20

Ботов знал: участие в белорусской акции добром для него не кончится — «КамАЗ» не иголка, в стог сена не спрячешь. Да и Шваченко фраер ненадежный, надо было его прижучить сразу после того, как поставили машину в бокс. Но главным виновником провала Ботов считал Бригадира. Никуда бы эти рэкетиры не делись, молчали бы в тряпочку, зализывая раны, а Бригадир, наркоман чахоточный, решил замести следы. Он и раньше был психопатом, еще пять лет тому, когда они мотали срок в Петушках — поджег барак, полоснул заточенным черенком пахана. Теперь упрятал семерых в Березину и отвалил, не сказав прости-прощай.

Блатхату в Черемушках вторую неделю держали под контролем опера, у Соньки Багрус устроили засаду, со Шваченки не сводят глаз; почитай, всех «мурок» задействовали — общественный порядок охранять некому. Пришлось поиздержаться на ксиву, отпустить бороду и нацепить очки; хотел еще тросточку прибарахлить, совсем бы стал похож на профессора кислых щей, да кент из «Измайловских», спец по конспирации, сказал, что тросточки теперь не в моде.

Бригадир дал натырку на всякий пожарный: ехать к Пану в Краснодольск, тот вроде мог спрятать где-то в тайге, да еще и забашлять из общака. Но легко сказать — ехать, когда все вокзалы напичканы мусорами, и у каждого ориентировка с его портретом в фас и профиль! Билет на фамилию Конягина Павла Давыдовича, выписанный по новой ксиве, лежал в нагрудном кармане твидового пиджака, купленного Ботовым через знакомого карманника в Лужниках; в притороченной к поясу на спине кирзовой кобуре висел блестящий «таурус», в деле не бывавший, но в принципе такой же бесполезный, как подковы на каблуках покойницких туфель.

От самого Казанского вокзала Ботову мерещился «хвост»; какие-то подозрительные личности садились в вагон на каждой станции, и все тридцать два часа пути он просчитывал варианты на случай, если слежка перейдет из воображения в реальность. Даже во сне он видел себя выпрыгивающим из пробитого головой вагонного окна.

В Свердловске удалось снять хату и отоспаться. Ботов был готов продать дьяволу душу за возможность надраться до поросячьего визга, но слишком хорошо помнил, как загремел в девяностом по «сто третьей» — подвела тогда «белая», сболтнул лишнее и попался.

В Краснодольск он отправился в субботу первой же электричкой. Несколько сонных рыбаков, бабулька с чемоданом, перевязанным бельевой веревкой, солдат и студент, дремавший на деревянном диванчике, опасений не вызывали. Тревога пришла в Монетном, когда сел плотного сложения парень в нейлоновой куртке поверх тельника; потом усилилась: в Лосином второй выход заблокировал мужик, чересчур усердно канавший под рыбака. Ботову показалось, что они перемигнулись с тем, в куртке, у противоположной двери, и на подъезде к Озерному он решил проверить — перейти в другой вагон. Никто на его переход не отреагировал, но там, в соседнем вагоне, сидела точно такая же компания картежников с удочками, а у дверей — ряженые под «крутых».

«В Реже будут брать!» — подумал Ботов.

Брать, однако, не спешили — не иначе, собирались пасти до пункта назначения. Он стал перелистывать дни, часы и минуты, стараясь понять, откуда его ведут: по всему получалось — от самой Москвы, и раз до сих пор не повязали, значит, сам по себе он интересовал их постольку-поскольку. Семь трупов, конечно, стоили того, чтобы поднять легавых всей России и братской Беларуси в придачу, однако за здорово живешь сдаваться Ботову не хотелось.

Лбом стекла он пробивать не стал, вышел в Артемовском и взял такси до гостиницы. Менты подобрались позорные, в карты играли много лучше: слежку удалось засечь сразу — две машины крутили за дряхлой «волжанкой», сменяя друг друга.

«Если вы такие умные, что ж вы тогда такие бедные!» — усмехнулся Ботов.

