Смертоносцы обычно не имеют собственных имен, узнавая или вызывая друг друга на разговор по неповторимым личным ментальным колебаниям. Однако, люди не умеют звать своих восьмилапых знакомых таким образом — поэтому общающиеся с двуногими пауки обычно получают какую-то кличку. Чаще всего к ним «прилипает» то слово, с которым к ним обратились в первый раз.
      Смертоносец Любопытный приставал к Посланнику с вопросами в Тихой Долине, Больного правитель лечил от раны, Мокрый едва не вылетел за борт во время перехода через море, Убийца парализовал двух водомерок неподалеку от города. Лоруз и Трасик получили свои имена от моряков, в соответствии с местами, где предпочитали сидеть во время долгого пути.
      Любопытный присылал тревожные мысленные импульсы от опоры, внутри которой проходила лифтовая шахта. Здесь, распластавшись возле окна, и лежал мертвый паук. Не просто мертвый — его грудь и брюшко оказались распороты и дочиста выскоблены, лапы расколоты вдоль, вместо глаз зияли дыры. Не осталось ничего, чему можно было отдать последнюю дань уважения.
      — Кто это сделал?!
      — Не знаю, Посланник Богини. Я нашел его только что, когда встревожился подъемом воды и решил подойти ближе к стене.
      Найл повернул голову к окну и в изумлении прикусил губу: река, которая должна была катить свои волны в паре сотен метров от дома, ныне проносила древесные обломки и жухлую листву между соседними небоскребами. Широкий водный простор пенился от крупных падающих капель щедрого, непрекращающегося дождя.
      — Взгляните сюда, мой господин, — подозвал правителя шериф, указывая в шахту лифта.
      Найл подошел к нему, заглянул — и здесь по стенам струились широкие водяные струи.
      — Да, — кивнул правитель. — Скоро наши восьмилапые обитатели подвала сами начнут выскакивать к нам в руки. Извини меня, Поруз, но я хочу воспользоваться случаем.
      Он отдал перевязь с оружием Нефтис, а сам вышел через разбитое окно на улицу и принялся старательно смывать с себя кровь убитого еще позавчера дикаря. Под прохладными струями боль отступила, и Найл чувствовал себя почти здоровым.
      — Вот так, — кивнул он, возвращаясь назад чистым и бодрым. — Вы предлагаете занять от дикарей оборону, шериф? — Я полагаю, что понял, почему в ближайших к нам развалинах нет обитателей, мой господин, — хладнокровно сообщил северянин. — И почему вход в этот дом был завален землей.
      — Почему?
      — Пока вы умывались, уровень воды поднялся еще на локоть.
      — Ты хочешь сказать?..
      — Да, мой господин, — кивнул Поруз. — Скорее всего, весь этот остров очень часто полностью скрывается под водой. И первый этаж этого дома — тоже.
      — Великая Богиня! — взмолился Найл и торопливо пошел к лестнице. — Неужели ты не видишь и не слышишь нас? Зачем нам эти испытания?
      На этот раз он выскочил на лестничную площадку без особой осторожности, поднялся на полтора пролета и громко закричал в сторону плетеной загородки:
      — Эй, вы меня слышите?!
      — Оа црен вир, гевия, клеин курчашок, — откликнулись из-за ловушки.
      — Пропустите нас, мы можем утонуть, — крикнул правитель, отчаянно пытаясь уловить смысл мысленных образов скрывающихся немногим выше людей.
      — Пебен сие, гефанген и серен валд зурьск инд верден льхнен лебен ауфспарен.
      «Вы пробрались в наши охотничьи угодья и украли нашу добычу. Отдайте нам дичь и оружие, и тогда мы сохраним вам жизнь», — как понял прозвучавшие слова Найл.
      — Что они говорят, мой господин? — встревожено крикнул снизу шериф.
      — Отдайте нашу добычу, — вздохнул, спускаясь, Посланник Богини. — До чего все дикари похожи друг на друга, шериф! Они все хотят только одного — пожрать.
      — Так что они хотят? — не понял Поруз.
