судостроения. А судостроительные верфи расположились через Неву на той стороне.
      Потом на месте Смоляного двора построили монастырь, а затем институт для благородных девиц, то есть дворянских дочерей. Вытянутое почти на четверть версты, трёхэтажное строгое здание, с колоннами, мраморной лестницей и просторным входом под арками. От Смоляного двора институту пошло название Смольный.
      В семнадцатом году после свержения царя институток распустили по домам, а в Смольном разместился Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов. И Военно-революционный комитет тоже был в Смольном.
      Военно-революционный комитет держал связи со всеми заводами. Организовал на заводах красногвардейские боевые отряды. Двадцать тысяч петроградских рабочих были вооружены и только ждали призыва начинать восстание! Военно-революционный комитет посылал большевистских комиссаров к матросам Балтийского флота агитировать против буржуазного правительства и господ морских офицеров. Матросы рвались в бой. Целые полки солдат переходили на сторону большевиков и Военно-революционного комитета.
      А Временное правительство что? Временное правительство боялось большевиков и рабочих.
      "Запрещается рабочим носить оружие! - издало Временное правительство строгий приказ. - Арестовать всех членов Комитета! Найти Ленина, заточить в каземат".
      И конечно, Временное правительство не сидело сложа руки, а всячески старалось собрать силы против большевиков и рабочих, стягивало свои войска к Петрограду, окружало кольцом.
      Ленин написал товарищам в ЦК, что нельзя откладывать дальше восстание! Настал час!
      Двадцать четвёртого октября Владимир Ильич снова послал записку в ЦК. Фофанова сходила в ЦК, принесла ответ. Ленину пока не разрешали выходить из подполья. Любой офицер мог застрелить или зарубить его шашкой, если увидит на улице.
      Центральный Комитет партии под руководством Владимира Ильича вёл последнее приготовление к решительной схватке. Но точный срок восстания ещё не был назначен.
      Завтра, 25 октября, в Смольном открывается II съезд Советов. Делегаты съехались в Петроград из разных городов и сёл.
      "Необходимо начать восстание сегодня, до открытия съезда, - думал Владимир Ильич. - Свергнуть Временное правительство и завтра передать власть Советам".
      Так Ленин думал. Но шли часы. Послал ещё записку в ЦК. Беспокойно было у Владимира Ильича на душе. В этой беленькой квартирке на Сердобольской улице сейчас особенно было ему тяжело. Даже пошагать свободно нельзя: через стену услышат. Скажут: кто там у Фофановой ходит?
      К вечеру Фофанова вернулась со службы. Владимир Ильич взволнованно встретил её.
      - Пожалуйста, отнесите ещё письмо. Сейчас же, сразу, не раздевайтесь, пожалуйста. Я сейчас...
      И он быстро ушёл к себе. И написал членам ЦК:
      "Товарищи!
      Я пишу эти строки вечером 24-го, положение донельзя критическое. Яснее ясного, что теперь, уже поистине, промедление в восстании смерти подобно".
      И дальше он писал, что надо выступить нынче же, свергнуть Временное правительство, взять власть. История не простит нам, если мы не решимся сегодня. Завтра может быть уже поздно. Сегодня последний и окончательный срок.
      - Скорее несите письмо! - торопил Ленин Фофанову.
      И остался один. Как неспокойно! Сел, к чему-то прислушиваясь. Чего-то будто ждал.
      И вдруг и верно у входной двери раздался звонок. Пришёл связной Эйно Рахья:
      - Что в городе делается, Владимир Ильич!
      Вот что было в городе. Был сырой, неприютный вечер. Резкий ветер рывками налетал с Невы. Тяжёлый туман окутывал улицы. Падал мокрыми хлопьями снег. Или принимался сеять меленький дождь. И сеял, и сеял... Но люди группками собирались то здесь, то там под воротами. Пронесётся грузовик, полный солдат или рабочих с ружьями. Где-то трахнет выстрел. Застрочит пулемёт. Снова тихо, тревожно.
      Возле мостов горели костры, красногвардейцы несли караул. Днём Временное правительство распорядилось разводить мосты над Невой. Прискакали юнкера, согнали пешеходов, остановили движение. Но только один Николаевский мост развели. Подоспели наши. Прогнали юнкеров.