Артемовский оказался городишком русским — никчемным и невеликим, забирать у таксиста тачку — только срок наматывать; да и в гостиницу ехать было незачем, а тайги здешней Ботов не знал.

— Тормозни-ка, — попросил он таксиста, когда въехали на торговую площадь.

Походкой обремененного познаниями профессора Ботов побрел в универмаг, где брать его, полагал, не станут из-за обилия потенциальных заложников. Легавые были из Москвы и Свердловска, не артемовские лохи — выходы, конечно, перекрыть сообразят. Оставался вариант аэропорта, но в самолет с «таурусом» не пустят, на понт оперов не взять: уже изучили его, поди, знали, что угоны — не его специальность.

Он покрутился на каждом из трех этажей универмага, без труда вычислил недавних попутчиков в толпе. Походило, они понимали, что он их вычислил, и он знал, что не ошибся и что пасут его на все сто, навязывая какую-то психологическую игру.

Полчаса он провел в игрушечном отделе, выбирая игрушки «для племянницы». При этом его больше интересовали пистолеты и автоматы, а не куклы, что немало забавляло продавцов. Еще час проторчал в ювелирном, потом заглянул в кафетерий. Выход должен был быть, да не один, а как минимум два, но арсенал конспиративных приемов Ботова оказался ограниченным, а чтобы приставить «таурус» вон к той хорошенькой продавщице, нужно было знать, что делать дальше.

Покончив с третьим бутербродом, он допил сок и решительно направился к выходу. Частника, который согласился довезти его до станции, зажали с двух сторон и повели с демонстративным эскортом.

«Я свободный человек, — мысленно отвечал Ботов на вопрос следователя. — Могу я съездить в артемовский универмаг попить сока?»

Нужно было выбросить «таурус», избавиться от лишних «бабок», но не в урну же! А для абонирования сейфа в банке понадобится паспорт; если положить деньги на имя Конягина, то забрать их уже не придется — ксиву изымут и не вернут как пить дать. Тогда уж лучше — в урну!

Ботов стал в очередь у окошка кассы, развернул купленную в киоске газеты, но строчки сливались в пунктирные полосы. «Им нужно знать, куда я направляюсь. Как только я возьму билет обратно, меня сцапают, — догадался он. — Ну, ребята, покатаемся! Денег у меня — на круиз хватит!»

— Два спальных в одном купе до Перми, — быстро пробежав глазами по расписанию, сказал Ботов похожей на сову кассирше.

— Спальных нет, могу предложить купейные до Екатеринбурга, а там сядете на фирменный.

— Тогда… тогда четыре в одном купе. Сова потыкала пальцем в компьютер:

— Нет… не получается… одно верхнее и одно нижнее в тринадцатом. Будете брать?

— Одно в общем! — избрал Ботов другую крайность, полагая, что в общем вагоне народу будет, как зубов в пасти акулы, и это обстоятельство отложит задержание еще на пару часов.

— Купи себе вагон, Ботов, — неожиданно пророкотал чей-то насмешливый бас рядом.

— Лучше «столыпинский», — хохотнул стоявший за спиной, и, прежде чем Ботов успел возмутиться, чья-то рука выхватила из-за его ремня «таурус».

— Веди себя прилично, — тихо посоветовал высокий человек из «рыбаков» в штормовке.

— В чем дело, господа? — поправил Ботов очки на переносице.

— В шляпе, — подтолкнул его квадратный малый, опустив «таурус» в карман пиджака. — К такой внешности нужна шляпа и тросточка, Ботов. Шагай!

Ботов увидел, что в маленьком кассовом зале, не иначе, собирались проводить торжественное заседание, посвященное Дню милиции.

— Вы билет будете брать, гражданин? — крикнула сова в дупле.

— Спасибо, у меня проездной, — ответил Ботов и понуро поплелся к выходу.

Никаких отметок о выезде «Ауди» Кожухова за пределы Краснодольска в диспетчерской не оказалось. Сам Савелий напросился в отпуск, пока ему подыскали место и ремонтировали разбитую машину, нового директора возил водитель Акимушкин, работавший с ним еще в пору его секретарства.

