33. ПОБЕРЕЖЬЕ СКОГАЛАНГА. ЧЕТВЕРТЫЙ СКАЗ О КОЛОДЦЕ

Все слегка захмелели от радости и от выпитого вина. А утром к ним присоединился еще один корабль — когг из Малого Лектиса. Однако трезвое размышление подсказывало: валькинги и прежде не раз враждовали между собой, и ничего, держава не рухнула, и даже более того: ничто так не сплачивало их и не заставляло забыть распри, как общая беда и общий враг. Поэтому восставшие не изменили первоначального плана — зазимовать в Скогаланге — и провели день в трудах: перегрузили провизию с галеры на большие корабли, а галеру сожгли.

Когг, пришедший из Лектиса, привез подкрепление. Эйрар узнал предводителя: это был тот самый юноша с золотыми волосами, что когда-то сидел вместе с ним за столом в Нааросе, в гостинице «Старый меч». Звали парня Оддель, сын Кевиля.

Минула еще ночь, и они пустились дальше — все дальше на юг, к побережью Шелланда. Скоро пропали за кормой скалистые мысы Норби, далеко выдающиеся в море. Каждую ночь маленький флот останавливался у берега, но ничего нового разузнать не удавалось. Спустя время исчезли вдали и шелландские низменные берега; в день, когда они миновали устье мутного Веллингсведена, корабли раскачивала штормовая волна.

В общем, довольно скучное путешествие. Легко догадаться, что Эйрар часто искал общества Мелибоэ или сестер-принцесс. Впрочем, этих последних чаще всего можно было видеть рядом с их братцем, который, попав на корабль, самым неожиданным образом расцвел, точно бабочка, пригревшаяся на солнышке, и вел себя так, словно это он здесь командовал.

Немного толку было Эйрару и от волшебника. Когда Эйрар его о чем-либо спрашивал, тот любезно отвечал, но не более. Казалось, он был глубоко погружен в какие-то сокровенные думы. Когда же молодому вождю случалось бодрствовать допоздна, он не раз и не два замечал разноцветные сполохи, пробивавшиеся сквозь дверную щель каюты Мелибоэ, и слышал шепот и шорох, ясно говорившие о том, что за дверью творят заклинания. А по вечерам, на закате, когда бросали якорь, старик появлялся на палубе, держа в руках крохотный лук с тетивой, свитой из нитей, выдернутых из его одеяния. Он наводил свой лучок на птиц, усаживавшихся в снастях. Эйрар знал, для чего: заклятие должно было сделать птиц соглядатаями, доставляющими сплетни. Однако с вестями на корабль не вернулась ни одна. Оставалось лишь гадать, не было ли какой магии, противостоящей магии Мелибоэ… а корабли тем временем продвигались все дальше на юг, туда, где от берега в глубь страны протянулась по-зимнему темная граница Скогаланга.

Холмы Скогаланга, одетые мохнатой шубой лесов, подходят к самому морю. И вот какие города стоят там на побережье: во-первых, Дьюпа, во-вторых, Брамос, который валькинги называют Вервиллой — из-за сторожевого форта, выстроенного на мысу, — в-третьих, Смарнарвида, и, в-четвертых, Хейр. Все они невелики, а стены есть только у Брамоса-Вервиллы, потому что народу Скогаланга вообще не по душе города. Восставшие решили посетить лишь первый и последний, хотя Рогей и возражал, говоря, что тем самым они как бы признавали себя в собственной стране вне закона.

В Дьюпе карренцы так и не покинули корабля, зато Рогей отправился на берег разыскивать членов Железного Кольца и, может быть, послать через леса весточку рыцарю Ладомиру Ладомирсону, приглашая его встретиться в Хейре…

На это свидание рыцарь прибыл без опоздания. Он приехал на корабль в непогожий денек — холодный ветер позванивал сосульками на канатах. На берегу от самого края воды начинался лес; зеленые ветви сосен мешались с черными, облетевшими. В Скогаланге было принято, чтобы деревья росли повсюду, даже на городских улицах, и поэтому город, лежавший в глубине бухты, почти не был виден, — лишь несколько домов, чьим владельцам, знать, нравился морской пейзаж.

