Непостижимую власть имеет улица Зодчего России над петербуржцами. Даже если раз в жизни прошел ты сквозь эти волшебные ворота, то всякий раз, вспоминая это мгновение, выпрямляешь спину, поднимаешь подбородок. Впрочем, может быть, это очередная питерская легенда. Сказка белых ночей. Но чем чаще проходишь этой улицей, мимо Академии русского балета, тем легче твоя походка, тем шире разворот плеч. Недаром артисты Александринки и БДТ из всех маршрутов выбирают этот. Да и ученый люд, просиживающий целый день в Публичке, знает, как бодрит этот недлинный путь. С недавних пор в этих краях появились банкиры и их новые русские клиенты. Мышцы округлы, плечи не узки, но косолапый шаг выдает с головой: никогда не ходят они пешком (ни по Театральной улице, ни по Забайкальскому проспекту), прикованы к своим иномаркам. Спрашивается, не грозит ли это вырождением петербургскому типу?
      Ну, во-первых, породу держат женщины, а они при всей своей занятости нет-нет да пробегут вдоль желто-белых россиевских зданий. Во-вторых, генетические изменения могут захватить лишь узкий круг машинизированных граждан. В-третьих, богатые люди следят за модой: как только сообразят, что к чему, сразу отдадут детишек учиться петербургскому шагу (как прежде фигурному катанию или английскому). Юным балбесам к тому же свойственно бегать за хорошенькими девушками, а значит дорога сама приведет их к магическому асфальту между "ватрушкой" (так зовут аборигены площадь Ломоносова) и площадью драматурга Островского.
      Прошу сомневающихся в моих рассуждениях последить за нашими стариками. За иной бабушкой внучок с трудом угонится. И даже если петербургский "божий одуванчик" хромает на обе ноги (чему климат весьма способствует), то замедленность шага сообщает походке просто королевскую величественность. Суставы скручены болью, спина разогнута раз и навсегда прогрессирующим остеохондрозом, правое плечо выше левого... "Не знаю я, как шествуют богини..." - говорил по аналогичному поводу Шекспир. Иногда мне кажется, что Темза - один из притоков Невы.
      Елена Алексеева "АиФ-Петербург" 36/1996 (сентябрь)
      Мы стояли с приятелем-москвнчом у раззолоченных дверей "Нацнонвля". "Прикинь, какаое богатство, - очертил ом круг банкой джина. - Что Саратов, что ваш Питер - нам не конкуренты".
      Позвольте вам позволить
      - А памятники архитектуры... - начал было я.
      - Да смешны вы со своими решетками! Отнять ваши решетки -обычный областной город. Ну чего особенного в вас, питерских, есть? И я неожиданно сказал:
      - Предупредительность.
      Вспомнилась соседка по коммунальной квартире, бывшая балерина Надежда Сергеевна, которая оставляла водопроводчику Володе прочувствованные меморандумы: "Уважаемый Владимир Олегович! Жду вас на чашечку чая, приготовила для вас книжную новинку, и, если можно, попрошу о небольшой джентльменской услуге".
      Володя, обычный василеостровский парень, нисколько не походил на киношного Афоню, и однажды даже прославился тем, что в течение часа терпеливо жал кнопку бездействовавшего общего звонка, стесняясь позвонить кому-то в комнату или бухнуть ногой в дверь. Водопроводчик приходил... представьте, со своими тапочками и неспешно возился на кухне у крана. Он действительно уносил с собою интересную книжку и действительно возвращал ее вовремя. А однажды принес старушке букет цветов в день рождения, вручив его со словами: - Извините.
      Володя извинялся за вторжение в частную жизнь, понимая, что его дело гайки и муфты, но великолепная наша Надежда тут же сама принялась пафосно извиняться, что не пригласила Володю заранее к праздничному столу. С улыбками подскочили соседи, а парень за стол ну никак не шел. "Извините" сменялось "простите" до нежнейших эпитетов... И это было бы похоже на кинокомедию, но сценка-то типично питерская!
