5

В пять утра из Москвы прилетел доверенный человек Панича Фарид Салыков. Как и ожидалось — с дурными новостями: в Главной военной инспекции сменилось руководство, и незнакомый генерал Дементьев затребовал акты ревизий финансовой деятельности управления торговли Минобороны за последний год. Спешно заменили гарнизон в Красновишерске, ревизовали базу «Трансбизнес», задержали два самолета в Ухте, в которых лишь по счастливой случайности не оказалось неподотчетной продукции из Уральска-12.

Кольцо сужалось.

— Вчера звонил Фасман, — докладывал Салыков. — «Гамбург трэйдинг» грозится закрыть счета. Консорциум недоволен положением дел на «базе».

Дмитрий Константинович, раздетый догола, лежал на жесткой деревянной лавке посреди горницы. Молчаливый Хан Ван By бесшумно заходил то справа, то слева, накладывая ему на поясницу маленькие сгустки черной мази, пахнувшей травой и дегтем.

— Удалось что-нибудь узнать по поводу «снега»?

— Информация поступила из питерского УФСБ. Похоже, у них в Стокгольме работает агент, хотя Консорциум такой вариант исключает.

— «Исключает»! — рассердился Панич. — Исключает — это как? На нас кивает, что ли?

Мысль о том, что кто-то из своих работает против него, давно не давала Паничу покоя. Он проигрывал вариант за вариантом, стараясь безошибочно вычислить источник утечки, понимая, что для Консорциума на Краснодольске свет клином не сошелся, есть и другие регионы, не менее, а может быть, и более богатые дешевым металлом. Но в других регионах были другие хозяева, а здесь хозяин он, Панич, здесь у него схвачено все — рудники и заводы, силовые структуры и торговля, коммунальное хозяйство и транспорт. Самым же большим достоинством он по праву считал свою анонимность: повсюду подставные люди, его люди — завербованные, купленные, пригретые.

— Во всяком случае, пока причин для беспокойства нет, — попытался успокоить босса Салыков. — Ну взяли шведы «снег», однако технология им неизвестна, аналогов не существует.

— Твоими бы устами, — проворчал Панич и из-под руки посмотрел на китайца: — Скоро ты там?

— Харашо будит, — закивал тот, бездумно улыбаясь, — весь мазь тело ушел, кости питает, кровь носит…

Телефонный звонок оборвал болтовню китайца, Панич протянул руку к сотовому аппарату:

— Да, я!.. — Лицо его тотчас же приняло озабоченное выражение. — Нет!.. Я сказал: нет! Все остаются на «базе»! Борис пусть ожидает в Вижае, — он посмотрел на часы. — «Вертушку» в Северный — к восьми! Остальное узнаете от моего человека, я его проинструктирую. И без паники!..

Китаец закончил, затянул на нем пояс из козьей шерсти на липучках и удалился. Панич тяжело сел на лавке, надел тонкий свитер на голое тело, долго возился с пуговицами на брюках.

— Есть причина для беспокойства, Фарид, — внимательно посмотрел на гостя. — Неделю тому с «базы» ушли трое. При них стволы, несколько кило самородного золота с Ладанки, а главное — «снег». Некрасиво ушли — с кровью, двух охранников — наповал. Хватились поздно, теперь никак не догонят. А главное — кто-то им помог уйти. Такое вот у меня подозрение.

Подробности можно было не объяснять — непонятливых Панин при себе не держал.

Утро Влад провел на реке. Наловил полмешка рыбы, к полудню, когда прекратился клев, побродил по лесу. Как никогда прежде, он испытывал удовольствие от общения с природой, жалел, что с ним не смог поехать Сашка Земцов.

Друг работал в личной охране Кожухова, куда в свое время сватали и Влада. А вообще они были — не разлей вода с самого детдома. Служили только порознь, Влад — в морской пехоте, Сашка — на границе. Вместе начинали тренироваться, разом втюрились в Ольгу Нежинцеву, и Влад искренне радовался за друга, когда она отдала тому предпочтение.

Он сел в груженную добычей моторку и помчал домой. Сливались сине-зеленые кроны, окрашенные солнечной позолотой, нависали над водой скалы. Отдохнув за день в тайге, Влад подумал, что в следующий раз нужно непременно взять с собой крестницу — пятилетнюю Сашкину дочь Женьку.