Холодные волны пенились, разбиваясь о мел. Рыцарь перелез через борт, зябко кутаясь в меха, и ограничился поспешным рукопожатием, торопясь вовнутрь корабля, где ждало вино, подогретое с пряностями, и огонь в очажке.

И в это самое время из своей каюты выплыл семенящей походкой не кто иной, как принц Аурарий собственной персоной, в обществе одного из борцов (второго Эйрар со времени пожара так и не видел и сильно подозревал, что Плейандер тогда воспользовался моментом и прирезал его, но расспрашивать, конечно, не стал).

Завидя принца, рыцарь упал на колено, обнажил голову и припал губами к руке, которую Аурарий величаво ему протянул:

— Ваше высочество, мой принц…

— Мы помним тебя, — был ответ.

А чуть погодя, когда они только-только расселись у очажка, явился Мелибоэ, и рыцарь Ладомир вскочил на ноги:

— Это еще что такое? Господа! Вы допускаете на свои тайные совещания человека, отвергнутого Империей и Колодцем? Того, кто дерзает касаться запретного?.. Да, ничего удивительного, что у вас так скверно идут дела…

Мелибоэ сел, не произнося ни слова. Альсандер ответил за всех:

— На твой взгляд, может, они и плохи, но кое-кто из нас, и я в том числе, полагает: несмотря на потерю замка, эта осада здорово поколебала их проклятую власть!

— Ты хочешь, чтобы мы прогнали того, кто оставался с нами в самые черные дни, когда почти не на что было надеяться? — подхватил Рогей, я Эйрар не нашел, что добавить.

— Не знаю, не знаю, — покачал головой рыцарь, — но в одном я уверен: высокой цели нельзя достичь с помощью демонов и дьяволов, ибо как раз их используют валькинги, против которых мы бьемся. И потом, я что-то не верю, чтобы маги начали воевать друг с другом, ведь это им ни к чему. Нет, вся адская кухня трудится только к одной выгоде — к выгоде сынов Бриеллы!

— Я знаю, что вы, сударь, не пожелаете слушать меня, — проговорил Мелибоэ, — но всем остальным да будет известно, что раздоры заложены в самой природе существ, с которыми имеем дело мы, маги. И если мы иногда подогреваем их ссоры, в том нет никакого греха, тем более, что держава, против которой мы нынче боремся, основана на колдовстве. Не забудем также, что именно колдовство сгубило Бордвина Дикого Клыка, великого воина и волшебника…

Эйрару поневоле вспомнился день, когда Мелибоэ оставил Бриеллу именно потому, что там запретили заниматься той самой философской наукой, которую он с таким жаром теперь поносил. Однако юноша промолчал, а рыцарь простер длинную изящную руку:

— Я знаю, господин Мелибоэ, вам нет равного в споре, вы кому угодно докажете, что черное — это белое. И тем не менее, законы Колодца возбраняют использование вашего искусства, кроме как в целях защиты, а ведь вы сами первый нипочем не удовольствуетесь таким ограничением. Между тем правящий Дом есть залог благополучия всех стран Империи, а залог благополучия Дома — Колодец!

— Колодец! — воскликнул Эйрар, не удержавшись, ибо тот памятный рассказ Аргиры сильно поколебал его уверенность в такой уж благодати чуда Вселенной. Вероятно, сомнение явственно прозвучало в его голосе — рыцарь Ладомир повернулся к нему с проворством спущенной катапульты:

— Вы, юноша, насколько я слышал, сделались выдающимся воином и хитроумным полководцем; должно быть, вы и вправду счастливчик, поскольку во время прошлой нашей встречи вы были всего лишь вестником… посланцем изменника-мага, присутствующего здесь. Но заверяю вас со всей определенностью: без должного почтения к Колодцу ваша счастливая звезда погаснет подобно слабой свече, ибо Колодец есть то, на чем зиждется весь этот мир. Даже дикие звери почитают его: вот послушайте.

