Рядом с черепахой свалился на песок предмет, напоминающий половину кирки. Черепаха немедленно втянула голову и лапы, почему-то оставив снаружи хвост.

– Принцип действия сего инструмента заключается в том, что сила удара концентрируется на очень маленьком участке поверхности. Меньше миллиметра. Приложив усилие всего в тридцать килограммов, можно получить давление в точке удара до трех тонн! Кстати, именно поэтому чеканы никогда не точили. Все равно подобной нагрузки не выдержит ни одно острие. И ни одна броня тоже.

– Стииг, ты рассказываешь мне сказки из истории, а между тем всем людям города грозит опасность новой войны с пауками!

– До тебя очень долго доходят совершенно элементарные истины, Найл! – сурово парировал старец. – Оружие незнакомца, которое ты мне принес, больше всего напоминает складной чекан. Рыцарские доспехи им, конечно, не пробить, но мягкий хитиновый покров смертоносца он продырявит, как кленовый листок.

– Вот это да… – невольно выдохнул правитель, беря в руки металлический стержень. – Не может быть.

– Может, может. Вот только непонятно, почему моя аппаратура уже десятилетия не может уловить мозговых импульсов этих изобретателей, несмотря на все старания.

– Постой, Стииг, – вскинулся правитель. – Ты хочешь сказать, что подозревал о существовании этого человека?

– Если быть более точным, то о существовании живых организмов подобной пищевой ориентации.

– Но откуда ты мог знать?

– Всесторонний анализ, обобщение, логические выводы.

– Нельзя ли попонятнее?

– Можно, – согласился старец и уселся в невесть откуда появившееся кресло-качалку. – Вспомни, где хоронили людей до заключения Договора?

– Нигде. Их пауки пожирали. Каждого достигшего сорока лет отправляли, как они говорили, в «Счастливые Края».

– Прекрасно. А где хоронят пауков?

– Их помещают в подземные хранилища, где пользуются памятью мертвых для восстановления событий прошлого.

– Ай-яй-яй, Найл. Какая невнимательность! Сохраняются тела лишь нескольких десятков правителей и их советников. А где остальные? Каждая самка приносит в год почти сотню паучат. Почти половина погибает еще в детском возрасте – при таком количестве детей всех не убережешь. Часть подросших паучат отправляется в экспедиции на воздушных шарах или пешком, но почти четверть выводка остается в городе! Это примерно десять детенышей на каждого взрослого в год! А численность смертоносцев в городе практически не меняется. Паучата растут, взрослеют. И чем они старше, тем меньше их остается… Раз в двадцать-тридцать лет кто-то из великих смертоносцев отправляется на вечный покой в подземные комнаты. Но куда исчезают остальные?

– Не может быть! Если бы пауки исчезали, это было бы замечено!

– Насколько мне известно, смертоносцы отрицают всякую науку и не ведут учета даже собственных слуг. А считать самих себя не станут тем более.

– Ты намекаешь, что этот человек…

– Я не намекаю, я делаю выводы. Всегда различали два типа реакции на опасность: или пассивный – затаиться и ждать, или агрессивный – броситься в ответную атаку. Людей с первым типом реакции пауки культивировали, а со вторым – всячески истребляли. Но если с покорными человечками проблем не возникало, то любое нападение на человека агрессивного для паука чревато гибелью. Ведь паук наносит удар в первую очередь волей, стремясь вызвать страх. И вдруг – оп-па! Чем сильнее страх, тем злобнее ответная реакция. Смертоносцы, того не желая, отобрали сильнейших и опаснейших врагов в отдельную, вольную группу. И к тому дню, когда пауки построили государство, вольные люди тоже нашли в нем свою нишу.

– Не может быть! Ведь про них никто и никогда ничего не слышал!

– Любые подобные слухи пресекались самым жестоким образом. Смертоносцы стремятся к славе непобедимых. Это во-первых. А во-вторых, вспомни, зачем пауки сохранили жизнь правителю Коззаку, что он предлагал тебе?

