А потом Найл показал то, что осталось после сражения: широкое поле, устланное рваными телами смертоносцев; обрывки лап, обломки хелицер, клочья голов с черными влажными глазами. Толстый — почти по колено — слой из того, что еще вчера жило, дышало, думало…
      — Ну как, ты все еще боишься использовать жнецы? — холодно поинтересовался Посланник Богини. — Они идут сюда. Им не нужны свободные смертоносцы. Они собираются жить здесь сами. Поставить на центральной площади столб, на котором сидит паук с человеческим лицом, а потом веселиться — насиловать женщин, убивать всех остальных, а созданное нами забирать себе, продавать, превращать в деньги…
      Смертоносцу-Повелителю неведомо было ни что значит «насиловать», ни что значит «продать» — смертоносцы вообще не знакомы с понятием личной собственности, — однако по пропитывающим Найла эмоциям он догадался, что это так же ужасно, как и «убивать».
      — Какой же злобой нужно обладать, чтобы изобрести сразу две муки, равные смерти! — дало трещину хваленое спокойствие повелителя пауков. — Против таких мокрых врагов можно применить любое оружие.
      Для человека слово «мокрых» не несло того смысла, который вложил в него Смертоносец-Повелитель: пауки не умеют плавать, совершенно беспомощны в воде и ненавидят широкие водные поверхности на том неосознанном уровне, на каком некоторые женщины боятся маленьких, вкусных и совершенно беспомощных перед человеком крыс. Непереносимость смертоносцами воды настолько велика, что даже во времена неограниченного владычества над людьми пауки, пересекая море на кораблях, отдавали всю власть и вверяли жизни людям-морякам, впадая в состояние, напоминающее ступор.
      Думая о захватчиках, правитель пауков излучил такую эмоцию, будто попал в воду на самом глубоком месте самого широкого моря. В человеческом языке для такого ощущения названия попросту нет.
      — Нужно собрать все оставшиеся силы в новую армию, усилить ее жнецами и выставить в пустыне, там, где я вышел к полям, — предложил Посланник Богини и замолк, с интересом наблюдая, как работает фасеточное сознание Смертоносца-Повелителя над возникшей задачей.
      Какой-то небольшой кусочек его разума прикидывал, откуда еще можно наскрести бойцов, другой — где назначить им точку встречи, третий беспокоился о том, что войско противника может просто обойти выставленную армию, не принимая боя, а потому хорошо бы встать не в пустыне, а на дороге, перед входом в город…
      Тут Найл вмешался, послав картинку цветущих крестьянских хозяйств, какими они выглядят сейчас, и вид обугленных равнин, в которые они превратятся после прохода врага. Даже уничтоженные в конце концов, захватчики нанесут слишком большой урон городу и определенно посадят жителей на голодный паек. Смертоносец-Повелитель подумал и согласился. Одновременно — откуда-то из другой фасетки — пришла справедливая мысль: если враг попытается их обойти, пауки могут просто ударить ему в спину. Не решатся же пришельцы на столь явное самоубийство? План битвы в пустыне, предложенный Найлом, был признан единственно правильным, утвержден, и одновременно из другой, совершенно самостоятельной ячейки паучьего разума выскочил и был направлен к исполнению приказ о регулярном запуске разведывательных шаров — каждые четверть суток начиная с послезавтрашнего дня.
      Уследить за работой бесконечного количества мыслящих фасеток человеческий разум при всем желании не мог, Посланник Богини замечал лишь самые крупные из обдуманных и «выданных наверх» решений, но и те мельтешили, точно мухи в проносящемся мимо рое.
      Вот сформировалось еще одно: поскольку дальнего похода на этот раз не планируется, армия смертоносцев не нуждается в головном «таране» из жуков-бомбардиров. От Хозяина требуются только жнецы.
      — Сколько их осталось? — обратился Найл к правителю жуков.
      — Для вас их нет, — четко и решительно ответил тот.
      — Как?! — Смертоносец-Повелитель прервал раздумья и присоединил свой импульс изумления к восклицанию правителя города.