Вы видите, юноша — моя голова почти совсем седа, но пока ее вовсе не засыплет снегом, а снег не растает — я не позабуду того дня, когда я сопровождал к Колодцу ныне царствующего нашего Императора, его величество Аурариса. Он собирался испить свадебный кубок с дочерью рыцаря Бреммери… и тем самым омыть все грехи прошлого с себя и с нее. Он был уже немолод и притомился дорогой, и мы разбили лагерь в буковой роще. Тогда как раз стояла весна; и вот из чащи вышла свирепая волчица и зарычала на нас. Приметная это была волчица, с обгрызенным хвостом и порванным ухом, а за нею бежали двое волчат. Государь наш поднял было копье, но его невеста сказала:

«Возлюбленный и повелитель, с которым я скоро разделю ложе в согласии и любви! Позволь одной женщине вступиться за другую. Пощади ее ради меня!»

И его величество уступил ей. Владыка золотого трона Стассии оставил жизнь дикой волчице. И когда мы продолжили путь, она побежала следом, не знаю уж, то ли из любопытства, то ли из любви к нашему государю, и с нею оба волчонка. И поскольку все знали, что ее пощадил сам император, иные из свиты оставляли ей то косточку, то кусочек мяса. Достигнув колодца, мы все остались у врат, лишь царственные жених и невеста проследовали вовнутрь. А волчица вскарабкалась по каменистым склонам с другой стороны, словно бы не желая оставлять императорскую чету. Когда же его величество вновь появился перед нами об руку с невестой — ах, каким счастьем и миром сияли у обоих глаза! — они рассказали нам о явленном им чуде. Как только они вместе пригубили чашу, у кромки Колодца появилась волчица и принялась лакать из источника, а потом села перед венценосными влюбленными, подняла морду и провыла, точно приветствуя их.

Господа мои! Охотники не раз потом замечали эту волчицу в окрестностях Колодца. Ее легко узнавали по обгрызенному хвосту, рваному уху и двойняшкам-волчатам. И вот что произошло той же весной, через месяц или около того. На глазах у охотников волчица загнала оленя: в конце концов он запутался рогами в чаще и не мог больше бежать. Но когда она готова была разорвать ему горло, олень вдруг повернул к ней голову — и вот, господа, дикая волчица, голодная, с подведенным брюхом, и ведь при ней были волчата! — волчица издала все тот же вой, словно вспомнив о Мире Колодца — и убежала, кротко уступив оленя охотникам…

Но вы, юноша!.. В вашей власти обратить против валькингов чудотворную силу, способную умиротворить даже диких зверей — а вы вместо этого пользуетесь услугами заурядного колдуна с его ничтожными зельями…

— Государь рыцарь!.. — начал было Эйрар, еще толком не зная, что скажет, и притом видя краем глаза, как насмешливо кривятся губы Мелибоэ, скрытые взлохмаченной бородой… Но ничего сказать ему так и не пришлось, ибо владетель Ос Эригу грохнул кулаком по столу и поднялся:

— Во имя всего святого — вы точно прячетесь от новостей здесь, в Скогаланге! Преклоняюсь перед вашими высокими принципами, господин советник… но не перед вашей осведомленностью. Вы что, в самом деле не знаете, что мы взялись воевать именно с правящим Домом, прогнившим насквозь — ну то есть до такой степени, чтобы продавать дочерей на ложе Бриеллы, а наследника — мальчика, девочку — не разберешь — заставлять шпионить на Валька?

Господин Ладомир отшатнулся так, словно ему дали пощечину:

— Государь Микалегон, здесь я ваш гость, и, стало быть, по правилам рыцарской чести не имею возможности вызвать вас на поединок. Но когда вы сойдете на берег — я отнюдь не могу поручиться, что не произнесу в ваш адрес каких-нибудь слов, которые возможно будет смыть только кровью. А именно: что вы лжете.

Эйрар наклонился к уху Долговязого Эрба:

— Пожалуйста, передай мое почтение принцессе Аргире. Не могла бы она выйти сюда к нам ненадолго? Скажи ей, что здесь господин Ладомир Ладомирсон.

Некоторое время в каюте царило молчание, только старый рыцарь вздрагивал, точно в ознобе, дергая меховую опушку плаща. Но вот послышались легкие шаги, и появилась принцесса. Господин Ладомир тотчас преклонил колено.

— Поднимитесь, — сказала она. — И сядьте, прошу вас. Как я рада видеть вас, верный папин советник! У вас все хорошо?