– Руководить людьми. Пауки хотели иметь правителя, который сам управлял бы людским населением и избавил их от хлопот.

– Вот видишь! Зачем заниматься хлопотливой работой, если можно просто снять урожай?

– Значит, пауки хотели дать свободу людям лишь для того, чтобы не руководить, не растить, не кормить их, а только есть?

– Да.

– А некие дикие люди точно так же питаются пауками?

– Вряд ли их можно назвать «дикими». – Стииг указал на вещи погибшего человека.

– И эти люди даже не попытались помочь своим собратьям, попавшим в рабство?!

– Есть один непреложный закон природы, дорогой Найл. Хищник всегда умнее своей жертвы. Иначе ему не выжить. Выводя породу рабов, пауки довели слуг до такой деградации, что те без специальной селекции даже полноценных детей иметь не могут. А свободные люди невольно становились ловчее, умнее, хитрее. Вряд ли безмозглые рабы и безропотные слуги вызывают их сочувствие.

– Нет, этого не может быть! Неужели смертоносцы до сих пор не поняли, что их едят, как обычных людишек?

– Но ведь и слуги об этом до сих пор не догадываются.

– О богиня Дельты! – вскинул Найл руки к небу. От массы нахлынувших сведений в голове воцарился полный сумбур. Люди едят пауков, пауки – людей. И жизни одних переплетаются с жизнями других. Смертоносец-Повелитель завтра ждет ответа. Что ему сказать? Что он сам скоро станет завтраком?

– Послушай моего совета, Найл, – мягко попросил Стииг. – Воспользуйся умиротворяющей машиной. Твоя нервная система нуждается в поддержке, твоему организму нужна подпитка энергией. Отдохни.

– У меня нет времени, Стииг.

– Тебе нужно успокоиться. Полный покой, и ответ придет сам собою…

Правитель тоже начал понимать, что в таком состоянии не сможет найти правильного решения, а потому позволил усадить себя в уютное кресло и надвинуть колпак. Он ощутил, как на него полилось тепло, нежные потоки энергии, наполняющие каждую клеточку до краев, снимающие напряжение, волнение, страх… Машина отдавала ему энергию точно так же, как солнце дает ее растениям, а они передают ее людям, передают вместе с плотью, жизнью, а люди отдают энергию паукам, пауки – людям, и она добирается до самых дальних закоулков гигантского организма по имени Город. В этом нет ничего страшного, ибо жизнь не исчезает, она лишь переходит из одной формы в другую. Нет ничего плохого, когда человек поедает паука, а паук человека, это лишь обычный круговорот жизни, и потому каждый должен быть счастлив на своем месте.

Найл открыл глаза. За прозрачным куполом Башни, далеко-далеко, над тонкой нитью горизонта появились первые, розоватые лучи утреннего солнца. Наставал новый счастливый день. Посланник Богини чувствовал себя бодрым и отдохнувшим. А главное – теперь он знал, что скажет Смертоносцу-Повелителю.

* * *

На улице было свежо. Найл поежился, покрываясь гусиной кожей, закрыл глаза, медленно, словно выпивая чашу колодезной воды, втянул в себя влажный утренний воздух, и без малейшего усилия ощутил размеренные вибрации города. Вибрации совершенно здорового организма. Оставалось только сохранить этот покой. И Посланник Богини неторопливо направился в сторону дворца Смертоносца-Повелителя.

На этот раз почетного караула охранниц не было. Правителя города встречал только Дравиг, который демонстративно не стал приветствовать Посланника Богини. Паук просто отодвинулся в сторону, освобождая проход, и с предельной корректностью коснулся сознания гостя, «подсвечивая» дорогу.

Под куполом главного зала царила суровая тишина. Наверное, такое возможно только при общении с пауками: не колыхнулось еще ни единой мысли, не прозвучало ни единого слова, а уже совершенно ясно продемонстрирована вежливая враждебность к будущему собеседнику.