      Традиционная русская совестливость соединилась с питерскими манерами. То есть с чем-то совершенно неосязаемым... ну, как запах салата, в котором всего ничего: три листочка сельдерея, хороший провансаль, капля уксуса, серебряный судок, а как брызнет из окна - и прохожий мечтательно остановится. Да, rocпода, это не щи!
      Помню неописуемый восторг, который охватил кассирш почтового отделения при появлении в зале пожилого джентльмена в мягком шевиотовом костюме. Это был сухощавый питерец довоенной формации, экс-преподаватель и заядлый филателист - не знаменитость. но личность, в высочайшей мере одаренная ПРЕДУПРЕДИТЕЛЬНОСТЬЮ и тактом. "Позвольте" - и он элегантно придерживает дверь перед молодой дамой, годящейся ему во внучки. "Будьте так добры, барышня" - и он просит выбрать ему красивый бланк для поздравительной телеграммы другу. Старик неподражаемым жестом дарит приемщице вместо сломанной шариковой ручки свой автоматический "Паркер", желает доброго здоровья и исчезает совершенно беззвучно.
      - Вот это ленинградец, настоящий, - почти молитвенно выдохнули девчонки, а одну даже бросило в слезы. - "У меня дедушка такой был".
      Но и среди уличных ребят - немало впитавших в себя питерские традиции. Панельный мажор, меняльщик валюты на Кленовой аллее, увидев, что пожилой женщине дурно от жары, усадил ее на скамью, в тенек. Хотя она не иностранка и денег не даст. Подбегает напарник:
      - Э, Паштет, кончай тут, фирма идет, тема есть!
      - Коля, не стыдно быть таким скобарем? Лучше мотор найди.
      И Коля, смутившись, вдруг бежит и ловит такси для незнакомой тетки. Что-то сработало и в нем. Вы скажете - исключение. Но и весь Питер большое исключение.
      Владимир Федоров "АиФ-Петербург" 35/1996 (август)
      Лето пропало: строишь наполеоновские планы на дм что будут свободны от заботы о домашних, отправленных на три месяца куда подальше, но все рушится на шествием гостей.
      У самовара я и мои гости
      Семь лет я прожила в далекой Магаданской области. То ли от того, что Магадан лежит на параллели с Петербургом, то ли от того, что в неславные 30-50-е там укоренилось много ссыльных именно с берегов Невы, но я не чувствовала себя оторванной от города, где родилась и повзрослела. Причина тому - в людях, окружавших меня. Знакомые, очень похожие на друзей, - так окрестила я отношения, сложившиеся у меня со многими-многими за семь счастливых лет. Уезжая, сказала всем и каждому: "Мой дом - ваш дом..."
      Давши слово - держись. Второе лето мои северные друзья планируют свои длинные отпуска с непременным посещением Петербурга. Я привыкла к междугородним телефонным трелям среди ночи: встречай!
      И всякий раз я без сна и отдыха накануне очередного нашествия стираю постельное белье, выбиваю ковры, пеку пироги. Мне кажется, что друзья прямо с порога увидят пыль, скопившуюся на книжных полках и отметят небезупречную белизну занавесок на окнах, или угощение будет не очень сытным... Я знаю - так бывает тоже всякий раз, - мои гости ни на что не обратят внимания и уже через полчаса в квартире будет полный бедлам. Все, как прежде. И когда мы наконец усядемся в маленькой тесной кухне - глаза в глаза, и поднимем бокалы - "За встречу!" - покажется, что именно этого мгновения я и ждала.
      Но когда отхлынут часы, дни, недели гостеприимства (или гостеприёмства?), возвращаясь в круговерть будней, думаю: отчего здесь, где, казалось бы, больше друзей - а не знакомых - мы так редко ходим в гости? Я помню конец. 80-х, когда был популярен анекдот: "Если вам не открывают дверь, значит хозяева пьют кофе", я помню начало 90-х, когда русское хлебосольство переживало финансовый кризис, но мне трудно понять, когда подружка, с которой тысячу дней просидели на одной-парте, заявляет в канун встречи в честь 20-летня окончания школы: "Нет, я не смогу прийти, у меня на это время запланированы более важные дела."