      — Согласно заключенному нами Договору, — ясными, раздельными словами ответил бомбардир, — я обязан сохранять жнецы и выдавать их только в том случае, если смертоносцы нападут на людей. На сегодняшний день я не усматриваю нарушения Договора и жнецы никому не дам.
      На несколько долгих секунд в главном зале дворца воцарилась ошеломленная тишина.
      Затем Посланник Богини попытался осторожно прощупать сознание Хозяина, но не тут-то было!
      Теперь стало ясно, зачем Хозяин набрал столько сопровождающих: синхронизируя нарочитое удивление, четверо жуков прикрывали мысли предводителя непроницаемой стеной.
      Однако Найл не стал кидаться на штурм ментальной крепости. Вместо этого он прощупал Доггинза.
      Слуга знал немного: только то, что четырех жнецов не хватит для обороны длинного периметра города, а уж тем более всех обрабатываемых земель, зато подходы к собственному кварталу они перекроют намертво.
      Об остальном было нетрудно догадаться: Хозяин, для которого безопасность немногочисленной колонии жуков-бомбардиров всегда оставалась превыше всего, прячась за букву Договора, решил оставить жнецы себе.
      Приступ ярости, охвативший Смертоносца-Повелителя, бездумно швырнул стражниц и пауков вперед, но короткая атака захлебнулась, едва начавшись: жуки сомкнули черные панцири, и нападающие уткнулись в невидимую стену.
      — Убирайтесь отсюда… мокрые, — презрительно бросил правитель пауков и прекратил атаку.
      Безусловно, можно было собрать силы и взломать слабенькую защиту пяти бомбардиров, но первый порыв злости прошел, и Смертоносец-Повелитель вспомнил о чести. Хозяин явился сюда как гость и пользовался дипломатической неприкосновенностью. К тому же его гибель ничего не меняла — даже во времена наивысшего могущества смертоносцам не удавалось захватить квартал жуков, а уж теперь, после стольких потерь, и подавно не выйдет склонить их к покорности.
      — Так будет всегда! — внезапно заявил Хозяин с гордостью. — Пришельцы тоже не смогут нас взять и заключат перемирие. Властелины Вселенной приходят и уходят, а жуки остаются.
      — Во-он! — Ярость опять охватила Смертоносца-Повелителя, и Хозяин в сопровождении свиты поспешил скрыться за дверью.
      Найлу стало ясно, что с этого дня между жуками и смертоносцами навеки пролегла пропасть. Теперь уже ни они, ни их дети никогда не станут союзниками. На его глазах произошло событие, о котором сотни лет будут рассказывать легенды: как жуки-бомбардиры, спасая собственную шкуру, фактически украли у пауков оружие и обрекли восьмилапых союзников на смерть.
      — Думаешь, все мы погибнем?
      Посланник Богини совершенно забыл, что продолжает находиться в мысленном контакте со Смертоносцем-Повелителем.
      — Не знаю, как мы теперь сможем противостоять захватчикам, — безнадежно пожал плечами правитель.
      — Соберем новую армию.
      — Такой армии, как у них, нам не собрать никогда… — Найл ощутил внезапную слабость в ногах и осел на пол. — Это не просто смешанное войско, это сплоченный отряд очень умелых бойцов. Когда они атакуют смертоносцев, их пауки ВУРом прикрывают людей, те стрелами из арбалетов разрушают единство противника, а конница добивает разрозненных врагов. Когда они атакуют людей, то пауки парализуют двуногих, и те не способны отбиваться ни от конницы, ни от пехоты. Что мы можем противопоставить этим опытным воякам?
      — Мы тоже включим в армию людей.
      — Каких людей?! — закричал Найл, вскакивая на ноги. — Где ты их возьмешь?! Кто в этом городе умеет стрелять из арбалета? Вы сотни лет запрещали двуногим не то что иметь оружие, но даже пользоваться элементарными инструментами. Кто здесь решится пойти в атаку, подняться грудью на копья всадников?! Два десятка твоих стражниц? В этом городе нет людей, здесь живут только рабы! Ты сам поколение за поколением вытравливал из них смелость! Теперь они умеют только слушаться кнута да стоять на коленях!