Смертоносец-Повелитель не испытывал ненависти, но не имел права простить нарушения Договора, не имел права простить смерти своих собратьев.

Однако истина превыше всего – и он готов выслушать представителя преступников, принять во внимание все обстоятельства и вынести справедливый – только справедливый – приговор.

Все это можно было понять сразу, и понять всего лишь из тишины.

Никогда человеческая речь не достигнет такой громадной информационной емкости – с грустью понял Найл и выбросил во мрак ожидания яркую картину солнечного дня.

Он тщательно и подробно показывал, как под ласковыми лучами распускаются и наливаются соком бутоны цветов, листва, как, наполняясь щедрой небесной энергией, обращается в жизнь и плоть мертвая земля, а потом, вместе с плотью растений, эта жизнь и энергия, это солнечное тепло переходят в тела гусениц, тлей, дроф. А потом передаются дальше – муравьям, тарантулам, жукам-скакунам. А потом – осам, сороконожкам, фалангам. И так продолжается до бесконечности, и даже над случайно погибшим насекомым скоро появляются мухи, жуки-падальщики, которые вбирают овеществленную энергию в себя, чтобы потом передать ее дальше, по бесконечной цепи жизни.

Найл рисовал картину жизни долго и терпеливо, стремясь донести до Смертоносца-Повелителя все подробности постоянного потока смертей и рождений, а затем уверенно заявил:

– Нарушения Договора не было! Просто вам совершенно случайно удалось увидеть, как жизнь и энергия, полученная пауками от одних людей, перешла к другим. Так было всегда, чему подтверждением отсутствие кладбища умерших естественной смертью пауков. Я утверждаю, что у убийцы не было естественного сознания, как у других жителей города, что у него было неизвестное людям оружие и обувь из панциря паука. Это значит, что до заключения Договора, при заключении Договора и после заключения Договора он жил, получая энергию из плоти пауков, и что он является естественным продолжением цепи жизни. Жители города не могут отвечать за его существование и поведение. О людях – продолжении цепи жизни – в Договоре речи не шло, а значит, их обнаружение нарушением не является.

Произнеся, а точнее продумав эту речь, правитель города с облегчением перевел дух и раскрыл сознание, готовясь услышать ответ. Но тут произошло то, чего он никак не ожидал: Смертоносец-Повелитель растерялся.

Его единое сознание рассыпалось, второй раз в жизни Найла обнажив истинную суть Смертоносца-Повелителя – десяток самок лихорадочно обменивались мыслями, пытаясь быстро найти правильное и достойное решение. Мысли их были по-паучьему емкими, и за считанные мгновения Найл успел понять: пауков вполне устраивала спокойная обстановка в городе после воцарения Посланника Богини, они не хотели вражды. Но опыт поколений требовал проведения акции устрашения в ответ на смерть каждого паука-смертоносца. Самки были готовы к попытке правителя города уйти от ответственности и собирались сурово требовать выполнения обычая и казни трехсот человек, но одновременно готовы были поощрить любую попытку свалить вину на рабов и покарать случайно выбранных заложников из этой безмозглой массы. Получилось бы достаточно пугающе, но ответной ненависти среди обычных людей не вызвало. Больше того, Смертоносец-Повелитель собирался сам подтолкнуть Посланника Богини к подобному ходу, не догадайся тот сам.

Но услышать такое… Кто-то из самок верил, а кто-то нет. Некоторые возмущались столь наглым отношением к паукам, – как к обычной еде, и жаждали казни всех и вся, а некоторые считали услышанное хорошим поводом замять дело и восстановить пошатнувшееся спокойствие. Проскакивали мысли о том, что тел мертвых пауков действительно никто не видел, что давно уже кто-то не видел того или иного знакомого, что старых пауков раз-два и обчелся и что этого просто быть не может. Оживленные переговоры продолжались до тех пор, пока наконец до самок не дошло, что здесь, в зале, стоит Посланник Богини и наверняка прекрасно слышит их перебранку. Разговор враз обрезало, и Найл вновь услышал суровый, полный скрытой силы голос Смертоносца-Повелителя :

– Я понял тебя, Посланник Богини. Я должен подумать и сообщу свое решение позднее.