      — Они говорят, что мы находимся в их владениях и должны отдать незаконно пойманную добычу. Разница только в том, что снизу восьмилапых полагают хозяевами, а нас едой, а выше этажом нас считают охотниками, а смертоносцев дичью.
      — Значит, там люди?
      — Конечно, люди. Они уже потребовали отдать им оружие. Они умеют им пользоваться.
      — А вы?
      — Ты хочешь сказать, что я предложил сам? Ничего. Мы не в том положении, чтобы торговаться. Они понимают, что нам предстоит или сдаться, или утонуть. Положение безвыходное. О чем тут разговаривать? О том, в каком порядке приносить оружие и приводить смертоносцев на убой?
      — Да, — сглотнув, согласился северянин. Для него тоже легче было умереть самому вместе с соратниками, нежели отдать их на убой ради спасения своей шкуры. Даже если однополчане имеют восемь лап и ни одной головы.
      — Нефтис, — окликнул Найл телохранительницу. — У нас осталось что-нибудь на завтрак?
      Пока братья по плоти подкрепляли свои силы, уровень реки добрался до разбитого окна, и водичка стала неторопливо растекаться по полу, кружа осколки хитиновых панцирей.
      — Странные здесь земли, правда? — повернулся к Нефтис правитель. — Не нужно искать воду, добывать, привозить. Можно просто наклониться и пить, сколько влезет.
      — Я бы предпочла, что бы дождь прекратился, мой господин, — передернула плечами девушка. — Здесь становится холодно.
      Уровень воды поднялся чуть выше щиколоток, и со стороны лестницы послышался вкрадчивый шелест — влага побежала вниз по ступенькам и по шахтам лифтов.
      — Они не появятся, шериф, — выпрямился Найл. — У них наверняка есть какой-то тайник, если, конечно, гаражи не бездонные.
      — Раз кто-то заваливал вход, значит не бездонные, — покачал головой северянин. — Этим, — он кивнул головой наверх, — этим наводнения не страшны. Двери закопал кто-то из обитателей подземелья.
      — Ладно, подождем еще…
      Вскоре вода поднялась до колен. Впрочем, за стеной бурные потоки текли на уровне груди, и за стеклами были видны мелькающие сучья, тушки утонувших насекомых, вялые улитки и редкие рыбины с очумелыми глазами. Сквозь разбитое окно вода хлестала ревущим потокам — но лестница и шахты все равно успевали поглощать ее быстрее, чем она прибывала.
      — Любопытный, Мокрый, Трасик — все! Помогите мне…
      Найл закрыл глаза и поднял лицо вверх, изгоняя мысли из своего сознания, расслабляясь и успокаиваясь. И созерцая. Нет наводнения, нет ползущего по помещению холода. Все тепло и спокойно. Нет опасностей, нет бед — есть только вечность. Все преходяще, и эти проблемы разрешатся, уступив место другим, и те тоже разрешатся, и это будет происходить бесконечно, и нечего останавливаться ни на одной из них, а надо просто смотреть, как сыплется песок, и уходят беды и радости, волнения и усталость, а остается прекрасный спокойный. Знакомо екнуло в груди, возникло ощущение падения, и мир рывком раздался в стороны — это он вошел в контакт с разумами смертоносцев.
      Сейчас они парили в безмерном океане света — света ждущего и доброжелательного, света пропитанного настоящими живыми эмоциями. Свету было плохо: его постоянно мучили жажда и голод.
      — Вы что-то хотите сказать, мой господин? — поинтересовался северянин, глядя на счастливое лицо правителя.
      — Его нет в подземельях Поруз, — покачал головой Найл. — В такую погоду, под всеми этими потоками, Семя может испытывать все, что угодно, но только не жажду. Его нет внизу. Оно где-то наверху, надежно спрятанное стенами от дождя.
      — Если подвал заполнится, мы утонем в течение первых же секунд, — кивнул шериф на стекло, уровень воды за которым поднялся выше его головы. Поток, перехлестывающий сквозь пробоину в шахты лифтов и лестницы, бил с такой силой, что мог снести любого, приблизившегося к нему на сотню шагов. — Мне кажется, нам стоит попробовать пробиться наверх. Лучше умереть в бою, чем утонуть, как слепые крысята.