      — Ты обвиняешь меня в порабощении двуногих? — холодно вопросил Смертоносец-Повелитель.
      — Нет. Обвинение тебе движется сюда от предгорий Северного Хайбада. — Найл развернулся и вышел из зала, громко хлопнув дверью.
      Теперь дороги гостю никто не показывал, и ему пришлось изрядно поблуждать в темноте. В конце концов правитель выбрался на крыльцо и невольно зажмурился от яркого света.
      — Ты действительно так думаешь? — услышал он мягкий вопрос.
      — Дравиг? — удивился Найл. — Откуда ты здесь? Ведь ты находился в главном зале!
      — Ну, Посланник Богини, ты шел так медленно, что я тебя обогнал.
      Правитель готов был поклясться, что седой паучище улыбается!
      — Дравиг, надеюсь, ты не рассердился на меня за то, что я наговорил Смертоносцу-Повелителю?
      — Нет, Посланник Богини. Мне показалось, это Смертоносец-Повелитель неверно истолковал твои слова.
      — Я не хотел его обидеть.
      — Знаю. Но он слишком долго правит. Он мудр, но ему не довелось пережить того, что досталось нам. Он чувствовал нашу боль, но не понимал нашей беззащитности. — Тон смертоносца стал серьезным. — Поэтому и я хочу задать тебе этот вопрос: скажи, Посланник Богини, мы действительно все погибнем? Наш род прервется?
      Найл промолчал, не зная, что ответить.
      — Я не боюсь смерти, Посланник Богини. Никто и никогда не мог миновать ее. Но если после нас на Земле не останется смертоносцев, вообще никого не останется, тогда ради чего я жил? Ради чего жили наши предки — сражались, терпели боль, умирали? — Начальник охраны ненадолго замолк. — Я не боюсь, Посланник Богини. Мне обидно.
      — У нас есть еще пять дней, Дравиг. Мы что-нибудь придумаем.
      — Не надо меня жалеть, Посланник Богини. Скажи правду. Наш мир погибнет?
      — Постарайся не верить в это, Дравиг, — попытался уйти от ответа правитель. Он запрыгнул в свою коляску и приказал гужевым: — Бегите к Белой Башне.
      Все-таки хорошо, что смертоносцы никогда не заглядывают в мысли тех, кто находится выше по иерархической лестнице. Найл ни за что не признался бы Дравигу в том, что думал на самом деле…

* * *

      В сумраке войлочной юрты густо воняло тухлятиной, мокрой шерстью, прогорклым жиром, человеческим потом и еще множеством составляющих, непереносимых для привыкшего к свежему воздуху Найла. В центре, на основательно драном коричневом ковре, между маленьким круглым щитом и кривым мечом в потертых кожаных ножнах, сидел перед большим медным казаном скуластый, длинноусый мужчина в засаленном халате и лисьем малахае и любовно облизывал толстые короткие пальцы.
      — Уж не хочешь ли ты сказать, что именно так и выглядел великий Чингисхан? — усмехнулся Найл.
      — Как он выглядел на самом деле, современная наука не знает, — покровительственно сообщил хозяин юрты, почесывая под мышкой.
      — «Современная наука» не знает даже того, как сделать новое стекло взамен разбитого, — грубовато ответил правитель города. — Не существует современной науки, Стииг, нету!
      — Ты не прав, — покачал головой Стигмастер, засучил рукав, по локоть запустил руку в казан и вскоре поймал большой кусок мяса с двумя торчащими в стороны обломками костей. — Будешь?
      Найла передернуло.
      — Ну, как хочешь. — Стииг смачно впился зубами в кусок, с которого на халат текли струйки бульона, но продолжал говорить чистым, ясным голосом: — Наука существует, она продолжает обогащаться благодаря всем тем данным, которые передаю я, благодаря твоим, неизвестным ранее, способностям, благодаря…
      — Ага. Но это там, на звездах, — перебил его Найл. — А мы тут как были дикарями, так и остаемся… Слушай, да убери ты все это! Задохнуться ведь можно!