Дравиг проводил правителя до крыльца и только там, когда гость уже спускался по ступенькам, решился нарушить отчужденное молчание:

– Ответь, Посланник Богини, неужели все, что ты рассказал, правда? Неужели существуют люди-убийцы, которые охотятся на пауков?

– Почему ты спрашиваешь, Дравиг? – остановился Найл.

– Пауки никогда не лгут, – с гордостью произнес смертоносец, – а люди обладают такой способностью.

– Мне очень жаль. – Правитель с грустной улыбкой подавил в себе горечь от упрека. – Мне очень жаль, но все это правда.

– Может, это всего лишь один выродок?

Найл осторожно прощупал сознание Дравига и обнаружил там удивление. Паук не испытывал ненависти, он просто изумлялся тому, что мог найтись человек, совершивший такой плохой поступок. Появилось сильное желание подтвердить намек. Найл понял, что ему поверят и зародившаяся настороженность в отношениях людей и пауков сразу исчезнет. Может, мир в городе стоит маленькой лжи? Искушение казалось довольно велико.

– Мне очень жаль, Дравиг, но… Но их много.

В сознании паука произошло небольшое изменение. Найл ощутил его готовность вступить в схватку, сражаться и убивать. И одновременно то, что компенсировало эту напряженность: у смертоносца появилось доверие к правителю. Ведь Найл сказал правду даже тогда, когда это невыгодно. Значит, ему можно верить.

– До встречи, Посланник Богини.

– До встречи, Дравиг.

Отчуждение между Посланником Богини и охранником Смертоносца-Повелителя исчезло, и впервые за последние два дня Найл почувствовал облегчение. Он немного расслабился, и тут же навалилась огромная усталость. Сколько энергии потратил он, разворачивая подробную картину мира, сколько убедительности вложил в свою речь, с каким трудом задавил в себе страх, ожидая ответа Смертоносца-Повелителя! Легче, наверное, весь дворец взвалить на спину и отнести к Белой Башне.

Найл покрутил головой. Разумеется, коляски нет и в помине. Он же пришел сюда пешком. Теперь и обратно ножками топать придется. Появилось предательское желание спрятаться в Башню, опять расслабиться под умиротворяющей машиной, но Найл взял себя в руки и решительно двинулся в сторону своего дворца.

Солнце теперь не грело, а припекало, суша губы и обжигая тело. Пыль вздымалась клубами и мешала дышать. Вдобавок все встречные жители если и не падали на колени, то замирали в глубоком почтительном поклоне, вынуждая отвечать на приветствие. Все вместе взятое вымотало настолько, что, когда встретившая его у дверей Нефтис доложила об ожидающем в столовой Симеоне, Найл попросил:

– Не говори никому. Меня нет. Я хочу отдохнуть.

Начальница охраны молча кивнула, жестом отстранила кинувшихся к Найду служанок, лично повела покорного правителя по узким служебным коридорам, открыла одну из дверей. Найл с удивлением обнаружил, что они через черный ход попали в комнату Нефтис.

– Здесь вас никто не потревожит, – сказала девушка, споро расстилая постель.

Найл стянул через голову потную и пыльную тунику, кинул на пол, рядом поставил сандалии, с наслаждением скользнул под прохладное одеяло и закрыл глаза.

«Надо сказать… Пусть чистую тунику принесет…» – подумал он, но даже разговор, казалось, требовал слишком больших усилий.