      — Попробуем, шериф, — кивнул правитель и направился к отдыхающим жукам-бомбардирам. — Скажите, братья, это правда, что в Дельте, откладывая яйца, жучихи пробивают для них глубокую пещеру?
      — Да, Посланник Богини.
      — И многие из вас жили в пещерах, иногда выдерживая тяжелые обвалы?
      — Да, Посланник Богини.
      — Мне нужно пробить проход в небольшой пещере, заполненной крупным гравием. Вы можете это сделать?
      — Да, Посланник Богини.
      — Камни могут обрушиться прямо на вас!
      — Мы подожмем ноги, Посланник Богини.
      — Они подожмут ноги! — вслух рассмеялся правитель. — Ты слышал, шериф? Единственное уязвимое место у бомбардиров — это тонкие лапы. Но и их в случае камнепада они могут поджать! Готовь атаку.
      Секунду северянин размышлял, потом лицо его озарила улыбка, а в глазах сверкнул восторг:
      — Да, мой господин!
      С учетом обстоятельств, долго тянуть Поруз не стал: ступая по колено в воде и стараясь не попасть в струю течения, братья по плоти собрались справа и слева от входа на лестницу, после чего жуки, ничуть не скрываясь и громко топоча, ринулись наверх. Спустя несколько мгновений послышался грохот, из опорной колонны вырвался клуб белой сухой пыли, резко контрастирующий с оседающей вокруг влагой, вылетели и покатились по полу крупные булыжники. Послышались громкие испуганные крики.
      — Вперед! — на этот раз северянин кинулся первым. За ним, вперемешку, люди и пауки. Найл, прихрамывая и морщась из-за боли в животе, брел самым последним.
      На втором этаже завершалась схватка. Точнее — избиение. Вооруженные щитами и мечами люди и так имели заведомое преимущество перед дикарями, одетыми в кирасы из наспинных пластин смертоносцев. А тут еще и поддержка восьмилапых братьев: прячась за спины двуногих, пауки выстреливали в туземцев парализующие импульсы, не давая им сопротивляться своим убийцам. Сполна пережив страх перед неминуемым утоплением, братья по плоти теперь тоже не щадили врагов, и спустя несколько минут все было кончено.
      — Ну как получилось, братья? — поинтересовался правитель у довольных успехом шестилапых, и поручил в ответ довольно подробную мысленную картинку того, как жуки подбегают к преграде, готовясь таранить ее всей своей массой, но та падает навстречу. Как они поджимают лапы, пережидая грохот бьющих по толстой хитиновой броне камней, как потом поднимаются, стряхивая с себя весь этот хлам. Далее были испуганные лица разбегающихся дикарей, попытка нескольких из них нанести удары копьями — а потом вперед стали выбегать двуногие, и картина схватки скрылась за щитами. — Вы молодцы, — похвалил их Посланник Богини. — Настоящие воины.
      На самом деле, жуки-бомбардиры редко участвовали в войнах, ведущихся городом пауков. Одарив их очень прочной броней, способной выдержать удар практически любого оружия, природа зато лишила их оружия наступательного. Привыкшие питаться травой, они не имели ни мощных хелицер, ни, шипов на лапах, ни яда. И даже мощное химическое оружие, спрятанное в брюшке, действовало с одинаковой яростью и на своих и на чужих, лишая смысла его применение на поле боя. Удачно проведенная самостоятельная атака наверняка станет легендарной в их небольшом квартале.
      Тем временем братья собрали трупы, брезгливо побросав их в шахты лифта.
      Дверь каждой из таких шахт оказалась оборудована интересным устройством: наклонным в сторону входа щитом, поверх которого лежал все тот же гравий. От падения камни удерживала другая плетенка, легко откидывающаяся вниз.
      — Да, — признал северянин, — если выше этажами есть еще хоть пара таких ловушек, то шахты совершенно непроходимы. Падая вниз, валуны снесут все.