— Куда он в отпуск уехал? — спросил Влад, выслушав Крота.

— Да никуда он не уезжал, баню строит.

Влад уточнил адрес и, не долго думая, отправился к Савелию домой.

…Безлошадный извозчик, перемазанный глиной, рыл приямок для водосбора. Пахли смолистые лаги, втопленные в глину. Влад невольно вспомнил, как они складировали вот так же пахнувшие доски с Саней.

— Бог в помощь, — перекричал Влад лай мохнатой овчарки на цепи.

Савелий был нелюдим, знакомств чурался; вечно насупленный, с недовольным взглядом из-под нависших кустистых бровей, к общению не располагал. Увидев непрошеного гостя, воткнул лопату в землю и вылез из ямы.

— Марш в будку, Байкал! — рявкнул на пса, и тот покорно замолчал, хотя в будку не полез — улегся на скошенную траву и, рыча, злобно посмотрел на Влада. — Привет, — отерев руку о штанину, поздоровался Савелий. — В дом пойдем?

— Спасибо, здесь покурим.

Они сели на свежеотесанный брус, Влад протянул Савелию пачку «Мальборо».

— Хорошая баня будет, — оценил.

— Будет хорошая — приглашу париться, — пообещал хозяин и, откусив от сигареты фильтр, сплюнул в сторону.

— Обшивать будешь?

— А то как же, из бруса ведь. Ты по делу заехал или так, мимо проезжал?

Влад по его тону уже представлял, что разговор легким не получится.

— По делу. Спросить тебя кое о чем хочу.

— Спрашивай, у меня работы полно.

— Может, помочь?

— Сам справлюсь.

Курил Савелий по-мужицки, зажав сигарету в кулаке, и дым почти не выдыхал — глотал, словно питался им.

— Ты шестого июня вместе с Кожуховым и Саней в Екатеринбург ездил. Не скажешь, куда именно?

Савелий покосился на него, пожал плечами.

— Не помню.

— Зачем ты жлобом прикидываешься, Савел? — дружелюбно сказал Влад. — Цену набиваешь?

— А ты что, платить собираешься?

Влад достал кожаный бумажник, извлек пятидесятидолларовую бумажку:

— На! Купишь пергамину на баню — с нахлестом хватит. Савелий задохнулся.

— А ну, убери! — приказал грозно.

Но Влад вместо этого достал еще одну такую же бумажку:

— На печку-каменку?..

Савелий встал, сжал кулаки, но в драку не полез, не оттого, что испугался чемпиона, а просто двор не захотел осквернять. Сплюнув, вернулся к работе.

Влад убрал деньги, несколько минут молча смотрел на широкую спину домохозяина. Тот наконец не выдержал:

— Мне, по-твоему, что, Саню не жаль? — спросил в упор. — Или я с кого-нибудь деньги брал? Я шестнадцать лет здесь живу, когда хату покупал, баня уже старая была, а новую поставить не мог — зарплаты не хватало. Но левых ходок не делал и на базаре со шмотками не стоял!

— Так чего ж ты тогда?.. Не помнит он!.. Помнишь ведь, Савелий? Зоя говорила, он за последние два месяца и выезжал-то один раз всего. И то в неурочный час — с пятницы на субботу, в ночь. По делу или к бабе — мне один черт, просто я хочу знать.

Савелий снова вылез из ямы, отряхнулся.

— Значит, у Зои ты был?

— Был. Она не знает. Рассказала, как Кожух тебе бутерброд с сыром варганил.

Савелий присел на кессон. Отмахнулся от дорогой сигареты, посучив по карманам, достал «Беломорканал». Привычно откусил кусочек бумажного пистона.

— Вкусный был бутерброд, — сказал, помолчав. — Скажи, зачем тебе надо знать, куда он ездил?

Влад не ответил. Ветер налетел, гудел где-то высоко в проводах, протянувшихся над двором.

«Кожух мертвый и Саня мертвый, хуже я им не сделаю, — подумал Савелий. — К тому же расписки никому не давал».