– Отдыхайте, мой господин, – услышал Найл легкий шепот и ощутил прикосновение губ ко лбу. Потом губы коснулись глаз, губ, шеи, плеч. Молодой человек хотел прогнать девушку, оттолкнуть, сказать, что он слишком устал, но тело уже откликнулось на ласку, раскрылось, отдавая целиком себя, свою суть, свою энергию. Нефтис жадно, словно губка, поглощала эту энергию, пила взахлеб, не думая ничего давать взамен. Но из ее молодого, сильного, хорошо отдохнувшего тела энергия просто лилась через край. Найл целовал ее грудь, плечи, купался в целом озере чистой, свежей энергии, впитывая ее всеми порами, вдыхая, насыщаясь… Когда тела их содрогнулись в последней судороге экстаза, он совершенно наполнился, Нефтис изнеможенно откинулась на подушке, зажмурившись, с блаженной улыбкой на губах. Она выложилась вся.

Найл встал, потянулся, с удивлением посмотрел на обнаженную девушку в постели. Странно. Еще совсем недавно он умирал от усталости, а Нефтис была свежа и бодра. Что произошло? Обычный акт размножения, половая связь. Но почему теперь он чувствует себя хорошо отдохнувшим, а Нефтис лежит в истоме? Что за таинство свершилось здесь, подменив их состояния?

Значит, они менялись не сознанием, которое становится жидким, они действительно менялись энергией. Он пропитался бодрой энергией Нефтис и теперь бодр и свеж, а она наполнилась его усталостью и потому лежит без сил. Раньше он путался, поскольку получаемая энергия несет отпечаток мыслей владельца. Бодрое состояние мешало заметить не очень большую перемену внутреннего энергетического уровня, и отпечаток мыслей прежнего владельца создавал впечатление, будто из тела в тело перетекает само сознание.

Он присел на край кровати и провел ладонью по ее животу.

– Ты говорила, меня ждет Симеон?

– Сейчас я встану… Я провожу вас, мой господин, – прошептала она, не сделав ни единого движения.

– Не нужно. Спи. – Он накрыл девушку одеялом, накинул тунику и пошел переодеваться.

Симеон сидел у окна, держа на коленях вазу с несколькими гроздями сладкого винограда. Необычайно придирчиво выбирал ягоду, срывал ее и, раскусив пополам, внимательно рассматривал сочную мякоть, потом отправлял ее в рот, долго причмокивал языком, сплевывал косточку на ладонь, брал двумя пальцами и с серьезным, сосредоточенным видом выстреливал за окно. Вытирал пальцы о тунику и начинал всю процедуру сначала. При виде винограда в правителе города проснулся лютый голод.

– Привет, – сказал Найл, взял себе самую крупную гроздь, захватил губами сразу несколько ягод, прожевал и проглотил вместе с косточками и тут же захватил еще.

– Ну, наконец-то, – с облегчением заявил Симеон, ставя вазу на подоконник. – А то уже язык щиплет.

– Чего опять случилось? – прочавкал Найл полным ртом.

– Как раз это я и хотел спросить.

– А что? – не понял Найл.

– Да что ты кружишь, как муха над навозом, – вскипел Симеон. – Ты в Башне был? У Смертоносца-Повелителя был?

– Угу.

– Ну?

– Сейчас. – Найл расправился с первой гроздью, взял из вазы другую и сел за стол. – Башня сказала, что этот человек – хищник, питающийся пауками, А еще сказала, что в городе их, должно быть, довольно много.

– Не может быть!

– Слушай меня, Симеон, и следи за мыслью, Если в городе нет кладбища для умерших людей, то это значит, что ими питаются пауки.

– Это даже чайки знают.

– А если в городе нет кладбища пауков, то… ну, давай. Думай.

– О, Богиня! – Симеон растерянно зачесал голову. – Как мне раньше в голову не пришло?

– Мы слишком привыкли к окружающему миру и считаем все вокруг естественным и нормальным. Если бы этот хищник по чистой случайности не попал в облаву, то мы по сей день ничего бы не замечали.

– Получается, они живут среди нас?

– Совершенно точно. Когда мы начинали эксперимент, к нам в руки попались сразу трое. И мы с тобой не отличили их от обычных рабов.

– Как же они попались?