К мосткам неподалеку от дома Земцовых он причалил, когда солнце уже перевалило на западную сторону. Прытко выскочив из лодки, снял мотор. Обветренный, загоревший до цвета окисшей руды, надышавшийся кислородом, водрузил на плечи тяжелый рюкзак, подхватил весла и зашагал по тропинке.

Во дворе скрипела качелями Женька.

— Привет, Евгения Александровна! — весело крикнул Влад, толкнув ногой калитку. — Папа дома?

Разбежались, кудахча, куры.

— Нету, — подбежала к нему Женька. — Они в Катеринбурх с дядей Толей поехали.

На крыльцо вышла Ольга.

— Влад, за тобой Губарь приезжал, велел срочно с ним связаться!

Влад положил на траву весла, достал связку рыбы из мешка.

— Эх, черт! — вздохнул с сожалением, сразу поняв, что случилось что-то неординарное и выходной скорее всего накрылся. — Ладно. Приятного вам аппетита. Если к вечеру не вернусь… — он осекся на полуслове, сообразив, что при его ремесле такие разговоры неуместны: не ровен час, можно накаркать. — Ладно, девчата. Отцу и мужу привет!

Он сел за руль своей машины, чиркнул стартером.

— Влад! — подбежала к машине Женька. — Ты меня завтра на моторке покатаешь?

Он взял ее ручку, принялся загибать пальчики:

— Вот это — понедельник, это — вторник, среда, четверг, пятница… Пять?.. А в субботу мы все вместе кататься поедем. И папа, и мама. Будем нельму на костре печь, идет?

Женька кивнула, а Владу вдруг стало стыдно перед ней, потому что вот так он обещал взять ее с собой на водную прогулку уже много раз и обещаний своих не выполнял, а Сашка ходил в последнее время за Кожуховым как приклеенный, не считаясь с выходными и отгулами.

Он надел маленькие солнцезащитные очки, взъерошил выгоревшие волосы на голове крестницы и рванул прочь со двора.

После смерти матери в восемьдесят пятом никого роднее Сашки Земцова, а потом и его семьи, в жизни Влада не нашлось. Была еще сестра где-то в Москве, но с нею они не ладили и связи в последние годы не поддерживали. В девяносто четвертом она появилась в Краснодольске вместе с мужем — расфуфыренная, высокомерная, два дня ходила по гостям, возвращалась навеселе, а на третий день стала понятна цель ее визита: Лидка потребовала на правах наследницы половину стоимости материного дома. Продавать дом Влад не стал, отдал ей деньги сполна — одолжил у Пантеры. Потом пришлось отрабатывать на боях и рискованном сопровождении левых грузов. Где-то эта Лидка сейчас? Поди, подраздела своего Витечку, прибрала к рукам его квартиру на Сиреневом — с нее станется!

Проскальзывая между машинами с дерзким, уверенным спокойствием, Влад вспомнил урок знаменитого авторитета Пантеры, который тот преподал ему, впервые заставив сесть за руль: «Ты вот что, Мех, — сказал тогда Пантера, немигающим взглядом уставившись на оробевшего питомца, — когда на тебя замахиваются ножом, нужно не нож выбивать и не бить, а убивать. У-би-вать! — понял?.. Только так ты победишь. Если ты будешь думать, что за тобой — женщины и дети, что ты обязан кого-то защищать, спасти — ты труп. Так пускай коммунисты думают — они гуманные и их много. Всех не перебьют. Убить! — вот твоя цель. И когда на тебя летит здоровенная собака, не думай спастись бегством или упасть — разорвет. Думай о том, что каких бы размеров она ни была, она всего лишь маленькое бессильное существо, у которого только то и есть, что два клыка. А больше у нее нет ничего. Всякая собака слабее человека, оттого она рычит и скалится. Все это — установки, понял?.. Когда ты за рулем, тебе плевать на этот страшный поток машин, на это восьмирядное движение, на регулировщиков и на то, что у тебя творится сзади: красный — стоп, зеленый — поехали. И все! Ты здесь главный, ты едешь в своей машине туда, куда тебе нужно. На все случаи жизни твоя установка: „Собака лает, а караван идет“. Караван — это ты, остальные пускай лают. Форма на них, оружие при них, крутые они или всмятку — плевать! Поехали!..» Говорил он уверенно, и уверенность его передалась Владу на всю жизнь.

Так с тех пор он и ездил, и дрался — выбивал ножи, зубы, деньги у должников и очки на татами, водил караван за караваном.