      Наше питерское гостеприимство всегда было визитной карточкой города. Помню, как однажды, - я вышла на Московском вокзале, я не была в своем городе целых три года, - ко мне подошла женщина: "Вы здешняя? Скажите, как пройти..." Я задумалась больше над первой частью вопроса, поскольку нe знала, как ей честно ответить, здешняя я или нет. И только когда поняла, что помню наизусть все путидороги родного города, осознала, что я - "здешняя". И я взяла женщину за руку и провела на нужную улицу и посадила на нужный автобус. На остановке не удержалась и спросила: "Как вы догадались, что я - здешняя?" - "Не знаю... У вас на лице написано, что вы - ленинградка. А мне говорили, что все ленинградцы гостеприимны".
      ...Мои последние северные гости провели у меня целую неделю, превратившуюся в ад: совершенно не считаясь с привычным ритмом жизни хозяина, они вершили свои планы и дела. Сердиться на них было бесполезно: вели себя, как дома. Но я устала. И в субботу сбежала от них к родственникам на дачу. А вернувшись в воскресенье вечером, застала пустую квартиру с запиской: "Извини, но мы неожиданно вспомнили, что у нас срочное дело, и мы уезжаем, не дождавшись тебя. Ключ оставляем у соседей. Тысяча поцелуев. До встречи". Первые часы ходила в блаженстве от нахлынувшего покоя. Ночью проснулась. От одиночества. Самого главного мы так и нe успели рассказать друг другу. Было одиноко без гостей.
      Юлия Метелина "АиФ-Петербург" #43, октябрь 1996
      Всякий, нашедший что-то, польщен благосклонностью судьбы, он чувствует себя удачливым. Он любим жизнью! Всякий утративший нечто удручен, ибо фортуна от него отвернулась.
      Это кто такой счастливый?
      МЕГАПОЛИС чреват находками больше, чем провинция. Может быть, поэтому иной петербуржец, выходя со двора как бы совершенно без цели, на самом деле отправляется на поиск. На улицах, во дворах где-то что-то должно попасться.
      Это кто такой счастливый
      Кошелек сейчас найдет?
      Это я такой счастливый
      Кошелек сейчас найду...
      Как сталкер ходил в Зону, так мы ходили в дома на капремонте. Там были всякие штучки-Газеты иных времен, заложенные кипами в перегородки, возведейные жильцами посреди огромных залов с лепными потолками, открытки и фотографии, какие-то доисторические домов, увы, не стало.
      Но вот закрылось некое полувоенное заведение - новые хозяева выкинули во двор приборы и механизмы неизвестного назначения. Все воскресенье двое соседей - первооткрыватели - таскали в свои дома странные предметы. Утомившись, носили к приятелю - поближе. Кучи металлического хлама с проводками пожили в темных углах и как-то исчезли. Дальнейшее неважно. Была добыча. Был миг удачи. Охотники сделали свое дело.
      Впрочем, обрести можно и нечто нематериальное. Один человек, бродя по Васильевскому, нашел пространство, в котором испытал неясные и необычные ощущения. Счастьем решил поделиться с другим: повел показывать то место. Разумеется, и место, и время пропали. Был обескуражен. Поделиться радостью находки - одно из главных удовольствий искателя. Надо заметить, что упорствующие в поисках редко что находят. Это всегда происходит нечаянно, так же, как неожиданно мы теряем. Найти-потерять антонимы, две стороны одной медали, орел-решка - одна денежка. Случайно купить в комисе на Марата старый столик и найти в потайном ящичке старинные кольца, браслеты, часы-луковицу. И все это потом растерять как было с моей приятельницей. Но сколько прелести и тайны в находке! Как разыграется воображение, когда представишь обстоятельства! Куда делся тот, кто прятал? Кто умирал возле этого клада в холодной блокадной квартире? Может быть, этот стол уже побывал на помойке и сдан за бесценок в комиссионку нашедшим его? Все может быть, как верно заметил Гоголь.