– Хищник должен быть сильным и здоровым. А Шабр подбирал для эксперимента именно таких. Вот трое убийц и оказались среди избранных. Сперва они затаились, а когда поняли, что попали в клетку – устроили побег.

– Но если это правда, то мы не можем отвечать за смерть пауков!

– Если Смертоносец-Повелитель мне поверил, то да.

– Понятно. – Симеон несколько раз просеменил вокруг стола, внимательно глядя в пол, и резко остановился. – Послушай, Найл. Ведь Договор заключен между тобой, Смертоносцем-Повелителем и Хозяином жуков-бомбардиров?

– Да.

– Значит, нужно все рассказать Хозяину. Если он не сочтет Договор нарушенным, пауки не рискнут устраивать казни.

– Думаешь, их это остановит?

– Жнецы по-прежнему хранятся у жуков-бомбардиров. Смертоносцу-Повелителю придется учитывать их мнение. В любом случае стоит подстраховаться.

Симеон, забыв попрощаться, решительно вышел из комнаты. Найл тем временем доел виноград, покрутил в руках вазу и громко позвал:

– Джарита!

Через несколько минут за дверью послышался топот, и раскрасневшаяся от бега девушка влетела в комнату:

– Я здесь, мой господин!

– Мы будем сегодня обедать или нет?

– Простите, мой господин, вас ожидает принцесса Мерлью.

– Тогда пригласи ее пообедать вместе со мной.

– Слушаюсь, мой господин.

Принцесса была одета в длинное, нежно-голубое, почти прозрачное платье, медно-золотистые волосы зачесаны на правую сторону, открывая левое розоватое ушко, в котором висела изящная сережка с ярко-красным камнем. На этот раз ее сопровождал высокий широкоплечий молодой человек с густыми рыжими кудрями. Найл живо представил себе, насколько щуплым и угловатым он кажется по сравнению с этим атлетом, и сердце кольнула игла ревности.

Давным-давно, со времени первой встречи в подземном городе посреди пустыни, принцесса Мерлью, ее красота, ее голос вызывали в нем почти гипнотическое влечение. Сколько раз уже он был готов заключить ее в объятия, соединить свою судьбу с ее… И каждый раз в последний момент волей случая узнавал, что является для девушки или игрушкой, или средством достижения власти. Но принцесса была умна и целеустремленна. Ее красота и обаяние неизменно преодолевали обиды и презрение, и Найл опять балансировал на грани между вежливостью и страстью.

Если до того, как Найл стал Посланником Богини, она пыталась его приворожить по указанию Смертоносца-Повелителя, то теперь явно старалась для себя. Полгода назад дело дошло до того, что городской Совет на своем заседании пытался принять постановление-просьбу о необходимости женитьбы правителя. В тот раз тонкую и изящную интригу принцессы разрушила гибель Скорбо.

Но прекрасная Мерлью продолжала осаду. Сама она утверждала, что не стремится стать женой правителя. Она хочет стать помощницей. Принцесса была безусловно умна и достойна высокого звания. Однако если Найл использовал власть, чтобы научить людей свободе, то принцессе Мерлью хотелось звания правительницы, чтобы получить власть над людьми.

Найл понимал это разумом, но дыхание его все равно перехватывало, когда она якобы случайно касалась высокой грудью его плеча или роняла прядь душистых волос ему на лицо. Принцесса Мерлью продолжала толково и бескорыстно помогать правителю во всех начинаниях, никак не выказывая нетерпения, словно паук-теневик, раскинувший сеть перед гнездом фруктовой мухи. Никогда принцесса не упускала возможности оказаться с Найлом наедине. И каждый раз молодой человек стискивал челюсти, чтобы из губ не вырвалось жгучее «Да!».

Войдя в столовую, принцесса Мерлью неторопливо прошла к окну и повернулась к Найлу. Солнечные лучи прошили тонкую ткань насквозь. Показалось, девушка стоит совершенно обнаженная, лишь окружена легким голубоватым облаком. Она склонила голову, приветствуя правителя, непринужденным жестом указала на спутника:

– Разреши представить тебе моего помощника, Посланник Богини. Его имя

– Манро.