      Если бы юнкерам удалось развести мосты, была бы беда: все районы оказались бы друг от друга отрезанными. Тут поодиночке юнкера и разбили бы революционных рабочих.
      Вот что рассказал Владимиру Ильичу связной Эйно Рахья.
      Владимир Ильич выслушал. Помолчал и стремительно поднялся со стула. Не говоря ни слова, вытащил из комода свой старый парик. "Что это он?" встревожился Рахья. Партия поручила ему охранять Ленина, ему, рабочему-большевику Эйно Рахье.
      - Куда вы, Владимир Ильич?
      - Немедленно в Смольный! - твёрдо ответил Владимир Ильич.
      - Да ведь убьют вас. На юнкеров нарвёмся - застрелят!
      Владимир Ильич не спорил. Знай себе налаживал перед зеркалом парик. Надел старый пиджачишко, пальто. И Рахья понял, что напрасно отговаривать, и стал сам собираться.
      Придумали они ещё завязать Владимиру Ильичу щёку, будто болят зубы, тогда уж и вовсе трудно будет узнать.
      И вышли из дому. Владимир Ильич пошёл в Смольный.
      НАЧАЛОСЬ
      Легко сказать - пошёл. Десять вёрст от Сердобольской до Смольного! Трамваев не видать, не слыхать. Люди попрятались. Темь непроглядная. Под ногами чавкала грязь и растаявший снег. Ветер резал лицо.
      Владимир Ильич шёл, слегка нагнув голову, выставив грудь навстречу ветру. Эйно Рахья на своих длинных ногах едва за ним поспевал.
      - Стой, стой! - во всё горло закричал Эйно Рахья, увидев приближающийся к остановке трамвай.
      Трамвай и сам стал. Вскочили на подножку. Трамвай, почти пустой, следовал в парк. Повезло. Хоть полдороги доехать.
      Владимир Ильич зорко вглядывался в темноту, в глухую осеннюю ночь. Грузовик, полный вооружённых солдат, поравнялся с трамваем и умчался вперёд. Ещё грузовик обогнал.
      - Лихо нынче буржуям придётся, - сказал кто-то.
      - Сворачиваем в парк, вылезайте, - объявила кондукторша.
      Снова Владимир Ильич и Эйно Рахья шагали ночными пустынными улицами. На юнкеров не нарваться бы!
      И вот как раз послышался цокот копыт по булыжнику. Два юнкера верхами:
      - Пропуск!
      Один туго натянул поводья. Конь, заломив шею, вздыбился.
      - Пропуск! - требовал юнкер, тесня конём Эйно Рахью.
      На старика юнкера не обратили внимания. Чего с деда взять? Держась за подвязанную щёку, дед просеменил мимо вздыбленной лошади.
      - Какой такой пропуск? - притворяясь простачком, отговаривался Эйно Рахья, стараясь выиграть время, пока Ленин уйдёт. - Знать не знаю, где и добывать-то его. Да зачем? Без пропуска человека рабочего видно.
      Юнкер с ругательством занёс над головой Рахьи нагайку.
      - Брось ты его, - крикнул другой.
      Они ускакали. Эйно Рахья бегом поспешил догонять Владимира Ильича. Он уже револьвер в кармане нащупывал. Не снёс бы нагайки.
      - Спасибо, - коротко сказал Владимир Ильич.
      Огромное поле перед Смольным, перерезанное мостовой, поросшее тощими деревцами и редким кустарником, было людно и шумно. Горели костры. Стреляли в небо пучками огненных искр. Солдаты топтались у костров, грелись. Один за другим подъезжали грузовики. Соскакивали с грузовиков вооружённые матросы и рабочие. Валом валили в Смольный. Господских пальто и фетровых котелков было не видно. Всё простой люд.
      Доносилась с поля команда:
      - Отряд, стро-ойсь!
      Слышались зовы:
      - Путиловцы где? Откликнитесь, путиловцы!
      - Братцы, семянниковцев не видели?
      Толпа гудела. Всё поле было в движении. Возле Смольного стояли орудия. Часовые караулили входы. Окна всех трёх этажей длинного здания Смольного ярко светились. Величественно было это зрелище освещённого Смольного и возбужденных, с горящими глазами, людей. За спинами щетинились дула винтовок.