— Ездил он в отель «Малахит».

— Зачем?

— Этого правда не знаю. В машине не разговаривали ни о чем. По пути-туда Кожух вышел, на камушек присел — поплохело ему вроде. Приехали около десяти. Подъехать Кожух велел к задней двери, там его встретили двое. Так себе мужички, неприметные, сейчас бы увидел — не узнал. Они с Саней пошли, а я остался. У меня в бортовом всю дорогу лампочка горела, думал, может, с маслопроводом что. Часа через два вышел Саня и сказал: «Петрович, запирай тачку и иди в гостиницу ночевать. Назад не поедем, тебе в „люксе“ место на диване есть». А я от своей лайбы никуда и днем не отхожу — привык. Можно было, конечно, отогнать ее на платную стоянку. Саня так и предлагал. Да я в машине спать люблю, газетку почитать, радио послушать. В общем, отказался я, не пошел. Вот и все. Утром часиков в семь они вышли, во дворе их какой-то человек провожал. Очень аккуратный, в костюме и при галстуке. Лицо нерусское — может, удмурт или татарин. Пожал руку Кожуху, кивнул Сане, они сели, да мы поехали. От Кожуха чуть коньяком пахло, видно, выпивали ночью. — Савелий замолчал и тяжело вздохнул, словно нес Кожуха и Саню на себе от самого Екатеринбурга.

— На обратном пути тоже ни о чем не говорили?

— На обратном пути Кожух спал. Мы с Саней перекинулись парой словечек, выглядел он, как всегда, хорошо — молодой, тренированный. Спросил, может, я покемарить хочу, предложил за руль сесть. Но я отказался, конечно — еще чего! Мне двадцать четыре часа в сутки за рулем — как два пальца обоссать.

— А в Краснодольске?

— Что?.. Отвез Кожуха домой, Саня с ним вышел.

— Крапивин оставался с семьей Кожухова? Савелий подозрительно посмотрел на него:

— Что ж ты у Зои не спросил?.. Нет, не знаю. Влад подошел к собаке.

— Укусит, — предупредил Савелий.

— Меня не укусит, — погладил Влад Байкала без опаски. — Я для него свой, судьбы у нас похожие и профессия, считай, одна. Ладно, Савелий, спасибо на добром слове. Извини, если что не так.

Хозяин протянул ему руку, посмотрел вслед.

— Эй, Влад! — окликнул у самых ворот. — Погоди. — Он медленно, какой-то шаркающей походкой всадника, не привыкшего ходить пешком, доковылял до калитки, вышел вместе с Владом со двора. — Ты у Губаря работаешь… сам по себе?

— Не понял?

— Ну… — замялся Савелий и потух, не решился продолжить: ведь если «стучит» — не признается.

— Я у Губаря не работаю, — сказал Влад. — Я теперь вообще сам по себе.

— Меня об этой поездке уже спрашивали.

— Следователь? Савелий помотал головой.

— Если бы. Гэбэшник один, та еще падла. — Кто?

— Полковник Зарицкий.

На протяжении всего разговора Влад чувствовал, что он чего-то не договаривает, мнется, будто все время контролирует себя. Мысль о том, что он постукивает, уже побывала в его голове, но теперь от сердца отлегло.

— Ты, Савелий, не тушуйся, я не стукач, — положив руку на его плечо, сказал Влад. — Когда он к тебе подходил?

— Когда приехали. Я только машину во дворе помыл, в гараж хотел поставить. Он мне «волжанку» свою с поломанной коробкой на яму поставил, отремонтировать велел. Ну и спрашивал, куда я ездил на ночь глядя.

— Ты рассказал? Савелий потупился.

— Ладно. Спасибо, что предупредил. В баню не забудь пригласить! — Влад сел в машину и поехал в сторону Московского шоссе.

21

Через четыре часа Рутберг и Кормухин атаковали Ботова в перекрестном допросе. Он избрал старую, как идея всеобщего счастья, и такую же безнадежную тактику — на все вопросы отвечать «не помню» или вообще не отвечать. Впрочем, на один вопрос он ответил.