      Кстати, о Гоголе. Что, собственно, лежит в основе сюжетов его "Петербургских повестей"? Поиск-находка-утрата. Майор Ковалев потерял нос, сперли шинель у Акакия Акакиевича, художник Чартков нашел целое состояние в портрете, приобретенном в лавочке на хламе, в куче, где лежали "совершенно неизвестные изображения, с прорванными холстами... словом, всякий ветхий сор". Вот именно в соре-то и отыскал!
      "Не радуйся нашедши, не плачь потерявши" - правильно учит народная мудрость. Вещи плывут по житейскому морю, переходя от того к этому. Утратив, утешьтесь! Так утешилась я, когда у меня сперли в метро кошелек. Ясно, что, взяв деньги, вор его скинул, такое правило. Ко мне вернулся паспорт со всеми, кем-то вложенными в него нужными и ненужними бумажками, - значит, кошелек взял себе бережливый и аккуратный человек, и я за него радуюсь. И за свою дорогую и удобную вещь тоже.
      А вора жалко. Может, воруют те, кто отчаялся что-нибудь найти? По крайней мере, если человек стащил что-то неожиманно для себя, то это, кажется, так и есть.
      Чужое... То, чем пользовался другой, часть его жизни. Тем более вещь из иной эпохи, из иного жизненного круга. Другая реальность, другое пространство и время - вот что притягивает петербуржца, под которым вечно колеблется почва. И время бывает как-то странно неопределенным. Только здесь ко мне обращались с вопросом, который меня не поражал и не смешил:
      - Скажите, пожалуйста, сейчас утро или вечер?
      Интересно, здесь живем мы или те, чьи тени "по цельным окнам ходят"?
      Наталья Князихина "АиФ-Петербург 44, октябрь 1996
      ? А это все о них
      Если к вам в гости приезжают ленинградцы-петербуржцы, вам и в голову не придет начинить спор о столичности Москвы. Г'де ж тут предмет для обсуждения? А вот если вы приедете в Питер, то "хвостом" за вами будет ходить тема разговоров о прежней столичности Северной Пальмиры. Почему питерцы так любят напоминать москвичам о том, что и они столица? Хоть и бывшая.
      Две столицы
      ПРОЖИВ в Москве всю сознательную жизнь, я не стесняюсь признаться в том, что люблю этот город Но приезжая как в Ленинград, так и в теперешний Санкт-Петербург, могу признаться в том, что люблю его и считаю своим Еще девочкой мою маму родители вывезли из Ленинграда. Угроза начинающегося у единственного ребенка туберкулеза заставила дела поменять место службы. Второй родиной для моих родителей стала Москва.
      Наверное, поэтому больно слышать упреки петербуржцев в принципиальной несовместимости, в разности наших ментальностей. Но главное, что понимаешь из этих споров-разговоров. - быть петербуржцем невыразимо трудно именно потому, что есть на свете Москва. Во всех городских бедах винят исключительно столицу, даже если протекает унитаз в собешенной квартире. Мол, "вся страна кормит Москву". А не каждого отдельно взятого петербуржца. И довод, что вот лично меня, кроме меня, никто не кормит, никого не впечатляет.
      - Вы давно не были в Москве? - спрашиваю я. - Знаете, какая она красивая стала.
      - Еще бы, Лужкову ведь просто. Пошел к Ельцину - тот ему денег и дал. Поэтому в Москве и хорошо, - отвечают мне .
      Развожу руками, потому что я не в курсе, как часто Юрий Михайлович встречается с Борисом Николаевичем и о чем они разговаривают.
      - Да, - соглашаюсь, - Лужков у нас ничего. Кольцевую дорогу знаете, какую сделал?!