      Монгол вытер руки о халат, щелкнул пальцами, и юрта исчезла. Найл стоял посреди серой площадки, уставленной различными агрегатами, а за куполом из силового поля расстилался город пауков: ровный круг жухлой травы вокруг Белой Башни, по краю которого тянулась пыльная дорога, а дальше — развалины, развалины, развалины. Выше четвертого этажа сохранилось от силы пять домов. Впрочем, в этих архитектурных пеньках уцелело так много приличного жилья, что, даже свободно расселившись, люди заняли не больше трети, и целые кварталы пустовали на протяжении веков.
      — Стииг, — правитель города указал на двухэтажную развалину, — сколько этажей было в этом доме?
      — Двадцать пять. — Старец в длинной рясе возник рядом и погладил седую окладистую бороду. — Небоскребом не назовешь.
      — Великая Богиня! Сколько же здесь жило народу?
      — Не так уж и много… — Старец покосился на гостя. — Ты не хочешь воспользоваться умиротворяющей машиной?
      — У меня нет времени.
      — Ты слишком нервничаешь.
      — А разве ты не знаешь, что происходит в городе? Сюда вот-вот придут захватчики!
      — Знаю, — кивнул Стииг, — списал данные сегодня ночью.
      — Так это ты мне весь сон испортил?!
      — Что поделать, — пожал плечами старик, — бодрствующий мозг практически не отдает информации.
      — Ладно, — махнул рукой Найл, — списал так списал. Зато тебе все известно. Мне нужен твой совет.
      — Ляг в умиротворяющую машину.
      — Что? — не понял правитель.
      — Ты просил совета? — Стииг с нарочитой неторопливостью подошел к стене и выглянул наружу. — Мой совет таков: воспользуйся умиротворяющей машиной.
      — Речь идет о жизни тысяч людей, а ты…
      — … А я вижу, что ты слишком нервничаешь и не способен адекватно воспринимать факты и предложения, не способен корректно формулировать вопросы. Тебе хочется куда-то мчаться, что-то делать, все равно что. Это не принесет никакой пользы. — Послышалось тихое чмоканье, и бирюзовый куб слева раскрылся, выдвинув узкое ложе. — Перестань понапрасну бегать по кругу. Ляг сюда. Ты ведь знаешь, как она работает.
      Найла действительно обуревала жажда деятельности, он стремился бежать, спасать, выручать, но… Но не знал, как.
      — Только ненадолго, — смирился правитель и опустился на ложе.
      Тело обволокло нежным, ласковым теплом, снимающим напряжение и расслабляющим мышцы. Найл мгновенно заснул, но тем не менее ощутил, как в мозгу появилась точка чистого белого света. Она разрасталась, превращаясь в пятнышко, в круг, захватывая в свою власть сперва голову, потом плечи, грудь, руки — и так до тех пор, пока в белом свете не оказался весь человек. В этом чистом круге не было места грусти и страху, боли и усталости, а потому правитель сладко потянулся, повернулся набок и открыл глаза.
      — Ну как? — ласково осведомился Стигмастер.
      — Пожалуй, ты был прав, — улыбнулся Найл.
      — Тогда прошу к столу, — сделал приглашающий жест старец.
      Купол исчез. Найл и Стигмастер, на голове которого появилась маленькая войлочная шапочка, а ряса стала красной, оказались в большой, высокой комнате с лепным потолком, затянутыми нежно-зеленым шелком стенами, наборным паркетом и двумя окнами, задернутыми тяжелыми шторами. В простенке помещалось закрытое бюро с массивными бронзовыми настольными часами, а рядом — дубовый стол с резными ножками, возле которого стояли два стула, обтянутых той же тканью, что и стены. Явным диссонансом в средневековом убранстве выглядел синтезатор пищи, наполовину выпирающий из резных дверей.