      У Владимира Ильича сильно билось сердце. Настал день, ради которого он жил.
      Их пропустили в Смольный. Для входа в Смольный у Эйно Рахьи нашлись пропуска.
      Владимир Ильич, в распахнутом пальто, руки в карманы, забыв о дедовском парике, стремительно прошёл коридором, людным и тесным от ящиков с патронами и штабелей винтовок. Взбежал на третий этаж, в комнату Военно-революционного комитета.
      Члены комитета все были в сборе. Шло заседание. Кто стоял, кто сидел. Секретарь писал протокол. Вот уже полсуток шло заседание. Обсуждали план выступления.
      Непрерывно вбегали связные Красной гвардии, воинских частей и заводов.
      Ленин вошёл. Снял кепку. Вместе с кепкой снялся парик. Навсегда. Отслужил службу.
      - Ленив! - узнали все.
      Председатель Военно-революционного комитета Николай Ильич Подвойский, исхудалый, с воспалёнными от недосыпаний глазами, кинулся к Ленину:
      - Владимир Ильич!
      Как он обрадовался приходу Владимира Ильича! Будто силы и смелости прибыло с Лениным. Подвойский нетерпеливо ждал, что он скажет.
      - Промедление смерти подобно! - быстро, решительно сказал Владимир Ильич. - Надо захватить телеграф, телефонную станцию, вокзалы, мосты. Без промедления. Сейчас. В эту ночь.
      Связные вбегали в комнату, где помещался Военно-революционный комитет, штаб революции, куда пришёл Ленин.
      - Ленин пришёл! Ленин! - полетело по Смольному.
      Связные входили и получали приказы. Военно-революционный комитет приказывает: занять телеграф, телефонную станцию, вокзалы, мосты. Занять все правительственные учреждения.
      - Красная гвардия, строить-ся! - гремело на поле перед Смольным.
      Горели костры. Грузовики, полные вооружённых рабочих, уезжали в мрак и ненастье октябрьской ночи. Уходили солдаты и матросы.
      В ночь с 24 на 25 октября вооружённой пролетариат и революционные войска взяли в свои руки Петроград, столицу России.
      Великая Октябрьская социалистическая революция совершилась.
      ЗИМНИЙ ВЗЯТ
      А Временное правительство со своими защитниками засело в Зимнем дворце. Зимний дворец одним фасадом выходит на Неву. Другой фасад смотрит на громаднейшую Дворцовую площадь. Белые колонны и статуи украшают дворец. По карнизам высятся колоссальные фигуры и вазы. Золочёный орёл распахнул крылья над башней, а раньше ещё развевался на мачте императорский штандарт.
      Раньше в Зимнем дворце жили цари.
      Ленин сказал председателю Военно-революционного комитета Подвойскому:
      - Весь Петроград в наших руках, а Зимний не взят. Немедленно надо захватить Зимний и арестовать Временное правительство.
      - К штурму готовы! - ответил Подвойский.
      25 октября, в первое утро Октябрьской революции, люди читали обращение Ленина "К гражданам России!".
      Ленин писал, что Временное правительство свергнуто, власть перешла в руки Советов. Революция победила.
      Верно, всё так и было. Никакой у Временного правительства власти не оставалось, но министры его заперлись и сидели в Зимнем дворце.
      - Что же это получается? - строго сказал Ленин Подвойскому.
      - Сегодня Зимний будет наш! - ответил председатель Военно-революционного комитета. Выбежал из Смольного и поехал на автомобиле проверять, как выполняется план взятия Зимнего.
      Красногвардейским отрядам и революционным полкам отдан приказ: окружить Зимний дворец!
      Рабочие и солдаты захватили возле Зимнего все проспекты и улицы. Брали Зимний в кольцо. Громыхали колёсами пушки, занимая позиции. Медленно входили в Неву миноносцы. Двигались к Зимнему. Развернувшись, вставали на якорь.
      И трёхтрубный крейсер "Аврора", с белыми бортами, обшитыми медью, целил на Зимний жерло орудия. Зимний в осаде. Было это в ночь на 26 октября 1917 года.