— Знаете, почему вас задержали? — спросил Рутберг.

— Потому что в сраном Артемовске не оказалось билетов. Следователей и оперов, присутствовавших на допросе, ответ его очень развеселил.

— «Мадам, месье, же не манж па сие жур», — хохотал Кормухин. — Пожалейте жертву дефицита билетов на железной дороге!..

Потом последовали привычные до тошноты «не знаю» и «не видел».

— Этого человека вы тоже не знаете? — положил перед ним фото Кормухин.

— Не-а.

— Это Виктор Гуляев, которого вы обливали бензином.

— Че? Каким еще…

— Вообще-то здесь вопросы задаем мы, — усмехнулся Кормухин, — но так уж и быть, я вам скажу: бензином А-92 из бензобака «ВАЗ-21099». Ознакомьтесь с протоколом, — придвинул к нему Рутберг копию протокола опознания, подписанного Шаловым.

Ботов демонстративно отвернулся.

— «Урал» в Березину сбросили вы?

— Какой еще «Урал»?

— Хотите очную ставку с Шваченко?

— Не знаю никакого Шваченко!

— Ну, как же? Вы встречались с ним в квартире гражданина Баранова по адресу Мытищи, улица Ласточкина, дом пять, квартира тридцать восемь четырнадцатого мая сего года.

Ботов не отреагировал, смотрел в зеленую стену стеклянными глазами, как Бодхидхарма в стену Шаолиньского монастыря.

— Дайте отдохнуть человеку, — пробасил опер Московского областного УУР Никифоров. — Только что с дороги, устал. Ну чего вы привязались к нему, ей-Богу!

Ботов сыщиков не любил и от такого неожиданного участия не расплакался, а только насторожился: что еще задумали мусора?

— Покормить его надо, — сочувственно сказал начальник СИЗО.

— Вот кормить его не надо, отдайте его пайку другим, — возразил Никифоров. — Он в артемовском ЦУМе столько бутербродов съел, что мне бы на неделю хватило.

Следователи переглянулись.

— Ладно, — согласился Ругберг, — проводите его в камеру.

— В одиночку?

— В седьмую, — распорядился начальник СИЗО, незаметно подмигнув прапорщику внутренней службы.

Ботов чувствовал, что они разыгрывают какую-то пьесу, заранее написанную и отрепетированную, да и весь допрос проводят в облегченной, игривой манере; видел подмигивание и улыбки на лицах, и от этого занервничал, сжался в комок. Поставив крестики на страницах протокола, встал и привычно заложил руки за спину.

Самая типичная камера, каких Ботов повидал великое множество, встретила его тошнотворной вонью; сразу стало ясно, что спать не придется — все нары были заняты. Татуированный блатной стучал о стол костяшками домино, Ботов определил авторитета и мужиков, занимавших нижние места.

Встретили его равнодушно, он решил без нужды не представляться, молча сел у противоположной от зарешеченного окна стены.

В течение суток все шло как обычно: арестантов дергали на допросы, некоторые в камеру больше не возвращались, на их места приходили новые. На второй день ввели небритого, исколотого урку в драном лепене, по всему — бывалого. Урка все время косился на Ботова, норовил выйти на «базар», и ночью, когда подошла очередь Ботова кемарить, подсел-таки, уставился немигающим взглядом:

— Бот? — ткнул его в грудь крючковатым пальцем. — Бот, бля буду!

— И что с того? — стараясь придать голосу максимум индифферентности, откликнулся Ботов.

— «Кащейку» в Петушках помнишь? — свистнул урка фиксой.

Учреждение КЩ-10-10 Ботов помнил, а урку — нет.

— Бригаду давно видал? — перешел урка на шепот.

— Какую еще бригаду? — сообразил Ботов.

— Ладно, падла, не сучи! Бригадира, которого ты «куму» продал, а после его в ШИЗО упрятали и через больничку в БУР перевели? А?..

Это была провокация. Никогда и никого за время отсидок Ботов не продавал, а если бы продал — Бригадир пришил бы его, не задумываясь. Дешевая ментовская провокация!