      - Чего бы вам не строить все подряд, ведь Москву вся страна кормит.
      Никто толком объяснить не может своих претензий ко мне как к москвичке. Говорят: вы более расчетливые, вы, вы, вы...
      Комплекс прошлой столичности у петербуржцео в крови, причем на генетическом уровне. При этом забвению предается тот факт, что Москва была столицей как до Петра, так и намного позже. И общий стаж службы в этом качестве у нее в два раза больше. Но обида жива. Причем, судя по всему, о пен хорошо знали советские руководители. Именно поэтому островками относительного благополучия, где на магазинных полках хоть что-то лежало, были всего два города в странен Москва и Питер. Эти два города имели первую категорию обеспечения. (Была такая в эпоху тотального дефицита.) И электрички, пахнущие колбасой, шли не только с московских вокзалов, но и из Ленинграда. И Питер так же, как и Москва. косо смотрел на проникающих любыми путями в город приезжих и так же ворчал на то, что лимитчики в первую очередь получают квартиры, а не коренные ленинградцы. Но потом в стране развернулась грандиозная стройка - БАМ: нужно было куда-то выпускать пар утопленных иллюзорным благополучием сограждан. Чтобы заманить туда, БАМ решили хорошо обеспечить. Бамовцы легко и свободно покупали в те годы вожделенные по всей стране автомобили, книги, кожаные куртки и дубленки. Жертвой пал Ленинград. С нею сняли первую категорию и отдали ее КАМУ. И Питер, прославленный русской историей, оказался на правах обычного провинциального города. И поэтому для ленинградцев московское масло масленее, мясо мясное и т.д. и т.п.
      А может быть, спор двух столиц еще древнее. Ведь когда Петр перевез свой двор к берегам Невы, в Москве осталось в основном купечество. И уже оно в дальнейшем определяло характер и привычки москвичей. Питер стал столицей дворян. а потом российской интеллигенции. И может быть, это противостояние - спор двух характеров? Но зато там и там жители безумно любят центр. Причем в Питере даже сильнее. Коренные питерцы даже не ропщут на коммуналки, лишь бы их не переселяли в новые районы.
      И как же донести до этих упрямых в своем менталитете второй столичности петербуржцев, что москвичи не питают к их городу ни капли высокомерия. Наоборот, безумно любят и Невский проспект, и Катькин сад, и Канавку, и гордый Исаакий. Детей туда возят и не с Москвой его, между прочим, сравнивают, а с Парижем...
      Татьяна Полякова ? С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ, ПЕТЕРБУРГ!
      ОСНОВАНИЕ ГОРОДА
      Во время осмотра острова Ени-саари Петр, вдруг остановившись, вырезал два пласта дерна,-положил их крестообразно и сказал: "Здесь быть городу". Затем начал копать ров, в который поставили высеченный из камня ящик. Ящик прикрыли каменной плитой с надписью: "От воплощения Иисуса Христа 1703 года мая 16, основан царствующий град Санкт-Петербург великим государем царем и великим князем Петром Алексеевичем, самодержцем всероссийским". В это время в воздухе появился орел и стал парить над царем.
      На месте закладки города Петр установил подобие ворот с перекладиной. Неизвестно откуда взявшийся орел опустился на перекладину. Петр взял его, посадил на руку и вошел в еще не существующий город.
      Военная весна 1703 года принесла, наконец, России долгожданную викторию. После ряда жестоких поражений, отброшенный на восток, почти прижатый к материку, отчаянно за него цепляясь, увязая в болотах и теряясь в практически на одном энтузиазме да на фанатичной преданности горстки единомышленников Петр овладевает' шведской крепостью Ниеншанц. Однако Петр отказывается закрепиться в Ниенщанце. так как считает, что "мал, далек от моря, и место не гораздо крепко от натуры". Выбор пал на удобно расположенный Заячий остров (по-фински Ени-саари). Даже не укрепленный, остров представлял собой естественную преграду в устье Невы. На нем и была заложена крепость. Под ее защитой на соседнем Березовом острове возник город.