      А люди помнили Кровавое воскресенье 1905 года. Здесь, перед этим дворцом, на Дворцовой, обширной и праздничной, площади сошлись толпы рабочих. Со всех питерских заводов и фабрик. Мирно шли к царю. С иконами. "Батюшка-царь, помоги, сил не стало терпеть, с голоду пухнем".
      Тысячи рабочих были убиты и ранены в то воскресенье на Дворцовой площади перед Зимним дворцом.
      Настал октябрь 1917 года. Теперь рабочие пришли сюда не с иконами.
      Страшись, Зимний дворец!
      - Долго ли будем тянуть? - волновались и ругались солдаты. - Кто нами командует?
      Комиссары и члены Военно-революционного комитета на машинах и горячих конях объезжали солдатские цепи.
      - Товарищи, потерпите, вот сил побольше подтянем, чтоб наверняка бить буржуев, без промаха. Товарищ Ленин восстанием командует.
      - Ленин! - летело по солдатским и рабочим цепям. - Братцы, товарищ Ленин восстанием командует.
      Ленину в Смольный непрерывно слали донесения, как идёт окружение Зимнего. Ленин с карандашом наклонялся над планом. В этих улицах размещены такие-то части. Такой-то полк здесь... Сюда надо добавить людей. Прибыли матросы из Кронштадта. Крейсер "Аврора" в готовности.
      - Товарищи, время. Начинайте штурм! - сказал Ленин.
      Холодный ветреный вечер опустился на город. Дома притаились с запертыми подъездами. Чуждо глядели тёмные окна домов. На улицах зажигали костры. Ветер нёс едкий дым. Гнал тяжёлые тучи над Питером.
      А Зимний тоже не спал. Тоже готовился к схватке. Юнкера и офицеры сложили из дров баррикады. Загородили дворцовые входы и выходы. Расставили между баррикад пулемёты.
      Зловещая тишина была вокруг Зимнего.
      Из Смольного прикатил самокатчик на мотоцикле. Снова Военно-революционному комитету посыльный от Ленина.
      - Немедля идите на штурм. Кончайте с Зимним. Пора.
      И вот во мраке, в ночной тишине ухнуло над Невой, разорвалось, прокатилось, сотрясая воздух от земли до небес. И долго эхо повторяло тра-ах, тра-ах...
      Это дала сигнальный выстрел "Аврора". Условный знак к штурму.
      Словно подхваченные волной, солдаты и красногвардейцы поднялись, кинулись к Зимнему. Цепь за цепью катились лавины бойцов. Из ближних улиц открыла стрельбу артиллерия. Трещали пулемёты. С рёвом выехал на Дворцовую площадь броневик, поливая огнём дровяные баррикады, заградившие Зимний. И юнкера побросали оружие и побежали во дворец.
      - Ура! - кричали, преследуя юнкеров и офицеров, красногвардейцы и солдаты.
      - Ура! - Они расшвыривали поленья, карабкались на баррикады, соскакивали на ту сторону.
      - Ура! Да здравствует рабочая революция!
      Красные отряды ворвались во дворец. И... зарябило в глазах. Роскошь-то, богатство-то, золото, блеск! Коридоры, коридоры, комнаты.
      Сотни комнат и залов. Хрустальные люстры, бархат и шёлк, картины и статуи, драгоценная мебель, зеркала.
      Какой-то красногвардеец пырнул штыком зеркало в золочёной оправе. С хрустом брызнули осколки стекла.
      - Сдурел?! - закричали на красногвардейца. - Нынче это не царское добро. Наше, народное.
      - Товарищи, соблюдайте революционный порядок! - забравшись на бархатный стул, агитировал командир отряда.
      Красногвардейцы и солдаты катились дальше, дальше, из комнаты в комнату, из зала в зал. Винтовка наперевес, рука на затворе. Самые смелые и руководители впереди: Антонов-Овсеенко, Еремеев, Подвойский... Дворцовые служители, в синих ливреях с позументами, в ужасе пятились. Министры Временного правительства сбились в одном зале. Юнкера защищали их.
      - Юнкера, офицеры, сдать оружие. Господа министры, вы арестованы.
      Была глубокая ночь, но в Смольном ярко сверкали огнями все окна. Люди толпились на лестницах, и в коридорах, и в комнатах. Все были возбуждены. Нетерпеливо ждали вестей. Что на Дворцовой площади? Как идёт бой?