– Рад познакомиться. Прошу к столу.

Манро метнулся вперед и отодвинул стул. Принцесса поблагодарила резким кивком, и серьга заиграла алыми искрами.

– Ты знаешь, Найл, – перешла она на менее официальный тон, – мне пришлось приостановить указ о чеканке денег.

– Как это? – поразился правитель города. Изобретение медных монет он считал своим наилучшим нововведением. – Ведь они прекрасно прижились.

– Да, – кивнула принцесса, благосклонно наблюдая, как Манро накладывает ей в тарелку рагу из кролика. – Поначалу они вызвали настоящий ажиотаж. Но ведь ты приказал оплачивать ими все общественные работы.

– А как же иначе? – буркнул Найл набитым ртом.

– К сожалению, монеты чеканили намного быстрее, чем слуги жуков изготовляли свои фонарики, игрушки и часики. На руках у рабов и слуг оказалось слишком много денег. Мастеровые довольно быстро поняли свою выгоду и взвинтили цены.

– Постой. – Найл предостерегающе поднял руку, дожевывая кусок крольчатины, проглотил и продолжил: – В старых книгах написано, что за общественные работы всегда платили.

– Да, но там же написано, что с жителей собирали налоги. Общественные работы оплачивались не из новоизготовленных денег, а из тех, которые платили в виде налогов.

Найл захотел было предложить ввести налоги, но рот его опять оказался занят. Только тут он обратил внимание на то, как красиво ест принцесса Мерлью. Своими точеными пальцами с длинными розовыми ногтями она держала вилку и нож. Прижав мясо вилкой, отрезала маленький кусочек и отправляла в рот. Она вполне успевала разжевать эту порцию и проглотить в промежутке между фразами, отчего речь казалась размеренной и спокойной. Найл представил себя со стороны, и ему сделалось стыдно.

– Далее, – продолжала принцесса. – Из-за скачков цен крестьяне отказались брать монеты и стали менять продукты прямо на вещи, мастеровые тоже начали отказываться от денег, и вся наша система полетела в тартарары. Даже рабы попытались отказаться работать, но пауки быстро привели их в чувство.

– Опять пауки! – проворчал Найл. – Вот уже почти год, как мы получили свободу, а наша жизнь по-прежнему зависит от пауков.

– Не надо так нервничать. – Мерлью накрыла его ладонь своею. – Все будет в порядке. Теперь, когда новых монет больше не будет, они снова поднимутся в цене. Из них многие женщины делают себе монисто, серьги. Монеты не портятся, не изнашиваются, их удобно хранить. Очень скоро их будут брать куда охотнее, чем щипцы или морковь.

Она отняла свою ладонь, но, сделав глоток вина, вернула обратно. Найл не шелохнулся, завороженный ее нежным прикосновением, мелодичной речью, ее красотой.

– Нужно ввести налоги, – сказал он, больше для поддержания разговора, нежели в качестве указания.

– Здесь тоже есть трудности. Как объяснить ремесленнику, что он должен платить за то, что всегда делалось даром? А силой отнимать еще хуже.

После этих слов принцесса умолкла, потупив взор, убрала руку и принялась сосредоточенно кушать. Однако Найл слишком хорошо знал эту красотку, чтобы не понять: у нее есть решение, она просто набивает себе цену.

– Да, сложно, сложно, – очень тяжело вздохнул он, покачивая головой.

– Видно, ничего тут не поделать.

– Найл, дорогой, – с готовностью вскинулась Мерлью, – не надо опускать руки. Я предлагаю выводить всех ремесленников на общественные работы наравне с «неголосующими гражданами». А если кто не захочет, пусть нанимает вместо себя другого или просто платит в казну городского Совета. Вот и появятся у нас деньги, которые не отчеканены в мастерской. Кроме того, нужно ввести указ о трехлетнем патрулировании границы пустыни для обеспечения безопасности.