Ботов вскочил и ударил урку в лицо — наотмашь, резко, костяшками пальцев, метя «суке» в висок. Но тот оказался проворным, убрал чуть голову назад и врезал ему коленом в пах, а потом резко хлопнул ладонями по ушам. Ботов отлетел, стукнулся о дужку лежбища. Повскакивали мужики, обступили их: дюжий молодец, вошедший в камеру час тому и сильно смахивавший на одного из оперов, преследовавших Ботова, оказался к нему ближе других.

— Да ты шо, падаль?! — выпучил урка зенки. — Да я ж тя щас надену! Братва, это ж Бот! Сукой в «кащейке» был!..

Кто-то слева влез в образовавшийся круг и получил удар по лопатке — Ботов намеревался восстановить справедливость всерьез.

— Не верь, братва! Сиделку подпустили, бля буду! Век воли не видать! — верещал провокатор. Сбросив лепень, свернул его в комок и швырнул Ботову в лицо. — Крови, падла!..

В мгновение ока он выхватил откуда-то из-за спины ржавый штырь-заточку, широко полоснул воздух, потом с размаха попытался всадить его в живот «суки», и надо было очень внимательно присматриваться к его действиям, чтобы понять их провокационную направленность. Не иначе, в СИЗО он был штатным артистом.

— А ну, отлынь! — рявкнул дюжий, которого Ботов принял за опера. — Пусть разберутся, этот с бородкой мне не ндравится, а Летчик — мужик правильный, я его давно знаю.

Все произошло в несколько секунд. Ошалевшие от духоты и сонного безделья арестанты будто с цепи сорвались. Драка возникла спонтанно, из ничего, накалившаяся атмосфера прорвалась кровью — каждый дрался за себя. Крик, мат и тяжелые удары лязгом засовов не откликались, словно контролеры не слышали шума. Заточка угодила-таки упавшему Ботову в бедро.

Он не мог знать, что накануне в Краснодольск прилетел майор Ревун с результатами дактилоскопической экспертизы: узор психопата Козина по кличке Бригадир сняли-таки с крышки бензобака пелевинской «девятки», валявшейся в кустах. В ГУИНе без труда установили факт давнего знакомства его с Ботовым.

— Всем стоять! Стоять! — контролеры наконец ворвались в

«седьмую», засвистели дубинки, растащили дерущихся. Липкая кровь сквозь продырявленную штанину, тусклый свет лампочки в сетке где-то высоко-высоко — все смешалось и стало удаляться: Ботова схватили за ноги и волоком потащили к двери.

…В тюремной больничке поверхностную рану зашили и промыли, поскупившись на наркоз, потом, с разрешения врача, Ботова повели наверх.

В пустой следственной камере он сидел долго, кемарил на привинченном табурете, испуганно просыпался и пытался ходить, придерживаясь за стенку — от стресса, кровопотери кружилась голова, и собственное тело казалось ему студнем. Часа через два он не выдержал и растянулся на полу, но заснуть не успел — тут же появились контролеры, рывком поставили его на ноги, снова усадили на табурет.

Уже совсем рассвело, и пыльный солнечный луч пронзил тесное пространство следственной камеры, когда появился свежий, благоухающий Кормухин.

— Мусора позорные, — пошевелил пересохшим языком Ботов. — Давай прокурора! Жалоба у меня!

Кормухин бросил на арестанта презрительный взгляд.

— Апартаментов у нас нет, Ботов. Зря теряем время. Смысла вас охранять я не вижу — от показаний вы отказываетесь. Да они нам, собственно, и не нужны: вы будете отвечать по законам страны, на территории которой совершили преступление. По нашему законодательству умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах наказывается лишением свободы от восьми до пятнадцати лет или смертной казнью. Учитывая, что оно совершено: а — с особой жестокостью; б — по предварительному сговору группой лиц; в — лицом, ранее совершившим убийство, шансов на то, что вам сохранят жизнь, у вас немного.