      В остальном второй этаж ничем не отличался от нижнего: обширный и совершенно пустой холл, пол которого во множестве усыпан старыми хитиновыми панцирями.
      — Ты ничего не видишь, шериф? — поинтересовался Найл.
      — Нет, ничего, — покачал головой северянин.
      — Если это небольшое дикое племя, воины которого охотятся в этих угодьях, то где их женщины, дети, старики? Это ведь не армейский разъезд, в котором нет никого, кроме мужчин!
      — Точно, — кивнул воин. — Стойбище должно быть где-то рядом.
      Он бегом помчался к лестнице, жестом позвав за собой остальных, а Найл опять неторопливо побрел следом в сопровождении Нефтис.
      Выше этажом лестница выходила в помещение с высокими — чуть не втрое выше, чем во входном холле — потолками, но довольно узкое. У оконной стены замерли трое смертоносцев, удерживая парализующей волей паренька на площадке под потолком. Там, почти на девятиметровой высоте, зачем-то был сделан лифтовый проем, огороженный широким карнизом. Разумеется, там же стояла и ловушка с гравием. Карауливший ее малолетний двуногий сейчас судорожно подергивался с двумя валунами в руках, не в силах разжать пальцы.
      — В кого-нибудь попал? — поинтересовался правитель.
      — Нет, Посланник, — ответил кто-то из пауков. — Промахнулся.
      — Снимите его оттуда, — разрешил Найл, а сам, повернувшись спиной к устремившемуся вверх по отвесной опоре восьмилапому, стал рассматривать перегораживающую помещение тонкой пластиковой стеной с шестью широкими дверьми, створок на которых, естественно, не сохранилось. Рядом с крайней из них висел поблескивающий золотом прямоугольник. Правитель подошел ближе, стер рукой пыль с плиты, которую можно было бы счесть мраморной, если бы только буквы из желтого метала не поблескивали в толще камня на глубине нескольких сантиметров:
      «Этот конференц-зал был подарен ассоциации Макрофармакологии великим композитором Алиеску Олдц».
      Да, ничего не скажешь, Алиеску Олдц удалось сохранить свое имя в веках. Интересно только, мужчина это был, или женщина? Что писал? Песни, симфонии, рекламные треки? В знаниях, вкаченных Найлу в память Белой Башней, такой фамилии не присутствует вовсе.
      Посланник Богини покачал головой и шагнул в зал. Здесь, под выкрошившимся потолком, шел ряд барельефов в виде человеческих профилей, возвышающихся над приспущенными знаменами. В первый миг Найлу даже показалась, что это головы, насажанные на копья, но он быстро сообразил, что оружие с такими большими флажками совершенно небоеспособно.
      Чуть ниже шел ряд с яркими алыми, зелеными, синими завитками сложных органических молекул, а под ними висели человеческие черепа — уже настоящие. Возможно, головы врагов, возможно — останки всеми почитаемых предков. На полу стояло полтора десятка сложенных из пластиковых столешниц небольших домиков — или, скорее, шалашей, между которыми валялось три безжизненных тела. А на небольшом возвышении в углу темнело большое застарелое пятно от кострища, над которым возвышался железный лабораторный стол с характерными полочками, стоечками и пазами для пробирок. Правда, Найл тут же заподозрил, что использовали его не для научных исследований, а в качестве одной очень большой сковороды.
      — Это их стойбище, мой господин, — подошел с докладом северянин. — Где-то два десятка баб и чуть больше детей. Они забились в ту дверь и заперлись.
      Шериф указал на проем, в котором вместо дверей использовались две сколоченные рядом столешницы.
      В противоположной от главного входа стене имелось всего три двери. Туземцы спрятались за угловой — той, что выводила на сцену. Братья по плоти с разбега бились туда плечами, но хитрые дикари наверняка чем-то подперли столешницы изнутри.
      — Нефтис, — оглянулся на телохранительницу Найл. — Пройдись по этим хибаркам и собери посуду, какая там есть, и еду, если найдешь. А то мы с кораблей налегке ушли, а с поисками Семени, похоже, за день явно не управиться.