      Увы, голограмма Стиига не могла подать гостю угощения.
      Найл заказал себе тройную порцию фруктового мороженого — синтезатор сразу исчез — и сел за стол.
      — Итак, давай разбираться, — начал Стигмастер. — Чего ты, собственно, хочешь?
      — Спасти город от гибели… — Странновато было произносить такие слова, сидя за вазочкой с мороженым.
      — А кто тебе сказал, что он погибнет? — развел руками Стииг. — Едва ли не каждый город, существовавший на нашей планете, по многу раз переходил из рук в руки, порою оказывался разрушен до основания, но впоследствии почти все успешно возрождались. Вряд ли исчезнет и этот.
      — Сюда придут варвары, самые настоящие дикари. Они будут зверствовать, насиловать, убивать, играть в карты.
      — Не верю, — покачал головой старик. — Убивают обычно тех, кто сопротивляется насилию. Люди этого города жили рабами больше пятисот лет. Разве они способны сопротивляться? Они встретят новых хозяев на коленях и в худшем случае просто получат пару раз по физиономии.
      — А насилуют тоже только тех, кто сопротивляется? — попытался съехидничать Найл.
      — В течение последних двухсот лет, — невозмутимо продолжал Стигмастер, — за самовольную интимную связь им полагалась смертная казнь. Женщины спаривались по приказу хозяев с теми, с кем приказывали. Если пришельцы прикажут вступать в связь с собой, это вряд ли вызовет даже удивление.
      — Тебя послушать, так после падения города ничего вообще не изменится!
      — Изменится. После сорока лет люди не будут отправляться в Счастливый Край.
      — Постой, — вскинул руки Найл, — но ведь вот уж больше года, как все стали свободными людьми!
      — Всех сделали свободными, — поправил Стииг. — Помнится, с месяц назад даже бунт был по этому поводу — люди жаждали отправиться в тот самый Счастливый Край.
      — Было дело, — усмехнулся правитель, вспомнив принцессу Мерлью с подбитым глазом. — Но бунтовщиков набралось совсем немного.
      — Немного набралось людей, достигших нужного возраста, — вновь мягко поправил старец, — а вот тех, кто с облегчением воспримет возвращение привычных порядков, куда больше.
      — Человек никогда не откажется от свободы! — едва не закричал Найл.
      — Раб выполняет порученную работу, а взамен получает сытную еду, крышу над головой, — начал спокойно перечислять Стииг, — одежду, постель и уверенность в завтрашнем дне. И все это — без каких бы то ни было усилий с его стороны.
      — Он должен безропотно трудиться, — попытался возразить Найл.
      — Свободный человек тоже должен трудиться, — улыбнулся старик, — но даже работу ему приходится искать самому. Каково бедолаге, выросшему на всем готовом, оказаться на твоей хваленой свободе?
      — Я тебе не верю, Стигмастер, — твердо глядя старику в глаза, заявил правитель города. — Настоящий человек скорее умрет, чем снова станет рабом!
      — Да, так и будет, — согласился Стииг.
      — Что?
      — Те, кто уже не захочет вернуться в рабство, умрут!
      — И ты так спокойно про это говоришь?!
      — Ты беспокоился о городе? — напомнил старик. — Так вот, с городом ничего не случится. Просто вместо одних хозяев придут другие.
      — А как же смертоносцы?
      — А что смертоносцы? — поднял брови Стииг.
      — Что будет с ними?
      — Какая разница? Ты беспокоишься о городе? Так город уцелеет…
      — Но они тоже часть города! — Найл резко вскочил, отодвинул мороженое и заходил вдоль стены.
      — Ки-ис, кис-кис, — позвал старик, и непонятно откуда взявшийся котенок принялся тереться об его ногу. Стииг поднял малыша, посадил на колени, почесал за ушком. Котенок заурчал.
      — Мороженое растает, — ненавязчиво напомнил Стигмастер.
      — Угу, — угрюмо буркнул правитель, однако за стол вернулся.
      — Нравится? — показал Стииг на котенка.