      "На берегу пустынных волн."
      Эта легенда, блестяще доведенная до афористичной законченности Пушкиным, вероятно, имела хождение и в XVIII веке, но только с появлением в печати "Петербургской повести" настолько завладела умами современников, что, образно говоря, генетически передавалась из поколения в поколение. И утвердилась,. наконец, в нашем сознании до такой степени, что мы иначе и не представляем себе допетербургскую территорию, как болотистую, покрытую лесами, необжитую
      На самом же деле, только на месте исторического центра города существовало около сорока поселений, причем многие из них еще задолго до шведской оккупации принадлежали Новгороду. Крепости и церкви, дворцы и мануфактуры будущей столицы строились на уже обжитых местах. На Васильевском острове располагался охотничий домик Делагарди; на месте Адмиралтейства - безымянное шведское поселение: в устье Фонтанки деревня Каллила, .впоследствии русифицированная в Калинкину; на месте Инженерного замка - мыза майора Канау с ухоженным обширным садом,-волею Петра превращенным в Летний сад: в районе Смольного - село Спасское. Не подозревая о будущем, вели свое допетербургское существование Сабирино и Одинцово, Кухарево и Максимово, Белково и Купчино. Кстати, и первыми строителями Петербурга наряду с солдатами и пленными шведами были жители именно этих деревень. И все же нельзя сказать, что Петербург, как это произошло с .абсолютным большинством городов мира, вырос из незначительного поселения. Все было иначе. И только гигантский размах строительства и стремительность возникновения новой столицы породили легенду о пустыне на месте будущего Петербурга.
      Легенда названия
      Город Петербург назван в честь
      своего великого основателя Петра I.
      Это повсеместно распространенное убеждение можно было бы не считать легендой, а квалифицировать как обычное заблуждение, основанное на незнании фактов и совпадении имен, если бы не откровенное желание петербуржцев - петроградцев - ленинградцев видеть в изначальном названиисвоего города имя его создателя. От этого желания до мифотворчества оставался один шаг. Замысловато переплетаясь и образуя единую художественную ткань, вымысел, легенды и факты истории почти триста лет сосуществуют, не противореча друг другу, однако и не уступая друг другу вправе на истинность. В конце концов грани между ними в какой-то момент стерлись, и то и другое стало восприниматься правдой.
      Петр был крещен 29 июня 1672 в Петров день. И идея назвать какую-нибудь крепость в честь своего христианского патрона владела им задолго до основания Петербурга. Причем по замыслу Петра крепость эта должна была стать ключевой, открывающей России врата к морю, что соответствовало значению апостола Петра в христианской мифологии, где он слыл ключарем, обладателем ключей от рая. В 1697 году такую крепость должны были-воздвигнуть на Дону в случае успеха Азовского похода.
      Поход закончился неудачей. Провалилась попытка выйти в Европу через Черное море. И только спустя шесть лет, 16 мая 1703 года, основывается крепость в честь святого Петра Санкт-Петербург. Это название сохраняется за крепостью всего полтора месяца. 29 июня, после закладки в крепости собора Петра и Павла, за ней закрепляется название Петропавловской, а старое, первоначальное имя Петербург распространилось на возникший под защитой крепости город.
      Легенды "Медного всадника"
      Полковник Мелиссино
      Один из тех, кто позировал Фальконе при работе над фигурой Петра, был, походивший на императора фигурой, ростом и осанкой полковник Мелиссино.
      История создания знаменитого 'монумента' началась буквально через несколько дней после воцарения Екатерины II, когда Сенат в ответ на щедрые милости новой императрицы предложил увековечить ее деяния возведением памятника. Екатерина от памятника собственной персоне отказалась, решив увековечить свое имя иначе: установить в Петербурге памятник Петру I, продолжательницей дела которого она себя считала.