      И Ленин, полный ожиданий, был в Смольном. По виду спокойный, проводил совещание.
      Громко стуча каблуками, вошёл председатель Военно-революционного комитета Подвойский. Лицо залубенело от октябрьской стужи и ветра. Откозырял по-военному.
      - Товарищ Ленин! Докладываю, Зимний взят.
      Ленин вскочил. Подошёл. Обнял Подвойского крепко-крепко.
      ПЕРВЫЙ ДЕКРЕТ
      Вторые сутки члены Военно-революционного комитета работали без отдыха, Антонов-Овсеенко, Бубнов, Дзержинский, Подвойский, Свердлов, Сталин и много других большевиков. Вторую ночь Владимир Ильич не сомкнул глаз. Надежда Константиновна поглядела на его радостное и живое, но такое осунувшееся лицо и вздохнула.
      - Отдохнуть Владимиру Ильичу надо бы, а дома-то у нас нет. К нашим далеко. Ума не приложу, где его устроить, - сказала она Бонч-Бруевичу.
      Бонч-Бруевич был товарищем и помощником Ильича с женевских времен. Писал в газету "Искра". Переправлял из-за границы партийную литературу русским рабочим, а в 1905 году - оружие.
      - А моя квартира на что? - воскликнул Бонч-Бруевич. - И недалеко, и спокойно.
      И сейчас же потащил Владимира Ильича с Надеждой Константиновной к машине, которая стояла у Смольного.
      Владимир Ильич как сел на заднее сиденье, так и уснул. А когда приехали через четверть часа, проснулся будто ни в чём не бывало.
      - Поужинаем чем бог послал, - сказал Бонч-Бруевич.
      Тихонько, чтобы никого в квартире не разбудить, они собрали на стол. Хлеба нашлось, кусочек сыра да молоко.
      - Великолепный ужин! - похвалил Владимир Ильич. - А есть как хочется!
      И они стали ужинать и всё вспоминали, что произошло за эти дни, какие события. Рабочая социалистическая революция свершилась. Теперь навеки ей будет наименование: Великая Октябрьская социалистическая революция!
      Они размечтались о будущей жизни и опять забыли про сон. Хозяин наконец воспротивился:
      - Ложитесь, а то ведь свалитесь, Владимир Ильич! А вам сейчас болеть воспрещается.
      И он проводил Владимира Ильича в свою комнату, где у окошка стоял письменный стол. Владимиру Ильичу без письменного стола да без пера невозможно. Надежду Константиновну положили спать у хозяйки на диване.
      Владимир Ильич погасил электричество. Но уснуть не мог. Совершенно не мог! Мысли толпились в голове. С завтрашнего дня надо строить новое государство. Будет первое в мире рабоче-крестьянское государство. Не бывавшее никогда, во всём свете, нигде.
      Планы один за другим, один другого значительнее являлись Владимиру Ильичу. Он знал учение Маркса. Идеи Маркса вели Ленина в революционной борьбе. Маркс всегда приходил на помощь. А создавать рабоче-крестьянское Советское государство надо самим, своим трудом, своим разумением.
      Владимир Ильич прислушался. Тишина в доме. Всех сморил сон. И неугомонный Бонч-Бруевич угомонился, должно быть. Владимир Ильич зажёг свет и сел за письменный стол. В окно глядела чёрная ночь. Минуту Владимир Ильич сидел без движения, слегка склонив голову, словно вслушиваясь в свои мысли. Он был очень серьёзен и задумчив в эту глухую, тёмную ночь.
      Взял перо и быстро начал писать.
      Ленин писал, что помещичьи, церковные, монастырские земли и земли всех богатеев переходят бесплатно крестьянам. Кто не работает на земле, тому земли нет. Кто работает на земле, тому землёй и владеть.
      Ленин писал о том, что было вековечной мечтой и надеждой народа. Новая жизнь в Советском государстве начиналась с мечты, которая становится былью.
      Как легко дышалось Владимиру Ильичу, как хорошо! А над Петроградом, после волнений, залпов и штурмов, бесшумно шла ночь. В тёмной улице одно светилось окно. Так и в Шушенском было. Всё село спит. Только у ссыльного Ульянова горит зелёная лампа.