Он отвечал:

— Я вновь лицезрею вас — и, значит, все хорошо. Но я только что слышал нечто, касающееся Стассии… такое, во что невозможно поверить!

Она улыбнулась.

— И тем не менее, вполне вероятно, что это была сущая правда. Уж не о том ли вам поведали, что сестрица моя помолвлена с Вальком, а я досталась бы Стенофону Пермандосскому — если бы не государь Микалегон и не меч предводителя Эйрара?

У рыцаря перехватило дыхание:

— Ваше высочество, умоляю, не сочтите допросом… Вы же знаете, я член Совета, а стало быть, имею прямое касательство… Кому могла прийти мысль заключить подобные браки?

Аргира пожала плечами:

— Так решил Совет, когда Вальк посватался… Такова была воля баронов Скроби и Сынов Колодца. И мой папа… мой папа…

— Ваш батюшка достиг того почтенного возраста, когда монарху следует в полной мере опираться на тех, кому он так долго сам был опорой.

— Да… я помню, приезжало посольство, его возглавлял рыжеволосый вельможа с жестоким лицом: Ванне… Ванесс…

— Ванетт-Миллепиг, нааросский Рыжий Барон! — сказал Рогей. Вернее, почти прорычал.

— Да, да, я думаю, это был именно он. Я не знаю всех подробностей, господин Ладомир, но в результате моя сестра была помолвлена, а мы с Аурарием посланы сопровождать ее.

Рыцарь низко поклонился. Его лицо было лицом человека, у которого из-под ног с грохотом обрушился мир.

— Мое почтение, принцесса… А вы, государь Микалегон, примите мою руку и половину извинения — ибо за то, что касается наследного принца, извинений я не приношу. Впрочем, нам следует лишь исполнять свой рыцарский долг. Если сюзерен оказывается… недостоин… этот долг велит нам лишь утроить усилия по возвеличению Трона…

— Я могу идти? — спросила Аргира.

— Ваше высочество, вы вольны уйти или остаться, как пожелаете. На советах подданных не может быть никаких тайн от членов императорского семейства… — но когда принцесса вышла, рыцарь обратил к ним лицо, покрытое смертельной бледностью: — Господа, произошли серьезные и поистине страшные вещи, и мне трудно сказать, что за всем этим кроется. О, зачем нет у меня крыльев гиппогрифа — вмиг умчаться за море и призвать к ответу лживых советников, насоветовавших погибель Империи!..

— Господин Ладомир, — сказал Мелибоэ. — Вы не желаете верить в мою добрую волю, так поверьте хоть сведениям, которые я вам хочу сообщить. Когда я последний раз был в Бриелле, это уже обсуждалось — я имею в виду, женитьбу графа Валька, — поскольку его ушей коснулся слух, будто имперское престолонаследование вполне может перейти к женской линии — при таком-то принце. Бордвин и еще немало членов валькинговского Совета были против: вы же знаете, как крепко держится этот народ древних обычаев, не допускающих никакого наследования привилегий. Мне также известно, что барон Ванетт-Миллепиг специально обучался заклятиям, долженствующим подчинить его воле имперский Совет. А для Сынов Колодца, которые, как известно, магии неподвластны, готовилось иное, столь же верное средство: золото. Вот каков был их план в то время, когда он стал мне известен. Им, правда, пришлось на некоторое время отложить всю затею из-за восстания в Мариаполе и войны с Салмонессой…

— Так ведь это измена! — сказал господин Ладомир. — Самая что ни на есть отвратительная измена! Хотя чего еще ждать от валькингов? Ничего удивительного, что я не был призван в Стассию, когда это обсуждалось… — Он помял пальцами губу. — Не могу только понять, отчего нас не предупредили представители Двенадцати Городов? Они всегда были дружны с народом Дейларны. Неужели барону и их удалось опутать своим колдовством?

Эвадне засмеялась лающим смехом:

— Смердюки, провонявшие собачьим дерьмом!..

А Эвименес добавил:

— Знай, рыцарь, что, кроме филедийцев, которые равно ненавидят и нас, и Дейларну, — Додекаполис не участвует больше в советах Империи. Там теперь всем заправляет Народная партия. Они пока еще признают Колодец — но не Дом Аргименеса!