      Отвергнув предложенную к установке уже готовую растреллиевскую статую Петра. Екатерина по совету Дени Дидро приглашает в Петербург французского скульптора Этьена Мориса Фальконе. Еще находясь в Париже, Фальконе делает первые эскизные проработки будущего монумента, уже тогда хорошо понимая, чего от него ждут в .далекой России.
      В 1766 году скульптор прибывает в Петербург, где ему был 'оказан великолепный прием и специально для него устроена мастерская вблизи современного Кирпичного переулка, в одном из флигелей бывшего временного деревянного дворца Елизаветы Петровны.
      Следуя своему гениальному замыслу - установить конную статую на гигантский пьедестал естественной скалы, Фальконе сооружает в мастерской дощатый помост, имитирующий этот предполагаемый пьедестал. Из царских конюшей скульптору выделили лучших жеребцово красивыми кличками Бриллиант и Каприз, управляемых опытным борейтором Афанасием Тележниковым. Коней возносили на полном скаку на помост и на мгновение удерживали над пропастью. Этого мгновения должно было хватить для того, чтобы скульптор сделал карандашный набросок с натуры' Бесчисленное количество набросков через несколько лет завершилось блестящей композицией.
      Имя Афанасия Тележникова неоднократно упоминается в письмах Фальконе, и почему-то ни разу не встречается в его обширной переписке имя артиллерийского офицера Мелиссино, хорошо известного в Петербурге благодаря удивительной внешней схожести с Петром I.
      Голова Петра
      Ученица Фальконе Мари Анн Колло в течение одной ночи вылепила голову Петра, в то время как скульптор бился над ней несколько лет и, отчаявшись после неоднократных попыток, отказался сделать это сам.
      К тому времени мадемуазель Колло уже была известна в Петербурге по талантливым скульптурным портретам, до сих пор хранящимся в Эрмитаже. Еще задолго до создания головы Петра она стала членом Российской Академии кудожеств. Но вошла в историю как соавтор Фальконе по созданию великого монумента.
      Едва ли профессор Фальконе, приступая к работе над статуей, мог предположить, что однажды дойдет до полного отчаяния от сознания собственного бессилия при моделировании головы Петра. Трижды он лепил эту удивительную голову, трижды, как ему казалось, был близок к успеху, и трижды императрица отвергала его модели, оставаясь неудовлетворенной отсутствием сходства с оригиналом. И в тот момент, когда ситуация грозила стать драматической, Мария Анн Колло, давняя ученица скульптора, приехавшая с ним в Россию и ставшая его постоянной помощницей, предложила вылепить. эту голову самостоятельно. Работая над головой всадника, Колло использовала гипсовую маску, снятую еще при жизни Петра скульптором Растрелли. Успех был полный. Показанная Екатерине модель вызвала восторженное одобрение. Ваятельнице была назначена пожизленная пенсия. Отдал должное ученице и скульптор. Фальконе постоянно подтверждал равноправное участие Колло в работе над памятником. Получив в 1788 году по случаю открытия монумента Петра Первого золотую и серебряную медали, он одну из них - серебряную - отдал ей.
      Гром-камень
      Так в народе назывался огромный гранитный монолит, издавна расколотый молнией во время грозы. В двенадцати верстах от Петербурга. близ Конной Ласты, в лесу, обросший мхом и лишайником, с деревьями, растущими сквозь расщелины, издревле лежал огромный камень, на который не раз во время Северной войны поднимался Петр, наблюдая за передвижениями войск.
      Изначальная идея Фальконе - вознести конную статую на пьедестал в виде каменной горы не предполагала для этой цели единого камня. Об этом можно было только мечтать. Фальконе разработал эскиз скалы, составленной из отдельных каменных блоков. В 1767 году на поиски камней была снаряжена специальная экспедиция. Однако поиск результатов не дал: либо камни были мелкие, либо они находились в таких местах, откуда их доставка оказывалась невозможной.
      Только через год с помощью Семена Вишнякова, давнего поставщика строительного камня для нужд Петербурга, была обнаружена гранитная глыба, в незапамятные времена расколотая молнией и потому звавшаяся в народе Гром-камнем.