– Это еще что за бред?

– Полный бред, дорогой правитель, но от него тоже придется откупаться. Ведь тебе понадобятся деньги для содержания дворца и прислуги?

Принцесса встала, зашла за спинку стула правителя.

– Подожди немного, Найл. Скоро за деньгами будут гоняться, их станут добывать всеми правдами и неправдами. – Она склонилась над правителем, и мягкие, пахнущие можжевельником волосы защекотали лицо. – Все будет, как ты хочешь, Найл. Ты просто не успеваешь за всем уследить… Тебе нужна помощница.

Аромат духов, вкрадчивый шепот, источаемая девушкой магия влечения вскружили молодому человеку голову, он уже порывался было прижать Мерлью к себе, покрыть ее лицо, ее тело страстными поцелуями, но огромным усилием воли удержался на самом краю и только сказал:

– Ты очень умна… принцесса Мерлью.

Девушка выпрямилась, отошла к окну, вскинула вверх руки и потянулась, вновь догола раздетая солнечными лучами.

– Простите меня, Посланник Богини, но мне пришлось отправить в квартал рабов повара, которому вы разрешили открыть таверну у моста.

– Почему?!

– Он кормил посетителей за плату.

– Я знаю.

– А совсем рядом, в своем квартале, «неголосующие граждане» получали положенную пищу даром. И вот каким-то таинственным путем эта дармовая пища стала оказываться в платной таверне… Странно, правда? Пришлось прикрыть лавочку. А чтобы повар не сбежал, я сказала тамошним паукам, что он болен.

– Но ведь его… – вскинулся Найл. После эпидемии, по негласному уговору, пауки имели право тихо и незаметно съедать больных людей во избежание новой заразы.

– Ага, – подтвердила Мерлью. – Зато теперь рабы сыты и довольны, и желающих наложить руку на их еду пока не находится.

Найлу в душу заполз легкий холодок. Он представил себе, что будет, если эта умная, невероятно красивая, но еще более жестокая женщина получит власть.

– Да, кстати, – она опустила руки и стала поправлять волосы, как бы невзначай поворачиваясь к правителю то одним, то другим боком, – многие «неголосующие граждане» весьма тупы и не могут понять сам смысл денег. Им трудно будет выжить в новом мире. Одно из двух: или они сами должны стать товаром, и тогда их станет кормить хозяин…

– В свободном мире нет места рабству! – коротко и ясно отрезал Найл.

– …или они просто должны умереть, – своим вкрадчивым голоском спокойно закончила принцесса.

Найл молчал, обдумывая ее слова. Если сделать все платным и при этом кормить рабов даром, то самые ушлые и бесчестные люди начнут их обворовывать, как это уже случилось с поваром. А давать рабам деньги бессмысленно, если они не умеют ими пользоваться.

Принцесса Мерлью плавно приблизилась к правителю настолько, что сквозь тунику он ощутил прикосновение к груди ее твердых сосков, а воздух вокруг наполнился терпким можжевеловым ароматом.

– Поручите это мне, мой господин, – обожгла она горячим дыханием, – я сделаю все как нужно.

В этот миг Найл уже забыл, как мгновение назад пугался прихода этой женщины к власти, мысли сбились в полный сумбур, а молодое тело буквально кричало: «Да, да, тебе нужна помощница! Именно такая! Статная, страстная, желанная!» Руки его уже поднялись, чтобы обнять ее, прижать к себе, как вдруг хлопнула дверь.

– К вам пришел Дравиг, мой господин.

– Да, иду. – Найл стряхнул с себя магию принцессы, шарахнулся назад, повернулся и выбежал из комнаты. Мерлью едва слышно, но с большим чувством выругалась вслед.

Дравиг не стал опускаться перед правителем в ритуальном приветствии, ум его лишь легко коснулся сознания Найла, словно мимолетное человеческое «Привет!».

– Пройдем ко мне в комнату, – предложил правитель.