— Вот как? Что ж, это в самом деле кое-что проясняет… но лишь в части, относящейся к прошлому. Что нам следует предпринять?.. Признаться, вы повергли меня на обе лопатки. Я точно попал в иной, незнакомый мне мир…

— Сударь, — сказал Альсандер. — Мы собирались зазимовать здесь, в Скогаланге, чтобы тем временем ты и Рогей разведали через ваше Железное Кольцо, как там идет усобица между валькингами на севере. Дальнейших же планов мы покамест не строили, так как мнения наши тут отчасти расходятся. Но мы с братьями по-прежнему убеждены, что с сынами Алого Пика не сладить иначе, как только опрокинув их в битве, а это навряд ли возможно без рыцарской конницы Двенадцатиградья. Мы предлагаем: соберите вооруженных людей, сколько сможете, но в бой не вступайте, а переправляйтесь к нам в Каррену. Колония дейлкарлов, живущих там, рада будет нас поддержать. Скинем проклятую смердюковскую власть — и вместе отправимся на север, на великую битву!

— Славное предложение, — кивнул господин Ладомир. — Но какова цена? И кто станет платить вашим рыцарям?

— Кто говорит о плате? Это союз, — возразил Альсандер, но даже сквозь загар и природную смуглость было видно, как он покраснел. Рыцарь повернулся к Рогею:

— Ты согласен?

— Никоим образом! Я считаю, надо поднимать лесных жителей Скогаланга. Мы захватим укрепления по всей провинции прежде, чем валькинги сообразят, что Крылатый Волк вышел на охоту. А мы тем часом двинем на северо-восток, в Белоречье, отрежем им все пути к югу, расшевелим Вастманстед — и будем сражаться в лесах, как король Аргименес в Серебряную Пору!

— Ты только забыл, что перед нами не безалаберные язычники, но люди, посвятившие войне всю свою жизнь. Нет, без регулярного войска нам с ними не совладать, — сказал господин Ладомир. — Друг мой, твой план — план мечтателя, нам же нужен трезвый стратег, мыслящий по-земному. Есть у кого-нибудь более основательные соображения?.. Хотя, впрочем, что можно придумать на месте, разве только вчерне… Так вы по-прежнему настаиваете на том, чтобы держать совет в присутствии чародея, продавшего своих прежних хозяев?..

Воцарилось молчание.

— Что до меня — да, — сказал Эйрар.

— Куда молодой вождь, туда и я, — проворчал Микалегон.

— И я, — кивнул Рогей.

— Значит, во имя общего согласия кто-то должен уступить, и пусть это буду я… хоть и сдается мне — добром это не кончится, — подытожил рыцарь, осенил себя знаком истинной веры и вновь содрогнулся, как если бы стылый ветер, влетевший снаружи, пробрал его до костей.

Мелибоэ, после первой своей речи сидевший со скромно потупленным взором, вновь поднял голову.

— Вы поступаете верно, господин рыцарь, — молвил он. — Я ведь знаю, о чем вы думаете, хотя нипочем не скажете: если сейчас меня выгнать отсюда, это никакой выгоды вам не принесет, зато рассорить может со многими… Но к делу. Я смотрю, все вы топчетесь вокруг да около самого главного, а именно: предполагаемый брак свяжет Валька с Империей — сделает ее Империей Валька. И если это произойдет, с вами будет покончено. Чего доброго, он отравит самый Колодец, как уже отравил немало жизней, закрывая лицеи, сгоняя непосильными налогами с земли крестьян Вастманстеда… сажая рабов за ткацкие станки Мариаполя. Вы правы, господин рыцарь, еще и в том, что вам следует немедленно отправиться в Стассию, созвать полный Совет, прогнать околдованных и подкупленных и отменить указ о столь беззаконной помолвке. Но в одном вы все-таки ошибаетесь; все пропало также и в том случае, если угаснет боевой дух вот этих юных вождей Дейларны. Случись это

— и недалек день, когда воины Алого Пика ворвутся в императорский дворец в Стассии… И вот вам еще совет: станете обдумывать, как вести войну — прислушайтесь к вождю Эйрару. Я гадал о его будущем и утверждаю — второго такого счастливчика, особенно по части сражений, вам не найти.