      — Угу, — кивнул Найл.
      — Так вот, за год у такой красивой кошечки рождается от шести до двенадцати котят. Все очаровательные, и каждого жалко. Некоторые люди все равно их топили, и это, конечно, жестоко. Но в большинстве случаев очаровательных малышей оставляли жить. А еще через год у каждого из двенадцати рождались свои двенадцать, а у тех свои… В конце концов настает день, когда при всем желании невозможно пожалеть и приласкать каждого…
      — При чем тут котята?
      — Природа жестока, Найл. И как бы мы ни стремились сделать счастливыми всех, она все равно добьется своего.
      — Чего?
      — Города и государства, племена и цивилизации — все это живые организмы, только куда более крупные и сложные. И выживают они по тем же законам. — Стииг улыбнулся. — Ведь на коленях только одно место.
      — Понимаю. — Правитель отодвинул опустевшую вазочку. — Выживает сильнейший. Естественный отбор. А то, что пришельцы культивируют жестокость, тебя не касается?
      — Доброта — это удел сильных. А новорожденные цивилизации нашей планеты еще слишком молоды и слабы. Отсюда и жестокость.
      — Но смертоносцы…
      — Твои хваленые смертоносцы за последние пятьсот лет не дали умереть своей смертью ни одному человеку! — повысил голос Стигмастер. — Просто они предпочитали убивать скрытно.
      — Интересно получается. — Найл поднялся и отошел к окну. — Пока смертоносцы были в силе, они нравились всем. Стоило им потерпеть поражение, как от них сразу отвернулись и жуки, и ты, да и мне, похоже, положено отвернуться.
      — Так это нормально, — утешил Стииг, — так происходит всегда. Это называется предательством.
      Найл отодвинул занавеску. В небольшом дворике с клумбой посредине бегали друг за другом девочки в коротких платьицах с рюшечками. Сквозь двойные стекла доносился звонкий смех.
      — Формулирую вопрос, — резко повернулся правитель к старику. — Как сохранить цивилизацию смертоносцев в нынешнем состоянии?
      — Истории известно много вариантов сохранения самобытности государства после военного разгрома. Самый распространенный — это нежелание победителей что-либо менять. Римская империя, например, требовала чисто номинального подчинения и выплаты дани, а дальше — живите как хотите. Британская империя даже пыталась развивать порабощенные народы до своего уровня. Но в данном случае этого не получится. Ты сам говорил, что пришельцы намерены здесь поселиться. Значит, переделают все по-своему. Более эффективно действовал Китай. Всех своих поработителей он просто ассимилировал, сам ничуть не изменяясь. Но вашему городу далеко до размеров Китая. Наиболее сложный путь прошел Израиль. Он сам рассеялся среди победителей, подспудно накапливая силы, и возродился спустя почти две тысячи лет. Только боюсь, захватчиков слишком мало, чтобы все вы незаметно среди них растворились. Вот, пожалуй, и все. Национально-освободительные движения перечислять не буду. Они добивались свободы, но отнюдь не сохраняли самобытности.
      — Что же делать?
      — Не знаю, Найл, не знаю. Мое дело сохранять и использовать готовые решения, а не изобретать новые. Я компьютер, а не человек.

* * *

      Первым человеком, которого увидел Найл по возвращении домой, оказалась принцесса Мерлью. Ее ладную фигурку плотно облегало короткое голубое платье, талию охватывал наборный бирюзовый пояс, в ушах поблескивали оправленные в золото сапфиры, а собранные на затылке волосы удерживала продернутая сквозь них лазоревая нить. Сердце правителя дрогнуло, однако он взял себя в руки и бросил на властолюбивую гостью суровый взгляд:
      — С чем пожаловала, Мерлью? Уж не хочешь ли и меня отправить на работы в поля?
      — А ты знаешь, какой вкусный суп получается из свеклы? — Принцесса кинула на правителя хитрый взгляд. — Могу угостить, если соизволишь завтра заглянуть ко мне на обед.