      Сам он заглянул сперва в угловую дверь, но ничего интересного не нашел: два маленьких, помещения одно следом за другим. Здесь, в богато обставленных комнатах, явно обитали или вожди, или вождь со своими приближенными. На полу лежало несколько хитиновых кирас, украшенных неумелой, но любовно выполненной резьбой, россыпь костяных наконечников, накладки для рукоятей, сплетенные из женского волоса юбочки, на которых, благодаря умелому смешению черных и русых прядей получился крупный орнамент из ромбов и треугольников; глубокие костяные чаши на такой же резной подставке. Чаши, кстати, из человеческих черепов.
      Нет, Найл не был склонен на основании таких находок считать туземцев каннибалами или поклонниками темных сил: ведь людям, если они хотят выжить рядом с более сильными и умными существами, остро необходимо оружие; для повседневной жизни им тоже нужна посуда, инструменты. Как поступать, когда вокруг нет ничего, годного для обработки? А черепа настолько легко превращаются в кубки, а ребра так хорошо насаживаются на древко…
      Даже постель в угловой комнате была сделана из хитина, измельченного до состояния мелкого песка. Наверное люди старались, перемалывая панцири, не потому что здешний правитель остро ненавидит пауков, а просто потому что вокруг нет ни сена, ни перьев, ни поролона.
      Зато вид из окна открывался великолепный! Снаружи по-прежнему продолжался дождь. Прямо под ногами текли бурные потоки воды, вымывая всю грязь, пыль, гниющие останки или выбравших неудачное место для логова насекомых. Наверное, Назии сейчас нелегко удержать корабли в виду города! А здесь, в считанных метрах над бушующей рекой и в сантиметрах от дующих ветров и дождевых струй сухо и тепло… До тех пор, пока выдерживает фундамент и полые опорные колонны.
      Найл покачал головой, удивляясь тому, что люди выбрали столь неудачное место для строительства поселения, но вскоре сообразил, что выше по течению наверняка стояла плотина, которая защищала мегаполис и от наводнений, и от засухи. Беды начались с того года, когда обеспечивающая природный баланс запруда вышла из строя.
      Посланник Богини заглянул в среднюю дверь и замер в изумлении: здесь, над прекрасно сохранившейся фарфоровой раковиной висело зеркало. И не просто висело: его окружали резные накладочки из хитиновых пластин, висели застарелые, пожухлые цветочки и травинки. В самой раковине лежали явно протухшие ломтики мяса, какие-то стручки, короткий костяной нож. Перед правителем явно находился алтарь! Но если алтарь стоял перед зеркалом, то получается, что люди… Поклонялись сами себе?!
      — В общем, ты мне тоже нравишься, — помахал рукой своему отражению Найл, но жертвы приносить не стал и шагнул дальше.
      Там находился туалет. Причем, несомненно, действующий: вместо двух разбитых унитазов туземцы сложили нечто похожее из обломков бетона и камней, скрепив их неким составом на основе крошки и пыли. По стенам туалета постоянно текла вода — хотя, может, это случается только во время дождя. Влага собиралась на полу в специальные канавки и струилась к отверстию в центре комнаты. Похоже, канализация здесь продолжала работать исправно.
      — Мой господин, — окликнула правителя Нефтис. — Здесь нет никакой приличной посуды, кроме пары больших чаш. Из еды я нашла только ленты вяленого мяса. — Хорошо, — трофеи Посланник разглядывать не стал, предоставив женщине спрятать их в заплечный мешок, а сам вышел в конференц-зал. Там братья по плоти, устав отбивать плечи, взялись за лабораторный стол и начали колотить в двери уже им. Столешницы трещали, но не раскалывались, хотя и потихоньку крошились.
      — Шериф, — окликнул северянина Найл. — Ты обратил внимания, что в комнатах с этой стороны потолки низкие?
      — Ну, да, — пожал плечами тот.