      Началась двухлетняя эпопея обработки и доставки гигантской скалы в Петербург. Для этого надо было освободить ее от земли, убедившись при этом, что камень ограничен в размерах, то есть не является составной частью какого-то необъятного монолита. Затем к заливу пробили широкую просеку, по которой при помощи хитроумного приспособления с бронзовыми шарами в деревянных, обитых медью желобах и сложной системы блоков камень доставили к берегу. Здесь его перегрузили на специально построенное судно и под пристальным вниманием всего города в сентябре 1770 года благополучно доставили к Сенатской площади и успешно выгрузили на берег. По случаю счастливого завершения этой операции выбили специальную медаль, на лицевой .стороне которой отчеканили два слова, вместившие в себя талант и усердие. выдумку и изобретательность, умение и опыт сотен людей: "Дерзновению подобно".
      Из книги: "Легенды и мифы Петербурга", Н.А.Синдаловский 1996 г. Фонд "Ленинградская Галерея".
      Что же касается голландского прообраза Петербурга, то есть Амстердама, то, попав на его бесчисленные каналы, я поняла, почему юный Петр им буквально заболел - так они красивы, круглы, стройны, так отвечают нашему росту и шагу, потребности в таинственном - и праздничном, и веселом. Веселый город Амстердам, с узкими и длинными домами, церквями, мерцающей водой, бутербродами со свежезасоленной селедкой, продающимися прямо на мосту, красным кварталом, бесшумными трамваями-это город, который приглашает к жизни. Наверное, Петр хотел того же для Петербурга; наверное, не его вина, что это ему не удалось.
      Татьяна ВОЛЬТСКАЯ
      ("Невское время" 23 мая 1997) ? Почтовый диалог
      Ни посадитъ, ни сохранить
      Я считаю, что благоустройство и озеленение - это впустую выброшенные деньги. Беда нынешнего "городского населения" в том, что, в основной своей массе, оно в недавнем прошлом вышло из сельской местности. Там из поколения в поколение привыкают, что нормальное дело прямо во дворе иметь кучи навоза, под окнами возводить курятники и свинарники. Поведение таких людей, оказавшихся в городе, остается прежним, отсюда и оплеванные лестницы в домах, непонимание, что город это не деревня. Катастрофическое влияние ни культуру города в целом.
      Сельский житель, имевший живность в деревне, оказавшись в городе, заводит хотя бы собаку, но так как все собаки в деревнях на цепях под окнами, то и в городе выгул собак в основном под окнами и на детских площадках. Несмотря на то что в городе окна, под которыми выгуливаются собаки, оказываются соседскими.
      В этом же духе проходит и воспитание детей: они предоставлены сами себе. В деревнях, как правило, особо не следят, где бегают дети: проголодаются - прибегут. То, что приемлемо в деревне, неприемлемо в городе.
      Вследствие этого падает общая культура и коренного городского населения, по принципу: ему можно, а почему нельзя мне?
      Сколько раз пыталась по-хорошему беседовать с людьми, выгуливающими своих собак под окнами, все как один говорят: "Все так делают", или задают вопрос: "А почему вы это говорите только мне?" Это еще вежливые ответы, а можно и просто напороться на открытое хамство.
      Такое поведение становится нормой, зато если человек сажает дерево или убирает, то на него смотрят как на не вполне нормального. Я вспоминаю свое детство, которое прошло на Петроградской стороне. Я помню, как мы, школьники, сажали деревья и ухаживали за ними, каждый день дежурил "зеленый патруль" - а это тоже были школьники. Городские парки были посажены нашими родителями. И все это бережно оберегалось самими жителями, потому что каждый понимал, что дерево в городе на вес тоща. Теперь то, что было посажено нами и нашими родителями, вырубается, а если и сажаются молодые деревья, то выламываются подрастающими варварами, губятся на корню выгуливаемыми собаками и т. д.