Собак, правда, не трогал. Собак ему почему-то было жалко.

Хан Ван By накрыл стол во дворе. Жареный таймень, ледяная водка «Кристалл», грибочки в сметанном соусе заставили на время забыть о неприятностях и предаться воспоминаниям о благих, безоблачных временах, когда они тянули срок в одном ИТУ на нарах по соседству и не помышляли ни о банковских счетах, ни о собственном городе, ни о том времени, когда им будуг прислуживать мусора.

В шестом часу вечера послышался сигнал, и всегда подтянутый, аккуратно выбритый Медведь, в прошлом капитан «девятки», перекупленный Паничем у знакомого депутата, поспешил к воротам.

— Пойди-ка, Фарид, отдохни, — сказал Панич Салыкову, — мне с моим крестником с глазу на глаз потолковать нужно.

Машина Влада вкатила во двор и остановилась у сарая. Первым из салона вышел Губарь, с чувством исполненного долга направился к столу, но, словно споткнувшись о строгий взгляд босса, остановился посреди двора, не дойдя нескольких шагов. Китаец торопливо заменил посуду; напряглись Медведь с Монголом, вперили неприязненные взгляды во вчерашнего чемпиона.

— Ну, здравствуй, крестничек, — улыбнулся Панич васильковыми глазами, — рад. тебя видеть. Садись за стол, откушай со стариком.

Влад предложение принял, при виде закуски сразу ощутил голод и положил на тарелку жирный кусок тайменя.

— Это сколько ж тебе было, когда ты на карманке засыпался, а я тебя выкупил у ментов? Четырнадцать? — наливая водку в рюмки, спросил Панич.

— Пятнадцать, — уточнил Влад.

— Ага, пятнадцать!.. Ну да, ну да. Много воды с тех пор наша Серебрянка унесла, много, — он поднял рюмку и замер, уставившись на гостя. — Ты когда у меня в последний раз был-то?

— В прошлом году.

— Еще наставничек твой Пантера был жив, царствие ему небесное. Ладненько, крестник, давай-ка выпьем. За то, чтобы нам с ним подольше не встречаться. Будь!

Влад пил редко и нехотя, но старику отказать не мог. Отставив рюмку, навалился на еду. Панич отправил в рот маслину, разжевал, не сводя с гостя пристального изучающего взгляда.

— Вкусно? — спросил, обсасывая косточку.

— Нормально.

— Нормально?! — Хозяин вдруг рассмеялся, да так заразительно, что даже у Губаря, не допущенного к трапезе, растянулись губы в улыбке. — Не-ет, брат, это не нормально. Вот вчера шел я по улице Бажова, а из мусорного бака вылез бомж. Радостный такой, сияет, как надраенный пятак, а в руке у него — пакет с плесневелым хлебом. Вот это нормально!

Влад улыбнулся для порядка, пытаясь разгадать, куда клонит старик. Отсмеявшись, тот снова наполнил рюмки.

— Нравится тебе твоя работа? — спросил неожиданно.

— Не хуже других.

Панич взял из коробки тонкую сигару с пластмассовым мундштуком — подарок Салыкова, закурил и, откинувшись на спинку плетеного соломенного кресла, косанул на Губаря:

— Оставь нас вдвоем.

Губарь удалился, присел на скамью у ворот. Налетел ветер, набежали облака; солнце скрылось, но тут же появилось снова, отразилось в стеклышках меховских очков.

— Ты зачем очки носишь? — спросил Панич. — С глазами что или так, по привычке?

— По привычке, — ответил Влад, проглотив кусок.

— Правильно, — выпустил струю дыма Панич, — глаза беречь нужно. Стрелять-то не разучился еще?

«Замочить кого-то понадобилось старику!» — понял Влад.

— Вроде нет.