      Владимир Ильич положил перо. В небе чуть заяснело. Близилось утро.
      "Часа два успею соснуть", - подумал Владимир Ильич и лёг. И только опустил голову на подушку, в ту же секунду уснул крепким сном.
      На столе лежал исписанный лист.
      За окном набирало силу утро. Небо белело. Вот из мутных облаков вырвалось солнце, забежало в комнату, где спал Владимир Ильич. Скользнуло по листу. И осветило торжественный на листе заголовок: "ДЕКРЕТ О ЗЕМЛЕ".
      БЕЛЫЙ ЗАЛ С КОЛОННАМИ
      Раньше здесь устраивались празднества. Бывали балы. Играла музыка. Скользили по навощённому паркету атласные башмачки институток. Сама государыня императрица, в сопровождении фрейлин, приезжала иной раз на бал. Обмахиваясь веером, милостиво наблюдала за танцами.
      Да разве снилось солдату, бедняку с Орловщины, что когда-нибудь приведётся вступить в этот белый с колоннами зал? Его и близко-то не подпустили бы к Смольному: "Ступай прочь, деревенщина, неумытое рыло!"
      А сейчас... делегатом на II съезд Советов приехал солдат.
      Белый зал Смольного был полон народом. И делегаты тут собрались и неделегаты. Матросы в тельняшках и бушлатах, с ручными гранатами за поясом. Красногвардейцы с винтовками, и вчера бравшие штурмом Зимний дворец. Бородатые мужики - эти из дальних мест, делегаты сельских Советов. А то рабочие с заводов и фабрик - по косовороткам узнаешь.
      Стулья и скамейки были сплошь заняты. Люди сидели на подоконниках, на полу. Стояли. У всех приколоты красные ленточки. Цветисто от красного. Дымно от табаку, шумно.
      - Наша взяла. Долой буржуев! Вся власть Советам!
      Солдат с Орловщины озирался по сторонам и всё примечал.
      И высокие потолки этого важного зала. И мраморные колонны. И на передней стене золочёную раму в человеческий рост. Портрет царя скинули, а пустая рама осталась.
      Всю эту необычайную обстановку солдат удивлённо оглядывал, а сам с нетерпением ждал, когда выйдет Ленин и станет говорить народу речь. Все ждали.
      Немало здесь было делегатов I съезда. Тогда в июне, на I съезде, товарищ Ленин тоже говорил речь и призывал Советы брать власть.
      "Башковитый, как ладно удумал, - рассуждал про себя орловский солдат. - Добились, стряхнули буржуйскую власть, а дальше как станем жить?"
      Тут вокруг зашумели:
      - Ленин! Ленин!
      Многие повставали с мест, чтобы лучше увидеть, как выходят члены президиума.
      И солдат вскочил и глядел во все глаза.
      Вышли члены президиума. Сели за стол. Один в чёрной кожаной куртке, стёклышки со шнурком на глазах. Вроде военный, а вроде и нет. По виду решительный.
      - Свердлов, - объяснили солдату.
      И Феликса Эдмундовича Дзержинского, боевого большевика, показали высокий, худощавый. И председателя Военно-революционного комитета Николая Ильича Подвойского - лицо приятно, взгляд открытый, прямой.
      Но вот председатель объявил, что заседание съезда открыто, и дал слово товарищу Ленину.
      Солдат в нитку вытянулся, чтоб хорошенько разглядеть, какой такой Ленин. А он коренастый, роста не больно высокого. Брови, чуть будто надломленные, разбежались к вискам. А глаза так в душу и смотрят...
      Ленин быстро поднялся на трибуну. И весь зал поднялся. Встал как один человек.
      - Да здравствует Ленин! - кричали люди.
      Не хотели умолкнуть. Летели вверх матросские бескозырки и шапки.
      - Да здравствует Ленин!
      Ленин стоял на трибуне. И видел в зале, перед собой, счастливые лица. Видел людей в простой, бедной одежде. Тут не было господ в сюртуках и белых манишках и дам в модных костюмах. Тут были рабочие, крестьянские и солдатские делегаты. Трудовой народ. Перед этим народом Ленин чувствовал себя в ответе за его долю и счастье.