— Чего это?! — сверкнул глазами Ботов. — За что?! Кого я убивал, начальник?!

— Двадцать второго мая вы, Ботов, вместе со своим давним подельником Козиным Геннадием Викторовичем, с которым вместе отбывали срок в исправительно-трудовой колонии строго режима КЩ-10-10 во Владимирской области, в составе организованной преступной группировки напали на граждан республики Беларусь Турича, Пелевина, Гуляева, Кудрю, Борина, Шалова Василия и Шалова Леонида. При этом применяли огнестрельное оружие, Гуляева подвергли пыткам, облили бензином, остальных избили с особой жестокостью, после чего погрузили в автомобиль «Урал», принадлежавший пострадавшим, и сбросили с моста в реку Березина в районе белорусского местечка Черневка…

— Да не убивал я, е!.. — благим матом закричал Ботов и, словно испугавшись своего крика, зажал уши ладонями. — Не убивал!..

— Завтра вас допросит старший следователь по особо важным делам при Генеральном прокуроре республики Беларусь, вот ему вы все и расскажете. Если доживете до завтра. Мне кажется, что кто-то очень не хочет, чтобы вы давали показания. Нет?

Ботов безвольно свесил голову на грудь. Брать на себя кровавые дела Гены Бригадира он не собирался.

— Я не убивал, — повторил он упавшим голосом. — Это все Козин, все он!.. Прикажи отвести в правильную хату, начальник. Не надо к беспредельшикам, я расскажу…

Отель «Малахит» Влад искал минут сорок — кружил по Екатеринбургу, несколько раз справлялся у прохожих, пока наконец не увидел вензель рекламной вывески над пятиэтажным домом. От проспекта в глубь квартала вела узкая побитая дорога; справа глыбилось какое-то сооружение казарменного типа, слева серели проталинами облупившейся штукатурки стены «хрущоб», и по этому унылому окраинному пейзажу Влад определил, что отель далеко не «пятизвездочный». Несколько дешевых иномарок стояло у фасада, но он туда подъезжать не стал, обогнул здание и остановился во дворе.

Дверь была заперта. Влад обошел вокруг, примечая решетки на окнах первого этажа, кондиционеры в окнах второго.

В холле пахло мастикой. За стойкой с кассетным ящиком для ключей, оснащенных брелоками величиной с бейсбольные биты, дремала администраторша с лицом вдовы спившегося сельского учителя.

— Добрый день, — поздоровался Влад. — Я ищу своего друга, который проживает в вашей гостинице. Он приехал на курсы повышения и оставил мне записку — меня не было в городе…

— Фамилия, — зевнув украдкой, придвинула к себе гроссбух администраторша.

— Кожухов Анатолий Борисович.

Она долго искала нужную страницу, водила по ней пальцем, украшенным кольцом из алюминия, качала «вороньим гнездом» на голове.

— Какого числа он приехал?

— Шестого. Шестого июня.

Она выдвинула ящик, профессионально быстро пролистала замусоленные гостевые карты.

— Нет у нас такого, — посмотрела на Влада. — Ни в мае, ни в июне не было. Вы ничего не путаете?

— А Земцова Александра Ивановича тоже нет?

— Вы что, не знаете, как зовут вашего друга? — выговорила она для порядка, но все же проверила и журнал, и картотеку еще раз. — Нет.

«Все правильно, — подумал он. — Потому и входили они через запасной выход, чтобы не регистрироваться. Значит, приезжали к тому, кто здесь уже поселился, и тот проводил их в свой номер».

— У вас двухкомнатные «люксы» есть? — спросил Влад, подумав, что в одном номере можно переночевать одному, может быть — вдвоем, но два номера без регистрации — это уже слишком, тем более что Савелий говорил о наличии дивана.

— Есть два таких, но в них не живут.

— Как это?

— Ну как, как!.. Не сдаются они.

— Не сдаются только панфиловцы, — грустно проговорил Влад, не рассчитывая быть услышанным.

— Не только, — неожиданно улыбнулась церберша. — Еще — российско-американская фирма «Редмет», которая арендует эти «люксы».