      — Это значит, — пояснил смысл своих слов правитель, — что там не один этаж, а несколько. И сверху может быть выход нам над головой.
      — Тьфу, ты, семнадцать мудрецов! — выругался воин. — Трития, Калла! Возьмите трех пауков и бегите наверх, пока нам опять лестницу не перекрыли!
      Девушки торопливо побежали к выходу, следом за ними устремилось несколько смертоносцев.
      В отличие от попавшего в Южные пески из княжества Граничного северянина и родившейся на острове детей Нефтис, братья по плоти, выросшие в Дельте, рядом с Великой Богиней, отлично общались друг с другом на ментальном уровне — и двуногие и восьмилапые. Разумеется, они не имели такого же дара, как Найл, но и трудностей в мысленных разговорах не испытывали. Правда, эти способности заставляли их сторониться всех прочих людей и пауков, воспринимая себя как отдельный народ — но никаких неудобств или ущербности по этому поводу братья не испытывали. Скорее, наоборот — воспринимали неполноценными всех прочих, кроме разве Найла и Нефтис, прошедших рядом с ними сотни километров с часа рождения и по сей день.
      Правда, чувство собственного превосходства не мешало им беспрекословно слушаться северянина, научившего их мастерски обращаться с трофейным оружием.
      Наконец столешницы не выдержали, сложились одна с другой и отвалились в сторону. Путники рванулись вперед — и обнаружили совершенно пустую комнату с люком в потолке. Люк, естественно, закрывала точно такая же столешница.
      Поруз раздраженно сплюнул, приказал разбивать выстроенные в конференц-зале хибарки, стаскивать обломки сюда и складывать под люком, находящимся на высоте почти трех метров.
      — Не прорвемся, — вздохнул северянин. — Нам этого дикарского схрона не взять. Там, конечно, только бабы, да дети малые, но сейчас, пока мы подступы готовим, они люк сверху всякими тяжестями заваливают. Нам его будет просто не поднять.
      Он выжидательно посмотрел на правителя, рассчитывая услышать приказ об отступлении, однако Найл упрямо покачал головой:
      — Мы обязаны осмотреть все! Все закоулки, все комнаты. Семя может оказаться везде, где угодно.
      — Окажись я на месте дикарей, — задумчиво сообщил шериф, — то, закрыв дверь в эту комнату, сразу поднялся бы наверх, прикрыл люк досками в несколько слоев, а затем завалил камнями под самый потолок, благо этого добра здесь хватает. Такого завала не сможет пробить ни одна сила в мире.
      — Вот как? — Посланник Богини вышел из комнаты в конференц-зал, осмотрел стену, за которой скрывалось не меньше двух этажей запертых туземцами помещений. Получалось пространство метров шесть высотой, около десяти в ширину и двухсот в длину. Целый город вроде Приозерья расселить можно. — Скажи, Поруз, а вдруг окажется, что оно именно там?
      Северянин промолчал.
      — Ладно, шериф, можно не отвечать. Но вот твою баррикаду из досок я просто бы сжег, а потом не спеша раскопал завал, — Найл задумчиво прикусил губу. — Вот только столешницы не горят… Значит, нужно сделать так, чтобы они разобрали завал сами!
      — Как оно хоть выглядит, мой господин? — тяжело вздохнул Поруз.
      — Не знаю, пожал плечами — Посланник Богини и еще раз прошелся вдоль стены вперед-назад. — Но это Семя Великой Богини. Мы не можем не узнать его!
      — Надеюсь…
      — Поруз! — резко остановился Найл, которого вдруг осенила неожиданная мысль. — Арбалетчики здесь?
      — Да, мой господин.
      — Понимаешь, Поруз… Дома эти каркасные. То есть, стоит девять прочных опорных столбов, на которых и висит все остальное: межэтажные перекрытия, стеклянные стены. Значит, вот эта стена, — Найл указал в сторону недоступных помещений, — никаких нагрузок не несет. Она чисто декоративная и должна быть сделана как можно легче, чтобы нагрузку общую снизить. Короче, она простенькая и совсем непрочная. А ну-ка, прикажи сделать залп вон в тот черепок.