— Ну, тогда слушай меня внимательно, крестник. Дело у меня к тебе серьезное, такое не всякому доверишь. Есть у меня одна «точка», где работают толковые ребята. Придумали они рецепт одного порошка, который со временем должен принести солидный навар — и мне, и тебе хватит, и внукам твоим. По договоренности с… одной европейской организацией — какой, не скажу для твоей же пользы — забросил я пробную партию этого порошка в Скандинавию, да на лайнер кто-то навел Интерпол. Оно бы и черт с ним, да вот неделю тому из этой самой «точки» ушли три урки — с таким же порошком, изготовленным на основе синтетического морфина по уникальной рецептуре. При них золотишко, так что если их возьмут органы — сразу вычислят, откуда они путь держат и где, стало быть, этот порошок изготавливают. А потом сам понимаешь: обе партии идентифицируют и «точку» накроют. Раньше у меня в Красновишерском гарнизоне свои ребята были, могли блокировать входы-выходы, но гарнизон заменили, а дать уркам выйти из тайги живыми да еще с грузом никак нельзя. Не буду скрывать: в погоню за ними вышли четверо, остался один. У них прицельные стволы с оптикой, а сами они смертники, им все равно каюк.

— Почему только четверо? — удивился Влад.

— А какой толк от большого числа? «Базу» охраняют жиганы да бывшие спецназовцы, их снимать — только класть почем зря. Там «ура» кричать ни к чему, там тайгу понимать надо, экспедиция навыков требует. Пантера тебя в свое время по тайге поводил, стреляешь ты, судя по моим данным, неплохо, а с глазу на глаз встретишься — не испугаешься. Решай, крестник. Только быстро — в Вижае человек ждет.

Влад понимал, чем чревата такая «экспедиция», но понимал также и то, что пробил его звездный час: сам старик Панич, на которого работали высокопоставленные чиновники, у которого в зарубежных банках были миллионные счета, которого охраняли профессионалы из элитных подразделений, посвящал его в тайну своего бизнеса.

— Когда ехать? — выдержав минутную паузу, спросил он. Панич улыбнулся, погасил сигару и поднял рюмку:

— Сейчас, — ответил коротко. — В двадцать ноль-ноль на «триста восьмидесятом» пикете у Северного тебя заберет «вертушка». По пути тебе все растолкуют. А чтобы не скучно было по тайге бродить, сразу скажу: плачу по пять «штук». За каждого.

Влад посмотрел на часы и, кивнув в знак благодарности за прием, молча направился к машине. Губарь пошел было за ним, но Панич остановил его жестом. Когда машина выехала со двора, подозвал к себе:

— Что скажешь, Володя?

Недавний полковник МВД, всю жизнь проработавший в угро и повидавший виды, Губарь опустился на табуретку, разминая в желтых пальцах «Беломорканал», покачал головой:

— Не охотник он, Константиныч. Там другие законы, это не кулаками махать. Убьют его.

Панич взял радиотелефон, набрал номер. Пережидая гудки, насмешливо посмотрел на Губаря:

— Он не охотник, — согласился. — Он каратель. А убьют — значит, судьба у него такая.

6

Председатель Совета директоров АО «Краснодольскцветмет» Анатолий Борисович Кожухов остановил машину перед самым въездом в Екатеринбург. Всю дорогу он чувствовал себя плохо — кружилась голова, болело сердце. Такое с ним случилось впервые, для сорокалетнего мужчины это было нехорошим симптомом. Он знал причину недомогания: нервное истощение. Постоянно жить в страхе, лгать, путаться в показаниях и при этом ни от кого не получать поддержки — даже зарплата в пять с половиной тысяч долларов не могла скрасить такого существования.

— Может, «скорую»? — Верный телохранитель Земцов, молчаливый и расторопный, можно сказать, единственный, кто придавал Кожухову уверенности, вышел за ним из машины.

— Нормально, Саша. Ты не ходи, я сейчас на камушке посижу—и все пройдет. Укачало малость.

Земцов тактично поотстал, но в машину не вернулся — умело выбрал позицию, с которой просматривалась дорога и край редкого леса, сел на траву. Воспользовавшись остановкой, водитель Савелий открыл капот.

Кожухов примостился на придорожном валуне, вдохнул. Мимо проносились машины.

В глубине души он давно сознавал, что махинации Панича добром не кончатся. Скандальное увольнение с должности — вот лучшее, что можно было бы для себя желать, да и то во сне: тюрьма, тюрьма, причем срок большой, если, конечно, удастся избежать пули наемного убийцы. Слишком много было врагов — начиная с самих выборов, сфальсифицированных командой Иевлева, собранной по указке старика. Знал, что кандидатуру никому не известного инженера не поддержит министерство, что соблазнившиеся бесплатной водкой, запуганные угрозами «быков» акционеры протрезвеют и потребуют обещанного. Панич, Иевлев, иуда Вершков — да все! — уговаривали: обещай, Толик! А там поможем! Будут тебе и деньги, и металл, и квоты. И он обещал. Где же помощь, где вливания «Гамбург трэйдинга», о которых говорил Панич? Банк «Техэкспорт» обанкротился, третий месяц нечем было платить зарплату…

Кабминовская комиссия проверяла по документам каждую тонну, каждый цех, все машины и склады; приемную Кожухова осаждали прибалтийские купцы, перечислившие гарантийные суммы в «Техэкспорт»: «Где ваш металл, где наши деньги?»