      — Ну да. А ты тем временем отправишь моих стражниц куда-нибудь за тридевять земель.
      — Вранье! — вскинулась принцесса. — Никого я никуда не отправляла.
      — Не успела.
      — Передумала!
      — Вот как? — демонстративно удивился правитель города. — Ты до сих пор не решила, куда спровадить мою личную охрану?
      — Перестань дуться, Найл. — Девушка взяла его за руку. — Ты пропадал пятнадцать дней! Что мне оставалось делать?
      — Может быть, не торопиться хоронить?
      — Да никто тебя хоронить и не собирался! — Принцесса с силой отбросила его ладонь и обиженно отвернулась. Кинула через плечо: — А городом пусть советник Бродус занимается, да?
      — Тебе лишь бы власть прибрать.
      — Вранье! — вырвалось у Мерлью. Девушка опять повернулась к правителю, но заговорила куда серьезнее: — Ну, а случись что с тобой на самом деле? Весь мир пропадать должен? Трава не расти, солнце не свети, люди не живи? Да, я хотела поддержать порядок! Ну и что?
      — Ничего. Непонятно только, почему для этого нужно высылать из города мою охрану, рыться в моих вещах и менять караул на детском острове!
      — Гвардейцев на остров я направила потому, что смертоносцы оттуда куда-то исчезли, а твои стражницы, о великий Посланник Богини, никого без тебя не слушались; дома у тебя я искала план библиотеки, в который ты намеревался внести исправления; а стражниц собиралась направить в поля вместе с гвардейцами. Там сейчас пауков тоже нет ни одного. А еще, — с явной обидой закончила принцесса, — я хотела сказать тебе, что рада твоему возвращению, что готова вообще никогда не иметь короны, лишь бы с тобой все было в порядке. Извини, что потревожила, Посланник Богини.
      — Постой, не уходи. — На этот раз Найл попытался поймать девушку за руку, но Мерлью не далась, отступила.
      — Рада, что ты здоров, Посланник. Пойду прикажу гвардейцам покинуть детский остров, раз ты из-за этого так беспокоишься.
      — Не нужно. Теперь это не имеет значения…
      Последней фразой Найл надеялся разбудить в принцессе любопытство, но Мерлью и бровью не повела. Лишь с покорностью поклонилась:
      — Как прикажете, Посланник Богини.
      Скрипнула дверь, в комнату заглянула Нефтис. Стражница одарила принцессу долгим неприязненным взглядом, потом повернулась к Найлу:
      — Там пришел Доггинз, господин мой, он просит разрешения поговорить с вами.
      — Доггинз? Из квартала жуков? — удивленно подняла брови Мерлью.
      — Да, господин мой, — поклонилась начальница охраны правителю.
      — Проводи его в зал для приемов, — распорядился Найл и повернулся к принцессе.
      На лице девушки отражалась мучительная внутренняя борьба: с одной стороны, она действительно обиделась, с другой…
      Когда три месяца назад смертоносцы обвинили двуногих в убийстве четырех пауков, слуги жуков открестились от всякого родства с остальными людьми и с тех пор никак не общались с Посланником Богини, чувствуя его презрение. Такое отношение Найла вполне разделяли все, кто знал о происшедшем во дворце Смертоносца-Повелителя. Если Доггинз, признанный вожак среди слуг жуков, явился к правителю города, значит, и впрямь случилось нечто из ряда вон…
      — Мерлью, — совершенно серьезно попросил правитель, — для города начинается трудное время, и мне очень нужна твоя помощь. Останься рядом со мной, пожалуйста.
      — Хорошо, — милостиво кивнула принцесса, получившая возможность удовлетворить любопытство, и царственно протянула Найлу руку.
      Он осторожно коснулся губами тыльной стороны ладони, потом рассмеялся и порывисто привлек Мер лью к себе.
      — Ты просто невероятно красива, — прошептал он девушке на ушко.
      — Я так обрадовалась, что ты вернулся, — так же шепотом ответила Мерлью, — а ты… Даже не поздоровался.