      Правитель указал на волосатую голову, подвешенную на высоте примерно четырех метров.
      — Кавина, Навул, Аполия! — вызвал оставшихся в конференц-зале арбалетчиков северянин. — Один залп по черепу!
      Два из трех арбалетных болтов пробили сухую кость, расколов ее надвое, а третий полностью ушел в стену совсем рядом.
      — Так я и знал! Трасик, Больной! — окликнул Найл ближайших смертоносцев. — Натяните от меня к этому месту несколько паутин!
      Восьмилапые легко взбежали по стене, одновременно шлепнули кончиками брюшек по стене, спустились на блестящих белых нитях вниз, подбежали к Посланнику и еще одним ударом, уже об пол, закрепили паутины. Найл подобрал ближайшую столешницу, положил на тонкие — с четверть мизинца, дрожащие полоски. Доска мгновенно прилипла. Правитель встал сверху, немного покачался. Она, естественно, выдержала.
      — Давайте следующую! — потребовал Найл, уложил очередную доску перед собой и поднялся дальше. За считанные минуты он приблизился к стене, вынул меч и несколькими ударами расширил пробитое болтами отверстие так, что в него могла пролезть голова человека. За стеной послышалось шевеление, в отверстии показался конусообразный костяной наконечник, насажанный на ребристое алюминиевое древко. Правитель тут же отступил, спрыгнул на пол.
      — Мне никогда не приходило в голову строить штурмовой мостик таким образом, — признал северянин. — Прикажете расширить проход и прорываться внутрь?
      — Ну уж нет, — замотал головой Посланник Богини. — Пусть сами прорываются! Братья, вы сделаете это?
      Жуки-бомбардиры, с глянцевых спин которых уже отряхнулась вся пыль, зашевелились, получив от правителя мысленное послание. Вот первый из них, развернувшись кончиком брюшка вперед, начал неспешно взбираться по мостику, добрался до дыры, на миг замер в полуметре от отверстия, а потом резко подался назад, заткнув его собой. Послышался короткий:
      — Пуф-ф-ф-ф! — и у людей тут же защипало глаза.
      Жук тем временем бодро сбежал вниз, уступая дорогу своему товарищу. Мостик закачался под новой тяжестью, и спустя минуту послышалось новое: «Пуф-ф!».
      — Па… Паутину! — чувствуя, как перехватывает дыхание, Найл подхватил с пола кусок хитина, подскочил к ближайшему пауку. Тот ударом брюшка посадил на него шлепок паутины, Посланник взбежал по мостику и торопливо залепил отверстие. Но в конференц-зале все равно было невозможно дышать.
      — Уходим, — замахал руками северянин. — Уходим наверх! Двух караульных оставим у лестницы. Смена — каждые десять минут.
      Вонь от бомбардирских газов хорошо ощущалась даже выше этажом, хотя здесь глаза уже особо не щипало. Прорыва дикарей через некие тайные дополнительные проходы не произошло, и братья по плоти разошлись по этажу, более-менее спокойно осматриваясь в странных закоулках.
      Весь этаж разгораживали легкие перегородочки от пола до потолка из пожелтевшего от времени прозрачного пластика. Нормальные, непрозрачные стены имелись только в четырех местах — вокруг установленных рядом с опорными колоннами туалетных кабинок и умывальников. Целое зеркало нашлось только в одном — и перед ним так же возвышался алтарь.
      В остальном — здесь была своя особая, городская пустыня. Голый пол, усыпанный обрывками изоляции вперемешку с пылью от штукатурки, потолок с выкрошившимися плитами из вспененного пластика, голые стены — и все. Правда, в нескольких местах на пластике остались малопонятные выцветшие картинки, изображающих какие-то буковки с ножками, или камушки с глазами, но все остальное — столы, стулья, лампы, электроприборы, различную технику за минувшую тысячу лет местное племя освоило, пустило в дело, растратило, использовало. Причем, похоже, безвозвратно.