А Минфин вместо помощи предложил «Техэкспорту» с уставным капиталом четыреста миллионов долларов продать акции на сумму шестьдесят миллионов, став, таким образом, совладельцем. Что оставалось делать банкирам? Продались. Теперь очередь была за объединением.

Панич — лицо частное, ни к чему не причастное. Выжидает. Сволочь уголовная! Обещал съездить в Москву, нажать на нужные рычаги и отозвать комиссию, а теперь симулирует радикулит — выжидает. А ведь в Москве у него своих людей — пруд пруди. И в «оборонке», и в ФСБ мощная сеть чиновников, охранников, осведомителей. Не в одиночку же заправляет целым городом!

Накануне Кожухов пытался встретиться с Паничем, выработать совместную тактику. Старик его не принял, сославшись на больную поясницу. Правда, вечером приехал Вершков, заверил, что все будет хорошо, Дмитрий Константинович принимает-де меры по его вызволению из западни. Но Кожухов больше никому не верил. Нужно было действовать, и действовать решительно, заручившись поддержкой сильных мира сего, способных противостоять Паничу и заинтересованных в его свержении.

Кожухов посмотрел на часы и встал:

— Поехали, Саша. Все в порядке. «Ауди-100» устремилась в Екатеринбург.

В двадцать ноль-ноль у него была назначена встреча с Джеком Камаем, однокашником, а ныне директором российско-американской фирмы «Редмет ЛТД». Когда-то Кожухов помог Камаю основать ТОО «Титан», уберег от банды рэкетиров Панича, приютившейся под крышей объединения в качестве «службы безопасности». Так что у Джека на Панича тоже имелся зуб, но, в отличие от Кожухова, была и реальная возможность перекрыть тому кислород: не кто иной, как его отец, г-н Джек Руби, возглавлял корпорацию «Геникс энд трэйд», за последние пять лет сожравшую около сотни мелких фирм и накопившую капитал, выводивший ее в мировые лидеры.

Они миновали район Верх-Исетского завода, проехали по набережной и свернули в центр. Офис «Редмет ЛТД» находился на втором этаже отеля «Малахит», хорошо охранялся, И все же Кожухов, позвонив Камаю, предупредил, что подъедет со двора.

Два непохожих на телохранителей человека встретили их, проводили по черной лестнице в офис. Джек, как всегда элегантный и приветливый, встал из-за стола, на котором стоял работающий компьютер, вышел навстречу.

— Как добрались? — спросил, приобняв старого знакомого.

— Спасибо, без выстрелов, — мрачно пошутил Кожухов, усаживаясь на диван.

Камай подошел к журнальному столику, включил кофеварку.

— Переночуете здесь, — сказал. — И не возражай, Толя. На ночь глядя не отпущу.

— Спасибо.

Несколько минут они говорили о пустяках, вспоминали институтских приятелей, Краснодольск, где Камай начинал карьеру. Затем перешли к делу.

— Под меня здорово копают, Джек, — серьезно сказал Кожухов. — Причину ты знаешь. Похоже, собрались подставить.

Хозяин офиса вздохнул, подойдя к столу, взял длинную сигарету с ментолом, прикурил от золотой зажигалки. Его телохранитель опустил жалюзи на окнах, включил кондиционер.

— Отдохните в приемной, ребята, — негромко сказал Камай. — Там в холодильнике есть минералка и колбаса.

Земцов посмотрел на шефа, получив молчаливое согласие, вышел вслед за екатеринбургским коллегой.

— Хороший парень? — спросил Камай.

— В любом случае другого нет.

Камай помолчал, прошелся по кабинету.

— Я надеюсь, Толя, ты не заблуждаешься на свой счет? — заговорил он доверительно, усевшись на диван рядом с Кожуховым. — Тебя подставили давно. Ты сам позволил это с собой проделать.

— Я никого не виню.

— Чем конкретно я могу тебе помочь?