      — Мне тебя очень не хватало. Я вспоминал тебя. Честное слово!
      — Я чуть не заплакала, когда сказали… что тебя убили…
      — Ну, я же вернулся. — Найл тряхнул головой. — Ладно. Пойдем.
      — Найл, — остановила правителя принцесса, — я просто думала, что теперь уже… Я совсем не хотела отнимать у тебя власть над городом. Просто…
      — Да хотела, хотела, — добродушно усмехнулся Найл. — Ничего страшного, я уже привык. Пойдем.

* * *

      Доггинз явно нервничал. Ему не по душе было навязанное поручение, и он мялся, стараясь не встречаться глазами ни с Посланником Богини, ни с принцессой. От прежнего, уверенного в себе, жизнерадостного, широкоплечего мастера-пиротехника не осталось и следа. После разрыва отношений с правителем слуга бомбардиров даже вроде как съежился, меньше ростом стал, что ли.
      — Что привело тебя в мой дом, жук?
      Посетитель вздрогнул. Любопытно! Год назад, когда в награду за особенно эффектный взрыв жуки-бомбардиры дружно признали его равным себе, Доггинз был рад без меры, а сейчас вот вздрагивает, опасливо косясь на принцессу.
      — Так в чем дело?
      — Понимаешь, Посланник Богини, э-э… — Бывший мастер опять покосился на девушку, явно намекая, что она лишняя.
      Найл отступил к Мерлью, обнял ее за плечи и крепко прижал к себе. Доггинз все понял, вздохнул и осторожно начал:
      — Хозяин приглашает тебя к себе, Посланник Богини.
      — Мне некогда, — пожал плечами Найл.
      — Ты неправильно понял, Посланник Богини. — Представитель Хозяина опять покосился на принцессу. — Он приглашает тебя насовсем.
      — Насовсем?
      — Да, насовсем. Хозяин приглашает тебя переехать в квартал жуков.
      Найл почувствовал, как вздрогнули под рукой плечи девушки, однако принцесса сдержалась. Интересно, какие мысли роились сейчас в ее прелестной головке? Но в свое время правитель обещал никогда не залезать в ее разум и слово свое собирался сдержать.
      — Думаю, — решил добавить Доггинз, — Хозяин позволит принцессе Мерлью переехать вместе с тобой.
      — Значит, Хозяин уже начинает решать, с кем мне жить? — зловеще поинтересовался правитель города.
      — Нет-нет, — забеспокоился гость, — он ничего подобного не предлагал. Это я. То есть я подумал, что, может быть… ты захочешь…
      — А мнение принцессы Мерлью тебя не интересует?
      — Разве она захочет опять стать рабыней?
      — Я никогда не была рабыней! — гордо отрезала девушка, сбрасывая с плеча руку Найла. — Никогда!
      В чем-то она была права. Ведь год назад, когда ее привели в город бесправной пленницей, Смертоносец-Повелитель сохранил за девушкой звание принцессы и вместе с отцом поселил во дворце. Правда, отдельные распоряжения — например, соблазнить Найла и убедить его стать правителем людей — казались весьма двусмысленными, так что Мерлью очень болезненно воспринимала любые напоминания о том периоде своей жизни.
      — Забота о принцессе весьма похвальна, она очень много сделала для всех обитателей города. — Найл с интересом склонил набок голову. — Но как же Симеон? Он тоже потрудился немало.
      — Я поговорю о нем с Хозяином, — пообещал слуга жуков.
      — А о Нефтис? А о Джарите? О Корбине? Савитре? Сидонии? Дионе? — начал перечислять правитель города имена известных ему людей.
      — Но ты же не сможешь забрать с собою всех! — взмолился Доггинз.
      Найлу показалась, что совсем недавно он уже слышал эти слова.
      — Подумай, Посланник Богини, ведь это всего лишь рабы! Они родились рабами, выросли рабами, рабами и останутся, — продолжал уговаривать слуга бомбардиров. — Ну, подумаешь, придут другие хозяева… Для них не изменится ничего.