      — Поставим лагерь здесь, — решил Найл, осмотрев угловое помещение. Ему понравились и размеры холла, позволяющие без труда разместиться всему отряду, и небольшой огороженный закуток в самом стыке стен, где он мог уединиться на правах правителя, оставаясь при этом в самом центре бивуака. При этом сквозь стеклянные окна открывался великолепный вид на бушующие снаружи стихии. Посланник Богини никак не мог привыкнуть к этому ощущению — на расстоянии вытянутой руки ревет шторм, а тебе спокойно и сухо.
      Костры разводить никто не стал — не из чего, и найденное Нефтис мясо пришлось жевать всухомятку. Зато воды хватало с избытком: она текла по стенам шахт лифтов, струилась по ступенькам лестницы, капала с потолков туалетов и умывальников, лилась по стоящим там трубам.
      При виде этого изобилия в головы всех путешественников приходило сожаление по поводу того, что напиться впрок невозможно — и во время обратного морского путешествия им придется мучиться от жажды точно так же, как во время плаванья сюда.
      — Они выходят! — пришел мысленный импульс из конференц-зала, сопровождаемый яркой картинкой вываливающихся из люка, отчаянно кашляющих людей.
      Братья по плоти дружно сорвались со своих мест, устремивших к лестнице, и только Нефтис с северянином еще некоторое время сидели, неспешно разжевывая мясо, пока не сообразили, куда несутся все остальные члены отряда.
      О сопротивлении туземцы больше не помышляли. Они мечтали только о глотке чистого, свежего воздуха — пусть даже это будет последний вздох в жизни. Одуревшую, полузадохнувшуюся толпу плохо соображающих людей братья по плоти без труда отогнали в угол, отобрав все, хоть в какой-либо мере напоминающее оружие.
      Посланник Богини в первую очередь кинулся к люку и тут же попятился — настолько изнутри разило резким жучиным духом. Стало ясно, что сегодня войти туда никак не удастся. Он разочарованно отступил и направился к пленникам.
      — Ханди шаровоо! — выкрикнул, увидев его, один из туземцев.
      Найл, удивленно склонив голову, подошел ближе.
      — Ханди шаровоо, — повторил дикарь. — Возьмите меня! Возьмите меня, отпустите детей. Они еще вырастут, они вам пригодятся. Отпустите их, съешьте меня!
      — Съесть тебя? — ответил правитель импульсом удивления. — Почему?
      — Я уже пожил, верхний, — вздохнул туземец, на вид и вправду приближающийся по возрасту к сорока годам, к тому же со скрюченной после страшной раны ногой. — Забери меня, оставь мою дочь и ее детей. Пусть вырастут…
      — И меня! Меня возьми, — протолкнулся вперед еще один дикарь, а следом, со все тем же призывом, выступили три женщины.
      Самое интересное, как понял Посланник Богини из их мыслей, они не верили, что он удовлетворит их просьбу. Ведь мясо молоденьких детей и юных девушек намного вкуснее. И, что еще более поразило Найла, — они знали, каков этот вкус! — Ладно, — кивнул правитель. — Будь по сему! Нефтис, отправь всех пленников кроме этих пятерых на второй этаж, и прикажи смертоносцам перетянуть проход паутиной.
      Вскоре совсем еще юные девчушки, неся на руках болезненно всхлипывающих младенцев и подростки лет шести-семи, еще не получившие право на волосяную юбочку протопали к лестнице. Остались только добровольные жертвы.
      — Уходите! — мысленный импульс относился не ко всем братьям, а только к двуногим. — Осмотрим оставшуюся часть зала завтра, когда жучиная отрава развеется.
      Теперь перед дверьми конференц-зала оставались только пауки, Найл с Порузом и пленные дикари. Правитель с шерифом переглядывались, ожидая, кто же отдаст последний приказ. Оба понимали, что смертоносцам нужно есть, что они не питаются мертвечиной, а потому не могут брать припасов с собой, что никакой охоты в доме нет, и быть не может, а поход явно затягивается. Оба понимали, что сделать это нужно — и ни один не решался произнести последнего слова.